'. ЖЕНСКАЯ ПРОЗА и ПОЭЗИЯ бом сказать о той же реальности, столь же неполным, как...

'. ЖЕНСКАЯ ПРОЗА и ПОЭЗИЯ

бом сказать о той же реальности, столь же неполным, как и остальные; текст сам является метафорой и потому равноправен любой из метафор, которые в нем содержатся. В тексте содержится, однако, нечто более ясное, эффективное и безусловное, чем другие способы означения. Совместным действием словесных референций создается телесное чувство; оно выполнят роль метафоры высшего уровня, своего рода метаметафоры. В этом своем действии сам текст оказывается аналогичен хлыстовскому радению с его кружениями, пророчествами и толкованиями. Телесный опыт возбуждается для того, чтобы породить поток дискурса, дающий этому опыту интерпретацию внутри того же текста.

КРУЖЕНИЕ

«Безостановочное центробежное движение»[128], по формулировке Светланы Ельницкой, является важнейшим компонентом динамических построений Цветаевой. Кружение давало символический выход из дилемм, накопленных предшествующим поэтическим поколением. Кружение с телесной убедительностью воплощало снятие главных и мучительных оппозиций: физически — соединяя движение с покоем; психологически — соединяя выход из пределов я с равновесием внутри большего пространства, центрированного на том же я; исторически — соединяя жажду перемен с неверием в прогресс. «В неверных отблесках денницы Жизнь кружит, пляшет без стыда», — читаем у Бодлера[129]. «Все, кружась, исчезает во мгле», — писал Владимир Соловьев.

У Цветаевой мотив кружения появляется впервые в ее юношеских стихах об Эллисе. Герой назван здесь «святым танцором»; он — «вихрь и смерч, [...] водоворот»[130]. С приходом его «хочется кружиться, Кричать и петь». Как вспоминал Белый, импровизации Эллиса кончались тем, что он «вертелся, как дервиш». Примерно в те же годы, когда Эллис встречался с сестрами Цветаевыми, он заставлял «вертеться» и более почтенных людей, чем Марина и Ася: по словам Белого, под влиянием Эллиса «вертелись» философ Шпет, поэт и дипломат Балтрушайтис. «Однажды был съезд естествоиспытателей. Группу ученых с научного заседания приволокли в частный дом: показать Эллиса; не прошло получаса — завертелись профессора, подкидывая ноги, тряся сединами»''. И Белый тут же намекал на хлыстовскую природу этого любимого Эллисом занятия: «Вся его жизнь в это время — какое-то сплошное радение».

Как мы знаем, способ борьбы с Мировым злом у Эллиса был своеобразен. Главное средство сопротивления ему — показ его величия и могущества. Читая Бодлера, Эллис и сам «превращался в какого-то

Демона. Всем телом, жестами показывал, как этот демон влезает в него, сжигает легкие и, сотрясая всего его, вызывает в нем преступные желания»[131]. О демонической природе Эллиса писала и Цветаева: «Он был наш ангел, был наш демон». Эллис с «раскаленным, вурда-лачьим, тяжелым ртом»[132] — первый из многочисленных упырей в ее поэзии. Отсюда вела дорога к тому абсолюту мужского зла, который изображен в Молодце. Вместе со многими современниками Эллис верил в революционное соединение культуры и природы, интеллигенции и народа, «людей последних высот и последних глубин народной души, связанных страшной круговой порукой [...] обреченности»[133]. Метафора круга необходима для изображения этого союза, в котором сольются вековые оппозиции, политические и эстетические. Сама идея показа Зла для того, чтобы его уничтожить, заключает в себе логический крут. Отсюда идут метафоры Цветаевой: в Земных приметах, «круговая порука планет»; в Ремесле, «круговая — Сверху — порука — Крыл»[134]; в Искусстве при свете совести, «самое полное определение добра: добра, как круговой поруки»[135].

Калужский священник Иван Сергеев в начале 19 века сообщал о хлыстах:

Препровождают они праздники свои в беспрестанном [...] кружении [...] Некоторые из них вертятся по одному на одном месте, как жернов, так быстро, что и глаз их не видно. От такового быстрого стремления волосы на голове поднимаются кверху. На мужчинах рубахи, а на женщинах платы раздуваются как трубы, и происходит от них чувствительный вихрь[136].

То же сообщали и о скопцах: «вертятся [...] на одном месте весьма проворно [...] и скорость оборотов подобна вихрю»[137]. Так кружились хлысты и в родной для Цветаевой Тарусе. Местный хлыст Павел Амелин показывал на следствии, что быстрое верчение вокруг своей оси и «есть собственно радение»[138]. Образ хлыстовского кружения входил в литературный дискурс, обретая новые коннотации, но сохраняя экзотическую и национальную определенность. Позднее осмысление этих явлений на необычной границе между хореографией и философией дал Ремизов. В своем Пляшущем демоне он выстраивал единую линию от протопопа Аввакума к Сержу Лифарю, и линия эта — танцевальная.

Примечания:

1

' 3. Фрейд. Из истории одного детского невроза — 3. Фрейд Психоаналитические зтюды. Минск: Беларусь, 1991.

12

цейский документ, опубликованный в; Колеров. Не мир, но меч, 268—269.

13

-1 Свенцицкий. Предсмертные письма. Публикация Р. Крепса, 296.

128

С. Ельниикая. Поэтический мир Цветаевой - WienerSlawislischerAlmanach, 1990, 30, 131.

129

Ш. Бодлер. Цветы зла. Стихотворения в прозе. Москва. Высшая школа, 1993, 144 (перевод Эллиса).

130

Цветаева. Искусство при свете совести — Марина Цветаева об искусстве. Москва Искусство, 1991, 84.

131

С. Ельниикая. Поэтический мир Цветаевой - WienerSlawislischerAlmanach, 1990, 30, 131.

132

Ш. Бодлер. Цветы зла. Стихотворения в прозе. Москва. Высшая школа, 1993, 144 (перевод Эллиса).

133

1 М. Цветаева, Стихотворения и поэмы в 5 томах New York Russica, 1980, 1, 156.

134

А. Ьелый Иачаювека Москва Художественная 'Пперап.Г'П I 99П 60.

135

Цветаева. Искусство при свете совести — Марина Цветаева об искусстве. Москва Искусство, 1991, 84.

136

Леонид, архимандрит. Изъяснение раскола, имянуемого христовщина или хлыстовщина — Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских, 1874, 3, 69—70

137

Н. Варадинов. История Министерства внутренних дел. 8. История распоряжений по расколу. Санкт-Петербург, J 863, 105.

138

s Д. Г. Коновалои Религиозный экстаз в русском мистическом сектантстве. Сергиев Посад. 1908, 105.