ЭПИЛОГ. ТОГДА И СЕГОДНЯ

Ну и что, скажут мне, — что из того, что тогда удалось преодолеть сопротивление противников реформ? Посмотрите, скажут, что в конце концов получилось: страна благополучно возвращается на привычный тупиковый путь — на путь авторитаризма и тоталитаризма. Ради чего было хлопотать?

В мою задачу не входило охватывать взором все последнее двадцатилетие российской истории. Из этого двадцатилетия я взял лишь два года — с октября 1991-го по октябрь 1993 года. То был период решающих событий в происходившей на российской земле либеральной революции. Период, когда эту революцию вполне могли придушить — прямой, лобовой контратакой, прямым, лобовым сопротивлением. Такое сопротивление в колоссальных масштабах осуществлялось и в Центре, и в регионах. Я ограничился разговором главным образом о том, что происходило в столице. Между тем, московские события того времени в том или ином виде воспроизводились, тиражировались практически повсюду на необъятных просторах нашего отечества. Сопротивление переменам, повторяю, было колоссальное, и то, что его удалось преодолеть, вполне можно отнести к разряду чудес.

Дело, однако, в том, что за революцией, как известно, довольно часто следует термидор. Причем не обязательно сразу, нередко — через какой-то промежуток времени и в неявном виде. Есть серьезные основания подозревать, что в России на этот раз он начался с 2000 года, когда все уже расслабились, полагая, что дело сделано, что назад возврата нет, когда была уже полная уверенность, что нам удалось-таки выкарабкаться на твердую почву после многодесятилетнего барахтанья в непролазном болоте.

Что ж, России не привыкать к подобным печальным историям.

Как бы, однако, ни пошло дело дальше, это не сможет перечеркнуть значение Великого Пятнадцатилетия ушедшего века, когда был сделан очередной, пусть не вполне удачный, рывок к свободе.

Впрочем, не всякий, возможно, согласится, что случившуюся в России на рубеже двух веков — XX-го и XXI-го — социально-политическую метаморфозу можно считать либеральной революцией. Не всякий, возможно, согласится и с тем, что это определение правомерно отнести к политической… даже не борьбе, а драке, драке без правил, которая велась в 1992–1993 годах на протяжении 21 месяца и закончилась кровавым конфликтом. Какая тут, к черту, либеральная революция!

Разумеется, всякое название условно. И все же таковая революция в нашем отечестве действительно произошла. Именно так ее и следует поименовать: ЛИБЕРАЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ, РОССИЙСКИЙ ВАРИАНТ. Она началась с приходом к власти Горбачева, продолжилась при Ельцине… Из мертвящего, обнесенного?колючкой» — в прямом и переносном смысле — тоталитарного общества мы попытались совершить прорыв в общество демократическое. Кое в чем тут преуспели. Уже сегодня живем, конечно, в более свободных — по крайней мере в том, что касается экономики, — условиях. Хотя до?нормальной» степени свободы нам по-прежнему далеко…

Еще раз скажу: период с октября 1991-го, или, беря несколько уже, с января 1992-го по октябрь 1993-го — одна из наиболее острых и решающих фаз этой либеральной революции. Именно в это время, повторяю, ее осуществлению было оказано наиболее мощное, упорное и организованное сопротивление, вплоть до вооруженного. Однако его удалось преодолеть, удалось заложить фундамент рыночной экономики, сохранить достигнутый на тот момент уровень демократических свобод. И, что не менее важно, — оставить дверь открытой для дальнейших политических, социальных, экономических преобразований, способных привести Россию в цивилизованный мир.

Пока что мы туда не вошли. Снова, как это всегда у нас бывает, ходим вокруг да около, кругами и зигзагами. Снова дает о себе знать та самая вечно довлеющая над Россией Черная сила.

Вполне очевидно, что главная причина всех наших нынешних бед — тотальное засилье бюрократии, а также повсеместное, на всех уровнях слияние власти и капитала. Именно такое слияние, а вовсе не миллиардные состояния отдельных индивидуумов, строго говоря, называется олигархией. Именно оно до неузнаваемости деформирует нормальную рыночную экономику, еще даже не успевшую толком сформироваться и окрепнуть. Из сферы же экономики эти деформации распространяются на социальные процессы. Впрочем, здесь трудно с точностью установить, откуда и куда перетекает мерзость.

Можно ли было избежать этого? Наверное, можно, если бы, увлекшись отражением одних угроз, не упустили бы из виду другие. Прежде всего, угрозу, исходящую от ЧИНОВНИКА. Чиновник в своей массе не воспринял ни долгосрочные идеи реформаторов, ни их самих, попытавшихся прочно и основательно, в своем первородном качестве, внедриться в государственные управленческие структуры. Чиновничья среда частью отторгла неофитов, выплюнула их как нечто чужеродное, частью благополучно пережевала, переварила, ассимилировала в приемлемом для себя виде. Чиновничество вновь показало себя как одно из наиболее стойких сообществ, способных сохраняться практически в неизменном виде при любых неблагоприятных для него исторических переменах.

Внедрение в экономику рыночных начал открыло перед чиновником новые, ранее немыслимые возможности для увеличения собственного благополучия. И одновременно — для деформации, кастрирования самих этих начал, блокирования их дальнейшего развития в нормальном направлении.

Кто теперь в состоянии принять эстафету у прежних, нынче до предела ослабленных и почти исчезнувших демократов и диссидентов — побороться, посоперничать с чиновником, попытаться обуздать его, умерить его аппетиты? Думаю, теперь, к сожалению, никто. А в перспективе… Возможно, — предприниматель. Не тот, кого именуют олигархом, а мелкий и средний. Массовый. Пока что власть не дает ему ходу, поскольку она сама есть порождение чиновничества, она на чиновника опирается и за него стоит горой. Однако в дальнейшем ситуация может измениться. По вполне объективным причинам. Мало-помалу неэффективность экономики, спеленутой по рукам и ногам разнообразными столоначальниками, станет очевидной. Особенно после того, как упадут цены на нефть. Необходимость реального и достаточно быстрого ее, экономики, роста станет вопросом жизни и смерти. Возможно, лишь тогда дежурные разговоры и благие пожелания насчет разбюрокрачивания всей нашей жизни начнут наконец обретать интонации категорического императива…

Одновременно для все большего числа людей будет становиться понятным истинное значение случившейся в России либеральной революции и ее ключевого этапа, относящегося к 1992–1993 годам. Если так называемая Великая октябрьская социалистическая революция (а на самом деле — тривиальный вооруженный переворот) загнала страну в то самое непролазное болото, Великая либеральная революция, как уже было сказано, возвратила ее с абсолютно тупикового пути на путь в своем потенциале единственно перспективный, по которому идут все успешно развивающиеся страны мира.

Впрочем, вполне возможен, конечно, и другой вариант: столкнувшись с серьезными экономическими трудностями, чиновничья власть, как не раз уже бывало в прошлом, попытается преодолеть их путем еще большего закручивания гаек, еще большего ужесточения репрессий. Ее не остановит то, что в прежние времена такие попытки в конечном счете неизменно проваливались, а в нынешней исторической ситуации они особенно опасны, более того — самоубийственны и для самой власти, и для страны. Извлекать уроки из прежних ошибок она, власть, к несчастью, так и не научилась.

Август 2002-го — январь 2005 года