• Источники
  • Храмы, святыни и святилища
  • Друиды
  • Идолы, изображения и вотивные приношения
  • Праздники и ритуальные собрания
  • Отрубленные головы
  • Божества и культы
  • Птицы
  • Животные в кельтской мифологии
  • Иной мир
  • Заключение
  • Глава 6

    Религия языческих кельтов природа и масштабы языческой религии кельтов

    Если последние главы этой книги оказались самыми длинными по сравнению с остальными, то потому, что религия и искусство – наряду с ученостью – составляли львиную долю всего фона, на котором протекала жизнь кельтского аристократа. Мы сравнительно меньше знаем о низших социальных слоях и об их повседневной жизни, как духовной, так и материальной; о многом из этого мы можем только догадываться. Литература древнего кельтского мира, а также и упоминания античных авторов о варварах говорят только о мыслях и поступках ученых людей и землевладельцев в кельтском обществе. Осязаемые кельтские древности, которые открывает нам археология, также показывают те аспекты жизни, наиболее тесно связанные с процветанием общества: это погребения, оружие и личные украшения, лошадиная сбруя; дома и крепости богатых аристократов. У несвободных членов общества и низшего слоя свободных людей почти не было керамики и предметов из металла, которые могли бы сохраниться до наших дней; скромные домики почти не требовали постоянного фундамента, при котором остались бы ямы для столбов, которые также мог бы найти археолог. Положение очень напоминало шотландские горы в XVIII веке. Описывая свое путешествие с доктором Джонсоном, Босвелл замечает: «Когда мы уже достаточно продвинулись по этой стороне озера Лох-Несс, я заметил небольшую хижину, в дверях которой стояла женщина, на вид пожилая. Я счел, что это зрелище может развлечь доктора Джонсона; поэтому сказал ему об этом. «Давайте зайдем», – предложил он. Мы спешились и вместе с нашими проводниками зашли в хижину. Это была крошечная, жалкая хижина, как мне показалось, построенная из одной лишь земли. Окно заменяло небольшое отверстие, его затыкали куском торфа, который иногда вынимали, чтобы впустить свет. В середине комнаты или, скорее, пространства, куда мы зашли, находился очаг, который топили торфом. Дым выходил через отверстие на крыше. На огне у этой женщины стоял горшок, в котором кипела козлятина».

    Наверное, подобную сцену можно было наблюдать и в мире железного века: скромные временные жилища и убогое имущество – вот и все, что видели в своей жизни представители низших классов. Хотя сведения о других, не аристократических элементах кельтского общества по сути своей скудны, есть определенные факторы – прежде всего связанные с тем, что кельтская культура сохранилась на периферии западного мира, – которые заставляют нас предполагать, что более скромным членам общества, несмотря на всю убогость своего жилья и отсутствие имущества, тем не менее было, как и их современным собратьям, свойственно глубокое почтение к искусству, интеллекту и учености, а также к богам и тем, кто им служит. Они могли взывать (и, несомненно, взывали) к местным духам и силам природы, которые, как они считали, распоряжаются их собственной скромной судьбой, не обращаясь к великим божествам высших классов и священникам-аристократам, молящим этих богов от имени всего племени. Наверное, простые люди соблюдали и определенные ритуальные дни и исполняли священные обряды, которые были известны только им самим и равным им по общественному положению; при необходимости они могли приносить жертвы своим, особым способом и твердо верить в силу воды почитаемых местных колодцев, которая помогала больным и делала бесплодных плодовитыми. Однако все наши данные указывают на то, что они так же, как члены племени, принимали участие в великих племенных собраниях и присутствовали на жизненно важных жертвоприношениях, от которых зависело благо всего народа. Сам Цезарь пишет: «Если кто – будет ли это частный человек или же целый народ – не подчинится их определению, то они отлучают виновного от жертвоприношений. Это у них самое тяжелое наказание. Кто таким образом отлучен, тот считается безбожником и преступником, все его сторонятся, избегают встреч и разговоров с ним, чтобы не нажить беды, точно от заразного; как бы он того ни домогался, для него не производится суд; нет у него и права на какую бы то ни было должность».

    Все, что мы знаем о современных батраках и арендаторах в областях, все еще остающихся кельтскими, вынуждает нас предполагать, что их собратья в языческом кельтском мире точно так же почитали ум и одухотворенность и все их проявления в культуре и что на это совсем не влиял их более чем скромный образ жизни. Как работник, так и землевладелец не могли представлять себе великих богов и полубожественных героев без определенных интеллектуальных сторон, хотя эти представления и были весьма ограниченными. Ни на одном уровне кельтского общества не потерпели бы шута, красивого, но безмозглого героя, прелестную, но глупую богиню. Нередко считают, что бог Дагда был своего рода положительным шутом, однако реальных данных на этот счет нет: видимо, вся вина лежит на враждебных или юмористически настроенных ученых, которые превратили могущественного бога племени в какого-то добродушного фигляра.

    Как богов, так и героев представляли себе высокоинтеллектуальными, постигшими все тайны учености, поэтами и пророками, рассказчиками и ремесленниками, магами, целителями, воинами. Короче говоря, у них имелись все те качества, которыми восхищались и которыми желали обладать сами кельтские народы. Это было божественное отражение всего, что в человеческом обществе считалось завидным и недоступным.

    Таким образом, религия и суеверия играли определяющую и глубокую роль в повседневной жизни кельтов. Это фактически ключ для любой попытки понять их своеобразный характер. Цезарь пишет: «Все галлы чрезвычайно набожны». Все наши данные подтверждают это утверждение, и нам не нужно искать здесь какой-то тайной политической подоплеки. Возможно, более, чем другие народы, кельты были пропитаны и постоянно заняты своей религией и ее внешним выражением, которые постоянно и непосредственно находились на переднем плане в их жизни. Божества и тот Иной Мир, в котором они, как считалось, жили (когда не вторгались в мир людей, что делали довольно часто), были не просто какими-то теоретическими представлениями, о которых можно вспоминать в удобное время – в праздники или тогда, когда нужно было отпраздновать победу, в моменты всенародных жертвоприношений или бед (общеплеменных или личных) или тогда, когда требовалось получить от них что-то определенное. Они были вездесущими, иногда угрожающими, всегда мстительными и безжалостными. В повседневной жизни кельтов сверхъестественное присутствовало наряду с естественным, божественное – с обыденным; для них Иной Мир был таким же реальным, как вещественный физический мир, и столь же вездесущим.

    Следует с самого начала подчеркнуть, что узнать что-либо о языческой кельтской религии не так легко. Точно так же, как те элементы, на которых она, в конечном счете, основывалась, были разнообразными и неуловимыми, так и источники для такого исследования могут быть самыми разнообразными, неодинаковыми как по времени своего создания, так и по качеству, скудными и разбросанными. Повседневная жизнь древних кельтов в целом, характер их поведения в обществе, их племенная структура, их законы и их характерный стиль в искусстве следует изучать так, чтобы лучше понять те правила и запреты, которые руководили их религиозным поведением.

    Древнее кельтское общество было по сути своей децентрализованным. Характерная для него племенная система обусловливала множество местных вариантов, однако эти варианты продолжали быть частью единого целого. Мы знаем, что в зените своей власти кельты занимали очень обширные области Европы. Как мы уже видели, их территория простиралась от Атлантического океана на западе до Черного моря на востоке, от Балтики на севере до Средиземноморья на юге. Но, несмотря на огромные различия и длительный период времени, который прошел между образованием общества, по праву называемого кельтским, и 500 годом н. э., несмотря на все племенные особенности, предпочтения и возможные вариации в лингвистических диалектах и экономической системе по всему этому региону, а также между континентом и Британскими островами, – словом, несмотря на все это, действительно можно говорить о кельтской религии, хотя и не о религиозной системе, о сходстве ритуалов и единстве типов культа, о том же самом смешении естественного и сверхъестественного. Все это говорит о глубоком и поистине замечательном религиозном единообразии.

    Есть различные источники сведений о языческой кельтской религии, и их фрагментарная природа делает их использование весьма рискованным, поскольку возникает проблема: как связать их друг с другом и убедительно доказать эту связь? Тем не менее, объединив данные нескольких наук и сравнив несколько источников, мы можем получить самое общее представление о природе верований и ритуалов кельтов.

    В первую очередь мы должны рассмотреть основные источники по языческой кельтской религии. Самого важного источника у нас нет – текстов, которые были бы написаны на их собственном либо латинском или греческом языке самими кельтами и которые дали бы нам собственно кельтский взгляд, изнутри общества. Таких источников просто нет. Кельты не заботились о том, чтобы записывать свои законы, генеалогии, историю, поэзию или религиозные предписания. Они считали их почти чем-то священным. Некоторые кельты, как мы уже видели, конечно, пользовались греческим в деловых целях. Но нельзя сомневаться в том, что кельты не хотели, чтобы их традиционные предания и ученость стали доступными для безбожных чужеземцев; эти секреты тщательно охранялись теми, кто отвечал за их увековечение. Более того, опора на устную память – это одна из самых заметных характерных черт их культуры, и она все еще сохраняется и высоко почитается в тех областях современного мира, где говорят на кельтских языках.

    Таким образом, все эти традиционные дисциплины должны были передаваться устно от учителя к ученику и от поколения к поколению. Как мы знаем, будущему друиду требовалось около 20 лет, чтобы овладеть всеми секретами своей профессии и полностью их усвоить. Точно так же в Ирландии филид должен был учиться от 7 до 12 лет, чтобы устно проштудировать все те сложные предметы, которыми он занимался. Устная традиция и ее устойчивость – одна из наиболее характерных черт кельтской культуры. В Ирландии не было античных текстов, которые могли бы дополнить сведения археологии при изучении религии, однако существует местная литература, как и в Уэльсе, и хотя фактически записывали сказания и мифологические эпизоды довольно поздно – начиная с VII—VIII веков, – они, очевидно, касаются событий гораздо более архаичных, чем тот период, когда им была придана литературная форма.

    Источники

    Из-за отсутствия прямых письменных сведений со стороны самих кельтов мы вынуждены искать в других местах всю информацию, которую только можно собрать. Эта информация в основном троякого рода, и ее следует рассматривать весьма осторожно. Если мы видим, что различные источники информации объединяются и подтверждают друг друга, то находимся на сравнительно твердой почве.

    В каком-то смысле наиболее надежным из трех упомянутых источников является археология, однако она по сути своей ограниченна, и в ней недостает деталей, которые дают нам письменные данные. Другой источник – данные античных авторов – дает нам увлекательные сведения о различных аспектах кельтской религиозной жизни. Но не всегда ясно, к какому периоду эти сведения относятся, основываются ли они только на слухах или же представляют собой запись того, что видел сам автор. Последний источник – местная литература – это наиболее яркое и детальное свидетельство о языческой кельтской религии, но она настолько насыщена интерполяциями со стороны христианских писцов, общими для всех народов сказочными сюжетами и фольклорными мотивами, что с ней следует обращаться весьма осторожно и удерживаться от искушения свободно ее интерпретировать.

    В общем и целом у нас достаточно сведений о кельтской религии, чтобы составить полную и убедительную картину из многочисленных фрагментов информации, которой мы располагаем. До какой-то степени можно определить и то, что было в их религиозных обычаях универсальным и что было их собственным, только кельтским, а также те индивидуальные способы, которыми они выражали веру в сверхъестественное.

    Кратко проанализировав характер источников и убедившись, что у кельтов действительно была религия, попытаемся узнать о ней подробнее. Что в ней было наиболее типичным, каковы ее основные черты и религиозные культы?

    У кельтов имелись определенные места, где они обращались к божествам, а также существовали жрецы, которые молили богов от имени племени. Были священные дни, периоды праздников и культовые легенды, которые объясняли происхождение этих праздников. Поскольку все это – аспекты религиозной практики, от которой зависело все остальное, будет полезно сначала попытаться составить о них общее представление перед тем, как приступить к рассмотрению самих богов и богинь.

    Храмы, святыни и святилища

    В последние годы археологи обнаружили некоторые постройки, которые полностью изменили прежние представления о характере языческих кельтских храмов и мест культа. Раньше считалось, что с весьма незначительными исключениями (такими, как сложные храмы, построенные на средиземноморский лад в Рокепертюзе и Антремоне близ устья Роны) у кельтов не было ничего даже отдаленно похожего на храмы для религиозной деятельности. Считалось, что кельтские жрецы – друиды – проводили свои ритуалы и совершали жертвоприношения богам только на природе – например, в рощах деревьев, которые считались священными в силу их давней связи с богами, или подле священных источников, воды которых обладали особыми свойствами и через которые можно было получить доступ к божеству-покровителю. Позднее, под эгидой христианской церкви, эти местные божества были заменены местными святыми, которые нередко носили те же имена, что и их языческие прототипы, и почитание колодцев продолжалось во всей своей первозданности. Любимыми местами были вершины священных холмов или окрестности курганов, связанных с каким-нибудь обожествленным предком; однако считалось, что храмов как построек не существовало.

    Теперь археологи начинают распознавать и открывать целый ряд памятников, которые представляют собой постройки-святилища языческих кельтов. Многие из них были найдены в Европе, и некоторые – в Британии. Дальнейшие исследования и раскопки, а также пересмотр результатов более ранних раскопок, несомненно, позволят сделать новые открытия. В некоторых случаях может оказаться, что ошибочная интерпретация природы таких построек фактически скрыла их истинное значение; возможно, на Британских островах их гораздо больше, чем мы считаем сейчас.



    Рис. 37. Планы фирэкшанцен – мест языческого культа, окруженных земляными оградами.


    Эти постройки представляют собой прямоугольные земляные сооружения, которые в Европе называют фирэкшанцен, то есть квадратные ограды. В общем и целом они, судя по всему, датируются I веком до н. э., а с культурной точки зрения восходят к квадратным оградам погребений железного века и находят свое продолжение в галло-римских храмах, которые обычно строились из камня и в плане были квадратными или круглыми. В некоторых фирэкшанцен, как, например, в Хольцхаузене, Бавария (рис. 37, 38), имелись ямы или шахты для приношений. Здесь под двумя земляными валами, стоявшими очень близко друг к другу, оказались бревенчатые палисады. Внутри ограды находились глубокие шахты, в которых были найдены следы приношений, в том числе мяса и крови, вероятно жертвенных. В одной из таких оград были найдены остатки храма, сооруженного из бревен.



    Рис. 38. Ритуальная шахта. Хольцхаузен, Бавария.


    Многие глубокие шахты, в основном круглые в сечении, были найдены в Британии. Некоторые из них обнаружили во время земляных работ при строительстве железных дорог в XIX веке. Ненаучные раскопки и записи нанесли большой ущерб и привели к утрате материалов; на следы связанных с шахтами построек или земляных валов зачастую не обращали внимания или описывали их настолько неточно, что в большинстве случаев эта информация оказалась практически бесполезной. Шахта, раскопанная в Уилсфорде (графство Уилтшир), была с помощью радиокарбонной датировки отнесена к XIV веку до н. э., и это говорит о том, что религиозные постройки и центры ритуальной деятельности этого типа существовали задолго до кельтов. Все это заставляет по-новому воспринимать происхождение кельтских жрецов – друидов, которые, безусловно, пользовались такими святилищами в кельтские времена.

    Одно туманное свидетельство Афинея, которого мы уже касались в другом контексте, заставляет думать именно о таких прямоугольных ритуальных оградах.

    «В рассказе о Ловернии, отце того Битуита, что был убит римлянами, Посидоний пишет, что, добиваясь народной любви, он разъезжал по полям на колеснице, разбрасывая золото и серебро десяткам тысяч сопровождавших его кельтов; огородив прямоугольное пространство стороной в двенадцать стадий, он поставил там чаны, наполненные дорогим вином, снеди же заготовил такие горы, что по многу дней подряд мог угощать всех желающих, не испытывая ни в чем недостатка».

    Из ирландских источников мы знаем, что ритуальные собрания кельтов сопровождались пышными пирами и обильными возлияниями и что игры, скачки и торговля играли существенную роль в торжественных религиозных праздниках. Одним из самых интересных и впечатляющих открытий недавнего времени были раскопки в 1956 году поразительного кельтского святилища в Либенице, неподалеку от Колина в Чехии. В длинной ограде, окруженной валом и рвом, были обнаружены свидетельства жертвоприношений детей и животных, человеческий череп, который мог служить для ритуальных возлияний, платформа для жертвоприношений, ямы с костями и огромное количество посуды, разбитой также в ритуальных целях. Два перекрученных бронзовых торквеса, видимо, первоначально облекали шеи двух огромных деревянных идолов: остались лишь ямы от столбов – сами идолы не сохранились. Было обнаружено погребение пожилой женщины, возможно жрицы этого святилища; оно содержало броши, керамику и другие предметы, которые позволяют датировать святилище III веком до н. э.

    Гораздо более ранняя, но очень похожая постройка обнаружена в Онэ-о-Планш (департамент Марна); она принадлежит к эпохе культуры полей погребений и датируется XI веком до н. э. Возможно также, что длинная ограда в Таре, которую обычно называют «Пиршественным залом», одно из наиболее важных священных мест древней Ирландии, – это еще один пример подобной постройки. Наследниками этих разнообразных построек стали, с одной стороны, каменные романо-кельтские храмы, а с другой – огороженные римские кладбища Галлии и Британии.

    Таким образом, наши данные показывают, что кельты были далеки от того, чтобы почитать своих богов только в рощах и других местах на природе: на самом деле у них существовали самые разнообразные постройки, в которых они исполняли свои обряды. Нельзя сомневаться, что будущие археологические изыскания на континенте и на Британских островах позволят выявить еще многие из них. Есть также ряд свидетельств о деревянных храмах внутри этих участков, огороженных земляными валами.

    По-кельтски святилище называлось nemeton; нет никаких причин предполагать, что этим словом не назывались и подобные ограды, хотя оно могло относиться и к вырубкам в рощах, которые также служили священными местами. В древнеирландском языке это слово звучит как «nemed»; есть и слово «fidnemed» – «священная роща». Названия мест свидетельствуют о том, что слово широко использовалось в кельтском мире. Так, в VI веке н. э. Фортунат упоминает о месте под названием Вернемет(он) – «Великое святилище»; было место с таким названием и в Британии, где-то между Линкольном и Лестером. Город Нантерр первоначально назывался Неметодуром, а в Испании встречается место под названием Неметобрига. Известен Друнеметон – «Дубовое святилище», который был и святилищем, и местом собраний галатов, а также многие другие. В Британии есть свидетельства о месте, именовавшемся Медионеметон («Центральное святилище») где-то в Шотландии[65], а в Бакстоне в Дербишире был священный источник под названием «Аквы Арнеметии», то есть «воды богини Арнеметии», хозяйки источника и священной рощи.

    Таким образом, кельты не только почитали свои божества и исполняли искупительные обряды на священных прогалинах в запретных рощах. Они сооружали различные земляные ограды, в которых либо находились деревянные храмы, либо какое-то ключевое место для жертвоприношений и умилостивления богов, такое как огромный ритуальный столб или колонна, шахта или яма для того, чтобы бросать туда останки жертв – как животных, так и людей, и хранилище для вотивных приношений другого рода. Несомненно, в большинстве случаев должна была быть и грубая хижина – плетеная или сделанная из дерева, – которой мог пользоваться жрец, чтобы хранить там знаки своего жреческого достоинства и ритуальные предметы.

    Друиды

    В таких местах кельты почитали своих богов. Теперь мы должны попытаться узнать, кто был посредником между богами и верующими. По крайней мере, некоторых кельтских жрецов называли друидами, и мы уже говорили о них в связи с их местом в обществе и их ролью как хранителей древней традиции. Теперь мы должны рассмотреть их в свете религии, как жрецов. Большинство читателей знакомы со словом «друид» и представляют себе романтических кельтских жрецов, которые исполняли свои священные обряды, столь красочно описанные Плинием: «Они зовут омелу именем, которое означает «всеисцеляющая». Приготовив жертвоприношение и пир под деревьями, они приводят туда двух белых быков, чьи рога затем связывают в первый раз. Жрец, одетый в белое платье, восходит на дерево и обрезает омелу золотым серпом, и другие ловят ее в белый плащ. Затем они убивают жертв, моля о том, чтобы бог принял этот умилостивительный дар от тех, кому он даровал его. Они полагают, что омела, принятая в питье, дает плодовитость бесплодным животным и что это противоядие от всех ядов. Таковы религиозные чувства, которые многие народы испытывают по совершенным пустякам».

    Можно задаться вопросом, не говорят ли загадочные шарики на рогах быков в кельтской религиозной иконографии о том, что рога связывали в ходе приготовления к жертвоприношению, показывая, что эти животные принадлежат богам или являются самим богом в виде животного. Интересно также заметить, что слово, обозначающее омелу в современном ирландском и шотландском гэльском языке, – «uil-oc» буквально обозначает «всеисцеляющая»[66]. Рассказ Плиния об этом ритуале, сопровождавшем принесение в жертву быков, оказал огромное влияние на последующее отношение к вопросу о кельтском жречестве: отсутствовало осознание того, насколько ограниченны наши реальные сведения о друидах, и в очень большой степени фантазия начинала расцвечивать факты.

    На самом деле, за исключением некоторых весьма скудных упоминаний такого сословия языческих жрецов у античных авторов и весьма туманных упоминаний в местной традиции, о друидах нам известно очень мало. Мы не знаем, были ли они обычны для всего кельтского мира, единственные ли они высокопоставленные жрецы и в какой период времени действовали. Все, что мы знаем, – это то, что в определенный период истории у некоторых кельтских народов были могущественные жрецы, которые назывались именно так; они помогали защищаться от сил Иного Мира, зачастую враждебных, и при помощи только им известных ритуалов направляли эти силы во благо человечества в целом и данного племени в частности. Наиболее глубокий анализ природы друидизма содержится в книге С. Пиггота «Друиды».

    То, что в наше время друидам уделяют столько внимания, целиком и полностью обусловлено деятельностью писателей-антикваров, начиная с XVI века. Весь «культ» друидов был связан с концепцией «благородного дикаря», и на очень скудной фактической основе была построена целая фантастическая теория, которая привела к возникновению современного «друидического культа», который практикуется в Стонхендже. Нет ни малейших свидетельств о том, что языческие жрецы древних кельтских племен были хоть как-то связаны с этим памятником неолита и бронзового века (хотя, возможно, какое-то отношение к нему имели их предшественники). Современные мероприятия, такие как Айстеддфод – ежегодный праздник музыки и валлийской культуры в Уэльсе – и другие подобные праздники по всему еще остающемуся кельтским миру, способствовали закреплению образа идеализированного друида, однако образ этот по сути своей фальшивый, основанный не столько на сохранившихся, сколько на восстановленных традициях.

    Влияние антиквариев-философов было настолько велико, что нет практически ни одного хенджа эпохи неолита или бронзового века, которому не приписывали бы «друидического» происхождения или связи с друидами. По всем Британским островам, и прежде всего в кельтских областях, мы находим круги друидов, троны, курганы, камни друидов. Доктор Джонсон весьма проницательно заметил по поводу первого такого увиденного им памятника: «Примерно через три мили за Инвернессом мы увидели прямо у дороги весьма полный образец того, что именуется храмом друидов. Это был двойной круг, один из очень больших, другой из более мелких камней. Доктор Джонсон справедливо заметил, что «ехать смотреть очередной друидический храм – это значит только увидеть, что тут и нет ничего, поскольку в нем нет ни искусства, ни мощи, и увидеть один вполне достаточно».

    Сами кельты в дохристианское время не оставили никаких свидетельств о своем жречестве. Единственные упоминания о друидах в Ирландии, таким образом, относятся ко временам уже после язычества. Неясно, точно ли в них изображен характер друида, или то, что говорят о друидах, лишь результат негативного отношения к ним со стороны враждебного им нового священства. В некоторых случаях друиды, о которых упоминается постоянно, выглядят как люди достойные и могущественные; порой им даже отдается предпочтение перед самим королем. Так, в «Похищении быка из Куальнге» друид Катбад назван отцом самого короля – Конхобара, сына Несс. Там говорится, что у Катбада была группа учеников, которых он наставлял в друидической науке. Согласно ирландской традиции, он изображен в роли учителя, который обучает молодежь религиозным традициям племени и предзнаменованиям, посредством которых можно обратить эти традиции себе на пользу. Это согласуется с картиной кельтских жрецов, нарисованной Цезарем в I веке до н. э.: «Друиды принимают деятельное участие в делах богопочитания, наблюдают за правильностью общественных жертвоприношений, истолковывают все вопросы, относящиеся к религии; к ним же поступает много молодежи для обучения наукам, и вообще они пользуются у галлов большим почетом».

    В одной из древнейших древнеирландских саг – «Изгнание сыновей Уснеха» – драматическое событие, крик нерожденной «роковой женщины» Дейрдре в утробе матери, должно быть объяснено с помощью пророческих способностей друида Катбада. После того как произошло это зловещее событие, которое напугало всех присутствующих, будущая мать бросается к друиду и умоляет его объяснить случившееся:

    Вы послушайте лучше Катбада
    Благородного[67] и прекрасного,
    Осененного тайным знанием.
    А сама я словами ясными…
    Не могу сказать.[68]

    Затем Катбад «положил… ладонь на живот женщины и ощутил трепет под своей ладонью.

    – Поистине, это девочка, – сказал он. – Будет имя ее – Дейрдре. И много зла случится из-за нее».

    После этого действительно рождается девочка, и жизнь ее действительно следует по пути, предсказанному друидом.

    Согласно ирландской традиции, друидам свойственно достоинство и могущество. Другие упоминания придают им иные, почти шаманские, черты. Речь идет о знаменитом друиде Мог Руте: по крайней мере, один специалист по кельтской мифологии считал, что первоначально он был богом солнца[69]. Хотя утверждать так – значит идти гораздо дальше, чем позволяют нам имеющиеся данные, он, тем не менее, считался могущественным колдуном и обладал якобы способностью вызывать бурю и творить облака одним своим дыханием. В саге «Осада Друм Дамгайре» он носит enchennach – «птичью одежду», которая описана следующим образом: «Принесли к нему принадлежавшую Мог Руту кожу безрогого бурого быка и его пеструю птичью одежду с развевающимися крыльями и, кроме того, его одеяние друида. И поднялся он вместе с огнем в воздух и на небо».

    Другой рассказ о друидах из местных, ирландских источников изображает их в юмористическом свете и рисует не такими уж достойными, как этого хотели бы поклонники-антиквары. Однако, возможно, причиной этому смешение слова «друид» с druith – «дурак». В саге «Опьянение уладов», которая полна мифологических мотивов и ситуаций, королеву Медб, по происхождению – ирландскую богиню, охраняют два друида, Кром Дероль и Кром Дараль. Они стоят на стене и спорят. Одному кажется, что к ним приближается огромная армия, а другой утверждает, что все это просто естественные участки пейзажа. Но на самом деле это действительно войско, которое атакует их.

    «Недолго стояли они там, два друида и два наблюдателя, как показался перед ними первый отряд, и было белоярким, безумным, шумным его приближение, гремящее над долиной. Так яростно мчались они вперед, что не осталось в домах Темры Луахра ни меча на крюке, ни щита на полке, ни копья на стене, которые бы с грохотом, шумом и звоном не упали на землю. На всех домах в Темре Луахре, где была на крышах черепица, попадала та черепица с крыш на землю. Казалось, бурное море подступило к стенам города и к его ограде. А в самом городе побелели у людей лица, и был там скрежет зубовный. Упали тогда два друида в обморок, и в беспамятство, и в бессознание, один из них, Кром Дараль, упал со стены наружу, а другой, Кром Дероль, – внутрь. Но вскоре Кром Дероль вскочил на ноги и устремил свой взгляд на отряд, который приближался к нему».[70]

    Сословию друидов могла принадлежать какая-то власть и в христианскую эпоху, по крайней мере в гой-дельском мире, и у нас нет повода полагать, что с приходом христианства языческие культы и все связанные с ним атрибуты и люди мгновенно исчезли. Говорят, что в Шотландии святой Колумба встретился с друидом по имени Бройхан близ Инвернесса в VII веке н. э. Друиды, возможно, существовали некоторое время и при христианстве, хотя у них уже не было прежней религиозной власти и политического влияния; возможно, они превратились лишь в магов и колдунов.

    Однако в древности их могущество, по крайней мере в некоторых областях Древнего мира, было бесспорным. Цезарь, видимо, был в основном прав, когда писал: «А именно, они ставят приговоры почти по всем спорным делам, общественным и частным; совершено ли преступление или убийство, идет ли тяжба о наследстве или о границах – решают те же друиды… Их наука, как думают, возникла в Британии и оттуда перенесена в Галлию; и до сих пор, чтобы основательнее с нею познакомиться, отправляются туда для ее изучения».

    Кроме того, Плиний упоминает о том почитании, которым пользовался друидизм на Британских островах. Он замечает: «И до сего дня Британия зачарована магией и исполняет ее обряды с такими церемониями, что кажется, будто именно она передала этот культ персам».

    Цезарь, рассказывая о Британии, не упоминает друидов. Такие эпизоды, как восстание Боудикки и религиозные обряды и практики, связанные с ними, создают впечатление, что в I веке н. э. существовало нечто очень похожее на друидизм, по крайней мере в некоторых частях Британии. На деле у античных авторов есть только одно упоминание о друидах в Британии. Описывая атаку римского наместника Паулина на крепость друидов на Англси в 61 году н. э., Тацит говорит: «На берегу стояло в полном вооружении вражеское войско, среди которого бегали женщины, похожие на фурий, в траурных одеяниях, с распущенными волосами, они держали в руках горящие факелы; бывшие тут же друиды с воздетыми к небу руками возносили к богам молитвы и исторгали проклятия. Новизна этого зрелища потрясла наших воинов, и они, словно окаменев, подставляли неподвижные тела под сыплющиеся на них удары. Наконец, вняв увещаниям полководца и побуждая друг друга не страшиться этого исступленного, наполовину женского войска, они устремляются на противника, отбрасывают его и оттесняют сопротивляющихся в пламя их собственных факелов. После этого у побежденных размещают гарнизон и вырубают их священные рощи, предназначенные для отправления свирепых суеверных обрядов: ведь у них считалось благочестивым орошать кровью пленных жертвенники логов и испрашивать их указаний, обращаясь к человеческим внутренностям».

    Мы уже знаем, что крепость друидов на Англси могла быть связана как с экономическими, так и с религиозными аспектами, чем и объясняется фанатическое сопротивление нашествию римлян. Дальнейшие археологические раскопки наряду с классификацией некоторых культовых фигур на Англси, которые еще не изучались в этом контексте, могут пролить больше света на природу друидизма на этом острове, а возможно, и в Британии в целом.

    Свидетельства античных авторов заставляют полагать, что друиды-женщины, или друидессы, если их можно так назвать, также играли роль в языческой кельтской религии, и эти свидетельства согласуются с данными островных текстов. Вописк (хотя это и достаточно сомнительный источник) рассказывает интересную историю: «Дед мой рассказал мне то, что он слышал от самого Диоклетиана. Когда Диоклетиан, сказал он, находился в харчевне в Тунграх в Галлии, имел еще небольшой военный чин и подводил вместе с какой-то женщиной-друидессой итог своим ежедневным расходам, она сказал ему: «Ты слишком скуп, Диоклетиан, слишком расчетлив». На это, говорят, Диоклетиан не серьезно, а в шутку ответил: «Буду щедрым тогда, когда стану императором». После этих слов друидесса, говорят, сказала: «Не шути, Диоклетиан, ведь ты будешь императором, когда убьешь кабана».[71]

    Говоря о пророческих способностях друидов и опять упоминая женщин, Вописк рассказывает: «Он[72] утверждал, что Аврелиан обратился как-то к галльским друидессам с вопросом, останутся ли у власти его потомки. Те, по его словам, ответили, что в государстве не будет более славного имени, чем имя потомков Клавдия[73]. И уже есть император Констанций, человек той же крови, а его потомки, думается, достигнут той славы, которая была предсказана друидессами».

    Мы уже видели, какая пророческая сила приписывается провидице Федельм в «Похищении быка из Куальнге»; есть все основания полагать, что в сословии друидов женщины, по крайней мере в некоторых областях и в некоторые периоды, пользовались определенным влиянием.

    Идолы, изображения и вотивные приношения

    Мы уже кое-что знаем о храмах и святилищах кельтов и о друидах, которые были жрецами по крайней мере у некоторых кельтов. Теперь встает следующий вопрос: изготовлялись ли в доримское время культовые изображения? Почитали ли кельты своих богов в осязаемой форме или просто представляли себе абстрактные концепции божественности?



    Рис. 39. Пять из 190 предметов (все из сердцевины дуба), обнаруженных в святилище Секваны при устье реки Сены (департамент Кот-д’Ор, Франция).


    Все наши данные заставляют предполагать, что у них было множество самых разнообразных изображений и идолов. Поразительное свидетельство тому – огромный клад из примерно 190 деревянных предметов из того места, где был расположен храм Секваны у истоков реки Сены. Все они сделаны из сердцевины дуба, как и многие другие культовые деревянные предметы из Дании (где кельтское влияние было достаточно сильным), Франции и с Британских островов. Такое большое количество сохранившихся изображений фактически свидетельствует о том, что в свое время они существовали в огромном количестве. Таким образом, любимым материалом для изготовления идолов служило дерево, и, поскольку кельты почитали дуб больше, чем какие-либо другие деревья, выбор дуба для изготовления идолов был вполне естественным. Некоторые филологи считают, что само слово «друид» связано с кельтским обозначением дуба, которое само по себе связано и с греческим названием дуба – drus. Второй слог этого слова, возможно, связан с индоевропейским корнем «wid», что означает «знать»; то есть в целом «друид» означает нечто вроде «мудрец, почитающий дуб». Максим Тирский говорит, что кельты представляли Зевса (имея в виду кельтский эквивалент античного бога) как огромное дубовое дерево. Цезарь говорит, что в Галлии существует больше всего изображений Меркурия (опять-таки имея в виду местных богов, которые в римское время слились с Меркурием). Все это говорит о том, что кельтская религия отнюдь не была лишена изображений, как это иногда утверждают, – совсем наоборот.

    Очевидно, однако, что каменные изображения были менее популярны, и, хотя небольшое их количество известно по крайней мере с VI века до н. э., каменные скульптуры стали по-настоящему почитаемы только начиная с I века до н. э. под эгидой римского мира. Однако есть и много данных о том, что сами камни, украшенные на кельтский манер, как камни из Туро или Каслстрэнджа (Ирландия), или столб из Санкт-Гоара (Германия), или просто каменные блоки или стоящие камни почитались сами по себе: считалось, что они обладают удивительной силой. Камни, как мы уже видели, часто отмечали границы между племенами. Лиа Фаль – великий инаугурационный камень древней Ирландии – кричал, когда на него вставал подлинный правитель Ирландии. В древнеирландской традиции есть бесчисленное множество историй о силе священных камней. Сегодня в современных кельтских народных поверьях некоторые камни все еще считаются обладающими сверхъестественной силой, и в отдаленных районах существующего кельтского мира все еще помнят об использовании камней в черной магии и тому подобных ритуалах. В ирландской «Старине мест» (историях, объясняющих происхождение названий некоторых мест) есть упоминания о каменном идоле Кенн Кройх, или Кромм Круах (в современной народной легенде – Кром Дуб), и одиннадцати его собратьях. Хотя эту легенду, конечно, не следует воспринимать буквально, в ней есть отдельные моменты, которые убедительным образом согласуются с общей картиной верований кельтов, насколько мы ее себе представляем. Более того, тот факт, что идол якобы стоял на Маг Слехт, «Долине поклонения» в северо-западном уголке графства Каван, где в языческие времена, видимо, находилась большая культовая область первостепенной важности, подчеркивает правдивую основу этой истории. Легенда гласит: «Здесь стоял высокий идол, который видел много битв, и звался он Кромм Круах; он вынуждал все племена жить без мира… Он был их богом, древний Кромм, скрытый во множестве туманов; пока люди верили в него, не могли они обрести вечное Царство превыше всех пристанищ… Рядами стояли каменные идолы, четыре ряда по трое; и о горе, чтобы обманывать войска, изображение Кромма сделано было из золота. С царствования Эремона, щедрого вождя, почитали здесь камни вплоть до прихода благородного Патрика в Ард Маху. Он разбил Кромма молотом от макушки до пят; своей великой отвагой изгнал бессильное чудище, что стояло здесь».

    Этот красочный рассказ о свержении языческих идолов христианской церковью, возможно, объясняет немногочисленность каменных скульптур в доримском кельтском мире.

    Кромм, или Кенн Круах, остался в ирландской фольклорной традиции как Кром Дуб. Мойра Макнейлл наряду с другими учеными анализирует легенды об этой культовой фигуре в связи с великим календарным праздником Лугнасад. Другой каменный идол описывается в ирландском «Календаре Энгуса»: «Клохар, то есть золотой камень, то есть камень, оправленный в золото, который почитали язычники, и демон по имени Керманд Кестах имел обыкновение говорить из этого камня, и это был главный идол Севера».

    Другой идол, на этот раз якобы британский, именовался Этарун. В этом имени может содержаться тот же корень, что и в имени великого галльского бога с колесом – Тараниса, следы культа которого действительно наблюдаются в Британии. Считалось, что не только боги или демоны обитают в камнях и говорят из них; оружие также считалось жилищем духов. В народе думали, что священное оружие богов и полубожественных героев может действовать и говорить независимо от хозяина посредством действий сверхъестественных сил, которые его контролируют. В «Похищении быка из Куальнге» мы читаем, как Суалтайм, земной отец Кухулина, погибает от своего собственного щита: он нарушил обычай, согласно которому никто не должен был говорить прежде, чем заговорит друид:

    «Тогда в гневе и ярости ушел от них Суалтайм, ибо не услышал желанного ответа. И случилось так, что поднялся на дыбы Серый из Махи и поскакал прочь от Эмайна, а щит Суалтайма выскользнул из его рук и краем своим отрубил ему голову. Тогда повернула лошадь обратно к Эмайну, и на спине ее лежал щит с головой Суалтайма. Вновь молвила голова:

    – Мужей убивают, женщин уводят, скот похищают, о улады!»

    Количество небольших посвятительных моделей оружия, такого как копья, мечи и щиты, обнаруженных в ритуальных контекстах в Британии и на континенте, также заставляет думать, что оружие считалось обиталищем сверхъестественных сил. Некоторые из этих миниатюрных предметов были намеренно разбиты, несомненно, в соответствии с существовавшими тогда ритуалами и поверьями. Кинжалы с ручками в виде людей (рис. 40) изображали того самого духа или божество, которое якобы обитало в них или отвечало за их происхождение. Это еще один источник данных о почитании этих предметов в древнем кельтском мире.



    Рис. 40. Ручка короткого меча в виде человека из Норт-Гримстона, Йоркшир, Восточный Райдинг.


    Искусство латена, как мы увидим в следующей главе, оказалось еще одним кладом культовых символов. Все они были изящным образом вплетены в текучие узоры спиралей, стилизованной листвы и растений; сам торквес (нашейное украшение) служил магическим знаком отличия, который носили боги и герои. На многих декорированных предметах лошадиной сбруи и украшениях шлемов мы видим символы магической силы и обереги от зла.

    Кельты отнюдь не пребывали в неведении относительно всего того, что касается почитания идолов и антропоморфных изображений, – можно считать доказанным, что всего этого у них было вдоволь. Но поскольку они имели обыкновение выражать свои верования и идеи косвенным образом, это не всегда очевидно, и только исследование кельтской культуры и повседневной жизни в целом может выявить тонкое влияние религии и суеверия во многом таком, что с первого взгляда кажется земным и обычным.

    Праздники и ритуальные собрания

    Мы рассмотрели святилища и священные места кельтов и узнали, что их было немало, хотя многие из них обнаружили лишь в последние годы, а некоторые все еще ждут открытия. Мы познакомились с теми, кто должен был обращаться к богам от имени человечества, и обнаружили, что у кельтов определенно были жрецы, которых называли друидами, и есть данные о существовании других жрецов, хотя мы и не знаем о том, какую роль они играли и как были связаны с сословием друидов. Мы убедились в том, что у кельтов в изобилии имелись идолы и культовые изображения, и в будущем многие из них, несомненно, будут обнаружены или найдены в литературных контекстах.

    И наконец, попробуем разобраться, в каких случаях все эти предметы использовались? Какие ритуалы исполняли жрецы в святилищах, где находились многие из идолов и других принадлежностей религиозного культа?

    Кельты отмечали основные календарные праздники. Мы уже знаем, что кельты считали время ночами. Кельтский год в Ирландии делился на четыре основные части, и вполне возможно, так поступали в других частях кельтского мира. Каждая часть года начиналась с великого религиозного празднества, на котором вспоминалась какая-либо культовая легенда. Праздник сопровождался пирами и весельем, ярмарками и базарами, играми и состязаниями, а также торжественными религиозными обрядами, а в Галлии, по крайней мере, жертвоприношениями как людей, так и животных. Этот обычай вызывал омерзение у римлян, которые к тому времени, когда они вошли в близкий контакт с языческим кельтским миром, уже давно отказались от практики человеческих жертвоприношений.

    Первым ритуальным этапом календарного года было 1 февраля. Этот праздник, очевидно, посвящался богине Бригите, место которой позднее заняла ее христианская наследница – святая Бригита. Эта могущественная богиня была также известна как Бригантия, богиня-покровительница северной Британии. Посвящения и названия мест на континенте также говорят о ее культе. Она, скорее всего, была одной из наиболее почитаемых богинь всего языческого кельтского мира. Что представлял собой праздник в ее честь, который именовался Имболк (или Оймелг), – не совсем ясно, однако, судя по всему, он был связан с началом доения овец и, таким образом, был преимущественно праздником пастухов. В позднейшей христианской традиции обращает на себя внимание связь Бригиты с овцами и пастушеской жизнью, а также с плодородием вообще; судя по всему, это отголоски той роли, которую играла ее языческая предшественница.

    Второй праздник – Белтане – отмечался 1 мая. Возможно, он был связан с почитанием древнего кельтского бога Белена, который известен примерно по 31 надписи, обнаруженной на севере Италии, юго-восточной Галлии и в Норике. Есть также эпиграфические следы его культа на Британских островах, и некоторые данные литературной традиции заставляют предполагать, что следы знаний об этом божестве сохранялись в кельтском мире и позднее. Бели Маур, который фигурирует в «Мабиногионе» как могущественный король Британии, судя по всему, считался божеством-предком аристократии раннего Уэльса и по своему происхождению может быть отождествлен с самим Беленом. Сила и влияние этого раннего пастушеского божества может объяснить популярность и долговечность его праздника, который все еще сохраняется, по крайней мере, в некоторых районах шотландских гор. Если верить Кормаку, автору древнеирландского словаря IX века, слово «Белтане» происходит от «Beltene» – «прекрасный огонь». Это был праздник, связанный с поощрением плодородия, и в нем большое место занимали магические обряды, призванные обеспечить размножение скота и рост урожая. Зажигали большие костры и скот прогоняли между огнями ради очищения. Опять-таки согласно Кормаку, друиды зажигали два огня и между ними прогоняли животных. Несомненно, на этих праздниках приносили жертвы. Белтане также называли «Кетсамайн».

    Третий сезонный фестиваль также был широко распространен по всему кельтскому миру, и следы его все еще живы в современных кельтских народных обычаях. Отмечаемый 1 августа Лугнасад был прежде всего сельскохозяйственным праздником, связанным скорее с жатвой хлебов, нежели с пастушеской экономикой. Он был тесно связан с богом Лугом в Галлии (Луг в Ирландии, Ллеу в Уэльсе) – могущественным, широко почитавшимся божеством, культ которого, возможно, ввели в Ирландии более поздние кельтские поселенцы. В римской Галлии в Лионе (Лугдуне) в этот день отмечался праздник в честь императора Августа, и кажется вполне очевидным, что он заменил старый праздник, посвященный кельтскому богу, по имени которого город и назывался «крепостью Луга». Лугнасад был очень важным праздником в Ирландии, что подтверждает дошедший до нас фольклор. Праздник этот иногда назывался Брон Трогань (Brуn Trogain) – «Скорбь Трогана», и, возможно, это старое имя Лугнасада. В Ирландии на Лугнасад традиционно проходили два больших собрания, оба связанные с могущественными богинями. Одним из этих праздников был праздник Тайльтиу, другим – праздник Карман. Праздник Тайльтиу проходил в Телтоуне, графство Мит. Есть два предания, объясняющие происхождение этого праздника. В одном говорится, что он был установлен богом Лугом в честь его приемной матери Тайльтиу, которая умерла здесь 1 августа. Мы уже поняли, как важна была воспитательная система для кельтского общества и что (в идеале) к приемным родителям относились с почтением и любовью. Видимо, так же дело обстояло и среди богов.

    Праздник Лугнасад традиционно длился целый месяц – 15 дней до 1 августа и 15 дней после. Другие традиции говорят, что Луг основал праздник Тайльтиу в честь двух своих жен – Нас и Буи. В Ульстере Лугнасад праздновался в Эмайн Махе, в Лейнстере – Карман. Считалось, что Карман была матерью троих сыновей: вместе с сыновьями она опустошила всю Ирландию, она – чисто по-женски используя магию и колдовство, они – прибегая к своей силе и оружию. Наконец сыновья были побеждены и их вынудили покинуть Ирландию, а Карман осталась здесь в качестве заложницы «вместе с семью вещами, которые они почитали». Она умерла от горя, и в ее честь, в соответствии с ее желаниями, стали проводить праздник.

    Четвертым праздником – на самом деле первым в кельтском году, так как знаменовал его начало, – был праздник Самайн, возможно, самый главный из четырех. В этот день Иной Мир становился виден людям и все сверхъестественные силы свободно бродили в мире людей. Это было время страшной опасности и духовной ранимости. Его праздновали в ночь на 1 ноября и весь этот день. В древнеирландских сагах это очень значительный праздник, и большинство событий, которые имеют мифологическое и ритуальное значение, приурочены именно к этой дате. Это был конец пастушеского года и начало следующего; несомненно, в этот день совершались жертвоприношения, которые должны были умилостивить силы Иного Мира и отпугнуть враждебные существа.

    На Самайн Дагда, племенное божество ирландцев, вступил в священный брак с Морриган, богиней войны в облике ворона; на поле битвы она действовала не с помощью оружия, а магически вмешиваясь в сражение. Во всей ранней традиции подчеркивается присущий ей дар пророчества. Она могла быть и хорошим другом, и безжалостным врагом. В другой раз Дагда соединился с богиней реки, покровительницей реки Бойн.

    В отдаленных районах праздник Самайн у кельтских народов все еще празднуется, и вплоть до недавнего времени в этот день соблюдался весьма сложный ритуал. Это была ночь гаданий и магии: следовало выполнять правильные ритуалы, с тем чтобы умилостивить сверхъестественные силы, которые, как считалось, в это время рассеивались по всему миру людей.

    В древнем кельтском мире существовали, конечно, и другие праздники. Был праздник Теи, божественной покровительницы Собрания Тары, одной из величайших святынь Ирландии; ее также держали в плену, как Карман и Тайльтиу. Другая покровительница празднества – Тлахтга – якобы родила сразу трех близнецов (типично кельтский мифологический мотив), и у всех были разные отцы. Как и богиня Маха, она умерла при родах. Эти древние богини, очевидно, играли свою роль в ритуальных праздниках древнего кельтского календаря.

    Отрубленные головы

    Теперь от святилищ и храмов, жрецов и идолов, периодических праздников и ритуальных собраний мы переходим к рассмотрению природы тех самых божеств, на которых была рассчитана вся эта система религиозных обрядов. Однако перед тем как говорить о характере некоторых отдельных божеств и их культов, мы, пожалуй, перекинем мостик к этой теме, рассмотрев символ, в котором в какой-то мере фокусировалась вся языческая кельтская религия и столь же характерный для нее, как крест для христианской культуры.

    Этот символ – отрубленная человеческая голова. Во всех разнообразных видах ее изображений в иконографии и словесном искусстве можно отыскать ядро кельтской религии. Это действительно, как говорится, «часть вместо целого», своего рода обобщающий символ всей религиозной философии языческих кельтов.

    Случилось так, что это еще и наиболее документированный из всех культов, который полностью засвидетельствован не только всеми теми тремя источниками, которые мы используем здесь, но и настолько долговечный, что следы его сохранились до сего дня в суевериях и фольклоре существующих кельтских народов.

    Кельты, как и многие другие первобытные племена, охотились за головами. Мы знаем это по черепам, обнаруженным в кельтских хиллфортах. В некоторых случаях сохранились даже гвозди, которыми они были прибиты к воротам или столбам вокруг крепостных стен. Отрубленные головы представляли собой трофеи, свидетельствовавшие о военной мощи владельцев, и, в то же время, силы, которые, как считалось, свойственны человеческой голове, служили защитой и отвращали зло от крепости или дома, принося добро, удачу и успех. Диодор Сицилийский говорит об обычае галлов обезглавливать своих врагов и рассказывает о том, как они прибивали головы к своим домам или бальзамировали их в масле и считали бесценными сокровищами. Его свидетельство о важности головы в кельтской повседневной и духовной жизни подтверждается наблюдением Ливия.

    Ливий также описывает, как в 216 году племя бойев поместило в храм голову высокопоставленного вражеского вождя. Человеческие черепа выставлялись в специальных нишах в больших храмах в Рокепертюзе и Антремоне, подтверждая справедливые наблюдения античных авторов. Далее Ливий говорит о кельтском обычае украшать человеческие головы золотом и использовать их в качестве чаш для питья; возможно, именно такова была функция человеческого черепа, обнаруженного в святилище Либенице. В литературе кельтских народов есть множество примеров того, что человеческие головы использовали именно таким способом. Откровенная охота за головами постоянно встречается в уладском цикле ирландских сказаний, а также в других преданиях. В «Похищении быка из Куальнге» вслед за первым сражением после того, как взял оружие, Кухулин возвращается в Эмайн Маху со стаей лебедей, дикими оленями и тремя отрубленными головами. Позднее в «Похищении» говорится, что «девять голов держал Кухулин в одной руке да десять в другой и потрясал ими в знак своего бесстрашия и доблести» перед войском. Вряд ли войска задавали ему на этот счет какие-то вопросы…

    Говорят, что многие персонажи, боги или герои, никогда не садились пировать, не поставив перед собой на стол отрубленную голову; кельты считали, что человеческая голова – вместилище души, суть бытия. Она символизировала само божество и обладала всеми желаемыми качествами. Она могла быть живой после смерти тела; она могла отвращать зло и пророчествовать; она могла двигаться, действовать, говорить, петь; она могла рассказывать истории и развлекать; она председательствовала на пиру Иного Мира. В одних случаях ее использовали как символ какого-то отдельного божества или культа; в других она символически выражала религиозные чувства вообще.

    Самый впечатляющий пример из литературы относительно веры в могущество отрубленной головы встречается в истории Бранвен в «Мабиногионе». В этом сказании, где повествуется о злосчастной сестре Брана Благословенного, «Благословенного Ворона» (возможно, изначально это был могущественный кельтский бог), магическая отрубленная голова эвгемеризованного божества играет важную роль. Там говорится, что Бран обладал таким огромным ростом, что нельзя было построить столь высокий дом, чтобы он там поместился, – явное указание на его сверхъестественную природу. После катастрофической экспедиции в Ирландию он был ранен, и по его просьбе оставшиеся в живых соратники отрубили ему голову. Перед этим он изрек им пророчества о будущих событиях и сказал, что следует делать и как себя вести, дабы избежать бед и разочарований. Отрубленная голова Брана продолжала жить после обезглавливания тела. Его люди забирали голову с собой в Иной Мир, где долго пировали и веселились в каком-то магическом времени, не имея никакого понятия о том, где находятся и ничего не помня о перенесенных ими страданиях. Голова развлекает их и волшебным образом оказывает им гостеприимство и составляет компанию: «И они оставались там четыре по двадцать лет, но так, что не замечали времени и не делались старше, чем были, когда пришли туда, и не было для них времени более приятного и веселого. И голова была с ними, будто живой Бендигейд Вран. И потому их пребывание там названо Гостеприимством Достопочтенной Головы».

    Наконец, один из друзей Брана, не обращая внимания на его предупреждения, открывает запретную дверь. Чары рассеиваются, и они снова вспоминают о том, что произошло. Снова действуя по приказу Брана, они забирают голову в Лондон и хоронят ее там. Она становится талисманом, отражая зло и чуму от страны, покуда ее не выкапывают. После этого ее сила прекращается. В ирландской традиции есть несколько подобных историй, где отрубленная голова председательствует на праздниках или развлекает собравшихся.

    Археология полностью подтверждает этот наиболее важный для языческих кельтских народов культ. Из камня изготовлялись сотни голов; столько же или еще больше делалось из дерева, однако до нас, конечно, дошло гораздо меньше деревянных голов, чем каменных. В латенском искусстве человеческая голова или маска встречается как постоянный мотив, и здесь, как и в позднейших каменных изображениях, можно отличить разнообразные атрибуты культа, в том числе рога, короны из листьев или группы из нескольких голов. Эти головы, несомненно, наделялись магическими силами, отражающими зло; некоторые из них изображали отдельных богов или богинь.



    Рис. 41. Голова Януса из базальтовой лавы, Ляйхлинген (рейнская область, Германия).



    Рис. 42. Рогатая голова из Штаркенбурга, Германия.


    Кельты твердо верили в магическую силу числа три. Согласно культовым легендам, их божества зачастую рождались как тройняшки, вместе с двумя своими тезками. Некоторые мифологические персонажи считались трехголовыми. Трехликие головы изображались в скульптуре в кельтских странах в римское время, несомненно также свидетельствуя о священной силе числа три. Многие такие головы были найдены в Британии. Другие головы имеют форму двуликого Януса (рис. 41), что, возможно, отражает какое-то понятие о боге, который смотрит вперед, в Иной Мир, и назад – в мир человеческий. Иногда головы увенчаны рогами; видимо, это связано с культом рогатых божеств в целом (рис. 42). Порою у голов нет ушей, иногда уши преувеличены или на скульптурах имеются прорези для того, чтобы вставлять в них уши животных. Глаза обычно подчеркнуты; иногда один из них больше другого, иногда в одном или во многих – несколько зрачков. Лица обычно похожи на маски и лишены всякого выражения и не имеют ничего общего с портретными головами античного мира. Этот огромный корпус голов и данные о том, что в древности их, как деревянных и каменных, так и металлических, было много больше, дают нам прекрасный дополнительный источник сведений о фундаментальной, жизненно важной роли человеческой головы в языческой кельтской религии во все времена и на территории каждого племени. С полным правом можно сказать, что кельты почитали бога-голову – символ всей их религиозной веры.

    Божества и культы

    Теперь мы должны взглянуть на типы божеств, которых почитали кельты; ибо, хотя наблюдается очевидное основное единство религиозных верований и ритуальной практики, есть и отчетливая тенденция рассматривать богов и богинь как божественные типы внутри их особой культовой сферы. В таком случае, несмотря на то что из эпиграфики и литературной традиции нам известны буквально сотни имен божеств (некоторые из них встречаются часто и по всему кельтскому миру, другие появляются только один или два раза), имеется лишь весьма ограниченное количество божественных типов. Очевидно, что на обширной территории почитался один и тот же тип божества, пусть даже он или она носили разные имена и их культовые легенды слегка отличались от племени к племени и в зависимости от личных предпочтений.

    Перед тем как перейти к рассмотрению наиболее выдающихся из этих культов, необходимо сказать кое-что о кельтских божествах как классе. Судя по всему, у кельтов не было определенного пантеона, четкого деления богов и богинь по особым функциям и разрядам. Есть божества, чье частое отражение в эпиграфике и литературе предполагает, возможно, более глубокое их влияние, чем тех, кто был отмечен только один или два раза, и это, возможно, оправдывает предположение о существовании некоей иерархии божеств. Однако даже в этом случае речь идет как о богах и богинях «на все руки», так и о тех, кто занимался какой-то определенной сферой общественной жизни.

    Кельтские божества в общем и целом, судя по всему, представлялись личностями весьма многосторонними. Бог племени (вне зависимости от того, как он именовался в различных областях) был основным типом кельтского божества. В каждом племени существовал собственный божественный отец. Он представлялся предком народа, отцом короля или вождя, в котором, как считалось, обитала божественная сила. Точно так же, как этот бог, за общее благополучие племени, плодовитость скота и самих людей, за хорошую жатву и отсутствие чумы и бедствий, за правильно подобранные законы и справедливые судебные решения отвечал и король. Король «с пороком» или тот, кто оказался испорченным морально, мог только повредить племени; хорошее царствование обеспечивало хорошую погоду и урожай – словом, все, что было во благо для людей. Как и король, бог-отец заведовал справедливостью и законами во времена мира. Но он мог взять в руки оружие и повести своих людей в бой во время войны. Цезарь пишет: «Галлы все считают себя потомками Отца Дита и говорят, что таково учение друидов». Этот кельтский эквивалент Отца Дита, священный бог-предок, – несомненно, тот самый всеобщий племенной бог, которым в ирландской традиции является Дагда – «Добрый бог». Это огромный, могущественный воин с дубинкой и котлом, супруг могучей Морриган, богини войны в образе ворона, а также Боанд – эпонимной богини реки Бойн. Среди других его эквивалентом в Галлии, судя по всему, была такая фигура, как Сукелл – «Добрый боец», который со своим молотком и чашей весьма напоминает словесные описания Дагды.

    Бог племени становился супругом богини земли, каково бы ни было ее имя в разных местах и согласно разным традициям. Как мы уже видели, одной из супруг Дагды была могущественная богиня войны, которая по собственной воле могла принимать вид вороны или ворона и которая влияла на исход битвы с помощью своих волшебных сил и прорицаний. Еще одна связь между двумя отцами племени – галльским Сукеллом и ирландским Дагдой – заключается в том, что спутницей галльского бога была Нантосвелта – «Дева извилистого потока», чьим атрибутом был как раз ворон.

    Таким образом, мы можем считать, что «основной ячейкой» кельтского божественного сообщества был главный племенной бог, заведовавший всеми сторонами жизни, божественное соответствие короля или вождя, и его супруга – мать-земля, заботившаяся о плодородии в стране, об урожае и скотине и принимавшая активное участие в сражении против врагов племени, используя при этом для победы не столько оружие, сколько заклинания и магические чары. Помимо упоминания этой основной божественной пары есть данные и о богах, обладавших более ограниченными сферами влияния, которые можно найти и в человеческом обществе: бог-кузнец, божественный целитель, бог, занимавшийся словесными искусствами, божество-покровитель какого-нибудь священного колодца или реки. Однако бог «на все руки» мог при необходимости заняться и каким-нибудь из этих искусств, если это было необходимо, и сферы влияния богов, наверное, довольно часто пересекались.

    Таким образом, представляется, что, с точки зрения кельтов, божественный социальный порядок отвечал порядку в племенной иерархии. Есть также некоторые данные о существовании группы божеств более «высокопоставленных», чем племенные боги, то есть своего рода боги самих богов. Некоторые богини, судя по всему, на какой-то стадии занимали положение «матери богов». Это такие неясные, но могущественные фигуры, как Ану, или Дану, Бригита, или Бригантия, или валлийская Дон, которая, судя по всему, исполняла ту же роль. Ану – это «та, что вскармливает богов», возможно, так же как Дану, ей соответствует и валлийская Дон. Бригита – это языческая богиня, в некоторых легендах – мать богов Бриана, Иухара и Иухарбы. Согласно другим традициям, матерью этих троих была Дану; их называли «люди трех богов». Однако самое выдающееся место Бригита заняла не как тройная дочь племенного бога Дагды (поскольку было три сестры-богини по имени Бригита), но как раннехристианская святая-просветительница, Бригита из Килдэра. Вокруг священного вечного огня святой Бригиты постоянно находились девять дев. Ее британским эквивалентом была, конечно, Бригантия, «Высокая», которая дала свое имя территории римской Британии, равной современным шести северным графствам Англии и могущественной конфедерации племени бригантов, которые обитали в этой области.

    Все эти могущественные женские божества вне зависимости от того, представляют ли они собой в конечном счете одну и ту же богиню или одно и то же основное представление о божественной матери, наводят на мысль, что над племенным богом и его супругой – землей-матерью племени – действительно была группа более высоких божеств, тех, кто воспитал самих богов и чьи сыновья даже превосходили племенных богов.

    Другие неясные, смутно определяемые, но, видимо, очень интересные богини нашли свое отражение в литературных свидетельствах о женщинах-героинях, которые научили Кухулина его неодолимым приемам в поединке и сослужили ему такую хорошую службу в минуты бед. Скатах, которая, как говорят, исполнила (по принуждению) три желания Кухулина, героя уладского цикла, была великой королевой-воительницей, наподобие древней ирландской божественной королевы Медб – «Опьяняющей». Скатах дарит герою свою дочь, первоклассное обучение военной стратегии и открывает ему его будущее. Затем Кухулин побеждает ее врага, еще одну могущественную женщину – Айфе, которая сама ездит в колеснице и игнорирует мир мужчин. Уладский герой побеждает его, обладая превосходством в стратегии, и она также выполняет три его желания, в том числе не только помириться со Скатах, но и переспать с Кухулином и подарить ему сына. Так оно и происходит, но позднее Кухулин не узнает сына, которого она родила ему, и убивает его в поединке до того, как понимает, кем ему приходится юный боец.

    Можно полагать, что все эти могущественные воительницы-богини-королевы как-то связаны друг с другом и все они фактически воплощают концепцию богини, которая находится выше племени, – великой богини самих богов.

    Помня об этой основе организации языческого кельтского Иного Мира с его разделением богов на племенного бога и богиню-мать и затем всех богов и богинь с различными, более специфическими функциями, мы теперь должны рассмотреть некоторые отдельные культы, с которыми были связаны эти божества, вне зависимости от того, под какими именно именами их призывали. Мы уже видели, что культ отрубленной человеческой головы был жизненно важен для кельтской религии и мог выражать все аспекты религиозного поведения кельтов. Имея в виду то, что этот символ один мог представлять многочисленные отдельные культы, из которых состояла их мифология, мы можем приступить к общему обзору более типичных культов и типов божеств, которые были с ними связаны.

    Кельты, как мы увидим, очень почитали животных. Поэтому неудивительно, что одним из наиболее хорошо засвидетельствованных типов богов по всему языческому кельтскому миру был рогатый бог. Существует два основных типа рогатого бога. Первый – это бог с оленьими рогами, который, как известно из одной надписи, носил имя (К)ернунн – «Рогатый». Есть ранние данные о его культе по всему кельтскому миру, и он появляется достаточно регулярно. Кернунн обладает оленьими рогами; бога часто сопровождает олень – его культовое животное par excellence. Он часто носит на шее торквес – священное шейное украшение, а иногда держит его в руках. Его постоянно сопровождает таинственная змея с бараньей головой или с рогами. Это существо также изображалось рядом с местным богом, заменявшим Марса. Бог-олень нередко предстает перед нами сидящим на земле, что, видимо, напоминает об обычаях галлов, которые не использовали кресел и сидели на полу.

    Очевидно, что культ этого бога был широко распространен по всему кельтскому миру, и он мог быть божеством, особо почитаемым друидами. Есть веские свидетельства об этом божестве в литературных традициях как Уэльса, так Ирландии, и тот факт, что в христианских рукописях эта фигура стала символом дьявола и антихристианских сил, говорит о его существенной важности для кельтской религии. Его часто изображали как повелителя животных. Например, на котле из Гундеструпа он сидит, держа за шею змею с головой барана; по бокам его стоят волк и медведь. На заднем плане показано множество других зверей. В отличие от рогатого бога второго типа бог с оленьими рогами всегда изображается мирным и весь его культ – культ плодородия и сельскохозяйственного и коммерческого процветания. Достоинство и утонченность этого культа говорит о его большой древности и значительности.

    Второй тип рогатого бога, который мы также встречаем по всему кельтскому миру, – это бог с рогами быка или барана. Он бесконечно грубее своего собрата с оленьими рогами, однако у них есть и нечто общее. Порой два этих культа, кажется, сливались в один. Например, оба бога связывались с римским Меркурием. Связь Меркурия с экономическим процветанием, должно быть, и послужила поводом для отождествления кельтского божества с оленьими рогами именно с этим античным богом. Более того, в своей более древней роли – защитника стад – Меркурий, естественно, во многом напоминал божество с оленьими рогами (как повелителя животных) и бога с рогами быка или барана, который также явно был связан с пастушеством. Имя бога с бычьими рогами неизвестно. Возможно, он был одним из тех божеств, которых почитали в отдельных районах Галлии или римской Британии, где данные о его культе особенно впечатляют. Во многом он – бог войны. Иногда в местной иконографии он фигурирует в виде рогатой головы самого типичного местного вида. Чаще всего его изображали в виде обнаженного воина с четко прорисованным фаллосом, с копьем и щитом в руках. Иногда его сравнивают с Марсом, а иногда с Меркурием. Кроме того, его, как грубое лесное божество, могли отождествлять и с Сильваном – богом также фаллическим, но при этом безоружным. Как бог постоянно воевавших пастушеских племен, он ярко отражал их отношение к жизни и заветные чаяния – могучий воин, защитник стад, который дарил мужество и плодородие людям и животным.

    Мы уже видели, что племенной бог по сути своей был могущественным воином, и, вне зависимости от того, каковы были сферы его влияния и деятельность в мирное время, когда племя подвергалось опасности вторжения или готово было отправиться в поход, на завоевание новых земель, бог-отец становился его вождем в битве, божественным идеалом человеческого мужества и выносливости. Кельты, беспокойный, подвижный народ, предпочитали постоянным домам, сложным и долговечным религиозным постройкам красивые украшения, а потому должны были иметь какие-либо амулеты или идолов, которые легко было носить с собой и которые служили бы символом божественного воина или были бы посвящены ему. Нередко это, видимо, была голова, сделанная из камня или дерева, или маленький деревянный идол, а может быть, даже и просто камень или священное оружие, в котором говорил бог, вдохновляя воинов.

    Вполне естественно, что римлянам, когда они впервые познакомились с кельтами, кельтские божества должны были казаться чудовищно агрессивными, и поэтому племенной бог кельтов, как правило, отождествлялся с Марсом, римским богом войны. Когда конфликт и напряженность пошли на спад и жизнь под римским владычеством стала более мирной и спокойной, племенного бога все-таки продолжали изображать как Марса. Однако мы знаем, что во многих случаях, в основном принимая во внимание другие атрибуты и посвящения этому богу, которые мы находим в иконографии, бог-воин был связан скорее с такими явлениями, как целительные воды и сельскохозяйственное плодородие, или фигурировал в роли местного бога-защитника, хранителя местной культурной традиции.

    В северных областях Британии, где римское завоевание никогда не теряло своего военного аспекта, бог-воин – чаще всего с рогами быка или барана – изображался как Марс, причем только в его ипостаси бога войны. Только одно северное божество, а именно Марс Кондатис – «Марс у стечения вод», который почитался в Честер-ле-Стрит и Пирсбридже в графстве Дарем, наводит на мысли о силах священного источника или реки, что напоминает о роли Марса во многих районах Галлии и юго-западной части Англии. Боги, которых отождествляли с Марсом в юго-восточных областях Британии, в основном были связаны с исцелением. Интересно, что целительством занимались и ирландские божества. Луг, сын Этленн из Племен Богини Дану в древней ирландской традиции, необыкновенно умелый воин, владевший, кроме того, множеством различных ремесел, якобы был божественным отцом великого героя Кухулина. Когда Кухулин был почти смертельно ранен («Похищение быка из Куальнге»), Луг приходит к нему в облике воина; при этом, однако, его не видит никто, кроме самого героя. Он поет над своим сыном волшебные заклинания, чтобы навеять на него сон, а затем прикладывает к его ужасным ранам священные травы и растения и песнопениями исцеляет раненого героя: Кухулин снова цел, невредим и готов сражаться.

    Для такого воинственного народа, как кельты, бог в его воинской ипостаси должен был занимать ведущее место в мифологии и позднейшей иконографии. Не следует забывать и о культе оружия. Как мы уже видели, во многих древнеирландских сагах рассказывается о том, что некоторые особо почитаемые мечи, щиты или копья были сделаны самими богами или приобретены богами и привезены ими в Ирландию.

    В общем и целом кельтские богини были могущественными женскими божествами. В основном они ведали землей, плодородием как растений, так и животных, сексуальными наслаждениями, а также войной в ее магическом аспекте. Понятие троицы женских божеств, судя по всему, играло основополагающую роль в языческих кельтских верованиях. В иконографии племенная богиня-мать изображалась в основном как группа из трех богинь-матерей, известных как в галло-римском, так и в романо-бритт-ском мире. Материнский аспект племенной богини имел первостепенное значение; поэтому неудивительно, что в скульптуре она изображалась как богиня-мать, которая кормит своего ребенка, держит его на коленях или играет с ним. Материнский и сексуальный аспекты кельтских богинь достаточно хорошо засвидетельствованы. Однако помимо этой основной функции племенной богини-матери можно определить и другие, более узкие сферы влияния женских божеств. Например, воинственная тройная богиня-ворон, а точнее, три богини по имени Морриган занимались скорее битвой, как таковой, пророчествовали и меняли свой облик, хотя их сексуальный аспект также очень четко выражен. Другие богини, например Флидас, судя по всему, как Кернунн и другие божества, была повелительницей лесных зверей – кельтский эквивалент Дианы. Они охотились, мчались на своих колесницах через дикие чащи, а также защищали стада и способствовали их приумножению. Флидас была возлюбленной великого героя Фергуса, сына Роах («Великой лошади»). Только она могла полностью сексуально удовлетворить его.

    Среди других богинь, которые известны нам из древнеирландской традиции, можно назвать саму Медб с ее бесконечным рядом мужей и возлюбленных; великих богинь целительных источников и колодцев; неясных женских божеств, таких как бриттская богиня Ратис – «богиня крепости», Латис – «богиня пруда» (или пива) и так далее. Еще одно божество, о котором мы знаем не так много, – это Ковентина, богиня-нимфа северной Британии. Сохранилось множество посвящений ей, у нее был собственный культовый центр в Карроубурге (Броколития) на Адриановом валу в Нортумберленде. Богатство и сложность вотивных приношений в священных колодцах Ковентины говорят о том почитании, которым она была окружена. Следы ее имени на континенте заставляют предполагать, что область ее культа была более широкой, чем кажется на первый взгляд.

    В Бате, графство Сомерсет (в древности – Акве Сулис), римляне приспособили к своим нуждам культ другой великой местной богини источников. Богиня горячих источников Бата – Сулис – была отождествлена с античной Минервой. Иконография римских богинь показывает образ одновременно античный и туземный; иногда кажется, что античные изображения появились прежде всего для того, чтобы придать ощутимый образ местным верованиям, благодаря которым в первую очередь источник и был посвящен Сулис. Кроме того, в Акве Арнемедие (Бакстон) в графстве Дербишир в римское время у священных источников также почиталась римская богиня.

    Следовательно, главные кельтские богини по всему языческому кельтскому миру были богинями-матерями и выполняли соответствующие материнские и сексуальные функции. Были и богини войны, которые иногда владели оружием, а иногда пользовались силой магии, чтобы даровать успех той стороне, которую они поддерживали. Герой Кухулин, отвергнув сексуальные заигрывания великой Морриган, немедленно испытывает на себе ее обиду и гнев. В мрачном, мстительном настроении она приходит к Кухулину именно в тот момент, когда в поединке ему приходится нелегко: «Предстала им Морриган в облике белой красноухой телки, что вела еще пятьдесят телок, скованных попарно цепочками из светлой бронзы. Наложили тут женщины на Кухулина запреты и гейсы, дабы не дал он уйти Морриган, не изведя и не погубив ее. С первого же броска поразил Кухулин глаз Морриган. Тогда поплыла она вниз по течению и обвилась вокруг ног Кухулина. Пока силился он освободиться, нанес ему Лох рану поперек горла. Явилась тогда Морриган в обличье косматой рыжей волчицы, и вновь ранил Кухулина Лох, пока тот отгонял ее. Переполнился гневом Кухулин и ударом га булга поразил врагу сердце в груди».

    Таким образом, кельтские богини господствовали над землей и временами года; они были полны сексуальной энергии и излучали материнскую доброту. Многие из них явно перешли в народную традицию, как, например, ирландская Старуха из Барры, шотландская Старуха из Бенн Брик или странная, связанная с морем Мулидартах; они совершают чудеса, и сферы их влияния близко соответствуют тем, что просматриваются в иконографии и текстуальных традициях более древнего, языческого мира.

    Птицы

    Птицы играли жизненно важную, основополагающую роль в системе образов языческой кельтской религии. Человеческие эмоции по отношению к птицам, очевидно, следует считать очень древними, и можно со всей очевидностью определить, как люди относились к отдельным видам (рис. 43). Замечательно, что к некоторым птицам во все века относились с почитанием, и эти представления перешли в современную устную традицию. Другие пережили короткий период популярности, однако птицы – как все вообще, так и отдельные виды – всегда находили отклик в кельтском характере.

    Птицы играли различные роли. Говорили, что друиды изрекали предсказания на основании полета и крика птиц. В текстах есть множество очаровательных примеров значений, которые придавались крикам птиц. Еще в период культуры погребальных урн, в протокельтскую эпоху, некоторые птицы постоянно появляются в контекстах, которые, очевидно, были культовыми. Различные водяные птицы ассоциировались с культом солнца, особенно в его целительной ипостаси. Идолов изображали сидящими в колесницах, которые везут птицы. Само солнце нес баклан (рис. 44), утка или гусь; этих птиц продолжали изображать и в более поздней художественной традиции. Можно выделить несколько разновидностей уток, и точность орнитологических наблюдений в иконографии языческой Европы просто поражает. Один из наиболее изящных примеров использования птиц для украшения бытового предмета (который, однако, мог предназначаться лишь для ритуальных целей) – это вилка для мяса (или стрекало для лошадей) из Данаверни, Ирландия. На этом предмете контурно изображены вороны и лебеди с лебедятами, и тот факт, что все они подвижны, заставляет предполагать их связь с наукой птицегаданий, и этот предмет мог принадлежать королю или жрецу.



    Рис. 43. Сова. С разбитой броши, обнаруженной в Вайскирхене (Лотарингия, Франция).



    Рис. 44. Бакланы. Изображение на торквесе из Бревери (Марна, Франция).


    Некоторые более крупные и заметные птицы играли определенную роль во всей кельтской традиции. Среди них – лебедь, журавль или аист, ворон, различные виды уток и орел, который, впрочем, встречается гораздо реже, чем можно было бы ожидать. Атрибутом кельтского Юпитера был, скорее, не орел, а колесо. Лебедь всегда считался воплощением чистоты, красоты и возможной удачи; очевидна и его связь с сексуальными аспектами. Зачастую любовники обоих полов, отправляясь в романтические путешествия, принимали вид лебедей.

    Журавль считался весьма зловещей птицей; в древнем кельтском мире есть его мясо было запрещено. При необходимости вид журавля принимали враждебные богини или злобные и сексуально распущенные женщины. Эту птицу никогда не любили, отвращение к ней проникло и в современную шотландскую традицию.

    Ворон был лжив и опасен, за ним нужен был глаз да глаз, и его следовало умиротворять с помощью определенных ритуалов (рис. 45). Именно в воронов превращались ирландские богини войны, представая не в человеческом облике; ворон был слугой и посланником некоторых богов.

    Птицы Иного Мира в языческой кельтской традиции пели нежными голосами; их пение заглушало боль и дарило наслаждение. Судя по тому, как их изображали в иконографии и представляли в текстах, они принадлежали какой-то сияющей богине, одаренной сексуальным могуществом; как боги, так и герои сватались к ней и завоевывали ее.



    Рис. 45. Ручка (?), украшенная воронами, из Лиснакрогера (графство Антрим, Ирландия).


    Предания и суеверия относительно птиц все еще продолжают жить в фольклоре современного кельтского мира. Они говорят о том, что символика птиц в религиозных традициях языческого мира имела основополагающий характер.

    Животные в кельтской мифологии

    Наконец, мы должны кратко рассмотреть роль животных в языческой кельтской мифологии. Животные играли весьма яркую и отчетливую роль в кельтских традициях, уступая в этом только птицам.

    Кабан в древнем кельтском обществе, судя по всему, был животным par excellence. Начиная с латенского времени есть многочисленные свидетельства его почитания. Данные из галынтатских погребений, где встречаются кости свиней, говорят о том, что и в более древние времена они имели какое-то ритуальное значение. Иконография романо-кельтских областей дает множество примеров изображений свиньи или кабана (рис. 46); островные тексты также содержат многочисленные упоминания об этом животном – и как о сверхъестественном создании, и как о любимом блюде людей и богов. Это была излюбленная добыча охотников, пища героев. Сексуальные возможности, физическая сила, героическая оборона загнанного в угол кабана и его страсть к плодам священного дерева – дуба – обеспечили свиньям и кабанам почетное место в кельтской мифологии. Существовал даже галльский бог, которого звали Мокк, то есть «Свинья»; другой носил на своем теле огромного кабана (рис. 47). Простые алтари таинственного бога северной Британии Ветерия, или Витирия, как он еще называется в надписях, также украшали изображения кабана и змеи.



    Рис. 46. Бронзовый кабан из Невиан-Суйя (департамент Луаре, Франция); бронзовый кабан из Баты (Толна, Венгрия).



    Рис. 47. Каменная фигура из Эффинье (департамент Верхняя Марна, Франция).


    Мы уже говорили об олене как об атрибуте Кернунна (рис. 48). Лошадь также высоко почиталась начиная еще с эпохи полей погребальных урн. Бык (рис. 49), судя по всему, играл несколько подчиненную роль, тем не менее он все-таки был очень важен для местных культов. В религиозной иконографии белгов часто встречается трехрогий бык; некоторые такие изображения из бронзы дошли до Британии. «Похищение быка из Куальнге» вращается вокруг титанического сверхъестественного быка – Бурого из Куальнге, который первоначально был антропоморфным божеством, а потом принимал множество животных обликов, пока не стал могучим быком. Но представляется, что в мифологиях языческих кельтов до некоторой степени преобладали кабан и олень. Баран (рис. 50), как в облике таинственной змеи с бараньей головой, так и в своем естественном виде, также фигурирует в культовых контекстах, в то время как бог с бараньими рогами хорошо засвидетельствован в ранней иконографии.



    Рис. 48. 1 – фибула с изображением лошади (Швибердинген, Людвиксбург, Германия); 2 – лань (Таунус, Германия); 3 – лошадь (Силчестер, графство Гэмпшир); 4 – лошадь (Фризен, Саарланд, Германия).


    Некоторые водные существа также играли свою роль в создании сверхъестественных легенд. Самым важным из них был лосось; его считали хранителем мудрости Иного Мира; его облик принимали некоторые божества, он был духом и символом священных рек и озер. Согласно ирландской традиции, лосось поедал орехи священного орехового дерева, падавшие вниз, в пруд, и поэтому его мудрость и сверхъестественные силы постоянно обновлялись. На рельефе из Галлии показана человеческая голова между двумя огромными лососями; возможно, это следует объяснять как передачу магической мудрости волшебной голове. Точно так же некоторые галльские боги и скандинавский Один получали свое знание о мире и о событиях в нем от двух воронов, которые сидели у них на плечах и вещали им в прямо в уши.



    Рис. 49. Изображение быка на бронзовой детали колесницы из Булбери, Дорсет.


    Собака (рис. 51) также играла свою важную роль в мифологии кельтских народов. Как мы уже знаем, герою Кухулину было запрещено есть собачье мясо. Нодонт, бог, которого почитали в Лидни, также во многом ассоциировался с собаками. В одном случае его имя сопровождает изображение собаки, и это заставляет предполагать, что, как и кельтские божества вообще, Нодонт мог быть оборотнем и по собственной воле принимать облик своего культового животного.



    Рис. 50. Баран на серебряном торквесе из Манербио-суль-Мелья (Брешия, Италия); баран на золотом торквесе из клада, обнаруженного в Фран-ле-Бюиссеналь (Эно, Бельгия).



    Рис. 51. Бронзовая собака (место находки неизвестно).

    Иной мир

    Кельты страстно и радостно верили в Иной Мир, дом богов, источник всех наслаждений и счастья. Они верили в продолжение материального существования. Их погребения были снабжены предметами, которые считались необходимыми для путешествия в Иной Мир и пира. Умный и бесстрашный герой мог силой пробиться в Иной Мир в своем смертном обличье, используя предательство и хитрость. Богиня могла влюбиться в героя и взять его с собой в собственное волшебное царство. Нигде мы не видим, чтобы Иной Мир служил наградой за хорошее поведение. Понятия добра и зла просто отсутствовали в представлениях кельтов о жизни после смерти, за могилой или даже пребывании в Ином Мире при жизни – с каким-нибудь божественным созданием. Иной Мир естественным образом принадлежал каждому человеку: он был таким же определенным и почти столь же ощутимым местом, как и мир людей.

    Магия господствовала над всей кельтской религией; на религию влияло также правильное или неправильное исполнение ритуала. Боги кельтов были столь же ловкими и непредсказуемыми, как и их соплеменники; если найти к ним подход и умиротворить их согласно их личным склонностям жертвоприношениями и чтением заклинаний и песнопений, они могли стать добрыми и благодетельными. Если ими пренебрегали, оскорбляли их, то они становились жестокими и беспокойными. Боги часто посещали мир людей и шутили с теми, кто попадался им на пути. Они не были ни непобедимыми, ни бессмертными. Считалось, что они могут умереть, как и сами люди.

    Заключение

    В этом вынужденно кратком очерке на большую и сложную тему мы сказали достаточно, чтобы можно было рассмотреть, хотя бы в самых общих чертах, основные особенности языческой кельтской религии. Цезарь говорил:

    «Все галлы чрезвычайно набожны», и все имеющиеся у нас данные подтверждают это наблюдение. Жизнь языческих кельтов – и, до некоторой степени, их потомков-христиан – окутана и пропитана суевериями и мелкими религиозными приметами, искупительными обрядами, заклинаниями и действиями, которые должны были отвратить зло. Ни одна птица не могла пролететь над головой кельта или опуститься на землю без того, чтобы ее движениям не придали какое-нибудь значение; мясо некоторых животных нельзя было есть из-за религиозных табу; здания не сооружали без определенных жертвоприношений, животных или человеческих (останки жертв хоронили под фундаментом), и тому подобного. В каждой сфере повседневной жизни кельты считали необходимым защищаться от богов и сил Иного Мира так, как учили их друиды в глубокой древности; это учение повторяло каждое новое поколение жрецов и провидцев. Плохим человеком был тот, кто не исполнял все искупительные обряды, навлекая тем самым гнев богов: он считался просто глупцом, невоспитанным и лишенным разума.

    Хотя религия языческих кельтов и была варварской и достаточно неясной, без четкой системы, без догматики, она впечатляет своей откровенностью и тем, насколько огромную роль играла в жизни народа. Более того, она была достаточно однородной на большой территории и на протяжении длительных периодов времени, чтобы обладать собственным индивидуальным характером, который делал ее преимущественно отражением духовной жизни народа. Таким образом, она заслуживает определенного места среди религий Древнего мира.








    Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке