Глава 15

Тень будущего

Чтение строк данной книги (вышедшей в 1961 г.), посвященной последней (автор забыл о корейской войне 1950–1953 гг., в ходе которой ВВС США совершили 104 078 боевых вылетов и сбросили около 700 тыс. тонн бомб и напалма, то есть только вдвое меньше, чем на Германию в 1939–1945 гг., однако и площадь Кореи (ок. 221 тыс. км?) более чем вдвое меньше Германии даже в границах 1937 г. — Ред.) бомбовой войне, невольно вызывает желание обсудить еще одну тему, которая в наши дни вызывает волнение всего человечества, а именно атомная угроза и возможные последствия применения этого оружия. Для того чтобы обсудить ее, нам необходимо сначала вернуться к пагубной теории Дуэ, с которой и начались все проблемы. Если следовать этой доктрине, то путь к победе ведет через удары по промышленным предприятиям и бомбежкам густозаселенных городских районов, как указано в директиве, принятой в Касабланке, и все это должно закончиться Дрезденом и Хиросимой. И это при том, что над всеми висит дамоклов меч ядерных ракет.

Доктрина Дуэ была сформулирована в книге «Всеобщая война» (La Guerra integral), опубликованной после Первой мировой войны генералом-фашистом Джулио Дуэ, который считал, что врага можно сокрушить в первую очередь с помощью авиационных ударов. Он ни в коей мере не является первым из тех, кто определил именно такой путь развития для сил авиации (Дуэ как раз первый. Еще в 1910 г. в журнале «Ла препарационе» он высказал точку зрения о ведущей роли авиации в будущих войнах. В 1927 г. вышел его труд «Господство в воздухе», в 1929 г. «Война 19… года». — Ред.). Южноафриканский политический деятель генерал Ян Смэтс (1870–1950, премьер-министр Южно-Африканского Союза (с 1961 г. — ЮАР) в 1919–1924 и 1939–1948 гг., британский фельдмаршал (с 1941 г.). Один из основателей холизма — «философии целостности». — Ред.), который во время Первой мировой войны входил в состав военного кабинета Великобритании, после налетов на Англию дирижаблей-цеппелинов и в особенности после первого дневного воздушного налета на Лондон в 1917 г. подготовил свой доклад. С точки зрения потерь и причиненного ущерба те рейды по нынешним временам дали лишь минимальный результат, что тем не менее не помешало им в дальнейшем стать символами легендарного прошлого. Но эти налеты стали основой для теоретических изысканий, результаты которых можно наблюдать в сегодняшние дни. Как пишет Смэтс, «недалек тот день, когда воздушные операции с целью опустошения вражеской территории, уничтожения промышленных предприятий и центров проживания населения в самом широком масштабе могут стать главными в войне. Все же прежние способы ведения боевых действий отойдут на второй план и станут играть лишь вспомогательную роль». На будущее он сделал вывод, что в Англии предстоит построить мощные ВВС и ни в коем случае не позволять прочим странам опережать себя на этом поприще.

Однако «Шлиффеном воздуха» довелось стать именно Дуэ. Именно он стал признанным в международном масштабе сторонником ведения авиационного противодействия в стратегическом масштабе. В 20-х и 30-х гг. XX в. его теория о том, что авиационная война позволит сэкономить человеческие жизни и при этом ей предстоит стать решающим фактором всего вооруженного конфликта, претерпела некоторые изменения. Она становилась все более и более популярной до тех пор, пока не была опробована во время Второй мировой войны. Теоретически кульминацией идей Дуэ стала знаменитая, ставшая исторической директива, принятая в Касабланке.

Сам факт, что для обозначения бомбежек стал применяться отдельный термин, говорит о том, что техника ведения войны вступила в новую фазу, поскольку не существует прецедентов, когда общее выражение используется для того, что является лишь одним из вспомогательных приемов «военного искусства». Новые термины принимаются почти самопроизвольно после того, как просто тенденция переходит в качественно новую форму развития. «Дуэизм» перешел в эту стадию во время воздушных ударов террора в годы Второй мировой войны.

Неограниченное применение авиации сознательно ведет к разрыву со всеми прежде принятыми законами гуманного ведения войны. Вся сложность понятия о том, что массовые разрушения превратятся в главный экономический фактор ведения войны, еще не полностью была осознана. Несомненно, тезис Людендорфа и его сторонников, что во время тотальной войны отсутствует деление на политику и экономику, на гражданскую жизнь и боевые действия, привел к еще большей путанице и потере смысла понятий. Стратегическая авиационная война против невоюющего гражданского населения является, быть может, самым важным из изменений в методах современного ведения боевых действий. Это изменение стало по-настоящему революционным, но даже сейчас оно не успело глубоко отразиться в сознании человечества. Попытки критически осмыслить это понятие пока еще находятся на ранней стадии.

С точки зрения идеи мир пока не полностью смог уразуметь суть этого решающего изменения. Пока еще люди не успели правильно понять, что же все-таки произошло. Иногда даже создается впечатление, что человеческий разум неосознанно пытается оттолкнуть страшную реальность и занять себя второстепенными мыслями. Если бы это было не так, то конечно же такой радикальный поворотный пункт в истории войн привел бы к тому, что эта тема стала предметом активного обсуждения далеко за рамками узкого круга специалистов в области авиации.

11 мая 1940 г., когда британский военный кабинет решил начать ничем не ограниченную бомбовую войну против гражданских объектов, блиц немецких люфтваффе против Лондона и английской территории осенью 1940 г. и, прежде всего, пресловутая директива, принятая в Касабланке в январе 1943 г., — все эти даты должны вызывать дрожь ужаса.

Директива, принятая в Касабланке, ставшая кульминацией развития всех предыдущих теорий стратегии авиационной войны, возможно, была самым роковым решением, принятым на высшем уровне по поводу войны в Европе. В ней цель авиационного наступления союзников описывается так: «Уничтожение и дезорганизация немецкой военной, промышленной и экономической системы, подрыв морального духа народа Германии до такой степени, что его способность к вооруженному сопротивлению будет фатально ослаблена».

То, что декларировалось как вторичная цель, а именно намерение подорвать моральный дух гражданского населения, теперь переместилось на первое место. В результате операции с участием бомбардировочной авиации сделали наш век самым варварским в истории. Очень нелегко было бы отыскать исторические параллели решению, которое привело к таким результатам. Тогда оказалось бы, что все из ряда вон выходящие примеры массового уничтожения людей в прошлом явились результатом тщательно продуманных решений и столь же тщательного планирования. И только в отдельных случаях это произошло спонтанно. Нам не следует учитывать жестокость и зверство со стороны отдельных личностей, так как подобные проявления человеческой жестокости и инстинкта разрушения являются ужасным, но непременным спутником любой войны.

Но систематическое истребление с целью террора является совсем иным, более серьезным делом. Оно проводится по плану, как и любая военная операция. Основной целью при этом является с помощью террора подорвать моральный дух народа и его волю к сопротивлению.

Третьей задачей было объявлено разрушение политико-экономической системы. В прежние времена, когда народы еще не достигли современного уровня развития техники, противодействующим армиям приходилось уничтожать друг у друга посевы, сады, оливковые рощи, виноградники и т. д. Сегодня, сбрасывая бомбы с воздуха, они разрушают друг у друга города. Этот тип разрушения носит в первую очередь экономический характер. За ним часто стоят намерения на долгие годы ослабить конкурентоспособность противника на мировых рынках и соответственно укрепить там собственные позиции.

Кто из нас не приходил в ужас от картин разрушений и жестокости прошлого, одновременно успокаивая себя мыслью о том, что такое варварство просто невозможно в наши просвещенные времена? Но теперь мы становимся свидетелями того, как все это снова возвращается, причем в самой ужасной форме. Может показаться, что во время войны все эти зверства совершаются независимо от того, какого уровня достигла цивилизация, и характер народов, вовлеченных в конфликт, разве что правительства и люди не выступят совместно, чтобы предотвратить их. В наши дни варварство вернулось в форме стратегической авиационной войны, и именно люди и правительства воюющих сторон в значительной степени ответственны за то, какой характер приобрели боевые действия во Второй мировой войне.

В любом случае то, во что мы когда-то искренне верили, а именно что войны Античности и «темных веков» были более жестокими и бесчеловечными, чем современная война, теперь уже не является бесспорной истиной. Действительно, намеренное и систематическое разрушение 80 прекраснейших европейских городов во время Второй мировой войны не имеет параллелей ни в древней, ни в современной истории. Даже Тридцатилетняя война 1618–1648 гг., время, когда разрушения тоже имели место систематически и в большом масштабе, по сравнению с нашими днями, не привела к таким ужасающим результатам. И это несмотря на то, что в те дни был разрушен Магдебург, где погибло от 20 до 30 тысяч человек, огромная цифра для тех дней. И с этой точки зрения масштабы потерь являются сопоставимыми. Но разница заключается в том, что после того, как стало известно о том событии, по всему христианскому миру прошла такая буря протеста и возмущения, что подобные преступления не повторялись вплоть до наших дней.

Вопреки своему очевидному триумфу, доктрина Дуэ вскоре продемонстрировала, что она основывается на очень шатком фундаменте. Многие, можно даже сказать, что большинство ее смелых гипотез, как оказалось впоследствии, были ложными и не смогли найти практического применения. С самого начала ошибкой этой концепции было то, что изложенные в ней идеи выходили за тогдашние рамки технических возможностей. Поэтому попытка применить их на практике не дала полноценных результатов.

Теория правильна, если ее положения основаны на реальности и в ходе их развития не допускаются просчеты. Преувеличенные ожидания адептов новой доктрины увлекали их все дальше и дальше в область фантастики. Но абсолютно необходимым условием ведения эффективной военной политики является соблюдение соответствия установленных целей существующим практическим возможностям. В некоторых странах, чаще являющихся морскими, нежели сухопутными державами, идеологически гипотеза о неограниченном применении авиации в стратегических целях развилась в жесткую доктрину «бомбежек морального устрашения», несмотря на то что вся сомнительность и опасность их осуществления кажется очевидной с первого взгляда. В результате к числу понятий стратегии добавился еще один фактор, что еще более осложнило общую ситуацию.

Когда в мае 1940 г. началась бомбовая война против мирного населения, сначала робко и на ощупь, невозможно было увидеть все связанные с ней проблемы в комплексе. Воюющие стороны перешли к воздушному террору, еще не до конца понимая, к каким результатам это может привести. Фактом является то, что доктрина Дуэ никогда не опиралась на ясно выраженную доказательную базу. А те, кто несет ответственность за развязывание неограниченной бомбовой войны, не удосужились предварительно проанализировать то, к каким результатам приведут «бомбежки устрашения», как они повлияют на ход войны.

Когда началась война, ни у одной из сторон не было надежной информации о том, какие важные цели имеются на территории противника, хотя обе стороны тайно и, кстати, незаконно проводили авиационную разведку территории потенциального противника. Тем не менее с середины 20-х гг. группа планирования британских Королевских ВВС составляла список важнейших промышленных объектов на территории Германии. И, по словам Р. Александера, ко времени вступления в войну США в этом списке фигурировали 124 важнейшие цели. К ним относились в первую очередь электростанции, железнодорожные узлы и другие объекты транспортной системы, судостроительные верфи, а также предприятия по производству синтетического горючего. Существовал также список из 30 предприятий авиационной промышленности. Как в Англии, так и в США разрабатывались концепции применения имеющихся у них бомбардировщиков против этих объектов. Эта работа была завершена в 1932 г., но на этом все и закончилось. Ни один из разработанных планов, конечно, не был основан на реальном боевом опыте, так как для ведения широкомасштабной бомбовой войны в то время еще недоставало ресурсов. Королевские ВВС имели некоторый опыт применения бомбардировочной авиации в колониальных войнах, в частности, для приведения к повиновению непокорных племен. Но ценность того опыта была явно преувеличена и даже, как выяснилось впоследствии, привела к самым неверным выводам.

Хорошим примером того, что думали по этому поводу представители британских ВВС, является лекция по военной стратегии командира авиакрыла Эдмондса, опубликованная в издании Journal of the Royal United Services Institution в мае 1934 г.: «В малых войнах наши непрекращающиеся бомбежки сделали жизнь племен невыносимой и заставили их покориться. Точно так же и в случае большой войны нашей целью является разрушить национальную мораль противника. Мы должны заставить его почувствовать, что жизнь стала настолько невозможной, что он предпочтет принять мир на наших условиях. Считается, что все народы, как цивилизованные, так и дикие, постоянно находясь под бомбовыми ударами, проходят через три стадии. Сначала они испытывают значительный страх. Затем приходит равнодушие. И наконец, приходит время усталости».

Это была одна из многих наскоро состряпанных теорий, с которой в период между войнами можно было ознакомиться в журналах, посвященных проблемам авиации, выпускающихся в крупных странах. Но, зрелые или нет, именно такие взгляды привели к тотальной бомбовой войне и нашли свое окончательное выражение в директиве, принятой в Касабланке. Все они демонстрировали одинаковую ошибку, переоценивая психологическое преимущество нападающей стороны и недооценивая ресурсы обороняющихся.

Наивно веря в то, что не поддается вычислениям, воюющие стороны сползали к авиационной войне с сомнительными с точки зрения морали целями. Но, как только воздушная война была развязана, ход мыслей тех, кто стоял у ее истоков, продолжал следовать собственной логике. Само существование противника как нации следовало подорвать не только с военной, но и с экономической и духовной точек зрения. Результатом стал неизбежный провал.

Самым важным из установленных фактов стало то, что бомбовый террор не смог привести к сокращению продолжительности войны. В действительности он вообще почти никак не повлиял на ее сроки. Сейчас вновь может показаться, что его цели были почти достигнуты, но это всего лишь иллюзии, так никогда не было на самом деле.

Воздушным террором не удалось сломить моральный дух противника. Скорее, он, наоборот, окреп. Войну не удалось сократить, скорее, она стала более долгой. Британский народ не сломила операция «Блиц», а народ Германии не выбросил белый флаг после того, как союзники перешли в контрнаступление, несмотря на то что их удары «весили» примерно в 28 раз больше.

Такие факторы, как инстинкт самосохранения и воля к жизни, оказались слишком недоступными для политиков и авиационных стратегов, которые ничего не смыслили в вопросах современной массовой психологии.

Сегодня большинство из власть имущих считают, что «моральные бомбежки», как их нелепо стали называть, провалились. Людоедская идея организовать голодную блокаду Германии во время Первой мировой войны также не увенчалась успехом. Авиарейды террора не вызвали той паники и не повлияли на моральный дух гражданского населения, как этого хотел противник. Они не вынудили немцев оставить всякую мысль о сопротивлении и сдаться. А без этого разрушение городов Германии не имело никакого смысла. Одним из самых удивительных и впечатляющих фактов современной истории является то, что массовый воздушный террор не смог сломить дух народа, против которого он был направлен.

Неограниченная бомбовая война точно так же доказала, что не является эффективным средством для приведения в состояние ступора экономики страны. И здесь надежды ее сторонников оказались несбыточными. Авиация союзников своей мощью добилась стратегического поворота в войне не рейдами террора, но операциями по непосредственной поддержке наступающих сухопутных войск, а также разрушением столь жизненно важной для продолжения войны транспортной системы Германии.

Мысль о том, что стратегическая бомбовая война может способствовать сохранению человеческих жизней, тоже себя не оправдала. Люфтваффе первыми поплатились за ложную идею, будто война может быть выиграна малой кровью ударами бомбардировщиков, выполняющих стратегические задачи. Битва за Англию привела немецкие ВВС к таким тяжелым потерям, как в личном составе, так и в технике, от которых им уже не удалось оправиться. А во время бомбового наступления в Европе союзники потеряли 9 тысяч самолетов и 158 тысяч человек подготовленного летного состава, больше, чем были потери в сухопутных войсках вторжения. Автор вновь напоминает, что в результате сражения у мыса Трафальгар потери победоносного британского флота составили 158 человек. (В начале книги фигурировало число 185. На самом деле англичане потеряли в Трафальгарском морском сражении 1700 человек убитыми и ранеными, адмирал Нельсон был смертельно ранен. — Ред.) Как далеко отошли от этой классической битвы на море те, кто, считая ее эталоном, решил воплотить эти идеи при организации широкомасштабной бомбовой войны!

Англо-американское воздушное наступление конечно же способствовало поражению Германии в войне. Но оно не избавило союзников от необходимости применения сухопутных армий. В конце войны союзникам пришлось с боями прорубать себе дорогу в Европе для того, чтобы победить противника на его территории. Именно пехота, медленно продвигавшаяся в Германию с запада и с востока, была той силой, что одержала победу в войне. (Скорее, армады танков вместе с пехотой и при поддержке с воздуха фронтовой авиации, а на земле — артиллерии. А пехота без танков, даже в виде многомиллионных армий с мощной артиллерией в Первую мировую войну не смогла преодолеть тупик позиционной войны. И только танки (уже в конце Первой мировой войны) сдвинули дело с мертвой точки. А Вторая мировая война стала прежде всего танковой войной. — Ред.)

Решительные сторонники операций воздушного террора никогда не были готовы к тому очевидному разрыву между их целями и результатами. Даже сейчас высокопоставленные адепты стратегических бомбардировок не готовы признать крах своих теорий. Но их слепая вера в то, что бомбовая война является более экономным видом боевых действий, — не более чем опасная иллюзия, которая может принести еще много вреда, несмотря на то что на практике уже была доказана ее несостоятельность. Может быть, применение атомной бомбы действительно несколько ускорило конец войны в регионе Тихого океана, но ее итоги были предрешены еще до того, как были сброшены атомные бомбы. В то же время этот акт свидетельствует о полном пренебрежении к принципам гуманизма, хотя, несмотря ни на что, американцы до сих пор уверены, что истребление 120 тысяч гражданских жителей было оправдано тем, что это помогло спасти жизнь относительно небольшого количества солдат на поле боя.

Единственным оправданием доктрины Дуэ было бы выполнение того, что считается ее целью, а именно способностью решать исход войны без значительных потерь личного состава и техники. Но практический опыт вновь и вновь продолжает опровергать такую возможность. Именно сейчас пришло время осудить эту концепцию и отказаться от ее действительно ложных идей. А общественное мнение должно знать правду и быть в курсе печального опыта применения этой доктрины. Идеи Дуэ заслужили бы того, чтобы быть в некоторой степени оправданными историей, если бы то, что так горячо декларировалось в теории, удалось осуществить в жизни. Но ничего подобного не произошло. Когда суть военной доктрины оказывается похожей на гнилое ядро ореха, как это случилось с идеями Дуэ, те, кто понимает это и хочет показать миру, действуют во благо исторической правде и вносят ценный вклад в разрешение главных вопросов современности.

В наше время, когда над всеми людьми висит дамоклов меч атомного разрушения, изменились лишь масштабы угрозы, но не фундаментальные основы организации нападения и защиты. В Дрездене и Хиросиме переплелись области применения классических и самых современных авиационных технологий. И поскольку история до сих пор является лучшим учителем для политиков, было бы полезно попытаться на этих примерах связать прошлое с будущим, сделав соответствующие выводы из истории применения авиации, которые могут оказаться полезными и в наши дни.

Самым важным и значительным выводом является или должно являться то, что сами основы теории воздушного террора, к которой, к сожалению, скатилась стратегия применения ВВС, являются ложными, и от них необходимо отказаться. Имея перед собой картину явного провала первой тотальной бомбовой войны, мы можем лишь удивляться, глядя на то, как упорные последователи Дуэ все еще наивно полагают, что в современной воздушной войне с применением ядерного оружия они получат лучшие результаты. Среди всех возражений, которые можно было бы привести по этому поводу, самым убедительным является то, что в лучшем случае мы окажемся «отброшены в прошлое» и война продолжится с применением обычных средств, которые останутся в распоряжении воюющих сторон. И в конечном счете такая война может окончательно и бесповоротно превратить весь мир людей, участвующих в ней, в руины. При таком развитии событий бедствия и страдания гражданского населения будут выше человеческого воображения.

В то же время один вопрос упорно требует ответа: будет ли мировое общественное мнение все так же продолжать поддерживать такие бесчеловечные методы ведения войны, как воздушный террор?

Страх перед атомным оружием, который сейчас довлеет над всеми людьми, заставляет нас сегодня вновь вернуться к образу мыслей в духе доктрины Дуэ. Здесь и заключается корень проблемы. В то же время это и вопрос гуманизма, и люди всего мира должны понимать это. Страх того, что террор с неба может вернуться, пронизывает сегодня всю нашу жизнь, подобно мощной контрапунктической теме в музыкальном произведении. Он заставляет правительства всех стран противостоять связанным с этим проблемам.

Повсюду правительства уже занимаются планированием тех мер защиты, которые, с их точки зрения, являются наиболее адекватными с точки зрения противодействия воздушному нападению в современной войне с применением обычного или ядерного оружия. Постепенно такие мероприятия проводятся в жизнь. В наше время гражданская оборона является неотъемлемой частью национальной оборонительной программы. Опыт двух мировых войн привел к общему пониманию того, что даже сильнейшим военным державам, помимо регулярных сил наземной и противовоздушной обороны, необходима грамотно организованная система гражданской обороны. И то, что в наше время правительства готовы снабдить такую организацию всем необходимым, — только начало. Главной целью всех мероприятий в области обороны является сделать внутренний фронт основой организации боевых действий на всех фронтах. Принятый в октябре 1957 г. в ФРГ закон о гражданской обороне озаглавлен так: «Первый закон о мерах по защите гражданского населения».

Современная гражданская оборона пронизывает почти все сферы жизни страны. И если правительство является ответственным и понимающим, оно должно принять на себя выполнение этой действительно важнейшей, но очень сложной и серьезной задачи. То, насколько она сложна, становится в некотором смысле ясно из того, что помимо политического и военного она включает научный, технический, экономический, финансовый, организационный и психологический аспекты.

И наконец, это одна из самых важных моральных проблем нашего века.

Для решения этого комплекса моральных и этических проблем необходима высочайшая степень внутренней уверенности. Поэтому быстрая подготовка полного всеобъемлющего плана гражданской обороны, как этого требуют многие, конечно, была бы крайне желательна, но не всегда возможна. Причина этого заключается в том, что план предполагает понимание всех факторов, которые включает в себя проблема, а этого, конечно, не всегда и не сразу удается достичь.

То, что в современном мире преобладающими являются именно технические факторы, неизбежно делает технический и организационный аспекты главными в современной гражданской обороне. При составлении всех национальных программ очевидно, что большая часть мероприятий, направленных на обеспечение защиты гражданского населения, относится именно к техническому аспекту проблемы.

В первые послевоенные годы наметилась тенденция повсюду искать простые и легкие решения. Поэтому вновь был поднят вопрос о создании признанных всеми странами зон безопасности. Но он был поднят лишь для того, чтобы доказать свою фантастичность. Затем пришла идея строительства убежищ. Ее целью было успокоить страх населения перед атомной угрозой и обеспечение безопасности гражданских лиц. Строительство убежищ началось под лозунгами типа «Люди — под землю!». В настоящее время строительство убежищ играет примерно такую же роль, как мероприятия по защите от отравляющих газов в период между двумя войнами. На более позднем этапе идея строительства убежищ потеряла значительную часть своей привлекательности, и не напрасно. По мере того как продолжительность времени от оповещения до применения атомного оружия сокращается, нарастает и угроза того, что вскоре эти сооружения станут бесполезными, на чем настаивают многочисленные критики, выступающие против самой идеи того, что подземные убежища способны защитить население. Но все же строительство подземных убежищ является важным и необходимым, и, по крайней мере, в этом вопросе удалось сохранить верную политику, не дав ей опрометчиво свернуть на ложный путь.

Первоочередную важность в битве идей приобретает стремление предотвратить или хотя бы обуздать применение в будущих войнах рейдов воздушного террора. С этой целью необходимо продолжать борьбу за заключение международных соглашений, которые обеспечивали бы защиту гражданского населения при использовании авиации. Аналогичные соглашения, ограничивающие боевые действия на суше и на море, уже существуют. К сожалению, практические результаты усилий политиков в этой сфере отстают от развития способов ведения боя и появления новой боевой техники.

На сегодняшний день уже действует ряд международных соглашений и ограничений в области применения боевой авиации, но они настолько не соответствуют современному состоянию вооруженных сил, что на практике являются неэффективными. Те немногие положения, которые изложены в соглашениях, были сформулированы в далеком прошлом, в наше время потеряли всякий смысл и даже не дают ответа на важнейший вопрос: являются ли неограниченные бомбардировки невоенных целей нарушением законов ведения войны или нет?

Сложившаяся двусмысленная ситуация, естественно, приводит к общему чувству страха. Поэтому сейчас все больше назревает необходимость принятия всеобщих законов, которые регулировали бы применение боевой авиации в обстановке ядерной войны, чтобы тем самым покончить со сложившимся периодом «международного беззакония». Чем дольше мы станем терпеть эту неопределенность, тем сильнее будет страх людей. Современное общество все больше сознает свое право с точки зрения морали и истории осуждать воздушный терроризм, который противоречит перспективам выживания гражданского населения. На переднем крае здесь находятся представители гуманизма и пацифизма, которые считают, что вносят ценный вклад в борьбу за заключение международного соглашения, направленного на защиту гражданского населения от авиационных ударов. Но на самом деле максимум, чего они добились, — это то, что положение стало еще более запутанным. Идеализм этих людей заставляет их витать в облаках, а их идеи относительно того, что следует предпринять на практике, редко имеют что-то общее с реальностью.

Моральное осуждение возможности сползания в неограниченную воздушную войну вовсе не означает принятия каких-то практических шагов с целью ее предотвращения. Необходимо принятие более эффективных мер, как, например, нахождение реального компромисса между сложившейся непереносимой ситуацией, которая вызвана постоянной угрозой войны, и всеобщим стремлением к миру. В частности, Куденхове (граф Рихард Куденхове-Калергги. Родился в 1894 г., отец австрийский дипломат, служивший в Японии, мать японка. В 1922–1923 гг. выдвинул программу объединения Европы и создания пан-Европы. — Ред.) предлагает на пять лет объявить во всем мире о прекращении огня. Сейчас ясно одно, и те, кто серьезно занимаются проблемой воздушной войны, не могут не знать об этом: возможности применения боевой авиации определяют люди, которые руководствуются соображениями практической тактики и стратегии, а не морали. Работа по разрушениям и уничтожению, которую им придется выполнять, будет основана на холодном расчете, и направлять ее будет высшее политическое и военное руководство, те, кто не обращает внимания ни на какие соображения, за исключением интересов практической политики.

Деятельность Международного Красного-Креста, направленная на заключение международных соглашений, имеет гораздо большее практическое значение и обещает быть более успешной. Помимо тех идеалов, которые стоят за деятельностью Красного Креста, существует очень важная практическая роль, которую эта организация играет в жизни наших современников. И только благодаря ей действуют те немногие международные соглашения, которые до сих пор обеспечивают эффективную защиту гражданского населения во время войны.

Совсем недавно Красный Крест представил на рассмотрение 85 стран — членов организации новое предложение, разработанное после нескольких лет тщательного обсуждения. Это новый проект документа об ограничении угрозы гражданскому населению во время ведения боевых действий. Члены организации должны внести в него свои комментарии и утвердить. Можно с полным основанием надеяться, что осуждение воздушного террора, как и прежние акции Красного Креста, в конце концов заставит все правительства принять действенные международные законы.

Ничто сделанное официальными руководителями стран с целью обуздать пагубное влияние идей воздушного терроризма на военную стратегию не может сравниться с теми инициативами доброй воли, что исходят от неправительственных организаций. Те немногие попытки, которые были предприняты на официальном уровне, страдают отсутствием настоящей решимости, которую демонстрирует, в частности, Красный Крест. В конце концов, задачей официальных кругов остается информация и организация.

Если не из соображений идеализма и гуманности, то хотя бы в рамках практической политики все люди, которым угрожают бомбежки, должны сплотиться в решимости покончить с концепцией воздушного террора как способа ведения войны. Пришло время публично признать те фатальные ошибки, что лежат в основе этой концепции, и официально осудить их, прежде чем мир привыкнет считать воздушный террор просто сопутствующим фактором войны.

Многих пугает размах и сложность этой задачи. Они не могут понять, что гражданская оборона в первую очередь относится к факторам морали и принципов, а не просто является технической проблемой. И в самом деле, в период, когда военная техника достигла такой мощи, что, если дело дойдет до ее применения в войне, только разум может спасти человечество. Это наша последняя надежда. Как недавно заявил примерно по такому же поводу Альберт Швейцер (1875–1965 гг., немецко-французский мыслитель, протестантский теолог и миссионер, врач, музыковед и органист. Исходный принцип мировоззрения — преклонение перед «жизнью» как основа нравственного обновления человечества. Нобелевская премия мира 1952 г. — Ред.), «мощь разума человека настолько огромна, что он способен изменять материальные предметы».

Сложившееся в наше время положение, когда воздушная война угрожает уничтожить всех нас, тоже является продуктом человеческого разума. И сейчас наш разум должен найти обратный путь, чтобы избежать этой угрозы. Мы должны сделать все, что возможно совершить сейчас, потому что у нас еще есть время, пока мы балансируем на грани возможного повторения воздушного террора из-за все еще неподписанных соглашений о запрете бомбежек.

Разумеется, мы можем сделать очень мало или вообще ничего для того, чтобы напрямую повлиять на то, вернутся времена бомбежек устрашения или нет. Все, на что мы способны, — это ждать. Поэтому этот период ожидания следует использовать для того, чтобы со всей решительностью работать над тем, чтобы бомбовая война, если она когда-нибудь снова начнется, велась как можно более гуманными средствами. А это совсем не безнадежно.

Все методы ведения войны являются временными, и не следует считать, что воздушный террор пришел в военное дело навсегда, что порядок вещей останется неизменным.

Безопасность для беззащитных, не являющихся военнослужащими гражданских людей должна снова стать непреложным законом и нашим политическим кредо.