Глава одиннадцатая.

Русско-японская война дала огромный материал для суждения о том, что нам надлежит сделать, чтобы увеличить боевую готовность и годность нашей армии.

В Военном министерстве при содействии лиц, получивших боевой опыт, и на основании указаний военной печати уже приступлено ко многим серьезным преобразованиям. Со своей стороны, в настоящий главе выскажу мнения лишь по тем вопросам, решение коих составляет дело наиболее важное и неотложное.

К числу таких вопросов я отношу меры:

по улучшению командного состава армии;

по улучшению нижних чинов срочнослужащих и запасных;

по изменению организации резервных войск;

по увеличению боевого элемента в наших пехотных частях;

по усилению боевого состава полков, бригад, дивизий и корпусов и по увеличению их боевой самостоятельности.

Три войны, веденные Россией в течение последних 50 лет, выяснили недостатки офицерского состава нашей армии. Несомненно, что это явление находится в непосредственной связи с культурной отсталостью России и с теми общими условиями жизни и деятельности, которые сложились в нашей родине не для одних военных, но и для всего населения. Поэтому серьезное улучшение офицерского состава нашей армии может последовать только с улучшением общего строя жизни в России. [431]

Тем не менее уже и ныне, одновременно с проводимыми по воле государя императора коренными реформами по увеличению прав населения во всех сферах деятельности: частной, общественной и государственной — необходимы и реформы по офицерскому составу нашей армии. Эти реформы в особенности должны иметь целью улучшение командного состава армии.

Прежде всего необходимо сделать попытку разобраться в вопросе: почему при обилии способных, энергичных и знающих офицеров в младших чинах и на относительно низших должностях мы были бедны самостоятельными, энергичными, опытными начальниками крупных частей войск?

Командный состав армии зависит от общего уровня духовных сил нации. С ростом этих духовных сил растут эти силы и в армии. Нельзя полагать возможным, дабы при отсутствии сильных характеров, людей знания, опыта, в других сферах деятельности, вдруг, независимо от духовной стоимости всей нации, армия представляла бы исключение. Но если бы военный мундир привлекал лучшие энергичные силы нации, то очевидно, многомиллионный народ и при самых неблагоприятных условиях своего развития мог бы выделять десятки и сотни наиболее богато одаренных в духовном отношении лиц, способных с успехом командовать войсками в военное время. Поэтому и нам казалось бы необходимым: 1) сделать военный мундир заманчивым для цвета русской молодежи; 2) настойчиво добиваться, чтобы наиболее энергичные из носителей военного мундира проходили службу именно в рядах армии, развивая свои знания и духовные силы в непрерывной мысли о том, что армия предназначается для войны.

Мы и достигли первой из этих целей: военный мундир действительно уже давно стал особо почетным в русской земле, но мы совершенно не достигли второй цели, ибо масса наиболее способных и энергичных людей, носивших военный мундир, не только не служила в рядах армии, но даже не имела к ней никакого отношения. Еще в [432] XVIII столетии начали давать военный мундир детям знатных вельмож, которые могли подвигаться в чинах, гарцуя в комнатах на деревянных лошадках. Затем понемногу военный мундир и даже звание генерала перестали обозначать непременную принадлежность к армии и занятие военным делом. Военные мундиры появились во всех сферах деятельности (кроме духовенства). Члены Государственного совета, послы, сенаторы, почетные опекуны, министры разных ведомств, их товарищи, генерал-губернаторы, губернаторы, градоначальники, полицмейстеры, масса лиц, состоящих по разным ведомствам, масса лиц военно-народного управления на окраинах — все это носит военный мундир, числится в списках разных чинов, но за малым исключением никакого отношения к армии не имеет, лишь обессиливая армию. В весьма толстой книжке генералов нашей армии только очень небольшое число несет строевую службу в армии. Хуже всего то, что те, которые несут строевую службу, отстают в чинах и особенно в окладах от тех, которые строевой службы не несут. При таком положении очевидно, что наиболее сильные, энергичные, способные элементы стремились уйти из строя.

Генералы и адмиралы занимали посты министров — внутренних дел, финансов, путей сообщения, народного просвещения, государственного контроля. Посты послов в Константинополе, Париже, Лондоне, Берлине также занимались генералами. На каждом собрании высших сановников государства выделялись многочисленные военные мундиры Военного и Морского ведомств.

Военный мундир имел притягательную силу и для других ведомств. Многие из них стремились провести такие формы одежды, которые возможно ближе напоминали бы офицерскую. В этом отношении дальше всех пошло Министерство внутренних дел, проведя форму для своих исправников, становых, околоточных и даже городовых, мало чем отличную от офицерской. Нижние чины были совершенно сбиты с толку этими формами и не знали, кому отдавать честь. Офицерские шинели и фуражки с [433] кокардами окончательно могли смутить даже и развитого нижнего чина.

Необходимо признать, что такое, по-видимому, непонятное стремление к военной форме имеет свое основание в малой культурности нашего населения. Еще недавно каждый носитель даже одной фуражки с кокардой уже считался в деревне власть имущим. Носителю кокарды снимались в деревне шапки, при встрече зимой сворачивались тяжело нагруженные возы в сугробы снега, выслушивалась молча площадная брань и пр.

30 лет тому назад я, молодым офицером, около года прожил в Алжире, участвовал с французскими войсками в походе и много путешествовал. Я был удивлен, что и при республиканском образе правления французы по отношению к туземному населению — арабам и кабилам{59} признавали необходимым держаться системы военно-народного управления, поручали управление населением офицерам, а те из гражданских чинов, которые были тоже приставлены к этому делу, стремились по форме одежды походить на военных. Мне серьезно заявили, что надетый на околыш фуражки чиновника золотой галун и привязанные шпоры помогают сношению с арабами, сбору податей с них, устройству их земельных и иных дел...

Несомненно, что ношение военной формы облегчало и нашим полицейским чинам несение их тяжелой службы. Но положение в деревне быстро изменилось и продолжает изменяться. Одной военной формы одежды недостаточно, чтобы встретить послушание.

Во многих случаях военная форма стала являться не только стеснением, но даже грозить опасностью. Конечно, такое ненормальное явление, надо надеяться, не продолжится долго, но весьма желательно воспользоваться ныне охлаждением гражданского населения к военной форме, чтобы снять ее со всех, кто не служит в рядах [434] армии. Быть может, даже проще будет сохранить для не служащих в армии носимую ими военную форму, но служащим в армии дать иную, более пригодную как для мирного, так, в особенности, для военного времени форму, чем ту, которую они ныне носят. Необходимо офицерскому мундиру возвратить его настоящее значение и особо высоко поднять звание именно служащих в рядах армии.

В этих видах прежде всего необходимо продолжать заботы о материальном положении нашего корпуса офицеров. Необходимо, чтобы служба в штабах, управлениях, учреждениях Военного ведомства не была выгоднее службы в строю. Я много работал в этом направлении, но не достиг достаточного результата.

Массы офицеров в управлениях и учреждениях можно заменить чиновниками.

Необходимо затем, чтобы нашему строевому офицеру не представлялось выгодным переходить в пограничную стражу, акцизное ведомство, податные инспекторы, в полицию, военно-народное управление, жандармы, на железнодорожную службу и пр. и пр., только бы уйти из строя.

Удержав рядом мер по возможности лучшие элементы в рядах армии, необходимо, чтобы старшие чины, по мере движения вперед, не забыли того, что знали ранее, как это происходит ныне. Необходимо, чтобы и в мирное время наши старшие начальники действительно практиковались в командовании войсками, а не были только кабинетными деятелями, заведующими хозяйством, инспекторами, зрителями, посредниками. В особенности же необходимо, чтобы наши старшие войсковые начальники имели возможность уделять главную часть своего времени работе с войсками в поле и в казармах.

При нашей военной системе командование войсками находится, за малым исключением, в руках 5 начальствующих инстанций: командира полка, командира бригады, начальника дивизии, командира корпуса, командующего [435] войсками в округе{60}. Над нашим пехотным и кавалерийским полком, таким образом, стоит пять нянек. Но по пословице «у семи нянек дитя без глаза» и в наших полках на войне не всегда все оказывалось благополучно. Чаще, впрочем, дитя сохраняло оба глаза, но неясно видели, что надо делать, сами няньки мирного времени. Чем же объяснить такое явление? Конечно, можно ответить, что выбор начальствующих лиц был не всегда удачен. Это верно, но верно и то, что приходилось выбирать из лиц, имевших на то право по существующим правилам и узаконениям, что выборы производились по аттестациям, данным соответствующими начальствующими лицами до командующих войсками в округах включительно, и весьма многие назначения сделаны были из тех лиц, которые признавались достойными быть выдвинутыми из общей линии старшинства. Старались, таким образом, брать наилучшие силы, которыми мы располагали, но и эти силы оказались недостаточными. В числе причин тому укажем следующие.

Все начальствующие лица нашей пятиступенной военной иерархии, прежде всего, так заняты текущей службой, текущей перепиской, многие из них так обременены хозяйственными заботами, что им остается мало времени следить за военным делом и, двигаясь вперед по службе, не опускаться в знании воинского дела, а подниматься. Сама строевая служба наша с коротким летним сбором и лишь несколькими днями высокопоучительных занятий на две стороны дает мало практики в командовании войсками в поле. Обилие ответственных занятий по хозяйственной части часто ставит эти занятия на более важное место, чем занятие строем. Но особенно важно то, что вся служба и жизнь построены у нас так, что не способствуют выработке твердых, самостоятельных характеров.

Из пяти вышепоименованных должностных лиц только два — начальник дивизии и командир корпуса составляют [436] по преимуществу самостоятельные строевые инстанции, но и они сильно обременены текущей перепиской. Командир полка по распределению времени, посвящаемого им командованию полком в поле и на дела хозяйственные, является скорее заведующим хозяйством, чем строевым начальником. Командир неотдельной бригады лишен всякой самостоятельности и так поставлен, что его отсутствие малозаметно. Он скорее отдыхает, чем служит. Наконец, высшие чины строевой лестницы — командующие войсками в округах в большей мере являются начальниками военно-окружных управлений, чем вождями войск, вверенных их командованию. Прибавим к сему, что по мере движения вперед наши начальствующие лица все менее и менее практикуются в непосредственном командовании войсками в поле. Можно привести примеры, что командовавшие продолжительное время войсками в округах ни разу не командовали частями войск на маневрах, по несколько лет не садились верхом на лошадь. Как же выйти из этого ненормального положения и создать контингент начальствующих лиц, непрерывно практикующихся в исполнении тех обязанностей по командованию войсками, которые будут возложены на них с объявлением войны?

Роль командиров полков на войне обширна и важна. Командиру полка, дабы с успехом выйти из боевого испытания, требуется, кроме характера и знаний, еще полное знакомство с личным составом полка и большая практика в управлении полком в поле. Требуется, чтобы у него находилось свободное время для общения с офицерским составом, время на самоусовершенствование в военном деле. По характеру обязанностей в бою командир полка по преимуществу должен иметь дело с людьми, а не с бумагами и цейхгаузами. Между тем при настоящем положении командир полка, как указано выше, так обременен ответственными хозяйственными заботами, что главное время уделяет не живым людям, а мертвому инвентарю полка. За упущения по хозяйственной части командиру полка грозит большая ответственность [437] и притом материальная, чем за недостаточную тактическую подготовку полка. Очевидно, прежде всего требуется большую часть хозяйственных задач командира полка по обмундированию, обозу, продовольствию снять с командира полка и сделать его контролером этих отделов, а не ответственным хозяином. Тяжело обставлен командир полка и по отношению к личному составу. Большой некомплект офицеров во многих полках, особенно имеющих плохие штаб-квартиры, затрудняет службу. Но из этого слабого наличного состава с объявлением мобилизации часть офицеров выделяется для разных формирований и командирований и командировок. Меняются командиры батальонов и рот. Кадровые нижние чины при мирном составе, за выделением тоже значительного числа остающихся на месте, переводимых в другие части и пр., растворяются в массе призванных из запаса, и если не дано времени новому составу сплотиться со старым, командиру полка приходится вести в бой полк, который по наличному составу недостаточно ему известен. Требуется поэтому пересмотреть наши мобилизационные планы и установить еще в мирное время прочный основной состав офицеров и нижних чинов, который должен идти с полком в поход. В особенности ротные командиры не должны перемещаться по мобилизационному плану. Дабы по возможности выдержать это требование, необходимо, чтобы один из старших капитанов в полку, который может быть предназначаем для занятия штаб-офицерских должностей, заведовал учебной командой полка.

Важно в возможной степени поднять звание командира полка. Везде и всюду командир полка должен чувствовать особую важность возложенных на него обязанностей и связанное с этими обязанностями уважение к себе лично и своей деятельности. Те оскорбительные разносы, даже в присутствии подчиненных, которые позволяют себе старшие начальствующие лица по отношению к командирам полков, должны быть прекращены энергичным образом. [438]

В прошлую войну, как и в войны, веденные в Европе во вторую половину прошлого столетия, обозначилось во всех больших боях серьезное значение пехотной бригады как самостоятельной боевой единицы и, сообразно этому, большое влияние на исход боев деятельности командиров бригад. Авангарды и арьергарды корпусов составлялись обыкновенно из бригады. Командиры бригад завязывали наступательный бой. Они же и кончали его, командуя арьергардами. Между тем у нас права и обязанности командиров бригад наиболее бесцветны, и эти лица, как указано выше, скорее отдыхают после командования полком, чем служат. Их положение не дает им достаточной самостоятельности для совершенствования вверенных их командованию бригад и совершенствования самих себя.

Очень часто начальники дивизий и их начальники штабов игнорируют бригадных, эту в мирное время как бы искусственно созданную и лишнюю инстанцию. Отсутствие бригадного даже целые годы, например, по постройкам казарм, шоссе проходит совершенно незаметным для успеха подготовки подчиненных ему полков.

При такой обстановке даже энергичные и желающие работать лица, попавшие в командиры бригад, опускаются, тяжелеют, облениваются. Выход из этого ненормального и вредного в боевом отношении положения может быть только один: надо командиров бригад сделать в мирное время самостоятельными начальниками полков, которые они самостоятельно поведут в бой в военное время.

Для сего, по моему мнению, необходимо бригадам пехоты (и конницы) присвоить значение отдельных бригад, а их командирам — права начальников отдельных бригад. Лучше даже изменить самое наименование их и назвать их начальниками бригад. В каждой бригаде образовать небольшой штаб, который существует в отдельных бригадах, а именно: из двух адъютантов, одного обер-офицера Генерального штаба по строевой части и одного обер-офицера по хозяйственной части. Каждому [439] начальнику бригады присвоить права по строевой части и по хозяйственной, принадлежащие ныне начальникам дивизий. Права дисциплинарные сохранить те же, что и ныне им присвоены.

Начальники дивизий поставлены в нашей армии самостоятельно и близко к войскам. Но они очень обременены текущей перепиской, а в летнее время, являясь во многих случаях начальниками лагерных сборов, более присутствуют при занятиях войск, нежели командуют ими лично. При двухсторонних занятиях редкий начальник дивизии найдет возможным лично командовать одной из сторон (частью из ложного самолюбия, частью по отсутствию достаточно в этом случае авторитетных посредников). Поэтому наши начальники дивизий имеют практику в командовании войсками в поле только за время крупных сборов войск. Этого совершенно недостаточно. В особенности нашим начальникам пехотных дивизий не достает знакомства с другими родами оружия вследствие малой практики в командовании ими. С расширением прав командиров бригад необходимо будет перенести на начальников дивизий права, предоставленные ныне командирам корпусов, за исключением дисциплинарных прав. Начальники дивизий должны непрерывно помнить, что 16 000 штыков, коими они командуют, могут решить участь каждого сражения. Начальники дивизий, со включением в состав дивизий артиллерийских, саперных и кавалерийских частей, будут иметь возможность организовать в высокой степени поучительные занятия в дивизии летом и зимой в подготовке войск и их начальников к ведению боя при современных боевых условиях. Четыре офицера Генерального штаба, кои будут состоять при дивизии (два в бригадах и два в штабе дивизии), должны быть освобождены от всякой текущей переписки, кроме переписки по их специальности, и быть всецело поглощены подготовительной для командиров бригад и начальников дивизий работой по подготовке войск к бою.

Командиры корпусов тоже поставлены в нашей армии вполне самостоятельно, но тоже, как и начальники [440] дивизий, сильно обременены так называемой текущей перепиской (по личному составу, хозяйственным вопросам, инспекторской части, по ответам на различные запросы). Практика в командовании частями войск в поле у командиров корпусов совершенно недостаточная. Некоторые из них в течение нескольких лет ни разу не командовали войсками на маневрах. Знакомство с конницей не у всех командиров корпусов может быть достаточное (при некоторых корпусах конница не состоит вовсе). Практики в применении технических сил и средств (телеграфов, телефонов, мин, моторов, воздушных шаров и пр.) командиры корпусов не имеют вовсе или имеют недостаточную. Многочисленные штабы корпусов, особенно по специальности Генерального штаба, имеют весьма недостаточную практику. Опыт прошлой войны выказал необходимость усилить состав наших корпусов, о чем будет изложено ниже. Деятельность командиров корпусов имела и будет иметь важное и во многих случаях решающее значение. Необходим особенно тщательный выбор лиц на эти посты и предоставление им возможности не только учить других, но и непрерывно учиться самим. С увеличением прав начальников дивизий должны быть расширены и права (кроме дисциплинарных) командиров корпусов за счет прав, кои ныне имеют командующие войсками в округах.

Командующие войсками в округах являются одновременно старшими строевыми начальниками и в то же время несут обширные обязанности по административной части как начальники военно-окружных управлений. Эта административная деятельность вместе с текущей перепиской по строевой части отнимает у командующих войсками большую часть времени, и только при исключительно благоприятных условиях (большие маневры войск разных округов) они могут практиковаться на поле в командовании войсками. Но командующие войсками, которые одновременно несут и генерал-губернаторские обязанности, совершенно не в силах посвящать достаточно времени войскам даже по инспекторской части, не [441] только что для усовершенствовании себя в военном деле. С полным убеждением высказываю мнение, что если такое соединение двух должностей, из которых каждая требует человека с выдающимися дарованиями, характером и энергией, и имело пользу в политическом отношении, то собственно для армии было весьма невыгодно. Поэтому если мы хотим, чтобы командующие войсками, наши наиболее естественные кандидаты для командования армиями в военное время, имели время готовиться к этой важной обязанности, то мы должны освободить их от обязанностей по гражданской части. Иначе мы не добьемся совершенствования нашей армии. Есть предел человеческим силам. Наши генерал-губернаторы, отдавая главную часть своего времени и сил делам гражданским, значительную часть своих обязанностей возлагали на начальников штабов округов. Не трудно судить: в интересах ли армии такое перемещение обязанностей? К примеру, приведу, что важнейший округ — Варшавский — при нескольких генерал-губернаторах был по военной части запущен. В действительности, к подрыву авторитета командующего войсками округа и командиров корпусов, войсками округа распоряжался начальник штаба округа генерал Пузыревский.

Освободив командующего войсками от обязанностей по гражданской части, необходимо освободить его и от многочисленных забот по всем вопросам, которые в военное время в значительной степени отходят к ведению управления тыла. Инспекция госпиталей, разных складов интендантской, инженерной, артиллерийской частей, парков, управлений воинских начальников — все это отнимает слишком много времени от занятий с войсками и занятий по самоусовершенствованию. Обязанности командующего армией так усложнились при современном развитии военного искусства, что лица, предназначенные к занятию этих важных для армии и родины должностей, должны усиленно и непрерывно готовиться к ним в мирное время. У нас текущая переписка и текущие дела (доклады) даже на средних военных должностях так велики, [442] что редкий из начальников находит время следить за развитием военного дела. Поэтому-то мы и явились отставшими от военного дела и в прошлую войну, например, в смысле употребления артиллерии, оценки значения технических сил и средств для сообщения и связи, оценки значения различных строев для наступления и атаки и пр. Надо дать время нашим старшим начальствующим лицам двигать вперед развитие вверенных их командованию войск, и в то же время двигаться вперед, а не назад самим.

Из изложенного видно, что для улучшения командного состава нашей армии требуется:

1) улучшение общего строя жизни всего населения России, причем возрастут и духовные силы нации во всех сферах ее деятельности;

2) сделать военную службу привлекательной для лучшей части русской молодежи;

3) настойчиво добиваться, чтобы наиболее способные и энергичные носители военного мундира проходили службу в рядах армии;

4) снять военный мундир со всех лиц, не служащих в армии, заменив его совершенно отличным от носимого в армии;

5) сократить в возможной степени службу офицеров вне рядов армии: в управлениях, учреждениях и заведениях Военного ведомства;

6) принять энергичные меры, чтобы наши старшие начальники могли уделять главную часть своего времени не канцелярской работе, а работе с войсками в поле и в казармах. Принять меры, чтобы начальствующие лица, совершенствуя в боевом отношении вверенные им части, могли совершенствоваться и сами;

7) улучшить и приподнять положение командиров полков, освободив их в возможной степени от обширных, лежащих на них обязанностей по хозяйственной части;

8) приподнять значение командиров бригад, предоставив им права, коими ныне пользуются командиры отдельных бригад; [443]

9) сделать дивизии и корпуса более сильными, чем то было в прошлую войну, и принять меры к возможному увеличению времени этих старших строевых начальников для практики в непосредственном командовании войсками;

10) освободить офицеров Генерального штаба, кои будут состоять в бригадах, дивизиях и корпусах, от канцелярской работы по другим отделам, кроме работ по специальности Генерального штаба;

11) освободить командующих войсками в округах от непосредственного руководства деятельности военно-окружных управлений. Прекратить совмещение должности командующего войсками с должностью генерал-губернатора.

Неоднократно мною выше высказывалось, что срочнослужащие нижние чины в боевом отношении заявили себя хорошо и во многих случаях представляли в первых боях значительно более надежный элемент, чем нижние чины, призванные из запаса, особенно старших возрастных сроков службы.

Недостатки наших как срочнослужащих, так и запасных находятся в связи с недостатками всего русского народа. Недостаток развития русского крестьянина отражается и на нижнем чине. Отсутствие воинственности у русского населения вместе с нерасположением к начатой войне сказывалось отсутствием военного воодушевления среди нижних чинов. Малая их развитость затрудняла ведение современного боя, где требуется несравненно более сообразительности и инициативы от каждого отдельного бойца, чем ранее. Поэтому наши нижние чины, действуя самоотверженно в сомкнутом или близком к сомкнутому строю, предоставленные самим себе, лишенные офицеров, склонны были в большей мере к движению назад, чем к движению вперед. В массе мы представляли огромную силу, но лишь небольшое число нижних чинов было вполне подготовлено к сознательному одиночному бою. В этом отношении мы сильно отставали от японцев. В особенности японские унтер-офицеры были [444] значительно развитее наших. Мы у многих пленных не только унтер-офицеров, даже нижних чинов, находили дневники, показывавшие не только хорошую грамотность, но сознательное отношение ко всему происходящему, знание преследуемой задачи. Многие хорошо чертили. Один из пленных нижних чинов очень толково на песке указал относительное положение наших и японских войск.

Ныне, получив неразвитого и неграмотного новобранца, трудно в короткое время сделать из него смышленого, энергичного, предприимчивого, способного к одиночному бою бойца. Последовавшее сокращение сроков службы еще более затруднит в этом отношении нашу задачу. Особенная трудность возникает по образованию хорошего состава унтер-офицеров. И при 4-5-летнем сроке службы мы не решали этого вопроса вполне удачно. При безграмотности массы новобранцев и значительных книжных требованиях унтер-офицерских учебных школ, мы слишком быстро намечали будущих унтер-офицеров, руководствуясь их внешней бойкостью, грамотностью. Но глубокие душевные качества не познаются у нашего простолюдина с первого знакомства с ним. Люди со стойкими характерами, особенно ценными для военного дела, часто внешностью грубоваты, медлительны. Многие из них не попадают в число избранных к занятию унтер-офицерских должностей и оканчивают службу рядовыми.

Необходимо обратить внимание на это, дабы качествам душевным, характеру отводить при выборе унтер-офицеров первое место, а внешним качествам, расторопности, грамотности — второе. При этом придется сурового, с характером, нижнего чина производить в унтер-офицеры, если он и не удовлетворит всем требованиям по знанию так называемой «словесности».

При сокращенном ныне сроке службы нам нельзя обойтись без значительного числа сверхсрочнослужащих. Условия для удержания на сверхсрочной службе предположены ныне весьма хорошие, но в народе нашем твердо [445] сидит нерасположение к сверхсрочной «наемной» службе. Надо победить это нерасположение, подняв по возможности звание фельдфебеля и унтер-офицера и не только в материальном, но и в духовном отношениях.

Другой острый вопрос, с которым мы будем встречаться все чаще и чаще: как бороться против занесения в казармы разрушительных учений революционных партий? Меры, конечно, будут приниматься строгие, но если мы не успеем подавить эти партии в населении, то не убережем от заразы и армию.

Одно из основных требований при коротком сроке службы должно заключаться в том, чтобы наши войска не отвлекались от своих прямых занятий для полицейской службы. В особенности разрушительно для поддержания дисциплины действует частое участие войск в подавлении беспорядков с употреблением оружия.

В материальном отношении наш солдат, за недостатком денежных отпусков, был обставлен много хуже, чем в других армиях. Достаточно сказать, что содержание, например, германских войск при прочих равных условиях (по численности) обходится в два раза дороже, чем у нас. Ныне приняты энергичные меры, чтобы и в этом отношении сделать шаг вперед. В особенности серьезно улучшена пища.

Обеспечив хорошим кадрам сверхсрочнослужащих фельдфебелей и унтер-офицеров, улучшив жизненные условия нижних чинов, можно спокойнее смотреть на будущее и при трехлетней службе. Но мы выйдем из неизбежных при этом затруднений только в том случае, если освободим войска от массы лежащих на них хозяйственных работ (швальня, сапожная, разные мастерские, уход за неприкосновенными запасами и пр.) и облегчим несение караульной службы. Наши новобранцы охранялись от этих работ и караульных нарядов только первый год службы, попав в старослужащие, они зимой ведут занятия в ротах лишь небольшими партиями, все остальные — в расходе, в карауле и на работах. Прикрепив наших солдат при коротких сроках службы к работе по военной [446] части в течение 2—3 зимних периодов (вместо одного), мы этим уравновесим потерю для них одного лишнего лагерного сбора.

В Русско-японскую войну мы испытали пехоту разных категорий по относительному числу старослужащих и запасных нижних чинов: 1) Восточно-Сибирские стрелковые полки, кои содержались почти в военном составе еще в мирное время (обозы не были запряжены полностью), 2) пехоту первых бригад 31-й и 35-й дивизий, укомплектованную с началом войны до штатов военного времени срочнослужащими нижними чинами, 3) пехоту действующих корпусов, укомплектованную до штатов военного времени запасными и, наконец, 4) пехотные части, сформированные из резервных войск.

По мнению компетентных участников войны, вполне разделяемому и мною, при прочих равных условиях, чем более в части войск состояло срочнослужащих, тем тверже могла считаться эта часть для боя. Самыми надежными нашими войсками были Восточно-Сибирские стрелковые полки и бригады 31-й и 35-й дивизий, комплектованные срочнослужащими.

Действующие корпуса, пришедшие из Европейской России, как мы видели выше, были недостаточно заботливо подготовлены в России, чтобы уменьшить невыгодное для боя отношение в них срочнослужащих к запасным. Некоторые части, например, 10-й армейский корпус, прибывали на театр войны с некомплектом нижних чинов до 20 % состава и с еще большим некомплектом офицеров. В первый бой многие роты этого корпуса выступили, имея только по 30 молодых солдат и 30 старослужащих, не прошедших даже курса стрельбы, не видавших занятий всех трех родов оружия. Все остальные были запасные с большим числом старших сроков службы. Такие части войск приближались к типу войск резервных. Наконец, наши резервные войска пришли, почти не имея в своем составе кадров мирного времени, настолько они растворились в огромной массе запасных. В первых боях запасные, особенно старших сроков службы, [447] обнаруживали меньшую стойкость, чем срочнослужащие, и многие из них пользовались случаем, с разрешения начальства (вынос раненых) или без разрешения, уходить в тыл. Несомненно, что будь война национальной, поддерживай наша родина дух своих сынов, отправлявшихся на войну, а не умаляй его, наши запасные действовали бы даже в первых боях лучше, но несомненно и то, что при всех равных условиях срочнослужащие должны быть поставлены в боевом отношении выше запасных: моложе возрастом, не обзавелись семьей, не оторваны от своей семьи, когда уже считали военную службу законченной, лучше подготовлены в строевом отношении, более дорожат традициями своей части и пр. Поэтому наиболее надежным средством улучшить нашу пехоту является содержание ее в более сильном мирном составе, чем это допускалось ныне.

Состав мирного времени в сто человек, нижних чинов в роте за разными нарядами, командировками, больными, слабыми оказался настолько слаб, что в бой выходили роты, имевшие на одну треть срочнослужащих две трети запасных. По названию это были части действующих войск, а по составу они приближались, как указано выше, более к резервным, чем к действующим. Желательно, чтобы в действующих войсках число кадровых превосходило в каждой роте число запасных.

Огромные трудности и расходы, связанные с содержанием войск в мирное время в сильном составе, заставляют обращать особое внимание на улучшение состава запасных, ибо современные войны будут вестись по преимуществу (по численности) бойцами, призванными в армию на случай войны из народа.

Самое верное средство, дабы запасные шли на войну с намерением служить самоотверженно, — это общий подъем настроения всей нации при объявлении войны. Без этого подъема нации не будет такого и у запасных. Напротив, угнетенное настроение нации, как в зеркале, отразится и на запасных. Но и независимо от национального настроения есть меры, которые будут иметь влияние [448] на поднятие боевой годности запасных. Ныне связь нижнего чина, ушедшего в запас, не только со своей частью, но даже вообще с военной службой почти прекращается. Поверочные сборы слишком незначительны, часто, к тому же, по финансовым соображениям отменяются, хотя и приносят пользу, но в том размере, в каком практикуются, недостаточны. Вышедший в запас снимает с себя военную форму, не носит, за редким исключением, даже военной фуражки (придя домой, он часто дарит ее соседу или родственнику, не бывшим на службе, которые и донашивают ее), с удовольствием облекается в крестьянский или фабричный костюм, вполне считает себя вновь крестьянином, ведет хозяйство, растит детей, занимается мирскими делами. Около 40 лет тяжелеет физически. И вот при такой то обстановке его отрывают от семьи и посылают воевать в неведомую ему «арендовую» землю за непонятное ему дело. А тут еще общее нерадостное настроение кругом и щедро раздаваемые прокламации...

Очевидно, что отчужденность нашего запасного нижнего чина от армии за время пребывания его в запасе не способствовала быстрому превращению этого запасного, ставшего «мужиком», снова в солдаты. В несколько месяцев боевой школы эти запасные, правда, стали отличными солдатами, но не каждый противник даст нам это время.

Прибыв 9 месяцев тому назад в глухую деревню и проживая в ней безвыездно, я наблюдал наших запасных, возвратившихся с войны. Первоначально в марте, апреле и мае, тотчас по возвращении с войны, они ко мне являлись большими партиями. Были случаи, что строились взводы, выравнивались, приветствовали по-военному, стояли в папахах и частью в шинелях. Смотрели молодцами — солдатами. 9 месяцев тяжелой крестьянской работы быстро обратили их снова в крестьян. Теперь они приходят ко мне и с делом и без дела, но вместо приветствий по-военному все чаще снимают шапку и называют «барином». [449]

В Японии матери считали себя опороченными, если их сыновья оказывались по физическим недостаткам негодными идти на войну, а ко мне приходило большое число баб искренно благодарить за то, что я «пожалел» их сыновей и мужей и назначил их не в бой, а в транспорты, лазареты и пр.{61}, благодарили за то, что они вернулись целыми.

В Японии, Германии и в других странах стараются воспитывать народ в патриотическом духе, возбуждают еще в детях любовь к своей родине, гордость ею. В Японии, как указано выше, все школы всемерно создают и поддерживают воинственное настроение учащихся и практикуют их в военном деле. В Японии, Германии и других странах поощряется в народе образование разных патриотических обществ, поощряются все виды физического спорта, не боятся сотни тысяч ружей отдавать в руки населения для практики в стрельбе и пр. Мы всего этого не делаем, да и боимся делать, ибо нам всюду мерещатся политические и сепаратные цели подобных обществ при попытках возникновения их у нас. Относительно патриотического настроения в наших школах пока сделано слишком мало. Рознь между школами церковными, земскими, министерскими ухудшает дело. Ученики высших учебных заведений давно уже занялись вместо науки политикой. Все русское давно бранится. Военная служба считается не почетной. Маленький пехотинец, перегруженный, в дурно сидящем некрасивом мундире, пыльный и часто грязный, скорее возбуждает у прохожих чувства сожаления, чем чувства гордости своей армией. А между тем именно от боевой работы этих маленьких армейских пехотинцев зависит целость государства. При малых отпусках денежных средств мы недостаточно опрятно содержим своего солдата на службе, а отправляя в запас, даем [450] ему такую одежду, которою он пощеголять перед своими односельчанами и соседями, конечно, не может.

Как же при этих условиях мы хотим, чтобы наш запасной в несколько дней обратился в воинственного солдата?

Очевидно, что только при глубоком переустройстве нашей школы и реформах в жизни нашего простого человека, которые имели бы целью вместе с увеличением достатка привить ему сознательную любовь к родине, гордость ею и глубокое сознание необходимости всем жертвовать для нее, мы получим в запасном не только сознательного, но и одушевленного высоким чувством бойца за родину.

Достижение этих результатов не может зависеть от деятельности Военного ведомства. Это последнее поэтому обречено на принятие для улучшения контингента запасных лишь таких мер, которые могут иметь результаты второстепенного значения. Но и они важны. Перечислим те из этих мер, которые нам представляются наиболее неотложными.

Дисциплина армии есть основное условие для правильной и победной работы армии на войне. Но поддерживать эту дисциплину в армии, если народные массы утратят страх перед властями и, наоборот, власти будут бояться вверенных их заботе людей, составляет дело почти невыполнимое: ныне сроки службы коротки, а порядки и беспорядки, при которых живет нация, отражаются и в войске. А между тем для улучшения запасных прежде всего необходимо напрягать все усилия, даже при той неблагоприятной общей обстановке, в которой мы живем, для поддержания самой строгой дисциплины в армии. Нельзя допускать, чтобы не солдат боялся своего офицера, а наоборот. Ныне более расшатывает нашу дисциплину привлечение в разных видах армии к политической борьбе. С одной стороны, армию развращают пропагандой, с другой — чинов армии, вместо занятия военным делом, привлекают чуть ли не к постоянной полицейской службе, к подавлению разных беспорядков и не только военных бунтов, где без содействия верных [451] войск нельзя, но и в таких случаях, где должны справиться полиция и жандармы. Офицеров привлекают к деятельности в полевых судах по осуждению, расстрелу и вешанию политических и иных преступников. Такая деятельность армии вызывает возбуждение против нее населения, а в армии, несущей жертвы убитыми и ранеными, озлобление не только против тех, которые стреляют в солдат, но и против офицеров, которые заставляют солдат стрелять по гражданам. В результате дисциплина расшатывается. Что же унесет с собой солдат, уволенный в запас, если 2—3 года службы он главным образом будет в разных видах «поддерживать порядок», грозя своим оружием, а часто и пуская его в ход?

Армия может и обязана сделать энергичное усилие, чтобы подавить смуту, уничтожить каждое открытое сопротивление, вернувшись затем к своей нормальной деятельности. Но если такая деятельность приобретает хронический характер, если армия видит бессилие правительственной власти даже при помощи войск водворить порядок, то в ряды армии неизбежно проникает сомнение в целесообразности своей деятельности и сомнение относительно своих начальников.

По тому, что доходит до меня со стороны, кажется, тяжелая задача, выпавшая на долю нашей армии, приходит к концу, и порядок начинает водворяться в великой России. Дай Бог, чтобы это скорее случилось, ибо иначе армия наша будет идти не к улучшению, а к ухудшению.

При нормальных условиях наши заботы в армии должны клониться к тому, чтобы нижний чин, уволенный в запас, прибыл в свою родную деревню или город хорошо дисциплинированным, знающим дело, при котором состоял, гордящимся частью, в которой служил, уважающим начальство, которое им командовало.

Надо затем принять меры, чтобы за время пребывания в запасе он не утрачивал связи с армией и не забывал быстро того, чему его в армии научили. Одним из средств к тому служит в других армиях территориальная система, при которой запасные сохраняют до конца [452] связь с частями войск, где служили. Эта система в полном объеме для нас неприменима, но частичное, даже довольно обширное применение этой системы и у нас мне представляется вполне своевременным. Одной из больших выгод этой системы будет служить то, что запасные попадут при объявлении мобилизации в те же части войск, в которых служили и в мирное время. Они не будут чужими, скорее сольются с срочнослужащими. С другой стороны, они будут известны и составу сверхсрочнослужащих фельдфебелей, унтер-офицеров и офицерскому составу. В бою такие нижние чины, как земляки, будут сильнее держаться один другого и, что тоже важно, каждый из них в случае недостойного поведения будет знать, что товарищи принесут весть об этом и на его родину. Конечно, у нас в России эта система встретит и затруднения. Части, территориально тесно связанные с населением, восприимчивее к его судьбе, чем части случайного состава. Нижние чины, набранные из известной местности, при подавлении беспорядков в этой местности могут заколебаться быстрее, чем чины другой части. Были отмечены у нас в печати и другие прискорбные случаи: унтер-офицеры, строго относившиеся к нижним чинам, при увольнении их в запас просили, чтобы их не отправляли в одном и том же вагоне с их бывшими подчиненными, которые грозились тотчас по увольнении в запас расправиться с ними. Такая расправа при нашей распущенности и грубости нравов может быть перенесена и в деревню, куда прибудут при территориальной системе и бывшие начальники и бывшие подчиненные.

За время пребывания в запасе необходимо запасным чинам чаще напоминать, что они еще солдаты, чем мы это делаем теперь. Необходимо устанавливать уездные сборы запасных для нескольких учений в своем уезде в наиболее свободное от полевых занятий время (различное в различных местностях). Наши уездные воинские начальники, ныне, главным образом, занятые канцелярской работой, должны быть ближе поставлены к запасным, которые должны видеть в них своего начальника, [453] советника и заступника. Ныне отношения слишком канцелярские.

Что особенно важно, это разделение еще в мирное время запасных не только по годам службы, но и по категориям. Необходимо, по моему мнению, образовать три категории: по увольнении с действительной службы первые два года считать нижних чинов в бессрочном отпуску, заставлять их носить военную форму и быть постоянно готовыми к призыву на службу по частной или по общей мобилизации, а запасных последних двух сроков службы иметь на особом счету и комплектовать ими при мобилизации тыловые учреждения, госпитали, хлебопекарни, парки, этапные войска, транспорты и пр.

Улучшение запасных может быть достигнуто только улучшением жизненных условий всего населения. От Военного ведомства будет зависеть отпускать их в запас настолько основательно подготовленными, чтобы они не забыли своей в сущности не особенно хитрой науки и за время пребывания в запасе. Военному же ведомству необходимо будет принять меры, дабы и во время пребывания в запасе освежались эти сведения более энергично, чем это делалось за неотпуском денежных средств до настоящего времени.

Выше, в 6-й главе, было выяснено, что, начав войну с Японией, мы в то же время признавали необходимым по отсутствию политической подготовки к войне быть по возможности во всеоружии на западной границе. Поэтому в состав войск действующей против Японии армии было назначено слишком большое число резервных войск. Второй к тому причиной служило недостаточное знакомство с материальными и, главное, с духовными силами нашей армии. Наши отборные по комплектованию офицерами и нижними чинами войска — три гвардейских и три гренадерских, всего шесть дивизий — оставались дома в то время, как вновь сформированные корпуса из резервных войск двигались на подкрепление армий. Выше было указано, что по разным причинам не было принято мое предложение мобилизировать направляемые к нам подкрепления [454] тотчас после Св. Пасхи. Их мобилизовали месяцем позже. К нам в Маньчжурию полки эти прибыли совершенно еще не сплоченными, не обученными, мало знакомыми с новой винтовкой, не прошедшими курса стрельбы, не проделавшими тактических занятий со всеми родами оружия. Даже войска 6-го Сибирского армейского корпуса, отбывшие лагерный сбор, не получили для совместных занятий с ними ни одного орудия, ни одного эскадрона или сотни. В 4-м Сибирском корпусе, готовившемся к войне в наиболее благоприятных условиях, лишь один Омский полк учился с артиллерией, и то старого образца, а действовали в бою с новым образцом, конницы же почти не видели. Если прибавить сюда случайный состав начальствующих лиц, малую спайку между собой офицерского состава, почти отсутствие должной тактической подготовки, большое число запасных старших сроков службы, наконец, общее нерасположение к войне и отсутствие военного одушевления, будут вполне ясны причины, почему в первых боях некоторые части из резервных войск не выказали достойной стойкости, а другие части, хотя и действовали храбро, но крайне неумело.

Войска 4-го Сибирского корпуса с первых же боев заслужили в армии хорошую репутацию. Причины тому были: 1) отличный состав нижних чинов — суровых сибиряков, сильных телом и духом, лучше других нижних чинов понимавших, из-за чего мы воюем на Дальнем Востоке, 2) удачный подбор начальствующих лиц, начиная с командиров полков, 3) храбрость офицерского состава и 4) относительно большее, сравнительно с другими частями войск, время для обучения и спайки.

Но и резервные войска, прибывшие из Европейской России, получив боевую закалку, в последующих боях вели себя доблестно. Достаточно вспомнить действия в сражении под Мукденом полков 71-й и 54-й дивизий, а также полков 55-й и 61-й дивизий.

Но этот результат пришел поздно и стоил многих жертв. На Европейском театре участь кампании будет решаться с большей быстротой, чем в Маньчжурии. Первые [455] бои через короткое время после объявления войны будут иметь решающее значение. Наши резервные войска, при обстановке Русско-японской войны (одноколейная дорога), могли бы за несколько месяцев сплотиться и явиться на театр войны более подготовленными, чем явились в действительности. При европейской же войне через самое короткое время после объявления мобилизации они должны быть перевезенными в район военных действий. Мы сделали ошибку, сформировав резервные войска в отдельные корпуса. Они принесли бы, по моему мнению, больше пользы, войдя в состав других корпусов третьей дивизией или отдельной бригадой. Этим была бы исправлена и наша корпусная организация, слишком громоздкая для 24-батальонного состава.

При сильных корпусах и, в особенности, наличности отдельных бригад, не сведенных в дивизии и корпуса, уменьшилось бы перемешивание войск в бою.

До войны с Японией мы не подготовляли в мирное время организации резервных войск в корпуса, но для формирования резервных дивизий все было подготовлено. По моему мнению, нет нужды формировать резервные войска не только в корпуса, но даже в дивизии, и выгоднее будет придать им организацию отдельных бригад 8-батальонного состава и назначить таковые частью в состав армии, а оттуда в состав корпусов или оставлять вне корпусной организации. Вместе с пехотой должны мобилизироваться резервная артиллерия, резервные саперные войска и резервная конница. Каждая резервная бригада в 8 батальонов{62}, в 8 тысяч штыков, должна будет получить по две батареи 12-орудийного состава, одну роту саперов и один резервный эскадрон или сотню казаков.

Эти самостоятельные резервные бригады по мере формирования их надлежит направлять в состав армий. Такая организация дает возможность употреблять войска резервные для второстепенных целей, не расстраивая [456] действующих войск. Отпадает и необходимость приискивать начальников дивизий и корпусов для резервных войск и формировать громоздкие для них штабы.

В главе 6-й в числе причин наших неудач в войне с Японией было указано малое в веденных нами боях число штыков в наших ротах сравнительно с японскими. Число батальонов у нас часто было большее, чем у японцев, а число штыков меньше. Происходило это от многих причин, в числе которых главными были: некомплект частей, даже еще не бывших в бою, с которым они прибывали в состав армии, несвоевременное пополнение убыли убитыми, ранеными, заболевшими, значительное число нижних чинов, хотя и числившихся строевыми, но с разрешения начальства находившихся вне боевых линий и, наконец, вынос раненых строевыми нижними чинами. Кроме того, за отсутствием организованных войск для тыловой службы, значительное число офицеров и нижних чинов было командировано из частей войск для этой службы. Штабы, управления, транспорты, госпитали, парки, интендантские учреждения требовали большое число чинов. В результате, как указано выше, боевой элемент армии составлял лишь 50—70 % всего числа чинов, находившихся на довольствии.

Для уменьшения различных нарядов от действующих войск необходимо заблаговременно создать кадры для войск тыловой службы (войска сообщения) и необходимо обеспечить быстрое пополнение убыли в войсках из состава запасных войск, прочно организованных и тесно связанных с действующими войсками. Каждый действующий полк должен иметь свой запасной батальон.

Затем для увеличения боевого элемента, сравнительно с общим числом ртов и в особенности для увеличения числа штыков, необходимо увеличить боевой состав наших рот с 220 до 250 штыков в роте (считая в том числе и унтер-офицеров). Но имея по штатам 220 штыков в роте, мы в действительности никогда не могли вывести в бой даже 200 штыков в роте. Поэтому, усиливая состав роты [457] до 250 штыков, надо принять меры, чтобы эти 250 человек действительно могли идти в бой.

По существующим штатам{63} в пехотном армейском полку числится 3838 строевых и 159{64} нестроевых нижних чинов, итого 3997. Общее число строевых дает по 235 штыков в роте, но в это число включено 35 музыкантов, 33 барабанщика, 1 горнист, 3 полковых каптенармуса, 1 фельдфебель нестроевой роты, 5 обозных унтер-офицеров и, кроме того, еще 240 человек, по 15 на роту, назначаемых для хозяйственных надобностей и прислуги. За исключением этих чинов остается строевых 3520, что дает по 220 штыков в роте. Но в действительности, на основании боевого опыта, выяснилась необходимость допустить из числа этих 220 строевых нижних чинов значительный расход, неизбежный даже в том случае, если бы разрешения на таковой не последовало.

Особенности Маньчжурского театра войны вызывали такие расходы людей, которые на Европейском театре не потребуются вовсе или потребуются в меньшей степени. Так, в Маньчжурии войскам приходилось иметь, кроме форменного обоза, еще вьючный, что вызвало расход людей в полку до 50 человек{65}. В полках приходилось иметь большие гурты скота, что для ухода за ними и для охраны вызвало расход в 24 человека. Резаков скота в полку имелось 9. В каждой роте было заведено по два-три ослика, которые, ничего не стоя казне, несли большую и полезную службу по перевозке воды, подвозу патронов и пр. Служба этих осликов была так полезна, особенно по подвозу в стрелковую цепь патронов и воды, что я признаю полезным завести их и в войсках Европейской России. В каждой роте при осликах назначался один рядовой. [458]

В полках числилась масса офицеров, в том числе лечившихся и вне театра войны. Многие раненые взяли с собой казенную прислугу. Поэтому расход на казенную прислугу доходил до 100 человек и более. При охотничьих командах были сформированы особые вьючные обозы для перевозки патронов и продовольствия, которые вызывали наряд в 13 человек от полка. Но и за исключением части этих расходов, ограничиться положенными по штату 15 человеками на роту для всех хозяйственных надобностей нельзя.

На основании бывшего опыта полагаю необходимым допустить следующий расход людей на каждый полк, кроме штатных нестроевых (159 человек){66}, которых и не вводить в расчет боевой силы полка:

ротных писарей — 16

артельщиков — 18

при офицерской кухне — 4

кашеваров — 18{67}

резаков и караульщиков скота — 12

при офицерских лошадях — 27

обозных при охотничьей команде — 13

инструкторов (при оружии и патронах) — 4

санитаров — 128

для охраны обозов — 48{68}

к ротным осликам — 16

казенной прислуги — 80

фельдфебелей нестроевой роты — 1

обозных унтер-офицеров — 5

конных ординарцев — 20

музыкантов — 35

барабанщиков — 33

запасных на случай заболеваний и ранений — 13

Итого: — 491 [459]

Все эти чины необходимо перечислить в нестроевые. Прибавляя к ним 159 нестроевых, определенных штатом{69}, мы получим, что нестроевой элемент одного четырехбатальонного пехотного полка составит 650 человек. Все эти чины должны быть вооружены и быть готовы к боевой службе в передовых линиях или в обозе.

Значение пулеметов настолько определилось, что оставлять нашу армию без пулеметов нельзя. Но пулеметы должны быть переносимы на людях, а не составлять ездящие батареи, трудно маскируемые. По моему мнению, необходимо иметь на каждую роту один пулемет. Для носки пулемета и патронов к нему придется назначить по 6 (вооруженных ружьями) нижних чинов. Всего пулеметная команда полка потребует 100 человек (считая и 4 запасных). Равно и охотничьи команды дали нам такую большую службу, что и в будущих войнах необходимо иметь пешие и небольшие конные охотничьи команды в полку. Для сих команд надо определить по 200 человек на полк. Наконец, за исключением всех этих расходов, силу каждой роты надо определить в 250 штыков, что даст на полк 4000 штыков, таким образом, сила полка определится в 5000 человек, в том числе:

строевых в 16 ротах — 4000

охотничьи команды — 200

пулеметная команда — 150

нестроевых — 650

Итого: — 5000

Полки в настоящее время имеют: 3838 строевых и 159 нестроевых, итого 3997 человек, т. е. прибавка на каждый полк составит в 1003 человека.

Прибавим к сему расчету, что хотя по существующему штату и полагается в полку 3838 строевых, что дает по 245 штыков в роте, еще имеются, кроме 69 музыкантов, барабанщиков и горниста, 3 полковых каптенармуса, [460] фельдфебель нестроевой роты и 5 обозных унтер-офицеров. А за исключением 15 человек на каждую роту для хозяйственных надобностей нестроевой элемент каждого полка и по существующему штату складывался так:

собственно нестроевых — 159

музыкантов, барабанщиков и горнист — 69

полковых каптенармусов — 3

фельдфебелей и обозных унтер-офицеров — 5

для хозяйственных надобностей — 240

Итого: — 475

Определяя общее число нестроевых в 650 человек, я таким образом прибавлю к расходу, допускаемому существующим штатом, 174 человека. Эти добавочные чины, считая в их числе и санитаров, в действительности в строй не выводились. Таким образом, прибавка боевого элемента в полку 5000 состава против существующего выразится следующим образом:

прибавка по 30 штыков на роту (вместо 220 по 250) — 480

охотничьи команды — 200

пулеметная рота — 150

Итого: — 830

Такая прибавка заметно усилит боевой состав войск сравнительно с существующим.

В начале войны армия наша в составе своем имела незначительное количество пулеметов. Между тем японцы, оценив всю силу пулемета, быстро ввели в своей армии его и широко снабдили войска. То же делала и наша армия. Уже с лета 1904 г. в армию стали в значительном числе прибывать пулеметные роты и команды. Система пулеметов не удовлетворяла тактическим данным: 1) легкости и 2) удобству применения к местности.

Необходимо выработать такой тип пулемета, который бы переносился на руках даже в передовой цепи.

Наши пулеметы, высокие, громоздкие, со щитами, скорее напоминали облегченную пушку. [461]

Несоответственность конструкции, трудность применения к местности и создали мнение, что пулеметы на позиции должны сводиться в пулеметные батареи и располагаться так же укрыто, как и артиллерия. Мнение это в высшей степени ошибочное.

Громадная огневая сила пулеметов требует размещения их по боевым участкам на важнейших пунктах или в штурмующих колоннах небольшими группами. С целью же использовать их силу в случае надобности на все дистанции, пулеметы при наступлении должны сопутствовать передовым цепям, а при обороне располагаться в боевой части. Существовавшая организация пулеметных рот, группировавшая пулеметы в крупные соединения, не удовлетворяла вышеизложенным тактическим требованиям.

Пулеметы должны быть приданы полкам по расчету 4 пулемета на батальон.

Главной мерой по увеличению боевого элемента в наших войсках надлежит признать сильное развитие запасных войск и придание им такой организации, при которой тотчас после веденных боев, а при затяжке боя, как то было в прошлую войну, и во время боев части войск могли бы получать укомплектования офицерами и нижними чинами. Каждый пехотный полк должен иметь свой запасной батальон. Каждый такой батальон желательно формировать с объявлением мобилизации в 40 % боевого элемента полка, т. е. 1600 человек, непрерывно обучаемых, из коих на театре военных действий необходимо иметь отделение каждого запасного батальона в 10 % боевого состава, т. е. в 400 человек. Эти 400 человек, соединенные в одну роту, и должны составлять запасную роту такого-то полка, непрерывно пополняемую. При каждой дивизии эти роты, соединенные вместе, образуют запасный батальон в 1600 человек для немедленного пополнения убыли в полках дивизии. Все заболевшие и раненые, оставленные на театре военных действий, должны перечисляться в этот батальон и туда же поступать по выздоровлении. [462]

После больших боев этот запас окажется недостаточным, и потребуется подвоз укомплектований с главной базы.

Подобным же образом должно быть обеспечено поддержание боевого состава и других родов оружия.

Убыль среди нестроевого элемента значительно меньше (главным образом, от болезней), но и для пополнения этой убыли необходимо иметь готовый запас, отличный от пополнения боевого элемента, а именно, составленный из старших сроков запасных и частью из выздоровевших раненых и больных строевых, кои окажутся малопригодными для службы в строю{70}.

Из опыта прошлой войны с полной ясностью выказалась особая важность быстрого укомплектования частей войск после боев. Японцы и достигли этого, чем имели перед нами большое преимущество. Число батальонов было больше у нас, а число штыков — у них. Такое укомплектование для нас было бы важнее подвоза подкреплений, ибо могло в большой мере усилить нас. Достаточно сказать, что располагая, например, пятью воинскими поездами в сутки, мы могли подвезти корпус с обозами, парками лишь в 20 дней, что усилило бы нас примерно на 25 000 штыков. За тот же самый период, подвозя только укомплектования, мы могли подвезти 90 000—100 000 человек (нет обозов, артиллерии, конницы). При огромных наших потерях таяла лишь пехота; артиллерия, парки, транспорты, учреждения и заведения — все это оставалось. Число орудий на 1000 штыков оказывалось несоразмерно велико. Обозы огромны. Оставшиеся в корпусах 10 000—11 000 штыков обращались как бы в прикрытие артиллерии, парков, обозов{71}. [463]

К тыловым войскам я на основании опыта войны отношу: этапные войска, железнодорожные войска, дорожные рабочие команды (для грунтовых дорог), команды телеграфные, моторные, войска обозные разных наименований. Все эти категории войск должны подчиняться начальнику военных сообщений. Кроме того, в тылу находится большой личный персонал в заведениях, учреждениях и складах всех полевых управлений. Эти чины определены в значительной степени существующими штатами, и я их касаться не буду.

Отсутствие у нас подготовленной организации тыловых войск, при их настоятельной необходимости, повело к формированию их за счет боевого элемента пехоты. Начальники войск при этом жаловались на большой расход людей на тыловую службу, а начальники, ведавшие тыловой службой, жаловались на недостаточность назначенных в их распоряжение сил для успешной службы в тылу{72}.

Очевидно, необходимо подготовить формирование тыловых войск одновременно с мобилизацией армии.

В напечатанном ныне обширном отчете по командованию мною 1-й Маньчжурской армией в отделе по устройству тыла и в отчетах управления начальника военных сообщений и полевого управления этапами имеются ценные данные боевого опыта, которые могут быть полезны при составлении проекта организации тыловых войск у нас.

К концу августа 1905 г. численность войск только 1-й Маньчжурской армии составила 300 000 человек. Тыл 1-й армии занимал в глубину 220 верст и по фронту до 500 верст{73}. Из них мы прочно занимали войсками армии по фронту около 100 верст, считая и левофланговый корпус генерала Ренненкампфа. [464]

В это время под командой начальника военных сообщений 1-й армии находились 650 офицеров и чиновников, 12 000 нижних чинов и до 25 000 лошадей.

Это число нижних чинов признавалось недостаточным.

В 1-й армии состояло 6 армейских корпусов.

Для определения потребного числа тыловых войск в моем отчете по командованию 1-й Маньчжурской армией имеются следующие данные.

Применительно к опыту минувшей кампании, для правильного функционирования тыловых учреждений тыловые войска, подчиненные начальнику военных сообщений одного корпуса на один переход, должны заключаться в нижеследующем:

этапная полурота — 120

транспорты подъемной силы 900 пудов, по 4500 пудов в сутки — 320

взвод дорожных войск — 25

почтово-телеграфных рабочих — 5

Итого: — 470

Размер силы транспортов по местным условиям определялся, считая парную запряжку 15 пудов полезного груза на лошадь и 10 полезных верст в сутки, т. е. 150 пудов-верст на лошадь в сутки. При этом необходимо иметь в виду, что в действительности полезная работа транспортов 1-й армии, вследствие дурных дорог и слабой пары лошадей, была в 2,5 раза менее предположенной.

Каждый из корпусов 1-й армии имел свою тыловую дорогу.

Этапы, которые мы устраивали на этих корпусных путях, рассчитывались помещениями на 1000 человек и кухнями на 2000 и даже на 3000 человек. Каждый должен быть оборудован так, чтобы мог пропускать в сутки 2000 человек укомплектований (следующих без обозов) для одного корпуса.

Огромное развитие техники находит все большее применение в боевом деле. Минувшая война еще не дает достаточных данных того развития технических сил и [465] средств, кои будут употреблены при борьбе двух европейских армий. Японцы были значительно сильнее нас снабжены этими силами и средствами, но далеко еще не в той мере, какая должна быть предвидена для самого близкого будущего.

Устройство сильных укреплений в самое короткое время, проложение во время военных действий железнодорожных и грунтовых путей, особенно полевых железных дорог, устройство телеграфных линий и беспроволочного телеграфа, гелиографов, сигнализации фонарями, флагами, воздушные шары, моторы, велосипеды, большое количество искусственных препятствий, проволоки, мин, ручных гранат, штурмовых средств, запасы шанцевых инструментов и пр. — все это должно быть при армии в должной готовности и в больших количествах. Для правильного использования всех этих средств необходима заблаговременная организация и несравненно более многочисленные инженерные войска, чем те, которыми мы располагали в минувшую войну.

Инженерные войска должны заключать в себе саперные, телеграфные и железнодорожные части.

Не касаясь здесь железнодорожных войск, необходимых для обслуживания тыла армии (количество которых должно определяться в зависимости от длины железнодорожных линий, предположенных к проложению во время военных действий), остановимся на вопросе о потребном количестве саперных и телеграфных войск для одного корпуса 3-дивизионного состава.

Забытая после турецкой войны лопата в минувшую японскую войну вновь получила должное место.

При силе и губительности современного огня наступление и оборона, не пользуясь лопатой, без огромных потерь невозможны.

Для упорства обороны требуется создание сильных позиций с рядом открытых и сомкнутых укреплений и всевозможных искусственных препятствий. Вместе с тем атака таких позиций требует людей, обученных уничтожать эти препятствия и действовать подрывными средствами. [466]

Появление тяжелой артиллерии в войсках вызывает необходимость исправных дорог и вполне прочных мостов.

В минувшую войну в состав каждой японской дивизии в 12 батальонов входил один саперный батальон сильного состава. Мы имели в общем на каждую дивизию по одной роте саперов. Это количество оказалось недостаточным. Наши саперы работали самоотверженно при устройстве укреплений и проложении дорог, но боевая их деятельность была незначительна. Как это ни странно покажется, но с началом боя про саперов часто забывали. Из приведенных выше примеров видно, что их забыли даже при действиях против сильно укрепленной позиции японцев у Сандепу. Мы во 2-й армии имели несколько саперных батальонов, а при штурме Сандепу с войсками, двинутыми на штурм, не было направлено ни одной роты саперов. При малочисленности саперов их слишком оберегали от потерь и перешли в этом отношении должные границы: ничтожные потери в саперных частях в минувшую войну, сравнительно с пехотными частями, служат тому доказательством.

Мне представляется необходимым для более полезной службы саперов приблизить их к войскам и вместо присоединения саперов к корпусам войск присоединить их к дивизиям. Если нам удастся иметь сильные полки в 4000 штыков, то я считаю необходимым, чтобы каждому полку для боя оборонительного или наступательного придавалась одна рота саперов в 250 человек, что составляет для каждой дивизии один 4-ротный саперный батальон в 1000 человек. Саперный батальон должен иметь возможность быстро устраивать искусственные препятствия и обладать способами и средствами для их разрушения. В особенности важны запасы проволоки. По бывшему опыту можно принять, что при каждой дивизии необходимо иметь запас проволоки на два опорных пункта по 100 пудов для каждого.

К каждой дивизии, кроме того, должна быть придана телеграфная рота шестивзводного состава для быстрой связи всех полков с каждой частью полка, выставленной [467] вперед, и со штабом дивизии, а также штаба дивизии со штабом корпуса. Каждый полк должен иметь по телеграфному взводу. В составе этого взвода и должны быть сосредоточены все средства полка по устройству связи: телефоны{74}, сигнализация флагами, велосипеды, моторы.

При каждом корпусе войск трехдивизионного состава должна находиться саперная бригада в составе трех батальонов саперов по числу дивизий, одного телеграфного батальона пятиротного состава, одна минная рота, одно воздухоплавательное отделение и один железнодорожный батальон.

Две телеграфные роты, приданные корпусу, должны обеспечивать связь корпуса с корпусами, находящимися в тылу, парками, обозами, запасами.

Кроме армейского запаса полевой железной дороги, на каждый корпус необходимо рассчитывать 50 верст полевой железной дороги (паровой или конной тяги в зависимости от театра военных действий).

Один из наших главных недочетов в бывших боях заключался в том, что начальствующие лица разных степеней, как мы то видели из приведенных выше примеров, не только не знали расположения войск противника, но не знали во многих случаях и расположения своих войск, теряя с ними связь. Поэтому они не могли сознательно вести бой и не могли своевременно ставить в известность о том, что происходит на поле сражения, командиров корпусов, командующих армиями и главнокомандующего. Японцы с движением каждого полка вперед проводили и телефон. Мы находили японских телефонистов убитыми в волчьих ямах: они шли с передовыми цепями. У нас прерывалась часто связь даже между корпусами и армиями.

Необходимо исправить этот тяжелый недостаток. Необходимо, чтобы на будущее время мы могли действовать с открытыми глазами. Учиться сему надо еще в мирное время. Необходимо, чтобы на мирных маневрах ни один [468] полк не двигался вперед без телефонной связи с командиром бригады и штабом дивизии. Необходимо, чтобы в штабах дивизии, корпуса и армии на основании телефонных и телеграфных сведений непрерывно обозначалось на картах перемещение наших и неприятельских войск. Прежде с холма в подзорную трубу вожди войск могли видеть все поле сражения, видеть свои войска, видеть по дымкам линии неприятельских пехотных и артиллерийских частей. Теперь этого ничего не видно. Часто не видно и войск. Видны только дымки разрывов снарядов наших и неприятельских. Поэтому распоряжения надо делать на основании карты с нанесенными на нее войсками нашими и неприятельскими. Нам необходимо научиться составлять и непрерывно изменять такую карту. Дабы все сведения наносились на эту карту своевременно, кроме обычных донесений с конными людьми, надо организовать получение донесений с велосипедами, моторами, а главное по телеграфу и телефону. Дабы достигнуть этого важного результата, неизбежно надо идти на значительные затраты, чтобы создать «службу сообщений» или «службу связи», вполне удовлетворяющую потребностям боя, движения и отдыха. Достаточное число саперных частей, распределенных по полкам, поможет нам брать укрепленные позиции, усиленные искусственными препятствиями, и поможет быстро приспособлять к обороне взятые нами местные предметы и позиции. Работа минной роты в будущем будет велика как при атаке, так особенно при обороне. При минной роте должны сосредоточиваться и все взрывчатые вещества, нужные для разрушения, в том числе мины, пироксилиновые шашки и ручные гранаты. Огромное действие бомб, бросаемых революционерами и анархистами, должно быть использовано в военных целях. Если находятся фанатики, идущие почти на верную смерть, чтобы убивать мирных граждан, то несомненно найдутся и самоотверженные воины, которые, следуя в передовых рядах наступающих, будут бросать эти бомбы в ряды противника и для разрушения препятствий, им воздвигнутых. [469]

Опыт минувшей войны выяснил, что для успеха действий артиллерии искусство важнее многочисленности. При современных условиях боя, когда расположение батареи не видно, во время артиллерийского состязания выпускается огромное количество снарядов совершенно безрезультатно. Два-четыре орудия, искусно укрытые и своевременно меняющие место расположения, могут состязаться с артиллерийской бригадой и если ранее обнаружат расположение неприятельских орудий, то при скорости стрельбы нанесут ей серьезный вред. Артиллеристы, особо способные и энергичные, приобретя военный опыт, во многих случаях удачно «нащупывали» неприятельскую артиллерию, но во многих случаях действия нашей артиллерии принесли противнику мало вреда. Как наиболее отрицательный пример можно указать на действия нашей артиллерии под Сандепу, где мы, имея задачей овладеть Сандепу, выпустили 70 000 снарядов по разным площадям, кроме участка, занятого Сандепу. Огромный расход артиллерийских патронов тоже обязывает самым внимательным образом относиться к вопросу о численности артиллерии. В минувшую войну вследствие медленного укомплектования наших потерь мы были во многих случаях перегружены артиллерией. Нам часто приходилось действовать дивизиями, имеющими только по 6000-8000 штыков в четырех полках при 48 орудиях на дивизию, дающих от 6 до 8 орудий на 1000 штыков, что чрезмерно много. Особенная обремененность артиллерией сказывалась в тех случаях, когда являлся недостаток в артиллерийских патронах.

Даже в предположении, что нам удастся поддержать свои полки в составе 4000 штыков, полагаю достаточным сохранить существующее ныне при большинстве дивизий число орудий (48), что дает по 3 орудия на 1000 штыков.

Ныне сила артиллерийского огня так велика (по скорости стрельбы), что в тактическом отношении четыре орудия могут рассматриваться как самостоятельные боевые единицы. [470]

Формировать 4-орудийные батареи слишком дорого и требует слишком много личного состава, поэтому предпочтительнее отказаться от дивизионов и вернуться к прежней 12-орудийной батарее, разделив ее на самостоятельные в тактическом отношении три роты. В каждой дивизии четыре батареи свести в артиллерийский полк, подчиненный начальнику дивизии. Каждой ротой будут командовать капитаны, батареями — подполковники, полками — полковники.

Опыт показал, что для дружной боевой работы весьма важно, чтобы батареи действовали по возможности с одними и теми же полками пехоты. Устанавливается тесная связь и являются самоотверженные действия для взаимной выручки. Мне часто приходилось слышать: «наша батарея», «наш полк», и в этих простых словах чувствуется глубокий внутренний смысл. Каждая батарея должна иметь возможность действовать в отделе от артиллерийского полка, в состав которого она входит.

Для действий в горах войскам должна придаваться горная артиллерия в том же размере.

Орудия наши оказались вполне хорошими. Но шрапнель, прекрасно действуя по открытым местам и людям, оказалась непригодной для действий по целям закрытым, земляным укреплениям, глинобитным стенкам. Как указано выше, артиллерийская подготовка против, например, китайских селений, занятых японцами, не имела должного результата (стенки снаряда слишком тонки, а разрывной снаряд слишком мал). Поэтому настоятельно необходимо скорейшее введение в нашу артиллерию второго типа снаряда с достаточным фугасным действием. Но ввиду малого калибра этого снаряда действие его все же не будет достаточное для разрушения преград, кои ныне быстро созидаются на позициях и носят характер временных укреплений, а не полевых (сильные блиндажи, толстые насыпи, несколько рядов искусственных препятствий). Для подготовки атаки на такие укрепления и для скорейшего результата при действиях против местных предметов весьма полезно иметь полевые гаубицы выработанного [471] ныне типа. Эти гаубицы, числом 24, можно свести тоже в двухбатарейный полк и придать к корпусу в виде корпусной артиллерии. Наконец, при каждой армии необходимо иметь легкий осадный парк для содействия при овладении различными опорными пунктами и укреплениями как долговременного, так и временного характера.

Организация парковой части оказалась хорошо продуманной, но парковые повозки по маньчжурским дорогам передвигались с трудом. Опасаюсь высказывать мнение за дальнейшее увеличение запряжных парков, до такой степени мы были перегружены обозами разного вида. Предпочтительнее, как то мы и делали, быстро устраивать местные парки при железнодорожных станциях и разъездах.

В минувшую войну войска в ружейных патронах редко встречали недостаток, но в артиллерийских патронах недостаток был большой: после боев под Ляояном, на Шахе и под Мукденом наша армия оказывалась без запаса артиллерийских патронов для дальнейшего пополнения батарейных и парковых комплектов.

Средневероятный расход ружейных патронов по опыту боев определился: за день боя на один батальон — 21 000 при минимуме несколько свыше 300 патронов и максимуме до 400 000 на батальон. Средневероятный расход патронов за час боя на один батальон равнялся 1700 при минимуме 200 патронов и максимуме 67 000. Общий носимый и возимый запас патронов при 4-батальонном пехотном полку составлял 800 000 патронов.

Средневероятный расход патронов на одно полевое скорострельное орудие в один день боя определился в 55 патронов при минимуме 4, максимуме 522. На одно полевое скорострельное орудие в один час боя Средневероятный расход патронов определился в 10,3 патрона при минимуме 0,7 и максимуме 210 патронов.

В первых боях наша артиллерия действовала неуверенно и недостаточно удачно, но приобретя боевой опыт, многие из наших артиллерийских частей самоотверженно [472] и доблестно боролись не только против японского артиллерийского, но и против ружейного огня. Сравнительно с действиями артиллерии на Европейском театре в Русско-турецкую войну 1877-1878 гг., мы сделали значительный шаг вперед. Весьма большие потери убитыми и ранеными во многих батареях свидетельствуют, что наши артиллеристы не боялись умирать.

Действия конных батарей зависели вполне от начальников кавалерийских частей, к которым они были приданы. Там, где эти начальники действительно хотели действовать против неприятеля, действовали с успехом и наши конные орудия. Достаточно вспомнить поистине геройские действия 1-й Забайкальской конной батареи, приданной к Забайкальской казачьей бригаде генерала Мищенко. Эту батарею и ее молодца командира знала вся армия. Не раз наши 6 орудий этой батареи с успехом боролись против нескольких японских батарей. Но и потери в этой батарее были весьма значительные. В тех же случаях, где наши артиллерийские начальники были более всего озабочены мыслью отступать без боя, как то было в коннице 2-й армии в сражении под городом Мукденом, две прекрасные конные батареи, действовавшие с этой конницей в течение боев с 14 по 25 февраля, потеряли за одиннадцатидневный бой лишь двух человек ранеными и одного без вести пропавшим. На четыре конных полка на Маньчжурском театре военных действий (вследствие слабости состава полков) было достаточно одной батареи в 6 орудий.

Таким образом, в общем полагал бы, на основании опыта прошлой войны, придать следующую организацию артиллерии армейского корпуса, считая таковой трехдивизионного состава. В каждой дивизии по 1 артиллерийскому полку из четырех батарей 48 орудий, в трех дивизиях 144 орудия. В корпусе одна артиллерийская бригада из трех полков полевой артиллерии и одного полка гаубиц в 24 орудия. Всего в корпусе 168 орудий.

Наша конница была многочисленна, но сделала менее, чем мы от нее ожидали. Но в тех случаях, где в голове [473] конницы стояли хорошие начальники, конница работала самоотверженно.

Главная реформа в коннице должна, по моему мнению, заключаться не во внешних преобразованиях, а в перемене воспитания. Пока конница не будет воспитана в мысли, что она должна сражаться так же упорно, как и пехота, расходы на конницу не окупятся. Если пехота, теряя 25 %, еще совершенно свободно продолжает бой, если пехота, потеряв даже свыше половины своего состава, все еще держится на занятых ею позициях или повторяет атаки, то необходимо, чтобы тот же масштаб был применен и к коннице. Мы слишком берегли конницу в бою и слишком мало вне боя. Целые полки при первых близких разрывах шрапнели уже отводились назад, не потеряв еще ни одного человека.

Из приложения №12 к 3-му тому моего отчета видно, что четыре полка конницы: два драгунских и два казачьих, на которые выпала самая трудная, но и самая почетная задача противостоять головным частям обходящей армии Ноги и освещать обстановку для старших начальствующих лиц, потеряли убитыми и ранеными во всех четырех полках: 17 февраля — одного человека, 18 — двоих, 19 — одного, 20 — семерых, 21 — двоих, 22 — шестерых, 23—25-го — по одному, всего — 22 человека.

Это дает менее, чем по одному человеку на сотню и эскадрон. Потери почти каждой роты пехоты были значительнее, чем этих 24 сотен и эскадронов.

Очевидно, что боя эти части не вели, а только от боя уклонялись. Очевидно и то, что, уклоняясь от боя, конница эта не только не задерживала движения противника, но и не могла доставлять необходимых о нем сведений.

А между тем состав этой конницы был хороший. Все зависело от начальствующих лиц.

Выше мы также упомянули, что в бою под Вафангоу пехота 1-го Сибирского корпуса потеряла 2500 человек, а Приморский драгунский полк, входивший в состав корпуса, — одного человека. [474]

Но повторим, что в тех частях конницы, где хотели вести бой, конница действовала хорошо и несла серьезные потери.

Укажу на забайкальских казаков бригады генерала Мищенко, дивизию генерала Ренненкампфа, на Кавказскую бригаду. Отличные уральские казаки, попав в руки генерала Мищенко, действовали молодцами. Сибирские казаки в руках генерала Самсонова действовали хорошо, а под Ляояном, на Янтайских копях, проявили упорство, которого не оказалось в некоторых пехотных войсках колонны генерала Орлова. Отдельные сотни донцов и оренбуржцев действовали очень хорошо. Драгуны под начальством полковника Стаховича в нескольких случаях тоже действовали очень хорошо. Состав Приморского драгунского полка был хорош — надо было уметь им распорядиться. Во многих случаях офицеры всех полков с разъездами действовали в высокой степени самоотверженно. Действовали с успехом и отдельные части всех казачьих войск. Материал был хорош, но надеяться на военное одушевление, порыв к подвигу в великовозрастных третьеочередных полках, конечно, было нельзя. Но даже эти третьеочередные полки, попавшие в умелые руки, могли давать хорошую боевую работу{75}. Казачья лошадь вообще, а забайкальская в особенности, оказались слишком мелки. Забайкальские казаки на своих мохнатых низкорослых лошадках скорее напоминали ездящую пехоту, чем конницу. Лошади донских казаков были довольно крупны, но относительно нежны: быстро теряли тело, медленно поправлялись.

В общем, все же наша конница в Маньчжурии много самоотверженнее работала, чем наша конница в Русско-турецкую войну, например, под Плевной, под начальством генералов Крылова и Лошкарева. Главный вопрос — это приискание и воспитание начальников конницы. По общему отзыву, обер-офицерский состав в коннице [475] был хорош, штаб-офицерский слабее, а генеральский, за несколькими исключениями, совсем слаб.

Как в пехоте, так и в коннице, огромное значение имеет личность командира полка. Его боевые достоинства или недостатки обозначаются весьма быстро. Оказавшийся несоответственным должен быть немедленно удаляем. То же относительно и генеральских чинов. Между тем наши начальники дивизий и корпусов весьма редко доносили о несоответствии подчиненных им старших начальствующих лиц, скрывая даже обнаруженный недостаток личного мужества у некоторых из них, и только по окончании военных действий оказывалось, что некоторые лица, занимавшие должности командиров полков и бригад, упорно обнаруживали не только отсутствие энергии и распорядительности, но даже и личного мужества.

Возраст некоторых командиров полков был велик. Для командования конным полком 55 лет — слишком много.

Как и в пехоте, должность командира конной бригады необходимо поднять, совсем отказавшись от неотделенных бригад и предоставив командиру бригады права по строевой и хозяйственной частям, присвоенные ныне начальникам дивизий.

Три отдельные бригады соединять в дивизию, предоставив начальнику дивизии права командира корпуса. Соединений в кавалерийские корпуса надобности не представляется. К кавалерийской дивизии из трех отдельных бригад присоединять одну 12-орудийную батарею из трех конных рот в 4 орудия каждая.

К каждому армейскому корпусу из трех дивизий присоединять одну кавалерийскую или казачью бригаду. Один из полков этой бригады должен нести службу дивизионной конницы, по два эскадрона или сотни при каждой дивизии. Если мы хотим, чтобы начальники пехотных дивизий узнавали конницу еще в мирное время, необходимо, чтобы два эскадрона или сотни (сменные) были расположены в районе пехотной дивизии и были подчинены начальнику дивизии. [476]

Как и в войны, веденные нами ранее, на пехоту в Русско-японскую войну легла главная тяжесть службы и боя.

Несомненно, что и в будущих войнах от пехоты будет зависеть победа или поражение. Но ныне при сильном противнике, если пехоте не будут самым самоотверженным образом помогать артиллерия, конница, саперы, если для облегчения тяжкой задачи пехоте не будут применены все современные технические силы и средства, пехота не достанет победы или купит ее слишком дорогой ценой.

На пехоту как на главный род оружия и надлежит обратить главное внимание. Между тем у нас служба в армейской пехоте не пользуется одинаковым почетом со службой в других родах оружия.

Начиная с выбора новобранцев, мы усердно ослабляем свой главный род оружия. Даже форма одежды наших армейских пехотинцев особенно некрасивая. Маленькие пехотинцы в их старенькой, дурно на них сидящей форме, перегруженные, с мешками, напоминающими нищенские сумы, далеко не имеют воинственного вида. На этот вопрос надлежит обратить серьезное внимание. Необходимо, чтобы в форме одежды пехотинца (как и в других родах оружия) боевые требования были согласованы с удобством формы одежды и ее привлекательностью. Надо, чтобы солдат и офицер любили свою форму одежды и гордились ею. Относительно армейской пехоты этого мы не добивались.

До сих пор в армейской пехоте большинство офицеров не имело достаточного общего и военного образования. В одной из предыдущих глав я указал, какой ничтожный процент окончивших военные училища пришелся на капитанов, произведенных несколько лет тому назад в подполковники. Настоятельно необходимо развивать мероприятия по улучшению общего и военного образования наших офицеров.

Офицеры всех родов оружия должны иметь общее образование не ниже программ среднеучебных заведений и военное — не ниже программ военных училищ.

Надо прибавить нашим офицерам армейской пехоты знаний, любви и уважения к роду оружия, в котором они [477] служат, сознания особой важности этого оружия в бою. Надо поднять значение пехотного армейского офицера в обществе, дать ему удобную, недорогую и нарядную форму, надо сделать его желанным гостем в любом обществе. Надо оградить его от грубых разносов в присутствии нижних чинов некоторыми начальствующими лицами. Надо всеми силами поощрять развитие самодеятельности в нашем офицере, в том числе и пехотном. Одной храбрости ныне для одержания победы недостаточно. Надо знание, порыв вперед, самостоятельность, предприимчивость, отсутствие боязни ответственности. Ныне задачи пехоты в бою чрезвычайно тяжки. Потери громадны. Требуется особая сила духа, чтобы преодолевать трудности моральные и физические, представляемые современным боем в течение нескольких дней. При огромном проценте запасных и кратким срокам службы, мы не можем рассчитывать на особое совершенствование нижнего чина. Тем настоятельнее для нас принимать меры к совершенствованию нашего офицера. Материал мы имеем прекрасный и отзывчивый. При тех невероятных, трудных условиях, при которых большинству пехотных частей приходилось вести бой, главная трудность его легла на пехотных офицеров, и свои обязанности они несли безропотно и самоотверженно. Стоит только сравнить потери офицеров убитыми и ранеными в пехоте, коннице, артиллерии и саперах, чтобы увидеть, на чью долю выпали главные труды и опасности. В армии были полки, переменившие несколько раз офицерский состав.

Приведу следующие примеры.

Потери офицеров убитыми и ранеными составили:

В 3-м Восточно-Сибирском стрелковом полку — 102

В 34-м Восточно-Сибирском стрелковом полку — 89

В 36-м Восточно-Сибирском стрелковом полку — 73

В 1-м Восточно-Сибирском стрелковом Его Величества полку — 71

В 4-м Восточно-Сибирском стрелковом полку — 61

В 23-м Восточно-Сибирском стрелковом полку — 50 [478]

Нельзя без глубокого уважения и умиления вспоминать боевую службу офицеров этих и еще многих пехотных полков.

Надо непрерывно помнить, что наша армейская пехота есть оплот России не только в бою, но и в мирное время. Надо поэтому, чтобы и служебное положение армейских пехотинцев было обставлено лучше, чем это было до сих пор. Если взять список командиров пехотных полков, то между ними окажется слишком большое число служивших в гвардии и в Генеральном штабе. С убеждением высказываю мнение, что для поднятия значения службы в армейской пехоте необходимо уничтожить более быстрое движение в чинах офицеров, служащих в Генеральном штабе и в гвардии, сравнительно с армейскими офицерами. Уже и ныне офицеры армейской пехоты дают массу выдающихся командиров полков. Надо только уметь выбирать их. Несомненно, что со времени Русско-турецкой войны наш офицер армейской пехоты подвинулся вперед. Надо обеспечить и дальнейший духовный рост армейского офицера улучшением его образования, улучшением служебного и материального положения.

Командиры рот слишком часто менялись вследствие потерь в боях, но в общем были хороши, а многие оказали выдающиеся подвиги. Но недостаток предприимчивости и самостоятельности составлял и среди них обычное явление. Для пользы службы весьма важно, чтобы капитаны и ротмистры всех родов оружия, оказавшие особые боевые отличия, могли быть быстро произведены в штаб-офицерский чин. Между тем представления в Петербурге требуют много времени. Необходимо оказать в этом важном вопросе доверие главнокомандующему и в число его прав включить и право производства за особые боевые заслуги в первый штаб-офицерский чин. Тогда мы получим возможность особо выдающихся капитанов, по производстве их в штаб-офицерский чин, поставить во главе отдельных частей, назначая командующими полками.

Особо важное значение, как сказано выше, имеет в пехоте личность командира полка. Во многих случаях [479] полк, неудачно действовавший, с заменой командира полка энергичным, храбрым штаб-офицером в последующих боях становился неузнаваемым. Можно с уверенностью утверждать, что штаб-офицерский состав нашей армии представлял в прошлую войну вполне достаточный контингент для выбора отличных командиров полков. Не следовало лишь при этом держаться старшинства, но давать полки даже только что произведенным за особые отличия полковникам. Во всех армиях, ко времени расположения нашего на Сипингайских позициях, состав командиров полков во многих случаях был отличный. В особенности богата ими была 1-я Маньчжурская армия. Наши командиры бригад, с которыми пехотные части вышли на войну, частью оказались не соответствующими. Но среди командиров полков оказалось много весьма энергичных, способных штаб-офицеров, производство коих в генеральские чины дало нам большое число отличных командиров бригад. Вспомню только в 1-й Маньчжурской армии генерал-майоров Лечицкого, Стельницкого, Душкевича, Леша, Редько, Доботина и др.

Таким образом, среди офицерского состава нашей армейской пехоты, даже при неблагоприятных условиях прохождения службы, оказались большие силы, которые при развитии их должны дать нам спокойствие за будущее.

При продолжении военных действий многие полковники, произведенные в генералы за военные отличия, с успехом могли занять и должности начальников дивизий. Надо и в будущем так обставить боевую службу войск, чтобы лица, оказавшие отличие, вне всяких правил о старшинстве становились бы во главе крупных частей, заменяя оказавшихся негодными. Надо, чтобы талантливый и выдающийся в военном отношении командир полка мог в один год попасть в командиры корпуса.

Повторяю, на пехоту выпадают в бою столь исключительно тяжелые задачи, что и служебное движение пехотинцев за оказанные ими боевые отличия надо сделать исключительно быстрым. Я знаю, что отличные боевые командиры полка могут оказаться плохими начальниками [480] дивизий, но знаю, что если, командуя в нескольких боях полком, командир полка проявит знание дела, любовь к нему, решительность, предприимчивость, личное мужество, если солдаты будут крепко верить в него, а успех будет сопровождать его действия, то необходимо возможно быстрее двигать вперед такого командира полка. Он может на первых шагах и не разобраться в сложной обстановке высшего командования, где личное присутствие придется заменить картой и изучением донесений, но во всяком случае такой начальник лучше справится с задачей и командира корпуса, чем генерал, никогда боя не видевший и попавший в командиры корпуса после кропотливой, мелочной, специальной деятельности в Усть-Ижорском лагере, и не столько с людьми, сколько с землей, деревом и проволокой.

Таким образом, для поднятия значения главного рода оружия — пехоты — и поднятия значения армейской пехоты, мне представляется необходимым принятие следующих мер:

1) улучшить образование офицеров, поступающих на службу в армейскую пехоту;

2) улучшить их материальное и общественное положение;

3) улучшить форму одежды армейской пехоты;

4) ускорить служебное движение служащих в армейской пехоте, не допуская более быстрого движения в чинах офицеров, служащих в гвардии и в Генеральном штабе, дабы эти более счастливые по службе лица не «садились на шею» армейским пехотинцам полковыми командирами и начальниками дивизий;

5) возможно облегчить в военное время производство особо отличившихся в первый штаб-офицерский чин;

6) предоставить командирам пехотных полков, проявившим особые боевые достоинства, весьма быстрое служебное движение с производством их в генеральские чины вне всякого старшинства в чине, хотя бы через месяц по производстве в полковники. [481]

Более быстрое движение лиц, оказавших особые боевые отличия, должно, очевидно, применяться и к офицерам других родов оружия.

На основании опыта минувшей войны полагаю необходимым принять в нашей армии следующую строевую организацию войск всех родов оружия.

Пехотный полк — 4 батальона, четырехротного состава каждый. Рота по 250 человек боевого состава. Кроме 16 строевых рот в полку состоят охотничьи команды, пешая и конная, и пулеметная команда с 16 переносимыми людьми пулеметами. Сила полка — 5000 человек.

Кавалерийский и казачий полки без перемены.

Бригада пехоты — 2 полка — 8 батальонов.

Бригада конницы — 2 полка — 12 эскадронов или сотен.

Все бригады, как пехотные, так и кавалерийские, имеют значение отдельных бригад.

Дивизия пехоты — две бригады пехоты, полк артиллерии{76}, саперный батальон, телеграфная рота, два эскадрона или сотни конницы, обозная рота, парки, хлебопекарня, госпитали, итого 17 батальонов, 48 орудий и 2 эскадрона или сотни.

Дивизия конницы — три отдельных бригады и одна батарея, 36 эскадронов или сотен и 12 конных орудий.

Армейский корпус — три дивизии пехоты, бригада артиллерии, в том числе полк гаубичных батарей, бригада конницы{77}, бригада саперов{78}, обозный батальон, батальон этапных войск. Итого 48 батальонов пехоты, 169 орудий, 12 эскадронов или сотен и 3 саперных батальона. [482]

Резервные войска формируют отдельные пехотные бригады с придачей им резервных же частей артиллерии, конницы и саперов. Каждая резервная бригада состоит из восьми батальонов, двух батарей (24 орудия), одного эскадрона резервной конницы или льготных казачьих частей третьей очереди, двух рот саперов, полуроты телеграфистов, обоза, госпиталей, хлебопекарни.

Так самостоятельно организованные резервные бригады придаются к армиям, откуда они и получают назначение или в состав армейского резерва или для выполнения самостоятельных задач по охране флангов, по охране тыла, или присоединяются к корпусам в зависимости от важности задачи, возложенной на корпус, или в зависимости от командира корпуса.

При такой организации получится большая самостоятельность полков, бригад, дивизий и корпусов, а существование отдельных резервных бригад вне дивизионной и корпусной организации устранит во многих случаях во время боя нарушение корпусной и дивизионной организации.

Включать резервные войска заблаговременно в состав полевых войск — дивизий (третьими бригадами) или в состав корпусов не представляется удобным и потому, что резервные войска будут готовы к бою позже полевых войск.

В числе мер к поднятию значения службы в строю в целях привлечения лучших сил именно для этой службы, кроме отличия в форме одежды, мне представляется необходимым установить для служащих в строю и отличные от служащих в штабах, управлениях и учреждениях и других ведомствах офицерские чины. По нашей иерархической лестнице следующим чинам присвоено командование в строю:

1) подпоручики, поручики, штаб-капитаны, корнеты, хорунжие, штаб-ротмистры и подъесаулы в разных родах оружия служат младшими офицерами в ротах, эскадронах, сотнях, батареях;

2) капитаны, ротмистры, есаулы командуют ротами, эскадронами, сотнями; [483]

3) подполковники, войсковые старшины командуют батальонами, батареями, дивизионами в коннице;

4) полковники командуют полками, дивизионами в артиллерии;

5) генерал-майоры командуют бригадами;

6) генерал-лейтенанты — дивизиями;

7) генерал-лейтенанты и полные генералы — корпусами войск и войсками округов.

Затем все чины: подпоручики, поручики, штаб-капитаны, капитаны, подполковники, полковники и все три генеральских чина даются и служащим в штабах, управлениях, учреждениях, других ведомствах. Так, чин полковника, который по самому своему названию, казалось, должен бы присваиваться только лицам, командующим полками, носится лицами штабной, административной и полицейской служб. Генералы всех степеней, вовсе не командовавшие войсками или командовавшие в молодости небольшими частями войск, наполняют список генералов нашей армии.

В бытность военным министром, когда мне удалось провести ограничение производства в генеральские чины лиц, не служащих в армии, много хлопот мне причинили, например, почетные опекуны в генеральских чинах, добившиеся распространения и на них права производства в высшие генеральские чины.

Обилие обер-офицерских чинов и обилие наименований не оправдываются потребностью в них. Вполне возможно ограничиться тремя обер-офицерскими чинами и присвоить им старорусское название, принятое ныне в казачьих войсках, для служащих в строю всех родов оружия, а именно: хорунжий, сотник и есаул. Чин подъесаула, принятый позднее, исключить. Есаулы будут командовать ротами, сотнями, эскадронами, ротами в артиллерийских батареях. Сотники — полуротами, полуэскадронами. Хорунжие — взводами. Нормальный штат роты: один есаул, два сотника и два хорунжих. То же и в коннице. Для служащих вне строя сохранить чины прапорщика, поручика и капитана, уничтожив чины подпоручика и штаб-капитана. [484]

Штаб-офицерских чинов, как и ныне, сохранить для служащих в строю два: войскового старшины и полковника. Первые из них будут командовать батальонами в пехоте, дивизионами в коннице и батареями в артиллерии. Вторые — полками во всех родах оружия, в том числе и в артиллерии.

Для службы в штабах, управлениях и других ведомствах сохранить чин подполковника, а вместо полковника ввести чин майора.

Генеральские чины для служащих в строю принять соответственно должности. Для командования бригадами восстановить чин бригадира и поставить этот чин в соответствие с чином генерал-майора. Для командования дивизиями установить чин дивизионного генерала (в соответствии с чином генерал-лейтенанта). Для командования корпусами войск установить чин корпусного генерала (в соответствии с чином полного генерала). Этот же чин присвоить для командующих войсками в округах и их помощников. Число лиц, не служащих в строю, имеющих право на получение чина корпусного генерала, ограничить только тремя должностями: военного министра, начальника Генерального штаба и начальника Главного штаба.

Для службы вне строя сохранить только два генеральских чина: генерал-майора и генерал-лейтенанта. Чины генерала от инфантерии, кавалерии и пр. совершенно упразднить.

Таким образом, мною проектируется, вместо существующей, следующая градация чинов.

Для службы в строю:

1) командиры взводов — хорунжие;

2) командиры полурот, полусотен, полуэскадронов — сотники;

3) командиры рот, эскадронов, сотен, рот в батареях — есаулы;

4) командиры батальонов, батарей, дивизионов в коннице — войсковые старшины;

5) командиры полков пехотных, кавалерийских, артиллерийских — полковники; [485]

6) командиры бригад пехотных, кавалерийских, артиллерийских, саперных — бригадиры;

7) начальники дивизий пехотных и кавалерийских — дивизионные генералы;

8) командиры корпусов — корпусные генералы.

Для службы вне строя:

Прапорщики, поручики, капитаны, подполковники, майоры, генерал-майоры и генерал-лейтенанты.

Перемещение лиц, служащих в генеральских чинах вне строя, в строй воспретить, за исключением начальников штабов в округах. (Должности начальников штабов в корпусах и генерал-квартирмейстеров в штабах округов положить в чине майора.) Производство в офицерских чинах для лиц, перешедших в другие ведомства, допускать только с переименованием в гражданский чин.

Производство в чины при увольнении в отставку прекратить.

Для более быстрого выдвижения вперед особо выдающихся полковников предоставить им право получать в чине полковника бригады с званием командующих бригадами. Ныне у нас по этому вопросу существует большая путаница: полковники могут получать в командование отдельные бригады, но бригад неотдельных получать не могут.

Опыт войны показал, что офицерский состав более болел, чем нижние чины. Причиной тому служит огромное физическое и моральное напряжение, которое должно ныне выносить войска во время многодневных боев.

Давая особые преимущества службе в строю, необходимо быть в то же время весьма строгим в отношении физической годности к службе как молодых офицеров, так и начальствующих лиц. В особенности трудно приходилось лицам, приобретшим тучность. К сожалению, многие даже ротные командиры страдают тучностью. Командир одного из полков, страдавший чрезмерной тучностью, в бою под Вафангоу, не раненый, попался в плен.

Для нижних чинов возраст в 40 лет и выше уже труден для похода с 2-пудовым грузом для карабканья по горам [486] и пр. Обер-офицеры и штаб-офицеры могут хорошо нести боевую службу примерно лишь до 50 летнего возраста.

Для кавалерийского штаб-офицера возраст для командования полком даже в 55 лет велик. Нежелательно иметь во главе кавалерийских полков лиц свыше 50 лет. Во главе пехотных полков нежелательно иметь лиц старше 55 лет, бригад и дивизий — старше 60 лет и корпусов — старше 63 лет.

Полезность введенного возрастного ценза подтвердилась на войне: мы имели относительно молодой штаб-офицерский состав. Но на основании опыта требуется еще понизить предельные возрастные сроки, как указано выше.

Изложенные выше предположения по поднятию боевой готовности и годности нашей армии касаются лишь некоторых сторон организации и подготовки армии в целях более успешного ведения войны с любым противником.

Главными средствами для обеспечения успеха останутся, как то было и ранее: высокий нравственный дух войск и быстрый сбор превосходных сравнительно с противником сил. Политическая подготовка к войне должна давать возможность располагать для вооруженной борьбы с тем или другим противником по возможности всеми вооруженными силами государства. Обилие и сила железных дорог должны давать средства быстрого сбора превосходных по численности сил. В зависимости от этих двух важнейших данных и будет определяться план войны.

Возможность принять наступательный план войны представляет огромные преимущества, ибо противнику диктуется наша воля, передовые войска противника вынуждаются к отступлению, является возможность наносить менее готовым к бою силам противника частные поражения, подвозимые подкрепления могут быть подставляемы под удары по частям. В результате таких действий нравственный дух войск наступающего станет приподнятым, и наоборот, нравственный дух обороняющегося неизбежно понизится. Восстановить равновесие в силах материальных и моральных составит при этих условиях крайне тяжелую, медленно достигаемую задачу. Надо иметь непоколебимую веру в окончательный успех [487] и огромные терпение и энергию, чтобы при оборонительном плане войны преодолеть все трудности и с переходом в наступление победить врага.

Из краткого очерка боевых задач, выполненных русской вооруженной силой в XVIII и XIX столетиях, видно, что в большую часть веденных нами войн мы действовали наступательно. При отсутствии железных дорог и содержании в мирное время многочисленной армии постоянного состава (сроки службы 25 лет), при равенстве, а часто и при превосходстве{79} вооружения и обучения Россия имела возможность, начиная войну, диктовать свою волю противнику, т. е. действовала наступательно.

Ныне готовность армии тесно связана с культурным ростом нации, поэтому мы и стали быстро отставать в готовности от наших западных соседей, а в войну Русско-японскую обозначилась наша отсталость от восточного соседа — Японии.

Несомненно, что великая Россия найдет силы и средства занять со временем снова среди других держав прежнее по боевой готовности своей армии место. Но для сего требуется много лет непрерывной работы к поднятию жизненных сил всей страны. В особенности без большого развития железнодорожной сети быстрое сосредоточение огромной армии и принятие ею наступательного плана для действий невозможны.

Совершенно неизвестно: дадут ли нам время дожидаться такого результата и не будем ли мы вновь вовлечены в войну ранее усиления своей армии во всех отношениях, в том числе и железнодорожном. Надо поэтому нам, не теряя времени, готовиться к новой вооруженной войне при условиях неблагоприятных для нас, подобных тем, кои сложились в войну минувшую.

Не касаясь здесь необходимости дипломатической подготовки войны и настроения во время войны всех слоев русского населения, я намечу в самых общих чертах лишь те [488] мероприятия, которые надлежит, по моему мнению, принять, дабы возможно производительнее использовать те силы, которые уже прибыли в состав действующей армии.

В тактике для действий войск на поле сражения принят весьма важный принцип несменяемости частей войск, введенных в бой. Поэтому каждая двинутая в бой часть войск должна знать, что поддержка будет, но смены не будет. Этот принцип в самой широкой степени должен быть применен и ко всем без различия чинам, попавшим в действующую армию. До достижения победы никто из них не может возвратиться домой или получить вне театра военных действий иное назначение. Лица, коим оказалось не под силу возложенное на них боевое командование, должны быть использованы для иной службы, где их силы моральные и физические могут оказаться достаточными. В таком грозном деле, как война за защиту целости и величия родины, никакие личные самолюбия не могут и не должны иметь места. Наибольшим позором, не смываемым всю жизнь, должно считаться удаление из действующей армии лиц всех рангов. Такие удаляемые лица должны одновременно лишаться воинского звания, исключаться из службы и терять все приобретенные ими службой права. Как офицеры, так и нижние чины, удаленные из рядов действующей армии, должны считаться лишенными прав на занятие каких-либо должностей по выбору или назначению и вне Военного ведомства.

За проявленную трусость все чины армии должны подлежать смертной казни.

Выше я указывал на необходимость самого быстрого движения вперед офицеров, обнаруживших военные дарования, отвагу, самостоятельность. Одновременно старших начальствующих лиц, оказавшихся несоответствующими, надо быстро удалять от командования, давая им подходящее их силам назначение. Командиры корпусов и начальники дивизий, признанные не соответствующими, должны в защиту своей военной чести ходатайствовать остаться в рядах армии в голове дивизий, бригад. На войне можно признавать только одно старшинство, а именно, старшинство [489] лиц, способных одержать победу над врагом. Старшие генералы, прибывшие в голове корпусов и дивизий, неспособные продолжать боевую службу в строю, могут оказаться весьма полезными для службы в тылу для начальствования этапными линиями, заведованиями запасными войсками для их обучения, заведования госпиталями, для управления населением и пр.

Если мы в будущем хотим одержать победу над сильным врагом, то не должны допускать, чтобы отчисленный от командования командир корпуса, не обнаруживший даже личного мужества, попадал в совет Государственной обороны, чтобы не выдержавшие боевого испытания начальники дивизий, бригадные и полковые командиры получали в немобилизованных частях назначения. Не должны допускать, чтобы многие сотни офицеров, выбывшие из армии, по выздоровлении под разными предлогами уклонялись от возвращения в армию. Я уже не упоминаю о возможности в будущем отъезде из армии во время военных действий командующего армией даже без донесения о своем отъезде главнокомандующему.

Если в мирное время необходимы в частях войск суды чести, то таковые особенно необходимы в военное время. Эти суды должны быть образованы, кроме полковых, еще в корпусах и армиях для суждения о поведении в бою старших начальствующих лиц, до начальников дивизий включительно.

Настоятельно необходимо прекратить и безнаказанность нижних чинов, обнаруживших малодушие в бою или содеявших позорящие честь поступки вне боя. Прежде всего необходимо возвратить начальствующим лицам право перевода нижних чинов в разряд штрафованных. Считаю затем одним из средств для обуздания худших элементов образование в каждой роте и отдельной части войск солдатских судов чести — ротных и полковых.

При современном духовном развитии нашего простолюдина признаю необходимым в военное время предоставить солдатским судам чести налагать по их усмотрению на виновных рядовых телесное наказание. [490]

Одной из главных причин ослабления боевого состава наших частей войск служил вынос раненых. Надлежит по этому важному вопросу постановить неизменный закон, по которому вынос раненых во время боя должен составлять заботу только чинов, специально для сего определенных, и что затем выход во время боя из строя под предлогом выноса раненых приравнять к оставлению поля сражения из трусости и карать по закону.

Для доведения боя до необходимого упорства все начальствующие чины ранее отказа от выполнения порученной им задачи обязаны употребить и последнее средство: свой личный пример с последним своим резервом или ставши в голову той или другой из введенных в бой частей.

В третьем томе моего отчета указаны случаи, где начальствующие лица, отдавши приказание об отступлении, сами преждевременно уезжали в тыл. Такие примеры всегда заразительны и ведут к расстройству частей вместе с подрывом доверия к своему начальству.

Начальники частей войск, не оказавших, имея к тому возможность, поддержки соседним частям войск в бою, подлежат отрешению от должностей, суждению по законам военного времени и наказанию, до смертной казни включительно.

Начальники всех степеней должны быть проникнуты сознанием важности каждого лишнего человека в рядах бойцов. Поэтому как перед боем, так и во время боя надлежит принимать все меры, дабы поддержать возможно сильный боевой состав частей войск.

Наконец, позволю себе высказать мнение, что существующие законоположения о наградах в военное время надлежит пересмотреть и значительно изменить. Число боевых наград слишком велико. Выдача их производится массовым порядком. Через несколько месяцев войны значительное число офицеров сравниваются в числе боевых наград, причем сравниваются и командиры рот, все время бывшие со своими ротами в боевой линии, с заведывающими хозяйством, командирами обозов и в особенности со служащими в штабах. [491]

Как выяснилось в минувшую войну, болезненность среди офицеров, несмотря на лучшие сравнительно с нижними чинами жизненные условия, была большей, чем у нижних чинов. Необходимо на этот факт обратить самое серьезное внимание. К сожалению, при посещении госпиталей врачи неоднократно указывали мне на случаи притворства не только среди нижних чинов, но и среди офицеров. Огромное большинство, конечно, были действительно больны, но многие заболели по своей неосторожности. Необходимо, чтобы сами офицеры признавали, что насколько почетно во время войны быть раненым, настолько малопочетно проводить время в госпиталях, когда их товарищи ведут бой с врагом.

Следует установить законом, при каких заболеваниях всем офицерам армии, чиновникам и нижним чинам время болезни должно исключаться из действительной службы с прекращением выдачи содержания по военному времени. Все офицеры и чиновники, отсутствующие по болезни свыше 2 месяцев, должны отчисляться от занимаемых ими должностей с перечислением в запасные войска.

В минувшую войну в числе печальных явлений надо отметить большую легкость, чем то было в прежнее время, сдачи в плен не только нижних чинов, но и офицеров. К сожалению, по отношению к таким лицам даже не применялся существующий закон, предписывающий расследование обстоятельств, при которых произошло пленение. Прямо из Японии бывшие пленные приказами по Военному ведомству получали назначение даже начальниками дивизий. Между тем может существовать только одно обстоятельство, оправдывающее сдачу в плен: это ранение. Все же сдавшиеся в плен не ранеными, должны быть ответственны за то, что не сражались до последней капли крови.

Закон о крепостях должен быть пересмотрен и из него надлежит вовсе выкинуть случаи, когда оправдывается сдача крепости. Крепости могут быть взяты, но сдаваться не должны ни при каких условиях. Коменданты крепостей, сдавших крепости, командиры судов, сдавших суда, [492] начальники частей войск, положивших оружие, должны признаваться лишенными всех прав состояния и приговариваться к расстрелу без суда. Все сдавшиеся в плен не ранеными должны считаться со дня сдачи в плен лишенными воинского звания. Периодическая печать во время войны много способствовала подрыву авторитета начальствующих лиц, офицеров, понижению нравственного духа войск. При будущей войне в печать должны проникать лишь такие события, которые могут способствовать поднятию духа войск, победе, а не поражению. После окончания войны — другое дело: тут, по моему мнению, необходимо допустить для пользы дела самое откровенное исследование всех наших недочетов, обозначившихся во время войны.

Но недостаточно еще, чтобы все чины армии были проникнуты сознанием необходимости вести начатую борьбу до победы над врагом. Необходимо, чтобы весь русский народ был проникнут этим сознанием и по мере сил способствовал успешному выполнению армией возложенной на нее задачи.

При нашей отсталости, особенно в железнодорожном отношении, мы и ныне обречены в случае новой войны на медленный сбор своих сил. Поэтому для нас война и в будущем может получить длительный характер. Не будучи в силах сразу выставить большие силы и овладеть инициативой в действиях, мы можем снова быть вынуждены нести все последствия неготовности: частые неудачи, отступления. Надо непоколебимо твердо верить в конечный победный исход войны, при каких бы неблагоприятных условиях ни протекало начало войны. Духовные и материальные силы России огромны. В непреклонной решимости армии и всего русского народа продолжать войну до победного исхода и будет заключаться главный залог победы. [493]