Глава 19

Гибель генерала Ефремова

Несколько версий

Рождение легенд о командарме Ефремове. Версия полковника В.М. Мельникова. Версия Толи Сизова. Другие версии. Голушкевин — Голубеву: «Самый верный и лучший способ выручить Ефремова — ваш прорыв». Отважная радистка-разведчица Мария Козлова

Как мною уже замечено, существует несколько версий гибели командарма Ефремова. Некоторые из них носят характерные черты легенд. И это не только от недостатка достоверной информации. Хотя и это, несомненно, стало одной из причин того, что версии гибели генерала Ефремова настолько многочисленны и противоречивы. Но главная причина появления легенд в том, что народ склонен к созданию мифов. Народу нужен был свой герой. И народ его творил. Из того подручного материала, которым владел от первоначальных времен, — памяти и слова.

Из книги военного историка полковника В.М. Мельникова «Трагедия и бессмертие 33-й армии»:

«Проведя весь день в лесу северо-западнее Новой Михайловки, группа с наступлением ночи продолжила движение, обходя деревню с севера на юг лесом. Всю ночь она медленно продвигалась в избранном направлении, выйдя утром в район примерно в 2–2,5 км севернее Горнева. Было принято решение отдохнуть здесь до вечера, а с наступлением темноты продолжить движение.

Однако враг обнаружил местонахождение группы командарма, которая вынуждена была принять бой. Преследуемая немцами, она с боем продолжила свой путь в направлении Горнева. Здесь в лесу, восточнее деревни группа приняла свой последний бой. В ходе ожесточенного боя с врагом, окружившим группу с трех сторон, генерал-лейтенант М.Г. Ефремов получил тяжелое ранение и, уже потеряв возможность двигаться и активно сопротивляться врагу, но не желая даваться в плен, выстрелил себе в правый висок из своего пистолета. Это произошло во второй половине дня 18 апреля 1942 года».

И историк В.М. Мельников, и другие исследователи истории гибели 33-й армии, в том числе и преподаватель Кондровского педагогического училища А.Н. Краснов, выяснили, что рядом с командармом в момент его гибели было несколько человек. Трое из них выжили. Медсестра одного из госпиталей Елена Дмитриевна Снегирева, еще одна девушка, имя которой неизвестно, и Анатолий Николаевич Сизов[133], Толя Сизов, которому в то время было всего 15 лет и которого взяли с собой проводником, потому что он хорошо знал здешние леса, но знаниями которого генерал Ефремов так и не воспользовался. Его воспоминания отчасти дополняют предыдущую главу, а потому я привожу их в наиболее полном виде.

Из воспоминаний А.Н. Сизова, записанных другим исследователем истории погибшей армии майором С.Д. Митягиным:

«В феврале месяце дан был приказ выйти из леса и присоединиться к 33-й армии всем, кто находился в лесу. Наш отряд — 20 человек. Вася Танькин командовал. Вышли из леса на оборону села Рупасово. Там была школа, церковь, и там мы держали оборону.

3 марта 1942 года немцы начали наступление на Рупасово и отрезали нас. Мой отец погиб. Отряд собрался идти на прорыв через Старую Луку с одной из окруженных частей 160-й стрелковой дивизии. Мы пошли в сторону Беляево, Быково и пробились к своим. Там я попал на кухню. В этом доме стоял особый отдел. Это было в Шпырево. Я туда попал из 160-й дивизии. Нас было двое: Сашка Кузнецов и я[134].

Под вечер с 13 на 14 апреля уходили под горочку в лес на санях вместе с поваром. В лесу завязался бой, и там ранило моего товарища Сашку. Я его здесь и потерял, потому что в этом лесу мы все обозы побросали. Пошли в Шумихинские леса под Ключик. Вышли с левой стороны по ходу. Были бои через большак, когда проходили дорогу Климов Завод — совхоз «Кобелево». Это тракт. В ночь двинулись к Угре.

Угру форсировать не пришлось, много народу потопило. Там стреляло два пулемета трассирующими пулями, били из деревни Костюково. В Покровке немцев не было.

Помню, на склоне было совещание. Пошли в обратную сторону через Антипов овраг. Здесь, откуда ни возьмись, немцы. Там была дорога из Большого Виселева на Хохловку. Пулеметов у немцев не было, только автоматчики. Немцы оттуда стреляли, мы перебегали прогал, метров сто.

После Хохловки лесом пошли назад к Ключику. Хотели идти на Новую Михайловку, там была речка. Хотели перейти ее, но там у немцев были вкопаны танки, и они начали стрелять. Мы отступили. Вот здесь и говорили, что утопили рацию. По этому лесу между Ключиком и этой речкой нас сильно обстреливали, даже с деревьев макушки летели. Нам пришлось обратно переходить большак. На этом большаке опять был бой, и мы пошли по этой речушке к Заднему Моху. Перешли эту речушку и там вошли в лес. Стали обходить Новую Михайловку.

В лесу переходили большак севернее обелиска[135].

Возле большака, в лесу, где видно Тарасовку, был сильный бой. А после боя плотину перебежали, как — уж не помню. Где перешли Собжу, не помню. Мы ее только по плотине могли перейти. Когда перескочили Собжу, охраны уже не было. Охрану командующего всю перебили. И вот мы вышли к поляне на краю леса.

Командующий там сел с комиссаром, напротив сели еще три человека. То, что командующий был ранен, я не видел. Когда показались немцы, они шли цепью, командующий застрелился сам. А мы полегли вниз головой. Немцы прошли. Кто был жив, всех расстреляли и ничего с убитых не взяли. Они прошли цепью. Когда они уже скрылись, вижу, остался жив я и одна девушка. Может, кто еще был жив, не знаю.

Я взял у убитого комиссара кусок хлеба, соль, планшет с картой, а у командующего взял маленький пистолет и рядом подобрал еще большой. Мы пошли вслед за немцами к Собже.

Когда подошли к Собже, уже смеркалось. Сели там. Я прислонился к дереву и уснул. Там и переночевали. Как только рассвело, мы спустились по крутому берегу к реке. Там было повалено большое дерево. Мы по нему перешли реку. Возле деревни Тарасовки спустились со склона и пошли через поле. Пошли, и, только к лесу подходить стали, нас обстреляли немцы. В этом лесу мы остановились. Оказалось, в этом лесу стояла немецкая артиллерия. Нам об этом сказала наша группа, которая наткнулась на нас. «Как вы здесь оказались? — говорят. — Здесь же немецкие артиллеристы недалеко от вас». Мы там с 19 по 25 апреля просидели, а 26-го уже в плен попали.

Мы разделились на две группы, поскольку и у них, и у меня была карта. В той группе были одни младшие командиры. Идти одной большой группой было опасно. И когда мы в плен попали, девушку из ихней группы и ту, с которой я шел, оставили немцы в Климовом Заводе при больнице. А нас погнали мимо больницы в Лужки.

Нас загнали в Лужки, и я там был до 7 мая. Потом немцы погнали нас этапом до самого Рославля. Там был концлагерь для военнопленных возле самого Варшавского шоссе. Там есть ров, туда возили по 500 человек в день. А с этого лагеря нас собрал немец помоложе — и на станцию. Угнали в Германию, как вольнонаемных. В Германии я попал в Эльзас. Там я пробыл, пока нас не освободили французы».

Житель небольшого хутора, который в довоенные годы и во время войны находился неподалеку от соснового бора, Родион Михайлович Коновалов в беседе с писательницей Юлией Борисовной Капусто рассказал такую историю. Цитирую фрагмент документальной книги Ю.Б. Капусто «Последними дорогами генерала Ефремова» (М., 1982): «Он незыблемо стоит на том, что командарм погиб 14 апреля в блиндаже и якобы из блиндажа вышел офицер и сказал: «Батя умирает, ранен в живот, говорит, кто как может, спасайтесь». Коновалов стоит на своем, ни в чем решительно не уступает, совсем как Стопудов, и у меня возникает мысль: а не провокатором ли был тот офицер, что вышел из блиндажа? Не офицером ли полка «Бранденбург», где наверняка были и дети русских эмигрантов…»

В других публикациях можно было прочитать о том, что генерал Ефремов свой последний бой принял в одной из деревень, окруженной немцами. Версии, версии…

Для разгадки тайны гибели командарма стоит внимательно почитать раздел «Приложения», и особенно свидетельства очевидцев. Сравнить их со свидетельствами помощника прокурора 33-й армии А.А. Зельфы и главного хирурга профессора И.С. Жорова. Право, есть о чем подумать. Пока не найдены новые документы, которые могут пролить на этот разноречивый мрак более ясный свет. Потому что, пока нет точных доказательств, никого обвинять нельзя. Говорить и рассуждать можно разве что о малодушии некоторых офицеров и военных специалистов, которые в последние часы были рядом с командармом, а потом вдруг оказались совершенно в другом месте, но не о предательстве. Слишком серьезное и тяжкое обвинение.

Но пепел стучит в груди… И пытливым покоя нет, пока не разгаданы главные загадки истории гибели генерала Ефремова.

Что же происходило в эти дни на фронте в районе Износки — Юхнов?

Вот запись телеграфных переговоров начальника связи Западного фронта генерала Н.Д. Псурцева и комбрига Д.Н. Онуприенко:

«У аппарата Псурцев:

Здравствуйте, тов. Онуприенко. Генерал Голушкевич сейчас у главкома, если у Вас есть что-нибудь новенькое, он просил срочно доложить. Его интересуют сведения о Ефремове, в частности материал, который Вам сообщили красноармейцы, вышедшие из группы Ефремова.

О каких красноармейцах в количестве 4 человек докладывал Голушкевичу майор Кондырев и почему произошла такая путаница? Из Вашего доклада видно, что речь идет о красноармейцах, вышедших до 13 числа. Как понимать это? Скажите, после 13 числа кто-нибудь вышел из группы Ефремова или нет, сколько же вышло человек после 13 числа? Или нет ни одного?»

Прервемся на комментарий. Итак, штаб Западного фронта постоянно требует сведений о выходе окруженных. Как устоявшийся термин фигурирует «группа Ефремова». Тон начальника связи штаба фронта явно раздраженный. Из его вопросов можно понять и следующее: комбриг Онуприенко ситуацией владеет слабо, сведения в вышестоящий штаб направлял противоречивые, видимо невыверенные.

«Онуприенко:

Здравствуйте, тов. генерал. Прошу доложить Голушкевичу, что красноармейцы, вышедшие 13 числа, с группой Ефремова связаны не были. Это люди 160-й дивизии, которые были отрезаны от Ефремова в районе высоты 11 числа. Отряд в количестве 400 человек сосредоточился в лесу юго-восточнее Ключики, обошел Мало-Виселево с запада, форсировал р. Угра северо-западнее 200 мтр. Костюково и вышел в лес юго-восточнее высоты 169,3, с южной опушки леса повел наступление 13.04 на Бол. Устье, уничтожил одну минометную батарею, и до 150 чел. ворвалось в Бол. Устье под воздействием артиллерийского огня. По докладу якобы с нашей стороны (восточной) отряд Бол. Устье оставил и разошелся группами в разных направлениях. Дальнейшие судьбы этих отрядов вышедшие красноармейцы и один лейтенант не знают. Вышедший красноармеец 113-й стрелковой дивизии, по данным 43-й армии, еще не прибыл, в 43-й его также нет, есть данные, что он оставлен с группой разведчиков Голубева в районе Жары.

Сегодня ночью в район Ново-Михайловка выбрасываю двух человек с радиостанцией, если удастся установить хотя бы связь с группой Ефремова, вышедшего красноармейца 113 сд на рассвете 18.04 посажу самолет в районе Михайловка. Вот все, что известно о группе Ефремова. Связи с Ефремовым не имею с 18.30 13.04. Все.

Речь идет о четырех человеках: два красноармейца, один лейтенант, другой мл. лейтенант, высланные в разведку от 160 сд, которые с группой Ефремова связи не имели, а вели бой в районе выс. 201, 5 и высланы были еще 11 числа. Сейчас же есть данные — вышел красноармеец из 338 сд или 113 сд, но из группы Ефремова. Как только он прибудет в 43-ю армию, положение будет установлено. Почему Кондырев перепутал — не знаю. Сейчас выясню. Все.

После 13 нет ни одного, если не считать того, о котором есть сведения, что он с разведкой Голубева. Все. До свидания»[136].

Да, есть над чем подумать. И речь вовсе не в степени грамотности и речевой культуры комбрига. Монолог Онуприенко оставляет такое впечатление, будто автор его сильно либо перепуган и месит все, что ни попадя, либо не совсем здоров после вчерашнего.

Во-первых: 13 апреля у Костюкова окруженные переправляться вряд ли могли. Выход начался в ночь на 14 апреля. 13 апреля в штаб Западного фронта ушла телефонограмма, в которой о положении 160-й дивизии говорилось буквально следующее: «На участке 160 сд ведется обстрел расположения наших частей. Готовлю прорыв». Весь день 13 апреля подразделения 113-й дивизии, которой определялась роль арьергарда, сменяли части 160-й дивизии по фронту Федотково — Семешково — Лутное. 160-я должна была идти в авангарде. К 21.00 того же, 13-го числа 160-я сосредоточилась в районе Шпыревского леса и изготовилась к маршу-прорыву. Марш начался ровно в 23.00. Комбриг, по всей вероятности, ведет речь все же о группе Ефремова либо об одной из групп, которая двигалась параллельным маршрутом одновременно с ней (район Ключиков и Малого Виселева). Но это происходило не 13, а 15 апреля, поздно вечером. Неудачная же переправа через Угру у Костюкова, когда колонна была обстреляна из деревни сразу несколькими пулеметами, произошла и вовсе 16 апреля. Именно тогда некоторые из бойцов и командиров 33-й армии все же могли переплыть Угру и добраться до своих окопов. Сообщение о том, что в Большом Устье прорывающиеся были обстреляны артиллерийским огнем, который велся из-за Угры, то есть своими же, вообще заслуживает отдельной оценки.

Позже стало известно о том, что радиосвязь штарма в Износках с группой Ефремова поддерживалась вплоть до 16 апреля. Хотя комбриг назвал генералу Псурцеву более раннюю дату — 13 апреля. Из сообщения штарма: «В 16.35 17.4.42 рация Ефремова вызывала чью-то рацию, но неразборчиво. Свой позывной давала правильно. Слышалась очень слабая работа микрофона. В 18.55 она снова появилась в эфире. Давали только свой позывной и позднее передавали шифровку, но очень неразборчиво. Цифры записать не удалось. Рация «Туриста» работает беспрерывно»[137].

Разговор генерала Псурцева с комбригом Онуприенко происходил 18 апреля. Комбриг заверил генерала, что ночью в район предполагаемого местонахождения группы Ефремова будут заброшены на парашютах разведчики-радисты. Но, как о том свидетельствуют реально происходившие события, радисты через линию фронта были переправлены только утром 20 апреля. Запаздывали днями, когда счет жизни или смерти исчислялся уже не часами, а минутами.

А вот текст донесения Военному совету 43-й армии командира 17-й стрелковой дивизии, которая держала оборону неподалеку, в устьях Рессы и Угры:

«1. Данные опроса группы бойцов и командиров 33-й армии, вышедших на участке фронта 17 сд в 2.00 18.04.42:

На опушке леса вост. 800 метров от Жары произошла встреча наших разведчиков (отдельная разведрота 17 сд) с группой бойцов и командиров из группы войск Ефремова. Всего их было 18 человек, из них 1 раненый без оружия, остальные вооружены.

Указанная группа состояла из двух подгрупп: а) группа начальника артснабжения 160 сд майора Третьякова Андрея Родионовича, с ним командир артдивизиона 673 ап капитан Голиков Николай Петрович. Всего в группе 20 человек, и вышло 15 человек, в том числе Третьяков и Голиков; б) группа коменданта особого отдела 160 сд Назарова Ивана Ильича. Группа состояла из 11 человек, и вышло только 3 человека, в том числе и Назаров.

2. Обстоятельства перехода указанной группы линии фронта противника к 2.00 18.04.42:

Разведчиками 17 сд и отдельной разведроты армии на вост. опушке леса 800 метров сев. — вост. дер. Жары было растаскано проволочное заграждение, т. е. ворота для входа туда и обратно были открыты. В этот момент группа майора Третьякова вышла не замеченная противником, т. е. из 20 человек вышло 15, а группа Назарова, которая шла за группой Третьякова, была обнаружена противником и попала под сильный пулеметно-автоматный огонь, понесла потери — 11 человек, осталось 3, в том числе один раненый.

От этого же огня пострадала и группа майора Третьякова. Из 20 человек 5 убито и 5 ранено. Активное действие наших разведчиков оказало большую помощь указанной группе.

В результате завязавшегося сильного боя на вост. опушке леса разведроты понесли потери: ранено 27 человек, убито 23 человека, в том числе командного состава — 2 человека. Противник имел исключительно большое превосходство автоматического огня с применением крупнокалиберного пулемета, автоматических пушек 20 мм калиб. и минометов. Оставшийся состав разведроты вынужден был отойти и окопаться в 50–100 метрах от опушки леса.

3. Данные о противнике: были опрошены майор Третьяков, капитан Голиков и комендант 160 сд Назаров. Показали следующее.

…После боев 14.04.42 в районе Ключик, Нов. Михайловка части 33 армии разбились группами по 40 человек и более. К подобным группам относятся указанные группы товарищей Третьякова и Назарова.

Указанные группы в течение двух суток находились в лесу вост. отм. 186,9 и наблюдали за действиями противника, изучали систему обороны, с тем чтобы определить место для перехода линии фронта. Показания товарищей являются правдоподобными в отношении системы огня противника (количество огневых точек). [Наличие] артиллерийских и минометных батарей подтверждается войсковой и артиллерийской разведкой. В отношении Ефремова майор Третьяков заявил, что 14.04.42 Ефремов имел при себе 500 человек в лесу сев. — зап. Ключик и будто бы намеревался двигаться в направлении Бол. Виселево или Нов. Михайловки, Жары.

Опрос второй группы, вышедшей на участке фронта 1 гв. сд и прибывшей в расположение 17 сд в 8.20 18.04.42 в Красное. В расположение 17 сд прибыла группа командиров и бойцов 33 армии, вышедших из окружения, принадлежащих 113 сд в количестве 49 человек с полковником Бодровым, начальником штаба артиллерии 113 сд. Группа имеет раненых 15 человек, из них тт. Бодров, Смурачев, Гринев (маршрут — см. прилагаемую карту).

Прошли в районе Бочарово в расположение [1] гв. сд. В 2.00 18.04.42 группа разведчиков [1] гв. сд открыла по ним огонь, после уточнения разведка перенесла огонь по огневым точкам противника, тем самым прикрыла выход группы.

4. Весь состав вышел с оружием, за исключением раненых.

5. Группа Бодрова в первое время выходила из окружения совместно с начальником штаба дивизии тов. Сташевским до отм. 176,4 сев. — вост. Стар. Лука. После чего группа с начальником штаба, примерно в составе 25 человек, пошла в направлении Козлы, [а] группа Бодрова направилась в количестве 80 чел. в сев. — вост. направлении; 3-я группа, возглавляемая командиром 113 сд полковником Мироновым в составе 151 человек. После ранения командира дивизии в районе выс. 201, 5, что сев. — вост. Буслава, осталась во втором эшелоне группы Бодрова; был выделен личный состав для усиления охраны командира дивизии.

6. По пути движения группа наблюдала движение отдельных танков в Козлы на Прокшино (2). Противник имеет две линии обороны: 1-я линия обороны проходит [в районе] Шеломцы, лес вост. Шеломцы и далее на юг, перед которой стоят наши части; 2-я линия обороны проходит в районе Кобелево, Долженки, Колодези. Противник проводит оборонные работы в районе Гуляево, [отмечена] постройка плотов, заготовка лесоматериала в лесу сев. Шлыково. В 1 км создал опорные пункты: [в] Долженки усовершенствовал оборонительные сооружения, сильно укрепил Шеломцы. Колючая проволока встречена только в районе Бочарово. Сожжены Кобелево, Рудное, Шеломцы. Просматривалось движение по дороге Кобелево — Долженки в период боев за Юхнов и в момент взятия города. Большое движение транспорта по направлению к Вязьме; в середине марта замечалось обратное движение — в направлении Юхнов.

Состояние прибывших: физически сильно утомлены, оказана медицинская помощь, просмотрено состояние всей группы, размещены на отдых и дано питание, имеется один тяжелораненый врач (заражение крови), требуется немедленная эвакуация. Принимаются меры для отправки в медсанбат в Извольск».

Что ж, 43-я армия делала все, что могла. Противник к тому времени порядком укрепился и вперед дивизию Голубева не пустил. Момент для прорубания коридора был упущен.

17 апреля вечером состоялся телефонный разговор командарма-43 с начальником штаба Западного фронта:

«Голушкевич:

Здравствуйте. Прошу доложить генералу армии тов. Жукову результаты опроса двух командиров, которые с группой в 20 человек вышли сегодня из окружения в районе юго-восточнее Городец.

Голубев:

Говорили с ним я и тов. Боголюбов. Один — начальник арт. снабжения 160-й сд майор Третьяков, а второй — комендант особого отдела 160-й сд мл. лейтенант Назаров. Докладываю самую суть:

1. По их словам, Ефремов с группой в 2 тыс. человек с утра 14.04.1942 года шел от Песковского (Шпыревского) леса в направлении деревни Жары. Имели бой, после чего Ефремов повернул с группой (с группой в 500 человек) в сторону Малого Виселева.

Не доходя Малого Виселева, в лесу также был бой, где принимали участие и танки противника. Младший лейтенант Назаров доложил, что он видел Ефремова в последний раз в 3.00 16.04.1942 года. Оба этих командира по своей инициативе организовали группу, с которой вышли в этот район, о котором я доложил.

2. Они подтверждают, что в районе Городец и к югу — сплошная оборона и наличие проволоки.

3. Они высказывают предположение, что в лесах южнее и юго-западнее Малого Виселева находится значительная группа и, возможно, сам товарищ Ефремов.

4. Наши мероприятия: в 21.00 18.04.1942 года назначена еще раз общая атака с категорическим требованием бросить в бой все, что имеем, с целью прорвать оборону и выручить части товарища Ефремова. Кроме действующих трех разведывательных групп, о которых мы донесли, приказываю наряду с ними организовать серию мелких атак.

Голушкевич:

Получается странная вещь: небольшие группы голодных, изможденных людей без всякой артиллерии с боями проходят всю глубину оборонительной полосы противника, в то же время как Ваша целая армия не может прорвать эту оборону, имея при этом большое насыщение артиллерией?

В расположении противника есть промежутки, и эти группы проходят через них, встречая, возможно, небольшое сопротивление немцев, которое и преодолевают. Самый верный и лучший способ выручить Ефремова — Ваш прорыв. Вы должны понять тяжелейшее положение Ефремова и с продовольствием, и с боеприпасами и не должны надеяться на то, что Ефремов сам прорвется, а должны сами очистить для него дорогу.

Такая задача поставлена перед Вами Главкомом, и Военный совет армии головой отвечает за ее выполнение. Необходимо как можно скорее уточнить район нахождения основной массы сил Ефремова, с тем чтобы можно было сбросить продовольствие и патроны с воздуха. Организуйте опрос вышедших из окружения людей и немедленно донесите результаты»[138].

Немецкие документы свидетельствуют о том, что оборона перед 43-й армией имела характер опорных пунктов, то есть была не сплошной, а очаговой. В нужный момент на угрожающие участки перебрасывались мобильные группы или, по мере необходимости, более крупные подразделения. 5-я танковая дивизия и вовсе пришла в район Климова Завода в те дни, когда здесь все уже было кончено и оставалось зачистить местность от мелких групп и одиночек, не желавших выходить на дороги с поднятыми руками.

Из сводки штаба немецкой 4-й полевой армии: «В результате боев с разрозненными группами из состава 33-й русской армии за 18.4 убито 44 человека, взято в плен 111 человек, в т. ч. 25 офицеров. Трофеи: 8 орудий, 30 тягачей, 3 ПТР…»

Спустя два дня: «12 ак: 98 пд в ходе прочесывания тылового района корпуса захватила в плен 37 человек.

268 пд: оживленные действия разведгрупп и артиллерии. Огнем артиллерии разрушена вражеская переправа. В результате операций по прочесыванию убито 35 человек, взято в плен 48 человек, в том числе много офицеров.

Части 5 тд и 15 тд, предоставленные в расположение штаба 12 ак, прибыли в район Ломы — Буслава…»

Невелики трофеи у немецких дивизий, занимавшихся ликвидацией остатков 33-й армии и прочесыванием лесов, когда стадия организованного прорыва уже прошла и когда продолжалось просачивание на восток, за Угру отдельных, разрозненных групп ефремовцев.

Небольшие группы проходили через оборону противника. С потерями, но пробивались. Возможно, вышел бы и Ефремов, если бы в его группе не было предателя и если бы она оторвалась от постоянного преследования. Голушкевич требует от Голубева «как можно скорее уточнить район нахождения основной массы сил Ефремова, с тем чтобы можно было сбросить продовольствие и патроны с воздуха». То же требование, как мы знаем, было поставлено и перед штабом Восточной группировки. И что же?

Из оперативной сводки штаба Западного фронта:

«Положение выходящих с боем из окружения частей Западной группировки и местонахождение командарма-33 генерала Ефремова точно не установлено.

Утром 20.04 в полосе выхода частей Западной группировки к фронту 43 армии сброшены с самолетов два радиста: один в районе Буслава, второй — район леса сев. — зап. Нов. Михайловка. С обоими установлена связь. Первый радист (радистка) в районе Мал. Буславка встретила группу бойцов и командиров из состава 33 армии. Обстоятельства уточняются. В полосе 43 армии вышли три человека из состава 160 сд…»

Первым радистом, о котором говорится в сводке, была двадцатилетняя Мария Козлова. Имя второго неизвестно.

Есть легенда, по которой группа радистов должна быть переправлена через линию фронта сутками или даже двумя раньше. И самолет действительно поднимался с Мятлевского полевого аэродрома, но выброски радистов не произошло. Существует легенда, что напарник Марии Козловой, некий капитан, не выдержав нервной нагрузки, отказался прыгать, когда самолет пролетал над заданным районом. Внизу, в лесах, все пылало, шла непрерывная стрельба, и нервы капитана не выдержали. Самолет вернулся назад. А на следующий день Мария Козлова вылетела уже без напарника, одна.

Парашют отважной радистки-разведчицы зацепился на большую ель, и она повисла в нескольких метрах от земли. Обрезала стропы и плюхнулась в талый снег. Прислушалась. Вокруг шла стрельба. Но звуки боя были далекими. Девушка попыталась сориентироваться. Но только что пережитый страх был настолько сильным, что она вдруг почувствовала, что не может идти. Отошла от своего парашюта на несколько десятков шагов, присела под деревом и мгновенно уснула. Здесь, на восточной опушке Шумихинского леса, ее и обнаружили разведчики одной из групп 1292-го стрелкового полка 113-й стрелковой дивизии. Разведгруппой командовал лейтенант-особист. И первое, что он предложил, когда Марию привели в расположение отряда, — расстрелять ее. Но комиссар полка П.Ф. Мусланов остановил лейтенанта и приказал Марии выйти на связь с командующим фронтом. Перед вылетом на задание с радисткой разговаривал Г.К. Жуков. Он лично ставил ей задачу — разыскать штабную группу командарма Ефремова. 21 апреля в 9.45 Мария Козлова вышла на связь и сообщила о том, что обнаружила многочисленную группу бойцов и командиров 33-й армии, что командарма среди них нет. В шифровке, тут же полученной из штаба фронта, был получен приказ: всей группе выходить в южном направлении, в район действия партизанского полка под командованием майора Жабо. Одновременно в штаб Жабо ушла шифровка с приказом о необходимости организовать встречный поиск выходящих ефремовцев силами разведподразделений. После полудня в штаб фронта ушло новое сообщение: «Нахожусь Координаты Карты 8 эш Шифром. Сбросьте продукты 500 человек и медикаментов. Двигаюсь на Юхнов. Установила — командующий 19.4 находился лес 82–22. Командиры 1292, 1288»[139]. В расшифровке «8 эш» значится как район Новой Михайловки, а «лес 82–22» — район Дегтянки и Тарасовки.

В лесу к группе комиссара Мусланова присоединился отряд прорвавшихся бойцов и командиров из 160-й стрелковой дивизии. Командовал им подполковник И.К. Кириллов. Чуть позже подошла группа под командованием комиссара 113-й стрелковой дивизии Н.И. Коншина. Они несли раненого командира 160-й стрелковой дивизии полковника Н.Н. Якимова. Все, собравшиеся в этом лесу, тут же объединились в одну группу. Возглавил ее подполковник Кириллов. Все они выйдут к своим.

Подполковник Кириллов войну закончил генералом, командиром стрелковой дивизии. Батальонный комиссар Мусланов станет Героем Советского Союза и в день Победы в 1967 году вместе с летчиком Алексеем Маресьевым зажжет Вечный огонь у памятника Неизвестному Солдату у Кремлевской стены. До победы доживут комиссар Коншин и многие другие офицеры и солдаты той счастливой группы.

Это были те, кто уцелел в Шпыревском лесу, кто добежал до леса, когда немцы обрушили шквал огня на большак Беляево — Буслава, кто выжил во время изнурительного марша к Угре и кого пощадила пуля в сосняке близ Жаров, где командарм принял свой последний бой.

Штаб Западного фронта в оперативной сводке от 22 апреля 1942 года сообщал: «О положении группы частей генерала Ефремова, пробивающихся с запада к линии фронта 43 армии, из донесения по радио к 15.00 22.04 известно: в лесу 3 км зап. и южн. Слободка находился отряд численностью в 600 человек под командованием капитана Степченко. Ночью 22.04 отряду сброшены с самолета продовольствие, боеприпасы и медикаменты, радиограммой подтверждено получение сброшенных грузов, а также сообщено, что отряд Степченко соединился с группами Коншина — комиссара 113 сд и Молчкова — нач. подива 113. В ночь на 22.04 в полосе 43 армии в расположение своих войск вошли 19 человек из разных соединений группы генерала Ефремова. Подробности уточняются»[140].

Но при уточнении подробностей так и не была выяснена подлинная картина гибели командарма Ефремова. Можно предположить, что среди прибившихся к группе Степченко — Мусланова были те, кто до последней минуты был рядом с генералом. Почему они промолчали об этом? Причины могли быть разными. Ведь я уже говорил о том, что, когда в группе Ефремова поняли, что он, командарм, притягивает все несчастья в виде новых и новых заградзастав, мобильных групп автоматчиков, многие стали уходить в лес. Кто шел в разведку и не возвращался. Кто ложился на снег и уползал в лес, когда колонна проходила вперед. Кто отбивался во время очередного боя. Кто… Впрочем, что теперь гадать. В разделе «Приложения» даны несколько свидетельств того, как это происходило.

В расположение партизанского полка особого назначения майора Жабо, по различным сведениям, вышли 670 человек.

Выход отдельных групп ефремовцев продолжался до самого мая. Известно, что 3 мая 1942 года в расположение 222-й стрелковой дивизии, которая все эти месяцы держала оборону под Износками, находясь в составе Восточной группировки 33-й армии, вышли 7 человек.

Если проанализировать статистику, то можно сделать следующие выводы, свидетельствующие о количестве погибших и выживших во время операции по выходу из окружения. На начало апреля в 33-й армии, включая и госпиталя, числилось 11 500 человек. В партизанский район майора Жабо вышли 670 человек. Еще 230 прорвались через линию фронта и вышли в расположение 43-й и 33-й армий. Осталось в лесу, таким образом, примерно 10 600 человек. Многие впоследствии оказались в партизанских отрядах. Кого-то спрятали местные жители. Кто-то пробрался на родину, как Владимир Петрович Гуд, запись воспоминаний которого я привожу в приложениях. Таким образом, как отмечали это генералы той поры и как рассуждают некоторые из нынешних военных историков, трагедия Западной группировки 33-й армии по своим, арифметическим, масштабам не так уж и велика. Вот почему некоторых людей сейчас смущает тот факт, что о командарме М.Г. Ефремове и его погибшей армии (Западной группировке) пишут больше, чем о более героических и заслуженных генералах и маршалах.

Дело-то тут в другом. Заслуженность, память в сердцах людей, теперь уже — поколений, не достигается количеством наград, полученных при жизни. Память нельзя закрепить, как оказывается, и количеством памятников (генералу М.Г. Ефремову поставлен только один памятник).

По прошествии определенного времени с памятью о том или ином человеке происходит нечто такое, что не поддается логике рассуждений первого ряда, которая обычно и служит основным орудием историков и историков-идеологов. Начинают действовать внутренние силы и законы. Накипь условностей опадает. Остается, как после паводка, самая суть пейзажа, рельефа, прежде скрытого под водой. Проступают и все подводные камни, и все мели, и ямы, и заповедные родники, и порванные верши, которыми пытались уловить ту или иную рыбу… Остается самая суть. Она выпукла, очевидна.

Суть командарма Ефремова — его человечность, помноженная на высокую офицерскую честь и солдатскую стойкость. Вот это теперь и влечет к нему пытливые души. Среди пытливых всегда преобладает молодежь. И образ командарма Ефремова, любимого солдатского генерала, с годами становится любимым образом в пантеоне героев Великой Отечественной войны. Это правильно. И это — хорошо.


Примечания:



1

Теперь этот квартал стал частью города Тарусы. Здесь расположены проспект Пушкина и улица Шмидта. И Порт-Артуром его называют разве что только в исторических путеводителях.



13

ЦАМО. Личное дело М.Г. Ефремова. № 1780368.



14

Там же.



133

Сизов Анатолий Николаевич (1927–1987). До начала войны проживал с родителями в деревне Малое Виселево Знаменского района Смоленской области. В настоящее время ни деревни, ни района с таким названием не существует. Во время войны Толя Сизов числился в составе партизанского отряда. После гибели генерал-лейтенанта М.Г. Ефремова попал в плен. Во время ареста у него был обнаружен пистолет командарма. Угнан в Германию. С 1942 по май 1945 г. работал на различных работах в промышленном районе Эльзас. В 1945 г. депортирован на родину. Жил и работал в Москве.



134

Стоит обратить внимание на этот факт: подростков, детей бойцы и командиры голодающей 33-й армии старались спасти любыми способами. Этих двоих, из партизанского отряда, пристроили к кухне, поближе к котлу.



135

А.Н. Сизов имеет в виду обелиск, установленный поисковиками города Ступина после войны, когда здесь, в сосновом бору, на живописной возвышенности, стали производить захоронения останков ефремовцев. Сейчас в этом месте большое воинское кладбище, где лежат уже сотни. Рядом с обелиском могила полкового комиссара А.Ф. Владимирова.



136

ЦАМО. Ф. 388. Оп. 8712. Д. 279. Л. 108–109.



137

ЦАМО. Ф. 388. Оп. 8712. Д. 177. Л. 44



138

ЦАМО. Ф. 208. Оп. 2511. Д. 1435. Л. 197.



139

ЦАМО. Ф. 338. Оп. 8712. Д. 177. Л. 94



140

ЦАМО. Ф. 388. Оп. 8712. Д. 174. Л. 93








Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке