• Предисловие
  • Вступление
  • Глава I. Начало соседства России и Японии
  • Глава II СССР и Япония в новой геополитической обстановке (1917–1940 годы)
  • Глава III. От пакта о нейтралитете 1941 года к советско-японской войне 1945 года
  • Глава IV. Капитуляция Японии
  • Глава V. Советско-японская война и ее итоги
  • Глава VI. «Проблема Севера» как фактор политики
  • Заключение
  • Алексей Митрофанов и Александр Желтухин

    Отказ Громыко, или Почему Сталин не захватил Хоккайдо

    Столетию одного из самых видных дипломатов в мировой истории, Министру иностранных дел СССР в 1957–1985 гг. А.А. Громыко посвящается эта книга

    Предисловие




    Почти трехвековая история контактов между Японией и Россией определенно указывает на то обстоятельство, что в основе отношений между обоими государствами лежит специфический для японского национального сознания т. н. «северный вопрос». Этот «северный вопрос», трансформированный японскими политиками в так называемый вопрос о «северных территориях», не имеет в действительности характер территориальной проблемы между Россией и Японией. Он возник в начале XVIII века в правительстве сёгуна как угроза преодоления изоляции Японии с Севера русскими мореходами, что нарушало привычные представления японцев об угрозах их безопасности, которые были связаны с южным направлением. Неожиданный факт существования на севере от Японских островов дотоле неизвестного им, сильного централизованного государства, обладающего мощным военным и торговым флотом и располагающим большим числом предприимчивых людей, поставил японское общество в напряженное состояние.

    Очевидно, что несанкционированное сёгунатом соприкосновение России с Японией в первой трети XVIII века породило у японцев тревогу в отношении к северному соседу, которую они до наших дней пытаются преодолеть политическими, военными, экономическими, идеологическими, дипломатическими и другими средствами. В качестве основного аргумента многие японские политики указывают на проблему «северных территорий», тогда как в действительности в основе отношений России и Японии лежит сложный комплекс чувств, связанный с болезненным крушением привычных представлений о собственной безопасности и системы базовых ценностей, восходящим к началу XVIII века, когда японцы осознали, что к северу от них находится мощное государство — Россия. За прошедшие века этот комплекс глубоко укоренился не только в сознании и психике японской политической элиты, но и в широких слоях японского общества.

    Вступление

    Древнерусское государство домонгольского периода вело активную внешнюю политику в западном и южном направлениях, взаимодействуя с государствами на Западе Европы и Византией. Включение Руси в состав мировой монгольской империи открыло России новые торговые пути к Востоку от Уральских гор. Как таковая, восточная политика России сформировалась после 1480 года с приобретением государственного суверенитета Московским великим княжеством, которое пыталось восстановить старые торговые и дипломатические связи монгольского периода со странами Востока и Китаем. Препятствием на этом пути были Казанское и Астраханское ханства, образовавшиеся после распада Золотой Орды и блокировавшие для России торговлю с Востоком.

    В 1471 году произошло подчинение Москве Великого Новгорода, что открыло прямой путь на Востоке через зауральские пятины Великой Перми, издревле принадлежавших новгородцам. Уже в 1483 году князь Курбский Черный и Салтик Травин доходят до урочища Тюмень, одной из ставок сибирского хана Лятика, с которым устанавливают от имени великого князя Московского (царя) Ивана III Васильевича Грозного стандартный договор «о мире и любви», в который входили условия стратегического союза двух царств.

    Распространение русских земель к Востоку от Уральских гор поначалу не вызвали особой настороженности у государей Запада и латинского престола, которые были заняты взаимной междоусобицей и строительством централизованных национальных государств. Положение изменилось к середине XVI века, когда в Южной Азии и на Дальнем Востоке прочно обосновались португальские и испанские миссионеры и купцы, которые впервые ввезли в Корею и Японию огнестрельное оружие и проповедь католичества. Поэтому стремление Московского государства утвердиться в странах Востока вызвало у латинских государей острую необходимость воспрепятствовать этому процессу.

    В 1563 году латиняне устраивают в стратегическом тылу Москвы грандиозную диверсию: посулами и деньгами они заставляют потомка Чингисхана хана Кучума отложиться от Москвы и основать новое Сибирское ханство.

    Однако подобными мерами невозможно было справиться с предприимчивостью русских людей и желанием Москвы войти в непосредственное соприкосновение со странами Востока. В 1650 году в бассейне Амура, в пределах его соприкосновения с Маньчжурией, уже существовала мощная цепь опорных пунктов для русско-китайских торговых и дипломатических контактов, управляемая Ерофеем Павловичем Хабаровым, имевшим в своем распоряжении мощное войско из 20 сотен стрельцов и большого количества казаков.

    Поступательное движение России к восточным пределам Евразии не ограничилось установлением глубоких и взаимовыгодных связей с китайскими императорами династии Цин (1636–1911 гг.).

    В 1639 году на Охотском побережье Великого океана русские основывают острог — морской порт Усть-Улья, который, наряду с Охотском (основанным в 1647 г.), стал опорным пунктом русской колонизации побережий и островных земель в северной части Тихого океана. В этом же году сёгунат был поставлен под власть феодалов из клана Токугава, перенесших столицу Японии из гор. Камакура в свой родовой замок Эдо (нынешний Токио), а резиденцией полностью отстраненного от государственных дел императора по-прежнему остался священный город общеяпонских религиозных церемоний Киото.

    Установлению сёгунского режима Токугавы в Японии предшествовал почти трехвековой период феодальной междоусобной борьбы и государственной раздробленности Японии, последовавший после свержения власти сёгунов из родственных домов Миномото и Ходзё (1192–1333 гг.). К началу XVI века император и сёгун потеряли всякую реальную власть над страной. Отдельные феодалы распространили свое влияние и господство на целые провинции; так, были созданы автономные княжества, правители которых (даймё) не подчинялись ни императору, ни сёгуну.

    Князья (даймё), заботясь об увеличении собственных доходов, поощряли развитие торговли, ремесел и сельского хозяйства в своих владениях. Все это привело к расширению внешней торговли с Китаем, Кореей, Филиппинами и Индокитаем, а также к первым контактам и их упрочению с португальскими и испанскими купцами, которые привезли с собой католических миссионеров, начавших усиленное распространение латинства на юго-западе Японии.

    Рост богатства и могущества отдельных феодалов создал предпосылки объединения страны под властью некоторых из них. Такой союз был создан во главе с Ода Нобунага в объединении с кланами Токугава и Такеда. С 1582 по 1615 годы этот союз феодалов объединил всю страну под своей властью. В ходе последующей краткой борьбы за власть между ними победителем вышел дом Токугава, взявший под свой контроль управление по делам самураев — представительство сёгуна и всю полноту власти в Японии, которую он сохранял до середины XIX века.

    Проблемой Токугавского сёгуната явилась христианизация страны. Некоторые влиятельные даймё, принявшие христианство, были непримиримо настроены к дому Токугавы, феодалы которого рассматривали их как факторы возможного иностранного вторжения в Японию. Второй сёгун из дома Токугавы Хидэтада закрыл в 1616 году по этой причине все морские порты для европейских судов. В 1624 году в Японию перестали допускать испанские корабли, а в 1630 году последовал запрет на европейскую литературу.

    Оппозиционные князья с острова Кюсю не только богатели на внешней торговле, но и обменивались посольствами с папским престолом в Риме. Крестьяне, обрабатывавшие землю феодалов-христиан, также были христианами и не раз поднимали восстания против сёгуната. Наиболее крупное выступление японских крестьян-христиан произошло в 1637 году на острове Кюсю в г. Симабаре. Оно было подавлено при помощи голландцев, нанятых сёгуном. Голландцы артиллерийским огнем орудий, установленных на их судах, разбили неприступные стены замка Хара; затем войска токугавского сёгуна вырезали более 30 тыс. японских христиан. Залпы голландских корабельных орудий оказались победными для дома Токугавы.

    После подавления восстания режим Токугавы запретил въезд в Японию для испанцев и португальцев; англичанам и голландцам разрешалось проживать лишь на острове Дэсима, близ Нагасаки. Голландцам и китайцам разрешалось торговать, и для них был открыт два раза в год только один порт — Нагасаки. В 1639 году последовал указ сёгуна об изоляции страны, этот указ прерывал связи Японии с европейскими странами. Исключение было сделано только для голландских купцов. Японцам выезд за пределы трех центральных японских островов был запрещен.

    В том же 1639 году русские казаки вышли к Тихому океану и заложили на его Охотском побережье морской порт-крепость Усть-Улья. Уже в следующем 1640 году казак И. Москвитин уходит отсюда на юг Охотского моря и открывает устье реки Амур и северную часть Сахалина. Казацкий атаман Семен Дежнев морским походом из Якутска открывает в 1648 году Берингов пролив и пишет царю в Москву о том, что «Сибирь омывается морем с севера и востока и не встречается с Американским континентом».

    Два коча из экспедиции Дежнева уносятся штормами на юг и были выброшены на побережье большого неизвестного «носа» южнее устья р. Анадырь. В 1651 году М. Стадухин проверяет это известие уцелевших казаков и открывает северную часть Камчатки. По сообщениям ученого иезуита д'Авриля, современника событий, не позднее 1667 года на Аляске побывал казак Тарас Стадухин с товарищами. Карту этой неизвестной земли с указанием островов Диомида и западной оконечности «Большой земли» (Аляски) ученый иезуит видел в 1711 году в Якутске с указанием на ней подписи первопроходца: «Тобольск, 1669 год».

    Русские экспедиции в северной части Тихого океана следовали одна за другой. В 1695–1696 гг. и 17001701 годах экспедиции Луки Семенова и В.В. Атласова досконально исследуют Камчатку, установив, что эта земля является полуостровом. В 1700 году Атласовым заложен Верхне-Камчатский острог. В следующем году сибирский казак-первопроходец В. Атласов, названный А. С. Пушкиным «камчатским Ермаком», дает подробное описание северных островов Курильской гряды и докладывает в Якутск о существовании к югу от Курил крупного централизованного государства — Японии.

    В 1711–1713 годах острова Курильской гряды исследует экспедиция казацкого есаула Ивана Козыревского. И. П. Козыревский побывал на всех двадцати двух островах Курильской гряды, включая 22-й — о-в Матмай (совр. Хоккайдо).

    Сообщение И.П. Козыревского о географических открытиях было опубликовано в «Санкт-Петербургской газете» с указанием, что «нифонцы (японцы) далее Матсмаю в северную сторону на иные острова не ходят и живут здесь айны, которые, по собственному заявлению, живут самостоятельно и не в подданстве, а нифонцы зависят от них». Карта Козыревского всех Курильских островов (включая Хоккайдо), а также Камчатки и Сахалина была опубликована Ремезовым в Петербурге в 1719 году.

    Еще в 1761 году сибирский губернатор Соймонов доносил в Петербург, что, согласно его расспросам японцев, те утверждали, что «Курильские острова, включая Эдзо (т. е. Хоккайдо), не зависят от Японии». Однако еще русские экспедиции М. Шпанберга, В. Вальтона и А. Шельтинга в 1739–1742 годах досконально исследовали южные острова Курильской гряды и установили, что на них, включая Хоккайдо, нет японских чиновников и японских временных или постоянных поселений. Сами острова заселены айнами, в антропологическом плане совершено не похожими на японцев. Кроме того, Мартын Шпанберг в своем плавании 1739 года произвел демонстрацию высадки на участке северо-восточного побережья японского острова Хонсю.

    Как стало известно впоследствии, правительство сёгуната было обеспокоено этим фактом, что выразилось в выпуске новых инструкций местным властям о применении насильственных мер в отношении иностранных кораблей, экипажи которых пытались бы высадиться на японский берег.

    По представлению японцев, согласно К. Хаусхофера, обеспеченность защиты незаселенных мест играет существенную роль в борьбе за существование. Однако это представление возникло после «инцидента Шпанберга». До того времени сёгуны формировали безопасность Японии посредством изоляции страны с южного направления, откуда шли угрозы и опасности со стороны европейских держав. Угрозы с западного направления успешно устранялись либо неудачами вторжения войск монгольского хана Хубилая в конце XIII века, либо нападением японских войск на китайские войска в Корее.

    Токугавский сёгунат и самурайское государство не были готовы принять возникновение угрозы с незаселенного севера. «Инцидент Шпанберга» с демонстрацией высадки десанта на севере о-ва Хонсю был основой психологического стресса для правительства сёгуната и породил комплекс определенной беззащитности страны, когда в условиях идеальной изоляции от внешнего мира открылось, что все понятия о безопасности разрушены перед возможным вторжением с Севера, который считался незаселенным и невозможным для существования цивилизованных государств (анэй-кумена, по Хаусхоферу).

    Кроме того, японские ученые начала XVIII века полагали, что к северо-востоку от заселенного айнами Хоккайдо находится большой полуостров, называемый японцами Карафуто, т. е. «Земля китайских людей», принадлежащий императорам династии Мин. Встреча в этом месте с другим государством, отличным от хорошо знакомого японцам Китая, стала для самурайского государства большим испытанием для японского духа, способности страны к длительному напряжению сил и подготовке к более интенсивной борьбе за существование, когда угрозы для Японии обозначились «со всех восьми углов мира», а политическая и идеологическая доктрина Токугавского сёгуната «сакоку» (закрытия, изоляции страны) потерпела полный крах.

    Карл Хаусхофер, проработавший в Японии военным атташе Германии в 1909–1911 годах, писал о континентальном мышлении политического руководства японского руководства, а также о том, что, по его мнению, эта страна формировалась как континентальное государство. Если согласиться в этом мнении с известным геополитиком, то следует признать, что данный курс был взят в Японии только после «инцидента Шпанберга» 1739 года. До этого времени Япония целиком полагалась в обеспечении своей безопасности на тот факт, что являлась островным государством.

    Следовательно, если Хаусхофер прав, то самурайское государство взяло континентальные планы для обеспечения своей безопасности только после попытки русской экспедиции М. Шпанберга высадиться на северное побережье японского острова Хонсю в 1739 году. Соответственно, вскоре из источников мы узнаем, что в японской внешней политике формируется т. н. «северный вопрос».

    Современная «проблема северных территорий» исторически, политически и идеологически коренится в «северном вопросе», который обозначил после «инцидента Шпанберга» крах сёгунатской доктрины безопасности Японии «сакоку», что потребовало перехода к континентальной модели обеспечения безопасности страны. Это обстоятельство было отмечено К. Хаусхофером впоследствии, два века спустя.

    Подобного рода опыт у самурайского государства имелся. С империями Юань и Мин сёгунат вел вооруженную борьбу на территории Кореи с конца XIII века. Этот опыт был использован во взаимоотношениях с Россией в неожиданно возникшем для Японии в начале XVIII века «северном вопросе».

    Глава I. Начало соседства России и Японии

    Более полное представление о «северном вопросе» японские власти получили в том же 1739 году, когда один из кораблей Второй Камчатской экспедиции (1733–1743 гг.) Витуса Беринга был вынужден на короткое войти в один из японских портов. После получения ответов на интересовавшие японские власти вопросы о стране, откуда прибыли мореходы, русские моряки беспрепятственно покинули Японию.

    Возрастание деятельности представителей русского правительства и купцов на берегах Тихого океана привело к основанию постоянных поселений на Курилах, Сахалине и Камчатке. Первые поселения на шести северных островах Курил появились уже в 1721 году по личному распоряжению Петра I, отрядившего для этих целей геодезистов И.К. Евреинова и Ф. Лукина, которые установили, что «никаких японцев на Курильских островах не было». Шпанберг посетил Сахалин и южные острова Курил в июне 1739 года и тоже установил отсутствие здесь японцев. Он был первым европейцем, ступившим на берег Сахалина. В 1742 году русский корабль А. Шельтинга прошел вдоль всего восточного берега Сахалина. Все местные жители этих островных территорий приводились морскими командирами в российское подданство на добровольной основе. К 1750 году русские поселения существовали на островах Парамушир, Шумшу, Симушир, Уруп и Итуруп; к 1755 году — на Кунашире; в 1781 году в заливе Терпения на Южном Сахалине было основано постоянное поселение.

    Русские поселенцы учили местных землепашеству; первые урожаи ржи, пшеницы, ячменя были получены в 1775–1777 годах на Урупе экспедицией Ивана Антипина. К 1779 году общее число русских подданных на Курильских островах, включая Хоккайдо, превысило полутора тысяч человек. Успехи в освоении и русской колонизации побережий и островов в северной части Тихого океана дали ощутимые результаты.

    22 декабря 1786 года Екатерина II издает указ о присоединении к Российской империи всех Курильских островов, Аляски (Северо-Западной Америки), Алеутских, Лисьих и некоторых других островов в северной части Тихого океана. Этим законодательным актом Россия вошла в соседство с Японией.

    Отсутствие упоминания о Сахалине в этом правовом акте связано с тем обстоятельством, что островной характер Сахалина был выяснен только в ходе секретной Амурской экспедиции Г.И. Невельского, открывшего Татарский пролив между Азиатским континентом и Сахалином.

    После указа Екатерины II Курилы досконально исследуются в 1789–1794 годах крупными экспедициями Сарычева и Лаксмана, в том числе Шикотан и группа островов Хабомаи.

    С 1795 года в хозяйственном освоении Курил участвует Российско-американская компания, имевшая здесь штат работников из 40 человек во главе с передовщиком Звездочетовым. В 1799 году указом Павла I в распоряжение компании передаются все острова Курильской гряды, который утвердил Правила (Устав) Российско-американской компании в отношении хозяйственной деятельности на Курилах.

    Первые японские чиновники появились на южных островах Курил только в 1785 году в разведывательных целях. На следующий год они высадились на Итурупе и заявили о принадлежности острова к Японии и захватили двоих русских подданных, которых увезли с собой. В следующий раз посланцы сёгуна появились на Кунашире и Итурупе только в 1799 и 1800 годах, но уничтожили все знаки, свидетельствующие о принадлежности островов к России. В 1801 году японцы привезли с собой и водрузили на острове Уруп столб с надписью: «Остров, подчиненный великой Японии, пока существуют небо и земля».

    Впоследствии японские представители также утверждали, что в 1792–1793 годах их путешественник Риндзо Мамия исследовал восточное и западное побережье Сахалина и прошел вокруг острова Татарским проливом, который на японских картах до сих пор носит его имя. Риндзо якобы поставил на острове каменную стелу с надписью: «Это японская земля». Интересно, что каменный обелиск, установленный в 1486 году португальцем Бартоломео Диашем на африканском побережье современной Намибии был найден спустя пятьсот лет и хранится ныне в Национальном музее г. Виндхука. Обелиск Риндзо русские моряки экспедиции И.Р. Крузенштерна не увидели спустя и десяти лет после его «установки».

    Между тем Риндзо в действительности был представителем сёгуна в «северном вопросе», т. е. занимался, говоря современным языком, геополитическим развитием Японии в северном направлении. Скорее всего, его знания о Сахалине были компилятивного свойства, т. е. собраны им самим по литературным и иным источникам. Действительно, в японских документах Риндзо упоминается не только как «лесовод, математик и географ», но, главным образом, как «сыщик правительства сёгуната», т. е. доверенное лицо дома Токугавы.

    Именно Риндзо в течение 50 дней допрашивал захваченных на Кунашире в 1811 году капитан-лейтенанта Головнина В.М. и семерых его спутников, вывезенных затем в Японию.

    Настойчивость Японии продвигаться в северном направлении вызывала раздражение в России. Для урегулирования обстановки и обеспечения исполнения указов Екатерины II и Павла I о российской принадлежности всех Курильских островов и де-факто Сахалина сюда был направлен полномочный представитель Российского правительства камергер Н.П. Резанов, знаменитый путешественник, предприниматель и директор знаменитой Российско-американской компании, зять ее основателя и первопроходца Русской Америки Г. Шелихова.

    Резанов и Крузенштерн в 1805 году посетили все Курильские острова и зашли в залив Анива (Южный Сахалин), на берегу которого подняли русский флаг. Здесь же состоялись переговоры с японскими чиновниками, до которых было доведено содержание императорских указов 1786 и 1799 годов о русском суверенитете на все острова к северу от Хоккайдо и южную часть острова Сахалин.

    Самурайское правительство не вняло словам русского представителя. В 1806–1807 годах на Южном Сахалине, Кунашире и Итурупе произошли первые военные столкновения между русской морской пехотой и японскими солдатами.

    Последовавшие бурные события в Европе приостановили энергичные действия русского правительства на Дальнем Востоке. Только с 1850 года, когда в удобной для стоянки океанских судов был заложен город Владивосток, интерес России к данному региону возрастает. Япония также не проявляет здесь активности, а предложения России от 1815, 1816, 1817 годов об установлении дипломатических и торговых отношений отвергает. Политика изоляции страны от внешнего мира все еще остается в силе. Вместе с тем до середины XIX века Япония прилагает громадные усилия, чтобы колонизовать Двадцать второй остров Курильской гряды Матсмай (Иессо, Эдзо), т. е. современный Хоккайдо. Когда Россия вновь обратила свое внимание в 1852 году на этот регион, было уже поздно: Хоккайдо безвозвратно стал японским.

    В 1852 году на Южном Сахалине учреждаются русские военные посты в Дуэ и Аниве, а в Петербурге сформирован Особый комитет правительства по установлению миролюбивых в отношении Японии мер.

    Правительство Америки пошло здесь иным путем. Оно послало в 1853 году в Токио (Эдо) военную эскадру из четырех кораблей под командованием командора М. Пирри, которому была поставлена задача демонстрацией угрозы применения силы, заставить Японию пойти на заключение торгового договора и открытия своих портов для американских товаров. Япония подписала требуемой от нее договор с САСШ и открыла для них два своих порта — Симода и Хакодате.

    Российская эскадра из трех военных кораблей под командованием вице-адмирала Е.В. Путятина прибыла в Нагасаки 10 августа 1853 года. Переговоры начались с установления государственной границы между обеими империями. 26 января 1855 года русско-японский Симодский договор устанавливает границу между островами Итуруп и Уруп и оставляет Сахалин в совместном пользовании обоих государств. Япония также обязалась открыть для ввоза российских товаров три своих порта: Нагасаки и два других — открытых для американцев.

    На условия заключения Симодского договора повлиял факт Восточной (Крымской) войны. Блокада англо-французским флотом Петропавловск-Камчатского вынуждала Путятина спешить с ходом переговоров. По этой причине все острова Курил, начиная с 19-го и по 22-й, были переданы Японии. Тогдашнее российское правительство посчитало для себя выгоднее установление с Токио дипломатических и торговых отношений, нежели установить будущую ценность передаваемых Японии этих островных земель.

    По завершению Восточной войны влияние России в Западной Европе и на Балканах стало минимальным. Это вынудило Петербург вернуться к задачам освоения Российского Дальнего Востока.

    В 1856 году был вновь поднят вопрос о принадлежности Сахалина. Японцы сразу выступили за проведение границы на Сахалине сначала по 50-й параллели, потом — по 48-й или соглашались на полную уступку острова в обмен на Курилы. Одновременно с этим вопросом до правительства Японии была доведена заинтересованность России иметь на островах Цусимы в Корейском проливе военно-морскую базу.

    25 апреля и 10 августа 1875 года в Петербурге и Эдо был подписан т. н. Иеддский (Эдоский, т. е. Токийский) договор о передаче России Сахалина взамен еще оставшихся у нее Курильских островов (с Первого по Восемнадцатый).

    Вхождение Японии в мировую систему государств и ее отказ от изоляции были связаны не столько с пограничными контактами с Россией, сколько с анализом действий западного империализма: Опиумные войны в Китае в 1839–1842 гг. и демонстрация силы САСШ против Японии в 1853–1854 гг. Столкновение с агрессией западного мира заставило сёгуна в 1842 году отменить решение на запрет заходов в японские порты иностранных судов в целях покупки воды и продовольствия. Демонстрация силы американцами в Токийском заливе в 1853 году показала военную и промышленную слабость Японии. Уступчивость России в отношении Японии в этот период правительство этого самурайского государства расценило как признак слабости, что привело к резкому увеличению усилий по выдавливанию русских колонистов с Сахалина и южных островов Курильской гряды. Правительство России просмотрело в своих взаимоотношениях с Японией этот аспект.

    Экономическая отсталость Японии вызвала необходимого изменения внутренней политики, без которой равноправное участие страны в мировых делах было не возможным.

    В апреле 1863 года император, опираясь на могущественные кланы феодалов Тесу и Сацума, начинает борьбу за власть с Токугавским сёгуном. На фоне непрерывных крестьянских выступлений он вызывает сёгуна к себе во дворец, в город Киото, для объяснений. Среди прочего император указывает сёгуну, что международные договоры вступают в силу только после утверждения их микадо, т. е. им самим.

    В январе 1867 года новый император Муцухито упраздняет своим указом власть сёгуна (сёгунат) и объявляет о своем вступлении в фактическое управление государством.

    Восстановление власти микадо привело к междоусобной войне феодалов. В мае 1868 года сдается в плен последний токугавский сёгун Кейки в своей резиденции в замке Эдо (Токио). Его сторонники обороняются на Хоккайдо до конца 1869 года. Россия, проявляя добрососедские отношения, не вмешивается во внутренние распри, хотя имеет возможность вернуть под свою юрисдикцию остров Хоккайдо.

    Самурайские мятежи продолжались до сентября 1877 года, когда вблизи Токио был разбит многотысячный отряд популярного военачальника Сайго Кичиноско. В том числе дворяне — самураи не были довольны курсом правительства микадо на проведение реформ в капиталистическом духе, т. н. «революцией (реставрацией) Мейдзи». Характерной чертой деятельности правительства микадо был курс на экономическую и военную конкуренцию со странами Запада. Для решения и достижений целей этого политического курса Япония целиком ориентировалась на опыт Британии, перенимая новейшую научную и технологическую культуру Запада и внедряя ее в промышленность и военную машину страны, а также устройство государственных и законодательных институтов и практику их воздействия на государство и общество. В частности, на этой основе происходили эффективная милитаризация страны, общественного сознания и был создан гигантский военно-промышленный комплекс Японии, который оптимально синтезировал государственные интересы и частнокапиталистическую экономическую силу в индустриально-финансовых корпорациях (дзайбацу).

    Вхождение Японии в систему современных промышленных государств происходило на общей политической основе того времени. Перед правительством страны встали задачи нахождения земель для растущего избытка населения, новых рынков для японских товаров, новых успехов на внешнеполитической арене. Поэтому Япония решила выступить на Дальнем Востоке в самой активной роли империалистического государства и осуществить вековое стремление к переносу центра деятельности японского народа на Азиатский материк.

    Трудности экономического освоения Хоккайдо вплоть до начала ХХ века показывают, что Япония не рассматривала «северный вопрос», т. е. северное направление своей экспансии в качестве приоритетного. Усиление активности европейских держав с 80-х годов XIX века на Дальнем Востоке также связывалось с огромным потребительским рынком Китая. В Китай поступали огромные финансовые кредиты из Франции, Англии, Германии и России. Все это приводило к переплетению государственных интересов держав мира, которое прямо вело к военным конфликтам между заинтересованными сторонами.

    Превалирование в японской экономике крупных концернов «дзайбацу», этих прообразов ТНК, обусловило такую отличительную черту японского общества как ставка на силу. Её становление связано с именем маршала А. Ямагуты. Самурай по происхождению, духу и воспитанию он писал в 1893 году: «…рано или поздно следует ожидать великой войны на континенте». Страна Восходящего Солнца стремилась сделать Японское море своим внутренним море, подчинив сначала страну Спокойного Утра (Корею) и поставив под свой контроль Цусимский (Корейский) пролив.

    Последнее обстоятельство самым серьезным образом затрагивало интересы России на Тихом океане, поскольку ограничивало доступ российского флота в Индийский океан. Для России Цусима на Дальнем Востоке была Босфором в Европе. Это обстоятельство определило будущие отношения и противоречия между Россией и Японией. Очевидно, что в этой проблеме не усматривается никакого «северного вопроса».

    Первая проба сил Японии и её ВПК состоялась в японо-китайской войне 1894–1895 годов, вспыхнувшей из-за разногласий сторон по поводу японской экспансии в Корее. Китай потерпел полное вооруженное поражение и при посредничестве американских дипломатов подписал невыгодный для себя Симоносекский мирный договор, потеряв Корею, Тайвань, Пэнху, Ляодунский полуостров. Япония ввела на эти земли свои воинские контингенты.

    Франция, обеспокоенная усилением Японии и возникшей с ее стороны угрозы собственным владениям в Индокитае, предприняла ряд мер по противодействию ее усиления. Россия сделала колоссальную политическую ошибку, присоединившись к франко-германскому протесту против Симоносекского договора. Так, Россия ничего не предприняла в направлении договориться с Японией на двусторонней основе относительно свободного прохода российских кораблей через Цусиму и Формозский пролив в Индийский океан и обратно во Владивосток.

    Коллективный протест трех великих держав Европы, обращенный к Японии, оценили в этой стране как «проявление неуважения к микадо, омрачение славы и унижения достоинства империи». Японцы считали именно Россию вдохновителем пересмотра Симоносекского договора, когда Японии пришлось вернуть Китаю Ляодунский полуостров. Вследствие этого Россия становится главным военным противником Японии на Дальнем Востоке.

    С 1895 года антироссийские настроения начинают увеличивать свои обороты. Все центральные газеты Японии участвуют в этой кампании, формируя соответствующее «общественное мнение». Пользуясь государственной поддержкой, сторонники этого «мнения» проводят в ноябре 1895 года в Токио общеяпонский съезд с участием военных и правительственных чиновников.

    На съезде было единодушно одобрено прошение к микадо с требованием объявить России войну. Участвовавшие в работе съезда офицеры императорской армии и флота торжественно поклялись на мечах могилами своих предков-самураев отомстить России за ее вмешательстве в «японо-китайскую распрю». Правительство микадо умело воспользовалось этими редкими ростками антироссийского движения в стране, чтобы сделать его всенародным делом для подготовки большой войны против России.

    Российское правительство также не учло того обстоятельства, что САСШ и Англия, имевшие в северной части Тихого океана собственные интересы, были заинтересованы во всемерном ослаблении России, которая успешно конкурировала с ними в других частях мира, особенно задевая интересы Лондона в Центральной Азии, а САСШ — в Китае.

    Заключение в начале 1896 года российско-китайского оборонительного договора, направленного против Японии, еще более усилил партию войны в Токио. Эти настроения еще более усилились, когда в декабре 1897 года русская эскадра вошла в Порт-Артур, а в марте 1898 года с Китаем был подписан договор об условиях аренды на 25 лет южной части Ляодунского полуострова (т. н. Квантунской области).

    На Японских островах занятие Квантунского полуострова русскими вызвало всеобщий взрыв народного негодования. Японский посланник в Лондоне виконт Хаяши публично указывал тогда: «Занятие Россией Порт-Артура проложило глубокую борозду между нашими странами. Это занятие породило в японцах несомненную жажду мщения». Действительно, неприязнь японцев к России была весьма велика. Квантун, который они завоевали в войне с Китаем, в итоге оказался в руках их северного соседа. Японцы не забыли, что в знак протеста против возвращения Китаю Ляодунского (Квантунского) полуострова сорок высших чинов японской армии совершили харакири.

    Постройка Китайско-Восточной железной дороги из Забайкалья через Маньчжурию во Владивосток в 1897–1901 годах и отказ России допустить САСШ и Англию к экономическому развитию в этом регионе привели к сложению мощного антироссийского блока во главе с этими государствами, где военной силой выступила Япония. Если в Маньчжурии конкуренты не смогли найти согласия, то в апреле 1898 года Россия официально признала преобладания японских экономических интересов в Корее.

    САСШ, отобрав в ходе испано-американской войны 1896–1898 годов все владения Испании на Тихом океане, обратили свое внимание к Китаю, который делили на свои сферы влияния все крупные европейские державы. В сентябре 1899 года вашингтонский статс-секретарь (государственный секретарь САСШ) Хэй обратился к великим державам с требованием придерживаться в отношениях с Китаем т. н. доктрины «открытых дверей». На ноту Хэя поспешили дать положительный ответ все державы мира, кроме России, что позволило Японии приобрести еще одного союзника в сокрушении русских позиций на Дальнем Востоке.

    Правительство Японии получило возможность действовать в отношении своего северного соседа все более свободно. В марте 1901 года оно перешло к открытым угрозам в адрес России. Россия была вынуждена отказаться от заключения нового договора с Китаем, уступая давлению Японии, Англии и САСШ. 30 января 1902 года в Токио был заключен столь долгожданный Японией ее договор с Англией, который будет совершенствоваться в 1905 г и 1911 годах.

    Согласно этим договорам Япония и Англия поддерживали друг друга при вмешательстве во внутренние дела Китая и Кореи. Англо-японский договор 1902 года имел антироссийскую направленность, поскольку обязывал Англию удерживать европейские державы от поддержки России, если последняя подвергнется японской агрессии. Одновременно, Англия выдавала Японии кредит на ведение военных действий и давала возможность строить на своих верфях современные военные корабли для ВМС микадо.

    Российская дипломатия предприняла ответный ход, и 20 марта 1902 года была подписана русско-французская декларация, которая не обязывала Францию оказывать России военную помощь. Поэтому одновременно Россия подписывает с Китаем соглашение по Манчьжурии, обязуясь вывести из Квантуна в течение 18 месяцев все свои войска.

    В конце лета 1902 года Япония вновь предлагает России отказаться от контактов с Кореей и признать японский протекторат над этой страной взамен японских гарантий на использование КВЖД, хозяйственной деятельности в ее полосе отчуждения и право ввода в эту полосу российских войск.

    Министр иностранных дел России В.Н. Ламсдорф предлагал принять предложения Японии, понимая, что за ней стоят САСШ и Англия, военному союзу которых противиться сил у России не было. Влиятельный министр финансов С.Ю. Витте был несколько воинственнее, предлагая торговаться с Японией за более широкие экономические права России в Маньчжурии, но без употребления военной силы. Наиболее миролюбиво был настроен военный министр А. Н. Куропаткин, который предлагал контролировать север Маньчжурии как форпост Приамурья и Приморья. Император Николай II Романов пошел против национальных интересов России на поводу великого князя Александра Михайловича и связанной с ним придворной т. н. «безобразовской клики», в которую входили цвет дворянской аристократии: Юсуповы, Воронцовы-Дашковы, Сумароковы-Эльстоны и др., которые имели в Маньчжурии и Корее огромные лесные, сельскохозяйственные и транспортные частные концессии. Например, одному только А.М. Безобразову в Корее принадлежала лесная концессия с площадью лесов более 100 тыс. кв. км.

    В мае 1903 года Безобразов был назначен на должность статс-секретаря Особого комитета по делам Дальнего Востока, а усилиями коммерчески связанной с ним высшей аристократии Николай II учредил царское наместничество на Дальнем Востоке, что придавало действиям Безобразова сугубо автономный характер с непосредственным подчинением царю и отсутствием контроля. Наместником был назначен адмирал Е.И. Алексеев, также финансово связанный с «безобразовской кликой». Эти два человека определяли государственную политику России на Дальнем Востоке, в основном проводя ее в интересах частных концессионеров, а не национальных интересов России. В частности, не было выполнено соглашения с Китаем о выводе к 8 апреля 1902 года русских войск из Маньчжурии, за выполнением которого внимательно следила Япония и стоящие за ней могущественные силы Запада.

    «Безобразовцы» стояли за «твердый курс» в отношении с Японией, имея в виду, что выполнение взятых Россией обязательств по Корее и Маньчжурии лишит их колоссальных доходов. В этом пункте они преступали через национальные интересы, состоявшие в сохранении стабильности в государстве. Как высшие государственные чиновники России на Дальнем Востоке Безобразов и Алексеев были ответственны за переоценку военной готовности России и недооценку вооруженных сил Японии.

    Окончательно установив, что Россия находится в полной дипломатической изоляции (русско-французский договор не распространялся на Дальний Восток), а Япония обеспечена военной и финансовой поддержкой САСШ и Англии, микадо отдает 14 декабря 1903 года распоряжение своему правительству о подготовке к войне с Россией. 6 февраля 1904 года Япония заявила России о прекращении переговоров, которые велись сторонами с лета 1902 года.

    Япония была готова к этой войне. Один из важнейших и влиятельнейших государственных деятелей этой страны того времени граф Окума заявил: «Мы должны воевать с Россией из принципа. Нам необходимо перебраться на материк. Наши земледельцы сеют хлеб на скалах. У нас нет земли, где мы могли бы работать. Нам необходимо бороться не на жизнь, а на смерть». В отличие от этой позиции деятели «безобразовской клики» на одни весы положили свой личный интерес, с одной стороны, и безопасность России, с другой. Очевидно, что мотивы японцев были более весомы, что сказалось на всем ходе русско-японской войны.

    В день прекращения переговоров с Россией, 6 февраля 1904 года, Соединенный флот микадо под командованием вице-адмирала Того вышел из базы Сасебо во Внутреннем море и взял курс на Порт-Артур. В 23.30 8 февраля 1904 года императорский флот атаковал русские броненосцы на рейде Порт-Артура: Япония напала на Россию без предварительного уведомления о ее причинах и ее начале.

    Япония одержала победу в русско-японской войне. Но серьезные потери, экономические трудности и обостряющееся внутриполитическое положение заставили японское правительство искать выход из войны задолго до ее окончания. Посредником по просьбе Японии выступил президент САСШ Т. Рузвельт, который призвал весной 1905 года воюющие стороны начать мирные переговоры. 24 мая т. г. в Царском Селе состоялось заседание Особого совещания во главе с российским императором, давшее согласие на предложение Рузвельта.

    Портсмутский мирный договор между Россией и Японией был подписан 23 августа 1905 года. Россия признавала Корею сферой влияния Японии, уступала ей права аренды Квантунского полуострова с Порт-Артуром и Дальним, передавала без оплаты южную ветку Южно-Маньчжурской железной дороги, а также южную часть Сахалина до 50-й параллели. Пункт о военной контрибуции (военные расходы Японии на войну — 2 млрд иен, в ценах 1905 г., или 70 млрд долл. в ценах 2008 года) был отклонен Россией и не был поддержан САСШ.

    Следует отметить, что с началом войны все посольство Японии покинуло Петербург и перебралось в Стокгольм. Здесь военный атташе М. Акаси по поручению японского правительства наладил активную деятельность против Российского государства. На нужды партии социалистов-революционеров для свержения царского режима полковник Акаси лично передал представителям радикальных организаций более 40 млн долл. в ценах 2008 года. В том числе, на эти деньги были закуплены за границей более 10 тыс. винтовок, около 1000 револьверов и более 500 тыс. патронов к ним, а также более 3 тонн динамита и 2 тысячи детонаторов; все это военное имущество было направлено в Россию для подпитки революции.

    Ход боевых действий в Маньчжурии широко известен. Здесь отметим их ход на Сахалине и Курилах.

    Военные части Японии впервые появились на Камчатке 20 мая 1905 года, высадив у села Явино роту японских солдат. До конца июля японцы силой до роты высаживались в Усть-Большерецке, Кареге, Коле, Воровском и Озерном и везде были отбиты с большими для них потерями. 30 июля 1905 г. в Авачинскую бухту вошли японские крейсеры «Сума» и «Идзума», которые подвергли г. Петропавловск-Камчатский бомбардировке. В одной их этих стычек русскими был пленен лейтенант Гундзи, руководитель Патриотического общества на Хоккайдо и оккупированных японцами Курил. Командующий эскадры вице-адмирал Катаока направил письмо уездному начальнику г. Петропавловска А.П. Сильницкому с просьбой освободить этого японского националиста. В дальнейшем на Камчатке японцы не предпринимали каких-либо боевых действий.

    17 августа 1905 года японские корабли обстреляли г. Охотск, первый бастион русской колонизации на Дальнем Востоке.

    Операции против Сахалина японцы начали 24 июня 1905 года, когда на берег залива Анива высадилась 15-я пехотная дивизия генерала Харагучи (всего — 14 тыс. чел.). На Южном Сахалине сопротивление русских войск было прекращено в конце июля.

    На севере Сахалина обороной руководил генерал-лейтенант Ляпунов, имевший под своим началом более 5 тыс. человек. Японское вторжение началось здесь 10 июля т.г. силами дивизии Харагучи при поддержке двух легких крейсеров «Нассин» и «Касаги». Боевые действия продолжались до 17 июля (ст. ст.). Сахалин целиком оказался в руках японцев. Это обстоятельство они в полной степени использовали для быстрейшего заключения мира.

    Япония уже вскоре почувствовала на себе, что САСШ и Англия не считают ее равноправным партнером и использовали в своих интересах для ослабления позиций России на Тихом океане. Это отношение к Японии усилилось после захвата ею германского опорного пункта в Китае, Циндао, и некоторых островов. В 1915 году англо-саксонские державы, т. е. во время Первой мировой войны, когда они и Япония являлись союзными державами Антанты, предъявили Токио фактический ультиматум, т. н. «21 требование». Согласно им, Циндао не являлся японской базой в Китае, Япония покидала некоторые русские приморские районы и ограничивалась в хозяйственной деятельности в Маньчжурии. Кроме того, в это время в Америке усилилась расовая дискриминация японцев, что не прошло незамеченным в Японии. На Версальской конференции Япония вновь была унижена европейскими державами-победительницами, отклонившими предложенные Вудро Вильсоном статьи о расовом равноправии. Другое унижение связано с ограничением японского военно-морского флота по отношению к англо-американскому, как 1:2.

    Эти перегруппировки в стане бывших союзников по Первой мировой войне привели Японию к необходимости нового курса в мировой политике и выбора новых союзников. В действительности попытки Японии честно служить западным интересам в период 1902–1920 годов были высокомерно отвергнуты англосаксонскими державами. Это послужило истоком японской обиды к ним, усугубленной послевоенным кризисом в экономике и всеобщей политической растерянностью в стране. Япония смогла выйти из этого кризиса, двигаясь на новой волне политического радикализма.

    Глава II

    СССР и Япония в новой геополитической обстановке (1917–1940 годы)

    В Первой мировой войне Россия и Япония были союзниками по Антанте и вместе воевали против центральных держав. 26 октября 1917 года ст. ст. Россия односторонне выходит из войны на основании декрета нового правительства о мире. Это было следствием политики Англии, Франции и САСШ, правительства которых всячески саботировали призывы России реально помогать ей своими действиями на Западном фронте и материально-техническими поставками и вооружениями. Россия сражалась в одиночку со 143 дивизиями Германо-австрийско-турецкой коалиции. При этом страны Антанты, особенно представители Англии и Франции, вели подрывную работу внутри страны, поддерживая финансово и дипломатически революционеров в их стремлении свергнуть режим в России.

    Все эти факторы в совместном действии стремительно вели Россию к радикальной смене власти в стране. Особенным радикализмом по западным понятиям отличался Октябрьский переворот 1917 года, вожди которого взяли курс на полную национализацию экономики.

    Национализация коснулась огромных финансовых средств, которые САСШ и европейские державы вложили в России, а также военных кредитов.

    Такого покушения на свои «жизненные» экономические интересы мировые державы Антанты потерпеть не могли. Вместе с тем не было и повода вмешаться во внутренние дела России. До июня 1918 года в стране не существовало серьезной оппозиции Советской власти, которая мирно осуществляла переход всей полноты государственного управления в руки выборных органов своей структуры. Печальная судьба генерала Корнилова и его единомышленников является подтверждением этого факта в ранний период существования власти Советов.

    Поводом для вооруженного вмешательства во внутренние дела России со стороны Антанты стал надуманный предлог использования Германией, Австро-Венгрией и Турцией российских морских портов. Чтобы придать интервенции легитимный характер, правительства САСШ, Англии, Франции, Японии и других стран перешли к тактике разжигания гражданской войны в России, поддерживая финансово и материально лидеров областных националистов и тех генералов, которые в феврале 1917 года изменили монархии. Интересы Антанты ее лидеры пытались скрыть поддержкой борьбе против советской власти.

    Обеспокоенность Антанты судьбой ее интересов в России обозначилась уже 29 октября 1917 г. ст. ст. (11 ноября н. ст.), когда в порт Владивосток вошел американский крейсер «Бруклин» под флагом командующего Азиатским флотом САСШ адмирала Найта, т. е. спустя два дня после обнародования декрета новой власти о выходе России из войны (Декрет о мире).

    В начале ноября т.г. по н. ст. официальные представители САСШ и Японии заключили между собой соглашение по «проблемам российского Дальнего Востока», вошедшее в историю дипломатии как «соглашение Лансинга-Исии» (1917 г.), соответственно, глав МИД САСШ и Японии. Вашингтон вновь «возвратил» Японии права на эксплуатацию Китая, которые изъял в 1915 году, потребовав взамен от Токио воинских контингентов для оккупации российского Дальнего Востока. Госсекретарь САСШ Роберт Лансинг докладывал в конце апреля 1918 года президенту В. Вильсону о готовности Японии выставить 400 тыс. солдат для оккупации России от Владивостока до Иркутска, причем 250 тыс. могут быть посланы в Сибирь уже в мае т.г.

    15 марта 1918 года представители Англии, Франции и Италии на союзной Лондонской конференции одобрили этот план Вильсона и микадо, который был, затем распространен и на Европейскую Россию в части поддержки антисоветских военных формирований и организации интервенции.

    Франция также внесла существенный вклад в дестабилизацию положения в России, когда 15 января 1918 года объявила интернированный Чехословацкий корпус в России автономной частью французской армии. Не спеша с обнародованием планов Антанты интервенции и оккупации России, французское правительство позволило чехословакам занять своими эшелонами всю полосу Транссибирской магистрали от Пензы до Владивостока. После одобрения Антантой декларации Бальфура чехословаки по прямому указанию Парижа подняли 20 мая 1918 года мятеж против Советской власти. Эти французские войска начали боевые действия 25 мая т.г. Именно французский генерал Жанен отдал чехословакам 15 января 1920 года приказ о передачи оставшегося у Колчака золотого запаса России Японии в размере около 17,5 тыс. пудов золота.

    Глава английского МИДа А. Бальфур 16 марта т.г. доводит эту точку зрения европейских держав о необходимости подобных действий до В. Вильсона: «Мне поручено изложить Вам соображения участников (Лондонской) конференции о необходимости союзной интервенции в Восточной России… Сибирь, пожалуй, наиболее важна. И с точки зрения человеческого материала, и с точки зрения транспорта Япония может сейчас сделать в Сибири гораздо больше, чем Франция, Америка, Италия, Великобритания. Вот почему конференция считает нужным обратиться к Японии, чтобы она помогла… Мне остается лишь добавить, что, по мнению конференции, никакие шаги по выполнению этой программы не могут быть предприняты без активной поддержки Соединенных Штатов…».

    Еще в середине декабря 1917 г. на рейде Владивостока к «Бруклину» присоединились японские крейсеры «Асахи» и «Ивами» и английский — «Суффолк», имевшие на борту значительные десантные силы.

    Сразу после одобрения декларации Бальфура Вашингтоном японские и английские войска высаживаются во Владивостоке с кораблей. Это произошло 5 апреля 1918 года. Адмирал Като, командовавший японскими войсками, обратился к жителям Владивостока от имени микадо с воззванием, в котором указывал, что Япония отныне берет на себя обязанность сохранения порядка в Сибири и Приморье. Только после начала интервенции Антанты начинают боевые действия антисоветские силы казачьих атаманов Семёнова, Гамова и Калмыкова, целиком находившиеся на материальном обеспечении Японии и Америки. Адмирал Колчак в военном отношении активизировался только после 18 ноября 1918 года, когда сверг власть Омского правительства бывших депутатов Учредительного собрания (т. н. Комуч).

    Япония сразу заняла деструктивную позицию в вопросе консолидации Белого движения в Сибири, объявив Колчака «японофобом» и дав инструкции о неподчинении ему главам контролируемых Японией казачьих формирований. МИД Японии в конце 1918 года заявил послам и военным атташе стран Антанты в Токио, что «время единой и неделимой России прошло». В феврале 1919 года японцы одобрили съезд феодальной верхушки монголов, бурят и тибетцев с целью создания «Независимой Монголо-Бурятской республики» во главе с атаманом Семёновым, которому на съезде был присвоен титул князя Ванского. От имени этой республики Семёнов-Ванский обратился к Вудро Вильсону за поддержкой Америки новому «государству».

    Разыгранный Японией конфликт между атаманом Семёновым и адмиралом Колчаком дорого обошелся Белому движению. Семёнов не дал ни одного солдата на колчаковский Восточный фронт, когда он начал рушиться в конце лета 1919 года под ударами красных войск Тухачевского.

    Верховным главнокомандующим союзными войсками Антанты на российском Дальнем Востоке в июле 1918 года был назначен японский генерал Отани, когда выяснилось, что Чехословацкий корпус и казачьи части не могут самостоятельно противостоять красным войскам. Подсчитано, что с начала августа 1918 года по конец октября 1922 года Япония ввела на территорию российского Дальнего Востока 11 пехотных дивизий, из 21 имевшихся у нее, общей численностью свыше 175 тыс. человек, включая военных моряков и морских пехотинцев. Кроме них, Отани подчинялось 9 тысяч американских, 1500 английских, 1500 итальянских, 1100 французских и 60 тысяч чехословацких солдат и офицеров, а также отдельные румынские, польские и «белые» китайские части. На военно-морской базе России на острове Русский в гавани Владивостока развивался красно-белый «солнечный» флаг Японской империи. Зона оккупации странами Антанты простиралась от Владивостока, Камчатки до Улан-Удэ (тогда — Верхне-удинск), т. е. от берегов Тихого океана до озера Байкал.

    Разгром Белого движения на Дальнем Востоке поставил перед союзными державами Антанты вопрос о перспективах интервенции и оккупации этой окраинной части России.

    В ноте правительства САСШ от 9 января 1920 года послу Японии в Вашингтоне Шидехара в частности указывалось, что Америка «не собирается создавать каких-либо препятствий, которые японское правительство может найти необходимым для достижения целей, являвшихся основой взаимодействия американского и японского правительств в Сибири». Вскоре премьер-министр Японии Хара публично заявил, что «его страна намерена оказывать сопротивление большевистскому движению и никогда не примирится с таким политическим режимом в Восточной Сибири, который бы противоречил ее интересам». 30 января 1920 года во Владивостоке состоялось секретное совещание представителей миссий Антанты и командования оккупационных войск на Российском Дальнем Востоке. На совещании было решено передать «представительство и охрану интересов союзников на русском Дальнем Востоке Японии». Данное предложение было принято японским военным командованием с благодарностью. В январе — начале апреля т. г. все войска интервентов, кроме японских и чехословацких (французских) покинули Владивосток. Последний транспорт с чехословаками ушел из Владивостокского порта 2 сентября 1920 г.

    В апреле т.г. после эвакуации главных сил с Дальнего Востока японское военное командование объявило о своем нейтралитете в отношениях между красными силами и Дальне-Восточной Республики, «столица» которой находилась в Верхнеудинске. В действительности Япония поддерживала военные формирования атамана Семёнова в его действиях против РККА. Отметим, что 4 января 1920 года адмирал Колчак передал генерал-майору (атаману) Г. М. Семёнову «всю полноту военной и государственной власти на территории Российской восточной окраины». Японские войска постоянно участвовали в акциях против партизанских районов в Приамурье и Приморье, где несли особо большие потери. Наконец, в сентябре 1920 года японские войска оккупируют Камчатку, занимая Петропавловск и другие опорные пункты, чего не смогли сделать летом 1905 года.

    Весной 1920 года в Приамурье произошло очередное столкновение партизан и японских оккупантов, которое стало вехой в японской внешнеполитической истории.

    Этот инцидент, Николаевский инцидент, произошел 12–14 марта 1920 года. Еще в начале февраля отряды красных партизан блокировали японский гарнизон в Николаевске-на-Амуре. Японцы объявили 28 февраля свой нейтралитет в обмен на разблокирование гарнизона, что и было выполнено партизанами. Однако в ночь на 12 марта начальник японского гарнизона майор Исикава нарушает договор и атакует подчиненными ему подразделениями штаб и казармы партизан. В результате последовавших трехдневных боев японский гарнизон был разгромлен.

    Николаевский «инцидент» был использован Японией для установления прямого режима оккупации. В ночь на 5 апреля 1920 года японские войска разгромили русские органы местной власти и военные гарнизоны во Владивостоке, Никольск-Уссурийском, Хабаровске, Раздольном, Спасске и ряде других пунктов.

    Факты разрушения русских таможенных постов японцами на государственной границе России и Манчжурии свидетельствуют об истинной подоплеке событий 5 апреля: попытки присоединения Японией Русского Дальнего Востока к сфере своего влияния на Азиатском континенте. Соответственно, во всех городах и населенных пунктах на правительственных и муниципальных зданиях вывешивался флаг Японии. В ходе этих событий японские войска захватили северную часть Сахалина.

    С конца 1920 года по март 1921 года при посредничестве Франции велись переговоры с Японией о доставке во Владивосток эвакуированной из Крыма армии Врангеля. Токио дал свое согласие и обязался обеспечить ее материально — обмундированием, питанием и вооружением. При этом Японское правительство поставило условием, чтобы по свержению Советской власти вся Сибирь с Дальним Востоком, а также все иностранные концессии на Востоке России и контроль над КВЖД перешли во владение Японии. Франция обязалась выполнить это требование.

    В мае 1921 года Япония перевооружает вооруженные части Семенова и лучшие части Колчака, ранее служившие под командованием генерала В.О. Каппеля, погибшего от обморожения в декабре 1919 близ Иркутска, и бросает их на уничтожение Дальне-Восточной Республики, последнего своего конкурента к власти на всем Востоке России.

    Народно-Революционная Армия ДВР, контролируемая Москвой, не только разгромила семеновские и каппелевские части, но к сентябрю 1922 года изгнала японские войска из Приморья, которые сконцентрировались во Владивостоке.

    В течение всего периода интервенции и оккупации Востока России ведущие державы Антанты предпринимали попытки выработать на международном уровне общие позиции по вопросам отношений с Москвой.

    Николаевский «инцидент» приводился Японией на международных конференциях в Вашингтоне, Дайрене и Чаньчуне в качестве доказательной основы для ведения отношений с Россией с позиций права силы. Получив отпор на Вашингтонской конференции (июль 1921 г.) от англосаксонских держав по поводу равенства американского и японского флотов, Япония стала действовать более тонко, без предъявления прямых упреков Москве. Америка хотела рассматривать проблемы Азии и регионов Тихого океана в контексте разоружения, что не совпадало с интересами Токио.

    Так на Дайренской конференции (26 августа 1921 г. — 16 апреля 1922 г.) Япония вела переговоры с ДВР, делегацию которой возглавлял премьер-министр Ф. Петров и помогавший ему эмиссар СНК РСФСР Ю. Мархлевский. В состав ДВР входили Амурская, Забайкальская, Приамурская, Прибайкальская, Приморская, Сахалинская и Камчатская области, которые были оккупированы японцами. В конце 1920 года Камчатская область была передана из состава ДВР в РСФСР и японцы вынуждены были покинуть ее пределы.

    Еще в июне 1922 года в Токио произошла смена правительства; микадо назначил премьер-министром адмирала Като, одного из инициаторов военной интервенции Антанты на Дальнем Востоке. 24 июня т.г. новое правительство принимает предварительное решение о выводе японских войск из Приморья к 1 ноября т. г. При этом вопрос об эвакуации японцами Северного Сахалина не поднимался.

    На Чанчуньской мирной конференции (сентябрь 1922 г.) обсуждались вопросы заключения мира между Японией, РСФСР и ДВР. Камнем преткновения стал Северный Сахалин, отчуждение которого в свою пользу требовала Япония в качестве «компенсации» за «Николаевский инцидент». Как и предыдущая, данная конференция закончилась безрезультатно.

    Сразу после того, как делегации ДВР и РСФСР в знак протеста покинули Чанчунь, началось наступление НРА на Владивосток, части которой подошли 19 октября т. г. к окраинам города. В переговорах о сдаче японцами города, чтобы избежать жертв среди мирного населения при его штурме, приняли участие американский и британский консулы. Соглашение было достигнуто 23 октября. В 14.00 25 октября 1922 года японская эскадра покинула бухту Золотой Рог и направилась в открытое море; в 16.00 НРА взяла г. Владивосток под свой контроль. 14 ноября ДВР прекращает свое существование, а 15 ноября 1922 года ВЦИК РСФСР принимает декрет о включении всей территории ДВР (за исключением оккупированного японцами Северного Сахалина) в состав России.

    К этому времени внешняя политика Японии начинает испытывать затруднения. Результаты Вашингтонской конференции 1921 года и иммиграционные законы в САСШ, которые практически исключили японцев из числа лиц, имеющих право въезда в Америку, вызвали шок в японском обществе и растерянность среди японских политиков. Кроме того, САСШ заявили о своем несогласии с Версальской системой мира, выстраиваемой Францией и Англией, и объявили о своем уходе из мировой политике и нейтралитете в мировых делах, а также желании заняться собственными внутренними проблемами. Именно этими обстоятельствами объясняется отклонение вплоть до 1933 года Вашингтоном предложений Москвы об установлении дипломатических отношений.

    Россия в период 1923–1925 годов также предлагает Японии урегулировать вопрос об оккупации ее войсками Северного Сахалина и установлении дипломатических отношений. Кроме того, мировая пресса постоянно обвиняет Японию в колониальном характере ее действий в Кореи и Маньчжурии, а также растущем милитаризме.

    В 1912 году императором стал Ёсихито (Иошихи-то), сын императора Муцухито: эпоха Мэйдзи сменилась эпохой Тайсё (Тайшо). Однако еще в 1889 году Иошихито был объявлен наследником престола и сделал для Японии великое дело: вместе с главным ее архитектором — маркизом Ито создал для страны ее конституцию. Поэтому объявление 25 ноября 1921 года наследником престола принца Хирохито было знаковым событием, которое давало понять, что Япония готова к изменению внешнеполитического курса, в т. ч. по причине невозможности разрешить трудности, появившиеся вследствие антияпонской позиции США. К 1925 году ведущие державы Версальской системы мира — Франция и Англия — уже признали Россию. В этих условиях, когда Япония всячески демонстрировала миру свое желание действовать согласно западной модели внешней и внутренней политики, Токио пошел на урегулирование отношений с Москвой и восстановление дипломатических отношений в 1925 году. В мае 1925 года японские войска покидают Северный Сахалин. Токио тогда указал Москве, что согласно Санкт-Петербургского договора 1875 года о полной передаче острова России Япония сохраняла право на рыбную ловлю в водах Сахалина, захода в его порты и пополнения запасов угля из месторождений на острове. Москва пошла навстречу и согласилась передать Японии рыбные, угольные и нефтяные концессии на Северном Сахалине при условии восстановления российского суверенитета в этой части острова.

    Подчеркнув в глазах мирового общественного мнения свое миролюбие по вопросу о Северном Сахалине, Япония в своих действиях дальше не пошла. Генерал К. Судзуки, автор известной тогда книги «Вопросы обороны Дальнего Востока», писал, что «в отношениях с Россией Япония должна занять такую позицию, которая обеспечивала бы империи полную свободу действий».

    Нежелание западных держав поддерживать курс взаимодействия и кооперации с Японией снова поставил перед ее правительством серьезные задачи снабжения национальной экономики значительными объемами сырья, топлива, полуфабрикатов, а также проблему внешних рынков. Любой сбой в регулярном потоке импорта — экспорта неизменно угрожал самому существованию огромной экономики страны и японскому государству. Само существование Японии стало зависимо от готовности остального мира продать ей сырье и желания купить ее готовую продукцию. Эти проблемы могли взаимовыгодно решаться в двухстороннем российско-японском товарообороте, но это решение неизменно натыкалось на политические проблемы. Заметим, что такое положение дел существовало тогда, когда в отношениях России и Японии не было ни «северного вопроса», ни «вопроса о северных территориях», а сами эти отношения следовало расценивать как наивысшие за всю их историю.

    Стремление Японии реализовать западные модели в своей внутренней и внешней политике имело в своей основе континентальную программу национальной геополитики. Это подтверждается отсутствием разделения на метрополию и колонии. Япония всегда старалась интегрировать оккупированные ее вооруженными силами территории, а не рассматривать только как источник разного рода ресурсов.

    Колониальный, атлантический, характер внешней политики Токио обозначился после оказания давления на него со стороны Вашингтона и Лондона, опасавшихся усиления Японии. Шидехара (Сидэхара) — наиболее яркий лидер атлантистов в Японии был в 1919–1922 годах послом в США и затем занимал в 1925–1927 и 1929–1931 годы пост главы МИДа. Он добился выполнения от своего правительства требований Запада по ограничению реализации континентальной модели геополитического курса Японии, которой с начала XX века руководствовались японские военные. В атлантический блок японской политики вместе с Шидехарой входили С. Есида (премьер в 1946–1947 и 1947–1954 гг.) и М. Сигемицу, занимавший правительственные посты в 1945–1952 гг. Сам Шидехара становится первым премьером (октябрь 1945 — май 1946 гг.) Японии в условиях американской оккупации страны.

    Им противостояли во внутренней политике посол в Германии генерал Х. Осима и посол в Италии Т. Сиратори, ориентировавшиеся на Германию, а также вполне самостоятельные в политическом отношении японские военные.

    Все три группы политиков характеризовались одной общей чертой — негативным отношением к России. Все они принимали военные методы как средство достижения целей. Отличие группы атлантистов и ее лидера Шидехары от остальных состояло в том, что они категорически противились войне на два фронта, с чем соглашались сторонники Германии в Японии и собственно японские военные.

    Мировой экономический кризис 1929–1933 годов подорвал политическое влияние атлантического блока во внутренней политике Японии. К тому же весной 1927 года в Токио пришло к власти правительство Г. Танаки, барона, генерала и участника русско-японской войны. Танака во внешнеполитическом курсе Японии следовал самурайским традициям, принципам «Кодо» — политика захвата далеких и близких земель и «Хакко Итио» — «восемь углов под одной крышей», т. е. политике мирового господства расы Ямато, проповедовавшейся легендарным японским императором Дзимму. Данными вопросами как составной части государственной политики занималась в июне 1927 г. секретная конференция по делам Востока под председательством самого премьер-министра Японии.

    7 июля 1927 года из недр конференции вышел т. н. меморандум Танаки, адресованный лично микадо. Премьер-министр начертал в документе планы создания континентальной империи Японии: «Для того чтобы завоевать мир, мы должны сначала завоевать Китай… Для того чтобы завоевать Китай, мы должны завоевать Манчжурию и Монголию… Продвижение нашей страны в ближайшем будущем в район Севера Маньчжурии приведет к неминуемому конфликту с красной Россией… В программу нашего национального развития входит… необходимость вновь скрестить мечи с Россией на полях Южной Маньчжурии…» В 1929 году японская императорская армия переходит на новые полевые уставы, которые учитывали опыт Первой мировой войны, в т. ч. использование бронетанковых и моторизованных сил и авиации.

    Меморандум Танаки Гиити определил всю дальнейшую внешнеполитическую деятельность Японии. В отношении России он стал претворяться с 28 сентября 1931 года, когда японский посол в Москве Хирахита посетил НКИД и выразил озабоченность японской стороны по поводу «концентрации советских инструкторов в Цицикаре (Маньчжурия) и советских войск на станции Даурия вблизи от границы с Маньчжурией».

    Отсутствие успеха японской дипломатии в международных организациях — Лиге Наций и комиссии Литтона по Дальнему Востоку — привели к внутриполитическому брожению, катализировавшему радикальный национализм и призывы к военной экспансии. Особенно бурно эти идеи воздействовали на армейское офицерство и, в меньшей степени, на офицеров ВМС. Так 5 августа 1931 года военный министр микадо генерал Минами, выступая на собрании командиров пехотных дивизий, заявил, что отвергает предложения правительства (в которое он входил) к миру в Маньчжурии и одобряет стремление армии к экспансии в этом регионе.

    Ночью 18 сентября 1931 года произошел «Маньчжурский инцидент», ставший первой ступенью к началу новой мировой войны. Взрыв железнодорожного полотна и сход вследствие этого с рельсов поезда с воинским контингентом Японии вызвал перестрелку двух рот солдат китайского маршала Чжан Сюэ-ляна и уцелевших японских солдат. На подмогу китайцам приходят части их мукденского гарнизона, но перевес оказывается у японцев, к которым непрерывно прибывают подкрепления. К 9 часам утра 19 сентября т.г. японская артиллерия бомбардирует мукденские казармы и местный аэропорт. 500 японских солдат обращают в бегство 10 тыс. солдат китайской регулярной армии, а их командующие (японский генерал-губернатор Кореи Угака и главнокомандующий японских войск в Маньчжурии генерал Хондзе) отвергают призыв китайцев очистить г. Мукден.

    Экстренное заседание японского кабинета министров принимает заявление министра иностранных дел Шидехара о «локализации инцидента и приостановлении военных действий» в полосе Южно-Маньчжурской железной дороги (ЮМЖД). Генеральный штаб императорской армии одобрил решения генерала Хондзе и приказывает тому не выполнять поручения правительства.

    К 20 сентября 1931 года японские войска вступают во все крупные города к северу от Мукдена до реки Сунгари, а к 4 октября они занимают Цицикар. Генерал Хондзе укрепляется на захваченных территориях Северной Манчжурии и выполняет только приказы военного руководства Японии.

    Для успокоения международного общественного мнения и реакции китайцев Япония объявляет о своей помощи образованному в Маньчжурии т. н. Государству Маньчжоу-Го, которое возглавляет наследник последней китайской императорской династии Мин-Пу И. Однако, еще до полной оккупации Северо-Восточного Китая (Маньчжурии) японский Генеральный штаб утвердил в конце сентября 1931 года документ стратегического характера, получивший название «Основные положения оперативного плана войны против России», которым предусматривалось «выдвижение японских войск к востоку от Большого Хингана и быстрый разгром главных сил Красной Армии» с последующим захватом российского Приморья.

    В мае 1933 года новый военный министр С. Араки, выступая перед губернаторами страны, заявил: «Япония должна неизбежно столкнуться с Советским Союзом. Поэтому для Японии необходимо обеспечить себя путем военного захвата территории Приморья, Забайкалья и Сибири». Таким образом, императорская армия предлагала правительству вернуться к положению дел в 1919–1921 годов, когда японские войска находились на берегах озера Байкал. В том же году под редакцией Араки выходит секретное пособие для армейских офицеров «Красная Армия и способы борьбы с ней».

    Армия и ее глава — император Японии (микадо) являлись фактическими хозяевами Маньчжурии, которая должна была стать плацдармом на континенте, откуда Япония готовилась к дальнейшим действиям. К 1933 году в Северо-Восточном Китае находилась 130-тысячная Квантунская армия Японии и 115 тысяч китайских войск императора Пу И. 16 октября 1934 года премьер Великобритании Н. Чемберлен констатировал в т. н. меморандуме Чемберлена-Саймона: «Что касается России, то все, что усиливает в Японии чувства безопасности, поощряет ее агрессивность в отношении России».

    Милитаризация и экспансия Японии в направлении захвата соседних территорий вполне ясно представлялись в Москве, что нашло свое отражение в решении неоднократных с 1925 года обращений советского правительства к японскому правительству с предложением о заключении между обоими государствами договора о ненападении, которые всегда отклонялись Японией под предлогами распространения влияния СССР на Дальнем Востоке.

    В 1933 году Генеральный штаб японской армии детализировал аналогичный план 1931 года войны против СССР, который предусматривал несколько стратегических направлений вторжения вглубь территории СССР, включая Приморье и захват Иркутска (план «Оцу»). Советское правительство для ослабления напряженности между Москвой и Токио пошло в мае 1933 года на беспрецедентное предложение, предложив Японии выкупить КВЖД. Переговоры шли до 23 марта 1935 года, когда они завершились соглашением о продаже КВЖД за 140 млн иен (5 млрд долл. в ценах 2008 года), а также аренде рыбных промыслов близ Владивостока. Этот договор не остановил японский милитаризм, который был уже на марше: 17 апреля 1934 года премьер-министр Японии К. Хирота опубликовал т. н. Декларацию Амея, в которой Япония делала новую заявку на господство во всем Китае и предупреждала все заинтересованные державы, т. е. США и Англию, отказаться от политики «равных возможностей и открытых дверей». Этот документ, иначе называемый доктриной Хироты, явился ступенью к доктрине «Сопроцветания в Восточно-Азиатской сфере».

    Хирота был послом Японии в СССР с 1930 г., а с 1931 г. — министр иностранных дел Японии в правительстве Сайто. Хирота с начала XX века входил в тайное общество Кокурюкай (Общество реки Амур), что было поставлено ему в вину в Токийском Трибунале 1948 г.

    Военные приготовления Японии на Дальнем Востоке вызывали серьезную озабоченность у советского руководства, которое стремилось наладить прочный контакт с категорическими противниками войны с СССР в японском правительстве несмотря на имевшиеся у них иные, чем у Москвы взгляды на внешнеполитические проблемы. Таким человеком был влиятельный политик принц Ф. Коноэ, премьер-министр в 19371939, 1940–1941 гг., государственный министр в 1939 г., а также в 1945 гг. — в составе кабинета принца Хигасикуни, подписавшего капитуляцию в войне с союзниками. Политическая позиция Коноэ во внешней политике Японии была оригинальной: он возражал против войны с СССР, но выступал за оккупацию Китая; был сторонником союза с Германией и был категорическим противником США (до 1935 года — САСШ) до такой степени, что покончил с собой накануне его ареста военной полицией США осенью 1945 г.

    Доверенным лицом и советником Коноэ был Одзаки, крупный специалист по Дальнему Востоку и Китаю. Одновременно Одзаки был другом и соратником Рихарда Зорге, уроженца города Баку. Через этих двух людей премьер-министр Японии Коноэ имел доверительный канал связи с Москвой, который он хотел использовать на благо обоих народов. Кабинет Коноэ ушел в отставку в октябре 1941 года, вследствие провала группы Зорге. Однако кабинет Коноэ заключил Пакт о нейтралитете между СССР и Японией от 13 апреля 1941 года. Сменивший Коноэ Тодзио одинаково ненавидел всех соседей Японии — Китай, СССР и США и был готов воевать на три фронта.

    Рихард Зорге прибыл в Японию в качестве немецкого журналиста. В действительности Зорге был многоплановой фигурой, скрывавшей другие его ипостаси — сотрудник Коминтерна и советской военной разведки, аналитик крупнейшего геополитического журнала и личный друг его главного редактора Карла Хаусхофера. В Коминтерне, при всей его атлантической ориентации, Зорге имел репутацию сторонника континентальной доктрины геополитики со всеми вытекающими последствиями. Последнее якобы указывало на его пристрастия как германофила и даже евразийца, что в глазах Сталина было плохим признаком для ответственного сотрудника разведывательных органов: большинство русских евразийцев в период 30-х годов XX века встали под знамена фашизма.

    Зорге появился в Японии как официальный представитель германской прессы и неофициальный агент Коминтерна (его антизападной ветви), советской военной разведки и даже нацистского руководства, через его связь с Хаусхофером и Рудольфом Гессом, заместителем фюрера по партии в тот период времени. Показателем евразийского течения в политических пристрастиях всегда являлись одновременно присутствующие у политика признаки германофильства и русофильства. Такими качествами отличались японские премьер-министры предвоенного времени: К. Хирота (1936–1937 гг.); Ф. Коноэ (1938–1939 гг.); адмирал Енаи (январь-июнь 1940 г.). Хирота вел в июне 1945 г. неофициальные переговоры с советским послом Я. Маликом о будущем советско-японских отношений, которые закончились безрезультатно; в 1948 г. он был повешен по приговору Токийского трибунала союзных держав. Ф. Коноэ, отпрыск древнейшего феодального рода Японии, известного с IX века, еще в 1912 году по окончании университета написал свой первый научный труд «Отказ от мира с англо-американской ориентацией», идеи которого определили его политические взгляды вплоть до добровольного ухода из жизни накануне ареста следователями Токийского трибунала осенью 1945 г. Коноэ стал самым молодым председателем верхней палаты японского парламента; ему было тридцать лет. В 20-х годах прошлого века он состоит в евразийском обществе «Каекай» («Общество вторника»), где познакомился с Х. Одзаки, ближайшим сподвижником Зорге. По «делу Зорге» (японская военная контрразведка так и не смогла добиться у Р. Зорге показаний, чьим агентом он является; и он был казнен как английский шпион) была арестована и осуждена большая часть общества «Каекай», а сам Зорге арестован 18 октября 1941 г., в день, когда под давлением японских военных пал третий и последний кабинет Коноэ.

    Указанная тройка премьер-министров Японии проводила в жизнь евразийские (континентальные) планы: «новой структуры» во внутренней политике; «сферы сопроцветания Великой Восточной Азии» как геополитической задачи империи; внешнеполитического курса на создания блока Берлин — Москва — Токио, направленного против англосаксонских держав. Сам термин «новый порядок» обязан своим возникновением принцу Коноэ, употребившему его в декларации принца о «новом порядке в Восточной Азии», т. е. Японии, Китае и Маньчжоу-Го. Во внутренней политике Коноэ реализовал однопартийный режим политической власти в стране, когда по его призыву в июле-августе 1940 года добровольно самораспускаются все политические партии и фракции в парламенте, которые 12 октября 1940 года объединяются в политическую Ассоциацию помощи трону (АНТ, или Тайсэй екусанкай) — воссоединение японской нации вокруг своего сакрального центра. Эта «новая политическая структура» преследовала в т. ч. военно-политические цели, непосредственно связанные с готовящейся войной. Появление Зорге в Японии в 1937 году должно было направить вектор войны против США и Англии.

    Термин «сфера сопроцветания Великой Восточной Азии» впервые применена в декларации главы МИДа Е. Мацуока от 1 августа 1940 г. Тройственный (Стальной) пакт Германии, Японии и Италии от 22 сентября 1940 года зафиксировал этот раздел сфер влияния трех держав, признав за Японией исполнение декларации Мацуока. В действительности эту концепцию предложил Коноэ и другие японские политики евразийской ориентации в его втором кабинете — морской министр Енаи (будущий премьер) и министр иностранных дел Арита. Важнейшую роль в разработке Тройственного пакта сыграл Хаусхофер, выдвинувший концепцию оси Берлин — Москва — Токио, сторонниками которой были все японские евразийцы, включая Коноэ. Зорге прибыл в Токио с рекомендательными письмами от Хаусхофера, германского военного атташе в Японии в 1909–1911 годах и главного редактора влиятельного журнала «Zeit-schrift fur Geopolitik», в качестве активного сотрудника этого журнала. Он должен был убедить Коноэ в необходимости для обеспечения «сферы сопроцветания» обеспечить курс Японии на нейтралитет с СССР в случае возникновения войны с англосаксами. Известно, что Коноэ был настроен даже на более тесное сотрудничество с СССР на основе плана «Союза четырех», т. е. Трехсторонний пакт плюс СССР.

    Принц Коноэ, будучи премьером проводил тот внешнеполитический курс Японии, который был связан с идеологическим обоснованием лозунгов паназиатизма доступным массовому сознанию. Это непосредственно выделяло южное направление японской экспансии как единственно возможное. Правительство Коноэ активно поддерживало китайское правительство Ван Цзинвэя («Договор об основах взаимоотношений между Японией и Китайской Республикой от 30 января 1940 г.) и лидера левого крыла Индийского национального конгресса Субхаса Чандры Боса, который активно вел антибританскую борьбу в Южной Азии. Рекомендация Коноэ кандидатуры Тодзио на должность премьер-министра в октябре 1941 года, когда под давлением военных его кабинет должен был подать в отставку, следует расценивать как акт последовательного антиамериканизма принца и его приверженности идеям и принципам евразийской модели геополитики.

    Несмотря на сильнейшее давление Германии на Японию ни Коноэ, ни даже Х. Тодзио так и не начали войны против СССР и сохранили верность пакту 1941 года. Коноэ в своей деятельности всегда руководствовался своими словами, относящимися ко времени его первого кабинета: «Ясно без слов, что Япония и Советский Союз, которые являются соседями на Дальнем Востоке, должны строить свои дружественные отношения на прочной основе». Контрастом звучат слова оккупационного премьера (1946–1954 гг.) Японии С. Есиды, лидера японских атлантистов: «Честно говоря, Советский Союз не та страна, с которой стоит дружить».

    Другой крупный евразиец в японской политике предвоенного времени — адмирал М. Енаи, которого японцы чтят наряду с победителем в Цусимском сражении адмиралом Х. Того и руководителем нападения на Пёрл-Харбор адмиралом И. Ямамото. Енаи в 1915–1917 годах был в России на должности военно-морского атташе, затем занимал командные и дипломатические должности в государственном аппарате страны. Адмирал Енаи готовил японский военный флот к войне на Тихом океане, и ему Япония обязана созданием в 19371939 годах своих первоклассных ВМС. Енаи выступал в качестве противовеса армейскому командованию во влиянии военных на микадо и был категорически против любого осложнения отношений с Россией, к чему стремилась японская армия. При премьерах евразийской ориентации, в том числе при кабинете Енаи (1940 г.), усилилось противостояние армии и флота. Это противостояние особенно сильно обозначилась в августе 1939 года, когда был заключен советско-германский пакт о ненападении. Кабинет проамериканского премьера Хиранумы был вынужден подать в отставку. Новый кабинет Абэ также не смог утвердиться и преодолеть противостояния армии и флота и подал в отставку в декабре 1939 г. Дальнейшие политические консультации не могли преодолеть этот правительственный кризис, и микадо пошел на беспрецедентный поступок — утверждение премьера императорским указом. Им стал адмирал Енаи в январе 1940 г. Енаи в отличие от Коноэ считал, что военный союз с Германией в перспективе чреват войной на три фронта, чему и был обязан своим назначением, когда СССР и Германия подписали Пакт о ненападении. Было очевидно, что в этих внешнеполитических условиях вектор японской экспансии должен быть направлен на Юг.

    29 июня 1940 года, спустя неделю после подписания акта о капитуляции Франции, министр иностранных дел в кабинете Енаи Х. Арита выступил с сообщением о готовности Японии взять под свой контроль колониальные владения Франции и Голландии в Южных морях. Идеологи из стана Коноэ уже готовили для общества и СМИ «доктрину Монро для Азии с паназиатской культурой, аналогичной эллинизму», а также готовились взять власть от кабинета Енаи.

    Второй кабинет принца уже активнее использовал лозунги паназиатизма и борьбы против «белого империализма». Усиление антиевропейской направленности Японии на международной арене объяснялось появлением больших шансов построить японскую «сферу процветания» по всему бассейну Тихого океана.

    Борьба армейских генералов и морских адмиралов за влияние на японскую политику красной нитью проходит через всю предвоенную историю Японии, приводя к частой смене кабинетов. Все это выразилось в значительных противоречиях внешнеполитического курса страны. Если «Антикоминтерновский пакт» Японии и Германии (с присоединением к нему Италии 6 ноября 1937 г.) явно носил черты проатлантического блока, то война с Китаем, развязанная Японией в 1937 году, носила черты антиамериканской кампании. Это становится очевидным, когда принимается то обстоятельство, что договоры были приняты японскими кабинетами, разной геополитической ориентации.

    Новое нападения Японии началось с т. н. «инцидента на мосту Марко Поло» (мост Лугоуцяо в 12 км от Пекина), датированном 7 июля 1937 г.

    В этот день, по неустановленным до сих пор причинам, произошла перестрелка между 5-й пехотной бригадой генерала Кавабэ с частями местного гарнизона, в результате которой последний был разгромлен. Пользуясь поводом «инцидента на мосту Марко Поло», Япония начала массированное военное вторжение в Китай. 19 июля 1937 года правительство партии Гоминьдан во главе с Чан Кайши обратилась за военной и технической помощью к СССР, которая была ему оказана после подписания 21 августа 1937 года договора о ненападении между СССР и Китаем.

    Эффективность и масштабность советской военной помощи Китаю привели к затягиванию войны, которая по замыслам генералов в Токио должна была закончиться «молниеносно». По сообщениям полпреда СССР в Японии М.М. Славуцкого, к осени 1937 года Токио был готов объявить войну своему северному соседу, раздосадованный его поддержкой Китаю. Японский военный атташе в Варшаве генерал Р. Савада обратился в сентябре 1937 г. от имени своего правительства к Варшаве за военно-политической поддержкой, направленной против России. Польское правительство охотно откликнулось на эту просьбу, считая «Японию естественным союзником Польши».

    Особенно было раздосадовано японское правительство в связи с налетом в июле 1938 года шести китайских дальних бомбардировщиков советской конструкции ТБ-3, пилотируемых советскими летчикам, на Японские острова — остров Кюсю, города Сасебо и Нагасаки. Вместо бомб на японскую землю полетели кассеты с листовками, содержащими обращение к японскому народу жить с соседями в мире, дружбе и взаимовыгодном сотрудничестве.

    В качестве ответных действий японская сторона, в лице ее армейского военного командования, производит пересмотр стратегического плана «Кантокуэн», которым предусматривались боевые действия Квантунской армии против СССР в направлениях на: Владивосток, Благовещенск и Иркутск.

    Первая проба этого плана состоялась в период 29 июля — 11 августа 1938 года при вторжении японских войск на территорию СССР в районе оз. Хасан. Еще 20 июля т. г. японский посол в Москве М. Сигемицу довел до сведения НКИД СССР, что Япония настаивает на выводе из этого района советских войск и что в противном случае: «Япония должна будет прийти к выводу о необходимости применения силы». Впоследствии Токийский военный трибунал признал, что здесь «операции японских войск носили явно агрессивный характер».

    28 июля т. г. вблизи Благовещенска с японо-маньчжурской стороны государственной границы стал поступать газ с запахом фиалок. Многие гражданские лица и военные в Благовещенске получили отравление, связанное с расстройством вестибулярного аппарата и потерей пространственной координации. Этот факт также был расследован Токийским трибуналом, констатировавшем применение Японией отравляющих газов против населения СССР.

    Одновременно с боевыми действиями, летом и осенью 1938 года в прибрежные воды российского Дальнего Востока вторгается армада из 1 500 японских рыбопромысловых судов под охраной двух дивизионов миноносцев, нескольких подводных лодок и более 20 торпедных катеров, которые безнаказанно грабят морские ресурсы СССР.

    В апреле 1938 года утверждается военный бюджет Японии, который составил почти 4,9 млрд иен (172 млрд долл. в ценах 2008 года), и 8 апреля т.г. советское правительство обращается к Токио с инициативой разрешить ряд пограничных проблем с Японией, которые могли бы привести к возникновению войны между обоими государствами, учитывая воинственный дух, витавший в японском обществе. Однако Токио по-прежнему стремится к односторонним уступкам с советской стороны. 21 июня 1938 года врио поверенного в делах полпредства СССР в Токио К. А. Сметанин в беседе с вице-министром японского МИДа К. Хориноути обратил его внимание на многочисленные факты выставления на улицах Токио плакатов с провокационной надписью: «Будьте готовы к неизбежной японо-советской войне!»

    Вполне вероятно, что побег ранним утром 13 июня 1937 года с советской территории в Маньчжоу-Го начальника управления НКВД по Дальневосточному округу комиссара государственной безопасности 3-го ранга Г. Люшкова был подготовлен Кремлем, чтобы неофициальным путем уведомить поджигателей войны в Токио о значительном советском военном потенциале в этом регионе. Его можно сравнить с «полетом» Р. Гесса в Англию 10 мая 1941 года, который преследовал планы содействовать миру между Германией и Англией.

    О подобной подоплеке «дела Люшкова» пишет бывший офицер пятого отдела Генерального штаба армии Японии К. Коидзуми. Он указывает, что: «В полученной от Люшкова информации нас поразило то, что войска, которые Советский Союз мог концентрировать против Японии, обладали, как оказалось, подавляющим превосходством… Опираясь на полученные от Люшкова данные, пятый отдел генштаба пришел к выводу, что Советский Союз может использовать против Японии в нормальных условиях до 28 стрелковых дивизий, а при необходимости от 31 до 58… Это делало фактически невозможным осуществление ранее составленного плана военных операций против СССР…» (На момент побега Люшкова японцы имели в Маньчжурии 9 пехотных дивизий).

    Напряженность на советско-японо-маньчжурской границе перешла в открытый военный конфликт 15 июля 1938 года, когда при переходе государственной границы СССР на сопке Заозерная у оз. Хасан в 10 км от берега Японского моря и в 130 км от Владивостока погиб в перестрелке с пограничниками японский жандарм Мацусима Сякуни.

    Как стало известно позднее, двумя месяцами ранее район сопки Заозерная был проинспектирован с японской стороны командующим Квантунской армией генералом Уэда. О результатах инспекции генерал доложил заместителю военного министра Х. Тодзио в Токио. В докладе указывалось, что японские войска готовы к военному столкновению на границе с российским Приморьем. Интересно, что побег Люшкова на японскую сторону также состоялся в районе сопки Заозерная (зоне ответственности Посьетского погранотряда).

    Маршал В. К. Блюхер командовал всеми советскими воинскими подразделениями на Дальнем Востоке (т. н. ОКДВА) и был главным представителем советской власти в регионе. 22 июля 1938 года советское правительство направляет японскому правительству ноту, в которой прямо и решительно отклонялись требования об отводе войск с высоты Заозерная. 24 июля т.г. маршал Блюхер направляет «свою» неофициальную комиссию для выяснения на месте обстоятельств чреватого войной пограничного инцидента. «Комиссия Блюхера» устанавливает, что линия одного окопа выходит на 5-10 см за линию государственной границы, а проволочные заграждения — на расстоянии 3 м от нее, но уже на сопредельной стороне. Эти факты дают основание Блюхеру направить в Москву предложение извиниться перед японцами за случившийся инцидент и «передвинуть» линию государственной границы на 1 м в глубь советской территории. Было также установлено, что 27 июля т. г. Блюхер направляет новую «нелегальную» комиссию (т. е. без согласования с Москвой) для расследования этого факта.

    Рассекреченный приказ наркома обороны К. Ворошилова от 4 сентября 1938 года № 0040сс раскрывает дальнейшие трагические перипетии судьбы маршала: «Он (маршал Блюхер) совершенно неожиданно 24 июля подверг законность действий наших пограничников у озера Хасан. Втайне… т. Блюхер послал комиссию на высоту Заозерную и без участия начальника погранучастка произвел расследование действий наших пограничников и… «установил» нашу «виновность» в возникновении военного конфликта на оз. Хасан…»

    В три часа дня 29 июля т. г. японские армейские части численностью до 150 солдат атаковали высоту Безымянную, соседствующую с Заозерной. На сопке Безымянной оборонялось 11 пограничников с двумя ручными пулеметами и 10 винтовками. Высота была занята японцами; в бою погибли пять пограничников и шесть получили огнестрельные ранения. Однако в 18.20 того же дня пограничники, подоспевшие на помощь своим товарищам, отбили сопку. Затем в вину Блюхеру Москва поставила неоказание помощи пограничникам стрелковыми войсками, когда, начиная с 30 июля т.г. японцы подтянули к господствующим высотам артиллерию и свою 19-ю пехотную дивизию. Этим силам противостояли 94 пограничника и два стрелковых батальона пехотинцев, не имевших артиллерийской поддержки. Силы были не равными, и советские войска отступили с сопок в тот же день, уйдя на другой берег оз. Хасан.

    3 августа т.г. Москва отстраняет от командования Краснознаменным Дальневосточным фронтом (КДФ) маршала Блюхера, назначив на его место комко-ра Г.М. Штерна. 1 августа т.г. состоялся разговор Сталина с Блюхером по прямому проводу, в котором генсек спросил маршала: «Скажите, т. Блюхер, честно, — есть ли у вас желание по-настоящему воевать с японцами?»

    С 4 августа комкор Штерн вводит в бой три стрелковые дивизии и одну механизированную бригаду; одновременно приводится в боевую готовность 1-я общевойсковая армия, дислоцированная в Приморье. Пограничные высоты с 1 августа т.г. защищали части командиров, прославившихся в Великой Отечественной войне — полковников Н.Э. Берзарина и будущего героя Московской битвы А.П. Панфилова и других.

    В период боев у озера Хасан, 5 августа 1938 года была сформулирована и утверждена новая военная доктрина СССР, в которой взамен здравого «малой кровью и могучего удара» выдвигался тезис — «победа любой ценой». Вместе с тем с 4 августа т.г. наступательная операция у оз. Хасан приняла правильный характер, соответствующий канонам военного искусства. К 9 августа т. г. боевые действия в рамках пограничного конфликта завершились отступлением японских войск на территорию Маньчжоу-Го. Безвозвратные потери советских войск составили 960 командиров, младших командиров и бойцов, или 4,2 % от численности участвовавших в боевых действиях. Потери японцев составили 650 человек убитыми. 11 августа т.г. противоборствующие стороны согласились прекратить военные действия и восстановить статус-кво на границе СССР с Маньчжоу-Го.

    События у оз. Хасан показали японскому армейскому командованию всю прочность обороны советского Приморья. По этой причине до конца 1938 года Генеральный штаб японской армии проанализировал ход боев и подготовил два новых варианта наступательной войны против СССР «Хатиго» («план операции номер восемь»): «Ко» («А») и «Оцу» («Б»). Этот план предусматривал развертывание трех фронтов — от станции Сковородино до Владивостока — в составе 45 пехотных и механизированных дивизий и до 500 самолетов. В период наступательной операции Квантунской армии часть этих сил привлекалась из состава японских экспедиционных сил в Китае.

    Стремление взять реванш за Хасан не являлось определяющим в новой военной кампании против северного соседа. События у озера Хасан лишили японскую армию и ее командующих уверенности в своих силах. Сложное военное положение японских войск в войне против Китая не позволяло выделить необходимые для реализации планов «Хатиго» и «Оцу» военные силы. Поддержание авторитета императорской армии в обществе требовало небольшой победоносной войны на Севере. Повод армейские генералы микадо усмотрели в постоянно растущей военной помощи СССР Китаю: в 1938 году — на сумму 50 млн долл. (2,5 млрд долл. в ценах 2008 года); в 1939 — 150 млн долл. (7,6 млрд долл. в ценах 2008 года).

    Напряженность на государственной границе СССР и МНР с Маньчжурией продолжала нарастать в течение 1938–1939 годов, пока 11 мая 1939 года на одном из ее участков на берегах реки Халхин-Гол не произошел т. н. «Номонханский инцидент», послуживший прологом для начала японской войсковой операции против советско-монгольских войск.

    Вооруженные столкновения на границе Монголии и Маньчжоу-Го возобновились с новой силой в 1939 году. Одно из них произошло 11 мая т.г., когда японский (баргудский) кавалерийский полк, поддержанный 7 бронемашинами, атаковал монгольский пограничный пост в Номон Кан Бурд Обо. Нападение было поддержано японской авиацией. Начальник штаба Квантунской армии генерал Итагаки одобрил эти действия, которые в данном районе продолжались с возрастающей интенсивностью до 21 мая т. г., поскольку они находились в полном соответствии с приказом № 1488 командующего Квантунской армии генералом К. Уэда «Принципы разрешения пограничных конфликтов между Маньчжоу-Го и СССР» (апрель 1939 года).

    21 мая т. г. японские войска начали войсковую операцию в районе Халхин-Гола силами 23-й пехотной дивизии и 28 мая т. г. вошли в огневое соприкосновение с советскими подразделениями, подтянутыми из Улан-Батора, которые прошли маршем почти 1 100 км.

    До конца июня т. г. бои в районе носили позиционный характер, который не устраивал советское командование. 22 июня т.г. Москва назначила комдива Г.К. Жукова командующим группировкой советско-монгольских войск в районе р. Халхин-Гол. Обе стороны не только пытались в течение лета сбить друг друга с занимаемых позиций, но и усиленно наращивали свои силы.

    К началу августа т. г. группировка японских войск на Халхин-Голе была сведена в 6-ю армию (командующий генерал О. Риппо), численностью 75 тыс. чел. Советско-монгольские войска были сведены в 1-ю армейскую группу под командованием комкора Г. Жукова; они имели более чем четырехкратное превосходство в танках и бронемашинах над своим противником.

    Механизированные и авиационные части советских войск решили главную задачу в наступлении 20 августа: японские войска были расщеплены на части и полностью окружены к исходу 23 августа. До 31 августа, когда японская сторона передала просьбу советскому командованию о прекращении боевых действий, большая часть японских войск была уничтожена. Безвозвратные потери японской армии составили 25 тыс. человек, или 23 % от общего количества войск, участвовавших в боевых действиях; было сбито 660 японских самолетов. Безвозвратные потери советских войск — 9 703 чел., или 14 % от общего количества; было сбито 207 самолетов.

    Поражение Японии на Халхин-Голе оказалось настолько значительным и чувствительным для японского общества, что высшее командование Квантунской армии вынуждено было в полном составе уйти в отставку. Ее потери за три месяца боев превысили потери в столкновениях с китайскими войсками за 1937–1938 годы. Окружение 6-й армии явилось большим ударом по престижу армейского генералитета.

    15 сентября 1939 года было подписано по просьбе японской стороны соглашение между СССР, МНР и Японией о прекращении военных действий в районе реки Халхин-Гол и восстановления статуса-кво государственной границы.

    Главный итог боев на Халхин-Голе, по мнению многих исследователей, состоит в том, что это поражение японских войск во многом повлияло на решение правящих кругов страны не сотрудничать с нацистской Германией в нападении на Советский Союз в июне 1941 года.

    Глава III. От пакта о нейтралитете 1941 года к советско-японской войне 1945 года

    Заключение Германией за спиной Японии с СССР пакта о ненападении от 23 августа 1939 года было серьезным ударом по японским политикам. Антикоминтер-новский пакт 1936 года обязывал Германию и Японию к совместным и согласованным действиям против СССР, чего не было сделано Берлином в данном случае. Данное обстоятельство усугублялось тем фактом, что Япония вела боевые действия в это время именно с СССР. В Японии его расценили как денонсацию Анти-коминтерновского пакта, что потребовало изменения всей ее внешней политики и военной стратегии и привело к отставке правительства К. Хиранумы, строившего свою деятельность на союзе с Берлином и подготовке к войне с СССР.

    Новое японское правительство было сформировано 30 августа т.г., и его возглавил генерал Н. Абэ. В Японии, оказавшейся в международной изоляции, стали раздаваться голоса за нормализацию отношений с СССР. Японская дипломатия в октябре 1939 г. выступила с предложением о расширении торговых связей, а в декабре — с предложением о заключении долгосрочной рыболовной конвенции. 31 декабря 1939 года Япония выполнила условие последнего платежа за продажу ей КВЖД, после чего было продлено на один год рыболовное соглашение, действовавшее с 1928 г.

    7-9 июня 1940 г. был окончательно решен вопрос о границе в районе Халхин-Гола, что сделало возможным начать 20 июня советско-японские переговоры о новой рыболовной конвенции, а также, по японской инициативе, по т. н. «коренным вопросам».

    Ослабление напряженности в отношениях с северным соседом обратило внимание японских политиков на Юг. В Токио решили воспользоваться создавшимся положением во французском Индокитае и голландской Индии. Генеральный штаб японских ВМС подготовил к 12 июня 1940 г. план «Политика империи в условиях ослабления Англии и Франции», который предусматривал «всеобщее дипломатическое урегулирование с Советским Союзом» и агрессию в районе Южных морей.

    2 июля 1940 года японский посол в Москве С. Того в беседе с В.М. Молотовым делает далеко идущее предложение по заключению договора о нейтралитете между Японией и СССР, которое лежало в рамках новой стратегической концепции Токио. Кроме того, Того предложил включить в данный договор ссылку на советско-японский договор 1925 года и в качестве приложения к нему секретную ноту об отказе СССР в помощи Китаю. Весьма характерно, что Токио исключил из проекта договора условие о ненападении, ограничившись взятием обязательств о нейтралитете.

    В июле 1940 года кабинет Енаи ушел в отставку, а правительство возглавил Коноэ, министром иностранных дел стал И. Мацуока. Новое правительство в конце июля т. г. приняло новый план внешней политики — «Программа мероприятий, соответствующих изменениям в международном положении», подтвердившей военную экспансию Японии на Юг.

    Поскольку Москва не ответила на предложения от 2 июля, то 5 августа Мацуока телеграфирует Того о необходимости скорейшего заключения соглашения о нейтралитете между обоими государствами, о чем посол Японии заявляет в тот же день В. Молотову.

    14 августа т. г. Молотов передал в письменном виде ответ Кремля на японское предложение. В нем сообщалось о положительном отношении к заключению договора о нейтралитете, но указывалось на необходимость внесения изменений в Портсмутский договор 1905 года и советско-японскую конвенцию 1925 года, включая вопросы о ликвидации японских угольных и нефтяных концессий на Северном Сахалине.

    Реакции Токио на это заявление не было более двух месяцев, поскольку это затрагивало вопросы права Японии на рыболовство в территориальных водах России. В беседе с Того 7 сентября Молотов заявил, что: «Нельзя делать Портсмутский мир… базой для развития хороших отношений между СССР и Японией».

    Ответом Японии на это заявление СССР было заключение 27 сентября 1940 года Тройственного (Стального) пакта между Страной Восходящего Солнца, Германией и Италией о военном союзе. В состоявшемся обмене секретными письмами предусматривалось, что Германия будет оказывать содействие улучшению отношений между Японией и СССР.

    Посол Того во время прощального визита (в связи с назначением нового посла) 17 октября к В. Молотову сообщает, что японский МИД готов заключить с СССР договор о ненападении, аналогичный советско-германскому пакту 1939 г., если Кремль присоединится к Стальному пакту.

    Прибывший в Москву новый посол И. Татэкава заявил 30 октября Молотову, что переговоры о заключении договора о нейтралитете, начатые Того, прекращаются и японское правительство делает «новое предложение на новой основе, т. е. о договоре о ненападении».

    Молотов доводит до сведения посла наиболее уязвимые с точки зрения советской стороны его положения, что ставит, по его мнению, вопрос о компенсациях советской стороне за его заключение. Он также рассказывает Татэкаве о своей поездке в Берлин и сообщает, что «Риббентроп заверил его об искреннем желании Японии заключить с СССР пакт о ненападении и пойти навстречу Москве в вопросе о японских концессиях на Северном Сахалине».

    Далее Молотов уточнил, что договор о ненападении ставит вопрос о возвращении СССР Южного Сахалина и Курильских островов. Следовательно, по мысли Председателя СНК СССР, пока необходимо говорить о нейтралитете, поскольку с повестки дня снимается территориальный вопрос. Что касается ликвидации концессий, Молотов за их упразднение предложил Японии справедливую компенсацию собственникам и поставку в течение 5 лет 100 тыс. тонн нефти, т. е. средней ее ежегодной добычи здесь.

    Спустя три дня японское правительство доводит до сведения Кремля, что «Курильские острова — это является слишком большим требованием». Оно также отвергает предложение о ликвидации концессий, но предлагает России продать Японии Северный Сахалин. Молотов при этом ответил Татэкаве, что воспринимает последнее «как шутку, ибо у Японии много островов, а у СССР — нет», и предлагает купить у нее разом Южный Сахалин и все Курильские острова.

    Переговоры затормозились надолго; некоторое движение обозначилось 20 января 1941 года, когда была продлена на один год советско-японская рыболовная конвенция 1928 года.

    Твердая позиция СССР была в том числе обусловлена реакцией Кремля на присоединение Японии 27 сентября 1940 г. к Стальному пакту о военном союзе между Германией и Италией, заключенного в мае 1939 г. Токио не догадывался, что еще 26 сентября т.г. Риббентроп направил конфиденциальное письмо в НКИД о том, что предстоящее подписание Тройственного пакта (сроком на 10 лет) содержит положение о ненаправленности его против СССР, а именно: «новое соглашение не затрагивает ни уже существующих, ни развивающихся отношений между этими государствами (подписантами) и Советским Союзом» (статья 5 Пакта).

    Кроме того, Советский Союз изложил официальные взгляды 30 сентября 1940 г. в передовой статье газеты «Правда» под названием: «Берлинский пакт: о Тройственном союзе». В первой части статьи констатировалось, что оформление пакта произошло вследствие усиления и расширения военного сотрудничества между Англией и США и что «США на деле находятся в одном общем военном лагере с военными противниками Германии, Италии и Японии в обоих полушариях». Далее в статье высоко отмечалась та оговорка Пакта, которая выражает уважение к СССР его участников, а также к позиции нейтралитета СССР и пактов о ненападении СССР с Италией и Германией.

    Вторая часть статьи содержала диаметрально противоположные оценки, так как утверждалось, что заключение пакта ведет к «дальнейшему обострению войны и расширению сферы ее действия», к превращению ее «во всемирную империалистическую войну». В этой части статьи выражалось сомнение в том, что участники пакта смогут «реализовать на деле раздел сфер влияния».

    В последующие месяцы к военному Тройственному пакту присоединились: 20 ноября 1940 г. — Венгрия; 23 ноября — Румыния; 24 ноября — Словакия; 1 марта 1941 года — Болгария; 16 июня 1941 г. — т. н. Независимое государство Хорватия. Соответственно, к весне 1941 года в рамках этого военного союза сплотились почти все соседние с Россией государства. Все явственней для советского руководства становилась угроза войны на два фронта: против Германии — на Западе и Японии — на Востоке.

    Для СССР существовали признаки, что данное положение не будет реализовано ходом действительных событий. Во-первых, война Японии с Китаем требовала от Токио значительных людских и военных ресурсов; во-вторых, в 1940 г. значительно сократилась торговля между США и Японией, особенно поставки американской нефти, металлолома и железных руд; в-третьих, крепнущее военное сотрудничество англосаксонских держав препятствовало движению Японии на Юг и овладению его богатыми природными ресурсами.

    Предложение японской стороны осенью 1940 года о заключении пакта о ненападении с СССР со ссылкой в его первой статье на советско-японскую конвенцию (Пекинская конвенция об основных принципах взаимоотношений между СССР и Японией) от 20 января 1925 года было весьма интересным. Так, данная декларация указывала на то, что признание Портсмутского договора носит временный характер и что Советский Союз не «разделяет с бывшим царским правительством политическую ответственность за заключение данного договора». Другие положения конвенции касались подтверждения положений Договора от 1905 года о запрещении содержания японских войск на территории Маньчжурии, признании китайского суверенитета на ее территории, запрещении строительства военных укреплений и баз на Сахалине и прилегающих к нему островах. Очевидно, что заключение советско-японского пакта о ненападении, безусловно, сохраняло все перечисленные объекты международного права за Японией. Москва не могла принять этих условий и соглашалась на пакт о нейтралитете, в рамках которого можно было денонсировать Портсмутский мир и в дальнейшем определить суверенность Курил и Южного Сахалина.

    Еще в июле-декабре 1925 года в соответствии с Пекинской конвенцией были подписаны протоколы о предоставлении Японии нефтяных и угольных концессий на Северном Сахалине с отчислением в пользу СССР 515 % валовой добычи нефти и 5–8% — угля. Японские инвестиции в добычу минеральных ресурсов Северного Сахалина составили уже к июню 1926 году сумму 700 млн долл. (в ценах 2008 г.).

    На этой позитивной основе правительство СССР обращалось к японской стороне в августе 1926, мае 1927, 1 июля 1927 и 8 марта 1928 гг., а также 31 декабря 1931 г. с предложениями о заключении пакта о ненападении. Все эти предложения были отклонены Токио под различными предлогами, в частности, как указано в ноте министра иностранных дел Японии Утида советской стороне: «обе стороны являются участницами пакта Бриана-Келлога (об отказе использования военных действий между государствами), что делает излишним заключение между ними двустороннего пакта».

    В последующих, вплоть до 13 апреля 1941 года, советско-японских дипломатических контактах Москва неизменно указывала на тот факт, что Япония за эти десятилетия неоднократно нарушала Портсмутский договор.

    В очередной раз, когда это было сделано — 13 декабря 1940 года в беседе В. Молотова и посла Татэкавы, подобное заявление Кремля вызвало широкий резонанс в Японии и появились первые общественные комитеты, поддерживаемые японскими политиками и военными, по защите Сахалина и Курил, как, например, «Совет по развитию Курильских островов» и другие организации.

    Свою позицию Вашингтон занял, когда на американо-японских переговорах осенью 1940 года государственный секретарь К. Хэлл передал японской стороне информацию о предстоящем нападении Германии на СССР согласно разработанному еще в июле 1940 года плану «Барбаросса».

    В декабре 1940 года Япония получила разведданные о том, что нацистский фюрер утвердил этот план. Перед Японией встал вопрос об определении дальнейших действий: вместе с Германией против России или наступление на Юг против западного мира. Этот вопрос обсуждался 16 января 1941 года в императорской ставке. Генеральный штаб японской армии обязался сконцентрировать необходимые для нападения на Россию войска, изъяв их из боевых действий в Китае, к середине мая (т. е. в течение четырех месяцев) т.г.

    Японский МИД в лице его главы Мацуоки провел консультации в Берлине и Риме, чтобы более ясно представить себе положение вещей в свете разрешения этого главного вопроса.

    3 февраля 1941 года на заседании постоянного комитета правительства и императорской ставки Мацуока представил свою программу действий в этом направлении — «Принципы ведения переговоров с Германией, Италией и Советским Союзом». Комитет постановил раздел мира на четыре части: сфера Великой Восточной Азии, европейская сфера (включая Африку), американская сфера и советская сфера (включая Иран и Индию). Другими его решениями было удержание США от вовлечения в войну и заключение с СССР пакта о ненападении.

    23 февраля 1941 года состоялась беседа Риббентропа и японского посла Осима. Риббентроп предложил Японии уверенно действовать в южном направлении, захватив Сингапур и Филиппины, т. е. заняв колонии Англии и США в Восточной Азии, гарантировав в этих замыслах тыл Японии с Севера. По словам главы нацистского МИДа, «если возникнет нежелательный конфликт с Россией, мы должны будем взять на себя основное бремя и в этом случае… Фюрер в течение зимы создал ряд новых соединений, в результате чего Германия будет иметь 240 дивизий, включая 186 первоклассных ударных дивизий».

    Посол Осима предложил Риббентропу зафиксировать данное положение на уровне глав МИД обеих стран, поскольку Коноэ (премьер) и Мацуока (глава МИД) готовы к действиям в Южных морях. Риббентроп пригласил Мацуоку посетить Берлин для переговоров с конкретным планом. Уже 12 марта 1941 года, т. е. через семнадцать дней после этой беседы, министр иностранных дел Японии Мацуока отправился в Берлин.

    Советский Союз узнал о программе действий Мацуоки от него самого 11 февраля 1941 г., а также о его намерении встретиться с лидерами СССР через полпреда К. А. Сметанина. Кремль выразил готовность к немедленным переговорам с японской стороной.

    Мацуока прибыл в Москву 23 марта т.г., а на следующий день провел переговоры с И. Сталиным и В. Молотовым и затем отбыл в Берлин и Рим. 7, 9 и 11 апреля т.г. Мацуока встретился с В. Молотовым, излагал точку зрения японской стороны, что «Портсмутский договор… является скорее историческим документом… О денонсации Договора и Конвенции 1925 года нельзя ставить вопрос. Но если бы был заключен другой договор, удовлетворяющий обе стороны, то правительство Японии не возражает против этого».

    Затем, в продолжении беседы с Молотовым, Мацуока прочел ему лекцию о японской экспансии на Север. Согласно этой точке зрения: «Предоставление Японии концессий на Северном Сахалине связано с «николаевским инцидентом» и, следовательно, имеет большое отношение к национальным чувствам японцев». Далее Мацуока рассказал, что японцы пришли на Сахалин еще в XVI веке, но в начале эры Мэйдзи Россия отняла у японского народа Сахалин, что возбудило у этого народа чувство, что когда-нибудь нужно Сахалин вернуть Японии. Мацуока передал Председателю СНК заверения в том, что японский народ думает также вернуть Северный Сахалин, поскольку, по Портсмутскому миру, Южный Сахалин уже возвращен Японии. Мацуока поясняет, что возвращение Северного Сахалина не будет чувствительно для СССР, поскольку Советский Союз имеет огромную территорию, перед которой размер Сахалина выглядит ничтожным, «как капля в море». Более того, Япония готова купить северную часть этого острова.

    Далее Мацуока заверил, что Япония не собирается вместе с Германией нападать на СССР, а в Китае воюет не с китайским народом, а против США и Англии.

    В. Молотов дал по всем пунктам, изложенным главой японского МИД, советскую точку зрения, сильно отличающуюся от японской в историко-политическом контексте. Однако он согласился с необходимостью заключения пакта о нейтралитете.

    Указанные выше вопросы затем обсуждались в их встречах 9 и 11 апреля т.г.

    12 марта 1941 год состоялась встреча И. Сталина и И. Мацуоки, на которой были принципиально согласованы все вопросы пакта о нейтралитете. Пакт о нейтралитете между СССР и Японией и совместная декларация были подписаны 13 апреля т.г. в Кремле, также был проведен обмен конфиденциальными письмами, согласно которым стороны заключают торговое соглашение и рыболовную конвенцию и решают «в течение нескольких месяцев» вопрос о ликвидации японских концессий на Северном Сахалине.

    Реакция правительства США на заключение данного Пакта была болезненной и сравнимой с тем впечатлением, которое было у Вашингтона на Пакт о ненападении между Германией и СССР от 1939 года. В 1939 г. США ввели экономические санкции против России, в апреле 1941 года — их усилили так, что к июню т.г. торговый оборот между обоими государствами был сведен к нулю. 19 апреля т.г. Чан Кайши выступил с публичным осуждением Пакта, утверждая, что он создает удобство для японской агрессии против Англии и Америки и ухудшает положение в Китае.

    После заключения Пакта Япония продолжала внимательно следить за развитием ситуации в Европе, в частности, отношений между Германией и Россией. 14 мая т.г. посол Татэкава в беседе с В. Молотовым уточнял, насколько верна информация о возможности нападения Германии на СССР и концентрация германских военных сил на разделяющей их границе. Молотов утверждал: «Для беспокойства нет причин».

    В начале июня 1941 года посол Японии в Берлине Осима сообщает, что в беседе с фюрером тот дал понять о намерении Германии вторгнуться в пределы СССР. Этот вопрос был немедленно рассмотрен на заседании постоянного координационного комитета императорской ставки и японского правительства. Тогда премьер Коноэ, представитель Генерального штаба армии Японии Кидо и министр иностранных дел Мацуока отвергли эту возможность и настаивали на сохранении прежнего плана продвижения Японии в район Южных морей.

    Одновременно, в советско-японских отношениях продолжалась работа по практической реализации подписанных 13 апреля т.г. документов. 12 июня было парафировано временное торговое соглашение между двумя странами, четко шла работа комиссии по заключению долгосрочного рыболовного соглашения.

    Нападение Германии и ее сателлитов на Советский Союз 22 июня 1941 года вызвало в Токио острую правительственную дискуссию, продолжавшуюся до 2 июля. В частности, было принято во внимание предупреждение посла Японии в СССР генерал-лейтенанта Е. Татэкава: «Советский Союз не покорится. Компромисс невозможен. Война должна быть затяжной».

    Военный министр Тодзио также предлагал подождать развития событий: «Престиж Японии необычайно поднимется, если мы нападем на Советский Союз, когда он, как спелая хурма, будет готов упасть на землю».

    25 июня 1941 года данный комитет принимает «Программу национальной политики империи в соответствии с изменением обстановки». В отношении СССР эта программа требовала, «скрытно завершая военную подготовку против Советского Союза… прибегнув к вооруженной силе, разрешить северную проблему». Однако также особо отмечалось, что Япония может вступить в войну против СССР только в случае, если «германо-советская война будет развиваться в направлении, благоприятном для империи». Соответственно, чтобы создать неблагоприятную для Токио обстановку, советские войска должны были оставаться на Дальнем Востоке. Только в критические дни битвы под Москвой в конце ноября 1941 года более 20 советских дивизий были переброшены в столицу СССР, где они решили исход сражения. Ранее этого сделать было невозможно, чтобы не спровоцировать Японию на выступление в регионе российского Дальнего Востока. «Секретный дневник войны» японского генерального штаба содержит данные о передислокации советских войск в регионе, особо отмечая их переброску в центральные районы страны. июня 1941 года Мацуока заявил: «Подписание пакта о нейтралитете с СССР не окажет воздействия или влияния на Тройственный пакт… Я заявил Отту (посол Германии в Токио), что мы останемся верны нашему союзу, невзирая на положения советско-японского пакта». Через Рамзая (позывной Зорге), который был близким другом германского посла, эти данные уходили в Москву, где понимали, что от удержания советско-германского фронта зависит вопрос о вступлении в войну против СССР Японии.

    Тодзио и военно-морской министр Оикава не поддерживали позицию Мацуоки с ориентацией на Германию против СССР. Они отстаивали военную экспансию на Юг и полагали, что вооруженные силы Японии могут противостоять в войне с США и Англией, если к ним не присоединится СССР. Мацуока на заседании координационного комитета 25 июня настаивал на нападении на СССР в данный момент. Однако военные боялись войны Японии на три фронта — с Китаем, США и Англией, СССР. июня 1941 года императорский координационный комитет решал «Северную проблему». Мацуока обратился к военным с просьбой объяснить, что скрывается за этим термином. Начальник генерального штаба армии маршал Сугияма отвечал: «Что вы хотите понять? Вы хотите понять, что важнее — Юг или Север?» Его заместитель генерал Цукада добавил: «Нет никакого различия в степени важности. Мы собираемся следить за тем, как будет развиваться ситуация. Мы не можем действовать в двух направлениях одновременно. На сегодняшний день мы не можем судить, что будет первым — Север или Юг…». июня т. г. Мацуока снова на заседании комитета призывает военных напасть на СССР: «Мною движет не безрассудство. Если мы выступим против СССР, я уверен, что смогу удерживать США в течение трех-четырех месяцев дипломатическими средствами… Мы должны сначала ударить на Севере, а затем нанести удар на Юге… Мы должны двинуться на Север и дойти до Иркутска… Нам следует ударить на Севере, даже если мы в некоторой степени отступим в Китае… Я сторонник нравственных начал в дипломатии. Мы не можем отказаться от Тройственного пакта… Мы должны нанести удар, пока ситуация в советско-германской войне еще не определилась…».

    Так говорил министр иностранных дел Мацуока на пятый день войны России и Германии, со странами, с которыми он подписал пакты, соответственно, о нейтралитете и Тройственном, но выбор он сделал в пользу последнего.

    Его выводы не были одобрены силовыми министрами: военным — Тодзио, военно-морским — Оикава, внутренних дел — Хиранума. Мнение премьер-министра Коноэ было давно известно: удар на Юг и нейтралитет на Севере. В конце заседания Мацуока снова взял слово: «Я хотел бы принятия решения напасть на Советский Союз». Черту под обсуждением подвел маршал Сугияма: «Нет!».

    30 июня Мацуока снова выступил на имперском комитете с призывом «движения в северном направлении». К нему неожиданно присоединился Хиранума. Половинчатую позицию высказали принцы Хигасикуни и Асака, предложившие решать эту задачу с учетом всех имеющихся ресурсов и возможностей, но с приоритетом для «плана разрешения северной проблемы».

    Премьер-министр принц Коноэ, военный министр Тодзио, маршал Сугияма и адмирал Нагано уже не так категорично отстаивали свою точку зрения об ударе на Юг, но уведомили группу политиков во главе с Мацуокой, что перенацеливание сил с южного направления и Китая на Север займет не менее пятидесяти дней.

    1 июля т.г. имперский комитет по координации вновь провел свое заседание, которое явилось продолжением дискуссии, связанной с началом советско-германской войны. Маршал Сугияма уведомил его членов, что Квантунская армия приведена в боевую готовность, но требуется время для подготовки ее к наступательным операциям. Он выразил озабоченность в том, что любой неправильно понятый войсками приказ может привести к неспровоцированной войне, что связано с воинственностью офицеров: «В это время мы должны соблюдать большую осторожность, чтобы войска не вышли из повиновения».

    В этот день комитет принял послание в адрес правительства СССР, в котором утверждалось об «искреннем желании поддерживать дружественные отношения с СССР…о надежде на скорое окончание советско-германской войны, заинтересованности в том, чтобы война не охватила дальневосточные районы».

    2 июля 1941 года заседание Имперского совещания четко определило ближайшие цели Японии. Япония продолжала вести войну в Китае и готовить удар на Юг; разрешение «северной проблемы» ставилось в зависимость от изменения обстановки вокруг первоочередных целей. Под одной из них значилась война с США и Англией на Тихом океане, тогда как вмешательство в «германо-советский конфликт» категорически запрещалось данным решением Императорского совещания до тех пор, пока не создадутся условия, когда «германо-советская война будет развиваться в направлении, благоприятном для нашей империи, и мы, прибегнув к вооруженной силе, разрешим северную проблемы и обеспечим безопасность северных границ».

    Обсуждение этого императорского решения вызвало поляризацию мнения присутствующих. Коноэ и маршал Сугияма по-прежнему выступали за удар на Юг, тогда как разрешение «проблемы на Севере» и «обеспечение безопасности наших северных границ» ставились в зависимости от успехов на Юге и Германии. Начальник главного морского штаба адмирал Нагано категорически настаивал на ударе на Юг и против действий на Севере. Мацуока на этот раз поставил свою точку зрения в зависимость от позиции военных — Сугиямы и Нагано.

    Председатель Тайного совета при императоре Хара поднял деликатный для современной истории отношений между Японией и Россией вопрос: «Кто-то может сказать, что в связи с пактом о нейтралитете для Японии было бы неэтично нападать на Советский Союз…Лично я с нетерпением жду возможности для нанесения удара по Советскому Союзу…Если мы нападем на Советский Союз, никто не сочтет это предательством… Я не думаю, что США предпримут какие-либо действия, если мы нападем на Советский Союз».

    Однако никто не поддержал Хара, кроме Тодзио, военного министра, который сказал: «Я разделяю мнение г. Хара, председателя Тайного совета. Однако наша Империя сейчас связана китайским инцидентом, и, я надеюсь, председатель Тайного совета понимает это».

    Сигуяма добавил, что Советский Союз располагает на Дальнем Востоке двадцатью шестью дивизиями, что более чем в два раза превосходит численность Квантунской армии. Он также предложил увеличить срок наращивания сил этой армии до двух месяцев, после чего можно снова обратиться к вопросу, заданного Харой.

    В «Секретном дневнике войны» императорской ставки четко отражались с 22 июня 1941 года все изменения в положении СССР, чтобы дать для императорского координационного комитета сигнал о выполнении плана нападения Японии на Советский Союз. Предварительная дата нападения была определена еще 1 июля на Императорском совещании — 9 августа 1941 года.

    Генеральный штаб армии Японии принял в этот день документ «Программа операций сухопутной армии», где констатировалось, что: а) имеющихся в Маньчжурии в настоящее время 16 дивизий недостаточно для нападения на СССР; б) необходимо продолжать войну в Китае; в) продолжить подготовку к удару на Юг, которую следует осуществить к концу ноября 1941 года. Таким образом, 9 августа 1941 г. императорская ставка приняла решение «на период 1941 года отказаться от планов решения северной проблемы».

    В дальнейшем продолжался анализ положения СССР в войне с Германией. В директиве императорской ставки № 1048 от 3 декабря 1941 года Квантунской армии ставилась задача: «В соответствии со складывающейся обстановкой осуществить усиление подготовки к операциям против России. Быть в готовности и начать действия весной 1942 года».

    Разгром вермахта под Москвой и его дальнейшие неудачи явились серьезным ударом по японским планам возможного нападения на СССР, которые продолжались разрабатываться вплоть до 1944 года.

    Так, общая численность Квантунской армии на 1 августа 1942 года составила 850 тыс. человек, не считая регулярных войск Маньчжоу-Го — в количестве 150 тыс. Этим силам противостояли части РККА численностью свыше 1 млн солдат и офицеров. Однако после Сталинградской и Курской битв Советское Верховное Главнокомандование решает перебросить значительную часть своих военных сил из Монголии и Дальнего Востока на советско-германский фронт.

    Агенты абвера докладывали в Берлин в октябре 1943 года из Владивостока: «Количественно убывающие части оцениваются почти в 1 млн чел. с тяжелой техникой и частями ВВС. Возмещение убывающих войск осуществляется очень медленно… за счет подготовленного гражданского населения… Туркестан, Казахстан, Сибирь переполнены китайскими рабочими, которые получают высокую оплату… а также армией персидских и индийских рабочих, занятых на шахтах и нефтяных разработках, в хлопководстве и на посадках риса. Многие из этих иностранных рабочих также направляются на запад для восстановления разрушенных городов».

    Следует отметить, что глава МИД Мацуока проинформировал полпреда СССР в Токио Сметанина о результатах Имперского совещания 2 июля 1941 г. сразу после его окончания. Впрочем, существует свидетельство германского посла в Токио Отта, который сообщает, что в разговоре с ним Мацуока рассказал о сознательном введении в заблуждение Сметанина о действительных намерениях японского правительства и военных. И, действительно, 12 июля 1941 года Сметанин возвращается к теме разговора с Мацуокой и спрашивает его: «…действительно ли он считает и публично говорит, что японо-советский Пакт о нейтралитете не имеет никакой юридической силы».

    13 июля Мацуока дал официальный письменный ответ на вопрос советского посла, характеризуемый своей крайней противоречивостью: «…Пакт сохраняет свою силу постольку, поскольку он не будет противоречить Тройственному пакту». Мацуока пояснил, что пока Германия не просила Японию вступить в войну с СССР на ее стороне, но он также надеется, что СССР не предоставит США военных баз на Камчатке и Англии — в Сибири, хотя японский МИД располагает такой информацией.

    16 июля т. г. последовала отставка Мацуоки с поста главы японского МИД под сильнейшим давлением военных. Так бесславно завершилась его политическая и дипломатическая карьера, которая начиналась в 19121913 гг. с должности второго секретаря в посольстве Японии в Петербурге.

    В связи с этой отставкой НКИД СССР обратился к новому министру иностранных дел Японии Т. Тойода с вопросом: остается ли Пакт о нейтралитете в действии? Тойода поставил этот вопрос на заседании императорского координационного комитета 4 августа 1941 года. Высшее политическое и военное руководство Японии дало 6 августа т. г. положительный ответ, потребовав соблюдения двух условий: о непредоставлении военных баз третьим странам на Камчатке и в Приморье и прекращении прямой и косвенной помощи режиму Чан Кайши. Кроме того, японская сторона установила определенный срок ликвидации своих концессий на Северном Сахалине, о чем было сказано в двух конфиденциальных письмах Мацуоки в апреле и 31 мая т.г., определив его, как «не позднее, чем через шесть месяцев с даты его обещания». Таким образом, японские концессии на севере острова должны были быть ликвидированы к 31 декабря 1941 г.

    Советское правительство передало 13 августа положительный ответ на поставленные японской стороной вопросы, исключая помощь Китаю, поскольку Пакт о нейтралитете не регулировал отношений договаривающихся сторон с третьими странами. Япония была также озабочена большим объемом американских поставок в СССР через Владивосток, что, согласно заявлению от 25 августа, т.г. вице-министра иностранных дел Японии Э. Амау, вызывает негативную реакцию Германии и Италии, требующих выполнения условий Тройственного пакта. МИД Японии поставил вопрос о ликвидации специальных зон, учрежденных СССР 7 июля 1941 года и ограничивающих японское мореходство на Дальнем Востоке.

    Все поправки японской стороны были сформулированы на упомянутом выше заседании координационного комитета 4 августа и получили название «Основные принципы дипломатических переговоров с Советским Союзом». Между тем, этот документ содержал более широкий перечень требований к СССР, которые стали известны только в Токийском трибунале для японских военных преступников 1946–1948 гг. В частности, предполагалось «путем давления на советскую сторону добиться прекращения помощи СССР Китаю, передачи Японии Северного Сахалина, Камчатки, советской территории к востоку от Амура и вывода советских войск со всех территорий советского Дальнего Востока».

    Вместе с тем, пока имели место поражения Красной Армии, Япония осуществляла давление на СССР, претворяя на практике свой план и надеясь на уступки советского руководства. Под любыми, самыми незначительными предлогами японское правительство в период 1941–1944 год предъявляло Москве самые жесткие требования к урегулированию фактов, которые их вызвали. Задача советского командования на Дальнем Востоке и советской дипломатии состояла в том, чтобы не спровоцировать Японию на войну.

    Самым драматичным моментом в советско-японских отношениях был период с 22 июня по 7 декабря 1941 года. Разногласия военного и морского руководств Японии не позволили политикам точно определить выбор удара: Север или Юг. Командующие ВМС Японии были против начала боевых действий против СССР и требовали удара по англо-американским войскам в Южных морях. Армейское командование было разделено по этому вопросу: командующий и офицеры Квантунской армии готовы были к боевым действиям в советском Приморье; генеральный штаб японской армии и военные министры (Тодзио и др.) — против.

    Правительство Японии, за редким исключением (Хирота — сын каменотеса), состояло из генералов, адмиралов и потомственных аристократов, которые вносили в его внешнеполитический курс разногласия, связанные с применением континентальной или морской модели военной стратегии. Синтез обеих концепций геополитики в Японии смог осуществлять в предвоенный период лишь принц Коноэ Фумимара, возглавлявший три кабинета японского правительства 1937–1941 годы (с перерывами). Этот выдающийся государственный деятель Японии и крупный геополитик строил свою концепцию «нового порядка в Великой Восточной Азии» на балансе интересов государств — участников как Тройственного пакта, так и англо-американского (атлантического) военного союза. В таких геополитических условиях Коноэ воспринимал благожелательный нейтралитет СССР как необходимое условие реализации национальных интересов Японии и, соответственно, всячески способствовал установлению дружественных отношений с СССР. До 18 октября 1941 года «меланхолический принц», как его называли в Японии, Коноэ занимал пост премьер-министра, что в свете его геополитических установок способствовало удержанию армии от военных действий против СССР. Именно в период конца июня — середины октября 1941 года Красная Армия понесла тяжелые потери, а ситуация на советско-германском фронте была критической. Благожелательная позиция премьера Коноэ к нейтралитету с СССР позволила Красной Армии за эти четыре месяца приспособиться к новым военным приемам противника, достаточно успешно противостоять планам нацистского блицкрига и наносить контрудары по вермахту. Именно позиция Коноэ сделала невозможным реализацию плана члена его кабинета министра иностранных дел Мацуока выполнить в полном объеме взятые Японией по Тройственному пакту (военному союзу с Германией) обязательства и напасть на Россию. При этом Коноэ, разумеется, был не прочь поживиться российскими территориями (Восточная Сибирь и Приморье) в случае военного поражения в войне с Германией Советского Союза и последующего его распада. Однако принц твердо удерживал возглавляемое им правительство Японии от нападения на СССР в весьма критический для России период времени — с 22 июня по 18 октября 1941 года.

    Пришедшее на смену кабинета Коноэ правительство генерала Тодзио (военный министр в кабинете Коноэ) было менее последовательным, чем его предшественник. Однако, во благо народов СССР, сказалось нежелание нового премьера воевать на два фронта. Х. Тодзио был военным министром Японии в 19391941 годы, когда война в Китае разгорелась с новой силой, что произвело на министра неизгладимое впечатление. Он всегда оставался верен формуле, что, пока не завершена японо-китайская война, Японии не следует ввязываться в другие военные конфликты. Под растущем давлением милитаристских и националистических настроений, которыми в особенности была заражена армия, Тодзио осенью 1941 года принял стратегию войны на два фронта, но только с Китаем и англоамериканским военным союзом. Это определило его назначение на должность премьера, причем кандидатура Тодзио была предложена как единственная именно принцем Коноэ. Это говорит о том, что Коноэ знал, что Тодзио не будет воевать с Россией, пока не удастся сломить Китай.

    Другим фактором, который препятствовал нападению Японии на СССР в 1941 году, было заявление 23 июня премьера Англии У. Черчилля, который заявил, что его страна окажет СССР «любую экономическую и техническую помощь, которая в наших возможностях и которая может быть ему полезна». К этому времени Англия уже пользовалась законом США о «ленд-лизе» от 11 марта 1941 года, что означало подключение к снабжению американскими материалами и оборудованием в военных целях всей экономики Америки. Однако 24 июня т. г. и. о. государственного секретаря США С. Уэллес пытался через британского посла в Вашингтоне лорда Галифакса убедить Черчилля не допустить объявления Англией союзницей России.

    Вашингтон летом 1941 года занял явно враждебную к Москве позицию. Кроме снижения до ничтожного уровня взаимного торгового оборота, американцы (госсекретарь Хэлл) вели с кабинетом Коноэ переговоры по разграничению сфер влияния на Тихом океане и в Китае. Когда в конце июля 1941 г. по поручению Москвы полпред СССР К.А. Уманский обратился к Ф. Рузвельту с просьбой выступить с предупреждением Японии о том, что США не останутся безучастными к нападению Японии на СССР, то Вашингтон предпочел промолчать. Вместе с тем осенью 1941 года Ф. Рузвельт обратился к Сталину с предложением организовать доставку военных грузов из Америки во Владивосток морским путем и самолетов по воздушной трассе через Аляску и Чукотку. Грузы пошли по морскому пути уже в ноябре т.г., а авиационный мост заработал летом 1942 года.

    Еще до начала советско-германской войны, 5 июня 1941 года американское правительство начало переговоры с новым послом Японии в США К. Номурой для достижения компромисса в Китае и странах Восточной Азии. Эти переговоры продолжались в течение лета и осени 1941 г.; их длительность свидетельствует о намерении премьера Коноэ мирно договориться с Хэллом о невмешательстве США по вопросу отчуждения французских и голландских колоний в Южный морях. Для урегулирования отношений, лежащих в этой плоскости японо-американских интересов, Коноэ неоднократно выражал желание американской стороне лететь в Вашингтон для экстренной личной встречи с Ф. Рузвельтом. Американцы многократно планировали эту встречу, но всегда переносили ее под различными предлогами.

    Напряжение военной подготовки было столь велико, что в сентябре 1941 года на Императорском совещании (конференции) было принято решение о начале непосредственной подготовки войны против США, Англии и колониальных владений Нидерландов. Очередной срыв поездки Коноэ в Вашингтон привел к тому, что сам премьер руководил подборкой и подготовкой материалов по повестке дня конференции. Коноэ верно увидел будущее своей страны, когда писал в декларации конференции: «…Исторически неизбежный конфликт между Японией и США в конечном счете приведет к войне. Даже если мы пойдем на уступки США, отказавшись частично от нашей национальной политики, США по мере увеличения их военной мощи, безусловно, будут требовать от нас все больше и больше уступок. В конечном результате наша Империя будет повержена и брошена к ногам Соединенных Штатов». Администрация Ф. Рузвельта провоцировала Японию к войне, это доказывается неудачей многомесячных переговоров в Вашингтоне японской миссии Номура и Курусу. М. Сигэмицу (в 1944–1945 гг. — министр иностранных дел) обвинял осенью 1941 года принца Коноэ в предательстве и попытках столкнуть Японию и США, в то время как, по его мнению, необходимо было напасть на СССР.

    5 ноября т.г. состоялась новая Императорская конференция. Новый премьер Тодзио повторил геополитические планы своего предшественника по установлению нового порядка в Восточной Азии и попытке установить с США раздел сфер влияния. Главное решение конференции состояло в том, что, если США сорвут новый раунд переговоров, то Япония открывает против них боевые действия.

    Действительно, ВМС Японии отрабатывали план удара по Пёрл-Харбору с января 1941 г. К концу сентября главные силы флота были сосредоточены у острова Кюсю. К 1 ноября секретные пакеты с действиями флота в войне были разосланы на все корабли Объединенного флота Японии. 8 ноября т.г. была установлена дата нападения — 8 декабря (по токийскому времени).

    26 ноября 1941 года США вручили Японии памятную записку, известную как нота Хэлла. Японское правительство посчитало этот документ равносильным ультиматуму. Для Токио нота Хэлла означала, что США взяли курс на войну.

    В тот же день, 26 ноября в 6 часов утра по токийскому времени японский флот вышел со своей базы на острове Итуруп (Курильские острова) в открытое море и взял курс на Гавайские острова, к американской базе ВМФ Пёрл-Харбор. Пёрл-Харбор был атакован на рассвете 7 декабря; Япония и США оказались в состоянии войны между собой.

    В тот же день министр иностранных дел Японии С. Того вызвал советского посла К. А. Сметанина и объявил ему о начавшейся войне, а также о принципах, побудивших Японию это сделать. Он, в частности, сказал: «Япония предпочла нападение на США нападению на СССР потому, что она остро нуждалась в сырьевых ресурсах южных морей, и США блокировали или по крайней мере делали вид, что препятствуют ее продвижению в южном направлении. Американские попытки лишить Японию моторного топлива и лома черных металлов получили обратный эффект. Вместо того чтобы получать материалы, которые ей нужны, Япония решила просто захватить их».

    После нападения Японии на США и Англию Токио продолжил тесное дипломатическое сотрудничество со странами-участницами Тройственного пакта. 11 декабря 1941 г. в Берлине был подписан пакт трех держав, в соответствии с которым правительства Японии, Германии и Италии обязались «совместно вести войну против США и Англии до полной победы всеми имеющимися средствами».

    Глава IV. Капитуляция Японии

    В дополнении к пакту трех держав 18 января 1942 года эти государства подписали секретное военное соглашение, предусматривающее разграничение зон военных действий для каждого из его участников. Действия японских войск должны были охватить территорию восточнее 70о в. д., т. е. советскую территорию на Восток от Уральского хребта до Тихоокеанского побережья, включая Восточную Сибирь и российский Дальний Восток.

    Ряд обязательств в рамках Пакта о нейтралитете Япония не выполнила. Так, вместо ликвидации сахалинских концессий, срок которых истекал 14 декабря 1941 года, Япония потребовала его продления на пять лет, включая геологоразведочную концессию. Поскольку советская сторона отказалась это сделать, вице-министр МИДа Японии Ниси заявил, что вопрос о ликвидации концессий «стало невозможно осуществить».

    Вопросы ликвидации рыболовной, угольных и нефтяных концессий ставились СССР неоднократно в 1941–1944 годах, но они всегда отклонялись японской стороной, предпочитавшей сохранять их статус-кво.

    Успехи советских войск привели к тому, что после завершения Сталинградской битвы в японской прессе целиком исчезает тема «северного вопроса» и «северных территорий». Вопрос о присоединении к японской сфере сопроцветания советского Дальнего Востока («проблема Севера»), как-то, само собой, исчезает из умонастроений японских политиков, военных и общественного мнения Японии. Генерал Ямасита, покоритель Сингапура и Филиппин, прибывший в конце 1942 года в Квантунскую армию, вынужден был в конце 1943 года вновь возвратиться в район Южных морей.

    Летом 1943 года в Токио были вызваны из японских посольств в Москве — советник Морисима и из Берлина — генерал-лейтенант Банзай с докладами о перспективах вступления Японии в войну против СССР. Оба высказались за абсолютную нецелесообразность для Японии вмешиваться в эту войну.

    Некоторые неприятные для СССР факты имели место. Например, проведение в конце марта 1943 года «Ассоциацией Помощи Трону» собрания в память исследователя Сахалина Мамия Риндзо, именем которого японцы до сих пор называют Татарский пролив. Цель собрания состояла в «поднятии боевого духа Японии для продвижения на север в условиях войны». На этом митинге присутствовали все видные враждебно настроенные в отношении СССР японские политики: виконт Огасавара, граф Хаяси, известный недруг СССР генерал С. Араки — президент «Всеяпонского общества по освоению Севера».

    В октябре 1943 года вышла книга генерала Хаяси «О строительстве района южных морей», в которой автор обосновывает притязания Японии на советское Приморье, Северный Сахалин и Камчатку. По его замыслу, эти территориальные приобретения значительно укрепят имеющийся потенциал японской сферы влияния, охватывающий огромный район планеты — от Манчжурии и Модзяна (Внутренняя Монголия) до Тибета и Индии.

    Вместе с тем, японская пресса в период после 7 декабря 1941 года оказывает постоянно внимание Квантунской армии — «стражу Севера», как ее именуют в японском обществе. Квантунская армия в 1942–1945 годах играла роль учебной базы для императорской армии, откуда черпались обученные воинские контингенты для направления на фронты на Тихом океане и в Восточной Азии. Генеральный штаб японской армии вынужден был усиливать эту армию для сохранения на Дальнем Востоке значительных советских военных сил. Очевидно, что в интересах СССР было использовать их на советско-германском фронте, если бы Квантунская армия не представляла собой мощную стратегическую силу. Этот «страж Севера» обладал серьезным наступательным потенциалом и вполне мог быть использован в рамках японо-германской взаимной помощи согласно Антикоминтерновского пакта от 1936 года.

    Больше всего Японию беспокоила т. н. «проблема дальневосточных баз», т. е. возможность предоставления СССР своим союзникам по войне в Европе — США и Англии военно-морских и авиационных баз в Сибири и на Дальнем Востоке.

    Следующим вопросом, которому Токио придавал особо важное значение в системе отношений СССР — Япония, являлась проблема создания второго фронта в Европе. Япония была заинтересована в его открытии, поскольку правительство и общество страны предполагали, что он отвлечет в Европу значительные силы англосаксонских держав с Тихого океана. Японская пресса бичевала США и Англию за затягивание создания в Европе второго фронта против Германии, обвиняя их в коварном невыполнении обещаний, данных СССР. Лейтмотивом таких сообщений японских СМИ всегда являлось подчеркивание того обстоятельства, что эти старые империалистические хищники дожидаются взаимного истощения СССР и Германии в войне и краха их режимов.

    В июне 1943 года СССР жестко поставил перед Японией вопрос о ликвидации концессий на Северном Сахалине. В начале июля 1943 года японский посол Сато сообщил В.М. Молотову о согласии начать переговоры о ликвидации концессий. Только 30 марта 1944 года был подписан в Москве советско-японский протокол о ликвидации японских угольной и нефтяной концессии, которую Мацуока обещал выполнить к 15 декабря 1941 года.

    В тот же день решился рыболовный вопрос и был подписан протокол об оставлении в силе 5-летнего срока рыболовной конвенции 1928 года (до декабря 1948 года).

    Торговые отношения между Японией и СССР были на очень низком уровне: например, в 1943 году торговый оборот выражался суммой 5,3 млн долл. (в ценах 2008 года). На предложения японской стороны закупить в СССР платину и асбест Москва ответила отказом. Проблема торговых отношений в данный период времени дальше общих пожеланий сторон не выходила.

    По требованию Японии СССР соблюдал Пакт о нейтралитете в отношении интернирования экипажей американских бомбардировщиков, совершивших вынужденную посадку на Камчатке и советском Дальнем Востоке. В 1943 году было зафиксировано несколько таких случаев (в августе и декабре т. г.). В дальнейшем, когда американцы в 1944 году отвоевали у Японии острова Тиниан и Гуам, где создали авиабазы своих стратегических бомбардировщиков Б-29, с которых осуществляли налеты на японские острова, количество вынужденных посадок американских самолетов в Приморье значительно выросло — до нескольких десятков. Весной 1945 года Джордж Буш — старший, летавший на одном из бомбардировщиков, был сбит при налете на Токио и ему пришлось провести несколько дней на спасательном плоту в Тихом океане, пока не пришла помощь.

    Планы японского командования на конечном этапе войны состояли в организации активной обороны по периметру всей контролируемой Японией территории — от Курильских островов на севере Тихого океана до Соломоновых островов на юге.

    18 июля 1944 года ушел в отставку кабинет генерала Тодзио, пробывший у власти 33 месяца. Одним из моментов этой отставки были военные поражения Японии в войне на Тихом океане, а также необходимость «обеспечения единства всей страны и в особенности единства и тесной связи между администрацией и военным командованием армии и флота». Экстраординарность международного положения Японии вызвала столь же необычные меры при формировании нового правительства. Император поручил его формирование двум лицам: генералу К. Койсо и бывшему премьеру адмиралу М. Ёнай. Этот факт объясняется значительными разногласиями в сфере внешней политике между армейскими и флотскими кругами.

    22 июля т.г. был сформирован новый кабинет, который возглавил К. Койсо. Новый премьер-министр был твердым сторонником Антикоминтерновского пакта и одновременного военного удара «на Юг и Север». Адмирал Ёнай (Енаи)вошел в состав кабинета как морской министр; падение его кабинета в июне 1940 года было вызвано неприятием им Тройственного пакта. Другой сторонник дружественных отношений с Россией в период после 22 июня 1941 года маршал Г. Сугияма стал военным министром. Сигемицу сохранил пост главы МИД. Кабинет Койсо — Ёнай представлял собой попытку формирования правительства «национального единения» и поддерживался блоком высших сановников и широкими слоями японского общества.

    Несколько ранее японские СМИ сообщили, что 16 июня 1944 года ожидается отъезд в Москву посла СССР в Токио Я. А. Малика. Как оказалось, в Кремле ждали его для консультаций: в начале июля т. г. он был принят Сталиным и получил от него конкретные указания для деятельности в период окончания войны в Европе. В Японии ожидали возвращения Я. Малика, и сразу по его приезду, 8 сентября, состоялась встреча главы японского МИД Сигемицу и советского посла. 12 сентября т.г. Сигемицу провел секретное совещание своего ведомства для утверждения плана «советско-японских переговоров».

    В решениях этого совещания предусматривалась возможность пойти навстречу требованиям Советского Союза, если его правительство потребует:

    «1. Разрешения на проход советских торговых судов через пролив Цугару;

    Заключения между Японией, Маньчжоу-Го и СССР соглашения о торговле;

    Расширения советского влияния в Китае и других районах «сферы сопроцветания»;

    Демилитаризации советско-маньчжурской границы;

    Использования СССР Северо-Маньчжурской железной дороги (б. КВЖД);

    Признания советской сферы интересов в Маньчжурии;

    Отказа Японии от договора о рыболовстве (в советских территориальных водах);

    Уступки Южного Сахалина;

    Уступки северных Курильских островов (северных островов Курильской гряды);

    Отмены Тройственного пакта;

    Отмены Антикоминтерновского пакта».

    Сигемицу дает исполнителям своего решения

    пять вариантов дипломатической конъюнктуры, возможных после окончания войны. Так, цена отказа Японии от Южного Сахалина и Курильских островов допускается лишь в крайнем случае, а именно «при резком ухудшении японо-советских отношений и возможного вступления Советского Союза в войну против Японии».

    Глава МИДа Японии поясняет: «В том случае, если Германия потерпит поражение или заключит сепаратный мир и будет заключен общий мир при посредничестве СССР, мы примем все требования Советского Союза».

    Очевидно, что условия, на которых Сигемицу и японское правительство добровольно-принудительно соглашались в сентябре 1944 года разрешить советско-японские отношения, в т. ч. «проблему Севера», были хуже тех, которые были отражены впоследствии в Ялтинском соглашении в феврале 1945 года. Это следует из того факта, что, получая от Японии удовлетворение общих для обеих конференций положений, Россия имела от англосаксонских держав много больше преимуществ сверх того, которые возникали от реализации многоаспектных советско-американских договоренностей в Ялте в послевоенном мире. Поэтому капитуляция Японии была выгодна СССР. Ход послевоенных взаимоотношений между СССР и странами Запада до капитуляции Германии и Японии предсказать было невозможно. Даже в Потсдаме в июле 1945 года некоторое охлаждение между Сталиным и Трумэном компенсировалось отношениями Сталина и нового премьера Англии Эттли.

    Шведский посланник в Токио В. Багге подтвердил в Токийском трибунале, что план удовлетворения СССР был вдохновлен принцем Коноэ. Связник «Рамзая» с принцем — Одзаки и главный редактор газеты «Емиури симбун», друг принца И. Тацуо свидетельствовали, что с момента своей отставки в октябре 1941 года вплоть до капитуляции Японии в 1945 год Коноэ стремился подготовить свою встречу со Сталиным. Дважды, летом 1943 года и летом 1945 года, Коноэ был готов вылететь в Москву для урегулирования отношений с СССР. Оба раза встреча откладывалась вследствие нежелания в ее проведении со стороны Сталина. Вместе с тем, миссии Коноэ в Москву всячески препятствовали и влиятельные политические силы в самой Японии — милитаристы из военного ведомства — генералы Араки, Ямасита, Койсо и другие из МИДа — во главе с атлантистом по убеждениям министром иностранных дел Японии Сигемицу.

    Коноэ был геополитиком, который принимал во внимание во внешней политике географическо-терри-ториальные (пространственные) особенности держав. В этой части он был последовательным сторонником дружественных отношений с СССР. Однако, его беспокоила идеологическая экспансия СССР. Так, 14 февраля 1945 года состоялась аудиенция принца у микадо, в ходе которой Коноэ сделал императору доклад о «прокоммунистических симпатиях наиболее экстремистской части армейского руководства» (!). Озабоченный «спасением Японии от коммунистической революции», Коноэ роковым образом сомкнулся на последнем этапе Второй Мировой войны со своими злейшими геополитическими противниками из проамериканской атлантической клики политиков Японии во главе с Сигемицу. Этот путь привел принца после капитуляции его страны прямо в ставку Макартура, командующего оккупационными войсками союзников в Японии, с предложением сотрудничества против «красной опасности».

    Оккупационные власти США не доверяли Коноэ, и 8 ноября 1945 года генерал Макартур отдает приказ об аресте принца, лишенного к тому времени, под беспрецедентным давлением общественного мнения страны и японских СМИ, депутатской неприкосновенности как члена парламента. Принц предпочел американской тюрьме прием летальной дозы яда в собственной постели. В своей предсмертной записке принц Коноэ представляет себя «другом США», а также указывает: «я готов подождать вердикта истории еще и следующую сотню лет».

    Следует отметить, что некоторые соратники Коноэ пытались в послевоенный период реализовать его евразийские планы, исходя из новой геополитической обстановки в мире. Министр торговли и промышленности в правительстве Тодзио Н. Киси, затем обвиняемый в Токийском трибунале и первый лидер Либерально-демократической партии Японии (премьер-министр в 1957–1960 гг.), выступил в 1957 году с «планом развития Юго-Восточной Азии», который был отвергнут США из-за «подозрительного сходства с планом сферы совместного процветания Великой Восточной Азии (1931–1945 гг.)».

    Чуть ранее, в июле 1944 года, советский посол Я. А. Малик представил в НКИД доклад «К вопросу о японско-советских отношениях (в настоящее время и в свете перспектив войны на Тихом океане между Японией, США и Англией)». Посол указывал, что США намечают передачу Маньчжурии СССР и Китаю и что это требует пересмотра обеспечения интересов СССР и гарантии его безопасности на протяжении всего 3000-километрового участка государственной границы СССР с Манчжурией, а также пересмотра договора о передаче Японии КВЖД, который был заключен в условиях давления на СССР, всего за одну пятую часть ее реальной стоимости. Среди других кардинальных вопросов Я. А. Малик отмечал следующие вопросы: о японских базах ВМС в Корее (Расин, Сейсин, Гензан, Фузан и др.) и проливе Цусима в свете национальных интересов и безопасности СССР (организации советских баз ВМС); о Квантунской области (Ляодунском полуострове с фактически русским городом Дайрен (Дальним) и русской военно-морской крепости Порт-Артуре); возвращение СССР Южного Сахалина и всей гряды Курильских островов; о полной ликвидации (отмене) Портмутского договора 1905 года и связанной с ним Пекинской конвенции 1925 года, а также того, что «Америка способствовала появлению этого черного пятна (Портсмутского договора), она же должна способствовать его исчезновению, независимо от того, нравится это ей или нет»; о «возмещении убытков и ущерба, причиненных японской зверской интервенцией в Сибири и на Дальнем Востоке в 1918–1922 годах»; о «нашем отношении к проблеме оккупации союзными войсками 6 крупных городов Японии». В последнем случае, Я.А. Малик уточнил, что этот вопрос связан с «проблемой монархии и демократизации государственного строя Японии…» Сталин не пошел на самостоятельное решение данного вопроса и позволил США и Англии сохранить монархию в Стране Восходящего Солнца.

    В докладе НКИД советского посла, в частности, говорилось, что имеются определенные трудности достижения взаимопонимания с Токио, поскольку «как известно, Япония — страна мифов и мистификаций. Необходимо лишить японских империалистов всяких оснований сочинять мифы и небылицы…» Я.А. Малик указывает, что (в 1944 году) «японцы уже 40 лет болтают о своих якобы «вечных правах» на ловлю рыбы в русских дальневосточных водах, добавляя при этом, что эти-де «права» завоеваны ими кровью…»

    Важнейшим территориальным вопросом в этом докладе представляется принадлежность японских мандатных островов(по Версальскому миру), а также островов Рюкю (включая Окинаву) и Формозу (Тайвань). По информации Малика, США намерены забрать мандатные острова Японии себе, а Формозу и архипелаг Рюкю передать Китаю.

    Историки отмечают тот факт, что этот доклад Я.А. Малика послужил Кремлю основой для переговоров с союзниками в Ялте для выработки итоговых документов Объединенных наций по Дальнему Востоку.

    На 85-й Чрезвычайной сессии японского парламента, проходившей с 6 по 12 сентября 1944 года, рассматривались по сути те же вопросы японо-советского сотрудничества. Сигемицу упомянул о: а) добрососедстве и дружбе на базе политического равенства и экономической заинтересованности; б) праве каждого народа и страны на надлежащее место в мире; в) взаимном уважении суверенитета и независимости больших и малых стран и невмешательстве во внутренние дела; г) экономическом сотрудничестве, политике открытых дверей, свободе торговли и коммуникаций, использовании естественных ресурсов на основе взаимности; д) культурном сотрудничестве.

    Японская пресса дисциплинированно восприняла указание политического руководства страны и начала на все лады воспевать японо-советское сотрудничество. В том числе, японские СМИ пропагандировали тему выгодности для СССР победы Японии над США в войне на Тихом океане. Кстати говоря, сегодня, в начале XXI века, японские СМИ почему-то не вспоминают эту тему. Не лишнем будет упоминание о том, что Япония в 1943 году многократно через ее посла в Москве Сато предпринимала попытки выступить посредником в вопросе о мире (!) между Советским Союзом и нацистской Германией. Советский Союз всегда отвечал категорическим «нет» на подобные предложения Японии.

    На приеме в посольстве СССР в Японии по случаю 27-й годовщины Октябрьской революции присутствовали все значительные политики Японии, кроме Коноэ и Сигемицу, которые к тому времени явно выразили свою антикоммунистическую позицию. Интересно, что бывший премьер Хирота отметил, что-де «прошлые недоразумения во взаимопонимании между нашими странами возникли вследствие того, что русские лидеры и государственные деятели плохо понимали Японию. Соответственно, необходимо наладить широкий обмен делегациями и людьми, что приведет к изжитию предрассудков по отношению друг к другу».

    Вместе с тем, 11 февраля 1945 года в Ялте было зафиксировано пожелание США, чтобы вовлечь СССР в войну на Тихом океане, предоставив Москве «щедрые подарки» за счет Китая и Японии, ибо «военные соображения самого высшего порядка продиктовали президенту (Ф.Д. Рузвельту) необходимость подписания соглашения по вопросам Дальнего Востока». В настоящее время стало известным, что эти «соображения» сводились к тому, что американское вторжение на японские острова без содействия СССР обойдется США жертвой 1 млн. американских солдат в ходе боевых действий, которые, по мнению Объединенного комитета начальников штатов ВС США, продолжатся до июня 1946 года.

    В тот же день, 11 февраля т.г., Сталин, Рузвельт и Черчилль подписали соглашение об условиях вступления СССР в войну с Японией, включая восстановление утраченных в 1905 году прав России на южную часть Сахалина и передачу СССР Курильских островов.

    22 февраля 1945 года состоялась встреча В.М. Молотова и японского посла Сато, которого интересовали итоги Ялтинской конференции, в особенности, о взятии обязательств Москвы по вступлению СССР в войну на Тихом океане на стороне союзников. Молотов сослался в своем ответе на коммюнике Ялтинской конференции, опубликованное в СМИ, которое не содержало подобных обязательств. Второй вопрос Сато был связан с днем 25 апреля, датой, когда необходимо было уведомить о согласии придерживаться Пакта о нейтралитете или о несогласии. Сато указал также, что 25 апреля совпадает с открытием в Сан-Франциско конференции Объединенных Наций и что это является удивительным фактом. Молотов отвечал, что совпадение годовщин заключения Пакта о нейтралитете и открытия конференции Объединенных Наций является случайным совпадением.

    В настоящее время известно, что 8 февраля 1945 года на сепаратной встрече в Крыму со Сталиным Рузвельт пообещал получить от Чан Кайши признание независимости Внешней Монголии (МНР), передачи СССР в аренду Порт-Артура, восстановление прав на КВЖД и ЮМЖД, а также гарантировал лично, от имени США, возвращения СССР всех Курильских островов и южной части Сахалина взамен на участие СССР в войне против Японии.

    5 апреля 1945 года в 15 часов по московскому времени народный комиссар иностранных дел СССР В.М. Молотов, реализуя секретные обязательства СССР по Ялтинскому соглашению между СССР, США и Англией, принял японского посла Н. Сато и от имени Советского Правительства сделал ему заявление, в котором, в частности, говорилось: «…в соответствии со статьей третьей упомянутого Пакта, предусматривающей право денонсации за один год до истечения пятилетнего срока действия пакта, Советское Правительство настоящим заявляет Правительству Японии о своем желании денонсировать Пакт (о нейтралитете) от 13 апреля 1941 года».

    Молотов также уточняет, что фактически советско-японские отношения вернутся к тому положению, в котором они находились до заключения пакта. Таким образом, Молотов недвусмысленно обращает внимание японского посла на то обстоятельство, что в течение следующего года, оставшегося до истечения срока действия пакта, Советский Союз не будет придерживаться его условий и считает себя свободным от его выполнения. Молотов также указал, что данное положение соответствует данному договору. На просьбу Сато дать объяснения данному положению, Молотов вторично указывает: «…с момента денонсации пакта отношения между Советским Правительством и Японским Правительством будут теми же, которые существовали до заключения Пакта о нейтралитете. С момента денонсации пакт прекращает существование». В ответ Сато поблагодарил главу советского НКИД за данные разъяснения по поводу трактовки положений пакта советской стороной. Японские СМИ уведомили общество об этом событии 7 апреля т. г., но умолчали о денонсации пакта, заявленной вербально Молотовым при аудиенции японского посла.

    Это событие вызвало немедленную отставку правительства Японии и формирование нового кабинета Судзуки, который занял по совместительству посты министра иностранных дел и министра по делам Восточной Азии. 9 апреля на должность министра иностранных дел был назначен С. Того. Советский посол в Японии Я. А. Малик писал в то время, что «японцы великолепно понимают, что решить кардинально все назревшие между СССР и Японией вопросы дипломатическим путем невозможно…».

    Падение Берлина и капитуляция нацистской Германии составили лейтмотив японского общественного мнения: «Вслед за поражением Германии наступит очередь Японии». Единственным табу Токио было несогласие на безоговорочную капитуляцию, полагавшего, что это повлечет упразднение императорского строя. В этой связи в японских правящих кругах возникает проект мирного выхода Японии из войны с США при посредничестве СССР, которому Токио готов уступить Южный Сахалин и Курильские острова (причем бралось во внимание, что последнее приведет к противоречиям между СССР и США).

    14 мая 1945 года Высший совет Японии по руководству войной приступил к реализации этой программы. 15 мая т. г. Япония денонсировала все свои договора с нацистской Германией. 3–4 июня т.г. в Токио в отеле «Гора» состоялась полуофициальная встреча (по поручению министра иностранных дел Того) бывшего премьера К. Хироты с Я.А. Маликом по вопросам посредничества в японо-американских отношениях. Хирота предложил заключить договор между обоими государствами в любой форме и на максимально длительный срок. Малик в телеграмме НКИД от 7 июня т. г. указывает: «Ожидать от Японии добровольного согласия на какое-либо выгодное нам существенное изменение позиции Японии… трудно. Подобное возможно только в результате полного военного поражения и безоговорочной капитуляции Японии». Малик также указал, что Хирота уклонился от изложения в конкретной форме своих предложений.

    24 июня т. г. Малик вновь встречается с Хирота, перед тем трижды отклоняя, по указанию Молотова, прием японского политического деятеля. Малик вновь указывает, что пакт денонсирован, но Советское правительство ждет конкретных предложений. 29 июня и 8 июля встречи продолжились в том же контексте, причем Молотов предупредил Малика о его ответственности за то, чтобы японцы не приняли эти встречи за переговоры.

    Неуспех инициатив Хироты привел к тому, что Того предложил императору направить Коноэ в Москву в качестве специального посла. Эта кандидатура была утверждена микадо 12 июля т.г. На следующий день посол Японии в Москве Сато передал в НКИД письмо императора без упоминания адресата, на что послу было указано особо. Кроме того, послу было указано, что Сталин и Молотов в тот день покинули Москву. Как стало известно впоследствии, они направились на Потсдамскую конференцию глав союзных держав. Визит японского посла в НКИД 25 июля также не принес результатов.

    26 июля 1945 года главы правительств США, Англии и Китая опубликовали Потсдамскую декларацию, в которой потребовали от Японии безоговорочной капитуляции.

    28 июля т.г. в Потсдаме Сталин доводит до сведения Трумэна и Эттли о получении нового предложения от Японии в сотрудничестве с СССР и просьбой о посредничестве с великими державами. Все стороны согласились с тем, что Япония должна выполнить требование союзников о безоговорочной капитуляции. 29 июля т.г. Молотов обращается к Трумэну с просьбой направить заявление США к Правительству СССР с просьбой вступить в войну на Тихом океане на стороне союзников. Трумэн ответил согласием.

    30 июля состоялась последняя встреча Сато с представителем НКИД в Москве. Сато уведомил, что главы США, Англии и Китая потребовали от Японии безоговорочной капитуляции. По его словам, Япония не может сдаться на таких условиях; если честь и существование Японии будут сохранены, то японское правительство, в целях прекращения войны, проявит весьма широкие примиренческие позиции и обращается к советскому правительству с просьбой о посредничестве. Послу было объявлено, что «позиция его правительства будет доложена Председателю СНК СССР Генералиси-мусу Сталину».

    К 1 августу 1945 года, по данным РУ ГМШ ВМФ СССР, Токио был уничтожен бомбардировками стратегическими ВВС США на 76 %, Осака — на 70 %, Кобе — на 80 %, ГМБ Куре — на 80 %; всего на Японию сброшено 161 тыс. тонн бомб, которые полностью уничтожили 48 больших и средних городов Японии, в том числе такие, как Нагоя, Иокагама, Хакодате, Немуро, Кавасаки и др. Только в Токио от бомбардировок пострадало свыше 3 млн. человек.

    Вместе с тем, американцы встретили яростное сопротивление японцев при высадке на Японские острова. Только при захвате Окинавы (площадью 1254 кв. км), за время боев — с 25 марта по 21 июня 1945 года — американцы потеряли 49114 человек, что в 16 раз больше потерь США в Первой мировой войне, 33 корабля потопленными и свыше 1000 самолетов. Массированные (ковровые) бомбардировки городов Японии не привели японское общество, армию и флот к мысли о капитуляции англо-американцам. Напротив, добровольное поступление населения страны в гражданский корпус обороны принял массовый характер. К 1 августа 1945 года в него вступило 28 млн. человек при численности регулярной армии, расположенной на японских островах, — 4 млн. человек.

    28 июля т. г. на Императорском совещании военный министр К. Анами и начальники штабов армии и флота генерал И. Умэдзу и адмирал С. Тойода потребовали от премьера Судзуки твердого отклонения Потсдамской декларации. Судзуки в тот же день выступил на пресс-конференции, где сказал, что его правительство «игнорирует Потстдамскую конференцию. Мы будем неотступно продолжать движение вперед для успешного завершения войны».

    Вашингтон тут же заявил на весь мир, что «сотрет с лица земли Японию», имея в виду факт наличия у него атомного оружия. 6 августа т.г. мир был действительно потрясен результатами атомной бомбардировки Хиросимы. 7 августа Трумэн выступил по радио с констатацией того, что невиданная мощь разрушений, причиненных одной бомбой, является следствием военного использования атомной энергии. Того информировал премьера Судзуки и кабинет о заявлении Трумэна. Однако, военные из состава кабинета отвергли предложение министра иностранных дел Японии обсудить вопрос на заседании правительства об условиях окончания войны. В тот же день Того направляет Сато в Москву телеграмму об атомной бомбардировке Японии и указании способствовать посреднической миссии СССР в окончании войны. 5 августа Сталин и Молотов прибыли из Потсдама в Москву.

    8 августа Того был принят микадо и получил от него указание донести до премьера Судзуки тот факт, что США применили новый тип оружия, который делает невозможным дальнейшее участие Японии в войне.

    В тот же день, 8 августа 1945 года, в 17 часов по московскому времени глава НКИД В.М. Молотов принял японского посла Сато и передал ему Заявление Правительства СССР, в котором сообщалось, что правительства союзных государств, ведущих войну с Японией, обратились к советскому правительству с просьбой вступить в войну против Японии, вследствие чего правительство СССР заявляет, что «с завтрашнего дня, то есть с 9 августа, Советский Союз будет считать себя в состоянии войны с Японией».

    Следует отметить, что конкретными планами вступления СССР в войну с Японией советское правительство начало заниматься сразу же после капитуляции Германии. Уже 26 и 27 июня 1945 года Политбюро обсуждало готовность Красной Армии к боевым действиям на Дальнем Востоке. На совещании присутствовали И.В. Сталин, В.М. Молотов, Н.А. Вознесенский и военачальники, назначенные для командования 1-м и 2-м Дальневосточными, Забайкальским фронтами на данном ТВД. Командующий Забайкальским фронтом маршал Р. Я. Малиновский и командующий 1-м Дальневосточным фронтом маршал К. А. Мерецков предложили оккупировать остров Хоккайдо. Против его оккупации выступили Вознесенский, Молотов и маршал Г.К. Жуков. Вознесенский полагал, что это приведет к большим жертвам при высадке на остров; Молотов считал, что высадка советских войск на о. Хоккайдо будет расценена союзниками как грубое нарушение достигнутых в Ялте соглашений; Жуков якобы назвал десант на остров «авантюрой». Все трое поплатились в дальнейшем своей карьерой за эту узость своего геополитического кругозора. Так, Вознесенский был расстрелян за приписки в руководимом им Госплане в 1951 году; Жуков — с 1946 по март 1953 года находился в опале и командовал самыми незначительными военными округами — Одесским и Уральским; Молотова Сталин обвинил в своей единственной речи на XIX съезде КПСС (октябрь 1952 года) в прозападных настроениях и назвал его «врагом народа».

    На заседании ПБ (и одновременно ГКО) Сталин поставил перед Жуковым вопрос о необходимых для боевого десанта на Хоккайдо, Курилы и Южный Сахалин воинских контингентов; маршал Жуков доложил, что понадобятся и готовы четыре общевойсковые армии с соответствующими резервами тяжелой техники и авиации. По сведениям Главного морского штаба и адмирала Н. Г. Кузнецова США выделили для советских ВМС на Дальнем Востоке 30 фрегатов, 60 тральщиков и 200 малых судов, из которых на момент проведения десантных операций имелось — 10 фрегатов и 18 тральщиков.

    Сталин не подводил итогов совещания, ограничившись констатацией факта готовности советского командования к войне с Японией во главе с Главнокомандующим советскими Вооруженными Силами на Дальнем Востоке маршалом А.М. Василевским.

    Гарри Трумэн в своих мемуарах пишет, что его поездка в Потсдам была обусловлена единственной целью — вовлечение СССР в войну против Японии. Он признает, что США не располагали адекватными силами для разгрома Квантунской армии.

    Все стороны ко 2 августу 1945 года (окончание Потсдамской конференции) нашли наилучшие условия, требуемые для вступления в войну против Японии СССР. Сама Япония, по выражению местных СМИ, «опоздала на автобус».

    Генерал армии С.М. Штеменко в своих мемуарах указывал, что напряженность ситуации на Дальнем Востоке потребовала введения летом 1942 года должности заместителя начальника Генштаба по Дальнему Востоку. На Тегеранской конференции лидеры союзных держав пришли к принципиальной договоренности об открытии второго фронта в Европе. Тогда же США и Англия заявили, что будут благожелательно рассматривать вступление России в войну против Японии и готовы взамен удовлетворить геополитические интересы СССР на Тихом океане.

    Летом 1944 года, после высадки союзников в Нормандии, начальник штаба армии США генерал Д. Маршалл обратился к начальнику Генштаба ВС СССР маршалу А.М. Василевскому с настойчивой просьбой о всемерном ускорении вступления СССР в войну на Дальнем Востоке. Сталин дал указание передать в Вашингтон, что такое вступление может состояться только после разгрома нацистской Германии.

    В сентябре 1944 года Верховный Главнокомандующий отдает приказ начальнику Генштаба подготовить расчеты по сосредоточению и обеспечению войск на Дальнем Востоке. Генерал Штеменко указывает, что Сталину были вручены эти расчеты уже в начале сентября, которые были использованы затем советским лидером при переговорах с Черчиллем и Иденом. Черчилль от имени союзных держав пообещал предоставить СССР для войны с Японией трехмесячные запасы продовольствия и горючего для военной группировки в 1–1,5 млн человек, а также необходимые десантные и транспортные морские средства.

    Коррекция этих планов проходила затем после Ялтинской (Крымской) конференции. Уже в апреле 1945 года на Дальний Восток началась передислокация войск и штабов из Европы и европейской части СССР. Генеральный штаб получает приказ окончательно разработать план войны с Японией. Генерал Штеменко подчеркнул одну интересную особенность этого приказа: «Первоначальная задача формулировалась в самом общем виде, с одной лишь принципиальной установкой, особо подчеркнутой Верховным Главнокомандующим: «войну провести в самый короткий срок».

    Штеменко передает в своих мемуарах неподдельную озабоченность Василевского и других ответственных работников Генштаба по поводу того, что скрывалось в этих словах Сталина. По-видимому, спросить Сталина по поводу содержащегося в ней смысла, маршал не решился. Сам Штеменко указывает, что главной задачей плана, который должен был быть подан на утверждение Сталина, стало обеспечение разгрома Квантунской армии. Отметим, что разгром этой армии не решал проблему Курил, Хоккайдо и Южного Сахалина, поскольку японские войска, находившиеся на этих островных территориях, напрямую подчинялись императорской ставке и не входили в Квантунскую армию, но были самостоятельными воинскими соединениями. Следовательно, план разгрома Квантунской армии не мог полностью соответствовать политическим интересам СССР на Дальнем Востоке, но в значительной степени им удовлетворял. Его реализация приводила к контролю СССР над Китаем, Северной Кореей и МНР, но оставляла открытый вопрос о территориальной принадлежности к северу от острова Хоккайдо, включая северную часть последнего.

    Военная группировка Квантунской армии представляла мощную силу, состоящую из семи полевых и двух воздушных армий и Сунгарийской речной флотилии; всего 33 дивизии, включая одну бригаду смертников-разведчиков и истребителей танков и 1 800 самолетов. Кроме того, командованию Квантунской армии подчинялись регулярные китайско-маньчжурские войска общей численностью до 300 тыс. человек, или 27 дивизий. В районе Пекина находился подчинявшийся императорской ставке стратегический резерв в количестве восьми японских дивизий, который мог быть направлен на усиление Квантунской армии. Вместе с тем, эта мощная войсковая группировка под командованием генерала Ямада должна была контролировать и защищать огромную линию границы длиной свыше 5 000 км. В этом плане Квантунская армия была уязвима при нанесении по ней концентрированных ударов. Таким образом, как признает генерал Штеменко, Квантунская армия испытывала проблемы при организации обороны в Маньчжурии и, следовательно, разработка плана по ее разгрому не могла представлять сложную для прошедшего успешную войну с вермахтом Генштаба проблему.

    Генерал Штеменко указывает далее в своих мемуарах, что особое мнение Сталина руководство Генштаба поняло, как указание разгромить Квантунскую армию в приграничных районах и не дать ей возможности отступить в Корею, где имелись мощные фортификационные укрепления для долговременной обороны. Быстрый разгром «стража Севера» был необходим Сталину только для того, чтобы затем быстро взять под свой контроль Хоккайдо и другие островные территории, пока англо-американцы будут с боем брать острова Рюкю и собственно Японские острова. Отметим, что мощной группировке американских ВМС понадобилось три месяца, чтобы захватить остров Окинаву размером с территорию современной Москвы (около 1200 кв. км).

    К 5 апреля 1945 года, когда СССР объявил Японии о невозможности пролонгации Пакта о нейтралитете и отказе от его соблюдения, Генштаб доложил Верховному Главнокомандующему, что имеющихся на Дальнем Востоке вооруженных сил СССР не достаточно для уничтожения Квантунской армии в приграничных районах. Это сообщение генерала Ште-менко следует воспринимать как косвенное указание, что Сталин был готов объявить микадо войну уже в начале апреля. Тогда же Сталин объявил А. М. Василевскому о своем намерении назначить его Главкомом на Дальнем Востоке.

    Красная Армия имела те достаточные силы для наступления на Муданьцзян (со стороны Приморья) и в направление на Хайлар и Цицикар (со стороны Забайкалья), которые могли только выдавить японцев во внутренние районы Китая и Корею. Имеющаяся военная группировка РККА обеспечивала затягивание боевых действий, но не разгром японцев.

    В течение весны 1945 года Ставка рассмотрела несколько вариантов Генштаба по проведению Дальневосточной военной кампании. Весьма примечательным фактом является то обстоятельство, что советские военачальники, участвовавшие в их разработке и проведении дружно обходят молчанием любые упоминания в этих планах вопроса о Хоккайдо. За редким исключением этот факт упоминается, как, например, в мемуарах Н. Г. Кузнецова, в контексте имеющего большое геополитическое значение.

    К началу июня 1945 года план операций против Квантунской армии был готов в общем виде и доложен Сталину. Как пишет Штеменко: «С соответствующими расчетами его (т. е. план) доложили Верховному Главнокомандующему. И.В. Сталин принял все без возражений, только приказал вызвать в Москву маршала Р.Я. Малиновского (командующего Забайкальским фронтом) и генерала М.В. Захарова (начальника штаба фронта)…».

    Маршал Малиновский сделал 18 июня в ставке доклад, в котором утверждал, что силы фронта смогут разгромить Квантунскую армию в течение полутора-двух месяцев. При этом выгрузка последних эшелонов из Европы для нужд фронта намечалась на 1 августа. Малиновский исходил из того, что японо-манчжурские войска имели в полосе наступления его фронта до 27 дивизий, включая две танковые. Два других фронта поддерживали своими наступательными действиями операцию Забайкальского фронта. Интересно, что зоной ответственности ТОФ являлся прибрежный район советского и корейского Приморья от поселка Терней (СССР) до Сонджина в Северной Корее. Предполагалось, что десантные операции на островах начнутся с 11 августа 1945 года. Действительно, в тот день 16-я армия из состава 2-го ДВФ начала наступление против японцев в южной части Сахалина. Кроме того, войска 2-го ДВФ играли вспомогательную роль в операции по разгрому Квантунской армии в Маньчжурии, а их оперативное подчинение Главкому Василевского указывает на наличие другой военной задачи для советских войск на Дальнем Востоке. Такой задачей, имевшей в своей основе стратегическую цель советско-японской войны, могла быть только задача высадки Красной Армии на севере Хоккайдо.

    Вместе с тем, Штеменко ничего не пишет о действиях и планах Генштаба по освобождению Курил и Южного Сахалина, на территории которых находились войска Японии, не подчинявшиеся командованию Квантунской армии. Соответственно, для их уничтожения Генштаб должен был разрабатывать отдельный план военных операций, но упоминания о котором крайне смутны в мемуарной литературе.

    Генерал Штеменко упоминает о беспрецедентных мерах секретности и скрытности подготовки к военному выступлению против Японии. В его воспоминаниях крайне интересным и настораживающим является упоминание о неоднократных указаниях Сталина военным использовать в первом эшелоне танковую армию, которые почему-то не учитывались военными в плане развертывания войск на Дальнем Востоке. Так, Штеменко отмечает: «Сталин не любил неопределенностей и, помня недавние наши споры о порядке использования танковой армии, приказал при подписании директивы включить в нее следующий пункт: «6-й гвардейской танковой армии, действуя в полосе главного удара в общем направлении на Чанчунь, к 10-му дню операции форсировать Большой Хинган, закрепить за собой перевалы через хребет и до подхода главных сил пехоты не допустить резервов противника из Центральной и Южной Маньчжурии».

    Маршал Василевский прибыл в Читу для командования операциями на Дальнем Востоке 5 июля 1945 года. Он передал маршалу Малиновскому указание Ставки сократить время достижения намеченных в плане рубежей вдвое и уже на десятый день кампании соединиться в районе Калгана с частями Мао Цзэдуна. Ште-менко также упоминает о непонятной чехарде вокруг назначения на должность начальника штаба Главкома. По его словам, у Василевского в этой должности якобы отказались работать такие видные военачальники, как генералы М.В. Захаров и В.В. Курасов. В конце концов начштаба главкома был назначен генерал С.П. Иванов. Историки проходят мимо исследования причин и следствий этого факта военной истории. Весьма интересно сообщение генерала Штеменко, что Главком ВС на Дальнем Востоке также принял на себя непосредственное командование 2-м Дальневосточным фронтом (командующий генерал армии Пуркаев). Если учесть, что 2-й ДВФ должен был проводить военные операции на Южном Сахалине и Курилах, то этот факт вряд ли следует рассматривать как личную инициативу маршала Василевского. Надо полагать, что он был следствием приказа верховного Главнокомандующего, который не оставлял мысли о контроле над Северным Хоккайдо. Кроме того, именно Василевский разрабатывал в Генштабе с ноября 1944 года планы военной операции по овладению островными территориями на Дальнем Востоке, включая этот остров.

    В конце мая 1945 года Сталина посетил Гарри Гопкинс, который напомнил, что Трумэн, выполняя предыдущие договоренности с советским лидером Ф.Д. Рузвельта, просит установить срок для встречи «в верхах» по определению послевоенных границ в Европе. Речь шла о будущей конференции в Потсдаме. Советскую делегацию возглавил Сталин; из военных в работе конференции участвовали Г.К. Жуков, Н.Г. Кузнецов, А.И. Антонов и другие. Именно генерал Антонов сделал подробное сообщение относительно советских планов на Дальнем Востоке. Антонов был первым из советских военных, кому Сталин сообщил о информации Трумэна, что США обладают атомной бомбой колоссальной разрушительной силы, превосходящей в 2000 раз самую большую использованную во Второй мировой войне динамитную бомбу мощностью в 10 тонн ТНТ.

    Очевидно, что данная информация поколебала планы Сталина в отношении десанта на северное побережье Хоккайдо. Трумэн сообщил Сталину о наличии у США атомной бомбы спустя неделю после доклада генерала Антонова о советских планах в Дальневосточной кампании.

    Черчилль также пишет в своих мемуарах о принятии совместных с Трумэном мер по ограничению размаха действий советских войск против Японии. Надо полагать, что лидеры англо-сансонских держав отдавали себе отчет, что Сталин имеет целью поставить под контроль СССР северную часть острова Хоккайдо и что воспрепятствовать этому могут только экстраординарные меры, как то: применение нового вида оружия. В этом плане атомная бомбардировка Хиросимы была чисто актом мести США за Пёрл-Харбор, но бомбардировка Нагасаки, очевидно, была произведена для устрашения СССР, чтобы заставить Сталина отказаться от планов высадки на Хоккайдо.

    Тогда становится понятным тот факт, что Сталин только 8 августа 1945 года присоединился к Потсдамской декларации об условиях безоговорочной капитуляции Японии, которая в пункте восьмом содержала указание, что державы-победительницы признают суверенитет Японии над островом Хоккайдо.

    В этом отношении Сталин мог надеяться только на алогичные действия своих командующих на Дальнем Востоке. Как пишет Штеменко, он довольно безучастно, под давлением обстоятельств, связанных с атомной бомбой, выслушал 3 августа в Москве доклад маршала Василевского о ходе подготовки к наступлению. Главком доложил о готовности к выступлению сухопутных войск к 9 августа, а Тихоокеанского флота (ТОФ) — к 5 августа.

    Сталин раздумывал о целях Дальневосточной кампании до самого последнего момента. Штеменко пишет, не вдаваясь в подробности, что вновь рассматривались различные варианты кампании, Верховный Главнокомандующий подписал директиву на выступление ВС СССР на Дальнем Востоке только 8 августа в 16 часов 30 минут (по московскому времени). Полчаса спустя В.М. Молотов объявил японскому послу в Москве Сато о состоянии войны между СССР и Японией. Еще через 1 час (ровно в полночь на 9 августа) советские войска перешли советско-японо-маньчжурскую границу; началась советско-японская война.

    Раздумье Сталина о максимальных целях Дальневосточной кампании продолжалось в течение всего ее хода. Именно Сталин отдал приказ войскам продолжать боевые действия после выступления микадо по токийскому радио, поскольку японцы не сложили оружие перед Красной Армией. Штеменко так описывает этот эпизод: «Генштаб доложил о сложившейся обстановке Верховному Главнокомандующему. Сталин отнеся к этому довольно спокойно, приказал нам выступить в печати с разъяснением фактического положения на фронтах, а войскам дать указание — продолжать активные боевые действия, пока не состоится безоговорочная капитуляция противника». В подобных условиях сохранялась возможность высадки советских войск на Хоккайдо, связанная с ведением боевых действия с некапитулировавшим противником. В частности, в советской печати 16 августа появилось коммюнике Генштаба, в котором говорилось, что: «Капитуляцию вооруженных сил Японии можно считать только с того момента, когда японским императором будет дан приказ своим вооруженным силам прекратить боевые действия и сложить оружие и когда этот приказ будет практически исполняться…» Тем самым Трумэну было публично указано, что если, советский десант на Хоккайдо случится, то это не следует рассматривать как вызов Америке…

    Поскольку ход наземных операций РККА уступал развитию событий на Дальнем Востоке, то Главком ВС СССР на Дальнем Востоке отдал приказ о проведении воздушных десантов в ключевые пункты Маньчжурии и Кореи — Харбин, Гирин, Мукден, Чанчун и другие города с 18 до 20 августа. Дело доходило до абсурда: 19 августа на аэродроме Чанчуна приземлились советские десантники в количестве двенадцати человек, потребовавшие у аэродромной охраны немедленно провести их к командующему Квантунской армией генералу Ямада. В кабинете Ямады старший советский офицер потребовал у японского командующего отдать приказ о капитуляции его армии, что и было сделано. Крупные советские части вошли в Чанчун только сутки спустя. Двенадцать советских десантников все это время охранял, сидя у входа в дом, маленький внук Ямады. По древнему обычаю самураев, их гостей охраняют и заботятся о их безопасности самые близкие хозяину дома люди, и внук командующего соблюдал этот обычай.

    Огромный Мукден с числом жителей более 1,7 млн. человек был захвачен 225 десантниками. Японский гарнизон города составлял более 50 тыс. человек и взял на себя обязанность сохранять порядок в городе до прихода крупных соединений Красной Армии. Странную роль играли американские союзники в этих событиях. Через день после занятия аэродрома Мукдена ротой советских десантников, здесь приземлился американский самолет, который предварительно разбросал над городом листовки. В листовках командование японского гарнизона призывалось к сотрудничеству с американскими оккупационными войсками, и ему предлагалось сдать город американцам.

    Генерал Штеменко вскользь упоминает, что бои на Сахалине длились до 25–26 августа, на Курильских островах — до 31 августа. Странный сам по себе факт, что наши военачальники все разом обходят в своих мемуарах тему разработки военных планов и их исполнение в отношении Курильских островов, Южного Сахалина и Северного Хоккайдо.

    Глава V. Советско-японская война и ее итоги

    В Потсдаме все формальности по поводу вступления в войну Японии с союзными державами были СССР соблюдены. Сталин выполнил обещание Рузвельту и Черчиллю, данное в Ялте, вступить в войну спустя три месяца после капитуляции Германии, т. е. 9 августа 1945 года.

    Несмотря на то, что Генеральный штаб ВС СССР намечал выступление против Японии 15 августа, наступление развернулось с 9 августа, как то было передано в вербальной ноте В.М. Молотова японскому послу Сато накануне. Атомная бомбардировка США Нагасаки не смутила японское военное командование, которое констатировало словами премьер-министра Японии К. Судзуки 9 августа т. г. на заседании Высшего имперского совета по руководству войной совершенно другую причину: «Вступление сегодня утром в войну Советского Союза ставит нас окончательно в безвыходное положение и делает невозможным дальнейшее продолжение войны».

    Следует отметить, что в атомных бомбардировках Хиросимы и Нагасаки погибло 102 тысячи человек, пропало без вести (испарились под действием термальной волны) более 14 тыс. человек, были ранены 373 тысячи человек. США испытали в Хиросиме урановую бомбу, в Нагасаки — плутониевую. Вместе с тем уничтожение этих двух японских городов никак не повлияло на военно-промышленный потенциал Японии, который был равномерно размещен по всей территории страны. Крупные города Японии уже к тому времени представляли из себя городские руины (Токио уничтожен на 75 %, Кобе — на 80 % и т. д.), что отнюдь не умалило воинственного духа японской нации, решившей бороться с англо-американцами до конца, что и доказал ход сражения за остров Окинава (архипелаг Рюкю). Маршал С. Хата, командующий 2-й Объединенной армией, находился в момент взрыва первой атомной бомбы на своем командном пункте в Хиросиме вблизи от его эпицентра. Он специально прибыл в Токио в генеральный штаб армии, чтобы доказать, политическому руководству армии, что атомный взрыв не принес ущерба военной инфраструктуре и военным контингентам, расположенным в городе. Погибли в основном мирные жители, что доказывает военную неэффективность американской акции атомного устрашения и ее вдохновителя — Гарри Трумэна. Остаточная радиация и радиоактивное загрязнение местности выявились позднее. Маршал Хата привел данные о том, что уцелели все главные промышленные предприятия военного назначения, расположенные на окраинах, и железнодорожное сообщение было восстановлено через 48 часов. Даже Черчилль впоследствии был вынужден сказать, что «было бы ошибкой считать, что атомная бомба решила судьбу Японии». Главнокомандующий войсками союзников в Западной Европе Д. Эйзенхауэр также осудил применение атомного оружия, санкцию на применение которого дал его политический противник лидер Демократической партии США Трумэн, когда республиканцу Эйзенхауэру понадобились доводы для своего избрания в президенты США в 1951 году. Председатель ОКШН армии США адмирал У. Леги выразился более определенно в то время: «Применение этого варварского оружия против Хиросимы и Нагасаки не принесло существенной пользы в нашей войне против Японии».

    Таким образом, ни ковровые бомбардировки Японии в ноябре 1944 г. — августе 1945 г., ни атомная бомбардировка этой страны в августе 1945 года не смогли сломить дух сопротивления японцев англо-американскому вторжению на Японские острова. Итоги Окинавской десантной операции ошеломили своими ничтожными результатами американцев и показали всю мощь японской армии, даже в условиях, когда ВМС Японии были почти полностью уничтожены.

    У Черчилля в ходе Потсдамской конференции от общения с Трумэном возросла уверенность в сверхэффективности атомной бомбы: «Президент и я больше не считали, что нам нужна его (Сталина) помощь для победы над Японией… Мы считали, что эти войска едва ли понадобятся и поэтому у Сталина нет того козыря против американцев, которым он так успешно пользовался на переговорах в Ялте». Бои союзников за Окинаву и неэффективность ковровых бомбардировок Японских островов в части поражения военно-промышленного потенциала этой страны показали ошибочность данной точки зрения. К концу 1944 года большинство предприятий этой сферы было рассредоточено в сельской местности Японских островов либо выведены в Корею и Маньчжурию, которые получили в последний год японской оккупации мощную промышленную базу.

    10 августа 1945 года Токио уведомил всех о готовности капитулировать на предъявленных условиях. Вместе с тем приказа микадо о безоговорочной капитуляции в войска не поступило.

    К началу августа на Дальний Восток из Западной Европы Ставкой ВГК были переброшены два фронтовых штаба (резервное фронтовое управление бывшего Карельского фронта и фронтовое управление 2-го Украинского фронта), три штаба общевойсковых и одной танковой армий, 15 штабов корпусов различных родов войск, а также 36 дивизий и 53 бригады основных родов войск. Всего на Дальнем Востоке к данному времени было сосредоточено 1,67 млн человек, 5,5 тысячи танков и САУ и 3900 боевых самолетов. Вся масса войск в основном перебрасывалась с расстояния в 9-12 тысяч км. Сложности с количеством войск и дальностью их переброски привели к тому, что приказ о начале боевых действий был отдан на неделю раньше срока полной готовности войск. В этом случае политическое решение должно было быть выше военно-стратегического, имея в виду Ялтинские договоренности о вступлении СССР в войну не позже трех месяцев после капитуляции Германии.

    Все сухопутные, воздушные и морские силы СССР в данном районе были объединены под общим командованием — Главным командованием советских войск на Дальнем Востоке во главе с маршалом А. М. Василевским. Для координации действий флота на морском ТВД во Владивосток прибыл нарком ВМФ адмирал флота Н. Г. Кузнецов. Он координировал действия Тихоокеанского флота (адмирал И. С. Юмашев).

    К 27 июня 1945 года были утверждены полосы наступления фронтов и зон действия ТОФ. Советским войскам противостояла на ДВ ТВД сильная группировка японских войск и войск Маньчжоу-Го, общей численностью до 1 млн чел., из которых 600 тыс. — японцев. На Южном Сахалине и Курильских островах дислоцировались войска японского 5-го фронта, штаб которого находился на о. Хоккайдо и подчинялся непосредственно имперской ставке. Всего здесь находились три пехотные дивизии и две смешанные бригады общей численностью свыше 80 тыс. солдат. На островах Шумшу и Парамушир имели две крупные базы ВМС — Касивабара и Катаока. Именно эти острова необходимо было взять в первую очередь силами 2-го Дальневосточного флота (генерал армии Пуркаев) и ТОФ (адмирал флота Юмашев). Непосредственное руководство операцией осуществляли командующий Камчатским оборонительным районом генерал-майор А.Р. Гнечко и командир Петропавловской военно-морской базы капитан первого ранга Д.Г. Пономарев.

    В качестве стратегического резерва Квантунской армии и войск 5-го фронта могли быть использованы войска, находившиеся на Японских островах. Их численность к началу августа составляла более 2,5 млн человек. При этом базы снабжения японских войск в Маньчжурии, на Курилах и юге Сахалина позволяли обеспечить группировку дополнительно до 1,5 млн человек.

    Заявление Советского правительства о вступлении в войну было передано японскому послу 8 августа в 17 часов по московскому времени, т. е. в 23 часа по токийскому времени. Таким образом, правительство Японии располагало промежутком времени в один час для принятия решений.

    Война против Японии началась ровно в полночь (по токийскому времени) с 8 на 9 августа 1945 года, когда советско-монгольские войска перешли советско-японо-маньчжурскую границу на огромном фронте протяженностью в 5130 км. Основной удар атакующих войск пришелся на японскую группировку в Маньчжурии. На всех трех стратегических направлениях наступления Красная Армия встретила ожесточенное сопротивление японо-маньчжурских войск.

    К 14 августа советские войска с боем овладели всеми главными целями в Маньчжурии и Корее.

    Бои за Южный Сахалин вел 56 стрелковый корпус 2-го ДВФ в течение 11–25 августа 1945 г. Особенно тяжелыми оказались бои за Харамитогский укрепрайон. Главную полосу японской обороны удалось прорвать лишь к 18 августа, т. е. четыре дня спустя после приказа микадо о капитуляции японских войск.

    В ходе этой Сахалинской операции ТОФ проводил высадку морских десантов в портах Торо, Эсутору, Маока, Хонто и Отомари.

    С 9 по 14 августа различные группы военных и политиков оказывали давление на императора, преследуя диаметрально противоположные цели. Так, сторонник капитуляции принц Коноэ писал в эти дни микадо: «Как ни прискорбно признать это, я считаю, что Япония проиграла войну. Хотя поражение тяжело запятнает нашу честь, оно не должно вызывать необоснованного беспокойства, ибо общественное мнение в США и Англии еще не требует изменения государственного строя Японии. Следовательно, с этой точки зрения поражения бояться не следует… Поэтому именно сейчас необходимо капитулировать перед США и Англией».

    Военные в своем большинстве категорически отвергали капитуляцию. Обе группы сходились в одном — сопротивляться советским войскам до конца, что обусловило ведение боевых действий против Красной Армии даже после получения приказа японского императора о безоговорочной капитуляции 14 августа. Само японское правительство пыталось в этот период времени вести сепаратные переговоры с американцами, которые отвергли это предложение. С другой стороны, невозможно пройти мимо того факта, что штабы генерала Макартура и адмирала Нимица постоянно вводили в заблуждение советское главнокомандование на Дальнем Востоке, предоставляя информацию о выставленных минных заграждениях вблизи главных портов и морских коммуникаций, используемых японской армией и ВМФ на Дальнем Востоке. Обобщение этих данных выявило тот примечательный факт, что американские мины были везде, где действовал или должен был действовать советский флот. Напротив, морских мин союзников не было там, где хотя бы временно действовали американские ВМС или где была американская зона оккупации. В результате на минных полях, выставленных американской авиацией, подорвалось несколько советских военных кораблей и транспортов.

    12 августа все командующие японскими войсками на местах получили телеграмму с требованием продолжать вооруженную борьбу, т. е. после двух атомных взрывов. Телеграмма была подписана военным министром Анами и начальником штаба армии генералом Умэдзу. Только военно-морской министр адмирал Ёнаи, евразиец и сторонник дружественных отношений с Россией, выступил против продолжения войны и участия в мятеже 14 августа. Он способствовал воздействию на императора по принятию условий безоговорочной капитуляции. Более того, адмирал Ёнаи предложил правительству обратиться к посредничеству СССР для обеспечения этого плана завершения войны. Начальник главного морского штаба адмирал Тоеда также присоединился к сторонникам продолжения войны. Все они заявили правительству, что условия капитуляции для них неприемлемы.

    Дискуссия продолжалась на следующий день, когда «крестный отец» корпуса камикадзе адмирал Ониси заявил военным и министру иностранных дел Того, что необходимо предложить императору проект указа об использовании в войне 20 млн камикадзе. Того сразу покинул совещание, сказав, что император уже высказался в узком кругу за принятие условий капитуляции.

    Весть в Токио о подписании императором указа об окончании войны (пока без его обнародования) вызвала военный мятеж, а мятежники захватили императорский дворец, при этом погиб командир охраняющей микадо гвардейской дивизии генерал Мори. Мятежники также обыскали дворец в поисках записанного на граммофонную пластинку заявления микадо о безоговорочной капитуляции Японии в войне, но не нашли ее. Они, пользуясь ночным временем, совершили налеты на дома своих политических противников в правительстве — премьера Хиранумы, председателя Тайного совета при императоре Хара и других государственных деятелей. Многие из них в поисках спасения своей жизни испытали многие неприятности; так, Хиранума просидел всю ночь в выгребной яме.

    К концу ночи с 14 на 15 августа Анами и Умэдзу убедились, что командующие и войска не поддержали их действий, в том числе командующий Восточным (столичным) военным округом генерал Танака. Более того, Танака лично направился в императорский дворец, чтобы освободить его от заговорщиков. После получения этого уведомления генерал Анами совершил священный обряд сэппуку, сделав себе харакири. Несколько десятков офицеров-заговорщиков также сделали харакири, после того как Танака объявил несогласным об указе императора.

    В 8 часов утра 15 августа мятеж самураев был подавлен; императорская гвардия в подавляющем большинстве осталась в своих казармах. В 12 часов по токийскому времени император Хирохито обратился к нации и миру с обнародованием своего рескрипта о безоговорочной капитуляции. Диктор столичного радио заранее предупредил, что речь микадо передается в записи.

    В тот же день, после заслушивания императорского указа, совершили харакири маршал Сугияма, бывший командующий Квантунской армией генерал С. Хондзе, командующий 10-м фронтом генерал Р. Андо, адмирал Ониси, другие командующие. Неудачно пытался застрелиться бывший премьер-министр Тодзио, вскоре осужденный Токийским трибуналом к высшей мере наказания.

    Многие из генералов и офицеров японской авиации пошли в этот день на «специальную атаку» американских военных кораблей. Так, когда адмирал Угаки, авиационный генерал в Китае, приказал подготовить к полету три бомбардировщика, то он увидел, что к нему присоединилось еще 8 экипажей. Все одиннадцать боеспособных экипажей — 22 летчика — пошли на таран американских кораблей, выполнив добровольно взятую обязанность стать «камикадзе». Это были экипажи всех исправных самолетов.

    Боевые действия Японии с США, Англией и другими союзниками после радиозаявления микадо в полдень 15 августа прекратились. Хотя еще вечером 14 августа командование Квантунской армии получило от генерального штаба приказ об уничтожении военных знамен и документов, но приказа японским войскам в Маньчжурии, Корее, на Южном Сахалине и Курилах о капитуляции отдано не было. Только 16 августа командующий Квантунской армией генерал О. Ямада обратился к главнокомандующему ВС СССР на Дальнем Востоке маршалу А.М. Василевскому с уведомлением, что: «Квантунская армия прекратила все военные операции… поэтому советская армия призывается приостановить временно свое продвижение…». Последующие радиопереговоры между штабами Василевского и Ямады привели к тому, что штаб Квантунской армии отдал приказ подчиненным ему японо-маньчжурским войскам о капитуляции, начиная с 13 часов 18 августа. С 19 августа началась массовая сдача в плен японо-маньчжурских военнослужащих в СевероВосточном Китае.

    Маршал Василевский докладывал Сталину 18 августа, что захват объектов в Маньчжурии и Корее подчиненными ему войсками он сможет осуществить только к 1 сентября. Во многих городах и селениях региона, где были высажены малочисленные воздушные и морские десанты советских войск, охрана их военных и других объектов осуществлялась японскими гарнизонами до подхода крупных сил Красной Армии. Квантунская армия полностью выполнила приказ императора и своего командующего о капитуляции, исключая отдельные очаги сопротивления.

    26 августа 1945 года советские войска вступили в Порт-Артур.

    Курильская десантная операция началась в 7 часов 15 августа. При этом для перехода от мыса Лопатки к островам Шумшу (в 200 км) и Уруп (в 800 км) отводилось двое суток. Высадка на о. Шумшу была совершена утром 18 августа силами 101-й стрелковой дивизией генерал-майора П.М. Дьякова; на острове оборонялось 8,5 тыс. японских солдат и офицеров, которые применяли запрещенные международным правом разрывные пули «дум-дум».

    Вооруженное сопротивление на острове продолжалось до 23 августа; при этом использовались подземные оборонительные сооружения с глубиной залегания до 70 м, в которых находилось 60 танков. Только в этот день командующий северной группой войск на Курильских островах генерал-лейтенант Фусаки, непосредственно подчинявшийся императорской ставке и не выполнивший рескрипт микадо от 15 августа, отдал приказ сложить оружие.

    25 августа советский десант занял о. Матуа, 26 августа — Онекотан и Шиашкотан, 30 августа — Уруп.

    Острова Курил, расположенные южнее Урупа, обороняла японская 89-я пехотная дивизия генерала Угавы. Эти острова занимались советскими войсками, переброшенными с Южного Сахалина, который был очищен от японских войск к 26 августа. Итуруп был занят 28 августа, Кунашир, Шикотан и острова Хабомаи — 1 сентября. Все Курилы были заняты только к 5 сентября 1945 года; всего здесь в плен сдалось свыше 70 тыс. японских военнослужащих. Южнее Урупа вооруженное сопротивление десантам советских войск со стороны японцев не оказывалось за исключением отдельных случаев.

    Японцы называли Курилы мечом, направленным в сердце Камчатки. Сталин, в своем обращении к народу 2 сентября 1945 года, выразил их геополитическое значение следующим образом: обладание этими островами позволило «закрыть на замок для нашей страны на Востоке все выходы в океан» и они «будут служить не средством отрыва Советского Союза от океана и базой японского нападения на наш Дальний Восток, а средством прямой связи Советского Союза с океаном и базой обороны нашей страны…».

    В боевые задачи маршала А.М. Василевского входила организация десантной операции на о. Хоккайдо. Ее проведение было осложнено политическими и техническими трудностями, которые чинили американские союзники СССР. Географическая неопределенность в отнесении острова Хоккайдо — к Японским или Курильским островам — создала неопределенность политического плана. И.В. Сталин не захотел обострять внешнеполитическую обстановку на Дальнем Востоке прямым приказом десантироваться в северной части острова. Командиры, действовавших в этом районе частей советского 56-го стрелкового корпуса и морских соединений ТОФ, проявили политическую близорукость, когда имело место «неявное» желание Главнокомандования ВС СССР на Дальнем Востоке и полная потеря чувства японцев к сопротивлению советским войскам в конце августа 1945 года, что создавало благоприятные условия для захвата северной части острова Хоккайдо. Есть определенные косвенные факты, что Сталин был недоволен действиями военных командиров, которые не решились высадиться на этом острове.

    Вторым фактором стало отсутствие необходимых десантных средств. Американцы, понимая готовность СССР высадиться на острове, приняли все меры к тому, чтобы ограничить военные возможности Красной Армии и Флота по обеспечению морскими транспортами и судами. Американские союзники поставили к началу боевых действия 9 августа плавсредств и боевых судов в 3–4 раза меньше, чем было ими обещано: фрегатов — в 3 раза меньше, тральщиков — в 3,5 раза меньше, а из 200 судов каботажного и десантного класса — ни одного. Гарри Трумэн просто отказался предоставить СССР необходимое число десантных кораблей, «справедливо» полагая, что они будут употреблены для морского десанта советских войск на остров Хоккайдо. Учитывая значительный масштаб морских коммуникаций, силы ТОФ без американской технической помощи оказались неадекватными поставленной перед ними военно-стратегической задаче.

    Так, например, пролив Лаперуза, отделяющий Сахалин от Хоккайдо по ширине равен Ла-Маншу, и с «кондачка», учитывая занятия южной части Сахалина только к исходу 26 августа, организовать высадку на Хоккайдо до 1 августа не представлялось возможным. Необходимо также учитывать, что в северной части этого острова оборонялось две пехотные дивизии численностью до 30 тыс. японских солдат. Переброска соответствующего количества советских войск потребовало бы не менее двух недель с учетом опыта и количества плавсредств, выявленных при занятии о. Шумшу.

    Высадка из района о. Кунашир и прилежащих к нему Курильских островов на Хоккайдо, даже с учетом относительно небольшой ширины Кунаширского пролива в 15–20 км, также была проблематичной, поэтому эти острова были заняты лишь 1 сентября. Высадка на о. Хоккайдо 2 сентября, в день торжественной церемонии подписания безоговорочной капитуляции Японии, советских войск, безусловно, рассматривалась бы мировым сообществом как грубый вызов и, разумеется, не стоила бы всех уже достигнутых выгод.

    Вопрос о том, имелась ли военная возможность сразу же после взятия под российский контроль Итурупа, высадиться 28 августа 1945 года на северной оконечности Хоккайдо, минуя остров Кунашир, в советско-российских открытых публикациях в период 1946–2008 года не рассматривалась. Похоже, военное командование советских войск на Дальневосточном ТВД следовало ходу мысли русской поговорки «лучше синица в руке, чем журавль в небе», чем, в общем, вызвало глухое недовольство Сталина, который понимал, что военно-технических средств для морского десанта на Хоккайдо в реальности не было. Следует напомнить, что воздушно-десантные операции прошли в Маньчжурии и Корее еще до 20 августа и закончились успешно. Никто не подумал из военачальников использовать возможности ВДВ и авиадесантов на Хоккайдо. Следует констатировать, что имелись значительные неиспользованные Главнокомандованием ВС СССР на Дальнем Востоке возможности для организации воздушных и морских десантов на остров Хоккайдо. Не может быть случайностью тот факт, что при ощутимых успехах советских войск в Маньчжурии, Корее, на Курилах и Южном Сахалине попали под военный суд в 1946 году координаторы действий ВВС и ВМФ на Дальнем Востоке Главный маршал авиации А. А. Новиков и нарком ВМФ адмирал флота Н.Г. Кузнецов. Трагическая судьба Н. А. Вознесенского и резкое падение авторитета и доверия со стороны Сталина к Г. Жукову и В. Молотову, начиная с 1946 года, хорошо известны и, как мне кажется, в определенной степени связаны с обидой Сталина за Хоккайдо. С полной очевидностью можно утверждать, что Сталин хотел и предполагал возможность занятия этого острова, и, значит, все необходимые военные и технические средства у военных могли быть, но они ими не воспользовались или не захотели воспользоваться. Маршала А.М. Василевского «чаша сия» миновала, хотя он командовал ВС СССР на всем Дальнем Востоке.

    Сам Н.Г. Кузнецов в своих мемуарах довольно туманно описывает события 28 августа — 1 сентября 1945 г.: «Находясь на Дальнем Востоке, я дважды разговаривал с И. В. Сталиным по телефону. Как-то (это из двух разговоров?), выслушав мой доклад об обстановке на море, он шутя спросил: «Вы еще воюете!» — Тогда наши части высаживались на последний остров Курильской гряды — остров Кунашир (1 сентября). — «На Хоккайдо высаживаться не следует», — так же шутливо предупредил Верховный. — «Без приказа не будем», — ответил я. Через несколько дней меня снова позвали к телефону, Верховный спросил, когда я вылетаю в Москву. — «Не задерживайтесь. Надо решать вопрос о новой судостроительной программе».

    Строить новый флот адмиралу Н.Г. Кузнецову не пришлось: в январе 1946 года он был снят с занимаемой должности, а с 1947 года руководил военно-морскими вузами страны. Очевидно, что Сталин не простил Кузнецову незанятия Хоккайдо.

    Маршал А.М. Василевский после войны на Дальнем Востоке руководил Генеральным штабом ВС СССР, был заместителем министра ВС СССР, военным министром, т. е. его военный рост проходил по нарастающей при Сталине и только после прихода к власти Н. Хрущева стал снижаться с одновременным ростом Г. Жукова. Все эти тенденции вполне объяснимы, если принять во внимание, что именно Василевскому осенью 1944 года Сталин поручил задание подсчитать необходимые силы и материальные ресурсы для войны против милитаристской Японии. Разработанный под руководством А.М. Василевского в Генштабе в 1945 году план Дальневосточной компании был одобрен Ставкой, ПБ и ГКО и, по косвенным признакам, включал в себя задачу занятия северной части острова Хоккайдо. Об этом свидетельствует, в частности, упоминание Н. Г. Кузнецова, что Василевский лично прилетал к нему во Владивосток и анализировал ход событий вблизи Хоккайдо. К сожалению, сам Кузнецов в огромном томе своих воспоминаний уделяет кардинальному событию мировой истории ХХ века лишь пять строк текста, который приведен выше (!).

    3 сентября 1945 года Главнокомандующий ВС СССР на Дальнем Востоке маршал А.М. Василевский направил Верховному Главнокомандующему генералиссимусу И. В. Сталину письменный доклад об окончании Дальневосточной кампании. В донесении, в частности, говорилось о том, что советские войска взяли к 1 сентября т.г. под свой контроль Маньчжурию, Северную Корею до 38о с.ш., весь Сахалин южнее 50о с.ш. и все Курильские острова. Было взято в плен 574 тыс. японских солдат и офицеров, в том числе 110 генералов.

    Указ о демобилизации японской армии и флота был подписан микадо 25 августа 1945 г.; одновременно прекращали свою деятельность императорская ставка и генеральные (главные) штабы императорской армии и флота.

    Американцы высадились на Японские острова 28 августа. 2 сентября в Токийском заливе на борту американского линкора «Миссури», над которым развивался музейный экспонат — флаг командора Пирри, чьи «черные фрегаты» в 1853 году под угрозой своих орудий заставили сёгунское правительство открыть японские порты для американских кораблей и товаров.

    Потери японских войск за 25 дней советско-японской войны составили 84 тыс. убитыми и 640 тыс. военнопленными (после 3 сентября сдалось в плен 80 тыс. японских солдат и офицеров, а некоторые скрывались в лесах вплоть до 1977 года).

    Безвозвратные потери советских войск составили 12031 человек.

    Решением Потсдамской конференции от 26 июля 1945 года был создан специальный Международный военный трибунал для Дальнего Востока (Токийский трибунал), который начал действовать с 19 января 1946 года. На скамье подсудимых оказались 28 главных японских военных преступников, в том числе 18 генералов и адмиралов. Процесс в Токио длился 417 дней.

    Приговор Международного военного трибунала на Токийском процессе составил 1214 страниц (для сравнения — приговор на Нюрнбергском процессе составил только 340 страниц). В приговоре значительное место заняло изложение фактов агрессивной политики Японии в отношении Советского Союза. В нем отмечалось, что: «Трибунал считает, что агрессивная война против СССР предусматривалась и планировалась Японией в течение рассматриваемого периода (т. е. с 1928 по 1945 гг.), что она была одним из основных элементов японской национальной политики и что ее целью был захват территории СССР на Дальнем Востоке».

    Ко времени окончания Токийского процесса на скамье подсудимых осталось 25 человек: двое умерли во время судебного разбирательства, а философ С. Окава, идеолог японского милитаризма, был помещен в клинику душевнобольных. По приговору Международного военного трибунала в Токио шесть генералов — Тодзио, Итагаки, Мацуи, Доихара, Кимура, Муто — и бывший премьер-министр из числа карьерных дипломатов сын каменотеса Хирота были повешены во дворе столичной тюрьмы Сугамо в 1948 году.

    В августе 1960 года на вершине горы Микэнояма вблизи г. Нагойя этим людям был открыт памятник, на одной из памятных досок которого содержится следующая надпись: «Одиннадцать государств… учинили суд над действиями Японии, потерпевшей поражение в войне вследствие применения американцами атомной бомбы, нарушения Советским Союзом договора о нейтралитете, а также из-за нехватки необходимых материалов».

    Многие артефакты сегодняшнего японского самосознания были порождены политикой правительств Японии, первое из которых возглавлял Сидэхара (октябрь 1945 — май 1946 гг.). При нем были арестованы лица, переданные затем в Токийский трибунал, приняты первые «демократические законы», продиктованные юристами из американской оккупационной администрации генерала Макартура. С этих моментов начинается американизация Японии и формирование атлантических структур в японском государстве и обществе. Следующий премьер Японии Есида (19461954 гг.) в 1952 году выпустил на свободу всех осужденных в Токийском трибунале, в том числе и осужденных на пожизненное заключение. При нем в стране проведены все указанные американцами реформы государства.

    Есида среди амнистированных им в 1952 году выпустил на свободу Киси, министра торговли и промышленности, заместителя министра вооружений в правительстве Тодзио, поскольку тот был и оставался даже в тюрьме руководителем японского ВПК. Под руководством Киси в 1955 году правящие (с 1952 года) Либеральная и Демократическая партия объединились в единую Либерально-Демократическую партию Японии, в которой он стал ее первым генеральным секретарем. Киси оказался в 1956 году министром иностранных дел, с которым Хрущев подписывает декларацию о передачи Японии Шикотана и нескольких других южных островов Курильской гряды взамен мирного договора с Японией, а в 1957 году даже становится японским премьер-министром. Именно Киси подписывает с США в 1960 году направленный против СССР «договор безопасности».

    Крупнейший политик Японии адмирал Ёнаи, сторонник добрососедских отношений с СССР, в послевоенной политической жизни Японии оказался не востребованным, поскольку никогда, вместе с группой единомышленников принца Коноэ, не разделял политики близких отношений с США. Есть все основания полагать, что от Токийского трибунала его спасла советская сторона при откровенном желании американцев приговорить его к смертной казни. Созданный Ёнаи японский военно-морской флот оказался достойным соперником американских ВМС, нанеся им в ходе войны на Тихом океане серьезный ущерб и потопив тысячи американских военных кораблей и транспортов общим водоизмещением свыше 25 млн тонн. Последние годы жизни адмирал, глава «Русской партии» в Токио, провел уединенно, на досуге предаваясь японской каллиграфии и переписывая один и тот же документ — рескрипт микадо о капитуляции, идея которого принадлежала ему.

    Как показали последующие события, итоги советско-японской войны далеки от своего подведения.

    Глава VI. «Проблема Севера» как фактор политики

    Очевидно, что Соглашение по Дальнему Востоку в Ялте отличалось от декларативных документов Крымской конференции именно своим международно-договорным характером, которое должны были соблюдать все подписавшие его стороны — США, СССР и Англия. СССР выполнил все его положения, вступив в войну против Японии 9 августа 1945 года. Соответственно, США и Англия должны были выполнить безусловную передачу Курильских островов СССР и обеспечить восстановление его прав на Южном Сахалине. Никаких других условий это Соглашение не содержало, и связывать его выполнение с декларативными положениями Ялтинской конференции никаких оснований не было, кроме одного: обсудить все вопросы по послевоенному устройству Европы на конференциях стран-победительниц и попытаться выработать по ним консенсус.

    Именно такое понимание документов Ялтинской конференции и Соглашения было подтверждено на встрече 15 апреля 1945 г. (три дня спустя после кончины Рузвельта) Сталина с Хэрли и Гарриманом в Москве. Интересно, что Хэрли в присутствии третьего лица подтвердил факт знакомства Трумэна с данными разъяснениями позиции Рузвельта по Дальнему Востоку, согласованной ранее в Ялте.

    25 апреля т.г. в Сан-Франциско на Учредительной конференции ООН произошло знакомство главы НКИД В. М. Молотова и президента Г. Трумэна. Трумэн повел себя сразу агрессивно в отношении позиции Сталина в восточно-европейских делах и пригрозил Молотову дальнейшими осложнениями в американско-советском сотрудничестве. Трумэн позволил себе употребление таких выражений, как «он устал нянчиться с Советами», «решил показать русским железный кулак» и т. п.

    Согласно дневниковым записям Форрестола, Трумэн поручил оборонным ведомствам и госдепартаменту США серьезно проработать вопрос о целесообразности настаивать на выполнении Сталиным принятых обязательств по Соглашению в Ялте. Трумэн тогда полагал, что применение атомной бомбы в Японии позволит добиться ее капитуляции без помощи СССР. Вскоре, все высшее военное руководство — Г. Стимсон, Д. Эйзенхауэр и Дж. Маршалл категорически высказались против разрыва отношений с СССР в условиях Тихоокеанской войны.

    Авторитетный орган высшего военного командования США — ОКНШ в докладной записке от 12 мая 1945 г. Трумэну констатировал: «Вступать или не вступать в войну с Японией русские будут решать сами, руководствуясь своими собственными соображениями и мало обращая внимание на те или иные акции, предпринимаемые США».

    Далее отмечалось, что возрастающее сопротивление японской армии вызовет значительные потери американских войск, что требует «иметь полное взаимопонимание с русскими по Дальнему Востоку». Только что закончившаяся десантная кампания на Окинаве показала, что американские потери в среднем составляют 2–3 солдата в день на 1000 военнослужащих, принимающих участие в боевых действиях. В записке указывалось, что кампания по высадке и оккупации Японских островов продлится не менее 18 месяцев (окончание — октябрь 1946 года) и потребует не менее 4 млн солдат и моряков США. Согласно этим данным, военные оценили американские потери по захвату Японских островов в 1,5–2,1 млн человек.

    Под давлением выявленных обстоятельств Трумэн направляет в конце мая 1945 года в Москву Г. Гопкинса и А. Гарримана для снятия трудностей, препятствующих вовлечению СССР в войну на Дальнем Востоке.

    Сталин выразил глубокое возмущение Гопкинсу в связи с решением Трумэна прекратить поставки СССР по лэнд-лизу сразу после прекращения войны с Германией. Он напомнил членам американской делегации, что Вторая мировая война не окончена и предстоит ещё закончить её на Дальнем Востоке. Сталин указал, что это грубое нарушение правительством США ранее принятых на себя обязательств, и заявил, что Советский Союз не настаивает на продолжении американских поставок по ленд-лизу, что СССР может обойтись без них. Но если такими односторонними действиями администрация Трумэна рассчитывает оказать давление на СССР, чтобы сделать его податливым, подчеркнул Сталин, то это большая ошибка.

    Гопкинс и Гарриман передали Сталину просьбу Трумэна сообщить о дате выступления СССР против Японии. Лидер Советского государства подтвердил данное им Рузвельту в Крыму обязательство вступить в войну против Японии, что в связи с существующим положением означало, что 8 августа советские войска займут позиции для атаки на маньчжурской границе. Вместе с тем, он напомнил, что условием этого, согласно Соглашению в Ялте, является договоренность Вашингтона с китайским правительством Чан Кайши о передаче некоторых объектов в Маньчжурии советской стороне. Впоследствии Трумэн писал в своих мемуарах, что он с большим облегчением узнал о подтверждении условий Соглашения по Дальнему Востоку в Ялте советской стороной и дал указание сообщить в Москву, что американцы не отказываются от подписи под ним президента Рузвельта.

    Далее в своих мемуарах Трумэн отмечает, что сама необходимость его появления в Потсдаме была вызвана фактом, чтобы обеспечить выполнение этого Соглашения с целью вовлечь СССР в войну против Японии, а именно: «заключалось в том, чтобы получить от Сталина личное подтверждение готовности России вступить в войну против Японии».

    Трумэн отдавал себе отчёт в том, что если Америка нарушит обязательства президента Рузвельта, данные Сталину, то Россия достигнет всех своих целей на Дальнем Востоке без подачи США, которым продолжение войны на Тихом океане станет дорогой ценой новых жертв и материально-финансовых потерь.

    Потсдамская (Берлинская) конференция глав трех великих держав, прошедшая с 17 июля по 2 августа 1945 года, формально касалась вопросов послевоенного устройства государств и границ в Европе в соответствии с Ялтинской декларацией, обозначавшей вопросы этой повестки дня. Их отличия от Соглашения по Дальнему Востоку, достигнутому в Ялте, было очевидным фактом: последнее по форме являлось международно-правовым актом, тогда как вопросы по Европе были зафиксированы в форме декларации и их последующим обсуждением с возможностью заключения достигнутого согласия в форме международных договоров. По этой причине, вопросы касающиеся Дальнего Востока, не вошли в повестку дня Потсдамской конференции и не могли быть там представлены, поскольку уже имелся соответствующий (тайный) международный договор между СССР, США и Англией.

    Вместе с тем, зафиксировано протокольно, что в неофициальных двусторонних переговорах и Трумэн, и Черчилль обращались к Сталину с просьбой о подтверждении участия СССР в Тихоокеанской войне на стороне союзников. Глава советского правительства неукоснительно подтверждал Соглашение по Дальнему Востоку.

    Между тем Трумэн и Черчилль включили в Потсдамский ультиматум, требующий немедленной безоговорочной капитуляции Японии, от 26 июля 1945 года (т. н. Потсдамская декларация), пункт восьмой, утверждающий, что японские острова, кроме Хонсю, Кюсю и Сикоку, включают ещё и Хоккайдо. Причем в этом пункте упоминаются условия Каирской декларации (т. е. не договора) в связи с суверенитетом Японии на данные острова. Однако, Каирская декларация в отношении Японии содержит только одно требование Китая к США и Англии — развертывания боевых действий союзников в Бирме, а также «обучения колониальных народов Дальнего Востока… искусству самоуправления…». Когда пять дней спустя Рузвельт и Сталин впервые встретились в Тегеране, президент США сказал советскому лидеру, что он выступает за реформы снизу на Дальнем Востоке. На это Сталин сказал, что реформы снизу есть революция; тогда Рузвельт пояснил, что этот вопрос им следует обсуждать вместе, не посвящая в него Черчилля.

    Очевидно, что американо-советские отношения в эпоху Рузвельта были связаны с использованием СССР в качестве дополнительного инструмента подрыва мировой гегемонии Англии для того, чтобы обеспечить мировой лидерство США. Сталин отвечал Рузвельту взаимностью в этом кардинальном для судеб мира вопросе, что гарантировало понимание американского и советского лидеров.

    Пункт восьмой Потсдамской декларации с включением острова Хоккайдо под японский суверенитет прямо противоречил ялтинскому Соглашению (договору) по Дальнему Востоку, которое относило либо все острова прилегающие к Сахалину, либо все Курильские острова к сфере суверенитета СССР. Таким образом пункт восьмой этой декларации противоречил договору между Рузвельтом и Сталиным и Черчиллем от 11 февраля 1945 года в Ялте.

    Рузвельт огласил в Тегеране свой план управления послевоенным миром. Он состоял в том, что управление должно осуществляться «четырьмя полицейскими» — США, СССР, Китаем и Англией. Эту идею он пытался продвинуть на двусторонних конфиденциальных переговорах со Сталиным и Черчиллем, причем с советским лидером он рассматривал вопросы Дальнего Востока без участия в них Англии, а со вторым — по Западной Европе без участия СССР.

    Потсдамская декларация была согласована тремя сторонами — США, Китаем и Англией без участия СССР. То обстоятельство, что действия Трумэна противоречили Ялтинскому Соглашению, с полной очевидностью следует из переписки Трумэна и Сталина от 18 и 22 августа 1945 года. В первом письме Трумэн уведомляет Сталина, что США отказывают СССР в праве оккупировать северную часть Хоккайдо. Ответ Сталина резок: «Я и мои коллеги не ожидали от Вас такого ответа».

    Далее в ответе Сталин указывает, что просьба Трумэна иметь американскую базу ВВС на одном из Курильских островов не является приемлемой, поскольку не предусмотрена ни конференцией в Ялте, ни — в Берлине, а сама по себе таковая просьба не является интересной для СССР в данных условиях.

    27 августа Трумэн направляет Сталину письмо, содержащим следующие слова: «Я не говорил о какой-либо территории Советской Республики. Я говорил о Курильских островах, о японской территории, вопрос о которой должен быть решен при мирном урегулировании. Мне было известно, что мой предшественник (Рузвельт) согласился поддержать при мирном урегулировании приобретение этих островов советской стороной».

    Однако вопросы, подлежащие урегулированию, были вынесены на Крымской конференции в документ, юридически не обязывающий к какому-либо решению, но утверждающий о необходимости переговоров в будущем — Ялтинская декларация. Но Ялтинское соглашение по Дальнему Востоку является международным договором, поскольку содержит межправительственные обязательства по отношению сторон друг к другу. В частности, Соглашение содержит императив «передачи Курильских островов СССР» при выполнении одного и только одного условия — начала войны против Японии через три месяца после капитуляции Германии.

    Очевидно, что данное утверждение Трумэна являлась развитием его предыдущей идеи, изложенной в письме к Сталину, что-де не существовало никакой договоренности о занятии северной части Хоккайдо советскими войсками. Все эти утверждения Трумэна от 18 и 27 августа явно противоречат тексту Ялтинского Соглашения.

    Очевидно, что Сталин принял второе послание Трумэна как попытку силового давления на СССР, поэтому оставил её без комментариев. Интересно, что Сталин именно 30 августа (или 1 сентября по владивостокскому времени) звонил Н. Кузнецову и спрашивал у него о положении дел южнее Сахалина, т. е. на Хоккайдо (!): «…воюете ещё?». Надо полагать, что спрашивал он это отнюдь не шутливо, как-то пытался представить наркомвоенфлота, а резко.

    В конечном счете обе стороны — советская и американская — хотя и были недовольны результатами советско-японской войны, но предпочли сложившееся положение за лучшее, чем пытаться отстаивать между собой путем давления заявленные в августовской переписке интересы.

    Так, до конца января 1946 года, сохранялось расположение американских и советских войск, достигнутое ими к 2 сентября 1945 г. 29 января 1946 года оккупационный штаб Макартура направляет меморандум № 677 японскому правительству с указанием последнему прекратить осуществление административного управления над «Курильскими островами, а также островом Шикотан». В ответ на это политизированное заявление (японского управления на данных островных территориях не существовало уже с 23 августа 1945 года, а акт о безоговорочной капитуляции Японии упразднял само правительство этой страны) в СССР 2 февраля 1946 года выходит Указ ПВС СССР об образовании в составе Хабаровского края РСФСР Южно-Сахалинской области с включением в нее территории Южного Сахалина и всех Курильских островов.

    Стало очевидно, что Трумэн продолжает свою политику дестабилизации СССР, используя повод о территориях в Дальневосточном урегулировании в свою пользу, надеясь возродить мощную Японию как силу, направленную против СССР и контролируемую США. Все последующие поколения японских политиков подверглись американскому политическому тренингу именно в этой плоскости. Все политики, имеющие политическую тягу к СССР и России, беспощадно изгонялись из внутриполитической сферы Японии.

    Используя секретность документов Крымской конференции и Ялтинского Соглашения по Дальнему Востоку, американцы подняли волну шумихи в мировых СМИ по дискредитации договоренности Рузвельта и Сталина в Крыму. Для солидности в ней приняли участие такие влиятельные политики, как госсекретарь Дж. Бирнс, и. о. госсекретаря Д. Ачесон, Дж. Даллес и другие. Все они утверждали в интервью американским СМИ, что-де Ялтинское соглашение не предусматривает окончательной передачи Курил СССР.

    В этой связи ТАСС 27 января 1946 года заявило, что: «в вопросе Курильских островов г-н Ачесон действительно ошибается».

    Общественное мнение Запада потребовало опубликования секретного документа, что было сделано правительствами США, СССР и Англии 11 февраля 1946 года в 17.00 по московскому времени одновременно в Вашингтоне, Москве и Лондоне (по совместному согласованному решению).

    Газета «Известия» в СССР 12 февраля 1946 года поместила передовицу, воспроизводившую «Крымское соглашение трех великих держав по вопросам Дальнего Востока», а также его факсимильный (аутентичный) английский текст с подписями Сталина, Рузвельта и Черчилля.

    В общей системе послевоенной конфронтации с СССР США для Дальнего Востока разыгрывали карту мирного урегулирования между СССР и Японией и Курильских островов для оказания силового нажима на Москву.

    Обсуждение этой темы активизировалось после начала войны в Корее. В частности, в ООН 26 октября 1950 года состоялась встреча Дж. Даллеса с главой советского представительства Я.А. Маликом. Даллес передал американский меморандум, который содержал следующее утверждение: «Япония… примет будущее решение Англии, СССР, Китая и США в отношении статуса Формозы, Пескадорских островов, Южного Сахалина и Курильских островов. В случае, если никакого решения не будет принято в течение одного года с момента вступления договора (имеется в виду — мирный договор с Японией), решать будет Генеральная Ассамблея». Уместно отметить, что Ялтинское соглашение вообще не упоминает проблемы Тайваня (Формозы) и островов в Тайваньском проливе, т. е. Пескадорских (или Пэнху).

    Советское правительство в политической записке правительству США от 20 ноября 1950 года указало, что вопрос о возвращении Китаю Формозы и Песка-дорских островов уже решен Каирской декларацией от 1 декабря 1943 года, подписанной США, Великобританией и Китаем, и Потсдамской декларацией от 26 июня 1945 года, подписанной теми же странами, к которым присоединился 8 августа 1945 года СССР. Равным образом Ялтинское соглашение от 11 февраля 1945 года, подписанное США, Англией и СССР, решило вопрос о возвращении СССР южной части Сахалина с прилегающими островами и о передаче СССР Курильской островов. На вопрос Даллеса о мирном урегулировании с Японией правительство СССР вообще не ответило.

    30 марта 1951 года последовала новая инициатива Вашингтона, которая в секретном порядке предлагала Москве в качестве рекомендации проект мирного договора союзных держав с Японией. В нем США вновь возвращаются к урегулированному, по мнению СССР, вопросу Южного Сахалина и Курил. Интересно, что 19 марта т. г. в сенате Даллес высказался в дискуссии по данному вопросу в том духе, что необходимость втянуть СССР в мирный договор союзников с Японией, исходя из требования «ограничить права Советов как воюющей стороны». Интересны последующие разъяснения Даллеса. По его мнению, состояние СССР как воюющей стороны в отношении Японии означает, что Москва имеет право в соответствии с существующими соглашениями в одностороннем порядке разместить в Японии свои вооруженные силы в любое время (!).

    Английская газета «Дейли телеграф» комментировала в номере от 9 марта 1951 года сложившуюся ситуацию: «Если Россия откажется подписать японский мирный договор и останется в состоянии войны с Японией, то она формально может настаивать на своем праве послать оккупационные войска в Японию, когда закончится американская оккупация». Курьезно, но факт, что поскольку США подписали с Японией Сан-Францисский договор 1951 года, то в настоящее время (2008 г.) Российская Федерация формально имеет право ввести на Хоккайдо свои оккупационные войска или конвертировать его в особые преимущества, привилегии и материальные выгоды. Кстати в отношении с ФРГ и союзниками нацистской Германии во Второй мировой войне Россия также не имеет мирных договоров (исключая Австрию, с которой был подписан полноценный мирный договор 1955 года).

    Небезынтересно, что Англия довела до сведения США 12 марта 1951 года, что согласно «Ливадийскому (Крымскому) соглашению от 11 февраля 1945 года Япония должна уступить Южный Сахалин и Курилы Советскому Союзу». Отмечая объективность этого положения, следует отметить, что данный меморандум отразил жестокую борьбу Англии и США за гегемонию в мировой политике.

    Англо-американские противоречия по вопросам Дальнего Востока выразились в отсутствии согласованной позиции по Курилам и Южному Сахалину вплоть до 14 июня 1951 года, когда появилась их совместная формулировка: «Япония отказывается от всех прав, правооснований и претензий на Курильские острова и на ту часть острова Сахалин и прилегающих к нему островов, над которыми Япония приобрела суверенитет в результате Портсмутского договора от 5 сентября 1905 года». Она целиком вошла в договор «союзных» держав, известный как Сан-Францисский договор 1951 года.

    В формулировке от 3 мая 1951 года англо-американская позиция звучала иначе: «Япония уступает СССР Курильские острова и ту часть Южного Сахалина и прилегающих к нему островов, над которыми Япония ранее обладала суверенитетом». 30 марта 1951 года американская версия этого вопроса гласила: «Япония возвратит СССР южную часть Сахалина, а также все острова, прилегающие к нему, и передаст Советскому Союзу Курильские острова».

    Очевидно, что имело место ужесточение позиции англосаксонских держав к легитимизации советского суверенитета над Курилами и Южным Сахалином. Это не стало незаметным в Кремле, и 7 мая и 10 июня 1951 года последовали, соответственно, «Замечания» и Нота правительства СССР администрации США.

    «Замечания правительства СССР по поводу проекта США мирного договора с Японией» от 7 мая 1951 года по сути содержали основные положения подхода Москвы к мирному урегулированию с Японией. Согласно точке зрения советской стороны, проект американского мирного договора с Японией не совместим с международными соглашениями, такими как Каирская декларация 1943 года, Ялтинское соглашение 1945 года и Потсдамская декларация 1945 года.

    США подверстывали этот договор под свои возможности, имея в виду, что в ООН располагали много большим числом голосов ее членов в пользу своего проекта. Советский Союз предлагал рассматривать проект договора в Совете министров иностранных дел держав-победительниц, где имел право вето.

    США договорились с т. н. «союзными державами» о проведении 4 сентября 1951 года в Сан-Франциско конференции «союзных держав» по заключению мирного договора с Японией. Советское правительство решило направить делегацию на эту конференцию во главе с А. А. Громыко, который должен был огласить советский вариант мирного договора.

    Первый заместитель министра иностранных дел СССР А. А. Громыко выступил с изложением проекта 5 сентября на вечернем заседании конференции. Проект повторял положения «Замечаний…» от 7 мая 1951 года.

    Советская делегация отказалась поставить свою подпись под документом, известном как «Сан-Фран-цисский мирный договор союзных государств с Японией». У Сталина и Мао уже были совсем другие планы. В Азии разразилась корейская война. США поспешили раздуть, а Япония — взять на вооружение факт неподписания.

    Некоторые современные российские политологи и историки указывают, что «один из наиболее уязвимых пунктов японской позиции заключается в том, что «северные территории» — это не Курилы. Этот нюанс ловко использовала громыковская дипломатия. Ведь на любой карте мира, как довоенной, так и послевоенной, северные острова всегда являлись частью Курильского архипелага. Конечно, Малую Курильскую гряду (Шикотан и острова Хабомаи) при желании можно рассматривать как продолжение Хоккайдо, как самостоятельное геологическое образование (не Курилы). Что же касается Кунашира и Итурупа, то это, бесспорно, южные острова Курильской гряды».

    Этого мнения придерживался Сталин, трактуя в данном ключе подписанное в Крыму им самим, Рузвельтом и Черчиллем Соглашение по Дальнему Востоку. Запад, напротив, полагает, что острова Плоские (Хабомаи) являются продолжением Хоккайдо. Как раз в определении их географического статуса состояла позиция Советского правительства, которую глава его делегации А. А. Громыко изложил 5 сентября 1951 года на конференции в Сан-Франциско.

    Позиция американского правительства по мирному договору союзных держав с Японией достаточно ясно устанавливается из переписки 1951 года сенатора А. Уоткинса (республиканец от штата Юта) и Дж. Ф. Даллеса, занимавшегося этой проблемой по личному распоряжению Г. Трумэна и прикомандированного для ее решения к Госдепартаменту.

    В сентябре 1951 года Уоткинс направляет Даллесу «депутатский запрос», в котором отмечал различие двух (выше приведенных) формулировок проекта договора в части островных территорий, отходящих к СССР. Сенатор отмечал, что более ранняя формулировка содержит термин «возвратить» и «передать», тогда как в окончательном проекте Япония «просто» отказывается «от всех прав, правооснований и претензий на Южный Сахалин и Курилы». По мнению законодателя, действие закона становится беспредметным, поскольку далее нет никаких указаний о том, что отказ производится либо в пользу Советского Союза, либо не в его пользу.

    Между тем, отмечает сенатор Уоткинс, Россия фактически владеет как Сахалином, так и Курилами, а также входящими в их состав островами Хабомаи и Шикотан. Эти районы, говорилось далее в письме, были захвачены силой оружия, и Россия ясно заявила, что она рассматривает острова переданными ей по условиям Ялтинского соглашения. Фактом является также то, что она приступила к хозяйственной деятельности на этих островных территориях и включила их в структуру административного деления страны.

    Сенатор Уоткинс обращал внимание Даллеса на то обстоятельство, что в международном праве существует принцип, согласно которому территория, завоеванная силой оружия, не должна рассматриваться включенной в состав владений завоевателя без отказа от нее в мирном договоре или без длительного и постоянного пребывания ее во владении завоевателя. В этой связи сенатор задает Даллесу вопрос, каким образом этот принцип завоевания учтен в разработанных Даллесом обоих проектах мирного договора с Японией, а также просит разъяснить смысл содержащихся в них формулировок той статьи, которая касается отчуждения островных территорий в пользу СССР.

    В ответном письме, датированном 1 октября 1951 года, Даллес признает различие обсуждаемых формулировок и указывает, что более ранний проект просто повторяет положения Ялтинского соглашения. Далее он указывает «причину» изменения формулировки: «В своем публичном выступлении в «Нью-Йорк таймс» от 3 сентября 1951 года мною было указано, что поскольку другие правительства имеют по Ялтинскому соглашению права, которые Советский Союз не выполнил, по меньшей мере сомнительно, может ли Советский Союз требовать с «чистыми руками» выполнения тех частей этого соглашения, которые ему нравятся».

    Даллес ссылается на Потсдамскую декларацию об условиях безоговорочной капитуляции Японии, которая якобы заменяет крымскую договоренность по Дальнему Востоку. Потсдамская декларация была заявлением о намерениях, которые формулировали задачи послевоенного мира, подлежащие узаконению на созываемых в будущем международных конференциях. Именно такой конференцией была Сан-Францисская конференция 1951 года, на которой подлежал решению единственный вопрос — проект мирного договора союзников с Японией. Другие вопросы решались в ООН или Совете министров иностранных дел держав-победительниц — легитимных органов, существовавших в рамках Ялтинско-Потсдамской системы послевоенного мира.

    Очевидно, что Советскому Союзу не было причин отказываться от Ялтинского соглашения и соглашаться на проект Трумэна и Даллеса. Тем более что в ответном письме сенатору Даллес пишет, что Советский Союз не является «союзной державой» и не будет таковой, поскольку Сан-Францисский договор союзных держав от 1951 года уже закрыт для подписания. Даллес также указывает, что СССР не может претендовать на правооснование по договору. Такие претензии, в случае их выдвижения, ставились бы в зависимость от других факторов, а не от мирного договора.

    Было бы удивительным, что СССР подпишет и присоединится к договору, целиком разработанном в Госдепартаменте США и в обсуждении которого его представители не принимали никакого участия, поскольку США с самого начала поставили себе целью не допускать их к выработке этого документа или даже внесению в него поправок, дополнений и изменений.

    Интересно, что далее в своем письме Даллес цитирует часть выступления А. А. Громыко от 5 сентября 1951 года (точно в 46-ю годовщину заключения Портсмутского мирного договора) на Сан-Францисской конференции, где первый заместитель главы МИД СССР говорил, что проект договора не входит в рассмотрение «исторической принадлежности территорий (Южного Сахалина с прилегающими к нему островами и Курильских островов) и бесспорной обязанности Японии признать суверенитет Советского Союза на этой части территории СССР. Мы уже не говорим, что, внося такого рода предложения по территориальным вопросам, США и Великобритания, подписавшие в свое время Каирскую и Потсдамскую декларации, а также Ялтинское соглашение, стали на пути грубейших нарушений обязательств, принятых на себя по этим международным соглашениям».

    Вскоре после своего этого выступления А.А. Громыко «покидает» пост первого заместителя министра иностранных дел СССР и отправляется в июне 1952 года послом СССР в Англию.

    Во время слушаний в сенате США по вопросу о мирном договоре с Японией Даллес позволял себе употребление таких выражений, как «советская оккупация Курил и Южного Сахалина», «Советский Союз сам виноват в этих нарушениях Ялтинского соглашения» (?) и т. п. 22 января 1952 года он публично признался: «Договор в Сан-Франциско — это первый официальный акт, принятый США и ведущий к прямому отказу от Ялтинских соглашений. США обрели теперь полную свободу действий и могут отказаться от всех обязательств, вытекающих из Ялтинского соглашения».

    В условиях антикоммунистической истерии, царящей в американском обществе, и войны в Корее сенат ратифицирует 20 марта 1952 года мирный договор с Японией, подписанный в Сан-Франциско 8 сентября 1951 года, и добавляет к нему характерную оговорку: «Сенат заявляет, что ничто, содержащееся в договоре, не должно умалять или нарушать в пользу Советского Союза права и интересы Японии или союзных государств, как это определено в указанном договоре, в отношении Южного Сахалина и прилегающих к нему островов, Курильских островов, островов Хабомаи, острова Шикотан, или любой другой территории, прав или интересов, которые имела Япония на 7 декабря 1941 года, или передать какое-либо право или преимущество, из него вытекающее, Советскому Союзу; а также ничто в указанном договоре… не подтверждает признания со стороны США никаких условий в отношении Советского Союза, содержащихся в так называемом «Ялтинском соглашении» по Японии от 11 февраля 1945 года».

    Это цитата из закона США, а Российская Федерация правопреемница СССР. Следовательно, в настоящее время США не признают в составе СССР нахождения Южного Сахалина и всей Курильской гряды (в т. ч. островов Плоских — Хабомаи и Шикотана, а также по просьбе Японии, используя свою военную силу, могут восстановить угольные и нефтяные концессии на Сахалине и рыбные — на всем русском Дальнем Востоке в территориальных водах РФ. Все указанные объекты до 7 декабря 1941 года (т. е. до нападения Японии на США) находились в пользовании или под суверенитетом Страны Восходящего Солнца. Современным российским политикам об этом не следует забывать.

    Сан-Францисский «мирный» договор 1951 года имел одну цель — стратегическое противостояние США и Англии, с одной стороны, и СССР и Китая, с другой. Тотчас после его ратификации в сенате США их администрация стала формировать военно-политические блоки союзных им государств в Юго-Восточной и Восточной Азии, направленные против СССР.

    Заключение

    Движения в треугольнике Моква-Токио-Вашингтон

    Мировая политика — многообразна, поскольку однополярный мир суть неустойчивая конструкция, стремящаяся к распаду. Это означает, что мировые противоречия существовали всегда и будут существовать дотоле, пока существуют мировые державы и институт государства вообще. Фрэнсис Фукуяма, сотрудник Госдепартамента США в период правления Рейгана, представленный зачем-то в России как философ, проводил в конце 80-х годов прошлого века идеологическую атаку, «предсказывая» «конец истории», потому, что победа США в холодной войне якобы положила конец институту государства и проложила путь к гегемонии в политической сфере мира гражданских институтов.

    Между тем эта идеологическая атака США против остального мира потерпела провал, поскольку роль государства в жизни национальных сообществ в начале XXI века все более и более возрастает.

    Но перед холодной войной была «горячая» война в Корее, которую инициировал Сталин, чтобы втянуть туда и радикально ослабить американцев.

    Сразу после смерти Сталина, с конца марта 1953 года, все высшее кремлевское руководство — Берия, Булганин, Маленков Молотов и Хрущев — неожиданно и дружно вдруг заговорили об установлении мира на Дальнем Востоке, который «мог бы быть разрешен на основе взаимной договоренности заинтересованных сторон. Это касается наших отношений со всеми государствами, в том числе и наших отношений с США».

    28 марта Ким Ир Сен, а 30 марта 1953 года Чжоу Эньлай призвали (как полагают по негласной просьбе к ним Г.М. Маленкова) главкома войсками ООН в Корее американского генерала М. Кларка приступить к переговорам о прекращении боевых действий. Сразу после того как Кларк дал согласие на проведение переговоров, в Москве выступил В.М. Молотов, который выразил надежду на установление дружеских отношений с США. Эта речь Молотова объясняет слова Сталина о нем как «агенте Запада и врага народа», высказанные на XIX съезде партии в октябре 1952 года.

    Выступление Молотова привело к контактам с Кремлем министра иностранных дел Англии Идена (11 апреля 1953 г.), американского генерала Эйзенхауэра (его речь «Шанс для мира» от 16 апреля 1953 г.), Черчилля (выступление в палате общин 11 мая т. г.) и другими. Молотов сделал все, чтобы очистить МИД от сторонников конфронтации с Западом: летом 1953 года Вышинский был отправлен полпредом СССР в ООН, много знавших об американском экспансионизме и являвшихся доверительными экспертами Сталина — посла Малика и переводчика В. Н. Павлова «сослали», соответственно, в Лондон и на должность главного редактора издательства. Побывавшие вместе с Молотовым в опале А. Соболев, Н. Федоренко, Г. Пушкин, Г. Зайцев были назначены им на ответственные посты в МИДе. Н.Т. Федоренко занял ключевой пост завотдела МИД по странам Дальнего Востока.

    Лидеры-пентархи указали министру финансов А.Г. Звереву, что его проект бюджета на 1954 год не устраивает партийно-государственное руководство СССР: ему было предложено снять значительные финансовые средства, расписанные для нужд тяжелой промышленности, и направить их в сельское хозяйство и легкую промышленность. Нечто похожее наблюдалось в 1989–1991 году, когда этнопартократы просто решили приватизировать через подставных лиц национальные богатства СССР.

    Между тем «мартовская эйфория» 1953 года царила среди руководящей кремлевской группы недолго: уже 22 апреля т. г. она раскалывается на две группы по случаю резкого отношения к тезисам Маленкова в газете «Правда» в связи с очередной годовщиной дня рождения В. И. Ленина. Против Маленкова выступили три члена руководящей пентархии, кроме колеблющегося Хрущева. К концу мая последний определился и взял сторону Маленкова, т. е. взял курс на радикальное изменение внешней политики страны и установление мирных отношений с Западом. Это решение определило советскую позицию в отношении некоторых южных островов Курильской гряды в обмен на смягчение отношений с Западом. Соответственно, оно могло состояться только в том случае, если группа Маленкова-Хрущева следовала поправке американского сената при ратификации Сан-Францис-ского договора, когда США и их союзники признавали какие-либо права СССР на Курилы и Сахалин, могущих быть достигнутым при переговорах России и Японии, но которые не касались самого предмета этого договора. К апрелю 1954 года Н.С. Хрущев укрепил свое лидирующее положение в правящей «четверке» и мог уже без оглядки на ведомый им триумвират — Молотов, Маленков, Булганин — проводить государственный курс СССР по своему разумению. Началось «десятилетие Хрущева».

    В июне 1955 года в Лондоне начались советско-японские переговоры по урегулированию имеющихся между странами противоречий. В их ходе Япония постоянно обращалась за содействием к госдепартаменту США. Администрация США дала в своей ноте от 1 июля т. г. разъяснения Японии в том, что:

    Хабомаи и Шикотан являются не частью Курил, а есть составная часть о. Хоккайдо географически, исторически и юридически;

    Ялтинское соглашение было заявлением об общих целях лидеров стран-участниц и не является правовым юридическим инструментом;

    5. Окончательное решение о статусе Южного Сахалина и Курил не было принято, их статус должен быть определен международным соглашением.

    Подобное «объяснение» односторонне, поскольку выражает не объективное положение вещей, но ситуацию, определенную условиями холодной войны. Американская нота просто продемонстрировала Японии позицию США в отношении СССР на Дальнем Востоке, т. е. косвенно указало ей в каком направлении следовало вести лондонские переговоры.

    В дальнейшем США продолжали формировать японскую позицию. Так, в августе 1956 года на завершающем этапе лондонских переговоров Даллес заявил Сигэмицу, что признание Японией права СССР на южные острова Курил приведет к аннексии США острова Окинава. Японцы уже 2 августа в своем меморандуме требуют от СССР передачи им Кунашира и Итурупа. 7 сентября 1956 года США вновь надавили на Японию, направив ее правительству информационную записку, в которой, в частности, говорилось: «…США считают т. н. Ялтинское соглашение простым заявлением об общих целях… Мирный договор в Сан-Франциско не определил суверенитет территорий, от которых Япония отказалась… США считают, что в соответствии с мирным договором в Сан-Франциско, Япония не имеет права передавать суверенитет над этими территориями… После внимательного изучения исторических фактов США пришли к мнению, что острова Итуруп и Кунашир (вместе с островами Хабоман и Шикотан, которые являются частью Хоккайдо, всегда являлись частью Японии и по справедливости должны находиться под японским суверенитетом. США будут считать советское согласие с этим позитивным вкладом в снижение напряженности на Дальнем Востоке». Таким образом, США продолжали в отношении СССР политику силы.

    Советское руководство во главе с Хрущевым в ходе пребывания японского премьера Хатоямы в Москве 13–19 октября 1956 года заявило: «СССР, идя навстречу пожеланиям Японии и учитывая интересы японского государства, соглашаются на передачу Японии островов Хабомаи и острова Сикотан, с тем, однако, что фактическая передача этих островов Японии будет произведена после заключения Мирного Договора между СССР и Японией». Последняя оговорка была сделана после неожиданного требования возвратить Японии острова Итуруп и Кунашир, которая была впервые доведена до Кремля еще в августе 1955 года. Японский премьер Хатояма, ссылался при этом на то, что японское общество в лице правящих попеременно политических партий — Либерально-Демократической во главе с Есидой и Социалистической — потребовало еще 21 октября 1955 года, в их совместном заявлении, возвращения Японии Хабомаи, Сикотана, Курил и Южного Сахалина. В 1956 году эта совместная позиция ведущих политический партий Японии была подтверждена, поэтому премьер-министр страны не может идти против общественного мнения страны в целом, но готов подготовить японское общество ограничить его требования половиной списка, т. е. возвратом Хабомаи и Сикотана.

    Тем не менее, 19 октября 1956 года в Москве стороны подписали Совместную декларацию СССР и Японии о прекращении состояния войны между двумя государствами и по восстановлению дипломатических и консульских отношений. А. А. Громыко в своих мемуарах так характеризует это событие: «В совместную декларацию вошли практически все вопросы, которые обычно составляют основу мирного договора. Однако договор, как таковой, не заключен и до сих пор (т. е. в 1989 году) ввиду нереалистического подхода японской стороны, которая не желает считаться с ситуацией, сложившейся в итоге второй мировой войны».

    В 1962 году японский парламент принимает резолюцию, требующую возврата Японии бывших территорий. Соответственно, «северная проблема» безопасности трансформируется в «проблему северных территорий», придавая российско-японским отношениям аспект территориальной неурегулированности.

    А. А. Громыко отмечает, что все его встречи на политическом уровне с премьер-министрами Японии — И. Хатояма, К. Танака, Э. Сато, Т. Фукуда, Т. Мики, Я. Накасонэ — содержали пожелания японской стороны строить взаимные с Россией отношения на основе добрососедства. Тем не менее, эта тенденция часто «прерывалась вспышками антисоветизма в Японии», за которыми маячила тень «старшего брата» Японии — США. Андрей Андреевич Громыко упоминает об одном неприятном факте, когда во время его визита в Японию весной 1972 года невдалеке от машины, где он сидел, сработало взрывное устройство. Премьер-министр Японии Сато принес официальное извинение главе МИД СССР за недосмотр этого теракта.

    Глава советского МИДа отмечал, что в ответ на его обращения на факты многочисленных примеров размещения американских войск в Японии японскими премьерами неизменно приводился аргумент т. н. территориальных претензий Токио к Москве. А. А. Громыко много лет убеждал японскую сторону заключить мирный договор между СССР и Японией, о чем он пишет в своих мемуарах. Согласно мемуарам А.А. Громыко, подобные предложения он, от имени советского руководства, делал японской стороне вплоть до 1988 года. В частности, об этом говорилось на встрече в Кремле М. Горбачева с премьером Японии Накасонэ в марте 1985 года. Затем Горбачев продолжил идею «экономической дипломатии» в своем выступлении во Владивостоке 28 июля 1986 года, когда предложил японцам использовать морские ресурсы в территориальных водах и экономической зоне СССР на Дальнем Востоке.

    Эта «директива» была принята к сведению новыми набиравшими силу политиками из окружения Горбачева, которые потянулись в Японию. Известный «кумир политической арены» того времени депутат Ю. Н. Афанасьев во время своего пребывания в Токио в октябре 1985 года безоговорочно выступил за передачу южных островов Курильской гряды Японии. В январе 1990 года Японию посещает Б.Н. Ельцин, где изложил собственный пяти-этапный план решения территориальной проблемы. Коллега Ельцина по Верховному Совету РСФСР в тот период времени Р.И. Хасбулатов в сентябре 1990 года в интервью для японских СМИ согласился уступить Японии для начала два острова, из числа желаемых японской общественностью. В октябре того же года другие два столпа нарождающейся российской демократии мэр Москвы Г.Х. Попов и С. Станкевич предложили их совместный план создания на островах «совместной российско-японской администрации».

    Накануне визита Горбачева в Японию весной 1991 года в российско-советских СМИ печаталось большое число интервью отечественных деятелей, требовавших от президента СССР передачи Курил Японии. Среди них были такие известные люди, как строитель-политик Н. И. Травкин, журналист-зверовед В. Песков, ученый Н. Александров, который «открыл» самурая Мураки Сиринори, якобы первооткрывателя в 1635 году южных островов Курил, и его карту этих островов, которую автор просил взять Горбачева в Японию, и другие.

    В апреле 1991 года Горбачев прибыл в Японию и произвел гром среди ясного неба, публично признав наличие территориальной проблемы между СССР и Японией, которую отрицали все советские руководители, включая даже Хрущева. Горбачев позволил себе превысить количество островов, которые он хотел бы передать Японии, в сравнении с Советской декларацией 1956 года: кроме Хабомаи и Шикотана он говорил еще и о Кунашире с Итурупом. Обе стороны соглашались, что в этом случае «мирный договор должен стать документом окончательного послевоенного урегулирования» и что «необходимо ускорить этот процесс подготовки мирного договора».

    Пришедший к власти в августе 1991 года Б. Ельцин отказался от «плана ускорения передачи Курил Японии по Горбачеву», предложив взамен свой вариант. В его основе содержался возврат к основе декларации 1956 года и предлагалось создать проект мирного договора, не содержавшего категорий «победителей» и «побежденных» в последней мировой войне, а также использовать понятия «законность» и «справедливость» и т. п. Между тем, побывавший в октябре 1991 года на Курилах заместитель главы МИД РСФСР Г. Кунадзе выступил среди местного населения без всякого прибегания к этическим категориям: он просто передал местному населению приказ Москвы о неизбежности передачи Южных Курил Японии.

    Подобные авансы были с горячим одобрением восприняты японской стороной, и в начале 1991 года посольство Японии в Москве выпустило брошюру «Северные территории Японии», где доходчиво объяснялось, что «Итуруп, Шикотан, Кунашир и гряда Хабомаи, всегда являвшиеся японской территорией, в состав Курильских островов, от которых отказалась Япония, не входят».

    В октябре 1993 года президент Ельцин прибыл в Японию, результатом его работы с японской стороной явилась Токийская декларация о российско-японских отношениях.

    По итогам визита Ельцина в Японию была подписана Токийская декларация о российско-японских отношениях. В пункте втором декларации говорилось о «необходимости проведения переговоров по вопросу о принадлежности островов Итуруп, Кунашир, Шикотан и Хабомаи».

    На пресс-конференции в Токио Ельцин подтвердил, что РФ согласна на передачу Хабомаи и Шикотана в контексте советско-японской декларации 1956 года.

    Вашингтон также продолжает проявлять интерес к российско-японскому противоречию по поводу итогов Второй мировой войны в отношении Курил. Летом 1991 года президент США Дж. Буш — старший, выступая в МГИМО, указал заинтересованность Белого дома «в отношении того, что Япония называет северными территориями».

    Известный обозреватель-международник С. Кондрашов в 1991 году указал, что Буш использует вопрос о Курилах, чтобы обосновать осознание миром силы США и политико-экономического первенства СССР или Российской Федерации, а также поставить в зависимость от него функционирование возникшего в августе 1991 года в Лондоне известного механизма «семь плюс один», т. е. G 7+1.

    Американская администрация Б. Клинтона не изменила существовавшую позицию Белого дома по вопросу Курильских островов. Так, в декабре 1995 года американский посол в России Т. Пикеринг во время посещения Южно-Сахалинска на пресс-конференции изложил точку зрения Вашингтона на эту проблему. Посол завил, что позиция американской администрации с 50-х годов ХХ века осталась неизменной, а четыре острова — Шикотан, Хабомаи, Кунашир и Итуруп — должны быть возвращены Японии. В декабре 1995 года Пи-керинг выступил с объяснением своего выступления в российско-американском университете в Москве. Он сказал, что США считают, что с 1855 года Курилы принадлежат Японии, о чем свидетельствуют соответствующие русско-японские договоры.

    Это выступление официального лица администрации США предварило подписание в апреле 1996 года договора о стратегическом партнерстве США и Японии в XXI веке, в котором предусматривается возвращение четырех южных островов Курильской гряды Японии. Этот международно-правовой акт подтвердил действие Сан-Францисского мирного договора 1951 года. Это означает, что в вопрос «северных территорий» на стороне Японии выступают помимо США такие государства, как Англия, Франция, Голландия, Канада, Австралия, Новая Зеландия, Индия, Филиппины, Бирма, Пакистан и другие заинтересованные страны, всего числом 51.

    Президент Российской Федерации Владимир Путин в ходе визита в Россию премьер-министра Японии 25 марта 2001 года в Иркутске заявил, что «Декларация 1956 года является…одним из важнейших документов, составляющих базу развития российско-японских отношений… Декларация 1956 года — важный, но не единственный документ, лежащий в основе развития наших отношений. Что касается пункта 9 Декларации, затрагивающего как раз судьбу островов Шикотан и Хабомаи, то для его единообразного понимания необходима дополнительная работа экспертов двух государств…». Следовательно, Президент Российской Федерации В.В. Путин указал на то обстоятельство, что стороны трактуют по-разному содержание некоторых международно-правовых актов, и надо работать с тем, чтобы сближать позиции.

    В сентябре 2000 года в Токио Президентом Российской Федерации и премьер-министром Японии была подписана Программа углубления сотрудничества в торгово-экономической области между Россией и Японией, которая предусматривает совместное освоение территорий Сибири и Дальнего Востока России, рыболовных ресурсов Южных Курил, а также взаимодействие в сфере транспорта, высоких технологий, инвестиций.

    Очевидно, что экономическое взаимодействие России и Японии в Сахалино-Курильском бассейне является перспективной задачей взаимовыгодного сотрудничества. Основными объектами промысла в нем являются до 90 % общего объема улова лососевые, сельди, камбалы, минтай, сайра, скумбрия, треска, навага, терпуг, палтус. Общая биомасса промысловых рыб этой акватории составляет более 6,5 млн. тонн при допустимом улове не более 1,5 млн. тонн в год. Шельф Сахалина и Курил благоприятен для промысла крабов, креветки, трубача, моллюсков (гребешок, мидии, мактра). В Татарский пролив в летний период массово заходят кальмары. Большое промысловое значение имеют водоросли — ламинария, анфельция и другие. Без ущерба для воспроизводства можно ежегодно добывать до 2 млн. тонн морских водорослей при их общем запасе около 10 млн. тонн. Запасы бурых водорослей — ламинарий — превышает 600 тыс. тонн. Морские млекопитающие представлены многочисленными видами: тюлени-ларга, крылатки, ушастые тюлени — сивуч и северный морской котик, калан.

    Запасы минеральных ископаемых на Курилах и Сахалина также многообразны и многочисленны — нефть, газ, уголь, платина, магниевые и железные руды, руды редкоземельных металлов, серебро, сера и др. Разведанные полезные ископаемые только южных островов Курил оцениваются в более чем 100 млрд. долларов. Очевидно, что использование этих природных богатств является важнейшим условием развития России. По этой причине взаимодействие с Японией на Дальнем Востоке является важным условием политико-экономического развития России в этом регионе.

    Уместно отметить, что площадь четырех южных островов Курильской гряды — Хабомаи, Шикотан, Кунашир и Итуруп составляет 5036 кв. км. Протяженность от северной точки Итурупа до южной точки Кунашира — 300 км. Всего на островах проживают: Кунашире — 4 тыс. человек; Шикотане — 3 тыс.; Итурупе — 8 тыс.; на Хабомаи находятся только погранчасти, вся численность которых на указанных островах — 5 тыс. человек.

    В России многие считают, что мирный договор с Японией не является самоцелью, поскольку Россия не имеет такового с ФРГ, с которой находится в наилучших экономических и политических отношениях, чем с какой-либо другой державой Запада. Необходимость урегулирования российско-японских договорно-правовых отношений по статусу некоторых южных островов Курильской гряды существует. Японская сторона должна понимать, что для России Япония — страна, потерпевшая во Второй мировой войне военное поражение и принявшая условия полной и безоговорочной капитуляции, предъявленными в т. ч. и Россией. Акт о полной и безоговорочной капитуляции, подписанный Японией, гласит, что это государство теряет свой суверенитет и все властные полномочия. Такое государственное образование не может выставлять условия стране-победительнице, России, даже в том случае, когда Япония подписала сепаратный Сан-Францисский мирный договор с другими странами-победительницами, исключая Россию.

    Россия в этих условиях может демонстрировать добрую волю победителя по отношению к Японии, как она это сделала в отношении Германии или Австрии. Однако, речь об этом идти не может, пока в Японии ведется своеобразная пропаганда в отношении реалий Второй мировой войны, а также устраиваются демонстрации своих географических карт и фактов в отношении Курил и Сахалина.

    Нельзя забывать, что на Хоккайдо находится значительная группировка американских и японских войск. Военный американо-японский гарнизон на Хоккайдо обеспечен хорошей транспортной инфраструктурой, позволяющей быстро усилить его за счет подвоза военных контингентов из других военных баз на центральных японских островах. Именно в военных целях был введен в строй в 1988 году туннель «Сейкан» между островами Хоккайдо и Хонсю, что позволило увеличить темпы переброски войск на север Хоккайдо до 5 дивизий в сутки.

    Военные маневры с переброской всех пехотных дивизий Японии и всей боевой авиации этой страны на Хоккайдо приняли систематический характер. Военно-политическим руководством США и Японии остров Хоккайдо рассматривается как важная база на Дальнем Востоке. Стороны достигли высокого усиления координации деятельности военных сил Японии и США.

    Россия должна строить свои отношения с Японией, исходя из прагматической точки зрения на существующее положение вещей — обеспечение национальной безопасности и развитие торгово-экономической деятельности. Тем более, что XXI век считают веком, когда определяющим фактором развития государств будет баланс богатств, который отодвинул на второе место геополитику баланса сил.








    Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке