Глава 4

«Перерезанное горло»

Февраль 1451 года — ноябрь 1452 года

Босфор — единственный ключ, открывающий и закрывающий два мира, два моря.

(Пьер Жилль, французский ученый XVI века)

Румелихисар.


Запад встретил известие о смерти Мурада с облегчением. В Венеции, Риме, Генуе и Париже чересчур поспешно согласились с мнением, выраженным в письме итальянца Франческо Филельфо французскому королю Карлу: спустя месяц он писал, что юный Мехмед молод, неопытен и недальновиден. Возможно, меньшее одобрение вызвал бы вывод, сделанный автором письма: он считал, что пришло время с помощью решительных военных действий навсегда изгнать османов, «толпу продажных, развращенных рабов», из Европы. Всякое непосредственное стремление к организации крестовых походов и участию в них исчезло после кровавого поражения под Варной в 1444-м, и властители Европы приветствовали перспективу восшествия на престол неоперившегося и до сей поры бедствовавшего Мехмеда.

Те, кто лучше знал Великого Турка, более трезво восприняли происходящее. Георгий Сфрандзи, посол, пользовавшийся наибольшим доверием Константина, пересекал Черное море по пути от грузинского царя к императору Трапезунда, когда Мурад умер. Он был вовлечен в бесконечные дипломатические переговоры — искал подходящую партию для овдовевшего Константина, дабы укрепить позицию императора (поскольку его окружали противники), обеспечить возможность появления наследника и пополнить казну за счет приданого. В Трапезунде император Иоанн Комнин радостно приветствовал его, сообщив весть о восшествии на престол Мехмеда: «Ну, господин посол, у меня есть хорошая новость для вас, а вы должны поздравить меня». Реакция Сфрандзи оказалась неожиданной: «Пораженный горем, как будто мне сообщили, что тех, кого я сильнее всего любил, нет в живых, я стоял, лишившись дара речи. Наконец, чрезвычайно упав духом, я произнес: «О государь, это не радостная новость; напротив, это повод для скорби». Сфрандзи продолжал объяснять, что он знает о Мехмеде: он «был врагом христиан с самого детства» и страстно желает выступить против Константинополя. Кроме того, Константин так стеснен в средствах, что ему необходим период мира и стабильности для восстановления финансов Города.

По возвращении в Константинополь послы поспешно отправились в Эдирне, дабы засвидетельствовать почтение молодому султану и попытаться получить соответствующие заверения от него. Их приятно удивил оказанный им прием. Мехмед источал милость и благоразумие. Он сказал, что поклялся именем Пророка, Кораном и «ангелами и архангелами свято блюсти мир с Городом и императором Константином всю свою жизнь». Он даже даровал Византии право на ежегодное получение налогов с нескольких греческих городов в нижнем течении Струмы, по закону принадлежащих принцу Орхану, претенденту на османский престол. Деньги следовало тратить на содержание Орхана до тех пор, пока тот будет находиться в Городе.

Посольства прибывали одно за другим, и все они получали сходные заверения. В сентябре венецианцы, имевшие в Эдирне торговые интересы, возобновили с Мехмедом мирный договор. Сербского деспота Георгия Бранковича султан успокоил, возвратив ему дочь Мару, бывшую замужем за Мурадом, и передав ему несколько городов. В свою очередь, Мехмед просил Георгия помочь ему, выступив посредником в отношениях с венграми: их выдающийся лидер, регент Янош Хуньяди, представлял собой наиболее сильную угрозу со стороны христианской Европы. Хуньяди, которому надо было справиться с направленными против него самого интригами у себя на родине, согласился на трехлетнее перемирие. Эмиссарам генуэзцев, живших в Галате, и послам владык Хиоса, Лесбоса и Родоса, а также тем, кто прибыл из Трапезунда, Валахии и Рагузы (Дубровника), также удалось получить гарантии мира на приемлемых условиях. К осени 1451 года все на Западе считали, что Мехмед под башмаком у своего миролюбивого визиря Халила-паши и не будет представлять угрозы ни для кого. Кажется, многие и в Константинополе, менее осторожные или менее опытные, чем Сфрандзи, также успокоились. Королям и правителям во всем христианском мире угодно было считать, что все в порядке. Мехмед действовал очень предусмотрительно.

Не одни христиане недооценивали твердость характера молодого султана. Осенью 1451 года беспокойный бей Карамана еще раз попытался вырвать территорию в западной Анатолии из-под контроля османов. Он занял крепости, вернул власть прежним вождям и вторгся на османские земли. Мехмед послал своих военачальников на подавление восстания и, заключив мирные договоры в Эдирне, сам появился на сцене. Эффект был незамедлительным. Восстание быстро подавили, и Мехмед отправился домой. В Бурсе его твердости суждено было выдержать первое испытание — на сей раз со стороны собственных воинов-янычар. «Стоя с оружием в руках по обе стороны дороги, они кричали ему: «Это первый бой нашего султана, и он должен наградить нас, как положено по обычаю». Тогда ему пришлось согласиться; десять мешков монет раздали мятежникам, однако для Мехмеда то было важнейшее состязание силы духа, и он исполнился решимости выиграть его. Через несколько дней он вызвал их командующего, наказал его и лишил должности; несколько человек из числа офицеров подверглись такому же наказанию. Мехмед пережил второе восстание и понял — если он хочет завоевать Константинополь, необходимо обеспечить полную преданность себе войска янычар. В итоге полк реструктурировали; султан присоединил к нему семь тысяч человек из своей личной дворцовой гвардии и передал командование новому генералу.

Именно в тот момент Константин и его советники выступили с собственной инициативой, показавшей, насколько мало они понимали Мехмеда. Принц Орхан, единственный из оставшихся претендентов на османский престол, ютился в Константинополе, и его содержание оплачивалось из налоговых поступлений, о чем летом была достигнута договоренность с султаном. Византийцы отправили послов к Халилу в Бурсу с категорическим требованием:

Император ромеев недополучает ежегодно триста тысяч аспров. Ибо Орхан, равный вашему владыке и потомок Османа, ныне достиг совершеннолетия. Ежедневно множество людей стекается к нему. Они именуют его государем и предводителем. Сам он не имеет средств, чтобы проявить щедрость по отношению к тем, кто ему предан, поэтому просит [денег у] императора, который, испытывая финансовые затруднения, не может удовлетворить эти требования. Поэтому мы предлагаем одно из двух: или вы удвоите выплаты, или мы отпустим Орхана.

Подтекст достаточно очевиден: если юный султан откажется платить, его соперник, также претендующий на трон, окажется на свободе и сможет спровоцировать гражданскую войну в империи.

То был классический ход. В истории Византии династическое соперничество в соседних странах использовалось постоянно и представляло собой краеугольный камень византийской дипломатии — политика, часто применявшаяся в периоды военной слабости и снискавшая Византии незавидную и не имевшую аналогов репутацию за ее коварство. Османы уже сталкивались с этой тактикой во времена правления отца Константина, Мануила II, когда династия едва не погибла в гражданской войне, искусно подогреваемой императором, — эпизод, вызвавший сильнейшее беспокойство Мехмеда. Константин, очевидно, счел Орхана козырной картой (возможно, последней) и решил разыграть ее. С точки зрения сложившихся обстоятельств это оказалось грубым просчетом — и почти необъяснимым, учитывая, что опытные дипломаты вроде Сфрандзи были хорошо осведомлены о политике при дворе Османов. Возможно, этот шаг в большей степени диктовался состоянием финансов в империи, нежели реальной надеждой на возникновение мятежа. Однако для партии сторонников войны при дворе Османов он стал подтверждением того, что Константинополь непременно должен быть взят. Казалось, предложение византийцев было рассчитано на то, чтобы попытки Халила сохранить мир потерпели неудачу, а его позиция при дворе ухудшилась. Гнев охватил старого визиря:

О, глупые греки, довольно я претерпел от вас, ходящих окольными путями. Прежний султан был снисходителен и честен с вами, он был вам другом. Но не таков нынешний султан. Если Константину удастся избежать его мощной хватки, то лишь благодаря попустительству Господа, который не обращает внимания на ваши хитрые и злобные происки. Глупцы, вы думаете, что можете напугать нас вашими выдумками — и это тогда, когда чернила на нашем последнем договоре еще не высохли! Мы не дети, глупые и слабые. Если вы хотите что-либо предпринять — пожалуйста. Если хотите провозгласить Орхана султаном во Фракии — действуйте. Если хотите заставить венгров перейти Дунай — пусть приходят. Если хотите возвратить себе земли, уже давно потерянные вами — что ж, попробуйте. Но знайте: вы не преуспеете ни в чем. Вы добьетесь только одного: лишитесь и того немногого, чем владеете поныне.

Мехмед же принял новость с бесстрастным видом. Он отпустил послов с «изъявлениями вежливости» и обещал рассмотреть дело, когда прибудет в Эдирне. Константин дал ему бесценную возможность нарушить слово как раз в подходящий момент.

Направляясь обратно в Эдирне, Мехмед обнаружил — пересечь пролив и попасть в Галлиполи, как он намеревался, невозможно: корабли итальянцев перекрыли Дарданеллы. Тогда он двинулся вверх по Босфору к османской крепости Анадолухисар — «Анатолийский замок», — построенной его великим дедом Баязидом в 1395-м во времена осады Города. Здесь расстояние, отделяющее Азию от Европы, сокращается до всего-навсего семисот ярдов, давая наилучшую возможность пересечь стремительные, коварные воды. (Это было известно персидскому царю Дарию, который две тысячи лет назад, следуя к месту битвы, перевел здесь по мосту из лодок семьсот тысяч человек.) Покуда маленький флот Мехмеда курсировал взад-вперед, поспешно перевозя людей на территорию Европы, султан размышлял по поводу Босфора и, по-видимому, в его изобретательном уме родилось несколько идей. Проливы представляли собой уязвимый для османов участок: невозможно править двумя континентами, не подвергаясь опасности, если не удастся держать под контролем место переправы между ними. Вместе с тем, найдя способ господствовать на Босфоре, Мехмед смог бы перекрыть подвоз зерна и не дать греческим колониям на Черном море оказывать помощь Городу, а также лишил бы его дохода от таможенных сборов. Итак, ему пришло в голову построить вторую крепость на «европейской» стороне — на землях, принадлежащих Византии, — дабы взять под контроль проливы, что позволит «перекрыть путь судам неверных». Вероятно, именно тогда он также осознал острую надобность в увеличении флота, необходимого для противостояния господству христиан на море.

Вернувшись в Эдирне, Мехмед немедленно предпринял ответные действия в связи с ультиматумом Византии: он конфисковал доходы от налогов с городов на Струме, шедшие на содержание Орхана, и изгнал оттуда греческое население. Вероятно, Константин уже ощутил усиление давления на Город: летом 1451 года он отправил посольство в Италию. Сначала послы прибыли в Венецию с просьбой о разрешении набирать лучников в венецианской колонии на Крите, а затем отправились в Рим с посланием для папы. Но более вероятно, что Константин но-прежнему надеялся вести против нового султана уверенные наступательные действия: в посланиях, направленных в итальянские страны, нет ни одного намека на опасность.

Тем временем приближалась зима 1451 года. Мехмед находился в Эдирне, неустанно строя планы. Здесь он окружил себя группой людей с запада, в особенности итальянцами, с которыми беседовал о великих героях классической древности, Александре и Цезаре, — именно их он намеревался взять себе за образец в будущем. Памятуя о смуте среди янычар, произошедшей осенью, он проводил дальнейшие реформы армии и администрации. Он назначил в некоторые области новых правителей, повысил жалованье солдатам дворцовых полков и начал накапливать вооружение и провиант. Вероятно, он также запустил программу строительства флота. Мехмед разослал объявления по всем провинциям о наборе на службу тысяч каменщиков, рабочих и мастеров по обжигу на следующую весну. К тому же провели приготовления по сбору и перевозке строительных материалов — «камня, и дерева, и железа, и всего необходимого… для строительства замка в «Священных устах» выше Города» — близ руин церкви Святого Михаила.

Известие о решении Мехмеда быстро достигло Константинополя и греческих колоний на Черном море, а также на островах Эгейского моря. Мрачные предчувствия охватили народ; люди вспоминали давние пророчества о конце света: «Теперь вы видите предзнаменования близящегося уничтожения нашего народа. Настали дни антихриста. Что будет с нами? Что нам делать?» В городских церквах служили молебен за молебном, прося о спасении. В конце 1451 года Константин отправил в Венецию нового посланца с более насущными новостями о том, что султан ведет активную подготовку к штурму Города, и если помощь не будет отправлена, он непременно падет. Неторопливый венецианский сенат обдумал ответ и отправил его 14 февраля 1452 года. Что характерно, он оказался осторожным: Венеция не горела желанием подвергать риску свои коммерческие интересы, когда дело касалось Османской империи. Подразумевалось, что византийцам, скорее, следует поискать помощи у других государств, нежели рассчитывать на помощь одной лишь Венеции, хотя сенаторы все же санкционировали отправку пороха и кирас, о чем просил Константин. Пока же императору не оставалось ничего другого, как прямо обратиться с заявлением в адрес Мехмеда. Его послы покатили назад по фракийским холмам на новую аудиенцию. Они подчеркивали: Мехмед нарушил договор, угрожая построить новый замок без предварительного согласования, а ведь когда его великий дед строил крепость Анадолухисар, он обратился с просьбой о разрешении к императору, «подобно тому как сын просит отца». Ответ Мехмеда звучал кратко и точно: «То, что находится в черте Города, принадлежит ему; за пределами рва у него нет владений и ему не принадлежит ничего. Если я хочу построить крепость у «Священных уст», Город не может мне это запретить». Он напомнил грекам — христиане неоднократно пытались перекрыть османам проход через проливы — и заключил в типично откровенной манере: «Уходите и скажите своему императору следующее: «Нынешний султан не похож на своих предшественников. То, чего они желали достичь, он может совершить быстро и с легкостью; он делает и то, чего они делать не желали. Если кто-нибудь еще явится сюда с подобной миссией, с него заживо сдерут кожу». Более внятно выразиться было невозможно.

В середине марта Мехмед выехал из Эдирне, собираясь начать строительные работы. Вначале он поехал в Галлиполи. Там он взял шесть галер и несколько судов поменьше, «хорошо приготовленных для морского боя — на всякий случай», а также шесть транспортных барж для перевозки оборудования. Затем он двинулся вместе с армией по суше к выбранному месту. Вся операция выглядела типичной для его стиля. Благодаря таланту Мехмеда в делах снабжения по его приказу люди и материалы мобилизовывались в огромных количествах; целью же стало выполнение поставленной задачи в сколь возможно более краткие сроки. Наместники провинций, как в Европе, так и в Азии, провели призыв и отправили людей на место. Громадная армия рабочих — «каменщиков, плотников, кузнецов и работников по обжигу, а также всех рабочих необходимых для дела специальностей (ни в ком не было недостатка) с топорами, лопатами, мотыгами, кирками и другими железными орудиями» — прибыла, чтобы начать работу. Строительные материалы подвозили на неуклюжих транспортных баржах: известь и все требуемое для обжига, камень из Анатолии, древесину из лесов на Черном море и из Измита, в то время как османские военные галеры курсировали, охраняя вход в проливы. Мехмед сам объезжал верхом выбранный участок и вместе с архитекторами (оба — бывшие христиане) разрабатывал детали плана: «расстояние между внешними и главными орудийными башнями и воротами и все остальное было им тщательно обдумано». Вероятно, он в общих чертах набросал план замка еще зимой, находясь в Эдирне. Он следил за разметкой земли и сам заложил краеугольный камень. Заклали баранов, и кровь их смешали с мелом и строительным раствором, скрепившим первый ряд кирпичей, — это должно было принести удачу. Глубоко суеверный Мехмед весьма внимательно прислушивался к советам астрологов. Кое-кто утверждал, будто замысловатая форма замка имеет мистический смысл и напоминает переплетенные арабские буквы — инициалы пророка и самого Мехмеда. Скорее причудливая форма крепостных стен продиктована рельефом местности — сложным, обрывистым, включавшим «извилистые, кривые, поросшие густым лесом мысы, вдающиеся в сушу заливы и береговые изгибы». Перепад высоты между побережьем и наиболее возвышенной точкой избранного участка достигал двухсот футов.

Работа началась 15 апреля в субботу и была тщательно организована по сдельной системе с использованием соревнования, основываясь на характерной для Мехмеда смеси угроз и поощрений. В нее были вовлечены все — от великого визиря до последнего подносчика. Постройка имела четыре стены; три ее башни были ориентированы по сторонам света, а четвертая, меньшая, помещалась в юго-восточном углу. За строительство — и его обеспечение — внешних башен отвечали четыре визиря: Халил, Заганос, Шехабеддин и Саружда. Их поощряли соревноваться в скорости строительства на вверенных им участках, чему способствовали также напряженная внутренняя борьба за власть при дворе и бдительный надзор повелителя, «оставлявший всякую мысль об отдыхе». Сам Мехмед взял на себя контроль за строительством связующих стен, а также меньших башен. Все работники числом более шести тысяч, что включало две тысячи каменщиков и четыре тысячи их помощников, а также других рабочих (ни в одной из специальностей не знали недостатка), тщательно подразделялись согласно системе, принятой в армии. У каждого каменщика было два помощника, работавших справа и слева от него; он обязан был построить определенный участок стены в день и нес за это ответственность. За дисциплиной надзирали кади (судьи), собранные со всей империи и имевшие право выносить смертные приговоры. Принуждение и вооруженная защита обеспечивались многочисленными армейскими соединениями. В то же время Мехмед «публично предложил чрезвычайно высокую награду тем, кто будет работать быстро и хорошо». В этой напряженной обстановке, где дух соревнования смешивался со страхом, как пишет Дука, даже знатные люди иногда находили полезным вдохновить рабочих, самолично поднося камни и известку трудившимся в поте лица каменщикам. Место действия напоминало маленький временный город и в то же время — огромную строительную площадку. Тысячи палаток появились поблизости от разрушенной греческой деревни Атоматон. Лодки маневрировали, двигаясь взад-вперед через неспокойно текущие воды пролива. В теплом воздухе раздавался звон молотов; звучали голоса. Работа продолжалась целый день; ночью она шла при свете факелов. Стены, закрытые решеткой из деревянных лесов, росли с поразительной быстротой. Вокруг места строительства цвела весна. На густо поросших лесом склонах раскрылись бутоны глицинии и багряника, свечи каштанов напоминали белые звезды. Среди ночного покоя, когда зыбкий свет луны мерцал на воде проливов, в соснах звучало пение соловьев.


По мере того как жители Города наблюдали за приготовлениями османов, их мрачные предчувствия все более усиливались. Внезапное появление турецкого флота, о существовании которого до тех пор никто не знал, ошеломило греков. С крыши храма Святой Софии и верхней точки Сфендона — до сих пор сохранившегося фрагмента южной части Ипподрома — они могли разглядеть трудящихся подобно пчелам людей в шести милях вверх по проливу. Константин и его министры не знали, как вести себя в сложившейся ситуации, однако Мехмед сам «позаботился» о том, чтобы спровоцировать их реакцию. Еще в начале работ турки начали разорять там и сям разрушенные монастыри и храмы, находившиеся возле замка, добывая таким образом стройматериалы. Греческие крестьяне, жившие поблизости, и обитатели Города по-прежнему считали эти места священными. В то же время османские солдаты и строители начали совершать нападения на их поля. По мере того как шло лето и приближалось время сбора урожая, оба этих обстоятельства усугубились до предела. Рабочие уносили колонны разрушенной церкви Михаила Архангела, и несколько жителей города попыталось остановить их. Их схватили и предали казни. Если Мехмед надеялся вынудить Константина сражаться, то он потерпел неудачу. Возможно, император испытывал искушение предпринять вылазку, однако его отговорили. Вместо этого он решил разрядить обстановку и предложил посылать пищу для тех, кто работал на строительстве, дабы они не разоряли посевы греков. В ответ Мехмед поощрил своих людей пускать животных пастись в поля, в то же время приказав грекам-фермерам не препятствовать им. В конце концов фермеры, не в силах видеть гибель своих посевов, прогнали скот. Последовала стычка, в ходе которой были убитые с обеих сторон. Мехмед приказал своему военачальнику Кара-бею наказать жителей проштрафившейся деревни. На следующий день кавалерийский отряд застиг врасплох жителей, занимавшихся уборкой урожая, и перебил всех.

Услышав об этой резне, Константин закрыл городские ворота. Всех подданных Османской империи, находившихся в Городе, арестовали. Среди них оказалось несколько молодых евнухов Мехмеда, приехавших посетить Город. На третий день своего заключения они обратились к Константину с просьбой освободить их, поскольку их хозяин будет гневаться на них за то, что они не возвращаются. Они молили либо отпустить их сейчас, либо казнить на том основании, что если их освободят позже, им все равно придется принять смерть от руки султана. Константин смилостивился и отпустил их. Он отправил к Мехмеду еще одно посольство с сообщением, представлявшим собой смирение и вызов:

Если ты предпочитаешь миру войну и ни клятвы мои, ни мольбы не в силах вернуть тебя к миру, то да будет на то твоя воля. Прибежище мое — в Господе. Если им предначертано, что Город окажется в твоих руках, кто сможет поспорить с Ним или предотвратить это? Если Он поселит в твоем сердце мысль о мире, я встречу это с радостью. Что касается нынешних дел, то ты нарушил договоры, верность которым я поклялся соблюдать — и да будут они расторгнуты. Впредь я стану держать городские ворота закрытыми. Я буду сражаться за его жителей со всею силой, на какую способен. Действуй и впредь со всей своей мощью, пока Судия Праведный не вынесет приговора каждому из нас.

Таким образом, Константин четко объявил свое решение. Мехмед же попросту казнил послов и коротко ответил: «Сдавай Город или готовься к битве». Отряд османов отправился для опустошения области за пределами городских стен и захвата стад и пленников. Однако Константин перевел почти все население соседних деревень в Город вместе с собранным урожаем. В османских хрониках имеются записи о том, что он также посылал людей с целью подкупить Халила, дабы тот продолжал свои действия с целью достижения мира, однако более вероятно, что здесь отразилась пропаганда недругов визиря. С середины лета воротам Города суждено было стоять закрытыми, и стороны фактически находились в состоянии войны.


Реконструкция замка Румелихисар, «Перерезанного горла».


31 августа 1452 года строительство новой крепости Мехмеда закончилось, причем прошло всего четыре с половиной месяца с того момента, как был положен первый камень. Она была громадной и, говоря словами Критовула, более походила «не на крепость, а на маленький город» и господствовала над морем. Османы назвали ее Богаз Кезен — «Та, что перерезала проливы», или «Перерезанное Горло», хотя в истории она стала известна под названием «Европейский замок», Румелихисар. В плане постройка представляла собой треугольник. В ней насчитывалось четыре больших и тринадцать малых башен. Стены имели двадцать два фута в толщину и пятьдесят футов в высоту. Крыши башен покрыли свинцом. Изумительное для своего времени архитектурное произведение! Способность Мехмеда координировать проекты исключительных масштабов и выполнять их в кратчайшие сроки непрестанно изумляла его противников в последующие месяцы.

28 августа Мехмед вместе со своей армией объехал бухту Золотой Рог и расположился лагерем за пределами городских стен, теперь основательно укрепленных. В течение трех дней он исследовал оборонительные сооружения и местность с придирчивостью судьи, делал заметки и наброски и анализировал возможные недостатки с точки зрения фортификации. 1 сентября, в день наступления осени, он отправился назад в Эдирне, весьма удовлетворенный сделанным за лето, а флот отплыл на базу в Галлиполи. В «Перерезанном горле» остался гарнизон из четырехсот человек под командованием Фируз-бея, получившего приказ задерживать все корабли, проплывающие вверх и вниз по проливу, и собирать с них пошлину. Чтобы угроза стала более внушительной, отлили и привезли в крепость некоторое количество пушек. Небольшие орудия разместили на зубцах крепостной стены, тогда как батарею из больших пушек, «подобных огнедышащим драконам», установили на морском берегу близ стены замка. Орудия расположили под разными углами и нацелили в разных направлениях, дабы держать под огнем обширное пространство. Они могли стрелять огромными каменными ядрами весом в шестьсот фунтов, способными пробить борта проходящих кораблей. Ядра со свистом пролетали над поверхностью воды, подобно камням, подскакивающим по поверхности пруда. Батарею дополняла другая, находившаяся в замке напротив, так что «даже птице не удавалось пролететь от Средиземного моря к Черному». Теперь ни один корабль не мог бесконтрольно проплыть ни вверх, ни вниз по проливу ни днем ни ночью. «Таким образом, — писал османский хронист Саад-аддин, — падишах, прибежище мира, перекрыл этот пролив, преградив путь кораблям неверных, и прижег печень слепого сердцем императора».

В Городе Константин собирал силы, готовясь к войне, теперь казавшейся неизбежной, и рассылая вестников на Запад со все более неотложными просьбами. Он отправил послание к братьям, Фоме и Димитрию, в Морею и умолял их немедленно прибыть в город. Он обещал отдать во владение чрезвычайно обширные территории всякому, кто пришлет помощь: венгру Хуньяди он предложил на выбор Селимбрию или Месембрию на Черном море, Альфонсу Арагонскому и Неаполитанскому — остров Лемнос. Он обратился с просьбами к генуэзцам с острова Хиос, к Дубровнику, Венеции и, наконец, вновь к папе. Реальная помощь вряд ли ожидалась, но европейские государства наконец начали осознавать, хотя и с неохотой, что на Константинополь пала зловещая тень. Последовал интенсивный обмен дипломатическими нотами. В марте папа Николай V убедил императора Священной Римской империи Фридриха III отправить Мехмеду решительный, но пустой ультиматум. Альфонс Неаполитанский отправил флотилию из десяти судов в Эгейское море, однако затем отозвал ее обратно. Генуэзцы были встревожены угрозой, нависшей над их колонией в Галате на Черном море, однако не могли предоставить реальную помощь. Вместо этого они приказали подесту (мэру) Галаты заключить сколь возможно более выгодное соглашение с Мехмедом на случай, если Город падет. Венецианский сенат также дал двусмысленные указания своим командирам в Восточном Средиземноморье: они должны были защищать христиан и в то же время не оказывать сопротивления туркам. Еще до того, как строительство «Перерезанного горла» завершилось, в Венеции понимали: Мехмед угрожает ее черноморской торговле. Вскоре венецианские шпионы прислали подробные карты опасной крепости с ее артиллерией. Проблема становилась все более насущной. Сенат на голосовании в августе без труда «провалил» предложение предоставить Константинополь его судьбе, однако никаких решительных действий в его поддержку не последовало.

Вернувшийся в Эдирне Мехмед либо предугадал, либо узнал об обращении Константина к своим братьям в Морее — и быстро сделал свой ход, стремясь остановить их. 1 октября 1452 года он приказал своему пожилому военачальнику Турахан-бею двинуть армию на Пелопоннес и атаковать Димитрия и Фому. Он опустошил сельскую местность, продвинувшись далеко на юг, в результате чего возвращение войск назад в Константинополь стало невозможным. Тем временем поставки зерна с Черного моря начали иссякать. Осенью в Венецию отправилось новое посольство. Ответ сената от 16 ноября был таким же неопределенным, как и раньше, однако в скором времени внимание венецианцев оказалось приковано к событиям на востоке.

К ноябрю капитаны итальянских кораблей, курсировавших между Черным морем и Средиземноморьем, оказались перед затруднительным выбором: нужно было либо уплачивать таможенные пошлины в «Перерезанном горле», либо игнорировать это требование и подвергаться опасности. Сила течения была такова, что корабли, плывущие вниз по проливу, имели неплохой шанс проскочить «контрольный пункт», прежде чем по ним будет открыт огонь из прибрежных орудий. 26 ноября венецианский капитан Антонио Риццо спускался по Босфору с грузом продовольствия для Города. Приблизившись к замку, он решил рискнуть. С берега раздались предупредительные окрики и требования спустить паруса, но он проигнорировал их и увеличил скорость. Над водой прогремел залп орудий; громадное каменное ядро попало в неукрепленный борт галеры и разбило его на куски. Капитану и тридцати уцелевшим членам экипажа удалось добраться до берега на маленькой лодке. Там их быстро схватили, заковали в цепи и отправили в город Дидимоткон близ Эдирне, где им суждено было испытать на себе последствия ярости султана. Пока моряки томились в темнице, посол Венеции в Константинополе поспешно отправился ко двору правителя просить пощадить их жизни. Однако он опоздал. Мехмед решил преподать венецианцам урок. Большинство пленных казнили. Самого Риццо «пронзили колом через задний проход». Затем все тела оставили гнить за городскими стенами в качестве предостережения непокорным. «Я видел их спустя несколько дней, прибыв туда», — вспоминал греческий хронист Дука. Кое-кого из моряков вернули в Константинополь, чтобы новость наверняка дошла до Города. Кроме них, в живых остался еще один человек: Мехмеду понравился сын секретаря Риццо, и он поместил мальчика в свой гарем.

Столь жестокая демонстрация возымела желаемый эффект. Она ввергла население Константинополя в настоящую панику. На данный момент, несмотря на миссии, отправленные Константином, не было ни малейшего признака реальной помощи от Запада. Лишь папа мог подняться над царившими в Европе меркантильными интересами фракций, над династической враждой и войнами и призвать к помощи во имя христианства. Однако папство и само было вовлечено в непростой, уже давно продолжавшийся спор с православной церковью, бросавший тень на все подобные начинания. Все вместе взятое могло практически свести на нет возможности Константина оказать эффективное сопротивление.








Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке