Принцип логики и справедливости

Давайте представим себе пересеченную местность, на которой на определенных позициях дислоцированы войска противников, состоящие из конницы, пехоты, артиллерии и любых других родов войск. Они оказывают друг на друга воздействие, совершают определенные маневры, идут в атаку со штыками, копьями и саблями. Короче говоря, давайте представим себе поле боя! Такой бой является отражением действа. Перед нами стоит задача проанализировать ситуацию.

В каждый момент времени, даже если этот момент очень маленький, например одна миллионная доля секунды, каждая из сторон совершает определенные усилия.

Что же мы увидим, если рассмотрим такой момент? Над полем боя летит несколько пуль, слегка сокращаются мышцы, один солдат падает, другой стреляет, в голове полководца возникает стратегическая идея, продвинулась вперед повозка с боеприпасами, готовится путь к отступлению и т. д. и т. п. Ситуация меняется минимально.

Совокупность всех мельчайших действий одной стороны мы назовем «мини-маневром». Каждая из сторон в каждый момент времени совершает мини-маневр.

При оптимальном действе каждое воздействие в отдельности направлено на достижение наилучшего результата.

Производимое воздействие имеет определенную направленность. Например, огонь каждого ружья и каждой батареи направлен туда, где цели расположены ближе и плотнее. При оптимальном действе каждое воздействие в отдельности направлено на достижение наилучшего результата. При почти оптимальном действе воздействие направлено на достижение результата, близкого к наилучшему.

Поэтому каждый бой состоит из целого ряда мини-боев. Солдат сражается с солдатом, отряд с отрядом, батарея с батареей и т. д.

Каждое оружие в каждый момент времени должно действовать на конкретной ограниченной территории, на которой выгода его действий будет максимальной.

Давайте теперь разложим бой на составные бои. Конечно, их число может быть очень различным. Для ясности и краткости давайте исходить из числа сто. Итак, сто отрядов одной стороны, мы назовем их А₁, А₂ .... А₁₀₀, воюют против ста отрядов другой стороны Б₁, Б₂ и т. д. А₁ оказывает воздействие на Б₁, А₂ на Б₂ и т. д. А₁ не оказывает воздействия на Б₂, потому что в данной ситуации и в данный момент Б₁ представляет для А₁ гораздо лучшую цель.

Следовательно, мы раскладываем бой на составные бои, исходя из принципа достижения наилучшего результата.

Допустим, А₁ имеет превосходство над Б₁. И мы знаем, что у А₁ есть средства для реализации этого превосходства. Это значит, что Б₁ испытывает давление, которое в конечном итоге заставило бы его уйти в глухую оборону или отступить, если бы он в своих маневрах не учитывал интересы своих товарищей. Если Б₁ последует своим эгоистическим устремлениям, то значительная часть воздействия А₁, которое испытывает Б₁, высвободится, и А₁ сможет обратить его против Б₂, Б₃... и т.д.

Следовательно, Б₁ не только находится под давлением воздействия А₁, но и должен исполнять определенную функцию ради положительного исхода всей борьбы.

А₁ также испытывает двойное давление. Если он ограничится оптимальными действиями против Б₁, то его превосходство скажется слишком поздно или не будет столь существенным. Поэтому А₁ должен подчиняться также альтруистической необходимости, зависящей от ситуации на поле боя.

Предположим, нам известно любое возможное развитие борьбы между А₁ и Б₁. Понимание – это объяснение сложных вещей через простые. Следовательно, для того чтобы понять суть действа между войсками А₁ .... А₁₀₀ и войсками Б₁ .... Б₁₀₀, надо понять суть действа А₁ против Б₁, А₂ против Б₂ и т. д.

Поскольку А₁ имеет преимущество над Б₁, рано или поздно Б₁ необходимо оказать помощь. Сторона А угрожает стороне Б в конкретном бою А₁ против Б₁, и защита от этой «угрозы» – одна из функций Б₂, Б₃.

Угрозы заставляют противника совершать определенные маневры. Каждому мини-маневру соответствует мини-усилие. При сокращении мышц устает сердце, при этом усталость зависит от расхода энергии. Если внимание сконцентрировано на одной цели, то нужно время и нервы, чтобы переориентироваться на другую цель. При стрельбе уменьшается количество патронов. При сближении с противником мощь его огня увеличивается. Если вы позволили ему себя заметить, то ему будет легче произвести разведку ситуации, то есть он сможет стрелять прицельно. Итак, во-первых, при маневре совершается физическое усилие, во-вторых, во время действия воздействие противника усиливается и, в-третьих, расходуются средства воздействия (например, патроны). Все это мы объединяем в понятие «усилие». Очевидно, что продуктивность солдата, вооруженного ружьем, патронами, штыком и т. д., можно определить, сравнив его с другими сходным образом вооруженными солдатами. Эту величину можно измерить. В каждый момент времени продуктивность зависит от различных факторов (например, от количества патронов, от физического состояния солдат и т. д.). Со временем она меняется. То есть данная функция связана со временем и рядом других факторов. Усилие снижает продуктивность той стороны, которая выполняет это усилие, и увеличивает продуктивность другой стороны. То есть усилие – это уменьшение собственной продуктивности плюс увеличение продуктивности противника. Итак, эту величину можно измерить, и она зависит от времени и от ряда других факторов.

Каждому мини-маневру соответствует изменение, обычно это увеличение разности воздействия обеих сторон. При приближении к противнику наше воздействие усиливается. Если мы нашли хорошее укрытие, то воздействие противника уменьшится. Если мы заняли позицию на фланге, вероятность попадания пуль увеличится.

То есть в результате мини-маневра в целом наше воздействие увеличится, а противодействие противника уменьшится, и в любом случае воздействие немного изменится.

Нередко маневры требуют жертв, оставаясь при этом оптимальными. Когда кавалерийский отряд начинает атаковать батарею, он вначале несет очень большие потери. Кавалерию косят пули. Если же кавалерии удалось достичь цели, это значит, что батарея противника потерпела поражение. Канониры вынуждены отступать, или их поражает копье или сабля. Поэтому оптимальные мини-маневры не всегда выгодны. Они выгодны лишь в том случае, если продуктивность в результате повышается.

Следовательно, каждому бесконечно малому маневру соответствуют определенная цель, желание, задача, которые необходимо выполнить. И такое же желание, такая же задача соответствует всему ряду маневров, которые лишь в конечный период времени составляют один большой маневр. Задача, которую ставит перед собой А₁ в борьбе против Б₁ – мы называем ее элементарной задачей и исходим из того, что вид и ход ее решения известны, – отчасти зависит от действа между А₁ и Б₁ и отчасти от функции, которую исполняет А₁. Поэтому она является частью плана А₁, который участвует в ведении боя А в рассматриваемый период времени.

Например, если А₁ несмотря на свое превосходство над Б₁ отступает, то этот маневр говорит о том, что А планирует упредить атаку на А₁, или перенести направление главного удара на другую часть поля боя, или же вообще отступить. Или если А₁ активно атакует Б₁, это значит, что А стремится заставить Б оказать помощь Б₁ и таким образом ослабить состоящий из боевых отрядов и резервов Б₂ .... Б₁₀₀.

По маневрам противника деятель может разгадать его планы и понять его намерения. Он понимает язык маневров. Маневр – это своего рода аргумент противостоящей стороны, аргумент, который он понимает и на который отвечает ответным маневром.

Язык маневров, как и всякий язык общения, состоит из лексической и грамматической части. Каждый элементарный маневр – это слово, цепочка таких маневров – предложение, выражающее определенную мысль. Во многих живых языках используются одни и те же слова и сочетания мыслей, так же и во всех действах используются предложения, которые в принципе имеют одинаковую форму. Чтобы это выяснить, надо оставить без внимания все второстепенное и учитывать только характерные условия действа.

Для того чтобы определить эти характерные условия, надо узнать слабые места противника, а также понять, какое воздействие оказывают страты и какое давление оказывается на отдельные точки поля, на котором разворачивается действо.

Слабость – это некая продуктивность, то есть солдаты, ружья, лошади, пушки и т. д., размещенные таким образом, что они привлекательны для атаки противника. Если усилие, необходимое для атаки на слабое место противника, велико, то соответствующая часть войска находится под маленьким давлением. Чем меньше усилие, тем больше давление на войско противника. Давление, которое А оказывает на конкретную точку, обратно пропорционально усилию, которое А должен предпринять, чтобы оказать на эту точку определенное воздействие или, скажем, единицу воздействия. То есть давление тем меньше, чем лучше защищена местность вокруг точки, чем дальше находится А и чем труднее для А приблизиться к этой точке или так или иначе усилить свое воздействие на нее.

Фактическое воздействие А на точку зависит от того, занята эта точка противником или нет и насколько слабы расположенные там войска.

Следовательно, есть существенная разница между фактическим воздействием, то есть между действиями страты в конкретный момент, и давлением, которое она оказывает на все точки поля действа. На точку оказывается давление, и при этом не важно, занята эта точка противником, или нет. Противник неохотно занимает точки, на которые оказывается большое давление, и так же неохотно проходит через зоны, на которые оказывается большое давление. Поэтому величина давления, оказываемого обеими сторонами в разных точках поля действа, сильно влияет на маневры противников. Эти величины отражают представление полководца о ситуации на поле боя в цифрах, то есть очень точно. Полководец воспринимает поле боя только как отношение между различными величинами давления. Это относится к любому действу, нужно только эти рассуждения воспринимать как параболу.

Нет причин отрицать возможность строго математического расчета всех этих величин. Дело в том, что во всех известных действах у полководца по мере приобретения опыта и умения вырабатывается своего рода «глазомер», или инстинкт, состоящий в способности принимать решения, которые позволяют ему быстро и в то же время довольно точно оценивать эти величины. Это умение поддается совершенствованию. Это предположение ни в коей мере не абсурдно. Следовательно, будет вполне логично предположить, что все три описанных выше показателя – слабость, воздействие и давление – имеют точное математическое выражение.

Итак, допустим, нам известны эти величины, допустим, что мы также определили, как изменятся эти величины в результате тех или иных возможных маневров. Тогда мы можем создать своего рода словарь маневров, независимо оттого, что из себя представляет данное конкретное действо. Ниже мы приводим различные предложения и даем их перевод на язык маневров.

Я разворачиваю свои силы. Цель маневров – равномерное распределение давления.

Я атакую слабое место А. Концентрация воздействия на А.

Я буду атаковать А. Концентрация давления на А.

Я занимаю оборонительные позиции. Самые слабые силы перебрасываются в те места, на которые оказывается наименьшее давление. Линия, на которую противник оказывает наибольшее воздействие, имеет мало слабых мест, противнику трудно собрать сведения о них, и они очень мобильны.

Я угрожаю уничтожить части А. Давление на А достигло такого размера, что достаточно небольшого усилия, чтобы уничтожить его подразделения.

Это мнимая угроза. Спокойное развертывание сил или полное бездействие, несмотря на концентрацию давления противника на слабое место.

Я отступаю и таким образом ухожу от твоей угрозы. Переброска слабых сил, которым угрожает противник, в места с маленьким давлением.

Я сопротивляюсь твоей угрозе. Маневры, существенно увеличивающие усилие, которое противник должен совершить для реализации своей угрозы.

Если ты исполнишь свою угрозу, то себе же и навредишь. Мы отвечаем своей угрозой на слабое место противника, для защиты от которой необходимы страты, которые он использует для атаки.

Я собираюсь атаковать тебя. Концентрация давления на многочисленные слабые места противника.

Ты не можешь ожидать, что твоя атака будет успешной. Развертывание войск и незначительная концентрация давления на слабые места противника.

Моя атака предвосхитит твою атаку. Мы не даем противнику возможности концентрировать свое давление, проводя собственную ответную атаку.

Ты сильнее меня. Отступление в места с более слабым давлением.

Я отступаю, но будь осторожен. Медленное отступление с одновременной концентрацией давления на точки, с которых противник может оказывать сильное давление.

Я буду атаковать тебя позже. Операции, целью которых является уменьшение армостии противника.

Возможно, я буду атаковать тебя. Страты, имеющие сравнительно небольшое значение, занимают точки с низким давлением, откуда они могут оказывать сравнительно большое давление.

Позже я буду обороняться, не отступая. Уменьшение давления в будущем за счет создания защитных укреплений.

Я продержусь довольно долго. Наши очень мобильные страты занимают точки с маленьким давлением, из которых можно оказывать сильное воздействие.

Я собираюсь отступать. Мы посылаем страты с небольшой армостией в удаленные точки с небольшим давлением.

Я ставлю все на одну карту. Большая концентрация давления на одно слабое место противника, при этом операции ведутся через зоны большого давления. Полное пренебрежение к будущим угрозам противника.

У меня те же права, что и у тебя. Мы имитируем маневр противника в сходных условиях.

У меня больше прав, чем у тебя. Имитация маневра противника в более благоприятных условиях.

Твоя атака потерпела неудачу. Мы атакуем подразделение, оказывающее на нас большое давление, и заставляем его отступать.

Моя атака потерпела неудачу. Страты, оказывавшие сильное давление, перебрасываются в места с низким давлением.

Я терплю поражение, но я дорого продам свою жизнь. Я оказываю воздействие на страты противника, которые заняли места с высоким давлением. Я не отступаю.

Я в отчаянии. Берегись. Атака или подготовка атаки на превосходящие силы противника.

Ты потерпел поражение. У меня нет необходимости тебя атаковать. Армостия противника практически истощена. Занимаем оборонительную позицию.

Ты должен атаковать меня, или ты потерпишь поражение. Операция, которая очень сильно уменьшает армостию противника.

Ты добился незначительного успеха. Я продолжаю борьбу после потери слабого места.

Успех, к которому ты стремишься, не имеет большого значения. Мы не оказываем помощь нашему слабому месту, которое атакует противник, но постараемся продать как можно более дорогой ценой. Энергичные контратаки и другие активные действия.

А не сильнее Б. Давайте сравним их. Б вступает в борьбу с А. Ни одна из сторон не отступает.

Я признаю, что А сильнее Б. Б уходит от угрозы А, отступая или присылая дополнительные силы.

Меня не интересует, сильнее ли А, чем Б. Б отбивает атаки А, но не предпринимает никаких усилий для контратаки.

Я хочу тебя уничтожить. Операции, нацеленные на истощение армостии противника.

Я хочу заставить тебя отступить. Концентрация давления на позиции противника, при этом мы не пытаемся затруднить ему отступление.

Я хочу, чтобы ты понес серьезные потери. Готовим мощную атаку, одновременно нанося ущерб армостии отступления противника.

Ты сильней, но у тебя нет права требовать так много (от меня или от судьбы). Мы входим в несколько мест с сильным давлением, чтобы затем перейти в атаку, хотя очевидно, что мы слабее. Эта атака направлена на те силы противника, которые собираются занять позиции, представляющие для нас очень большую угрозу.

Я использую настоящий момент. Прилагаем большие усилия.

Момент кризиса еще не настал. Никаких усилий не прилагаем.

Скоро наступит кризис. Занимаем точки с маленьким давлением, из которых можно оказывать воздействие на противника, не прилагая больших усилий.

Я знаю, что удержать позицию трудно, но сделаю все, что смогу. Тяжелая оборона. Слабая контратака. Отступаем оттуда, где не можем удержаться.

Конечно, величина, вид и расположение слабых мест, давления, защитных укреплений и т. д. могут очень сильно различаться, и это делает язык маневров бесконечно многообразным. Поэтому мы не можем вдаваться в детали, да это и не нужно. В наших рассуждениях важно то, что этот язык существует и что его можно выучить. И то и другое вынужден признать даже самый отъявленный скептик. Ведь и в борьбе за существование используется язык без слов, выражающийся в движениях тела и рук, в мимике, в блеске глаз, и этот язык хорошо понимают даже животные. Мы свидетели возникновения новых подобных языков, например, языка дуэлянтов на пистолетах, в котором движение руки к бедру понимается как начало атаки, а поднятая вверх рука как отказ от атаки.

В основе каждого маневра находится конкретная идея, и наоборот, всякому представлению о природе слабых мест, функций отдельных страт, давления и т. д. соответствует ряд маневров. Полководец составляет свое суждение о каждой из этих величин, и его решение является следствием его суждения. В его голове происходит соответствующий мыслительный процесс. Сначала анализ ситуации, потом желание взять ситуацию на поле боя под свой контроль и в конце поиск маневров, соответствующих поставленной им перед собой задаче.

В основе каждого маневра находится конкретная идея, и наоборот, всякому представлению о природе слабых мест, функций отдельных страт, давления и т. д. соответствует ряд маневров.

Следовательно, действу на поле боя сопутствует еще одно действо. Бой – это физическое явление, а сопутствующее действо – явление идеальное, это дискуссия, которую ведут полководцы языком маневра. Победа на поле боя одновременно означает идейную победу в споре мыслей.

Сопутствующее действо можно сравнить с математическим трудом, судебным процессом или работой законодательного органа. Если первоначальное действо – это борьба между тремя и более сторонами, то такой же может быть и сопутствующее действо. Такая борьба напоминает словесную дискуссию в парламенте. Но, как правило, речь идет о борьбе между двумя сторонами и решении задачи одной стороной. Таким образом, основным прототипом сопутствующего действа можно считать правовой спор или математическую задачу.

Бой – это физическое явление, а сопутствующее действо – явление идеальное, это дискуссия, которую ведут полководцы языком маневра.

Для этих типов борьбы действуют два принципа: принцип работы и принцип бережливости.

В правовом споре каждая из сторон выдвигает свои претензии. Одна сторона обвиняет, утверждает, приводит аргументы в защиту своих утверждений. Другая сторона защищается, старается разбить утверждения обвиняющей стороны и выдвигает контробвинения. Пункт за пунктом объективный судья оценивает все аргументы сторон. И выяснив все важные моменты, он выносит свое решение. Сведения, которые к делу не относятся, он оставляет без внимания. Он учитывает противоречия. Следовательно, он настаивает на применении принципа ценности. Хорошие адвокаты не прилагают лишних усилий. Тем самым они признают принцип бережливости.

Примерно то же самое и в математической теореме. Ее жизнеспособность зависит от способности служить познанию истины. Следовательно, здесь действует принцип работы. Доказательство должно быть максимально кратким, а его информативность максимальной. Следовательно, здесь действует принцип бережливости.

Если основное действо конструктивно, то сопутствующее действо не может быть деструктивным. Это можно доказать следующим образом. Любой аргумент, который можно выдвинуть в сопутствующем действе, находит свое выражение в маневрах и наоборот. Потому что в принципе неважно, сообщаем ли мы наши мысли вербально или посредством действий. Поэтому деструктивный маневр не может быть конструктивным в другом действе, происходящем параллельно с первым.

Теперь давайте рассмотрим борьбу за существование. Участники этой борьбы предпринимают различного рода атаки, оказывают давление друг на друга, обороняются и контратакуют, в общем, мы видим очень разнообразную картину борьбы. Сопутствующее действо здесь – это мыслительный процесс, своего рода критика, которой подвергается любой жизненный процесс. Если на нас оказывается давление, мы спрашиваем, на каком основании. Если нам предъявляются требования, мы хотим знать, на чем они основаны. Если провозглашается истина, наш внутренний голос настаивает на ее оценке. Если предъявляются доказательства, мы исследуем их на предмет прочности логики. Во всех этих процессах сторона, которая в ходе борьбы за существование намерена атаковать или оказывать давление, должна отвечать на критику.

Следовательно, атакующая в основном действе сторона должна обороняться в сопутствующем действе. Это общее условие. Когда противник переходит в атаку, обороняющаяся сторона задает вопрос: оправданна ли эта атака, логична ли она? И если он приходит к выводу, что атака неоправданна, то должен выразить свою оценку через соответствующий маневр или хотя бы иметь такое намерение. При этом атакующая в действе сторона должна отвечать на критику. Атакующий размышляет, с помощью каких маневров можно разбить утверждения противника. Как если бы он стоял перед судьей, который обвиняет его в том, что он решился применить насилие или собирается применить насилие. Обвинение записано на языке маневров, который мы используем только в разговоре с воображаемым судьей. Его защита состоит в его контрманеврах. Успех или неудачу атаки будет назначать судья в зависимости от того, признает или не признает он правоту истца, защитника действа.

Защитник любого действа исходит из принципа бережливости. Он не прилагает усилий, если его не вынуждают к этому действия противника. Там, где это возможно, он не изменяет дислокацию страт. Он уступает давлению, но лишь настолько, насколько позволяют силы. Поэтому его стратегию легко понять и исполнить.

Защитник любого действа исходит из принципа бережливости. Он не прилагает усилий, если его не вынуждают к этому действия противника.

Следовательно, тот, кто атакует в основном действе, должен обороняться в сопутствующем действе. Поэтому он действует так, чтобы его маневры при переводе на язык сопутствующего действа отвечали принципу бережливости. Он без помех продолжает начатую атаку, если маневры обороны не заставляют его изменить ее. Только в этом случае атакующий совершает усилие в сопутствующем действе, формулируя новую идею. И так же логично и экономно он продолжает действовать в сопутствующем действе вплоть до принятия решения.

Этот принцип, определяющий стратегию атакующего, называется «принципом справедливости и логики». Ведь в борьбе за существование речь всегда идет о справедливости и логике агрессивных действий. Поэтому мы позволяем себе продемонстрировать эту картину в виде спора, разворачивающегося перед воображаемым судьей.

В соответствии с этим принципом оптимальные маневры атакующей стороны известны заранее. Если действительно существует лишь одна возможность выполнить задачу экономно, соответственно существует и только одна возможность провести логичную и справедливую атаку.

Тем самым мы достигли поставленной цели. Ведь каждое действо состоит из маневров развертывания, атаки и обороны. Следовательно, сформулированные нами постулаты объясняют суть любого процесса в действе.

Суть торговли состоит в следующем: мы привозим вещи оттуда, где их много, туда, где они используются (Эмерсон). Если фирма действует исходя из этой задачи, ее существование оправданно. И лишь до тех пор, пока она доказывает свою оправданность, она имеет право на существование. Коммерсанта, который хочет добиться большего, чем объективного результата своей работы, можно сравнить с полководцем, который слишком многого ждет от использования маленькой слабости противника. У них преувеличенные желания, и это может иметь для них роковые последствия.

У оратора должна быть идея.

Его цель – не разбудить интерес, интерес уже присутствует, он должен переработать имеющийся исходный материал. В каждом своем предложении он должен (в соответствии с принципом работы) говорить нечто новое и важное. Он должен систематизировать свои мысли (в соответствии с принципом бережливости) таким образом, чтобы в любой момент использовать мыслительные способности слушателей для понимания его аргументов. Он должен (в соответствии с принципом справедливости) бережно расходовать возможности речевого воздействия, образности и всю силу приберечь для тех мест, в которых он хочет произвести самое сильное впечатление. Он должен распалять воображение слушателей, соблюдая при этом меру.

Учитель и врач – это своего рода замена органов, которые природа еще не создала. Человеку, находящемуся на низкой ступени развития, не нужен учитель и врач, они у него внутри. Его тело создано таким образом, что во время сна и в состоянии покоя живущий у него внутри очень мудрый, ловкий и изобретательный врач определяет все неполадки в организме и исправляет их. В мозгу у человека живет древний инстинкт, ставящий полезные задачи и не позволяющий разбазаривать силу ума на фантазии. У современного человека природа еще не успела создать инстинкт учителя и врача, приспособленный к сложным условиям современной жизни.

Учитель, живущий в мозгу человека, не наказывает своего ученика. Он вызывает желания, для исполнения которых необходимо усилие.

К сожалению, наши учителя и врачи не воспринимают себя в качестве органов. Иначе они использовали бы уже созданные природой подобные органы в качестве образца и работали бы более эффективно.

Врач, находящийся внутри организма, всегда бодрствует и действует. Он препятствует вторжению вражеских бацилл, борется с ними, если они все-таки проникли в человеческий организм, и готовит противоядие, которое ослабляет противника. Он неплохой стратег и вмешивается только тогда, когда это действительно необходимо. Но в этом случае он вмешивается решительно и когда больной мечется в горячечном жару, использует все свои силы, чтобы одержать победу над врагом.

Для того чтобы ввести в организм больного лекарство, он использует не насилие, а аппетит.

Если на человеческую расу напала новая болезнь, он учится побеждать ее. Со временем она теряет свою вирулентность и исчезает.

Учитель, живущий в мозгу человека, не наказывает своего ученика. Он вызывает желания, для исполнения которых необходимо усилие. Неважно, приводит это усилие к успеху или нет, в любом случае это – урок, и этот урок остается в памяти: как использовалась сила, какие препятствия приходилось преодолевать и насколько они были трудными. В конце он систематизирует эти уроки, чтобы их можно было легко вспомнить.

Говорят, что музыка – это выражение радости. Я так не думаю. Радость вызывает ритмическое движение, особая функция музыки – выражать желание и страх. Миллионы ощущений желания и страха, которые мы наследуем и которые откладываются в нас в процессе жизни, запускаются через музыку, и мозг слушателя непроизвольно создает представления, которые дают конкретную жизнь разбуженным музыкой ощущениям. Без сомнения, этот процесс подчиняется определенным законам. Музыкальные критики и поэты знают эти законы, хотя и не могут дать им точного определения. Поскольку музыка воздействует на настроение в соответствии с определенными законами, мы можем считать ее своего рода телеграфом. Каждому звуку соответствует конкретное чувство и картинка, музыкальному произведению – ряд чувств и картинок, которые с калейдоскопической быстротой меняют друг друга, рассказывая сказку или сон. Опытный композитор должен подобно опытному оратору соблюдать три принципа борьбы. Гармония – это выражение обороны. Она поглощает минимум нервной энергии. Ей соответствует спокойное течение рассказа. Дисгармония агрессивна, следовательно, она должна быть обоснована и оправдана. Она вносит в рассказ момент борьбы. Сила звука – это естественное выражение чувств, страсти. Мелодия – тема рассказа. В сопутствующем действе музыкального произведения, арена которого – настроение музыкально-критического слушателя, исследуется логика рассказанного сна и оценивается оправданность произведенных воздействий на чувства согласно своего рода музыкальной морали. В жизни аморально каждое действие, которое содержит в себе элемент неоправданного предпочтения. Так же и в музыке. Надо только научиться понимать телеграфный язык ее знаков, чтобы уметь читать отдельные параграфы свода ее законов. А для этого надо изучать психологию человека.

Приведенные здесь взгляды в той или иной форме можно найти в некоторых интересных критических статьях о творчестве замечательных композиторов. Так, Лоуренс Гилман в своей рецензии на творчество Клода Дебюсси в журнале «Норт Америкен Ревью» за 1906 год на стр. 881 пишет: «...Он делает вещи, кажущиеся почти что анархическими тем, чья задача высоко нести знамя старых правил искусства. Но если мы понимаем его язык, мы понимаем и ненавязчивую, но неумолимую логику его музыки». В своей рецензии на оперу «Пеллеас и Мелизанда» критик говорит: «Невозможно представить себе это произведение в сочетании с другой музыкой, ...более того, слушая это лирическое произведение, трудно оторваться от его музыкального сопровождения». Следовательно, в музыке мы находим подтверждение постулата об однозначности оптимальных действий. Далее критик пишет: «Его оркестр – это точное отражение изменяющихся чувств в тексте и в действии, но в первую очередь посредством намеков, а не ударений... Ноты, выражающие страсть, борьбу, трагедию, не могут быть слишком сильными. Его персонажи любят и желают, испытывают триумф, ненавидят и умирают с удивительной бережливостью и проникновенностью, ...но в кульминационные моменты ...музыка удивительно тонко передает драматизм и кризис чувств».