Почему «Капитал» остался незавершённым?

Труд этот, Ваня, был страшно громаден, —

Не по плечу одному!

(«Железная дорога»)

Никаких внешних препятствий к завершению «Капитала» не было.

С конца 1860-х годов Марксу обеспечена пожизненная «пенсия» (кстати, сумма приличная). Обстановка дома — всё легче, вот уже обе старшие дочери пристроены (Женни, первенец, вышла замуж за Ш. Лонге в 1872 г.). Свобода от материальных забот. Свобода от семейных хлопот. Уход от непосредственной политической борьбы. Здоровье… ну, могло бы быть и получше, иногда подводит, а в общем (тьфу-тьфу!) — сносное.

Никто не преследует! Ничто не заставляет писать тайком и прятать рукописи. Издатель ждёт. Публика — тоже. На той самой родине, откуда ты был изгнан, можешь спокойно публиковать свои книги. Здесь же и рекламу создадут.

Бросай, наконец, грязные интриги, всю эту мышиную возню вокруг рабочего движения! Социал-демократы сами, у себя по домам, разберутся в своих ближайших целях и программах, в своей политике и тактике. Ты — генеральный стратег мировой социал-демократии, ты её главный идеолог и эксперт. Долой текучку! Запирайся в кабинете и твори!

Вот уже скончался Интернационал, а Марксу всего лишь 54 — возраст расцвета для учёного социальных наук, — да он и сам ещё не думает о смерти (оказалось, отпущено ещё десять лет жизни). Здоровье подводит? Сказывается прежнее перенапряжение? Старость грядёт? Так спеши же, тем более спеши с главным делом! Достраивай систему, доводи до конца капитальный труд!

Видимо, задача была столь огромной, замысел — столь грандиозным, что он оказался не по плечу одному человеку — даже такому гиганту мысли, как Карл Маркс. Не хватило пятнадцати лет — ну и что, если даже десять лет из них прошли в идеальной для творчества обстановке? Сколько ни трудись — короток век человеческий. Не хватило времени. Известно ведь, что и Энгельсу, издававшему остальные тома, тоже пришлось изрядно попотеть над завещанными ему Марксом материалами. И он тоже не успел издать четвёртый том. Значит, объективно это был труд для двух (или большего числа) гигантов. Размеры его определяются не только листажом (в данном случае огромным), но ещё более — глубиной и размахом мысли.

Может такое быть? Может. В состоянии ли мы подвергнуть эту гипотезу проверке? Что ж, давайте попробуем.

Мы предлагаем читателю вместе с нами взглянуть на хронологию работы Маркса над «Капиталом» (в общих чертах она реконструирована Энгельсом и последующими марксологами). Как мы помним, по неоднократным заявлениям Маркса, вчерне всё было сделано, теоретические проблемы решены, оставалось только по имеющимся рукописям подготовить текст к печати.

В своих предисловиях к издаваемым впервые второму и третьему томам «Капитала» Энгельс довольно подробно, хотя и путано, отчитывался как о состоянии доставшихся ему рукописных материалов, так и о работе, которую ему пришлось проделать для подготовки их к печати. Нынешний держатель архива Маркса—Энгельса — Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС — уточнил некоторые детали.

Таким образом, нам не пришлось ничего присочинять или домысливать, любой желающий может проверить нижеприведённые выкладки.

После смерти Маркса в руках у Энгельса оказались (24:4):

1. Рукопись под названием «К критике политической экономии», датируемая августом 1861 — июнем 1863 гг. (продолжение «первого выпуска»).

Объём этой рукописи: 1472 страницы в четверть листа, в том числе около 40% объёма занимает тематика I тома «Капитала», около половины — материал «историко-литературной части» («Теории прибавочной стоимости», или IV том «Капитала»), остальное имеет отношение к III тому.

2. Рукопись III тома «Капитала», написанная в 1864—1865 гг. (объём не указан).

3. Четыре рукописи для II тома (самим Марксом пронумерованные с I по IV), из которых:

— рукопись I (1865 г.) на 70 или 80 листов, структурно близкая ко второму тому в нынешнем его виде, но материал изложен отрывочно;

— рукопись II (1870 г.), объём не указан, наиболее разработанная; составила основу книги, изданной Энгельсом;

— рукопись III, объём и дата не указаны, состоит из цитат и ссылок на выписки в других тетрадях (в т. ч. к темам III тома):

— рукопись IV, дата не указана, объём не более 20 листов, написана между 1867 и 1870 гг.

4. Ещё четыре рукописи для II тома (№ с V по VIII):

— рукопись V, конец марта 1877 г., материал первых четырёх глав книги, 56 страниц in folio;

— рукопись VI, конец 1877 — середина 1878 г., 17 страниц in folio, кусок первой главы (первая попытка подготовить текст для печати на основе рукописи V);

— рукопись VII, 2 июля 1878 г., 7 страниц in folio — вторая (и последняя) попытка подготовить текст для печати на основе рукописи V;

— рукопись VIII, дата не указана, 70 страниц в четверть листа.

5. Тетрадь 1875 г., вошедшая в III том «Капитала» в качестве третьей главы (математические упражнения).

Что всё это значит?

Это значит, прежде всего, что после выхода I тома «Капитала» над последующими томами своего труда Маркс систематически не работал.

Наиболее внушительная попытка вернуться к систематической работе относится к 1870 г., когда Маркс создал основной корпус II тома «Капитала» (на основе отрывочных записей 1865 г.) — тоже в черновом виде. Весь остальной труд над II книгой представляет собой отдельные потуги, не давшие ощутимого сдвига: Маркс сумел перебелить только несколько десятков страниц.

Таким образом, вырисовывается следующая картина работы Маркса над «Капиталом» после выхода I тома:

1867—1870 — спорадические попытки писать второй том, давшие в итоге его черновик (рукопись II);

1875 — математическая глава для III тома;

1877—1878 — Маркс дважды порывается начать подготовку текста II книги для печати, но дальше этого дело не пошло.

Если не считать написанной в 1875 г. математической главы и заготовленных цитат из рукописи III, то (после написания черновой рукописи 1864—1865 гг.) над третьим томом «Капитала» Маркс вообще не работал. Материал для четвёртого тома оставался нетронутым с 1863 г.

Последние рукописные материалы для незавершённых томов «Капитала» датированы 1878 г., и это говорит о том, что в последние пять лет жизни Карл Маркс за «Капитал» больше не садился.

Судя по тому, как изложено всё это в предисловии Энгельса к первому изданию II тома, друг и соратник Маркса определённо не ожидал найти в рукописях великого экономиста такой ералаш и такую степень незавершённости.

В 1885 г., уже держа в руках подготовленный им к изданию II том (на него ушло два года), Энгельс пишет о III томе так:

«Подготовка этой книги к печати быстро продвигается вперёд. Насколько я могу пока судить, она представляет главным образом только технические затруднения, — конечно, за исключением некоторых очень важных отделов» (24:9).

И далее снова о III книге:

«До её опубликования пройдут ещё месяцы» (24:23), —

обещал Энгельс в 1885 г.

Переняв, как видно, от старшего друга манеру докладывать о готовности того, что ещё не начато, Энгельс неосторожно поспешил с сообщением о III томе — и, некоторым образом, людей насмешил. Спустя восемь лет, в июле 1893 г., Энгельс выпустил… второе издание второго тома «Капитала». Там, в двух абзацах нового предисловия, он сообщал:

«Третья книга, которая представила совершенно неожиданные затруднения, теперь также почти готова в рукописи. Если здоровье мне позволит, её печатание может начаться уже этой осенью» (24:27)

Предисловие Энгельса к III тому «Капитала» помечено октябрём 1894 г. Начинается оно так:

«Наконец мне удалось опубликовать эту третью книгу основного труда Маркса, завершение его теоретической части. При издании второй книги в 1885 г. я полагал, что третья книга, за исключением некоторых, конечно, очень важных разделов, представит, пожалуй, только техническое затруднения. Так оно и было в действительности; но тех трудностей, которые предстояли мне именно в этих важнейших разделах целого, я в то время совсем не предвидел, равно как не предвидел и других препятствий, которые столь сильно замедлили подготовку книги» (25,1:3).

Ясно, почему приходится вступать в объяснения: анонс был сделан девять лет назад. Объяснения, которые даются следом, все из знакомого перечня: состояние здоровья, новые издания и переиздания прежних работ, посредничество между национальными движениями социалистов и рабочих, преклонный возраст и т. п. Причины все уважительные, только в этом ли главное?

Как увидит читатель из последующего изложения, работа по редактированию этой книги существенно отличалась от редактирования второй книги. Для третьей книги имелся только один первоначальный набросок, к тому же изобиловавший пробелами. Речь о марксовой рукописи 1864—1865 гг. Состояние её материала было удручающим.

«Как правило, начало каждого отдела было довольно тщательно обработано, даже в большинстве случаев отшлифовано стилистически. Но чем дальше, тем более эскизной и неполной становилась обработка рукописи, тем больше было зкскурсов по поводу возникавших в ходе исследования побочных вопросов, причём работа по окончательному расположению материала откладывалась до позднейшего времени, тем длиннее и более запутанными становились части текста, в которых мысли записывались [в процессе их зарождения]» (25,1:4).

Короче говоря, то, что попало в руки к Энгельсу весной 1883 г. в качестве рукописи III книги «Капитала», явило собою даже не полуфабрикат, где всё решено, размечено, оформлено хотя бы в первом приближении — осталось лишь доделать выполненное рукой Мастера, доработать детали, отточить фактуру, — а скорее груду совершенно сырого материала, так и не дождавшуюся хозяина за все последние 20 лет его жизни. Всё, что делал Маркс после выхода I тома, почти целиком относилось ко второму, но и его завершить не удалось. Очевидно, работа у Маркса не клеилась.

Давно уже пора бы, кажется, установить более конкретно, что можно понимать под выражением работа Маркса над «Капиталом». Дело в том, что в современной марксологии принято считать: если Маркс в какой-то период читал, скажем, книги об удобрениях или просматривал статистические материалы по экономике сельскохозяйственного сектора России, значит, он работал над продолжением «Капитала». Марксологи, правда, не рискуют заносить в рубрику «Работа над „Капиталом“» чтение Марксом книг по химии и физике, а также работу его над математическими сочинениями. Но уж если Маркс изучает 10-томник «Трудов податной комиссии», или «Свод законов отзывов губернских присутствий по крестьянским делам» (19:600), или книгу по истории земельной собственности в Испании, или «Сравнительный очерк индусского и французского права» Л. Кремази (19:603), или «Годичный отчёт комиссии главного земельного управления» (19:608), или какую-то «литературу об экономическом развитии США» (19:614), то всё это непременно называется «работой над продолжением „Капитала“». Чтение Марксом книг по агрохимии, физиологии растений, агрикультуре и земледелию объявляется связанным с его разработкой теории земельной ренты (не продвигалась с 1865 г.). Чтение книг о банковском деле, кредите, деньгах — с его работой над соответствующими разделами III тома «Капитала» (не прикасался с того же дня). А к чему пристегнуть неоднократно зафиксированный после 1867 г. интерес к Синим книгам и материалам о детском труде вовсе непонятно, поскольку всё это — тематика ранее выпущенного первого тома. Поэтому издатели в этих случаях пишут просто: «работа над „Капиталом“», не стараясь уточнить, о каких разделах и томах идёт речь. Остался только ещё один шаг: связать чтение книг по астрономии (тоже интересовался) с изучением хозяйственного цикла — существуют же солярные концепции циклических явлений в экономике!

Разумеется, вышеперечисленные факты только в весьма специфическом смысле могут служить свидетельством несравненной научной добросовестности и, как выражался Энгельс, «самокритики», которая

 «лишь редко оставляла ему возможность приспосабливать изложение по содержанию и по форме к его кругозору, постоянно расширявшемуся вследствие новых исследований» (24:4)

 Весьма прихотливое выражение той простой мысли, что Маркс постоянно набирал больше разнообразного и всевозможного материала, чем успевал теоретически осмыслить и использовать в своей работе.

О «новых исследованиях», якобы «постоянно расширявших его кругозор», можно было бы говорить всерьёз, если бы имелись какие-нибудь их следы, не считая, разумеется, помет на полях да выписок в тетради. К тому же совершенно очевидно, что Маркс принадлежал к такому типу исследователей, которые набирают материала, сколько могут унести, не зная ещё толком, что, когда и как из этого может понадобиться в дальнейшем. Маркс не умел себя ограничивать и не имел чётких критериев для отбора. Это видно и на примере аутентично изданного I тома: текст сильно перегружен цитатами, многие из которых не согласуются с мыслями автора, никак не выражающего своего к ним отношения. Этот материал использован в книге с целью не полемической и не иллюстративной — просто затрагивая какую-либо тему, автор даёт нам знать, что говорили на этот счёт другие, — так потом объяснял и Энгельс (23:29). Раз уж материал собран, надо его использовать! 

Понятно, что упоминаемые марксологами книги, тематически связанные (или будто бы связанные) с сюжетами «Капитала», не нашли отражения в рукописях II и III томов.

Чем же занимался Карл Маркс в основном, чем заполнял промежутки между попытками писать II и III тома и чтением книг по удобрениям, податным отношениям в России, индусскому праву, эволюционной биологии, астрономии, геологии и т. д. и т. п.? На что ушли пятнадцать, пускай, десять лет его жизни, если начать отсчёт с 1872 г., когда для него кончился Генеральный Совет Интернационала? 

Десять лет — для учёного, который в принципе решил труднейшие теоретические проблемы и которому нужно лишь сесть за стол, забыв о суете внешнего мира, да толково и связно изложить, как сказал Энгельс, «свои великие экономические открытия», дополняя изложение вновь поступающими материалами. Десять лет — срок огромный. Десять лет Адам Смит создавал пятикнижие «Исследования о природе и причинах богатства народов», а по новизне идей, глубине мыслей, широте кругозора это сочинение не уступит, по меньшей мере, не уступит «Капиталу». 

В истории литератур известны, конечно, примеры и более длительной работы над книгой (у Толстого, Голсуорси, Фолкнера…), но обычно в такие сроки включают все подготовительные этапы, периоды создания промежуточных вариантов, перерывы в работе и т. п. В таком смысле мы должны были бы применительно к нашему предмету начать отсчёт времени не с 1872, а с 1844 г. и указать, что на создание «Капитала» автору не хватило сорока лет!

Судьба дала Марксу все шансы, но он их не использовал. «Капитал» не только не был завершён — он не был даже продолжен.

Чем же в действительности занимался Карл Маркс в последний период своей жизни? Ответ на этот вопрос мы найдём под рубрикой «Даты жизни и деятельности К. Маркса и Ф. Энгельса» в 16, 17-м и 19-м томах второго издания Сочинений. Некоторые подробности есть также в его письмах и позднейших воспоминаниях о нём.

Во-первых, текучка: переписка с различными много- и малознакомыми деятелями левого толка на предмет всевозможных интриг, политических акций, тактических ходов и теоретических консультаций (в числе прочего: критика Готской программы), а также на предмет устройства своих дел.

Во-вторых, в это последнее десятилетие своей жизни Маркс превратился в завзятого туриста. Почти ежегодно навещает он своих замужних дочерей (Оксфорд, Париж, Аржантей…), гостя у каждой по нескольку недель и наслаждаясь ролью дедушки. Ежегодные поездки на курорт — Карлсбад, Нейенар, Веве; английские курорты: Маргет, Рамсгет, Брайтон, Истборн, Малверн, Вентнор, о. Джерси (везде ли уже есть мемориальные доски?); побывал в Монте-Карло, побывал даже в Алжире (тогда ещё таких пускали…). Попутно он посещает другие места Европы (до Стамбула, впрочем, не доехал): для встреч с деятелями социал-демократии, друзьями, единомышленниками и проч.

В-третьих, упомянутое выше чтение специальной литературы (книги, журналы, официальные издания …).

В-четвёртых, математические занятия: какие-то не опубликованные ещё исследования по алгебре и анализу — говорят, дифференциальное исчисление (кто говорит?).

В-пятых, вынашивание иных творческих замыслов (а что!). Имеются сведения (письмо Маркса к Дицгену), что он собирался написать книгу по диалектике (это пытался потом осуществить Энгельс). Хотел также, говорят, написать что-то о «Древнем обществе» Л. Моргана (свидетельство Энгельса, принявшего эту задачу по эстафете). Намеревался, как уверяют, написать что-то о «Человеческой комедии» О. Бальзака (свидетельство Меринга). Возможно, что были и другие планы (не осуществил, ничего не осуществил, никаких следов работы не оставил, только слова, слова, слова).

Вот чем было заполнено время великого Маркса, за исключением промежутков, когда он вспоминал о своём долге перед страдающим человечеством, порывался выполнить — и снова бросал.

…А годы шли. Жизнь уходила, катилась к закату, не обещая возврата юношеского здоровья, энергии, не принося творческих достижений…

Последнее десятилетие жизни Маркса называли «медленным умиранием», но это весьма преувеличено, — пишет Меринг, возражая, как видим, лишь против степени, но не суждения по существу. Так оно было или далеко не так, только за всё это время Маркс не написал ни одной книги. Самое крупное, что было им написано, — это «Критика Готской программы» (по существу, развёрнутое частное письмо), экономическая глава для «Анти-Дюринга» (на темы I тома «Капитала»), да ещё брошюра о вымышленных преступлениях несуществующего бакунинского «Альянса». Не густо.

А жизнь уходила, уходила безвозвратно. И не было самого заветного, самого чаемого, самого…

Не было революции. Нигде. Всё выходило не так просто, как казалось в молодости — в пору «Манифеста Коммунистической партии», в пору безудержного оптимизма и безоглядного энтузиазма, в пору создания теории «производительных сил и производственных отношений» [ср. намёк в (30:280)]. Сама эта теория, видимо, перестала казаться непререкаемой. Во всяком случае вопреки ей — взор надежды устремился в Азию: на Турцию, на Россию… Может быть, там?

«Россия, положение которой я изучил по русским оригинальным источникам, неофициальным и официальным (последние доступны лишь ограниченному числу лиц, мне же были доставлены моими друзьями в Петербурге)…» 

(Лорис-Меликов, граф Витте, Победоносцев…)

«…давно уже стоит на пороге переворота, и все необходимые для этого элементы уже созрели».

 (Производительные силы, мощный пролетариат, организованный в класс и составляющий большинство нации, высокоразвитая крупная промышленность… так?)

«Взрыв ускорен на многие годы благодаря ударам, нанесённым молодцами турками… И при благосклонности матери-природы мы ещё доживём до этого торжества» (34:229). 

Похоже, что теперь на молодцов-турок стало надежды больше, чем на спираль научного коммунизма…

…Русско-турецкая война отнимала не меньше времени и сил, чем всемирный социалистический конгресс в Генте. В обеих кампаниях Маркс принимал активнейшее участие. В качестве болельщика. У себя дома. На конгрессе он болел за В. Либкнехта (против анархистов), в балканской войне — за турок (против русских).

«…Мы самым решительным образом становимся на сторону турок по двум причинам:

1) Потому, что мы изучили турецкого крестьянина — следовательно турецкую народную массу — и видим в его лице безусловно одного из самых дельных и самых нравственных представителей крестьянства в Европе».

Не совсем ясно, как Маркс сумел «изучить турецкого крестьянина» до таких тонкостей, как нравственность и дельность. Не сказано и то, изучал ли он крестьян других национальностей, прежде чем сделать столь глубоко научный вывод. То ли также (так же!) изучал, то ли заведомо знает, что не сдюжит русский, итальянец или француз против турка.

«2) Потому, что поражение русских очень ускорило бы социальный переворот в России, элементы которого налицо в огромном количестве, а тем самым ускорило бы резкий перелом во всей Европе. Дела пошли по-другому. Почему? Вследствие предательства Англии и Австрии».

Только благодаря закулисной дипломатии Англии, говорит затем Маркс, стали возможны последние внезапные успехи русских…

«Наконец, — и это одна главных причин их окончательного поражения, — турки не сделали вовремя революцию в Константинополе…» 

(выходит, так: если бы русские понесли поражение, они бы сделали революцию, а если бы турки сделали революцию, они бы не понесли поражения — научный коммунизм, понимать надо!)

«… и это усугубляет историческую вину турок». 

(Очевидно, перед Карлом Марксом и остальным страдающим человечеством.)

«Народ, который в такие моменты наивысшего кризиса не способен действовать революционным образом, — такой народ погиб». 

(Жаль турок! Зато, коль скоро русские — в случае поражения — непременно бы сделали революцию, значит ещё на что-то годятся?)

«Конечно, за кулисами русских успехов стоит… Бисмарк» (34:246)

(Ничего не стоят русские!)

Гентский конгресс закончился вничью, а войну Маркс проиграл. Тем не менее шансы соперников он предсказал правильно, и только совершенно непредвиденное научным коммунизмом вмешательство третьих сил принесло русским победу и предотвратило русскую революцию. Не знаем, как насчёт Бисмарка, но Англия и Австрия, вероятно, были самыми заинтересованными лицами в том, чтобы Россия проникла на Балканы — трамплин для прыжка к средиземноморью…

Да простит нас читатель за то, что мы не смогли удержаться от иронических комментариев, цитируя это серьёзное (курьёзное) письмо Карла Маркса к Вильгельму Либкнехту от 4 февраля 1878 г. Вот какого рода важные дела и научные исследования занимали великий ум на закате жизни, отнимая у него и время и силы.

Ещё были разработки по высшей математике. Труды эти до сих пор, кажется, не изданы, поэтому судить о них можно только косвенно. Так, известно, что через двести лет после Ньютона и Лейбница, через сто лет после Эйлера, в век Гаусса, Лобачевского, Галуа, Кантора — Карл Маркс сделал ряд открытий в области дифференциального исчисления. От кого это известно, если труды Маркса не опубликованы? От Энгельса и Лафарга. Откуда такое мнение взялось в кругу лиц, из которых единственным, кто предположительно разбирался в математике, был Карл Маркс?

Но если трудно сказать что-либо по существу о скрытых от общества математических работах Маркса, нетрудно понять, почему он обратился именно к данной области: по вопросам дифференциального исчисления выступал Гегель в своей «Логике» и даже, кажется, сделал какие-то поправки к Ньютону. Некоторое представление о математическом гении Маркса дают два письма: одно от Маркса к Энгельсу от декабря 1865 г. (31:138), другое — от Энгельса к Марксу от 18 августа 1881 г. (35:16). Оба письма до некоторой степени приподнимают завесу над математическими занятиями Карла Маркса. Пусть каждый разбирается сам, но нам почему-то кажется, что Маркс, возможно, не умел отыскать производную от самой простой функции. Но всё это, в общем, не имеет большого значения. Главное то, что труд всей жизни вот уже много лет лежал неподвижно.

Незадолго до смерти Маркс через свою дочь завещал рукописи Энгельсу, чтобы тот «сделал из этого что-нибудь» (24:9). Судя по тому, каким сюрпризом явилось для Энгельса состояние рукописей «вторых томов», можно сделать вывод, что и он был не в курсе работы над завершением «Капитала». Ещё меньше, по-видимому, знала об этом семья Маркса.

Почему не был завершён «Капитал»? Во-первых, болезнь. Во-вторых, много новых материалов. В-третьих, неотложные партийные дела. В-четвёртых… в-пятых… в-шестых… в-седьмых… Объяснений более чем достаточно. Притом одно убедительнее другого. И все они друг друга стоят. Все получены на основе детальных и скрупулёзных исследований. Надо полагать, при несравненной научной добросовестности и строгой самокритике, достойной великого учителя и основоположника.

Если же попытаться (возможно ли такое?) быть ещё чуть-чуть, на самую малость, и добросовестнее и самокритичнее, следует признать, что никто не в состоянии достоверно ответить на вопрос.

Тайну «Капитала» Маркс унёс с собой в могилу, в последний раз обманув всех. Впрочем…