Советские военно-воздушные силы

Предварительные замечания

Перед началом вторжения немцы не имели точного представления о численном составе советских ВВС. Подсчитали, игнорируя предупреждения знающих людей, среди которых был и военно-воздушный атташе в Москве, что новый противник только на Западном фронте располагает немногим больше 6000 самолетов, что в три раза превышало силы немецкой стороны.

Однако, поскольку ориентироваться нужно было на точные цифры по сведениям группы дальней разведки люфтваффе под командованием (тогда еще оберст-лейтенанта) Ровеля, существовала надежда, что одним внезапным мощным ударом можно будет ликвидировать численное превосходство русских ВВС.

К тому же действующие на территории СССР агенты сообщали, что красные ВВС располагали большей частью устаревшими типами самолетов. То есть истребительные части были оснащены преимущественно поликарповскими И-15 и И-16, которые уже в 1937–1938 гг. в Испании безнадежно уступали немецким самолетам. Новые образцы Микояна — Гуревича — МиГ-1 и МиГ-3, Яковлева — Як-1 и Як-7, истребители конструктора Лавочкина — ЛаГГ-3 только поступили в производство.

Кроме того, судя по оценкам, советские ВВС имели очень скудный боевой опыт и низкую выучку. Помимо этого, очень плохо обстояло дело с оборудованием советских самолетов радиостанциями. Немецкое командование надеялось, что благодаря этому неравенство в количестве самолетов будет нивелировано.

Правда, на 22 июня 1941 г. в европейской части России оказалось размещено не 6000, а 7000 самолетов. По неподтвержденным данным американцев, русские авиационные части были размещены следующим образом:

южный участок — армия Буденного, общая боевая мощь — восемь авиадивизий. Они состояли из трех — восьми авиаполков, в каждом из которых насчитывалось более 80 самолетов,

северный участок — армия Тимошенко, две авиадивизии — в совокупности от 480 до 800 самолетов. (Число различалось в двукратном размере), зона противовоздушной обороны Москвы, вокруг Москвы для ее защиты были сконцентрированы семь авиадивизий, район Кавказа.

Поскольку никто не думал, что придется оборонять Кавказ от нападения с Запада, здесь было размещено всего две авиадивизии. Вместе с ними в европейской части России были 23 авиадивизии.

Еще десять авиадивизий находились на Дальневосточном фронте.

Все советские авиационные соединения — это стоит еще раз подчеркнуть — в 1941 г. были подчинены армии и не являлись отдельным родом войск со своим управлением по типу немецких люфтваффе.

Первые часы войны

Советский лидер Сталин в первые часы 22 июня 1941 г. растерялся и отдавал противоречивые приказания. Когда из частей советских ВВС стали приходить сообщения о немецких налетах, в Москве было 3.30. Доклады о нападении немцев по всему фронту, поступавшие в Комиссариат обороны, начальник Генерального штаба Красной армии генерал Г.К. Жуков направлял Сталину.

Сталин приказал рассматривать эти налеты как провокацию со стороны немецких генералов. Буквально за три часа до нападения во время совещания Сталин ознакомил собравшихся с директивой, которую комиссар обороны маршал Тимошенко разослал в Ленинград, в Балтийский особый округ, в Западный, Киевский и Одесский округа. Ключевая фраза этой директивы была: «Предупреждение о возможном нападении Германии 22 или 23 июня 1941 г.». Эта директива дошла до советских войск в зоне Балтики и немного уменьшила уязвимость ВВС в этом регионе, поскольку указывала на возможность немецкого нападения без конкретного сообщения о вероятном внезапном начале войны. В районе Балтики, например, советские командиры отдали приказ своим частям не задерживать немецкие самолеты, вторгшиеся в советское воздушное пространство, и не сбивать их. Только в том случае, если немецкие самолеты начнут боевые действия, разрешалось открывать ответный огонь.

В Западном и Киевском военных округах самолеты оставались на своих стоянках. И только в Одессе среагировали быстро — еще до нападения немцев самолеты были рассредоточены.

В 7.15 22 июня после переговоров со Сталиным маршал Тимошенко издал второй приказ. К этому времени люфтваффе уже закончили наносить свой первый полновесный удар по советским ВВС. Война уже бушевала от Балтийского моря до Украины, и советская воздушная оборона была дезорганизована. Пока немецкие передовые части на различных участках рвались вперед, люфтваффе поверх их голов вели огонь и осуществляли массированную ковровую бомбардировку находящихся на их пути аэродромов и артиллерийских батарей.

Советской противовоздушной обороны больше не существовало, поскольку даже линии связи были перерезаны, и Москва потеряла контакт с воюющими на западе войсками.

Во время этого кризиса маршал Тимошенко приказал нанести первый контрудар. Советские ВВС, только что перенесшие сокрушительный разгром, должны были нанести ответный удар. Им было приказано «мощными ударами уничтожить вражеские ВВС и наземные службы на их аэродромах».

Для этого Москва разрешила выдвинуть «военно-воздушные силы» — красные ВВС — на 150 км в глубину немецкой территории.

Еще одно указание Москвы, последовавшее в 21.15 в тот же день, обязывало советские воинские части упорно контратаковать на Северо-Западном, Западном и Юго-Западном фронтах, перейти в наступление и перенести военные действия на территорию противника. Оба приказа были совершенно невыполнимыми, так как не учитывали реальную обстановку. Приказ нанести немцам контрудар совпал с крушением советской обороны на переднем крае. На Минском и других направлениях начались операции по окружению крупных советских сил.

Боевые действия в воздухе в прифронтовых районах

Командиры советских ВВС и их соединения попали в настоящий ад, но с величайшим мужеством пытались отбить атаки люфтваффе. Один из советских летчиков, И.И. Дроздов, служивший в 123-м ИАП, совершил 22 июня четыре боевых вылета против немецких бомбардировщиков вблизи Бреста. По советским отчетам, он сбил 5 «фашистских самолетов».

123-й ИАП, который был расположен вблизи Бреста, вел десятичасовую дуэль с немецкими бомбардировщиками и истребителями. Под непрерывным огнем и налетами немецкой авиации личный состав наземных служб работал не разгибая спины, чтобы подготовить к использованию хотя бы одну взлетную полосу аэродрома, на котором стоял этот полк.

Майор Б.Н. Зурин в четырех воздушных боях сбил 3 самолета врага. Во время четвертого был сбит сам.

В районе Ленинграда в ранние утренние часы 22 июня красные ВВС вступили в бой с немецкими самолетами, которые сбрасывали мины в Финский залив, но им не удалось сбить ни одного самолета. В ночь на 23 июня в Ленинграде впервые была объявлена воздушная тревога.

Однако немецкая авиация тогда еще не нанесла удара по городу. Ленинградцы, находившиеся вдали от зоны немецкого прорыва, получили отсрочку.

Генерал Новиков, командующий ВВС на севере, в последующие дни доказал свою решимость отстоять воздушное пространство в этом регионе. Когда группа армий «Север» приблизилась к Ленинграду, он мобилизовал находящиеся в его распоряжении летные части на защиту Новгорода и Ленинграда. В атмосфере неразберихи и повышенной активности немцев в воздухе Новиков сумел собрать воедино свою воздушную армию. К нему присоединились подразделения и части из разгромленного Прибалтийского военного округа, из морской авиации и из частей ПВО. Все они были размещены в Ленинградской области и, соответственно, в Ленинградском военном округе.

Пытаясь остановить прорыв немецких войск, Новиков использовал тихоходные бомбардировщики СБ-2. Но этих мер оказалось недостаточно, чтобы задержать немецкое наступление. Русские несли огромные потери. Истребителей было совсем мало, а поступавшие подкрепления, по крайней мере на первом этапе войны, минимальны. Потом положение изменилось.

И все же генерал Новиков продемонстрировал свое умение командовать красными ВВС на севере Восточного фронта. Это было замечено в Москве, и он был назначен заместителем командующего всеми фронтовыми авиационными соединениями.

Советские командиры фронтовых авиачастей в первые полгода войны имели совсем немного новейших боевых самолетов. Это были бомбардировщик Пе-2 и штурмовик Ил-2.

Однако эти машины, хотя их было пока еще мало, представляли собой грозное оружие, имевшееся в распоряжении командования ВВС.

Особенно много хлопот немцам доставляли ЛаГГ-3. Они заменили устаревшие И-15, И-16 и И-153. Як-1 являлся выдающимся истребителем. В 1941–1942 гг. он находился в серийном производстве и дорабатывался.

МиГ-3, который был задуман как истребитель-перехватчик для операций на больших высотах, показал недостаточную боеспособность на низких высотах. Его впоследствии сняли с производства.

ЛаГГ-3 характеризовался как лучший русский истребитель 1941 г. Этот самолет, кабина которого была сделана из дерева, начал новую эру в самолетостроении.

Обладая высокой боевой мощью, советские истребители были все-таки малоподвижными и маломаневренными. Даже со своим новым 12-цилиндровым мотором мощностью 1200 л. с. ЛаГГ-3 считался тяжеловесом среди истребителей и был лишь немного быстрее и поворотливее И-16. Он обладал небольшим радиусом действия, а в управлении был непредсказуемым. Русские пилоты за ограниченные характеристики называли его «летающим гробом». А за отполированный деревянный импрегнированный смолой корпус он получил еще одно прозвище — «гарантированный лакированный гроб».

В ходе боевых действий среди ЛаГГ-3 было особенно много потерь. Эти самолеты были недолговечными, кроме того, они требовали переподготовки летчиков, что в условиях хаоса приводило к огромным потерям. Плексигласовый фонарь кабины ЛаГГ-3 был малопрозрачным, что сильно ухудшало обзор, а в аварийных случаях его было очень трудно открыть. Ради своей собственной безопасности пилоты летали с открытым фонарем, что, конечно, ухудшало характеристики. Тем не менее высококлассные пилоты преодолевали эти «встроенные трудности» и достигали на этом самолете неожиданно высоких результатов.

В. И. Попков, который позже занял пятнадцатое место среди советских летчиков по числу сбитых самолетов, свою первую победу одержал именно на ЛаГГ-3. Капитан Г. А. Григорьев, по советским источникам, сбил на ЛаГГ-3 в первые месяцы войны 15 немецких самолетов. Однако эти летчики были скорее исключением. Обычно пилоты ЛаГГ-3 не появлялись в списках «рекордсменов».

В одном, правда, ЛаГГ-3 превосходил все другие русские истребители — он был на редкость прочным. То, что прямые попадания не приносили пилотам вреда, привело в конце концов к решению применять эти самолеты, наряду с Ил-2, в качестве штурмовиков. Как следствие, ЛаГГ-3 в 1941–1942 гг. стали применять в качестве фронтового бомбардировщика, оснащая его ракетами РС-82 и бомбами.

Несмотря на различные улучшения, вносимые в конструкцию ЛаГГ-3, ему не удалось достичь уровня своего немецкого аналога — самолета Bf-109. Немецкая машина превосходила его во всех отношениях.

Вместо отказа от ЛаГГ-3 и создания совершенно нового истребителя, в Москве приняли решение оставить его корпус и оснастить мотором с воздушным охлаждением АМ-82. Это решение оказалось удачным и привело к созданию Ла-5. Этим завершилась история «лакированного гроба», поскольку Ла-5, а потом его доработанная версия Ла-7 стали соперником мощного FW-190 в небе над Курском летом 1943 г.

Александр Покрышкин, сбивший 95 самолетов и включенный в список советских асов, до начала войны служил в звании старшего лейтенанта в 55-м ИАП в оккупированной Советами Молдове, вблизи румынской границы. Далее приводятся воспоминания его и его товарищей о первых днях и неделях войны.

Советская авиация в оборонительных боях

Из боевого опыта Александра Покрышкина, описанного в его книге «Небо войны», мы можем отчетливо представить себе драматическую картину первых воздушных сражений в России. Узнаем также и о величайшем кризисе советских ВВС.

Вот что пишет об этих событиях Покрышкин:

«Когда началась война, я со своим МиГ-3 в составе 55-го полка находился на аэродроме Маяки. Мы там жили в палатках, пока в Бельцах, на базовом аэродроме нашей части, строили твердую взлетно-посадочную полосу.

Тишину воскресного утра — это было 22 июня 1941 г. — разорвали крики: „Тревога! Бой! Война!“

Мы повыскакивали из палатки. Высоко над нами мы увидели силуэты 3 бомбардировщиков, которые сопровождали 4 истребителя. Они облетели наш аэродром со стороны и повернули в сторону самолетов, расположенных на стоянке. Теперь посыпались бомбы!

Эти бомбы попадали в наши самолеты. После серии взрывов немцы развернулись и невредимыми полетели на запад».

Покрышкин очень скоро узнал, что сначала был совершен налет на Бельцы и что первым из его полка в воздушном бою с немецкими истребителями погиб его лучший друг.

В дневнике Покрышкина ярко описана бессильная ярость русских летчиков, которые в мае 1941 г. вынуждены были в ясный день наблюдать немецкий дальний разведчик оберст-лейтенанта Ровеля, пролетевший над аэродромом в Бельцах, не имея возможности ничего предпринять в ответ. Всем русским самолетам было запрещено взлетать. Они не могли перехватывать и сбивать дальние разведчики немцев. Самолеты-разведчики, которых, как полагали немцы, никто не видел, просто не разрешалось обстреливать. Об этом свидетельствуют строки из дневника Покрышкина:

«Мы возбужденно смотрели на командира, словно он завел сам такой порядок в пограничной полосе и мог его изменить.

„Указание свыше, — с грустью в голосе пояснил Виктор Петрович, — дипломатия… Гонишься за таким подлецом, а сам на карту поглядываешь, как бы, чего доброго, не проскочить границу!“

Сознавая эту несправедливость, мы искали разные оправдания и не находили их. По всему чувствовалось, что участившиеся полеты фашистов над нашей территорией предвещают что-то страшное».

Для Покрышкина видеть, как свободно летают над русской территорией немецкие самолеты, знать, что они фотографируют оборонные объекты его страны, и понимать, что им дадут спокойно улететь, было совершенно непереносимо. Это был вызов ему и его товарищам.

Эта картина создавала впечатление, что у Советского Союза не хватает сил и мужества. Он выразил свою горечь, когда в своих мемуарах вспомнил чувства, высказанные командиром его эскадрильи полковником Анатолием Соколовым, ветераном, закаленным в воздушных боях с японцами на Халхин-Голе, на Дальнем Востоке: «Мы должны этих коршунов жечь! Жечь их! Вы на них дипломатическими нотами страху не нагоните! МиГами их надо, если испугать хотите».

Вместе со своими товарищами Покрышкин взлетел на МиГ-3 на перехват второй волны бомбардировщиков. Вскоре после взлета он увидел группу самолетов, которые со стороны солнца приблизились к аэродрому Маяки. Они летели клином и напоминали ему немецкие самолеты, но его мучило неприятное чувство, что он не может их точно опознать. Они не подходили ни под одно из описаний немецких самолетов. Но он пошел в атаку. Вот его рассказ: «Я быстро иду на сближение с крайним бомбардировщиком и даю короткую очередь. Чувствую, что попал. Еще бы: я так близко подошел к нему, что отбрасываемая им струя воздуха перевернула меня. Разворачиваю самолет вправо, вверх и оказываюсь выше бомбардировщиков. Смотрю на них с высоты и — о, ужас! — вижу на крыльях красные звезды. Наши, обстрелял своего».

Поскольку МиГ-3 не имели между собой радиосвязи, Покрышкин попытался обратить внимание других истребителей, что это были свои самолеты и стрелять в них нельзя. Он снизился и пристроился между ними.

Поврежденная машина совершила посадку на брюхо. Но командир Покрышкина продолжил атаку на остальные машины. Покрышкин бросился ему наперерез и дал предупредительную очередь. Ему удалось в последнюю секунду остановить начатую атаку, чуть не столкнувшись с одним из своих истребителей.

Странными самолетами оказались Су-2, которые базировались на соседнем аэродроме в Котовске. Ни один из летчиков-истребителей их ранее не видел. Покрышкин и его товарищи были потрясены случившимся. Они пожаловались своему командиру на эту абсурдную секретность, а Покрышкин заметил: «Каждая торговка на рынке Котовска видит эти Су-2 в небе, а мы, составная часть той же авиадивизии, к которой принадлежит это подразделение, не имеем о нем никакого представления»[45].

Советские командиры в авиации быстро поняли, что их подразделения были совершенно не готовы воевать с превосходящим по уровню авиационной техники противником. Их собственные истребители, которых обучали большей частью, для перехвата врага или для обороны, обычно летали в строю из 3 самолетов. По сравнению с более гибким строем из 2 или 4 машин, применявшимся в немецких ВВС, советский строй показал свою непригодность, если не самоубийственность.

Подвергшись атаке, русские летчики образовывали «круг из самолетов» — оборонительное кольцо. Они полагали, что таким образом прикрывают друг друга. После этого они перестраивались в «змейку», чтобы удерживать противника в зоне досягаемости своих огневых средств. Кроме того, русские истребители часто оказывались ненадежными спутниками — при появлении немецких самолетов они забывали о своей задаче сопровождать свои бомбардировщики и оставляли их один на один с врагом. Начальство боролось с этим радикальными мерами, и вскоре попытки уклониться от боя прекратились.

Командующий советской 4-й воздушной армией генерал К. А. Вершинин указывал на то, что тактика оборонительного круга помогала использовать высокую маневренность истребителей И-16 и И-153. Он утверждал, что, как только на фронт поступит большое число новых Яков и «Лавочкиных», советские истребители станут вести себя гораздо агрессивнее.

Другой историк советской военно-воздушной тактики И. В. Тимохович считал, что отдельные элементы советской тактики воздушного боя были опробованы и «представляли собой образец пассивности по отношению к противнику».

Кроме того, советская тактика была слишком осторожной и негибкой и большей частью нацелена на маневр в горизонтальной плоскости. Взаимодействие авиации с наземными войсками было налажено очень плохо. Это прямо противоречило основному пункту русской военно-воздушной доктрины, поскольку задача красных ВВС, как неотъемлемой части Красной армии, в основном сводилась к «действиям в тесной связи с наземными войсками и облегчению их положения».

В теории красные ВВС должны были иметь преимущество в воздухе над полем боя и оказывать эффективное содействие Красной армии в ее оборонительных и наступательных операциях.

Тем не менее во время нападения немцев советские ВВС оказались не способны выполнить свою главную задачу и соответствовать воздушной доктрине страны.

Советские командиры и пилоты очень быстро поняли, как плохо они были подготовлены, чтобы противостоять немецкой высокой технике ведения боя. Новые типы самолетов, в большом числе поступавшие на фронт, долго не могли соперничать в небе с люфтваффе.

К этому же времени командование бомбардировочных соединений вынуждено было признать, что тактика нападения советских бомбардировщиков на врага часто оказывается для них губительной. В начале войны большое число бомбардировочных соединений было брошено в бой, чтобы остановить немецкое наступление, особенно на речных переправах, или, по крайней мере, замедлить его. Полеты совершались немногочисленными тогда еще Пе-2 вместе с Ил-4 (ДБ-3Ф) и даже единичными ТБ-3. Однако эти машины обладали низкой скоростью, а дальность их полета, равно как и полезная нагрузка, была ограниченна, и, следовательно, они были очень уязвимы в борьбе с немецкими перехватчиками.

Советские бомбардировщики летали в строю клина или колонной. Предпочтительным считался «клин», который выстраивался из 12 самолетов, летевших поэскадрильно. Бомбардировочная эскадрилья в таком строю насчитывала в среднем 9 самолетов. Чтобы уменьшить потери и максимально увеличить свою оборонительную огневую мощь, бомбардировщики летели в плотном строю. Несмотря на эти тактические приемы, летом 1941 г. советские бомбардировочные части несли большие потери.

В самом разгаре этого кровопролитного периода борьбы с немецкими люфтваффе советские бомбардировщики в ночь на 8 августа совершили, можно сказать, символический налет на Берлин. В нем участвовало 13 ДБ-3 из минно-торпедного авиационного полка Балтийского флота. Они вылетели с аэродрома острова Сааремаа, у эстонского побережья, и захватили берлинскую ПВО врасплох. Ее служащие отсутствовали на своих местах, поскольку никто не ожидал нападения русских.

Сбросив бомбы, которые нанесли лишь незначительный ущерб, 13 бомбардировщиков без боя вернулись на свои аэродромы.

11 августа к морским летчикам присоединились два бомбардировочных полка из дивизии дальних бомбардировщиков, чтобы повторить налет на Берлин. Они вылетели из города Пушкина, расположенного неподалеку от Ленинграда. На этот раз советских летчиков встретил огонь заранее оповещенных немецких ПВО. Из 11 Пе-8 из 332-го БАП[46] вернулись только 5. Один бомбардировщик был позже сбит в районе Кронштадта своими же силами ПВО и перехватчиками.

С августа по сентябрь 1941 г. советские части морской авиации совершили в общей сложности десять налетов на Берлин. (Годом раньше английские бомбардировщики произвели свой «налет возмездия» на Берлин. Однако стоит сказать, что Берлин от этих налетов практически не пострадал.) Советские налеты оказали лишь моральное воздействие, не нанеся немецкой столице особого урона. Они должны были показать, что красные ВВС полны решимости продолжать борьбу даже в самых тяжелых условиях.

Предвестником лучших времен стал штурмовик Ил-2. В отличие от русских бомбардировщиков штурмовики Ил-2 уже в 1941 г. наносили немцам большой ущерб. Как средство нападения на наземные войска, они нагоняли страх на немецкие передовые части. Ил-2 вскоре получил прозвище «летающий танк». Эти самолеты с бреющего полета удачно атаковали пехоту, моторизованные колонны и аэродромы. Прочный бронированный корпус Ил-2 защищал его от огня стрелкового оружия. Пилоты штурмовиков демонстрировали такую атакующую мощь, которую поневоле пришлось признать немецкой пехоте. Главная проблема заключалась в том, что в 1941 г. штурмовиков было еще слишком мало. В первые месяцы Русской кампании на фронт поступило лишь 400 Ил-2.

Советская тактика таранов

В своей отчаянной борьбе с люфтваффе советские летчики очень скоро стали применять воздушные тараны. Эта тактика появилась среди русских летчиков еще в Первую мировую войну. Самый первый таран немецкого самолета был совершен уже через час после начала вторжения.

Лейтенант И. И. Иванов из 46-го ИАП, израсходовав весь свой боезапас, протаранил немецкий бомбардировщик. Этот таран был совершен в небе над городом Жолкева. В этом же месте в августе 1914 г. русский летчик П. Н. Нестеров сбил точно таким же способом самолет австрийского летчика барона фон Розенталя.

Иванов последовал примеру Нестерова и протаранил своим И-16 хвост Не-111. Немецкий бомбардировщик рухнул. Но и Иванов тоже погиб. Он был посмертно награжден Золотой Звездой Героя Советского Союза. Еще 8 русских летчиков совершили тараны уже в первый день войны. Для некоторых это было последней возможностью уничтожить вражеский самолет. Лейтенант Д. В. Кокорев из 124-го ИАП, размещенного в Западном военном округе, протаранил Bf-110 после того, как расстрелял весь свой боезапас. Ему повезло больше, чем Иванову. Он остался жив и сумел посадить свой сильно поврежденный истребитель.

На Юго-Западном фронте А. И. Мокляк, сбив 2 немецких самолета, протаранил третий и рухнул на землю.

В первые два года войны многие русские летчики одерживали победы, применяя таран. Лейтенант Борис Кобзань из 184-го ИАП стал летчиком, достигшим наивысшего успеха в этом виде воздушного боя. Он совершил четыре тарана, после которых разбились все 4 немецких самолета. За ним следует Александр Хлобыстов с тремя победами, одержанными посредством «таранной техники». Еще 17 русских летчиков совершили по два тарана. Всего за годы войны советские пилоты 220 раз сбивали самолеты врага при помощи тарана.

Техника тарана не имеет ничего общего с атакой японских камикадзе, применявшейся ими в конце Второй мировой войны. Она больше похожа на ту технику, что применяли группы «раммягеров» под командованием оберста Даля. Но во всех случаях этот опасный вид воздушного боя является свидетельством патриотизма и отчаяния. У русских в силу вступали и практические соображения. Таран применялся в тех случаях, когда возможности одержать победу не оставалось и когда летчик стремился во что бы то ни стало уничтожить врага. А. И. Покрышкин описывал совершенный им таран как «крайнюю меру, которую нужно применять, если закончились боеприпасы и если это последнее средство завалить немецкий бомбардировщик».

Советские командиры не отдавали специального приказа идти на таран. Каждый летчик сам решал, применять ему этот прием или нет. Хорошо обученному и чувствующему свою машину пилоту удавалось выжить после тарана. Многие после таранной атаки выбрасывались с парашютом. Другие на свой страх и риск совершали вынужденную посадку. Ради уничтожения дорогостоящего немецкого бомбардировщика с экипажем из 5 человек можно было пожертвовать одним истребителем.

Таран стал относиться к признанному, но неузаконенному методу ведения воздушного боя, который очень быстро совершенствовался. Это отвечало советским убеждениям — «ни в коем случае не дать противнику уйти, даже путем самоубийственного нападения на него». Для русских летчиков таран был свидетельством высокой выучки и отваги, всегда опасный, но стоивший того прием.

Советские летчики разработали три способа проведения тарана. Первый, требовавший большой подготовки и точности, но и дававший наибольшие шансы выжить, заключался в том, чтобы протаранить несущие плоскости вражеского самолета. Летчик подводил свою машину сзади и выравнивал скорости. Затем винтами своего самолета он распарывал борт или руль высоты самолета противника, после чего немедленно отворачивал, чтобы не попасть под отлетающие куски атакованного самолета.

Результат тарана для обеих машин был непредсказуем. Зачастую оба самолета падали в едином вертикальном штопоре. Если же повреждения винта были минимальны, советский летчик мог вернуть себе контроль над машиной и благополучно ее посадить.

Второй способ требовал больше мужества, чем искусства. Здесь летчик, пользуясь удобным моментом, сталкивался с вражеским самолетом. Этот прямой удар — именуемый «таранным ударом» — всегда был очень опасен. Этот способ применялся в тех случаях, когда русский самолет был сильно поврежден и летчику ничего не оставалось, как только идти на таран.

В третьем варианте в качестве оружия использовались несущие плоскости русского самолета. Пилот своей плоскостью таранил руль поворота вражеской машины. В качестве варианта применялся удар плоскостью своей машины по плоскости самолета противника, после чего немец терял над ним контроль. Этот способ применялся главным образом на низких высотах.

Но, какие бы способы тарана ни применял советский пилот, шансы уцелеть для него были минимальны.

Менее известен способ, упомянутый Покрышкиным. Летчик, дав полный газ, мчится на немецкий самолет в лобовую атаку, рассчитывая на то, что у противника сдадут нервы и он отвернет, подставив свой бок, после чего его можно будет сбить. Летчики, применявшие этот способ, говорили о его огромном моральном воздействии на врага.

Один из показательных случаев тарана был отмечен через несколько дней после тарана Иванова. 6 августа молодой летчик Виктор Талалихин совершил первый в истории воздушной войны ночной таран. Талалихин, служивший в 177-м ИАП ПВО, во время ночного патрулирования над Москвой зашел в хвост Не-111. Немецкий бомбардировщик отвернул и, уйдя в крутое пике, попытался оторваться от преследования. Русский ночной истребитель устремился за ним, восстановил визуальный контакт и открыл огонь, который не нанес никакого вреда противнику.

На высоте примерно 2150 м Талалихин израсходовал весь свой боезапас. Он стал преследовать Не-111 и, маневрируя, приблизился к нему на своем перехватчике И-16 на расстояние около 10 м, собираясь протаранить его. Немецкий бортстрелок открыл огонь, который на таком расстоянии был очень точным. В правой части кабины образовались пробоины от пуль, одна из них задела правую руку летчика. Дав полный газ, Талалихин протаранил хвост Не-111, который потерял управление и рухнул на землю.

На высоте 690 м Талалихину удалось взять свою перевернувшуюся кверху брюхом машину под контроль. Он выпрыгнул с парашютом. Талалихин приземлился на озеро и был подобран.

После многочисленных боевых вылетов над Москвой в оборонительном бою 27 октября 1941 г. Талалихин был сбит.

Для советских ВВС подобные победы в бою немногих русских летчиков-асов были лучом света в темный период военных неудач Красной армии.

Таранные атаки совершались до 1943 г. Затем красные ВВС и воздухе перехватили инициативу, и таран стал применяться только в самом крайнем случае. Считалось неоправданным терять Як-9 или Ла-7 ради одного немецкого бомбардировщика.

В одной советской военной газете осенью 1941 г. таран описывался как необходимость, способная остановить врага. «Борьба советских соколов с нацистскими коршунами, — говорилось в этой газете, — есть проявление героизма». Эта газета авиаторов во всех подробностях расписывала успешный ночной таран Талалихина, назвав пилота Не-111 «фашистским оборотнем», который «рассчитывал сбросить свой дьявольский груз на столицу Советского Союза. С чертовским злорадством представлял он, как красные звезды кремлевских башен рухнут на землю, а предсмертные крики женщин и детей зазвучат райской музыкой в его ушах».

После таких статей, которые печатались во множестве, неудивительно было, что население убивало сбитых немецких летчиков.

За неклассической тактикой таранов, которая западным наблюдателям представлялась необъяснимой (хотя позже ее восприняли и немцы, когда бомбежки немецких городов стали катастрофическими), скрывалась огромная любовь к Родине и готовность отдать за нее жизнь. На многих советских самолетах в то время было написано: «За Родину!»

Таран означал призыв к русским летчикам не раздумывая жертвовать собой ради спасения своей страны. Это не был акт самоубийства, простой храбрости здесь было мало. Только опытные летчики применяли таран как признанную тактику воздушного боя.

Оборонительные действия русских

Поначалу казалось, что Русская кампания развивается по образцу предыдущих кампаний, получивших название блицкрига. План «Барбаросса» с его мощными прорывами и окружением крупных русских соединений сработал и здесь, на востоке, и гибель Красной армии казалась уже неизбежной. И лишь немногие эксперты после первых успехов немцев увидели, что Советское государство сумеет пережить этот огненный смерч. После падения Смоленска 17 июля судьба России казалась решенной, поскольку путь на Москву был открыт.

Немецкая авиация начала бомбить Москву, готовясь к штурму русской столицы.

На севере 16 августа был захвачен Новгород, а неделю спустя — Красногвардейск и пригороды Ленинграда. В начале сентября Ленинград был взят в кольцо. Можно было начинать осаду, но никто не мог себе представить, что она продлится 900 дней.

На южном фланге фронта была частично оккупирована Украина. Под Киевом со своими войсками еще держался генерал-полковник Кирпонос. 16 сентября в руках немцев оказалась вся Смоленская область. Однако здесь группировка немцев потеряла решающие недели.

Ставка приказала Кирпоносу удержать Киев любой ценой, но тремя днями позже и этот город перешел в руки немцев. Группа армий «Юг» выступила на Ростов-на-Дону, а оттуда — в Крым.

Положение Советов было тяжелым. Однако появились уже первые признаки восстановления боевой мощи Красной армии. Немецкий блицкриг одержал ряд тактических побед, но не принес стратегического успеха. Красная армия выстояла, несмотря на ужасающие потери. Политическая структура оставалась дееспособной.

Главнокомандование красных ВВС смогло выставить еще 2516 самолетов. Самым важным фактором, однако, явилось то, что пилоты, машины которых были уничтожены на земле, остались живы, а кроме того, выжил также технический персонал и личный состав наземных служб. Это и стало причиной того, что красные ВВС смогли подготовиться к дальнейшим боям. Новые бомбардировщики и истребители были обеспечены летным составом.

Решение Комитета обороны, принятое в июле 1941 г. в Москве, о переброске заводов военной промышленности на восток, было выполнено. Более 1500 промышленных предприятий были переведены за Урал во время пика немецкой наступательной операции. Это говорило о том, что возможности советской военной промышленности еще далеко не исчерпаны. Необходимо было не только вывезти промышленное оборудование и установить его на новом месте, но и переселить туда квалифицированный персонал. А это 10 (!) миллионов рабочих, которых перебросили на восток в условиях невыносимо жаркого лета 1941 г. и в холодную, многоснежную зиму, самую холодную за многие годы. В этих условиях промышленное производство было быстро возобновлено.

В 1942 г. все дальневосточные авиационные предприятия выпустили 25 000 самолетов. Большинство из них были нового типа — Ил-2, Пе-2 и Як-1. Благодаря этим титаническим усилиям в 1942 г. советская авиация возродилась.

Остатки русской военной авиации получили передышку, и к началу немецкого наступления на Москву она уже восстановила свои силы, пополнилась новыми самолетами и экипажами. Готовясь к решающей битве в небе над Москвой, руководство советских ВВС стремилось исправить те ошибки, которые оно совершило в предшествующие недели. Все неудачи в воздухе привели к тому, что народ потерял веру в авиацию. У выживших командиров и членов экипажей развился комплекс неполноценности.

Военные победы приводят к успокоению. Неудачи заставляют задуматься, почему так произошло. Перед советским военно-воздушным командованием стояли вопросы: сумеем ли мы повернуть колесо в обратную сторону? Научатся ли наши летчики побеждать? Что нам делать, чтобы превратить ВВС в боеспособную силу, которая поставит люфтваффе на место?

Воздушная битва над Москвой

Ужасающие потери русских в самолетах превосходили, как выяснилось, даже первоначальные завышенные цифры немецких сообщений. До сентября 1941 г. советские ВВС (по их собственным данным) потеряли 7500 самолетов.

В Ленинграде, Москве и других не занятых немцами регионах находились остатки красных ВВС, составлявшие всего 25 % от своего довоенного уровня. Замена самолетам на фронте поступала медленно. Это обуславливалось и переброской авиационных заводов за Урал.

Красные ВВС встречали люфтваффе в воздушном пространстве Москвы ослабевшими и утратившими свой боевой дух. Настроение войск и населения граничило с отчаянием. Огромные потери в самолетах нельзя было списать только на фактор внезапности, приходилось признавать — даже против своей воли, — что летное мастерство немецких пилотов выше и обучены они лучше, а немецкий военно-воздушный флот лучше оснащен боевой техникой.

Высшее советское руководство в часы наивысшей угрозы постаралось собрать в Московской области все имевшиеся в наличии авиационные части, чтобы отразить надвигавшийся удар врага.

Однако готовность оборонять столицу до конца и описанная выше тактика таранов не могли закрыть бреши в техническом оснащении авиационных частей и компенсировать недостатки летной подготовки. И все же немцы несли огромные потери и дорого платили за каждый свой шаг вперед.

Согласно директиве фюрера № 33 от 19 июля, Москва должна была подвергнуться серии бомбардировок еще до начала армейского наступления. Для Ставки — штаб-квартиры русского Верховного главнокомандования — эта пауза оказалась подарком небес, который позволил сделать все необходимое для укрепления обороны.

Операция «Тайфун», которая началась 30 сентября 1941 г. и которой руководил генерал-фельдмаршал фон Бок, должна была сокрушить Красную армию и завершить победой Восточную кампанию.

Но этот удар запоздал. Погода испортилась. Проливные дожди превратили территорию Центральной России в пустынное грязное месиво. Воцарилась распутица. По слякоти размокших дорог могла продвигаться только гусеничная техника, имевшая широкие траки.

Боевая мощь и дальность действия немецких войск не смогли преодолеть природных преимуществ России, а именно огромной территории страны и связанных с ней проблем снабжения любой наступающей армии, а также неблагоприятного климата, эффект которого усиливался слякотью, снегом и жесточайшим холодом.

По указанию Сталина Ставка сосредоточила все свои силы против группы армий «Центр» на Западном и Брянском фронте, а также на резервном фронте. Все три фронта могли одновременно выставить только 391 самолет, преимущественно штурмовики и истребители, из которых около половины были устаревшими. Однако на фронт постоянно прибывали новые самолеты. Их размещали на аэродромах вокруг Москвы, в центре Московского оборонительного района.

По советским подсчетам, численность самолетов 2-го воздушного флота немцев в центральном секторе фронта достигала 950, что абсолютно не соответствовало истине, поскольку уменьшение числа самолетов было таким же значительным, как и у красных ВВС. Кровопролитные боевые действия сильно снизили боевую мощь бомбардировочных и истребительных частей 2-го воздушного флота. К этому добавились еще и проблемы со снабжением, плохо оборудованные аэродромы и указание Верховного командования в полную силу продолжать боевые действия. Это ни в коем случае не способствовало восстановлению и пополнению сил.

Советское главнокомандование, понимая, что у немцев самолетов теперь стало гораздо меньше, чем в начале войны, должно было тем не менее учитывать дальнейшие потери, которые невозможно было сразу же восполнить.

Поставить на фронт некоторое количество боевых самолетов и истребителей удалось благодаря генерал-полковнику Жигареву, который с триумфом командовал 6-м ИАК[47] в Московской зоне ПВО. Кроме того, Ставка предоставила в его распоряжение авиационный корпус резерва главного командования. Этот корпус состоял из шести авиадивизий, от четырех до шести авиаполков в каждой, и подчинялся непосредственно главнокомандованию. В ходе этих оборонительных сражений в распоряжении Жигарева и его 6-го ИАК находились аэродромы с твердыми взлетно-посадочными полосами и прочными укрытиями. Аэродромы Внуково, Фили, Тушино, Химки и Московский центральный аэродром стали большим подспорьем в период распутицы и жестоких холодов.

Положение, в котором оказались авиационные части Западного фронта, отражало в целом тяжелое положение всех советских ВВС. Генерал-полковник Конев, командующий армией на Западном фронте, в своем докладе народному комиссару обороны от 25 сентября 1941 г., говорил о том, что боевая мощь ВВС перед началом операции «Тайфун» сильно ослаблена: «Мы располагаем 102 истребителями и 64 бомбардировщиками. Наши бомбардировочные части состоят из 25 ТБ-3 30-х гг. и имеют скорость 240 км/ч. Кроме того, мы имеем 28 устаревших бомбардировщиков типа СБ. У нас только 5 бомбардировщиков Пе-2 и 4 Су-2, 11 разведчиков и 8 Ил-2. Я настойчиво требую передать нам один полк Пе-2 и еще один полк штурмовиков Ил-2, в противном случае наша авиация сможет создать для люфтваффе лишь видимость сопротивления».

И тем не менее, одна только фронтовая авиация Западного фронта в сентябре совершила 4101 боевой вылет и сбросила 831 т бомб. Командование ВВС, по сообщениям отдельных частей, добавило к этому сведения об уничтожении 120 немецких самолетов на земле и 89 — в воздушных боях.

Сопоставимых результатов добились и авиаподразделения Брянского и резервного фронтов.

81-я ДБАД[48] красных ВВС, которая участвовала в битве за Москву, имела на 30 сентября всего 40 самолетов, тем не менее она атаковала своими устаревшими Ер-2, а также новыми Пе-8 и Пе-3 аэродромы, с которых немецкие самолеты летали бомбить Москву. Более 80 % этих налетов совершалось ночью.

В ходе операции «Тайфун» командование советских ВВС организовывало первые дневные и ночные налеты на немецкие войска. Особенно проявили себя пилоты штурмовиков, которые бросались в бой с решимостью фанатиков.

Ночные налеты совершались, однако, бипланами По-2. Идеальными условиями для таких налетов были лунные и звездные ночи. Русские летчицы, которых немцы называли «ночными ведьмами», в ходе этих опасных налетов завоевали себе особую славу. По-2 летали поодиночке с интервалами от пяти до пятнадцати минут на высоте 250–500 м над позициями немцев и сбрасывали свои 50-кг бомбы на все видимые цели.

Эти налеты маленьких самолетов, прозванных немецкими солдатами «швейными машинками», которые были очень маневренными и часто перелетали через линию фронта бесшумно, с выключенными моторами, атаковали все попадавшиеся им на пути штабы, выдававшие себя освещением. Бомбы сбрасывались вручную. Эти машины были гораздо опаснее «швейных», с которыми их так презрительно сравнивали.

С началом наступления группы армий «Центр» на Москву немцы захватили ряд аэродромов и наземных структур советских ВВС. Командующий ВВС на Западном фронте генерал Ф. Г. Мичугин и генерал И. Н. Николаенко, командовавший резервными частями, считали, что немецкое наступление остановить невозможно. На Брянском фронте генерал авиации Полынин попытался изменить положение дел. Однако и он вскоре пришел к заключению, что его части не в состоянии остановить напор люфтваффе. Вся фронтовая структура советских оборонительных позиций под Вязьмой и Брянском была разрушена.

3 октября 1941 г. после ожесточенного сражения пал Орел. В конце первой недели операции «Тайфун» в руках немцев оказался Брянск, а передовые отряды 2-й танковой армии достигли района Тулы.

7 октября захлопнулась ловушка под Вязьмой. Отказ Ставки дать команду отойти, из опасения, что начнется паника и вся войсковая структура развалится, привел к тому, что в немецком плену оказались целые воинские соединения.

Люфтваффе пришлось в эти дни атаковать многие цели, которые большей частью даже не были прикрыты ПВО. Для советского руководства наступил момент истины. Чтобы остановить наступление немцев на Москву, нужно было бросить в бой все, буквально все.

Советские ВВС были усилены всеми имевшимися в наличии средствами. В первую неделю операции «Тайфун» они совершили 700 боевых вылетов на наступающие немецкие войска. Машины всех образцов, даже гражданские самолеты, доставляли солдат и оружие из тыловых районов на фронт, чтобы повысить боеспособность Красной армии. В течение первых дней наступления немцев на Москву советские ВВС доставили 5500 солдат из элитных частей и 13 т вспомогательных средств на передовые оборонительные позиции.

В кризисных ситуациях генерал Жуков давал команду штурмовикам атаковать немецкие танковые и моторизованные части. Советские бомбардировочные части, уже ослабленные летними боевыми действиями, тоже совершили много налетов на скопления войск противника и его танковые колонны.

Пилоты бомбардировщиков сначала летали на высоте 2400 м, как их учили до войны, пока не поняли, что это слишком опасно, поскольку они очень быстро могут подвергнуться атаке. Одна удачная атака немецких истребителей на тихоходные бомбардировщики заканчивалась полным разгромом русских. Таким образом, эти бомбардировщики становились «в глазах самих летчиков в лучшем случае ритуальным жертвоприношением самолетов и экипажей»[49].

Чтобы точнее накрыть цель, командиры приказывали на боевом курсе снижаться до высоты 1500 м. Новая тактика увеличила точность попадания, но и бомбардировщики стали более уязвимыми для зенитного огня, тем более что нижняя граница атаки располагалась на высоте 900 м, и многие ее придерживались.

В районе Москвы советским ВВС удалось нанести немецким авиационным частям значительный ущерб благодаря прибывавшим на фронт штурмовикам Ил-2.

«Ильюши», как прозвали эти самолеты русские летчики, особенно успешно атаковали немецкие пехотные и танковые части. 2-я танковая армия в Орле на себе испытала, что значит налет Ил-2 и других боевых самолетов. Во многих местах штурмовики атаковали небольшими группами от 3 до 6 машин и остановили продвижение немцев. 4 октября под налет штурмовиков попал сам генерал-оберст Гудериан, едва его самолет приземлился в Севске. Когда он повел в бой 3-ю танковую дивизию, его колонна была второй раз атакована с воздуха. Генерал не пострадал от этого налета.

Тем не менее немцы сохраняли свое превосходство в воздухе, несмотря на все усилия русских летчиков, а также на то, что они несли тяжелые потери не только в воздушных боях, но и в результате аварий и различных неполадок. В первые девять дней наступления на Москву немцы совершили только на русском Западном фронте более 4000 вылетов. К этому времени люфтваффе возобновили налеты на Москву и сделали между 15 ноября и 5 декабря 41 вылет на советскую столицу или около того. После отражения этих налетов русские ПВО сообщали, что в день они сбивали по 30–40 самолетов. (Это составило бы за 21 день от 630 до 640 самолетов — фантастическое и совершенно нереальное число, которое мы тем не менее приводим здесь, чтобы показать, как трудно подсчитать точное количество сбитых самолетов.)

В то время как советская пресса на все лады твердила о советском героизме и о боях с превосходящими силами противника, немецкие части сильно подтаяли и испытывали большие трудности в снабжении боеприпасами, бомбами и горючим.

Советские источники того времени говорят о серьезных просчетах в управлении и структуре ВВС и о том, что подчинение армии было ошибкой. Но в ту пору думали только о том, как бы спасти Москву! Теперь историки принялись энергично утверждать, что советские ВВС являлись отдельной составляющей Красной армии. Эта новая структура должна была прежде всего избавиться от ошибок в координировании воздушных и наземных операций.

Командиры авиационных дивизий зачастую совершали воздушные атаки, которые без прямого контакта с армией не приносили никаких результатов.

Русский генерал Мороз

Когда Москва вооружалась, чтобы дать отпор немцам, зима безо всяких усилий захватила всю страну. До сих пор ее призрак только витал над немецкими войсками. Операция «Тайфун» буквально погрязла в снегу, грязи и дождях в преддверии наступающих морозов. С 18 октября до начала ноября продвижение немецкой армии измерялось в метрах, и это было единственное спасение для Москвы, до которой оставалось не больше 80 км.

Ожесточенное сопротивление Советов и экстремальные погодные условия приостановили наступательный порыв немцев.

Под угрозой окружения и уничтожения Красная армия отбила под Тулой все атаки врага. Под Калугой, Волоколамском и в других оборонительных пунктах советские войска по ночам наносили ответные удары. В ходе оборонительных боев советские ВВС совершили 16 000 боевых вылетов на поступивших на фронт новых самолетах, выполняя задачу по поддержке армейских частей. Снег и сильные морозы в середине ноября положили конец распутице, и в такой обстановке началась решающая фаза операции «Тайфун». Земля замерзла, и это позволило возобновить наступательные операции. Но самая холодная за многие годы зима принесла с собой и другие серьезные проблемы.

Любое движение замирало на ходу. Температура падала до 50 градусов ниже нуля и приносила неописуемые страдания немцам, которые вообще не были готовы к русской зиме, особенно к такой суровой.

На долю люфтваффе выпало множество неразрешимых проблем. Советские авиационные части взлетали с надежно укрытых аэродромов, в то время как люфтваффе располагали только самыми примитивными аэродромами, обстановка на которых ухудшалась день ото дня. Взлетно-посадочные полосы приходилось постоянно очищать от снега. Запустить моторы, особенно с жидкостным охлаждением, было почти невозможно. Машин-обогревателей было очень мало, и все они находились далеко от фронта. Наземный персонал, несмотря на все его отчаянные усилия, не мог проводить стандартные работы по обслуживанию, поскольку на открытом воздухе руки примерзали к металлу и оторвать их можно было только с мясом. Вне помещения инструменты приходилось предварительно отогревать. Самолеты, особенно их боевое оружие, отказывали, несмотря на все усилия техников держать их в боевой готовности. Не было никаких инструкций или указаний по борьбе с холодом.

Русские, напротив, проводили свои воздушные операции все активнее, пользуясь скованностью противника. Выныривая из-под низко висящих облаков, советские эскадрильи наносили немцам значительный ущерб. В суровых погодных условиях они перехватили инициативу у немцев и стали контролировать небо над фронтом. В течение уже упомянутого периода (с 15 ноября по 5 декабря) красные ВВС совершили 15 840 боевых вылетов против 3500 у немцев. Те же русские источники сообщают, что люфтваффе потеряли 1400 самолетов. Получалось, что русские полностью уничтожили больше авиационных дивизий, чем было у немцев. Если предыдущие сообщения никак не соответствовали реальности, то что уж говорить об этих.

Тем не менее завоеванное немцами в июне — июле 1941 г. превосходство в воздухе быстро сошло на нет. Линия фронта длиной 3200 км требовала от люфтваффе такой дани, с которой ничего не могло сравниться. При быстро растущих потребностях на Западе и в Северной Африке у люфтваффе оставалось слишком мало резервов, чтобы с успехом играть взятую на себя роль и на Востоке. В конце 1941 г. Гитлер приказал 2-му воздушному флоту переместиться из зоны ответственности группы армий «Центр» в Италию, где он был нужнее.

По подсчетам экспертов, на каждые 800 м русского фронта приходился всего один самолет, тогда как в Польше и Франции это число достигало 5–7.

Кардинальной ошибкой было отзывать 2-й воздушный флот с самого опасного участка фронта, как раз в тот самый момент, когда немецкая армия несла там огромные потери.

Кроме того, люфтваффе в боевых действиях использовали испытанные типы самолетов, а в советских ВВС появились первые признаки перевооружения и переоснащения новыми типами мощных истребителей и штурмовиков. Это переоснащение произошло за счет англо-американской авиационной техники: «Спитфайров», «Харрикейнов», «Томагавков» и «Аэрокобр». Недалеко было то время, когда летная техническая отсталость красных ВВС будет преодолена и русские летчики завоюют в боях превосходство над врагом.

В первые месяцы Русской кампании люфтваффе совершали в среднем по 2500–3000 боевых вылетов в день и уничтожали советские самолеты в воздушных боях и на земле, оказывая тем самым ощутимую поддержку армейским частям. При этом они несли тяжелые потери, и с этим ничего нельзя было поделать. К концу лета их боевая мощь сильно уменьшилась. В ходе операции «Тайфун», когда воцарилась плохая погода, прекратились почти все боевые действия в воздухе со стороны люфтваффе. Потери росли, количество боевых вылетов уменьшалось. Пришло время русских контрударов.

Ответные удары русских

При таком количестве побед на востоке главное командование люфтваффе, и прежде всего рейхсмаршал Геринг, никак не хотело замечать, что силы люфтваффе к концу последней фазы Русской кампании, целью которой было взятие Москвы, все больше и больше истощались. Авиационные части были перегружены требованиями армии и измотаны экстремальными погодными условиями. Несмотря на все свои воздушные победы, немцы добились лишь тактического превосходства в воздухе, которое ими было быстро утрачено.

Русские доказали свою способность даже в таких тяжелых условиях наносить ответные удары, как только предоставлялся удобный для этого случай. Понимая, что немецкие войска во что бы то ни стало хотят взять Москву, красные ВВС в те решающие месяцы войны дрались отважно.

11 октября они совершили мощный налет на аэродромы немцев. Секретная служба русских получила информацию, что люфтваффе в эти дни запланировали большой налет на Москву, целью которого было уничтожение расположенных вокруг нее аэродромов. Русские предполагали, что в этом налете будет участвовать 1500 машин.

Чтобы предотвратить немецкий воздушный удар, Ставка приказала командованию ВВС нанести в ночь на 12 октября превентивный удар, а за ним, утром 12 октября, — еще один. Эта директива Ставки была частью стратегической операции, в которую должны были войти все операции советских воздушных сил с 11 по 18 октября. Авиационным частям было приказано уничтожить аэродромы немцев вдоль северо-западной магистрали, ведущей к Москве. Основу этих частей составляли бомбардировщики, базировавшиеся на аэродромах вокруг Москвы.

Эти налеты были совершены четко по плану. Судя по заявлениям русских, они оказались чрезвычайно успешными. Удалось разбомбить аэродромы люфтваффе под Витебском, Смоленском, Орлом, Оршей, Северском и другие. По сообщениям, число уничтоженных самолетов достигло 500. Это число, несомненно, завышено в десять раз, но тем не менее потери немцев были очень велики. Эти налеты продемонстрировали дикую, фанатичную решимость, которой от русских, после понесенных ими потерь, никто не ожидал.

Советские ВВС показали под Москвой свою почти неисчерпаемую мощь и несгибаемую решимость любой ценой защитить Москву.

В первый день контрнаступления русские штурмовики и бомбардировщики атаковали скопления немецких войск и артиллерийские позиции, оказывая поддержку своей 31-й армии, наступавшей на Калининском фронте. После взятия Калинина советские авиационные дивизии выполняли задачи поддержки тех пяти армий, которые стояли в обороне в северном секторе и готовились перейти в контрнаступление в направлении Ржева, где выступ фронта к северо-западу от Москвы создавал постоянную угрозу столице.

Фронтовые авиационные части совершили в этом районе 1289 боевых вылетов. Помимо успешных действий против немецких войск, эти подразделения одержали 15 побед в воздухе; 16-я армия была на подходе.

Генерал С. И. Руденко (который в январе 1942 г. сменил генерала Н. К. Трифонова на посту командующего красными ВВС на Калининском фронте) продемонстрировал в ходе этих боевых действий свою способность эффективно командовать воздушными операциями. Он был назначен командующим 16-й воздушной армией, с которой позднее воевал над Курском и Берлином.

В те кризисные недели, когда решалась судьба столицы, он стал как раз тем командиром, которому при всем его умении сопутствует удача. На южном участке фронта под Москвой, в небе над Тулой, советские ВВС воевали под руководством этого выдающегося командира. Здесь Ставка обозначила основной целью 2-ю танковую армию генерал-оберста Гудериана, которая уже шаг за шагом отступала. На Тульском направлении Ставке удалось создать большую концентрацию наземных войск. Эти части были сняты с Западного и Юго-Западного фронтов. Здесь находились советские 10-я и 50-я армии, а также несколько кавалерийских частей.

В течение первых десяти дней зимнего контрнаступления немецкие войска местами были отброшены на 90 км.

Советские авиационные части попытались уничтожить подразделения 2-й танковой группы. Однако они еще не достигли своей полной боевой мощи. На Юго-Западном фронте в их распоряжении было 236 боеспособных самолетов, а авиационные части Западного фронта уменьшились только на 183 самолета. Несмотря на такое небольшое число готовых к бою самолетов, русские ВВС в декабре 1941 г. под Москвой сыграли важную роль. Только на западном направлении они совершили 5055 боевых вылетов (по другим источникам, 5066) и уничтожили при этом большое количество бронетехники. Постоянные налеты русских авиационных частей наносили большой урон отступающим в беспорядке немецким войскам.

Для поддержки действий Красной армии в ход были пущены воздушно-десантные войска. В ночь на 15 октября 415 парашютистов высадились за линией фронта в районе Таряевой Слободки на северо-западе. Они должны были блокировать пути отступления немцев к западу от нее. При этом советская 30-я армия получала возможность окружить и уничтожить противника. Некоторые советские источники назвали эту операцию успешной, хотя было совершенно очевидно, что планы Советов провалились. Это был, конечно, хитрый маневр, но для него не хватило сил. Кроме того, достичь цели не позволила плохая организация операции. Советские десантники понесли тяжелые потери и с трудом избежали полного уничтожения. 415 солдат было явно недостаточно для подобной операции, ибо для ее успеха требовалось в десять раз больше десантников.

В январе 1942 г. состоялась вторая высадка десанта в количестве 2000 человек в районе Медыни. Такие операции в тяжелейших погодных условиях были отмечены храбростью и даже героизмом, но из-за своей плохой подготовки были обречены на провал. От участников воздушных операций в решающей битве за Москву генерал Жуков требовал жестокости и озлобленности. Для нее командование ВВС предоставило 80 % всей своей боевой мощи. Все части были собраны в Московской воздушной оборонительной зоне. Эта противовоздушная оборона была собрана из авиационных подразделений 5, 33 и 43-й армий. Они должны были прорвать линии обороны противника, разгромить люфтваффе и танковые части.

В этом секторе обороны Москвы сражения для Красной армии были жестокими и кровопролитными. И к концу декабря 1941 г. угроза захвата столицы миновала.

4 января 1942 г. Красная армия освободила города Боровск и Малоярославец, два ключевых пункта южнее Можайска. В эти тяжелые недели советскими авиационными частями командовал генерал Н. Ф. Науменко. 7 февраля 1942 г. его на этом посту сменил генерал С. А. Худяков. Науменко, ветеран финской «зимней войны», на короткое время принял под командование 4-ю воздушную армию на Кубани с тем, чтобы позднее в Курской битве возглавить 15-ю воздушную армию.

6-й ИАК полковника И. Д. Климова, а с конца ноября 1941 г. — полковника А. И. Мелентьева сыграл решающую роль в обороне Москвы и в последовавшем зимнем наступлении советских войск. В то время как этот корпус выполнял задачи по защите объектов в Москве, он еще был задействован главнокомандованием ВВС в жизненно важных операциях по воздушной поддержке, во время которых совершал налеты на вражеские войска, аэродромы и железнодорожные узлы. В ноябре только один этот корпус, по советским данным, уничтожил 170 немецких самолетов, а в декабре — еще 80. В декабре, когда миновала угроза немецких налетов, 6-й ИАК перешел к штурмовым атакам врага. Между 9 и 14 декабря, в период частых снегопадов и жестоких морозов, его истребители вновь и вновь атаковали отступающие немецкие войска и успешно совершали полеты в глубину обороны противника, на города Клин и Солнечногорск.

Эти гибкие боевые операции авиационных частей в советском контрнаступлении дополнили былые заслуги этого корпуса в обороне Москвы. Виктор Талалихин, как уже ранее говорилось, погиб 27 октября 1941 г. в одном из боевых вылетов 6-го авиакорпуса.

Еще один русский летчик лейтенант А. И. Катрич из 120-го ИАП совершил два успешных тарана. В ходе решающих битв за советскую столицу 27 летчиков 6-го авиакорпуса получили звание Героя Советского Союза.

В боях с отступающими немецкими войсками принимали участие и специальные авиационные части. Обе резервные авиадивизии под командованием генералов A. A. Демодова и И. Ф. Петрова присоединялись к частям дивизии дальних бомбардировщиков, сопровождая их во время налетов на скопления вражеских войск.

В итоге следует сказать, что советские ВВС в 1941 г. не только выжили, но и смогли нанести удары, которые принесли им победу к «удивлению противника, который уже не чувствовал себя непобедимым»[50].

С января 1942 г. в Московском военном округе скопилось достаточно авиационных частей, чтобы из них можно было сформировать специальную боевую группу. Под командованием полковника H. A. Сбытова она должна была участвовать в битве «на Можайском направлении, оказывая поддержку советской 5-й армии». Это соединение состояло из 46-го БАП, 65-го и 243-го ШАП[51] и нескольких других подразделений. В то время как бомбардировочные части оснащались самолетами Пе-2, штурмовые полки имели на вооружении Ил-2. «Авиационная группа Сбытова» добилась заметных успехов и оказала большую помощь 5-й армии в выполнении поставленных перед ней задач. С конца ноября из авиашкол и курсов Осоавиахима в полки ночных бомбардировщиков стало поступать пополнение. Эти полки были оснащены По-2 и Р-2 и сразу же включились в оборонительные операции. То, что, несмотря на угрожающую обстановку, сложившуюся в последние два месяца 1941 г., русским удалось создать 71 (!) авиаполк, можно назвать только чудом.

Первая фаза контрнаступления продолжалась 33 дня. За этот период красные ВВС совершили 16 000 боевых вылетов; более половины — в поддержку боевых действий наземных войск. Низкая облачность и ограниченная видимость очень мешали русским летчикам, но не стали для них непреодолимой преградой. Пилоты совершали свои боевые вылеты на предельно низких высотах.

В Москве Ставка в качестве последнего аргумента выставила против врага основной костяк своих ВВС. Самолеты теперь имели по два экипажа для дневных и ночных полетов. Это еще сильнее затруднило отступление немецких войск.

Советское наступление с января по март 1942 г.

За упомянутые три месяца русские ВВС совершили 49 000 боевых вылетов против группы армий «Центр». Эта цифра была, конечно, преувеличена русскими, но тем не менее свидетельствует о высокой боевой активности красных ВВС.

Между 4 и 7 января 1942 г. русские фронтовые подразделения нанесли удар по немецким аэродромам в городах Ржева и Великие Луки, с которых транспортные самолеты снабжали окруженные в тех местах немецкие армейские части.

Эти налеты выполняли 5-й гвардейский и 193-й истребительные авиационные полки. Действия этих частей поддерживали эскадрильи, переданные в их распоряжение воздушной армией генерала Петрова. Русские сообщили об уничтожении девяти Ju-52 на земле и одного Do-217 в воздухе.

Отгремевшие сражения и ужасающие погодные условия сильно уменьшили общую численность русских самолетов. Вследствие этого доля новых типов самолетов в составе авиационных частей росла быстрее, чем было запланировано. Например, в конце января 1942 г. на Калининском фронте насчитывалось 96 самолетов, из них — 5 Пе-2, 17 — Ил-2, 7 — МиГ-3, 23 — ЛаГГ-3, 14 — Як-1, 8 — И-15 и 22 — И-16, остальные идентифицировать не удалось. Отсюда видно, что И-15 и И-16 составляли лишь треть общего числа.

Процесс перехода на новые типы самолетов в советских ВВС летом 1942 г. значительно ускорился после того, как предприятия авиационной промышленности, переведенные за Урал, заработали на полную мощь.

Уже в феврале — марте 1942 г. появилась возможность увеличить активность воздушных операций. В феврале в районе Москвы прошло 67 воздушных боев, в которых участвовало общим числом 344 самолета. В марте произошло 258 воздушных боев, в которых 656 русских самолетов воевали против 971 немецкой машины. Русские объясняли увеличение числа воздушных налетов возросшим наступательным порывом своих летчиков. С перспективной точки зрения военной истории советские ВВС «перехватили инициативу у группы армий „Центр“, несмотря на численное превосходство этой группы и люфтваффе. Советские летчики совершали боевые вылеты на все немецкие тылы от Смоленска до Москвы, атаковали вражеские войска, танки и пункты связи, и прежде всего аэродромы противника, где бы они их ни обнаруживали»[52].

Упомянутого здесь численного превосходства немцев никогда не существовало. Об этом говорят объемы производства русских авиационных заводов и формирование все новых и новых авиаполков. Однако немецкие исследователи придерживаются иной точки зрения. Относительно возросшей активности русских в воздухе немецкая сторона тоже высказывалась гораздо сдержаннее. И все-таки генерал-лейтенант Швабедиссен, послевоенный немецкий историк, вынужден был признать, что советские ВВС на рубеже 1941–1942 гг. преодолели тяжелейший кризис и перешли в наступление[53].

Тем не менее боеготовность советских авиационных частей, независимо от времени и обстоятельств, была разной. Однако с лета 1942 г. стал очевиден переход русских к наступательной стратегии в воздухе.

Советские боевые части обрели уверенность в себе, когда их самолеты сравнялись по мощи с соответствующими немецкими моделями. Советские штурмовые авиационные подразделения в 1942 г. становились все агрессивнее и сильнее.

Советы совершили колоссальный технический прорыв, сумели обеспечить связь между самолетами, находящимися в воздухе, и между самолетами и наземными структурами. Теперь командиры получили возможность контролировать свои воздушные операции и улучшать управление подразделениями.

Новое радиооборудование позволило командованию советских ВВС осуществлять координацию воздушных и наземных операций.

Эти улучшения советские историки приписывают возросшей мощи красных ВВС. Однако немецкие источники утверждают, что даже после этого система информационного обеспечения русской авиации была налажена очень плохо. Немцы перехватывали команды русских, передаваемые по радио, и принимали соответствующие меры.

В 1941–1942 гг. реорганизации подверглись и тыловые службы ВВС. Было создано 7 новых авиационных строительных баз. На них разместили 30 батальонов воздушно-полевого обслуживания, 9 саперных аэродромных батальонов и другие подразделения. Тыловые советские службы создали вдоль линии фронта большие склады боеприпасов. Эти склады располагались в 240–400 км друг от друга, что позволяло быстро обеспечивать ими передовые аэродромы. Здесь тоже случались накладки, но их беспощадно искореняли.

Была построена целая сеть аэродромов. Технический персонал и войска снабжения были распределены так, что все склады боеприпасов, горючего и запчастей находились в зоне их доступа.

Командование интендантской службы обеспечивало быструю доставку всех необходимых материалов на передовые аэродромы. Железнодорожные и авиационные мастерские проявили работоспособность, столь необходимую для обеспечения наступательных действий ВВС. Все эти меры преследовали одну цель — выдержать еще один напряженный год (1942) и дать возможность ВВС в 1943–1945 гг. перейти в наступление. Для этого необходимо было прежде всего создать совершенно новую структуру и управление ВВС, а также признать их отдельным родом войск и соответственно оснастить.


Примечания:



4

Цур зее — воинское звание в немецком военно-морском флоте, соответствующее званию оберста (полковника).



5

Бальмунг — название меча Зигфрида, главного героя «Сказаний о Нибелунгах».



45

Покрышкин А. Красный ас



46

БАП — бомбардировочный авиационный полк в составе ВВС Красной армии.



47

ИАК — истребительный авиационный корпус в составе ВВС Красной армии.



48

ДБАД — дальнебомбардировочная авиационная дивизия в составе ВВС Красной армии.



49

Важин Ф. А. Советские военно-воздушные силы



50

Плохер Г. Указ. соч.



51

ШАП — штурмовой авиационный полк в составе ВВС Красной армии.



52

Джексон Р. Красные соколы; Иванский А. Орлиные крылья.



53

см.: Швабедиссен В. Воздушная война на несколько фронтов.








Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке