Глава V

Слог или буква?

«Проблема состоит в том, были ли знаки египетского письма алфавитными и слоговыми, как считает большинство египтологов, или же исключительно слоговыми, как считает автор этих строк».

((И. Е. Гельб))

Шампольон разделял иероглифы на две категории: знаки первой выражали звуки, а второй — понятия. Иными словами, часть знаков была фонограммами, а часть идеограммами. Это деление иероглифов (а их известно несколько тысяч) сохранило свою силу и по сей день, хотя мы имеем гораздо более четкое представление о письме египтян, чем Шампольон.

Шампольон полагал, что фонограммы являются алфавитными — и только алфавитными. Лепсиус показал, что это не так: десятки иероглифов, зачисленных Шампольоном в алфавитные, на самом деле передают сочетания двух согласных. Позже были выявлены фонетические знаки, передающие три и даже четыре согласных. Правда, знаков последнего типа в египетском письме немного (так, изображение пестика со ступкой передавало согласные «х-с-м-н»). Трехсогласных иероглифов значительно больше, около 60 — например, знак изображавший жука, передавал сочетание согласных «х-п-р». Самые многочисленные из фонетических знаков — двусогласные, их насчитывается свыше 100. Знак, изображавший рыбу, передавал согласные «б-с», знак дома — согласные «п-р», знак канала — «м-р» и т. д. Наконец, последнюю категорию фонетических знаков составляют односогласные или алфавитные иероглифы. Общее число их — 24, но следует добавить еще и омографы (типа русской буквы «д» и «?»), правда, число таких знаков-двойников не превышает десятка, а не свыше ста, как считал Шампольон.

Происхождение фонетических знаков понятно: когда-то они передавали не абстрактные звуки, а конкретные слова и понятия, то есть были идеограммами. Затем писцы стали использовать ряд идеограмм для записи слов, сходно или одинаково звучавших, наподобие тому, как это делаем мы при составлении ребусов. Знак, передававший слово «х-п-р» (жук) и изображавший жука, стал применяться, например, для записи имени фараона Мен-хе-пера (как мы рисуем льва, чтобы передать в ребусе имя Лев) и т. д. Постепенно ряд знаков превратился в чисто фонетические, стал обозначать уже не конкретное слово, а абстрактный звук или группу звуков. Однако далеко не все фонетические иероглифы утратили свое идеографическое, словесное значение. Упоминавшиеся двухсогласные знаки канала и дома могли читаться как абстрактные «м-р» и «п-р» и как слова «канал» (м-р) и «дом» (п-р) и вдобавок быть указателями — детерминативами (первый к названиям озер, прудов, морей, рек, второй — зданий).

Таким образом, один и тот же знак, в египетском письме может выступать и как фонограмма, и как идеограмма. Причем в последнем случае он может передавать либо отдельное слово, либо не читаться, а служить указателем к чтению другого слова. Мало того: знак мог иметь не одно, а два фонетических чтения. Например, знак, который передавал слово «зад» или «задняя часть» и был детерминативом понятий «дно», «задняя часть», имел фонетические чтения «п-х» и «к-ф-алеф» (алеф — особый гортанный звук, встречающийся в египетском, арабском и других языках).

Как же египтянам удавалось выбирать нужное чтение знака? В ряде случаев на помощь приходила графика. Так, чтобы отличить идеографическое чтение знака от фонетического, к нему сбоку или снизу добавлялась небольшая черточка. И тогда знак, изображавший дом, читался как «п-р», а тот же знак с черточками читался уже не как абстрактные звуки «п-р», а в значении «дом» или служил детерминативом зданий. Но основная нагрузка подобного различения падала на так называемые звуковые подтверждения.

Как правило, все двусогласные и трехсогласные знаки, когда они употреблялись в качестве фонетических (то есть в переносном, звуковом значении, а не как идеограммы) сопровождались алфавитными, которые повторяли последний звук. Вот почему в слове Тутмес, прочтенном Шампольоном, фонограмма «м-с» сопровождалась алфавитным «с». И примеры подобных дублей встречаются в египетских текстах на каждом шагу, что и ввело в заблуждение Шампольона, который стал считать двусогласные знаки алфавитными.

Иногда писцы дублировали не только последний звук, а два или три звука фонограммы: после знака «х-п-р» приписывали алфавитные знаки «п-р» или «х-п-р» и т. д. А порой даже ставили сопровождающие знаки перед (а не после!) основной двух- или трехсогласной фонограммы. Делалось это из соображений эстетики и в первую очередь из-за стремления как можно более экономно использовать площадь воображаемого квадрата, в которые вписывались иероглифы. (Сравните написание русского слова «как», подчиняющееся этому «правилу квадрата».)

Основной фонд иероглифических знаков составляют идеограммы. Если фонетических иероглифов мы насчитываем около двухсот, то идеографические исчисляются тысячами. Да и большинство фонетических иероглифов имело еще и идеографическое значение. Правда, общеупотребительными были 600–800 идеограмм, а остальные применялись для записи математических, астрономических и других специальных терминов и понятий (ведь и в нашем алфавитном письме в научной литературе применяется много сотен идеограмм: математические, химические и другие символы и т. п.).

Слово могло быть записано египетским писцом по-разному. Он мог передать его только идеограммой; мог написать идеограмму и рядом с ней поставить фонетическое написание (и опять-таки здесь был выбор: либо написать фонетически все слово, либо часть его); наконец, мог — и, как правило, он это делал — сопроводить идеографическое, фонетическое или смешанное, идеографическое плюс фонетическое, написание знаком-указателем детерминативом.

Даже краткий перечень некоторых детерминативов дает представление, насколько богатым был их выбор у египетского писца. Существовали указатели к понятиям: человек, люди, женщина, ребенок, вельможа, царь, старость, есть, нести, враг, пленник, ходить, скот, животное, дерево, рыба, зерно, строение, множество, плохой, змея, гневный, недовольство, время года, папирус, плоды, судно, сосуд, земля, чужеземная страна, орошаемая земля, камень, металл, город, чужеземец, сила, жертвовать, птица, смерть и т. д. и т. п. Едва ли не каждое знаменательное слово сопровождалось детерминативом, а порой и несколькими: например, вслед за названием враждебного племени ставились детерминативы «люди», «враг», «множество» и т. д. Подсчеты показывают, что почти каждый пятый иероглиф в египетском тексте оказывается «немым», нечитаемым знаком-детерминативом.

Но эти знаки-указатели нельзя считать лишними. Ведь на письме не передавались гласные звуки, а костяк согласных мог в принципе иметь различную огласовку. В результате одно и то же сочетание согласных могло быть прочтено по-разному. Представим себе, что русские слова записывались бы иероглификой, подобной египетской. Рисуночный знак, изображающий здание, имел бы чтение не «дом», а «д-м». И в принципе мы могли бы с его помощью записывать и такие слова, как «дым», «дама», «дам», «дума» — ведь у них тот же костяк согласных — «д-м». Для того чтобы различить эти слова, мы стали бы после иероглифа, изображающего здание, ставить знак «клубы дыма» — этот детерминатив указывал на чтение «дом». Протянутая рука, новый детерминатив, указывал бы на чтение «дам»; иероглиф, изображающий женщину, указывал, что следует избрать чтение «дама» и т. д. Примерно так же поступали египтяне, ставя свои разнообразные и многочисленные знаки-указатели. Любопытно, что для передачи отвлеченных понятий они приняли иероглиф, изображавший свиток папируса с завязками и печатью — своего рода конкретный знак абстрактного.

Детерминативы, вне всякого сомнения, происходят из идеограмм, которые с ходом времени стали передавать не слова или понятия, а лишь классифицировать, обобщать. Например, после всех глаголов движения ставился знак, изображающий две ноги. И он уже не обозначал «идти», а указывал, что такой-то и такой-то глагол, написанный другой идеограммой или фонетическими знаками, относится к категории движения. Из идеограмм происходят и фонетические знаки: ребусное написание слов-омонимов (вроде русских «печь» и «печь», «лев» и «Лев» и т. п.) привело к тому, что знаки-идеограммы стали применяться не в их прямом, смысловом, а в переносном, фонетическом значении. И даже односогласные, алфавитные знаки, как удалось показать египтологам, можно возвести к знакам-идеограммам.

Возьмем, например, алфавитный знак, передававший звук «х» (лингвисты транскрибируют его как «?», ибо в языке древних египтян было еще «х — придыхательное», «х — глухое», «х — шепотное», обозначаемые в транскрипции как «h», «?» и «?»). В самых древних текстах этот знак был идеограммой и передавал слово «утроба» (х-алеф-т). Затем от этого слова отпал гортанный звук «алеф», а вслед за ним и звук «т», пока не осталось «х». Знак превратился в односогласный, алфавитный. Немецкий филолог Курт Зете установил 19 слов, из которых подобным же образом получились алфавитные знаки.

Открытие зачатков алфавита в иероглифическом письме египтян на заре египтологии позволило уже Шампольону предположить, что «Европа, получившая от Древнего Египта начатки науки и искусства, обязана ему еще одним неоценимым благодеянием — алфавитным письмом». Этой точки зрения придерживались и многие другие ученые, особенно после того, как на Синайском полуострове удалось найти надписи, выполненные своеобразным письмом, которое могло быть связующим звеном между письмом Египта и соседней Финикии. Однако тексты, найденные на Синайском полуострове (их называют протосинайским, то есть древнейшими синайскими), до сих пор не расшифрованы, мы не знаем, как они читаются. Более того: в последние годы основатель науки о письме, грамматологии, известный востоковед И. Е. Гельб выдвинул смелую гипотезу, согласно которой в египетском письме алфавита не было: в нем применялись лишь слоговые знаки, подобные тем, что употребляли писцы Двуречья, хеттов и других народов Древнего Востока.

В пользу этого предположения профессор Гельб приводит доводы, взятые из арсенала различных научных дисциплин. В истории письма известен один-единственный путь развития: от идеографии, знаков, передающих слова и понятия, к фонографии, знакам, передающим звуки. И какую бы систему письма мы бы ни взяли: шумерскую, китайскую, хеттскую, письменности, изобретенные сравнительно недавно африканцами и индейцами Америки, — знаки-слова превращаются в фонетические знаки, передающие слоги, а не отдельные звуки (являются слоговыми, а не буквенными).

«С точки зрения психологии это наиболее естественный путь развития. Первый шаг анализа слов состоит в том, что оно разделяется на слоги, а не на гласные и согласные звуки», — пишет Гельб. И если считать египетские алфавитные знаки и в самом деле алфавитными, «мы должны не только игнорировать историю развития других систем письма Древнего Востока, но и приписывать египетскому письму уровень абстрагирования, который был достигнут в греческом алфавите лишь тысячу лет спустя».

Разумеется, когда египтологи дают транскрипцию какого-либо египетского знака, например, «л-р» или «р», они предполагают, что в первом случае он мог читаться «пер», «пар», «пара», «пери», а во втором — «ра», «ре», «ри» и т. д. Гельб транскрибирует эти знаки как «п — неизвестный гласный, р — неизвестный гласный» и «р — неизвестный гласный». Разницы как будто бы особой нет.

И для целей практики удобнее традиционная запись египтологов. Но с точки зрения теории письма различие здесь принципиальное. Ибо египтологи трактуют знаки как двусогласные и односогласные, а Гельб и его сторонники (а их за последнее время появилось немало, в том числе и в нашей стране) — как слоговые.

Таким образом, по мнению Гельба, в египетской иероглифике, помимо сотен идеограмм, было еще 24 слоговых знака, передававших согласный плюс какой-либо гласный, и около 80 слоговых знаков, передававших две согласных плюс гласный (или два гласных) звука. В исключительных случаях египетские писцы применяли и трех и даже четырехсогласные знаки, обычно передававшие слова. Финикийцы не взяли египетский «алфавит», как это часто пишут в книгах по истории письма, а скорее провели кардинальную реформу. Из сложной египетской системы письма, состоявшей из многих сотен идеограмм и множества фонетических знаков, передающих от одного до трех согласных звуков (плюс любой гласный), финикийцы взяли 24 простых слоговых знака, отбросив все остальные. Но и финикийское письмо не было алфавитным, — это была слоговая система, в которой каждый знак передавал не просто согласную, а слог, состоящий из сочетания согласной с какой-либо гласной.

Естествен вопрос: если письмо финикийцев (и односогласные знаки египтян) не были алфавитом, то что же тогда алфавит? «Ответ на него ясен, — пишет Гельб. — Если под термином «алфавит» мы понимаем письмо, выражающее простые звуки языка, тогда первым алфавитом была письменность, созданная греками». И общий ход развития письма на нашей планете, по мнению Гельба, таков: от египетской смешанной системы, где употреблялись идеограммы и фонограммы, к чисто слоговой системе финикийцев, а от нее — к алфавиту, изобретателями которого были греки.

Мы не будем вдаваться в историю рождения алфавита. Вопрос этот очень сложен и до сих пор остается нерешенным. Ясно лишь, что вне зависимости от того, прав Гельб или нет, египетское письмо легло одним из краеугольных камней в здание алфавита, письма, завоевавшего почти весь мир. Дилемма — были ли египетские фонетические знаки слоговыми или нет, на данном уровне наших знаний неразрешима. Ведь гласные звуки на письме египтянами не обозначались! Больше того: мы не знаем, как на самом деле звучали египетские слова. И, читая в книгах имена Нефертити, Эхнатона, Рамсеса, Тутмоса и других, мы следуем лишь условному их произношению. На самом деле в Египте не жила царица по имени Нефертити и не правил фараон по имени Эхнатон, имена эти звучали по-иному… Как? Вопрос о фонетике египетского языка остается одним из самых трудных вопросов современной египтологии.

Речь древних египтян перестала звучать много столетий назад. До нас дошли лишь письменные тексты. И ученым наших дней приходится, в отличие от Шампольона и его последователей, вести дешифровку не знаков письма, а дешифровку языка, его внутренних закономерностей, его грамматики и лексики, фонетики и морфологии.