• «КРИК БОЛИ»
  • БОРЬБА ЗА ВЛАСТЬ В МОСКВЕ
  • ВЕТЕРАН ВОЙНЫ ГОТОВ ПОМОЧЬ
  • ФАКТОР КОЗЫРЕВА
  • РУЦКОМУ НЕ УДАЛОСЬ ПОРАБОТАТЬ С АЛЬБЕРТОМ ГОРОМ
  • ДРУЖИТЬ ИЛИ ССОРИТЬСЯ?
  • РАЗГОВОР В ТУАЛЕТЕ
  • КАК БЫТЬ С ИРАНОМ?
  • РАЗВЕДКА ПРОТИВ МИД
  • НАЗНАЧЕНИЕ ПРИМАКОВА
  • КОНЕЦ ЕДИНОГО ФРОНТА
  • ПОСЛЫ ИЗ ВАШИНГТОНА И ЛОНДОНА ОТОЗВАНЫ
  • СЕМЕЙНЫЕ ПРОБЛЕМЫ НЕМОЛОДОГО МАРШАЛА
  • ТИКРИТСКАЯ МАФИЯ
  • МИШЕЛЬ, КОТОРЫЙ СТАЛ ТАРИКОМ
  • ГЛАВНОЕ ДОСТИЖЕНИЕ
  • ЧАСТЬ ПЯТАЯ

    МЕЖДУ ДВУМЯ ВОЙНАМИ: БИЛЛ КЛИНТОН И БОРИС ЕЛЬЦИН

    «Холодная война» с Ираком продолжалась больше десяти лет. Все эти годы Саддам представлял собой проблему, которую политики охотно передавали своим наследникам.

    В Белом доме Джорджа Буша-старшего сменил Билл Клинтон, который стал сорок третьим президентом Соединенных Штатов.

    В детстве его звали иначе.

    Он родился на свет Уильямом Джефферсоном Блайсом. Его отец погиб в автомобильной катастрофе за три месяца до рождения сына. Когда будущему президенту исполнилось шестнадцать лет, он взял фамилию отчима, который работал продавцом в автомобильном магазине.

    И в этот же год Билл Клинтон стал одним из победителей в конкурсе «Мальчики нации». В этом качестве он побывал в Вашингтоне и удостоился чести пожать руку президенту Джону Кеннеди. С той минуты как он побывал в Белом доме, Клинтон решил, что сам должен стать президентом.

    В тридцать лет его избрали генеральным прокурором родного штата Арканзас, а в тридцать два он стал самым молодым губернатором. Клинтон очень неплохо и разносторонне образован — он учился в Джорджтаунском и Йельском университетах на родине и в Оксфордском университете в Англии. Он преподавал право в университете Арканзаса.

    За Клинтона проголосовали небогатые и не очень образованные люди. Клинтон славно выступает, умеет завоевывать сердца, и он знает, что именно волнует американцев.

    Билл Клинтон, первый раз баллотируясь в президенты, обещал, что не станет заниматься никакими делами, кроме внутренних американских. Разумеется, ему пришлось заняться внешней политикой. Линия Клинтона в отношении России определялась его личным желанием помочь Ельцину. Что бы ни делалось, главное — сохранить Ельцина. Это обеспечило России льготный режим.

    Клинтон не подозревал, что Саддам Хусейн сумеет испортить его отношения с Россией…

    «КРИК БОЛИ»

    Ельцин позвонил Клинтону через два дня после избрания: поздравил и пригласил как можно скорее приехать в Москву. Советники Клинтона возражали против поспешной поездки в Россию. Они считали, что новому президенту нужно начинать с чего-то иного. Но Ельцин прислал письмо, в котором настаивал на встрече. Если Клинтону проще встретиться в третьей стране, он готов на любой вариант.

    — Его письмо — как крик боли, — сказал Клинтон своему старому другу Строубу Тэлботу, специалисту по России, получившему назначение в государственный департамент. — Я просто чувствую, как он просит о помощи. Я действительно хочу ему помочь. У него так много врагов внутри страны, и ему нужны друзья за границей.

    Строуб Тэлбот с юности мечтал быть корреспондентом в Советском Союзе. Он познакомился с Клинтоном еще в 1968 году в Оксфорде. Они вместе снимали жилье. Клинтон тоже интересовался Советским Союзом и даже написал работу «Политический плюрализм в СССР». Это в 1969 году!.. Тэлбот работал в государственном департаменте, пока Клинтон был президентом, а покинув государственную службу, написал толстую книгу воспоминаний.

    На новогодние праздники 1993 года Тэлбот с женой были приглашены к Клинтону. Каждое утро еще не вступивший в свои обязанности президент и Тэлбот вместе бегали. Во время пробежки Клинтон заметил:

    — Происходящее в России — это что-то фантастическое. Это не только конец коммунизма. Это конец «холодной войны». Начинается что-то новое. Надо понять это новое, работать с русскими, помогать им.

    После инаугурации 20 января 1993 года Клинтон сам позвонил Ельцину и сказал, что намерен встретиться с ним как можно скорее.

    Клинтон понимал, что больше всего Ельцину нужен успех в экономике. То есть самое главное, что можно для него сделать, — это найти для него деньги. Тогда русские смогут укрепить рубль, заплатить долги и закупить продовольствие. Лучше всего это сделать с помощью Международного валютного фонда и Всемирного банка, которые прислушиваются к американцам.

    Клинтон любил поздно вечером позвонить помощникам, чтобы спокойно обсудить важные проблемы. Накануне первой встречи с президентом России он сформулировал свое видение так:

    — В России депрессия, и Ельцин должен стать русским Рузвельтом. Но он не сможет это сделать без нашей помощи.

    Клинтон отнесся к своей задаче очень серьезно. Когда помощники излагали ему перечень возможных мер, способных помочь России, он повторял:

    — Этого мало, подумайте еще.

    Помощники, отвечавшие за внутреннюю политику, пытались его ограничить. У них были свои заботы. Они думали о том, как сократить дефицит бюджета, и не хотели выделять России слишком большие деньги. Но Клинтон и слышать не хотел возражений.

    БОРЬБА ЗА ВЛАСТЬ В МОСКВЕ

    А в Москве тогда говорили о том, что дни Бориса Ельцина как президента сочтены и он, видимо, скоро уйдет. Возникло ощущение, что он теряет власть над страной и за пределами Кремля ему больше никто не подчиняется.

    Между правительством и Верховным Советом развернулась настоящая война. Причем депутаты исходили из того, что настоящая власть в стране — это они.

    Казалось, что, когда Ельцину в ближайшем будущем придется уйти, его сменит вице-президент Александр Руцкой. Более проницательные люди видели, что на роль первого человека в стране с большим основанием претендует председатель Верховного Совета Руслан Хасбулатов.

    20 марта 1993 года вечером Ельцин внезапно обратился по телевидению к народу:

    — Нельзя управлять страной, ее экономикой, особенно в кризисное время, голосованием, репликами от микрофона, через парламентскую говорильню и митинговщину. Это безвластие, это прямой путь к хаосу, к гибели России… Считаю необходимым обратиться непосредственно к гражданам России, ко всем избирателям. Вижу выход из глубочайшего кризиса в одном — во всенародном референдуме…

    Телевизионное обращение Ельцина транслировала американская телекомпания Си-эн-эн. Клинтон включил два телевизора и одним глазом следил за Ельциным, другим — за баскетбольным чемпионатом.

    В Белом доме собралось все внешнеполитическое окружение Клинтона — вице-президент Альберт Гор, государственный секретарь Уоррен Кристофер, помощник президента по национальной безопасности Энтони Лэйк, его заместитель Сэнди Бергер и представитель в ООН Мадлен Олбрайт. Нужно было решить, как отнестись к заявлению Ельцина.

    Кристофер считал, что Клинтон должен высказаться в пользу демократии в России, а не Ельцина как такового.

    — Я бы согласился с этим, — ответил Клинтон, — но политика не существует сама по себе. Ее осуществляют люди, одни люди выступают против других. Поэтому нам придется занять чью-то сторону. Мы не можем долго ходить вокруг да около. Дело не в том, что мы сегодня скажем прессе. Важно, что мы скажем Ельцину.

    В этот момент Гору пришлось вернуться в своей кабинет. Ему звонил президент Грузии Шеварднадзе. Абхазские сепаратисты с помощью российских военных атаковали Сухуми, и Шеварднадзе просил американской поддержки.

    — Спроси его, что он думает о выступлении Ельцина, — попросил Гора Клинтон.

    Шеварднадзе ответил, что надо поддержать Ельцина, иначе к власти вернутся коммунисты, которые повернут назад стрелку исторических часов.

    Его мнение укрепило Клинтона в собственной правоте:

    — Ельцин не отменил действие гражданских свобод, верно? Он объявил референдум, то есть отдал решение вопроса своему народу. Это хорошая традиция.

    Помощники президента продолжали сомневаться.

    — Послушайте, — продолжал Клинтон. — Вы боитесь, что я поддержу политика, который обречен на проигрыш. А я этого не боюсь. Я сам двадцать раз терпел поражение. Да и вдруг его шансы возрастут, если мы его поддержим…

    В министерстве финансов Соединенных Штатов составили план действий: России нужно помочь, чтобы правительство могло выплачивать пенсии, остановить рост цен и обеспечить население продовольствием.

    Клинтон поддержал этот план:

    — Мы — большая, богатая страна, мы можем это сделать.

    Когда Клинтону предложили пакет помощи России в миллиард долларов, он остался недоволен:

    — Мало. И не беспокойтесь относительно конгресса. Это моя задача — уговорить конгресс.

    ВЕТЕРАН ВОЙНЫ ГОТОВ ПОМОЧЬ

    План переработали и увеличили объем помощи России больше чем в полтора раза — довели до миллиарда шестисот миллионов долларов. И отдельно формировалась программа помощи семи развитых стран. Она включала создание стабилизационного фонда, чтобы поддержать курс рубля, и предоставление ста миллионов долларов, чтобы российское правительство могло платить пенсии.

    — Еще ни на что я не тратил деньги с таким удовольствием, — искренне сказал Клинтон.

    Клинтон и вице-президент Гор собрали в Белом доме лидеров конгресса, чтобы они поддержали план финансовой помощи России. Самым большим скептиком был лидер республиканцев Боб Доул, будущий соперник Клинтона на выборах.

    Роберт Джозеф Доул, как и Клинтон, тоже родился в маленьком городке далеко от столицы, только на двадцать три года раньше Клинтона. Боб Доул мальчиком подрабатывал в магазине. И на всю жизнь запомнил безрадостные разговоры своих родителей: его младший брат болел, и не было денег ни на врача, ни на лекарства.

    В 1942 году он вступил в армию. Воевал с немцами в Италии. Весной 1943 года лейтенант Доул был тяжело ранен. Его парализовало. Три года он провалялся в госпиталях, перенес девять операций. Дважды у него была клиническая смерть. Армейские врачи отправили его домой — умирать. Но он выжил.

    Правая рука у Доула почти не действует. Он не может ни обменяться рукопожатием, ни снять телефонную трубку. Покойный президент Ричард Никсон был единственным человеком, кто помнил, что Доулу нужно пожимать не правую, а левую руку. Возможно, поэтому Доул до конца поддерживал Никсона, которому пришлось с позором уйти в отставку из-за уотергейтского скандала.

    Со временем Доул научился одеваться без посторонней помощи и даже застегивать все пуговицы.

    — Я не люблю, чтобы мне помогали, — говорит Доул. — Я привык рассчитывать на самого себя.

    А после ранения он думал о том, что уже никогда не сможет ни работать, ни создать семью. Он полагал, что остаток жизни ему придется провести на пенсии по инвалидности или торговать какой-то мелочью на улице.

    Сенатор всегда помогал ветеранам войны, потому что воевал. Помогал больным раком, потому что сам болел раком. Поддерживал любой законопроект, связанный с Арменией, — этим он как бы желал отплатить своему доктору, армянину по происхождению, который когда-то помог инвалиду Доулу встать на ноги.

    К чувствам Доула и апеллировал Клинтон:

    — Боб, вы лучше меня понимаете уроки, которые нужно извлечь из истории. Вам пришлось пойти на войну и рисковать вашей жизнью, потому что после Первой мировой войны проводилась неверная политика.

    Доул согласился поддержать Клинтона.

    А в Москве ситуация продолжала накаляться.

    21 марта 1993 года, в воскресенье утром, умерла мать Ельцина Клавдия Васильевна. Ельцину об этом не говорили до вечера — не знали, как он это перенесет. Для него это был страшный удар в момент острейшего кризиса, когда его судьба буквально висела на волоске.

    26 марта собрался девятый, внеочередной съезд народных депутатов. Депутаты решили объявить Ельцину импичмент.

    У Спасской башни Кремля, на Васильевском спуске собрались сторонники президента. Появился Ельцин и сказал, что идет подсчет голосов, но он не признает решений съезда, лишающих его власти, пока не выскажется народ.

    Руцкой напряженно ждал, чем закончится дело. В тот день он вполне мог стать президентом России. За отстранение Ельцина от власти проголосовали 617 депутатов, для импичмента не хватило 72 голосов.

    Когда стало известно, что достаточного числа голосов не набралось, Борис Николаевич вновь вышел к своим сторонникам. на Васильевском спуске. Выглядел он очень плохо. Но выкрикнул громко:

    — Это победа!

    Хотя о какой победе можно было говорить? В тот день страна была на грани гражданской войны. Каким бы ни было решение съезда, Ельцин власть бы не отдал. А Руцкой бы принял присягу, и появились бы в стране два президента.

    ФАКТОР КОЗЫРЕВА

    В Вашингтоне, узнав исход голосования в Верховном Совете, вздохнули с облегчением.

    Внешней политикой Соединенных Штатов занимался государственный секретарь Уоррен Кристофер. Суховатый и невозмутимый, он казался, во всяком случае, со стороны, человеком в футляре.

    Партнером Кристофера в Москве был министр иностранных дел России Андрей Владимирович Козырев.

    — Я стал министром, — вспоминал Козырев, — когда все обрушилось. И Кристофер пришел, когда ландшафт мира менялся и не ясно было, как в этих условиях действовать. Ему пришлось хлебнуть горячего, потому что не было времени ни подуть, ни остудить. Как есть, так и хлебай.

    Летом 1990 года началось формирование первого ельцинского правительства. В структуре правительства РСФСР значилось и Министерство иностранных дел, не имевшее ни веса, ни влияния. Если подбором остальных министров занимался сам глава правительства Иван Степанович Силаев, то подыскать подходящую кандидатуру на пост главного дипломата попросили Владимира Петровича Лукина, который возглавлял Комитет Верховного Совета РСФСР по международным делам.

    Козырев подозревал, что Лукин искал профессионала, который не станет самостоятельной политической фигурой и которого можно будет в нужный момент потеснить. Сам Лукин опровергает эти предположения. Впрочем, были и другие кандидатуры. Скажем, Анатолий Адамишин, который с поста заместителя Шеварднадзе с удовольствием уехал послом в Италию. Его вызвали из Рима на беседу к Ельцину. Он просидел несколько дней в Москве. Но Ельцин предпочел Козырева.

    11 октября 1990 года Верховный Совет РСФСР легко утвердил не известного депутатам Андрея Козырева министром иностранных дел республики. Потом многие депутаты будут кусать себе локти: ведь могли запросто проголосовать против.

    Министру было всего тридцать девять лет. Его назначение прошло почти незамеченным. Сам Андрей Владимирович вспоминает, что он отметил назначение вдвоем с приятелем в ресторане. Наутро он вызвал машину из гаража Совета министров РСФСР и поехал на новое место работы.

    Министерство иностранных дел РСФСР располагалось в небольшом особняке на проспекте Мира. Аппарат министерства был маленьким, всего на десять человек больше штата управления международных организаций, которым в союзном министерстве руководил Козырев. Республиканский МИД воспринимался как «отстойник» для дипломатов, карьера которых не задалась. Министерство занималось визами и приемом второстепенных иностранных делегаций.

    Новое российское руководство внешней политикой не интересовалось, полно было иных забот и проблем.

    Председатель Верховного Совета России Борис Ельцин, возможно, только подписав указ о назначении Козырева, и узнал, что у него есть собственное Министерство иностранных дел. Козырев не мог даже дозвониться до главы российского правительства Ивана Степановича Силаева. Линия прямой связи ему не полагалась, а трубку «второй вертушки» (аппарат правительственной городской автоматической телефонной станции АТС-2) снимал секретарь в приемной. Он любезно отвечал, что преседатель Совета министров чудовищно занят, и обещал доложить о звонке.

    Но Козырев проявил характер и инициативу. Он сумел стать полезным и нужным Ельцину, когда взял на себя подготовку его зарубежных визитов, которые до того организовывались дилетантски. Кроме того, он боролся против существовавшей тогда на Западе «горбимании», уверенности в том, что в Москве можно разговаривать только с Горбачевым. Козырев доказывал, что Западу уже пора иметь дело с Ельциным.

    На следующий день после распада Советского Союза Андрей Козырев проснулся министром иностранных дел великой державы, у которой еще не было внешней политики. И никто твердо не знал, какой она должна быть.

    Сам для себя задачу он сформулировал так: в сжатые сроки создать благоприятную внешнеполитическую среду для реформ в стране. Ему подыскали цитату из Столыпина, которая ему понравилась: «Будут здоровые и крепкие корни у государства, поверьте, и слова русского правительства совсем иначе зазвучат перед Европой и перед целым миром».

    — Я помню, что в те дни был какой-то сумасшедший дом, — вспоминает Козырев. — Все бегали с бумагами и пытались решить неотложные вопросы. Едва здоровались друг с другом. Я прибегал к Ельцину и говорил: то-то и то-то происходит, срочно нужно ваше решение.

    Андрей Козырев стал первым за многие десятилетия министром иностранных дел России, который самостоятельно определял внешнюю политику страны. Горбачев этого своим министрам не разрешал. Ельцин первые годы международными делами занимался мало и дал Козыреву карт-бланш.

    Много лет Козырев был лицом новой России, и это было хорошее лицо с располагающей улыбкой.

    Весь мир с интересом присматривался к новой фигуре.

    Министр говорил тихо, не повышал голоса, всегда сохранял спокойствие. Вскоре выяснилось, что молодой человек с манерами круглого отличника, карьерный дипломат, избегающий конфликтов и склонный к компромиссам, на самом деле обладает твердым характером и может и умеет быть жестким.

    Он летал в районы боевых действий — в Боснию, Нагорный Карабах, Афганистан, демонстрируя личную смелость. Он был лишен кабинетной трусости, свойственной аппаратным чиновникам, не решающимся в нужный момент сказать: «нет». Он не говорил «нет» только одному человеку — президенту Борису Ельцину.

    Казалось, что Андрей Козырев и по возрасту, и по складу характера не может входить в тесный круг ближайших друзей Бориса Ельцина. Но президент часто повторял:

    — Андрей — профессионал, дипломат.

    Это было уважение провинциала к столичной штучке, к человеку, который владеет иностранными языками, запросто ездит за границу, знает, как с иностранцами разговаривать. Президент приблизил к себе министра. Приглашал домой, на дачу.

    Больше всего Козырев страдал от неразберихи в формировавшемся государственном аппарате, когда совершенно неожиданные люди, пользуясь своей близостью к президенту, влезали в международные дела, подписывали ни с кем не согласованные указы и распоряжения или же что-то внушали Борису Николаевичу по внешнеполитической части.

    Это были не просто ведомственные дрязги, речь шла о направлении внешней политики.

    Козыреву ставили в вину стремление дружить с Соединенными Штатами, упрекали за отсутствие интереса к Востоку, Ближнему Востоку, в частности. Он, правда, неизменно отвечал, что это миф, будто он занимался только отношениями с Америкой, а остальной мир забыл.

    Конечно, после распада Советского Союза практически полностью изменилась политика Москвы в отношении прежних союзников. Прекратились, например, дружественные отношения с воинственнным Ираком, зато Москва восстановила дипломатические отношения с богатой и стабильной Саудовской Аравией.

    Козырев действительно был сторонником стратегического партнерства с Западом, считая, что это лучший выбор с точки зрения национально-государственных интересов России.

    На первых порах это почти всем понравилось. В 1991—1992 годах в стране практически не было антиамериканских настроений, все надеялись на теснейшее сотрудничество с Западом.

    Потом появились разочарование, сомнения и подозрения: почему они с нами так обращаются? Почему они много обещают, но мало чем реально помогают? И вообще Запад навязывает нам такой экономический курс, который привел нас к упадку.

    РУЦКОМУ НЕ УДАЛОСЬ ПОРАБОТАТЬ С АЛЬБЕРТОМ ГОРОМ

    Во время переговоров в Вашингтоне Козырев объяснял американцам, что в правительстве он один — сторонник партнерства с Соединенными Штатами. Нужно подключать к сотрудничеству главу правительства Виктора Степановича Черномырдина, чтобы у него было личное отношение к российско-американским контактам. Лучше всего создать совместную комиссию, которую возглавляли бы Гор и Черномырдин.

    В окружении вице-президента США эта идея понравилась. И Клинтон с удовольствием поддержал план создания совместной комиссии.

    Встреча Ельцина и Клинтона началась 3 апреля 1993 года, в субботу, в канадском городе Ванкувере. Сначала они беседовали в узком кругу, чтобы установить контакты, наладить личные отношения, необходимые для работы.

    Клинтон сообщил, что его правительство выделило шесть миллионов долларов на строительство жилья для офицеров, которых спешно вывели из Прибалтики. Ельцин возразил: этого слишком мало.

    — Они же живут в палатках, Билл, в палатках!

    Борис Николаевич заговорил об отмене поправки Джексона-Вэника, недели порабощенных стран (объявленной в 1959 году в поддержку государств социалистического блока, оказавшихся под советским контролем) и других реликтов «холодной войны», которые не имели практического влияния на двусторонние отношения, но были крайне неприятны для России.

    Вечером Ельцин, по подсчетам Строуба Тэлбота, осушил три стопки шотландского виски, затем четыре бокала вина. Почти ничего не ел. Не только американцы, но и российские помощники Ельцина с опаской посматривали на него.

    Клинтон решил, что настало время договориться о создании двусторонней комиссии под руководством Гора и Черномырдина. Объяснив, о чем идет речь, Клинтон добавил, что комиссию должен возглавлять вице-президент.

    — Нет! — взорвался Ельцин.

    Присутствовавшие на переговорах замерли. Клинтон сразу понял, в чем дело.

    — Подожди, Борис, — добавил он, улыбаясь. — Дай мне закончить. Я говорю о моем вице-президенте, об Але Горе, а не о твоем. С российской стороны комиссию будет возглавлять премьер-министр Черномырдин.

    Когда Ельцину перевели, он одобрительно кивнул:

    — Отличная идея, Билл!

    Вечером советники американского президента обсуждали невеселые перспективы сотрудничества с российским президентом, который так сильно злоупотребляет горячительными напитками. Клинтон воспринимал поведение российского президента благодушно.

    — У меня есть опыт, — заметил он, имея в виду, что сам вырос с отчимом, который сильно пил.

    Сразу же возникла проблема, которая останется нерешенной на протяжении всех этих лет: участие России в строительстве ядерного объекта в Иране.

    Ельцин отстаивал право России на строительство, считая американские возражения еще одной дискриминационной мерой времен «холодной войны».

    Американцы изложили свою позицию. Они могут помочь в конверсии огромного российского военно-промышленного комплекса и побудить американские космические компании запускать свои спутники на советских ракетах, которые создавались для военных целей. Но для этого Россия должна взять на себя стандартные обязательства по нераспространению ядерных и ракетных технологий и строго контролировать свой экспорт.

    В конечном итоге Россия получит больше денег от американских компаний, чем от правительства Ирана. Не говоря о том, что едва ли Россия заинтересована в превращении Ирана в ядерное государство. Ельцин стоял на своем: Соединенные Штаты не имеют права мешать России экспортировать свои мирные ядерные технологии.

    В конце концов удалось договориться.

    Секретные соглашения позволяли Москве завершить поставки оружия Ирану, обещанные еще в восьмидесятых годах.

    Продавать Тегерану оружие — дело выгодное, но Иран включен в американский список стран, поддерживающих международный терроризм. И в Соединенных Штатах в 1992 году был принят закон Гора — Маккейна, который предусматривает санкции против любого государства, поставляющего оружие странам, внесенным в этот список.

    Росийское правительство обязалось не заключать новых контрактов, а Клинтон обещал позаботиться о том, чтобы Россия не подверглась санкциям за продажу оружия Ирану, то есть для России было сделано исключение.

    Эта история выплыла на свет божий осенью 2000 года, накануне президентских выборов в США, когда республиканцы обвинили кандидата от демократической партии Ала Гора (соавтора этого закона!) в том, что он нарушил американское законодательство, заключив такую сделку с Россией…

    На переговорах Ельцин вел себя очень активно и, по мнению американцев, агрессивно. Он словно пытался показать не только американцам, но и российской делегации, что нисколько не заискивает перед американцами, но, напротив, навязывает им свою повестку дня.

    Тэлбот даже напомнил Клинтону, что он должен быть более активен, чтобы не повторилась история с Хрущевым и Кеннеди. На встрече в Вене Хрущев решил, что новый американский президент — мальчишка, с которым можно не считаться.

    Билл Клинтон сохранял спокойствие. Он считал, что Ельцину просто необходимо устроить этот спектакль. В реальности он понимает, насколько он нуждается в помощи и поддержке Соединенных Штатов.

    Когда американский министр финансов Ллойд Бентсен излагал план помощи России, Борис Ельцин написал ему записку. Бентсен, не зная русского языка, передал ее Тэлботу. Тот перевел слова Ельцина: «Хорошо было бы получить пятьсот миллионов долларов до 25 апреля».

    На 25 апреля был назначен референдум, на котором гражданам России предстояло ответить на четыре вопроса:

    1. Доверяете ли вы президенту Российской Федерации Б.Н. Ельцину?

    2. Одобряете ли вы социально-экономическую политику, осуществляемую президентом и правительством России с 1992 года?

    3. Считаете ли вы необходимым проведение досрочных выборов президента России?

    4. Считаете ли вы необходимым проведение досрочных выборов народных депутатов России?

    Полмилларда долларов, которые можно было бы пустить на выплату зарплат и пенсий, помогли бы президенту Ельцину улучшить настроение людей. Но министр финансов не ответил на его записку. Даже Клинтон не мог выделить полмиллиарда без санкции конгресса.

    Ельцин победил и без американских денег.

    За ходом референдума в России Клинтон следил так внимательно, словно это были американские выборы. Когда стали известны результаты, он от души поздравил Ельцина.

    В июле в Токио на встрече семи наиболее развитых стран Ельцин был в отличной форме, хорошо выступал. Страны семерки договорились, что Россия получит массированную помощь. Но российское правительство должно снизить инфляцию и государственные расходы, разработать разумную налоговую систему, принять законы, защищающие частную собственность, и эффективно бороться с коррупцией.

    Правда, некоторые американцы сильно сомневались, что западные деньги помогут России. Либо российское правительство не выполнит условия предоставления помощи, либо огромные средства окажутся в руках насквозь коррумпированной системы.

    Выделению денег в конгрессе сопротивлялись те, кто получал информацию, что Ельцин сильно пьет, страдает депрессией и не очень здоров: у него болит сердце, скачет давление. И что депутаты во главе с Хасбулатовым намерены дать президенту бой.

    Когда 21 сентября Ельцин распустил съезд народных депутатов и Верховный Совет и назначил новые выборы, Клинтон ему позвонил. Американского президента уговаривали быть осторожнее и просить Ельцина держаться в рамках конституции: вдруг завтра его должность займет другой человек.

    Но Клинтон считал, что Ельцин прав и нуждается в поддержке. Он разговаривал с Борисом Николаевичем тепло и сердечно.

    Повесив трубку, Клинтон сказал:

    — Это главная битва в его жизни. И он уверен, что победит.

    На американцев производили большое впечатление репортажи Си-эн-эн из Москвы. Толпы вокруг Верховного Совета кричали «Бей жидов, спасай Россию!» и поднимали лозунги «Евреи, вон из Кремля!». Американцы в принципе не могли поддержать Руцкого с Хасбулатовым.

    ДРУЖИТЬ ИЛИ ССОРИТЬСЯ?

    Ключевым вопросом в российско-американских отношениях в середине девяностых стало расширение НАТО на восток.

    Восточноевропейские страны попросили принять их в Североантлатический блок, практически сразу после того как им удалось выйти из-под опеки Москвы.

    Администрация Буша говорила советским руководителям, что НАТО не выйдет за рамки единой Германии. Но освободившиеся от социализма государства Центральной и Восточной Европы запротестовали.

    Президент Билл Клинтон всерьез задумался о расширении НАТО в апреле 1993 года во время открытия музея Холокоста в Вашингтоне. Пока не начались выступления, воспользовавшись минуткой, Вацлав Гавел и Лех Валенса, президенты Чехии и Польши, буквально загнали Клинтона в угол и стали убеждать принять их страны в НАТО.

    Прежний президент Джордж Буш не прислушался к их пожеланиям. Клинтон, который всего три месяца находился в Белом доме, был более внимателен к восточноевропейским гостям.

    В Москве сразу же выступили против.

    Правда, в августе 1993 года во время визита в Варшаву Ельцин вдруг сказал, что Россия не станет возражать против вступления Польши в НАТО. Российские дипломаты были поражены. Они не ожидали, что Ельцин это скажет. Поэтому они настоятельно просили американцев не принимать в Североатлантический союз страны Восточной Европы, иначе двусторонние отношения просто рухнут.

    В администрации Клинтона мнения разделились.

    Противником расширения НАТО было министерство обороны Соединенных Штатов. Министр Лес Аспин считал, что окончание «холодной войны» вообще позволяет вернуть американские войска, находящиеся в Европе, домой. Его заместитель Уильям Перри боялся, что расширение НАТО еще и помешает сокращению российской армии и Российского военно-промышленного комплекса. Американские военные не горели желанием не только снабжать оружием и учить отсталые восточноевропейские армии, но и влезать во все европейские конфликты.

    Когда Лес Аспин ушел с поста министра, занявший его место Уильям Перри не скрывал, что хотел бы отложить расширение НАТО лет на десять. Перри и председатель комитета начальников штабов генерал Джон Шаликашвили (он родился в Польше, его отец — грузин, мать — русская) специально пришли к Клинтону и просили его отложить это насколько возможно.

    В Белом доме не хотели наносить удар по Ельцину, поэтому вопрос о расширении НАТО был отложен. Государственный секретарь Уоррен Кристофер уведомил об этом Ельцина в Завидове. Вместо вступления в Североатлантический блок Восточной Европе предложат присоединиться к программе «Партнерство ради мира».

    — Гениально! — с энтузиазмом откликнулся Ельцин. — Передайте Биллу, что это отличное решение.

    Польше, Венгрии и Чехии предстояло в ближайшие три года изведать все муки ревности и оскорбленного национального достоинства. Они с горечью убедились в том, что ни для Западной Европы, ни для России, ни, тем более, для Соединенных Штатов отношения с Восточной Европой не принадлежат к числу приоритетных. Главным партнером Запада остается Россия, и Запад понимает, как важно показать русским, что никто не пытается их изолировать.

    РАЗГОВОР В ТУАЛЕТЕ

    8 января 1994 года Клинтон вылетел в Европу. Он только что похоронил свою мать Вирджинию Келли в Арканзасе. Билл чувствовал себя совершенно опустошенным. Обычно во время полета помощники что-то рассказывают президенту, готовя к переговорам. На сей раз его оставили в покое.

    Потом он все же собрал в своем салоне Кристофера, советника по национальной безопасности Лэйка и Тэлбота. Он хотел посоветоваться. Любое решение относительно НАТО кого-то обидит: либо восточноевропейцев, либо русских.

    Клинтон сказал, что расширение НАТО все равно состоится. Вопрос в том, когда и как. Если не спешить с окончательной датой, то остается некоторая свобода рук.

    Кристофер напомнил о том, что нельзя раздражать русских. Лэйк высказался в пользу европейцев.

    В Москве посол Томас Пикеринг по случаю приезда Клинтона устроил прием в своей резиденции Спасо-хаус. Пригласили всех значимых российских политиков, кроме Жириновского, хотя он только что добился огромного успеха на выборах. Самой заметной фигурой был генерал Александр Иванович Лебедь. Ему дали возможность поговорить с Клинтоном.

    Ельцин устроил в честь Клинтона большой обед. Сменилось двадцать четыре блюда (американцы подсчитали). Ельцин хлопнул несколько стопок водки и пять бокалов вина. Он очень развеселился. Преподнес Клинтону фарфоровую фигурку президента с саксофоном в руках. Велел принести настоящий саксофон и попросил Клинтона сыграть. Кроме того, он вволю поиздевался над Козыревым за его нескрываемый интерес к слабому полу. Затем попытался проехаться по поводу Кристофера.

    Во время визита Ельцин сказал Клинтону, что Гайдар из правительства переходит в Государственную Думу. Гайдар возглавил фракцию партии «Выбор России» и будет проводить президентскую политику в парламенте. Но у американцев были другие сведения: Гайдара и министра финансов Бориса Федорова просто убирают из правительства.

    Сотрудники американской делегации были огорчены. Ельцин убирает из правительства фигуры, которые были важны для получения западной помощи: мировое общественное мнение, политики и финансисты их знают и им верят. Может быть, попросить Клинтона уговорить Ельцина не увольнять министров, которые для всего мира олицетворяют российские реформы?

    Во время официального обеда Строуб Тэлбот послал Клинтону записку: нужно немедленно поговорить. После обеда, когда гостей повели на концерт, агент секретной службы тихо сказал Тэлботу:

    — Босс желает вас видеть. Он в туалете.

    Тэлбот прошел в мужскую уборную. Возле двери стоял еще один агент, который не позволял российским гостям войти. Тэлбот передал Клинтону просьбу аккуратно высказаться относительно судьбы Егора Гайдара и Бориса Федорова.

    — Я это сделаю, — согласился Клинтон. — Но я понимаю, как все непросто. Политика мешает экономике.

    Ельцин выслушал американского президента и остался при своем мнении.

    16 января 1994 года Гайдар подал в отставку с поста первого вице-премьера. Он окончательно покинул правительство. Через несколько дней ушел и Борис Федоров.

    Настал момент, когда американцев стали уговаривать перестать поддерживать Ельцина и переориентироваться на другие фигуры. Его уже называли конченым человеком, утратившим популярность в стране. Но Клинтон не хотел этого делать.

    Клинтон — политик с сильно развитой интуицией. И он ценил Ельцина, который тоже наделен точными политическими инстинктами.

    Да и Хилари Клинтон, которую почему-то не очень любили в России, говорила мужу:

    — Давай посмотрим на Тайвань, на Южную Корею. Как трудно они шли к демократии после стольких лет диктатуры. Если сравнить Россию с азиатскими странами, все не так плохо. Русским надо дать время…

    В 1994 году Ельцин настаивал на равноправном участии России в совещании семи наиболее развитых стран. И вообще упорно именовал ее «большой восьмеркой». Клинтон считал правильным пригласить Ельцина не в качестве гостя, а равноправным участником встречи, чтобы избавить русских от ощущения, будто ими пренебрегают.

    Американские финансисты были против. Семерка обсуждает в первую очередь экономические и финансовые проблемы. А у России огромный долг перед семеркой и Международным валютным фондом. К тому же русские только что выставили из правительства главных реформаторов. Включить их в состав наиболее развитых стран — показать, что у них в экономике все в порядке и можно не заниматься реформами.

    Клинтон нашел компромисс: Ельцин приезжает в качестве полноправного участника обсуждения политических вопросов. Но не участвует в экономической дискуссии…

    КАК БЫТЬ С ИРАНОМ?

    26 сентября Борис Николаевич прилетел в Вашингтон. Его должен был встретить Строуб Тэлбот и отвезти в выделенную высокому гостю резиденцию в Блэр-хаус. Жена Тэлбота, как положено по протоколу, в другом автомобиле сопровождала бы Наину Ельцину.

    Но в аэропорту новый российский посол Юлий Воронцов сказал Тэлботу, что Ельцин очень устал и предпочитает ехать в одной машине с женой.

    Когда Ельцин вышел из самолета, стало ясно, что с ним. Он шел с большим трудом. Сопровождающие старательно закрывали его от телевизионных камер. Ночью российский президент продолжал расслабляться. Он бродил полуодетый из комнаты в комнату. Агент американской секретной службы перехватил его и аккуратно проводил к сотрудникам службы безопасности Коржакова, которые увели президента.

    Официальная часть переговоров была мало продуктивной. Клинтон предлагал ничего не решать сразу, а передать на рассмотрение специалистам. Настоящий разговор начался, когда они собрались в узком составе.

    Клинтон изложил свою позицию относительно расширения Североатлантического договора:

    — Я рассматриваю расширение НАТО как возможность укрепить единство и безопасность Европы. Это вопрос психологической безопасности для тех стран, которые хотят войти в НАТО. Они боятся, что о них забудут. Но это расширение не направлено против России. И вообще — пройдут годы, прежде чем это произойдет. Обещаю, что ничего не будет делаться у тебя за спиной.

    Ельцин выслушал очень внимательно.

    — Я понял, — сказал он. — Спасибо за все, что ты сказал.

    На встречах с Клинтоном он вообще внимательно слушал и часто соглашался с американским президентом. Зато на пресс-конференциях он солировал, веселился и развлекал публику. Ельцин демонстрировал уверенность и бодрость.

    В конце декабря 1994 года Ельцин на несколько дней лег в больницу для плановой операции. Ему исправляли искривленную носовую перегородку, в дни когда готовилась военная операция в Чечне…

    Именно тогда в Москву прилетел вице-президент Альберт Гор. Ему предстояло участвовать в четвертом заседании комиссии. Гора привезли в больницу. Ельцин сидел с распухшим носом, но в костюме и галстуке.

    Его интересовало НАТО.

    Альберт Гор пояснил:

    — В 1995 году не будет переговоров о приеме новых членов. Я повторяю, что наша позиция состоит в том, что этот процесс должен быть медленным, открытым и сопровождаться постоянными консультациями с Россией.

    Ельцин уточнил:

    — Можете ли вы подтвердить мне, что в 1995 году предстоит только обсуждение концепции?

    — Да, — подтвердил Гор.

    — Тогда мы можем больше не обсуждать этот вопрос, — удовлетворенно сказал Ельцин.

    Но тут же заметил, что «постепенность» в расширении НАТО стоило бы затянуть лет на десять-пятнадцать.

    — Нет, — сразу же возразил американский вице-президент. — Я могу говорить только о том, что произойдет или, вернее, не произойдет в 1995 году.

    И он тут же предложил подумать над тем, как параллельно с расширением Североатлантического блока разработать соглашение о сотрудничестве России и НАТО.

    Идея понравилась Ельцину.

    — Да, одновременно — это хорошая идея. Одновременно!

    Гор напомнил, что, по мнению Клинтона, со временем и Россия может войти в НАТО.

    — Нет, нет, — прервал его Ельцин. — Россия — огромная страна, а НАТО — такое маленькое.

    Ельцин хотел, чтобы Клинтон приехал в Москву на пятидесятилетие Победы в мае 1995 года. Клинтон соглашался ехать, если Ельцин не устроит ему какой-нибудь сюрприз со скандалом по поводу НАТО. Клинтон позвонил Ельцину:

    — Я не прошу тебя публично одобрить расширение НАТО. Я понимаю, что ты не можешь этого сделать. Но я прошу тебя сделать так, чтобы будущее расширение Североатлантического блока не помешало нам сейчас создать прочные отношения между НАТО и Россией.

    Как только переводчик стал переводить слова Клинтона, на том конце провода американцы услышали звук положенной трубки. Ельцин не захотел разговаривать?

    Связь с Москвой не прервалась. Через некоторое время кремлевский оператор сообщил, что Ельцин снова взял трубку. Он пробурчал нечто неопределенное и добавил, что есть некоторые вопросы, которые он сможет обсудить только при личной встрече с Клинтоном.

    Клинтон отнесся к этой истории спокойно:

    — Ельцин не хочет заранее ангажироваться.

    Перед отъездом Клинтона в Москву американцы решили, что надо обсуждать и сделку с Ираном. Они были обеспокоены тем, что российский министр по атомной энергии предложил поставить Ирану газовую центрифугу, которая обогащает уран до оружейного, и обещал построить четыре реактора за миллиард долларов.

    Поставки ядерной технологии Исламской Республике Иран были крайне болезненным вопросом для Соединенных Штатов.

    Спикер палаты представителей Ньют Гингрич заявил, обращаясь к Клинтону:

    — Ваша задача состоит не в том, чтобы осчастливить Ельцина своим приездом. Ваша обязанность — поехать в Москву и помешать Ирану получить ядерное оружие.

    Вице-президент Гор предложил Клинтону:

    — Давайте возьмемся с двух сторон. Вы поработаете с Ельциным, я — с Черномырдиным. Может, вдвоем мы справимся.

    В самолете Клинтон был мрачен:

    — Ельцин рассказывает мне о своих политических проблемах. Они посложнее моих, но и у меня есть проблемы. Простых американцев не интересует расширение НАТО. Но они не хотят, чтобы русские дали новому аятолле ядерное оружие.

    Переговоры Клинтон начал именно с Ирана. Он напомнил, как важно не продавать ядерные технологии другим странам.

    Ельцин был предупрежден, что Клинтон поднимет этот вопрос. Он сказал, что только что ввел новые ограничения на ядерное сотрудничество с Ираном, в частности запретил продажу газовой центрифуги:

    — Так что не будем больше мучить друг друга и передадим этот вопрос Гору и Черномырдину.

    Клинтон ответил, что не возражает, если Ельцин понимает, что Соединенные Штаты против любого ядерного сотрудничества с Ираном и если президент России готов публично сказать, что Россия не поставляет Ирану ядерных технологий, которые можно использовать в военных целях.

    — Согласен, — сказал Ельцин.

    Он протянул Клинтону руку. Они обменялись рукопожатием.

    Затем разговор пошел о расширении НАТО. Ельцина интересовало только одно: это не должно произойти раньше президентских выборов в России.

    — Мои перспективы на выборах 1996 года выглядят не блестяще, — честно признался он.

    РАЗВЕДКА ПРОТИВ МИД

    Служба внешней разведки, которой руководил Евгений Максимович Примаков, первой забила тревогу: Североатлантический блок приближается к границам России! Разведка в 1993 году опубликовала открытый доклад «Перспективы расширения НАТО и интересы России».

    Мнение Примакова резко разошлось с мнением тогдашнего министра иностранных дел Андрея Козырева. Министр считал, что специальные службы дают президенту искаженную информацию. Ельцина со всех сторон заваливали антизападными, антиамериканскими бумагами. В Кремле на этом делались карьеры. Едва началась борьба против расширения НАТО, огромное количество людей воодушевилось и воспряло духом!

    Когда Козырев уже ушел в отставку, Виктор Степанович Черномырдин, еще остававшийся главой правительства, предъявил бывшему министру прямое обвинение, что именно он виноват в том, что НАТО приближается к границам России.

    — Вы признаете себя виновным? — спросил я Козырева.

    — Да, я чувствую себя виновным. Когда я был министром, я не все возможности использовал, чтобы объяснить главе правительства, как и президенту, а главное — российской общественности — некоторые простые вещи. Нравится нам НАТО или не нравится, оно будет расширяться. Я удивлен тем, что для нашего премьер-министра это оказалось новостью. Решение НАТО о том, что расширение блока обязательно произойдет, было принято еще в 1992»1993 годах. Пытаться этому противодействовать — значит начинать вторую «холодную войну». Да и это их не остановит.

    Опасность для нашей страны исходит вовсе не с Запада. Посмотрите, где в последние годы льется кровь российских солдат: это конфликтные зоны в странах СНГ, таджико-афганская граница, Чечня. Но ведь НАТО тут ни при чем. Почему мы видим опасность там, где ее нет, где находятся вполне цивилизованные страны?

    — Андрей Владимирович, вы не считаете опасным расширение НАТО, потому что вы западник?

    — Я хочу, чтобы мы все жили, как на Западе. Я не хочу, чтобы мы жили так, как на Востоке. Сравните уровень жизни Запада и Востока. Я не имею в виду Японию — она, по нашим понятиям, тоже Запад.

    Спросите нормальную домохозяйку, куда она хочет ходить? В западный супермаркет? Или на наш колхозный рынок? Или на восточный базар, где что-то можно купить, но качество не то? Я хочу, чтобы наша хозяйка ходила на западный рынок и чтобы мы жили на их уровне…

    Главными противниками Андрея Козырева всегда были те, кто считает, что опасность для России исходит с Запада, от Соединенных Штатов, НАТО.

    Коммунисты и националисты не принимали его линию, которая началась во внешней политике Москвы с присоединения к санкциям против Ирака. Это линия на совместные действия с мировым сообществом против тех, кто себя этому сообществу противопоставляет. Крайняя оппозиция считала министра иностранных дел предателем национальных интересов, который должен быть изгнан из правительства.

    В стране вновь брал верх прежний тип мышления — враждебность к окружающему миру, инстинктивное стремление спрятаться от него за частоколом ядерных ракет, поиск врагов внутренних и внешних. Это порождение комплекса неполноценности, который проявляет себя в конфронтации: чтобы уважать себя, нужно враждовать со всем миром, говорить по каждому поводу «нет».

    В стране произошла смена вех, а Козырев олицетворял политику, от которой правящая элита отказывалась.

    Вот и наступил момент, когда президент Ельцин задумался над тем, что ради победы на будущих выборах ему следует пожертвовать министром иностранных дел, которого критикуют абсолютно все.

    В октябре 1995 года Борис Ельцин на встрече с журналистами грубо сказал, что Андрея Козырева, первого министра иностранных дел независимой России, пора менять. К тому времени Козырев отметил свое пятилетие на посту министра. Причину министерского долголетия многие видели в полной преданности Козырева своему президенту.

    Козырев стал не нужен, и в начале 1996 года он написал заявление об отставке. 10 января на коллегии министерства Ельцин представил дипломатам нового министра — Евгения Максимовича Примакова.

    На новом посту ему предстояло вновь заняться иракскими делами.

    НАЗНАЧЕНИЕ ПРИМАКОВА

    Назначение Евгения Максимовича Примакова на пост министра иностранных дел в начале 1996 года было неприятным сюрпризом для западных стран. Там его знали как начальника разведки и как человека, который на глазах всего мира обнимался с иракским лидером Саддамом Хусейном — накануне первой войны в Персидском заливе в 1991-м.

    В Соединенных Штатах эту поездку в Багдад восприняли с обидой. Примакова зачислили в разряд политиков, настроенных антиамерикански. Хотя Евгений Максимович летал к Саддаму не по собственной инициативе, а выполняя поручение президента Горбачева. Объятия в арабском мире носят ритуальный характер. Обниматься могут и злейшие враги, если они встречаются на публике.

    Уклониться от объятий Примаков не мог и не хотел, потому что расчет и строился на том, что иракский лидер прислушается к человеку, которого он знает, к которому на Ближнем Востоке относятся с уважением.

    Горбачев и Примаков полагали, что, если бы американцы не торопились с военной операцией, можно было все-таки дипломатическими средствами заставить Саддама уйти из оккупированного им Кувейта. Они ошиблись.

    Саддам Хусейн доводы Примакова отверг и сам себя наказал: Ирак потерпел оглушительное военное поражение. Но кадры, запечатлевшие дружескую встречу Саддама и Примакова, вошли в историю и стали для американцев символом антиамериканской деятельности.

    Назначение Примакова на Западе приравнивалось по своему смыслу с избранием в свое время Юрия Владимировича Андропова на пост генерального секретаря. Не только по сходству биографии — Примаков тоже пришел из спецслужбы, а еще и потому, что предполагали в нем готовность так же жестко и безжалостно конфронтировать с Западом.

    Американцы писали и говорили, что Примаков — сторонник восстановления единого Советского Союза и попытается восстановить контроль Москвы над ближним зарубежьем. В ущерб отношениям с Западом он постарается оживить стратегическое партнерство с наиболее опасными режимами в мире — Ираком, Северной Кореей, Ливией и Ираном…

    Больше никаких уступок — так можно охарактеризовать лозунг Министерства иностранных дел при Примакове.

    Примаков заговорил о многополюсном мире. Что он имел в виду? Плохо, когда в мире осталась одна сверхдержава, то есть Соединенные Штаты, и все крутится вокруг нее. Но это нежизнеспособная конструкция, должны быть разные центры силы. Примаков говорил: мы будем развивать отношения и с Западом, и с Востоком, и с теми, кто нам нравится, и с теми, кто нам не нравится.

    Российская дипломатия возобновила сотрудничество со старыми друзьями — Ираком, Ираном, Сербией. Открыто демонстрировала противоречия с Соединенными Штатами — единственной страной, с которой Россия любит себя сравнивать.

    Несколько раз казалось, что споры между Примаковым и американцами уже выходят за рамки обычной полемики. Происходило это из-за Ирака и сербской провинции Косово, населенной в основном албанцами. Это две «горячих точки», которыми Примакову больше всего пришлось заниматься в роли министра.

    КОНЕЦ ЕДИНОГО ФРОНТА

    Санкции ООН и инспекции не испугали Саддама.

    С самого начала было решено, что, пока инспекторы ООН не закончат работу, политические и экономические санкции против Ирака не будут отменены.

    Когда великие державы выступали единым фронтом, Саддам Хусейн терпел. Когда министром иностранных дел стал Примаков и выяснилось, что между Россией и Соединенными Штатами возникают противоречия, Саддам немедленно этим воспользовался.

    Он стал заявлять, что инспекторы ООН занимаются шпионажем и их нужно выгнать из страны. Несколько раз Саддам Хусейн блокировал их работу. Соединенные Штаты и Англия сразу же заявили, что заставят Саддама подчиниться силой. Но применять силу не спешили.

    Клинтон не считал, что из-за Ирака стоит рисковать экономическим процветанием Америки. Он не хотел выбрасывать деньги на войну. Он предпочитал наказывать Саддама за каждый отдельный шаг.

    В апреле 1993 года власти Кувейта сообщили, что предотвратили покушение на Буша-старшего, которого пригласили по случаю второй годовщины войны в Заливе. ФБР установило, что бывшего президента пытались убить агенты иракской разведки. Клинтон приказал в ответ разбомбить здание иракской разведки в Багдаде.

    Представителю Соединенных Штатов при ООН Мадлен Олбрайт поручили информировать ее коллегу — представителя Ирака. Это был выходной день, и Олбрайт пришлось навестить иракского представителя в его резиденции на Манхэттене. Иракский дипломат был приятно удивлен появлением Олбрайт, принесли чай.

    — Что вас ко мне привело? — любезно осведомился он.

    — Я должна сообщить вам, что мы нанесем авиаудар по вашей стране, потому что вы готовили покушение на бывшего президента Буша.

    Иракский посол поперхнулся:

    — Это наглая ложь!

    — Это не ложь, — твердо ответила Олбрайт, — в Совете Безопасности я представлю доказательства вам и всему миру.

    Иракский посол посмотрел на нее так, что Мадлен Олбрайт на секунду стало не по себе. А ведь она неробкого десятка. Она встала и попрощалась.

    На следующий день на заседании Совета Безопасности она представила свидетельства попытки иракских спецслужб убить Буша-старшего.

    26 июня на Багдад обрушились двадцать три крылатых ракеты. Здание иракской разведки перестало существовать. Но не все ракеты попали в цель, пострадало и гражданское население. Клинтон лишний раз убедился в том, как не просто пускать в ход оружие.

    Саддам торжествовал: самая мощная держава не в состоянии его одолеть.

    Примаков, став министром, а затем и главой правительства, сделал все, чтобы не допустить военного удара по Ираку.

    Евгений Максимович хотел отменить санкции, введенные против режима Саддама Хусейна.

    Он доверительно сказал Мадлен Олбрайт, которая стала государственным секретарем Соединенных Штатов:

    — Если санкции отменят, иракцы будут продавать нефть и заплатят нам. Если санкции не отменят, они все равно будут продавать нефть, но используют санкции как предлог, чтобы не платить нам.

    «Когда я спросила Примакова, что он думает об иракском диктаторе, — вспоминала Олбрайт, — он ответил, что мы сознательно преувеличиваем угрозу, которую представляет собой Саддам».

    Серьезный кризис разразился осенью 1997 года.

    Спецкомиссию ООН возглавлял австралийский дипломат Ричард Батлер. Команда экспертов состояла из представителей сорока стран. 23 октября по докладу Батлера Совет Безопасности принял резолюцию, осуждающую отказ иракского руководства допустить инспекторов на военные объекты. Российский представитель при голосовании воздержался.

    Саддам ответил решением сначала приостановить работу инспекторов, а затем потребовал вывести из состава спецкомиссии всех американцев и выслать их из страны.

    Поведение Саддама поставило мир перед выбором: или применить военную силу против Ирака, или продолжать оказывать на него давление в надежде переубедить.

    Соединенные Штаты считали, что Саддам прислушивается только к голосу оружия. Примаков был категорически против военной операции и фактически взял на себя обязанности посредника между Ираком и Соединенными Штатами.

    Президент Ельцин обратился с личным посланием к Саддаму Хусейну с просьбой не только публично подтвердить, что иракское руководство не отказывается от сотрудничества со спецкомиссией ООН, но и предложить инспекторам вернуться в Ирак и приступить к работе.

    После настояний Примакова Саддам прислал в Москву своего давнего соратника вице-премьера Тарика Азиза.

    Тарик Азиз — это глаза и уши Саддама Хусейна. Евгений Примаков говорил, что Азиз — высокопоставленный посыльный, а не человек, которому доверено принимать решения. Тем не менее, чтобы подчеркнуть серьезность российского подхода, его принял сам президент Ельцин.

    Предложение Примакова заключалось в том, что Ирак не мешает инспекторской группе работать, взамен Россия добивается постепенного снятия санкций.

    Примаков исходил из того, что иракцев надо не только наказывать, но и поощрять. Ведь большую часть работы инспекторы сделали, значит, можно смягчать санкции против Ирака. Иначе иракцы не видят никакого смысла в сотрудничестве с инспекторами ООН.

    После переговоров с Тариком Азизом Примаков предложил министрам иностранных дел Англии, Франции, Америки и Китая (то есть постоянным членам Совета Безопасности ООН) срочно собраться в Женеве. 18 ноября Примаков провел в телефонных переговорах. Он намечал встречу на вечер 19 ноября.

    Олбрайт находилась в Индии и не хотела сокращать свой визит, а Примакова ждали в Бразилии. Евгений Максимович хладнокровно предложил ей прислать в Женеву вместо себя заместителя. Олбрайт сказала, что проблема слишком серьезная. Она приедет в Женеву в два часа ночи.

    — Отлично, — ответил Примаков, — но я уже улечу.

    Иметь дело с Олбрайт было непросто.

    — Евгений, — сказала она железным тоном, — будет очень странно, если российский министр не сможет встретиться с американским государственным секретарем для обсуждения ситуации в Ираке, потому что он не мог подождать ее каких-нибудь два часа! Особенно после того как президент Клинтон поддержал вступление вашей страны в большую восьмерку.

    Примаков вздохнул:

    — Мы встретимся в Женеве в два часа ночи.

    Евгений Максимович сообщил коллегам-министрам, что Ирак согласен на возвращение инспекторов — и не ставит никаких предварительных условий.

    Мадлен Олбрайт прямо спросила советского министра:

    — Евгений, не стоит ли за вашей договоренностью с Багдадом нечто иное?

    Примаков твердо сказал, что никаких секретных договоренностей нет. Но Олбрайт подозревала, что Примаков что-то пообещал иракцам, и предупредила, что двусторонние договоренности Москвы и Багдада не будут обязательными для Совета Безопасности ООН.

    Российский план был принят. Это стало переломным моментом. Примаков с профессиональной точки зрения взял верх над американской дипломатией, показав, что способен урегулировать сложнейший международный кризис.

    — Нам удалось предотвратить удар по Ираку, — с гордостью говорил мне тогда Евгений Максимович. — Цель у нас была одна — запретить оружие массового поражения. Но мы же не могли — вопреки всему, вопреки логике, собственным интересам и наперекор общественному мнению — подключиться к силовым акциям и ударить. Никто меня не заставит как министра это сделать. Мы пошли по другому пути, успешно сыграли и при этом чувствовали себя частью мирового сообщества…

    Но раньше времени снимать санкции Соединенные Штаты и Англия не хотели. Они считали, что сначала Саддам должен выполнить все до единого требования ООН. Они не верили иракскому президенту, и у них были для этого все основания.

    Саддам почувствовал, что с помощью России может добиться ослабления санкций без всяких инспекций.

    Через два месяца начался новый кризис. Иракцы не пустили инспекторов в президентские комплексы. В январе 1998 года Саддам потребовал отменить все инспекции на три месяца, а через полгода вообще отменить санкции.

    В ответ американцы и англичане направили в Персидский залив дополнительные авианосные группы.

    Российская дипломатия опять занялась иракскими делами. Никто не любил Саддама Хусейна, и в те времена в российском Министерстве иностранных дел — неофициально! — всякий бы сказал, что его режим — несчастье для Ирака.

    Но если американцы исходили из того, что рано или поздно от Саддама Хусейна придется избавиться, то Примаков и его арабисты были уверены в обратном. Всякое давление на Ирак только укрепляет его позиции, поэтому надо смириться с существованием иракского диктатора. И, тем более, ни к чему хорошему не приведет новый удар по Ираку. В самого Саддама ракета не попадет, пострадают совершенно невинные люди….

    В начале февраля 1998 года казалось, что военная операция против Ирака все-таки может начаться.

    В феврале в Багдад отправился генеральный секретарь ООН Кофи Аннан. Он вернулся со словами, что «с Саддамом можно иметь дело». Несколько месяцев достигнутое им соглашение продолжало действовать.

    Российские дипломаты во главе с министром Примаковым утверждали, что решение иракского кризиса найдено. Словно не зная об этом, Соединенные Штаты и Англия говорили о том, что военная акция против Ирака неизбежна.

    Будь это согласованная игра — американцы давят, облегчая российским дипломатам переговоры в Багдаде, было бы хорошо. Но дело обстояло иначе.

    Если бы мы имели доступ к секретным телеграммам, которыми всю эту неделю обменивались дипломаты, мы могли бы восхититься их каторжным трудом в попытке разрешить иракский кризис. Большую часть работы проделал заместитель министра иностранных дел России Виктор Посувалюк.

    Но вот что казалось странным.

    Почему ситуация вокруг Ирака захватила воображение российских политиков больше, чем, скажем, Чечня? И президент, и Государственная Дума занимались Ираком с большим интересом, чем нашими внутренними делами.

    Казалось, забота об Ираке важнее заботы о собственной стране. В Багдад отправился самолет с гуманитарной помощью. Помогать страждущим — благое дело, но в нашей стране так много несчастных детей — в детских домах, в больницах, которые остро нуждаются в помощи. Почему бы им не помочь в первую очередь?

    Забота об Ираке — беспроигрышное дело для политиков. Можно выглядеть очень гуманным, разумным и справедливым. Отчего же во внутренних делах политики не проявляют те же качества? Да, положение иракцев было отчаянным. Но кто же в этом виноват, кроме Саддама Хусейна, который сначала затеял восьмилетнюю кровавую войну с Ираном, затем оккупировал Кувейт? Если бы Саддам меньше денег тратил на создание собственного ядерного, химического и биологического оружия, было бы чем накормить иракский народ.

    ПОСЛЫ ИЗ ВАШИНГТОНА И ЛОНДОНА ОТОЗВАНЫ

    Вокруг Ирака сплелось множество интересов, и в них стоит разобраться.

    Что двигало Францией и другими европейскими странами?

    Они в большей степени боялись пустить в ход силу против Саддама Хусейна, чем его самого. Считали, что удар по Ираку повлечет за собой неприятные для европейцев последствия. Например, вспышку терроризма.

    Чем руководствовались арабские государства и соседи Ирака?

    Они всем сердцем ненавидели Саддама, но при этом считали, что удар по Багдаду только укрепляет его позиции — на его сторону становится арабская улица.

    Какова была логика американцев?

    Соединенные Штаты считают себя ответственными за безопасность в этом регионе. Такие государства, как Саудовская Аравия, Кувейт, Бахрейн, Оман, Объединенные Арабские Эмираты и Израиль, зависят от военной помощи и гарантий американцев.

    Американцы считали так: пока в Ираке находится инспекторская группа ООН, пока Ирак подчиняется резолюциям Совета Безопасности, Саддам Хусейн почти безопасен. Если он выйдет из-под контроля ООН, он, конечно же, займется отнюдь не устройством жизни иракских детей, а восстановлением своей армии. Но тогда уже с ним ничего нельзя будет поделать.

    Труднее всего было определить, в чем интерес России.

    Российские нефтяные компании хотели участвовать в разработке иракских месторождений и уже подписали соответствующие соглашения. Это одна, практическая, цель Москвы. Вторая была чисто психологической — доказать американцам свою значимость в мировой политике, заставить считаться с собой.

    Давно уже Борис Ельцин не выражался столь резко в адрес американцев, как в те дни. Слова Ельцина о том, что Клинтон может нарваться на третью мировую войну, американцы истолковали, как угрозу участвовать в такой войне. Только непонятно, на чьей стороне.

    Переговоры с иракцами продолжались несколько недель, все это время в Багдаде находился Виктор Посувалюк. Примаков не выпускал из рук телефонной трубки. Удалось договориться. Инспекторы вернулись в Ирак.

    В начале августа 1998 года все повторилось. Саддам вновь блокировал работу инспекторов ООН. На сей раз президент Клинтон, потеряв терпение, был полон решимости наказать иракского диктатора.

    31 октября 1998 года Багдад вновь запретил международные инспекции.

    Примаков, который к тому времени уже возглавил правительство, опять пытался остановить американцев и одновременно воздействовать на своих иракских друзей. Виктор Посувалюк вновь отправился в Багдад.

    На 14 ноября была намечена первая бомбардировка Ирака. Ровно за три часа до нанесения удара генеральный секретарь ООН Кофи Аннан получил письмо иракского руководства с обещанием возобновить инспекции и сотрудничать с МАГАТЭ.

    Клинтон отказался от бомбардировки. Приказ отменить удар по Ираку он отдал в тот момент, когда бомбардировщики с крылатыми ракетами были уже в воздухе.

    Ирак капитулировал. Испугавшись американского удара, увидев, что он оказался в политической изоляции, Саддам устами Тарика Азиза сообщил, что готов разрешить инспекторам ООН беспрепятственно работать.

    Поводом были обращения к нему Бориса Ельцина и Кофи Анана с просьбой возобновить сотрудничество. Так что формально Саддам удовлетворил просьбы двух уважаемых политиков.

    В ночь с 14-го на 15 ноября 1998 года американский президент Билл Клинтон и британский премьер-министр Тони Блэр девять раз беседовали по телефону, обсуждая ситуацию вокруг Ирака. Они пришли к выводу, что пока удар можно отложить. Но предостерегли Саддама: в следующий раз они ударят без предупреждения.

    Но 17 ноября Багдад обвинил руководителя спецкомиссии ООН Ричарда Батлера в том, что тот превысил свои полномочия. Игра Саддама была ясна. Он устраивал конфликт, уступал только в последний момент и всякий раз за это что-то получал. Саддам хотел понять, до какого предела он может идти и на что решатся американцы.

    Американцы оказывались в дураках: они тратили огромные деньги на мобилизацию военной машины, а потом все отменяли.

    Инспекторы ООН вернулись в Багдад, но 15 декабря Ричард Батлер сообщил Совету Безопасности, что иракские власти отказываются передавать документы, в которых речь идет о создании оружия массового уничтожения.

    16 декабря в Белом доме приняли решение нанести удар.

    17 декабря Соединенные Штаты и Англия нанесли первый удар по военным объектам в Багдаде. Операция получила наименование «Лиса в пустыне».

    Они три дня обстреливали Ирак крылатыми ракетами. В налетах участвовала и авиация. Американцы и англичане пытались уничтожить заводы по производству химического и биологического оружия. Удар был нанесен по командным пунктам армии, по казармам республиканской гвардии и дворцам Саддама, на строительство которых ушло, кажется, все богатство страны.

    С этого момента на каждый вызов Саддама следовал ответ в виде бомб и ракет.

    Считается, что удар по Ираку не имел никакого военного смысла, что Саддам Хусейн этому только рад. На самом деле не так. Это был тяжелейший удар по самолюбию Саддама, который видел, как рушатся его военная машина и его любимые дворцы.

    Россия необыкновенно резко реагировала на удар по Ираку. Президент Ельцин и премьер-министр Примаков не пожалели резких слов, повторяя, что Соединенные Штаты нарушают устав ООН. В Государственной Думе американцев и англичан называли «международными террористами». Впервые за многие годы из Вашингтона и Лондона были отозваны российские послы. Это был сильный жест.

    Действия Примакова получили почти полную поддержку общественного мнения, которое симпатизирует Ираку — из-за стихийного неодобрения американцев: зачем они всем навязывают свою волю? В знак протеста депутаты Государственной Думы отложили ратификацию российско-американского договора о сокращении стратегических вооружений (СНВ-2).

    Начальник главного управления международного военного сотрудничества Министерства обороны генерал-полковник Леонид Ивашов заявил, что, если мнение России будут игнорировать, Москва «будет вынуждена изменить свои военно-политические векторы и может стать лидером той части мирового сообщества, которая не согласна с диктатом».

    Среди генералов по-прежнему много желающих вернуться к противостоянию времен «холодной войны»…

    Соединенным Штатам с каждым разом становилось труднее добиться поддержки своих акций против Ирака. Когда-нибудь им это надоест, рассчитывал Саддам, и тогда он получит свое, ничем не жертвуя, — инспекторы уйдут, а санкции будут сняты.

    После войны в Персидском заливе Саддам построил сорок восемь президентских дворцов на сумму в два миллиарда долларов. Это дворцы с водопадами, искусственными озерами, похлеще Версаля.

    Саддам не пускал во дворцы инспекторов не только из-за того, что, возможно, прятал там оружие. Он не хотел, чтобы видели, как он живет. Стало бы ясно, куда уходят деньги, почему не на что кормить людей. Иракцы демонстрировали иностранцам голодных детей и требовали немедленно снять санкции.

    Организация Объединенных Наций в марте 1991 года пришла к выводу, что Ираку грозят «эпидемии и голод, если не будут предприняты усилия по поддержанию жизни населения». Саддаму предложили экспортировать под международным контролем нефть и закупать на вырученные деньги все необходимое.

    На протяжении пяти лет Саддам отказывался от этой программы, считая, что зрелище голодных иракцев заставит ООН вовсе отказаться от санкций.

    В 1995 году Совет Безопасности принял программу «Нефть в обмен на продовольствие». В мае 1996 года ООН и Ирак подписали меморандум о взаимопонимании, и программа начала осуществляться. Ираку разрешалось экспортировать определенное количество нефти, чтобы на эти деньги приобретать продовольствие и лекарства. Первоначально ему позволили продать в течение полугода нефти на два миллиарда долларов.

    Саддам превратил своих граждан в заложников. Как выразился один дипломат, он действовал как террорист, захвативший самолет: расстреливал по одному заложнику каждые пятнадцать минут, пока его требования не удовлетворят.

    Администрация Клинтона сдалась и позволила Саддаму продавать значительно больше нефти, чем прежде.

    В 1998 году Ирак экспортировал нефти на пять с половиной миллиардов долларов. Эти деньги пошли на строительство новых дворцов для Саддама и на вооруженные силы. До начала второй войны Багдад выручил от экспорта нефти в общей сложности двадцать пять миллиардов.

    СЕМЕЙНЫЕ ПРОБЛЕМЫ НЕМОЛОДОГО МАРШАЛА

    Годы после первой войны в Персидском заливе были худшими в жизни Саддама Хусейна. Он оказался в положении изгоя. Он не мог никуда поехать, да его никуда и не приглашали. Он лишился возможности создавать новое оружие и воевать.

    Весь мир ждал, когда он наконец потеряет власть. И в его собственном окружении начались разброд и шатания. Самые верные приближенные утратили веру в его счастливую звезду и покинули страну.

    Сбежал его сводный брат Барзан Ибрагим Хасан ат-Тикрити, который с 1979-го по 1983 год возглавлял военную разведку, а с 1988-го был представителем Ирака при Европейском отделении ООН в Женеве. В реальности он руководил иракской разведывательной сетью в Европе и распоряжался деньгами клана, вложенными в швейцарские банки.

    Саддам отправил за ним специального посланника, чтобы уговорить вернуться. Барзан ат-Тикрити торговался, выпрашивал высокий пост. Новой должности он не получил, но благополучно вернулся домой, сумел успокоить сводного брата и даже не попал в тюрьму.

    В 1995 году в соседнюю Иорданию от Саддама убежали две дочери, Рахда и Рана, вместе с мужьями, которые были его самыми близкими помощниками.

    Это был тяжкий удар для Саддама. Его зятья занимали важные посты.

    Подполковник Саддам Камель Хассан аль-Маджид возглавлял личную охрану президента. Он был очень похож на Саддама и в молодости играл его в кино.

    Генерал-лейтенант Хусейн Камель Хасан, бывший министр экономики, руководил программой вооружений, в частности производством химического и бактериологического оружия.

    Генерал Камель, уже находясь в Иордании, заявил, что иракцы надеялись испытать ядерное оружие в феврале 1992 года, но военное поражение и появление инспекторов ООН помешали этому.

    Зять Саддама утверждал, что он бежал из Багдада, потому что желает освободить Ирак от своего тестя. Скорее всего, он просто проиграл в схватке за власть и боялся, что станет жертвой гнева президента.

    Генерал поссорился со старшим сыном Саддама — Удаем. Удай пригрозил Камелю:

    — Я тебя уберу со всех постов. Ты — конченый человек.

    Утверждают, что перед побегом из Багдада генерал Камель получил от директора центрального банка тридцать миллионов долларов. В качестве министра экономики он не без пользы для самого себя конвертировал иракские динары в доллары.

    Камель входил в число тех, кто распоряжался деньгами Саддама, размещенными за границей. Двоюродный брат генерала Камеля майор Изеддин Мохаммад Хассан, который бежал вместе с ним, тоже занимался денежными делами. Майор обычно сопровождал делегации иракских военных, которые осуществляли закупки вооружений.

    Саддам болезненно воспринял бегство дочерей и зятьев. В стране, где семейные, родовые, клановые отношения имеют такое значение, это повредило его образу отца нации.

    Король Иордании Хусейн хорошо принял изгнанников. Но со временем интерес к ним угас. А вскоре они и вовсе превратились в нежелательных гостей и почувствовали себя в изоляции. Дочери Саддама стали требовать возвращения. Они плакали, устраивали скандалы. Получив теплое письмо от матери из Багдада, клялись, что дома все будет хорошо, отец ничего с ними не сделает, достаточно попросить у Саддама прощения. Они поклялись мужьям на Коране:

    — Если с вами что-то случится, мы покончим с собой.

    В феврале 1996 года генерал-лейтенант Камель заявил, что намерен вернуться в Ирак. Он сказал, что, узнав о планах Соединенных Штатов сместить Саддама Хусейна, понял, что обязан быть на родине и ее защищать.

    17 февраля он написал покаянное письмо Саддаму. Президентским указом Хусейн Камель аль-Хасан был амнистирован.

    Удивительно, что эти люди поверили Саддаму, зная, с кем имеют дело. Ведь Хусейн Камель под настроение любил рассказать о жестоких нравах в правящей верхушке Багдада. Да он и сам был таким. Однажды поведал, как наказал подчиненного, не выполнившего приказ: заставил несчастного выпить полную бутылку бензина, зарядил винтовку зажигательной пулей и выстрелил тому в живот. Смеясь, Камель утверждал, что виновный просто взорвался…

    За несколько дней до возвращения в Ирак генерал Камель объяснил журналистам, что не намерен умереть в изгнании вдали от родины. Его желание исполнилось.

    Через сорок восемь часов, после того как все они отправились в Багдад, иракское телевидение передало, что дочери Саддама получили развод — это означало, что они не разделят судьбу своих несчастливых мужей.

    На границе возвращенцев встретили оба сына Саддама Удай и Кусай. Генерал Хусейн Камель и полковник Саддам Камель были убиты. Удай устроил расправу в клане аль-Маджидов, обвинив родственников в том, что они «воспитали предателей».

    У Саддама остался только один зять — Джамаль Султан ат-Тикрити, женатый на его младшей дочери Хале.

    ТИКРИТСКАЯ МАФИЯ

    Саддам в 1963 году женился на двоюродной сестре — Саджиде, дочери Хейраллаха Тульфаха. В Тикрите у него большое число родственников. Они делятся на два крыла. Одно — родственники дяди Саддама, они носят фамилию аль-Маджид. Другое — это клан его отчима и сводных братьев, носящие фамилию аль-Ибрагим.

    Не партия, не армия, не гвардия, не служба безопасности, а выходцы из Тикрита были главной опорой Саддама. Они занимали важнейшие посты. Из числа «тикритской мафии» назначались вице-президент, министры обороны и иностранных дел, мэр Багдада и командир столичного гарнизона…

    Командующий республиканской гвардией генерал Камаль Мустафа Абдалла Султан ат-Тикрити был не только земляком Саддама, но еще и его родственником. И к тому же родной брат генерала женился на младшей дочери Саддама Хале.

    Многочисленные земляки и родственники позволяли Саддаму контролировать страну и превратить управление богатым нефтью государством в семейное дело.

    Земляки хранили верность Саддаму по двум причинам. Во-первых, они, как и все в Ираке, боялись своего родственника. Во-вторых, еще больше они боялись, что если Саддама свергнут, то их всех вырежут. В Ираке побежденные не уходят в оппозицию, побежденных в Ираке уничтожают.

    Выходцев из Тикрита многие в стране ненавидели.

    У Саддама было шестеро детей. Первая жена Саджида родила ему сыновей Удая (1964) и Кусая (1966), дочерей Рахду (1968), Рану (1970) и Халу (1975). Вторая жена, Самира Шахбандар, родила сына Али.

    12 декабря 1996 года едва не убили старшего сына Саддама — Удая. Четыре автоматчика обстреляли его кортеж, состоявший из трех белых «Мерседесов». Убили шофера, Удай остался жив. Он пролежал шесть месяцев в больнице «Ибн Сина». Одна из пуль застряла в позвоночнике.

    В июне 1997 года телевидение показало, как Удай на костылях выходит из больницы. К полноценной жизни он уже не вернулся. Удая не просто искалечили. Покушение сделало его уязвимым, он потерял политическую власть. В этой стране ценят только силу и уважают только победителей. Здесь не уважают больных и инвалидов.

    У старшего сына Саддама было много врагов в стране.

    Его считали диким и необузданным человеком, классическим отпрыском тирана.

    Когда началась война в Ираке, журналисты отыскали в Англии женщину, которая в начале семидесятых преподавала английский язык в частной школе в Багдаде. Среди ее учеников был одиннадцатилетний Удай Хусейн.

    Он приходил в школу в сопровождении телохранителей и вел себя, как хозяин. Однажды во время урока он захотел попрыгать по классу. Учительница, которая не подозревала, чей он сын, схватила мальчика за вихор:

    — Этого нельзя делать. Сейчас идет урок. Иди и сядь на свое место.

    Он был потрясен: наверное, впервые ему сказали, что он не имеет права что-то делать.

    На следующий день он пришел стриженный наголо и улыбнулся довольный: теперь учительница не смогла бы схватить его за волосы. Но, получив отпор, в дальнейшем он вел себя спокойно… Помимо учительницы английского, которая вскоре покинула страну, никто не смел его остановить.

    В юности он сломал руку и лежал в больнице. К нему пришел приятель выразить сочувствие.

    — Ты сочувствуешь мне? — повторил Удай. — Тогда ты захочешь разделить со мной мои страдания.

    И приказал, чтобы его приятелю тоже сломали руку.

    В 1988 году он забил до смерти одного из охранников своего отца, обязанность которого состояла в том, чтобы пробовать, пищу перед тем как ее давали Саддаму. Дело в том, что охранник познакомил президента Ирака с женщиной, которая стала его второй женой.

    Взбешенный диктатор наказал сына, отправив его в тюрьму. Когда Удай поднял руку на тюремного охранника, на него надели наручники и отправили в карцер. Он написал слезное письмо матери, которое нашли после падения режима.

    «Твой бывший муж решил убить меня, — писал Удай. — Надо вытащить меня отсюда. Здесь я или умру, или сойду с ума».

    Саддам отправил сына в ссылку в Швейцарию. Но через какое-то время — все-таки родная кровь — вернул домой.

    Удай был известен своим пристрастием к спортивным автомобилям. Его личный секретарь в апреле 2003 года рассказал, что Удай ввозил автомобили из-за границы сотнями. Надоевшие модели раздаривал приятелям и собутыльникам, себе покупал новые. Рассказывали, что он в гневе выстрелил в своего дядю Ватбана Хасана ат-Тикрити, из-за того что тот отказался отдать ему итальянскую спортивную машину редкой марки — «Ламборджини Диаболо».

    Отец довольно своеобразно наказывал старшего сына. За какой-то проступок расстрелял из автомата любимую машину сына и приказал охранникам сжечь еще несколько десятков автомобилей.

    Второй страстью старшего сына Саддама были драгоценности и золото. За бриллиантом стоимостью почти в полмиллиона долларов он сам ездил в Саудовскую Аравию.

    Удай занимал три десятка должностей — издатель газеты «Бабиль», владелец телевизионного канала и радиостанции, председатель Национального Олимпийского комитета, руководитель комитета по делам молодежи и спорта. Он также занимался бизнесом: нелегально продавал иракскую нефть и обложил иракских торговцев данью, заставляя их платить долю от прибыли.

    При этом он не брезговал ничем: каждому иракскому спортсмену, выезжавшему на соревнования за рубеж, полагались командировочные — двести двадцать восемь долларов. Половину приходилось отчислять Удаю.

    В качестве руководителя иракского спорта он проявил все ту же беспредельную жестокость. Проигравших спортсменов подвергали пыткам и издевательствам, например, окунали в бак с нечистотами.

    Штат слуг и охранников достигал семидесяти человек, из которых и семь поваров, двенадцать водителей. Он приказал своим слугам регулярно взвешиваться. Если кто-то набирал вес, то Удай его наказывал, считая, что тот крадет у него еду.

    Пока Удай находился в больнице, власть и влияние перешли к другому сыну Саддама — Кусаю. Его тоже не раз пытались убить. В январе 1996 года взрыв прогремел на его вилле, погибли несколько телохранителей, но младший Хусейн уцелел.

    Кусай вел себя осторожно. Он избегал ходить в ночные клубы, где обычно гулял его старший брат Удай, любитель женщин. Удай настроил против себя многих влиятельных в Багдаде людей, тем что под страхом смерти уводил у них жен.

    Кусай, как уверяют иностранные дипломаты, был столь же жесток и цинично расчетлив, как и его отец. Кусай боготворил отца и во всем старался ему подражать — одевался, как он, отпустил такие же усы и курил те же сигары.

    Удай начал когда-то формировать отряды «Фидаинов Саддама» как личную гвардию. Он набирал молодежь в детских домах, полагая, что сироты будут ему особенно преданы, и в тюрьмах — уголовники сделают все, лишь бы выйти на свободу. Но в 1996 году Кусай забрал у раненого Удая руководство «Фидаинами Саддама», подчинил их себе.

    Кусай принял участие в уничтожении мятежных шиитов в 1991 году. Когда их разоружили, вытащил пистолет и застрелил четверых, дав сигнал к бойне.

    Если кто-то из родственников или ближайших подручных терял доверие вождя, его ждала смерть. Однажды Саддам Хусейн сказал:

    — Я могу прочитать в глазах человека готовность предать меня. Поэтому я успеваю избавиться от него, прежде чем ему представится шанс нанести мне удар.

    В 1984 году Саддам отстранил от власти влиятельную группу своих родственников во главе со сводным братом Барзани ат-Тикрити, сменил всех командующих армейскими корпусами, многих министров и губернаторов провинций.

    В 1989 году в результате вертолетной катастрофы во время песчаной бури погиб шурин Саддама министр обороны Аднан Хайрулла. Но в Ираке ходили слухи, что это не был несчастный случай. Просто Саддам приказал от него избавиться. Новым министром стал его дядя Али Хасан аль-Маджид.

    В 1998 году был казнен генерал-лейтенант Фадыль ат-Тикрити, начальник Специальной службы безопасности (охрана руководства страны и контроль над другими спецслужбами), вместе с Назымом Каззаром, начальником Главного управления безопасности (политическая полиция). Они оба были очень близки к вождю, но утратили его расположение.

    Контрразведку возглавил Рифаа ат-Тикрити, бывший посол в Турции. Но и он недолго сохранял свой пост. Саддам выразил неудовольствие его работой, и начальник контрразведки 11 октября 1999 года скончался, как говорилось в официальном извещении, от сердечного приступа. В тот же день он был похоронен в родном городе Тикрите.

    Контрразведку Саддам подчинил Кусаю, который командовал также республиканской гвардией и частями особого назначения; им платили значительно больше, чем армии.

    Кусай своеобразно понимал правосудие. Когда ему сказали, что места заключения переполнены, он посетил тюрьмы и велел расстрелять тех, кто приговорен к большим срокам тюремного заключения. Причем семьям пришлось уплатить расходы по исполнению смертной казни, прежде чем они получили право забрать тело казненного…

    МИШЕЛЬ, КОТОРЫЙ СТАЛ ТАРИКОМ

    Один из немногих, кто сохранил свое место рядом с Саддамом, — вице-премьер бригадный генерал Тарик Азиз, который часто приезжал в Москву. У него здесь много приятелей. Тарик Азиз, как и Саддам, родился в бедной семье в 1936 году. Его мать работала прачкой, чтобы он смог получить образование. При рождении ему дали христианское имя Мишель, которое он потом сменил на арабское — Тарик.

    Азиз христианин и не принадлежал к тикритскому клану. Возможно, именно поэтому он уцелел в кровавых чистках. Христианин не станет главой Ирака. Поэтому Азиз не соперник Саддаму и не представлял для него опасности.

    Тарик Азиз выучил английский в Багдадском университете. Еще студентом он вступил в партию БААС, в 1958 году познакомился с Саддамом Хусейном, в 1968 году стал главным редактором партийной газеты «Аль-Саура» («Революция»). В 1974 году его сделали министром информации, в 1979-м — вице-премьером. С января 1983 по март 1991 года он был еще и министром иностранных дел Ирака.

    Он многие годы представлял Саддама за границей. В этом и заключалась его миссия. Говорили, что Азиз — самый четко формулирующий свои мысли арабский дипломат.

    Восточный джентльмен, он окутывал собеседника дымом дорогих гаванских сигар и рассуждал по-восточному витиевато. Но глаза у него злые. Ему не составило труда убежденно говорить, что Ирак просто вынужден был травить курдов отравляющим газом, что оккупация и разграбление соседнего Кувейта были необходимы. Многие из подручных Саддама, люди неграмотные, просто ничего не знали и не понимали. Азиз все знал и все понимал и при этом служил преступному режиму.

    В 1996 году сына Азиза посадили в тюрьму по обвинению в финансовых махинациях. Через два года Саддам его простил.

    Накануне второй войны в Персидском заливе Тарик Азиз торжественно клялся, что скорее умрет, чем сдастся в плен американцам и окажется в военной тюрьме на базе США в Гуантанамо (здесь, на Кубе, содержатся пленные талибы и боевики из террористической организации «Аль-Кайда», захваченные во время операции в Афганистане осенью 2001 года).

    19 марта 2003 года Тарик Азиз устроил в Багдаде пресс-конференцию, на которую явился с пистолетом в руках и обещал, что «американские наемники» будут разбиты.

    Тем не менее 25 апреля Тарик Азиз добровольно сдался американским военным властям, доставив особое удовольствие президенту Джорджу Бушу-младшему…

    ГЛАВНОЕ ДОСТИЖЕНИЕ

    За годы своего правления Саддам превратил Ирак из процветающего за счет нефтедолларов государства в нищее.

    Багдад был когда-то одним из самых ярких городов в арабском мире: много театров, ночных клубов, хороших ресторанов. Но война в Персидском заливе и санкции превратили Багдад в скучный город.

    Зарплата мелких служащих составляла всего три доллара в месяц — если переводить в доллары динары, которые стремительно падали в цене. За хлебом очереди. Отели и рестораны пусты: иракцам они не по карману, иностранные бизнесмены и туристы не приезжали.

    Из развлечений остались только восемь городских театров. Да и какие развлечения в городе, где повсюду военные посты и патрули, а на крышах — зенитки?

    Почему же Саддам до вторжения американских войск продолжал сохранять абсолютную власть в стране и почему не оправдались все прогнозы, предсказывавшие его скорое падение?

    Потому что многие иракцы его поддерживали. В Ираке существовала знакомая нам система: партийный аппарат, сотрудники госбезопасности, армейская верхушка получали привилегии и понимали, что их благополучие зависит от любимого вождя.

    Саддам сумел пробудить в иракцах чувство национального превосходства. Когда он атаковал Иран в 1980 году, или присоединил Кувейт в 1989 году, или грозил американцам, иракцы ему апплодировали. Саддам внушил иракцам уверенность в том, что они — лучшие арабы на всем арабском Востоке.

    То, что европейцам кажется странным, спокойно воспринимается на Ближнем Востоке. Иностранцев всегда поражает, как часто политики здесь откровенно лгут, но никто не хватает их за руку. Врать — здесь это в порядке вещей.

    Саддам вел три войны. Одна продолжалась восемь лет, стоила жизни десяткам тысяч людей и закончилась если не поражением, то по меньшей мере оказалась пустой тратой сил. Вторая война завершилась разгромом и унижением. Таким же унижением было для Ирака уничтожение израильской авиацией его ядерного комплекса. Обычно проигравшего лидера свергают. Саддама же превозносили как блистательного полководца. Только третья война привела к крушению режима…

    Сами иракцы говорят о том, что они все еще воспринимают мир с позиции человека пустыни, скотовода, бедуина. Для бедуинов характерны клановость и привычка подчиняться начальнику.

    Саддам, как и многие арабские лидеры, был непримирим и нереалистичен, традиции и эмоции действовали на него сильнее доводов рассудка.

    Президент Туниса Хабиб Бургиба говорил:

    — У нас, арабов, эмоции подавляют разумные действия, эмоции оправдывают инертность. Мы, арабы, кричим, наносим оскорбления, мы погрязли в ругани, мы проклинаем и думаем, что таким образом мы выполняем свой долг. За всем этим стоит комплекс неполноценности.

    В этом отражается и свойственная исламским государствам привычка противопоставлять себя остальному миру. Но арабы питают столь же глубокое недоверие и друг к другу.








    Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке