Закончив псковскую операцію, делегаты Временнаго Комитета в Я часа ночи вы?хали назад в Петербург. Приблизительно в то же время пошли сообщенія о принятых р?шеніях главнокомандующим на фронт и в столицу. Только обостренно тревожной обстановкой и неув?ренностью можно объяснить непонятный инцидент, разыгравшійся в Петербург? с арестом по ордеру новаго министра юстиціи полк. Ших?ева, производившаго в Штаб? расшифровку манифеста. Окруженію Бубликова казалась подозрительной медлительность работы — ясно, умышленно затягивают; звонок в Гос. Думу и р?шеніе, как выразился Ломоносов, "на всякій случай полковника с актом арестовать". Сказано и сд?лано — из Думы послали не то грузовик, не то лимузин. В?роятно, этим объясняется "сп?шное" привлеченіе к д?лу считавшагося "спеціалистом по шифровальному д?лу" будущаго командующаго петербургскаго округа, полк. ген. штаба Половцова, котораго Гучков привлек к работ? военной комиссіи. Он вм?ст? с Родзянко отправился в главное управленіе Ген. Штаба и расшифровал ночную телеграмму Гучкова об отреченіи, адресованную на имя нач. гл. Штаба для передачи предс?дателю Думы[260].

Неожиданное содержаніе акта отреченія произвело переполох в кругах Врем. Комитета — прежде всего в связи с т?ми антидинастическими требованіями, которыя так опред?ленно выявились в теченіе дня. Керенскій "без всяких обиняков заявил, — по словам Родзянко, что если воцареніе Мих. Ал. состоится, то рабочіе г. Петрограда и вся революціонная демократія этого не допустит". Смущал и вопрос о законности акта, поднимавшій "обоснованный юридическій спор" в смутное и тревожное время. Этот вопрос кратко разсматривает в воспоминаніях Набоков: "Наши основные законы, — говорит он. — не предусматривали возможности отреченія царствующаго императора и не устанавливали никаких правил, касающихся престолонасл?дія в этом случа?!.. При таком молчаніи основных законов престол в случа? отреченія мог переходить только к "законному насл?днику". "Престол россійскій — не частная собственность, не вотчина императора, которой он может распоряжаться по своему произволу... Поэтому передача престола Михаилу была актом незаконным. Никакого юридическаго титула для Михаила она не создавала". "Принятіе Михаилом престола", сл?довательно, было "с самаго начала порочным". Не удовлетворял в. кн. Михаил с морганатической супругой и легитимистов, мн?нія которых находили изв?стный отзвук в думской сред?. Мы вид?ли, что "интригам" кн. Брасовой готовы были они приписать даже идею регентства, за которой таилась секретная мысль превратить временнаго регента в постояннаго императора. Столичная "яхт-клубская" молва давно уже приписывала кн. Брасовой подготовку в этих ц?лях чуть ли не заговора. (Запись Нарышкиной 21 авг.). Палеолог, с своей стороны, еще в феврал? 16 г. записал ходячіе слухи и комментировал их. "Честолюбивая и ловкая" кн. Брасова "за посл?днее время поддерживает самыя либеральныя мн?нія. Ея салон... часто принимает л?вых членов Гос. Думы. В придворных кругах ее обвиняют в изм?н? монархическим принципам, она, впрочем, этим чрезвычайно довольна, так как это подчеркивает ея позицію и подготовляет популярность. Она все бол?е и бол?е разворачивается, она высказывает столь удивительно отважныя идеи, которыя, исходя из другого рта, могли бы повлечь за собой каторжныя работы (см. в моей книг? "Легенда о сепаратном мир?" еще сужденія, высказанныя на зас?даніи прогрессивнаго блока).

Так или иначе первым р?шеніем в сред? думскаго комитета и новаго правительства было — остановить распубликованіе манифеста. В 5 час. утра Родзянко и Львов[261] вызвали к прямому проводу Рузскаго и Алекс?ева[262]. Предс?датель Думы довольно ярко, чрезм?рно даже сгущая краски (может быть, в ц?лях бол?е сильнаго возд?йствія на главнокомандующих, а, может быть, в состояніи собственной растерянности), изобразил то, что происходило в н?драх новой правительственной власти.

"С великим трудом — говорил Родзянко, — удалось удержать в бол?е или мен?е приличных рамках революціонное движеніе, но положеніе еще не пришло в себя и весьма возможна гражданская война. С регентством Великаго Князя и воцареніем Насл?дника Цесаревича помирились бы, может быть, но воцареніе его, как императора, абсолютно неприемлемо". На сожал?ніе, выраженное Рузским, по поводу того, что "депутаты, присланные вчера, не были в достаточной степени освоены с ролью и вообще с т?м, для чего прі?хали". Родзянко пояснил: Опять д?ло в том, что депутатов винить нельзя. Вспыхнул неожиданно для вс?х нас такой солдатскій бунт» которому еще подобнаго я не вид?л, и которые (так в подлинник?), конечно, не солдаты, а просто взятые от сохи мужики, которые вс? свои мужицкая требованія нашли полезным теперь же заявить. Только и слышно было в толп?: ''Земли и воли", "Долой династію", "Долой Романовых", "Долой офицеров". И началось во многих частях избіеніе офицеров, к этому присоединились рабочіе, и анархія дошла до своего апогеях[263]. В результат? переговоров с депутатами от рабочих(?) удалось придти к ночи сегодня к н?которому соглашенію[264], которое заключалось в том, чтобы было созвано через н?которое время Учред. Собраніе для того, чтобы народ мог высказать свой взгляд на форму правленія, и только тогда Петроград вздохнул свободно, и ночь прошла сравнительно спокойно. Войска мало по малу в теченіе ночи приводятся в порядок, но провозглашеніе императором в. кн. Мих. Ал. подольет масла в огонь, и начнется безпощадное истребленіе всего, что можно истребить. Мы потеряем и упустим из рук всякую власть и усмирить народное волненіе будет некому; при предложенной форм? возвращеніе династіи не исключено и желательно, чтобы прим?рно до окончанія войны продолжал д?йствовать Верховный Сов?т и нын? д?йствующее с нами Временное Правительство[265]. Я вполн? ув?рен, что при этих условіях возможно быстрое успокоеніе, и р?шительная поб?да будет обезпечена, так как несомн?нно произойдет подъем патріотическаго чувства"...[266], — "Скажите, для в?рности, так ли я вас понял" — спросил Рузскій: "Значит, пока все остается по старому, как бы манифеста не было, а равно и о порученіи кн. Львову сформировать министерство. Что касается назначенія в. кн. Н. Н. главнокомандующим повел?ніем Е. В., отданным вчера... То об этом желал бы знать также ваше мн?ніе; об этих указах сообщено было вчера очень широко по просьб? депутатов[267], даже в (Москву и, конечно, на Кавказ". — "Сегодня нами сформировано правительство с кн. Львовым во глав?", — отв?тил Родзянко: "Все остается в таком вид?: " Верховный Сов?т, отв?тственное министерство и д?йствія законодательных палат до разр?шенія вопроса о конституціи Учр. Собраніем. Против распространенія указов о назначены в. кн. Н. Н. верховным главнокомандующим не возражаем". — "Кто во глав? Верховнаго Сов?та", — интересуется Рузскій. — "Я ошибся: не Верховный Сов?т, а Временный Комитет Гос. Думы под моим предс?дательством"[268].

Соединившись со Ставкой, Родзянко просил Алекс?ева "не пускать в обращеніе никакого манифеста до полученія... соображеній, которыя одни могут сразу прекратить революцію" и, повторил ему с небольшими варіантами то, что сказал Рузскому. "Приму вс? м?ры задержать... командующих войсками... сообщенный им манифест", — отв?тил Алекс?ев: "Сообщенное мн? вами далеко не радостно. Неизв?стность и Учр. Собраніе дв? опасныя игрушки в прим?неніи к д?йствующей арміи... Петроградскій гарнизон, вкусившій от плода изм?ны, повторит его с легкостью и еще, и еще раз, для родины он теперь вреден, для арміи безполезен, для вас и всего д?ла опасен. Вот наше войсковое мн?ніе... Вс? помыслы, вс? стремленія начальствующих лиц д?йствующей арміи направлены теперь к тому, чтобы д?йствующая армія помнила об одной войн? и не прикоснулась к 6ол?зненному состоянію внутреннему, переживанмому нын? частью Россіи"... "Я солдат, — заканчивал Алекс?ев, — и вс? мои помыслы обращены на фронт, на запад, к сторон? врага ".

Начальник штаба был, д?йствительно, смущен и 6ольше всего оттяжкой осв?домленія фронта, предвидя, как и вс? главнокомандующіе, что это может им?ть трагическія посл?дствія, ибо "немыслимо удержать в секрет? высокой важности акт, предназначенный для общаго св?д?нія"[270]. У Алекс?ева. явилась мысль оказать возд?йствіе на "виляющее" правительство, как он выразился через н?сколько часов в разговор? с Брусиловым. Он обратился в промежуток между 1—4 часами ко вс?м главнокомандующим: "Из совокупности разговоров предс?дателя Думы с главкос?вом и мною, — телеграфировал Алекс?ев, кратко излагая суть этих разговоров, — позволительно придти к выводу:

первое — в Гос. Дум? и в ея Врем. Комитет? н?т единодушія — л?выя партіи,  усиленныя Сов?том Р. Д., пріобр?ли сильное вліяніе;

второе — на предс?дателя Думы и Врем. Комитета Родзянко л?выя партіи и рабочіе депутаты оказывают мощное давленіе, и в сообщеніях Родзянко н?т откровенности и искренности;

третье — ц?ли господствующих над предс?дателем партій ясно опред?лились из вышеприведенных пожеланій Родзянко;

четвертое — войска петроградскаго гарнизона окончательно распропагандированы... очерченное положеніе создает полную опасность бол?е всего для д?йствующей арміи, ибо неизв?стность, колебанія, отм?на уже объявленнаго манифеста, могут повлечь шатаніе умов в войсковых частях и т?м разстроить способность борьбы с вн?шним врагом"... Сообщая, что он срочной телеграммой доносит "все это" верховному главнокомандующему. Алекс?ев выдвигает план "суть настоящаго заключенія сообщить предс?дателю Думы и потребовать осуществленіе манифеста" и "для установленія единства во вс?х случаях и всякой обстановк? созвать сов?щаніе главнокомандующих в Могилев?" (Если в. кн. Н. Н. "не сочтет возможным прибыть лично, то собраться 8-го или 9-го марта). "Такое сов?щаніе т?м бол?е необходимо, — продолжал Алекс?ев, — что только что получил полуофиціальный разговор по аппарату между чинами морского гл. штаба, суть его: обстановк? в Петроград? 2 марта значительно спокойн?е, постепенно все налаживается, слухи о р?зн? солдатами — сплошной вздор, авторитет Врем. Прав., повидимому, силен. Сл?довательно, основные мотивы Родзянко могут оказаться нев?рными и направленными к тому, чтобы побудить представителей д?йствующей арміи неминуемо присоединиться к р?шенію крайних элементов, как к факту, совершившемуся и неизб?жному. Коллективный голос высших чинов арміи и их условія должны, по моему мн?нію, стать изв?стными вс?м и оказать вліяніе на ход событій".

До полученія офиціальных отв?тов на свой запрос Алекс?ев в 1 ч. 80 м. был вызван к аппарату по иниціатив? Брусилова, указавшаго, на основаніи донесеній командиров, на необходимость отдачи "какого-либо приказа" в виду преувеличенных слухов, проникших уже на фронт: Брусилов предлагал объявить, что Николай II отрекся, что в управленіе страной вступил Врем. Ком. Гос. Думы, что войска должны "охранять своею грудью матушку Россію" и не вм?шиваться в политику. "Вполн? понимаю все, вами высказанное", — отв?тил Алекс?ев. — "Мое положеніе:

1. Не могу добиться, чтобы Родзянко подошел к аппарату выслушать мое р?шительное сообщеніе о невозможности играть в их руку и замалчивать манифест.

2. Повел?ніе Вел. Кн., верховнаго главнокомандующаго, во вс?х важных случаях обращаться к нему и его изв?щеніе, что для кавказской арміи манифест не существует до распубликованія его законным порядком через Сенат. Сейчас вторично доложу по аппарату Вел. Кн... заявленіе вс?х главнокомандующих, что дальн?йшее молчаніе грозит опасными посл?дствіями. При неполученіи каких-либо указаній, возьму на себя отдачу приказанія... Самое трудное — установить какое-либо согласіе с виляющим современным правительством"...

Трудно сказать, до каких пред?лов могла пойти иниціатива ген. Алекс?ева. Он не встр?тил достаточной поддержки: Вел. Кн. отв?тил, что он является "выразителем объединеннаго мн?нія арміи и флота", но не как "коллегіальнаго мн?нія главнокомандующих", и что он сносится с правительством[270]. Рузскій, считая необходимым объявленіе манифеста, полагал, что излишне запрашивать командармов, так как им "обстановка внутри имперіи мало изв?стна"; что для "установленія единства д?йствія" необходимо установить "полный контакт с правительством", и что до фактическаго вступленія в главнокомандованіе Вел. Князя "сбор главнокомандующих несоотв?тственен". Эверт считал, что "подобно тому, как мы под давленіем обстановки коллективно вынуждены были обратиться к Государю Императору с мольбой о согласіи его на изм?неніе (формы правленія. также нын? необходимо обратиться к Гос. Дум? и новому правительству с заявленіем о необходимости немедленнаго объявленія высочайшаго манифеста, сп?шно и законно изданнаго Сенатом, и просто во имя спасенія родины от порабощенія ея зл?йшими ея врагами немедленно успокоить вс? волненія, отказаться нын? от нам?ченнаго пути избранія Учред. Со6ранія". Эверт считал съ?зд необходимым и недопустимым откладывать его на 8-ое марта....

Алекс?ев пытался установить контакт с правительством, как рекомендовал Рузскій. Не добившись "возможности говорить с предс?дателем Гос. Думы", он говорил в 6 час. веч., когда вопрос о манифест? 2-го в Петербург? окончательно уже был разр?шен в отрицательном смысл?, с Гучковым и просил его "взять на себя передачу" Родзянко "серьезн?йшаго для арміи вопроса". "Выход должен 6ыть найден путем соглашенія с лицом, долженствующим вступить на престол", — уб?ждал нач. штаба... "Полагаю вполн? возможным в первом манифест? новаго царствованія объявить о том, что окончательное р?шеніе вопросов государственнаго управленія будет выполнено в согласіи с народным представительством, хотя бы по окончаніи войны или наступленія успокоенія", "пять милліонов вооруженных людей ждут объясненія свершившагося", — напоминал еще раз Алекс?ев. Военный министр информировал нач. Штаба о "соглашеніи", достигнутом с лицом, долженствовавшим вступить на престол... Алекс?ева не удовлетворило "соглашеніе". "Неужели нельзя было уб?дить Вел. Князя принять временно до созыва Собранія власть? Это сразу внесло бы опред?ленность в положеніе[271]... Трудно предусмотр?ть, как примет стоящая в окопах масса манифест 3-го марта. Разв? не может она признать его вынужденным со стороны? Теперешнюю д?йствующую армію нужно беречь и беречь от всяких страстей в вопросах внутренних. Хотя бы непродолжительное вступленіе на престол Вел. Князя сразу внесло бы и уваженіе к вол? бывшаго Государя и готовность Вел. Кн. послужить своему отечеству в тяжелые переживаемые им дни... Ув?рен, что на армію это произвело бы наилучшее бодрящее впечатл?ніе... Через полгода-же все выяснится ближе, лучше и всякія изм?ненія протекут не столь бол?зненно, как теперь"... Вечером в 11 часов Алекс?ев еще раз говорил с Петербургом — на этот раз с предс?дателем Думы. Ему оставалось лишь подчиниться обстоятельствам и заключить разговор полной предчувствій фразой: "Прибавить ничего не могу, кром? слов: Боже, спаси Россію".

В "Исторіи революціи" Милюков говорит, что Родзянко-Львов отправились к прямому проводу в военное министерство для того, чтобы выяснить возможность "изм?ненія" манифеста. Мы вид?ли, что об этом не было и р?чи со стороны предс?дателей Врем. Комитета и Врем. Правительства. Д?ло шло об отсрочк?, пока политическіе архитектора не договорятся между собой... "Ночь, (в?рн?е предразсв?тное время) прошла, — вспоминает Керенскій, — в р?зких и горячих спорах, так как Милюков защищал свою позицію с настойчивостью и упорством изумительными. Его поддерживал лишь отчасти (moite a contre coeur) Шингарев. Милюков считал, что "вс? потеряли голову"[272]. Мн?ніе Керенскаго о необходимости уб?дить Вел. Князя отречься возым?ло р?шающее вліяніе. Некрасов усп?л уже набросать и проект отреченія. Никто не знал, насколько сам Вел. Князь был осв?домлен о происходящем. Р?шено было отправиться и коллективно представить на его усмотр?ніе дв? точки зр?нія, так как Милюков, — утверждает Керенскій, — заявил, что он немедленно покинет ряды Вр. Правительства, если ему не будет предоставлена возможность изложить мн?ніе меньшинства перед Мих. Алекс.

Около полудня по датировк? Милюкова — около 10 час. по воспоминаніям Керенскаго — члены правительства кн. Львов, Милюков, Керенскій, Некрасов, Терещенко, Годнев, Львов Вл. и члены Врем. Комитета Родзянко, Ефремов и Караулов (называют еще Шидловскаго и Ржевскаго), собрались на Милліонной в квартир? кн. Путятиной, гд? временно пребывал Великій Князь. Сама хозяйка в воспоминаніях опред?ляет время собранія около 11 часов.

Около полудня по датировк? Милюкова — около 10 час. по воспоминаніям Керенскаго — члены правительства кн. Львов, Милюков, Керенскій, Некрасов, Терещенко, Годнев, Львов Вл. и члены Врем. Комитета Родзянко, Ефремов и Караулов (называют еще Шидловскаго и Ржевскаго), собрались на Милліонной в квартир? вн. Путятиной, гд? временно пребывал Великій Князь. Сама хозяйка в воспоминаніях опред?ляет время собранія около 11 часов.

Не знаю, на основаніи каких данных Маклаков иниціативу созыва сов?щанія приписывает "новому императору". Караулов, разсказывавшій 31 марта в. кн. Андрею Влад. в Кисловодск? исторію отреченія Мих. Ал., говорил, что иниціатива сов?щанія принадлежала исключительно думцам: Керенскій телефонировал Вел. Кн. в 5 час. утра, Мих. Ал. разбудили, и он отв?тил, что "ничего не знает" о том, что произошло в Псков?. Надо ли говорить, что теоретическія разсужденія Маклакова, который понял бы собраніе на Милліонной, если бы там р?чь шла о недостаточности конституціонных гарантій в акт? отреченія Царя, совершенно неприм?нимы к революціонной обстановк? утра 3-го марта, вытекавшей, конечно, не из правом?рных юридических предпосылок государствов?дов. При обрисовк? тогдашней революціонной обстановки надлежит устранить легенду, правда совершенно второстепеннаго значенія, но очень характерную для революціонной мемуарной литературы. Суханов вспомнил, как он 2-го марта, т. е. в критическій момент, когда р?шался вопрос о государственной власти, на запрос сов?тскаго комиссара на Царскосельском вокзал? ("по порученію жел?знодорожников"): возможно ли дать Мих. Ал. по?зд для прі?зда из Гатчины в Петербург, "без всяких сов?щаній", отв?тил, "что по?зда Исп. Ком. не разр?шает "по случаю дороговизны угля" — "гр. Романов может придти на вокзал, взять билет и ?хать в общем по?зд?" Этот, воспроизводимый Черновым и др. "революціонный" отв?т теряет свой эффект и относительное остроуміе, так как Мих. Ал., прибыв в столицу 27-го, уже не мог вы?хать назад в Гатчину и находился все время в квартир? кн. Путятиной. Так засвид?тельствовала сама Путятина; это утверждает и полк. Никитин, по словам котораго Мих. Ал. в разговор? с ним высказывал особенное недовольство против Родзянко, вызвавшаго Великаго Князя и оставившаго его будто бы в военном министерств? во время вечерняго разговора со Ставкой. Однако, для переговоров со Ставкой Мих. Ал. ?здил не с Родзянко, а с военным министром Б?ляевым и на его автомобил?. Весь этот инцидент (с сухановским отв?том) нашел н?который отклик в тогдашнем сообщеніи "Русскаго Слова", но отнесен он ко времени посл? отреченія. Кто у кого заимствовал — мемуарист ли у газетнаго сотрудника или этог посл?дній у будущаго мемуариста — не знаю...

По словам Путятиной,  Мих Ал. ув?домил Родзянко только в 4 часа утра 2-го, гд? он находится (свид?тельство бол?е, ч?м сомнительное), и тогда же ему была прислана охрана из 40 юнкеров и 8 офицеров.

Гучков и Шульгин только что (около 8 час. утра) вернулись в Петербург и тут же на Варшавском вокзал? натолкнулись на яркую иллюстрацію к существовавшим настроеніям. Гучков см?ло пошел объявить акт отреченія в мастерскія С?в.-Зап. жел. дор., но рабочіе пришли в такое возбужденіе, что, "закрыв пом?щеніе мастерских, проявили недвусмысленное нам?реніе акт уничтожить, а Гучкова линчевать". Эпизод, повидимому, был не столь драматичен, как изобразил его в приведенных словах Бубликов, и никто не собирался уничтожать акт отреченія и убивать Гучкова.[273] 

Образно, но н?сколько туманно, об инцидент? разсказал Шульгин, бывшій одним из д?йствовавших лиц. В кутюрьм?, которая царила на вокзал?, когда "какіе-то люди" "куда-то нас тащили", "мн? выпало на долю объявить о происшедшем" "войскам и народу" Рота выстроилаcь "покоем" (четвертую сторону составляла толпа) и взяла на караул . В такой торжественной обстановк? Шульгин прочитал отреченіе. "Я поднял глаза от бумаги и увидал, как дрогнули штыки... прямо против меня молодой солдат плакал... Тогда я стал говорить". Депутат произнес патріотическую р?чь о Россіи, о ея спасеніи, чему подал прим?р Царь. "Ура Государю императору Михаилу второму!" "И показалось мн? на короткое время, что монархія спасена". В этот момент Шульгина позвали к телефону — Милюков сп?шил перехватить делегатов на вокзал? и предупредить, что они должны ?хать на Милліонную 12. Милюков не одобрил посп?шную попытку провозгласить "Михаила II". "Настроеніе сильно ухудшилось текст (манифеста) неудовлетворителен необходимо упоминаніе Учредительнаго Собранія". Шульгин направился на розыски Гучкова, но по дорог? передал конверт с подлинным отреченіем посланцу Бубликова и нашёл Гучкова на митинг? рабочих в жел?знодорожных мастерских.

Шульгин застал момент, когда толпа " забурлила" под вліяніем агитаціонных р?чей ораторов и требовала "закрыть двери", дабы "Александра Ивановича" не выпустить, а "документы" отобрать[274]. Спас положеніе инженер, устыдившій толпу "вы хуже стараго режима". "Двери отворились Гучков говорил какія-то успокаивающія слова", а Шульгин мотивировал необходимость немедленнаго отъ?зда, так как "сейчас в Гос. Дум? между Комитетом Думы и Сов?том Р. Д. идет важн?йшее сов?щаніе, на котором... все р?шится". "Толпа разступилась — скор?е дружественно"... Жел?знодорожный инспектор Некрасов, сопровождавшій делегатов во время по?здки в Псков, дал Ломоносову другое объясненіе. Гучкова приняли за "самозванца" и хот?ли арестовать. Вм?шался Некрасов и сказал, что они привезли "акт отреченія". Пошли "какіе-то переговоры". Нас "в?жливо продержали еще минут двадцать и выпустили"[275]. Так и остается неизв?стным из разсказов мемуаристов — читал ли Гучков акт отреченія рабочим. В?роятн?е всего читал, и возбужденіе, силу котораго каждый мемуарист передал на свой лад, вызвало упоминаніе о воцареніи Михаила. Сам Гучков в воспоминаніях не упомянул об инцидент?: он говорит, что от начальника станціи делегаты узнали, куда они сп?шно должны ?хать.

"Вот Милліонная"... Вел. Князь им?л очень взволнованный вид, — вспоминает Керенскій. Кн. Львов и Родзянко изложили взгляд большинства, Что сказал Родзянко, "пространно", по словам Милюкова, мотивировавшій необходимость отказа "новаго императора", мы можем догадаться по его воспоминаніям. Говорил ли Родзянко о незаконности манифеста, о дефективности текста "конституціи", мы не знаем. Очевидно, центром были соображенія тактическія, вытекавшія из учета настроенія революціонных элементов: "для нас было совершенно ясно, Вел. Кн. процарствовал бы всего н?сколько часов и немедленно произошло бы огромное кровопролитіе в ст?нах столицы, которое бы положило начало общегражданской войн?. Для нас было ясно, что Вел. Кн. был бы немедленно убит и с ним вс? сторонники его, ибо в?рных войск уже тогда в своем распоряженіи не им?л и поэтому на вооруженную силу опереться не мог. Вел. кн. Мих. Ал. поставил мн? ребром вопрос, могу ли я ему гарантировать жизнь, если он прімет престол, и я должен был ему отв?тить отрицательно... Даже увезти его тайно из Петрограда не представлялось возможным: ни один автомо6иль не был бы выпущен из города, как не выпустили бы ни одного по?зда из него"...[276].

Наступила очередь Милюкова изложить позицію "меньшинства", т.е. свою собственную точку зр?нія[277]. Вновь очень картинно изо­бразил Шульгин "потрясающую" р?чь Милюкова — "Головой — б?лый, как лунь"[278], лицом сизый от безсонницы, совершенно сип­лый от р?чей в казармах, на митингах, он не говорил, но каркал хрип­ло": если откажетесь — Россія погибла. Естественно, что именно в этом изложеніи всегда цитируется р?чь Милюкова. Но с Шульгиным, как мемуаристом, всегда происходят небольшіе malentendus: депутат попал на Милліонную лишь к самому концу р?чи Милюкова. Поэтому возьмем лучше ту общую характеристику ея, которую дал сам Милю­ков в своем уже историческом пов?ствованіи: "Сильная власть, не­обходимая для укр?пленія порядка, нуждается в опор? привычнаго для масс символа власти. Временное Правительство одно без монар­ха... является утлой ладьей, которая может потонуть в океан? народ­ных волненій; стран? при таких условіях может грозить потеря всякаго сознанія государственности и полная анархія, раньше, ч?м со­берется Учр. Собраніе, Временное Правительство одно до него не до­живет" и т. д. По словам Керенскаго, Милюков говорил бол?е часа с большим спокойствіем и хладнокровіем, явно желая, по мн?нію мемуариста, затянуть разговор до прі?зда псковичей, над?ясь в них найти опору. Совс?м иное объясненіе длинной р?чи Милюкова и его состоянія — крайне возбужденнаго, а не спокойного — дали Алданову другіе участники сов?щанія (анонимные в стать? писателя): "это была как бы обструктція... Милюков точно не хот?л, не мог, боялся окончить говорить, он обрывал возражавшаго ему, обрывал Родзянко, Керенскаго и вс?х"...[279]

По прі?зд? псковских делегатов был объявлен перерыв для взаимной информаціи. Посл? н?которых колебаній или размышленій Гучков р?шил, что он должен поддержать позицію Милюкова, и объя­вил, что если Мих. Ал. присоединится к позиціи большинства, он не вступит в состав правительства.

По Керенскому посл? перерыва говорил Гучков, по Шульгину — Керенскій. В изложеніи посл?дняго Керенскій сказал приблизительно так: В. В., мои уб?жденія республиканскія. Я против монархіи...[280].

Но я сейчас не хочу, не буду... разр?шите вам сказать иначе... как русскій русскому, П. Н. Милюков ошибается. Приняв престол, Вы не спасете Россію!.. Наоборот. Я знаю настроеніе масс... Сейчас р?зкое недовольство направлено именно против монархіи... именно этот вопрос будет причиной кроваваго разлада. Умоляю Вас, во имя Россіи, принести эту жертву. Если это жертва... Потому что, с другой стороны... я не в прав? скрыть зд?сь, каким опасностям Вы лично подвергаетесь в случа? р?шенія принять престол... Во всяком случа? я не ручаюсь за жизнь В. В."...[281].

Слово предоставлено было Гучкову (предс?дательствовал как бы сам Мих. Ал.). Гучков был, по словам Керенскаго, краток и ясен. Французскому послу один из участников сов?щанія говорил, что Гучков, призывая Вел. Князя к патріотическому мужеству, указывал на необходимость в переживаемый момент выступить ему в качеств? національнаго вождя. Если Вел. Кн. отказывается принять императорскую корону, то пусть примет на себя регентство, пока трон вакантен; пусть выступит в роли "покровителя націи", как именовался Кромвель. Вел. Кн. может дать торжественное об?щаніе передать власть Учр. Собранію по окончаніи войны.

Была очередь Шульгина. Ему кажется, что он говорил "посл?дним"[282]. Шульгин обратил вниманіе на то, что т?, "кто должен быть.. опорой" Вел. Кн. в случа? принятія престола, т. е. почти вс? члены новаго правительства, "этой опоры... не оказали". "Можно ли опереться на других? Если н?т, то у меня не хватает мужества при этих условіях сов?товать... принять престол"...

Шульгин не был последним — говорил еще раз Милюков, так как "вопреки соглашенію" за первыми р?чами посл?довали другія в "полемическом тон?". Милюков получил, наперекор "страстному противод?йствію Керенскаго", слово для отв?та. В нем он указал, что "хотя и правы утверждавшіе, что принятіе власти грозит риском для личной безопасности Вел. Князя и самих министров, но на риск, этот надо идти в интересах родины, ибо только таким образом может быть снята с даннаго состава лиц отв?тственность за будущее. К тому же вн? Петрограда есть полная возможность собрать военную силу, необходимую для защиты Вел. Князя".

По утвержденію Керенскаго, Мих. Алек. казался уже утомленным и начинал терять терп?ніе[283]. По окончанію р?чей (в представленіи Керенскаго, это было посл? р?чи Гучкова). Мих. Ал. выразил желаніе переговорить наедин? с кн. Львовым и Родзянко, прежде ч?м принять окончательное р?шеніе. По словам Караулова, он мотивировал свое желаніе т?м, что ему, "крайне трудно принять р?шеніе, раз между членами Думы н?т единства"[284]. Родзянко пытался возразить, ссылаясь на общее соглашеніе д?йствовать коллективно. Вопрошающій взгляд в сторону Керенскаго, как бы испрашивавшій у него согласія на частные разговоры. Керенскій нашел, что отказать Вел. Кн. в его просьб? неудобно. Караулов говорил, что и он настаивал на предоставленіи Мих. Ал. полной "возможности принять свободное р?шеніе". Поэтому никто не возражал против "разговора" с двумя лицами... при условіи, что Мих. Ал. "ни с к?м посторонним разговаривать не будет, даже по телефону"[285]. Своеобразная "свобода р?шенія", которая дала впосл?дствіи повод в кругах, близких Мих. Ал., утверждать, что посл?дній был "взят мертвой хваткой"!.. Указанныя лица вм?ст? с Вел. Князем вышли в другую комнату.

Какія реальныя возможности открывались перед Михаилом Александровичем? Личныя настроенія и теоретическія выкладки пытавшихся предугадать событія политиков не создавали еще базы для активнаго д?йствія. В отрывках воспоминаній, напечатанных в "Совр. Зап.'', Милюков очень опред?ленно утверждал, что он хот?л "рискнуть открытым конфликтом с революціонной демократіей" и разсчитывал тогда на усп?х, как он потом, н?сколько позже, говорил Набокову. Набоков же считал эту возможность "чисто теоретической". "Несомн?нно, — разсуждает в воспоминаніях Набоков, — для укр?пленія Михаила потребовались бы очень р?шительныя д?йствія, не останавливющіеся перед кровопролитіем, перед арестом Исп. Ком. Сов?та Р. и С. Д... Через нед?лю, в?роятно, все вошло бы в надлежащія рамки. Но для этой нед?ли надо было располагать реальными силами... Таких сил не было. И сам по себ? Михаил был челов?ком, "мало или совс?м не подходящим к той трудной, отв?тственной и опасной роли, которую ему предстояло бы сыграть". "Вся совокупность условій была такова, что принятіе престола было невозможно", - заключает мемуарист. Не мог же Милюков, готовившійся "на собственный страх и риск" к "р?шительной" игр?, не учитывать всей той обстановки, которую рисует Набоков?[286]. Алданов, опросившій "вс?х, кого только мог" о сов?щаніи в кв. кн. Путятиной, говорившій и с Милюковым, сообщает, что Милюков "сов?товал Великому Князю в эту же ночь оставить Петербург с его революціонным гарнизоном и, не теряя ни минуты, вы?хать в Москву, гд? еще была военная сила". "Три энергичных, популярных, на все готовых челов?ка — на престол?, во глав? арміи, во глав? правительства — могли бы предотвратить развал страны". Великій князь Михаил лично был челов?к отважный, как свид?тельствуют вс? военные, вид?вшіе его в боевой обстановк?[287]. Во глав? арміи стоял в. кн. Ник. Ник., челов?к достаточно энергичный и не помышлявшій в эти дни о капитуляціи — он мог, к тому же, опереться на сочувствіе всего высшаго команднаго состава, который вид?л в отказ? от престола Мих. Ал. большую трагедію для фронта. Во глав? правительства должен был неминуемо в таком случа? встать Милюков, ибо, как говорит он в качеств? историка, "об? стороны (на сов?щаніи) заявили, что в случа? р?шенія, несогласнаго с их мн?ніем, он? не будут оказывать препятствія и поддержат правительство, хотя участвовать в нем не будут". Вакансія премьера освобождалась.

Надо предполагать, что, д?лая предложеніе о пере?зд? в Москву, Милюков не считал, очевидно, столь уже безоговорочным, как передает Набоков с его слов, что "в первые дни переворота гарнизон был в руках Гос. Думы". Не был он и всец?ло в руках Сов?та. Не было и того настроенія гражданской войны, в атмосфер? которой могла родиться мерещившаяся Родзянко и др. опасность убійства Мих. Ал. Не думаю, чтобы и в квартир? кн. Путятиной, охраняемой н?сколькими десятками преображенцев, чувствовался тот почти паническій страх, о котором разсказывает Шульгин: "Керенскій, — передает трепещущій Терещенко, — боится, чтобы не убили Великаго Князя: вот-вот какія-то бродящія кругом "банды" могут ворваться". Эти опасенія в большей степени завис?ли от настроенія молодого министра финансов революціоннаго правительства, бывшаго до революціи чуть ли не кандидатом на цареубійство, который, в изображеніи Шульгина, очень тяжело и непосредственно переживал сцену, разыгравшуюся на Милліонной: "Я больше не могу... что д?лать, что д?лать!..." "Маленькая анекдотичная подробность", переданная Гучковым, как будто говорит скор?е за то, что Керенскій боялся появленія "банд" другого типа. Когда Гучков попробовал по телефону переговорить с женой и сообщить ей о своем прі?зд?, Керенскій пожелал знать, с к?м будет говорить Гучков... У Керенскаго "было подозр?ніе, что я хочу вызвать какую-либо военную часть, которая силою заставила бы Михаила остаться на престол?"[288].

В Москв?, не пережившей "пороховых дней", вн?шне, как будто, было спокойн?е. Но это спокойствіе отнюдь не означало, что московскія настроенія благопріятствовали осуществленію милюковской концепціи. Напомним, что приблизительно как раз в часы, когда шло сов?щаніе в кв. Путятиной, в Москв? обсуждали вопрос о монархіи до Учр. Собр. и основное нам?тившееся теченіе Третьяков, представитель торгово-промышленнаго класса, а не будущей "револоціонной демократіи", по газетному отчету выразил словами: "Не может быть р?чи, чтобы посл? Романова Николая вступил на престол Романов Михаил". Это было, может быть, скоро преходящее "опьян?ніе революціей", вскружившее даже наибол?е "трезвые умы" в сред? буржуазіи. С ним нельзя было не считаться, — оно распространилось на всю Россію: кн. Волконскій вспоминает, наприм?р, как в провинціальном Борисогл?бск? "люди встр?чались, обнимались, поздравляли", когда в связи с отреченіем пришло сообщеніе, что "старый порядок кончился". В такой общественной атмосфер? монархическая традиція не могла быть "объединяющей и собирающей силой". В Москв? "опьян?ніе революціей" было, пожалуй, сильн?е, ч?м в Петроград?, гд?, как рассказывал Караулов в Кисловодск? 16 марта, в "первые дни не знали, кто возьмет верх" и "боязнь контр-революціи у вс?х была большая". В Москв? боязни "контр-революціи" не было, и каким-то недоразум?ніем надо считать утвержденіе (историка или мемуариста — не знаю), что зд?сь "еще была военная сила", на которую мог разсчитывать "отчаянной см?лости план", предложенный Милюковым в. кн. Михаилу. "Московскій гарнизон" еще 1 марта без всяких осложненій перешел всец?ло на сторону революціи. И сила сопротивленія возможной "контр-революціи" в Москв? представлялась гораздо значительн?е, нежели в Петербург?. Это отчетливо видно из психологіи "крайне л?вых", т. е. большевицких групп; лишь крайне плохой осв?домленностью даже в общественных кругах можно объяснить отм?тку Гиппіус 3-го, о Москв?, гд? "никакого Сов?та Р. Д. не существует".

Отд?льные факты, взятые сами по себ?, почти всегда противор?чивы и ими одними нельзя иллюстрировать положеніе. Но сопоставленіе все-таки выясняет общую конъюнктуру. Вот резолюція, принятая в первые дни революціи в Петербург? на митинг? рабочих и солдат в Самсоніевском братств? (Выборгская сторона) — она требует, чтобы Сов?т "немедленно" устранил Временное Правительство и этим правительством объявил бы себя. Из 1000 челов?к только 3 высказались против. Совс?м другое настроеніе на завод? "Галерный Остров". Отношеніе к большевикам было таково, что "даже не давали выступать", — вспоминает рабочій Наратов,— "о передач? власти сов?там' не хот?ли... слушать". Аналогичная картина и в революціонном гарнизон?. Опасность "гн?ва революціоннаго народа", который может обрушиться на агитаторов из большевицкаго лагеря, была столь "реальна", что даже представители ЦК, носившіе высокое званіе членов Исп. Комит. Сов?та Р. Д., вынуждены были, как утверждает Шляпников, — "временно" воздержаться ходить в т? казармы, гд? господствовали "ура-патріоты", и создавать опору путем "индивидуальной обработки". Шляпников вспоминает, как ему — "большевику" в одной из зал Таврическаго дворца солдаты, распропагандированные "оборонцами", "не давали говорить". Так было в отношеніи той партіи, которая — "единственная" среди партійных организацій — принимала непосредственное участіе в боевых д?йствіях на улицах столицы! Мы говорили уже, что этот большевицкій д?ятель и историк революціи признает, что у "Временнаго Правительства тогда оружія было куда больше, ч?м у нас", — "соотношеніе сил не позволяло" большевикам ставить вопрос в плоскость "борьбы с оружіем в руках". В протокол? Исп. Ком. (9 марта) можно найти отм?тку, что в Царском Сел? "войска стоят за конституціонную монархію"... Припомним, что в Москв? позиція "крайних" была, пожалуй, бол?е выигрышна — они открыто пытались на первых порах требовать созданія временнаго революціоннаго правительства.

Надежды на Москву были эфемерны. Реальной опорой мог быть только фронт, плохо еще осв?домленный о происшедшем, не захваченный настроеніем уличной революціонной стихіи. Едва ли новому императору трудно было бы в петербургской обстановк? вы?хать из столицы — "революціонныя рогатки" не так уже были непроницаемы. Всякое активное д?йствіе, естественно, несет в себ? долю риска, ибо случай играет зд?сь подчас слишком большую роль. A priori на фронт? можно было найти опору. Д?ло, конечно, не в т?х патріотических буфонадах которыя им?ли м?сто и к которым надлежит отнести и телеграмму Рузскому ген. ад. Хана-Нахичеванскаго 3 марта: "Прошу вас не отказать повергнуть к стопам Е. В. безграничную преданность гвардейской кавалеріи и готовность умереть за своего обожаемаго монарха". Люди в т? дни вообще им?ли склонность безотв?тственно говорить от имени масс. При "нервном" и ''недов?рчивом" отношеніи солдат в первые дни к совершившемуся[289], поддержку на фронт? можно было найти, т?м бол?е, что Алекс?ев своим авторитетом мог бы подкр?пить петербургское начинаніе — он считал, как мы знаем, воцареніе Михаила, хотя бы временное, необходимым[290].

Рискнули ли бы главнокомандующіе на вооруженный конфликт, мы, конечно, не знаем, так как вс? их стремленія в страдные дни сводились к стремленію изб?гнуть междоусобицы, пагубной в их глазах для усп?ха войны... Но совершенно удивительно, что мысль снестись и предварительно переговорить с верховным командованіем не явилась у т?х, кто призывал Вел. Князя идти на риск. Алекс?ев тщетно пытался в теченіе всего дня найти этих политиков и добился Гучкова лишь тогда, когда вопрос был разр?шен. Всякое д?йствіе запаздывало и становилось, д?йствительно, рискованным в момент, когда на улицах столицы разв?шивали уже плакаты о двойном отреченіи или раздавались листовки "Изв?стій", а за кулисами Исп. Ком. принимал уже постановленіе об арест? "династіи Романовых"[291]. На квартир? кн. Путятиной Вел. Князю предлагались теоретическія выкладки, бол?е ум?стныя в воспоминаніях, как, напр., у Набокова[292], но не предлагалось никакого конкретнаго плана д?йствія. В?роятно, поэтому Мих. Ал. и проявлял признаки нетерп?нія, о чем говорит Керенскій. Для лидера прогрессивнаго блока эта словесная скор?е академическая постановка вопроса была естественна и до н?которой степени соотв?тствовала его характеру. Но Гучков? — челов?к бол?е практическаго д?ла, ч?м теоріи, челов?к, свыкшійся уже в предшествующіе м?сяцы в заговорщической атмосфер? подготовки дворцоваго переворота с мыслью о военном pronumentio и нащупывавшiй военныя части для д?йствія? Очевидно, вся общественная атмосфера не подходила для д?йственных актов против "революціонной демократіи". То, чего хот?л теоретически Милюков 3 марта, Гучков, как сам разсказал впосл?дствіи, пытался в других условіях и с другим персонажем безусп?шно осуществить через н?сколько м?сяцев.

Через полчаса вышел Великій Князь. Он сообщил "довольно твердо" ожидавшим, что его "окончательный выбор склонился в сторону мн?нія, защищавшегося предс?дателем Гос. Думы". Такова версія свид?теля-историка. Шульгин в иных тонах передает заключительную сцену. Вел. Кн. не договорил, "потому что... заплакал...".

Почему Мих. Ал. отказался "принять престол"? Не ясно ли из всего сказаннаго? Среди мотивов могли быть и соображенія, передаваемый полк. Никитиным, со слов кн. Брасовой: в. кн. Мих. Ал. не считал себя в прав? взойти на престол, так как Царь не им?л права отречься за насл?дника. Именно по мн?нію Никитина, челов?ка близкаго к Мих. Ал., посл?дній был взят как бы "мертвой хваткой" и чувствовал себя одиноким, считал, что "правительство, против него настроенное, не даст ему возможности работать". Вел. Кн. не мог не знать и отрицательнаго отношенія к его кандидатур? в родственной великокняжеской сред?. Все вело к одному... Керенскій "рванулся", "В. В.! Вы — благородный челов?к!" Он прибавил, что отнын? будет всегда заявлять это"[293].

"Пафос Керенскаго, — зам?тил историк, — плохо гармонировал с прозой принятаго р?шенія. За ним не чувствовалось любви и боли за Россію, а только страх за себя"... Почему?! "Злостным вздором" звал Суханов эту отм?тку историка. В?роятно, в ней надо вид?ть отзвук т?х слов Керенскаго, которыя в записи Ан. Вл. гласили: "Миша может погибнуть, с ним и они вс? ". Странно, что и через 20 л?т Милюков не нашел других слов, кром? "нер?шительности" Вел. Князя и "трусости" Родзянко, пом?шавших осуществить предложенный план спасенія Россіи, для характеристики обстановки, в которой создавался "историческій акт" 3-го марта. Реалистичн?е был тогда монархист кн. Львов, опред?лившій в бол?е позднем разговор? по проводу с ген. Алекс?евым положеніе так: "благородное р?шеніе в. кн. Мих. Ал. привлекло к нему симпатіи громадных масс и открывает в будущем возможность новых горизонтов и спасло его и нас от новой бури".

Для оформленія акта отреченія на Милліонную были вызваны юристы-государствов?ды Набоков и Нольде, а в перерыв кн. Путятина "просила вс?х завтракать". По свид?тельству мемуаристов не остался только Милюков, сама же Путятина перечисляет лишь четырех среди завтракавших: Львов, Набоков, Шульгин и Керенскій[294]. Завтрак прошел в спокойной обстановки. Не показывает ли это, что страх, будто бы кто-то может ежеминутно "ворваться" не был силен? Прі?хавшіе юристы соотв?тственно перед?лали "слабый и неудачный" черновик проекта Некрасова. Мих. Ал. со своей стороны, внес н?сколько поправок — по указанію Шульгина, дв?: ссылку на Бога и зам?ну словом "прошу" проектированнаго "повел?ваю". Караулов рассказывал Ан. Вл., что Мих. Ал. "настоял", чтобы акт был редактирован не в вид? манифеста от имени императора, и вс? выраженія "мы" зам?нил "я". Керенскій, также участвовавшій в обработк? некрасовскаго текста, ув?ряет, что "особенно долго спорили" о происхожденіи временнаго правительства, Керенскій требовал исключить "волю народа". Помирились на том, чтобы было "волею народа по почину Гос. Думы", но в окончательном текст? "воля народа" все-таки исчезла.

Манифест гласил: "Тяжкое бремя возложено на Меня волею Брата Моего, передавшаго Мн? Императорскій Престол в годину безприм?рной войны и волненій народных. Одушевленный единою со вс?м народом мыслею, что выше всего благо Родины Нашей, принял Я твердое р?шеніе в том лишь случа? воспріять Верховную Власть, если таковая будет воля Великаго народа Нашего, которому надлежит всенародным голосованіем, через представителей своих в Учред. Собраніи, установить образ правленія и новые основные законы Государства Россійскаго. Посему, призывая благословеніе Божіе, прошу вс?х граждан Державы Россійской подчиниться Временному Правительству, по почину Гос. Думы возникшему и облеченному всей полнотой власти, впредь до того, как созванное в возможно кратчайшій срок на основ? всеобщаго, прямого, равнаго и тайнаго голосованія Учредительное Собраніе своим р?шеніем об образ? правленія выразит волю народа".

Посл? подписанія акт взял кн. Львов. Это было уже около 6 час. вечера. Перевернулась страница русской исторіи. Назр?вавшій правительственный кризис благополучно разр?шился. Набоков разсказывает, что кн. Львов, информируя прибывших на Милліонную юристов о мотивах их приглашенія, сообщил, что в результат? принятаго р?шенія Милюков и Гучков выходят из состава правительства. "Что Гучков уходит, — добавил, яко-бы, Львов, — это не б?да: в?дь оказывается, что его в арміи терп?ть не могут, солдаты же его просто ненавидят. А вот Милюкова непрем?нно надо уговорить остаться". Набоков соглашался, что уход Милюкова был бы ''настоящей катастрофой", и направился в Таврическій дворец уб?ждать вождя партіи к. д. не выходить из состава Временнаго Правительства. Оказалось, что на эту тему с Милюковым говорил уже Винавер. "Текст отказа" Михаила Милюкова удовлетворил и "кажется" послужил окончательным толчком для изм?ненія принятаго раньше р?шенія. Кто уб?дил Гучкова. Набоков не знал. Это сд?лал, в свою очередь, Милюков — так разсказывает Гучков на страницах воспоминаній, напечатанных в "Пос. Новостях". Милюков, мало над?явшійся на благополучный исход революціи, "всетаки был большим оптимистом, ч?м я". Керенскій говорит, что Гучкова уб?дили остаться, по крайней м?р? на первые дни, тут же на сов?щаніи в минуты второго перерыва, когда Мих. Ал. сов?щался с Родзянко.

Надо думать, что Гучков согласился и вновь отказался, иначе непонятен характерный для обстановки нижесл?дующій разговор по прямому проводу между Алекс?евым и полк. Энгельгардтом. Алекс?ев только что закончил процитированную выше бес?ду с Гучковым по поводу отреченія Мих. Ал. (это было ближе уже к 7 час. вечера) и вызвал вновь Гучкова или Родзянко. "Родзянко занят неотложным д?лом, — отв?тил Энгельгардт: — "Гучков подал в отставку, временно я занимаюсь военным д?лом и явился к аппарату. Может быть, найдете возможным переговорить со мною?" — "Я сейчас только окончил разговор с Гучковым, и он мн? ни одним словом не обмолвился о своей отставк?, указывая, напротив, что вс? усилія свои посвятит на пользу арміи. Очень трудно р?шать какіе бы то ни было вопросы, касающіеся д?йствующей арміи, если отсутствует какая бы то ни было оріентировка в эти исключительные дни со стороны правительства. Если вы можете довести до св?д?нія предс?дателя Сов?та Министров, то я прошу быть оріентирован о ход? д?л, ибо отдавать распоряженіе с завязанными глазами (курсив мой) невозможно"[295]. "Час тому назад Некрасов сообщил мн?, что Гучков подал в отставку. В Дум? его не было, а потому я позволил себ? лично прибыть к аппарату, чтобы не задерживать вас. Из Ставки трижды вызывали Родзянко и Гучкова. Если вы говорили с Гучковым посл? 18 часов, то, возможно, он взял отставку обратно. Передам нашу бес?ду кн. Львову немедленно"[296].

Думается, что на р?шеніе Милюкова и Гучкова больше всего повліяла окружавшая обстановка. Становилось ясно, что историческій путь в данном отр?з? времени шел не по т?м линіям, которыя нам?чались теоретическими выкладками политиков: событія рождались "психологіей масс", как выразился кн. Львов в дальн?йшем разговор? с Алекс?евым. Эту психологію масс в революціонной столиц? Родзянко в разговор? с т?м же Алекс?евым в 10 час. вечера опред?лил словами: "Хотя эти акты (манифесты) не опубликованы, но слух о них прошел и встр?чен населеніем с ликованіем. Произведен салют с кр?пости новому правительству в 101 выстр?л". В дополненіе к словам Родзянко случайный фланер в то время на улицах столицы, толстовец Булгаков, вспоминает, что изв?стіе об отреченіи "Николая" и "Михаила" вызывало восторженное "ура". — "Вс? были именинниками". В "низах" — на "улиц?", переходящей в "демократію", общее настроеніе "против Романовых", — отм?чает вновь Гиппіус. На пессимистическую реплику нач. штаба предс?датель Думы зам?тил: "Искренне сожал?нію, что Ваше Высокопревосходительство так грустно и уныло настроены, что тоже не может служить благопріятным фактором для поб?ды, а я вот и вс? мы зд?сь настроены бодро и р?шительно".

Скептики не только уступили всеобщему оптимизму, но и сами им заразились: Милюков на другой день сд?лался даже самоув?ренным, как отм?чают современники. Очевидно, он думал, что опытный рулевой сум?ет всетаки направить государственный корабль, вопреки революціонной стихіи, в надлежащее русло. Таким путем ему в первые, по крайней м?р?, дни все еще рисовался путь, который он отстаивал на Милліонной. Об этом опред?ленно говорит офиціальная телеграмма 6 марта англійскаго посла в Лондон. Бьюкенен передавал Бальфуру, на основаніи своего разговора с Милюковым от означеннаго числа: министр ин. д., выразив "большую удовлетворенность положеніем д?л", полагал, что "окончательным устройством вещей явится избраніе новаго императора. Единственным кандидатом он считал в. кн. Михаила. Его Высочество пріобр?л большую популярность посл? опубликованія своего манифеста".

Таким образом заря новой Россіи и в представленіи лидера думской общественности занималась при ауспиціях, скор?е благопріятных. Естественно, что Карабчевскій, пос?тившій через н?сколько дней новаго руководителя вн?шней политикой в качеств? предс?дателя "комиссіи по разсл?дованію германских зв?рств", нашел Милюкова в настроеніи радужном и в себ? ув?ренном: он вновь "и помолод?л и пріосанился". И Палеолог записал 4 марта: Милюков в 24 часа от отчаянія перешел к полной ув?ренности. Милюков отнюдь не был одинок: мы вид?ли, в каких повышенных тонах прив?тствовал революцію через н?сколько дней акад. Струве — тот Струве, который находился в Дум? в первые революціонные часы и встр?тил Набокова в "крайне скептическом" настроеніи.

...Вс? вновь собрались в Таврическом Дворц? для выработки формы опубликованія двух отреченій. Случайно присутствовавшій при обсужденіи проф. Ломоносов (он привез "подлинник" манифеста Николая II, полученный от Гучкова и находившійся в мин. пут. сообщ., и ждал офиціальнаго текста, актов отреченія, так как печатать его должна была типографія министерства), изобразил в воспоминаніях обстановку, в которой происходило обсужденіе — в?роятно, н?сколько карикатурно. "Как назвать эти документы? По существу это суть манифесты двух императоров", — заявил Милюков.— "Но Николай придал своему отреченію иную форму, форму телеграммы на имя Начальника Штаба. Мы не можем м?нять эту форму", — возразил Набоков. — "Пожалуй. Но р?шающее значеніе им?ет отреченіе Мих. Ал... Оно написано вашей рукой, Вл. Дм., и мы можем его вставить в любую рамку. Пищите: "Мы, милостью Божіей, Михаил II, Император и Самодержец Всероccійскій... объявляем в?рным подданным вашим"... — "Позвольте... да в?дь он не царствовал"... Начался горячій спор... Милюков и Набоков с п?ной у рта доказывали, что отреченіе Михаила только тогда им?ет юридическій смысл, если признать, что он был императором... Полночь застала нас за этим спором. Наконец, около 2 час. ночи соглашеніе было достигнуто. Набоков написал на двух кусочках бумаги названія актов:

1. Акт об отреченіи Государя Императора Николая II от престола Государства Россійскаго в пользу Великаго Князя Михаила Александровича.

2. Акт об отказ? Вел. Кн. Мих. Ал. от воспріятія верховной власти и о признаніи им всей полноты власти за Временным Правительством, возникшим по почину Гос. Думы"...

"Над этими строками, — язвительно зам?чает мемуарист, — можно поставить заглавіе: "Результат первых шести часов работы ироніи Временнаго Правительства"[297]. Н?которая доля истины в этой ироніи им?ется: только в 3 часа 50 мин. ночи 4-го марта из Петербурга пошло в Ставку столь нервно ожидавшееся там офиціальное ув?домленіе об отказ? Мих. Алек, "воспріять верховную власть впредь до опред?ленія Учредительным Собраніем формы правленія".

Вокруг имени в. кн. Михаила в роковые дни создались уже обычныя легенды. Пом?щаемые ниже отрывки из записей А. С. Матв?ева (управляющаго д?лами В. Кн.), опред?ляют довольно точно, по крайней м?р?, даты, касающіяся пребыванія Мих. Ал. в Петербург?.

25-го февраля, в субботу, предполагался прі?зд из Гатчины в Петербург вел. кн. Михаила Александровича. В этот день был назначен на 7 час. вечера об?д у гр. И. И. Капниста, на Сергіевской улиц? (Капнист — член Государственной Думы), и зат?м предполагалась по?здка в Михайловскій театр на французскій спектакль.

Про?зжая к гр. Капнист, Великій Князь обратил вниманіе на большое скопленіе народа в направленіи Невскаго проспекта, а потому, по прі?зд? на Сергіевскую, поручил мн? справиться по телефону у Петербургскаго градоначальника (ген.-м. Балк) о положеніи в Петроград?. Градоначальник отв?тил, что в город? тревожно, на Невском проспект? была стр?льба, и что при стр?льб? убит полицейскій пристав. Мой доклад о событіях в Петроград? произвел на Вел. Князя очень тяжелое впечатл?ніе, и он сейчас же отказался от мысли по?хать в театр. По окончаніи об?да лица, принимавшая в нем участіе, по?хали в театр, а М. А. по?хал со мной ко мн? на квартиру; оставаясь у меня, М. А. писал письма своим знакомым и, между прочим, ген. Брусилову. Вел. Князь оставался у меня до 12 час. ночи; в указанное время подъ?хал к дому автомобиль с Н. С. Брасовой и Н. Н. Джонсоном, возвратившимися из театра. М. А. вошел в автомобиль и у?хал в Гатчину. На другой день, 26-го февраля, в воскресенье, вел. князь Михаил Александрович предполагал прі?хать в Петроград и, вм?ст? с вел. кн. Ксеніей Александровной, быть в 2 часа дня в Петропавловском собор? на панихид? у гробницы имп. Александра III. В этот день, в 10 час. утра, я справился по телефону у градоначальника о безопасности сл?дованія Вел. Князя с Варшавскаго вокзала в Петропавловскій собор. Градоначальник сообщил, что путь сл?дованія безопасен, о чем я и доложил по телефону в Гатчину. 26-го февраля М. А. я не вид?л, но знаю, что он благополучно побывал у Кс. Ал. и в Петропавловском собор?, а зат?м возвратился в Гатчину.

27-го февраля, в понед?льник, я отправился в обычное время в Управленіе д?лами вел. кн. М. А.; на улицах было большое оживленіе, а м?стами были зам?тны далее отд?льныя группы; вообще же чувствовалось очень тревожное настроеніе. Из Управленія д?лами я вышел в 3 1/2 ч. дня. Возвращался я домой в автомобил?, которому м?стами приходилось ?хать очень медленно из-за народа, котораго особенно было много на Благов?щенской площади. По прі?зд? домой я говорил по телефону с шофером Козловским, который сообщил мн?, что ему приказано по телефону из Гатчины подать автомобиль на Варшавскій вокзал для встр?чи вел. кн. М. А.; сообщая об этом, Козловскій добавил: изв?стно ли Великому Князю о тревожном настроеніи в Петроград?. Так как о прі?зд? Великаго Князя в Петроград мн? не было изв?стно, то сейчас же посл? разговора с Козловским я позвонил в Гатчину и узнал, что Мих. Ал. уже вы?хал в Петроград с Н. Н. Джонсоном посл? телефоннаго разговора из Петрограда с предс?дателем Государственной Думы Родзянко. Около 8 час. вечера позвонил ко мн? Н. Н. Джонсон и сообщил, что М. А. находится в Маріинском дворц? на сов?щаніи с видными членами Государственной Думы и другими, по вызову М. В. Родзянко. Н. Н. Джонсон говорил из вестибюля Маріинскаго дворца.

В дв?надцатом часу ночи позвонил ко мн?, но приказанію Н. Н. Джонсона, шофер Козловскій и сообщил мн?, что вел. князь М. А. находится у военнаго министра, в его дом? на Мойк?, при чем сообщил мн? об этом иносказательно, видимо, опасаясь при разговор? по телефону открыть м?стопребываніе Вел. Князя; вм?ст? с т?м Козловскій добавил, что автомобиль Вел. Князя спрятан во двор? дома. В четвертом часу ночи на 28-ое февраля ко мн? позвонил Н. Н. Джонсон и сообщил, что Вел. Князь находится с ним в Зимнем дворц?, и что пришлось остаться в Петроград?, всл?дствіе невозможности про?хать из дома военнаго министра на Варшавскій вокзал, из-за большого количества народа на улиц?. В восьмом часу утра того же дня (вторник, 28-го февраля) Н. Н. Джонсон сообщил мн? по телефону, что М. А. находится в квартир? кн. О .П. Путятиной, на Милліонной улиц?, 12, так как оставаться в Зимнем дворц? оказалось невозможным: караул снялся, и двери творца открыты; сообщая об этом, Н. Н. Джонсон пояснил, что квартира кн. О. П. Путятиной выбрана, как ближайшая к Зимнему дворцу, и что и сюда пришлось проходить не через улицу, а по двору Эрмитажа и дворца вел. кн. Николая Михайловича.

В этот день я страдал сильной головной болью, и поэтому отправиться к вел. князю М. А. не мог, — поддерживал связь с квартирой кн. О. П. Путятиной по телефону. В 7-м часу вечера зашел ко мн? Д. Н. Старынкевич: од?т был Старынкевич в охотничье короткое пальто, и он объяснил мн?, что так он мен?е похож на буржуя, и потому ближе подходит к толп?. Около 7 час. вечера во мн? вошли двое неизв?стных людей с винтовками, из которых один был в военной форм?, а другой в штатском плать? и котелк?; эти лица объявили мн?, что выстр?лом из моего окна убита на Фонтанк? женщина, и требовали, чтобы я показал им вс? окна своей квартиры. Тщетно я доказывал этим людям, что окна моей квартиры не выходят на Фонтанку, они все же обошли мою квартиру и зат?м, благополучно для меня, удалились в сос?днюю квартиру; говорю "благополучно", так как в сос?дней квартир? произвели разгром. Посл? ухода этих лиц, я снова лег в постель; Д. Н. Старынкевич пробыл у меня весь вечер, и даже остался ночевать.

1-го марта, в среду, я р?шил отправиться к вел. князю Михаилу Александровичу, на Милліонную улицу, 12. Вышел я из дому около 12 часов, в сопровожденіи Д. Н. Старынкевича, который проводил меня до Милліонной, 12. Шли мы с Фонтанки на Милліонную по Невскому проспекту и через площадь Зимняго дворца. По всему Невскому проходили войска к Государственной Дум?. На углу Милліонной улицы и М?шкова переулка, у дома № 16, была большая толпа народу. Оказалось, что в этом дом? только-что убили, во время обыска, проживавшаго там генерала Г. Э. Штакельберга, состоявшаго при вел. кн. Маріи Павловн? старшей. Это было за два дома до квартиры кн. Путятиной. Подойдя к подъ?зду дома № 12, гд? находился вел. князь М. А., я встр?тил гувернантку кн. Путятиной, которая сказала, что только-что на ея глазах на набережной Невы был убит какой-то офицер. В квартиру кн. О. П. Путятиной я вошел около часу дня, к самому началу завтрака. В передней комнат? меня встр?тил Н. Н. Джонсон, который сообщил мн? об опасности, которой подвергался в это утро Вел. Князь, находясь в частной квартир?, так как в сос?дних квартирах, — между прочим, обер-прокурора Св. Синода Раева и Столыпина, — производились обыски; в квартиру кн. О. П. Путятиной лица, производившія обыск в дом?, к счастью, не зашли; сообщая об этом, Н. Н. Джонсон добавил, что в настоящую минуту М. А. находится в большей безопасности, так как, с одной стороны, вызван для охраны Вел. Князя караул из школы прапорщиков, а, с другой, что Вел. Князь подписал один акт, привезенный ему из Государственной Думы, в котором Вел. Князь признавал необходимость конституціоннаго порядка в Россійской имперіи; этот акт, как я впосл?дствіи узнал, был составлен в Царском Сел? 28-го февраля Евг. Ал. Бироновым, состоявшим в то время начальником канцеляріи дворцоваго коменданта, и кн. М. С. Путятиным, и подписан вел. князьями Павлом Александровичем, Кириллом Владиміровичем и, кажется, Димитріем Константиновичем. Как мн? сообщил Е. А. Биронов, означенный акт предлагался к подписи имп. Александр? Феодоровн?, которая должна была расписаться от имени малол?тняго насл?дника, но Государыня от подписи отказалась. Вел. князь М. А. подписал этот акт посл?дним. Сд?лал он эту подпись, в?роятно, второпях, так как в этот же. день снял эту подпись путем особаго письма на имя предс?дателя Государственной Думы, к которому этот акт был обращен.

Прибыв в квартиру кн. Путятиной г. первом часу дня, в среду, 1-го марта, я оставался "в ней с вел. князем М. А. до 11 час. утра субботы, 4-го марта. За завтраком, кром? М. А. и семьи кн. Путятиной, были Н. Н. Джонсон и я. Муж кн. О. П. Путятиной находился на фронт?. Посл? завтрака М. А. разсказал мн? о сов?щаніи в Маріинском дворц?, вечером 27-го февраля, результатом котораго был разговор его с Государем, через ген.-ад. Алекс?ева, по прямому проводу в Ставку. Во время завтрака прибыл караул от школы прапорщиков, в количеств? 20 юнкеров, при пяти офицерах; офицеры пом?стились в кабинет? квартиры кн. Путятиной, а юнкера — в сос?дней квартир?, этажем ниже. В теченіе дня к Вел. Князю прі?зжали разныя лица. Был член Гос. Думы гр. И. И. Капнист, были и другія лица, у которых Вел. Князь осв?домлялся о происходящем в Государственной Дум?; доставляли эти св?д?нія и офицеры караула, отправлявшіеся поочередно в Думу, интересуясь, с своей стороны, происходящим в ней.

В этот же день, около 9 час. вечера, пришел и вел. князь Николай Михайлович, возвратившійся в этот день в Петроград (жил "визави" с квартирой Путятиной) из своего им?нія "Грушевка", гд? он находился по повел?нію Государя с 1-го января. Кажется, и этот же день прі?зжал и англійскій посланник Бьюкенен. День 2-го марта, четверг, М. А. продолжал оставаться в квартир? кн. Путятиной, узнавая от прі?зжавших к нему лиц о происходящем в Государственной Дум?. В этот день Вел. Князь написал письмо М. В. Родзянко, изъявляя готовность прі?хать в Гос. Думу, если его прі?зд может принести пользу при создавшемся положеніи. М. В. Родзянко отв?тил письмом. Из этого письма Вел. Князь впервые узнал о предполагаемом отреченіи от престола Государя в пользу насл?дника, при регентств? вел. князя М. А.; это письмо было получено вечером, о р?шеніи же самого Государя М. А. изв?стно не было.

Так закончился день 2-го марта.

Утром 3-го марта (пятница), в 5 час. 55 мин. утра, я услыхал телефонный звонок, и зат?м увидал стоящих у телефона; сперва Н. Н. Джонсона, а зат?м вел. князя Михаила Александровича; оказалось, что звонил министр юстиціи Керенскій и спрашивал разр?шеніе прі?хать составу Временнаго Правительства и Думскому Комитету. Великій Князь изъявил согласіе, и стал приготовляться к пріему.

Михаил Александрович предполагал, в соотв?тствіи с письмом предс?дателя Государственной Думы, что состав Временнаго Правительства и Думскій Комитет ?дут доложить ему о регентств?, а потому и обдумывал соотв?тствующій отв?т, выражающій согласіе.

Выяснилось, что Временное Правительство и Думскій Комитет прибудут немедленно посл? переговоров по телефону, но на сбор потребовалось время, и съ?зд начался в 9 час. 15 мин. утра. Одними из первых прибыли М. В. Родзянко и кн. Г. Е. Львов: посл?дними прі?хали А. И. Гучков и В. В. Шульгин. М. В. Родзянко просил через меня вел. князя М. А. не открывать зас?данія до прі?зда этих посл?дних, так как они возвращаются из Ставки с важными сообщеніями.

Михаил Александрович вышел к собравшимся лицам около 9 час. 15 мин.; приблизительно в это же время прі?хали А. И. Гучков и В. В. Шульгин. При пріем? вышеуказанных лиц я не присутствовал, но заключительныя слова Вел. Князя слышал из сос?дней комнаты: М. А. выслушав р?чи съ?хавшихся к нему лиц, объявил, что удаляется в сос?днюю комнату для размышленія. Член Думы Керенскій заявил, что он в?рит, что такой вопрос, предложенный на р?шеніе Вел. Князя, М. А. р?шит со своей сов?стью, без участія посторонних лиц, разв? лишь по сов?щаніи с супругой. Вел. Князь объявил, что супруги его в Петроград? н?т, и что он желает вынести отв?тственное р?шеніе по обсужденіи вопроса с М. В. Родзянко и кн. Львовым. Посл? этих слов М. А. с указанными лицами удалился в сос?днюю комнату, и через н?которое время вынес р?шеніе, объявленное в акт? от 3-го марта.

Это было около 1 часу дня.

Посл? сего вс? присутствовавшіе у?хали, остались лишь кн. Львов и Шульгин, приглашенные кн. О. П. Путятиной к завтраку. За завтраком были: вел. князь М. А., кн. О. П. Путятина, кн. Львов, В. В. Шульгин, Н. Н. Джонсон и я.

Посл? завтрака М. А. предложил кн. Львову и Шульгину приступить при моем участіи к оформленію происшедшаго. Я указал, что при составленіи акта необходимо им?ть перед собою подлинное отреченіе Государя и основные законы. Р?шено было вызвать В. Д. Набокова, у котораго находилось подлинное отреченіе Государя императора (в?роятно, как у управляющаго д?лами Временнаго Правительства), и бар. Нольде, профессора международнаго права. Первым прі?хал В. Д. Набоков, представившій М. А. отреченіе Государя и доложившій проект акта, составленный, по словам Набокова, министром путей сообщенія Некрасовым. По прі?зд? бар. Нольде, М. А. приступил, при участіи указанных лиц (Львов, Набоков, Нольде), к обсужденію проекта акта. Я удалился. Около 4 1/2 час. дня М. А. вышел из сов?щательной комнаты и передал мн? для прочтенія, уже переписанный рукой Набокова, акт о временном отказ? от принятія верховной власти. По прочтеніи акта я предполагал высказать свои соображенія непосредственно Вел. Князю. М. А. предложил мн? сд?лать их в его присутствіи членам сов?щанія.

Войдя в сов?щательную комнату, я зам?тил, кром? вышеупомянутых лиц, М. В. Родзянко и А. Ф. Керенскаго. Я предложил н?которыя изм?ненія в текст? акта, н?которыя из которых и были приняты М. А. и членами сов?щанія. Посл? внесенных изм?неній, акт был подписан Вел. Князем и вручен кн. Львову.

На сл?дующее утро, в субботу, 4-го марта, вел. князь Михаил Александрович отбыл из Петербурга в Гатчину, в сопровожденіи Н. Н. Джонсона и встр?тившагося по пути ген. Я. Д. Юзефовича.