Глава 7

Вернувшись в бараки, мы обнаружили лейтенанта Вульфа, ожидающего нас.

– Где вас черти носят? – заорал он. – Мне пришлось весь день покрывать вас. Этот «убийца» Шварц наседал на меня каждые полчаса с того момента, как вы уехали. Он готов вывернуть меня наизнанку. Каждый раз, когда он подходил ко мне, я говорил, что вы были здесь и только пять минут назад отлучились в другой отряд, и, когда он шел туда, они отправляли его в следующий. И так весь день. Но поймать вас оказалось еще труднее, чем застукать лису в курятнике. Боже, как же он взбешен. Завтра он будет разбираться с вами.

– Одна надежда, что он сдохнет к завтрашнему дню.

Не считая этого, все прошло превосходно. Пока он не произнес этой фразы, я и не задумывался, сколько времени мы отсутствовали, и только теперь я осознал, что нас не было больше восьми часов. Вульф уже собрался идти, но внезапно остановился:

– Извини, Георг, совсем забыл, Шварц передал письмо для тебя.

Распечатывая конверт, я чувствовал сильное любопытство, кто мог писать мне сюда. Насколько я знал, никому не было известно о том, где мы. В действительности я просто не существовал, во всяком случае как Георг фон Конрат точно. Затем я увидел, что письмо из главного штаба от адмирала Канариса. Я должен был догадаться. Письмо содержало новые приказы для нас. Нам надлежало собрать все свое снаряжение, после чего вся группа будет поездом переправлена в Киль. Я что-то слышал об этом городе, но совсем мало. Я понимал, что этот приказ означает для нас новые события в жизни, и на какой-то момент забыл все произошедшее за последние несколько часов. Сгорая от нетерпения поскорее поделиться новостями, я позвал Вилли и Вульфа.

– Вот, читайте! Это касается также и вас. Дайте распоряжения командирам отрядов: все должно быть готово к транспортировке к завтрашнему утру – пушки, пулеметы, транспортные средства, обмундирование – абсолютно все. Наконец-то мы уезжаем из этого убогого места.

Мне было все равно, куда нас переправят дальше. Единственное, чего мне было жаль, – это оставлять машину. Но я знал наверняка, что есть еще кто-то, кто расстраивается по этому поводу больше меня. Это Вилли. Только я подумал об этом, как он резко повернулся ко мне:

– Мы берем машину с собой, ведь так?

– К сожалению, нет, Вилли, – ответил я, и в расстроенных чувствах мы вышли.

Войдя в штаб, я сел у окна и стал смотреть, как грузовики, пушки и другая техника выруливают во двор и устанавливаются рядами. Для нас это было окончание первого этапа начавшейся войны, и я совсем не жалел о том, что он миновал. Я так устал. Шок, перенесенный сегодня, подействовал на меня сильнее, чем целая неделя беспрерывных сражений. И когда я увидел мальчишек, собравшихся к ужину, я даже не нашел в себе сил присоединиться к ним и поесть. Я просто ушел в свою комнату и лег.

Проснулся я от шума разогреваемых двигателей. Взглянув на часы, я вскочил. Завтракать было уже слишком поздно, поэтому я быстро умылся и побежал к Вилли.

Группа была уже построена, и я почувствовал на себе взгляд Вилли, который следил за моей реакцией – доволен ли я.

Я слегка кивнул ему и занял свое обычное место во главе колонны. Послышался голос Вилли, раздающего приказы; мы снова были простыми солдатами.

В девять часов появился Шварц, за которым ехали грузовики с отрядами молодых солдат. Я отдал ему честь, показывая свою военную выправку, но Шварц не был солдатом, поэтому в ответ он просто вяло поднял руку и крикнул: «Хайль Гитлер!»

Всматриваясь в его лицо, я пытался разглядеть хоть малый отпечаток горя или печали, но ничего такого так и не увидел. В нем не было ничего человеческого. Когда он заговорил, то вместо привычного рявканья я, к своему удивлению, услышал мягкий и тихий голос:

– Вчера я искал вас весь день, капитан, где же вы были?

– Это не ваше дело, – ответил я, попытавшись в точности скопировать его интонацию. – Все, что я делаю, касается только меня.

Он знал устав и не стал спрашивать во второй раз. Вместо этого его тон сменился на официальный:

– Эти люди перевезут ваше обмундирование. В списки включены все?

Я сделал знак Вилли, и он протянул Шварцу четыре листа – списки людей всех четырех отрядов. Он сразу же принялся делать перекличку. Я думаю, единственная вещь, которая по-настоящему его интересовала, – это то, как сидящие в каждой машине будут приветствовать его, отдавая салют. Я еще не видел человека с таким самомнением, как Шварц.

Затем я спросил его, когда прибывает наш поезд.

– В тринадцать часов пополудни, – ответил он важно. – Новый отряд сопроводит вас на станцию через два часа.

Вилли посмотрел на меня смеющимися глазами. Это и в самом деле было уже слишком.

– Скорее всего, – продолжил Шварц, – мы больше не увидимся, и поэтому я говорю вам «до свидания».

Я попрощался с ним, наспех пожав его руку. По непонятной причине Шварц сегодня держался очень доброжелательно – может, боялся, что впоследствии мы станем отзываться о нем дурно, а может, был счастлив поскорее избавиться от нас и потому находился в отличном расположении.

Нам не потребовалось два часа. Через пятнадцать минут мы были готовы отправиться в путь. Я выглянул в окно своей комнаты и увидел построившихся ребят, нетерпеливо ожидающих, когда подъедут грузовики. Я не заставил их долго ждать и, выйдя, крикнул Вилли:

– Пусть пока маршируют. Просто сидеть и ждать – вредно для мозгов. Нужно подвигаться, можете затянуть строевую. В общем, все, что придет в голову.

Вилли отдал приказ, а я любовался стоящими по росту бойцами. Их вид был безупречен. Здесь было лишь одно недоразумение: в их облике и манерах было много русского. Но никому и в голову бы не пришло заметить это отличие. Четыре отряда затянули гимн нашего подразделения: «Плечом к плечу в борьбе за Родину и фюрера».

Два часа пролетели незаметно. Прибыли грузовики, а для нас с Вилли прислали отдельную машину. Никогда я еще не видел, чтобы отряд действовал с такой скоростью. Через пять минут все заняли места в грузовиках, и мы поехали. Двигались мы довольно быстро, и из каждой машины звучала своя песня.

Было невыносимо ехать в тишине, поэтому мы с Вилли тоже подпевали и приказали водителю, сидевшему с угрюмым выражением, петь тоже. Он затянул низким баритоном, и нам пришлось петь громче, чтобы он не заглушил нас.

Когда мы почти доехали до разобранного моста, где первоначально находился русский штаб, я приказал колонне остановиться. У нас было достаточно много времени до прибытия поезда. Чтобы мои люди не слонялись без дела по станции, я приказал всем, кроме водителей, с песней идти пешком через город на вокзал. Оставшиеся в машинах поехали на станцию, а мы двинулись пешком, на этот раз не скрывая того, что мы немцы. Но воспоминание о нашем предыдущем появлении в этих местах, когда мы шли по этим же улицам, давало нам чувство полного удовлетворения. Мы с Вилли держались в двадцати метрах впереди от отряда, и, проходя штаб, на котором развевался немецкий флаг, Вилли громко крикнул «Хайль Гитлер!», так что даже от эха его голоса зазвенели стекла в окнах. Нам очень нужно было выплеснуть свои эмоции.

Мы прибыли на станцию, имея в запасе еще двадцать минут – как раз столько времени, чтобы получить на кухне Красного Креста еду, которую мы, несомненно, заслуживали. Поезд прибыл на станцию в то время, когда я допивал свой кофе, и встал на первый путь. Все уже поели и, разбившись на небольшие группы и отряды, ожидали дальнейших указаний. Показавшийся начальник поезда стал распределять всех по вагонам, и я, быстро закончив свой обед, побежал догонять всех.

Поезд миновал границу. Мы ехали в направлении Инстербурга, в Восточной Пруссии, затем шел Эльбинг, Берлин, а потом уже Киль. Мы с Вилли принялись играть в карты, и время полетело незаметно. Я так увлекся, что совсем перестал интересоваться, где они высадят нас и что вообще собираются с нами делать. Это было несвойственно мне, и, подумав об этом, я сам удивился. На каждой станции заходили девушки, продававшие сладости и сигареты, а некоторым даже удавалось перехватить холодные напитки. Казалось чудным снова видеть лица простых граждан – словно нас вырвали из одной реальности и бросили в другую. Возможно, Германия воевала, но в самой стране ничего не говорило о войне. Правда, на каждой станции стояли вооруженные солдаты, но в общем обычный уклад жизни совсем не изменился, и подобные вещи вызывали обыкновенное любопытство. Железные дороги были переполнены военными эшелонами и поездами Красного Креста. В Берлине нам пришлось ждать, пока поезда, следующие по расписанию, высадят своих пассажиров, и это ожидание тоже казалось непривычно-странным, потому что сейчас мы были дома.

Мы пели, когда поезд подошел к перрону Киля, но остановились, когда услышали голос, доносящийся из громкоговорителя:

«Специальный поезд 115-го прусского подразделения военно-морских сил прибыл на третий путь. Состав не покидать. Поезд продолжит свое следование после того, как вам будет доставлена еда».

Сообщение повторили трижды, а затем дали информацию для поезда со второго пути, о том, что он готовится к отправлению. Это обращение сильно заинтересовало меня. Ведь мы уже находились на месте назначения; так куда же наш поезд должен был двинуться дальше? Я попытался найти ответ на свой вопрос у одной из проводниц, но она испуганно уставилась на меня:

– О боже! Вы ведь не воевали в России? Вы же еще так молоды?

Последние слова она произнесла едва слышно, шевеля одними губами. Я спросил еще раз, и тогда она сказала, что поезд переедет Кильский канал.

– Возможно, мы поедем по мосту в Казерн, – добавила она.

Я знал это место, потому что оно было самым красивым в Германии. По этому каналу корабли курсировали в обоих направлениях, а по его краю тянулись живописные холмы, где располагалось множество маленьких ферм. Внизу же находилась гавань. Теперь я знал, какое задание ждет нас дальше.

Мы проехали через высоченный железнодорожный мост как раз в тот момент, когда под ним проплывал корабль. Вилли ликовал, как ребенок, получивший целый мешок конфет. Все ребята в поезде прильнули к окнам, и не то чтобы каждый к своему, а целыми кучами, как только могли уместиться, потому что по-другому окон бы просто не хватило. Проходившие люди махали нам руками, провожая взглядами поезд. Наконец мы подъехали и остановились, увидев Казерн. Это был наш новый дом.

Из громкоговорителя раздался голос:

«Всему 115-му подразделению собраться на платформе. Командиру подразделения и командирам отрядов доложить немедленно в штаб».

Мы с Вилли сошли с поезда и вместе с остальными последовали в здание. Нас встретил военный. Я доложил:

– Капитан фон Конрат, командир 115-го прусского подразделения военно-морских сил.

– Вольно. Я полковник Бекер, комендант Казерна. Скорее всего, мы будем мало соприкасаться. Моя главная задача – следить, чтобы вы были обеспечены всем необходимым и хорошо накормлены. Вы получите дальнейшие распоряжения, когда прибудете непосредственно на место.

Командиры отрядов были отправлены, чтобы усадить подразделение в грузовики, нас же полковник попросил задержаться.

– Вы и ваш второй командир, пройдите со мной.

Мы снова вытянулись, щелкнув каблуками, но он велел «отставить». Полковник был высокий мужчина средних лет, с орлиным носом и светлыми волосами, начинающими седеть на висках. Он казался прагматичным человеком, со спокойным умным лицом, и его манера говорить совсем не походила на военную. Он держался неформально, расслабленно и вполне дружелюбно.

– Пойдемте, – сказал он.

Мы сели в его автомобиль, но вместо того, чтобы ехать прямиком в Казерн, как ожидалось, поехали вдоль канала, а затем, миновав высокий мост, въехали в Киль. По дороге полковник рассказывал о троих своих сыновьях, воевавших сейчас в России.

– Вот сейчас вы едете со мной, и мне это напоминает о них. Как будто они сидят на вашем месте.

Он снова улыбнулся какой-то странной улыбкой. Потом стал рассказывать о красивых местах Киля, которые мы проезжали, и каждый его рассказ сопровождался веселыми историями или анекдотами, так что очень скоро мы с Вилли уже смеялись, не в силах сдержаться. Наконец он остановил машину у входа в одну из таверн.

– В этом месте – лучшее пиво в Киле; к тому же здесь уютнее и спокойнее всего. Хотя, если джентльмены не желают пива, здесь также готовят самый лучший кофе.

Мы с Вилли никак не могли привыкнуть, что полковник так просто разговаривает с нами, младшими по званию офицерами. Это было странно, и я никак не мог понять почему. Хотя его компания была очень приятной, мы чувствовали себя некомфортно и более напряженно, чем обычно. Возле двери в таверну Вилли четко отсалютовал и открыл ее, но, вместо ответного салюта, полковник просто улыбнулся. Мы вошли и сели за маленький столик, стоявший в углу. Сделав заказ, полковник Бекер медленно посмотрел по сторонам, исследовал цветы в вазе, стоявшей возле нас, и, наконец, обратился к Вилли:

– Вы моложе меня, поэтому, я думаю, вам будет проще заглянуть под стол.

Удивленный, Вилли спросил:

– Но что я могу там найти?

– Микрофоны, – просто ответил он.

Вилли сполз под стол и через полминуты появился:

– Все чисто.

Полковник кивнул, снова оглянулся, а затем вытащил письмо из нагрудного кармана кителя.

– Оно прямо от адмирала Канариса – инструкция, касающаяся того, как с вами, мальчики, должны обращаться здесь. Здесь расписано все, вплоть до питания. Вы можете расслабиться сейчас. Я знаю о вас все – кто вы и какова ваша задача. Я из управления контрразведки.

Я чувствовал, как кровь прилила к моему лицу. Не сболтнул ли я чего лишнего? Но полковник Бекер, очевидно, прочитал мои мысли, потому что произнес немедленно:

– Нет, вы не сказали мне ничего такого, и я хочу, чтобы вы абсолютно расслабились. Между вами и мной не должно быть секретов. Поверьте, ребята, вы так сильно напоминаете моих сыновей, которые сейчас в России и которых, неизвестно, увижу ли я когда-нибудь вновь. Поэтому я хочу обращаться с вами так же, как обращался бы с ними.

Теперь я с удовольствием выпил бы пива. В первый раз я разговаривал с таким умным человеком, которого мог не только понимать, но и довериться. Этого я никак не ожидал. Допив по четвертому бокалу, он сказал:

– Теперь в Казерн.

Вилли снова открыл дверь, отдавая честь, а потом побежал вперед, чтобы открыть дверь машины. Очевидно, он чувствовал то же, что и я. Полковник сел, и Вилли захлопнул дверцу автомобиля. Затем он пошел назад, а я сел рядом с полковником. По дороге он спросил:

– Вы из какой части Восточной Пруссии приехали?

– Тильзит, Биркенфельд, – ответил я.

Остальное он знал. Вилли в свою очередь ответил, что он из Пиллау.

– Знаете, – продолжил он, – я сам родился не так далеко от этих мест. После 1924 года половина моего имения находилась в Польше. Никогда в жизни у меня не было стольких проблем, сколько я пережил с этими чертовыми поляками. Каждый раз, когда я ездил туда, должен был платить пошлину за трактор и другую механизацию, которая у меня имелась. А потом, в 37-м, границу полностью закрыли, а мою землю конфисковали. Моего управляющего, немца, и его людей даже посадили в тюрьму. Но теперь, слава богу, мое имение будет мне возвращено. Скажите, капитан, у вас дома было много породистых лошадей?

– Да, у нас была целая конюшня, и один из них мой – настоящий красавец. Он стоил две с половиной тысячи марок.

Я вспомнил о том времени, о своем жеребце, но сейчас все это принадлежало другому миру.

– Жаль, что нельзя сделать так, чтобы он был здесь, – вздохнул полковник. – Но этому можно помочь. К счастью, у меня есть две лошади, на которых я езжу верхом, и в следующий раз обязательно возьму вас с собой. Знаете, у нас с вами много общего. Вот лошади, например.

Я прервал его, сказав, что не знаю, смогу ли я принять такое предложение, но он только отмахнулся:

– Чепуха, как только вы устроитесь, я позову вас.

Возвратившись к воротам Казерна, мы вышли из машины. По правую сторону находился большой сад, в котором росли красивые деревья. Где-то играла музыка, и я невольно усмехнулся, сравнив это гостеприимное место с теми, где мы до этого проходили службу. Полковник проводил нас в одно из строений.'

– Это здание для вас. Здесь же, неподалеку, располагаются ваши штабы.

Осмотрев его, мы с Вилли направились в штаб «А», располагавшийся прямо напротив. Мы вошли и постучали в дверь, на которой висела табличка «Кабинет инструкторов». Вместо обычного ответа, по ту сторону раздался громовой голос, прорычавший: «Войдите!» – и молодой женоподобного вида лейтенант, с улыбкой открыв дверь, произнес:

– Заходите, господа, мы как раз ждем вас.

Я немного замешкался, и, переглянувшись с Вилли, мы вошли.

Перед нами стоял стол внушительных размеров, а за ним сидели человек двенадцать офицеров высоких званий. Они устремили на нас свои взгляды, и ни в одном из них не было и намека на доброжелательность. Мы отдали честь и получили команду «вольно!». Сразу двадцать четыре глаза продолжали пристально изучать нас. Наконец старший по званию, полковник, проговорил:

– Ну что, сосунки?

Я напрягся. Мы снова ступили в преисподнюю. Сосунками называли мальчиков в возрасте от десяти до четырнадцати лет, а иногда и моложе, обучавшихся в гитлерюгенде. Я хладнокровно переводил взгляд с одного на другого.

– С вашего разрешения, уважаемый, я позволю себе заметить, что считаю это слово очень оскорбительным. Мои люди, включая меня, уже сейчас прошли и испытали столько, что некоторым из вас, джентльмены, такого даже во сне не приснится, не говоря о том, что придется пережить наяву.

Один из офицеров засмеялся, но полковник, повысив голос, крикнул мне:

– Стоять смирно! Еще молоко на губах не обсохло, чтобы вмешиваться в разговор старших.

Уже не на шутку взъерепенившись, я потребовал ответа:

– От чьего имени вы говорите?

Ситуация начала накаляться, но я твердо решил не поддаваться на провокацию. Я сказал, что, если меня продолжат оскорблять, я буду вынужден покинуть помещение. Затем так строго, как только мог, я потребовал изложить суть дела. Внезапно я заметил, что один из них, сидевший ближе к нам, хихикнул. Красные лампасы на его штанинах говорили о том, что это бригадный генерал.

– Браво! – крикнул он. – Именно такого поведения мы ожидали от вас. Это была самая обыкновенная проверка, чтобы узнать, что вы собой представляете.

Он жестом показал нам на стулья и подождал, пока мы сядем. Я все еще был в ярости, потому что попался на их уловку, как простак.

– Все мы находимся в подчинении у адмирала Канариса, – продолжил он, – и мы работали бок о бок, чтобы сделать из вас тех, кем вы сейчас стали. Вы здесь для того, чтобы пройти последнюю ступень в вашем учебном процессе, и, как вы совсем скоро сами убедитесь, это будет самый сложный экзамен. Вы доказали, что способны справиться с любым заданием, в любом месте и в любое время. Так вот, сейчас вам предстоят учения для проведения операций в Черном море, Одессе, Севастополе и Баку. Отныне это будут главные объекты, на которых нужно сконцентрироваться. Наши войска сейчас быстро движутся в направлении Одессы, но им не удастся добиться успеха – или, по крайней мере, полного успеха – без вашей помощи.

Неожиданный удар по Севастополю будет не вполне просто нанести из-за определенных трудностей, а точнее, горного массива, где тяжелую артиллерию, танки и другое оружие практически невозможно укрыть. Баку – это основной источник запасов горючего у русских. Российский Черноморский флот. Здесь мы хотим разрушить гавани и линии теплопередач, а также связь. Наша задача – обескуражить и парализовать врага. Самые значительные корабли не должны выйти из Одессы. Если полностью удастся, то по возможности блокируйте порт. Эвакуация армии и оружия должна быть остановлена любой ценой. Вот, в двух словах, в чем будет заключаться ваша работа. Чтобы осознать все это, на какой-то момент вам придется стать генералом. – Он засмеялся, и напряжение спало. – Ну, время на это у нас есть. Все происходившее до сегодняшнего дня было всего лишь подготовкой, но адмирал Канарис очень гордится вами и полностью уверен в том, что вы не только способны выполнить задание, но еще и гениальные разрушители.

Каждое слово, произнесенное им, прочно оседало в наших головах, как будто его заколачивали туда молотком. Я чувствовал, что Вилли, стоявшего рядом со мной, бьет дрожь, знал, что он пытается остановить ее, и в этом не было ничего смешного.

– Теперь, ребята, вы получите самое современное в мире оборудование – баллоны со сжатым воздухом для погружения, взрывные устройства, над разработкой которых трудились лучшие умы Германии. Приборы такие крошечные, что их легко можно спрятать в дырке, просверленной в зубах. Предстоящие пару месяцев работать вы будете в основном на подводных лодках. Места дислокации передадут каждому лично. В сообщениях, которые вы получите перед каждым заданием, будут содержаться только пароли. Продолжительность пребывания на подлодках будет зависеть лишь от вашего профессионализма. Завтра вы получите обмундирование, и никто здесь не будет знать, кем вы являетесь на самом деле, даже ваши инструкторы.

– Даже адмирал Дениц?

– Никто. На сегодня все.

Как только мы вышли, я сразу же велел Вилли собрать отряды для проведения инструктажа. Передав информацию, которой владел сам, я еще раз предостерег их:

– Все, что вы услышали здесь, является секретом особой важности, и начиная с этого момента никто из вас не должен передвигаться поодиночке, ни при каких обстоятельствах. Постоянно держитесь группами по крайней мере из двух или трех человек. Не упускайте друг друга из виду ни на секунду. Никакая информация не должна просочиться. Каждому необходимо усвоить, что эту тайну недопустимо разглашать под страхом смертной казни. – Обведя всех суровым взглядом, я добавил: – Отныне любой из здесь присутствующих, даже во время еды и отдыха, должен постоянно думать и настраивать себя на выполнение предстоящих заданий. – Я знал, что произнесенная мною речь звучит более чем серьезно, и все понимали, что дело предстоит нешуточное.

На следующий день мы получили форму. Подразделение состояло из лейтенантов и младших лейтенантов и только одного капитана. Заходя в продуктовый магазин, мы являлись объектом постоянного обсуждения, причем раздававшиеся перешептывания звучали так громко, что разве только покойник не мог их расслышать. Мы были выпускниками самой серьезной военно-морской академии в Германии. Нас считали самоубийцами, о нас ходили тысячи историй, и с каждым днем байки становились более и более фантастическими. Офицеры и солдаты с уважением и трепетом относились к нам и даже не осмеливались заговорить при встрече. В действительности мы не особенно отличались от других отрядов в округе, но в то же время не заботились о своей репутации. Мы ходили задрав носы, не удостаивая взглядом того, чей чин был ниже капитана.

В конце концов начались учения. Нас опустили в специальный люк, который был окружен бетонной оградой. Мы оказались на глубине примерно восьмидесяти футов[4]. Сами люки были фантастической конструкции. Они тянулись вниз метров на сто двадцать, имели четыре, пять или даже шесть уровней, трудно предположить, какой ширины. Только в нашем отсеке, находившемся наверху, было четыре подводных лодки, но я знал, что на другой стороне находятся другие отделы, не считая тех, что расположены ниже. Всего лодок было тридцать – сорок, а может, больше. Я никогда не обходил эту территорию полностью, она была слишком велика, но знал наверняка, что там можно легко заблудиться. Кроме лодок здесь также находились военные склады, бомбоубежища. Сюда можно было попасть двумя способами: морем или сев на нижнем этаже в лифты.

Мы ходили, рассматривая наши субмарины. Никому из нас раньше не приходилось видеть их, а тем более на суше. Они стояли на своих местах, в нишах, и походили на огромных рыб.

Основной целью учений на этой стадии было то, чтобы мы привыкли к лодке и адаптировались к жизненным условиям на ней. Мы учились быть готовыми к любой ситуации, какая бы ни произошла на субмарине: как действовать в аварийной ситуации, как применять приобретенные ранее навыки в электротехнике, подводном плавании, радиотехнике и так далее. Мы работали на износ, пытаясь разобраться во всех тонкостях нашей необычной деятельности, нервное напряжение нарастало с каждым днем, и это продолжалось до тех пор, пока мы, наконец, не подошли к тому рубежу, когда были абсолютно подготовлены к реальным испытаниям. В каждый отсек подлодки были назначены старшины, и теперь наши субмарины по многу-многу раз погружались и всплывали, отрабатывая технику.

Спустя некоторое время мы начали бороздить водные просторы, тренируясь в Средиземном море и в английском канале Ла-Манш. Поначалу нас сильно расстраивал и приводил в уныние тот факт, что субмарины все время проводят под водой и почти никогда не всплывают. Иногда приходилось, затаившись, сидеть на дне шесть-семь часов, ожидая, когда британские крейсера или эсминцы освободят нам дорогу. Ни под каким видом мы не должны были быть замечены.

Далее пошли приказы начинать тренировки с выходом в море, используя подводное оборудование, сконструированное индивидуально для нас. Выданные «лягушачьи» костюмы были сделаны из превосходного материала и шли в комплекте с подводным снаряжением совместного немецко-итальянского производства.

Наконец наступил день, когда адмирал Канарис со своими людьми решил, что мы владеем своими навыками безупречно. Наши раненые, гордясь своими шрамами, спустя какое-то время вернулись в строй. Но больше они гордились медалями на своих кителях. Это были знаки «Черного шлема», полученные за ранение в бою за свою страну.

Тот же самый генерал, что и раньше, вызвал меня к себе.

– Желание фюрера, чтобы ваша группа отправилась в Одессу. Инструкции будут вам даны. Я хочу, чтобы вы немедленно собрали всех для просмотра фильма и фотографий, где рассказывается о побережье и других ключевых объектах. Вам следует как можно лучше запомнить все детали предстоящей работы: как эффективнее нанести удар по цели и уничтожить ее. Самое главное, что вы должны запомнить: вы обязаны уничтожить топливную систему в порту Одессы и по возможности – все корабли и даже те судна, которые должны войти в порт. – Затем он отпустил меня.

Я вернулся в штаб, еле передвигая ноги. Не было надобности даже говорить своим командирам о сборе отрядов. Их любопытство было столь сильным, что они уже поджидали меня у входа. Я только открыл рот, и они уже ринулись в главное помещение, даже не дослушав меня.

Мы с Вилли вошли последними и заняли свои места. Люди, сидевшие за круглым столом, объяснили нам вкратце некоторые детали, напомнили еще раз нашу задачу и назвали имена командира одесского порта и ближайших его подчиненных. Затем свет погас.

Сначала мы увидели только море. Затем на экране появилось побережье, горы, пляжи, маленькие городки и прибрежные деревушки. Как только показался огромный порт, камеры остановили. В наступившей тишине можно было услышать звон упавшей булавки. Каждый из нас был весь внимание, пытаясь зафиксировать каждую деталь. Наконец проектор вновь заработал. И снова – равнины, горы, пляжи. Нам были видны даже волны, бьющиеся о берег.

Фильм прервали, включили свет, и полковник сел прямо перед экраном. Я уже знал, каков будет его вопрос.

– Капитан фон Конрат, что вы только что просмотрели?

– Документальный фильм об одесском побережье.

– Как вы решили, что это именно Одесса?

– Я подумал, что таким большим портом может быть только одесский.

– Правильно. Теперь расскажите, что еще вы запомнили?

– Во-первых, море, бьющееся волнами о подножие скал, несколько заливов с песчаными пляжами, у каждого из которых находится небольшой поселок и обязательно дорога, ведущая к берегу моря. Еще нам показали дорогу, ведущую в пригород Одессы. Затем нам опять показали залив, на последних же кадрах была изображена гавань.

– Что вы видели в гавани?

– Пристани, у которых стоят корабли, вход в гавань, шесть высоких подъемных кранов. Еще один причал, обособленный от остальных, – скорее всего, там заправляют корабли. – Я остановился.

– Это все? – потребовал он.

– Да.

Он показал пальцем на лейтенанта Фукса:

– Теперь вы дайте мне свое описание увиденного.

Версия Фукса совпадала с моей. Далее один за другим ребята рассказывали о своих впечатлениях. Это занятие длилось несколько часов, и описанное наблюдение каждого совпадало с моим. В итоге сам вконец измучившийся полковник кивнул:

– Достаточно, все справились отлично.

Снова погас свет, и на экране появились документальные кадры. Опять мы увидели Одессу и дорогу, ведущую из города в противоположную сторону от моря. Дорога тянулась в направлении Украины. Я разглядел отметки, в виде микроскопических красных флажков, с вписанными названиями. На одном из них была надпись «Севастополь».

Затем включили свет, и полковник показал на здание, расположенное напротив огромного парка:

– Это центр коммуникаций Одессы. – Потом, показывая на дороги, одна из которых вела на юг, а другая – на северо-восток, произнес: – Запасы продовольствия и оружия могут поступать именно по этим дорогам.

Я ухмыльнулся. Какой же он хитрый и скользкий тип. Он намеренно не обратил внимания на железную дорогу, которая расходилась на три ветви, но шла в том же направлении. И вновь он заставил меня подняться, обращаясь ко мне тоном, в котором еле заметно слышалась ирония.

– Хорошо, капитан, скажите-ка мне, что вы запомнили на этот раз?

– Я увидел самые важные коммуникации, а именно железнодорожные, идущие из города через мост, мимо ферм, жилых домов и затем – вдоль центра сообщения на железной дороге.

– Хорошо.

Он прослушал примерно десять других версий, и, хотя в них прозвучало несколько незначительных дополнений, все же, по сути, они совпадали с моей.

– А сейчас еще один, последний фильм, – сказал полковник и прокомментировал то, что нам показали. – Эта территория пока еще удерживается русскими. Здесь вам предстоит высадиться. Не буду говорить, как это сделать, так как вы это знаете лучше меня. Ваша задача – разрушить коммуникации, захватить железные пути, блокировать какие-то дороги, какие-то совсем уничтожить, разрушить мосты. Отряд, который будет действовать под видом русской военизированной охраны, займет свои позиции в десяти-пятнадцати километрах от германской границы и введет в заблуждение русские войска. Наш отряд тем временем возьмет на себя гавань. Другие, действуя поодиночке, выведут из строя радиосообщение, уничтожат штабы и так далее, что еще будет необходимо. Главной задачей является создание полной неразберихи в Одессе. Все вышеперечисленные задания должны быть выполнены, и не просто, а эффективно. Я только могу надеяться, что никто из вас не пострадает, если вдруг окажется в руках русских. На этот случай в правом воротнике вашего кителя будет зашита таблетка. Если несчастье произойдет и вас поймают, то нужно немедленно проглотить ее. Смерть наступит моментально и безболезненно.

Едва закончив последнюю фразу, кто-то, стоявший у входа, прокричал:

– Внимание! Фюрер!

От удивления полковник даже не успел закрыть рот и так и замер, не в силах пошевелиться какое-то мгновение. Я думаю, это был первый случай в его жизни, когда он увидел Гитлера. Вилли вскочил на ноги и крикнул:

– Равняйся!

Я думал, что у здания снесет крышу оттого, с какой скоростью все вскочили. Не останавливаясь, Гитлер прошел в середину сцены, где построившиеся в ряд офицеры выглядели еще более растрепанными и удивленными, чем мы. Он отдал им команду «вольно!», а затем, не произнося ни слова, повернулся в нашу сторону:

– Сыны своего Отечества! Я горжусь тем, что нахожусь среди вас в данный момент. И лично я желаю каждому в Третьем рейхе быть похожим на вас.

Пока он говорил, я заметил, что в ту же самую дверь вошли адмирал Канарис и лейбштандарт. Они присоединились к Гитлеру, чтобы поддержать его речь, рассказывая нам, как сильно Третий рейх нуждается и зависит от нас. Также было сказано, что никто не сомневается в нашем будущем успехе. Потом нас всех отпустили.

На следующее утро я получил письменные инструкции. Нам возвратили морскую форму, и в тот же день мы были отправлены на железнодорожную станцию, откуда должны были прямиком следовать в Италию, а затем в Грецию. В Греции нас уже ждали специальные подводные лодки, готовые переправить нас к одесскому побережью. Датой высадки было 8 октября 1941 года.

Внимательно перечитав приказы несколько раз, я сжег бумагу. Запомнить написанное не составило труда. Вилли читал тоже, выглядывая из-за моего плеча, и потом я спросил, все ли ему понятно.

– Да, ваше высочество, – ответил он, низко поклонившись.

– Тогда, раб, ты знаешь, что делать дальше. Отменить любые отлучки, даже походы в туалет, и быть готовыми двинуться с места в любую минуту.

Проследовав в дежурную комнату, я отпустил ребят из службы безопасности, велев им вернуться в свои отряды. Оставшись один и задумавшись, я глядел в окно, даже не замечая движения, царившего на улице. Незаметно я превращался в робота. Во мне не осталось человеческих чувств, эмоций, даже страха перед смертью. И в какой-то степени мне нравилось это состояние; но разве подобное ощущение присуще нормальным людям? Я попытался думать о доме, о своем прошлом, но все воспоминания были туманны и неясны. Обрывчатые мысли витали у меня в мозгу, но все равно я невольно возвращался к предстоящей высадке в Одессе. Что ждет нас – провал или успех? Будут ли наши имена в списках героев Германии – имена тех, кто не вернется назад? А если нам не удастся выполнить задание? Мы подведем тех людей, которые потратили все эти годы, обучая нас.

Я снова отвлекся от настоящего, вспомнив деда, свою лошадь. В голове возник образ полковника Бекера, Шварца, евреев из Тауроггена, мальчика, чьего имени я никогда не узнаю, адмирала Канариса, фюрера. Пронеслись перед глазами годы, проведенные в Академии, – бесконечная череда психиатров, те майоры, единственные из живых людей, с кем мне приходилось общаться долгих два года, инструкторы в Киле, моя яхта и брат Франц. Теперь я даже не мог вспомнить его лица. Слова, мысли, лица, яркие моменты, переживания.

Мой мозг работал, воспроизводя картины-фантомы из прошлой жизни, события которой я уже не помнил отчетливо, но в то же время не мог забыть. Но представления об Одессе затмевали все остальные. Я видел перед собой морской берег, пристани, здания, людей – просто прохаживающихся, едящих, спящих, праздно гуляющих и не помышляющих о том, что кто-то собирается посягнуть на их свободу. Я видел пехоту, танки, батареи, миллионы русских, против которых мы сражаемся. Я видел молодых мальчишек, в которых стреляют, которые подрываются на минах, умирают. Я видел дьявола. Но в то же время внутренний голос твердил мне: «Нет! Этого не произойдет. Мы должны справиться, а значит, так и будет». Я старался изменить представление и настроиться только на победу, но мозг отказывался контролировать нахлынувшие эмоции, и удручающие мысли продолжали заполонять меня всего.

Я видел повсюду тела убитых ребят и русские танки, проезжающие по ним, а потом – разбросанные руки, ноги, головы. А танки идут и идут, под ними дрожит земля, и никакая сила не может остановить их. У меня на лбу выступили капли пота, но я даже не вытирал их. Я чувствовал пустоту внутри себя. Меня словно затягивала болотная трясина. Но, несмотря на все, я не ощущал страха, скорее усталость и безразличие.

«Мальчики, все задания должны быть выполнены эффективно».

Мне хотелось выпрыгнуть из своей телесной оболочки, скинуть кожу. Что это – нервы, нехорошее предчувствие, – я не знал.

– Георг, вот приказ, – раздался за моей спиной тихий голос Вилли. – Поезд ждет, и ребята в грузовиках, готовы ехать.

Я тяжело вздохнул, обвел медленным взглядом комнату и кивнул:

– Хорошо, идем.

Оказывается, я выпал из действительности на несколько часов.

Поезд оказался современным, со всеми удобствами и даже кроватями с белыми простынями. Ехать в таком составе было сплошным удовольствием. Как только мы пересекли границу, появился проводник с подносом, который принес еду прямо к нам в купе. Мы и в самом деле ехали первым классом. Здесь было все, о чем только можно мечтать. Вилли всем видом своим выражал блаженство, напоминая чеширского кота.

– Желаете выпить вина? – произнес он, ставя бутылку на стол.

Я взглянул на него с любопытством:

– А что удивительного? Разве ты не знаешь, старина, что приговоренным всегда дают все, что бы они хотели съесть и выпить перед смертью?

– Заткнись, ты, дурак, – быстро ответил я. – Я пока еще не собираюсь помирать, а когда придет время, то, не сомневайся, заберу тебя и всех остальных с собой. – Тут же осознав, как грубо прозвучала последняя фраза, я сменил тон и изобразил подобие улыбки. – Это чтобы ты знал.

Мы мчались, оставляя станцию за станцией, болтая без остановки. Большие и маленькие города мелькали за окнами несущегося поезда. Мы ехали двое суток, останавливаясь только на границах для дозаправки и для того, чтобы машинисты могли сменить друг друга. В Греции мы были на третье утро, нас привезли на пристань, откуда мы должны были отправиться. Все происходило под полным контролем германских военно-морских сил, и через два дня, одетые в гражданскую одежду, мы были на месте. Здесь мы переоделись в форму русских артиллеристов, проверили и перепроверили подводное оборудование, а также взрывные устройства и все остальное. Наше подводное оборудование было погружено в субмарины, а нам оставалось лишь ждать своего звездного часа. Наконец поступил приказ занять места на лодках.

Обеспеченные всем необходимым на несколько дней, а то и недель, мы расположились по сто человек в субмарине. Справимся ли мы? Этот вопрос волновал нас больше, нежели то, останемся мы живы или нет. Встретившись с капитаном флотилии, я дал ему последние распоряжения.

Мы отправлялись ранним утром, и я велел ему все время быть на связи, ожидая в любой момент получить дальнейшие инструкции.

Субмарины не должны были уходить друг от друга на далекое расстояние. Мы должны были держаться вместе и ничем не выдать себя, уж тем более не вступая в бой с врагом. Если мы вдруг пересекались с английскими или русскими военными кораблями, я, дабы избежать неприятностей, давал команду отклониться от прямого пути и плыть далеко в обход. Подлодки могли всплывать на поверхность только ночью, а вблизи островов, принадлежащих Греции и Англии, снова погружаться на глубину. Все шло гладко, как и планировалось. Мы пересекли границу, ведущую в гавань, как только стемнело, таким образом оказавшись в месте назначения – проливе Дарданеллы. В этих водах нам следовало действовать крайне осторожно, остерегаясь в первую очередь британских и российских военных кораблей, поэтому, перед тем как выйти на поверхность, мы все внимательно следили за ситуацией. В перископ ничего особенного не наблюдалось, и на экране не было видно ничего подозрительного. Мы вышли на поверхность. Светила полная луна, и весь небосвод был усеян ярко сверкающими, словно бриллианты, звездами. Я стоял на капитанском мостике рядом с командиром, и мы оба молчали. Он знал, что, высадив нас, должен будет вернуться обратно, а вот мы могли никогда не возвратиться. Я понимал его мысли и поэтому не нарушал тишины.

Скоро мы подплыли к уже захваченным немцами островам в проливе Дарданеллы и высадились на одном из них, бросив якорь вблизи берега. Наконец-то у нас появилась возможность размять затекшие конечности, побегав по острову. До вечера было далеко, и мы перекусили. Остаток дня мы провели в бездействии, опасаясь того, что можем быть замечены английскими или русскими шпионами или просто турецкие рыбацкие судна увидят нас и доложат о вражеской субмарине, находившейся в этих водах. Единственное, что нам оставалось, – это просто ждать.

С наступлением темноты мы продолжили свой путь, держа курс прямо на Одессу. Двигаясь на полной скорости, мы оказались в восьми милях у берега ранним утром. Мы выбрались из трюмов как можно быстрее. Теперь нам не нужно было ждать следующей ночи. Подводные костюмы мы надели прямо на форму, уложив ботинки в водонепроницаемые сумки, где также находилась взрывчатка, а затем проверили все снаряжение по нескольку раз. Сначала мы поднялись на палубу, а потом оказались в воде. Было два часа утра, когда субмарины отправились в обратный путь, а мы остались сами по себе.








Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке