II

Вскоре по воцарении императора Николая Павловича, министерство внутренних дел 26-го февраля 1826 года, по высочайшему повелению, предписало губернаторам: доставлять ежегодно ведомости о числе раскольников к Новому году. Это не было новым распоряжением, а только подтверждением состоявшегося в 1811 году, но нигде почти не исполненного. В том же 1826 году из особенной канцелярии министра внутренних дел было образовано третье отделение собственной его величества канцелярии. Губернаторам было предписано ведомости о раскольниках представлять по истечении каждого года в новое учреждение, а копии с них в министерство внутренних дет. Так продолжается и до сих пор (1868).

В ведомостях, на этом основании доставляемых губернаторами, показано раскольников:

В 1826 году 827.721

" 1827 " 825.391

" 1837 " 1.003.816

" 1839 " 889.926

" 1841 " 911.671

" 1849 " 821.215

" 1850 " 829.971

" 1859 " 875.382

" 1864 " 917.097

Сюда, как уже замечено, включены только записные раскольники, то есть потомки плативших в xviii столетия двойной оклад. Да и те не все; мы уже сказали, что в иных уездах цифры не изменялись по сорока лет, и, несмотря на естественное приращение населения вследствие перевеса количества рождений над числом умерших, число раскольников показывалось или одно и то же через целые десятки лет, или с каждым годом понемножку убавлялось исправниками, чтобы показать пред начальством "благополучие уезда и усердие свое" к ослаблению раскола.

Порядок составления по уездам и губерниям ведомостей о раскольниках следующий. В каждом городском или уездном полицейском управлении ведется именной список раскольников, но в этих списках записываются далеко не все раскольники, особенно где их много. Ежегодно составляемая числовая ведомость должна бы основываться на этих именных списках, но этого не делается: полицейские управления обыкновенно придерживаются цифры предыдущих годов, убавляя ее понемножку.

Иные исправники, особенно из молодых и вновь поступавших на службу, пробовали представлять цифру раскольников, ближе подходящую к действительности, согласуя ее или с сведениями духовенства (по ведомостям духовного ведомства раскольников почти повсеместно показывается больше, чем в полицейских управлениях), или с особенными наблюдениями. Цифра в таком случае оказывалась гораздо большею показанной за предыдущие годы. При получении такой ведомости в губернском управлении обыкновенно возникал вопрос, отчего в таком-то уезде число раскольников быстро увеличилось. От исправника требовались объяснения: почему раскол усилился, кто виновен в совращении столь значительного числа вновь оказавшихся раскольников, какие были приняты полицией меры к предупреждению и пресечению раскольничьей пропаганды, почему не было своевременно донесено о столь сильном увеличении раскола и т. п. Возникала неприятная для исправника переписка, оканчивавшаяся обыкновенно делаемым ему замечанием за неосновательность донесений или за недостаток усердия к пресечению развития раскола. Раз испытав такие последствия согласования ни на чем неоснованной цифры с действительностью, исправник уж, конечно, никогда не повторял неудачного опыта, не подражали ему и преемники его, из старых дел знавшие, каково выказывать непрошенное усердие к точности статистической цифры. Так и оставались все при старой цифре, ежегодно уменьшая ее понемножку. Но у каждого дельного исправника прежде бывала и теперь есть своя, приблизительно верная, цифра раскольничьего населения уезда, с которою соображаются иногда и губернаторы, но она держится как бы в секрете и обыкновенно называется неофициальной цифрой.

В свою очередь бывали случаи, что иной губернатор представлял по целой губернии число раскольников более согласное с действительностью; результаты оказывались те же или почти те же. Начинались запросы, отчего да почему раскольники умножились в такой-то губернии, требовались объяснения, завязывалась переписка, и затем все приходило в прежнюю колею.

Из самых ведомостей о числе раскольников, при тщательном их счислении, ясно можно видеть, до какой степени шатки заключающиеся в них сведения.

В последние сорок лет (как видно из производившихся дел, из донесений губернаторов, из представлений епархиальных начальств, из специальных исследований о расколе, производившихся на местах пятнадцать лет тому назад) раскол усиливался преимущественно в губерниях великороссийских, особенно же в приволжских и восточных, а менее всего распространялся в Западном крае и в прибалтийских губерниях, что объясняется значительным числом живущих там иноверцев: римско-католиков, лютеран, евреев, а также и православных, воссоединенных из унии в 1839 г., из числа коих доселе совратившихся в раскол не было. Но официальные цифры говорят совершенно противное. Из сличения цифр 1826–1864 годов выходит, что раскольников во внутренних и восточных губерниях стало значительно меньше. Так, в губернии Калужской их будто бы уменьшилось на 9 %, во Владимирской на 13 %, Тамбовской на 15 %, Тульской на 28 %, Тверской на 29 %, Олонецкой на 34 %, Оренбургской, Саратовской и Симбирской взятых вместе на 34 %, Орловской, Псковской и Пермской в каждой на 37 %, Ярославской на 44 %, Петербургской на 45 %, Костромской на 50 %, Новгородской на 52 %, Харьковской на 58 %, & в Полтавской даже на 91 %.

Зато в губерниях, где раскол в действительности не усиливался, и если число раскольников увеличивалось, то лишь вследствие естественного приращения населения, там, где раскол даже ослабевал в последние сорок лет (например, в Земле Войска Донского и в Могилевской губернии, по уничтожении в последней старообрядских монастырей Гомельского уезда), там, по указанию официальных цифр, с 1826 по 1864 год он усилился в два и даже в два с половиной раза. Так, в Курляндии он показан усилившимся на 157 %, в Могилевской губернии на 148 %, в Волынской на 145 %, в Бессарабии на 121 %, в Киевской губернии на 80 %, в Подольской на 80 %, в Земле Войска Донского на 67 %, в Екатеринославской губернии на 59 %, в губерниях Виленской, Гродненской и Минской, взятых вместе, на 53 %, в Херсонской на 47 %, в Лифляндской на 30 % и в Витебской на 25 %.

Цифры духовного ведомства по некоторым епархиям несколько выше цифр, представленных губернаторами, по другим ниже. Вопрос, отчего из одной губернии доходили разные вести, разрешается очень просто: как губернаторы, так и архиереи представляли своим начальствам цифру фактическую, основание для которой заключалось единственно в показаниях за предшествовавшие годы. Каждый оставался спокоен: беспокойных запросов, неприятной переписки не было. Не ими так началось, не ими и кончится. Замечательно однако, что и цифры, доставляемые в святейший синод епархиальными архиереями, представляют то же самое, что и представляемые в министерство внутренних дел губернаторами: где раскольников в 1826–1864 годах стало в действительности больше, там показывалось, что число их уменьшилось, и наоборот.

Как цифры губернаторских отчетов основываются на цифрах, представляемых полицейскими управлениями, так и епархиальные донесения о числе раскольников основываются на ежегодно представляемых приходскими причтами ведомостях. Казалось бы, епархиальная цифра должна быть вернее губернаторской, даже безусловно верна. Кому же вернее знать свой приход, кому всего удобнее иметь на счету всех уклоняющихся от церкви, как не приходскому священнику? Но на деле выходит не то. И приходские причты, составляя ведомости о раскольниках, не основываются на действительности, но, подобно исправникам, придерживаются цифр прошлого года. Если бы какой-нибудь священник и вздумал представить к консисторию действительную цифру раскольников, ему угрожали бы еще более чувствительные неприятности, чем исправнику. Бюрократизм и формалистика в духовном ведомстве развиты едва ли еще не больше, чем в гражданском. Приходский священник, решась представить начальству действительную, известную ему цифру раскольников, должен бы был, вместо прошлогодних десятков, показать сотни. От того произошли бы неизбежные запросы, переписка и даже гораздо хуже. Увеличение цифры может подать начальству мысль о неспособности священника. Что же он за пастырь, если из стада его вдруг целые сотни уклонились в раскол? Верно показавший число раскольников в своем приходе может таким образом подвергнуться строгому взысканию, даже лишиться места.

Сверх того, причты тех приходов, где много раскольников, имеют, к сожалению, еще особые причины скрывать настоящее число их. Раскольник записной для причта человек потерянный, с него он не получит ни копейки. Напротив, незаписной составляет важную статью в домашнем бюджете церковнослужителей. Незаписной в книгах раскольник считается православным, но отмечается не бывающим у исповеди и св. причастия или по наклонности к расколу, чаще понаречению или по опущению, а иногда даже отмечается бытчиком (непременно один раз в десять лет). Такой раскольник, сроду не бывавший и на церковной паперти, но зачисленный по церковным ведомостям православным, несравненно выгоднее для причта, чем самый усердный прихожанин. За то, чтоб у него не исправлять треб, он платит гораздо дороже, чем усердный к церкви прихожанин за исправление их. Притом доход с «незаписного» вернее и обеспеченнее; чуть воспротивился он платить положенную дань, на него готов донос: отца похоронил в лесу, сына крестил неизвестно где, дочь венчалась не при церкви и т. п. Так бывало в прежнее время, а по местам и до сих пор (1868) делается. Начнется, бывало, следствие, и хотя дело ничем не кончится, ибо в "Уложении о наказаниях" за подобные проступки наказания не полагается, однако же несговорчивому даннику нахождение под следствием всегда обходилось гораздо дороже той суммы, которую он поупрямился заплатить своевременно. Дело затягивалось на несколько лет; а находящемуся под следствием не выдавали паспортов, и если он человек торговый, то много терял от невольного домоседства.

Бывавшие под судом раскольники за действия по расколу известны во многих местах под именем решеных. Вот откуда произошло такое странное название: до 1853 года каждое дело о раскольниках, но рассмотрении в уездных судах и в уголовных палатах, представлялось, чрез министерство внутренних дел, на обсуждение комитета министров. По закону наказание полагается только совратителям, совращенные же, по решениям комитета министров, обыкновенно подвергались духовному увещанию, и если оставались после того в расколе, то обязывались подпиской никого в раскол не совращать. Во время существования такого порядка много десятков тысяч перебывало в консисториях на увещаниях, но не было, кажется, ни одного примера, чтоб увещания эти подействовали на увещаемого, чтобы хоть один раскольник согласился остаться при церкви, а не идти в число решеных. Да и то надо сказать, что все эти троекратные увещания на практике были не что иное, как троекратная плата известной суммы денег. Казалось бы, такой решеный не должен уже был затем считаться по церковным росписям православным, должен бы быть причислен к записным раскольникам. Этого никогда не бывало. Решеный никогда не вносился в списки раскольников, тем менее семья его; напротив, если у решеного родился после увещаний и данной им подписки ребенок, и он, как водится, окрестил его по своему обряду, на него поступал новый донос о совращении в раскол своего сына, то есть новорожденного-то. Начиналось новое дело, в конце которого были новые троекратные увещания.

Принадлежащие к сектам хлыстовским (хлысты, монтаны, ляды, лазаревщина, скопцы, шелапуты и пр.) и мистическим (сионская церковь, десные христиане и пр.) почти никогда не показываются в числе отщепенцев от господствующей церкви. Принадлежащие, например, к хлыстам, по самым правилам своей секты, должны исправлять все требы в православной церкви и действительно исправляют их с виду усерднее самого усердного православного и потому считаются принадлежащими к церкви, между тем как в то же время имеют своих живых богов, своих христов, богородиц, пророков и т. п.

Несообразность числа раскольников, официально показываемого, с действительною цифрой давно обращала на себя внимание. Так, например, было обращено внимание на Пермскую губернию: в 1826 году показывалось в ней 112.000 раскольников; в тридцатых годах, при бывшем там архиепископе Аркадии, обращено из них в православие сто тысяч, но в 1841 году, по официальным показаниям, их оставалось еще 108 тысяч. В сороковых годах в Пермской епархии обращено было из раскола еще до 100.000 человек, а в 1850 году все-таки показывалось 72.899; в пятидесятых годах обращено еще до сотни тысяч, а в 1864 году показывалось еще 70 тысяч.

Несообразность официальной цифры с действительною самым поразительным образом оказалась в 1850 году. В ноябре этого года исполнилось двадцатипятилетие царствования императора Николая Павловича. Все министры и главноуправляющие отдельными частями, кроме годовых отчетов по своему управлению, представили государю отчеты за 25 лет. При отчете министерства внутренних дел бывший тогда министром граф Л. А. Перовский представил особую записку о расколе. Оказалось, что к началу царствования Николая Павловича раскольников в России было 827 тысяч, в двадцать пят лет обратилось к православию и к единоверию более миллиона, и все-таки к 1851 году осталось их 750 тысяч. Граф Перовский, решительно отрицая приблизительную даже верность последней цифры, заметил, что действительное число раскольников несравненно более показываемого официально, "конечно, их до девяти миллионов", — заметил он. Незадолго перед тем (в конце сороковых годов) произведены были исследования о расколе в Московской губернии состоявшим при министерстве внутренних дел действительным статским советником Липранди. Он доносил графу Перовскому, что в той губернии раскольников не 73.485, как значится в официальных ведомостях, а 186.000.[14]

Общее же число раскольников по всему государству г. Липранди, основываясь на счете самих московских раскольников, полагал в девять миллионов.[15]

На этом основании и говорит в своей записке граф Перовский.

Прочитав "Записку о расколе в 1825 — 1850 годах", император Николай Павлович приказал графу Перовскому придумать средства, каким бы образом, не возбуждая народных толков о записи в раскольники, негласно и самым осторожным образом собрать возможно верные сведения о числе раскольников, хоть в некоторых губерниях. В августовской книжке "Православного Собеседника" за 1867 год помещена статья "О численности раскольников"; в ней г. Ивановский рассказывает, каким образом производились эти исследования. Но эта статья, будучи основана лишь на тех немногих официальных записках, которые напечатаны г. Кельсиевым в изданном им в Лондоне "Сборнике правительственных распоряжений о раскольниках", неполна и не совсем верна.

Г. Ивановский введение в наше общество мнения о десятимиллионной численности раскольников приписывает г. Липранди и пишущему эти строки. Слишком много чести! Мнение это основано не на моих исследованиях и не на исследованиях г. Липранди, а на сведениях, собранных в разных местах государства, с одной стороны, генерал-губернаторами, губернаторами, чиновниками министерства внутренних дел, статистическими экспедициями, а с другой епархиальными, вследствие указа святейшего синода, последовавшего в июне 1853 года.

Вот как было дело, насколько мне оно известно. Во время министерства графа Перовского дела по расколу, как и теперь, заведывались департаментом общих дел министерства. Но в этом департаменте производились тогда только дела, так сказать, обиходные: переписка с губернскими начальствами о раскольниках, рассмотрение следственных дел о проступках раскольников, составление по этим делам записок для внесения в комитет министров, принятие мер против раскола сообразно местным условиям н т. п. Дела же большей важности, как, например, о только что возникшей в то время Белокриницкой митрополии, по исследованиям скопческой секты и хлыстов, по собранию сведений для истории раскола и самое составление ее, словом, все работы, требовавшие не только знания канцелярского порядка, но и научной подготовки — поручены были известному ученому, бывшему пред тем профессором Московского университета и редактором журнала «Телескоп», покойному Н. И. Надеждину.[16]

Надеждин был редактором и "Записки о расколе", представленной императору Николаю Павловичу во время совершившегося двадцатипятилетия его царствования. Получив повеление привести в возможную ясность число раскольников, граф Перовский и это дело возложил на Надеждина, поручив ему придумать средства к исполнению государевой воли и выбрать способных на то людей как из министерских чиновников, так и из лиц посторонних. В это время я, по поручению графа Перовского, ревизовал полиции, думы и другие городские учреждения в Нижегородской губернии и, не кончив еще ревизии, в марте 1852 года приехал в Петербург для личных объяснений с министром. Во время этих объяснений граф Перовский стал расспрашивать меня о нижегородских раскольниках и после довольно продолжительного разговора сказал, что он намерен дать мне поручение по делам раскола, и приказал объясниться с Надеждиным. От Надеждина узнал я об упомянутой «Записке» и о повелении государя, в исполнении которого я должен был принять участие. Кроме меня к этому был призван председатель петербургской уголовной палаты И. С. Синицын. Начались совещания, как исполнить волю государя, как узнать приблизительно верное число раскольников в двух на первый раз губерниях, не подавая никому ни малейшего повода к заключениям, что производится счет их. В этих совещаниях, по назначению министра, принял участие еще один из министерских чиновников, ныне (1868) статс-секретарь Н. А. Милютин, бывший тогда вице-директором хозяйственного департамента и заведывавший делами "временного статистического комитета". По его мысли образованы были две "статистические экспедиции", одна в губернию Нижегородскую, другая в Ярославскую. Начальствующим первой граф Перовский назначил меня, а начальствующим второй — покойного Синицына. Статистические экспедиции составлены были из членов, назначенных из министерских чиновников и из прикомандированных к ним, по соглашению начальствующих с местными губернаторами, самых способных и лучших чиновников губернского управления. Члены были избираемы гг. Надеждиным и Милютиным. Ими же была одобрена составленная мною инструкция статистическим экспедициям; она утверждена графом Перовским и напечатана в том же 1852 году в "Сборнике циркуляров по министерству внутренних дел". Назначены были на обе экспедиции особые денежные средства (до 15 тысяч) из министерства и, кроме того, из губернских сумм по соглашению начальствующих экспедициями с губернаторами.[17]

Вскоре после того, как статистические экспедиции отправились в Нижегородскую и Ярославскую губернии, граф Перовский признал нужным произвести исчисление раскольников еще в одной губернии, лежащей между двумя названными, в Костромской. Но, не образуя для того целой экспедиции, он послал туда гг. Брянчанинова и Арнольди, на которых не лежало обязанности собирать общие статистические сведения, и они исключительно занимались собранием сведений о раскольниках.

Вот результаты счисления раскольников, произведенного в 1852 году в Нижегородской, Костромской и Ярославской губерниях:

В Нижегородской, по официальному показанию губернатора, было 20.246 раскольников обоего пола. По исследованиям статистической экспедиции их оказалось 172.500.

В Костромской официально показывалось 19.870 раскольников. Брянчанинов и Арнольди насчитали 105.572.

В Ярославской официально показывалось 7.454 раскольника, по исследованию статистической экспедиции оказалось 278.417.

Таким образом оказалось в Костромской губернии раскольников в пять раз более, в Нижегородской в восемь с половиной раз, а в Ярославской втридцать семь раз.

Исследования по трем губерниям представили следующий результат: вместо 47.570 раскольников официально показываемых, оказалось их 556.389, то есть около двух третей официальной цифры, относящейся ко всей империи. Оказалось, что официальная цифра по трем губерниям, взятым вместе, уменьшена в одиннадцать раз. На этом-то основании и стали считать действительную цифру раскольников приблизительно от 9 до 10 миллионов. Общее число раскольников по всей России официально за 1852 год показано было в 910 тысяч. Помножив его на одиннадцать, получим 10 миллионов. Вот каким образом произошла десятимиллионная цифра раскольников. Впрочем, девятимиллионную цифру в правительственных сферах предполагали и прежде этого времени.

Статистические экспедиции продолжались до 1855 г., но с начала 1853 года расколом они уже не занимались. До 1855 года я и г. Синицын, оставаясь начальствующими экспедиции, одни, без участия членов, занимались более подробными исследованиями о состоянии раскола, я по Нижегородской, он по Ярославской и Костромской губерниям. Это происходило уже в министерство Д. Г. Бибикова.


Примечания:



Note1

"Полное Собрание Законов Российской империи", V, N 2889.



Note14

"Статистические таблицы Российской империи, издаваемые по распоряжению министра внутренних дел центральным статистическим комитетом". Спб., 1863, стр. 235.



Note15

"Записка г. Липранди, напечатанная во 2 томе "Сборника правительственных распоряжений о расколе", г. Кельсиева, стр. 104 и 146.



Note16

Под его руководством d сороковых годах работали: действительный статский советник Липранди и несколько молодых людей, в числе которых находились недавно бывший московским губернатором граф А. К. Сиверс, нынешний (1868) одесский градоначальник М. Н. Шидловский и др. Принимали в этих работах участие В. И. Даль, заведывавший тогда особою канцелярией графа Перовского, и товарищ министра, покойный И. Г. Сенявин. Дела, порученные Надеждину, производились помимо департамента.



Note17

В ярославской экспедиции под начальством Синицына находились: тайный советник граф Сиверс (бывший московский губернатор), действительные статские советники: А. И. Артемьев (старший редактор центрального статистического комитета), Насилов (председатель петербургского физиката) и Г. Г. Григорьев (владимирский вице-губернатор), статский советник граф Гуттен-Чапский (бывший петербургский вице-губернатор) и магистр богословия Пискарев. В нижегородской экспедиции находились: статские советники: Е. К. Огородников (старший редактор центрального статистического комитета) и Н. И. Зайцевский (секретарь того же комитета), камер-юнкер П. А. Галахов и А. Н. Аксаков. В числе губернских чиновников при мне находился К. В. Трубников, позднее редактор "Биржевых Ведомостей". В Костромскую губернию были посланы действительный статский советник Брянчанинов (бывший ставропольский губернатор) и статский советник Л. И. Арнольди (бывший калужский вице-губернатор).








Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке