• Глава 1. СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ИЗМЕНЕНИЯ В КОРЕЕ XVII XVIII ВЕКОВ
  • § 1. Переход к новой агротехнике, его социально-экономические последствия
  • § 2. Новая аграрная политика государства
  • § 3. Ремесло и торговля
  • § 4. Социальное расслоение. Новый путь экономического развития Кореи
  • Глава 2. ИДЕЙНОЕ ТЕЧЕНИЕ СИРХАК
  • § 1. Возникновение и развитие идейного течения сирхак
  • § 2. Сирхак о реформах в сфере земледелия и землепользования
  • § 3. Сирхак о государственном устройстве Кореи, ее месте в мире
  • Глава 3. КУЛЬТУРА КОРЕИ XVII — НАЧАЛА XIX ВЕКА
  • § 1. Литература, живопись, ремесло, наука
  • § 2. Распространение христианства
  • Глава 4. КОРЕЯ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА. ПРАВЛЕНИЕ ТЭВОНГУНА
  • § 1. Положение в Корее в начале XIX века
  • § 2. Реформы тэвонгуна
  • Глава 5. «ОТКРЫТИЕ КОРЕИ» И НАЧАЛО СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИХ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ. ДВИЖЕНИЕ ЗА РЕФОРМЫ КЭХВА УНДОН
  • § 1. Завершение политики «закрытия страны»
  • § 2. Начало социально-экономических преобразований
  • § 3. Движение кэхва ундон. Переворот 1884 года
  • Глава 6. КРЕСТЬЯНСКОЕ ВОССТАНИЕ И ИДЕЙНОЕ УЧЕНИЕ ТОНХАК
  • § 1. Корея второй половины 1880-х — начала 1890-х годов
  • § 2. Возникновение идейного учения тонхак
  • § 3. «Революция» тонхак
  • Глава 7. РЕФОРМЫ 1894-1895 ГОДОВ. ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ОБЩЕСТВА НЕЗАВИСИМОСТИ. ПРОВОЗГЛАШЕНИЕ КОРЕЙСКОЙ ИМПЕРИИ
  • § 1. Японо-китайская война и реформы годов кабо и ылъми
  • § 2. Образование и деятельность Общества независимости
  • § 3. Провозглашение Корейской Империи.
  • Глава 8. КОРЕЯ В ПЕРВОЕ ДЕСЯТИЛЕТИЕ XX ВЕКА: СОПРОТИВЛЕНИЕ ЯПОНСКОЙ КОЛОНИАЛЬНОЙ ПОЛИТИКЕ
  • § 1. Корея в 1900-1905 годах
  • § 2. Корея под протекторатом Японии (1905-1910)
  • § 3. Японская колонизация Кореи (1910 год) и начальный этап антияпонского движения за независимость
  • Глава 9. ПЕРВОЕ ДЕСЯТИЛЕТИЕ ПОСЛЕ ЯПОНСКОЙ АННЕКСИИ КОРЕИ. ПЕРВОМАРТОВСКОЕ ДВИЖЕНИЕ 1919 ГОДА
  • § 1. Корея в 1910-1919 годах
  • § 2. Первомартовское движение 1919 года
  • Глава 10. ДВИЖЕНИЕ ЗА НЕЗАВИСИМОСТЬ КОРЕИ В 1920-1930-е ГОДЫ ВНУТРИ СТРАНЫ
  • § 1. Положение в Корее в 1920-1930-е годы
  • § 2. Основные направления движения за независимость внутри страны
  • § 3. Коммунистическое движение и выступления народных масс
  • § 4. Движение за сохранение национальной культуры
  • Глава 11. ДВИЖЕНИЕ ЗА НЕЗАВИСИМОСТЬ КОРЕИ В 1920-1930-е ГОДЫ ЗА РУБЕЖОМ
  • § 1. Временное правительство Республики Корея
  • § 2. Действия корейских вооруженных отрядов в Манъчэюурии
  • § 3. Революционная деятельность Ким Ирсена
  • Глава 12. КОРЕЯ В ГОДЫ ЯПОНО-КИТАЙСКОЙ И ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
  • § 1. Положение Кореи в годы японо-китайской и второй мировой войны
  • § 2. Новая стадия движения за независимость
  • Часть III. ИСТОРИЯ КОРЕИ В НОВОЕ ВРЕМЯ

    Глава 1. СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ИЗМЕНЕНИЯ В КОРЕЕ XVII XVIII ВЕКОВ

    В современной историографии в большинстве случаев XVII в. определяется как начало новой истории Кореи.

    В отечественной исторической литературе отсчет нового времени в Корее ведется с XVII столетия. Каких-либо особых дискуссий по этому поводу нет, несмотря на то что в начале 1970-х годов отдельные авторы относили время вплоть до середины XIX в. к «позднему феодализму».

    В корейской исторической науке подход к периодизации новой истории Кореи более сложен. В Южной Корее время от начала XVII столетия до 1860-х годов называют периодом «перехода к обществу нового времени». Между тем популярные справочные издания середины 1990-х годов относят это время все еще к периоду средневековья. Аналогичен и северокорейский подход к периодизации новой истории Кореи: с одной стороны, время до середины XIX столетия историки КНДР относят к средневековью, а с другой — они отмечают в Корее XVII-XVIII вв. развитие товарно-денежных отношений и зарождение капитализма.

    Относительно верхнего рубежа новой истории Кореи в мировой историографии единого мнения нет. В отечественной исторической науке до сих пор новейшую историю Кореи начинают с 1917 г.[182] В Северной Корее рубежом нового и новейшего времени определяют начало антияпонской революционной деятельности Ким Ирсена[183], т.е. 1910-1920-е годы. В Южной Корее за точку отсчета новейшей истории принимают 1945 г. — год одновременно счастливый и трагический. Счастливый — потому что Корея обрела независимость от японского колониального господства, а трагический — потому что в этот год она оказалась разделенной на северную и южную части, где впоследствии образовались два самостоятельных государства.

    В настоящей монографии автор придерживается южнокорейского подхода к определению границы нового и новейшего времени. Для этого есть несколько причин. Во-первых, можно сказать, что японская колонизация на некоторое время затормозила развитие корейской культуры, искусственно «законсервировав» ее отдельные элементы на уровне нового времени. Во-вторых, начало самостоятельной государственности нового типа, сменившей старые порядки династии Ли и японской колониальной администрации, связано именно с 1945 г.

    Рассматривая историю Кореи нового времени, следует учитывать несколько важных моментов. Прежде всего это неоднородность качественного содержания различных исторических отрезков в рамках нового времени. Так, для XIX столетия определяющими были два процесса: 1) становление Кореи на путь модернизации; 2) ее постепенное подчинение внешним силам, среди которых за влияние в Корее боролись Япония, Китай, Россия, страны Запада, но победителем вышла Япония. В этой связи весьма продуктивным становится поиск в истории Кореи XVII-XVIII вв. ответа на вопросы, почему страна встала на путь модернизации и почему оказалась подчиненной Японии.

    В отечественной историографии новая история Кореи изучалась достаточно активно начиная с 1950-1960-х годов, что, в частности, проявилось в выходе в свет ряда монографических исследований. Назовем лишь самых известных авторов. Ю. В. Ванин занимался изучением социально-экономических изменений в Корее XVII-XVIII вв., Г. Д. Тягай — историей общественной мысли Кореи нового времени, Б. Д. Пак — историей российско-корейских отношений, Ф. И. Шабшина — национально-освободительным движением корейцев в годы японской колонизации[184].

    Итак, XVII-XVIII вв. оказались для Кореи мирным временем, когда страну не сотрясали войны и какие-либо масштабные внутренние перипетии. Одновременно это было время больших изменений в корейской экономике, политике, общественной мысли. Рассмотрим эти процессы подробнее.

    § 1. Переход к новой агротехнике, его социально-экономические последствия

    Важнейшим изменением в сфере хозяйственной жизни Кореи XVII-XVIII вв., оказавшим огромное воздействие на многие сферы общественной и экономической жизни страны, стал переход к новой агротехнике. С XVII в. рис уже не высевали семенами, а стали высаживать рассадой, которую, в свою очередь, заранее выращивали на особо отведенных участках. Это, с одной стороны, давало возможность раньше приступать к ведению сельскохозяйственных работ, а с другой — обеспечивало более высокий уровень всхожести посадок. В результате произошло значительное повышение урожайности этой культуры.

    Об этом агротехническом новшестве корейцам стало известно еще в XV в. Однако повсеместный переход на высадку рисовой рассады произошел именно в XVII столетии. Возможно, одной из причин этого была тяжелая экономическая ситуация, сложившаяся в Корее после двух разрушительных войн с японцами и маньчжурами, которая требовала более эффективных методов для ее скорейшего восстановления.

    Начиная с XVII столетия корейцы стали активно выращивать новые виды сельскохозяйственных культур, попавших в Корею из Европы и Америки через Японию или Китай. В 1763 г. в Корею был ввезен батат, в 1824 г. — картофель. Батат выращивали в основном в южных провинциях, а картофель в северных. Среди ввезенных в Корею культур можно также назвать такие распространенные в современном рационе корейца овощи, как перец и тыква. Выращивание новых сельскохозяйственных культур позволило увеличить площадь реальных сельскохозяйственных угодий за счет вовлечения в оборот склонов холмов и гор, не пригодных для выращивания риса и занимающих значительную часть площади Корейского полуострова.

    Переход к новой технологии высадки риса и выращиванию новых сельскохозяйственных культур обусловил значительный рост урожая, т. е. рост количества производимых продуктов питания. Следствием этого стало стремительное увеличение населения Кореи (см. табл. 1).

    Таким образом, только за XVII столетие численность населения Кореи возросла в 6 раз! Рост населения имел важнейшие последствия для всего корейского общества, определив прежде всего процессы социального расслоения, описанию которых будет посвящен отдельный параграф настоящей главы.

    Стремительному росту производительности труда в сельском хозяйстве (и, как следствие, росту населения) способствовал еще один важный момент — новая аграрная политика государства.

    Таблица 1. Рост населения Кореи в XVII—XVIII вв. (кол-во человек)*
    Год Население Сеула Население провинции
    1648 95569 1435796
    1717 238119 6601652
    1768 188884 6817364
    1799 193783 7218903

    * Составлено  по: Пен Тхэсоп Хангукса тхоннон (Очерки по истории Кореи). Сеул, 1996.

    § 2. Новая аграрная политика государства

    Когда после завершения Имчжинской войны был произведен переучет пахотных земель Кореи, выяснилось, что их общая площадь не превышает 540 тыс. тсёлъ, что в три с лишним раза меньше площади полей, обрабатывавшихся в начале правления династии Ли (порядка 1700 тыс. кёль). Ко времени завершения второго маньчжурского военного похода в Корею (1637 г.) ситуация в этой сфере была не намного лучше. Дело в том, что к концу XVI столетия полностью развалилась прежняя земельная система, система учета населения. К тому же из-за войн с Японией и маньчжурами крестьяне нередко бросали свои поля. Кроме того, в ходе двух войн значительно сократилось население.

    В начале XVII столетия стране требовалось как можно скорее вернуть заброшенные земли в «рабочее состояние». Для поощрения распашки заброшенных земель еще в правление государя Инчжо (1623-1649) было объявлено, что пустошь или заброшенное поле будет отдано в собственность любому, кто их разработает. При этом право собственности формально предоставлялось всем, независимо от происхождения — и янбанам, и свободным крестьянам, и лично зависимым ноби. Владельцы вновь распаханных земель на три года освобождались от уплаты налогов.

    Однако на практике получалось так, что реально силами и средствами для подъема заброшенных земель обладали все те же янбане (представители правящего сословия), а также управление королевского двора, государственные учреждения или немногие зажиточные собственники земли из низших слоев населения.

    И все же с помощью политики поощрения распашки заброшенных земель отдельным представителям низших сословий удалось стать богаче, а впоследствии даже изменить свой социальный статус. Но главное — была решена основная задача: количество пахотных полей увеличилось. В правление государя Инчжо их площадь достигла цифры в 1200 тыс. кёлъ; в правление короля Сукчона (1674-1720) площадь обрабатываемых полей выросла еще на 200 тыс. тсёлъ, составив 1400 тыс. кёлъ, а к концу XVIII столетия увеличилась еще на 50 тыс. кёль. Это было первым направлением аграрной политики государства, нацеленной на восстановление сельского хозяйства страны.

    Однако такое значительное расширение площади обрабатываемых полей не сделало казну богаче: государственные учреждения, армия, королевский двор освобождались от уплаты налогов на все время пользования вновь разработанными полями (хотя тем самым в известной степени покрывали собственные расходы, меньше обращаясь за средствами в казну). Поэтому государство не могло не реформировать систему налогообложения, что стало вторым направлением аграрной политики корейского государства XVII-XVIII вв.

    Раньше с крестьян взимались поземельный налог зерном и подать натуральными продуктами. После Имчжинской войны и первого военного похода маньчжуров в Корею старая, довольно сложная система взимания налогов и податей не функционировала. Поэтому в 1636 г.[185], как раз накануне второго военного похода маньчжуров в Корею, государь Инчжо издал указ о новом «навечно установленном законе» (ёнчжонпоп)[186], регулировавшим налогообложение с крестьян. Согласно новому закону, налог собирался с единицы площади кёлъ, и его размер должен был составлять лишь 4 ту[187], независимо от того, был ли год урожайным, или нет. В южных более плодородных провинциях норма налогообложения могла устанавливаться в размере 6 ту. Это было значительным шагом вперед, потому что раньше в урожайные годы налог могли повышать до 20 ту с 1 кёлъ полей. Таким образом, жизнь крестьян должна была стать легче, что способствовало бы лучшему поступлению налогов, от которых крестьянам теперь не нужно было уклоняться.

    На самом деле закон ёнчжонпоп оказывался не всегда эффективным, поскольку местные власти часто выискивали поводы для дополнительного взимания поземельного налога, называя его «налогом за услуги местной администрации» или «налогом за транспортировку риса в государственные склады» и т. п. Иногда по всей стране объявляли о каких-нибудь чрезвычайных налогах на нужды государства.

    Третьим направлением в новой аграрной политике государства, логически связанным со вторым направлением, было изменение системы взимания натуральной подати. К началу XVI столетия старая система взимания натуральных податей также не работала. Ни к чему не привела попытка возродить ее в прежнем виде. Тогда было принято решение заменить взимание продукции домашнего ремесла на определенное количество риса, который фактически играл роль денег. Закон, провозглашавший принцип «вместо подати получать зерно», был назван законом «великого единства» (тэдонпоп) и впервые был введен в действие еще в правление государя Кванхэ-гуна в 1608 г. Однако поначалу его сфера действия ограничивалась исключительно столичной провинцией Кёнги. В 1624 г. (второй год правления государя Инчжо) действие закона распространилось на восточную провинцию Канвон, в середине XVII в. — на основные земледельческие провинции Чхунчхон, Чолла и Кёнсан, а в 1708 г. — на провинцию Хванхэ. В северных провинциях Пхёнан и Хамгён, где рисовых полей было значительно меньше, а климатические условия — суровее, закон тэдонпоп не применяли, а взимали традиционную подать.

    Новизна закона тэдонпоп не ограничивалась только заменой натуральной подати на определенное законом количество риса. Изменился принцип обложения. Во-первых, если раньше подать взимали с семьи, то теперь — с единицы площади полей: по 12 ту с 1 кёля. В результате выходило так, что в стоимостном выражении крестьянину следовало платить меньше. Во-вторых, «рисовую подать» брали только с владельцев земли, в то время как безземельные крестьяне освобождались от ее уплаты. В-третьих, замена подати на рис не была строго обязательной. Если где-то кому-то было проще внести подать холстом или деньгами, то это разрешалось делать. В-четвертых, делалось различие между континентальными и прибрежными районами, т. е. жителям приморских районов, занимавшихся рыболовством, вовсе не обязательно было вносить подать зерном. Зерно, собранное по закону о тэдонпоп, шло главным образом на общегосударственные нужды и лишь частично — на содержание местной администрации.

    «Третья» мера государства в сфере экономики оценивается в исторической литературе весьма положительно. С одной стороны, с введением закона тэдонпоп значительно облегчилось положение крестьянства, а значит, повысился его уровень жизни и рождаемость, что, в свою очередь, положительно сказалось на росте населения. С другой стороны, универсализация системы податей, которая фактически свела ее к еще одной разновидности налогообложения, способствовала развитию товарно-денежной экономики.

    Однако была у новой системы взимания податей одна негативная сторона объективного характера. Слишком низкий уровень податей, по сравнению с тем, что можно было получить с крестьянина, привел впоследствии к злоупотреблению со стороны местных властей, самовольно повышавших нормы взимания податей и присваивавших «излишки» себе.

    Четвертым направлением в сфере экономических преобразований, инициированных государством, было изменение системы трудовых и воинских повинностей. Здесь также основным содержанием реформы была универсализация отношений между государством и военнообязанным населением.

    В XVI в. система прямого набора солдат по воинской повинности была заменена на сбор холста с военнообязанных. Холст, который в то время подобно зерну также играл роль денежного эквивалента, направлялся в столицу, в Палату войск Пёнчжо. Оттуда холст рассылался снова в те провинции, где необходимо было сформировать войска, для того чтобы за него можно было нанять солдат. В XVII в. такая система функционировала не слишком эффективно. Обычно с военнообязанного крестьянина взимали по 2 пхилъ (рулона) материи в год. Крестьяне старались всеми возможными способами уклониться от этих поборов.

    Поэтому в 1750 г. государь Ёнчжо (1724-1776) издал указ о введении «закона об уравнении [воинских] повинностей» (кюнъёкпоп), Согласно закону, количество взимаемой с крестьян материи сокращалось до 1 пхилъ. Однако взамен со всех владельцев земли дополнительно собирали по 2 ту зерна с каждого кёль полей. Помимо землевладельцев, новым военным налогом облагались хозяева солеварен, кораблей, рыбаки. Таким образом, закон о кюнъёкпоп также был направлен на облегчение жизни крестьян и сбор средств на военные расходы.

    Однако, как и в случае с законом об унификации податей тэдонпоп, официальный невысокий уровень обложения провоцировал злоупотребления на местах. Уже к концу XVIII в. с крестьян стали собирать гораздо больше налогов и прочих сборов, чем они должны были вносить в казну.

    И все же в XVII-XVIII вв. политика государства в сфере землепользования, податей и повинностей, наряду с введением новой агротехнологии, объективно способствовала повышению производительности труда, увеличению количества производимого продукта и, как следствие, значительному росту населения Кореи, усилению процесса социального расслоения, появлению новых видов деятельности, складыванию нового рынка и развитию торговли. Теперь в Корее было чем торговать.

    § 3. Ремесло и торговля

    Отечественная и южнокорейская историография, обнаруживая национальные корни корейского капитализма, отмечает рост ремесленного производства в Корее XVII XVIII вв. Северокорейская историография также указывает на развитие корейского ремесла в указанное время, но возникновение капиталистических отношений относит ко второй половине XVIII в[188].

    В традиционном средневековом корейском государстве, в том числе в начале правления династии Ли, ремесло было организовано следующим образом. Свободных профессиональных ремесленников, производивших продукцию для рынка, не было. Крестьяне-кустари, занимавшиеся домашним ремеслом, к категории ремесленников не относились. Ремесленники были приписаны к королевскому двору или государственным учреждениям — столичным или провинциальным. Таким образом, они работали, выполняя определенный государственный заказ. Что касается социального статуса ремесленников, то считается, что они находились «в полукрепостной зависимости», т.е. относились к категории казенных ноби, но могли при этом иметь землю.

    В XV в. в Корее появились объединения ремесленников одной специальности — ке («артель взаимопомощи»). Однако вряд ли они играли роль «цехов». Подобные ке встречались и в деревне как одна из форм организации крестьян, направленной на совместное выполнение каких-либо работ, например, ке для совместного использования волов. Сведения о деревенских ке встречаются еще в эпоху Коре.

    С точки зрения конфуцианства, ставшего господствующей идеологией в Корее династии Ли, ремесло не относилось к основной деятельности народа, которому полагалось заниматься земледелием. Могло ли ремесло в таких условиях играть значительную роль в развитии корейского производства, внутреннего рынка?

    Статистика XVII-XVIII вв. однозначно указывает на рост ремесленного производства, не только количественный, но и качественный. Каковы основные направления развития корейского ремесла?

    Важнейшим оставалось производство тканей. Хлопок, известный в Корее со времен эпохи Коре, производился в провинциях Хванхэ, Кёнги, Чолла и Кёнсан; шелк — в провинции Пхёнан; ткани из конопли — в провинции Хамгён; особая корейская ткань моей, изготовлявшаяся из технической культуры рами, — ткань, которой Корея славилась на весь Дальний Восток, — в провинции Чхунчхон.

    Второй важной отраслью корейского ремесла была выплавка и обработка металла. Металл — железо, латунь, бронза — выплавлялся в небольших мастерских, как государственных, так и частных. Государственные мастерские располагались преимущественно в провинциях Пхёнан, Чхунчхон и Чолла, а частные — в провинции Хамгён. В них изготавливали оружие, посуду, зеркала и многое другое. В XVII-XVIII столетиях в Корее впервые появились мастерские, специализировавшиеся на отдельных видах продукции, например на изготовлении швейных игл.

    Традиционными сферами деятельности было производство изделий из керамики и дерева.

    Северокорейская историография, описывая изменения в корейском ремесле XVII-XVIII вв., указывая, в частности, на наличие как государственных, так и частных мастерских, не рассматривает какие-либо определенные тенденции в преобладании государственного или частного производства.

    Южнокорейская историография, напротив, обращает внимание на следующую важную тенденцию: рост количества частных ремесленных мастерских начиная с XVII в. и сосредоточение ремесла в частных руках к концу XVIII в. Так, в правление государя Чончжо (1776-1800) был окончательно отменен «список ремесленных мастерских», регламентировавший открытие и эксплуатацию частных ремесленных производств.

    Наиболее высоким был рост частного сектора в сфере добычи и разработки полезных ископаемых, которые в Корее сосредоточены главным образом на северо-востоке страны (провинции Канвон и Хамгён). Так, к концу XVIII столетия количество государственных горных разработок сократилось в 3-4 раза. В 1775 г. была отменена система отправки в провинцию на места частных разработок полезных ископаемых особых уполномоченных из столицы, в задачу которых входили контроль и наблюдение за их деятельностью. Частные горнорудные артели были достаточно крупными. В среднем на них работали порядка 100 человек, однако численность работников в отдельных из них достигала тысячи.

    Причины все большего преобладания частного сектора в ремесленном производстве южнокорейские историки видят в следующем: 1) частное производство было более эффективным, выпуская изделия лучшего качества; 2) его возникновение явилось частью сложного процесса развития товарно-денежной экономики.

    Действительно, рост ремесленного и сельскохозяйственного производства объективно способствовал стремительному развитию внутренней торговли.

    Несмотря на то, что в Корее делами торговли ведали государственные учреждения во главе с Торговой палатой Пхёнсисо, общегосударственный рынок нового типа был сформирован благодаря деятельности частных торговцев. Несмотря на многочисленные запреты и ограничения торговли как занятия «недостойного», в отличие от земледелия, уже с XV в. стали проявляться отдельные тенденции ее стихийного роста, получившие новый толчок в XVII-XVIII вв. Тогда в Корее сформировалось несколько центров, специализировавшихся на торговле различными товарами. Так, в окрестностях Сеула и вдоль реки Ханган велась торговля злаковыми культурами, морепродуктами, солью. Там товары нередко закупались оптом, а потом их развозили в ближайшие провинции — Кёнги и Чхунчхон. В Кэсоне образовался рынок древесины, обслуживавший нужды провинций Хванхэ, Пхёнан, Чхунчхон и Кёнсан. Кроме того, во всех крупных административных центрах были собственные местные рынки, которых к середине XVIII в. насчитывалось около тысячи. Такие рынки работали один раз в пять дней, давая возможность торговцам из ближайших окрестностей продать свои товары[189].

    Самые большие трудности частные торговцы испытывали в Сеуле, где для ведения постоянной торговли в лавочках требовалось получать особое правительственное разрешение, что было непросто. По этому поводу торговцы не раз выражали свое недовольство, обращаясь с петициями к правительству. В результате в 1791 г. ограничения на частную торговлю в столице были отменены.

    Рост внутреннего рынка явился естественным стимулом развития денежного обращения. Деньги в Корее стали широко распространяться как раз с начала XVII в. Разговоры о необходимости введения денежного обращения начались еще в 1603 г., в правление государя Сончжо. Первые 1100 связок монет были отлиты в 1625 г., в правление короля-реформатора Инчжо. Войны с маньчжурами на время приостановили процесс чеканки и распространения денег. Однако широкие социально-экономические преобразования в Корее, развитие торговли объективно требовали введения денежного обращения. В 1678 г. государь Сукчон (1674-1720) издал указ о начале повсеместной чеканки монет. Поэтому этот год принято считать началом широкого денежного обращения в Корее. Сначала монополией на чеканку монет обладали центральные ведомства, но к концу XVII столетия право на изготовление денег было передано также провинциальным властям, что привело впоследствии к некоторому хаосу в денежном обращении. В 1785 г. была предпринята безуспешная попытка централизованного выпуска монет.

    Корейские монеты изготавливались из меди, имели круглую форму и отверстие посередине, так, чтобы из них можно было делать связку. На поверхности монет была надпись: «Обычным [образом] одинаково [для всех] обращаемая драгоценность» (Санпхён тхонбо). Корейские монеты Санпхён тхонбо находились в употреблении вплоть до начала XX в.

    Таким образом, рост производства в сельском хозяйстве и ремесле, развитие рынка, введение денежного обращения являются факторами, объективно указывающими на то, что Корея XVII-XVIII вв. встала на путь перехода к товарно-денежной экономике. Важнейшей составной частью этого процесса было социальное расслоение нового типа, вызванное стремительным ростом населения и развитием экономики, которая открывала все новые сферы деятельности.

    § 4. Социальное расслоение. Новый путь экономического развития Кореи

    Социальное расслоение в Корее XVII-XVIII вв. происходило путем формирования трех основных новых групп населения: крупных землевладельцев (чичжу)[190], крестьян, имеющих землю (чонхо), и безземельных крестьян-арендаторов (мучжонхо).

    Важнейшим корейским сословием XVII-XVIII вв. становились крупные частные землевладельцы. Откуда они появлялись? Во-первых, многие янбане сохраняли прежние экономические позиции. Во-вторых, этому способствовала государственная политика предоставления права собственности на разрабатываемые пустоши и заброшенные поля. В-третьих, рост производительности труда в сельском хозяйстве и развитие внутреннего рынка позволяли части крестьян становиться богаче и приобретать в собственность все больше полей.

    Служилое сословие янбан, несмотря на то, что формально как категория населения оно не исчезло, начало утрачивать характер доминирующего социального слоя в рамках господствующего класса и постепенно стало подвергаться процессу социального расслоения. Прежде всего это было связано с процессом обнищания янбан. К XVII-XVIII вв. появилось много янбан по происхождению, которые настолько обеднели, что стали либо заниматься сельским хозяйством на своих полях, либо превратились в безземельных арендаторов. Иными словами, часть янбан, формально оставаясь янбанами, фактически превратилась в крестьян с землей или без нее. Это объясняется целым рядом причин. Во-первых, отмирание в XVI в. системы полей чикчон означало, что у казны уже не оставалось свободных полей, которые можно было бы продолжать раздавать чиновникам за службу. Увеличение площади полей в результате поднятия пустошей и заброшенных земель в XVII столетии происходило главным образом за счет частных владельцев, поэтому эти поля не стали собственностью казны и, следовательно, не уменьшился дефицит казенных земель. Во-вторых, резкое увеличение народонаселения, в том числе и среди янбан, отразилось на процессе наследования земли. Большее количество детей означало меньшие площади владений, достававшихся в наследство от отца. Тем более, что, согласно конфуцианской традиции, окончательно оформившейся при династии Ли, преимуществами в наследовании обладал старший сын — продолжатель рода и ответственный как за заботу о родителях, так и за все ритуалы, связанные с культом предков, для нормального обеспечения которых требовалась соответствующая материальная база. Поэтому малоземельные или безземельные наследники отца-янбана были янбанами только по родословной и по воспитанию, но не по экономическому и социальному положению, поскольку часто не находились на государственной службе.

    Трансформация социального слоя янбан, связанная с утратой качеств «полноценного» служилого сословия, связана также с тем, что, благодаря процессу социального расслоения, в частности обогащению отдельных крестьян, последние различными путями стали получать янбанское, т. е. «аристократическое» звание. Легальный путь состоял в том, что после накопления достаточного количества богатств и приобретения значительного влияния на местах крестьяне официально обращались в местную администрацию с просьбой о повышении социального статуса. Нелегальный путь заключался в подделке родословных, что становилось возможным также благодаря влиянию на местную администрацию, которое оказывалось при помощи вновь приобретенных богатств. Свои родословные могли подделывать не только крестьяне, но и лично-зависимые ноби.

    Таким образом, к XVII-XVIII вв. янбане фактически перестали быть полноценным сословием, расслоившись на крупных землевладельцев и крестьян. Причем «новые янбане» не были таковыми ни по знаниям, ни по унаследованной культуре, ни по роду занятий.

    При династии Ли появилось еще одно новое сословие, сыгравшее немаловажную роль в социально-экономических процессах XVII-XVIII вв. Это так называемые «средние люди» — чуиъин — сословие, занимавшее промежуточное положение между янбанами и простонародьем. К сословию чуньин относились представители мелкого столичного и провинциального чиновничества, исполнявшие «технические» обязанности, например писцы, переводчики, гадатели, счетчики, а также низший командный состав в армии. В эпоху Коре мелкое чиновничество формально относилось к категории ямбам. Но с конца Коре —начала династии Ли привилегии мелкого чиновничества значительно сократились, а социальный статус понизился. Необходимость обладания практическими знаниями способствовала тому, что должности чунъин стали передаваться по наследству. Одновременно появились ограничения для занятия должностей выходцами из сословия чунъип. К категории чуиъин также стали относиться и дети янбан от наложниц.

    В XVII-XVIII вв., с началом активизации контактов с цинским Китаем и ростом потребностей в переводчиках, многие представители сословия чунъип стали заниматься легальной и нелегальной торговлей, в результате чего они значительно разбогатели. Считается, что чунъип — это одно из основных сословий, которое восприняло идеи модернизации и способствовало развитию Кореи. Поскольку представители чунъии, как правило, не имели земельных владений и не были связаны с земледелием, то они находились несколько в стороне от процесса формирования новых сословий крупных землевладельцев и крестьян-арендаторов.

    Старое сословие лично-зависимых ноби, подобно сословию ямбам, также подвергалось процессу социального расслоения в направлении землевладельцы — крестьяне. Формально сословие ноби просуществовало до конца XIX столетия, пока не было окончательно упразднено по указу 1894 г. Фактически в XVII-XVIII вв. все большее число ноби становились крестьянами (с землей или без нее), приобретая одновременно статус «доброго люда» янбан. В отдельных случаях бывшие ноби могли становиться крупными землевладельцами. И это приносило выгоды государству, потому что крестьяне, в особенности собственники земли, должны были платить налоги, тем самым, пополняя казну, в то время как безземельные ноби были освобождены от налогообложения.

    Процесс сокращения числа ноби и переход их в статус «доброго люда» сопровождался принятием ряда законодательных актов. До середины XVII в. считалось, что если один из родителей принадлежит к категории ноби, то и ребенок также должен был наследовать этот статус. В 1669 г. был издан закон, согласно которому статус ноби определялся по социальному статусу матери. Таким образом, если мать была свободной, то ребенок также был лично свободным.

    На рубеже XVII-XVIII вв. в среде правящего класса все чаще звучало мнение о необходимости отмены категории ноби. И хотя такие идеи еще не получили реализации на общегосударственном уровне, время от времени издавались указы о переводе большого количества ноби в разряд «доброго люда». Так, в 1801 г. 66 067 ноби, приписанных к королевскому двору, а также придворному ведомству, занимавшемуся материальным обеспечением многочисленных королевских дворцов, были освобождены, и им был присвоен статус «доброго люда».

    Окончательно процесс социального расслоения и формирования новых классов и сословий завершился лишь в конце XIX в., когда в 1886 г. были упразднены старые сословия янбан, янмин и ноби.

    При этом личная зависимость, которую в литературе иногда именуют «рабством», окончательно была отменена только в 1894 г.

    Одновременно с формированием сословий крупных землевладельцев, крестьян — владельцев земли и крестьян — арендаторов нового типа постепенно повышалась социальная роль торговцев и ремесленников, главным образом частных.

    Принимая во внимание все изложенное, можно говорить о том, что Корея XVII-XVIII вв. шла по пути развития товарно-денежных отношений. Поэтому будущие корейские реформы конца XIX в., направленные на модернизацию капиталистического типа, независимо от того, кем конкретно они инициировались — корейцами или какими-либо внешними силами, были подготовлены предшествующим ходом истории Кореи, т. е. в XVII-XVIII вв. Вместе с тем к началу XIX в. при всех указанных позитивных изменениях Корея оказалась ослабленной настолько, что не смогла в должной мере противостоять воздействию внешних сил. Возможно, ответ на вопрос, почему так сложилось, удастся найти, если обратиться к рассмотрению особенностей королевской власти того времени.

    На протяжении XVII-XVIII столетий не прекращалась борьба «партий». После прихода к власти государя Инчжо (1623-1649) и разгрома «Северной партии» основными соперниками при дворе стали сторонники «Западной партии» и «Южной партии». В 1683 г. «Западная партия» раскололась на «Партию старых» (Норон) и «Партию молодых» (Сорок). Одной из причин раскола стало расхождение по вопросу наказаний ряда последователей «Южной партии», обвиненных в подготовке заговора с целью низложения в 1680 г. государя Сукчона (1674-1720). В 1689 г. «южане» снова приобрели влияние при дворе, воспользовавшись спорами об определении престолонаследника. Тогда же по королевскому «приказанию умереть» покончил жизнь самоубийством лидер «Партии старых», известнейший корейский конфуцианский ученый XVII столетия Сон Сирёль (1607-1689). В 1694 г. «западные» снова вернули свои позиции при дворе. Только с 1728 г., после подавления мятежа «Партии молодых», государь Ёнчжо (1724-1776) стал проводить осознанную политику «умиротворения», т.е. прекращения борьбы «партий» и уменьшения их влияния при дворе.

    Однако же фактическое прекращение борьбы «партий» к концу XVIII столетия совсем не означало исчезновения придворных группировок, которые сохранились, но формировались уже по несколько иным принципам, нередко с доминированием связей по линии семьи и общности родных мест.

    Королевская власть, хотя и реализовывала ряд мероприятий, направленных на улучшение политического и экономического положения страны, не поспевала за динамичными социально-экономическими изменениями в Корее XVII-XVIII вв. В таких условиях отдельные представители правящего класса Кореи понимали необходимость более радикальных перемен в обществе и структуре власти. Их идеи постепенно оформились в идейное течение под названием «[за] реальные науки» — сирхак.

    Глава 2. ИДЕЙНОЕ ТЕЧЕНИЕ СИРХАК

    В XVII — начале XIX в. в Корее появился ряд мыслителей, выступавших за изучение и пропаганду «реальных», т. е. используемых на практике, наук — сирхак, в противоположность традиционным конфуцианским знаниям, основанным на выучивании канонических сочинений. Эти ученые предлагали осуществить реформы, направленные на улучшение жизни народа, укрепление государства, усиление его оборонной мощи. Их идеи во многом послужили основой процесса модернизации Кореи конца XIX столетия.

    § 1. Возникновение и развитие идейного течения сирхак

    Термин сирхак в корейской историографии, как Северной, так и Южной, трактуется в целом одинаково: «науки, имеющие практическое применение». Считается, что понятие сирхак стало употребляться в Корее еще в эпоху Коре для противопоставления наук о конкретном управлении государством, ведении хозяйства и военном деле «абстрактным» рассуждениям о морали и нравственности. Иногда под сирхак имели в виду «практическое» конфуцианство в противоположность «абстрактному» буддизму.

    Корейский мыслитель Ли И (1536-1584), который еще не принадлежал к идейному течению сирхак, вложил в это понятие новое значение: «реальны» те науки, которые имеют практическое применение.

    Представители сирхак периода позднего Чосона (1600-1897)[191] понимали под «реальными науками» разработку проектов реформ в сфере землепользования, управления государством, изучение агротехники, естественных наук, в частности географии, поиски путей развития ремесел и торговли, производства новых предметов «заморского», т. е. европейского, типа, переосмысление истории Кореи в условиях появления новых сведений о мире и новой ситуации в окружающих Корею странах. Сирхак как «реальные науки» противопоставлялись этими учеными «абстрактному» неоконфуцианству Чжу Си.

    Истоки идейного течения сирхак определяются в отечественной и корейской историографии несколько различно. Корейские ученые считают, что идейное течение сирхак возникло главным образом в связи с рядом социально-экономических изменений в Корее XVII-XVIII вв. Что касается влияния Запада, то говорится лишь о том, что уже сформировавшееся идейное течение сирхак критически воспринимало и оценивало западную общественную мысль. В отечественной историографии указывается на известную роль в возникновении и формировании сирхак западной общественной мысли, а также христианской религии, с которыми ранние сирхакисты знакомились через Китай или Японию.

    Относительно периодизации, т. е. определения времени начала и завершения сирхак, единое мнение также отсутствует. Ранняя северокорейская и отечественная историография ведут начало сирхак от начала деятельности ряда ученых XVI в., таких, как Хан Бэккём (1552-1615) и Ли Сугван (1563-1628). Считается, что Хан Бэккём в своем труде «Описание географии Кореи» («Тонгук чиричжи») критиковал «иностранную», главным образом китайскую, трактовку фактов истории Кореи и взгляд на ее географию. К тому же он занимался реформированием системы землепользования, в частности принимал участие в разработке закона о взимании податей тэдонпоп, который явился шагом на пути формирования в Корее товарно-денежных отношений. Ли Сугван также обращал внимание на необходимость изменений в политике, управлении хозяйством страны, организации армии. Кроме того, Ли Сугван стал знаменит своими естественнонаучными воззрениями, утверждая, в частности, что небо — это всего лишь пустота над землей и поэтому оно не обладает никакой особенной силой, что шло вразрез с традиционными представлениями о Небесах и воле Неба.

    Однако некоторые южнокорейские ученые склонны принимать за точку отсчета идейного течения сирхак лишь XVII в., полагая, например, что особые естественнонаучные взгляды Ли Сугвана и то, что он знакомил корейцев с католицизмом, недостаточно для того, чтобы относить этого мыслителя к идейному течению сирхак.

    В таблице 2 приводятся имена, литературные псевдонимы, даты жизни основных представителей школы сирхак и особенности периодизации этого идейного течения.

    Таким образом, время расцвета сирхак приходится на период с конца XVII до начала XIX столетия.

    Действительно, XVII век, который характеризуется значительными изменениями в сфере сельскохозяйственного производства, имевшими колоссальные социально-экономические последствия; приходом к власти «варварской», с точки зрения корейцев, маньчжурской династии Цин; началом знакомства с культурой и достижениями Запада, христианской религией с ее идеями равенства перед Богом, не мог не стать временем появления и расцвета в Корее новых идей.

    Обычно взгляды сирхакистов, живших в разное время, принято представлять в рамках следующих категорий: естественнонаучные воззрения, взгляды на религию и конфуцианство, проекты социально-экономических реформ, социально-политические идеи.

    Таблица 2. Школа сирхак: персоналии, периодизация идейного течения
    Имя Литературный псевдоним Годы жизни
    Хан Бэккём Куам 1552-1615
    Ли Сугван Чибон 1563-1628
    Ким Юк Чамгок 1580-1658
    Лю (Ю) Хёнвон Панге 1622-1673
    Ли Ик Сонхо 1681-1763
    Хон Дэён Тамхон 1731-1783
    Пак Чивон Ёнам 1737-1805
    Пак Чега Чхочжон 1750-1815
    Чон Ягъён Дасан 1762-1836
    Ли Гюгён Очжу 1788-1860
    Чхве Ханги Хеган 1803-1879

    Примечание: Выделены имена и годы жизни тех мыслителей, которые безоговорочно признаются как представители школы сирхак.

    В настоящей главе основное внимание будет уделено воззрениям ученых школы сирхак, связанным с вопросами реформирования корейского общества.

    § 2. Сирхак о реформах в сфере земледелия и землепользования

    Лю Хёнвон был одним из первых сирхакистов, попытавшихся разработать проект реформ в сфере землепользования. Наряду с его взглядами на то, каким должно быть идеальное государство, этот проект описан в его сочинении «Свободные записи Панге» («Пате сурок»). Стержнем проекта была идея равных прав всех членов общества на пользование землей. Лю Хёнвон предлагал сначала вернуть всю землю государству, а затем перераспределить ее так, чтобы на одного человека приходилось по 1 кёну[192] земли. При этом поземельный налог не должен превышать 1/10 урожая и не должно взиматься никаких других дополнительных поборов. Землю следовало выдавать на время жизни человека, а после его смерти — возвращать в казну. Воинскую повинность Лю Хёнвон предлагал исполнять из расчета один человек на четырех военнообязанных.

    Однако в проектах реформ Лю Хёнвона не было ничего экстраординарного. Идеи о равном наделении крестьян землей были известны на Дальнем Востоке еще со времен китайской династии Тан (618-907), когда речь шла о так называемых «колодезных полях».

    Сирхакисты XVIII — начала XIX в. в своих проектах социально-экономических реформ пошли несколько дальше. Так, Ли Ик предлагал запретить одновременное владение несколькими участками земли.

    Наиболее интересными и «радикальными» представляются проекты реформ, предложенные Чон Ягъёном. В отечественной историографии суть его проектов сводится к следующему: землей должен владеть тот, кто ее обрабатывает, а люди других профессий должны получать за свой труд вознаграждение продуктами.

    В северокорейской историографии проекты реформ Чон Ягъёна представляются так. После того как земля будет возвращена государству, ее нужно будет снова раздать крестьянам, но не отдельным лицам, а низовой административной единице рё (деревне), в которую должно будет входить около 30 крестьянских дворов. Люди, составляющие рё, совместно обрабатывают землю без разделения на «твое» и «мое», а начальник рё каждый день письменно фиксирует труд каждого. Урожай собирается в общественные склады и после уплаты налога государству раздается каждому в зависимости от результатов его труда. Ремесленники и торговцы получают зерно в обмен на свои товары и услуги. Янбапе, не занятые управлением или в сфере образования, должны заниматься общественно-полезным трудом, например обработкой земли, ремеслом или торговлей. В то же время творческую работу янбан следует оценивать в 10 раз выше обычной.

    В южнокорейской историографии проект реформ Чон Ягъёна представляется в несколько иной трактовке. Всю землю следует передать в государственное владение, изъяв ее у прежних собственников. Затем землю нужно снова раздать, но не всем, а только «сильным» крестьянам или янбанам, которые могут самостоятельно вести хозяйство. Безземельные крестьяне должны работать по найму у новых владельцев земли.

    В представленных вариантах изложения проектов земельной реформы Чон Ягъёна, которые справедливо называют высшим достижением школы сирхак, можно проследить желание историков КНДР и Республики Корея найти в них отражение существующих сегодня реалий той или иной части Корейского полуострова. Однако такие трактовки идей Чон Ягъёна отнюдь не являются фальсификацией. Северокорейский вариант изложения идей ученого отражает его ранние взгляды, а южнокорейский — более поздние. Очевидно, к концу жизни Чон Ягъён пришел к идее большей эффективности сильного частного хозяйства. Понять причины этого поможет более близкое знакомство с биографией мыслителя, тем более, что она во многом отражает истоки идейного течения сирхак.

    Чон Ягъён родился в 16-й день 6-го месяца 1762 г. в местечке Мачжэ столичной провинции Кёнги. Впоследствии он использовал множество литературных псевдонимов — Саам, Танхо, Еюдан, самый известный из которых — Дасан. Поэтому иногда в отечественной литературе ученого называют не Чон Ягъён, а Чон Дасан. У ученого было и крестное католическое имя Иоанн, а биографические сведения о нем можно даже найти в работах католических миссионеров[193]. В 1768 г. в шестилетнем возрасте он написал свои первые стихи, свидетельствующие о его незаурядном таланте. С 10 лет Чон Ягъён под руководством своего отца Чон Чжэвона, временно отстраненного от государственной службы, занимался изучением конфуцианской классики и исторических книг. В 1776 г. Чон Ягъён женился, что не помешало ему путешествовать и следовать за отцом, который в том же году возвратился на службу. В 1777 г. Чон Ягъён впервые познакомился с сочинениями сирхакиста Ли Ика, смелые идеи которого произвели на него глубокое впечатление. В 1783 г. он поступил учиться в конфуцианскую академию Сонгюнгван в Сеуле; в 1789 г. в возрасте 27 лет удачно сдал экзамены на получение гражданской чиновничьей должности. В 1784 г. вместе со своими братьями Чон Ягьён впервые познакомился с христианской литературой, о существовании которой узнал еще из сочинений Ли Ика.

    Служебная карьера Чон Ягьёна была весьма разнообразной. Он занимал различные должности в Палате наказаний — Хёнчжо, Палате войск — Пёнчжо и многих других. В 1794 г. в возрасте 32 лет совершил поездку по столичной провинции Кёнги в качестве тайного инспектора — амхэноса, что дало ему большой опыт и познания в области местного администрирования. Однако не все в его карьере было гладко. Не прошло даром увлечение католицизмом. В то время Корея проводила политику недопущения контактов с западными державами[194]. Королевский двор считал корейских католиков проводниками инородной ереси, поэтому время от времени в стране происходили расправы как над корейскими тайными последователями религии, так и иностранными миссионерами. Одно из первых гонений на христиан произошло в 1791 г. В то время Чон Ягъён напрямую не пострадал, но после был отправлен на службу в провинцию Чхунчхон, а затем — в Хванхэ, в своего рода ссылку. Второе гонение на христиан, в 1801 г., когда были казнены 300 корейцев-католиков из сословия янбан, отличалось особой жестокостью. Тогда пропаганда христианства была строго запрещена, а сам Чон Ягъён поначалу был приговорен к смертной казни, но затем наказание смягчили, сняв его со всех должностей и отправив в ссылку в провинцию Кёнсан, в которой он провел 18 лет. В 1818 г. Чон Ягъёна освободили, разрешив вернуться в столицу, и предоставили должность 3-го ранга (всего было 9 рангов) в администрации королевской приемной. В 1836 г. Чон Ягъён ушел с государственной службы и отправился к себе на родину, где провел последние месяцы жизни в написании трудов и «религиозной жизни», скончавшись в 22-й день 2-го месяца.

    Таким образом, Чон Ягъён, во-первых, был по образованию конфуцианцем; во-вторых, был хорошо знаком с западной культурой, в том числе через христианство; в-третьих, прекрасно знал жизнь в провинции и имел большой опыт административной деятельности и, в-четвертых, нередко находился в оппозиции к королевскому двору, в том числе по религиозным убеждениям. Все более тесное знакомство с культурой Запада, возможно, послужило одной из причин того, что к концу жизненного пути Чон Ягъён стал склоняться к идее реформирования сельского хозяйства по пути создания фермерских хозяйств чаённон.

    Сирхакисты, занимаясь проектами развития сельского хозяйства страны, не ограничивались вопросами исключительно организации деятельности крестьян и их отношений с государством. Большое место в идеях сирхак занимала проблема новых агротехнических приемов. Так, Ли Ик в числе первых сирхакистов стал последовательно отстаивать преимущества высадки рисовой рассады перед обычной посадкой семян. Пак Чивон специально посвятил земледелию труд «Записки о земледелии» («Кванон сочхо», 1799), получивший высокую оценку короля Чончжо и приобретший впоследствии большую известность. Чон Ягъён также написал труд «Комментарии к земледельческой политике» («Нончжсонсо»).

    Однако ученые школы сирхак прекрасно понимали, что одного улучшения земледелия и землепользования недостаточно для того, чтобы сделать Корею процветающей. Для этого требуются изменения во всех сферах общества и прежде всего — в государственном устройстве.

    § 3. Сирхак о государственном устройстве Кореи, ее месте в мире

    В связи с процессом социального расслоения, активно начавшимся в Корее в XVII столетии, сирхакисты не раз ставили вопрос о пересмотре старой сословной системы. Так, Пак Чега и Хон Дэён предлагали раздавать чиновничьи должности не только янбанам и их потомкам, но и простым людям, имеющим соответствующие способности. Наиболее законченное выражение проекты реформ государственного устройства получили в трудах Чон Ягъёна. Правда, и в этом случае трактовка сущности его предложений в современной историографии также неоднозначна.

    Отечественные историки говорят о том, что, ратуя за большее общественное равноправие, Чон Ягъён предлагал систему поэтапного выбора короля: крестьяне должны были выбирать старосту деревни, староста — начальника уезда и т.д., вплоть до выбора короля. Тем самым ученый приближался к идее демократического эгалитарного государства, отрицая идею «небесного» происхождения королевской власти.

    Южнокорейская историография представляет проект реформы государственной власти несколько иначе, приближая его к корейским традиционным воззрениям. По мнению южнокорейских ученых[195], Чон Ягъён совсем не отрицал идею королевского правления, как раз настаивая на том, чтобы вся власть была сосредоточена в руках государя. Однако король должен заботиться о народе и изменить систему управления так, чтобы на пути между ним и народом стояло как можно меньше чиновников бюрократического аппарата. Государь должен быть верховным собственником всего имеющегося в государстве богатства, справедливо распределяя блага между народом. Назначение на государственные должности также должен контролировать король, исполняя роль «представителя Небес» на земле. Другое дело, что наследование престола нельзя было оставить бесконтрольным, так как с течением времени личные амбиции королей становятся все большими, и нередко они теряют понимание «воли Неба». Поэтому требуется особый «закон короля» (ванбоп), некое общественное мнение, которое исходило бы из пожеланий простого народа, передавалось уездному и провинциальному руководству, а через них — столичному чиновничеству и в конечном итоге государю, который должен следовать этим пожеланиям.

    Таким образом, в представлении южнокорейской историографии, хотя в проекте реформ государственной власти Чон Ягъёна и имели место некоторые элементы «демократии», тем не менее ученый не отказывался от конфуцианских представлений об особой роли короля и его связи с «волей Небес».

    Сирхакисты в своих проектах преобразования корейского общества не ограничивались только вопросами агротехнологии, землевладения и землепользования или государственного устройства. Их предложения охватывали буквально все сферы общественной жизни, важнейшей их которых была система образования. Считается, что сирхакисты призывали к отказу от исключительного изучения конфуцианской классики, настаивая на введении в школьную программу таких предметов, как родная история, география, арифметика. В то же время они четко понимали, что никакая новая система образования, никакие кардинальные реформы невозможны без заимствования передовых знаний, научных и технических достижений соседних стран. Хон Дэён, Ли Донму (1741-1793), Пак Чивон, Пак Чега призывали перенимать у соседей новую технику производства, тем самым они развивали идеи, высказанные еще Ли Иком. Кого сирхакисты называли «соседями»? Прежде всего цинский Китай, который был проводником культуры Запада. Поскольку Китай находился к северу от сухопутных границ Кореи, то указанная группировка ученых, лидером которой был Пак Чивон, получила название «Северной школы» (Пукхак пха).

    Желание всесторонних изменений к лучшему в стране не могло возникнуть на пустом месте, независимо от процесса переосмысления истории Кореи и ее места в мире. Вместе с тем попытка заново посмотреть на собственную историю была связана с частичным отрицанием конфуцианства, согласно которому поучительной могла быть только история Китая. Возникновение в Корее теории «маленького Китая», или «маленького Серединного государства», наиболее четко обоснованной Ли Иком, также послужило для представителей школы сирхак одним из стимулов по-новому взглянуть на историю своей страны и ее роль в окружающем мире.

    Ученик Ли Ика —историк Ан Чжонбок (1712-1791) в своем ставшем классическим сочинении «Основные моменты и пояснения к истории Кореи» («Тонса ганмок») впервые окончательно установил линию преемственности истории Кореи от Древнего Чосона до династии Ли и описал историю Кореи как самостоятельного, полноправного и независимого от Китая государства. То, что свое сочинение Ан Чжонбок назвал «Основные моменты и пояснения», было смелым вызовом конфуцианскому Китаю, где подобный труд в том же жанре ганмок (по-китайски — ганму) написал основоположник неоконфуцианства Чжу Си.

    Переосмысление географического положения Кореи было начато предшественником-зачинателем сирхак Хан Бэккёмом в его труде «Описание географии Кореи» («Тонгук чиричжи») и получило наивысшее выражение в сочинении Чон Ягъёна «Описание границ нашего государства» («Абан канъёк ко»).

    В заключение отметим, что, несмотря на все перечисленные элементы новизны, сирхак не освободилось полностью от рамок традиционного конфуцианства. Так, в отдельных северокорейских работах самый «радикальный» из представителей сирхак ученый Чон Ягъён определяется всего лишь как «прогрессивный конфуцианец». Добавим, что свои идеи сирхакисты излагали на ханмуне — письменном китайском языке, который использовался в Корее, но был недоступен для понимания большинству населения страны.

    И тем не менее идейное течение сирхак стало важнейшим явлением истории Кореи XVII — начала XIX в., в котором нашли отражение внутренние перемены в самой Корее, изменения, происходящие во внешнем мире, перемены в отношениях Кореи с этим внешним миром. Указанные обстоятельства оказали огромное воздействие на развитие не только общественной мысли, но и всей культуры Кореи XVII — начала XIX в.

    Глава 3. КУЛЬТУРА КОРЕИ XVII — НАЧАЛА XIX ВЕКА

    Экономические, а вслед за ними и социальные изменения в Корее XVII-XVIII вв. отразились во всех сферах жизни корейского общества, в том числе и в культуре — литературе, живописи, ремесле, а также науке.

    Новые процессы социального расслоения нанесли удар по социальной и экономической роли сословия янбан, их авторитету. С другой стороны, повышение статуса простого народа, например, переход сословия лично зависимых ноби в разряд «доброго люда» или наделение большими правами ремесленников и торговцев, приводили к тому, что корейская культура становилась все более массовой.

    § 1. Литература, живопись, ремесло, наука

    В XVI XVII вв. в центральных и южных провинциях Кореи появился и стал приобретать широкую популярность новый жанр устного народного творчества пхансори — сказание повестей нараспев в сопровождении корейского барабана пук. И в настоящее время этот вид народного творчества не потерял своей значимости для корейской культуры.

    В среде образованного сословия возник большой интерес к корейским народным сказаниям, которые стали записывать на ханмуне — официальном письменном древнекитайском языке. Таким образом, устное народное творчество получило статус литературы. Наиболее известным считается сборник рассказов «Неофициальные рассказы [страны] Зеленых Холмов»[196]Чхонгу ядам»), составлявшийся на протяжении XVIII столетия.

    Однако самым замечательным явлением в литературной жизни периода Позднего Чосона стало стремительное развитие народной популярной художественной литературы на корейском языке, записанной с помощью корейского алфавита. Первым известным произведением такого рода, дошедшим до наших дней, является «Сказание о Хон Гильдоне» («Хон Гильдон чжон»; повесть о предводителе народного восстания), написанное еще на рубеже XVI-XVII вв. прозаиком, поэтом и высокопоставленным сановником с очень непростой судьбой Хо Гюном (1569-1618). Однако авторство большинства произведений популярной прозы того времени, написанных на корейском языке, неизвестно. Причем некоторые литературные произведения классифицируются как запись устных народных сказаний — пхансори. Самые известные из них: «Сказание о Чхунхян» («Чхунхян чжон», повесть о любви Чхунхян, девушки из низшего сословия, и юноши янбана), «Сказание о Симчхон» («Симчхон чжон», повесть о заботливой дочери, имеющая элементы буддийских мотивов), «Сказание о Хынбу» («Хынбу чжон», повесть о двух братьях, бедном и богатом), «Повесть о зайце» («Тхокки чжон», новая вариация когурёского мифа, зафиксированного в «Исторических записях Трех государств»), «Записи [годов] имчжин» («Имчжин нок», повесть о событиях Имчжинской войны) и многие другие[197].

    В корейской живописи XVII-XVIII вв. наблюдались те же тенденции, что и в литературе. Это появление в картинах корейских мотивов и корейских методов передачи образов, а также обращение к простому народу посредством содержания картин: картины теперь писались для более широкого круга зрителей.

    Таким образом, в пейзажной живописи корейские художники начали постепенно отходить от старой традиции абстрактных пейзажей китайского типа и изображать конкретную корейскую местность. Новый тип пейзажной живописи получил особое название — «изображение непосредственно увиденных гор и вод» (чиккён сусанхва). В этом жанре особенно прославился художник Чон Сон (1676-1759), написавший такие картины, как «Изображение гор Инвансан», «Изображение гор Кымгансан», «Рыбацкая лодка».

    В XVII столетии корейские художники стали пробовать себя в изображении сцен из жизни простого народа, например, Ли Мёнук (жил во времена правления государя Сукчона (1674-1720)). Однако тогда в способах передачи образов еще сохранялось традиционное китайское влияние, что видно в его известной картине «Рыбак и дровосек».

    В XVIII в. художники Ким Хондо (1745 —после 1816), Ким Дыксин (1754-1822), Син Юнбок (1758-?) и многие другие активно обратились к сюжетам из повседневной жизни как янбан, так и представителей простонародья, став зачинателями массового живописного жанра пхунсокхва («зарисовки нравов и обычаев»). Альбом жанровых зарисовок Син Юнбо-ка признан национальным достоянием Республики Корея. На протяжении XIX столетия интерес художников к жанру пхунсокхва оставался таким же высоким[198]. Тенденция к большей реалистичности изображения сказалась и на жанре портретной живописи.  Одним из ее шедевров признан автопортрет Юн Дусо (1668-1715), выполненный нетрадиционно, с четким приписыванием деталей и ярко выраженными личностными чертами.

    Искусство каллиграфии также не избежало изменений в направлении усиления национальных элементов. До XVIII столетия корейцы писали каллиграфически, следуя исключительно правилам и нормам, принятым в Китае. Корейский каллиграф, исследователь корейской эпиграфики, представитель идейного течения сирхак Ким Чжонхй (1786-1856) изобрел собственный каллиграфический стиль, получивший название по литературному псевдониму ученого — чхуса-чхе.

    Период XVII-XVIII вв. ознаменовался широким распространением керамики нового типа, отдельные немногочисленные образцы которой появились  еще  в  конце  XV  столетия. Ее отличительными особенностями были белый цвет и синие или голубые рисунки, наносившиеся поверх белого фона. Поэтому керамика получила название чхонхва пэкча, что значит «белая керамика с синими цветами». Роспись, однако, не ограничивалась изображением цветов. Это могли быть горы, деревья, птицы. Согласно точке зрения корейской историографии, бело-синяя керамика отличается особым корейским колоритом и не похожа на керамику соседних Китая или Японии.

    Архитектура Кореи указанного периода какими-либо значительными новыми достижениями не отличалась, поскольку на протяжении нескольких столетий все силы корейских строителей были направлены на то, чтобы восстановить многочисленные дворцы, присутственные места, монастыри, большинство из которых погибло в годы Имчжинской войны.

    В корейской науке XVII-XVIII вв., наряду со стойкой ориентацией на национальные ценности, одной из ведущих стала тенденция знакомства с научными и техническими достижениями Запада.

    В корейской историографии утверждается, что астроном Ким Сонмун, живший во времена правления государя Сукчона (1674-1720), самостоятельно пришел к идее о круглой форме Земли и ее вращении вокруг своей оси, а сирхакисты Хон Дэён и Пак Чивон восприняли его идеи. Другие корейские достижения этого времени в астрономии связываются с западной наукой, проникавшей на Корейский полуостров через Китай. Это и новые астрономические приборы, такие, как телескоп, и новый солнечный календарь, который, естественно, не вошел в массовое употребление, но использовался отдельными астрономами, например Ким Санбомом.

    География в указанный период также стала отходить от традиционного историко-географического описания местностей. Знакомство с западной географией побудило корейцев заняться тем, что принято называть физической географией, что выразилось прежде всего в составлении карт нового типа. Так, сирхакист Чон Санги (1678-1752) составил «Карту Кореи» («Тонгук чидо»), где впервые использовал масштаб. Географ Ким Чжонхо (?-1864) более 30 лет своей жизни потратил на полевые исследования территории страны. При составлении «Карты Кореи» («Чхонгу до») и «Карты земель Великой Кореи» («Тэдон ёчжидо», 1861 г.) он использовал новый метод начертания квадратов. Через Китай корейцы познакомились с картой мира итальянского миссионера Маттео Риччи (1552-1610), долгое время жившего и работавшего в Китае. Так в Корее стало складываться новое видение самих себя и мира.

    Медицина продолжала развитие в традиционном направлении, новый толчок которому дало самое известное и популярное вплоть до наших дней сочинение Хо Чжуна «Сокровищница корейской медицины» («Тоный погам», 1613 г.). В конце XVII столетия известный медик Ли Гёнхва (1629 1706) написал труд «Секреты широкой [медицинской] помощи» («Кванчже пигыпъ»). В XVIII в. заметный вклад в развитие медицины внес Кан Мёнгиль (1737-?). Вместе с тем в XVII-XVIII вв. Корея начала знакомиться с достижениями западной медицины.

    Чон Ягъён, изучив особенности западной механики, впервые в истории Кореи построил подъемный кран, который использовался при строительстве моста в Сеуле, а также части сооружений Сувонской крепости (недалеко от Сеула), которая подверглась коренной реконструкции в 1794-1796 гг.

    Одним из главных источников сведений о культуре Запада было христианство, которое стало активно проникать на Корейский полуостров на рубеже XVI-XVII вв.

    § 2. Распространение христианства

    Впервые  корейцы  столкнулись  с  христианством  еще  в   годы Имчжинской войны, когда вместе с японскими войсками дважды, в 1593 и 1597 гг., на Корейский полуостров прибывал португальский католический миссионер Грегорио Сеспедес, проживавший в Японии с 1577 г. Тогда его попытки распространить христианство закончились неудачно, поскольку он прибывал в Корею с вражескими агрессивными войсками и вся его деятельность рассматривалась как подрывная. Несмотря на то что среди миссионеров, находившихся в Японии и Китае, разрабатывались планы христианизации Корейского полуострова, корейцы самостоятельно заинтересовались «западным учением» сохак — так в Корее называли христианство. Сирхакист Ли Сугван (1563-1628) в своем сочинении «Беседы о разном Чибона» («Чибон юсолъ»; напоминаем, Чибон — это литературный псевдоним ученого) рассказал о западных странах и об итальянском миссионере Маттео Риччи (1552-1610), который жил и работал в Китае. Книга Ли Сугвана знакомила с содержанием трактата Маттео Риччи «Истинный смысл Бога» («Тянъчжу шил»). Ли Сугван, будучи внуком основателя династии Ли (Ли Сонге) в восьмом колене, занимал высокие государственные посты и имел возможность в 1590, 1597 и 1611 гг. побывать в Пекине с корейскими посольствами. Однако знакомство с христианством не сделало Ли Сугвана верующим.

    Первым корейцем, принявшим христианство, считают высокопоставленного сановника Хо Гюна (1569-1618), автора знаменитой повести «Сказание о Хон Гильдоне». В 1610 и 1614 гг.[199] он посещал Пекин в составе корейского посольства и привез оттуда католическую литературу, в частности тексты молитв. Сравнение христианства с буддизмом привело Хо Гюна к выбору в пользу христианства. В 1618 г. по обвинению в заговоре Хо Гюн был казнен.

    Следующим высокопоставленным лицом, заинтересовавшимся христианством, стал наследный принц Сохён (1612-1645), старший сын государя Инчжо (1623-1649). В 1636 г., после второго военного похода маньчжуров в Корею, он вместе со своим младшим братом был увезен в качестве заложника в столицу Цин. В 9-й месяц 1644 г, принц Сохён вместе с маньчжурскими войсками вошел в завоеванный ими Пекин, куда затем была перенесена столица империи Цин. В Пекине принц Сохён сблизился с немецким миссионером Йоганом Шаллом. Очевидно, принц увлекся христианством, поскольку, возвратившись в Корею во 2-м месяце 1645 г., привез с собой католическую литературу. Однако уже через 70 дней после возвращения он умер от «внезапной болезни», сразившей его в течение трех дней. Вся привезенная из Китая христианская литература была сожжена. Надежды Шалла обратить в христианство корейскую королевскую семью оказались несбыточными.

    В то время в Корее еще не начались массовые гонения на христианство, поскольку сущность этого учения была не до конца понята, и представители высшего сословия, владевшие китайским языком, могли относительно свободно продолжать знакомиться с новой западной религией.

    Новый всплеск интереса к христианству имел место в середине — второй половине XVIII в. Внимание к новой религии проявили главным образом представители сословия янбан, принадлежавшие к «Южной партии» и придерживавшиеся идейного течения сирхак. Наверное, это было не случайно. В связи с социально-экономическими и культурными переменами в Корее того времени, а также борьбой «партий» часть правящей элиты пыталась найти новое учение, новую религию, которая могла бы помочь обоснованию происходивших в обществе изменений и необходимости кардинальных реформ.

    Сирхакист Ли Ик (1681-1763), «южанин», познакомился с большим количеством католической литературы на китайском языке и в своих комментариях с уважением относился к новой религии, указывая на «схожесть» представлений о европейском Боге и конфуцианском Верховном Императоре [Небес] Санчже (китайское Шан-ди). С католицизмом был знаком и ученик Ли Ика историк-сирхакист Ан Чжонбок (1712-1791), составивший знаменитые «Основные моменты и пояснения к истории Кореи» («Тонса ганмок»). Однако Ан Чжонбок относился к христианству с осторожностью, не принимая требования обязательного отказа от культа предков.

    В 1779 г. группа «южан»: Квон Чхольсин (?-1801), Квон Ильсин (годы жизни неизвестны; зять Ан Чжонбока), Ли Бёк (1754-1786), знаменитый сирхакист Чон Ягъён (литературный псевдоним — Да-сан; 1762-1836), два его старших брата — Чон Якчён (годы жизни неизвестны) и Чон Якчон (1760-1861), и еще несколько человек, недалеко от Сеула в буддийском монастыре Чуоса организовала общество по изучению христианства, где занимались чтением католических текстов и обсуждением ряда теоретических проблем, которые нередко вызывали большие споры. Каждый 7-й, 14-й, 21-й и 28-й день они проводили, подобно воскресным дням, за чтением католических текстов, не занимаясь тяжелой работой. Надо отметить, что в Корее в то время еще не было семидневных недель. Примерно в то же время на юге Кореи, в провинции Кёнсан, жил некто Хон Юхан, ученик Ли Ика, который, увлекшись христианством, вел жизнь монаха-отшельника и переписывался с Квон Ильсином. Вскоре в группе по изучению христианства появился еще один человек, муж сестры братьев Чон (Якчёна, Якчона, Ягъёна) Ли Сынхун (1756-1801). Несмотря на то что Ли Сынхун успешно сдал предварительный государственный экзамен, он решил оставить карьеру государственного чиновника и полностью посвятил себя изучению христианства.

    В начале 1780-х годов в обществе по изучению христианства возник ряд неразрешимых вопросов, для уточнения которых нужно было поехать в Китай и встретиться там с католическими миссионерами. К счастью, Ли Донук, отец Ли Сынхуна, отправлялся в Китай с очередным корейским посольством и смог устроить сына в качестве одного из его членов. Ли Сынхун прибыл в Пекин в 21-й день 12-го месяца 1783 г. И уже во 2-й месяц 1784 г. он первым из корейцев был крещен французским миссионером Луи де Граммонтом, получив крестное имя Петр. Ли Сынхун возвратился в Сеул в 24-й день 3-го месяца 1784 г., привезя с собой большое количество христианской литературы.

    Успешная поездка в Китай придала деятельности корейских христиан новый импульс. В тот же год Ли Сынхун сам крестил трех человек — членов общества по изучению христианства. Зимой 1784 г. в Сеуле в районе Мённедон (современный Мёндон) в доме Ким Бому была организована первая корейская католическая церковь, которую возглавил последователь «Южной партии» Ли Бёк. Более года верующие втайне собирались там по «воскресным» дням, молились, получали крещение. В 3-м месяце 1785 г. о тайной церкви стало известно, и ее последователей схватили. Ким Бому признали виновным и отправили в ссылку, где он скончался от пыток. Однако остальных отпустили, поскольку они оказались отпрысками знатных янбанских семей, объяснив их поведение «заблуждением». Так начались гонения на корейских христиан-католиков, которые формально закончились с подписанием в 1887 г. корейско-французского договора, в котором был обозначен пункт о свободе миссионерской деятельности.

    Однако уже с 1786 г. корейская католическая церковь возобновила свою деятельность по образцу Пекинской католической церкви. Ли Сынхун, возглавивший корейскую церковь, принял сан епископа, а его ближайшие сподвижники братья Квон — Чхольсин и Ильсин, братья Чон — Якчён и Якчон, а также еще несколько человек стали «священниками». Это произошло потому, что государь Чончжо (1776-1800), с одной стороны, проводил при дворе политику умиротворения, а с другой — во время первого гонения на корейскую католическую церковь симпатизировал «Южной партии», последователями которой были новые корейские христиане.

    Однако уже в 1789 г., после более тщательного изучения католической литературы, деятельность корейской католической церкви снова была ненадолго приостановлена. Одной из причин этого, так же, как и последующего гонения на христиан, было отношение церкви к традиционному культу предков и связанной с ним церемонии кормления духов (или «жертвоприношения духам») предков песо, которую в Корее традиционно совершали несколько раз в год.

    Католическая церковь призывала отказаться от культа предков, уничтожить «таблички духов» с именами предков, которые хранились в особых алтарях, не совершать церемоний чеса. Действительно, согласно традиционным представлениям, вошедшим в качестве составной части в корейское конфуцианство, после смерти дух умершего так или иначе может проявлять себя в мире живущих и, для того чтобы дух предка не становился злым, на протяжении нескольких поколений его требуется «кормить»[200]. По христианским представлениям, душа после смерти должна попадать в рай или в ад (или чистилище). Таким образом, совершение церемонии чеса — это отрицание христианского представления о посмертной жизни души.

    Корейцы не могли легко отказаться от традиционных представлений о загробной жизни, увязанных с многочисленными ежегодно совершаемыми ритуалами, вплетенными в сельскохозяйственный цикл[201]. Тем не менее в 1791 г. выходец из янбан Юн Чжичхун (1759-1791), дальний родственник Чон Ягъёна по женской линии, который был одним из «прихожан» первой корейской католической церкви в доме Ким Бому, после смерти своей матери не изготовил поминальную табличку и не совершил церемоний чеса. Более того, младший брат его жены — Квон Санъён поддержал Юн Чжичхуна в том, что тот соблюдал траур по матери по католическому ритуалу. Это стало известно при дворе. Юн Чжичхуна обвинили в непочтении к родителям и, взяв под стражу, казнили вместе с шурином. Почтительное отношение к родителям (хё) было и во многом остается одним из столпов корейского общества[202], а «непочтительность» означала страшное преступление, которое в конечном итоге могло разрушить общественный порядок.

    В этом контексте корейцы никак не могли признать и поддержать христианство. По этому поводу при дворе государя Чончжо развернулась жаркая дискуссия, не утихавшая в течение многих лет. Сторонники «Западной партии новых» (Синсопха) настаивали на молчаливом признании христианства, а приверженцы «Западной партии заслуженных» призывали запретить непонятное учение.

    Антихристианские настроения восторжествовали тогда, когда после смерти короля Чончжо, не оказывавшего значительного давления на христиан-последователей «Южной партии», на престол был возведен несовершеннолетний государь Сунчжо (1800-1834), а реальная власть перешла в руки консервативной группировки вдовствующей королевы Чонсун. Уже в первый год правления Сунчжо, в 1801 г., начались активные поиски католических верующих в среде янбан, их аресты, казни, ссылки. В ходе репрессий погибли Ли Сынхун (первый корейский крещеный), Квон Чхольсин (один из основателей общества по изучению христианства), Чон Якчон (старший брат сирхакиста Чон Ягъёна), а также китайский священник Чжоу Вэньмо, нелегально проводивший миссионерскую работу в Корее с конца 1794 г.

    Ситуация в 1801 г. значительно обострилась по причине того, что было перехвачено письмо янбана-христианина Хван Саёна (1775-1801), зятя старшего брата Чон Ягъёна, отправленное в Пекин французским миссионерам. В письме рассказывалось о тех гонениях, которым подвергались корейские христиане. Обнаруженное письмо еще больше усилило волну репрессий. Христиан стали обвинять в том, что они не только разрушают нормы морали, но и пытаются «продавать страну». Число пострадавших за 1801 г. христиан превысило 300 человек.

    События 1801 г. привлекли пристальное внимание католических миссионеров в Пекине, тем более что к концу XVIII столетия в Корее насчитывалось уже более 10 тыс. верующих. Постепенно возник вопрос об отделении корейской католической церкви от Пекинского епископата. В 1816 г. сын Чон Якчона — Чон Хасан отправился в очередной раз в Пекин и передал письмо с просьбой прислать священников-миссионеров, что должно было помочь в создании Корейского епископата. В результате постоянных просьб корейских верующих в 1831 г. Ватикан принял решение о создании Корейского епископата, а в 1836 г. три французских священника — отцы Мобан, Шастан и Эмбэр тайно прибыли в Корею.

    В 1834 г. на престол был возведен восьмилетний государь Хон-чжон. Реальную власть в стране захватила группировка королевы Сунвон, начавшая в 1839 г. очередное, еще более кровавое гонение на христиан, в результате которого были казнены три французских священника и более 100 человек верующих.

    С начала XVII столетия Корея воспринимала христианство самостоятельно, без какой-либо деятельности иностранных миссионеров на ее территории. Христианством интересовались главным образом представители правящего класса. Это явилось следствием социально-экономических и культурных изменений в XVII-XVIII вв., контактов с западной культурой и желанием части правящей элиты найти новую идейную и духовную основу для происходивших и назревающих необходимых для корейского общества изменений.

    Во второй половине XVIII столетия стремительно развивавшаяся корейская католическая церковь не подвергалась значительным гонениям. В XVIII в. королевская власть пыталась подстроиться к происходящим в стране изменениям. В 1746 г. была проведена ревизия кодекса законов «Кенгук тэчжон» («Великое уложение по управлению государством»), принятого еще в XV столетии. Его новый вариант получил название «Продолжение Великого уложения» («Соктэчжон»), В 1785 г., в правление государя Чончжо (1776-1800), кодекс законов вновь пересмотрели, издав его под названием «Общий свод Великого уложения» («Тэчжон тхонпхён»). В это время, несмотря на то, что некоторые из сирхакистов находились в оппозиции к королевскому двору, другие имели возможность активно воздействовать на королевскую власть. Например, сирхакист Ан Чжонбок (1712-1791), автор «Тонса ганмок», был учителем наследного принца, будущего государя Чончжо.

    Однако в начале XIX столетия гонения на христианство, которое расшатывало традиционные конфуцианские устои общества, вылились в неприятие правящей верхушкой всего западного, в нежелание вообще каких-либо кардинальных изменений. Королевская власть в первой половине XIX в. стала тормозом для процессов, начавшихся в XVII столетии, сделав Корею гораздо слабее окружавших ее Японии и Китая, не способной противостоять усиливавшемуся натиску западных держав, имевших обширные колониальные интересы в Восточной Азии.

    Глава 4. КОРЕЯ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА. ПРАВЛЕНИЕ ТЭВОНГУНА

    В XVII и первой половине XVIII в. борьба придворных группировок происходила главным образом в рамках так называемых «партий». С середины XVIII в. в результате «политики умиротворения» государя Ёнчжо (1724-1776) противостояние «партий» при дворе потеряло прежний накал. В начале XIX столетия с приходом к власти короля Сунчжо (1800-1834) главенствующую роль при дворе стали играть семейные группировки, не связанные с «партиями». В первой половине XIX в. королевская власть не только не смогла перестроиться в соответствии с происходившими в стране изменениями, объективно способствовавшими развитию товарно-денежных отношений в Корее, но и сделала шаг назад по сравнению с предшествовавшим столетием.

    Противоречие между слабеющей королевской властью и новыми тенденциями общественного развития стало главным содержанием истории Кореи первой половины XIX в.

    § 1. Положение в Корее в начале XIX века

    В 1800 г. в 6-й месяц на престол был возведен 11-летний государь Сунчжо, сын от наложницы предшествующего короля Чончжо, определенный в качестве наследника престола только в начале 1800 г. Поскольку Сунчжо был несовершеннолетним, регентство перешло в руки вдовствующей королевы Чонсун. Вскоре была избрана будущая жена Сунчжо — дочь высокопоставленного сановника Ким Чжосуна (1756-1831), который был дальним родственником королевы Чонсун и благодаря своим способностям пользовался особым доверием государя Чончжо. Вслед за этим Ким Чжосун получил высокий придворный титул Ёнан пувонгун, практически захватив власть в свои руки. Так начались десятилетия правления семьи Ким из района Андон юго-восточной провинции Кёнсан.

    Первый полный год фактического правления королевы Чонсун и семьи Кимов (1801 г.) ознаменовался жестокими гонениями на корейских христиан. Государь Сунчжо не проявлял большого внимания к делам управления ни после восшествия на престол, ни по достижении совершеннолетия в 1804 г. Это давало большую свободу действий семье андонских Кимов, которые интересовались лишь собственными благами, а не судьбой государства в целом. В их правление началась политика благоприятствования по отношению к провинции Кёнсан и усилились притеснения северных провинций.

    Практически не осуществлялся контроль за местной администрацией, которая по своей воле увеличивала количество поборов с крестьян, забирая излишки себе. Особенно тяжелым был военный налог холстом, который в начале XIX столетия именовался кунпхо, т. е. «ткань на военные [расходы]». При незначительном росте населения Кореи, по сравнению с 1750 г., когда вводился «закон об уравнении [воинских] повинностей» — кюнъёкпоп, число облагаемого этим налогом населения по спискам увеличилось в 4 раза, что говорило о фиктивности таких списков. Действительно, изначально полагалось собирать налог кунпхо только исходя из числа совершеннолетних мужчин в семье. Однако налоги взимались и с несовершеннолетних, т. е. не достигших 16 лет, и с умерших, но числившихся в списках. Если крестьянин уходил из деревни, не выдержав гнета эксплуатации, за него платить налог обязывали родственников или даже соседей. В это время бегство крестьян становилось массовым явлением.

    При этом королевская власть, обязанная, согласно конфуцианским представлениям, заботиться о народе, бездействовала, что не могло не вызывать справедливый гнев народа. В 1-м месяце 1808 г. в уездах Танчхон и Пукчхон провинции Хамгён имели место столкновения крестьян с местной администрацией.

    В 1811 г. в провинции Пхёнан разгорелось самое крупное в первой половине XIX столетия народное восстание, во главе которого встал Хон Гённэ (1780-1812). Северокорейская литература называет Хон Гённэ выходцем из крестьян, а само восстание — «крестьянским». В отечественной литературе указывается на существование различных взглядов на социальную принадлежность Хон Гённэ и делается выбор в пользу того, что он был выходцем из мелких янбанов или зажиточных крестьян тхохо («богатых землей»). Действительно, в молодости Хон Гённэ пытался сдавать «малый» государственный экзамен на получение ученой степени чинса («продвинутый муж»), прохождение которого давало право на участие в «больших» экзаменах на получение чиновничьей должности, но провалился. Таким образом, он не мог быть простым крестьянином. Между тем в справочной литературе встречаются сведения о том, что Хон Гённэ — потомок знаменитого рода Хон из Намъяна (Южная Корея), уходящего корнями в период эпохи Коре. Знатное происхождение предоставляло Хон Гённэ принципиальное право претендовать на роль основателя новой династии.

    Свой провал на экзаменах Хон Гённэ был склонен объяснять несправедливой политикой по отношению к выходцам из северо-западных провинций Кореи. В довершение ко всему в 1811 г. страну постигла необычайная засуха. Помимо того, что следствием засухи был неурожайный год, делавший жизнь народа еще тяжелее, одновременно это было как бы «знаком Небес», возвещавшим о том, что время правления старой династии исчерпано и Небеса «дают разрешение» на установление новой династии. Среди ближайших друзей Хон Гённэ, намеревавшихся возглавить будущее восстание, были профессиональные геоманты, как, например, У Гунчхик (1776-1812), которые выдвинули теорию о новой роли северо-запада Кореи. Одним из обоснований теории явилось то, что как раз на северо-западе Кореи располагался центр государства Древний Чосон. Теперь центр государства должен был «возвратиться» обратно.

    В 1811 г. встретившись с У Гунчхиком в буддийском монастыре Чхоннёнса («Монастырь синего дракона») в уезде Касан провинции Пхёнан, Хон Гённэ стал готовить восстание, имевшее конечной целью свержение династии Ли. В местечке Табоктон уезда Касан (устье реки Тэрёмган) из бывших крестьян — рабочих горнорудных разработок провинции Пхёнан — Хон Гённэ стал формировать вооруженные отряды. В числе ближайших помощников Хон Гённэ были Ким Чхан-си[203], имевший степень чинса после сдачи «малого» государственного экзамена и занимавшийся торговлей, Ли Хичжо — торговец, выходец из сословия мелких чиновников.

    В 10-м месяце 1811 г. на совещании повстанцев в Табоктоне Хон Гённэ был назначен Главнокомандующим умиротворенного запада (Пхёнсо тэвонсу), т.е. повстанческих войск северо-запада Кореи, а Ким Саён, выходец из богатых крестьян, — Заместителем главнокомандующего. Повстанческие войска были разделены на Южное и Северное. Готовясь к выступлению, торговцы и богатые крестьяне из окрестных местностей поставляли в Табоктон оружие, снаряжение, продовольствие.

    В 18-й день 12-го месяца 1811 г. повстанцы выступили из Табокто-на и захватили уездный центр Касан. В 20-й день было взято селение Пакчхон, расположенное выше по течению реки Тэрёмган. Северное войско во главе с Ким Саёном, которое должно было двинуться на север, в сторону реки Амноккан, захватило уездные центры Чончжу и Кваксан. При этом повстанцы открыли государственные амбары и склады, раздали зерно и деньги крестьянам. Поэтому многие из них присоединились к восставшим. Хон Гённэ планировал во главе Южного войска двинуться на Пхеньян, Кэсон, а затем и на Сеул. Однако уже 21-го числа он был ранен в столкновениях у Пакчхона, поэтому войско пришлось отвести к Касану.

    В течение нескольких дней, благодаря поддержке местного населения, вся приморская территория провинции Пхёнан на участке от реки Чхончхонган до реки Амноккан перешла в руки восставших. Это была стратегически и экономически важнейшая часть страны — приграничный участок сухопутного торгового пути, связывавшего Корею с Китаем.

    К концу 12-го месяца повстанцы сосредоточили войска у селения Соннимдон на северном берегу реки Чхончхонган, как раз напротив города Анчжу, взяв который восставшие могли бы начать продвижение вглубь Корейского полуострова. Однако в это время в Анчжу уже находились правительственные войска, которые, переправившись через реку Чхончхонган, 29-го числа 12-го месяца вступили в бой с восставшими. Превосходящие силы правительственных войск одолели повстанцев. В течение 1-го месяца 1812 г. почти все уездные центры, находившиеся в руках восставших, были отвоеваны правительственными войсками. Только в городе Чончжу сопротивление продолжалось почти четыре месяца. В 19-й день 4-го месяца правительственные войска, в восемь раз превосходившие силы повстанцев, ворвались в город, перебив всех мужчин. 13 боях погиб сам Хон Гённэ и многие его ближайшие помощники. Женщин — защитниц города обратили в лично зависимых ноби. Восстание было жестоко подавлено. Головы казненных руководителей, например У Гунчхика, возили напоказ по всем восьми провинциям Кореи, с тем чтобы отбить у населения охоту восставать против королевской власти. В то же время при дворе понимали справедливость недовольства жителей провинции Пхёнан. Поэтому срочно были выделены деньги и рис для раздачи особо нуждавшимся, а также издан особый указ о предоставлении выходцам из провинции Пхёнан высоких чиновничьих постов.

    Народное восстание под предводительством Хон Гённэ занимает особое место в истории Кореи. Весьма примечательно то, что в подготовке восстания и непосредственно в боевых операциях участвовали новые корейские сословия, возникшие в процессе социально-экономических перемен XVII-XVIII вв.: богатые крестьяне-землевладельцы, наемные рабочие рудников, частные торговцы, разбогатевшие на торговле с Китаем. Несмотря на то что восставшие выдвинули традиционное требование установления новой, «правильной» династии, одной из объективных причин недовольства повстанцев было несоответствие старой политики королевского двора и новых экономических реалий развивавшейся товарно-денежной экономики. Крестьяне лишь присоединились и поддержали восстание, организованное и материально обеспеченное новыми сословиями. Поэтому для отражения особого характера событий 1811-1812 гг. было бы правильнее называть их не «крестьянским восстанием» или «крестьянской войной», а «народным восстанием». Действительно, в современной южно корейской историографии восстание под предводительством Хон Гённэ иногда называют «народным сопротивлением» (минчжун хапчжэн).

    Временные меры королевского двора для умиротворения мятежной провинции Пхёнан не имели продолжения в каких-либо кардинальных реформах местного администрирования или центральной власти. Беспредел на местах продолжался, и все большее число крестьян бросали родные места. Так, к 1814 г. в той же провинции Пхёнан население сократилось на одну треть по сравнению с его численностью до начала восстания. В 1833 г. в Сеуле среди населения вспыхнул бунт в ответ на резкое повышение торговцами цен на зерновые.

    В таких условиях в 1834 г. на престол был возведен восьмилетний государь Хончжон (1834-1849), внук короля Сунчжо. (Сын Сунчжо, наследник престола, скончался еще в царствование Сунчжо.) Первые пять лет правления Хончжона регентшей была его бабка, вдовствующая королева Сунвон. Однако в 1839 г., после очередной расправы над христианами, высший государственный пост перешел в руки Чо Инъёна (1782-1850), родственника матери короля. Тогда вся реальная власть в стране сосредоточилась у семьи Чо из Пхунъяна. С тех пор началась борьба за власть и влияние между двумя семейными группировками королевских родственников, что усугубило развал системы сбора налогов и местного администрирования.

    В 1846 г. смерть высокопоставленного придворного сановника Чо Манъёна (1776-1846) ослабила влияние семьи Чо и вернула прежнюю власть семье андонских Кимов. Однако ситуация в стране не улучшилась. В 1849 г. умер государь Хончжон, не оставив наследника престола. Для того чтобы сохранить власть в своих руках, вдовствующая королева Сунвон предложила возвести на трон дальнего родственника Вонбома, потомка короля Ёнчжо, который до того времени жил в деревне на острове Канхвадо и занимался земледелием. В 1850 г. он был возведен на трон, получив храмовое имя Чхольчжон (1849-1863). Несмотря на то, что молодому государю уже исполнилось 19 лет, не имея соответствующего образования и подготовки, он не смог полноценно заниматься государственными делами, отдав власть в руки семьи Ким из Андона. Позиция этой семьи особенно укрепилась после того, как дочь андонского Ким Мунгына (1801-1863) стала новой королевой. Как отмечается в исторической литературе, именно в правление Чхольчжона управление государством пришло в состояние полного хаоса, «обратились в прах» многие достижения предшествующих королей династии Ли.

    К середине XIX столетия государственная власть в Корее не могла не только подстроиться под новые реалии товарно-денежной экономики, но и хотя бы урегулировать традиционные земельные отношения. Обычно говорят о «развале трех [основ] управления» — поземельного налога, «сборов вместо военной повинности» и системы ссудного зерна.

    В частности, особой проблемой для Кореи того времени стал развал системы выдачи крестьянам «ссудного зерна» (вонгок) весной или в неурожайный год с последующим возвратом в казну «возвратного зерна» (хвангок) осенью или в урожайный год. К середине столетия количество ежегодно выдаваемого крестьянам «ссудного зерна» сократилось почти в 5 раз! Если в 1807 г. было выдано 9995500 сок[204] зерна, то в 1862 г.— только 2311690 сок. При этом количество взимаемого с крестьян «возвратного зерна» из-за накапливавшихся процентов не только не сократилось, но даже увеличилось. Недовольство крестьян росло, так как в начале правления династии Ли никаких процентов вообще не взималось.

    Произвол местных чиновников никак не ограничивался. Например, начальник сухопутных войск правой по л у провинции Кёнсан Пэк Наксин собирал с крестьян налоги по 2-3 раза в год. Крестьяне неоднократно писали по этому поводу жалобы в столицу, но ответа не получали. Тогда в 6-й день 2-го месяца 1862 г. разорившиеся янбане Лю (Ю) Гечхун, Ли Геёль, Ли Мёнъюн, воспользовавшись тем, что был рыночный день, созвали крестьян и всех недовольных действиями местных властей и решили написать письмо с требованием прекратить незаконные поборы. Чуть позже, в 14-й день 2-го месяца крестьяне и дровосеки окрестных деревень во главе с крестьянами Пэк Конни и Ким Мани, вышли из находящегося неподалеку от Чин-чжу населенного пункта Токсан, и, набрав в свои ряды около 3000 человек из 30 окрестных деревень, отправились на Чинчжу. Так началось чинчжуское крестьянское восстание 1862 г. По дороге они сжигали дома жестоких чиновников и богатых землевладельцев. В панике чиновничество Чинчжу бежало из города. В 18-й день 2-го месяца восставшие заняли город. Восстание длилось несколько дней и охватило 23 близлежащие волости. Разгневанные крестьяне убили трех ненавистных чиновников, сожгли более 120 домов богатых землевладельцев. К 23-му числу им удалось разыскать военачальника правой полупровинции Кёнсан Пэк Наксина. а также губернатора, вручить им письмо и добиться обещания прекратить злоупотребления. Получив положительный ответ, повстанцы разошлись по домам. Пэк Наксин и губернатор впоследствии были сняты со своих постов. Для выяснения обстоятельств в Чинчжу был послан тайный инспектор Пак Кюсу (1807-1876). Он признал вину местного начальства, но... повелел схватить более 110 самых активных участников выступления, 13 из которых были казнены.

    Чинчжуское восстание 1862 г. было не единственным. В тот же 2-й месяц 1862 г. в 4-й день в городе Тансон провинции Кёнсан вспыхнули крестьянские волнения. С 3-го по 5-й месяц 1862 г. в десятках городов трех южных провинций — житниц Кореи — Чхунчхон, Чолла и Кёнсан вспыхивали крестьянские восстания. В исторической литературе встречается утверждение, что в этот год по всей Корее было зафиксировано более 70 крестьянских выступлений.

    Активное проявление недовольства крестьян в южных земледельческих провинциях, которым на протяжении всего правления династии Ли уделялось куда большее внимание, чем северным, показывало, насколько расстроен механизм государственного управления и в каком бедственном положении оказалась страна и ее население. В то же время Корею все чаще беспокоили представители западных держав, пытаясь установить неравноправные для Кореи торговые отношения. Христианство получало все большее распространение, теперь уже не только среди янбан, но и среди простого народа.

    В такое сложное и тяжелое время к власти пришел человек, попытавшийся спасти страну и уберечь ее от посягательств других держав.

    § 2. Реформы тэвонгуна

    В 1863 г. в возрасте 32 лет государь Чхольчжон умер, не оставив наследника. Вдовствующая королева Чо предложила возвести на престол потомка короля Ёнчжо в шестом колене Ли Мёнбока (1852-1919), второго сына Ли Хаына (1820-1898). В том же году 11-летний Ли Мёнбок был возведен на престол, получив впоследствии храмовое имя Кочжон (1863-1907). По причине несовершеннолетия короля регентом стал его отец Ли Хаын, пожалованный придворным титулом Хынсон тэвонгун («Великий правитель двора Хынсон»; имя Хынсон означает «Распространяющий процветание»). Однако в историю Ли Хаын вошел просто как тэвонгун.

    В годы правления предшествующего короля Чхольчжона тэвонгун занимал достаточно высокие посты при дворе, но испытывал немало трудностей из-за господства представителей семьи андонских Кимов. Тайные связи с королевой Чо, также недовольной ситуацией при дворе, помогли тэвонгуну прийти к власти. Понимая бедственное положение, в котором находилась страна, и ощущая угрозу извне, которую демонстрировали многочисленные военные экспедиции западных держав к берегам Кореи, тэвонгун решил изменить ситуацию в государстве, проведя ряд реформ и подготовив для своего сына условия для достойного управления страной.

    Первым шагом тэвонгуна в сфере внутренней политики стал ряд мероприятий, направленных на прекращение всевластия андонских Кимов. В начале 1864 г. он объявил о начале новой политики привлечения на службу людей не по их происхождению, а по способностям, что, в принципе, всегда являлось конфуцианским идеалом. Таким образом, при сдаче государственных экзаменов и назначении на должность нельзя было смотреть на то, к какой «партийной группировке» (формально они еще существовали), к какому сословию принадлежит человек или откуда он родом. В рамках новой политики уже с 4-го месяца 1864 г. с постов начали смещать представителей семьи андонских Кимов. Одновременно с началом реализации новой политики тэвонгун изменил роль некоторых придворных ведомств, попытавшись разделить политическую и военную власть, и свел до минимума роль центрального придворного совещательного органа Ыйчжонбу. намереваясь тем самым сделать королевскую власть более независимой от влияния придворных группировок.

    В процессе борьбы с придворными группировками тэвонгун не ограничился лишением власти одной высокопоставленной семьи. Он решил принципиально избавиться от тех структур, которые способствовали выходцам из провинции захватывать власть в столице. Это были конфуцианские частные учебные заведения — совой, которых в начале XIX столетия насчитывалось по 80-90 в одной провинции, а общее число превышало 600. Тэвонгун решил закрыть большинство совонов. Была проведена тщательная инспекция их деятельности, и к началу 1870-х годов их количество сократилось до 47. Действительно, помимо того, что совоны были учебными и политическими центрами в провинциях, они также обладали большой экономической мощью, имея в своем распоряжении земли, освобожденные от уплаты налогов, лично зависимых ноби, а также право привлечения местных крестьян для выполнения разного рода работ.

    Подобная политика тэвонгуна по отношению к совонам вызвала определенное недовольство в среде конфуцианских ученых. Однако тэвонгун, ставя благо государства и трона превыше всего, был тверд в своих намерениях и говорил, что если даже сам Конфуций восстанет из мертвых, он все равно не изменит своего решения.

    Одновременно с наведением порядка в центральном государственном аппарате тэвонгун приступил к проверке положения на местах и реформированию системы налогообложения, чтобы, с одной стороны, облегчить жизнь крестьян, а с другой — пополнить государственную казну. В провинцию были посланы особые инспекторы для выявления случаев незаконных взиманий с крестьян и утайки зерновых при перевозке их из провинции на центральные государственные склады. Тэвонгун отдал строгое распоряжение: тех, кто незаконно присвоил более 1000 сок зерновых, казнить, к присвоившим меньше применять суровые наказания. Таким образом было покончено со злоупотреблениями в системе «ссудного зерна» вонгок.

    В 1870 г., проведя инспекцию владений столичной знати и крупных провинциальных янбан, тэвонгун отменил всевозможные привилегии, освобождавшие янбан от уплаты налогов с части их полей.

    В 1871 г. тэвонгун упразднил взимание «тканей на военные [расходы]» (кунпхо) и ввел налог «подворной тканью» (хопхо). Основным принципом новой системы налогообложения[205] выступало равное взимание с каждого двора, независимо от того, была ли семья бедной, или богатой. Норма налога устанавливалась в 2 лян[206] серебром — деньгами или натуральным продуктом. Поскольку янбаны не несли воинской повинности, то, для того чтобы брать налоги с дворов янбан, тэвонгун повелел облагать этим налогом их слуг — лично зависимых ноби.

    Подобная политика тэвонгуна, «отрицавшего» принцип наград и привилегий за заслуги перед государством, вызвала многочисленные протесты со стороны янбан. Объективно она отражала процесс социального расслоения, большей степени уравнения различных категорий населения, когда отдельные ноби становились богачами, а отдельные янбаны лишались прежних богатств. В средние века подобное уравнение в налогообложении вряд ли было бы возможным.

    Новая политика в налогообложении оказалась успешной. За десятилетие правления тэвонгуна казенные запасы золота выросли на 51%, медных денег — на 255, холста — на 673, риса — на 165, бобовых — на 299%.

    В целях дальнейшего укрепления королевской власти тэвонгун решил отреставрировать королевский дворец Кёнбоккун, разрушенный в годы Имчжинской войны. Кёнбоккун был первым дворцом, построенным по указу основателя династии Ли Сонге после переноса столицы государства в Сеул (тогда — город Ханъян), т.е. главной королевской резиденцией. Восстановление этого дворца должно было символизировать восстановление сильной королевской власти, такой, как в эпоху начала династии. Решение о воссоздании дворца было принято в 1865 г. Реформы в сфере налогообложения, помимо улучшения финансовой ситуации в целом, стали источником средств для проведения работ. Кроме того, вводились особые сборы на реконструкцию дворца и других столичных правительственных построек. Так, у четырех городских ворот в Сеул были поставлены особые сборщики налога на вход в столицу. Через 7 лет строительные работы были завершены.

    Одновременно с борьбой против влияния семьи андонских Кимов и началом реформы системы налогообложения тэвонгун занялся вопросами укрепления армии. В 1865 г., наряду с перестановками в центральных органах власти, он возродил военное ведомство Самгунбу («Управление трех армий»), функционировавшее в первые годы после основания династии Ли. На протяжении всего десятилетия своего правления тэвонгун заботился об увеличении производства оружия и укреплении оборонительных сооружений у западного и южного побережья Кореи, а также у северных границ.

    Действительно, Корее было чего опасаться. Соседний Китай дважды терпел поражение в военных столкновениях с западными державами, в первой опиумной (1840-1842) и второй опиумной (1856-1860) войнах. И на протяжении первой половины XIX в., и в правление тэвонгуна берега Кореи неоднократно посещали корабли под флагами стран Запада, и далеко не всегда эти визиты были мирными.

    В 1816 г. английские корабли зашли в прибрежные воды западного побережья Кореи с разведывательными целями. В 1832 г. английский военный корабль «Лорд Амхерст» подошел к порту Мон-гымпхо провинции Хванхэ (западное побережье Кореи). Командовавший экспедицией капитан X. Линдсей отправил на имя короля письмо с предложением установления торговых отношений, однако местные власти отказались передавать его послание. В 1840 и 1845 гг. команды английских военных кораблей самовольно высаживались на острове Чечжудо, в результате чего происходили военные столкновения с местным населением. В 1846 г. три французских военных корабля подходили к западным берегам Кореи в районе провинции Чхунчхон и требовали объяснений в связи с казнью трех французских миссионеров в 1839 г. Таким образом, большинство визитов иностранных кораблей, за редким исключением (таким, как посещение восточных берегов Кореи в 1854 г. российским фрегатом «Паллада» во время кругосветного путешествия во главе с адмиралом Е. В. Путятиным[207]), носило явно не мирный характер.

    Ситуация обострилась в правление тэвонгуна, который решил проводить более активную политику недопущения западных иностранцев в Корею, определяемую в отечественной литературе как «политика самоизоляции», а в Корее — «политика закрытия страны». Особое внимание тэвонгун обращал на недопущение тайной деятельности католических миссионеров, в отношении которых у него не сразу выработалась четкая позиция.

    В первые годы после прихода к власти тэвонгун надеялся использовать силу и влияние католических миссионеров для того, чтобы с помощью франко-англо-корейского союза воспрепятствовать возможному «продвижению» России на юг. Дело в том, что в начале 1864 г. в селение Кёнхын, находившееся на южном берегу реки Туманган, пограничной с Россией, пришла группа русских с предложением вести официальную приграничную торговлю. Такие визиты русских были довольно частыми и весьма настойчивыми, что вызывало у местных властей тревогу. Поэтому в 1865 г. тэвонгун через посредников обратился за помощью к французскому епископу Берне, тайно находившемуся в то время в Корее. В ответ на просьбу тэвонгуна епископ попросил объявления свободы религиозной деятельности, чем весьма удивил королевский двор. Все больше людей, начиная с вдовствующей королевы Чо, стали выступать с предложениями запретить христианство для того, чтобы спасти страну. Тогда же в 1865 г. из соседнего Китая пришли сведения о массовых гонениях на христиан. Тэвонгун, увидев, что вслед за приходом в Китай французских миссионеров туда в годы второй опиумной войны вошли и французские войска, решил, что для безопасности страны нужно покончить как с иностранными миссионерами, так и с их корейскими последователями.

    В начале 1866 г. по приказу тэвонгуна начались массовые убийства корейских католиков. Среди казненных оказались 9 из 12 французских миссионеров, в том числе двое в сане епископа. Троим из них удалось бежать через провинцию Хванхэ и добраться до китайского порта Тяньцзинь, где в то время находилась французская военная эскадра. Священник Феликс Ридэль рассказал главнокомандующему адмиралу Розу о событиях в Корее и попросил отправить туда корабли, чтобы «отомстить» за гибель своих соотечественников.

    А летом 1866 г. из Тяньцзиня в Корею отправилось американское торговое судно «Генерал Шерман», якобы для заключения торгового договора с Кореей. Воспользовавшись сезоном дождей и временной полноводностью реки Тэдонган, корабль поднялся вверх по реке и в 11-й день 7-го месяца бросил якорь у Пхеньяна, потребовав начать торговлю. В то время в Корее всякая торговля с представителями западных стран была запрещена. Поэтому губернатор провинции Пхё-нан Пак Кюсу (1807-1876), направив на корабль воду и продовольствие, попросил американцев покинуть страну. В ответ американцы взяли в заложники корейцев, доставивших провиант, и стали стрелять из пушек, оставаясь на якоре. Однако с прекращением дождей вода в реке спала, и судно село на мель у острова Янгакто. Попав в безвыходное положение, американцы решили «взять реванш» и устроили грабительские рейды по окружающим деревням, убив 7 и ранив 5 человек. Губернатор Пак Кюсу принял решение сжечь судно. Все 23 члена экипажа погибли в огне.

    Такой оборот событий не мог не сказаться на усилении гонений на корейских католиков, исповедовавших религию заморских агрессоров. Гонения продолжались еще три года, за время которых погибло более 8 тыс. верующих.

    В это время к выходу из Тяньцзиня готовилась французская военная эскадра в составе трех кораблей, на одном из которых находился священник Феликс Ридель. В 18-й день 9-го месяца эскадра подошла к берегам Кореи, обследовала их и удалилась для того, чтобы уже во всеоружии, на семи кораблях с 600 солдатами, прибыть к устью реки Ханган в 10-м месяце. В 14-й день французы начали высадку на острове Канхвадо. Благодаря силе оружия французам удалось взять основные укрепленные пункты острова, в частности главный город — крепость Канхва. Однако попытка высадиться на самом полуострове и продвинуться вдоль реки по направлению к столице Кореи закончилась неудачно. Французы были наголову разбиты. Уходя с Канхвадо — острова, где находилась летняя королевская резиденция и государственные исторические архивы, они прихватили с собой золота, серебра, произведений искусства и старинных книг на огромную по тем временам сумму — 38 тыс. американских долларов. С тех пор французы в течение долгого времени не пытались возобновлять контактов с Кореей.

    Однако слух о богатствах «Закрытого королевства» быстро разлетелся среди европейских «искателей приключений». Особенно будоражили их умы рассказы о богатствах королевских гробниц. В 1868 г. к заливу Асан западной корейской провинции Чхунчхон прибыли два корабля, зафрахтованные европейцами в Шанхае на американские деньги. Экспедицией командовали немец Э. Опперт и французский миссионер Ферон. Формально целью визита было «открытие Кореи» с заключением договора «между всем миром и Кореей». Текст договора был подготовлен заранее. При этом европейцы желали прибегнуть к шантажу, «на время» «позаимствовав» драгоценности из гробницы отца тэвонгуна, т. е. гробницы деда правящего Кореей короля! При помощи корейских проводников Э. Опперт нашел гробницу у селения Токсан и даже стал раскапывать вход в святыню, но не смог достичь своей цели. Через некоторое время, отступив, и после безуспешной попытки передать тэвонгуну текст «договора», европейцы покинули страну[208].

    Для Кореи с ее традиционным культом предков, верой в то, что благополучие каждого человека и страны в целом зависит от того, как служат умершим, подобное отношение к гробнице со стороны иностранцев стало шоком. Что мог еще сделать тэвонгун для защиты страны, кроме как еще больше усилить политику «закрытия границ» и гонения на христиан, отрицавших культ предков?

    Поражения иностранцев в попытках силой заставить Корею подписать неравноправные торговые договоры не остановили государственный департамент США в планах подготовить в 1871 г. новую экспедицию в составе пяти военных кораблей с 1230 солдатами на борту во главе с адмиралом Д. Роджерсом, командующим американской эскадрой в Азии. Корабли вошли в залив Намъян у границы провинций Чхунчхон и Кёнги в 3-й день 4-го месяца 1871 г. и сразу выдвинули требование заключения торгового договора. Корейские власти ответили отказом. Тогда четыре американских корабля двинулись к северу по узкому проливу между островом Канхвадо и полуостровной частью и попытались высадить десант на остров у крепости Квансон-чжин, но под ударами корейских войск были вынуждены отступить. Тогда они решили взять канхваскую крепость Чхочжичжин, что южнее, а затем снова попытаться захватить Квансончжин. Более 40 дней длились бои у острова Канхвадо. Потери составили 53 человека убитыми у корейцев, трое убитых и более 10 раненых у американцев. В 16-й день 5-го месяца (3 июля по григорианскому календарю) американская эскадра покинула корейские воды.

    Таким образом, в середине XIX в. на суверенитет Кореи посягали такие страны, как Англия, которая имела колониальные владения в Индии и получила значительные торговые преимущества в соседнем Китае, Франция, подчинившая Юго-Восточную Азию, а также США, закончившие войну между северными и южными штатами.

    Политика тэвонгуна, направленная на укрепление как армии, так и страны в целом, оценивается в корейской литературе в целом положительно. Корее удалось отразить посягательства извне. По указу тэвонгуна во всех важнейших частях Кореи, в особенности у побережий, были установлены каменные стелы с надписью: «[Если на] вторжение заморских варваров (т. е. европейцев. — С. К.} не отвечаешь сражением, значит [встречаешь с] миром, а настаивая на мире, продаешь страну».

    Однако был у Кореи еще один сосед, который, несмотря на все сложности в отношениях и прошлые войны, не был врагом, и к активным действиям которого страна оказалась не готовой. Еще в 1854 г. Япония завершила политику закрытия страны, подписав торговый договор с США. С 1868 г. после так называемой «революции» или «реставрации» Мэйдзи Япония пошла по пути модернизации и реформ буржуазной направленности.

    Несмотря на все положительные аспекты реформ тэвонгуна, они имели свою «оборотную сторону»: борьба с католицизмом и иностранной интервенцией вылилась в отрицание достижений западной культуры, которое объективно делало Корею гораздо слабее как стран Запада, так и Японии, вставшей на путь вестернизации.

    В 1873 г. государю Кочжону исполнился 21 год, и он уже давно был готов принять бразды правления в свои руки. С другой стороны, несмотря на все достижения политики тэвонгуна, введение дополнительных поборов в связи с интенсивным дворцовым строительством в Сеуле вызывало все большее недовольство. Ко всему прочему, испортились отношения тэвонгуна с вдовствующей королевой Чо, которая в свое время способствовала его приходу к власти. В 11-й месяц 1873 г. вся полнота власти была формально передана в руки государя Кочжона. Однако фактически власть в очередной раз оказалась сконцентрированной не в руках короля, а в руках его жены, королевы Мин (1851-1895), и ее родственников. Так начался следующий этап истории Кореи, связанный с открытием ее внешнему миру и становлением на путь модернизации.

    Глава 5. «ОТКРЫТИЕ КОРЕИ» И НАЧАЛО СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИХ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ. ДВИЖЕНИЕ ЗА РЕФОРМЫ КЭХВА УНДОН

    Памятуя о том, что в правление предшествующих государей — Сунчжо, Хончжона и Чхольчжона — именно родственники королев становились той силой, которая ослабляла центральную королевскую власть, тэвонгун лично выбрал супругу для своего сына. Его выбор пал на умную девушку из бедной аристократической семьи Мин, прославившуюся своими незаурядными способностями. В 1866 г. она стала женой Кочжона. Однако с тех пор отношения между королевой Мин и тэвонгуном стали постепенно ухудшаться. Поводом стало желание тэвонгуна назначить наследником престола сына Кочжона от придворной дамы госпожи Ли, принца Ванхва-гуна (1868-1880), тем более что сама королева Мин долго не могла родить сына.

    Объективно противостояние тэвонгуна и королевы Мин отражало противоречие между двумя направлениями в видении внешней политики, которых придерживался правящий класс Кореи. Первое, нацеленное на недопущение иностранцев в страну, разворачивалось под девизом «Сохранять правильное, изгонять чужое» («.вичжон чхокса»): его представляла конфуцианская придворная интеллигенция, поддерживавшая тэвонгуна. Второе, настаивавшее на скорейшем открытии Кореи для внешнего мира, наследовало традиции идейного течения «за реальные науки» (сирхак) и группировалось вокруг королевы Мин. В частности, как раз в год отстранения тэвонгуна от власти (1873) сирхакист Чхве Ханги (1803-1879) подал на имя государя Кочжона официальное письмо, в котором критиковал проводившуюся тэвонгуном политику «закрытия страны».

    § 1. Завершение политики «закрытия страны»

    Приход на ключевые посты в государственном аппарате родственников и сторонников королевы Мин означал, что взят курс на постепенное прекращение политики «закрытия страны».

    Одновременно в Японии, которая в 1868 г. встала на путь активного буржуазного развития после передачи власти от сегунов дома Токугава молодому Императору Муцухито (1867-1912), правившему под девизом правления Мэйдзи («Просвещенное правление»), стали обращать пристальное внимание на Корею как страну возможной колониальной экспансии. Отстранение тэвонгуна от власти, возможно, стимулировало действия Японии.

    В конце лета 1875 г. из Японии к берегам острова Канхвадо, открывавшего путь вдоль реки Ханган к сердцу Кореи — Сеулу, была снаряжена японская военная экспедиция в составе одного военного корабля «Унъё»[209]. В 21-й день 8-го месяца 1875 г. судно подошло к южной части острова Канхвадо. Высадившийся военный гарнизон на шлюпках направился к форту Чхочжичжин. Когда лодки приблизились к форту, корейская артиллерия открыла огонь. Однако удары ее были неэффективны, что подвигло японцев к высадке на берег. Наемная японская армия, реформированная в 1872 г. по европейскому образцу, оказалась сильнее корейской: в боях погибло 35 человек корейцев и 16 было взято в плен. У японцев только двое получили легкие ранения. Через некоторое время японцы ушли с Канхвадо, обвинив впоследствии Корею в том, что именно корейская сторона спровоцировала инцидент. В результате этого военного похода японцы убедились в слабости корейской армии, а японское императорское правительство получило хороший повод для снаряжения еще одного военного похода к берегам Кореи, с целью «выяснения обстоятельств» инцидента и имея твердое намерение подписать с Кореей неравноправный торговый договор по образцу тех, которые в 1850-е годы были заключены западными державами с Японией.

    Уже через несколько месяцев, в конце 1875 г., все было готово к отплытию. Новую японскую экспедицию в Корею в составе двух военных и четырех транспортных кораблей возглавил генерал Курода Киётака (1840-1900), назначенный Особым посланником в Корею.

    В 19-й день 12-го месяца (15 января по григорианскому календарю) японская эскадра показалась у берегов южного порта Пусан с целью продемонстрировать военную мощь. При дворе государя Кочжона развернулась жаркая дискуссия по поводу того, как встречать японцев: попытаться дать военный отпор или сесть за стол переговоров. В результате победила позиция тех, кто был настроен на переговоры, т. е. занимавшая ключевые посты придворная группировка королевы Мин. Готовое к переговорам королевское правительство без боя позволило Курода Киётака высадиться на острове Канхвадо, и с 12-го числа 1-го месяца 1876 г. начались переговоры о заключении нового японо-корейского договора.

    Договор, получивший впоследствии название Канхваского, был подписан уже в 17-й день 1-го месяца (26 февраля) 1876 г. и состоял из 12 статей. Первая статья формально провозглашала «равенство Японии и Кореи». Однако фактически договор был неравноправным, так как признавал неподсудность японских граждан корейским властям, разрешал японским судам свободно заходить в территориальные воды Кореи для «исследования» побережья страны. Договор признавал больше прав для японских торговцев в городе Пусане — месте традиционной корейско-японской торговли. Однако, согласно договору, через несколько лет после его подписания, должны были быть открыты для свободной торговли с Японией еще два порта в новых для Японии местах, в центральной и северной частях Корейского полуострова. Ими стали порты Вонсан на восточном побережье (1879 г.) и Инчхон — на западном (1882 г.). В подписанных 24 августа дополнительных статьях к Канхваскому договору говорилось о свободном хождении японских денег в открытых портах, а также о праве японских граждан свободно продвигаться вглубь территории Кореи на расстояние до 10 ли от портовой пристани.

    Почему Корея подписала такой неравноправный договор? Возможно, ключевую роль сыграла демонстрация военной силы Японии, возможно, сторонники «открытия» Кореи полагали, что подписание договора с Японией восточной державой, с которой Корея издревле поддерживала отношения, не будет иметь отрицательных последствий.

    Однако вскоре подобные договоры Корее пришлось подписать и с западными державами. Произошло это отчасти из-за постоянно усиливавшегося влияния Японии. Правители цинского Китая опасались, что из-за этого Китай может потерять свой традиционный сюзеренитет над Кореей. Для сдерживания Японии, а также так называемой «угрозы с севера», т.е. «предполагаемой агрессии» России[210], китайское правительство предлагало Корее как можно скорее заключить договоры с западными державами.

    Вместе с тем и западные державы, поддерживавшие активные торговые отношения с соседними Японией и Китаем, были заинтересованы в «открытии» Кореи.

    Первой западной страной, с которой Корея подписала договор об установлении отношений, стали США. Еще в 1878 г. американское правительство определило командора Р. В. Шуффельда в качестве полномочного представителя, назначенного заниматься вопросом установления отношений между двумя странами. В 1880 г. он, прибыв в Пусан, попытался с помощью японцев передать государю Кочжону предложение о заключении соглашения, но тогда его попытка оказалась безуспешной. Лишь настойчивая позиция Китая в лице командующего китайским Северным флотом Ли Хунчжана вынудила корейское правительство сесть за стол переговоров в Инчхоне[211] и подписать 22 мая 1882 г. корейско-американский договор о дружбе и торговле из 14 статей. Корейское правительство представлял чрезвычайный и полномочный посланник Син Хон (1810-1888), который ставил свою подпись еще под Канхваским договором. Подобно договору с Японией, корейско-американский договор также был неравноправным по отношению к Корее и предоставлял американским подданным право неподсудности корейским властям на территории Кореи. Его статьи предусматривали запрещение торговли опиумом (ст. VII), условия продажи в Корее американского оружия (ст. IX), студенческий обмен (ст. XI).

    Вскоре корейские власти подписали аналогичные договоры с ведущими европейскими державами: в 1882 г. — с Англией (исправлен 26 ноября 1883 г. в связи с вопросами торговых пошлин) и Германией, в 1884 г. — с Италией и Россией, в 1886 г. — с Францией[212].

    Для России добиться подписания договора с Кореей было не так просто, как представителям стран Запада, из-за противодействия цинского Китая. Тем не менее уже в июле 1882 г., вскоре после подписания Кореей договора с США, российский консул в Тяньцзине Карл Иванович Вебер был командирован во Владивосток для выяснения условий русско-корейского торгового договора. Действительно, после присоединения к России Южно-Уссурийского края по Айгуньскому 1858 г. и Пекинскому 1860 г. договорам с Китаем у России и Кореи появилась общая сухопутная граница в нижнем течении реки Туман-ган. Новые территории способствовали активизации процесса русской колонизации российского Дальнего Востока и возникновению стихийной приграничной торговли между русскими и корейцами. Торговые отношения, так же, как и процесс перехода корейцев на русскую территорию на временное или постоянное проживание, требовали специального урегулирования. Осенью 1882 г. К. И. Вебер должен был отправиться в Сеул, однако из-за «беспорядков», возникших в корейской столице (об этом событии будет сказано ниже), его поездка не состоялась. В 1884 г. Китай стал проявлять крайне негативное отношение к перспективе заключения соглашения между Россией и Кореей. Возможно, именно для того, чтобы избавиться от традиционного китайского влияния, в начале 1884 г. государь Кочжон сам обратился с тайным посланием к властям в Южно-Уссурийском крае с просьбой подписать договор с Россией, что и было сделано 7 июля того же года[213].

    Процесс открытия Кореи, начавшийся в 1876 г. подписанием Канхваского договора, завершился к середине 1880-х годов. В то же время Корея вступила на путь модернизации, связанный с активным заимствованием достижений мировой цивилизации.

    § 2. Начало социально-экономических преобразований

    По мере углубления контактов Кореи с Японией корейцы увидели, что заимствование западной техники сделало Японию сильной державой. Поэтому в 1870-е годы среди не только радикально настроенной корейской интеллигенции, но и у конфуцианских ученых стало популярно мнение о том, что в области техники и производства следует перенимать опыт западных стран, при этом оставляя традиционной идейную основу общественной жизни. Такая позиция выражалась в девизе: «Восточный путь, Западная техника» (Тондо Соги). Неприятие западной общественной мысли и прежде всего христианства, активно распространявшегося в то время католическими, а с 1885 г. и протестантскими миссионерами, было связано с его отказом от традиционного культа предков и сопутствующих ему ритуалов. Кстати, именно по этой причине многие корейцы, поначалу принимавшие христианство, быстро отказывались от новой веры.

    В 1876 г., после подписания Канхваского договора, во главе делегации из 75 человек в Японию был отправлен королевский посланник Ким Гису. В Японии он пробыл до 6-го месяца и вернулся на родину, написав два сочинения: «Записки о путешествии по Японии» («Ильдон гию») и «Дневник посланника» («Сусинса илъги»), в которых рассказал о всех новшествах, увиденных им там.

    Подобные сочинения, так же как и многочисленные доклады и отчеты государственных чиновников, посещавших Японию и Китай, приводили корейский двор к идее о необходимости реформ. Так, в 1880 г. по образцу Китая было реформировано центральное правительство, в котором появились министерства европейского образца: иностранных дел, военное и многие другие.

    В том же 1880 г. второй после Ким Гису корейский посланник Ким Хончжип (1842-1896) отправился в Японию и, увидев поразительные перемены в жизни страны, предложил послать туда правительственную делегацию для изучения японского опыта. В 1881 г. 12 высокопоставленных членов правительства во главе небольших групп, в среднем по 5 человек в каждой, были отправлены на четыре месяца в Японию. Находясь главным образом в районе Токио и Осака, члены корейского правительства изучали новое устройство японских государственных учреждений, промышленность, систему налогообложения, образования, военную и многое другое.

    В 1881 г. корейский посланник в Китае Ким Юнсик (1841-1920) взял с собой группу из 69 человек, которых определили учиться в Тяньцзине промышленному производству, химии, электротехнике, иностранным языкам. Однако вскоре студенты были вынуждены вернуться в Корею.

    В рамках предпринимавшихся реформ в 1881 г. в Корее была основана офицерская школа для создания армии нового образца.

    Однако не все в Корее были довольны ориентацией на Японию и попыткой коренных перемен. Многие конфуцианские ученые все еще придерживались лозунга «Сохранять правильное, изгонять чужое». Известный высокопоставленный сановник Чхве Икхён (1833-1906) говорил, что японцы ничуть не лучше, чем «заморские варвары», и усиление их влияния вредно для страны.

    В 1882 г. оппозиционным силам, которых в исторической литературе принято называть «консервативными», представился шанс взять всю полноту власти в стране в свои руки. В тот год в Корее случилась сильная засуха, которую стали связывать с гневом Небес из-за «неправильной» политики королевского двора. 9-й день 6-го месяца был выбран для того, чтобы государь Кочжон лично совершил моление о дожде.

    Незадолго до этого, в первую декаду 6-го месяца, солдатам столичных правительственных войск старого образца, которым задолжали жалованье рисом за 13 месяцев, наконец-то стали его раздавать. Однако выдали его лишь за один месяц. К тому же оказалось, что рис был смешан с песком, и его количество было ниже нормы. Тогда разгневанные солдаты избили интенданта. Начальник податного ведомства, отвечавший за выплату жалованья, Мин Гёмхо (1832-1882; родственник королевы Мин) приказал арестовать зачинщиков беспорядков и впоследствии приговорил их к смертной казни. В 9-й день б-го месяца начальник столичного гарнизона Ли Гёнха отправился к дому Мин Гёмхо, чтобы разобраться в случившемся. Однако Мин Гёмхо дома не оказалось, но там находился ряд чиновников, ответственных за выдачу риса в качестве жалованья. При виде разгневанных солдат чиновники попытались скрыться. Тогда солдаты подожгли дом Мин Гёмхо. Солдатское восстание охватило весь Сеул. К нему присоединились и горожане.

    В первые часы после начала восстания у солдат появилась идея обратиться за помощью к тэвонгуну, отстраненному от дел. Как-никак, «старая» армия была во многом его детищем, и он прилагал немало усилий для поддержания ее боеспособности. Поэтому восставшие сразу направились к дворцу Унхёнгун. Тэвонгун принял повстанцев, но формально отказался иметь с ними дело как с зачинщиками беспорядков. Реально он стал тайным руководителем восстания. Солдаты, захватив оружие в арсенале Особого восточного подразделения, разделились на два отряда. Первый занялся нападением на дома высокопоставленных сановников из семьи королевы Мин, настаивавших на сближении с Японией. Второй отправился к месту расположения офицерской школы нового образца. Иногда ее еще называли «особым подразделением нового типа». Там никогда не возникало проблем ни с жалованьем, ни с оружием. Его обучением занимался японский офицер Хоримото Рёдзо. Повстанцы схватили и казнили его. Ближе к вечеру восставшие солдаты вместе с простым населением напали на японское дипломатическое представительство, сожгли его и убили 13 человек. Японскому посланнику Ханабуса Ёситада удалось скрыться и бежать в Японию через Инчхон.

    Гнев восставших не остановился на японцах. Они возжелали умертвить королеву Мин —главный источник всех бед Кореи, связанных с ее «открытием» внешнему миру. Повстанцы направились к королевскому дворцу Чхандоккун, однако к тому времени королева Мин уже скрылась, найдя прибежище у своего родственника, губернатора города Чхунчжу. Видя, что восстание принимает все более широкие масштабы, государь Кочжон издал указ о передаче всей полноты власти тэвонгуну. Вслед за этим «беспорядки» в городе прекратились. Тэвонгун поспешил отменить многие нововведения последних лет и занялся восстановлением боевой мощи корейских войск старого образца. Однако в события вмешались внешние силы.

    С одной стороны, японцы, желая получить компенсацию за причиненный ущерб, начали снаряжать военную экспедицию в Корею. С другой — и это сыграло решающую роль — на арену событий вышел Китай. Как уже отмечалось, Китай всячески подталкивал Корею к скорейшему заключению договоров с западными державами. Пока что был подписан договор только с США. Учитывая отношение тэвонгуна к внешнему миру, можно было предположить, что никакие другие договоры со странами Запада подписаны не будут. Мало того, оказывалась под вопросом судьба прежних договоров Кореи. Поэтому для Китая нахождение тэвонгуна у власти было невыгодно. Вместе с тем королева Мин отправила в императорский Китай послание, где излагала сеульские события со своей точки зрения и просила Китай оказать военную помощь для прекращения «беспорядков».

    Обращение королевы Мин стало удачным формальным предлогом для посылки в Корею морем трехтысячного войска для «наблюдения» за тем, как разворачиваются события. Действительно, китайцы не начинали в Корее боевых операций. Они пригласили тэвонгуна посетить китайские корабли. Тэвонгун принял приглашение, зная о противоречиях в отношениях Японии и Китая: ведь тэвонгун способствовал изгнанию из страны японцев, а значит, был другом Китая. Поднявшись на борт одного из кораблей, тэвонгун был вскоре арестован и увезен в Китай.

    Королева Мин, изменившая свою политическую ориентацию с Японии на Китай, восстановила власть при дворе. Китай же, воспользовавшись тем, что часть китайских войск так и осталась расквартированной в Корее, а также имея в виду новую прокитайскую ориентацию королевского двора, вынудил Корею в сентябре 1882 г. подписать неравноправный торговый договор, во многом напоминавший корейско-японский и корейско-американский договоры. Согласно этому договору китайские подданные, совершившие преступление на территории Кореи, должны были судиться китайскими коммерческими агентами, в то время как корейцы, совершившие преступление в Китае, — в соответствии с китайскими законами (ст. 2). Договор предоставлял многочисленные привилегии китайским торговцам на территории Кореи.

    Кроме того, Китай стал активнее контролировать внутреннюю ситуацию в Корее: для создания в Корее армии нового образца были присланы китайские военные инструкторы, а советником королевского правительства по иностранным делам с декабря 1882 г. стал немец П. Г. Мёллендорф, находившийся некоторое время на службе у китайского правительства. Мёллендорф, правда, не проводил прокитайскую политику, а считал, что для Кореи лучшим союзником, способным обеспечить интересы страны, является Россия. В 1885 г. корейские власти, полностью не разделявшие позиции Мёллендорфа, предложили ему оставить пост советника «до лучших времен».

    Таким образом, начиная с 1882 г. не только Япония, но и Китай стал выступать в роли державы, имеющей новые интересы в Корее, связанные с развитием товарно-денежных отношений. Подобно западным державам и Японии, проводившим в Корее колониальную политику, Китай также получил экономические привилегии.

    В свою очередь Япония поспешила воспользоваться удалением тэвонгуна с политической арены. В конце августа 1882 г. к Инчхону подошла японская эскадра в составе четырех военных и трех транспортных кораблей. Японский посланник Ханабуса Ёситада получил приказ добиться от корейского правительства компенсации за ущерб, понесенный японской стороной во время мятежа военных, а также потребовать передачи Японии восточного (значительно удаленного от корейских берегов) острова Уллындо и южного острова Кочже-до. Такая позиция Японии, естественно, не устраивала ни Корею, ни Китай, усиливший свое влияние в Корее благодаря событиям 1882 г. В процессе переговоров в качестве посредника выступил китайский представитель Ма Цзяньчжун. В итоге 30 августа 1882 г. в селении Чемульпхо, определенном как место компактного проживания иностранцев, ведущих свои дела в порту Инчхон, был подписан Чемуль-пхоский корейско-японский договор. Согласно договору, Корея обязалась выплатить Японии в качестве компенсации 500 тыс. иен, разрешить Японии держать войска в своей корейской дипломатической миссии для ее охраны, расширить границы свободного передвижения японских подданных по территории Кореи.

    Таким образом, после восстания военных летом 1882 г., направленного на отстранение от власти группировки королевы Мин, которая стремилась к большей открытости страны, а объективно делала ее более зависимой от иностранных держав, Корея подпала под еще большее влияние извне, в особенности — от Китая и Японии.

    Однако многие молодые придворные сановники, получившие образование в новой Японии, не считали, что сближение с иностранными державами приведет к потере самостоятельности страны. Наоборот, по их мнению, такое сближение могло способствовать укреплению страны, а значит стать основой ее будущей независимости. Опыт Японии показывал, что политика «открытых дверей» не обязательно заканчивается подчинением тому, для кого «эти двери были открыты». Молодые сановники возглавили так называемое «движение за большую открытость», кэхва ундон. В отечественной литературе это движение принято называть «движением за реформы».

    § 3. Движение кэхва ундон. Переворот 1884 года

    Значение термина кэхва достаточно широко — «открытость, развитие, начало нового». Поэтому в нем заключены как идеи большей открытости Кореи внешнему миру, так и всесторонних реформ.

    В исторической литературе справедливо отмечается, что реформаторские идеи кэхва возникли не на голом месте. Идейное течение сирхак послужило базой для становления реформаторского движения. Основоположником кэхва ундон называют высокопоставленного сановника Пак Кюсу (1807-1876), который, с одной стороны, будучи губернатором провинции Пхёнан, противодействовал агрессивным действиям американцев, прибывших в Корею на судне «Генерал Шерман», а с другой — настаивал на заключении Канхваского договора с Японией, считая это благом для своей страны. Переводчики с китайского языка, выходцы из сословия мелкого чиновничества О Гёнсок (1831-1879) и Ю (Лю) Дэчхи (1831-?), часто бывая в Китае, привозили оттуда книги о том новом, что происходило в мире, и пытались доказать необходимость скорейшей модернизации Кореи. К их словам прислушивались молодые люди, которые и стали практиками движения за реформы —  Ким Оккюн (1851-1894), Пак Ёнхё (1861-1939), Со Гванбом (1859-?), Хон Ёнсик (1855-1884).

    Лидером движения за реформы стал Ким Оккюн. В 1872 г. в возрасте 21 года, проявив недюжинные способности, он сдал государственные экзамены и получил гражданскую должность. В 1881 г. в составе высокопоставленной правительственной делегации он посетил Японию и, потрясенный увиденным, загорелся идеей всесторонних реформ. В 1882 г. Ким Оккюну представилась еще одна возможность побывать в Японии в составе делегации, которую возглавлял его 21-летний друг Пак Ёнхё, зять предшествовавшего государя Чхольчжона. Молодой родственник королевской семьи был назначен посланником в Японию.

    Еще одно знакомство с достижениями Японии, а также попытка «консервативных» (с точки зрения сторонников кэхва ундон) сил захватить в стране власть, привели их к мысли о необходимости более активных действий. Молодые сторонники реформ решили создать свою партию, которую назвали «Партией реформ» (Кэхвадан), или «Партией независимости» (Тонниптан). Временем формирования партии считается 1882 г.

    Объединенные в политическую организацию нового типа, отличную от прежних придворных группировок прежде всего тем, что целью членов партии были не личные выгоды или борьба за влияние при дворе, а благо страны, реформаторы пытались на практике реализовать свои идеи. Ким Оккюн неоднократно обращался с посланиями к королю Кочжону. Высокое положение Пак Ёнхё при дворе, благодаря его родственным связям с королевской семьей, помогало молодым людям в известной степени преодолевать сопротивление старой конфуцианской верхушки.

    Так, в 1883-1884 гг. была организована почтовая служба нового образца, созданы управления финансов, печати и оружейное. В ведении управления печати находилось издание (с 10-го месяца 1883 г.) первой корейской газеты «Хансон сунбо», т.е. «Хансонский (столичный. — С. К.)[214] ежедекадник». Однако попытки использовать в тексте газеты корейский алфавит потерпели неудачу, натолкнувшись на сопротивление придворной группировки традиционных конфуцианских ученых. Поэтому газета выходила на кореезированном древнекитайском языке ханмуне. Не только издание газеты, но и всякая попытка нововведений, исходившая от молодых сторонников реформ, встречали мощное сопротивление «консерваторов», в частности группировки королевы Мин.

    Имея хорошие связи с представителями политической элиты Японии, приверженцы партии реформ пытались получить там финансовую поддержку. Несмотря на то что в Японии с сочувствием относились к корейской партии реформ, прокитайская ориентация большинства королевского двора не давала возможности предоставить заем с надеждой на его возвращение. В то же время следует отметить, что тесные связи реформаторов с Японией отнюдь не означали, что они были «проводниками» японской политики в Корее. Наоборот, в 1883-1884 гг. реформаторы вели деятельность, направленную на пересмотр неравноправного Канхваского договора.

    Мощное сопротивление старой конфуцианской элиты при дворе и невозможность Японии оказывать партии реформ активную помощь привели молодых людей к идее совершения государственного переворота, чтобы окончательно отстранить от дел «консерваторов». При этом совсем не имелось в виду свержение монархии. Наоборот, за несколько дней до начала акции, 29 ноября[215], партия реформ получила принципиальную поддержку короля. (Скорее всего, о плане каких-либо насильственных действий государю не сообщили.) Очевидно, Кочжон понимал необходимость радикальных изменений. Вместе с тем реформаторы учли в своих требованиях чувства короля как почтительного сына: в первой строке первого пункта подготовленной заранее программы действий значилось требование возвращения из Китая плененного тэвонгуна, отца государя Кочжона.

    Датой переворота было определено 4 декабря — день торжественного открытия нового здания почтового ведомства, на которое были приглашены все высокопоставленные сановники. Во время торжеств по указанию реформаторов было подожжено соседнее здание, раздались удары гонга. Первым из «консервативных» высокопоставленных участников церемонии выбежал Мин Ёнъик (1860-1914), в 1883 г. ставший первым чрезвычайным и полномочным послом Кореи в США, а в 1884 г. исполнявший обязанности губернатора Сеула, ровесник членов партии реформаторов. Получив тяжелую рану от удара мечом, он смог вернуться в здание. Попытка быстро расправиться с «консервативной» группировкой королевы Мин провалилась. Тогда реформаторы во главе с Ким Оккюном направились в королевский дворец Чхандоккун и под предлогом мятежа и беспорядков в Сеуле уговорили Кочжона вместе с супругой переехать в небольшой дворец Кёнугун, который было легче охранять. С согласия короля к дворцу подошли солдаты-охранники японской дипломатической миссии, разрешение на привлечение которых Ким Оккюн получил заранее у японского посланника Такэдзоэ (1842-1917). Далее Ким Оккюн уговорил государя Кочжона послать предписание представителям «консервативной» группировки явиться ко двору, имея намерение убить их, подкараулив у дворцовых ворот. Таким образом погибли «консерваторы» Мин Ёнмок (1826-1884), Мин Тхэхо (1834-1884), Чо Ёнха (1845-1884).

    На другой день, 5 декабря, партия реформ заявила о создании нового правительства. Ким Оккюн стал министром финансов. Военным министром был назначен 18-летний Со Чжэпхиль (1866-1951), только что закончивший военную школу сухопутных войск в Японии. В тот же день была опубликована программа реформаторов, состоящая из 14 пунктов, общая (объективная) направленность которых была ориентирована на модернизацию страны буржуазно-демократического толка. Первый пункт, помимо требования возвращения тэвонгуна, провозглашал ликвидацию старых вассально-сюзеренных отношений с Китаем. Пункт второй включал положение о введении равноправия всех жителей страны, пункт третий — о реорганизации системы налогообложения и укреплении финансов страны, четвертый — о ликвидации старого совещательного органа при короле Нэсибу и введении системы привлечения на службу по способностям, и т.д. Тогда же во все иностранные дипломатические представительства было разослано официальное уведомление о событиях в Сеуле с разъяснением позиции партии реформ.

    Однако для Китая подобное ускоренное продвижение реформ в Корее с ориентацией на Японию, так же как и низвержение лояльной группировки королевы Мин, было крайне невыгодно, так как означало потерю китайского влияния в Корее. Поэтому китайские войска, расквартированные в Корее со времени событий 1882 г., стали готовиться к штурму королевского дворца. Королева Мин, прослышав об этом, бросилась под разными предлогами уговаривать Кочжона вернуться в больший по площади дворец Чхандоккун, который было сложнее оборонять. Приход к власти реформаторов означал для группировки королевы Мин полную потерю своего влияния, а также делал реальной перспективу возвращения ненавистного для королевы Мин тэвонгуна. Она желала поражения партии реформ. В свою очередь японский посланник Такэдзоэ, опасаясь прямых столкновений с Китаем, решил снять охрану дворца.

    Таким образом, к 6 декабря в распоряжении реформаторов остались только военнослужащие из так называемой «офицерской школы»[216], где готовились кадры для армии нового образца, перед которыми была поставлена невыполнимая задача: охранять дворец Чхандоккун от полутора тысяч лучше вооруженных китайских солдат.

    В результате дворец был быстро взят совместно действовавшими китайскими и корейскими правительственными войсками. В это время по Сеулу распространился слух, будто бы сторонники партии реформ вместе с японцами пленили короля. Разъяренное население города бросилось к зданию японской дипломатической миссии и к домам реформаторов. Здание миссии было сожжено, погибло 74 человека (японских солдат и гражданских лиц). Японский посланник был вынужден спасаться бегством. Вместе с японцами лидеры партии реформаторов — Ким Оккюн, Пак Ёнхё, Со Гванбом, Со Чжэпхиль бежали в Инчхон, а оттуда в Японию. (Из Японии Со Чжэпхиль вскоре отправился в США и стал впоследствии одним из лидеров движения за независимость Кореи.)

    Таким образом, переворот реформаторов 1884 г. потерпел поражение. Те значительные социально-экономические изменения, которые произошли в Корее начала 1880-х годов, очевидно, были недостаточны для того, чтобы реформаторов поддержало как большинство правящего класса, так и рядовое население страны. Вместе с тем немалую роль сыграло вмешательство внешних сил, прежде всего Китая, противившегося низвержению всевластия, прокитайски ориентированной семьи королевы Мин. Это неизбежно привело бы к потере традиционных сюзеренно-вассальных отношений с Китаем, переходивших в стадию эпохи колониализма.

    В то же время события 1884 г. имели для Кореи и некоторые объективно позитивные последствия. После разгрома партии реформ в Корее осталось 3-тысячное китайское войско под командованием генерала Юань Шикая (1859-1916). В начале 1885 г. в Корее также были расквартированы два батальона японских войск для «обеспечения безопасности» японских граждан в Корее. Для того чтобы избежать военного столкновения между вооруженными силами двух стран, в китайском городе Тяньцзине в 4-м месяце 1885 г. по инициативе японской стороны был подписан так называемый Тяньцзиньский договор, согласно которому обе стороны обязывались вывести свои войска с территории Кореи в течение четырех последующих месяцев. Для посылки войск в Корею в случае экстренной ситуации требовалось предварительное письменное уведомление противоположной стороны, а после разрешения ситуации войска должны были немедленно выводиться.

    Таким образом, примерно на девять лет Корея получила мир и возможность не быть вынужденной ориентироваться в своих делах на какую-либо одну из соседних стран. Именно поэтому между иностранными державами, имевшими экономические и политические интересы в Корее, развернулась борьба за влияние, отрицательно сказавшаяся на внутреннем и внешнем положении страны. Все сильнее звучало народное возмущение королевской властью и сложившейся ситуацией в стране. В Корее назревала крупнейшая крестьянская война.

    Глава 6. КРЕСТЬЯНСКОЕ ВОССТАНИЕ И ИДЕЙНОЕ УЧЕНИЕ ТОНХАК

    На протяжении XIX столетия христианство, несмотря на многочисленные гонения, приобретало все большую популярность не только в среде образованного сословия, но и у простолюдинов. Действительно, все предшествовавшие идеологические учения были рассчитаны на восприятие людьми образованными и не были доступны для простого народа. Буддизм, в принципе удовлетворяющий религиозным потребностям рядовых людей, в результате постоянных гонений, начатых первыми королями династии Ли, не был распространен в Корее начала и середины XIX в. Религиозная составляющая конфуцианства — изначально учения элиты общества, на уровне простых людей ограничивалась церемониалом культа предков. Шаманизм, который обеспечивал общение людей с «миром духов», практически не затрагивал духовных потребностей народа. Христианство впервые за многие столетия корейской истории вновь обратилось к людям низших сословий, попытавшись объяснить им смысл жизни и перспективы существования в загробном мире. Однако христианство было принесено европейцами — людьми, имевшими непривычный и отталкивающий, с точки зрения корейца, облик. Христианство обращалось к неизвестной и непонятной корейцам мировой истории, но главное — заставляло отказываться от многотысячелетней веры в духов предков.

    Так в Корее возникла объективная потребность создания собственного учения, которое, подобно христианству, обращалось бы к простому народу, но построено было бы на привычных и понятных категориях с учетом реалий новой Кореи. Это учение создавалось на протяжении второй половины XIX в. и получило название тонхак, т.е. «восточное учение», в противоположность христианству — «западному учению» (сохак). Называя новое учение, новую религию словом «восточное», его основатели имели в виду не только оппозиционность понятий «Запад — Восток», но и вполне конкретную традицию названия Кореи — «Восточное государство» (Тонгук).

    Усиление влияния вестернизированной Японии, нового Китая и западных держав в Корее второй половины 1880-1890-х годов объективно способствовало все большему распространению учения тонхак.

    § 1. Корея второй половины 1880-х — начала 1890-х годов

    После подавления попытки государственного переворота партии реформаторов в конце 1884 г. и подписания Тяньцзиньского японо-китайского договора 1885 г., обеспечивавшего паритет военных интересов двух стран в Корее, между Японией, Китаем и западными державами развернулась борьба за усиление своего влияния в Корее.

    Особенно заметным стало усиление китайского влияния. В 1884 г. генеральным резидентом, управляющим внешними сношениями и торговыми делами Кореи был назначен Юань Шикай[217]. Государь Кочжон после событий 1884 г. был временно отправлен в военный лагерь цинских войск, расквартированных в Корее. В 1885 г. из Китая был возвращен «мятежный» тэвонгун как «резервная фигура» правящего дома на случай непредвиденных событий. В 1885 г. из Кореи в Китай был отозван немецкий советник П. Г. Мёллендорф, проводивший, с точки зрения Китая, чрезмерно «прорусскую» политику. Таким образом, правительство Кореи оказалось подконтрольным Китаю.

    В экономической сфере новый Китай (под прикрытием старых «вассально-сюзеренных отношений») начал проводить политику экспорта капитала. В сентябре 1885 г. была открыта первая телеграфная линия, соединившая Сеул с портовым городом Инчхоном. Линия была построена с помощью оборудования, привезенного из Китая, и долгое время эксплуатировалась китайскими специалистами. Мало того, телеграммы могли передаваться только на китайском, английском или французском языках. В феврале 1886 г. была открыта телеграфная линия между Сеулом и южным портом Пусан, строительство и эксплуатация которой также находились под контролем Юань Шикая.

    После 1885 г. в несколько раз выросла доля импорта товаров из Китая. Если в 1885 г. объем импорта в Корею из Китая составлял лишь 23% от японского, то в 1892 г. — уже 82%. С 1890 г. Китай взял под свой контроль предоставление займов Корее и сам ссудил ей значительную сумму из расчета 7% годовых.

    Япония, не имея рычагов политического контроля над Кореей, старалась всеми силами не упускать любую возможность для приобретения экономического влияния. Расширялась японо-корейская торговля, приносившая основные доходы японской стороне. Японцы, дешево покупая заморские товары, главным образом английские, дорого продавали их в Корее. Вывозили из Кореи рис, бобовые культуры и золото. В конечном итоге из-за нехватки риса на внутреннем рынке в стране резко подскочили цены на него.

    Японские рыболовные суда, формально еще на основании положения корейско-японского договора 1876 г. об «исследовании опасного побережья Кореи», беспрепятственно бороздили прибрежные воды провинций Кёнги, Чолла, Канвон, Хамгён, Все это вызывало резкие протесты местного населения и требование ограничить права японцев. Но у Кореи не было сильного военного флота, способного защитить морские границы страны.

    Воспользовавшись отсутствием в Корее развитой банковской системы и в то же время объективной необходимостью банковской деятельности в открытых портах, в 1888 г. в Сеуле было основано главное отделение крупнейшего японского банка Дайити гинко («Первого банка») с одновременным открытием филиалов во всех крупнейших корейских портах. В 1889 г. корейское правительство уже получило первый заем у этого банка. В 1891 г. японцы, добившись формального согласия государя Кочжона, даже пытались открыть в Инчхоне монетный двор. Однако этой идее не суждено было реализоваться из-за противодействия Китая.

    Помимо двух восточных претендентов на доминирующее положение в Корее— Китая и Японии, некоторые западные державы также прилагали значительные усилия для укрепления своих позиций в Корее.

    В 15-й день 4-го месяца 1885 г. шесть военных и два торговых английских корабля под предлогом «защиты» от возможной «агрессии» России внезапно захватили остров Комундо у юго-западной оконечности Корейского полуострова. Действительно, после подавления государственного переворота партии реформ 1884 г. и последующего усиления влияния Китая, претендовавшего на полный контроль над Кореей, при корейском дворе возникла идея о том, что, в условиях борьбы за господство в Корее Японии и Китая, Россия может сыграть роль сдерживающего фактора, который поможет обеспечить независимость страны. Государь Кочжон в 1885 г. посылал в Россию секретную миссию. В том же году Россия (возможно, по согласованию с Кореей) направила в корейские воды несколько военных кораблей. Этот акт и новая прорусская ориентация королевского двора вызывали беспокойство западных держав. Поэтому Корее пришлось отказаться от идеи приглашения русских военных инструкторов в Сеул.

    Однако сама Корея не считала, что захват островов Комундо хоть как-то способствует обеспечению безопасности страны, и неоднократно обращалась к английским дипломатическим представителям как в Корее, так и в Китае с просьбами разобраться с инцидентом и способствовать выводу английских войск. Только активное вмешательство российской и китайской дипломатии в этот вопрос заставило англичан оставить остров 27-го числа 2-го месяца 1887 г.

    Со второй половины 1880-х годов частные предприниматели из США вели разведку и разработку полезных ископаемых в провинциях Хамгён, Канвон, Пхёнан, Хванхэ. Американцы также пытались получить концессии на строительство основных железных дорог Кореи, соединяющих Сеул с такими крупнейшими городами, как Инчхон, Пусан, Вонсан, Ыйчжу. В 1887 г. США подписали договор с Кореей о приглашении американских военных инструкторов.

    В 1884-1885 гг. в Корею прибыли первые протестантские миссионеры — X. В. Халберт, X. Г. Андервуд и X. Г. Апензеллер, которые начали вести активную религиозную деятельность. В отличие от католицизма, протестантизм получал большую поддержку корейцев. Во-первых, протестантские миссионеры основывали не только церкви, но и школы, больницы, высшие учебные заведения. Во-вторых, протестантизм был лишен внешних атрибутов, напоминавших верующим о том, что христианство — пришлая религия. Он позволял иметь автономные от «метрополии» самоуправляющиеся религиозные организации, лучше приживался на национальной почве, более гибко подстраиваясь под местные обычаи. После заключения в 1886 г. корейско-французского договора свободу в своей деятельности получили и французские католические миссионеры.

    В подобной ситуации корейское королевское правительство так и не сумело выработать четкого курса на выход из кризиса, освобождение от засилья внешних сил, надеясь на то, что одни иностранцы помогут избавиться от влияния других. То, что было не в состоянии решить правящее сословие, пытался исправить простой народ, создавая свое собственное учение, свою религию, ставшую идейным знаменем для сплочения во имя спасения родины.

    § 2. Возникновение идейного учения тонхак

    Религиозное учение тонхак, т.е. «восточное учение», поначалу имело достаточно мирный характер, и о каких-либо вооруженных действиях речи не было. Основателем тонхак стал первый патриарх религии — Чхве Чжеу (1824-1864), выходец из сословия янбан. Существует даже точка зрения, что Чхве Чжеу был потомком великого силлаского поэта Чхве Чхивона (857-?).

    Чхве Чжеу родился в 28-й день 10-го месяца 1824 г. в деревне Ёндам, неподалеку от города Кёнчжу провинции Кёнсан. В возрасте шести лет он лишился матери, а в 16-отца. Очевидно, отец не оставил сыну большого наследства, так как, несмотря на интерес к конфуцианскому классическому знанию, Чхве Чжеу, за неимением средств, был вынужден прекратить образование и заняться торговлей. Считается, что будущий основатель тонхак торговал тканью и деревом. Таким образом, с 1844 г. Чхве Чжеу начинает путешествовать по всей стране. В 1856 г. он принял решение удалиться от мирских дел и вплоть до 1859 г. провел время в горах Янсан. В 1859 г. Чхве Чжеу возвратился в родные места, в селение Ёндам, а в 1860 г. ему наконец-то открылась истина.

    В историографии существуют различные версии рассказов о том, как Чхве Чжеу познал истину тонхак. Ниже вкратце приведем тот вариант, который отражен в классических сочинениях тонхак[218].

    В 5-й день 4-го месяца 1860 г., когда будущий патриарх болел, то ли во сне, то ли наяву к нему спустилось верховное божество — «Верховный Император» Санчже. Верховный Император поведал Чхве Чжеу, что избрал его для того, чтобы он распространял добродетель по всему свету и открыл сущность тонхак. Кроме того, Верховный Император передал Чхве Чжеу волшебные заклинания и рассказал о других магических способах, которые должны были помочь Чхве Чжеу спасти людей.

    Верховное божество, которое снизошло к Чхве Чжеу, нередко называют традиционным для Дальнего Востока понятием «Верховный Император». Иногда же бога тонхак именуют другим, исконно корейским термином хануллим, получившим широкое распространение несколько позже. Его значение трактуют одновременно как «небесный бог» и «великие мы», вкладывая в него новое тонхаковское представление о Боге и человеке.

    Итак, в 1860 г. Чхве Чжеу, получив, как он считал, озарение свыше, начал пропаганду нового учения. В своей родной провинции Кен-сан он стал создавать небольшие группы последователей, имевшие целью постижение истины тонхак.

    Чем же так привлекала корейцев новая религия[219]?

    О содержании идейного учения Чхве Чжеу нам известно из его двух ставших каноническими книг — «Великий свод Восточного канона» («Тонгён тэчжон») и «Оставленные речения [из селения] Ён-дам» («Ендам юса»). Оба сочинения были подготовлены к печати ближайшим учеником Чхве Чжеу — Чхве Сихёном (1827-1898), ставшим впоследствии вторым патриархом тонхак, и отражают основные взгляды основателя учения. Однако полное и четкое представление об идейной основе тонхак составить не так просто, поскольку в 1905 г. религия тонхак была переименована в «учение Небесного пути» — чхондогё. Это учение, переняв самое главное из тонхак, продолжило развитие по несколько иному пути, окончательно сформировавшись уже в XX столетии как религия чхондогё. Поэтому некоторые моменты идейного содержания тонхак могли быть утерянными или изъятыми. Тем не менее, попробуем обрисовать отдельные черты учения тонхак, поскольку это крайне необходимо для понимания крестьянского восстания, организованного последователями тонхак.

    Отправная точка учения — идея о прямой взаимосвязи человека как земного существа с верховным божеством, чья сущность сконцентрирована в представлении о божественных Небесах. Согласно тонхак, человек и Небеса (т. е. божество) равны, они суть одно и то же, что выражается в центральном постулате учения «человек есть Небеса» (ин-си-Чхон). Поскольку каждый человек суть божество, то это значит, что люди равны перед верховным божеством, а также равны между собой. Для традиционного конфуцианства, разделяющего все общество на вышестоящих и нижестоящих, а значит не признающего равенства, подобная идея была неприемлемой, «революционной». Развивая идею о равенстве людей, Чхве Чжеу учил: поскольку люди подобны Небесам, то людей нельзя убивать, ибо нельзя убивать Бога. Однако люди подобны Небесам не только по своей сущности, но и по своим действиям: «Замыслы Небес как раз и есть замыслы людей» («Чхонсим чык гтсгш»).

    Так же как человек подобен Небесам, Небеса подобны человеку. Поэтому со временем в тонхак появляется новое корейское понятие Небес — хануллим. совмещающее в себе слово «Небо» — ханылъ и понятие «великие мы[, люди]» — хан ури. Однако иногда мирские дела отвлекают человека от истины, и он может потерять свою небесную сущность. Поэтому для правильной жизни необходимо следовать Небесному Пути (Чхон До) и Небесной Добродетели (Чхон Док).

    Очевидно, на ранних этапах становления тонхак при еще не развитой идейной составляющей по-прежнему важное значение имели традиционные конфуцианские догматы, такие, как «Пять норм морали» («О рюн»), а также различного рода мистические тексты, как, например, древнекитайский трактат «Чжоуская книга перемен» («Чу-ёк»; корейское прочтение иероглифического названия), или тексты различных «волшебных» заклинаний.

    Таким образом, имея в основе постулат о божественности человека и любви ко всем людям, учение тонхак было достаточно мирным по своей сути. Однако идеи равенства всех людей нарушали установленный в стране порядок, построенный на проповедуемых конфуцианством отношениях служения младшего (нижестоящего) старшему и заботы старшего о младшем (нижестоящем). К тому же сведения о создававшихся тайных организациях не могли не беспокоить королевский двор, особенно в условиях распространявшегося самими корейцами христианства с его идеями равенства.

    Поэтому, по сообщению одного из приближенных ко двору чиновников, имя которого не встречается в исторической литературе, в 1863 г. Чхве Чжеу вместе с 20 своими последователями был схвачен и заключен в тюрьму города Тэгу, где был казнен в 3-м месяце 1864 г.

    § 3. «Революция» тонхак

    После гибели Чхве Чжеу вторым патриархом тонхак стал его ближайший ученик с 1861 г. — Чхве Сихён (1827[220]-1898). В исторической литературе встречаются две даты начала его деятельности как руководителя нового религиозного учения — начало 1863 и начало 1864 г. Став во главе тонхак, Чхве Сихён прежде всего обратился к работе по изданию двух канонических сочинений, упомянутых выше, а также развернул работу, направленную на расширение и укрепление низовых организаций тонхак по всей стране. Одной из важнейших задач Чхве Сихён считал реабилитацию безвинно казненного учителя — основателя религии, а также получение свободы религиозной деятельности тонхак.

    Возможно, на протяжении 1870-х — начала 1890-х годов продолжала развиваться идейная составляющая тонхак. В связи с этим необходимо упомянуть о так называемом «открытии Небес и Земли» — кэбёк, представление о котором, исходя из упоминаний в литературе, существовало в тонхак, но впоследствии исчезло из сменившего его «учения Небесного пути». Когда и в связи с чем в тонхак появилось представление о кэбёк, сказать сложно.

    Суть кэбёк заключается в следующем. Время циклично. Один большой цикл длится около 50 тыс. лет. По его завершении возвращается «Небесная судьба» (Чхонун) или «Временная судьба» (Сиуп), которая позволяет при активном участии людей совершить переустройство Неба и Земли, т. е. «вновь открыть» Небо и Землю, когда вместе со всей природой, т. е. через изменение в природе, можно изменить человеческое общество, сделав жизнь более счастливой.

    В начале 1890-х годов, очевидно, речь еще не шла о том, что пришло время совершить переустройство Неба и Земли. Постоянно возраставшая организация тонхак продолжала настаивать на реабилитации Чхве Чжеу и разрешении религиозной деятельности. В 12-м месяце 1892 г. в местечке Самне неподалеку от города Чончжу, центра провинции Чолла, Чхве Сихён собрал несколько тысяч последователей тонхак. Собравшиеся подготовили петицию на имя губернатора провинции Чолла с призывом реабилитации безвинно казненного Чхве Чжеу, а также свободы религиозной деятельности тонхак. Напуганный масштабом и организованностью собрания тонхаковцев губернатор поспешил издать указ, запрещавший гонения на последователей новой религии.

    Воодушевленный успехом Чхве Сихён попробовал добиться реализации своих требований на общегосударственном уровне. В 1-м месяце 1893 г. в столицу была послана новая петиция аналогичного содержания, однако она осталась без ответа. И тогда в 3-й месяц Чхве Сихён направил в Сеул делегацию из 40 человек во главе с Пак Квансе, чтобы лично передать послание государю. Послание напугало короля и представителей иностранных держав, поскольку, помимо указанных требований, в нем содержались призывы к закрытию всех иностранных представительств, церквей и высылке иностранцев из Сеула. Королевский двор в срочном порядке решил направить правительственные войска на юг, в сторону города Чхончжу (провинция Чхунчхон), туда, где, по сведениям провинциальной администрации, концентрировались основные силы тонхак. Последователям тонхак было предписано покинуть Сеул. Одновременно в цинский Китай было отправлено тайное послание с просьбой оказать военную помощь в случае широкомасштабных «внутренних смут».

    Таким образом, поездка представителей тонхак в Сеул оказалась неудачной. Поэтому 26-го числа 4-го месяца 1893 г. в местечке Поын, недалеко от города Чхончжу, собрались более 20 тыс. последователей тонхак со знаменами, на которых была начертана надпись «Сбор ополчения для изгнания японских и западных варваров». Собравшихся более всего волновал не вопрос реабилитации первого патриарха, а тяжелое положение страны, зависимость Кореи от цинского Китая, Японии, западных держав. Многие призывали взяться за оружие и изгнать иностранцев.

    О проведении съезда тонхак в Поыне стало известно провинциальным властям, поскольку там находился правительственный чиновник О Юнчжун, специально направленный из Сеула для разбирательства с ситуацией в провинции Чхунчхон. Он попытался уговорить собравшихся разойтись. Через некоторое время последователи тонхак действительно разошлись по домам, и случилось это отчасти из-за позиции второго патриарха религии — Чхве Сихёна.

    Между тем на протяжении 1893 г. в провинциях Пхёнан, Хванхэ, Канвон, Кёнсан — буквально по всей территории Кореи — происходили небольшие крестьянские выступления. Одной из самых неспокойных была провинция Чолла. Потерявший контроль над центральной властью, подчиненный иностранным державам королевский двор был не в состоянии навести порядок в провинции, где злоупотребления местной администрации превысили все возможные пределы. В частности, в уезд Кобу провинции Чолла в 1892 г. был назначен новый начальник Чо Бёнгап, особо отличившийся в изобретении способов дополнительных поборов с крестьянства. В конце 1893 и начале 1894 г. местные крестьяне дважды подавали ему петиции с просьбами прекратить несправедливые поборы. В составлении этих петиций помогал местный выходец из сословия мелкого чиновничества Чон Бончжун (1854-1895), который примкнул к тонхак еще в середине 1880-х годов. Однако голос крестьян не был услышан, многие из «зачинщиков» были заключены под стражу.

    Рано утром 15 февраля[221] 1894 г. около тысячи крестьян из уезда Кобу собрались вместе и, избрав тпонхаковца Чон Бончжуна своим руководителем, решили напасть на уездную управу и изгнать ненавистного начальника. Так началось крестьянское восстание тонхак. Разгоревшееся в феврале месяце, оно еще не было в полной мере выступлением тонхак, потому что основная масса крестьян не принадлежала к последователям «восточного учения» и не ставилось особых целей общегосударственного масштаба. Восставшие открыли государственные амбары, разделили рис и разрушили ненужное водохранилище Мансокпо, построенное прежним начальником уезда и служившее одним из главных предлогов для взимания дополнительных поборов. Достигнув своих целей, восставшие разошлись по домам.

    На место происшествия был послан государственный инспектор Ли Ёнтхэ. Всю вину за беспорядки он приписал последователям тонхак и стал жестоко расправляться со многими выявленными приверженцами учения. Это было первое крупное гонение на тонхак со стороны государства.

    Ответ тонхаковцев не заставил себя долго ждать. Очевидно, считая, что кризис в стране достиг крайней точки, Чон Бончжун решил, что настало время совершить кэбёк — переустройство Неба и Земли для того, чтобы наконец-то построить государство всеобщей справедливости. В конце апреля 1894 г. последователи тонхак впервые выступили организованно иод лозунгами: «Защитить государство, дать народу мир», «Изгнать японцев, изгнать европейцев». Это, уже не стихийное, крестьянское восстание началось в местечке Пэксан, чуть севернее уездного центра Кобу. Повстанцев возглавил Чон Бончжун, избранный в качестве руководителя. В армии тонхак был свой устав с элементами программы действий, требовавший от своих членов не убивать людей без крайней необходимости и не забирать чужого имущества; быть преданным стране и своим руководителям, почтительным к родителям и старшим по возрасту; изгонять японские войска, но не забывать о самосовершенствовании, обязательно дойти до Сеула и разобраться с теми, кто совершал преступления.

    Второй патриарх Чхве Сихён выступил против восстания. (Ведь, согласно учению тонхак, все люди божественны, и никому нельзя причинять зла.) Однако восстание охватывало все большие территории западной части провинции Чолла: существовавшие в течение длительного времени организационные ячейки позволяли быстро мобилизовать крестьян. Идеи тонхак, во многом основанные на традиционном мировоззрении корейцев, были понятны простому народу, а активное выступление обещало счастливую жизнь на многие поколения вперед.

    К маю месяцу 8-тысячная армия тонхак подчинила девять уездных центров. 11 мая 1894 г. произошло первое крупное столкновение между повстанцами и правительственными войсками, присланными из центра провинции — города Чончжу. Восставшие одержали победу над правительственными войсками и захватили большое количество трофейного оружия. Тогда из столицы было срочно отправлено более чем полутора тысячное подкрепление на защиту Чончжу. Но оно не смогло противостоять армии тонхак, и 31 мая 1894 г. Чончжу перешел в руки восставших.

    Однако правительственные войска во главе с Хон Гехуном окружили город, пытаясь выбить оттуда отряды тонхак, которые, в свою очередь, также совершали постоянные рейды. Одновременно Чон Бончжун вступил в контакт с полномочным инспектором по юго-западу Кореи — Ли Вонхве, который прибыл из Сеула, приведя с собой дополнительное подкрепление. Тонхаковцы предложили правительству принять предложение преобразований из 14 пунктов, дополненное позже еще 24 пунктами. Корейское правительство, ожидая прибытия военной помощи из цинского Китая, пошло на подписание мирного соглашения с тонхак из 12 пунктов, в котором, в частности, говорилось, что отныне все противоречия между последователями тонхак и правительством Кореи считаются разрешенными. В соглашении также отмечалось, что все виновные в злоупотреблениях чиновники будут наказаны, документы о личной зависимости ноби — уничтожены, а земля будет поровну распределена между теми, кто ее обрабатывает, и будут наказаны те, кто поддерживает контакты с японцами, и т.д.

    Последователи тонхак, находившиеся в северных провинциях Кореи и подчинявшиеся второму патриарху Чхве Сихёну, так и не поддержали восстание в провинции Чолла.

    Несмотря на мирное соглашение с тонхак, королевская власть в принципе не могла допустить существование неподконтрольных структур провинциального самоуправления (чипкансо), опиравшихся на вооруженную силу простого народа, неподчиненного правительству и исповедовавшего непонятное идеологическое учение.

    Уже 8 июня 1894 г. 1,5 тыс. человек китайских войск прибыли на кораблях к западным берегам Кореи, расположившись в заливе Асан, южнее Инчхона. Подобный шаг Китая, учитывая его возраставшее экономическое и политическое влияние в Корее, мог привести к полному подчинению Кореи. Поэтому Япония, сославшись на то, что Китай не известил заранее Японию о посылке войск, как требовалось по Тяньцзиньскоыу договору 1885 г., отправила в Корею 4,5 тыс.[222] человек для «защиты японских граждан». Войска с первых трех японских кораблей начали высаживаться в Инчхоне уже 9 июня. Так началось японо-китайское военное противостояние в Корее, на время отвлекшее внимание внешних сил от крестьянского восстания тонхак.

    Чуть более чем через полтора месяца, в конце июля 1894 г., началась японо-китайская война[223], закончившаяся поражением Китая, а значит — доминированием Японии на Корейском полуострове. Неспособность корейского правительства организовать защиту от внешней агрессии, отстоять независимость своей страны, во второй раз подняла армию тонхак, но теперь уже — на борьбу с японцами.

    В местечке Самне, к северо-западу от Чончжу, 12 октября 1894 г. собралось все руководство движения тонхак во главе с Чхве Сихёном. Чон Бончжун предлагал как можно скорее организовать военный поход на Сеул и выступить против японских войск, оккупировавших страну. В распоряжении Чон Бончжуна было 10 тыс. человек повстанческой армии. Чхве Сихён поначалу по-прежнему настаивал на мирных путях достижения поставленных целей. Однако его ближайший ученик Сон Бёнхи (1861-1922; впоследствии третий патриарх тонхак), относившийся к «северной группировке» тонхак, которая до сих пор не принимала участия в военных действиях, решил присоединиться к Чон Бончжуну, возглавив еще 10 тыс. повстанцев.

    Первым городом на пути армии тонхак к Сеулу, где японские и правительственные войска готовились к обороне, стал город Кончжу в провинции Чхунчхон. Повстанцы вступили в сражение с хорошо обученной и вооруженной армией японцев 21 октября 1884 г. (Уровень оснащения японских войск в Корее можно проиллюстрировать фактом прокладки временной линии военной телеграфной связи между Пусаном и Сеулом.) Несмотря на то, что взять Кончжу не удавалось, армия тонхак не отступала под натиском врага и даже одерживала отдельные победы в окрестностях города. После последнего крупного сражения между повстанцами и японскими войсками в ноябре 1894 г. у селения Нонсан, южнее Кончжу, перевес сил стал складываться не в пользу тонхак, и они были вынуждены оставить провинцию Чхунчхон, отступив еще южнее, в провинцию Чолла. Сам Чон Бончжун скрывался в городе Сунчхан, пока его не выдали в деревне Пхиро за обещанное вознаграждение. Чон Бончжуна увезли в Сеул, судили и казнили в марте 1895 г.

    Однако второй этап восстания тонхак, в отличие от первого этапа весны-лета 1894 г., не ограничился южными провинциями страны, а распространился и на север, охватив провинции Хванхэ и Канвон.

    Итак, к концу 1894 г. восстание тонхак в основном было подавлено. Число пострадавших определяют цифрой в 300-400 тыс. человек. Это было первое в истории Кореи восстание крестьян, вооруженных своей особой религиозной идеологией и имевших четкие и конкретные цели построения нового государства всеобщего благоденствия. Возможно, именно поэтому восстание тонхак иногда называют «революцией». Масштабность и размах крестьянских выступлений позволяют говорить об этом восстании как о крестьянской войне. Именно так оно определяется в отечественной литературе.

    При этом нельзя однозначно утверждать, что восстание тонхак потерпело поражение. Во-первых, религия тонхак не только не исчезла, но получила дальнейшее развитие и распространение, трансформировавшись впоследствии в чхондогё — «учение Небесного пути», ставшее одним из знамен, одной из ведущих сил в борьбе за независимость Кореи в первой половине XX в. Во-вторых, вооруженное выступление крестьян, во главе которого стояли приверженцы тонхак, показало глубину охватившего страну кризиса и необходимость преобразований. Реформы, отразившие новые социально-экономические реалии Кореи, были проведены в 1894-1895 гг. при помощи японцев, и в 1897 г. — Императором Кочжоном без вмешательства извне.

    Крестьянское восстание тонхак послужило формальным поводом для введения в Корею войск Японии и Китая, противостояние которых за влияние в Корее достигло максимума в 1894 г. В результате японо-китайской войны это противостояние разрешилось в пользу Японии.

    Глава 7. РЕФОРМЫ 1894-1895 ГОДОВ. ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ОБЩЕСТВА НЕЗАВИСИМОСТИ. ПРОВОЗГЛАШЕНИЕ КОРЕЙСКОЙ ИМПЕРИИ

    Вторая половина 1890-х годов была, пожалуй, наиболее трагическим периодом XIX столетия, когда решалась судьба Кореи как независимого государства, когда борьба за доминирование между двумя соседними с Кореей державами, влияние которых стремительно возрастало, вылилась в военное противостояние между ними. И все же именно конец 1890-х годов стал тем временем, когда Корея достигла самого высокого за всю предшествующую историю статуса независимого и равного со всеми державами мира государства.

    § 1. Японо-китайская война и реформы годов кабо и ылъми

    Японо-китайская война, как уже говорилось, была объективно вызвана достижением относительного паритета в экономическом присутствии двух стран на Корейском полуострове при политическом доминировании Китая. Крестьянская «революция» тонхак стала удобным поводом для почти одновременного выдвижения на Корейский полуостров в июне 1894 г. китайских войск, вызванных королевским правительством для подавления восстания тонхак, и японских войск, прибывших в Корею для «защиты» японских подданных.

    Однако уже к концу первой декады июня между королевским двором и тонхаковцами было подписано мирное соглашение. Заключение мира с повстанческой армией тонхак означало завершение «смуты» и наступление спокойствия в стране. Поэтому королевский двор обратился к японскому посланнику Отори Кэйсукэ с просьбой вывести войска из страны, на что тот ответил отказом, ссылаясь на приказ японского императора. В подобной ситуации дальнейшее нахождение японских войск в Корее становилось все более затруднительным. Поэтому Япония решила перейти к активным действиям, чтобы избавиться от китайского влияния в Корее и сделать страну более приспособленной для дальнейшей японской экспансии.

    Для начала японское правительство формально предложило Китаю провести в Корее ряд реформ, учитывая ту особую роль, которую играл при королевском дворе китайский генеральный резидент Юань Шикай. После отказа Китая Япония потребовала от корейского правительства расторжения корейско-китайского договора 1882 г. и других соглашений, предоставлявших Китаю особые преимущества в Корее. После того как корейское правительство ответило отказом, 23 июля 1894 г. японский отряд под предлогом «защиты короля» захватил королевский дворец, взяв под стражу королеву Мин. В тот же день во главе нового правительства, в которое вошли прояпонски настроенные сторонники реформ, был поставлен тэвонгун, прежде всего по причине его оппозиции группировке королевы Мин и Китаю. (Власти Китая в свое время обманным путем вывезли его из Кореи.) В тот же день с представителями японских властей был подписан договор, согласно которому Корея поручала Японии изгнать из страны китайские войска[224].

    Видя невозможность противостоять японским войскам, Юань Шикай, бежавший из Сеула, поспешил вызвать на помощь китайский военный транспорт «Гаошэн» с подкреплением. Судно подошло к берегам Кореи (залив Асан южнее острова Канхвадо) к 25 июля и тогда же было атаковано и потоплено японскими кораблями. Так началась японо-китайская война 1894-1895 гг.

    Разгромив 29 июля китайский гарнизон под Сеулом и 1 августа официально объявив о начале войны, японские войска двинулись на север. Единственное крупное сражение между китайскими и японскими войсками на территории Кореи произошло под Пхеньяном 15 сентября[225] 1894 г. Несмотря на мужественные попытки сопротивления китайских войск, они потерпели поражение и к 21 сентября отступили к пограничной реке Амноккан (китайское прочтение названия — Ялуцзян). С октября месяца боевые операции переместились на территорию Китая. Потерпев сокрушительное поражение у Люйшуня — ключевого порта Ляодунского полуострова в октябре 1894 г. и в портах Шаньдун и Вэйхайвэй в начале 1895 г., 17 апреля 1895 г. в японском городе Симоносэки Китай был вынужден подписать соглашение, согласно которому отказывался от «традиционных» сюзеренно-вассальных отношений с Кореей (а на самом деле — от экономических и политических преимуществ в новой политике колониалистского типа), а также передавал в управление Японии полуостров Ляодун, остров Тайвань, архипелаг Пэнху. Правда, уже в 1895 г. под давлением России, Франции и Германии Японии пришлось вернуть Ляодун Китаю.

    Таким образом, в результате японо-китайской войны Япония окончательно избавилась от своего главного соперника за преобладание в Корее. В первые дни после начала войны Япония смогла взять в свои руки контроль над положением в стране. С помощью корейских сановников-реформаторов прояпонской ориентации в Корее стали проводиться реформы, направленные на модернизацию страны и открывшие новые возможности для колониальной эксплуатации со стороны капиталистической Японии.

    Через несколько дней после захвата японцами королевской семьи — 27 июля 1894 г. при королевском правительстве сановниками-реформаторами было создано новое Управление по военным и государственным делам (Кунгук кимучхо)[226], на которое возложили задачу проведения широкомасштабных реформ, получивших впоследствии название реформ года кабо. Кабо — это название 1894 г. согласно традиционному лунно-солнечному календарю. Управление по военным и государственным делам возглавлялось председателем Ким Хончжипом (1842-1896), которого называют сановником «центристской» ориентации, занимавшим промежуточное положение между «консерваторами» и «реформаторами». Кроме того, в его состав входили один заместитель, от 10 до 20 рядовых членов и 2-3 секретаря.

    С первых дней существования Кунгук кимучхо стало издавать указы, направленные на реформирование страны. Всего за время существования Управления было издано 208 указов. Согласно этим постановлениям, королевское правительство должно было состоять из двух частей — Внутридворцовой палаты (Куннэбу) и Палаты обсуждения политики (Ыйчжонбу). Таким образом, дела королевского двора отделялись от остальных государственных дел. В подчинении палаты Ыйчжонбу теперь находились восемь вновь созданных министерств: внутренних дел, внешних сношений, военное, юстиции и др.; отменялась система государственных экзаменов на знание конфуцианской классики. Для реформирования экономики был издан ряд положений о преобразованиях сферы налогообложения, денежной системы, о функционировании банков, унификации мер и весов. Однако главными, по-видимому, были указы в социальной сфере, по которым янбаны уравнивались в правах с простым народом, отменялась категория лично-зависимого населения ноби и запрещалась купля-продажа людей. Вдовам было разрешено повторное вступление в брак. Запрещались ранние браки; нижняя граница брачного возраста определялась в 16 и 20 лет для женщин и мужчин соответственно.

    Однако первый этап реформ, предпринятый в год кабо, оказался неэффективным. Во-первых, в современной историографии отмечается отсутствие широкой поддержки преобразований в корейском обществе, поскольку реформы, хотя и проводились корейцами, изначально были инициированы японцами[227]. Во-вторых, действие новых указов нередко ограничивалось только столичной провинцией Кёнги. В-третьих, тэвонгун, вернувшийся с помощью японцев к делам управления, хотя и являлся гарантом освобождения от влияния группировки королевы Мин, но в то же время тормозил проведение реформ. Поэтому 17 декабря 1894 г. Управление по военным и государственным делам было ликвидировано, как отмечается в литературе, «по инициативе» вновь назначенного в Корею японского посланника Иноуэ Каору, а формально — по указу государя Кочжона.

    Действительно, к концу 1894 г. японские войска уже находились в столице, во всех важнейших портах страны, на севере Кореи, где недавно были разбиты китайские войска, и в ее центральной части, где в ноябре было подавлено крестьянское восстание тонхак. Таким образом, японцы обладали реальной силой воздействия на корейское правительство. К концу 1894 г. они увидели, что в стране, тысячелетиями жившей в соответствии с указами короля, никто не воспринимает всерьез постановления непонятного Управления по военным и государственным делам, даже несмотря на то, что эти постановления получали королевское подтверждение. Поэтому было принято решение проводить реформы напрямую от имени корейского короля.

    7 января 1895 г. по настоянию японского посланника государь Кочжон в Храме предков (Чонмё) королевской семьи публично принес клятву, состоявшую из 14 основных пунктов и получившую название «Четырнадцать великих законов». Клятва, в принципе, повторяла основные направления уже начатых реформ, но, произнесенная устами монарха, она должна была способствовать их скорейшей реализации. В ней, в частности, говорилось об отказе от традиционного подчинения Китаю, отделении дел королевского двора от дел государства, упорядочении системы налогообложения, отмене сословного разграничения при отборе на государственную службу, разграничении гражданских и уголовных законов.

    Вместо Кунгук кимучхо был создан Объединенный кабинет (Ел-лип нэгак), во главе которого встал все тот же Ким Хончжип. Число министерств, подчиненных кабинету, сократили до семи. Однако все это не дало ожидаемых результатов, помимо того, что была реорганизована система административного деления страны, а в Сеуле и провинциях — учреждены полицейские управления нового образца.

    Вмешательство японцев во внутренние дела страны стало вызывать активное сопротивление как простого народа, так и королевского двора. В апреле 1895 г. в связи с судебными разбирательствами по поводу участия в «заговоре» внука тэвонгуна — Ли Чжунъёна[228] (1870-1917), тэвонгун окончательно отошел от дел, предоставив тем самым возможность активизироваться группировке королевы Мин, которая в условиях потери влияния Китая пыталась искать помощи у России для противостояния японскому влиянию. В конце весны — начале лета 1895 г. в Сеуле прошел слух, что одна из центральных фигур кабинета — Пак Ёнхё (участник государственного переворота 1884 г.) готовит заговор с целью свержения государя Кочжона. Опасаясь ареста, с помощью японцев Пак Ёнхё бежал в Японию. В кабинет были назначены сановники прорусской ориентации — Ли Ванъён (1858-1926) и Ли Бомчжин (1853-1911).

    Такой поворот событий грозил потерей влияния Японии. Поэтому вместо Иноуэ Каору в Сеул в сентябре 1895 г. в качестве японского посланника прибыл генерал Миура Горо. Для восстановления прежней роли в правительстве Кореи прояпонски настроенных министров, а значит и восстановления влияния Японии, требовалось нейтрализовать прорусски ориентированную группировку королевы Мин. Японцы решили расправиться с самой королевой. 8 октября 1895 г. японские солдаты, а также некоторое число корейцев ворвались в королевский дворец Кёнбоккун и зверски убили королеву Мин. Через два дня японцы вынудили правительство издать указ, лишавший королеву всех ее санов и причислявший к разряду простолюдинов. На следующий день, правда, учитывая то, что королева была матерью наследного принца, ее повысили в ранге до наложницы первого класса.

    Сразу после убийства королевы расстановка сил в кабинете, во главе которого встал Ким Хончжип, снова изменилась в пользу японцев. Государь Кочжон фактически оказался пленником японцев. Поэтому 26 ноября, в день, когда королеве Мин все-таки возвратили королевский сан, группа оппозиционно настроенных сановников во главе с Ли Бомчжи-ном попыталась освободить короля Кочжона из японского плена, однако эта попытка потерпела неудачу.

    Японцы стали хозяевами в корейском правительстве и через своих сторонников начали проводить реформы, вошедшие в историю под названием «реформы года ъиълш», т.е. 1895 г. Реформы повергли все корейское общество в состояние шока. Было решено, что с 1 января 1896 г. в Корее вводится новое европейское летоисчисление. Но самое главное —30 декабря 1895 г. был провозглашен указ об обязательной стрижке волос мужчинам и запрете носить традиционные прически. Сам государь Кочжон был вынужден первым исполнить свой указ. На протяжении столетий прическа была неотъемлемой частью обряда жизненного цикла корейца, позволяя внешне отделять совершеннолетнего от несовершеннолетнего, была важнейшим элементом внешнего облика, который предписывалось соблюдать в соответствии с многочисленными ритуалами. Указ о стрижке волос разрушал традиционную систему церемоний и ритуалов. Убийство королевы и насильственная «модернизация» Кореи вызвали крайнее негодование народных масс. В провинции стали появляться антияпонские партизанские отряды «Армии справедливости» (Ыйбён).

    Король Кочжон, находясь фактически под домашним арестом, чувствовал, что и стране, и ему лично угрожает серьезная опасность. В таких условиях он начал налаживать активные тайные контакты с Россией, надеясь на ее помощь. Через российского поверенного в делах К. И. Вебера он передавал российскому правительству просьбы объявить протекторат России над Кореей. Россия не могла пойти на подобные кардинальные шаги, однако помощь королю была оказана.

    § 2. Образование и деятельность Общества независимости

    После того как вооруженная попытка «прорусской группировки» осуществить контроль над центральным королевским дворцом Кёнбоккун и освободить короля окончилась неудачей, Ли Бомчжин и Ли Ванъён стали вести переговоры с российским поверенным в делах К. И. Вебером о возможности переезда государя Кочжона в российскую дипломатическую миссию в Сеуле. Согласие было получено, и 11 февраля 1896 г. они организовали тайный переезд в российскую миссию короля и наследника престола, переодетых в женское платье и находившихся в женских паланкинах. Так началось более чем годичное пребывание короля Кочжона в российской дипломатической миссии, в которой проводились заседания корейского правительства, и которая на время стала сердцем Кореи.

    Находясь под защитой России, практически сразу Кочжон издал постановление об отмене предыдущего указа об обязательной стрижке волос у мужчин. Кроме того, король осудил действия прояпонского кабинета, приговорив его лидеров к смертной казни. Тех, кого удалось задержать — Ким Хончжипа, Чон Бёнха, О Юнчжуна, отдали на «суд» простолюдинам, которые растерзали ненавистных сановников. Некоторым из бывших членов правительства удалось бежать в Японию.

    Присутствие государя Кочжона в российской дипломатической миссии, естественно, привело к усилению влияния России в Корее. Коронация Императора Николая II 14-16 мая[229] 1896 г. в Москве стала хорошим поводом для отправки в Россию первой корейской дипломатической миссии во главе с Мин Ёнхваном (1861-1905), родственником королевы Мин. Завершив участие в торжествах, корейская делегация отправилась в Санкт-Петербург на переговоры, которые продлились несколько месяцев и на которых обсуждались пять основных вопросов: 1) об отправке в Корею русских военных инструкторов; 2) о назначении в корейское правительство русских советников; 3) об организации охранной гвардии короля; 4) о соединении сибирской телеграфной линии с северной корейской и оказании помощи в строительстве телеграфных линий; 5) о выделении Корее займа в размере 3 млн иен для погашения долга Японии.

    Для Кореи переговоры были удачными, поскольку Россия дала однозначно отрицательный ответ только по вопросу охранной гвардии короля, посылка которой могла бы привести к обострению отношений с Японией. Часть военных советников во главе с полковником Главного штаба Д. В. Путятой отправилась в Корею сразу по завершении переговоров вместе с посольством Мин Ёнхвана. Вскоре был подготовлен план реформирования корейской армии. В 1897 г. в Корею прибыл чиновник российского таможенного ведомства К. А. Алексеев, ставший с ноября того же года главным советником министерства финансов Кореи. В декабре 1897 г. был учрежден Русско-Корейский банк, призванный стать стержнем финансовой политики нового корейского правительства.

    Однако Россия совсем не претендовала на завоевание доминирующих позиций в Корее. 14 мая 1896 г. в Сеуле и 9 июня того же года в Москве между Россией и Японией был подписан ряд документов, согласно которым в Корее устанавливалось равенство в степени присутствия России и Японии в Корее. По этим договоренностям из Кореи выводилась значительная часть японских войск.

    Кроме того, далеко не все в корейском обществе разделяли симпатии Кочжона к России. Уже через несколько месяцев после переезда короля в российскую дипломатическую миссию среди представителей высшего сословия стали раздаваться голоса, призывавшие Кочжона покинуть миссию и переселиться в какой-либо из многочисленных столичных королевских дворцов. Потенциальная возможность значительного усиления влияния России не устраивала также и западные державы.

    Движение за независимость Кореи от иностранного влияния (в то время — прежде всего российского) возглавил возвратившийся из эмиграции в США Со Чжэпхиль (1866-1951)[230], участвовавший в перевороте реформаторов 1884 г. Находясь в США, Со Чжэпхиль окончил Вашингтонский университет, во второй раз женился на американке по фамилии Армстронг и принял американское гражданство и новое имя — Филип Джейсон. Возможно, указанные обстоятельства давали Со Чжэпхилю большую политическую и финансовую свободу, позволившую ему основать 7 апреля 1896 г. первую в истории Кореи газету, выходившую на корейском языке, — «Газету независимости» («Тоннип синмун»), «последняя» страница[231] которой печаталась на английском языке под названием «Индепендент». В корейской историографии указывается, что газета выходила три раза в неделю при финансовой поддержке корейского правительства.

    Следующим шагом после основания газеты стало создание 2 июля 1896 г. Общества независимости (Тоннип хёпхве), центральной фигурой которого также стал Со Чжэпхиль. Вокруг него собралось несколько десятков молодых людей, выходцев из высокопоставленных семей, ратовавших за реформы и освобождение Кореи от всякого иностранного влияния. В их числе был Юн Чхихо (1865-1946), который в 1881 г. посещал Японию в составе правительственной делегации, затем учился в США, работал переводчиком у X. Фута, первого посланника США в Корее, участвовал в перевороте 1884 г., после которого был вынужден эмигрировать в США. Ли Санчжэ (1850-1929), ставший вскоре заместителем председателя Общества независимости, имел опыт работы секретарем в корейской дипломатической миссии в США, а в конце 1890-х занимал важные государственные посты. Среди активных членов Общества, принимавших участие в издании «Газеты независимости», находился молодой еще тогда Ли Сынман (1875-1965), которому предстояло сыграть важнейшую роль в истории Кореи XX в.

    Поначалу Общество независимости организовывалось как некий «клуб». Его первоначальными формальными целями были такие вполне «невинные» задачи, как сооружение «Арки независимости» (Тонниммун) на месте «Ворот приветствия и благословления» (Ёнын-мун), разрушенных в 1895 г., возле которых все предшествующие корейские короли с покорностью встречали послов из императорского Китая. Было предложено разбить «Парк независимости» и устроить «Павильон независимости» в бывшем «Павильоне преклонения перед Китаем». Кроме того, Общество независимости должно было заниматься распространением в Корее новых знаний.

    Это был первый период в деятельности Общества, длившийся с июля 1896 г. по август 1897 г., когда направляющей и руководящей силой в его деятельности выступали высокопоставленные правительственные чиновники. В первый год существования в состав Общества, по различным сведениям, входило от 1 до 2 тыс. человек. Второй период, определяемый временем с августа 1897 г. по февраль 1898 г., называют периодом выдвижения народных масс. Действительно, к 1898 г. среди членов Общества независимости находились представители самых разных социальных слоев. Третий период, продолжавшийся с февраля по август 1898 г., определяют как период руководства Общества народными массами. Во многом это было связано с процессом распространения деятельности Общества на всю Корею. В 1898 г. по всей стране стали открываться его филиалы: в феврале — в Кончжу, летом — в Пхеньяне, в сентябре — в Тэгу, Ыйчжу, в октябре — в Канге и Мокпхо. Четвертый период деятельности Общества независимости, охвативший время с августа по декабрь 1898 г., называют периодом народного сопротивления как влиянию иностранных держав, так и абсолютной монархии.

    Тоннип хёпхве стало тем обществом, которое, наверное, впервые за всю историю Кореи имело характер политической партии в современном значении этого слова. Еще при основании Общества независимости был утвержден его Устав. Тогда же была распространена Прокламация Общества независимости, которую в целом можно соотнести с программой. Члены Общества должны были вносить членские взносы, а его филиалы имелись по всей стране. Общество имело свой печатный орган — «Газету независимости».

    В чем выражалась деятельность Общества независимости? Как и было заявлено, сразу после основания Общества его члены приступили к сооружению Арки независимости. Ее архитектурный облик разрабатывал лично Со Чжэпхиль, а также русский «архитектор-самоучка» Сабатин[232], проживавший в то время в Сеуле. Однако самыми важными были те идеи и требования Общества, которые раскрывались на страницах «Газеты независимости», а впоследствии — на митингах и собраниях его членов. Эти идеи принято подразделять на три категории.

    Во-первых, требование самостоятельности и независимости. Среди призывов к ослаблению иностранного влияния особенно сильным было обращение к государю Кочжону покинуть русскую дипломатическую миссию. Однако король не мог возвратиться в главный королевский дворец Кёнбоккун, где была убита королева Мин и где он не мог чувствовать себя в полной безопасности, во многом по причине близости к японской дипломатической миссии. Поэтому было принято решение перестроить (фактически построить заново) небольшой дворцовый комплекс Кёпунгун, который в то время использовался как частный склад, принадлежавший королевской семье. Территория Кёнунгуна находилась неподалеку от российской и английской дипломатических миссий. Таким образом, 20 февраля[233] Кочжон переехал в новый дворец, часть павильонов которого была построена в новом для Кореи европейском стиле.

    Однако переезд короля в новый дворец не ослабил требований Общества независимости, и 10 марта 1898 г. на центральной улице Сеула, Чонно, Общество собрало многотысячный митинг, в котором участвовали представители всех слоев населения. На митинге, получившем название «Всеобщее собрание 10 тысяч человек», особым нападкам подверглось российское участие в делах управления страной. Поэтому, чувствуя все больший накал страстей вокруг «русского вопроса», новый российский поверенный в делах А. Н. Шпейер в марте 1898 г. направил корейскому монарху письмо с вопросом о целесообразности дальнейшего присутствия русских военных инструкторов и финансового советника К. А. Алексеева. Полученный ответ был отрицательным, и уже к концу марта 1898 г. деятельность русских советников была свернута. 25 апреля 1898 г. между Россией и Японией было подписано соглашение, признававшее независимость Кореи и обязывавшее обе державы воздерживаться от вмешательства в дела этой страны.

    Таким образом, призывы Общества независимости в известной степени реализовывались. Хотя после отъезда К. А. Алексеева корейские финансы перешли в руки английского советника М.-Л. Брауна.

    Во-вторых, в идеях приверженцев Общества независимости было требование реформ, направленных на самоусиление страны. Для этого предлагалось прежде всего реформировать военную систему и далее — административную систему и систему образования, так, чтобы стало возможно избавиться от влияния иностранных держав.

    В-третьих, требованием членов Общества независимости была всеобщая свобода и народовластие, создание нового совещательного органа, который обладал бы законодательными полномочиями.

    К концу 1898 г. Тоннип хёпхве набрало такую силу и получило такое влияние в корейском обществе, что организовало огромный общенародный митинг, посвященный вопросам реформирования государственного управления. Сначала его попытались провести 28 октября 1898 г. Однако из-за того, что не пришли представители правительства, Юн Чхихо, председатель Общества независимости, перенес собрание на следующий день, на 2 часа дня. 29 октября к 4 часам пополудни на площади у центральной улицы Чонно собралось порядка 20 реформаторски настроенных членов правительства, представители различных общественных организаций, таких, например, как «Ассоциация граждан [страны]» (Кунмин хёпхве), «Общество прогресса и просвещения» (Чинмёнхве), которые уже появились в Корее конца XIX столетия, а также рядовые граждане. Поэтому этот митинг получил название «Всеобщее собрание чиновников и народа» (Кванмин кондои хвеый).

    На собрании было зачитано обращение из шести пунктов с требованиями: 1) не опираться в делах правления на иностранцев, а на основе власти «чиновников и народа» осуществлять правление в форме «сменяемой» (т. е. конституционной) монархии; 2) отменить все иностранные концессии на рудники, строительство железных дорог, телеграфных линий и т. п. и отдать все это в руки корейского правительства; 3) управление финансами страны передать особому органу и не допускать вмешательства в его деятельность частных организаций, при этом достоянием гласности должны стать финансовые планы и отчеты; 4) сделать суды публичными и открытыми и предоставить право защиты обвиняемому; 5) назначать людей на ответственные посты по предложению монарха, но при обязательном голосовании в правительстве и прохождении кандидата по числу голосов; 6) реализовывать все установленные законоположения.

    Собрание 29 октября можно назвать пиком деятельности Общества независимости, призывавшего теперь не просто к избавлению от иностранного влияния, но и к ограничению власти монарха, большей демократичности общества. В отличие от всех предыдущих попыток реформирования, предложения Общества независимости были поддержаны народом. Казалось, Общество добилось успеха, поскольку 4 ноября Кочжон издал указ о реформировании нового (с 1894-1895 гг.) рабочего органа центрального правительства ЫйчжонбуЧупчхувона (Центральной палаты), имея в виду преобразование его в выборный правительственный орган.

    5 ноября в Павильоне независимости даже прошло голосование по выбору 25 членов Чунчхувона (такова была квота, выделенная Обществу). Но не успели члены Общества независимости покинуть место голосования, как в тот же день начались аресты его руководителей. Всего было задержано более 17 человек. Указ об их аресте был подписан еще накануне, 4 ноября. Так закончилась деятельность Общества независимости. «Газета независимости» завершила свое существование 4 декабря 1899 г.

    Причину закрытия Общества независимости можно понять, если обратиться к весьма важным событиям, произошедшим в Корее примерно за год до этого.

    § 3. Провозглашение Корейской Империи.

    Через несколько месяцев после того как государь Кочжон покинул российскую дипломатическую миссию, а политическое влияние России и Японии стало ограниченным, что было зафиксировано в упоминавшихся договорах между двумя странами, король принял решение, занимающее особое место в истории Кореи. Впервые за всю историю страны он намеревался провозгласить ее империей, а себя — Императором и дать Корее новое название, отличное от того, которое в свое время было утверждено в минском Китае (Чосон — «Утренняя Свежесть»). Кочжон выбрал для страны название «Великая Хан» (Тэ-хан). Словом «Хан» назывались три корейских протогосударственных образования, сформировавшиеся к югу от реки Ханган ориентировочно в III-II вв. до н. э. Это были самые древние корейские «государства», напрямую не связанные с китайской культурой, в отличие от Древнего Чосона. Таким образом, обращение к истории Трех Хан должно было указать на древность и самостоятельность Кореи. Слово «Великая», скорее всего, было добавлено в связи с тем, что соседняя Япония именовалась «Империя Великая Япония», поэтому в названии Корейской Империи для «уравнения» ее с Японией также должно было стоять слово «Великая».

    По примеру соседних Китая и Японии, Кочжон с 17 августа 1897 г. принял новый девиз правления— кванму, что значит «светлый и воинственный». Новый девиз должен был как бы предвосхищать будущее Кореи как сильного в военном отношении и просвещенного государства. Действительно, в тот же год Император Кочжон предпринял ряд реформ, направленных, с одной стороны, на укрепление монархической власти, а с другой — на реформирование армии и почти всестороннюю модернизацию страны. Официальная церемония принятия титула Императора была организована 12 октября 1897 г. Отец первого Императора Кореи — тэвонгун скончался 12 февраля 1898 г. Его заветная мечта, цель его жизни — укрепление монаршей власти, стала реальностью. С другой стороны, именно это стало причиной разгона Общества независимости, деятельность которого, направленная на ограничение власти Императора, несла в себе опасность с точки зрения монархии.

    Реформы кванму, за исключением их политического аспекта, оцениваются в исторической литературе достаточно положительно. Была заново перестроена военная система: во главе сухопутных войск и флота встал лично Император. В 1898 г. была открыта офицерская школа. Императорское правительство стало уделять большое внимание развитию образования в сферах техники, медицины, торговли, иностранных языков, способствовать созданию предприятий текстильной промышленности, строительству железных дорог, развитию электросвязи. При участии правительства был создан банк Хансон ынхэн («Столичный банк») и банк Тэхан чхонилъ ынхэн («Первый в Поднебесной банк Великой Кореи»). В области медицины правительство предпринимало меры для широкомасштабной профилактики эпидемий. В сфере земледелия и землепользования было изменено законодательство, регулировавшее право на землю в соответствии с международными стандартами той эпохи. Большое внимание уделялось мелиорации земель с применением прогрессивных зарубежных агротехнологий.

    Несмотря на продолжавшиеся попытки ряда иностранных держав подчинить себе Корею, Император Кочжон стремился проводить независимую внешнюю политику. В частности, в 1899 г. был заключен новый торговый договор с Китаем, отражавший изменение международного положения Кореи, ставшей Империей.

    В 1899 г. был принят документ, озаглавленный «Строй государства Великая Корея», который называют первой корейской конституцией.

    Таким образом, можно сказать, что к концу XIX столетия Корея стала открытым для внешнего мира, относительно независимым государством, в котором был проведен ряд реформ в области политической, экономической и социальной жизни, объективно ведущих страну, несмотря на некоторую их непоследовательность, по пути капиталистической модернизации.

    Однако у юго-восточных морских границ Кореи находилась стремительно развивавшаяся Япония, которая к началу XX в. оказалась единственным дальневосточным государством, обладавшим реальной силой для того, чтобы стать колониальной державой.

    Глава 8. КОРЕЯ В ПЕРВОЕ ДЕСЯТИЛЕТИЕ XX ВЕКА: СОПРОТИВЛЕНИЕ ЯПОНСКОЙ КОЛОНИАЛЬНОЙ ПОЛИТИКЕ

    Настоящий раздел открывает историю Кореи XX столетия — историю, насыщенную важнейшими событиями, изложение лишь небольшой части которых может занять множество томов. Поэтому в данной книге мы ограничимся лишь кратким описанием тех моментов корейской истории, которые, на наш взгляд, явились определяющими или показательными для понимания хода исторического процесса.

    События истории Кореи первого десятилетия XX в. достаточно полно описаны в исторической литературе, в том числе на русском языке[234]. Что касается корейской историографии, как Южной, так и Северной, то здесь хотелось бы отметить следующую особенность. В общих работах по истории Кореи указанное время чаще всего рассматривается в контексте пробуждения национального самосознания и начала борьбы с попытками подчинения Кореи различными странами. Однако сам процесс подчинения Кореи раскрывается довольно бегло, в самых общих чертах, без описания подробностей. И это вполне понятно, поскольку подобные подробности не составляют предмет национальной гордости ни для страны-колонизатора, ни для страны, ставшей колонией. Вместе с тем этот аспект является достаточно важным при выяснении ответа на вопрос, почему корейская нация, имеющая длительную историю собственной государственности, оказалась в полном подчинении у другой нации. Не претендуя на исчерпывающий ответ, попытаемся все же обозначить его важнейшие составные части.

    § 1. Корея в 1900-1905 годах

    Поворотным моментом на пути закабаления Кореи явилась русско-японская война 1904-1905 гг., разрешившая противостояние России и Японии на Дальнем Востоке в пользу последней. Ей предшествовали следующие события.

    С середины 1898 г. российское влияние в Корее стало несколько ослабевать. Однако это совсем не означало потери российского интереса к этому региону. В 1900 г. в Сеуле была открыта российская духовная миссия[235], решение об учреждении которой Святейший Синод принял в июле 1897 г. (Духовная миссия не закрылась и после Октября 1917 г., посеяв семена православия, исповедуемого в Южной Корее и по сей день). В июне 1900 г. в Санкт-Петербург прибыла первая постоянная корейская дипломатическая миссия[236] во главе с членом «прорусской группировки» корейского Императорского двора—Ли Бомчжином (1853-1911)[237].

    Несмотря на то, что попытки России построить телеграфную линию на северо-востоке Кореи закончились в 1901 г. неудачно из-за противодействия Японии, России удалось приобрести весьма выгодные концессии на вырубку лесов в бассейне реки Амноккан. В частности, в 1901 г. была основана Восточно-Азиатская промышленная компания во главе с А. М. Безобразовым, промышленником, приближенным к правительственным кругам России.

    Однако в первые годы XX столетия Корея представляла для России особый интерес и в военно-стратегическом плане. Еще в марте 1898 г. между Россией и Китаем был подписан договор об аренде на 25 лет двух портов на юго-западной оконечности полуострова Ляо-дун — Порт-Артура и Даляня (Дальнего) с целью создания там военно-морской базы. На полпути между Владивостоком и Порт-Артуром находился корейский порт Масан, который корейское правительство решило открыть для иностранной торговли в 1899 г. Тогда же российский поверенный в делах А. И. Павлов (1899-1902; с 1902 г. — посланник и полномочный министр при корейском дворе) начал переговоры с корейским министром иностранных дел Пак Чесуном (1858-1916) об аренде части порта Масан для создания там угольного склада и промежуточной заправочной станции для российских военных судов. (В российском военно-морском руководстве существовало мнение, что со временем Масан должен стать главной зарубежной базой русской Тихоокеанской эскадры.) Договор был подписан 30 марта 1900 г. Однако под давлением Японии и Великобритании, заключивших 30 января 1902 г. англо-японский союзный договор, с начала 1902 г. российское присутствие в Масане начинает постепенно сворачиваться, а к 1903 г. Россия фактически отказывается от использования порта.

    В сложившейся ситуации России не оставалось ничего другого, кроме как попытаться создать некое подобие тайной военной базы на основе американской лесной концессии А. М. Безобразова, куда под видом рабочих намеревались направить солдат русской армии. Хотя не все в российском правительстве поддерживали подобную идею, опасаясь осложнения отношений с Японией.

    В это время Япония, заручившись поддержкой ряда западных стран во главе с Великобританией, приобретала все большее влияние в Корее. Постоянно рос уровень Японии во внешнеторговом обороте Кореи, достигнув к 1903 г. суммы в 11,5 млн иен экспорта в Японию и 7,6 млн иен импорта из Японии. Все большее хождение в стране приобретала японская валюта. Строительство железных дорог и телеграфных линий в основном также перешло в руки японцев. Для обучения солдат новой корейской армии были приглашены японские военные инструкторы.

    К середине 1903 г. противоборство между Россией и Японией за влияние в Корее достигло такого состояния, когда для его решения требовалось вести прямые переговоры. Они начались в июле 1903 г. Одним из вопросов была возможность превращения района Кореи к северу от 39 параллели в нейтральный. Однако переговоры оказались непродуктивными. Поэтому уже в январе 1904 г. в Корею начали тайно перебрасываться японские войска — в южный порт Масан и западный порт Инчхон, являвшийся морскими воротами Сеула. На железной дороге, соединяющей Пусан и Инчхон, через каждые 50 миль организовывались военные опорные пункты. Словно предвидя события последующих недель, корейское Императорское правительство 21 января 1904 г. распространило Декларацию о нейтралитете. Однако японская военная машина уже была запущена. Несмотря на то, что в начале февраля 1904 г. Россия уже была готова принять японские условия, выдвигавшиеся на переговорах, б февраля 1904 г. Курино, японский посланник в России, объявил о разрыве дипломатических отношений между двумя странами.

    Днем 8 февраля 1904 г. была обстреляна канонерская лодка «Кореец», пытавшаяся выйти в открытое море из Инчхона. В ночь на 9 февраля японские корабли внезапно атаковали русский флот у Порт-Артура. Днем 9 февраля при выходе из порта Инчхон канонерская лодка «Кореец» и крейсер «Варяг» вступили в неравный бой с японской эскадрой из 6 крейсеров и 8 миноносцев. Так началась русско-японская война. Ход боевых операций хорошо описан в отечественной и зарубежной историографии, поэтому мы не будем останавливаться на этой теме специально. Единственное, хотелось бы обратить особое внимание на первое крупное сражение на суше между русскими и японскими войсками. Оно произошло на границе между Кореей и Китаем, в устье реки Амноккан, как раз там, где вела лесоразработки Восточно-Азиатская промышленная компания. После начала войны из восточного авангарда Маньчжурской армии был выделен Восточный отряд в 9 тыс. человек под командованием генерала М. И. Засулича и отправлен к устью реки Амноккан. Туда же выдвинулось 45-тысячное японское войско. Японцы начали переправу 26 апреля 1904 г., к 29 апреля заняли основные речные острова, а к 1 мая окончательно сломили сопротивление русских.

    Россия оказалась не в состоянии одолеть новую азиатскую империалистическую державу. В декабре 1904 г. была прекращена защита Порт-Артура, 28 мая 1905 г. русская эскадра потерпела поражение в Цусимском сражении. Мирный договор России с Японией был подписан 5 сентября 1905 г. в США, в Портсмуте. По этому договору Россия признала за Японией преобладание в Корее, обязалась вывести войска из Маньчжурии и передать южную часть острова Сахалин.

    Таким образом, после разгрома России никакие внешние силы не сдерживали Японию в ее колонизаторских планах относительно Кореи. Уже в первые дни после начала русско-японской войны, почувствовав, что Россия больше не в состоянии участвовать в корейских делах, Япония навязала Корее Корейско-японский протокол, подписанный 23 февраля 1904 г., который предоставлял Японии право использовать территорию Кореи как базу для ведения военных действий в Маньчжурии против России.

    С лета 1904 г. Япония, разместившая на Корейском полуострове свои войска, стала предпринимать более активные шаги для подчинения Кореи. 22 августа 1904 г. был заключен так называемый «Корейско-японский договор о сотрудничестве» (Хан-илъ хёбъяк), согласно которому Япония получила право финансового и внешнеполитического контроля в Корее. Так, вопросами корейской внешней политики стал заниматься американец Д. В. Стивене, находившийся на службе у японского правительства. Однако фактически Япония приступила к захвату контроля над всеми сферами государственной жизни Кореи, настояв через некоторое время на присутствии японских советников и в других министерствах корейского правительства.

    Таким образом, Япония приступила к проведению в Корее ряда «реформ», объективная цель которых состояла в подстраивании социально-экономических реалий Кореи к потребностям японской колониальной экспансии.

    Для того чтобы ограничить контакты с внешним миром пока еще формально независимой Кореи, было принято решение об отзыве корейских дипломатических представителей из-за границы и закрытии иностранных посольств в Корее с сохранением лишь консульских отделов. Отныне все договоры с иностранными державами Корея могла заключать лишь с согласия Японии. При участии японского полномочного советника в военном министерстве Нодзу Сигэтакэ была значительно сокращена корейская армия. С декабря 1904 г. по осень 1905 г. под руководством японского финансового советника Мэгата Танэтаро была проведена денежная реформа. Корейские финансы стал контролировать японский «Первый банк» (Дайити гинко).

    Однако нельзя сказать, что японское влияние в Корее реализовывалось исключительно благодаря силовому давлению. Многие корейцы по различным соображениям поддерживали японское проникновение в Корею. Одни, заблуждаясь, могли искренне считать, что японская помощь в модернизации страны рано или поздно приведет к возрождению Кореи. Другие поддерживали японцев сугубо из соображений личной выгоды. Последних в корейской исторической литературе называют «продавшими страну рабами». Из таких людей 18 августа 1904 г. было образовано «Общество реформ» (Юсинхве), переименованное вскоре в «Общество единого прогресса» (Илъчинхве). Его возглавили Юн Сибён и Ю Хакчу, принадлежавшие к сторонникам старого Общества независимости, а также Сон Бёнчжун (1858-1925), бежавший в свое время в Японию от преследований группировки королевы Мин.

    Формально это общество выступало за сохранение императорской власти, защиту жизни и благосостояния народа, всестороннее реформирование общества, но реально служило проводником и пропагандистом японской политики в Корее, в частности через «Гражданскую газету» («Кунмин синбо»). Деятельность Илъчинхве была выгодна японцам, поскольку создавала видимость законности и «добрых намерений» Японии. Поэтому Илъчинхве получало значительную финансовую поддержку со стороны Японии.

    Для того чтобы закрепить свое присутствие в Корее, Японии требовалось заручиться поддержкой США — единственной державы севера Азиатско-Тихоокеанского региона, имевшей в то время потенциальную силу воздействия на ситуацию в Восточной Азии. Поэтому 29 июля 1905 г. между японским премьером Кацура и Вильямом Тафтом, секретарем по военным делам при администрации президента США, было заключено устное тайное соглашение, согласно которому США признавали японские интересы в Корее, а Япония — американский контроль над Филиппинами.

    В результате поспешное проведение «реформ», готовивших почву для более глубокого проникновения Японии в Корею, создание прослойки корейцев, приветствовавших усиление японского влияния, окончательная победа Японии в войне с Россией, признание США японской политики в Корее и реальный контроль Японии над ситуацией в Корее, — все это привело к тому, что был подписан новый договор, ужесточивший японское господство в Корее.

    § 2. Корея под протекторатом Японии (1905-1910)

    Новый договор в исторической литературе имеет несколько названий: «Второй корейско-японский договор о сотрудничестве», «Договор из 5 статей [года] ыльса» (т.е. 1905 г.), или «Договор о протекторате». Он был подписан в Сеуле 17 ноября 1905 г. Император Кочжон, глава кабинета министров Хан Гюсоль (?-1930) и еще два министра наотрез отказывались подписать договор, предложенный японским особым посланником Ито Хиробуми (1841-1909). Несколько раз Ито Хиробуми пытался обратиться к Кочжону, но тот отказывался вести диалог, ссылаясь на «дурное самочувствие». Тогда вечером 17 ноября 1905 г. во дворце, окруженном японскими войсками, Ито Хиробуми собрал пять других членов корейского кабинета, склонявшихся к принятию японских требований, и вынудил их подписать Договор о протекторате Японии над Кореей. Среди «пяти изменников [года] ыльса» был министр иностранных дел Пак Чесун (1858-1916), министр образования Ли Ванъён (1858-1926), принадлежавший некогда к сторонникам «прорусской группировки».

    Итак, корейско-японский договор 1905 г. установил над Кореей японский протекторат, первый этап которого длился до 1907 г. Согласно договору, в Корее должен был быть учрежден особый японский контрольный орган — «Управление генерального резидента» (Тхонгамбу), который был призван заниматься вопросами внешних сношений Кореи. Однако, по указу японского Императора от 20 декабря 1905 г., функции генерального резидента были расширены, и ему предоставлялось право использования японских вооруженных сил для поддержания порядка в Корее, право «рекомендаций» корейскому правительству, а также право издания приказов, обязательных для исполнения.

    Во главе нового прояпонского кабинета был поставлен Пак Чесун. 31 января 1906 г. официально закрылась японская дипломатическая миссия, вместо которой с 1 февраля стало работать Управление генерального резидента сначала во главе с бывшим посланником Японии в Корее Хасегава Ёсимити (1850-1926), а затем — Ито Хиробуми. В провинции вместо японских консульств учреждались Управления провинциальных резидентов, которые имели фактически те же права, что и генеральный резидент. Сохранившиеся должности корейских губернаторов провинций стали во многом номинальными.

    В стране была реорганизована судебная система. Во всех столичных и местных судах присутствовали японские советники. В 1906 г. в Сеуле был создан новый верховный суд, подконтрольный японцам. Несмотря на наличие корейской полиции, был введен институт японской жандармерии, созданный формально для «защиты японских граждан», а реально —для «поддержания порядка» в стране. В самой корейской полиции также появились японские советники.

    Таким образом, в первые годы после объявления протектората японцы сосредоточили основное внимание на реорганизации силовых структур для того, чтобы обеспечить в стране должный порядок и дисциплину, необходимые для дальнейшего «перекраивания» Кореи по удобному для японцев образцу, а также создать силу, которая могла бы противодействовать как оппозиционным корейским движениям, так и прямым вооруженным антияпонским выступлениям, имевшим место еще до установления японского протектората.

    Второй этап японского протектората, характеризовавшийся большим ужесточением японской политики, начался в 1907 г., после летних событий, когда Император Кочжон, несогласный с подчинением Кореи Японии, но не имевший возможности оказать Японии прямого сопротивления, попытался воспользоваться помощью внешних сил.

    В июне 1907 г. в Гааге должна была открыться конференция по вопросам мира и сокращения вооружений, в которой планировалось участие представителей более чем 40 стран мира. Император Кочжон решил втайне отправить туда корейскую делегацию во главе с Ли Сан-солем (1870-1917) с обращением к мировому сообществу помочь Корее вернуть свою независимость. Делегация, сопровождавшаяся американским миссионером X. Б. Халбертом[238], отправилась в Нидерланды через Петербург, надеясь получить поддержку Императора Николая II, бывшего инициатором конференции. В Петербурге к делегации присоединился Ли Вичжон (?), сын бывшего корейского посланника в России Ли Вомчжина, не подчинившегося приказу о возвращении в Корею. Несмотря на то, что на конференции председательствовала Россия, под давлением Японии и Англии корейскую делегацию не допустили к участию, и ей удалось выступить только перед журналистами.

    Вскоре об этом событии стало известно в Сеуле. Хотя Император Кочжон не признал своего участия в отправке делегации в Гаагу, под давлением японцев 19 июля 1907 г. он был вынужден отказаться от престола в пользу сына, получившего впоследствии храмовое имя Сунчжон (годы жизни: 1874-1926), которого возвели на престол уже на следующий день. Девиз правления был изменен на «процветание и слава» (юнхи), что должно было символизировать «прекрасное будущее» Кореи, управляемой Императором, подчиненным японскому генеральному резиденту.

    Через несколько дней после вступления нового Императора на престол, 24 июля 1907 г., с его санкции новый глава кабинета Ли Ванъён в доме генерального резидента Ито Хиробуми подписал еще один «Корейско-японский новый договор о сотрудничестве» (Хан-илъ син хёбъ-як). Согласно этому договору, во имя скорейшего «счастья и процветания корейского народа» значительно расширялись права японского генерального резидента. Так, требовалось согласие генерального резидента при принятии корейским правительством законов и важных административных решений; необходима была его санкция при назначении на высокопоставленные государственные должности. После подписания договора 1907 г. во все министерства страны были назначены японские вице министры. Для окончательного искоренения любой возможности организованного вооруженного сопротивления 31 июля 1907 г. под давлением японцев Император Сунчжон издал указ о полном роспуске корейской армии, который начал реализовываться уже на следующий день. Попытка не подчиниться этому указу, о чем более подробно будет сказано ниже, закончилась поражением корейской стороны. Теперь Корея оказалась совершенно беззащитной перед Японией с ее агрессивными колониальными планами.

    В апреле 1908 г. и феврале 1909 г. были изданы указы о печати, передавшие контроль над издательским делом в руки японской администрации и таким образом лишившие корейский народ возможности сопротивляться колониальному закабалению посредством печатного слова. В 1908 г. было создано «японско-корейское» «Восточное колонизационное общество», приступившее к активной эксплуатации и захвату корейских земель и других природных ресурсов страны. Две трети его капитала принадлежали японцам, и крупнейшим держателем акций было японское правительство. В 1909 г. корейский суд практически полностью перешел в ведение японцев: японцы составляли 69% его персонала.

    В то же время Япония начала проводить пропаганду идей «единых корней» японского и корейского народов и, более того, объявила корейский язык и культуру лишь «ветвью» японского языка и культуры.

    В мае 1910 г. на пост генерального резидента в Корее был назначен Тэраути Масатакэ (1852-1919). В июне того же года в Японии было создано Колониальное бюро, название которого свидетельствовало о характере будущей деятельности Японии в Корее. Для окончательной колонизации страны оставалось сделать всего один шаг.

    § 3. Японская колонизация Кореи (1910 год) и начальный этап антияпонского движения за независимость

    В течение всего 1910 г. прояпонски настроенные корейские министры во главе с премьером Ли Ванъёном, а также члены прояпонского общества Илъчинхве активно вели пропаганду «полезности» для Кореи «воссоединения» с Японией и не раз направляли японскому Императору письма с соответствующими «прошениями».

    В августе 1910 г. японский генеральный резидент Тэраути предъявил Ли Ванъёну требование заключить договор о «слиянии». После специального совещания членов правительства при участии и «с согласия» Императора Сунчжона 22 августа 1910 г. премьер Ли Ванъён подписал «Корейско-японский договор о соединении» (Хан-иль хап-пан чсшс), который в отечественной литературе принято называть «договором об аннексии», что верно отражает его сущность. Договор был опубликован только 29 августа 1910 г.

    На этом де юре временно закончилась многотысячелетняя история Кореи как независимого государства. Все международные договоры, заключенные Кореей ранее, были аннулированы. Прекратилось издание книг и газет на корейском языке. Вся власть над корейскими территориями была передана японскому генерал-губернатору. При генерал-губернаторе, правда, оставался Центральный совет, в состав которого входили корейцы. Однако это был, скорее, некий «декоративный» орган при аппарате генерал-губернатора, который к тому же возглавлялся японцами.

    Вскоре гордое имперское название Кореи — «Великая Хан» было снова заменено на старое «Чосон» — «[Страна] Утренней Свежести», с которым связывалось ее подчиненное по отношению к внешнему миру положение.

    Но что же корейцы? Неужели они не оказали никакого сопротивления беспрецедентному акту грубого закабаления, не только экономического, но и культурного. Конечно же, сопротивление было. Можно выделить несколько форм борьбы корейцев за национальную независимость, проявлявшихся в начале XX столетия. Во-первых, это культурно-просветительское движение[239]. Во-вторых — вооруженное сопротивление в форме отдельных террористических актов или организованного партизанского движения Армии справедливости (Ыйбён).

    Среди террористических актов самым известным является убийство бывшего японского генерального резидента Ито Хиробуми на вокзале в Харбине 26 октября 1909 г. одним из лидеров партизанского сопротивления ан Чжунгыном (1879-1910)[240].

    Однако еще в марте 1908 г. двое корейцев, проживавших в США, независимо друг от друга решили убить Д. В. Стивенса, советника корейского Императорского двора по внешним сношениям, назначенного японцами. Стивене пропагандировал идею «полезности» японского контроля в Корее и во время своего отпуска в США выступил на пресс-конференции в Сан-Франциско с подобными заявлениями. Тогда на Оклендском вокзале, когда Стивенс выходил из поезда, Чон Мёнун (1884-?) попытался напасть на американского советника, вооружившись куском железа, а Чан Инхван (1877-1930), подбежав чуть позже, выстрелил в Стивенса из пистолета и смертельно ранил его.

    После убийства Ито Хиробуми молодой патриот Ли Чжэмён (1890-1910) 22 декабря 1909 г. подкараулил продажного главу кабинета Ли Ванъёна (1858-1926) у выхода из католического собора в районе Мёндон и попытался убить его, нанеся ножевые удары в живот.

    Но наиболее значимым было партизанское движение Армии справедливости.

    В исторической литературе выделяют три этапа деятельности антияпонской армии Ыйбён. Первый этап соотносится с 1894-1895 гг. Причины его начала очевидны. Непосредственным поводом для стихийного формирования партизанских отрядов стало убийство королевы Мин и оглашение указа об обязательной стрижке волос у мужчин. В соответствии с названием года по традиционному циклическому календарю эти выступления Армии справедливости именуют «Ыйбён [года] ыльми» (1895 г.). Тогда во главе отдельных вооруженных группировок встали янбане классической конфуцианской направленности, провозгласившие своим девизом старый лозунг: «Уважать короля, вытеснять варваров» (Чонван янъый; японцы с точки зрения корейцев также относились к категории «варваров»). Основной боевой силой партизанских отрядов в то время были крестьяне, многие из которых ранее участвовали в крестьянской войне тонхак. Неизвестно, чем закончилось бы первое народное антияпонское выступление, тогда еще не слишком значительное по масштабам, если бы государь Кочжон не укрылся в российской дипломатической миссии и не издал ряд указов. Они отменяли прежние, принятые под давлением японцев, и призывали к прекращению вооруженных действий, тем более что факт разгона прежнего прояпонского правительства во многом отвечал требованиям Ыйбён.

    Второй этап деятельности Армии справедливости относится к 1905—1906 гг. В корейской исторической литературе он получил название «Ыйбён [года] пёно», т.е. 1906 г. Еще в процессе дислокации японских войск на территории Кореи в 1904-1905 гг. и позже, во время подготовки подписания договора о протекторате, в провинциях Кёнги, Канвон, Северная и Южная Чхунчхон, Северная Кёнсан стали действовать небольшие вооруженные отряды Ыйбён. Однако усиление антияпонских выступлений было вызвано известием о заключении договора о протекторате.

    В провинции Южная Чхунчхон выходец из сословия янбан Мин Чжонсик (1861-?) собрал около пятисот ополченцев и в 1906 г. вступил в бой с японскими войсками в районе города Хончжу. Его выступление потерпело поражение. Сам Мин Чжонсик был вынужден скрыться в окрестностях города Кончжу.

    Проживавший в то время в провинции Северная Чолла бывший высокопоставленный сановник Чхве Икхён (1833-1906), который ушел со службы и преподавал в местном учебном заведении, составил обращение ко всему корейскому народу с призывом подняться на борьбу против японцев. Таким образом, одной из особенностей второго этапа вооруженной антияпонской борьбы была попытка распространения ее на всю страну.

    С помощью своего ближайшего ученика Лим Бёнчхана (1851-1916) в июне 1906 г. в районе Тхэина Чхве Икхён собрал группу повстанческих войск из 80 человек и направился к югу. Когда бойцы его Армии справедливости атаковали японские и правительственные войска в районе города Сунчхан, число повстанцев доходило уже до 400 человек. Однако и здесь партизаны потерпели поражение в боях с превосходящими силами противника. Сам Чхве Икхён и Лим Вёнчхан были схвачены и отправлены в ссылку на японский остров Цусима. Чхве Икхён в знак протеста против японской политики в Корее отказался принимать «пищу врагов» и умер.

    Однако не всегда выступления Армии справедливости заканчивались поражением. Так, Син Дольсок, выходец из простонародья, сумевший собрать около 3 тыс. человек, успешно вел партизанскую деятельность в горных районах провинций Канвон и Кёнсан.

    Несмотря на общую тенденцию поражения в выступлениях армии Ыйбён в 1905-1906 гг., деятельность повстанцев становилась примером неподчинения японской колониальной политике, создавала «традицию» вооруженного сопротивления.

    Поэтому когда в 1907 г. был силой смещен с трона Император Кочжон, а затем новый Император издал указ о роспуске всех корейских войск, корейцы моментально ответили новым подъемом антияпонской вооруженной борьбы. Это стало началом третьего этапа выступлений Армии справедливости 1907-1911 гг., который называют «Ыйбён [года] ноилш», т.е. 1907 г.

    Новая волна вооруженных антияпонских выступлений началась в столице, когда правительственные войска, узнав об указе о роспуске армии, решили ему не подчиняться и завязали уличные бои с японскими войсками. Выступление столичных гарнизонов было поддержано в провинции. В рядах бойцов армии Ыйбён находились как бывшие солдаты, так и крестьяне, торговцы, шахтеры, т. е. самые различные слои населения. Поэтому главной особенностью третьего этапа выступлений Армии справедливости было то, что в них участвовали не просто стихийно поднявшиеся на борьбу, плохо вооруженные непрофессионалы, но и представители бывшей кадровой армии, имевшие более или менее современное вооружение — ружья и пушки. Кроме того, впервые за всю историю выступлений армии Ыйбён отряды повстанцев, действовавшие в центральной и южной частях Кореи, подчинялись единому центру, их действия были скоординированы и имели общую цель — взятие Сеула и изгнание японцев из страны.

    Во главе Армии справедливости встал Ли Инъён (1867-1909). Он не был профессиональным военным, но принимал активное участие в выступлениях отрядов Ыйбён с 1895 г. Второе лицо в объединенной Армии справедливости — Хо Ви (1855-1907)[241] был представителем янбан. Он также участвовал в движении Ыйбён с конца XIX столетия, однако, в отличие от Ли Инъёна, занимал довольно высокое положение при дворе Императора Кочжона. Ставка Ли Инъёна, собравшего под своим командованием около 10 тыс. человек, находилась к юго-востоку от Сеула, в городе Вончжу провинции Канвон, а ставка Хо Ви, имевшего под своим командованием около 300 человек, — в Пхочхоне, к северу от Сеула. В декабре 1907 г. две группировки Ыйбён соединились под городом Янчжу, в северных предместьях Сеула. Вся повстанческая армия была разделена на 24 «войска». Из них 3 тыс. человек были бывшими кадровыми военными.

    Перед началом похода на Сеул в иностранные консульства было отправлено обращение от имени командующего Армией справедливости, в котором объяснялись цели и задачи Ыйбён, а также содержалась просьба к представителям иностранных держав оказать поддержку, в том числе материальную, справедливой борьбе корейского народа. В январе 1908 г. войска Армии справедливости двинулись на Сеул. Первое столкновение с японцами произошло примерно в 12 километрах от городских Восточных ворот (Тондэмун) и закончилось поражением Ыйбён. К тому же у верховного главнокомандующего Ли Инъёна в это время скончался отец. Следуя корейской традиции соблюдения траура по родителям, он должен был отказаться от всякой деятельности. Поэтому Ли Инъён передал управление войсками Армии справедливости Хо Вй, а сам вернулся на родину. Поход на Сеул сорвался, и единого руководства всеми силами Ыйбён с тех пор уже не было. Отдельные подразделения Армии справедливости начали самостоятельную деятельность по всей стране. Так, на севере страны, независимо от Ыйбён Ли Инъёна, в провинции Хамгён действовали партизанские отряды выходцев из простонародья Хон Бомдо (1868-1943) и Чха Досона(?).

    По приблизительным оценкам, число корейцев, сражавшихся в Армии справедливости в 1908 г., доходило до 70 тыс. Однако уже в 1909 г. численность Ыйбён уменьшилась до 25 тыс. человек, в 1910 г. — менее 2 тыс., а в 1911 — чуть более двух сотен. Такое резкое сокращение вооруженного антияпонского движения на территории Кореи объясняется особой жестокостью японцев, проявленной при подавлении партизанского движения. В частности, в тех районах, которые считались местом базирования отрядов Армии справедливости и где крестьяне помогали своим вооруженным соотечественникам, японцы совершали массовые казни, изымали продовольствие, сжигали целые деревни. В результате, с одной стороны, отряды Ыйбён лишались мест материальной и моральной поддержки, а с другой — сами крестьяне боялись поддерживать вооруженную антияпонскую борьбу. Считается, что в результате подобных карательных мероприятий погибли или получили ранение около 50 тыс. человек.

    Таким образом, к 1911 г. Армия справедливости прекратила свою деятельность на территории Кореи, однако она не исчезла бесследно. Остатки повстанческих войск переправлялись на территорию сопредельных России или Китая, в которых к тому времени уже действовали отдельные отряды корейских партизан, совершавших эпизодические рейды в пограничные районы Кореи. В России бывшие повстанцы Ыйбён создали Армию независимости (Тоннип кун) под предводительством Хон Бомдо. На первых порах Россия не препятствовала ее существованию в надежде на то, что Армия независимости поможет сдерживать возможную японскую экспансию на Дальний Восток.

    И все же корейский народ не смирился с фактом японской колониальной экспансии, ожидая удобного момента для того, чтобы снова подняться во имя обретения самостоятельности. Такой случай представился в 1919 г.

    Глава 9. ПЕРВОЕ ДЕСЯТИЛЕТИЕ ПОСЛЕ ЯПОНСКОЙ АННЕКСИИ КОРЕИ. ПЕРВОМАРТОВСКОЕ ДВИЖЕНИЕ 1919 ГОДА

    Первое десятилетие после японской аннексии Кореи стало временем окончательного становления японского колониального режима. Однако именно в этот период в Корее назрело самое мощное за всю историю колонизации движение за независимость, охватившее все слои населения, всю территорию страны. Одновременно с требованием независимости в общественном сознании стало зарождаться представление о будущем государственном устройстве Кореи как республики. В этом смысле Первомартовское движение уже заключало в себе отдельные элементы буржуазно-демократической революции. И в то же время оно стало последним крупным организованным актом сопротивления японской колонизации на территории самой Кореи. С 1920-х годов движение за независимость страны во многом переместилось за границу: в Россию, Китай, США.

    Колониальная политика Японии в Корее и движение за независимость 1919 г. достаточно подробно описаны в работах отечественных историков — Н. В. Кюнера, Ф. И. Шабшиной, В. И. Шипаева и др.[242]

    В корейской историографии Первомартовскому движению посвящено огромное количество работ, что объясняется тем особым значением, которое оно занимает в истории Кореи[243]. В Республике Корея (Южная Корея) 1 марта является общенациональным праздником и объявлено нерабочим днем.

    § 1. Корея в 1910-1919 годах

    Для того чтобы понять, что подвигло корейцев к такому масштабному выступлению за независимость в 1919 г., необходимо хотя бы в общих чертах познакомиться с корейской историей предшествующих девяти лет, т. е. со времени аннексии Кореи до начала народного движения.

    Указом № 319 японского Императора от 29 августа 1910 г. в Корее было учреждено генерал-губернаторство во главе с генерал-губернатором — японцем, имевшим соответствующий военный чин. Первым генерал-губернатором Кореи стал Тэраути Масатакэ, бывший ранее генеральным резидентом Кореи. Одновременно название новой «японской территории», как уже упоминалось, было заменено с Тэхан («Великая Хан») на Чосон («Утренняя Свежесть»). Таким образом, название должно было понизить статус Кореи.

    Буквально с первых дней после юридического оформления аннексии Кореи Япония приступила к осуществлению политики, которую в отечественной литературе именуют «военное управление», или «военная диктатура». Дословный перевод термина, обозначающего эту политику, звучит так: «политика ограничения военными [мерами]» (мудан чончхи).

    30 сентября 1910 г. был обнародован указ о новой системе управления, согласно которой вся полнота власти в Корее отныне принадлежала генерал-губернатору. Ему подчинялись все органы государственного управления. Формально генерал-губернатор был подотчетен японскому Императору, но в своих решениях он был независим от японского правительства. Генерал-губернатору принадлежала вся полнота административной власти, в его ведении находились полиция и армия, он имел право назначения на должности и снятия с них, право издания законов.

    Местное управление было сосредоточено в руках японских губернаторов 13 провинций Кореи и японских начальников округов, уездов, областей. В очередной раз подверглись реформированию суды и полиция. При этом интересно отметить, что примерно половину полицейских составляли корейцы. Полиция пользовалась неограниченным правом входить в любые помещения, выступать в суде в качестве обвинителя и даже совершать «ускоренные приговоры» безо всякого суда и следствия.

    Была изменена система образования. Новая программа ориентировалась на искоренение или по меньшей мере игнорирование корейской культуры. Из корейских учебных заведений были оставлены лишь старинная конфуцианская академия Сонгюнгван, а также Хансонская (т. е. Сеульская) педагогическая школа и Хансонская школа иностранных языков. Закрылось большинство корейских газет, в том числе и те, что издавались на японском языке. Из почти двух десятков газет были оставлены лишь две: «Кёнсон илъбоъ («Столичная газета») и «Мэилъ синпо» («Ежедневная газета»), и то в основном для того, чтобы доводить распоряжения японской администрации до населения.

    Для реализации планомерного экономического подчинения Кореи при японском генерал-губернаторстве были учреждены особые органы, такие, как Управление железных дорог, Управление связи, Временное управление по инспектированию земель. В сентябре 1910 г. был опубликован указ об обследовании земель, чтобы «неучтенные» земли, т. е. те, владельцы которых не могли подтвердить прав владения документально, перевести в собственность генерал-губернаторства. В результате подобной политики за первое десятилетие японской колонизации Кореи в японскую собственность перешло различными путями около 40% всех пахотных земель Кореи и 50% ее лесов.

    В декабре 1910 г. был издан закон об акционерных компаниях (действовавший до 1920 г.), который делал практически невозможным для корейцев открытие новых предприятий. Этот закон наглядно демонстрировал, что «соединение» Кореи и Японии произошло отнюдь не в интересах «двух стран». Японское управление в Корее нисколько не улучшало, а, наоборот, делало жизнь корейского народа все хуже и хуже. Так, например, в 1916 г. уровень средней заработной платы корейского наемного работника в Сеуле понизился на 24%, по сравнению с 1910 г., а уровень цен вырос на 29%. Особенно обострилось положение в Корее в период с 1917 по 1919 г. За это время более чем в четыре раза возрос уровень экспорта и импорта. Учитывая то, что корейская промышленность, торговля, сельское хозяйство находились в руках японцев, указанные цифры обозначают не рост собственно корейской экономики, а развитие японской экономики на территории Кореи путем ужесточения эксплуатации местного населения. Действительно, в тот же промежуток времени только в Сеуле цены на товары выросли в 2,3 раза.

    И тем не менее среди западных исследователей встречаются такие, кто наблюдает некоторые положительные последствия японской колонизации для Кореи, в частности, в связи с развитием промышленности, сельского хозяйства и инфраструктуры[244]. Действительно, колонизация Кореи индустриально развитой Японией требовала определенной модернизации всех корейских институтов. Для этого нужно было хотя бы в ограниченной степени повысить общеобразовательный уровень корейцев. Объективным следствием этого явилось дальнейшее пробуждение национального самосознания корейцев, которое приобрело новые формы цивилизации начала XX в.

    После юридического оформления колонизации Кореи Японией активизировала свою деятельность подпольная патриотическая организация «Новое народное собрание» (Синминхве), созданная еще в 1906 г. Ан Чханхо (1878-1938). В свое время Ан Чханхо участвовал в деятельности Общества независимости, в 1900-1906 гг. находился в США. «Новое народное собрание» имело свой печатный орган — «Ежедневную газету Великой Кореи» («Тэхан мэилъ синпо»). В 1911 г. японские колониальные власти обвинили руководителей Синминхве в том, что они якобы были причастны к подготовке покушения на генерал-губернатора Тэраути Масатакэ, которое планировал совершить в декабре 1910 г. Ан Мёнгын, дальний родственник Ан Чжунгына (в 1909 г. застрелившего Ито Хиробуми). В 1911-1912 гг. было арестовано около 600 патриотов, частью состоявших в Синмнихве, частью входивших в корейские протестантские организации, из них 105— предъявили официальное обвинение. Суд начался в июне

    1912 г. Несмотря на то, что 99 человек были признаны невиновными, с этого времени Синминхве практически прекратило свое существование. Однако в 1913 г. в провинции Кёнсан была создана новая подпольная организация, «Отряд возрождения» (Кванбоктан). В 1916 г. она была переименована в «Общество возрождения Великой Кореи» (Тэхан кванбокхве). Общество имело более 200 человек постоянных членов и отделения в корейских провинциях. Однако по доносу в японскую полицию 37 человек руководителей были схвачены. Многие члены общества бежали в Маньчжурию. Японцам удалось уничтожить Тэхан кванбокхве.

    В то же время по всей стране возникало множество более мелких патриотических организаций, таких, как «Организация самостоятельности» (Чариптан; основана в 1916 г.), «Организация корейской революции» (Чомёндан; 1915г.), «Общество самостоятельного прогресса» (Чачжинхве; 1918 г.), а также ряд других. Японской полиции было труднее их обнаружить.

    Но, по-видимому, наибольшее значение в организации патриотического антияпонского движения имели легальные массовые общественные организации — корейские протестантские церкви и новая корейская религия чхондогё («учение Небесного пути»), переименованная в 1905 г. из тонхак третьим патриархом религии Сон Бёнхи (1861-1922), а также несколько измененная им в идейном плане. Религия чхондогё, призывавшая любить одинаково всех людей, приравнивая их к божествам, была официально разрешена японской администрацией.

    Заметную роль в активизации корейского движения за независимость сыграли также события мирового масштаба. Здесь можно говорить об особой роли Октября 1917 г.[245] В южнокорейской исторической литературе, по понятным причинам, о влиянии революционного движения в России предпочитают часто не упоминать. А ведь именно после Октябрьской революции многие малые нации получили независимость и создали самостоятельные государства (Финляндия, страны Балтии).

    В конце января 1919 г. президент США Вудро Вильсон в пункте 5 своего послания Конгрессу провозглашал право народов на самоопределение и обретение независимости. В том же 1919 г. в Париже созывалась мирная конференция, на которой Корея могла бы заявить о своем желании восстановить независимость. Многие корейские патриоты, боровшиеся за независимость страны, с конца XIX в. получали поддержку США и надеялись на американскую помощь и в будущем.

    Воодушевленные событиями 1917 —начала 1919 г. корейские борцы за независимость начали создавать новые патриотические организации. В частности, в январе 1919 г. в Китае в Шанхае будущие лидеры движения за независимость Ким Гюсик (1877-1950) и Ё Ун-хён (1886-1947)[246] основали «Молодежную партию за новую Корею» (Син Хангук чхоннёндан).

    И вот, во время постепенного нарастания корейского национального сопротивления, 21 января[247] 1919 г. умер первый Император Кореи Кочжон. Сразу же по стране поползли слухи, что умер он не своей смертью, а его отравили японцы. Похороны экс-Императора были назначены только на 3 марта, что связано с представлениями о «счастливых» или «несчастливых» днях. Ко дню похорон многие корейцы решили приехать в столицу. Массовое стечение народа со всей страны предоставляло хорошую возможность во всеуслышание заявить о чаяниях корейского народа восстановить независимость страны.

    § 2. Первомартовское движение 1919 года

    Через несколько дней после смерти экс-Императора Кочжона корейские студенты, обучавшиеся в Японии и имевшие отношение к «Токийскому [отделению] корейской молодежной организации независимости», подготовили Декларацию независимости. Автором текста был будущий известный корейский писатель Ли Гвансу (1892-?). Около 600 студентов собрались 8 февраля 1919 г. в Зале собраний корейской протестантской молодежи, зачитали текст Декларации и приняли решение передать ее японскому Императору. Декларация завершалась четырьмя основными пунктами: о предоставлении корейскому народу независимости; созыве корейского Национального собрания; принятии Парижской мирной конференцией решения о предоставлении Корее права на самоопределение; о том, что корейская нация поднимется на борьбу в случае невыполнения указанных требований. (Между прочим, в тексте Декларации имеется прямая ссылка на положительный опыт Октябрьской революции 1917 г.) Однако в Зал собраний ворвалась японская полиция, более 60 человек было схвачено. Весть об этих событиях стремительно облетела всю Корею.

    Корея стала готовиться к массовому акту выражения своей воли во имя восстановления независимости государства. Подготовку возглавила группа людей, одним из лидеров которой выступил патриарх религии чхондогё Сон Бёнхи (1861-1922) и представитель корейских христиан-протестантов Ли Сынхун (1864-1931). Было решено в день 1 марта 1919 г. в центральном сеульском Парке пагоды собрать митинг и публично зачитать текст новой Декларации независимости. Его подготовку поручили Чхве Намсону (1890-1957), будущему известному корейскому историку и писателю. К 27 февраля была отпечатана 21 тыс. экземпляров Декларации независимости. Через религиозные организации и школы жители и гости (паломники на похороны экс-Императора) Сеула оповещались о готовящемся мероприятии.

    Утром 1 марта в Парке пагоды собралось около 4 тыс. человек. В 2 часа дня перед Восьмигранным павильоном (Пхалъгакчон) было развернуто корейское национальное знамя тхэгыкки[248]. И вот выпускник одной из сеульских школ по имени Чон Чжэён торжественно зачитал текст Декларации независимости, которая была подписана 33 «представителями корейской нации» (из них 29 человек находились в Сеуле, но не смогли прийти к месту проведения митинга).

    Текст Декларации независимости был достаточно миролюбивым по духу. Корейский народ обращался к Японии, пытаясь разъяснить, что ей самой будет гораздо лучше, если Корея вернет свою независимость. Ее текст можно разделить на четыре содержательных блока[249]: 1) провозглашение независимости Кореи; 2) призыв к Японии отказаться от насилия в отношении Кореи, признать право Кореи на самостоятельное существование и призыв играть по отношению к ней роль дружественной и миролюбивой державы; 3) указание на основные тенденции мирового развития, способствующие восстановлению независимости Кореи; 4) определение методов восстановления независимости (разъяснение воли нации, соблюдение порядка, массовый характер народного движения).

    После того как чтение Декларации было закончено, по Парку разнеслись возгласы: «Да здравствует независимость!». Собравшиеся студенты бросали вверх форменные кепки, танцевали. Возбуждение выплеснулось на улицы Сеула. Известие о событиях 1 марта молниеносно распространилось по стране, и демонстрация была поддержана всем корейским народом. Из 218 уездов, на которые в то время была разделена Корея, в 211 имели место заметные выступления.

    Как правило, Первомартовское движение проходило достаточно мирно, в соответствии с призывами Декларации независимости. Люди собирались перед зданиями школ, местной администрации, предприятий, читали Декларацию и скандировали «Да здравствует независимость!». Кстати, именно поэтому в корейской литературе Первомартовское движение называется «Движение "да здравствует [независимость]"» (Мансе ундон). Для того чтобы выразить свои патриотические чувства, многие корейцы вывешивали на улицах национальные флаги. Активисты движения расклеивали на стенах улиц и трамваях патриотические листовки.

    Однако не всегда корейцы проявляли свое стремление к восстановлению независимости исключительно мирным путем. Уже 4 марта начались забастовки рабочих в Пхеньяне; 9 марта в Сеуле в знак протеста против японского колониального режима были закрыты все корейские магазины. С 9 по 29 марта в Сеуле бастовали водители общественного транспорта. Также имели место вооруженные столкновения с полицией, в особенности в деревне, где крестьяне нападали на полицейские участки, управления местной администрации и на усадьбы землевладельцев.

    Число выступлений по всей стране составило 1542, а количество участников — более 2 млн. В таблице 3 приводится статистика времени начала и завершения Первомартовского движения по провинциям.

    Таблица 3. Хронология народных выступлений в рамках Первомартовского движения 1919 г.[250]
    Провинция Начало движения Последние выступления
    Кёнги (Столичная) 1 марта 23 апреля
    Канвон 2 марта 21 апреля
    Северная Чхунчхон 19 марта 19 апреля
    Южная Чхунчхон 3 марта 12 апреля
    Северная Чолла 3 марта 13 апреля
    Южная Чолла 3 марта 18 апреля
    Северная Кёнсан 8 марта 28 апреля
    Южная Кёнсан 3 марта 29 апреля
    Хванхэ 1 марта 16 апреля
    Южная Пхёнан 1 марта 11 апреля
    Южная Хамгён 1 марта 8 апреля
    Северная Хамгён 1 марта 19 апреля

    Из приведенных статистических данных видно, что в северных и центральных провинциях Кореи Первомартовское движение началось и было подавлено раньше, в то время как в южных провинциях проявилась в некотором роде «запоздалая реакция». Однако Первомартовское движение в южных провинциях было и подавлено позже. В северокорейской исторической литературе 1990-х годов особое внимание направлено как раз на то, что Первомартовское движение началось не в одном Сеуле, а одновременно и даже в первую очередь в Пхеньяне где также зачитывалась Декларация независимости, и уже из этих двух городов оно распространилось по всей стране[251]. Отечественные исследователи также обращают внимание на пхеньянские первомартовские демонстрации независимости.

    После того как прекратились массовые манифестации корейского народа на протяжении 1919 г. в Корее происходили многочисленные выступления рабочих, главным образом в форме забастовок на японских и других иностранных предприятиях. 2 сентября 1919 г. корейский патриот Кан Угу (1855-1920) попытался убить генерал-губернатора Сайто Макото (1858-1936; в должности в 1919-1927 и 1929-1931 гг.) бросив бомбу у Сеульского вокзала.

    Первомартовское движение проявило себя не только на территории Кореи, но и за ее пределами — в соседних государствах, т. е. в России и Китае (Маньчжурии), в местах компактного проживания корейцев. Там даже создавались свои декларации независимости. Так, лидеры вооруженного антияпонского сопротивления в Северо-Восточном Китае — Ким Чвачжин (1889-1930), Ё Чжун, Пак Напха и др. еще в феврале 1919 г. составили «Декларацию независимости Великой Кореи». Корейцы, проживавшие в российском Приморье, выступили 17 марта 1919 г. в городе Никольске также со своей особой Декларацией независимости.

    Первомартовское движение было поистине уникальным не только по своим масштабам. Впервые за всю историю страны в обществе, где существовало строгое разделение на классы и сословия, все население страны выступило единым фронтом во имя единой цели. Несмотря на то, что формально участники движения не ставили перед собой других задач, кроме восстановления независимости своей страны, Первомартовское движение было больше, чем просто движение за независимость. Можно сказать, что в этом движении были заключены некоторые элементы буржуазно-демократической революции[252].

    Во-первых, Договор об аннексии 1910 г. не только поставил точку в истории корейской монархии, но и лишил Корею собственной государственности. Таким образом, Первомартовское движение, провозглашая своей целью «восстановление независимости», объективно стремилось к восстановлению государственности, но не старой, монархической, которая по многим причинам была невозможна, а новой. И это могла быть только буржуазная республика.

    Во-вторых, в сеульской Декларации независимости есть отдельные фрагменты, демонстрирующие то, что участники движения видели новое корейское государство как республику. Прежде всего, это указание на необходимость внутреннего развития корейского общества, в котором будет возможно «гармоничное развитие каждой личности», «духовное развитие» и «свободное развитие нации». Все это невозможно в традиционном монархическом обществе, разделенном на высшие и низшие сословия, различающиеся в своих правах. И далее это указания в Декларации на «общий ход развития всего мира», «волны прилива мировых перемен», «новый мир», «время великого преобразования мира». В соседних с Кореей Китае и России в начале XX столетия произошли крушение монархий и установление республик. В Европе многие народы Балтийского региона наконец-то обрели государственную независимость, став парламентскими республиками.

    В-третьих, в Первомартовском движении участвовали не просто все социальные слои населения. Ведущую роль в выступлениях играли новые классы — буржуазия, рабочий класс, буржуазная интеллигенция. Среди крестьянства было немало арендаторов и сельскохозяйственных рабочих. Встречались также представители религиозных организаций различных конфессий, в частности протестантизма,

    появившегося в Европе и США как отражение новых социальных отношений эпохи капитализма. Из 33 представителей корейской нации, подписавших сеульскую Декларацию независимости, 4% относилось к категории промышленной буржуазии.

    В-четвертых, как уже говорилось, Первомартовское движение было далеко не всегда мирным, выливаясь в вооруженные столкновения с японской полицией, армией, а также представителями класса землевладельцев. Кроме того, подавлялось движение за независимость 1919 г. также силой оружия. Согласно сведениям корейского историка тех лет Пак Ынсика (1859-1926), представленным в его знаменитом труде «Кровавая история движения за независимость», с 1 марта до конца мая 1919 г. в ходе подавления Первомартовского движения японцами было убито 7509 человек, ранено —15961, брошено в тюрьмы—46948 человек, уничтожено 48 церквей, 2 школы, сожжено 715 домов.

    Таким образом, Первомартовское движение стало активным, осознанным выступлением большинства социальных слоев Кореи против колониальных властей за новую самостоятельную государственность, т. е. приобрело элементы буржуазно-демократической революции.

    Говоря об итогах Первомартовского движения, следует отметить, что в современной историографии господствует точка зрения, согласно которой, несмотря на то, что движение было подавлено, оно оказало огромное воздействие на ход национально-освободительной борьбы корейцев, стало началом нового этапа борьбы за независимость. В ходе Первомартовского движения всему миру было продемонстрировано желание корейского народа восстановить свою независимость; показана жестокая, антигуманная сущность японского колониального режима, для воздействия на который мировая общественность в то время еще не обладала соответствующими рычагами; был дан толчок для дальнейшего организованного сопротивления японской колонизации Кореи как внутри страны, так и за ее пределами.

    Еще в ходе Первомартовского движения, 11 апреля 1919 г. в Шанхае было создано Временное правительство Республики Корея. С этого момента начинается история современной Республики Корея (Южная Корея), что также отражено и в ее Конституции.

    Вскоре после подавления всенародного антияпонского выступления, 20 августа 1919 г. японцы были вынуждены объявить о прекращении «военного правления» в Корее и переходе к «культурному правлению». Это стало важнейшим, хотя и «половинчатым», завоеванием Первомартовского движения, позволившим корейцам развернуть деятельность за сохранение национальной культуры, активизировать борьбу за восстановление национальной независимости.

    Глава 10. ДВИЖЕНИЕ ЗА НЕЗАВИСИМОСТЬ КОРЕИ В 1920-1930-е ГОДЫ ВНУТРИ СТРАНЫ

    В отечественной, северокорейской и южнокорейской историографии можно выделить три основных подхода к рассмотрению национально-освободительной борьбы корейского народа в 1920-1930-е годы. В Советском Союзе по вполне понятным причинам особое внимание уделялось рабочему и крестьянскому движению, деятельности корейских коммунистов, борьбе партизан[253]. Для Северной Кореи главным в указанный период было рассмотрение антияпонской революционной деятельности корейских патриотов во главе с Ким Ирсеном (1912-1994), поскольку именно в это время начинает закладываться исторический фундамент для создания Корейской Народно-Демократической Республики. Южнокорейская историография представляет более сбалансированный подход, описывая в той или иной степени все указанные выше аспекты движения за независимость и в то же время уделяя не меньше внимания другим его формам.

    Движение за независимость в 1920-1930-е годы разворачивалось как на территории Кореи, так и за ее пределами. Сначала обратимся к тому, что происходило внутри страны, и начнем с вопроса, почему корейцы имели возможность более или менее открыто выражать свое стремление восстановить независимость родины и как это происходило.

    § 1. Положение в Корее в 1920-1930-е годы

    Размах Первомартовского движения 1919 г. продемонстрировал японской администрации в Корее, что если и дальше продолжать «военную политику», то колониальному господству Японии вскоре может прийти конец. Для того чтобы снять нараставшее недовольство корейцев и по возможности привлечь на свою сторону отдельных представителей корейского правящего класса, 20 августа 1919 г. от имени японского Императора был издан рескрипт о начале «культурного правления».

    Согласно рескрипту, должна была измениться вся должностная система генерал-губернаторства. В частности отныне корейцам разрешалось занимать некоторые административные посты и выражать свои национальные идеи через средства массовой информации. Японцы обещали улучшить систему народного образования, условия труда и инфраструктуру, учредить органы корейского (ограниченного) самоуправления в провинции. Для того чтобы продемонстрировать «мягкость» японского «администрирования» в Корее, отныне должность генерал-губернатора разрешалось занимать также и гражданским лицам.

    Однако «культурное» правление вовсе не означало того, что корейцам было предоставлено больше свобод, и они стали на один шаг ближе к самостоятельности. Одновременно с появлением больших возможностей для выражения волеизъявления, японцы расширили репрессивный аппарат. Формально в Корее была упразднена жандармерия (хонбён), однако почти в 3,5 раза увеличилось число отделений полиции и работавших в них полицейских (кёнчхалъ).

    Эра «культурного правления» продолжалась в Корее около десяти лет. Мировой экономический кризис, разразившийся в 1929 г. и продолжавшийся до 1933 г., захватил Японию, которая в то время играла значительную роль в мировой экономике, а вместе с ней и Корею. В годы кризиса в Корее значительно сократилось промышленное производство. Заработная плата рабочих понизилась на 30-50%, число безработных достигло уровня в 200 тыс. Сократились доходы представителей высшего сословия Кореи. Таким образом, втягивание Кореи в мировой экономический кризис являлось, помимо всего прочего, еще одним поводом для недовольства японской колонизацией.

    В это время Япония предприняла решительные шаги для того, чтобы выйти из экономического кризиса. Спровоцировав взрыв на железной дороге недалеко от Мукдена (Шэньяна), 18 сентября 1931 г. Япония ввела свои войска в Маньчжурию, где 1 марта 1932 г. было провозглашено подконтрольное Японии «Государство Маньчжурия» (Маньчжоу-го), Маньчжурия была для Японии по многим показателям хорошим источником сырья и рынком сбыта. Оккупация Маньчжурии полуторамиллионной Квантунской армией стимулировала развитие оборонной промышленности. Действительно, уже в 1932 г. в Японии начался промышленный подъем.

    Вслед за этим и в Корее новый генерал-губернатор Угаки Кадзу-сигэ (1868-1956; исполнял обязанности в 1927 и 1931-1936 гг.) ввел военное положение. Был принят закон о контроле над корейской промышленностью, которая теперь должна была работать на нужды японской обороны. Между тем объявленное «новое правление» пока еще не означало повсеместного подавления и уничтожения всего корейского. Говорилось о предоставлении корейцам в будущем некоей автономии. С 1933 г. в провинциях были созданы выборные органы местного самоуправления, имевшие ограниченные полномочия. Подобно Японии, в Корее тоже начался промышленный рост. В правление генерал-губернатора Угаки было создано более 1 300 новых оборонных предприятий; росло число корейских предпринимателей и рабочего класса. Наиболее интенсивно японцы развивали промышленность северной части Кореи, более богатой полезными ископаемыми. Именно там впоследствии рабочее движение получило наибольшее развитие.

    Но в конце 1930-х годов японская политика в Корее изменилась. Новая провокация японцев 7 июля 1937 г. у моста Лугоуцяо у южных границ Маньчжоу-го стала поводом для начала тяжелой и затяжной японо-китайской войны. С началом войны Япония повела жесткую политику, направленную на искоренение любых проявлений национально-патриотического движения, уничтожение корейской культуры и корейской нации как таковой.

    Однако в 1920-1930-е годы корейцы еще имели возможность легальными и нелегальными путями бороться за независимость своей родины, не покидая ее пределов. Каковы же были основные направления деятельности корейских патриотов внутри страны?

    § 2. Основные направления движения за независимость внутри страны

    Как уже отмечалось, рескрипт 1919 г. о начале «культурного правления» позволял корейцам иметь доступ к средствам массовой информации. Поэтому уже в начале 1920 г. было основано несколько ежедневных корейских газет. Ориентированная прояпонски «Сиса синмун» («Газета о текущих событиях») закрылась менее чем через год после гибели ее основателя Мин Вонсика, убитого 16 февраля 1921 г. в Токио. Другие две газеты, старавшиеся отражать на своих страницах корейские национальные интересы, смогли преодолеть трудности издания в условиях японского колониального режима и являются популярнейшими газетами Южной Кореи и в наши дни.

    Первый номер «Чосон ильбо» («Корейский ежедневный вестник») вышел 5 марта 1920 г. Поначалу газета занимала нейтральную позицию по отношению к японскому колониальному режиму в Корее, но уже с августа 1920 г. появились первые статьи умеренно критического содержания. На протяжении двадцатилетней деятельности газеты среди ее директоров были такие известные борцы за независимость, как Чо Мансик (1882-?; в должности с 1932 г.), сыгравший важную роль в развитии уже освобожденной Кореи.

    Газета «Тона илъбо» («Восточноазиатский ежедневный вестник») стала выходить с 1 апреля 1920 г., т.е. на месяц позже «Чосон ильбо», но оказалась радикальнее своей предшественницы. Почетным директором газеты стал знаменитый реформатор прояпонской ориентации конца династии Ли — Пак Ёнхё (1861-1939), не отказавшийся от сотрудничества с японцами. Однако это не помешало «Тона илъбо» выражать интересы корейского народа и пропагандировать демократические принципы. С 1931 г. на страницах газеты была развернута кампания по повышению образовательного и культурного уровня простого народа, получившая название «пы на-ро-ды»: по корейской транскрипции русского словосочетания — «в народ». В 1933 г. газета опубликовала новые унифицированные правила корейского правописания, в 1936 г. освещала выступления корейских спортсменов на Берлинской олимпиаде. Начиная с 1936 г., газета несколько раз находилась под угрозой закрытия. По распоряжению японских властей, 10 августа 1940 г. издание «Тона илъбо», так же, как и «Чосон илъбо», было прекращено. (Обе газеты возродились уже после освобождения Кореи.)

    Вторым аспектом борьбы за независимость стала попытка возрождения национального высшего образования. В феврале 1922 г. в рамках политики «культурного правления» японская администрация издала приказ об образовании в Корее, согласно которому корейцы теперь могли основывать частные высшие учебные заведения. В ноябре 1922 г. было создано «Общество за учреждение корейских народных высших учебных заведений» во главе с Ли Санчжэ (1850-1929), в свое время одного из лидеров «Общества независимости», представителя протестантских религиозных кругов, и даже началась кампания по сбору средств. Однако по разным причинам, в том числе и объективного характера, деньги собрать не удалось. В то же время японцы сами решили продемонстрировать свои «добрые намерения» и в 1924 г. основали Столичный Имперский университет (Кёнсон чегук тэхак) с двумя основными факультетами — юридическим и медицинским, на которых большую часть студентов составляли японцы. (После освобождения Кореи Университет стал основой для создания главного государственного высшего учебного заведения Южной Кореи — Сеульского государственного университета.)

    Несмотря на то, что корейцам так и не удалось сразу основать собственные высшие учебные заведения, в стране существовали частные специальные школы, необходимые в первую очередь японской администрации для подготовки профессиональных кадров. Некоторые из них временно получили статус высших учебных заведений. Например, в середине — второй половине 1930-х годов такой статус имела Посонская специальная школа в Сеуле, основанная в 1905 г., которой с 1910 г. управлял патриарх религии чхондогё Сон Бёнхи (1861-1922). (После освобождения на базе Посонской специальной школы был создан крупнейший частный вуз Южной Кореи — Университет Коре.)

    Приказ об образовании 1922 г. также разрешал корейцам открывать частные вечерние школы. Именно в рамках движения за повышение образовательного уровня масс через вечерние школы в начале 1930-х годов развернулось движение «в народ».

    Многочисленные школы, основанные протестантскими миссионерами, также внесли свой вклад в сохранение и развитие национального самосознания корейцев.

    В качестве третьего направления движения за независимость в Корее как раз выделяют деятельность религиозных организаций. И здесь прежде всего следует сказать о многочисленных национальных религиях, появившихся в годы колониального закабаления Кореи и проповедовавших идею исключительности Кореи, ее отличия от окружающих стран, а значит — и права на самоопределение.

    Самой большой популярностью среди «новых» корейских религий пользовалось чхондогё — «учение Небесного пути». Религия чхондогё вела свое происхождение от революционного по сути, антияпонского учения тонхак и ее лидеры были одними из организаторов Первомартовского движения. На день третьей годовщины Первомартовского движения, 1 марта 1922 г., руководство чхондогё запланировало проведение очередной демонстрации, с тем чтобы поднять вторую волну движения за независимость. Заранее был подготовлен текст новой Декларации самостоятельности и независимости. Однако последователям чхондогё не удалось реализовать своих намерений. В 1922 г. умер патриарх религии Сон Бёнхи (1861-1922). Несмотря на то, что он еще задолго до своей смерти передал руководство новому главе религии Пак Инхо (1855-1940), с начала 1920-х годов чхондогё стала дробиться на отдельные «секты» и группировки, число которых доходило до 21. Это отразилось на степени эффективности религиозно-патриотической деятельности чхондогё. Тем не менее, к концу 1930-х годов в Корее насчитывалось около 80 тыс. последователей этой религии.

    В начале XX столетия в Корее образовалась религия чынсангё («учение Чынсана»)[254]. Чынсан — литературный псевдоним ее основателя Кан Ильсуна (1871-1909), «верховного божества, сошедшего на землю в человеческом теле» в лучшее место на земле — Корею. Религия чынсангё стала активно распространяться только с 1910-1920-х годов, также не избежав процесса сектообразования.

    В 1916 г. выходец из крестьян Со Тхэсан (мирское имя — Пак Чунбин; 1891-1943) основал особый корейский «буддизм круга» (вон-пулъгё), проповедовавший «активный жизненный буддизм». Появление особой «корейской» версии буддизма стало реакцией на действия японской колониальной администрации, направленные на распространение японского буддизма в Корее.

    Однако, несмотря на интенсивный процесс образования «новых» корейских религий, отражавший рост национального самосознания корейцев, наиболее популярным оставалось христианство[255], поддерживаемое посредством активной деятельности и финансовых средств протестантских (главным образом, американских) и католических миссионеров. К концу 1930-х годов в Корее насчитывалось около 500 тыс. корейцев-христиан. Посещение христианских церквей, помимо удовлетворения религиозных потребностей, давало корейцам доступ к образованию, медицинскому обслуживанию. Многие получили возможность отправиться в США. Христианские религиозные собрания нередко служили легальным местом проведения национально-патриотической работы[256].

    Четвертым направлением движения за независимость были выступления студентов и школьников. Еще в 1919 г. корейские студенты, обучавшиеся в Токио, выступили с Декларацией независимости и продемонстрировали, что являются значимой силой в борьбе за восстановление независимости Кореи.

    Как уже говорилось, в колонизированной Корее практически не существовало высших учебных заведений, кроме Столичного Имперского университета. В специальных школах (колледжах и техникумах) обучалось не так много корейцев: в 1930-е годы число студентов исчислялось 10-20 тыс. человек. Только в сфере начального образования японцы допускали более или менее массовый характер обучения корейцев: от полумиллиона до миллиона человек, согласно статистике 1930-х годов[257]. И тем не менее на протяжении всего периода колонизации Кореи выступления студентов и школьников продолжали играть важную роль в движении за независимость. Студенты создавали подпольные кружки, открыто заявляли о необходимости пересмотра программ обучения, коллективно не посещали занятия, которые вели японские преподаватели.

    Иногда студенческие выступления принимали характер акций общегосударственного масштаба. Первый раз студенты приняли активное участие в подготовке так называемого «Движения за независимость 10 июня». 25 апреля 1926 г. скончался последний корейский экс-Император Сунчжон, и его похороны были назначены на 10 июня. Так же как и в 1919 г., ко дню похорон экс-Императора подпольные патриотические организации запланировали провести массовые акции протеста. В состав штаба по подготовке демонстраций входили представители самых различных организаций — чхондогё, молодежной социалистической организации (о ней речь пойдет в следующем параграфе настоящей главы), а также студентов, в том числе Столичного университета. К 10 июня было отпечатано 100 тыс. листовок, и демонстрации, начавшиеся в 8:30 утра у центральной улицы Чонно, по которой проходила погребальная процессия, распространились на весь Сеул и далее были поддержаны в различных городах страны. Однако «Движение за независимость 10 июня» не получило такого распространения, как Первомартовское.

    В 1929 г. на юго-западе страны студенты развернули движение, ставшее вторым по масштабу после Первомартовского. В то время студенты и школьники объединялись во внешне безобидные «читательские общества», которые поддерживали связь между собой и позволяли быстро организовывать корейских учащихся на масштабные акции. Поводом для выступлений послужили столкновения между корейскими и японскими школьниками города Кванчжу в конце октября— начале ноября 1929 г. Массовые выступления начались 3 ноября[258]. В частности, корейские учащиеся ворвались в издательство местной газеты, печатавшейся на японском языке и неверно осветившей суть конфликта, и засыпали песком ротационную машину. К 12 ноября корейские учащиеся практически всех учебных заведений города Кванчжу присоединились к акциям протеста. Они требовали освободить всех арестованных ранее учащихся, запретить свободный вход полицейских в учебные заведения, предоставить свободу слова и печати, передать систему образования в руки корейцев. И, конечно же, из уст демонстрантов звучали призывы к восстановлению независимости страны.

    Выступления учащихся в Кванчжу были подхвачены студентами и школьниками всей Кореи и не утихали вплоть до начала 1930 г. В акциях протеста были задействованы 194 учебных заведения и более 54 тыс. учащихся. В ходе подавления выступлений японская полиция арестовала 1462 человек, 582 учащихся были исключены из школ.

    Быстрое распространение Кванчжуского движения студентов и школьников на всю страну произошло не без участия ряда подпольных патриотических организаций. Их деятельность относится к пятому направлению движения за независимость. В частности, большую помощь движению студентов и школьников оказало «Общество обновления» (Синганхве), образованное в феврале 1927 г. Считается, что Сииганхве было организацией социалистического толка. Поскольку вопрос распространения идей коммунизма и социализма в Корее 1920-1930-х годов имеет особое значение, и прежде всего в контексте последующих событий корейской истории, его рассмотрению будет специально посвящен следующий параграф настоящего раздела монографии.

    Однако существовали в Корее и легальные организации патриотического толка, как, например, «Общество поощрения [потребления] товаров», созданное в 1920 г. патриотами Чо Мансиком (1882-1950) и Ким Донвоном, которое призывало к употреблению товаров исключительно корейского производства и отказу от курения и алкогольных напитков. В 1923 г. организация была переименована в «Общество поощрения [потребления] корейских товаров» и открыла филиалы в провинции. Однако ее деятельность не получила большой поддержки по причине обнищания корейского населения, а также противодействия японцев, приведшего к закрытию общества в конце 1920-х годов.

    § 3. Коммунистическое движение и выступления народных масс

    Колонизация Кореи промышленно развитой Японией объективно приводила к расширению промышленного производства в самой Корее и, как следствие, к все большему увеличению численности новой категории населения — рабочего класса. В деревне все большее количество крестьян переходили в категорию сельскохозяйственных рабочих. Традиционная общественная мысль Кореи, имеющая многотысячелетнюю историю, регламентировала практически все аспекты личной, семейной и общественной жизни. Однако в ней, естественно, не было места для представителей нового класса рабочих.

    С другой стороны, в соседней России, куда в 1910-1920 гг. переселилось большое число корейцев, в том числе и бойцов партизанской Армии справедливости, коммунисты — носители идеологии рабочего класса — взяли власть и строили новое общество. 24 сентября 1925 г. в Сеуле открылось Генеральное консульство СССР. В соседнем Китае, где также проживало большое число корейцев, в конце июля — начале августа 1921 г. была создана и начала активно действовать Коммунистическая партия Китая. В Японии такая партия образовалась 15 июля 1922 г.

    В подобных обстоятельствах в самой Корее, но более всего среди корейцев, проживавших в сопредельных России, Японии и Китае, наблюдался всевозрастающий интерес к идеям социализма и коммунизма[259]. Образование Корейской коммунистической партии как раз связывают с влиянием корейских коммунистических и социалистических организаций, созданных за пределами страны.

    В апреле 1918 г. во Владивостоке была образована Социалистическая партия корейцев (Ханин сахведан)[260], среди основателей которой были такие известные деятели корейского движения за независимость, как Ли Донхви (1873-1935). Одновременно по всей советской России стали создаваться корейские коммунистические кружки и организации. Наиболее сильной стала иркутская организация, созвавшая 12 июля 1920 г. съезд корейских коммунистических организаций России. Таким образом 4 мая 1921 г. в Иркутске была создана Корейская коммунистическая партия (Коре консандан)[261]. Вместе с тем в мае 1921 г. Ли Донхви, вошедший в состав Временного правительства Республики Корея в Шанхае (деятельности которого будет посвящен отдельный параграф следующей главы), создал там свою Корейскую коммунистическую партию с тем же корейским названием. Между двумя партиями, которые стали именоваться «иркутская» и «шанхайская фракции», развернулось противостояние в борьбе за лидерство. По решению Коминтерна, с которым обе партии поддерживали тесную связь, в декабре 1922 г. они были упразднены, а вместо них учреждено Корейское бюро Коминтерна (просуществовало до февраля 1924 г.), поставившее своей целью создание коммунистической партии на территории самой Кореи. Для связи с корейскими коммунистами, действовавшими в Корее, был отправлен представитель Коминтерна Чон Чжадаль.

    А в это время в Корее начинали создаваться организации социалистической и коммунистической ориентации, во многом при участии патриотов, обучавшихся в Японии. В частности, 19 ноября 1924 г. было организовано «Общество изучения новый идей», т. е. коммунистических, переименованное впоследствии в «Общество вторника» (Хва-ёхве; во вторник родился К. Маркс). 25 ноября того же года студенты, обучавшиеся в Японии, создали в Сеуле «Общество северного ветра» (Пукпхунхве) как филиал корейского токийского «Общества северной звезды» (Пуксонхве), образованного 15 января 1923 г. Понятие «север» указывало на советскую Россию — источник новых коммунистических идей, изучением которых занималось общество.

    В 1925 г. представители «Общества вторника», «Общества северного ветра», а также ряда других организаций, таких как, например, «Сеульско-шанхайская группа» (коммунисты, ориентировавшиеся на приверженцев бывшей шанхайской фракции Корейской компартии), решили попробовать объединиться. Посчитав наиболее безопасным местом встречи сеульский ресторан «Асовон», они собрались 17 апреля 1925 г. и приняли решение о создании Корейской коммунистической партии (Чосон консандан), выбрав для передачи названия страны слово Чосон («Утренняя Свежесть»). Партию возглавил Ким Чжэбон. Среди основных задач партии были объявлены борьба за достижение независимости, установление восьмичасового рабочего дня, равноправие мужчин и женщин, введение обязательного среднего и специального образования, а также поддержка СССР и революции в Китае. На другой день, 18 апреля, было объявлено о создании Корейского коммунистического союза молодежи, куда вошел будущий известный деятель корейского коммунистического движения Пак Хонъ-ён (1900-1955).

    Однако Корейская коммунистическая партия просуществовала недолго. Союз трех основных группировок партии так и не состоялся, вылившись в непрекращавшуюся фракционную борьбу. Кроме того японские власти, жестоко расправившиеся с коммунистическим движением у себя в стране, прилагали все усилия для того, чтобы не допустить деятельности коммунистических организаций в Корее. После того как 22 ноября 1925 г. в пограничном с Китаем городе Син-ыйчжу японская полиция выявила местную коммунистическую организацию, возникшую еще в марте 1924 г., были быстро обнаружены и арестованы более 60 руководителей Корейской коммунистической партии и Корейского комсомола. «Первая» Корейская коммунистическая организация практически прекратила свое существование. Но и после этих событий, в декабре 1925 г., под руководством Кан Даль-ёна корейские коммунисты пытались возродить партию. Она была признана Коминтерном в мае 1926 г., но снова оказалась раскрытой и разгромленной в ходе подготовки демонстраций 10 июня 1926 г., приуроченных к похоронам экс-Императора Сунчжона. В третий раз коммунистическую партию попытался возродить в сентябре 1926 г. коммунист Ким Чхольсу. Но уже в 1928 г. «третья» партийная организация снова оказалась раскрытой японцами. В «Декабрьских тезисах» 1928 г., принятых Исполкомом Коминтерна и посвященных корейскому коммунистическому движению, указывалось, что в числе причин недолгого существования Корейской коммунистической партии важнейшей является отдаленность создателей партии — представителей корейской интеллигенции — от рабочего класса и крестьянства.

    С одной стороны, образование коммунистической партии свидетельствовало о том, насколько велик был интерес корейской интеллигенции к новым революционным идеям коммунизма и социализма. С другой стороны, в условиях японской колонизации никакая широкомасштабная деятельность организации под прямыми коммунистическими или социалистическими лозунгами была в принципе невозможной. Поэтому представители корейской интеллигенции социалистической ориентации, а также религиозных кругов (чхондогё и христианских), различных объединений рабочих и крестьян 15 февраля 1927 г. объявили о создании организации «единого фронта» — «Общества обновления» (Синганхве).

    Во главе Общества встал Ли Санчжэ (1850-1928), еще в конце XIX столетия являвшийся заместителем руководителя знаменитого «Общества независимости», а в 1920-е — директором корейской газеты «Чосон илъбо». Несмотря на то, что программа общества была достаточно радикальной (отмена законов, подавляющих волю и права корейского народа; передача всей системы образования в руки корейцев), японцы не преследовали его. Мало того, Синганхве стало массовой общегосударственной организацией, построенной по типу общенациональной политической партии. Возможно, в ее создании положительную роль сыграло использование опыта деятельности «Общества независимости». Так, в 1928 г. общество имело 141 отделение по всей стране и 20 тыс. членов. К 1931 г. число членов выросло до 39 тыс. человек. При этом большую часть его составляли крестьяне (54%) и рабочие (22%).

    Таким образом, к началу 1930-х годов «Общество обновления» стало значимой политической силой, объединявшей корейский народ в борьбе за возвращение национальной независимости. Тем не менее, в мае 1931 г. Синганхве объявило о своем самороспуске. Как утверждается в отечественной литературе, это было сделано по причине того, что руководство в нем захватили национал-реформисты. Южнокорейская историография обвиняет левое крыло Синганхве, утверждая, что причиной роспуска стала попытка выполнения рекомендаций VI Конгресса Коминтерна (июль — август 1928 г.) и уже упоминавшихся «Декабрьских тезисов», которые призывали изменить направление деятельности, отказавшись от идеи создания партии и переключившись на работу с профсоюзными и иными организациями рабочих и крестьян.

    Стихийные и организованные выступления рабочих[262] и крестьян в 1920-1930-е годы были еще одним важным направлением антияпонской борьбы за независимость внутри страны. В рабочем движении указанного периода можно выделить три этапа. Первый, продолжавшийся на протяжении 1920-х годов, характеризовался созданием различных легальных рабочих организаций и значительным увеличением количества и масштабов выступлений рабочих. В Сеуле 11 апреля 1920 г. появилась первая общенациональная организация трудового народа — «Корейское общество рабочей взаимопомощи» (Чосон нодон кончжехве). Среди руководителей общества, через два года насчитывавшего около 15 тыс. членов и 20 филиалов в провинциях, были не только выходцы из рабочих, но и врачи, торговцы, юристы. Фракционная борьба между правым и левым крылом привела к тому, что 15 октября 1922 г. общество прекратило свое существование. Однако уже 18 октября того же года в Сеуле был основан «Рабочий союз Кореи» (Чосон нодон ёнмэнхве), объединивший в своих рядах представителей печатников, железнодорожников, трамвайщиков. В апреле 1924 г. была создана «Рабоче-крестьянская федерация Кореи» (Чосон нойон чхондонмэн), в состав которой входило 167 различных рабочих и крестьянских организаций. Она просуществовала до сентября 1929 г., пока не разделилась на рабочую и крестьянскую федерации. Среди ее лозунгов был выдвинут лозунг борьбы с капиталистами за освобождение трудящихся.

    Создание различных союзов трудящихся помогало вести просветительскую работу и поднимать рабочих на борьбу за свои права. В 1921 г. в Корее произошло 36 забастовок, в которых приняли участие 3405 человек. В 1930 г. (второй год мирового экономического кризиса) число выступлений рабочих выросло на 60%, по сравнению с 1929 г., а количество участников составило почти 19 тыс., превысив показатель предшествующего года более чем в два раза. Иногда забастовки рабочих принимали характер всеобщих, как, например, забастовка пусанских докеров в сентябре 1921 г., или Вонсанская всеобщая забастовка рабочих 1929 г., продолжавшаяся с января по апрель месяц. Однако в 1920-е годы рабочие продолжали предъявлять «стандартные» требования повышения заработной платы, сокращения рабочего дня. В их лозунгах пока не звучали антияпонские мотивы.

    Второй этап рабочего движения датируется 1930-е годами. По мере вовлечения Кореи в военизированную японскую экономику, по  мере строительства на северо-востоке страны, в провинциях Пхёнан и Хамгён, многочисленных предприятий тяжелой и химической промышленности, корейские рабочие стали переходить к подпольным формам работы, а среди задач их борьбы важнейшее место стала занимать борьба с японским империализмом. Так, с 1930-х годов по всей Корее развернулось движение за создание подпольных «красных профсоюзов» (чоксэк нодон чохап). Японской полиции удалось выявить и разгромить такие профсоюзы в Пхеньяне, Хэчжу, Ёсу, Ма-сане. «Красному профсоюзу» Вонсана даже удалось подпольно выпустить 16 номеров периодического издания «Знамя рабочего».

    Третий этап корейского рабочего движения начался с конца 1930-х годов. Вступление Японии в войну с Китаем, а затем и во вторую мировую войну повлекло за собой реализацию жестких репрессивных мер в отношении любого проявления недовольства рабочих. С этого времени рабочее движение в Корее пошло на спад.

    Крестьянское движение 1920-1930-х годов имело те же три этапа в своем развитии, что и рабочее. На первом этапе, в период 1920-х годов, наблюдались активизация выступления крестьян и процесс создания различных крестьянских организаций «профсоюзного» типа, главным образом на уровне уездов. Надо сказать, что на протяжении столетий в корейской деревне существовали традиционные формы кооперации и взаимопомощи, такие, как, например, универсальная артель взаимопомощи ке, организация для совместной обработки полей туре и многие другие. Поэтому создание крестьянских организаций даже несколько большего масштаба не стало чем-то необычным. В 1922 г. в Корее насчитывалось более 30 организаций местных «крестьянских профсоюзов», а в 1933 г. — 1 301 организация. Сначала координация их деятельности происходила в союзе со всекорейскими рабочими организациями— «Рабочим союзом Кореи», с 1924 г. — в рамках совместной «Рабоче-крестьянской федерации Кореи», а с сентября 1927 г. — самостоятельно под эгидой «Всеобщей федерации корейских крестьян» (Чосон нонмин чхондонмэи). Несмотря на то, что в легальной деятельности крестьянских организаций в 1920-е годы не было прямых антияпонских лозунгов, крестьянское движение с самого начала объективно имело антияпонскую направленность. Во-первых, многие корейские крестьяне лишились своих земель и стали арендаторами по причине известной политики генерал-губернаторства. Во-вторых, поскольку все больше земель переходило в руки японцев, постольку классовые конфликты (требование снижения арендной платы, подтверждения «вечных» прав на аренду) переходили в русло антияпонской борьбы.

    На втором этапе крестьянского движения, в 1930-е годы, подобно рабочему, также стали создаваться подпольные «красные крестьянские союзы», выдвигавшие прямые лозунги борьбы с японским господством в Корее. На протяжении первого и второго периодов наблюдался постоянный количественный рост крестьянских выступлений. Если в 1920 г. было зафиксировано лишь 81 выступление крестьян с 4 599 участниками, то в 1935 г. —170 выступлений с числом участников— 12 189 человек.

    С конца 1930-х годов в связи с развязыванием Японией войны в Китае и усилением репрессий в Корее, как и в рабочем движении, наблюдалась тенденция к некоторому спаду крестьянского движения. И в выступлениях рабочих и крестьян, и в коммунистическом, и в студенческом движениях — практически везде на передовой линии движения за независимость страны находилась корейская интеллигенция. Ей принадлежит особая заслуга в усилиях, направленных на сохранение национальной культуры в сложных условиях политики японской администрации, имевшей целью искоренение всего корейского и, по возможности, ассимиляцию корейцев с японцами.

    § 4. Движение за сохранение национальной культуры

    Для того чтобы продемонстрировать то, насколько значительными оказались достижения корейской культуры в годы японского колониального господства, достаточно сказать, что корейская культура 1920-1930-х годов стала в известном смысле классической. Это в особенности касается корейской литературы того времени, изучение которой является обязательным в школах Южной Кореи и признается за значительное достижение в Северной Корее. Действительно, вся предшествующая корейская литература, написанная на ханмуне (кореезированном письменном древнекитайском языке) или на старом корейском языке, нуждается в переводе на современный корейский. Литература 1920-1930-х годов была написана практически на современном разговорном языке.

    Именно в эти годы в Корее развернулось движение за развитие национального письменного языка, который стал активно употребляться лишь с конца XIX — начала XX в. 3 декабря 1921 г. в Сеуле было образовано «Общество изучения корейского языка» (Чосоно ёнгухое). Для пропаганды результатов своих изысканий с 1927 г. оно стало издавать журнал с весьма революционным по тем временам названием «Хангшгъ», т. е. «Корейский язык», где название страны «Корея» передавалось словом Хам, соотносившимся со временами независимой Корейской Империи. Естественно, японская администрация не могла допустить существование подобного издания. Из-за давления японцев пришлось приостановить работу по составлению «Словаря корейского языка», начатую в 1929 г. Само общество с 1931 г. вынуждено было изменить название на «Научное общество корейского языка» (Чосоно хакхве), чтобы как-то отмежеваться от своей «слишком радикальной» деятельности 1920-х годов. Обществу удалось возобновить издание научного журнала с 1932 г., а 19 октября 1933 г. с помощью газеты «Чосон ильбо» опубликовать «Универсальные правила правописания корейского языка», до сих пор принятые к употреблению в Южной Корее. В октябре 1942 г. общество было закрыто японской колониальной администрацией, но возобновило свою деятельность в Южной Корее уже после освобождения страны под названием Хан-гылъ хакхве.

    Корейские ученые-историки, желавшие отразить в своих трудах всю правду о закабалении Кореи Японией, правду о древних исторических корнях корейского народа, часто не имели возможности легальной деятельности в Корее. Так, корейский историк Пак Ынсик (1859-1926) написал два исторических сочинения, которые стали известны и очень популярны среди корейцев: «Многострадальная история Кореи» («Хангук тжонсо»; 1915 г.) и «Кровавая история движения за независимость в Корее» («Хангук тоннип ундон-чжи хёлъса», 1920 г.). В первом описывалась история подчинения Кореи Японией, начиная с 1864 и по 1911 г.; во втором — история движения за независимость Кореи с 1884 по 1920 г. Оба сочинения были изданы в Китае.

    Утверждению японцев об «общих корнях» японского и корейского народов, являвшегося теоретической основой политики ассимиляции корейцев, противостояли труды историка и писателя Син Чхэхо (1880-1936). В газете «Чосон илъбо» в виде серии статей ему удалось опубликовать книгу о древней истории Кореи. Возможно, этому помогло название книги — «История Кореи» («Чосонса»). Дело в том, что как раз в 1922 г. японская администрация учредила «Общество по изданию [материалов] корейской истории», подготовившее к печати 37-томное издание с аналогичным названием — «История Кореи» («Чосонса»). Однако это Общество, наоборот, стремилось показать превосходство японской культуры и «традиционную» подчиненность Кореи Японии. Син Чхэхо как раз доказывал обратное — самостоятельность и самобытность древней корейской культуры. Кроме этого сочинения, получившего впоследствии название «Древняя история Кореи», Син Чхэхо писал многочисленные рассказы на исторические темы — о когурёском полководце Ыльчжи Мундоке (VII в.), отразившем нападения войск Китая эпохи Суй (581-618), или о корейских женщинах, не покорявшихся монгольским завоевателям Кореи, или о знаменитом флотоводце Ли Сунсине (1545-1598), который всегда одерживал победы на море в сражениях с японскими агрессорами. Иными словами, героями рассказов Син Чхэхо были исторические персонажи, чьи воля и героизм помогали отстоять независимость страны в прошлом[263]. Син Чхэхо скончался в 1936 г. в тюрьме китайского города Люйшунь, где отбывал срок, будучи приговоренным к 10 годам лишения свободы за патриотическую деятельность.

    Не менее трагична судьба многих корейских писателей 1920-1930-х годов, чьи произведения стали классикой корейской литературы. Не претендуя на полный перечень, укажем лишь отдельные имена и названия самых известных произведений. Среди прозаиков — это: Ким Донин (1900-1951; «Картошка», 1925), Хён Чжингон (1900-1941; «Счастливый день», 1924), На Дохян (1902-1926; «Немой Самнён», 1925), Чу Ёсоп (1902-1972; «Гость в комнате отца и мать», 1931), Ли Гвансу (1892-?; «Бесчувственность», 1917), Ли Гиен (1895-1984; «Родина», 1933)[264]. Герои большинства произведений корейских авторов 1920-1930-х годов — простые люди, крестьяне и рабочие, с их повседневными заботами и борьбой за выживание в условиях японского колониального господства. Среди поэтов одним из самых известных был Ким Соволь (1902-1934), прославившийся своими стихотворениями о родине («Цветы рододендрона» (символ Кореи), 1922). Ли Сан (1910-1937), чье творчество приходится на 1930-е годы, внес огромный вклад в развитие новых форм корейской поэзии.

    Корейские писатели и поэты нового поколения печатались в специальных литературных журналах, которые начали выходить на рубеже 1910-1920-х годов. Первым появился журнал «Творчество» («Чхан-члсо»), издававшийся сначала в Токио, а затем, после начала политики «культурного правления» — в Сеуле. В 1922 г. был основан литературный журнал романтического направления «Белый прилив» («Пэкчо»). Однако журналам, вносившим значительный вклад в развитие корейской культуры и корейского национального самосознания, не удалось просуществовать долго: первый был закрыт в 1921 г., а второй — в год создания.

    Обращение к жизни простого народа, популярность идей социализма и коммунизма, желание представителей различных творческих направлений объединить свои усилия привели к созданию в 1925 г. «Корейской федерации пролетарского искусства» (сокращенно КАРЕ — Коrеа Аrtista Proleta Federatio), в которую вошли писатели, поэты, музыканты, кинематографисты, театральные деятели. Федерация имела несколько отделений, больше всего в городах северной части Кореи — Кэсоне, Пхеньяне, Вонсане, и состояла из 200 человек. В 1931 г. в федерации были образованы самостоятельные подразделения по видам искусства, каждое из которых имело свое периодическое издание. В 1935 г. под давлением японской колониальной администрации федерация прекратила свое существование.

    Однако за пределами страны корейским патриотам ничто не мешало вести активную борьбу за восстановление независимости своей родины.

    Глава 11. ДВИЖЕНИЕ ЗА НЕЗАВИСИМОСТЬ КОРЕИ В 1920-1930-е ГОДЫ ЗА РУБЕЖОМ

    Присоединение Кореи к Японии после подписания договора об аннексии 1910 г. сделало окончательно невозможным открытое вооруженное сопротивление партизанских отрядов Армии справедливости на территории Кореи. Те из них, которые не были разгромлены японцами, перешли на территорию соседних России и Китая, чтобы оттуда совершать вооруженные нападения на японскую администрацию, полицию и армию приграничных территорий.

    Первомартовское движение 1919 г. всколыхнуло корейских патриотов, находившихся за рубежом, и пополнило их ряды теми, кто был вынужден бежать из Кореи, спасаясь от репрессий.

    Обычно движение за независимость Кореи за ее пределами рассматривают в двух аспектах — деятельность Временного правительства Республики Корея и действия партизанских отрядов в Маньчжурии. В настоящей книге будет кратко представлен еще один, третий, аспект — революционная деятельность Ким Ирсена, будущего руководителя Корейской Народно-Демократической Республики, поскольку она является важнейшей составной частью истории Кореи того времени с точки зрения северокорейской историографии, о которой всякому интересующемуся историей Кореи следует иметь хотя бы самое общее представление.

    § 1. Временное правительство Республики Корея

    Как правило, деятельность Временного правительства Республики Корея описывалась в отечественной литературе не слишком подробно и оценивалась достаточно негативно. Во многом это было связано с тем, что история создания Республики Корея (Южная Корея), бывшей в течение длительного времени страной вражеской по отношению к СССР и КНДР, нелегитимной, «марионеточной», как раз ведет свой отсчет от момента создания Временного правительства.

    Прообразом Временного правительства Республики Корея стал основанный во Владивостоке в феврале 1919 г. Парламент народа Великой Кореи (Тэхан кунмин ыйхве). Тогда смерть экс-Императора Кочжона и выступление корейских студентов в Токио с первой Декларацией независимости вызвали подъем патриотических сил и указали на потенциальную возможность восстановления независимости. Было решено, что новая независимая Корея станет республикой, президентом которой будет признанный лидер движения за независимость и экс-патриарх религии чхондогё Сон Бёнхи (1861-1922), вице-президентом—заслуженный реформатор Пак Ёнхё (1861-1939), премьер-министром—лидер корейских патриотов, проживавших в США, Ли Сынман (1875-1965), а главнокомандующим национальными вооруженными силами — создатель Социалистической партии корейцев Ли Донхви (1873-1928). Следует отметить, что никого из указанных лиц, за исключением Ли Донхви, во Владивостоке в то время не было. Ли Сынман постоянно проживал в США.

    Первомартовское движение 1919 г. привело ряд находившихся в авангарде движения за независимость представителей интеллигенции к идее скорейшего «официального» объявления о создании Временного правительства где-нибудь за рубежом, чтобы затем попытаться при помощи внешних сил вынудить Японию признать его и таким образом вернуть Корее независимость. Знаменитое послание Конгрессу США президента Вудро Вильсона, в котором говорилось о праве наций на самоопределение, заметная активность в Корее протестантских миссионеров США, тесные экономические связи США и Японии (а значит и возможность экономического давления) вселяли надежду на то, что США помогут Корее восстановить независимость.

    Местом создания Временного правительства был избран Шанхай, территория французского сеттльмента, где еще до этого существовал подпольный штаб корейского движения за независимость. На волне Первомартовского движения 27 человек[265], представлявших все провинции Кореи, 11 апреля 1919 г. в Шанхае объявили об образовании Временного парламента. Тогда же была оглашена Временная Конституция из 10 статей, в которой название новой независимой Кореи определялось как Республика Корея (Тэхан мингук; дословно — «Республика Великая Хан»), а форма государственной власти — как демократическая республика. Через несколько дней. 17 апреля 1919 г., было объявлено о создании Временного правительства Республики Корея и о распределении руководящих должностей. Главой Временного парламента стал Ли Доннён (1869-1940), премьер-министром Временного правительства — Ли Сынман, министром внутренних дел — Ан Чханхо (1878-1938), министром внешних сношений — Син Гюсик (1880-1922), министром обороны — срочно приехавший в Шанхай из Владивостока Ли Донхви.

    Действительно, на первых порах члены Временного правительства питали надежду на то, что «временным» ему придется оставаться не так долго. Сразу после завершения широкомасштабных демонстраций Первомартовского движения, 23 апреля 1919 г., 24 человека, называвших себя представителями всех 13 провинций Кореи, собрались в Инчхоне и заявили о создании Сеульского правительства (дословно — «Хансонского правительства», по тогдашнему официальному названию Сеула) Республики Корея во главе с Ли Сынманом. Премьер-министром был назначен Ли Донхви. Вслед за этим Ли Сынман, находившийся в США, заявил, что только Сеульское правительство является легитимным, а не владивостокское или шанхайское. В Вашингтоне он открыл офис представительства Сеульского правительства.

    С этого времени началось противостояние между Ли Сынманом и шанхайским Временным правительством, которое продолжало заниматься активной деятельностью. 6 сентября 1919 г. в Шанхае была принята Временная Конституция Республики Корея[266], состоявшая из Преамбулы, 8 глав, 56 статей и вводившая в Корее президентское правление. Члены Временного правительства, еще питавшие иллюзии относительно американской помощи, назначили на должность президента Ли Сынмана. Премьер-министром стал Син Гюсик. С июля 1919 г., во исполнение указа Временного правительства, в Сеуле и во всех провинциях были открыты подпольные представительства Временного правительства, которые должны были обеспечить связь с ним и организовать сбор средств на борьбу за независимость. Подпольная организация представительств просуществовала до 1921 г. С 21 августа 1919 г. в Шанхае стала выходить «Газета Независимости» («Тоннип синмун»). Ее возглавляли такие авторитетные деятели движения за независимость, как писатель Ли Гвансу (1892-?), историк Пак Ын-сик (1859-1926).

    Между тем Ли Сынман вел политику, направленную на использование внешних сил для достижения независимости Кореи. В июне 1919 г. он направил письмо к японскому Императору с просьбой признать независимость Кореи. Такой шаг был в известной степени в духе сеульской Декларации независимости, также обращавшейся к Японии с просьбой признать право корейского народа на самоопределение. Затем он обратился к американскому президенту Вудро Вильсону с просьбой ввести в Корее мандатное управление США[267]. Такой поворот в действиях Ли Сынмана, не предвещавший Корее возвращения независимости, а лишь менявший «страну-покровителя», так же, как и возникновение трений между членами Временного правительства и Ли Сынманом по вопросу использования финансов, привели к тому, что в 1925 г. Ли Сынман был снят с должности президента, а в сентябре 1926 г. президентская система правления была упразднена. Вместо нее вводилась Система Государственного совета (Кунмурён чсж:е), который с декабря 1926 г. возглавил Ким Гу (1876-1949). Власть была поровну разделена между парламентом и правительством. В 1927 г. в названии верховного органа слово «совет» (реп) заменили на «комитет» (вивон). В 1930 г. Ким Гу создал Партию независимости Кореи (Хаyгук тонниптан)[268].

    Со второй половины 1920-х годов, по мере того как перспектива восстановления независимости Кореи становилась все более отдаленной, а между отдельными членами Временного правительства усиливались политические и финансовые разногласия, роль правительства становилась все меньше. В 1922 г., чувствуя бесперспективность дальнейшего существования Временного правительства, покончил жизнь самоубийством, отказавшись от приема пищи, премьер-министр Син Гюсик. С 1925 г. перестала выходить «Газета Независимости».

    После того как в 1931 г. Япония оккупировала Маньчжурию, Временное правительство Республики Корея переехало в город Ханчжоу провинции Чжэцзян. Затем оно переезжало еще несколько раз, скрываясь от преследований японской тайной полиции и опасаясь возможной оккупации городов японскими войсками. Так, в 1937 г., с началом японо-китайской войны, правительство переехало в город Чжэньзян провинции Цзянсу, в тот же год —в город Чанша провинции Хунань, а затем, в 1940 г., —в город Чунцин провинции Сычуань. В 1930-е годы единственной значительной акцией, связанной с существованием Временного правительства, была организация попыток покушения на жизнь двух высокопоставленных лиц Японии. Первая оказалась неудачной. Корейский патриот Ли Бончхан (1900-1932), находившийся в Токио, 8 января 1932 г. бросил в сторону Императора Японии гранату, когда тот проходил мимо Ворот поля сакуры. А 29 апреля 1932 г. в Шанхае на праздновании японскими военачальниками и другими высокопоставленными лицами дня рождения японского Императора корейский патриот Юн Бонгиль бросил в собравшихся бомбу. От взрыва погибли или были тяжело ранены многие из собравшихся, в частности главнокомандующий японскими вооруженными силами в Шанхае генерал Сиракава. Однако эти действия не прибавили популярности Временному правительству Республики Корея.

    Забегая вперед, следует отметить, что в 1940-е годы Временное правительство несколько активизировало свою деятельность. В сентябре 1940 г. в Чунцине была образована корейская Армия возрождения (Кванбоккун), которая после объявления 10 декабря 1941 г. Временным правительством войны Японии принимала участие в отдельных боевых операциях вместе с китайскими, английскими и американскими войсками. В 1944 г. после принятия очередной исправленной редакции корейской Конституции, связанной с «Программой строительства государства из трех пунктов», новую Корею теперь возглавлял «председатель» государства (чусок). На эту должность был назначен Ким Гу.

    Однако в 1940-е годы Армия возрождения не обладала значительными силами, а Временное правительство не имело ни популярности, ни должного влияния. Поэтому оно не было признано оккупационными властями после освобождения Кореи.

    И, тем не менее, мы посвятили отдельный параграф изложению его краткой истории. Причина такого пристального внимания заключается в историческом значении Временного правительства в Шанхае, деятельность которого отличалась четкой ориентацией на построение демократической республики в будущей независимой Корее. Оно определило название южнокорейского государства и сформулировало принципы его будущей конституции. Именно в работе Временного правительства Республики Корея впервые проявил себя Ли Сынман как возможный руководитель государства. Впоследствии он станет первым президентом Республики Корея.

    § 2. Действия корейских вооруженных отрядов в Манъчэюурии

    После Первомартовского движения 1919 г., жестоко подавленного японскими колониальными властями, многие корейские патриоты перешли в Маньчжурию, где продолжили вооруженное сопротивление японской колонизации Кореи. Почему оказалась возможной партизанская деятельность на территории, казалось бы, чужой суверенной страны? Во-первых, в связи с предшествовавшим процессом миграции корейского населения в приграничные с Кореей районы Китая в бассейнах рек Амноккан и Туманган появились корейские деревни я целые районы компактного проживания корейцев, где антияпонские партизаны могли получать помощь местного корейского населения. Во-вторых, труднодоступная местность многочисленных горных хребтов к северу от этих рек позволяла партизанским отрядам укрываться от местных властей, а также от японской полиции и армии. В-третьих, восточная часть Маньчжурии фактически обладала в это время известной автономией. Формально в 1920-е годы здесь правили так называемые «милитаристы» — представители китайской элиты, обладавшие частными вооруженными формированиями, между которыми происходила постоянная борьба за власть. После оккупации Маньчжурии японскими войсками и образования в 1932 г. марионеточного государства Маньчжоу-го, которое формально возглавлял Пу И (1906-1967), последний император «династии» Цин, к середине 1930-х годов японцы установили достаточно жесткий административно-полицейский контроль над всей территорией Маньчжурии. Тогда корейское партизанское движение в приграничных областях пошло на спад. Часть партизан переместилась вглубь Китая, впоследствии частично оккупированного японцами, и присоединилась к антияпонскому вооруженному сопротивлению китайцев, часть — перешла на территорию Советского Союза.

    Среди многочисленных партизанских отрядов самыми известными были: Армия независимости Великой Кореи (Тэхан тоннипкун), Отдел управления Армией северных дорог (Пунногун чонсо), Армия народного собрания (Кунминхвегун), Корейская революционная армия (Чосон хёнмёнгун).

    Армия независимости Великой Кореи была образована Хон Бом-до (1868-1943), который еще в 1907 г. возглавлял выступления Армии справедливости. После аннексии Кореи в 1910 г. Хон Бомдо переправился в Маньчжурию, где развернул деятельность по созданию антияпонских боевых подразделений. Первомартовское движение 1919 г. придало новый импульс всему движению за независимость Кореи. В течение нескольких месяцев он сформировал Армию независимости Великой Кореи, в состав которой вошло около 400 человек. Уже в августе 1919 г. Армия начала предпринимать первые вылазки на территорию Кореи в бассейне реки Туманган. Сначала партизаны совершили нападение на города Хесан и Капсан у реки Хочхонган (южного притока Тумангана в среднем течении), значительно продвинувшись вглубь территории страны. Затем выше по течению Тумангана были организованы успешные рейды в район городов Канге и Чансон.

    Возвратившись в Маньчжурию, партизаны Армии независимости Великой Кореи решили объединить свои усилия с другими вооруженными формированиями. Они постоянно меняли местоположение, передвигаясь вдоль северного (китайского) берега реки Туманган. Очевидно, японцы пытались отслеживать передвижение партизан. Так, в начале лета 1920 г. в ответ на очередную вылазку партизан японские войска пересекли Туманган и совершили нападение на селение Самдунчжон, где, по их предположению, могла находиться опорная база партизан. Хон Бомдо, узнав о нападении и бесчинствах японцев, срочно перебросил своих партизан в селение и разгромил врага. Тогда японцы задумали ответный карательный поход на селение По-нодон. Хон Бомдо, проинформированный о планах японцев, заблаговременно эвакуировал из села мирных жителей и достойно встретил атаку. В то время под его командованием находилось уже около 700 человек, в том числе и партизаны Гражданской армии (Кунмингун) под командованием Ан Му. По официальным сообщениям Временного правительства Республики Корея в Шанхае, в этом сражении японцы потерпели сокрушительное поражение, потеряв 157 человек убитыми и около 300 —ранеными, сами корейцы потеряли лишь 4 человека.

    Победа Армии независимости Великой Кореи у села Понодон вселила надежду на еще более значительные победы в будущем. Уже через несколько месяцев, 21 октября 1920 г., у села Чхонсанни, расположенного к северу от реки Туманган, в ее нижнем течении, произошло более масштабное сражение с японцами.

    Японские войска продолжали организовывать рейды на территорию Китая с целью ликвидации баз корейских партизан. Партизаны в свою очередь также продолжали объединять свои силы. К октябрю 1920 г. неподалеку друг от друга сосредоточились «Отдел управления Армией северных дорог» и партизанские отряды под командованием Хон Бомдо и ан Му. «Отдел управления», создание которого было провозглашено в декабре 1919 г., не случайно имел такое «странное» название. Целью его образования было не только ведение боевых операций с японцами, но и «гражданская» деятельность среди корейского населения приграничных территорий, в частности организация начального и специального военного образования. Таким образом, он должен был играть роль местного военного корейского правительства. Отряды «Отдела управления», имевшие в своем составе около 1600 человек, возглавил Ким Чвачжин (1889-1930), выходец из знатной семьи провинции Южная Чхунчхон, бывший одно время директором сеульской газеты «Хансон синмун» и переправившийся в Маньчжурию с началом Первомартовского движения[269].

    21 октября 1920 г. сражение с японскими войсками начала армия «Отдела управления». Затем подключились партизаны под командованием Хон Бомдо и Ан Му. За шесть последующих дней произошло более 10 сражений с японскими войсками в районе приграничного китайского уезда Хэлун, которые условно принято называть «сражением у Чхонсанни». Около 2 тыс. корейцев столкнулись с более чем в два раза превосходящими силами японцев. Последние потеряли убитыми и раненными от 2 до 3 тыс. человек.

    Битва у Чхонсанни завершилась самой значительной победой корейских партизан над японскими войсками за всю историю антияпонского партизанского движения. Такая победа стала возможной только благодаря активной помощи местного корейского населения приграничных китайских территорий. Это прекрасно понимали и японцы. Поэтому победа партизан обернулась мощным ответным карательным походом японцев, в ходе которого главный удар был нанесен по мирному населению. Число погибших корейцев оценивается десятком тысяч. Теснимые японцами с юго-запада партизанские отряды (сначала ими руководили Хон Бомдо и ан Му, а затем — Ким Чвачжин) были вынуждены в 1921 г. перейти на территорию российского Дальнего Востока. В конце июня 1921 г. в районе расквартирования партизанских отрядов, городе Свободном, возникло вооруженное противостояние между различными группировками корейских партизан с участием советской Красной Армии.

    После событий в Свободном Хон Бомдо остался в советской России, а Ким Чвачжину удалось возвратиться в Маньчжурию и там продолжить антияпонскую вооруженную борьбу. В 1925 г. он присоединился к созданному в марте месяце в китайском уезде Нинань, на стыке границ Китая, Кореи и России, так называемому Новому народному правительству (Синминбу), которое должно было управлять указанной территорией компактного проживания корейцев. Как и полагается во всяком правительстве, в Синминбу, возглавлявшемся Ким Хеком, были министры внешних и внутренних дел, финансов, транспорта и т. д. Ким Чвачжин стал главой вооруженных сил, численность которых оценивается примерно в 350 человек. 24 января 1930 г. Ким Чвачжин был убит на станции Шаньси представителями корейской коммунистической молодежной организации.

    После того как в 1921 г. основные партизанские силы были вытеснены в Россию, корейские патриоты, проживавшие в приграничных с Кореей районах Маньчжурии, решили продолжить борьбу за независимость, пойдя по пути создания так называемых «правительств».

    Первым в 1922 г. было образовано «Объединенное справедливое правительство»[270] (Тхоныйбу), распространявшее свою юрисдикцию на китайскую территорию вдоль нижнего течения реки Амноккан. В нем так же, как и во всех других корейских «правительствах» в Маньчжурии, были организованы свои министерства и небольшие вооруженные подразделения. В 1924 г. в результате противостояния внутри этого «правительства» и борьбы за влияние из него выделилось «Народно-политическое правительство» (Чхамыйбу), наладившее впоследствии связь с Временным правительством Республики Корея в Шанхае. В 1925 г. в районе китайского города Цзилинь, достаточно отдаленного от корейско-китайской границы, было создано «Главное справедливое правительство» (Чоныйбу). О создании «Нового народного правительства» уже упоминалось. В марте 1929 г. представители трех «правительств» собрались вместе в Синьаньндуне и решили образовать единое «Народное (или «гражданское») правительство» (Кунминбу). Однако и здесь борьба за власть снова привела к появлению уже в 1929 г. «Партии независимости Кореи» (Хангук тонниптан) и «Армии независимости Кореи» (Хангук тонпипкуп), а также «Корейской революционной партии» (Чосон хёнмёндан) и «Корейской революционной армии» (Чосон хёнмёнгун). Первые «партия» и «армия» определили своей сферой влияния северо-восток Маньчжурии, а вторые — юго-восток.

    Однако уже с 1936 г. активные вооруженные выступления корейских партизан в Маньчжурии, полностью оккупированной готовившимися к нападению на Китай японскими войсками, закончились. Часть корейских партизан перешла вглубь территории Китая и продолжила борьбу с японцами в союзе с китайскими патриотами.

    Тем не менее и во второй половине 1930-х годов в Маньчжурии продолжались вылазки корейских партизан, которые северокорейская историография связывает с именем Ким Ирсена (1912-1994).

    § 3. Революционная деятельность Ким Ирсена

    В современной историографии существует два диаметрально противоположных подхода к описанию деятельности Ким Ирсена в 1920-1930-е годы. Согласно первому подходу, северокорейскому, Ким Ирсен уже с ранних лет четко понимал цели и задачи революционной антияпонской борьбы, был центральной фигурой в деятельности корейских патриотов в Маньчжурии, оказывавшей влияние и на движение за независимость внутри самой Кореи. Советская официальная историография во многом следовала северокорейской версии изложения событий.

    Южнокорейская[271], западная и современная (с начала 1990-х годов) российская историография придерживаются другого подхода. С одной стороны, он не отрицает факт участия Ким Ирсена в антияпонском партизанском движении, но иначе рассматривает его роль. Многие «факты» из жизни Ким Ирсена 1920-1940-х годов, представленные в северокорейской историографии, расцениваются как часть северокорейской «мифологии» о нем.

    В настоящей монографии мы познакомимся с основным содержанием обеих версий изложения истории революционной деятельности Ким Ирсена.

    Северокорейский подход[272]. Ким Ирсен родился 15 апреля 1912 г. в бедной крестьянской семье в селе Нам уезда Тэдон провинции Южная Пхёнан, недалеко от Пхеньяна. Теперь это место называется Ман-гёндэ. С рождения мальчика нарекли именем Сончжу, что означает «Становящийся опорой». Имя Ирсен он взял себе гораздо позже. Отцом Ким Ирсена был Ким Хёнчжик (1894-1926), одно время учивший детей в местной деревенской школе. Участвуя в антияпонском национальном движении, 23 марта 1917 г. Ким Хёнчжик создал Корейское национальное общество. За антияпонскую деятельность он был арестован японской полицией и посажен в тюрьму. Выйдя оттуда, он вместе с семьей переправился в северо-восточную Маньчжурию. Мать Ким Ирсена — Кап Вансок (1892-1932) также была одним из лидеров антияпонского движения. Родившись в революционной семье, Ким Ирсен с ранних лет включился в антияпонскую революционную борьбу. С 1923 по 1925 г. он по настоянию отца пытался учиться в родных местах в Корее, но, узнав об очередном аресте отца японской полицией, в январе 1925 г. снова вернулся в Маньчжурию. После смерти отца 5 июня 1926 г. Ким Ирсен приступил к активной революционной деятельности.

    Слово «революционная» означает, что своей целью Ким Ирсен видел не только освобождение родины от японского колониального господства, но и построение нового справедливого общества рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции. 7 октября 1926 г., находясь в уезде Хуадянь провинции Гирин (на литературном пекинском диалекте—Цзилинь), Ким Ирсен создал молодежный Союз свержения империализма. Через год, 27 августа 1927 г., в городе Гирин он реорганизовал Союз свержения империализма в Антиимпериалистический союз молодежи, а 28 августа создал Коммунистический союз молодежи Кореи. С 15 января 1928 г. под руководством Ким Ирсена стала выходить революционная газета «Новый день» («Сэмолъ»), названная по имени революционной детской организации, созданной им еще в 1926 г. Осенью 1929 г. ряд молодых корейцев-патриотов, обвиненные в антияпонской деятельности были заключены в гиринскую тюрьму, где находились по май 1930 г.

    С 30 июня по 2 июля 1930 г. в городе Калунь Ким Ирсен провел совещание руководящих работников Коммунистического союза молодежи Кореи и «Антиимпериалистического союза молодежи Кореи», на котором определил характер корейской революции и изложил принципы идеи чучхе, т.е. «самостоятельности» и уникальности корейского революционного пути. Уже 3 июля 1930 г. Ким Ирсен создал первую корейскую партийную организацию типа чучхе, в которую вошли молодые коммунисты. А 6 июля в местечке Гуюйшу на собрании партийных и комсомольских кадров провозгласил создание Корейской революционной армии (КРА). С июля 1930 г. первые группы КРА стали совершать нападения на японские полицейские участки и вооруженные формирования японцев как в Маньчжурии, так и на территории Кореи — в провинции Южная Хамгён.

    С осени 1930 г., по предложению товарищей[273] — соратников по борьбе, Ким Ирсен перестал называть себя Сончжу, взяв имя «Ирсен», т. е. «Становление солнца». Таким образом, новое имя должно было отражать роль Ким Ирсена как лидера освободительного революционного движения.

    В начале 1931 г. Ким Ирсен распространил свою деятельность на северо-восточные границы Кореи, в бассейн реки Туманган. После того как 18 сентября японцы начали вооруженное вторжение в Маньчжурию, Ким Ирсен решил изменить форму вооруженной борьбы корейских революционеров, развернув партизанскую войну. Поэтому 25 апреля 1932 г. в уезде Аньту им была создана Антияпонская народная партизанская армия (АНПА). С лета 1932 г. до начала 1933 г. в бассейне реки Туманган, на китайской стороне, начали создаваться так называемые «партизанские освобожденные районы»[274]. На их территориях партизаны образовывали «народно-революционные правительства». С марта 1934 г. Ким Ирсен принял план перестройки Антияпонской народной партизанской армии в Корейскую Народно-революционную армию (КНРА), которая завершилась в 1934 г. В 1935 г. в связи с японскими карательными походами против корейских освобожденных партизанских районов Ким Ирсен принял решение об их расформировании. На это потребовалось время с мая по ноябрь 1935 г. Одновременно в конце 1935 — начале 1936 г. был предпринят очередной военный поход КНРА в Северную Маньчжурию.

    С начала 1936 г. Ким Ирсен развернул подготовительную работу по созданию единого антияпонского национального фронта, и 5 мая 1936 г. в Дунгане уезда Фусун было объявлено о создании «Лиги возрождения Родины» (Чогук кванбокхве). Тогда же были приняты ее программа, устав, учредительная декларация. Во главе Лиги встал Ким Ирсен, взяв себе еще одно имя — Тонмён, что значит «Свет Востока» (т.е. «Свет Кореи»),

    Одновременно была развернута работа по созданию партизанской опорной базы в районе пограничных с Кореей гор Пэктусан (с китайской стороны). В ответ японские власти организовали ряд карательных операций, с тем, чтобы не допустить закрепления в этих местах корейских партизан. Отряды КНРА сумели достойно отразить нападение врага, вступив с бой с японскими отрядами 14, 20 и 26 февраля 1937 г. в районе уезда Чанбай. Весной 1937 г. было решено совершить рейд КНРА вглубь территории самой Кореи. Ким Ирсен лично возглавил поход в селение Почхонбо, расположенное на южном берегу реки Амноккан, в ее верхнем течении. Атака началась в 10 часов вечера 4 июня 1937 г. Главной целью отряда КНРА стал японский полицейский участок, местная управа, здание пожарной команды и другие японские учреждения. Одержав победу, корейский партизанский отряд вернулся на свою базу на китайской территории.

    Летом 1937 г. КНРА подверглась значительным ударам со стороны японских карательных войск, вследствие непродуманного выступления ряда антияпонских партизанских формирований (в том числе и китайских) в районе реки Жэхэ, с целью захвата столицы Маньчжоу-го — города Чаньчунь, что в свою очередь являлось исполнением указаний Коминтерна.

    В последующие годы отряды КНРА, руководимые Ким Ирсеном, продолжали активную деятельность главным образом в районе гор Пэктусан, создавая там временные тайные опорные базы. Они послужили основой для подготовки и укрепления отрядов КНРА, принимавших активнейшее участие в последующем освобождении страны от японского колониального господства.

    Таким образом, северокорейская историография демонстрирует легитимность становления Ким Ирсена как будущего лидера КНДР.

    Второй подход в изложении истории революционной деятельности Ким Ирсена сводится главным образом к отрицанию целого ряда фактов, отраженных в северокороейской историографии, или же к их уточнениям, в целом несколько принижающим роль Ким Ирсена в антияпонской борьбе[275].

    Представители данного подхода утверждают, что родители Ким Ирсена не были революционерами. Мало того, они являлись протестантскими верующими. Хотя факт участия Ким Хёнчжика в антияпонской деятельности все же не отрицается. Действительно, с начала 1930-х годов Ким Ирсен участвует в партизанском движении, но не в отрядах, организованных им самим, а в отрядах, созданных Коммунистической партией Китая, — во Второй партизанской армии при Объединенной северо-восточной партизанской армии.

    Что касается создания в июне 1936 г. Лиги возрождения Родины, то южнокорейская историография описывает это так. Ким Ирсен вообще не имел никакого отношения к ее деятельности. Действительно, первоначальное название лиги звучало как «Лига возрождения Родины корейцев [проживающих] в Маньчжурии» (Чэман ханин чогук кванбокхве), где слово «кореец» передавалось через название Кореи — Хан, которое чаще всего избирали корейские патриоты «демократической» или «буржуазно-националистической» ориентации. Корейские коммунисты и социалисты, как правило, предпочитали пользоваться другим названием Кореи — Чосон. Во главе Лиги стояли местные корейские деятели движения за независимость: О Соннюн, Ом Су-мён, Ли Санчжун. Лига приняла программу из 10 пунктов, старалась объединить в своих рядах корейских представителей всех классов, сословий и вероисповеданий. Лига открыла подпольные филиалы в корейских городах Вонсан, Хамхын, Хыннам, Мёнчхон, Сончжин, Кильчжу, т.е. вдоль северо-восточного побережья Кореи, издавала журнал «Первое марта». Она принимала участие в вооруженной партизанской деятельности в Маньчжурии в составе корейского подразделения—шестой дивизии Второй партизанской армии. И, с точки зрения южнокорейских исследователей, самым значительным вооруженным выступлением, связанным с деятельностью Лиги, был как раз упоминавшийся бой в Почхонбо.

    Однако даже самые скептически настроенные по отношению к личности Ким Ирсена отечественные авторы не отрицают того, что во время рейда 4 июня 1937 г. в Почхонбо двумя сотнями корейских партизан командовал именно он. Общеизвестен и признан в южно-корейской историографии также тот факт, что после боя партизаны раздавали местному населению листовки с программой из 10 пунктов Лиги возрождения Родины. Если бы Ким Ирсен не был связан с Лигой, то он бы не стал распространять текст документа, отражающего ее деятельность.

    После успешного нападения на Почхонбо японцы, как уже отмечалось, неоднократно организовывали карательные экспедиции для того, чтобы расправиться с партизанскими отрядами под командованием Ким Ирсена. В особенности трудными для партизан стали 1939-1940 гг. В конце декабря 1940 г. Ким Ирсен вместе с группой партизан был вынужден перейти на территорию Советского Союза, где он прожил почти пять лет. В СССР он продолжил свою деятельность в качестве офицера особой 88-й отдельной стрелковой бригады Красной Армии (с 1942 г.), сформированной из маньчжурских партизан, надеясь когда-нибудь вернуться в Маньчжурию или Корею и продолжить борьбу за независимость своей родины.

    Таков взгляд западных, южнокорейских и современных российских историков на биографию Ким Ирсена в 1920 —начале 1940-х годов. Конечно же, этот вариант биографии не показывает его фигуру столь грандиозной и героической, как северокорейская версия жизни «великого вождя». Однако и в таком, более скромном виде, история антияпонской деятельности Ким Ирсена свидетельствует о том, что он был далеко не последним лицом в маньчжурском движении за независимость Кореи в 1930-е — начале 1940-х годов.

    Спад движения за независимость Кореи внутри страны в конце 1930-х — начале 1940-х годов, переход в то время на советскую территорию корейских партизан из Маньчжурии были связаны с новым положением Японии в мире и вытекавшей из этого новой политикой Японии в Корее и Маньчжурии. Действительно, в первой половине 1940-х годов Корея прошла, пожалуй, через самые тяжелые за весь период японской колонизации испытания.

    Глава 12. КОРЕЯ В ГОДЫ ЯПОНО-КИТАЙСКОЙ И ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

    Используя марионеточное маньчжурское государство в качестве военного плацдарма, 7 июля 1937 г. Япония начала войну против Китая. С этого времени у Японии стали ухудшаться экономические отношения со странами Запада. Жизнь страны была поставлена на службу войне. В 1938 г. в Японии был принят закон о всеобщей мобилизации, позволявший привлекать для военных целей любые материальные и трудовые ресурсы. С лета 1940 г. прекратили свою деятельность все политические партии страны. 27 сентября 1940 г. в Берлине оформился тройственный союз между Германией, Италией и Японией. После этого были полностью прерваны торговые отношения с главным внешнеэкономическим партнером — США.

    В ночь с 7 на 8 декабря 1941 г. Япония вступила во вторую мировую войну, напав на Пёрл-Харбор — военно-морскую базу США на Гавайских островах. Экономическая ситуация в стране становилась все хуже. Не хватало солдат для армии и рабочих для заводов. С 1943 г. в японскую регулярную армию стали набираться те, кому было за 40 лет, а также студенты. С 1944 г. на заводах начали работать учащиеся средних школ. С 1941 г. в Японии были введены карточки на рис.

    Экономические трудности и ограничение политических свобод конца 1930-х — первой половины 1940-х годов в некогда процветавшей Японии не могли не отразиться на ее колонии — Корее, всегда находившейся в более тяжелом положении, чем метрополия.

    Тема настоящей главы будет изложена в двух аспектах: 1) рассмотрение главных моментов, характеризующих положение Кореи в конце 1930-х — начале 1940-х годов; 2) знакомство с новыми направлениями движения за независимость и тем местом, которое в них занимали идеи коммунизма, социализма, равноправия, особой роли государства. Все это поможет понять причины того, почему возникло разделение страны на Север и Юг. (Эти причины совсем не так просты, как это может показаться с первого взгляда, и не сводятся лишь к дислоцированию на территории Кореи союзных войск СССР и США.) Почему именно в Северной Корее было создано государство, строившее социализм? Почему столь велико было желание США оккупировать южную часть Корейского полуострова, и почему первые годы независимого существования для Северной Кореи оказались более благополучными, чем для Южной?

    В отечественном корееведении время конца 1930-х — начала 1940-х годов еще не привлекло достаточного внимания историков. Наиболее полное освещение этого периода представлено в соответствующих главах второго тома коллективного труда «История Кореи» (М., 1974), принадлежащих перу Г. Ф. Кима и Ф. И. Шабшиной.

    § 1. Положение Кореи в годы японо-китайской и второй мировой войны

    В конце 1930-х — начале 1940-х годов в развитии Кореи наблюдались две основные тенденции: 1) стремительная индустриализация и общий экономический рост, положительно не отражавшийся на уровне жизни простого народа, и 2) ужесточение колониального режима и курс на подавление национальной корейской культуры.

    Объективной причиной общего экономического роста в Корее было вступление Японии в войну с Китаем, а затем — во вторую мировую войну и последовавший рост потребностей в развитии японской оборонной промышленности. Для этого требовалось сырье, которого в Японии, как известно, было крайне недостаточно. В то же время северная часть Корейского полуострова была богата месторождениями каменного угля и железной руды. Поэтому главным объектом промышленного развития Кореи стали горнодобывающая и горнообрабатывающая промышленность.

    В Корее добывали вольфрам, молибден, свинец, графит. Важнейшими видами продукции горнорудной промышленности были уголь и железная руда. С 1941 по 1944 г. объем добычи угля в Корее вырос с 6 до 8 млн т, железной руды — с 2 до 3 млн т. Основная часть железной руды добывалась на мусанских рудниках провинции Северная Хамгён. За период с 1937 по 1944 г. валовая продукция горнорудной промышленности выросла в 3 раза, а железной руды — в 16 раз. Сырье частью вывозилось в Японию, частью перерабатывалось в Корее. Поэтому вместе с горнорудной промышленностью развивалась металлургическая. В 1940 г. было пущено в эксплуатацию крупнейшее в Корее металлургическое предприятие в городе Чхончжин, принадлежавшее японской корпорации Ниппон сэйтэцу («Японские металлургические предприятия»).

    Важное место в развитии оборонной промышленности занимала химическая отрасль. Еще до начала японо-китайской войны более четверти продукции химической промышленности Кореи (в стоимостном выражении) имело военное назначение, а еще одну четверть составляли химические удобрения. Крупнейшим центром химической промышленности являлся город Хыннам провинции Южная Хамгён, где располагался завод азотных удобрений, на котором также производился порох. После вступления Японии в войну с Китаем в Корее было построено множество новых предприятий химической промышленности, таких, как, например, химический комбинат в Пхеньяне или заводы жидкого топлива в Вонсане.

    В машиностроительной промышленности Кореи также произошли изменения. Если до войны в Корее производили главным образом оборудование для горной промышленности, железнодорожные подвижные составы и небольшие суда, то в военное время появились автосборочные и авиасборочные предприятия.

    Интенсивный рост промышленности Кореи, втянутой в войну, требовал развития электроэнергетики. В 1941 г. была построена крупнейшая Супхунская гидроэлектростанция в нижнем течении реки Амнок-кан. Всего к концу войны в Корее существовало около 150 крупных электростанций, которые полностью контролировались японским капиталом.

    Захват Японией Маньчжурии в 1931 г., а затем вступление в войну с Китаем в 1937 г. стали объективными причинами развития в Корее железнодорожного транспорта, который играл роль связующего звена между Японией и Китаем. В условиях войны он был более безопасным, чем морской. Большая часть железных дорог принадлежала государству (Японии).

    Крупнейшими портами, в развитие которых Япония вкладывала немалые средства, были Пусан на южной оконечности Корейского полуострова—морские ворота Кореи, Чемульпхо (Инчхон), открывавший дорогу на Сеул по реке Ханган, и Нампхо, связанный с Пхеньяном по реке Тэдонган.

    Говоря об индустриализации Кореи в конце 1930-х — начале 1940-х годов, следует отметить, что главным объектом промышленного развития была северная часть Корейского полуострова, наиболее богатая полезными ископаемыми. Действительно, в 1940-е годы 85% угля, 85% металлургической продукции, 88% продукции химической промышленности давал север Кореи. В 1945 г. электростанции северной части Кореи, наиболее богатые гидроресурсами и углем, вырабатывали 92% всей электроэнергии Кореи. Поэтому вполне понятно, почему после разделения Кореи на Север и Юг (в результате освобождения Кореи от японского колониального господства) экономическое положение двух частей оказалось настолько различным.

    В заключение краткого обзора экономических изменений в Корее рубежа 1930-1940-х годов следует отметить еще один важный момент. Рост промышленного производства на севере Кореи естественным образом приводил к росту численности рабочего класса. Всего в Корее к концу войны насчитывалось до 2 млн рабочих при общей численности населения в 25 млн человек. Работа на новых, оснащенных по последнему слову техники предприятиях требовала повышения образовательного уровня рабочих. В 1930-1940-е годы в среде рабочих были достаточно популярны или, по крайней мере, могли быть восприняты идеи социализма. Таким образом, география экономического развития Кореи того времени создавала почву для более безболезненной адаптации социалистической модели государственного развития именно в северной части полуострова.

    Однако, как уже отмечалось, планомерное экономическое развитие Кореи осуществлялось Японией отнюдь не в интересах корейского народа. Свидетельство тому — политика, которую проводила в это время японская колониальная администрация в отношении корейской культуры, корейской нации как таковой. В современной историографии эта политика определяется как «политика уничтожения нации».

    В 1937 г. после начала японо-китайской войны был издан указ о запрещении употребления корейского языка в государственных учреждениях. «Неграмотные» корейцы должны были пользоваться услугами переводчика. С 1938 г. было прекращено преподавание корейского языка в школах[276]. Теперь японский язык стал называться «родным языком».

    Для борьбы с употреблением корейского языка в школах японские учителя ввели систему наказаний и премий. Так, в отдельных школах всем учащимся выдавались особые талоны, по десять на неделю. Если кто-то из соучеников говорил в школе по-корейски, то каждый имел право отнять у нарушителя талон. В конце недели проходила проверка. Если у ученика было меньше десяти талонов, ему полагалось наказание, например, удары палкой по рукам. Если больше — ученик получал подарки в виде карандашей, тетрадей и т.п. Имевшему десять талонов обеспечивалась «спокойная жизнь». Иногда за употребление корейского языка могли брать денежные штрафы[277].

    С конца 1930-х годов в Корее все интенсивнее стала разворачиваться пропаганда теории об общих корнях корейского и японского народов, в которой японский народ занимал доминирующее место. Для того чтобы окончательно воплотить эту теорию в жизнь, в конце 1939 г. в Корее был распространен указ, согласно которому с 11 февраля 1940 г. начиналась кампания по замене корейских фамилий на японские. Иными словами, исходя из своей корейской фамилии, которая состояла из одного слога, нужно было выбрать соответствующую японскую. Вместе с фамилией нередко приходилось менять и имя. Таким образом, по замыслу инициаторов кампании, на территории Корейского полуострова все корейцы должны были «стать японцами».

    Акт замены фамилий стал огромной трагедией для населения Кореи, практически каждый знал свою генеалогию на многие столетия вглубь веков и гордился этим. Замена фамилий, помимо того, что лишала корейца его национального лица, не давала возможности совершать многочисленные ритуалы и церемонии годового и жизненного циклов, такие, как, например, ежегодные церемонии кормления духов предков. Поэтому многие корейцы, в особенности люди среднего и пожилого возраста, не соглашались менять фамилии даже под страхом смерти. Формально кампания была «успешно» завершена уже к 10 августа 1940 г. По отчетам к этому времени около 80% корейцев  сменили фамилии. Реально же новые японские имена и фамилии употреблялись исключительно в официальном делопроизводстве, присутственных местах и т. п., в то время как в повседневной жизни люди, естественно, пользовались своими национальными именами.

    Однако некоторые представители корейской интеллигенции и национальной буржуазии поддержали кампанию по замене имен. Среди них был корейский писатель Ли Гвансу (1892-?, после 1950 г.), в свое время воспринимавшийся корейским населением как патриот. Он взял себе имя Каяма Мицуо.

    В августе 1940 г. были закрыты две крупнейшие корейские газеты, издававшиеся на корейском языке — «Чосон илъбо» и «Тона ильбо». В октябре 1942 г. было разогнано «Научное общество корейского языка» (Чосоно хакхве). Его руководители — Ли Юнчжэ, Ли Гынно, Хан Чжин, Ли Хисын и многие другие, продолжавшие, несмотря на все запреты, бороться за сохранение национального языка, были арестованы и осуждены на тюремное заключение.

    Со второй половины 1930-х годов японская администрация стала активно внедрять в Корее японскую национальную религию синто, во главе которой стоял японский Император. Во всех корейских учебных заведениях школьников и студентов насильно заставляли поклоняться божествам синто, в корейских жилых домах хозяев обязывали вывешивать табличку духа легендарной основательницы японской нации, богини солнца Аматэрасу. Даже в католических и протестантских церквах корейцев заставляли поклоняться духам синто. Редкие случаи неповиновения, как, например, пастора Чу Гичхоля (1897-1941), жестоко карались.

    По замыслу японских колонизаторов, корейцы должны были все как один подняться на борьбу во имя побед японского народа, имевшего «общие корни с корейским». Корейцы должны были стать «народом-слугой» Империи. В феврале 1938 г. был опубликован закон о «добровольном» наборе корейцев в имперские сухопутные войска. В эти войска шли главным образом неимущие выходцы из деревни, доведенные до состояния крайней нищеты японской колониальной политикой. С 1942 г. в корейских школах было введено обязательное военное обучение, а с 1943 г. (как и в Японии) в армию стали призываться учащиеся школ. Корейцами комплектовались не только сухопутные войска, но и флот. Всего за годы двух войн в японской армии вынуждены были служить 360 тыс. корейцев.

    Однако японцам требовались не только корейские солдаты, но и все материальные и трудовые ресурсы страны. В апреле 1938 г. был опубликован Закон «О всеобщей мобилизации во имя государства»» согласно которому японская колониальная администрация могла использовать любые материальные и трудовые ресурсы Кореи для нужд войны. Действительно, в годы японо-китайской и Тихоокеанской войны (12.1941-08.1945) действовал Закон «О регулировании распределения зерновых Кореи», согласно которому около 40-60% сельскохозяйственной продукции изымалось на военные нужды; 667 648 корейцев были привлечены к самым разнообразным работам, главным образом на рудниках, оборонных заводах, строительстве оборонительных сооружений. Нередко в целях соблюдения «секретности» после завершения работ корейских рабочих убивали.

    Среди всех видов «использования корейских людских ресурсов» особой жестокостью отличалось создание так называемых «подразделений несгибаемых» (чонсиндэ) по указу от 23 августа 1944 г., которые комплектовались из корейских женщин и девушек в возрасте от 12 до 40 лет. Формально труд женщин, набранных по этому указу, мог использоваться и на оборонных заводах. Однако большинство из них отправляли в японскую армию. Днем девушки и женщины работали поварами, прачками, медсестрами или даже подносчицами боеприпасов, а по ночам должны были исполнять обязанности «женщин-успокоительниц» (вианбу). В среднем на каждую «женщину-успокоительницу» приходилось по 29 солдат, а в конце Тихоокеанской войны число солдат могло доходить до сотни. Считается, что в японскую армию было привлечено от 140 до 180 тыс. корейских женщин.

    Пожалуй, самым трагичным в истории Кореи конца 1930-х — начала 1940-х годов, было то, что в корейском обществе появлялось все больше людей, которые поддерживали идею единения Кореи с Японией, японскую политику как в самой Корее, так и в окружающем мировом пространстве. В годы войны возникали всевозможные «патриотические» общества, имевшие своей целью «воспитание» корейского народа, «совершенствование» его духа, мобилизацию его сил во имя интересов «великой» японской Империи. В такие общества входили главным образом представители корейской буржуазии, разбогатевшей на оборонных заказах, а также часть интеллигенции, нашедшей «свое место» в условиях безжалостной машины японского колониального режима.

    К сожалению, среди них были и довольно известные представители тех, кто в свое время боролся с Японией за независимость страны. Так. Юн Чхихо (1865-1946), участвовавший в перевороте реформаторов 1884 г., являвшийся одним из руководителей Общества независимости (1896-1898), пострадавший в 1911 г. по «делу 105» в связи с обвинениями в подготовке убийства генерал-губернатора Тэраути Масатакэ, известный лидер движения за независимость, в 1938 г. стал членом прояпонской «Корейской лиги за гражданский дух всеобщей мобилизации» (Кунмин чонсин чхондонвон Чосон ёнмэн), а 1941 г. — одним из руководителей прояпонской «Корейской временной военной организации служения родине» (Чосон имчжон погуктан). После освобождения Кореи Юн Чхихо покончил жизнь самоубийством. Знаменитый корейский литератор и историк, автор сеульской Первомартовской Декларации независимости Чхве Намсон также вошел в руководство «Корейской временной военной организации служения родине».

    К 1940 г. в Корее уже выросло молодое поколение, для которого независимость Кореи была чем-то абстрактным, неосязаемым, а японское колониальное господство «естественной» реальностью. Среди элиты корейского общества в самой Корее уже не осталось людей, способных возглавить движение за независимость. Карательные мероприятия японской колониальной администрации ужесточились как никогда. Рабочий класс севера страны еще не мог стать лидирующей силой в борьбе за возрождение родины. И только корейское патриотическое движение за рубежом по-прежнему отличалось достаточной активностью.

    § 2. Новая стадия движения за независимость

    В конце 1930-х — начале 1940-х годов зарубежное корейское движение за независимость, так же как и в предыдущее десятилетие, имело свои центры в Китае, США и СССР.

    В южнокорейской историографии основное внимание акцентируется на тех тенденциях, которые складывались в корейском движении за независимость в Китае как наименее подверженном влиянию «внешних сил». Здесь на рубеже 1930-1940-х годов сформировались два блока — «левый» и «правый». К 1944 г. им удалось объединиться.

    Обратимся к истории создания «левого» блока национально-освободительного движения, которое возглавил Ким Вонбон (1898-?, после 1958 г.). Ким Вонбон стал участником движения за независимость Кореи в 1921 г., находясь в Китае, куда приехал впервые еще в 1915 г. Здесь же он получил военное образование в гоминьдановской военной школе на острове Хуанпу (Вампу), возглавлявшейся Чан Кайши. Ким Вонбон интересовался марксизмом и в 1929 г. основал в Пекине «Институт ленинской политики». Имея военное образование, он прилагал немалые усилия для создания офицерских кадров будущей корейской армии освобождения. Так, в 1932 г. Ким Вонбон открыл в Нанкине Корейскую офицерскую школу.

    В том же году из двух Партий независимости Кореи (Хангук тон-ниптан и Чосон тонниптан), Новой корейской партии независимости (Синхан тонниптан), Корейской революционной партии (Чосон хёнмёндан), Великой корейской партии независимости (Тэхан тонниптан) при активном участии Ким Вонбона был создан «Корейский объединенный союз антияпонского фронта» (Хангук тэиль чон-сон тхониль тонмэн). Действительно, после ликвидации в Корее в 1932 г. «Общества обновления» (Синганхве), многие представители патриотических сил переправились в Китай и активно включились в национально-освободительную борьбу. В начале 1930-х годов Союз антияпонского фронта стал фактически второй значимой силой, объединявшей корейские патриотические силы в Китае, после Временного правительства Республики Корея в Шанхае.

    В июне-июле 1935 г. в Нанкине из Корейского объединенного союза антияпонского фронта Ким Вонбон образовал Корейскую национальную революционную партию (Хангук минчжок хёнмёндан). Во главе новой партии встал сам Ким Вонбон; коммунист по убеждениям Ким Дубон (1889-1961?) стал заведующим организационным отделом. Однако часть руководящих постов занимали представители «правого» крыла движения за независимость, например, Ким Гюсик (1877-1950), бывший министр иностранных дел Временного правительства. Окончательное «полевение» партии произошло в 1937 г., когда в ее ряды вошли представители корейского коммунистического движения, переправившиеся в Китай из Кореи. Тогда в названии партии «правое» имя Кореи «Великая Хан» поменяли на «левое» «Утренняя Свежесть».

    Среди важнейших программных требований строительства будущего независимого государства были указаны такие, как: 1) государственная собственность на землю и равное распределение земли между крестьянами; 2) государственное управление крупными или «монопольными» предприятиями; 3) государственное планирование. Требования эти основывались на так называемом принципе «равенства трех», т. е. принципе сбалансированности отношений между личностью, нацией и государством или между политикой, экономикой и народным образованием.

    Таким образом, в программе Корейской национальной революционной партии были намечены элементы будущего строительства государства социалистического типа или по крайней мере с элементами социализма. Возможно, именно по этой причине часть корейских патриотов правого крыла со временем вышли из рядов партии.

    Однако события японо-китайской войны трагически повлияли на судьбу партии. Штаб-квартира ее со дня основания находилась в Нанкине. Когда в октябре месяце японские войска подошли к Нанкину, штаб-квартира переехала в Ухань. После падения Уханя партия прекратила свое существование. Сам Ким Вонбон отправился в Чунцин, где расположилось Временное правительство Республики Корея, и впоследствии вошел в его состав. При этом в 1938 г. он создал «Лигу фронта корейской нации» (Чосон минчжок чонсои ёнмэн), которая стала новым центром левых сил корейского движения за освобождение в Китае.

    Почему в «буржуазное» правительство, возглавлявшееся лидером правого крыла Ким Гу (1876-1949), вошел Ким Вонбон, человек левых убеждений?

    Это случилось потому, что сам Ким Гу постепенно приходил к идее^объективной необходимости преобразований с элементами левой ориентации в будущей свободной Корее. В 1937 г., пытаясь расширить и укрепить антияпонский патриотический фронт правых сил, Ким Гу образовал «Объединенный союз организаций движения за возрождение Кореи» (Хангук кванбок ундон танчхе ёнхапхве). Однако уже в 1939 г. Ким Гу и Ким Вонбон пришли к мысли о необходимости объединения левых и правых сил в единый антияпонский фронт, по поводу чего распространили совместное «Открытое послание товарищам и соотечественникам» (Тончжи, тонпхо-еге понэнын конгэчжан). В открытом послании была представлена относительно умеренная программа строительства нового корейского государства после освобождения. Речь шла о необходимости строительства независимого корейского государства; экспроприации, т. е. «возврате» японской собственности в Корее, а также собственности прояпонски ориентированных корейцев; государственном управлении промышленностью, транспортом, банками в «переходный период»; распределении земли между крестьянами и запрете купли-продажи земли.

    Тогда из-за противодействия ряда членов правого Объединенного союза реализовать идею единого фронта не удалось. Однако объективное положение Кореи привело к тому, что в опубликованной в ноябре 1941 г. программе Партии независимости Кореи (Хангук тоннип-гаам), воссозданной Ким Гу 9 мая 1940 г., был провозглашен принцип «равенства трех», на котором ранее настаивал Ким Вонбон. 28 ноября 1941 г. Временное правительство Республики Корея опубликовало «Программу государственного (строительства Республики Корея». В ней были обозначены такие пункты, как: 1) проведение всеобщих равноправных выборов; 2) создание системы обязательного образования; 3) государственная собственность на землю и распределение земли между крестьянами; 4) государственная собственность на крупные предприятия.

    Таким образом, в начале 1940-х годов в представлениях правого лидера движения за независимость Ким Гу о будущности корейского государства появились отдельные элементы социализма. Однако это вовсе не означало, что Ким Гу вдруг стал разделять левые взгляды. Наоборот, он всегда достаточно негативно относился к марксизму, классовой борьбе, классовой диктатуре (хотя не принимал и западные представления о свободе). Подобное внешнее «полевение» взглядов Ким Гу было отражением социально-экономических реалий Кореи: все крупные предприятия, большая часть земли находились в руках японцев или их «приспешников».

    Как можно было распорядиться крупными предприятиями и землей после будущего освобождения Кореи? Продавать их было некому, потому что достаточным количеством финансов обладали только иностранцы или коллаборационисты. Для последних освобождение Кореи означало неминуемый суд и наказание. Только землю можно было безвозмездно раздать крестьянам, что и предполагалось сделать.

    Таким образом, в результате относительного сближения программ двух блоков, ужесточения японской колониальной политики подавления корейского народа, перелома в ходе второй мировой войны, когда освобождение Кореи становилось реальным, создавалась база для объединения двух блоков — под руководством Ким Вонбона и Ким Гу — в рамках Временного правительства.

    В мае 1942 г. было принято решение о том, что Ким Вонбон становится заместителем главнокомандующего Армией возрождения Кореи (Хангук кванбоккун), которая была создана в сентябре 1940 г. и подчинялась Временному правительству. Окончательное соединение двух блоков произошло в апреле 1944 г. и было закреплено принятием пятого, исправленного варианта текста Конституции Республики Корея. По оценкам историков Сеульского университета, новое коалиционное правительство можно определить как «социал-демократическое»[278].

    Учитывая объективную предрасположенность колонизированной Кореи к установлению государственности с элементами социализма, а также «полевение» Временного правительства Республики Корея к середине 1940-х годов, становится понятным, почему ряд западных держав не противился идее оккупации Кореи после освобождения от японского господства.

    С начала 1940-х годов Временное правительство стало предпринимать активные шаги с целью признания его как единственного законного правительства после освобождения Кореи. 1 марта 1942 г., в 23-ю годовщину Первомартовского движения, Временное правительство приняло обращение к Китаю, США, Англии и СССР с призывом признать его законность.

    Каирское совещание в ноябре 1943 г. с участием президента США Т. Рузвельта, премьер-министра Великобритании У. Черчилля и главы гоминьдановского Китая Чан Кайши, на котором было заявлено о предоставлении Корее независимости, воодушевило Ким Гу, и он решил попробовать добиться признания Временного правительства если не одновременно у всех ведущих мировых держав, то хотя бы постепенно. Запросы о признании Временного правительства отправлялись на имя Чан Кайши 3 июля и 5 октября 1944 г., но оставались без ответа, несмотря на искреннее сочувствие Временному правительству со стороны главы Китайской Республики. Ким Гу надеялся хотя бы через военное сотрудничество с армией гоминьдана и войсками США, находившимися в Китае, добиться участия Армии возрождения Кореи в операциях по освобождению Кореи и тем самым обеспечить будущую легитимность передачи власти Временному правительству.

    Однако все его попытки оказались практически безуспешными. У союзных государств — СССР и США были свои планы насчет путей разгрома милитаристской Японии и последующего освобождения Кореи, и в них не было места почти неизвестному в обеих странах Временному правительству, которое, с точки зрения США, было чересчур «левым», а с точки зрения СССР — слишком «правым».

    У будущих стран-освободительниц были «свои» представители корейского национально-освободительного движения, причем не какие-нибудь безымянные «ставленники», а люди, хорошо известные в Корее и являвшиеся в некотором роде символами движения за независимость. Так, в США с 1904 г. в течение многих десятилетий проживал Ли Сынман, объединивший вокруг себя патриотические круги корейских соотечественников в США.

    У СССР также к 1945 г. появился «свой» лидер движения за независимость — Ким Ирсен, прославившийся с конца 1930-х годов антияпонскими партизанскими рейдами в Маньчжурии и у северных границ Кореи. Как уже упоминалось, по версии отечественной историографии 1990-х годов, Ким Ирсен с 1942 г. занимал заметные посты в отдельной 88-й стрелковой бригаде, сформированной на Дальнем Востоке из маньчжурских партизан. Согласно северокорейской историографии, Ким Ирсен все это время находился в Маньчжурии, но в июле 1945 г. прибыл в Хабаровск, где обсуждал с командованием Красной Армии вопрос о совместных действиях с Корейской Народно-революционной армией. В любом случае «легендарный» Ким Ирсен был хорошо знаком советскому военному руководству, что не отрицается историками.

    Именно этим лидерам движения за независимость, тесно связанным с будущими странами-освободительницами Кореи, и предстояло сыграть ключевую роль в дальнейшем развитии ее истории.


    Примечания:



    1

    Уже после сдачи рукописи настоящей книги в издательство в Москве в 2008 г. вышла монография А. В. Торкунова, В. И. Денисова, Вл. Ф. Ли «Корейский полуостров: метаморфозы послевоенной истории».



    2

    В качестве примеров можно привести следующие издания: Лю Ёник. Краткая история Кореи. Сеул, 1999; Ли Гибэк. История Кореи: новая трактовка. М., 2000; Син Хёнсик. История Кореи (Краткий популярный очерк). М., 2001.



    18

    В отечественной историографии до сих пор нет единства в написании храмовых имен древнекорейских правителей. Дело в том, что имена корейских королей вплоть до X в. заканчиваются словом-слогом «ван», что значит «король», т. е. правитель государства, находящегося в вассальном подчинении к Серединной Империи — Китаю. Поэтому отдельные исследователи изымают из имени слово-слог «ван», считая его не частью имени, а лишь указанием на «должность» правителя. Имя «Чун-ван» они записывают просто как «Чун», добавляя перед ним слово «король», или «ван». Таким образом, пишут «король Чун», или «ван Чун». Мы же считаем слово-слог «ван» частью храмового имени (имени, дававшегося посмертно и становившегося официальным). Во-первых, в корейском языке слог-слово «ван» всегда записывается как часть имени корейских государей. Во-вторых, в той же отечественной историографии аналогичное по своим функциям слову-слогу «ван» слово-слог «чон/чжон», или «чо/чжо» («великий предок»), ставшее частью храмовых имен корейских государей X-XX вв., везде записывается слитно, как часть имени, например, в имени Кочжон (1863-1907) и т.д. Таким образом, элементарное требование универсальности в подходе к принципам записи имен корейских монархов приводит к необходимости восприятия слова-слога «ван» как составной части имен корейских правителей.



    19

    В отечественной корееведческой литературе китайское прочтение название округа Наннан нередко передают как «Лолан», что не совсем точно отражает современное китайское произношение.



    20

    Традиционная мера длины; на протяжении истории Кореи имела незначительные различия. В эпоху Трех государств (I в до н.э. — VII в. н.э.) 1 ли равнялся 372,67 м, в середине XV в. — 374,3 м. В настоящее время 1 ли соответствует 392,7 м.



    21

    Подробнее о дискуссиях относительно местоположения четырех китайских округов на территории Древнего Чосона см.: Бутин Ю. М. Корея: от Чосона к Трём Государствам. Новосибирск, 1984.



    22

    Называть КНДР 1990-2000-х годов «коммунистическим государством» не совсем корректно (подробнее см. в соответствующих разделах настоящей книги).



    23

    Корневое слово-слог «сон» означает «укрепленный город, крепость».



    24

    Иногда название округа Хёнтхо по-русски пишут как Хёндо.



    25

    Ряд историков отвергают теорию южного местоположения Чинбона.



    26

    В научных кругах можно столкнуться с точкой зрения, признающей эти даты не мифологическими, а историческими.



    27

    3десь и в дальнейшем термин «протогосударство» будем употреблять в значении «союз племен с элементами государства» или «государство на ранних этапах формирования».



    182

    По состоянию на конец 1990-х годов в отечественном историческом корееведении отсутствовали работы, в которых ставилась бы проблема периодизации новой и новейшей истории Кореи.



    183

    Исторически сложилось, что в отечественной литературе имя основателя и первого руководителя КНДР записывают как Ким Ир Сен. В настоящей монографии в целях унификации передачи на русском языке корейских имен и фамилий все корейские двусложные имена записываются в одно слово.



    184

    Ванин Ю. В. Экономическое развитие Кореи в XVII-XVIII веках. М., 1968; Тягай Г. Д.: 1) Общественная мысль Кореи в эпоху позднего феодализма. М., 1971; 2) Формирование идеологии национально-освободительного движения в Корее, М., 1983; Пак В. Д. Россия и Корея. М., 1979; Шабшипа Ф. И. Народное восстание 1919 года в Корее. М., 1952; 2-е изд., перераб. М., 1958.



    185

    Иногда в литературе указывают на 1635 г. как на год издания данного указа.



    186

    Полное название закона — «Навечно установленный закон о нормах налогообложения» (Ёнчжон кваюлъ поп).



    187

    Мера объема сыпучих тел. В XX столетии 1 ту был равен 18,039 л. Таким образом, 4 ту составляют 72,156 л.



    188

    См., напр.: Сон Еп Чмсон и др. Очерк корейской истории. Т. 1. Пхеньян, 1992. С. 293-296.



    189

    Традиция организации так называемых «базарных дней» (чанналь) в крупных административных центрах сохранилась в Корее и поныне. В Северной Корее базарные дни устраивают по 1, 11 и 21-м дням каждого месяца, а в Южной Корее (в некоторых провинциальных населенных пунктах) — раз в пять дней.



    190

    Иногда понятие чичжу на русский язык переводят словом «помещик», что не совсем точно отражает его значение.



    191

    Следует различать понятия «период Чосон», которое иногда употребляется в форме «династия Чосон», а также «династия Ли». История государства Чосон началась с восшествия на престол его основателя — Ли Сонге (государя Тхэчжо), а завершилась в 1897 г., когда Корея была провозглашена империей и получила новое название — Тэхан, т. е. «Великая Хан». При этом династия Ли, пришедшая к власти в 1392 г., оставалась правящей династией вплоть до 1910 г.



    192

    Кён — традиционная мера площади, использовалась также и в Китае (китайское прочтение — цин). 1 кён заливных полей в Корее составлял порядка 2-4 га, в Китае «династии» Цин 1 кён был равен 6,144 га.



    193

    См., напр.: Dallet Ch. Histoire del l`Eglise de Coree. Vol.1-2. Раris, 1874.



    194

    Указанную политику, которая реализовывалась в Корее в разной степени начиная с XVII в. и до последней четверти XIX в., также называют в литературе «политикой самоизоляции», что не совсем корректно. На протяжении всего указанного периода Корея поддерживала официальные дипломатические отношения с Китаем, а также с токугавской Японией. С Японией, правда, отношения были не всегда активными, что объяснялось скорее не политическими, а экономическими причинами (см.: Хангук минчжок мунхва тэбэкква сачжон (Энциклопедия корейской национальной культуры). Т. 18. Сеул, 1993. С. 605).



    195

    См., напр.: Ким Ентхэ. Дасан-ый кукка кэхённон сосоль (Введение в теорию государственных реформ Дасана) // Дасан-ый чончхи кёнчже сасан (Политические и экономические идеи Дасана). Сеул, 1990.



    196

    «[Страна] Зеленых Холмов» — одно из китайских названий Кореи.



    197

    Большую часть перечисленных произведений можно прочесть в переводе на русский язык (см., напр.: Верная Чхунхян. Корейские классические повести XVII-XIX веков. М., 1990; История о верности Чхун Хян. Средневековые корейские повести. М., 1960 и др.).



    198

    В конце XIX столетия в Европе получил известность художник Ким Чжунгын, работавший в жанре пхунсокхва. Его зарисовки выставлялись в 1895 г. в Гамбурге» а 55 рисунков хранятся в Санкт-Петербургском Институте восточных рукописе РАН.



    199

    В корейской исторической литературе встречается указание на то, что Хо Гюн посещал Китай лишь в 1609 г. или же в 1614 и 1616 гг.



    200

    Подробнее см.: Курбанов С. О. Типы, порядок совершения и сущность церемоний жертвоприношений духам предков в Корее // Вестник Центра корейского языка и культуры. Вып. 2. СПб.. 1997.



    201

    Корейцы совершают церемонии чеса и в настоящее время, на рубеже XX-XXI вв., в том числе в некоторых семьях, отдельные члены которых являются католиками, и по отношению к тем, кто при жизни был католиком.



    202

    Подробнее см.: Курбанов С. О. О важности изучения категории «хё» («сыновней почтительности») для понимания корейской культуры // Вестник Центра корейского языка и культуры. Вып. 1. СПб., 1996.



    203

    Даты рождения многих ближайших помощников Хон Гённэ неизвестны, а даты смерти совпадают —1812 г.



    204

    Сок — традиционная мера объема. В XX в. 1 сок равнялся 180,39 л.



    205

    В корейской исторической литературе взимание «подворной ткани» определяется как налог.



    206

    Мера веса; 1 лян равен 37,5 г. В Корее в то время серебро было дорогим металлом.



    207

    См.: Гончаров И. А. Фрегат «Паллада»: В 2 т. М., 1984. а также издания других лет.



    208

    Подробнее см.: Курбанов С. О. К вопросу об установлении фактов истории Кореи (На примере описания корейских экспедиций Эрнста Оперта 1866 и 1868 гг.) // Вопросы истории Кореи 2004. СПб., 2004. С. 48-67; Орреrt Е.) Forbidden Land. Voyages to the Corea. London, 1880.



    209

    В отечественной литературе пишется о трех военных кораблях.



    210

    В отечественной историографии, как правило, отрицается факт того, что Россия когда-либо имела агрессивные намерения в отношении Кореи. Теории мирной и дружественной политики России к Корее придерживаются московские историки-корееведы Б. Д. Пак, Б, Б. Пак, Т. М. Симбирцева. Северокорейские и южнокорейские исследователи, напротив, всячески подчеркивают наличие «агрессивных планов» России в Корее.



    211

    В отечественной литературе иногда встречается утверждение о том, что корейско-американский договор был подписан в китайском городе Тяньцзинь.



    212

    С текстами договоров Кореи с Японией, СШФ, Англией, Россией можно ознакомиться в кн.: Описание Кореи: В 3 т. СПб., 1900; сокр. переизд. М., 1960.



    213

    Подробнее об отношениях России и Кореи см.: Пак В. Д. Россия и Корея. М., 1979. 2-е изд., доп. М., 2004.



    214

    Слово «Сеул» — корейское разговорное название столицы — невозможно записать в иероглифике. Поэтому официальное письменное название корейской столицы звучало как Хансон, т.е. «Крепость на [реке] Хан[ган]».



    215

    Ряд событий истории Кореи конца XIX столетия хорошо описан в отечественной и зарубежной историографии XX в. Поэтому для датировки событий этого времени может использоваться одновременно как традиционный лунный, так и европейский календари.



    216

    В российской дореволюционной литературе утверждалось, что королевский дворец защищали и японские солдаты. Согласно корейской историографии, по крайней мере основная часть японских солдат была выведена из дворца до начала его штурма.



    217

    В отечественной исторической литературе утверждается, что Юань Шикай был назначен на эту должность после попытки государственного переворота, а корейские историки утверждают, что это произошло до указанных событий. Любопытно отметить, что когда уже в 1905 г. Япония стала назначать своего генерального резидента для контроля над внешней политикой Кореи, согласно соответствующему договору между двумя странами, это стало важнейшей составной частью системы протектората Японии над Кореей.



    218

    См.: Хан Угын. Тонхак нонмин понги (Крестьянское восстание тонхак). Сеул, 1985. С. 112.



    219

    В отечественной литературе тонхак именуют «сектой», в то время как в южнокорейской историографии его относят к категории «новых [национальных] религий». Учитывая последующие полуторавековое развитие и трансформацию тонхак, автор настоящей монографии придерживается мнения, что тонхак можно считать религией.



    220

    В южнокорейской литературе встречаются указания на то, что Чхве Сихён родился в 1829 г. (в 29-й год правления государя Сунчжо). См., напр.: Ли Хопчэкик. Чынбо Сэ кукса сачжон (Расширенная Новая энциклопедия корейской истории). Сеул, 1992. С. 1366.



    221

    В литературе также встречается указание на 16 февраля как на день начала восстания. Здесь и далее даты приводятся по григорианскому календарю.



    222

    По другим сведениям, число высадившихся в Корее японских солдат составило 10 тыс.



    223

    Подробнее см. §1 главы 7.



    224

    В отечественной литературе встречается указание на Договор о военном союзе с Японией, подписанный только 26 августа 1894 г., в котором также содержится пункт о поручении Японии миссии изгнания китайских войск.



    225

    В ряде исследований начало Пхеньянского сражения датируется 16 сентября.



    226

    В исторической литературе встречаются различные даты создания Управления по военным и государственным делам. Иногда говорят о 26 или 30 июля, о 25 или 26-м дне 6-го лунного месяца, что соответствует 27 (28) июля 1894 г.



    227

    В северокорейской историографии середины 1990-х годов встречается утверждение о том, что реформы года кабо не были связаны с колониальной политикой Японии в Корее и даже в некоторой степени реализовывали требования крестьянской армии тонхак (см., напр.: Очерк корейской истории. Кн. 2. Пхеньян, 1995. С. 30).



    228

    Ли Чжунъён был сыном старшего сына тэвонгуна — Ли Чжэмёна (1845-1912). Правящий государь Кочжон являлся вторым сыном тэвонгуна.



    229

    Даты коронации указаны по старому стилю.



    230

    В корейской исторической литературе указывается на несколько дат возвращения Со Чжэпхиля из США: 1894 г. — начало реформ, 26 декабря 1895 г., а также 1896 г. — время удаления с политической арены группировки королевы Мин.



    231

    Поскольку в то время корейский текст писался в направлении сверху — вниз, справа — налево, то «последняя» страница оказывалась «первой» для европейцев, привыкших к пагинации слева направо.



    232

    Южнокорейские исследователи утверждают, что автором проекта Арки является «один швейцарский проектировщик», работавший в то время в немецкой дипломатической миссии.



    233

    В исторической литературе встречается указание на 25 февраля как день переезда Кочжона в новый дворец. Впоследствии дворец получил название Токсугун.



    234

    Подробнее о Корее начала XX столетия, а также предшествующих десятилетий см.: Тягай Г. Д., Пак В. П. Национальная идея и просветительство в Корее в начале XX в. М., 1996; Пак Б. Д. Россия и Корея. М., 1979; Пак Чон Хё. Русско-японская война 1904-1905 гг. и Корея. М., 1997; История российской духовной миссии в Корее. М., 1999; Василевская И. И. Колониальная политика Японии в Корее накануне аннексии (1904-1910 гг.). М., 1975; Заборовская Л. В. Политика Цинской империи в Корее в 1876-1910 гг. М.. 1987.



    235

    Иногда в отечественной исторической литературе все три слова названия «Российская Духовная Миссия» записываются с прописной буквы, так, как передавали ее название сами русские миссионеры.



    236

    Между тем, еще в мае 1897 г. в Петербург приезжал глава первой временной дипломатической миссии Кореи 1896 г. — Мин Ёнхван. Известно, что вместе с ним прибыли несколько сопровождающих лиц. Однако сам Мин Ёнхван покинул столицу Российской Империи уже через несколько дней, а о дальнейшей судьбе остальных членов его посольства точных сведений пока не обнаружено.



    237

    Подробнее см.: Ли Бомджин [Сборник статей, документов, материалов]. М., 2002.



    238

    Х. Б. Халберт — автор одного из первых западных сочинений по истории Кореи (см.: Ниlbert Н. В. Тhе History of Korea : In 2 vol. Seoul, 1905).



    239

    Тягай Г. Д., Пак В. П. Национальная идея и просветительство в Корее в начале XX в.



    240

    Подробнее см.: Пак Б. Д. Возмездие на харбинском вокзале. М.; Иркутск, 1999. — По следам харбинских событий в современной Корее были налисаны картины, созданы фильмы.



    241

    Ряд южнокорейских справочных изданий, например, известная «Новая энциклопедия корейской истории» Ли Хончжика, указывают на 1885 г. как на год рождения Хо Ви (С. 1504).



    242

    Подробнее см.: Кюнер Н. В. Статистико-географический и экономический очерк Кореи, ныне японского генерал-губернаторства Чосон. Владивосток, 1912; Шабшина Ф. И. Народное восстание в Корее 1919 г. М., 1952 (2-е изд., перераб.: М., 1958); Шипаев В. И. Корейская буржуазия в национально-освободительном движении. М., 1966; Первомартовское движение за независимость Кореи 1919 г. Новое освещение: Сб. ст. М., 1999.



    243

    В частности, с одним из изданий можно познакомиться в переводе на русский язык (см.: Чан Дснсэён. Первомартовское движение 1919 г. и корейская протестантская церковь. М., 1997).



    244

    См., напр.: Jones L. Р., Sаkong Il. Government, Вusiness аnd Еnterpreneurship in Есоnomic Development: Тhе Коrеа Саsе. Саmbridge, 1980. Р. 28.



    245

    См. издания советских лет, а также статью: Ванин Ю. В. Октябрьская революция 1917 года в России и ее взаимосвязь с Первомартовским восстанием 1919 г. в Корее // Первомартовское движение за независимость Кореи 1919 г. Новое освещение.



    246

    Иногда это имя передается по-русски как Рё Унхён, что связано с особенностями корейской графики и произношения. Также следует отметить, что в исторической литературе встречается указание на 1885 г., как на год рождения Ё Унхёна. Однако, в данном случае мы склонны доверять данным, приведенным в сочинении его дочери (См.: Ё Ингу. Ким Ильсон чусок-ква Ё Унхён (Президент Ким Ирсен и Ё Унхён). Пхеньян, 2000. С. 6).



    247

    В исторической литературе встречается также указание на 22 января 1919 г.



    248

    Тхэгыкки — «Флаг Великих начал» — корейский национальный флаг, созданный при дворе государя Кочжона в период до 1882 г. Его еще называют «Флагом Великого предела». Представляет собой изображение сине-красного круга на белом полотнище, по краям которого расположены четыре основные «гадательные» триграммы. Круг символизирует единство и борьбу светлого (мужского) и темного (женского) начал. Триграммы указывают на четыре основные стороны света и одновременно на четыре сезона года, а также на небо, землю, солнце, луну и еще на четыре основных качества идеального человека. Тхэгыкки был принят в качестве государственного флага Корейской Империи (Великая Хан) и является национальным флагом Республики Корея (Южная Корея).



    249

    Полный перевод текста Декларации независимости см. в кн.: Первомартовское движение за независимость Кореи 1919 г. Новое освещение. С. 146-149, а также в Приложении к настоящей монографии.



    250

    Составлено по: Ким Чжинбон. 3-1 ундон (Первомартовское движение). Сеул, 1989. С. 79-125.



    251

    См., напр.: Очерк корейской истории. Кн. 2. Пхеньян, 1995. С. 62.



    252

    Подробнее см.: Курбанов С. О. Первомартовское движение и буржуазно-демократическая революция в Корее // Первомартовское движение за независимость Кореи 1919 г. Новое освещение. С. 91-104.



    253

    Подробнее см. работы Г. Ф. Кима и Ф. И. Шабшиной, в частности соответствующие разделы 2-го тома коллективной монографии «История Кореи» (М., 1974).



    254

    Одна из религиозных организаций в рамках указанной религии именуется «чынсандо», т. е. «путь Чынсана».



    255

    Все указанные религии являются достаточно популярными и в современной Южной Корее, а чхопдогё также представлена и в Северной Корее (в большей степени как один из путей для развития межкорейского диалога, нежели как реально существующая религия). Однако христианство и поныне, наряду с буддизмом, остается наиболее распространенной религией Южной Кореи.



    256

    См., напр.: Yim Louise. Мy Forty Year Fight for Korea. Seoul, 1951 (2-е изд. 1959).



    257

    Эту, а также другую статистическую информацию о Корее 1930-х годов можно почерпнуть из русского издания книги американского автора А. Гражданцева «Корея» (М, 1948).



    258

    В память о событиях 1929 г. в Кванчжу день 3 ноября (с 1953 г.) считается в Южной Корее Днем студента.



    259

    Подробнее см.: Усова Л. А. Корейское коммунистическое движение 1918-1945 гг. Американская историография и документы Коминтерна. М., 1997, а. также соответствующие разделы коллективной монографии «СССР и Корея» (М., 1988).



    260

    Иногда партию называют «Союзом корейских социалистов». В южнокорейской историографии утверждается, что партия была создана 26 июня 1918 г. в Хабаровске и уже затем ее штаб-квартира переместилась во Владивосток.



    261

    В южнокорейской литературе встречается иная дата создания партии — сентябрь 1919 г. В связи с основанием коммунистической партии следует обратить внимание на название Кореи. Это не Чосон («Утренняя Свежесть») и не Хан-гук («Государство Хан»), а Корё — самоназвание страны X-XIV вв., т.е. как бы «нейтральное» по отношению к первым двум, имеющим политическую подоплеку. Вместе с тем переселенцы с северных территорий Кореи, обосновавшиеся в России, также называли себя «людьми Коре» (коре сарам).



    262

    О роли рабочего класса в истории Кореи XX столетия см.: Ким Г. Ф. Рабочий класс Кореи в революционном движении и социалистическом строительстве. М., 1965.



    263

    Подробнее см., напр.: Син Чхэхо. Ккум ханыль. Син Чхэхо чакпхум-чжип (Небо мечты. Собрание сочинений Син Чхэхо). Сеул, 1990.



    264

    После освобождения Кореи Ли Гиен жил в КНДР. В отечественной литературе имя писателя обычно транскрибируют как Ли Ги Ен, а указанный роман переводят как «Земля», хотя словарное значение корейского слова кохян, которым названо произведение, — «родина». В 1953 г. роман был издан на русском языке.



    265

    В исторической литературе встречаются также указания на то, что в первом собрании Временного парламента участвовало 29 или 30 человек.



    266

    Чху Хонсу. Тэхан мингук имей чонбу са (История Временного правительства Республики Корея). Сеул, 1989. С. 42.



    267

    Такова трактовка событий в отечественной историографии. Корейские историки утверждают, что речь шла о мандатном управлении Кореей Лигой Наций.



    268

    В большинстве корейских исследований датой основания партии называют 25 января 1930 г, (см.: Ким Гу. Пэкпом ильчжи (Дневник Пэкпома) / Пер. и коммент. Ли Манъёля. Сеул, 1997. С. 395.— Пэкпом — литературный псевдоним Ким Гу). Однако встречаются указания и на 1928 г.



    269

    Отдельные южнокорейские справочные издания сообщают, что Ким Чвачжин бежал в Маньчжурию еще в 1917 г. и был одно время последователем новой корейской религии тэчжонгё, принимающей за верховное божество Тангуна — мифического «праотца» корейской нации.



    270

    Здесь и ниже переводы на русский язык названий «правительств» даются условно.



    271

    Надо отметить, что официальная южнокорейская историография 1990-х годов, по крайней мере на уровне справочных изданий, предпочитает не вступать в полемику и излагает события биографии Ким Ирсена так, как они представлены в севере корейской историографии.



    272

    Подробнее см.: Краткая история революционной деятельности великого вождя товарища Ким Ир Сена. Пхеньян, 1982; Ким Ир Сен. Мемуары. В водовороте века. Т. 1-4. Пхеньян, 1992-1994; Очерк корейской истории. Кн. 2. Пхеньян, 1995, и др.



    273

    В 1920-1930-е годы многие деятели корейского подпольного антияпонского движения, не обязательно левого направления, называли друг друга товарищами (тончжи).



    274

    Следует отметить, что несколькими годами ранее, в 1928 г., Коммунистическая партия Китая создала собственную Красную Армию. Одновременно в местах базирования армии стали образовываться «революционные базы», или «советские районы». Возможно, здесь следует говорить о влиянии китайской практики создания «советских районов» (по крайней мере, на официальную северокорейскую историографию).



    275

    Подробнее см.: Ланьков А. Н. Ким Ир Сен: попытка биографического очерка // Северная Корея: вчера и сегодня. М., 1995.



    276

    В отечественной литературе указывается, что запрет на употребление корейского языка в школах был введен только в 1942 г.



    277

    Из бесед с корейским переводчиком в г. Сунчхоне (КНДР) тов. Ли в 1988 г.



    278

    Хангукса тхыккан (Спецкурс по истории Кореи). Сеул, 1990. С.270.








    Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке