***

Все это брожение нельзя отрывать от тех перемен, которые происходили в рассматриваемую эпоху в гуще еврейских масс. Речь идет о событии первостепенной важности в их истории. Сначала, накануне арабского завоевания, еврейское население в основном было занято земледелием, причем в такой степени, что большая часть законодательства Талмуда была разработана для земледельческого народа. Тремя или четырьмя столетиями позже перед нами уже народ торговцев и ремесленников, народ пo-преимуществу городской. Речь идет, таким образом, о настоящей социально-экономической революции. Истории известны и другие подобные примеры, в частности армяне еще в конце средневековья были земледельцами и ремесленниками, а с эпохи Возрождения они стали ведущими коммерсантами Оттоманской империи. Дело в том, что в эту эпоху торговля получила мощный импульс для своего развития, как мы об этом уже говорили. От Скандинавии до Китая предприимчивые арабские путешественники бороздили моря, поднимались вверх по течению рек и везде занимались торговлей. В исламе торговля рассматривается как одно из самых благородных и угодных Аллаху занятий. Разве сам Пророк и многие его сподвижники не занимались ею? Основным перекрестком этой международной деятельности был Багдад, находящийся в центре региона с густым еврейским населением. И никакие юридические установления, никакие социальные барьеры не препятствовали евреям заняться коммерцией.

В результате можно сказать, что в рамках этой эволюции структуры иудаизма можно провести аналогию с тем, что произошло, например, в либеральной Европе XIX века. Общины, рассеянные по всей мусульманской Империи, состояли из ремесленников и мелких лавочников с одной стороны, и финансистов и коммерсантов с международными связями, с другой. Иногда две или несколько общин сосуществовали в одном городе – община местных евреев, а также евреи – выходцы из других провинций.

Как показывает ономастика, этот период отмечен миграцией евреев с востока на запад; многие из них в Египте или в Берберии носят имена, содержащие названия персидских и месопотамских городов. Эти общины управлялись олигархиями. Богачи, крупные финансисты осуществляли функции нагида, т. е. главы евреев, чаще всего передавая их от отца к сыну. Нагид осуществлял контакты с властями, а также являлся «представителем торговцев» («пекид-га-сохарим»), т. е. чем-то вроде консула, в чьи обязанности входила защита коммерческих интересов местных и иностранных евреев; часто обе эти функции осуществлялись одним и тем же лицом.

Несмотря на скудость документов, иногда возможно восстановить образы некоторых персонажей. Вот что нам известно из арабских источников о банкирах Иосифе бен Пинхасе и Аароне бен Имраме, процветавших в Багдаде при халифе ал-Муктадире (908 – 939).

Бен Пинхас и бен Имрам возглавляют банковскую фирму и имеют обширный кредит среди богатых евреев, а также неевреев, которые доверяют им на хранение свои капиталы. С другой стороны, визирь передает им сумму штрафов, наложенных на нерадивых и

слишком быстро обогатившихся чиновников. Таким образом, они могут в начале каждого месяца давать казне ссуду в тридцать тысяч динаров золотом, необходимую для выплаты жалования армии (речь идет о сумме величиной во много сотен миллионов франков). Им не всегда возвращали эти ссуды полностью, но их положение позволяло им заниматься множеством других весьма доходных операций. Они поддерживают регулярное караванное сообщение между крупными городами через пустыню. Они направляют морские экспедиции в Индию и Китай, организуют набеги за черными рабами на восточное побережье Африки. Они ничего не упускают в искусстве финансового арбитража, основанного на принципиально важном факте, заключающемся в том, что Аббасидский халифат имел биметаллическую финансовую систему: бывшие византийские провинции сохраняли золотой стандарт (золотые динары), в то время как бывшие персидские провинции использовали свой прежний серебряный стандарт (серебряные дирхемы). Соотношение между этими монетами колебалось в разные годы в пропорции от 1:14 до 1:20, что открывало широкие возможности для настоящих биржевых спекуляций.

Финансовая практика этой эпохи уже знала не только обменные свидетельства, но письменные платежные документы («sakk», куда этимологически восходит слово «чек»). Арабский хронист описывает это следующим образом:

«Визирь Ибн ал-Фурат взял перо и составил приказ своему банкиру Аарону бен Имраму, предписывая ему выплатить за его счет и без другого подтверждения две тысячи динаров Али бен Исе в качестве субвенции за штраф, который был на него наложен. Со своей стороны Мухассин ал-Фурат также приказал банкиру выплатить этому Али бен Исе одну тысячу динаров, сняв указанную сумму с его счета в банке Аарона бен Имрама».

Финансовые короли Багдада и банкиры халифов на протяжении четверти века бен Пинхас и бен Имрам хотя и были первыми, отнюдь не были единственными. Из другой хроники мы узнаем, что подавляющее большинство торговцев Тустара (Персия) были евреями. В Исфагане, который из-за его процветающей торговли называли «вторым Багдадом», еврейский квартал был деловым центром. Губернатор провинции Ахваз прибегал к услугам многих еврейских банкиров (источники упоминают Якуба, Исраэля бен Салиха, Сахля бен Назира). В Сирафе, главном порте халифата в X веке, похоже, даже был один губернатор-еврей по имени Рузбах, что является персидским эквивалентом еврейского Йом-тов.

Далее к западу, в Египте, нельзя не упоминуть стремительную карьеру братьев Бану Сахл, Абу Саада и Абу Насра, фаворитов фатимидских халифов аз-Захира и ал-Мустансира. Их богатство послужило питательной основой для многих арабских легенд. Дворец, который Абу Саад построил в Каире, был столь велик, что на его террасе были посажены триста деревьев в серебряных вазах. По преданию братья подарили вдове аз-Захира барку из чистого серебра для увеселительных прогулок. Эта вдова на самом деле была бывшей черной рабыней, которую братья продали аз-Захиру. Она стала его любимой женой, а после его смерти являлась регентшей, правившей от имени своего сына ал-Мустансира и сделала Абу Саада своим доверенным лицом и визирем. Это позволило братьям существенно увеличить свое богатство. Но это же повлекло за собой их гибель: правительница попросила Абу Саада набрать для нее личную гвардию из черных воинов; вскоре при дворе возникло соперничество тюркской и негритянской партий. Победу одержала тюркская партия, и братья Бану Сахл были убиты в 1047 году.

Однако не следует делать вывод из всего сказанного выше, что в какой-то момент финансы и торговля оказались монополизированы евреями. Христиане, так же как и мусульмане продолжали преуспевать в этих областях, однако, учитывая скудость и неточность источников, невозможно хоть как-то оценить сравнительную долю тех и других. Более того, арабские источники упоминают только самые крупные фигуры, в них почти ничего не говорится о деятельности мелких или средних торговцев. Чтобы дать представление об этом, мы прибегнем к исключительно богатому (но, к несчастью, единственному в своем роде) еврейскому источнику, а именно к документам генизы (хранилища обветшавших священных книг) синагоги старого Каира.

В соответствии с древним еврейским обычаем никакой документ, на котором есть имя Господа, а это значит практически любой документ, о чем бы ни шла там речь, не должен быть уничтожен. Каким бы ничтожным ни было его содержание, он бережно сохранялся в генизах, которые были в большинстве синагог. Но различные превратности, войны и преследования в сочетании с разрушительной работой времени уничтожили эти ценнейшие архивы, достигавшие возраста дюжины столетий, за исключением каирского, сохранившегося благодаря сухому климату долины Нила. В течение уже двух или трех поколений ученые заняты расшифровкой этого неиссякаемого источника сведений об интеллектуальной, социальной и экономической жизни евреев и неевреев того времени.

Мы узнаем таким образом, что крупные и мелкие еврейские торговцы обеспечивали оборот денег и товаров между всеми городами огромной исламской империи, и что их активность даже выходила за ее границы. Эти торговцы в больших количествах оказывались во всех портах Восточной Африки, Индии и Цейлона, причем это были не только выходцы из крупных городов Северной Африки, таких как Танжер, Кайруан, Триполи или Александрия, но и жители мелких поселений, названия которых давно забыты.

Чем же они торговали? Предоставим слово специалисту по документам Каирской генизы иерусалимскому профессору Ш. Д. Гойтейну:

«Из Индии они привозили пряности, благовония, красители и лечебные растения; железо и сталь; медные сосуды. Что касается этих последних, то у меня сложилось впечатление, что их производство было организовано в каком-то индийском городе евреями из Северной Африки с помощью йеменских евреев-ремесленников, а сырье ввозилось в Индию с Запада. Они также импортировали из Индии шелк и другие ткани; жемчуг; раковины; амбру; китайский фарфор; тропические фрукты…

В Индию они ввозили ткани, хозяйственные принадлежности (сковородки, столы, ковры, покрывала), медикаменты, мыло, бумагу, книги, металлы, кораллы, сыр, сахар, оливковое масло… Индия и Африка экспортировали в первую очередь сырье и металлы, в то время как Ближний Восток специализировался на промышленных товарах и предметах потребления, частично предназначавшихся для нужд выходцев с Запада, обосновавшихся в Индии и в Африке. Ситуация напоминала ту, что сложилась в области экономических отношений Европы с ее колониальными владениями в новые времена…»

Принимая все это во внимание, можно полагать, что древние еврейские колонии Месопотамии стали столь же процветающими центрами международной торговли, как и еврейские колонии Северной Африки. К несчастью, для них не существует никаких исторических источников, подобных Каирской генизе, документы которой сообщают нам также множество ценнейших сведений о жизни и нравах евреев того времени. Таким образом, можно узнать, например, что вопреки распространенному мнению, моногамия у них являлась правилом и специально предусматривалась в брачных контрактах. О высоком статусе еврейской женщины того времени говорит то, что во многих брачных контрактах имеется специальная статья, предусматривающая, что муж может отправиться в деловую поездку только с согласия жены. Конечно, в эту эпоху подобные поездки были весьма рискованным и длительным предприятием.

Было бы ошибкой сделать вывод из всего сказанного выше, что евреи в мусульманском мире всегда процветали. В восточной части исламской империи случались спорадические гонения, которые причем всегда были направлены одновременно против еврейских и христианских зимми. Наиболее известными и, вероятно, наиболее жестокими были гонения при фатимидском халифе Хакиме, который в

1012 году приказал разрушить в Египте и Палестине все церкви и все синагоги и запретил все религии кроме ислама. Показательно, что мусульманские историки не нашли другого объяснения этого решения, чем внезапное помешательство халифа.

В западных областях, где к ХП веку христианство полностью исчезло, иудаизм продолжал процветать. Эта разница в исторических судьбах напоминает нам, что иудаизм оказался приспособленным к жизни под иностранным гнетом много лучше, чем христианство. В XII веке сначала при династии Альморавидов, а затем Альмохадов происходили жестокие преследования евреев, от которых, как мы увидим далее, им часто удавалось спасаться, находя временное убежище на христианских территориях. В частности, именно такова оказалась судьба Йегуды Галеви и семьи Моисея Маймонида. Последний заметил в этой связи, что речь не шла об арабских династиях, поскольку обе они были берберского происхождения, и что нетерпимость была лишь проявлением особого рвения новообращенных.

Объяснение, которое стоит любого другого. Среди объяснений такого рода мне представляются более убедительными те, которые имеют в виду шиитских правителей, всегда проявлявших нетерпимость, как этого требует их учение. В самом деле, можно констатировать, что на долю шиитов приходится значительная часть гонений евреев: например, в Йемене, а также те, что еще сравнительно недавно происходили в Персии, о чем мы еще поговорим в дальнейшем. Но, конечно, нам известна лишь незначительная часть действительной истории. Характерно в этой связи лаконичное замечание еврейского хрониста в Испании Ибн Верги: «В большом городе Фесе произошли массовые гонения евреев, но так как мне не удалось найти об этом ничего определенного, я не мог дать этому событию удовлетворительного описания».

Создается впечатление, что евреи были захвачены антихристианскими преследованиями в Египте, о которых мы уже упоминали выше. Согласно мусульманской хронике, относящейся к этому времени, они даже умоляли султана: «Во имя Господа, не сжигайте нас вместе с этими христианскими собаками, которые такие же наши враги, как и ваши. Сожгите нас отдельно, подальше от них».

В любом случае, каковы бы ни были число и интенсивность этих несчастий, мы можем получить впечатление о чисто человеческом отношении мусульманских масс к неверным евреям отнюдь не по этим крайне неполным перечням гонений, составленным на основе случайных сведений исторических хроник. Занятия и образ жизни евреев, так как нам удалось их реконструировать, широкий спектр их профессий в отличие от ситуации замкнутой касты, обреченной на одно и при этом презираемое занятие, сами по себе достаточно красноречивы. Изучение исламских традиций, литерату ры, апологий, легенд и сказок является в этом смысле еще более показательным. В заключение мы и предпримем сейчас это волшебное путешествие.

Многобожники и идолопоклонники всех видов довольно быстро исчезли в Арабском халифате. Поэтому только христиане и евреи были противопоставлены правоверным. Возможно ли обнаружить какие-то отличия в чувствах, которые проявляли мусульмане к тем и другим, и если возможно, то какие именно?

Очень немногие востоковеды задавали себе этот вопрос, а те, кто задавал, отвечали на него по-разному. Так, согласно Франческо Габриэли, «Название яхуди (иудеи) приобрело в мусульманских устах тот же оттенок презрительной враждебности, какой имело понятие евреи в западном мире, более враждебный и более презрительный, чем у эпитета насрани (назореи). Формально две соперничающие религии – христианство и иудаизм находились в мусульманском мире на одном уровне, но в отношении к христианству был оттенок меньшей враждебности не потому, что его учение считалось более близким исламу, но благодаря более примирительному отношению Мухаммада к своим христианским современникам, поскольку они причинили ему гораздо меньше головной боли, нежели евреи Медины…»

Для фон Грюнебаума, напротив, «напряженность в отношениях между христианами и мусульманами была более ощутимой, чем между евреями и мусульманами, причиной чему без сомнения была западная поддержка, на которую христиане могли рассчитывать. В сказках «Тысячи и одной ночи» красноречиво показывается, какую ненависть вызвали крестовые походы… Первоначально отношения между мусульманами и христианами были вполне удовлетворительными, к тому же намного лучше, чем между мусульманами и евреями. Но постепенно ситуация превратилась в свою противоположность…»

Настало время обратиться к источникам, следуя за мыслью блестящего историка Марка Блока: «В литературе любое общество всегда созерцает свое собственное отражение».

Начнем с «Тысячи и одной ночи». Этот огромный свод сказок, сюжеты которых заимствованы у всех восточных фольклорных традиций, включает среди прочего некоторое количество еврейских сказок. Действующие лица этих сказок выполняют свои религиозные обряды по мусульманским правилам, вне всякого сомнения для лучшего воспитательного воздействия на аудиторию. Но все они имеют еврейские традиционные имена, а сюжеты этих сказок кажутся взя тыми из забытых мидрашей. Мы не можем отказать себе в удовольствии воспроизвести одну из этих сказок в примечаниях (Эта сказка называется «Набожные супруги». Она была переведена на французский язык Раймоном Швабом, см. «Cinq contes inedits (tes Mille et une Nuits»: Evidences, Paris, 57, mai 1956:

«Среди сынов Израиля был один очень набожный и скромный человек. Он и его жена зарабатывали себе на хлеб изготовлением вееров и циновок. Закончив очередное изделие, святой человек ходил с ним по улицам и по дворам в поисках покупателя. Затем он возвращался домой, чтобы вместе со своей женой предаться молитвам и посту.

Однажды этот набожный супруг проходил перед домом богатого и знатного человека. А поскольку он был еще молод и весьма приятной наружности, хозяйка этого дома заметила его и безумно в нега влюбилась. Эта госпожа воспользовалась тем, что ее муж был в отъезде, вышла и позвала этого человека под тем предлогом, что хочет купить его товар. Она привела его к себе в дом, заперла дверь и призналась ему в своей любви.

Честный человек попытался сопротивляться, но она усилила свой натиск.

Тогда он сказал:

– Я прошу у тебя только одного.

– Проси чего хочешь!

– Я прошу дать мне немного чистой воды и разрешение подняться наверх,

чтобы совершить омовение.

Госпожа показала ему дорогу и оставила его одного с полным сосудом воды.

Человек этот совершил омовение и начал молиться. Затем он огляделся и увидел, что помещение, где он находился, очень высоко. Однако страх нарушить предписания Аллаха и не подчиниться его законам были столь велики, что это придало ему смелости. И тогда он бросился вниз с высокой терассы, но Аллах послал ангела, который подхватил его на свои сложенные крылья и опустил на землю целым и невредимым, так что он совсем не пострадал.

После этого он пришел с пустыми руками домой к своей жене, которая его ждала с нетерпением, и рассказал ей все, что с ним случилось,

Супруги совершили свои омовения и молитвы…

Едва они закончили, как внезапно крыша их дома распахнулась и сверху спустился огромный рубин, осветивший весь дом.

– Слава Аллаху, слава Аллаху, – воскликнули они, переполненные радостью.

Была уже поздняя ночь, и они легли спать. Жене приснился сон, что она

находится в раю, где она увидела много мест для сидения.

– Кому они принадлежат? – спросила она.

– На них сидят пророки и истинно верующие, – ответили ей.

– А где здесь сиденье моего мужа?

Ей показали дырявое сиденье.

– Но почему оно с дыркой? – грустно спросила она.

– Дыра была проделана рубином, спустившимся с крыши вашего дома, – объяснили ей.

В этот момент женщина проснулась со слезами на глазах и полная печали оттого, что сиденье ее мужа было столь несовершенно по сравнению с сиденьями Других праведников. Она рассказала мужу о своем горе и убедила его попросить Господа вернуть рубин на место, сказав:

– Гораздо легче бороться с голодом и нищетой до конца наших дней, чем

иметь несовершенное место в раю.

Набожный муж обратился с мольбой к Аллаху, и рубин поднялся в небо у них на глазах. И они жили в нищете и праведности, пока Всевышний не призвал их к себе».).

Существует много других сказок того же рода, в которых иудаизм трактуется как высшее и образцовое проявление веры, а Израиль благодаря этому предназначен оставаться примером и образцом дяя других народов. Но наряду с этой функцией, которая представляет собой один из вариантов темы еврейской исключительности, многие евреи и многие христиане выступают в качестве персонажей чисто развлекательных сказок, не имеющих воспитательной цели. Они трактуются по-разному, иногда в качестве положительных, а иногда отрицательных героев, причем невозможно определить, какая из трактовок является преобладающей. Среди них можно встретить как ростовщиков и злых волшебников, так и честных людей и добрых соседей, как доблестных христиан и очаровательных христианок, так и предателей, трусов и ужасных ведьм (например, «Мать несчастий», которая действует на протяжении более ста ночей подряд).

Большое количество историй разворачивается на фоне войн ислама против Византии или борьбы с крестоносцами; в этих историях описываются христианские армии с их королями и доблестными рыцарями, тогда как о еврейских армиях не может быть и речи. В этом состоит совершенно естественное основное различие. В другом знаменитом фольклорном цикле, в рассказах об Ангаре, действуют воинственные «евреи Хайбара» (это реминисценции о борьбе, которую Мухаммад вел в Медине); хотя здесь евреи представлены предателями, они не лишены мужества; к тому же они оказываются союзниками Византии.

Это исключительный случай, в связи с которым нельзя не оценить психологическую тонкость следующего наблюдения Джахиза Хайавана: «У слабых народов гордость является более сильной и распространенной чертой, но их состояние подчиненности и слабости мешает им ее проявить, что понимают только мудрецы; таковы наши истории о Синде и о евреях, находящихся под нашей защитой».

Обратимся теперь к «Ал-Мостатрафу», обширной народной энциклопедии, которая соответствует одновременно «Практическим советам», «Правилам жизни» и всевозможным альманахам времени наших родителей. В различных местах там идет речь о неверных и их хитростях, но без излишней злобы. Так, нам сообщают, что ради того, чтобы сыграть с мусульманами злую шутку, некий христианский «король Рума» решил разрушить знаменитый Александрийский маяк высотой в тысячу локтей. Он принялся за дело следующим образом: послал в Египет священников, которые притворились, что хотят обратиться в ислам.

Эти священники ночью закопали рядом с маяком сокровища, а днем их раскопали. Жители Александрии сбежались к этому месту и стали раскапывать всю землю вокруг маяка, в результате чего он в конце концов рухнул. В другом месте рассказывается о еврее, который хотел погубить одного визиря. Для этого он подделал его почерк и представил переписку, враждебную интересам ислама, которую этот визирь якобы вел с вождями неверных. Его разоблачили и отрубили ему голову.

В главе «О верности клятве веры» рассказывается о еврейском царе-поэте Самавале, символе этой добродетели еще в доисламской арабской поэзии. Многочисленные изречения предостерегают против зимми: «Не доверяйте никаких дел ни евреям, ни христианам, потому что по их религии это мздоимцы…» (глава «О взимании налогов»), или разоблачают их: «В общем, проклятия допустимы против тех, кто обладает презренными качествами, например, когда говорят: «Пусть Бог проклянет злодеев! Пусть Бог проклянет неверных! Пусть Бог проклянет евреев и христиан!…» (глава «Об умении молчать»). В главе, посвященной эпиграммам, содержится следующая эпиграмма: «… часто бывает, что один кусок дерева раскалывают пополам: одна часть используется в мечети, а другая в отхожем месте в доме еврея!» Очевидно, что в этой энциклопедии можно встретить все, что угодно. В заключение приведем совершенно беспристрастную историю из главы «О запрещении вина»:

«Один христианин и один знаток Корана находились на борту корабля. Христианин достал бурдюк с вином, наполнил чашу, выпил вино, затем снова наполнил чашу и протянул ее мусульманину, который не задумываясь взял ее в руки. «Пусть моя жизнь послужит залогом твоей,- сказал христианин,- осторожно, это вино». – «А откуда ты знаешь, что это вино?» «Мой слуга купил его у одного еврея, который поклялся, что это вино». При этих словах мусульманин выпил чашу до дна и сказал: «Ну и глупец же ты! Мы, знатоки традиций, считаем ненадежными даже свидетельства… (далее следуют имена нескольких сподвижников Пророка). Неужели же мы станем доверять свидетельству христианина, который подтверждает свои слова свидетельством еврея. Во имя Господа! Я выпил эту чашу в знак того, как мало доверия следует оказывать подобным свидетельствам!»

Очевидно, какое разнообразие оттенков и ситуаций можно обнаружить в мусульманском фольклоре. Как мы уже говорили, привязанность евреев к закону Моисея отнюдь не остается незамеченной. Различные авторы относились к этому, следуя своим привычкам и чертам характера. Так, один поэт приводит следующее сравнение: «Восход солнца радует нас так же, как наступление субботы евреев».

Теолог Газали восхвалял набожность евреев: «Посмотрите на евреев и на крепость их веры, которую не могут поколебать угрозы, преследования и оскорбления, равно как убеждения, доказательства и внушения». Свободомыслящий поэт Абу-ль-Аля, которого мы уже Цитировали ранее, был к ним менее благосклонен: «Все, что вы рассказываете нам о Боге, это лишь сказки и старые басни, искусно придуманные евреями». Теолог Ибн Хазм проявил тонкий дар наблюдательности, высмеивая бродячих еврейских раввинов:

«… Евреи рассеяны на востоке и на западе, на юге и на севере. Когда одну из их общин посещает еврей, прибывший издалека, то он начинает проявлять исключительное усердие в исполнении заповедей. Если же он еще и знаток Закона, то он начинает диктовать свои предписания, запрещая то и это. Чем больше он усложняет всем жизнь, тем больше все восклицают: «О, воистину, это настоящий ученый!», потому что тот, кто накладывает на них самые суровые ограничения, почитается ими как самый ученый…»

Отметим еще, что верные учению Корана о благотворительности мусульманские законоведы предписывали распространять ее на неверных. Об этом свидетельствует апология, включенная в юридический трактат IX века «Китаб-ал-Харадж» (Книга о налогах):

«Халиф Омар проходил мимо группы людей и увидел, что там остановился слепой и очень старый нищий. Халиф подошел к нему сзади, дотронулся до его руки и спросил:

– Кто ты?

– Я исповедую религию откровения.

– Какого именно откровения?

– Я еврей.

– А что заставило тебя заниматься тем, что ты сейчас делаешь?

– Я собираю ровно столько подаяния, чтобы хватило заплатить подушную подать и еще осталось мне на еду и самое необходимое.

Тогда Омар взял старика за руку, привел его к себе и дал ему разные

вещи. Потом он отправил хранителю государственной сокровищницы

такое послание: «Посмотри на этого нищего и на таких как он! Воистину, мы несправедливы к нему. Мы использовали его молодость, а теперь мы унижаем его, когда он стал немощным. Выдели ему долю из

мусульманских благотворительных пожертвований, потому что он относится к тем, кого Аллах относит к неимущим, ибо сказано: «Благотворительные пожертвования предназначаются для бедных и неимущих» (Коран, X, 60); бедные это мусульмане, но этот человек относится к неимущим последователям религий откровения». И халиф приказал освободить от подушной подати этого старика и подобных ему».

Таким был ислам в эру халифов. Почему же в дальнейшем, в эпоху, когда новая Европа открывала для себя добродетели терпимости, исламский мир погружался в темноту летаргии или в фанатизм? Этот вопрос выходит далеко за рамки настоящего исследования.