Глава 33

Смысл истории

В последнее время я все чаще получаю послания, в которых выражается недоумение, ради чего я отложила на время в сторону собственное творчество и занялась историей литературы. Хороший вопрос! Пожалуй, мне не так уж и легко на него ответить; честно говоря, этот вопрос даже ставит меня в тупик… И прежде всего своей неожиданностью, потому что я совершенно к нему не готова.

Ничего не поделаешь, но такой уж у меня склад ума — сначала я что-нибудь делаю, а уже потом думаю зачем. Вот так и с историей литературы: я уже практически покончила со всей отечественной классикой, все расставила по своим местам, а зачем, для чего — так до сих пор и не поняла. Ну ничего! В конце концов, лучше поздно, чем никогда!

Прежде всего нужно сказать, что меня всегда раздражали писатели и, между прочим, вовсе не обязательно русские. В данном случае русские писатели просто попались мне под руку, так что в том, что я занялась именно русской литературой, нет ничего особенного, с этим все более или менее ясно. А писатели меня больше всего раздражали, ну, как бы это попонятнее выразиться…

Даже не знаю… Скорее всего, своей глупостью?.. Не уверена, что только этим, но, скорее всего, именно глупостью! Другого слова, к сожалению, мне пока подобрать не удается. В принципе, мне не было бы никакого дела до писательской глупости, если бы мне самой постоянно не приходилось пожинать ее плоды, то есть не испытывать ее последствия на собственной шкуре. Иными словами, куда бы я ни приходила, к каким бы законченным кретинам и дегенератам, в какую бы самую тухлую и замшелую контору, пусть даже по починке ржавых и прогнивших канализационных труб, мне повсюду приходится ловить на себе насмешливые взгляды всяких там нетрезвых и деградировавших личностей, порой даже уже почти совсем утративших человеческий облик и находящихся в абсолютно невменяемом состоянии. Не люди, а инопланетяне какие-то! Не случайно ведь, образно говоря, они нашли свое место «у параши» — я имею в виду всяких там ассенизаторов и сантехников — правда в городском или же районном масштабе, но суть-то ведь от этого не меняется. Общий смысл их деятельности заключается именно в том, чтобы «выносить парашу», хотя, естественно, так прямо в лоб, точнее, в глаза им этого никто не говорит… Так вот, как это ни печально, но я ничего не преувеличиваю и не утрирую: все смотрят на меня свысока, даже самые убогие представители городского дна! И все потому, что я писательница! Нет, на лбу, конечно, у меня это не написано, но мне все равно кажется, что дело именно в этом. Просто мне не хочется особо вдаваться в детали, и я описываю ситуацию самыми общими и приблизительными штрихами, только чтобы подчеркнуть суть. А суть заключается в том, что писатели во всем мире уже давно зарекомендовали себя в качестве законченных идиотов, отчего окружающие и смотрят на них свысока.

Кстати, заранее прошу у всех прощения, что тут на одной странице три раза повторяется слово «суть» — это вовсе не от того, что у меня очень маленький словарный запас и я совсем не умею писать или там, как обычно принято говорить в подобных случаях, «не владею пером». Просто это такой сознательный стилистический прием, который в данном случае призван подчеркнуть неявное сходство «сути» деятельности писателей и сантехников и их реального положения в современном мире. Так как прямо в лоб я об этом, естественно, говорить не могу, чтобы не обижать своих многочисленных коллег, мне и приходится прибегать к подобного рода стилистическим хитростям и иносказаниям.

В общем, мне это порядком надоело! Надоело расплачиваться за идиотизм других, который по инерции переносится и на меня! Более того, сложившаяся ситуация далеко не так проста и безобидна, как это может показаться на первый взгляд. В этой ситуации кроется определенная опасность, последствия ее вообще трудно предсказать. И я в этом тоже неоднократно убеждалась на собственном опыте. Например, со стороны тех же читателей! Некоторые из них, натыкаясь на мои книги и обнаруживая, что я вовсе не такая идиотка, как остальные писатели, вдруг впадают в жуткую ярость. И это вовсе не смешно, по крайней мере, мне!

Хорошо еще, что пока мои книги издаются сравнительно небольшими тиражами, и в жизни я крайне редко пересекаюсь с читателями своих книг, то есть, согласно теории вероятности, возможность подобного пересечения пока ничтожно мала, не выше, чем вероятность разбиться на самолете, к примеру. А самолеты, как известно, на сегодня — самый безопасный вид транспорта. Один мой знакомый математик мне даже все посчитал: сопоставил общий тираж моих книг с данными последней переписи населения — пока все в рамках минимального жизненного риска. Я могу спокойно ходить по улице и ожидать, что мне скорее на голову свалится кирпич, чем на моем пути попадется разгневанный читатель моих романов. Но это пока! Как будут развиваться события в дальнейшем, в какой динамике, предсказать невозможно…

А все дело в том, что Пушкин и остальные — раз уж речь идет о России, — приучили наших соотечественников к тому, что любой самый последний кретин, читающий их книги, поневоле ощущает свое над ними превосходство. Короче говоря, современные читатели привыкли считать всех русских классиков за откровенных лохов, и им приятно осознавать это свое величие, пусть даже никем не признанное и нигде явно не обозначенное. Люди вообще не любят тех, кто их в чем-либо превосходит, особенно в плане умственных способностей. Этим и объясняется, почему русская классика так популярна сегодня в массах, издается такими большими тиражами, постоянно экранизируется и пр. Этим же, кстати, объясняется и популярность так называемой массовой литературы: разных там детективов, триллеров и «женских романов», авторы которых порождают уже совсем откровенную туфту. Неважно! Все они, а не только один Достоевский, в определенном смысле, «выросли из гоголевской шинели». И обывателям в равной мере приятно видеть у себя на полке томики всех этих умственно отсталых дурачков, так как это созерцание — созерцание подобной литературы — позволяет им чувствовать себя едва ли не пупом земли. А это, ясное дело, ни с чем не сравнимое ощущение!

Со мной же все происходит с точностью до наоборот! Поэтому меня не очень-то издают, кажется, вовсе не собираются экранизировать, ну и т. д. Думаю, можно не продолжать. Все понятно! Что касается разных там водопроводчиков и сантехников, то с этими совершенно отъехавшими личностями я, в конце концов, кое-как научилась справляться. В частности, я постоянно ношу с собой свое удостоверение члена Международной федерации журналистов, потому что оно самое большое и солидное из всех моих удостоверений, размером с такую крупноформатную записную книжку, не меньше, кроме того, у этого удостоверения на зеленой корочке еще большими серебряными буквами вытиснено: «ПРЕССА». И, как правило, прежде чем вступить в переговоры с какими-нибудь дегенератами вроде тех, что я уже перечислила выше, я лезу в свою сумочку якобы за шариковой ручкой или же носовым платком, и среди всяких необходимых в быту предметов, ключей, зажигалки, записной книжки, помады и пр., как бы ненароком достаю и выкладываю на стол это удостоверение… Если же я оказываюсь в аналогичной ситуации где-нибудь за границей, например, в Париже, то я стараюсь положить это удостоверение так, таким образом, чтобы оно оказалось на столе кверху другой стороной, с точно такой же надписью, только латинскими буквами: «PRESS»… И ничего!

Насколько я могла заметить, действует! Вид этого удостоверения заставляет даже самых опустившихся кретинов немного шевелить остатками своих прокуренных и заспиртованных мозгов. Короче говоря, они понимают, что видят перед собой не просто писательницу, «продолжательницу пушкинской традиции в русской литературе» и т. д., и т. п., а нечто большое и значительное. И все эти мои наблюдения над жизнью вовсе, увы, не субъективная паранойя, а самые что ни на есть подлинные и объективные факты жизни, которые, на мой взгляд, сегодня даже не нуждаются в особых доказательствах и разъяснениях ввиду своей самоочевидности и самодостаточности.

С читателями же, к сожалению, все обстоит гораздо сложнее. С трудом себе представляю, при каких обстоятельствах я бы могла пихнуть им в нос свое удостоверение с надписью «ПРЕССА». Разве что во время творческого вечера выложить на столик рядом со своим новым романом? Но боюсь, что его разглядят только сидящие в первых рядах, так что это, по-моему, глупо. С читателями этот номер не пройдет! Даже если бы меня вдруг показали по телевизору, это удостоверение все равно вряд ли сработает, так как по телевизору рядом на экране наверняка будет отсвечивать какой-нибудь журналист, одно присутствие которого способно затмить тысячу подобных удостоверений. Конечно то, что со мной публично побеседует известный и уважаемый журналист, наверняка поднимет мой авторитет в широких массах, но меня, честно говоря, это все равно совершенно не устраивает. Просто в данном случае уже журналист выполнит роль удостоверения с надписью «ПРЕССА», только и всего, но я об этом, собственно, с самого начала и говорю, если уж быть последовательным и не утрачивать нить моих рассуждений…

С другой стороны, безусловно, те писатели, которые сегодня сами откровенно косят под дурачков и работают в жанре всевозможных детективов, триллеров и «женских романов», уже достигли определенных успехов и повысили в глазах окружающих статус писательской профессии — надо это признать. И вряд ли этот факт сегодня уже вызывает у кого-либо серьезные сомнения. Ярким доказательством является и то, что наиболее ушлые из читательской массы, причисляющие себя к так называемой «элите», сейчас уже не желают видеть на своих книжных полках рядом с томиками Пушкина, Набокова, Джойса, Кафки и Пруста «всяких там», как они выражаются, донцовых, б. акуниных, доценко, картленд и пр. А почему, собственно? В чем дело? Ответ, по-моему, напрашивается сам собой! Люди, как я уже сказала, не выносят рядом с собой присутствия тех, кого считают умнее себя! Поэтому Донцову, Б. Акунина, Доценко, Картленд и остальных им подобных сегодня читают только самые доверчивые и недалекие люди — те, кто по наивности продолжает считать их глупее себя, то есть точно такими же дурачками, как подавляющее большинство русских классиков, так толком и не «выросших из гоголевской шинели». Увы! Короче говоря, как это ни пародоксально звучит, приходится констатировать: Донцову, Б. Акунина и остальных сегодня читают только уже совсем законченные дегенераты и простачки!

Вот тут наконец мы и подошли к ответу на главный и, к моему удивлению, заинтересовавший столь многих вопрос о смысле «Моей истории русской литературы». Этот ответ, думаю, теперь уже тоже напрашивается сам собой.

Даже как-то странно, что, приступая к написанию данной книги, я сама предварительно об этом не подумала. Так вот, смысл «Моей истории» заключается в том, чтобы вовремя отделить себя от остальных русских писателей, отгородиться, так сказать, провести разделительную черту, а может быть, даже и противопоставить себя им — подстраховаться, короче говоря, пока не поздно, с учетом всех перечисленных выше обстоятельств и тенденций…

Причем мне особенно хочется подчеркнуть, чтобы ни у кого не возникло никаких иллюзий и заблуждений на этот счет: речь в моей истории русской литературы прежде всего идет о реальных умственных способностях отечественных писателей, а вовсе не о многократно опошленных и искаженных всевозможными критиками и литературоведами их образах. Я заранее хочу предостеречь всех, кто взялся читать мою книгу, от этого опасного и вредного заблуждения. Ведь литературоведы и критики, на мой взгляд, и вовсе находятся за пределами какой-либо из существующих ныне гуманитарных наук, несмотря на то, что сами они склонны причислять свое занятие именно к ним, к этим наукам. Во всяком случае, лично я с трудом себе представляю какую-либо более или менее реальную, а не фальшивую, тщательно подтасованную и надуманную историю отечественного литературоведения или же критики. На мой взгляд, все эти факты, вся эта так называемая «литература» уже больше представляет интерес для медицины, для каких-нибудь дефектологов или там, не знаю, как их даже назвать, «дебилологов»…

Кстати говоря, я заметила, что писателям всегда с большим трудом даются произведения, посвященные другим писателям или же просто каким-нибудь творческим личностям. А фильмы о поэтах и художниках вообще, как правило, просто невозможно смотреть. Иногда такой фильм даже навсегда способен отбить охоту читать книги персонажа, которому он посвящен. Последний раз нечто подобное со мной случилось, когда я посмотрела «Дневник его жены» — фильм, отснятый, кажется, специально к 130-летию Бунина. Там Бунин предстает в образе какого-то отвратительного зажравшегося номенклатурного советского писателя — такое у него гладкое и сытое лицо. Он постоянно ходит в белом костюме, жрет, жадно чавкая, громко орет и скачет от восторга, узнав, что ему присудили Нобелевскую премию, трясется от негодования всем своим желеобразным телом, когда его обыскивают немецкие пограничники, а после даже, кажется, начинает рыдать и, в довершение всего, чуть ли не трахается с собачкой, во всяком случае, спит с ней в одной постели, ну, в общем, почти как Герасим с Му-Му… Гадость какая! С тех пор я Бунина не то, что читать, слышать о нем не могу! А ведь когда-то мне он нравился. Особенно мне нравилось рассматривать его желчное холеное лицо на маленькой фотографии в Большой Советской Энциклопедии: благородная седина, презрительная складка губ… Но после фильма все очарование рассеялось!

Сравнительно удачным в этом жанре получился разве что фильм Агнешки Холланд «Полное затмение» о сложных взаимоотношениях Верлена и Рембо, с легким налетом скандальности из-за откровенных постельных сцен… Но второй раз я бы и этот фильм смотреть, пожалуй, не стала…

В чем тут дело? Я думаю, что писателю и режиссеру всегда лучше обращаться к обычной жизни, к образам простых обывателей, далеких от культуры, так как любая творческая личность — это уже как бы однажды обработанный материал, так как образ каждого писателя уже сложился и запечатлелся в сознании людей задолго до того, как кто-нибудь решил снять о нем фильм или состряпать книгу. В общем, писать о писателях и снимать о них фильмы — это все равно, что ювелиру браться за обработку уже отшлифованного алмаза или же портнихе заново перешивать уже готовое платье. Все-таки лучше купить кусок нового материала, чтобы не мучиться… Достоевскому, правда, как-то удалось втиснуть Тургенева в свой роман «Бесы», и вполне удачно, хотя к тому времени тот уж точно был отшлифованным и по-своему совершенным бриллиантом. Но такая удача — редкое исключение!

Другое дело — историк литературы! Он просто вынужден обращаться к образам писателей! В противном случае, об истории чего вообще можно говорить?! Не жизни ведь, в конце концов? Такой истории, по-моему, и вовсе не существует. История жизни — это уже, наверное, и есть литература или что-то вроде того… Нет, историку литературы совсем не нужно мучиться над созданием каких-либо законченных образов, заниматься их тщательной доработкой. Главная его задача — объективно констатировать факты, закрепляя и подтверждая тем самым их существование в литературе. И если я вижу, к примеру, что Хлебников — это законченный олигофрен, хотя и сочинявший стихи, то я просто констатирую этот факт. И все! Больше от меня ничего и не требуется! Ну разве что несколько комментариев по этому поводу…

Так или иначе, но продвигаясь все дальше и дальше во времени в своей истории, я отдаю себе отчет в том, что рано или поздно и она, как и все другие, должна закончиться. Но когда? Честно говоря, мне не хотелось бы заранее ограничивать себя какими-то строгими временными рамками. Думаю, что моя история русской литературы постепенно как-то сама сойдет на нет. Например, наступит такой момент, когда я вдруг почувствую, что — все, кругом больше нет ни одного человека, которого по тем или иным причинам можно было бы назвать писателем, остались только одни обыватели! Вот тогда, думаю, мне и следует остановиться. Главное, надо быть очень внимательной, чтобы случайно не переступить эту зыбкую, в общем-то, черту, отделяющую историю литературы от литературы…

Меня всегда немного смущало, что в XX веке число поэтов и писателей в России как-то вдруг резко возросло. Не исключено, что именно эта возросшая численность литераторов, в конечном счете, отрицательно сказалась на качестве литературы. Возможно, каждой нации вообще отпущено свыше какое-то определенное количество духовной энергии, и если поэтов, писателей и художников вдруг становится слишком много, то эта энергия дробится на всех, то есть на более мелкие «порции». Вот и получается, что в девятнадцатом веке произрастали разрозненные, одинокие, но довольно крупные дубы и сосны, вроде Гоголя, Лермонтова, Достоевского, Тютчева или Фета… А в двадцатом — в литературе расцвели уже целые заросли кустарников в виде разных объединений символистов, акмеистов, футуристов, имажинистов и т. п. А дальше хуже: почва, на которой они все произрастали — и дубы, и кустарники, — постепенно сильно истощилась, и растения еще более измельчали, можно сказать… Как ни крути, а так оно и выходит! Сама реальность об этом свидетельствует!

Невозможно не заметить, например, что даже Блок, в сущности, был не совсем самостоятельным поэтом-творцом, а уже, в определенном смысле, и актером-исполнителем, хотя и выделявшимся в многочисленной труппе своих коллег, но все равно нуждавшимся в режиссерских наставлениях теоретика типа Вячеслава Иванова. И это действительно так, потому что без этих «установок» очень многое в стихах Блока сегодня, вероятно, было бы совсем непонятно. И вот этот едва заметный сдвиг в русской культуре начала XX века, тоже, на мой взгляд, имел достаточно серьезные последствия для ее дальнейшего развития…

Что касается количества писателей, и особенно поэтов, сегодня, то оно просто пугает. Это уже не деревья или там кустарники, и даже не трава, а настоящая саранча — я имею в виду прежде всего их численность. Стоит мне только мысленно представить себе, сколько сегодня поэтов… Какие-то пугающие тучи саранчи!.. Впрочем, на самом деле, возможно, не так уж все и страшно! Во всяком случае, лично я постепенно научилась чувствовать себя совершенно отдельно от этой массы, точнее, стала просто воспринимать ее, как часть жизни, уже ничем не отличающуюся от других ее проявлений (политики, экономики и т. п.), к тому же, по моим наблюдениям, у современных писателей начисто атрофировался такой необходимый отличительный атрибут этой профессии, как собственная творческая воля. Они теперь уже даже не актеры, а просто какие-то куклы-марионетки в руках все тех же политиков, банкиров и издателей…

Короче говоря, у меня такое впечатление, что «круговорот литературы в природе» сегодня окончательно завершился и практически все, что сейчас по инерции еще называется словом «литература», на самом деле, уже давно является обычным сырым материалом, нуждающимся в дальнейшей обработке. То есть, все вернулось на круги своя! И на самом деле, писателей теперь в России опять считанные единицы, гораздо меньше даже, чем в XIX веке, а порой даже кажется, что никого и вовсе нет — кроме меня, естественно…

И надо сказать, что я даже довольна подобным положением вещей! Потому как сама жизнь, то есть все эти толпы обывателей, издателей, политиков, банкиров и пр., и есть самый что ни на есть подходящий материал для писателя.

Может быть, это звучит немного банально и напыщенно, но в человеческом духе, и в самом деле, есть что-то общее с огнем. Не сомневаюсь, что об этом сходстве уже кто-нибудь до меня писал: какой-нибудь Гераклит, Платон или же, на худой конец, Пифагор, а может, и еще кто… И я, при всей своей нелюбви к философии, вынуждена, в данном случае, с кем-то из этих троих-четверых согласиться. Да, они совершенно правы! Человеческий дух в чем-то подобен огню! Во всяком случае, писатель нуждается во всевозможных непосредственных проявлениях никем не осмысленной неотрефлексированной жизни, примерно так же, как огонь нуждается в дровах. А уж чего-чего, а подобных «дров» в России сегодня хватает! Наверняка их гораздо больше, чем нефти! Поэтому и на будущее русской литературы я, как это ни странно, смотрю с определенным оптимизмом. Неплохой костер, в общем-то, может разгореться, причем в самом недалеком будущем…

Ах, если бы только смысл человеческого существования сводился исключительно к литературе! Увы, это далеко не так!

Мне, к примеру, (и думаю, что не только мне) до известных событий в сентябре 2001 года и в голову не могло прийти, что у кого-нибудь вдруг может возникнуть желание въехать в рай прямо на самолете: побыстрее, так сказать, используя повышенные скоростные данные этого чуда техники. Казалось бы, любому здравомыслящему человеку понятно, что самолет создан для того, чтобы людям было как можно удобнее и комфортнее перемещаться в пространстве, путешествовать по свету, посещать всевозможные музеи, осматривать всякие там достопримечательности, экономить драгоценное время и т. п. Ан, нет… Нашлись-таки совершенно деградировавшие и отсталые личности, которые решили использовать самолет абсолютно неожиданным и оригинальным способом.

Лично я до такого никогда бы не додумалась! Честное слово! А почему такое стало возможно?! Да хотя бы потому, что те же расплодившиеся, как саранча, писатели, кажется, совсем позабыли еще об одном своем очень важном предназначении — просветительской деятельности! Если кто-нибудь подумает, что я шучу, то он глубоко заблуждается. Я говорю абсолютно серьезно! Такая деятельность сейчас, по-моему, и самим писателям была бы крайне необходима, хотя бы в интересах их же личной безопасности, так что они вполне могли бы уделить просвещению масс хотя бы чуточку своего времени, отвлечься немного от своей писанины. Причем побуждать к подобным занятиям их должны были бы вовсе не мои слова, а исключительно чувство самосохранения… А то так ведь сядешь однажды в самолет, чтобы слетать в Париж, например. И привет! Окажешься в раю, совсем того не заслуживая…

Вот так задумаешься немного и поневоле придешь к мысли, что и в нашем недавнем прошлом далеко не все было так уж плохо — в конце концов, я тоже вынуждена это признать. Кое-какие традиции следовало бы возродить! И сейчас не мешало бы формировать компактные агитбригады по пять-шесть человек из наиболее авторитетных писателей, лауреатов разных премий, чтобы они периодически ездили по стране, посещая самые отдаленные ее уголки. И если бы какой-нибудь лауреат премии Белого, например, хотя бы несколько раз в году выступал на небольшой сельской сходке где-нибудь «в глубинке» и сообщал местной публике, точнее, просто напоминал собравшимся, что уже сорок лет назад Гагарин летал в космос и никого там не видел — никакого Бога — то это, по-моему, было бы совсем не лишним. Небольшая политинформация, но очень полезная, на мой взгляд. Не сомневаюсь, очень у многих людей после таких просветительских бесед в голове бы кое-что прояснилось и опять встало на свои места, по крайней мере, то, что в последнее время сдвинулось…








Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке