• ЖАНРЫ И СУБЖАНРЫ ЛИТЕРАТУРНЫЕ
  • ЖАНРОВАЯ И ВНЕЖАНРОВАЯ ЛИТЕРАТУРА
  • ЖУРНАЛИСТИКА ЛИТЕРАТУРНАЯ
  • Ж

    ЖАНРЫ И СУБЖАНРЫ ЛИТЕРАТУРНЫЕ

    от франц. genre – род, вид, стиль.

    С жанрами у нас полная неразбериха.

    Частью в этом повинен, конечно, творческий произвол писателей – после того, как Александр Пушкин написал роман в стихах, а Николай Гоголь свой роман «Мертвые души» назвал поэмой, уже мало кого удивят такие обозначения, как «оптимистическая трагедия» (Всеволод Вишневский), «повествование в рассказах» (Виктор Астафьев) и даже диковинное «в русском жанре» Сергея Боровикова. Недаром ведь еще Лев Толстой заметил, что «в новом периоде русской литературы нет ни одного художественного прозаического произведения, немного выходящего из посредственности, которое бы вполне укладывалось в форму романа, поэмы или повести». А наш современник Александр Агеев как само собою разумеющееся констатировал: «Жанровая система в русской литературе всегда была расплывчата. Видимо, поэтому наши писатели любят придумывать неожиданные и замысловатые жанровые определения».

    Писателей можно и понять, и благословить на дальнейшие «поиски жанра» (эти слова к месту упомянуть – Василий Аксенов вынес их когда-то и в название, и в подзаголовок одного из своих романов). Гораздо труднее понять и простить профессиональных критиков, литературных журналистов, которые, что ни высказывание, путают жанры не только с жанровыми формами (форматами, субжанрами), но и с родами, с типами и видами словесности, поэтому NN будто бы пишет у нас и «в жанре фантастики», и «в жанре “альтернативно-исторической прозы”», и «в жанре романа» одновременно. Путаница терминологическая приводит к несообразностям аттестационного порядка, в силу чего Андрей Сергееев получает у нас Букеровскую (романную) премию за сборник жанрово разноприродных произведений, а сочинение Марины Вишневецкой «А.К.С (опыт любви)» стяжает премиальные лавры в конкурсах и на лучший рассказ, и на лучшую повесть.

    Выход только один – договориться о значениях употребляемых нами слов. Условившись, что к родам литературным мы относим эпос (прозу), лирику (поэзию) и драму (похоже, впрочем, что к аристотелеву перечню история добавила – здесь можно спорить – либо эссеистику, либо non fiction литературу). Понимая, что такие обозначения, как «фантастика», «историческая проза», «метафизическая литература» или «литература русского гомосексуализма», – это типы (или виды) словесности. Оставив за понятием жанров (роман, повесть, стихотворение, сонет) их традиционный смысл, обеспечиваемый наличием таких признаков, как принадлежность к определенному роду литературы, доминирование того или иного эстетического качества, объем и общая структура произведения. А все более дробные характеристики (детективный роман, документальная повесть, хоррор, технотриллер) называя субжанрами или, на новейший манер, литературными форматами.

    Разумеется, абсолютной строгости в словоупотреблении нам не добиться, как невозможно, да и незачем писателям самоцельно стремиться к родовой, жанровой и субжанровой чистоте своих произведений. Литературе, – как по другому поводу говорил Юрий Тынянов, – «заказывать бесполезно: ей закажут Индию, а она откроет Америку». Поэтому от пишущих в литературе требуется только одно – не путать Америку ни с Африкой, ни с Таити, помнить про то, что Африка – это континент, омываемый Индийским и Атлантическим океанами, а Таити – вулканический остров, раз и навсегда прописанный в Тихом океане.

    Плыви, словом, куда хочешь, лишь бы навигационные карты были в порядке.

    См. ЖАНРОВАЯ И ВНЕЖАНРОВАЯ ЛИТЕРАТУРА; КОНВЕНЦИАЛЬНОСТЬ В ЛИТЕРАТУРЕ; КОНСЕРВАТИЗМ В ЛИТЕРАТУРЕ

    ЖАНРОВАЯ И ВНЕЖАНРОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

    Произведенное по аналогии с классической живописью и современным кинематографом разделение литературы на жанровую и внежанровую пошло на пользу только книгоиздателям, так как позволило им, избегая оценочных дихотомий («качественная», «серьезная» литература – с одной стороны, «массовая», «коммерческая» – с другой), обособить книги, достойные внимания, но не рассчитанные на массовое потребление, то есть по этой логике внежанровые, от книг жанровых, то есть тех, спрос на которые можно не только просчитать, но и увеличить благодаря точному позиционированию и эффективной пиар-стратегии (детективы, триллеры и технотриллеры, хорроры, фантастика, фэнтези, киносценарии, дамские романы, историческая, мистическая, порнографическая проза).

    Всем «неиздателям» стоило бы воздержаться от некритического употребления этих терминов, так как, право же, невозможно объяснить, отчего написанные в точном соответствии с жанровыми требованиями роман Людмилы Петрушевской «Номер один, или В садах других возможностей» или повесть Валерия Попова «Третье дыхание» должны называться внежанровыми, а композиционно и сюжетно несбалансированные, буквально рассыпающиеся на ходу, допустим, исторические или фантастические произведения иных авторов следует относить к жанровой литературе.

    См. ЖАНРЫ И СУБЖАНРЫ В ЛИТЕРАТУРЕ; ИЗДАТЕЛЬ; КАЧЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА; МАССОВАЯ ЛИТЕРАТУРА; ПИАР В ЛИТЕРАТУРЕ; ПОЗИЦИОНИРОВАНИЕ В ЛИТЕРАТУРЕ; РЫНОК ЛИТЕРАТУРНЫЙ

    ЖУРНАЛИСТИКА ЛИТЕРАТУРНАЯ

    В отличие от литературной критики, чье происхождение связано, как известно, с именем легендарного Зоила, литературная журналистика возникла сравнительно недавно – одномоментно с созданием Союза писателей СССР и обнаружившейся тогда необходимостью рассказывать публике не только о книгах и творческом пути писателей, но и об их общественном и моральном облике. А главное – о заседаниях, декадах, встречах с читателями, очередных назначениях на те или иные посты, о литературных премиях – словом, обо всем том, что и называлось у нас литературной жизнью.

    Разумеется, между критикой и журналистикой не было (и нет) непереходимой границы, ибо как почти всем профессиональным критикам случалось выступать в роли репортера или интервьюера, так и журналисты нет-нет да и пробовали (пробуют) себя в роли экспертов, оценивающих не только бытование тех или иных произведений, но и их собственно художественные достоинства. Тем не менее профессии эти все ж таки разные, что и отразилось не только в штатной структуре старой «Литературной газеты», где на равных существовали отдел русской литературы и отдел литературной жизни, но и в выборе жанров: у критиков – статья, обзор, монография, рецензия, реплика, литературный фельетон (памфлет), а у журналистов – информация, отчет, репортаж, аннотация, интервью, очерк литературных нравов.

    С этим мы и вошли в рынок, распорядители которого поначалу помнили, что они тоже родом из читающего сословия и соответственно, формируя штатные расписания своих изданий, не только приглашали к сотрудничеству квалифицированных критиков, но и предоставляли достаточную площадь для высказываний о литературе (многим здесь памятны практика «Московских новостей», «Независимой газеты», «Общей газеты», «Времени МН» и, в особенности, полоса «Искусство» в газете «Сегодня»). Теперь, за считаными исключениями, об этих временах приходится вспоминать с вздохом: «Не говори с тоской: их нет. Но с благодарностию: были». Места под разговоры о литературе отводится все меньше, да и поводом к этим разговорам обычно становятся не новые книги, а либо вручение тех или иных премий, либо, еще чаще, литературные скандалы. «Скандал, в конце концов, – это жанр, это поэтика газетной критики. Или поэтика журнализма, – теоретизирует Николай Александров. – Журнализм основан на очень простой тезе: апокалипсис каждый день. ‹…› Но если уж не апокалипсис, то, по крайней мере, скандал. Или уж, по крайней мере, нечто, к чему можно прицепиться: какая-то интонация, какой-нибудь фактурный текст».

    Вполне понятно, что в этих условиях, опять-таки за считаными исключениями, исчез и рыночный спрос на профессиональных критиков. «Из субъектов писания мы превратились в объекты описания», – свидельствует Владимир Новиков, обнаружив, что и в «Известиях», и в «Московском комсомольце», и в «Аргументах и фактах», и в «Огоньке», и в «Итогах» как он, так и его коллеги могут появиться не в качестве авторов, но лишь на правах интервьюируемых, в то время как «Афише», «Итогам», «Коммерсанту» и газете «Газета», где все-таки появляются рецензии на наиболее заметные новинки, критики если и нужны, то отнюдь не литературные, а книжные.

    Вот и вышло, что литературная журналистика либо напрочь вытеснила литературную критику со страниц ежедневных и еженедельных изданий, из радио– и телеэфира, либо, под угрозой вытеснения, навязала ей собственные жанровые формы, собственный тип отношения к книгам, как, увы, все ж таки необходимому, но отнюдь не центральному и наименее интересному фактору литературной жизни, и собственный, – как правило, не слишком высокий – уровень осведомленности, а соответственно и квалифицированности. Нет, разумеется, правил без исключений, но в целом о большинстве литературных журналистов можно сказать так, как сказал Александр Агеев об Александре Шаталове: «милейший человек» и «вкус у него хороший, но специфический, а уровень информированности оставляет желать лучшего, поэтому ориентироваться в современной литературной жизни, основываясь на рекомендациях его передачи “Графоман”, вряд ли можно».

    Являя собою, – по хлесткому выражению Олега Павлова, – «жиденькое варево из окололитературных сплетен и скандальчиков, лозунгов и деклараций», литературная журналистика, разумеется, стремится дефицит компетентности восполнить либо непомерной фанаберией, либо тоном, глумливо-покровительственным по отношению и к писателям, и к литературе вообще, что, надо думать, особенно непереносимо для тех, кто принадлежит к квалифицированному читательскому меньшинству. «Язык у этой критики, – с изумлением пишет Николай Анастасьев, – по преимуществу молодежный, полублатной-полубогемный жаргон, будь то “Московский комсомолец”, “КоммерсантЪ” или “Известия” – издание, казалось бы, положительное и консервативное. ‹…› Со мною, добропорядочным и законопослушным читателем-зрителем все время перемигиваются, всячески амикошонствуют, предлагают вместо суждения и оценки набор каких-то странных ужимок».

    И, понимая критику как неотъемлемую часть литературы, а литературную журналистику всего лишь как ее тень, нельзя даже воскликнуть патетически: «Тень, знай свое место!» – ибо она все равно не послушается и слушаться не будет ровно до тех пор, пока в средствах массовой информации не перестанет доминировать взгляд на литературу как на наиболее малоинтересную и малоприбыльную разновидность шоу-бизнеса.

    См.: КОЛУМНИСТИКА; КРИТИКА КНИЖНАЯ; КРИТИКА ЛИТЕРАТУРНАЯ; СТВОРАЖИВАНИЕ ЛИТЕРАТУРЫ; СТРАТЕГИЯ АВТОРСКАЯ; СУМЕРКИ ЛИТЕРАТУРЫ








    Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке