10 мая 1940 года Германия без объявления войны напала на Нидерланды и Бельгию. Спустя две недели бельгийская армия по приказу короля Леопольда капитулировала. Голландцы оказали довольно сильное сопротивление, но очень скоро авиация люфтваффе превратила Роттердам в руины, а западные и северо-западные районы страны были захвачены немецким парашютным десантом.

К 17 марта страна была полностью оккупирована. Королева Вильгельмина, принцесса Юлиана, принц Бернхард, их дети, а также члены правительства и несколько сотен государственных чиновников и военных были перевезены на борту двух британских эсминцев в Англию. Несколько голландских линейных кораблей с экипажами и весь торговый флот также ушли из страны. Таким путем попали в Великобританию 3100 военных моряков и 1500 голландских офицеров, солдат, жандармов.

Перед отъездом королева наделила полномочиями главнокомандующего вооруженными силами страны генерала Винкельмана принимать любое решение, которое поможет избежать кровопролития. И 14 мая генерал приказал прекратить огонь, но так и не капитулировал. Официально Нидерланды никогда не сдавались немецким захватчикам.

Гитлер назначил лидера австрийских нацистов доктора Зейс-Инкварта рейхс-комиссаром Нидерландов, заявив, что у него нет намерения проявлять жестокость по отношению к «братскому голландскому народу». Но вместе с тем он назначил обергруппенфюрера СС Ганса Раутера, гестаповца, известного своей беспощадностью, комиссаром по вопросам общественной безопасности, на случай, если «братья-голландцы» не пожелают принять своих немецких «родственников» с распростертыми объятиями.

Почти сразу же после оккупации возникло и движение Сопротивления. Уже в течение первых недель было сформировано несколько отрядов. Одной из первых появилась группа «попрошаек» (Beggars)[23]. Лидером современных «попрошаек» стал Бернард Изердраат. Свой штаб они разместили в яхт-клубе возле Хук-ван-Холланд, а членами группы стали спортсмены, студенты, офицеры. Они имели весьма смутное представление об организации подпольной деятельности, но интуитивно пошли по верному пути. Они начали выпускать подпольную газету, из которой сбитые с толку внезапным вторжением своего восточного соседа голландцы смогли узнать правду. «Попрошайки» надеялись установить связь с англичанами, однако уже в ноябре вследствие предательства голландского нациста, внедрившегося в группу, Изердраат и его помощники были арестованы. А во время всеобщей забастовки в феврале 1941 года 15 человек из них были расстреляны.

Другие группы Сопротивления были созданы в 1940–1941 годах. В них вошли главным образом социал-демократы и члены юношеских католических союзов. Коммунисты пришли в Сопротивление только после нападения Гитлера на Советский Союз. Офицеры расформированных голландских вооруженных сил, которым удалось избежать интернирования, постепенно собирались вместе. Два высокопоставленных офицера – генерал-майор Хассельман и полковник Болтен собрали вокруг себя молодых людей, чтобы обеспечить сбор информации и передачу ее в Лондон. Лидером этой группы стал доктор Йоганн Штийкель, молодой юрист из Роттердама. Он даже сумел отыскать опытного радиста – Корнеля Друпштейна, который и установил первый радиоконтакт с Англией. Его сигналы были случайно перехвачены одной из приемных станций британских войск связи. В течение нескольких месяцев группа Штийкеля обменивалась сообщениями с SIS.

Вместе с королевой Вильгельминой в Лондон отправился бывший комиссар гаагской полиции ван Зант. Он являлся ответственным за безопасность во время вынужденного путешествия королевской семьи. В Лондоне он стал секретарем королевы и начал создавать секретную службу. Полковник Г.П. Рабаглиатти был офицером связи SIS.

Хотя в Великобританию вместе с королевской семьей и кабинетом министров прибыло и несколько профессиональных разведчиков, служивших в голландской армии, их первые шаги больше напоминали передвижение ощупью в темноте. Разведывательные органы страны не оставили на месте никаких агентурных сетей, не позаботились они и о связи, желая в тот момент только одного – как можно быстрее покинуть страну. Правда, и SIS тогда находилась не в лучшем положении. После инцидента в Венло ее голландская агентурная сеть была провалена. И к тому же один из главных агентов, очень торопившийся уехать из страны, в спешке оставил портфель с документами, в которых указывались все его явки. Разумеется, портфель попал в руки немцев, которые сумели с толком распорядиться неожиданным подарком[24].

Созданная суперинтендантом ван Зантом Центральная разведывательная служба начала работать в Лондоне в июле 1940 года, то есть задолго до образования голландского отделения SOE. С помощью полковника Рабаглиатти в Голландию был отправлен первый секретный агент.

Это был молодой лейтенант голландского ВМФ Лодо ван Хамель. Его сбросили с парашютом возле Лейдена ночью 28 августа 1940 года. В течение долгих шести недель он работал без устали, причем зачастую при весьма неблагоприятных обстоятельствах. Многие люди, к которым он обращался, отказывали ему в помощи. Тем не менее он создал четыре группы, и у каждой имелся радиопередатчик. Один комплект радиоаппаратуры он привез с собой, еще три были собраны в Голландии и настроены на британские приемные станции. После этого ему было предписано вернуться в Лондон, чтобы доставить собранную им разведывательную информацию. Он заранее получил инструкции перебраться в Цуриг – небольшую деревушку во Фрисландии возле дамбы, отделяющей соленое Северное море от пресной воды залива Зюйдер-Зее. Там в день, который следовало уточнить по радио, его подберет английский гидроплан.

По предложению ван Хамеля его сопровождал профессор Баас Бекинг – лидер недавно созданной организации Orde Dienst[25] (OD), в которую входили в основном кадровые военные. 14 сентября двое мужчин выехали во Фрисландию. Профессор имел при себе толстый портфель с отчетами, шифрами, микрофильмами и фотографиями. В Харлингене к ним присоединились два курьера, чтобы проводить до места посадки.

В ту ночь состоялось гала-представление в Немецком театре Гааги. Собственно говоря, это был все тот же известнейший национальный театр, просто немцы, захватив город, переименовали его, и спектакли начали идти на немецком языке. Таково было одно из культурных новшеств, введенных немцами для «блага» голландского народа. В королевской ложе сидели Артур Зейс-Инкварт, Ганс Раутер и прочие высшие чины. Остальные ложи и партер были заняты немецкими офицерами и чиновниками, пришедшими сюда вместе с женами и подругами. Среди них был и недавно приехавший по назначению штурмбаннфюрер СС Йозеф Шрайдер. Он прибыл в Голландию из Австрии всего лишь месяц назад и с нетерпением ожидал случая поймать своего первого «британского шпиона».

В антракте адъютант попросил его зайти в ложу командира Sicherheitsdienst штандартенфюрера доктора Вильгельма Харстера, который передал Шрайдеру маленький листок бумаги. Это была телефонограмма, только что пришедшая в офис Харстера и срочно доставленная в театр. В ней говорилось: «Из Леувардена. Сегодня вечером британский агент, называющий себя ван Дален, должен находиться в сопровождении трех человек на восточном берегу Фрисландии возле Тьеукемеера в ожидании прибытия английского гидроплана, который возьмет их на борт. Жду ваших указаний».

Харстер приказал Шрайдеру немедленно отправиться в Леуварден и на месте разобраться в ситуации. Взяв с собой двух человек, Шрайдер выехал на север.

Полиция в Зурихе арестовала четырех человек – ван Хамеля, профессора Бааса Бекинга и обоих курьеров – мужчину и женщину. Их выдал один из местных жителей, которому показались странными длительные прогулки неизвестной троицы по берегу.

Пленных в присутствии Шрайдера подвергли допросу, но безрезультатно. Тем более, что ничего недозволенного при них обнаружено не было. Профессор сумел выбросить свой портфель с документами в воду. Лишь значительно позже немцы случайно обнаружили его на небольшом островке, куда его выбросило волнами.

После долгих и изнурительных допросов в гаагском офисе Шрайдера ван Дален признался, что в действительности он является лейтенантом Лодо ван Хамелем, незадолго до ареста прибывшим из Англии. Но своих товарищей он не выдал. Ван Хаттум, руководитель OD, которому ван Хамель поручил свой радиопередатчик, остался на свободе. Он был схвачен немцами лишь два года спустя. Ван Хамель спас и профессора Бекинга, заверив Шрайдера, что тот не имеет ничего общего с движением Сопротивления, а лишь искал возможность добраться до Англии, откуда намеревался ехать к семье. О курьерах ван Хамель сообщил, что те являются местными жителями, которых он нанял проводниками и которые ничего не знали о его намерениях, – таким образом он спас и их жизни. Ван Хамель провел много месяцев в заключении, предстал перед судом военного трибунала и был казнен в июне 1941 года.

Его арест натолкнул немцев на мысль о необходимости усиления охраны береговых территорий, что впоследствии привело к аресту группы Штийкеля.

Некоторое время из Англии больше не направляли агентов в Голландию, главным образом из-за неразберихи, царившей в системе голландской секретной службы в Лондоне. А голландское отделение SOE в то время только создавалось. Однако благодаря самопожертвованию ван Хамеля радиосвязь сохранилась и поддерживалась.

Географическое положение Голландии крайне неблагоприятно для поддержания регулярного сообщения с Великобританией. Франция, Норвегия и Дания – все имеют границы с нейтральными странами. У курьеров была возможность добираться до Швейцарии, Испании или Швеции, хотя такие путешествия зачастую были очень опасными. Голландия же находится в полной изоляции. А береговые территории усиленно охранялись немцами. Во Франции существовала возможность посадить маленький «лизандер» и взлететь на нем даже при очень короткой взлетной полосе. Для Голландии же низкая облачность и туманы являются вполне обычным явлением. Это не слишком мешает людям, но исключает возможность приземления и взлета маленького самолета. К тому же эта небольшая страна чрезвычайно плотно заселена, обладает густой сетью автомобильных и железных дорог, в ней отсутствуют горы и почти нет лесов. Другими словами, там негде укрыться.

Все перечисленное делало отправку агентов по воздуху или морем невероятно трудной. В период между ноябрем 1940-го и июнем 1941 года в Голландию прибыло только три агента. Два вскоре были схвачены немцами, третий проработал около года. У существовавших в стране групп Сопротивления организаторские проблемы оставались основными. Было проведено несколько диверсий, но в целом зима прошла спокойно. Однако вскоре население начало проявлять первые признаки недовольства. Волна сопротивления фактической оккупации поднималась довольно быстро. По всей стране прошли демонстрации протеста. Их причиной послужил быстрый рост цен на продукты питания и введение новой жесткой системы распределения. Было отмечено несколько случаев нападения на железнодорожные составы, перевозящие промышленные и продовольственные товары в Германию.

До начала немецкой оккупации в Голландии не существовало «еврейской проблемы». Из 140 тыс. голландских евреев около 70 тыс. жили в Амстердаме, причем многие еврейские семьи могли проследить свою голландскую родословную на протяжении нескольких веков. Все они по праву считались голландцами и пользовались уважением своих соотечественников. В октябре 1940 года рейхс-комиссар Зейс-Инкварт ввел первые ограничения, направленные против голландских евреев. Голландским властям было приказано уволить всех служащих этой национальности, работавших в муниципальных учреждениях, органах здравоохранения и учебных заведениях. Когда студенты таких знаменитых университетов, как Лейденский и Делфтский, отказались посещать лекции преподавателей, сменивших профессоров-евреев, Зейс-Инкварт распорядился закрыть университеты.

Когда государственные служащие еврейской национальности были, согласно приказу, отстранены от своих должностей, высшие государственные чиновники официально обратились к немецким властям с просьбой отменить приказ, поскольку его выполнение неблагоприятно отразится на работе всех структур. Это лишь усилило гнев нацистов. Зейс-Инкварт приказал, чтобы евреям запретили пользоваться общественным транспортом, посещать публичные библиотеки, театры и кино. Врачам-евреям разрешали лечить только лиц той же национальности. Начала проводиться регистрация всех предприятий и магазинов, которыми владели евреи, а за этим следовала их конфискация.

Тысячи голландцев выразили свой протест, выстраиваясь в длинные очереди в приемных врачей-евреев. Они старались делать покупки только в «запрещенных» магазинах, приглашали евреев в гости. Римская католическая и протестантская церкви, обычно весьма сдержанные в отношениях друг к другу, на этот раз объединились вместе с рядом научных и общественных организаций, а также видными общественными деятелями страны и вместе выступили на защиту своих соотечественников-евреев. Активизировалась деятельность и групп Сопротивления.

Немцы пребывали в ярости. Раутер, желая показать, что среди голландцев велики антисемитские настроения, приказал лидеру весьма малочисленной, но все-таки существующей голландской нацистской партии Адриану Муссерту «разобраться» со своими евреями. Большинство членов его партии были отъявленными хулиганами, давно и хорошо известными местной полиции. 10 февраля 1941 года улицы северной части Амстердама, где жило очень много евреев, заполнились толпами шпаны. Они избивали еврейских мужчин, женщин и детей, вламывались в дома, поджигали магазины. В результате несколько сотен человек получили серьезные увечья.

Воспользовавшись этим антисемитским спектаклем как поводом для дальнейших репрессий, Раутер приказал собрать всех амстердамских евреев в гетто. В это же самое время был издан приказ об отправке нескольких сотен мужчин, главным образом рабочих с судостроительных предприятий Амстердама и Роттердама, на работы в Германию.

В субботу 15 февраля началась стихийная забастовка рабочих Амстердама. Тысячи голландцев шли по улицам, выкрикивая проклятия в адрес нацистов. Они несли плакаты в поддержку евреев, обещали им помощь и защиту рабочего класса Амстердама.

Чтобы наказать голландцев за это неслыханное нарушение порядка, Раутер приказал казнить трех коммунистов – руководителей забастовки, а также пятнадцать членов организации «попрошаек». Много тысяч евреев были отправлены в концентрационные лагеря и сгинули в них. На отдельные города был наложен коллективный штраф: на Амстердам – 6 млн долларов, Хилверсюм – 1 млн, Зандам – 200 тыс. долларов. Именно в них проходили самые бурные демонстрации. Городские власти были смещены и заменены немецкими комиссарами.

Проеврейский бунт в Голландии не имел аналогов ни в одной из оккупированных немцами европейских стран. Он оказал существенное влияние на всю деятельность немцев, направленную против британских агентов. Зейс-Инкварт, Раутер и прочие нацистские руководители развернули широкую пропагандистскую кампанию на радио и в прессе. Уинстона Черчилля назвали «прислужником мирового еврейства» и подстрекателем возмутительных событий в Голландии. Оказывается, виной всему явились «террористы и диверсанты из Лондона». Высокопоставленные нацисты пообещали впредь «безжалостно расправляться с этими террористами».

До февральского восстания немцы держали в Голландии сравнительно малочисленный персонал СД и гестапо. Считая, что в этой стране необходимо проводить весьма тонкую политику, Зейс-Инкварт договорился с Гиммлером об ограничении деятельности гестапо. Да и у военной разведки (абвера) был только небольшой офис в Гааге, возглавляемый полковником Хемпелем. Он существовал при штабе немецкого главнокомандующего генерала Фридриха Кристиансена. Боевой командир, кадровый офицер старой школы, он, хотя и довольно положительно относился к нацистам, все же настоял, чтобы случаи диверсий рассматривались его военными судами.

Только поздней осенью 1940 года гестапо начало заниматься контрразведывательными мероприятиями. В марте 1941 года после вспышки народных волнений гестапо и СД в Голландии были значительно усилены. Шрайдер назначил себя специалистом по работе с ожидаемыми агентами из Великобритании.

Абвер, считающий контрразведывательную деятельность своей прерогативой и недовольный вмешательством гестапо, решил, в свою очередь, обзавестись соответствующим специалистом. Он должен был создать в Гааге филиал военного контрразведывательного департамента, который в Берлине возглавлял генерал-лейтенант фон Бентивенги. Его работу курировал сам адмирал Канарис.

Таким специалистом стал майор Германн Гискес из французского абвера. Гискес, которому к тому времени исполнилось сорок шесть лет, был мужчиной выше среднего роста с несколько грубоватыми чертами лица, длинным, немного крючковатым носом и начинающей редеть шевелюрой. Голландский офицер майор Кеес де Грааф, допрашивавший пленного Гискеса после войны, рассказывал: «Когда Гискес, одетый в гражданскую одежду, уселся передо мной, он производил впечатление скромного немецкого бюргера. Лысоватый, крепко сбитый мужичок с постоянно съезжающими с носа очками. Ничего примечательного! Но не требовалось много времени, чтобы разобраться: Гискес обладает довольно редкими для немцев, во всяком случае для тех, кто находился в то время у власти, чертами. Это был культурный и очень образованный человек, к тому же обладающий чувством юмора. Он не отрицал того факта, что все его достоинства, вольно или невольно, были поставлены на службу нацизму».

По прибытии Гискес устроил свой офис в Хугевеге – на известном морском курорте Шевенинген неподалеку от Гааги. Для этого у богатого голландца был реквизирован дом. Посетители проходили через заднюю дверь, скрытую зарослями лип, за которыми начинался участок, занятый немецким ВМФ. Гискес припомнил, что перед войной видел фильм, снятый сотрудниками немецкой контрразведки, где фигурировали все сотрудники британской разведки в Гааге, и специально принимал все меры, чтобы ничего подобного не случилось с его людьми.

Гискес предполагал, что работа в Голландии не будет сложной. Однако вскоре выяснилось, что ему придется работать в тесном контакте с СД и гестапо, что явилось для него не слишком приятным открытием. Его «коллега» в СД – Йозеф Шрайдер – был профессиональным полицейским. К тому же он был намного моложе – ему едва исполнилось тридцать девять лет. Гискес, издавна принадлежавший к армейской элите, испытывал лишь презрение к гестаповскому офицеру. Их первую встречу он описал так: «В мой кабинет вошел почти лысый круглолицый человечек небольшого роста в форме штурмбаннфюрера СС. Он протянул мне гладкую, ухоженную маленькую ручку, явно только что от маникюрши. Слегка поклонившись, он проследовал за мной в комнату отдыха, расположился на стуле и скрестил свои короткие ножки. Последовал стандартный обмен любезностями, во время которого я имел возможность как следует рассмотреть его. Его возраст трудно поддавался определению. Скорее всего, ему было около сорока. Маленькие, немного навыкате глаза слегка оживляли бледное одутловатое лицо, а цвет и форма носа выдавали пристрастие к бутылке. Этот человек всячески старался выказать мне свое расположение, а легкий провинциальный акцент придавал его голосу задушевную теплоту. Казалось, что он невыразимо счастлив, неожиданно обретя в моем лице дорогого старого друга. Он был воплощением благожелательности: такими иногда описывают полицейских следователей. Именно перед ними закоренелые убийцы Эдгара Уоллиса должны прямо с порога начать каяться и заливаться горючими слезами. Когда же он дружелюбно и чуть фамильярно обратился ко мне «мой дорогой друг Гискес», я понял, что это совсем не сложно. Вместе с тем я был совершенно уверен, что он тщательно изучил мое прошлое и знает обо мне все до мелочей».

Так началось это партнерство, исполненное завистью и интригами. Тем не менее в течение следующих двух лет Гискес и Шрайдер совместными усилиями свели на нет все попытки голландского отделения SOE и собственной лондонской секретной службы голландцев наладить работу в стране. Вначале успех сопутствовал Шрайдеру. После ареста ван Хамеля он, используя двойных агентов и голландских нацистов, сумел разгромить группу Штийкеля.

В марте 1941 года доктор Штийкель решил, что он, а также его заместитель Ян Гуд и еще два помощника должны выехать в Англию, чтобы доставить информацию, собранную после провала миссии ван Хамеля и профессора Бекинга. Соответствующее предложение пошло в Лондон и было принято обеими секретными службами – британской и голландской. Группа должна была добираться собственными силами – по морю на небольшом катере.

Немцы позволяли голландским рыбакам выходить на промысел в прибрежные воды, но требовали, чтобы все их передвижения контролировались. Обычно этим занималась портовая полиция. Доктор Штийкель знал двух полицейских, которые тайно помогали Сопротивлению, и рассчитывал на их помощь. Он не подозревал, что эти двое на самом деле являются осведомителями гестапо. Как только они поняли, что намечается не обычная рыбалка, немедленно обо всем был уведомлен шеф местного гестапо – штурмбаннфюрер Лоренц. Ночью 2 апреля Штийкель, Гуд и братья ван дер Плаз поднялись на борт катера. На берегу их провожали друзья.

Неожиданно на пристани появился отряд эсэсовцев. Из темноты возникли моторные лодки, тоже с эсэсовцами, и окружили катер. Людей, находившихся на катере и на берегу, схватили и отправили в Гаагу в гестапо. Вскоре были арестованы все члены группы Штийкеля. Их отвезли в Берлин и предали суду военного немецкого трибунала. Все, кроме одного человека, были приговорены к смертной казни и позже расстреляны. Единственный член группы, приговоренный к пожизненному заключению, больше не вернулся из Германии.

В Голландии группа Штийкеля стала символом национального героизма. Они были пойманы во время храброй, отчаянной, но совершенно безнадежной попытки добраться до Великобритании без какой бы то ни было помощи со стороны секретных служб в Лондоне.

Отношения между британской и голландской секретными службами в Лондоне в 1941 году постоянно ухудшались. Руководители британской разведки настаивали, чтобы связь голландской CI (Central Intelligence – Центральная разведывательная служба) ван Занта с немногочисленными агентами и группами Сопротивления в Голландии велась под контролем англичан. У голландцев даже не было права работать на своих радиопередатчиках. А когда появилось голландское отделение SOE, британцы начали требовать, чтобы набор и обучение агентов также выполнялись SOE.

Чтобы попытаться найти общий язык с англичанами, голландское правительство создало в Лондоне специальный отдел, в функции которого входила отправка агентов и связь с группами Сопротивления. Его назвали Bureau Militaire Voorbereiding Terugkeer (MVT) – Бюро военной подготовки возвращения. Его возглавил голландский морской офицер полковник М.Р. де Брин.

Тем не менее отношения между секретными службами двух стран никак не налаживались. Полковник де Брин постоянно жаловался, что британцы держат его в полном неведении. Уставший от постоянных склок голландский премьер профессор Гебранди в конце концов создал свою личную секретную службу, во главе которой поставил молодого адвоката из Зютфена доктора Дерксему, который уехал из Голландии уже после начала оккупации. «Теневая» разведка доктора Дерксемы работала в своем офисе на Честер-стрит совершенно независимо от всех официальных организаций.

Все это лишь усилило разногласия, однако весьма амбициозный доктор Дерксема сумел обратить такое положение себе на пользу. Он напрямую договорился с некоторыми руководителями британской разведки и лично отобрал ряд агентов для отправки в Голландию. И в то время как высшие британские разведывательные чины демонстративно не встречались с комиссаром ван Зантом и полковником де Брином, они довольно снисходительно относились к Дерксеме и зачастую одобряли его неординарные методы.

Отчаянное предприятие было задумано группой студентов Лейденского университета под руководством Хэзелхофа Рольфцема, который успел выехать в Англию. Он знал, что каждую пятницу поздно вечером немецкие офицеры съезжаются в отель «Эспланада» в Шевенингене, где устраивают грандиозные вечеринки. Его план заключался в том, чтобы отправить туда моторный катер, причем рассчитать время так, чтобы он прибыл в Шевенинген между полуночью и 2 часами ночи. В непосредственной близости от берега один или два агента пересядут в маленькую надувную лодку, чтобы затем совершить высадку. Они будут одеты в вечерние костюмы, держать в руках бутылки с шампанским, от них будет пахнуть спиртным. Если их обнаружат немцы, они скажут, что являются гостями на вечеринке в отеле и просто вышли на улицу немного проветриться. Этот план высадки группы агентов был похож на студенческий розыгрыш и очень не понравился полковнику Брину своей очевидной авантюрностью. Однако премьер-министр Гебранди, не лишенный чувства юмора, одобрил его.

Взаимоотношения между британскими и голландскими официальными лицами со временем стали настолько напряженными, что комиссар ван Зант даже подал в отставку. Вскоре после этого руководитель голландского отделения SOE Ричард Валентайн Лейминг, большую часть жизни проработавший в Голландии, также покинул свой пост. Его последователем стал майор Блант (Близзард).

Предложенная Рольфцемом схема переправки агентов в Голландию на деле оказалась очень трудновыполнимой. Было сделано не меньше семи попыток, и всякий раз катера с агентами в вечерних костюмах на борту возвращались обратно. И только восьмая попытка ночью 21 ноября 1941 года оказалась удачной. Правда, высадить удалось только одного агента, Вильяма ван дер Рейдена, причем его надувная лодка перевернулась, он потерял радиопередатчик и едва не утонул сам. На берегу немцев не оказалось, его никто не преследовал, так что сцену с шампанским разыгрывать было не перед кем.

23 ноября на берег был высажен лейтенант Питер Тазлаар. Он благополучно вышел на связь с лидером социалистов доктором Виарди Бекманом, которого премьер Гебранди желал видеть в Лондоне членом своего кабинета. Тазлаар попытался организовать его отправку, но, несмотря на то что за ним регулярно высылались катера, нелепые случайности всякий раз мешали осуществить задуманное. В конце концов 15 января 1942 года, ожидая подхода катера, доктор Бекман нарвался на патруль и был арестован. Тазлаару удалось скрыться, и он добрался до Великобритании через Испанию.

Разногласия между голландцами и англичанами продолжались вплоть до конца 1942 года, когда согласно указу королевы Вильгельмины голландская секретная служба подверглась тщательной ревизии и коренной реорганизации. А весь 1942 год голландские министры грызлись между собой за право контроля над разведкой. И все же голландское движение Сопротивления постепенно набирало силу, вопреки склокам в верхах, до которых им не было никакого дела.

В июле 1941 года Шрайдер узнал от одного из своих информаторов о существовании подпольной радиостанции, поддерживающей регулярную связь с Англией. Человеком, сообщившим эти сведения, был Антоний ван дер Ваальс. Со временем он станет самым надежным помощником Шрайдера, истинным Иудой, предавшим своих товарищей. За три с половиной года своей подлой деятельности он отправил в тюрьмы и на смерть несколько сотен своих соотечественников.

Ван дер Ваальс был сыном респектабельных и очень религиозных родителей. В возрасте двадцати двух лет он порвал со своим благочестивым семейством и вступил в нацистскую партию Муссерта. Он стал командиром отделения в Afdelingen – голландской организации, созданной по образу и подобию немецких штурмовых отрядов. После оккупации он начал работать на шефа гестапо Меллера в Роттердаме, донося на евреев. Мало-помалу он отобрал бизнес у своего хозяина, и, хотя дело давало немалый доход, оно не приносило юноше удовлетворения. И вскоре он стал доверенным агентом Меллера.

Однажды ван дер Ваальс узнал, что директор фирмы, производящей электрооборудование, А.П. ван дер Меер, связан с Сопротивлением. Последний не был знаком с ван дер Ваальсом, но несколько раз встречался с ним в кабинете у бывшего хозяина молодого Иуды. И разумеется, никто не знал о тайной деятельности предателя. Ван дер Ваальс продемонстрировал ему чертежи механизма запуска двигателей внутреннего сгорания, применимого и для авиационных моторов. Эти бумаги предатель получил у своих хозяев в гестапо, куда их доставили с немецкой судостроительной верфи в Киле.

Ван дер Ваальс попросил, чтобы директор познакомил его с людьми, имеющими связь с Англией. Он заявил, что является патриотом и не желает, чтобы столь важное изобретение попало в руки к немцам. Пусть лучше его станут использовать англичане, быть может, оно поможет им победить в этой войне. На ван дер Меера произвел впечатление патриотизм милого юноши, и наживка была проглочена. Он познакомил его с профессором Шумейкером, видным ученым, связанным с группой Сопротивления под руководством Отто Вердоорна, у которой имелась связь с Лондоном. Одна из его явок была в табачном магазине Кнапе в Бергвеге. Голландские подпольщики с энтузиазмом отнеслись к предложению ван дер Ваальса и передали в Лондон предложение организовать его поездку в Англию. Однако Лондон не проявил большого интереса к этой идее. Тем не менее голландские подпольщики продолжали всячески поддерживать ван дер Ваальса, который, сообразив, что удача сама идет к нему в руки, потребовал 10 тыс. гульденов (в то время около 4 тыс. долларов), чтобы усовершенствовать свое изобретение. В конце концов он получил 5 тыс. гульденов от ван дер Меера.

А тем временем ван дер Ваальс собирал информацию о подпольной организации и составлял досье для сменившего Меллера гауптштурмфюрера СС Хаммера. 30 апреля 1941 года Хаммер представил его Шрайдеру, который, по его словам, сразу понял, что «именно этого человека так долго ждал». Шрайдер предложил ван дер Ваальсу зарплату – 225 гульденов и оплату всех непредвиденных расходов.

В июле «новый сотрудник» донес Шрайдеру о подпольной радиостанции, располагавшейся где-то возле Билтхо-вена. К тому времени он уже успел выдать немцам несколько групп Сопротивления, в том числе и возглавляемую отцом Йозефом Клинге из монастыря в Химстеде. 26-летний монах, два студента-теолога и остальные члены группы впоследствии были казнены. Он выдал также Яна Берхиса – человека, застрелившего на Хаарлемстраат немецкого офицера. За это Иуда получил награду от гестапо – 5 тыс. гульденов.

Ван дер Ваальсу, однако, не был известен точный адрес подпольной радиостанции в Билтховене. Абверу пришлось задействовать службу радиопеленгации, и в течение нескольких недель машины с антеннами день и ночь курсировали по улицам Утрехта и Билтховена. 31 августа стало очевидно, что радиопередатчик находится вблизи виллы богатого голландского бизнесмена или же на самой вилле. Однако на ее хозяина по имени Ян Сикинга никогда не падала даже тень подозрения в причастности к деятельности движения Сопротивления. Тем не менее виллу обыскали. В небольшом сарае, стоявшем в укромном уголке обширного сада, немцы обнаружили полный комплект радиопередающей аппаратуры. Они нашли также весьма хитроумную сигнализацию, с помощью которой можно было передать сигнал тревоги из виллы в сарай и наоборот. Кроме того, в доме находился светловолосый юноша, не принадлежавший к числу членов семейства Сикинга.

Молодой человек был кадетом Ганцем Зомером, агентом, направленным сюда голландским отделом SIS. Зомер оказался мужественным человеком и наотрез отказался говорить, даже под пытками. Немцы использовали все возможные методы, однажды даже привели к заключенному гипнотизера, но так и не узнали от храбреца ничего, достойного внимания.

Однако при обыске на вилле были найдены шифры, использовавшиеся при радиопередачах. Зомер всячески отрицал очевидный для немцев факт, что эти бумаги принадлежали ему. Он утверждал, что они были переданы ему на хранение одним из борцов Сопротивления, имя и фамилию которого он не знает.

Шрайдер передал бумаги одному из своих подчиненных – Эрнсту Маю – сержанту Sicherheitsdienst. Май не был профессиональным шифровальщиком, но, тем не менее, он долго и упорно работал над записями и в конце концов добился успеха. Он даже выяснил, что в шифре использовался специальный знак для проверки безопасности – ряд смешанных цифр, которые не имели смысла сами по себе, но подтверждали принимающей стороне, что все в порядке. Таким образом в руках у Мая оказалась ключевая информация. Именно это позже и привело к провалу SOE в Голландии. Сержант Май в Гааге стал такой же важной фигурой, какой был сержант Блейхер в Париже, и даже кое в чем превзошел своего коллегу.

Сержант Май честно попытался объяснить суть своего открытия Шрайдеру, но штурмбаннфюрер не придал сообщению своего подчиненного особого значения. Даже когда Май сказал, что код вместе со знаком безопасности можно использовать для радиоигры, Шрайдер не оценил информации.

13 февраля 1942 года, то есть спустя шесть месяцев после того, как немцы получили первый шифр SOE, отделение эсэсовцев ворвалось в дом доктора Кредье – врача, практикующего в Вассенааре, близ Лейдена. Дело заключалось в том, что один из информаторов донес, что доктор, вероятнее всего, связан с Сопротивлением. Солдаты обнаружили в доме доктора двух незнакомцев. После соответствующей обработки в гестапо оба признались, что являются британскими секретными агентами.

Один из них, бывший офицер голландской армии Иоганн тер Лаак, прыгал с парашютом на севере страны в сентябре 1941 года. Его отправила в Голландию организация Дерксемы, снабдив адресом доктора Кредье. Передатчик тер Лаака разбился во время приземления, поэтому он не имел возможности выполнять функции радиста.

Вторым был Вильям ван дер Рейден, тоже агент Дерксемы. Именно он прибыл по морю 21 ноября 1941 года в вечернем костюме и с шампанским, утопив рацию. Промокший, замерзший и очень расстроенный потерей передатчика, он с большим трудом добрался до Вассенаара. Однако у доктора оказались для него обнадеживающие новости: он уже приютил одного агента – тер Лаака, который разбил передатчик. Если ван дер Рейден сумеет его починить, все будет хорошо.

Ван дер Рейден был опытным радистом и отлично разбирался в аппаратуре. Он рассказал доктору о себе, хотя и далеко не все. В 1935 году он завершил службу на военно-морском флоте и вступил в голландскую нацистскую партию, однако не стал ее фанатиком и придерживался весьма умеренных взглядов. Перед войной он поступил на торговый флот и отплыл в голландские колонии в Ост-Индии. После начала оккупации был интернирован, а в 1941 году освобожден и занял должность радиста на голландском судне, отплывающем в Англию. В Лондоне он прошел Патриотическую школу и вскоре был представлен доктору Дерксеме.

Шеф неофициальной голландской разведывательной службы сообщил, что британцы интернируют его теперь уже надолго, принимая во внимание его нацистское прошлое, однако этой участи можно избежать, если он согласится стать секретным агентом. Ван дер Рейден должен был доставить новый комплект шифров другому агенту, который работал в Голландии уже несколько месяцев, но использовал шифр, захваченный Зомером. Этим агентом по кличке Клаас был Аарт Хендрик Альблас. Полковник де Брин категорически возражал против отправки ван дер Рейдена, но доктор Дерксема и его друзья из SIS не посчитали нужным учесть его мнение.

Дерксема заверил ван дер Рейдена, что для него задание не является слишком опасным. Даже если немцы и схватят его, то в итоге учтут его нацистское прошлое. Ван дер Рейден согласился, и его приключения начались. А в доме доктора Кредье он отремонтировал аппаратуру тер Лаака так, что обмен информацией с Лондоном возобновился. Кроме того, ван дер Рейден выполнил и свое основное задание – он разыскал Клааса и передал ему новый шифр.

Арест тер Лаака и ван дер Рейдена дал штурмбаннфюреру СС Шрайдеру еще и рацию, кристаллы, настроенные на лондонскую приемную станцию, а также копии шифров, доставленных для Клааса. Сержант Эрнст Май внимательно проанализировал шифры, но Шрайдер так и не знал, что с ними делать. Тогда он решил проконсультироваться с майором Гискесом. Ван дер Рейдену был предложен выбор: быть отданным в руки гестапо или согласиться работать на немцев. Гискес решил провести пробную передачу в Лондон.

Ван дер Рейден, хотя в прошлом и имел общие дела с нацистами, предателем не был. Когда он послал свое первое и последнее сообщение в Лондон, ответа не последовало. Он опустил одну из контрольных цифр, и радисты в Лондоне это заметили. Ван дер Рейден объяснил Гискесу, Шрайдеру и Маю, что, вероятно, не слишком хорошо знает шифр и совершил где-то непреднамеренную ошибку. А значит, рация тер Лаака оказалась для немцев бесполезной.

Некоторое время ван дер Рейден и тер Лаак содержались в тюрьме Селенбараккен в Шевенингене, затем их обоих перевели в гестаповскую тюрьму в Хаарене, а уже оттуда – в разные концентрационные лагеря. Ван дер Рейден выжил и был освобожден в 1945 году. Тер Лаака казнили в Маутхаузене в сентябре 1944 года.

После войны провалы агентов голландского отделения SOE и голландской секретной службы тщательно расследовались голландской парламентской следственной комиссией под председательством доктора Л.А. Донкера, позже ставшего министром правосудия. В случае с Вильямом ван дер Рейденом комиссия отметила следующее:

«По сообщению В.Дж. ван дер Рейдена, сержант Май всячески старался усовершенствовать свои знания шифров, используемых британскими агентами. Ван дер Рейден раскрыл не только общий шифр, но и ряд специфических деталей. Более того, ван дер Рейден сообщил Маю о применяемых в шифрах специальных мерах безопасности, так называемых контрольных вопросах. Ван дер Райден раскрыл немцам даже новый шифр, который должен был передать агенту Альбласу (Клаасу), чьи передачи немцы уже перехватывали и записывали».

Однако ван дер Рейден сообщил немцам только две из трех «меток безопасности», а также сумел утаить значительную часть шифра. Он знал, что Альблас на свободе и непременно сообщит англичанам об арестах. Значительно позже, когда они встретились в тюрьме, Альблас подтвердил, что так оно и было.

Гискес неоднократно повторял, что в штате голландского абвера, который он гордо именовал Цитаделью, существовал лишь «один человек, на которого он мог полностью положиться», – это капитан Рихард Вур – шестидесятилетний краснолицый, вечно одолеваемый ревматизмом шваб, ставший самым близким другом и единомышленником Гискеса. Кроме капитана Вура и сержанта Вилли Куппа, владевшего голландским языком и выполнявшего функции переводчика, «больше никто не соответствовал моим требованиям». Именно сержант Купп помог Гискесу добиться долгожданного успеха.

В ноябре 1941 года, то есть спустя три месяца после обыска в доме доктора Кредье, Купп привел к Гискесу матерого преступника Джорджа Риддерхофа, который, судя по его собственным заявлениям, был крупным контрабандистом, в разное время занимался перевозкой драгоценностей и оружия, а также имел опыт торговли опиумом в Сингапуре. Проворачивая очередную сделку на черном рынке в Амстердаме, он попал в поле зрения немецкой полиции и имел неприятности. 27 ноября 1941 года Гискес сделал следующую запись в своем дневнике: «В 13.00 встречался с Риддерхофом в американском отделе в Амстердаме. Он сказал, что поддерживает связь с одним голландским отставным офицером, который периодически выполняет задания двух английских агентов, работающих, по всей вероятности, в Гааге. Риддерхофу нужны деньги. Также попросил защиты от наших коллег из валютного отдела, которые никак не желали оставить его в покое».

Риддерхоф был крупным и грузным обрюзгшим мужчиной. Он слегка прихрамывал на левую ногу. Напившись, начинал говорить на неповторимой смеси испанского, английского и голландского языков. Вскоре он начал поставлять информацию. Гискес дал ему кличку Джордж, а в документах он проходил как агент F-2087. Его отчеты постепенно заполняли несгораемый сейф Гискеса, предназначенный для хранения совершенно секретных документов. И все же они показались Гискесу настолько фантастичными, что он решил: 2087-й нагло лжет, чтобы выманить у немцев деньги. В частности, 10 декабря 2087-й написал: «Британский агент № 2 в Гааге разыскивает удобные площадки для приема сброшенных с парашютами контейнеров с оружием, боеприпасами и взрывчаткой. Точное время прибытия самолетов будет согласовано по радио с Лондоном. Планируется создание разветвленной подпольной организации, членов которой будут вооружать и обучать инструктора из Лондона».

Откуда у Риддерхофа появилась эта информация? Выдавая себя за сторонника Сопротивления, он сумел завоевать доверие капитана ван дер Берга, лидера группы ОД, которая одной из первых в Голландии установила связь с SOE. В начале ноября 1941 года два агента SOE – Губерт Ловерс и Тийс Таконис – были сброшены с парашютами на востоке Голландии недалеко от границы с Германией. Таконис имел задание установить связь с ОД, а Ловерс был его радистом. Вместе они весьма успешно работали на протяжении четырех месяцев. Ловерс имел несколько явок в Гааге. После некоторых размышлений он разместил рацию в доме бывшего лейтенанта голландской армии Теллера на улице Фаренгейта. А Таконис ездил по стране, устанавливая связи с командирами отрядов и групп ОД.

Информация Риддерхофа была на удивление точна. Она касалась не больше и не меньше как подготовки к организации тайной армии на территории Голландии.

Но Гискесу все это показалось настолько нереальным, что он написал на полях: «Отправляйся на Северный полюс со своими небылицами! Радиосвязи между Голландией и Англией нет и никогда не было! Даю три дня на выяснение вопроса!»

Риддерхоф был человеком подлым, но отнюдь не глупым и сразу сообразил, что его положение становится опасным. Если он лишится покровительства Гискеса, то немедленно окажется в тюрьме за свои неблаговидные делишки на черном рынке. Он решил открыть карты и сказал немцам, что ему удалось проникнуть в группу Сопротивления под руководством капитана ван дер Берга. В доказательство он сообщил, что через несколько дней группа Берга будет отправлять морем трех беженцев в Англию. За ними подойдет катер ко второй дамбе к северу от Шевенингена.

Гискес не поверил своему агенту, но на всякий случай поставил в известность Sicherheitsdienst и военно-морскую разведку. Все-таки он допускал, что доля правды в информации Риддерхофа имеется. В одну из ночей в указанном Риддерхофом месте было арестовано три человека. Они признались, что ждали катер, который должен был отвезти их в Англию.

Вскоре после этого лейтенант Хайнрих, работающий в службе радиоперехвата, используя специальную аппаратуру, доказал, что действительно существует регулярная радиосвязь между Англией и Голландией.

Немцы также отслеживали все передачи Би-би-си (радио «Оранж»). Риддерхоф сообщил, что группа Берга получает инструкции в форме личных сообщений именно в этой программе. Теперь агент 2087 полностью реабилитировал себя в глазах Гискеса, и руководители абвера стали со всем вниманием относиться к получаемой от него информации.

В конце января Риддерхоф сообщил, что капитан ван дер Берг ожидает прибытия самолета. Он только не знал – прибудут ли новые агенты либо партия оружия. Для этого события, которое должно было состояться в конце февраля, была подготовлена приемная площадка недалеко от Хуугхалена. Сообщение о вылете самолета будет передано радио «Оранж». Это будет целое положительное число, если вылет состоялся, и дробное отрицательное – если он задержан. 27 февраля радио «Оранж» несколько раз повторило цифру 783. Немцы поняли, что операция началась. Днем и вечером та же радиостанция несколько раз передала цифру 962.

Гискес, решив, что все идет по плану, приказал полиции контролировать все дороги, ведущие на юг и на север от Арнема, Апелдорна, Зволле и Меппела. Но вмешиваться он не собирался. Риддерхоф должен был стать непосредственным участником операции и позже доложить обо всем происшедшем. Гискес приказал полицейским не вмешиваться и никого не арестовывать, даже если они заметят парашютистов. Он хотел проследить за людьми, надеясь, что они приведут его к подпольной радиостанции. С самолета сбросили только два контейнера. Бойцам Сопротивления удалось подобрать один из них – второй ветром унесло далеко в сторону.

На следующее утро Риддерхоф доложил, что спасенный контейнер был наполнен взрывчатыми веществами, запалами, револьверами «кольт» и патронами. Второй контейнер отнесло к дороге Ассен – Бейлен. Заметив на дороге полицейские патрули, бойцы Сопротивления предпочли отказаться от него. И снова информация Риддерхофа подтвердилась.

Гискес очень заинтересовался, узнав, что руководил встречавшими высокий человек, к которому все почтительно обращались «товарищ Тийс». Риддерхоф считал, что это был инструктор SOE. Другая информация о Длинном Тийсе (Таконис) поступила от Джонни Дроога, еще одного предателя, проникшего в группу ОД.

Гискесу очень хотелось арестовать этого человека. Он понимал, что если сумеет захватить один из передатчиков и шифр, то сможет установить радиосвязь со штабом SOE. Гискес не знал, что Шрайдер вынашивал ту же самую мысль, разница заключалась лишь в том, что у гестаповца, благодаря ван дер Рейдену, уже были английские шифры и даже две трети контрольных знаков.

Из конфиденциальных источников в берлинском абвере Гискес знал, что игнорировать Sicherheitsdienst, в то время как эта организация приобретает все большую силу и начинает проявлять обеспокоенность преданностью абвера идеям нацизма, очень опасно. Утром 6 марта он отправился в Бинненхоф – в гестапо и имел длительную беседу со штандартенфюрером Вольфом, начальником Шрайдера. Вызванный в кабинет Шрайдер выслушал рассказ Гискеса с довольно кислым выражением лица. Офицеры СС были крайне недовольны тем, что Гискес утаил от них Риддерхофа. Однако они великодушно простили его, уверовав, что он осознал свои ошибки и жаждет их исправить.

«Ладно, – после недолгого раздумья решил Шрайдер, – тогда сегодня мы захватим гаагский передатчик, а потом возьмем ван дер Берга и его парней вместе с Длинным Тий-сом в Арнеме».

От Риддерхофа немцы уже знали, что капитан ван дер Берг скрывается в Свиилинкштраате. Они также считали, что передатчик, имевший позывные «Эбенезер», работает где-то в близлежащих кварталах. Некоторое время они следили за семью членами группы Берга, которых предал Риддерхоф, и вскоре обнаружили, что люди тайно посещают одну и ту же квартиру на улице Фаренгейта. Было высказано предположение, что там и находится передатчик.

День 6 марта 1942 года в Гааге выдался не по-весеннему морозным. Вечером пошел снег, к ночи окутавший город белым одеялом. Люди отчаянно мерзли в своих домах, поскольку все запасы угля были давно сожжены. Да и откуда было взяться запасам, если при существующей системе распределения можно было себе позволить сжигать не более горстки угля в неделю.

В крошечной гостиной семейства Теллер было очень холодно. Губерт Ловерс сидел у рации в зимнем пальто, накинув на ноги одеяло. Как и каждую пятницу, он пытался настроиться на волну английских приемников. Шторы были плотно задернуты, поэтому с улицы нельзя было заметить свечения ламп передатчика. На столе лежало три зашифрованных сообщения, подготовленные к отправке.

Ловерс сидел, не сводя глаз с часов. Он ожидал время, когда можно будет начать передачу. Около шести часов в комнату вошел лейтенант Теллер. Он сказал, что несколько минут назад видел на углу улицы Фаренгейта и Олеандр-Лейн три большие машины.

– Как вы думаете, это облава? Они нас обнаружат? – спросил Теллер.

Ловерс подошел к окну и осторожно, прячась за шторой, выглянул. Улица была пустынной.

Ловерс отлично понимал, что немцы могут запеленговать работающую рацию. Но у него не было выбора. Из всех имеющихся у него адресов он мог работать только здесь, поскольку в других местах он не имел возможности установить длинную антенну. А иначе англичане его не услышат. Он неоднократно пытался передавать из других мест, но неизменно возвращался в квартиру Теллера. Он знал, что работающий в одном месте радиопередатчик рано или поздно привлечет внимание немцев, но продолжал работать, так как не мог прервать связь. Судя по всему, немцы определили улицу, где находится рация, но пока точно не установили дом, иначе они не заставили бы себя долго ждать. Поэтому Ловерс надеялся, что им удастся ускользнуть.

– Давайте собираться! – приказал он Теллеру. – Пусть ваша жена бросит рацию на заднем дворе и немедленно уходит из дома. Поторопитесь!

А тем временем на Олеандр-Лейн собирались немцы. Гискес и лейтенант Хайнрих со специалистами службы радиопеленгации прибыли на место первыми. В 5.50 они должны были встретиться с людьми Шрайдера. Гискес, сидя в машине, осматривал темную улицу. Он видел, что его переводчик, Вилли Купп, замер перед одним из домов. Вскоре он подбежал к машине и с восторгом доложил:

– Я знаю это место! Радист там внутри, я уверен! Я следил за ним! И описание Риддерхофа как раз подходит: возраст – около тридцати, блондин, среднего роста, бледное лицо, очки… Считайте, он наш! Он вошел в дом примерно в четыре часа.

– Молодец, Вилли, – проговорил довольный Гискес. – Но мы подождем, пока парень начнет передавать. И тогда возьмем его.

Они продолжали разговаривать, когда люди Хайнриха подали им сигнал. Гискес тут же направился к машине с аппаратурой, где эксперт нажимал на какие-то, известные только ему кнопки. Вскоре все услышали слабый писк, повторяющийся с определенными интервалами.

– Рация работает, – доложил Хайнрих, – оператор пытается установить связь, но приемник еще не настроен на нужную частоту.

Неожиданно писк прекратился.

– Он, наверное, что-то заподозрил, – предположил Гискес. – Может быть, засек наши машины. Мы должны нанести удар, пока он не успел скрыться. – Он обернулся к Хайнриху: – Через две минуты у входной двери. Я пошел к Вилли.

Шрайдера с его людьми все еще не было, и Гискес заподозрил неладное. Быть может, здесь кроется какой-то обман? В конце концов, аресты – это дело гестапо. Не хочет ли Шрайдер, чтобы абвер обжегся, если что-то пойдет не так? Но, завернув за угол, Гискес увидел, как на улице Фаренгейта остановились еще три машины, из которых посыпались эсэсовцы.

А в это время в доме Теллер и его жена спешно упаковывали радиоаппаратуру. Миссис Теллер опустила ее из окна на задний двор на веревке, чтобы избежать даже малейшего шума. Ловерс разложил бумаги по карманам. Миссис Теллер все еще приводила квартиру в порядок, чтобы не оставить ничего подозрительного, а Ловерс и ее муж уже вышли из дома.

Они пошли по улице, оживленно беседуя, – обычная картина, два друга отправились пропустить по стаканчику на ночь. Миновав улицу Фаренгейта и не заметив ничего необычного, они решили, что опасность миновала. Создавалось впечатление, что на них никто не обратил внимания.

Мужчины свернули на Сайпресс-страат и пошли быстрее. Ловерс даже подумал, что тревога оказалась ложной.

Неожиданно их обогнали две машины, двигавшиеся на очень большой скорости. Третья въехала на тротуар и остановилась прямо перед ними. Не успев опомниться, Ловерс и Теллер обнаружили себя в окружении дюжины эсэсовцев. Раздались крики:

– Немецкая полиция! Руки вверх! Вы арестованы!

Мужчин поставили к стене и тщательно обыскали. После этого Ловерса швырнули в одну машину, а Теллера в другую. Это была их последняя встреча.

Для Ловерса поездка была короткой. Машина просто вернулась к дому Теллера. Квартира уже была полна немцев. Они внимательно осматривали рацию, которую без особых усилий обнаружили в саду. Затем Ловерса отвезли в тюрьму в Шевенинген.

В офисе Гискеса ожидали и другие хорошие новости. Другое отделение СД арестовало капитана ван дер Берга и большую часть его группы. Из арнемского отделения гестапо ему сообщили, что арест Длинного Тийса и второго офицера SOE ожидается с минуты на минуту. Уже обнаружена его квартира, в ней оставлена засада.

После короткого допроса Ловерса посадили в одиночную камеру и оставили на неделю в покое. А уже после этого Гискес приступил к промыванию мозгов. Но в отличие от гестаповских методов он делал это вежливо и хитроумно. Он так описывал свои беседы с заключенным:

«После нескольких вопросов, касающихся состояния его здоровья и условий содержания, я объяснил ему, что только он сам может спасти себя и арестованного к тому времени Тийса от смерти. Я призвал его взглянуть на положение дел разумно, подчеркнул, что нет никакого смысла обрекать себя на гибель. Я попросил его дать мне хотя бы один шанс помочь ему, сказал, что мне необходимо получить хотя бы один довод в пользу того, чтобы смертный приговор был заменен другим, более мягким. Для этого ему надо всего лишь передать три сообщения, которые он не успел передать перед арестом.

Хранивший молчание Ловерс встрепенулся. Он явно проявил интерес к моим последним словам.

– Что вы сказали? – переспросил он. – Я должен передать мои три сообщения?

– Надеюсь, уж в этом вы мне не откажете? – улыбнулся я. – Это никак не может принести вред вашим друзьям?»

Позже Ловерс сказал следственной комиссии, что был крайне удивлен этим предложением. Сообщения содержали информацию чрезвычайно опасную для немцев. Зачем они хотели, чтобы Лондон их получил?

Ловерс не понимал, что Гискесу нужен помощник, чтобы реализовать разработанный немцами план проникновения в радиосеть SOE. Гискес и его связисты отлично знали, что каждый радист имеет свой собственный ритм и стиль работы на ключе, причем он столь же индивидуален, как и почерк человека. Они опасались, что, если посадят за рацию Ловерса своего человека, англичане сразу же поймут, что работает посторонний.

Но Гискес не знал, что английские связисты и сотрудницы FANY всегда предельно внимательны при идентификации «почерка» радиста. Они могут не обращать внимания на мелкие отклонения от привычного стиля, поскольку он зависит от условий, в которых работает полевой агент, а они далеко не всегда являются идеальными. Если радист спешит или нервничает, его «почерк» может измениться. Но вот если сообщение содержит все контрольные знаки, а радист отвечает на проверочные вопросы, тогда оно может считаться подлинным.

Сначала Ловерс отказался сотрудничать с Гискесом. Он не поверил, что Длинный Тийс тоже арестован, и надеялся, что Таконис сумеет сообщить в Лондон о его аресте. Поэтому он был неприятно удивлен, когда увидел Такониса и Якоба ван Дийка, одного из лидеров группы Берга, в коридоре гестапо в наручниках. Затем его познакомили с сержантом Маем и лейтенантом Хайнрихом, которые пояснили, каким образом они расшифровали найденные у него сообщения. Ловерс снова отказался верить очевидным фактам и был в полном смысле этого слова потрясен, когда Гискес с улыбкой произнес:

– Не будет никакого вреда, если англичане узнают, что «Принц Эжен» действительно находится в Шидаме…

Только тогда Ловерс убедился, что немцы действительно знают шифр. Ведь в одной из радиограмм, которую он не успел передать, действительно было сказано: «Немецкий линейный корабль «Принц Эжен» находится в ремонте в доке Шидама».

В конце концов он согласился передать под контролем немцев сообщения в Лондон, но намеренно опустил ряд контрольных сигналов. Кроме того, постарался дать понять англичанам, что действует не по своей воле. Он переставил цифры, передаваемые перед текстовым сообщением, и даже несколько раз вставил в написанный на голландском языке текст английское слово «пойман», тем самым подвергнув свою жизнь очевидной опасности.

Не поддается разумному объяснению тот факт, что все эти предупреждения об опасности были проигнорированы на Бейкер-стрит. «Ошибки» Ловерса отнесли на счет спешки. И после этого в течение двух лет руководители голландского отделения SOE принимали сообщения, умело сфабрикованные Гискесом, Шрайдером и их подчиненными, считая, что они идут от агентов SOE и лидеров местного Сопротивления.

После войны руководители SOE попытались объяснить столь очевидные провалы в вопросах безопасности. В октябре 1949 года высокопоставленные чины SOE отвечали на вопросы голландской следственной комиссии. В частности, руководитель западного директората SOE заявил, что отсутствие в сообщениях Ловерса контрольных знаков не осталось незамеченным. Он заявил: «Этот факт был установлен, однако были приняты во внимание и другие доводы, в результате чего мы пришли к заключению, что агент все еще находится на свободе. Поэтому было принято решение продолжать работу».

С 12 марта и до ноября 1942 года Ловерс работал на своем передатчике с позывными «Эбенезер» в удобной квартире на Парк-страат в Шевенингене. Вместе с ним постоянно находился кто-то из офицеров абвера, СД и службы радиоперехвата. Он успел передать немало сфабрикованной немцами информации и, что принесло значительно больший вред, принял огромное количество сообщений от руководства голландского отделения SOE и собственной голландской секретной службы в Лондоне. В них содержались сведения об отправке новых агентов, партий оружия и боеприпасов, а также многочисленные инструкции, касающиеся стратегии союзников, предназначенные для тайной армии и ОД.

Гискес пытался вовлечь и Длинного Тийса в свою игру, но тот с негодованием отказался. Страстно ненавидя врагов, он однажды напал на охранника и жестоко избил его. После этого он много месяцев провел в цепях и наручниках. В ноябре 1944 года он был казнен в Маутхаузене.

Хотя Таконис так и не заговорил, из полученных сообщений стало ясно, что Таконис ранее предложил подготовить специальную площадку – зону высадки для агентов SOE. Для этого он хотел использовать территорию к югу от Зауткампа на берегу канала Райтдип. Эта местность была очень неудобной для немцев, потому что в том районе было довольно много отрядов Сопротивления. Гискес не без оснований опасался, что его собственный «комитет по встрече агентов», составленный из голландцев-предателей, будет легко раскрыт настоящими членами движения Сопротивления.

Поэтому он приказал Ловерсу предложить другую зону высадки – на заболоченных землях к северу от Штейнвика. Это не устроило Бейкер-стрит. 25 марта Ловерс получил приказ встретить агента по кличке Абор. Он должен был прибыть в течение сорока восьми часов и прыгать на площадку в Ассене.

«Подготовьте площадку в Ассене. Потребуются помощники. Будет один агент и несколько контейнеров. Сигнальные огни в виде треугольника, в одной вершине белый огонь, в двух – зеленый».

Спустя два дня агент Абор – лейтенант Арнольд Баатсен – был сброшен с парашютом на площадку, выбранную Гискесом. В мирной жизни он был фотографом, талантливым актером-любителем, певцом. Друзья прозвали его Блондинкой Ритой из-за роскошной копны золотистых волос.

На земле группа фальшивых подпольщиков под командованием Риддерхофа зажгла сигнальные огни для пилота, который не сразу смог засечь площадку. Самолет возвращался четыре или пять раз и довольно долго кружил, прежде чем Абор смог прыгнуть. За ним были сброшены шесть контейнеров с оружием и взрывчаткой.

Шрайдер и Гискес наблюдали за развитием событий из машины, стоящей на обочине дороги. Они с волнением следили, как прилетел вражеский самолет, как в небе появился парашютист, а за ним к земле устремились большие контейнеры. Три предателя, являвшиеся «комитетом по встрече», пожали руки Баатсену, помогли ему закопать парашют. Затем они забрали у него револьвер, мотивируя это тем, что, если им встретится немецкий патруль, наличие оружия явится тяжелой уликой, и повели его к машине. На подходе Риддерхоф ткнул в спину агента свой пистолет, остальные «подпольщики» надели на него наручники. Сначала Баатсен ничего не понял: он решил, что товарищи разыгрывают его.

Гискес вернулся в офис, и в Лондон пошло сообщение о благополучном прибытии агента Абора. Его отправили с рации Ловерса. Немцы имели все основания торжествовать. Абор стал первым агентом SOE, попавшим в ловушку, подготовленную для него радиогруппой «Эбенезер».

Через два дня поступил срочный запрос из Лондона. С Бейкер-стрит требовали информацию о прибытии еще двух агентов, сброшенных 10 марта. Подтверждение об их прибытии до сих пор не поступило. Гискес и Шрайдер ничего об этом не знали, но понимали, что, если они хотят продолжения радиоигры, ответ должен быть убедительным.

Им снова повезло. 3 апреля поступило сообщение немецкой полевой полиции о том, что недалеко от Холтена обнаружено тело вражеского парашютиста. Согласно обнаруженным на теле поддельным документам, его имя было Хенк Мартене. Во время приземления он разбил себе голову. Тщательный осмотр окрестностей показал, что, судя по всему, был еще и другой парашютист, который скрылся.

Предположив, что погибший является одним из двух сброшенных агентов, Гискес спешно составил ответ в Лондон, в котором сообщил о прискорбном случае и выразил свои соболезнования. Но второй парашютист так и не был найден. Акки, он же лейтенант Леонард Андринга, после приземления направился в Амстердам. Ему срочно нужен был человек, который смог бы заменить погибшего радиста. Он зашел в табачный магазин Мартенса в Харлеме, где был радушно встречен владельцем. Тот в разное время предоставлял убежище многим агентам, прибывшим из Великобритании.

Там Акки встретился с Джефферсом (лейтенантом Хендриком Джордааном) и его товарищем Джерардом Расом, прибывшими в Голландию 29 марта. Об этих агентах немцы не знали. Джордаан передал в Лондон просьбу Акки срочно прислать нового «пианиста».

5 апреля на севере Голландии благополучно приземлились еще два агента SOE – Баренд Клоос (Лик) и Хендрик Себес (Хек). Оба добрались до дома доктора Кееса Болле в курортном местечке Пиинакер. 19 апреля прибыл лейтенант Хендрик Ян ван Хаас. Он высадился с катера в Кастрикуме, имея задание найти Акки. Ван Хаас уже имел возможность доказать свою храбрость. Летом 1941 года вместе с товарищем он поступил матросом на рыболовный траулер, шкипер которого имел разрешение на лов в Северном море за пределами территориальных вод. Во время одного из рейсов Хаас и его друг Пиит Хомберг, угрожая шкиперу оружием, заставили его изменить курс и идти в Англию. Они попали в Гарвик, после чего, пройдя Патриотическую школу, стали агентами SOE. Друзья получили клички Боог (лук) и Пийл (стрела). Хомберг вернулся в Голландию осенью 1941 года, вскоре был арестован и брошен в тюрьму Селенбараккен в Шевенингене. Оттуда через месяц сбежал и, когда в апреле 1942 года в Голландию прибыл ван Хаас, все еще находился на свободе.

При нем был голосовой телефон и аппаратура «Эврика», что давало возможность связываться с земли с летящим самолетом. Он был первым агентом SOE в Голландии, имевшим такой прибор. Чтобы случайно не повредить ценную аппаратуру во время приземления, было принято решение отправить этого агента морем.

К концу апреля сложилась следующая ситуация: в Голландии работало 10 агентов SOE – Андринга, Хомберг, Джордаан, Рас, ван Хаас, Себес и Клоос, а также Ловерс, Таконис и Блондинка Рита. В Лондоне считали, что последние трое все еще на свободе. Было также несколько агентов Дерксемы – ван дер Рейден (считалось, что он тоже на свободе), Аарт Альблас и Джордж Дессинг.

Уроженец Южной Африки Дессинг был сброшен «вслепую» недалеко от Эрмело в ночь на 6 января 1942 года. Этому агенту довелось пережить немало удивительных приключений. Он приземлился на крышу дома в самом центре расположенного в Эрмело эсэсовского лагеря. Не ведая, куда попал, он сложил парашют, соскользнул с крыши и совершенно спокойно прошествовал через весь лагерь к воротам. Там, вовремя сориентировавшись, он вскинул руку в нацистском приветствии, прокричал охранникам «Хайль Гитлер!», дождался их ответа и пошел дальше. Охранники сочли агента какой-то важной гражданской фигурой и не стали чинить ему препятствий.

У SOE в Голландии теперь имелось три передатчика, в которых поддерживалась регулярная связь с Лондоном. В это число входил и «Эбенезер», на котором под контролем гестапо работал Ловерс. И хотя Джордаан работал вполне нормально, на Бейкер-стрит почему-то предпочитали «Эбенезер», куда и отправляли самые важные сообщения и инструкции. Таким образом, немцы были в курсе всех событий, обеспечивая себе подходы к агентам, все еще остававшимся на свободе.

Руководители голландского отделения хотели, чтобы Пийл стал ответственным за прием будущих агентов, поскольку он мог обеспечивать связь с самолетом. Они направили Ловерсу указание – Таконис должен встретиться с Пийлом в табачном магазине в Харлеме.

Шрайдер, получив эту информацию от Гискеса, послал в Харлем двойного агента Лео Пооса. Представившись активным членом движения Сопротивления, Поос выведал у доверчивого торговца табачными изделиями всю необходимую информацию. Он встретился с Акки, а затем и с Пийлом.

Вскоре все агенты, за исключением Джорджа Дессин-га, Аарта Альбласа и Боога Хомберга, были арестованы. 28 апреля 1942 года – Акки и Пийл, 1 мая – Клоос и Рас, 9 мая – Джордаан и Себес (в Роттердаме). Гестаповцам удалось захватить и рацию Джордаана.

Теперь у Гискеса появилась возможность установить вторую линию связи с Лондоном, используя рацию Джордаана. А передатчик Пийла обеспечивал линию номер три.

Из Лондона регулярно поступали запросы относительно Джорджа Дессинга, с которым должен был войти в контакт Акки. Теперь Шрайдер решил, что пора включить в работу и Дессинга. После получения очередного сигнала из Лондона Поос отвел Акки (на небольшом расстоянии их сопровождал полицейский в штатском) в бар Бодега. Там Акки заметил сидящего в углу Дессинга, но не подал вида, что узнал его. Ему удалось предупредить товарища об опасности, пользуясь лишь мимикой и жестами. Надеждам нацистов не суждено было сбыться. Капитан Дессинг прочитал газету, затем спокойно прошел мимо столика Акки, который едва слышно прошептал: «Гестапо…» Не ускоряя шага, Дессинг направился в туалет и ускользнул оттуда через окно.

Дессинг оставался в Голландии еще несколько месяцев. Он время от времени предпринимал попытки сообщить на Бейкер-стрит, как обстоят дела в Голландии, но все кончалось ничем. Затем, проделав сложный путь, он пересек Европу, был интернирован в Испании и только 3 сентября 1943 года вернулся в Лондон. Здесь он представил руководству подробнейший рапорт об арестах агентов в Голландии, имевших место 15 месяцев назад. Не поддается разумному объяснению тот факт, что руководители голландского отделения SOE сочли доклад Дессинга излишне пессимистичным. Невероятно, но они решили, что агент намеренно сгущает краски, и еще долго продолжали считать, что в Голландии дела идут нормально и большинство радистов работают самостоятельно, не находясь под контролем гестапо. Игра продолжалась.

Незадолго до ареста Джордаан попросил разрешения обучить одного из членов местного Сопротивления работе на рации. После ареста Джордаан, несмотря на постоянно оказываемое на него давление, не раскрыл гестаповцам всех контрольных шифров и знаков. Он уверял, что не знает их. Агент продолжал надеяться, что на Бейкер-стрит все-таки поймут, что рация «сгорела». Вскоре пришел приказ из Лондона: «Подготовьте нового радиста».

Это более чем устраивало Гискеса, и в ответ на запрос был спешно подготовлен немецкий специалист. Однако он не передавал контрольных знаков Джордаана. Поступил следующий приказ, повергший Джордаана в изумление: «Ознакомьте нового радиста с порядком передачи контрольных знаков».

Далее в радиограмме содержалась комбинация цифр. Теперь Джордаан не мог утверждать, что не знает этой комбинации, и под угрозой расстрела рассказал немцам, как ими пользоваться.

А тем временем при посредстве все того же Мартенса, торговца табачными изделиями, Поос познакомился с братом Боога Хомберга, который сообщил, что он и еще двенадцать бойцов Сопротивления намереваются зафрахтовать рыболовное судно и уйти на нем в Великобританию. Поос обещал помочь. При содействии Шрайдера он нанял маленький траулер. 17 мая беглецы поднялись на борт. Поос энергично махал им рукой, стоя на берегу. Траулер тихо скользил по воде, медленно удаляясь от берега. Неожиданно со всех сторон его окружили немецкие катера. По траулеру открыли огонь из пулеметов, у борта с грохотом взорвалась связка ручных гранат. Хомберг и его товарищи, многие из которых получили ранения, были отправлены в тюрьму в Шевенингене, где позже все без исключения были казнены.

Спустя две недели, ночью 29 мая агенты SOE Герман Парлевлье (Битрут – «свекла») и Энтони Стин (Свид – «брюква») были сброшены с заданием взорвать шлюзы на канале Джулиана. Заранее уведомленные о прибытии диверсантов немцы ждали их с нетерпением. Агенты имели при себе радиопередатчики и аппараты «Эврика», которые оказались для гестаповцев отнюдь не лишними. Правда, из двух «вновь прибывших» передатчиков впоследствии в радиоигре использовался только один.

А тем временем ван дер Ваальс тоже не дремал. Он успешно внедрился в группу Сопротивления под руководством Кееса Датила, сына популярного в Роттердаме члена городского совета. 22 мая он выдал врагу трех лейтенантов группы – Эрнста де Йонга, Лина Пота и Лекса Альтхофа. Сам Датил благодаря счастливой случайности избежал ареста и продолжал работать еще на протяжении года. Трех арестованных доставили в гестапо, но лейтенант Пот сумел сбежать. Он разыскал своего друга Датила, и они вместе совершили еще немало полезного для Сопротивления, но в конце концов оба пали жертвой предательства.

23 мая в Гааге был арестован один из радистов группы Датила – Феликс Орт. 29 мая немцы схватили еще одного радиста – Эверта Радему. 30 мая арестовали Яна Эммера, друга доктора Болле. Шрайдер выразил свое удовлетворение деятельностью ван дер Ваальса, увеличив ему денежное довольствие с 225 до 1150 гульденов ежемесячно (575 долларов).

В Лондоне ничего не знали об этих арестах. Ночью 23 июня еще два агента SOE – лейтенант Ян Якоб ван Рицшотен (Парении – «пастернак») и радист Йоганн Корнелий Бизер (Спинак – «шпинат») были сброшены на площадке возле Ассена, которую в свое время подобрал Гискес и одобрил Лондон.

Бизер имел задание обосноваться в центральной части Голландии и вести передачи оттуда. Обоих агентов приветствовал «комитет по встрече», назначенный Шрайдером, затем их отвезли в тюрьму. У Гискеса появилась возможность установить очередную линию радиосвязи с Лондоном, уже шестую по счету.

В ночь на 23 июля лейтенант Жерар Джон Хемет был сброшен с парашютом вместе с передатчиком и, как и его предшественники, угодил прямо в лапы гестапо. Так появилась очередная линия связи голландских гестаповцев с Лондоном. Игра продолжалась. Об успехе проводимой Гискесом игры свидетельствовал тот факт, что Хемет привез приказ для Такониса, который к тому времени уже почти полгода находился в заключении, уничтожить радиостанцию ВМФ в Катвее, через которую шла связь с немецкими подводными лодками в Северном море.

Успехи немцев в Голландии оказали серьезное влияние на стратегические решения союзников. Английские и американские военачальники как раз обсуждали план окружения «Облава», который предусматривал высадку союзников к западу и востоку от Гавра с последующим нанесением удара через Маас в сторону Бельгии и Голландии. План окружения не имел отношения к плану «Оверлорд» – высадке союзников в Нормандии. Военные историки впоследствии назвали лето 1942 года «временем нерешительности союзников».

Принимая во внимание ослабление Великобритании, которая в одиночку сражалась с оккупировавшими Европу гитлеровскими войсками, а также неготовность к вступлению в войну Америки, имевшей горький опыт войны на Дальнем Востоке, было очень важно, чтобы уже в 1942 году были окончательно утверждены планы открытия в Европе второго фронта. В то время план окружения был напрямую связан с планом «Голландия», предполагавшим создание тайной армии на территории Нидерландов.

Тайную армию, которая набиралась из бывших солдат и матросов, а также членов движения Сопротивления, следовало вооружить. А для этого необходимо было увеличить поставки оружия и боеприпасов из Великобритании. Ядром этой армии должны были стать члены ОД. Голландия была поделена на военные округа, в каждый из которых был назначен кадровый офицер вооруженных сил Нидерландов. Агенты SOE стали инструкторами и офицерами связи.

Перед тайной армией были поставлены следующие задачи: прервать железнодорожное и автомобильное сообщение между Германией, Голландией и Бельгией, перекрыть проход по Рейну и, таким образом, не дать немцам перебросить подкрепление в западном направлении к месту высадки союзников в Северной Франции. Были разработаны подробные планы проведения диверсий, из которых явствовало, что даже частичная остановка транспортных потоков окажет большую помощь союзникам.

Начальник генерального штаба фельдмаршал сэр Алан Брук (впоследствии лорд Алан Брук) лично следил за развитием событий в Голландии. План «Голландия» считался настолько важным, что генштаб приказал SOE увеличить число отправляемых в Нидерланды инструкторов и радистов. Приказ был выполнен, причем в ущерб другим регионам деятельности SOE, в частности Франции. Когда французское отделение SOE проявило обеспокоенность задержками поставок оружия и боеприпасов, им было сказано, что все подготовленные для них запасы отправлены в Голландию.

Военные постоянно требовали информацию о положении дел в странах Бенилюкса. SOE даже получило приказ доставить в Лондон кого-нибудь из руководителей ОД. В апреле 1942 года майор Жерар Доггер, адъютант полковника Шиммельпенника, главнокомандующего ОД, прибыл в Лондон и доложил, что организация неуклонно расширяется, люди обучены и готовы проявить себя в деле. Он не знал, что вскоре после его отъезда из Голландии многие группы ОД были окружены немцами, ряд командиров захвачены в плен, в их числе и сам полковник Шиммельпенник. Британская военная верхушка в то время была занята активной разработкой плана «Кувалда», предусматривавшего осуществление осенью 1942 года массовых рейдов через канал (этот план должен был успокоить русских, требовавших открытия второго фронта). Поэтому английское военное командование было вполне удовлетворено новостями, которые доставил им майор Доггер. Однако, даже пребывая в уверенности, что создание тайной армии в Голландии идет быстрыми темпами и без проблем, командование понимало, что необходима большая организаторская работа. Поэтому совместно с голландским правительством было принято решение отправить в страну видного члена Национального комитета Сопротивления – доктора Жоржа Луи Жамброса. Он должен был стать представителем лондонского правительства в тайной армии и советником руководителей Сопротивления в части реализации плана «Голландия». В то время местное Сопротивление еще не имело централизованного органа управления. Первый Комитет Сопротивления был создан лишь весной 1943 года. Принимая во внимание отсутствие централизованного руководства, миссия доктора Жамброса, как представителя эмиграционного голландского правительства, направленного в страну с благословения союзников, приобретала особую значимость.

Доктор Жамброс, перед войной преподававший физику в колледже Заандама, был офицером запаса. Перед отъездом он имел беседу с премьером Гебранди и военным министром адмиралом Дж. Т. Фастнером. Он также принимал участие в совместном заседании голландского кабинета министров, генштаба и представителей британской разведки и военных экспертов. Ему вручили детальный план и инструкции по созданию шестнадцати военных округов тайной армии.

Лондон проявил озабоченность подготовкой к встрече Жаброса, и перед его отъездом сообщения в Голландию шли одно за другим. Рассматривались варианты пяти различных зон высадки. Гискес и Шрайдер немало позабавились. Им было совершенно безразлично, какую из площадок выберет Лондон. Они были готовы послать свой «комитет по встрече» на любую из них. В конце концов в Лондоне решили, что Жамброс будет прыгать в зоне высадки возле Апелдорна. Вылет был назначен на 27 июня. Жамброса сопровождал лейтенант Жозеф Ян Баккинс, опытный радист, которого снабдили новым, технически современным и очень компактным радиопередатчиком. Агенты SOE лишь недавно начали получать такие. Операция получила название «Сущность».

Немцы тщательно подготовились к приему столь важной персоны. В «комитет по встрече» вошли самые опытные и проверенные двойные агенты – ван дер Ваальс, Лео Поос, Слагтер, отец и сын Вифкайнды, ван дер Ваарт и некоторые другие. Гискес и Шрайдер тоже отправились в Апелдорн. Ван дер Ваальс первым пожал руки прибывшим и помог им освободиться от парашютов, а через несколько минут они были уже в наручниках. В машине Шрайдера арестованных отвезли в гестапо в Бинненхоф.

Там профессора Жамброса подвергли непрерывному 24-часовому допросу. В контейнерах, которые были доставлены тем же самолетом, Шрайдер и Гискес обнаружили пять папок с документами. Ознакомившись с ними, Шрайдер немедленно отправил их специальным курьером в Берлин, в РСХА, лично Гиммлеру. План «Голландия» дал немало пищи для размышлений немецкому военному командованию.

Профессор Жамброс и его радист были отправлены в тюрьму в Хаарен. Передатчик Баккинса был установлен в кабинете Гискеса. Вскоре он уже работал. Теперь у немцев было восемь линий связи с Лондоном.