Iustinus

450 или 452 г. — 1 августа 527 г.

Правил с 10 июля 518 г. до смерти

После смерти Анастасия ситуация с преемником выглядела значительно хуже, чем за двадцать семь лет до этого, в 491 году, когда умер Зенон. И хотя в обоих случаях прямого наследника не было, после Зенона хотя бы оставалась вдова, Ариадна, за которой общественное мнение единодушно признало право выбора кандидата, достойного короны. Именно императрица, на которую не оказывалось никакого давления, выбрала тогда Анастасия, и ее выбор был принят без всяких возражений. Но теперь император умер бездетным, и уже несколько лет, как он был вдовцом.

Правда, у Анастасия было довольно много родственников. На его политическое наследство могли претендовать трое племянников — все они были во цвете лет и уже занимали высокие должности в армии и администрации. Однако по разным причинам ни один из них не рассматривался в качестве серьезного претендента на багряницу как народом, так и сановниками, к тому же никто из родственников, насколько нам известно, даже не выдвигал своей кандидатуры.

10 июля 518 года, а по некоторым источникам уже 9 июля, во всяком случае сразу же после смерти Анастасия, толпы жителей столицы собрались на ипподроме. С трибун все громче звучали требования, чтобы сенат как можно скорее избрал им достойного правителя.

А в это время сановники и патриарх Иоанн, все в черном, совещались в большом зале дворца. Все собравшиеся прекрасно понимали, что должны действовать быстро, поскольку в случае любой проволочки правителя могли навязать им воинские части и даже какие-то группировки из народа — в первую очередь все те же цирковые партии. И несмотря на это, они в течение нескольких часов не могли принять решение, перессорившись, но так и не найдя никакого выхода из положения.

Тем временем собравшиеся на ипподроме толпы постепенно охватывало волнение. Дело шло к беспорядкам. Из толпы уже начинали раздаваться выкрики с призывами избрать императора самим, прямо здесь. Особенно сильное нетерпение и активность проявляли воины двух враждебно настроенных друг к другу отрядов гвардии. С одной стороны это были так называемые эскувиторы, иначе говоря, дворцовая стража, созданная несколько десятилетий назад императором Львом I. С другой — схоларии (scholares), то есть воины отряда под названием scholae, которые, по меньшей мере со времен Константина Великого, представляли собой конную личную охрану императора, со временем превратившуюся из боевого отряда в роту почетного караула.

Эскувиторы первыми подняли на щит как будущего императора одного из своих командиров по имени Иоанн. Но схоларии, естественно, были против него, к тому же их поддержали сторонники «Голубых» — видимо, Иоанн болел за «Зеленых». Начались беспорядки, полетели камни, несколько человек было убито. Своего кандидата выдвинули и схоларии — это был командующий войсками Патрикий. Это привело эскувиторов в такую ярость, что несчастный претендент на багряницу чуть не расстался с жизнью. Его буквально в последний момент спас офицер схолариев Юстиниан, который был племянником командира эскувиторов Юстина, а потому не вызывал личной неприязни у воинов этого отряда.

И тут произошло нечто совершенно неожиданное: императором чуть не провозгласили самого Юстиниана! И действительно, его кандидатура была вполне приемлема для обеих враждующих группировок: ведь на службе он состоял в отряде схолариев, а семейными узами был связан с эскувиторами. В пользу Юстиниана говорила и его молодость — ему тогда было чуть более тридцати лет. Он, однако, решительно и категорично отверг все призывы возложить на себя корону.

И каждый раз, когда на ипподроме выдвигали того или иного из вышеперечисленных кандидатов, делегации его сторонников тут же начинали колотить по закрывавшим проход во дворец воротам Слоновой Кости. Делегаты требовали, чтобы им выдали императорские регалии и пурпурные одеяния для нового правителя. Но каждый раз дворцовая служба отвечала им отказом. В этой дворцовой службе состояли так называемые кубикулярии (cubicularii) — спальники императора, люди из его ближайшего личного окружения, которыми в основном были евнухи.

Их начальник, препозит императорской опочивальни Амантий, решил для себя заранее, кому он передаст порфиру. В качестве своего будущего господина он видел одного из офицеров наивысшего ранга — Феокрита. И одна из причин такой поддержки Амантием и всем его окружением именно Феокрита заключалась в том, что тот, как и весь двор Анастасия, благоволил монофизитам.

Ради осуществления своего плана Амантий вручил крупную сумму командиру эскувиторов Юстину, который должен был подкупить солдат, воле которых должны были подчиниться и сановники, и собравшиеся на ипподроме толпы народа. Поэтому Амантий и его подчиненные спокойно ждали, пока в ворота не начнут колотить делегаты, требующие выдать багряницу для Феокрита.

А тем временем Юстин, получив деньги, вел игру очень умело — и лишь во имя собственной выгоды. Через своих людей он коварно манипулировал настроениями собравшейся на ипподроме толпы и подстрекал ее к выдвижению самых разных кандидатур. Это должно было оказать серьезное психическое давление на заседавших во дворце сановников и сенаторов, заставить их ужаснуться перспективой беспорядков, кровопролития и борьбы, которая может развернуться между несколькими претендентами. Уставшие и выведенные из себя появлением все новых и новых имен и докладами о волнениях, а также невозможностью прийти к общему решению, высокопоставленные господа должны будут, наконец, сдаться и согласиться на то, чего потребует ипподром.

Так, в конце концов, и случилось. В какой-то момент раздались громкие голоса, скандировавшие имя Юстина. Это эскувиторы высказались за выбор своего командира — на сей раз решительно и в полную силу. Такой поворот событий застал врасплох Амантия и его евнухов, и ворота Слоновой Кости отворились. Не смогли оказать никакого сопротивления и сановники. Они дали свое согласие, хотя наверняка и без энтузиазма, поскольку Юстин должен был быть им не по душе по многим причинам: его семья была из самых низов общества, он не получил никакого образования, да и его офицерский чин был не так уж высок. Одни лишь схоларии еще пытались протестовать, но на ипподроме их никто больше не поддержал, народ уже устал ждать под палящим летним солнцем, а духовенство, которое пользовалось в столице огромным влиянием, сразу же поддержало эту кандидатуру, поскольку Юстин слыл примерным ортодоксом.

Коронационная церемония состоялась в тот же день в императорской ложе ипподрома, на глазах у многих тысяч зрителей. Корону на голову нового правителя возложил патриарх Иоанн.

Кем же был этот властелин империи, вознесенный на трон, но правде говоря, лишь благодаря случайному стечению обстоятельств и прикарманенным чужим деньгам?

В год, когда Юстина облекли в пурпурную мантию, ему исполнилось то ли 66, то ли 68 лет. Родился он где-то поблизости от нынешнего сербского Ниша, в бедном сельском доме. Поговаривали, что в молодости он пас скот. Возможно, что его предки были из фракийцев или из какого-то иллирийского племени, но это практически уже не имело никакого значения, поскольку эти земли и в языковом, и в культурном плане давно были полностью романизированы. Можно считать, что родным языком Юстина была латынь, хотя, конечно, он должен был также говорить и по-гречески. Он не получил никакого образования и даже не умел подписываться, поэтому ставил свое имя под документами с помощью специального приспособления, очень похожего на личную печать. Это был первый неграмотный император.

Молодым человеком, еще во времена правления Льва I, Юстин вместе с двумя приятелями прибыл в столицу из своей деревни, чтобы поступить на службу в армию. В те времена это был практически единственный способ вырваться из жизни в нищете на приграничных территориях, которые то и дело разоряли разные захватчики. Видимо, молодые люди произвели впечатление своей статью, раз они все трое были приняты в гвардию, в отряд эскувиторов, хотя не имели в столице не только покровителей, но даже знакомых. Можно сказать, что история этой троицы — древний, а точнее византийский, прообраз повествования об отважном д'Артаньяне и его друзьях.

Юстин начал простым солдатом и продвигался постепенно, шаг за шагом упорно карабкаясь вверх по служебной лестнице военной карьеры. История бедного деревенского мальчика, в конце концов облеченного в императорский пурпур, история невероятная и почти сказочная, была, в пример всем иным, представлена в цикле картинок на стенах одной из огромных общественных бань столицы. Роспись была сделана по инициативе Марина — прославившегося своими деяниями в период правления Анастасия, префекта претория, и, по всей вероятности, на его же средства. Одни могли счесть эту идею подхалимажем, другие — тонкой издевкой. Во всяком случае, эта подретушированная биография нового правителя самому Марину никак не помогла, хотя в самом начале его правления он и получил еще раз должность префекта, но очень скоро был с нее смещен и лишен какой-либо власти и влияния.

На службе у Анастасия Юстин сначала отличился в боях с исаврами, а затем и с персами. Вероятнее всего, он еще в 515 году стал комитом эскувиторов и уже в этой должности принимал участие в сражениях с мятежником Виталианом.

К моменту прихода к власти Юстин уже много лет был женат на простой женщине по имени Лупикина. Она была родом из какого-то варварского племени, и Юстин ее выкупил у хозяина, которому она была рабыней и наложницей. Став императором, он не отверг жену, хотя впоследствии многие, даже получив куда более скромное повышение, с удовольствием бросали спутниц первых шагов в своей карьере, заявляя, что такая «половина» больше не соответствует высоким требованиям, какие предъявляет новое служебное и общественное положение мужа.

И этот факт характеризует Юстина весьма положительно. Став императором, он остался верен женщине, делившей с ним и удачи, и невзгоды. Сразу же после своей коронации он дал ей титул августы. Правда, Лупикине пришлось сменить свое имя на более благозвучное греческое Евфимия. Но смена имени ее не изменила, она так и осталась самой собой — простой, здравомыслящей и честной женщиной. Она держалась в стороне от политики, в которой не разбиралась, а в вопросах религии придерживалась православия.

Детей у них не было, но у Юстина было много племянников — детей его двух сестер. Одна из них была замужем за неким Савватием и имела от него сына Петра Савватия и дочь Вигиланцию. Вторая сестра родила своему мужу, имя которого до нас не дошло, несколько детей, одним из них был Герман, прославившийся в свое время как полководец.

Но самое прекрасное будущее ожидало Петра Савватия — и все благодаря Юстину. Тот сразу же, как только его карьера пошла в гору, вызвал племянника из деревни, определил его в отряд схолариев, а потом и усыновил. При усыновлении молодой человек получил и новое имя, образованное от имени приемного отца, и стал зваться Юстинианом. Под этим именем он и вошел в историю.

Огромной заслугой Юстина было и то, что, хотя сам он в школах не учился, образование ценил очень высоко и заботился о том, чтобы все племянники его получили.

В сущности, новый император был обязан своим троном Амантию — и первым его политическим актом была расправа с человеком, которого он обманул. Сразу же было выдвинуто обвинение в том, что Амантий участвовал в заговоре против императора и оскорблял патриарха Иоанна. Одновременно прозвучали требования черни выкинуть подлую змею из дворца. К тому же призывали и верующие на богослужениях в храме Святой Софии.

Конечно, нельзя полностью исключить, что до сих пор полновластно распоряжавшийся во дворце сановник, до глубины души оскорбленный и разъяренный подлым поступком Юстина, позволил себе какие-то легкомысленные слова и поступки. Однако известно, что он и до этого был ненавистен ортодоксам. Во всяком случае, события развивались просто молниеносно. Еще в июле (во всяком случае, никак не позже августа) Амантий и его претендент на корону Феокрит были брошены в темницу, осуждены и обезглавлены.

Одновременно происходили события куда более важные: менялась политика двора в отношении церкви, а это имело очень серьезные последствия в области взаимоотношений с Западом.

Уже в первую неделю после коронации среди собравшихся в кафедральном соборе верующих раздались возгласы, призывавшие патриарха официально признать определения Халкидонского собора. На следующий день к ним добавились требования включить в молитвы имена бывших православных патриархов. А уже 20 июля епископы спешно собрались на синод, который учел все пожелания императора и обратился к нему с просьбой вернуть из ссылки всех, кто был изгнан за свои религиозные убеждения во времена Анастасия.

Такой же оборот в ближайшие месяцы приняли события также в нескольких крупных городах Востока, и прежде всего в Тире и Иерусалиме. Некоторым епископам-монофизитам пришлось покинуть свою паству. К примеру, антиохийский предстоятель Севир отправился в Египет, который все еще оставался непоколебимым оплотом монофизитов.

Благодаря этим изменениям удалось договориться с мятежником Виталианом, пребывавшим где-то за Дунаем и все еще обладавшим серьезными военными силами, хотя в течение нескольких последних лет он и не представлял собой непосредственной угрозы для столицы. Будучи ярым ортодоксом, он счел, что вполне может прийти к согласию с императором — приверженцем тех же взглядов. Виталиан прибыл в Константинополь, где был радушно встречен и осыпан почетными титулами — получил должность командующего, титул комита и, наконец, консульство на 520 год. Ему также было дано право свободного входа во дворец. В столице Виталиан развернул активную деятельность, направленную на сближение с Римом.

В том же направлении действовал и сам Юстин, и его племянник Юстиниан. Император еще 1 августа официальным письмом уведомил папу римского Гормизда о своем избрании, а сразу же после этого в Рим и в Равенну был отправлен Грат — начальник одной из имперских канцелярий. Он должен был не только предпринять все усилия для восстановления церковной унии, но и провести переговоры с королем остготов Теодорихом.

Таким образом, Италия после длительного перерыва вновь оказалась в сфере непосредственных интересов Константинополя. И это стало знаменательным предвестием, определившим ход развития событий самого ближайшего будущего.

Императором был старый Юстин, но фактически с самого начала правил его куда более молодой племянник и приемный сын — Юстиниан. Таково было единодушное мнение современников, и это, несомненно, в значительной мере соответствовало действительности.

Как утверждали, не кто иной, как Юстиниан добился того, что уже в первые дни нового правления были казнены начальник дворцовой службы Амантий и его кандидат на трон Феокрит, и именно он в июле 520 года распорядился убить Виталиана. Тот, хотя во времена Анастасия и поднял мятеж якобы по причине разногласий на почве религии, при новом правлении активно поддерживал Юстина, служил на пожалованных ему императором высоких должностях и как раз в том году был консулом. Возможно, что именно это и стало причиной его гибели. Может быть, он стал слишком опасным соперником для честолюбивого Юстиниана? Убийство было совершено совершенно неожиданно в одной из дворцовых зал: раздался крик, что Виталиан — опасный заговорщик, и тут же были убиты и он сам, и несколько человек из его приближенных.

Эти жестокие расправы с теми, кто либо в действительности противостоял власти, либо незаслуженно был объявлен ее политическим противником, привлекали всеобщее внимание, однако куда важнее был поворот, осуществлявшийся в области религиозной политики — а это тоже в значительной мере было делом Юстиниана. И совершить этот поворот он мог, лишь имея поддержку не только самого императора, но и широких кругов общества.

Конечно, на его стороне стояли ортодоксы, и прежде всего столичные, которые больше всех выигрывали от изменения отношения властей к монофизитам. Но Юстиниану удалось перетянуть на свою сторону еще и многочисленную цирковую партию «Голубых». Он выбрал «Голубых», видимо, по той простой причине, что император Анастасий поддерживал партию их противников — «Зеленых». А теперь Юстиниан расточал самые разнообразные милости «Голубым»: в первую очередь назначал их на высокие должности, осыпал деньгами и делал вид, что не замечает творимых ими злоупотреблений, уголовных преступлений и беспорядков.

Добавим, что самых ярых приверженцев партий легко было отличить и на бегах, и на городских улицах — по их характерным прическам и одежде. Головы их спереди были гладко выбриты, зато сзади они отпускали длинные, спадающие на спины шевелюры. Обычно они также носили длинные усы и бороды. Одевались «Голубые» дорого (они могли себе это позволить!), но весьма странно: манжеты плотно облегали запястья, а сами рукава развевались широкими складками. Из-за этого их на трибунах было видно издалека, особенно когда они махали руками, поддерживая своих возниц. Так что эти рукава — конечно же, цветные! — были чем-то вроде флажков, которыми пользуются болельщики в наши дни. Штаны они предпочитали того образца, какие были в ходу у гуннов, и к ним подбирали подходящие плащи и башмаки.

Эта близорукая политика безнаказанности по отношению к обнаглевшим псевдоболельщикам непременно должна была когда-нибудь привести к опасным последствиям, и первые сигналы появились уже во время правления Юстина. Но пока она приносила Юстиниану определенную выгоду, тем более что поначалу все внимание общественности было сконцентрировано на религиозных проблемах.

25 марта 519 года в Константинополь прибыли легаты папы римского Гормизда. Император и высокие сановники вышли им навстречу аж к десятому мильному камню и проводили в город с торжественной процессией. Через несколько дней патриарх Иоанн, хотя и не слишком охотно, написал папе письмо, в котором ясно заявлял, что Рим всегда был непоколебимым стражем православия.

Тут же из табличек со списками имен, поминаемых во время литургии (так называемых диптихов), были убраны не только имена пяти предшествовавших Иоанну патриархов, но и двух императоров — Зенона и Анастасия. Это означало их символическое отлучение от церкви как еретиков-монофизитов. Лишь тогда папские легаты согласились признать свое единство с константинопольским патриархом и присутствующими епископами.

Так закончилась схизма, названная акакианской, которая продолжалась с 482 года — то есть с момента оглашения Зеноном документа, носившего название «Энотикон». Триумф Рима был полным, но только в официальной сфере, и в нем крылись причины еще более серьезных конфликтов, которым суждено было разгореться в будущем.

Впрочем, уже за пределами столицы ситуация выглядела совсем иначе. В Фессалонике местный епископ возглавил настоящее народное восстание против возвращавшихся в Рим легатов. Во время беспорядков погиб хозяин дома, в котором остановились папские посланники, а один из них был тяжело ранен. Но тут император оказался бессилен: он даже не мог низложить епископа, на стороне которого дружно выступила его паства.

В Сирии смещенные со своих должностей епископы-монофизиты укрылись в пустынных оазисах, куда к ним, как к гонимым властями, потянулись толпы верующих. А уж Египет, где оказался епископ Антиохийский Севир, был столь мощной крепостью монофизитства, что император даже и не пытался вмешиваться в церковные дела этой провинции.

В результате показное расшаркивание перед Римом лишь ухудшило внутреннюю ситуацию в империи, подбросив углей в тлевший и без того религиозный сепаратизм некоторых провинций. С течением времени властям приходилось проводить все более и более суровую религиозную политику. Во многих местностях разрушались монофизитские монастыри, монахов разгоняли, а порой даже и убивали. Не менее сурово поступали и с другими еретиками. Их духовенство заменяли на православное, паству силой обращали в «правильную» веру, а манихеев и вовсе карали смертью.

И конечно же, еще более яростно искоренялись остатки языческих культов, все еще сохранявшихся в некоторых уголках империи. Так, как раз в 520 году в Антиохии запретили проведение игр, звавшихся олимпийскими и все еще регулярно проходивших в этом городе, хотя те настоящие, которые устраивали в греческой Олимпии, не проводились уже более ста двадцати лет — с 393 года, со времен Феодосия Великого.

Какие символические даты! Уничтожение древних игр, посвященных в основном легкой атлетике, стало естественным следствием воцарения христианства с его презрением ко всему, что было связано с телом. Тело считалось грешным по своей сути, и стремление к его совершенству, любование его красотой, не говоря уже о его обнажении, для христиан было возмутительным и недопустимым. Однако при этом они вполне терпимо относились к таким зрелищам, как гонки на колесницах — ведь здесь не надо было демонстрировать тело в его нескромной наготе. Говоря современным языком, профессиональный спорт восторжествовал над спортом массовым, или, во всяком случае, хотя бы теоретически доступным всем и каждому — таким, каким как раз и является легкая атлетика.

Видимой кульминацией торжества восстановления тесных связей с Римом стал визит в столицу на берегах Босфора папы римского Иоанна I. Он прибыл в Константинополь осенью 525 года, а покинул его лишь спустя несколько месяцев — после Пасхи следующего года, которая пришлась в этот раз на 19 апреля.

Впервые в истории первосвященник Старого Рима побывал в Риме Новом! Этот факт был достойно оценен Юстином и его двором, и император открыто продемонстрировал это актом преклонения: приветствуя папу, он упал на колени — так же, как падали придворные перед ним самим.

Во время всех проходивших церемоний внимательно следили за тем, чтобы папа шел впереди константинопольского патриарха, которым был тогда Епифаний. И главное пасхальное богослужение в кафедральном соборе Святой Софии совершил именно Иоанн I — причем на латыни! Во время этих пасхальных торжеств папа возложил корону на голову Юстина. Но это была вовсе не повторная коронация, а, скорее, некий символический жест — такой же, какой обычно совершал патриарх во время различных церковных церемоний.

И несмотря на это, визит папы был лишь мнимым его триумфом, поскольку в Константинополь он приехал не по своей воле — с миссией, которой так и не смог выполнить, и впоследствии жестоко за это поплатился. Отправиться в Константинополь вынудил римского епископа король остготов Теодорих Великий.

Отношения между Теодорихом с одной стороны и Юстином и Юстинианом с другой, то есть между Равенной и Константинополем, поначалу складывались просто превосходно. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что император символически усыновил Эйтариха, который был мужем Амаласунты, дочери Теодориха, и считался его наследником, поскольку своих детей мужского пола у Теодориха не было. В 519 году Юстин и Эйтарих даже вместе были консулами.

Впоследствии, однако, по разным причинам отношения ухудшились, и одной из них были события в Африке, в государстве вандалов.

В 523 году там умер король Тразамунд, который был женат на сестре Теодориха Амалафриде. Трон после него перешел к Гильдерику — внуку Валентиниана III. Его мать Евдокия была дочерью императора: еще в 455 году ее увез в Карфаген захвативший Рим Гензерих. Поэтому Гильдерик мог тогда считаться самым законным наследником великой династии римских императоров, по крайней мере, по женской линии. По сравнению с ним Юстин и его предшественники были просто выскочками.

И что еще более важно, воспитанный в уважении к старой культуре Гильдерик (которому к моменту вступления на трон было уже под семьдесят) чувствовал себя тесно связанным с империей и считал императора Юстина символом единства всех народов и именно поэтому, как предполагают, поместил его изображение на своих монетах. Гильдерик также прекратил преследования православных христиан. И отношения между Карфагеном и Константинополем стали почти дружескими, зато с Равенной они начали становиться все более враждебными.

Причиной ухудшения отношений стала судьба королевы Амалафриды, сестры Теодориха и жены Тразамунда. После его смерти вдова, не чувствуя себя в безопасности при дворе Гильдерика, сбежала к пограничному племени варваров, но была схвачена и умерла в темнице. Теодорих был убежден в том, что его сестру убили (сейчас трудно понять, сколь справедливы были его подозрения), и виновными в этом считал и самого Гильдерика, и людей, якобы подосланных императором.

Но главной причиной нарастания взаимной враждебности между остготами и императором, видимо, все же стали разногласия в религиозной политике. Юстин издавал законы, все сильнее ущемлявшие еретиков, в том числе и ариан, учения которых придерживались остготы, и тогда Теодорих, в свою очередь, тоже начал более сурово относиться к проживавшим на его территории православным. А ведь до этого он руководствовался принципами религиозной терпимости, и в его государстве римляне и готы — «правильные» христиане и ариане — имели фактически равные права! На высших государственных должностях было немало представителей старинной римской аристократии, таких как Боэций или отец и сын Кассиодоры.

Ярчайшим образом смену отношения короля к римлянам продемонстрировало трагическое падение Боэция — он не только принадлежал к высшим сферам аристократии, но и входил в интеллектуальную элиту. Своими многочисленными трудами он как бы перебрасывал мост между латинской культурой Запада и неисчерпаемым богатством греческой мысли, которое здесь уже начинали забывать. Боэций переводил на латынь и комментировал труды Аристотеля, сам писал трактаты об обучении различным умениям и искусствам, таким как музыка и арифметика. Его работы сыграли важнейшую роль в средневековой Европе.

Но величайшую известность принесло Боэцию его во многом очень личное произведение «Утешение философией». Это диалог в стихах и прозе между автором и Философией был написан Боэцием в темнице, в ожидании смертного приговора — Боэций был брошен Теодорихом в темницу по обвинению в предательстве и казнен в 524 году.

И как раз вскоре после этого стареющий Теодорих, который становился все более подозрительным и жестоким, отправил в Константинополь папу Иоанна I в надежде на то, что тому удастся смягчить антиарианскую политику императора. Но ожидаемого результата тот не достиг — Юстин, хотя и склонился перед папой в земном поклоне, ни на какие существенные уступки не пошел. Теодорих подозревал, что эти двое тайно сговорились у него за спиной, и как только папа вернулся из Константинополя, его бросили в тюрьму, где старик и скончался.

Спустя совсем немного времени, 30 августа 526 года, смерть добралась и до Теодориха. Похоронили его в Равенне. Трон после него перешел к Аталариху, сыну уже умершего к тому моменту Эйтариха. От имени малолетнего мальчика страной фактически правила Амаласунта.

Мрачными эти двадцатые годы были и в империи. Хотя вооруженный конфликт в это время случился лишь на востоке, на границе с Персией, но это были лишь первые отзвуки надвигавшейся бури, которая в полную силу должна была разразиться при Юстиниане. А пока население куда более болезненно ощущало разбои и стычки цирковых партий, приводившие к полной анархии. В 523 году, во время тяжелой болезни поддерживавшего «Голубых» Юстиниана, префект столицы попытался прекратить творимые ими безобразия, но поплатился за это изгнанием, когда Юстиниан выздоровел.

В Антиохии «Голубых» укрощал комит Востока Ефрем, ему повезло больше — до него с наказанием не добрались. Впрочем, вскоре на город обрушилось такое несчастье, которое заставило забыть обо всем остальном.

29 мая 526 года страшное землетрясение похоронило под развалинами десятки, а может и сотни тысяч горожан. Погиб антиохийский патриарх, и на его место народ выбрал Ефрема. Он тут же организовал успешные работы по спасению людей и помощи тем, кто лишился средств к существованию, а затем и по восстановлению разрушенного города.

В эти годы случилось много природных катастроф. Землетрясение произошло еще и в Коринфе. Сирийской Эдессе огромный ущерб причинило наводнение. В Палестине из-за многолетней засухи начался страшный голод. Надо признать, что императорская администрация всегда спешила оказать помощь.

Видимо, в самом начале 527 года умерла жена Юстина, Евфимия. Самого императора, которому было уже за семьдесят, донимали болезни. Он хотел оградить государство от потрясений, в которые его способна ввергнуть борьба за трон — ведь в течение многих лет Юстин сам был и их свидетелем, и их виновником. Поэтому еще при жизни Юстин назначил себе наследника и короновал его. Конечно же, его преемником стал Юстиниан. Коронация состоялась 1 апреля 527 года — с этого момента у империи формально было два равноправных правителя. Однако такая ситуация длилось недолго.

Юстин умер спустя всего четыре месяца, 1 августа. Непосредственной причиной смерти стала открывшаяся в ноге старая рана, которая, вероятнее всего, вызвала гангрену.

После двух немолодых, простых и не слишком значимых персон на троне империи оказались куда более молодые люди, сильные личности, обладавшие яркой индивидуальностью. Это была одна из самых известных в истории (и не только в истории Византии) супружеских пар — Юстиниан и Феодора.