• Чем человек отличается от обезьяны? Очень неразумные… люди
  • Ближайший родственник человека
  • Большой мозг – тяжелая голова
  • Борьба за сохранение мозга
  • Он всегда готов к продолжению рода
  • Самый неудачливый охотник
  • Человек – «лысая обезьяна»
  • Человек – обезьяна, «задержавшаяся в детстве»?
  • Стоило ли вставать на задние конечности? Почему они встали на задние лапы
  • Весьма сомнительное преимущество
  • Бегство от перегрева
  • Они никогда и не были четвероногими
  • Кто оставил следы на песке в Лаетоли
  • Они встали на ноги очень давно
  • Говорящая обезьяна
  • Человек из воды
  • Назад в Африку
  • Так почему же Африка?
  • Австралопитек на фоне африканской природы
  • Первый австралопитек
  • Австралопитеки, что жили рядом с людьми
  • Зинджантроп, превратившийся в австралопитека
  • «Люси в алмазном небе»
  • Как их всех расставить в ряд?
  • Южноафриканская драма
  • Кто от кого произошел?
  • Австралопитек – лишь большая обезьяна?
  • Часть четвертая

    Люди ниоткуда

    Нередко антропологические построения базируются на некоторых допущениях, которые кажутся на первый взгляд логичными и вполне допустимыми, однако при ближайшем рассмотрении лишь уводят нас в сторону от основных поисков.

    В качестве примера приведем, в частности, известные утверждения о том, что первобытный человек, Homo sapiens sapiens, ходил в шкурах, а возможно, шкурами пользовался уже и неандерталец. Именно такие изображения, например, мы встречаем в школьных учебниках и на стендах во многих музеях естественной истории по всему миру. Откуда вообще взялось утверждение об использовании шкур в столь глубокой древности? Хорошо известно, что органические останки, подобные шкурам животных и коже человека (в этом плане между ними нет принципиальной разницы), не сохраняются. До нас доходят лишь фрагменты костных останков, причем обычно изрядно поврежденные не только временем, но и животными, которые обгладывали тела павших людей. Ни о каких шкурах, одеждах, даже человеческой коже не может идти и речи. Обратим внимание, что «люди в шкурах», как демонстрируется на многих иллюстрациях, жили минимум 30–40 тыс. лет назад – именно таков возраст Homo sapiens sapiens, или кроманьонца. Такой возраст не позволяет сохраниться органическим материалам.

    Разумеется, простая логика нам подсказывает, что в моменты ледниковых периодов люди должны были как-то спасаться от холода, и представляется вполне естественным, что они использовали для этого шкуры животных. Найденные заостренные палочки, идентифицируемые как иглы, кажется, также подтверждают факт обработки шкур. Но это – лишь наша реконструкция, самих обработанных шкур не сохранилось.


    Говоря об эволюционных изменениях, в результате которых сформировался человек современного вида, имеют в виду, что каждая функция, каждая часть человеческого организма должна представлять собой продукт эволюции и получить свое объяснение именно с точки зрения повышения способности к выживанию в этом мире. Разумеется, отдельное изменение не может автоматически повысить шансы человека на адаптацию к изменяющимся условиям, например, увеличение объемов мозга влечет за собой изменение в структуре питания, поскольку больший объем требует и большего количества энергии. Таким образом, мы сталкиваемся со взаимозависимыми изменениями, ни одно из которых не может считаться решающим, хотя среди них есть более важные (объем мозга, прямохождение) и менее важные (например, увеличение длинны пальцев). Впрочем, есть и вообще малообъяснимые, например, изменение в ритме сексуальной жизни и увеличение половых органов относительно общего объема тела.

    Чем человек отличается от обезьяны?

    Очень неразумные… люди

    Почему же считается, что человек произошел от общих с обезьянами предков? Вопрос может показаться нелепым – а от кого же еще? Прежде всего, человек действительно похож на обезьян. Точнее, он похож на них больше, чем на кого-либо из других животных. Шимпанзе, так же как и человек, обладает богатой мимикой лица благодаря развитым лицевым мышцам, примитивными способностями после обучения воспроизводить некие звуки, отдаленно напоминающие слова, использует некоторые предметы и орудия, может стоять на задних конечностях или сидеть на них. Гориллы даже могут сделать несколько шагов на задних конечностях. Продолжительность их жизни близка к человеческой, равно как и рост и вес.

    Нередко в пользу близости между человеком и шимпанзе приводят схожесть их поведения, мимики, использование (но не изготовление!) орудий, способность к воспроизведению некоего языка, даже способность хитрить и обманывать и т. д. [см., например; 55; 268]. Порою аргументы от «похожести» для наблюдателя могут показаться наиболее вескими, а если они еще подкреплены некоторыми генетическими расчетами и утверждениями, что человек и шимпанзе различаются лишь на процент по своим ДНК, то предположения перерастают в уверенность: глядя на шимпанзе, мы видим перед собой самого близкого предка человека.

    Но как раз такие аргументы не могут вообще быть поставлены в разряд доказательств. Схожесть поведения, черт, повадок могут свидетельствовать о десятках вещей, например, о том, что природа выбирает одинаковые формы поведения, что в стандартных ситуациях представители высших приматов действуют одинаково благодаря физиологической схожести, о том, что они могли развиваться параллельно, а не «друг за другом» и не от единого предка, и т. д. Нельзя не согласиться с поразительной близостью высших обезьян и человека, но из самого факта схожести вряд ли стоит делать вывод об их родстве. И в семействе гоминидов по всем генетическим данным они являются самыми близкими родственниками.

    И все же есть принципиальная и абсолютно непреодолимая пропасть между человеком и всеми обезьянами. Действительно, шимпанзе можно научить очень многим трюкам, но при этом оно никогда не сможет открыть, скажем, законов гравитации или проникнуть в тайну атома. Проще говоря, существуют принципиальные ограничения ее разумности, которые никогда не смогут быть преодолены. И самое главное – сама обезьяна никогда и не узнает о существовании таких ограничений, к тому же вряд ли она осмысляет человека, что находится рядом с ней, как некое «более развитое существо».

    И все эти различия между шимпанзе и человеком заключены лишь в двух молекулах ДНК!

    И здесь напрашивается и другой вывод: а понимаем ли мы сами нашу ограниченность? Разве не подобны мы шимпанзе, которое никогда не сможет преодолеть границу собственной «неразумности»?

    Ближайший родственник человека

    Вопрос о том, когда на арену истории выходят первые гоминиды, вызывает споры в не меньшей степени, чем возникновение самого Человека разумного. Еще около десятилетия назад дату появления гоминидов высчитывали по костным останкам и археологическим находкам. Сегодня используются значительно более сложные методы, и палеоантропология здесь «дружит», например, с иммунологией и генным анализом.

    Как только стали применяться новейшие методы исследований, показалось, что вопрос о времени происхождения человека и этапах его прохождения по этой земле будет вскоре решен. Ведь, как казалось, «генетические часы не могут врать». И действительно, в начале 60-х гг. впервые была названа относительно точная дата появления на земле ранних гоминидов – большого семейства, которое включает не только ныне живущего и ископаемые виды людей, но и разные виды австралопитеков. Ее впервые опубликовал Гудмэн, а затем подтверждали исследованиями Вилсона и Сариха. Она равнялась 5 млн лет – считалось, что именно в этот момент гоминиды отделились от больших обезьян [161; 332].

    Такой возраст установлен на основе вычисления иммунологической дистанции между человеком, гориллами и шимпанзе, считающиеся нашими ближайшими сородичами в животном мире. Метод расчета на тот момент был оригинален и прогрессивен. Первоначально было установлено, что человек, горилла и шимпанзе имеют 99 % общих ДНК. Несколько позже было установлено, что человек находится значительно ближе к шимпанзе, чем к горилле, и, как следствие, это давало рождение предположениям, что именно шимпанзе является нашим ближайшим родственником [264]. Молекулярный анализ выявил следующую последовательность, которая теоретически (подчеркнем это особо!) ведет к человеку. Приблизительно 20 млн лет назад от общего древа отделяются обезьяны колобус и бабуины, живущие до сих пор в Центральной и Восточной Африке, 12 млн лет назад – гиббоны, ныне обитающие в Южном Китае, Индокитае, на островах Суматра, Ява, Калимантан, 10 миллионов лет назад отделяются оранги, около 6 миллионов лет назад – гориллы, около 5 миллионов лет назад – человек и различные виды шимпанзе.

    Именно о таких этапах свидетельствуют так называемые «молекулярные часы», отсчитывающие накопление изменений относительно некоего первоначального предка и близость относительно друг друга.

    Исследования костных останков, сравнение ДНК и ряд биохимических измерений показали, что наиболее консервативными из больших обезьян являются орангутаны – «лесные люди». Они живут в лесах на Калимантане и Суматре. Их также можно назвать и наиболее примитивными из больших обезьян, и вполне вероятно, что они могут стоять ближе всего к нашим предкам – гоминоидам – обезьяноподобным приматам, которые жили приблизительно 12 млн лет назад и от которых затем пошли современные обезьяны и человек. Благодаря этому орангутаны именуются «живыми ископаемыми» и считаются одним из идеальных объектов для изучения.

    Считается, что в какой-то момент, вероятно, 8 – 10 млн лет назад, эволюционное древо в очередной раз разделилось на несколько ветвей, одна из которых привела в конечном счете к человеку, другая – к гориллам и шимпанзе. Этим и объясняется их генетическая и морфологическая близость.

    Но «молекулярные часы» – механизм не всегда надежный. Они могут давать немалые погрешности прежде всего из-за того, что исходные точки «запуска» таких часов являются лишь предполагаемыми, а от них уже отсчитывается все остальное. Дата появления ранних гоминидов в 5 миллионов лет была вычислена на основе оценки количественных изменений в генетическом материале относительно неких предполагаемых предыдущих и последующих видов.

    Стартовую линию провели через эпоху олигоцена, она датируется 30 млн лет назад. Изначально предположили, что именно здесь проходит граница между обезьянами Старого Света и высшими приматами. И именно здесь начался «забег» на той дистанции, которая, по предположениям эволюционистов, ведет к человеку современного вида. На первый взгляд, здесь все точно и безошибочно. В данном случае находки костного материала служат лишь вспомогательным, но далеко не основным методом датировки, и должны просто подтверждать данные «молекулярных часов».

    Здесь, однако, начинаются некоторые «корректировки», которые многое меняют в представлении о становлении человека. Прежде всего, генетические данные показывают, что было бы ошибочным считать, будто ранние гоминиды на каком-то этапе отделились именно от всех больших обезьян.

    Самое главное – стартовая линия могла быть определена просто неверно, а значит, все дальнейшие расчеты окажутся ошибочными. Во-вторых, сама концепция предусматривает, что один вид отделяется от линии другого, но это может быть совсем не так: ветви эволюции могут ветвиться бесконечно, каждый новый «побег» может давать начало десяткам новых отростков – видов. И многие из них могут существовать параллельно.


    Сопоставление скелетов больших обезьян – гиббона, орангутана, шимпанзе, гориллы с человеком


    Но как же быть со схожим генным строением? К тому же самая непосредственная близость человека и высших обезьян подтверждается многими данными.

    Например, данные изучения сыворотки крови подтверждают их близость. Если человеческую кровь впрыснуть в кролика, то организм кролика тотчас начнет выработку сыворотки, которая, будучи смешана с самой человеческой кровью, дает в осадке 100 % протеина крови. Это говорит об их чрезвычайной химической близости. С другими представителями животного мира полученная сыворотка реагирует следующим образом: горилла – 64 %, орангутан – 42 %, бабуин – 29 %, бык – 10 %, лошадь – 2 %, кенгуру – 0 % [292, 213]. Это полностью соответствует данным сравнительной анатомии, эмбриологии и палеонтологии, показывая, что в данном ряду наиболее близким родственником человека является горилла (данные по шимпанзе отсутствуют).

    Еще одним аргументом в пользу родства высших обезьян и человека служит изучение одного из протеинов энзима – цитохрома С, который имеет практически одинаковую структуру у бактерий, грибков, растений и животных. Однако в некоторых мелочах структура цитохрома различается. С одной стороны, близость структуры цитохрома С у всех живых организмов говорит об общности их происхождения, с другой стороны, различия могут указать, насколько тот или иной вид отстоит друг от друга. Неодарвинистское крыло науки считает, что эти различия говорят как раз о мутациях, лежащих в основе эволюционных изменений.

    Действительно, общность и схожесть многих структур живых организмов (речь идет не только о цитохроме) свидетельствует в пользу единства логики развития жизни на земле. Но возможно ли из этого сделать вывод о том, что один вид произошел от другого? И здесь опять возникает подмена понятий: похожесть друг на друга и эволюция одного вида в другой.

    Значительно более вескими можно считать доказательства, связанные с отсчетом «молекулярных часов», о которых мы упоминали выше. Но в данном случае возникает парадоксальный вопрос: произошел ли человек от общего с высшими обезьянами предка, либо наоборот – высшие обезьяны отделились от общей ветви значительно позже, чем человек, и в этом плане являются более поздними созданиями [175]?

    Странные особенности «молекулярных часов» дают возможность для рождения еще одного парадокса. Может быть, имеет смысл вести речь о трех близких «шимпанзе» видах: небольших шимпанзе бонобо (или Pan paniscus), больших Pan troglodytes и… Homo sapiens, т. е. современном человеке? Поразительная близость их ДНК и внешняя схожесть теоретически позволила, в частности, известному исследователю Дж. Даймонду высказать и такое необычное предположение [113]. Естественно, в этом случае придется забыть о действительно кардинальной непохожести человека и обезьян: наличие духовного мира у человека и предполагаемое отсутствие такового у обезьян. Если же рассуждать с точки зрения чистой физиологии и молекулярной генетики, то словосочетание «три вида шимпанзе», один из которых значительно умнее других, может показаться вполне возможным, хотя и несколько обидным. Этот и есть оборотная сторона многочисленных утверждений о поразительной близости шимпанзе и человека.

    Никакая похожесть и даже генетическая близость не могут служить окончательным доказательством происхождения человека от общего с шимпанзе (или с другой обезьяной) предка. Похожесть говорит прежде всего о том, что природа вырабатывает очень близкие механизмы приспособления организмов к жизни в одинаковых условиях. Но отнюдь не о переходах одного вида в другой. Поэтому вопрос «Почему считается, что человек произошел от общих с обезьяной предков?» после здравого размышления пускай не покажется столь уже нелепым.

    Большой мозг – тяжелая голова

    Чем человек отличается от обезьяны? Странный вопрос – на него может ответить любой школьник. Конечно же, объемом мозга! Хотя, естественно, не только им – есть еще и прямохождение, умелость руки, отсутствие мощного волосяного покрова. Тем не менее обычно большинство исследований уделяет основное внимание именно заметному увеличению объема мозга, поскольку считается, что именно этот фактор придает человеку присущую ему «разумность», хотя, как ни странно, непосредственно этого не доказано.

    В общем, на первый взгляд это представляется разумным. Если у обезьян объем мозга составляет 400 куб. см, то в среднем у человека – 1350 куб. см. Все «промежуточные существа» должны иметь и «промежуточный» объем мозга, и если расположить находки по возрастающей объема мозга, то это может показаться ярким свидетельством эволюции. Хотя если что-то увеличивается в объеме, данный факт еще автоматически не означает, что это эволюционирует. И вообще не значит, что существо «умнеет». Например, особняком стоит неандерталец, у которого объем мозга был больше объема мозга современно человека почти на 15 %, и хотя неандерталец был также «Человеком разумным», вряд ли кто-то серьезно будет утверждать, что он был «прогрессивнее» кроманьонцев, то есть современных людей. У Homo erectus, вымершего, как недавно установили, лишь около ста тысяч лет назад, мозг был в четыре раза больше, чем у австралопитека. Но значит ли это, что он был действительно умнее, способнее и «прогрессивнее»? Ведь по своей продолжительности они обитали на земле практически одинаковое время.


    Большой мозг – сомнительное преимущество. Мозг современного человека требует на 10–15 % больше энергии, чем у австралопитека


    С объемом мозга – этим классическим показателем «прогрессивности развития» – вообще масса проблем. Вот, например, синантроп, который жил около 1 млн лет назад. Его не только никто не собирается относить к прямым предкам современных людей, но многие считают его тупиковой ветвью развития. А вот объем мозга этого существа, жившего 900–400 тыс. лет назад, в среднем составлял 1075 куб. см, а в своей верхней границе доходил до объема мозга современного человека и составлял 1300 куб. см.

    Вообще большой мозг – весьма странный результат эволюции. Более 7 млн лет назад наши предполагаемые предки имели мозг размером с мозг современного шимпанзе. Потом по каким-то малопонятным причинам мозг начал раздуваться, подобно надувному шару, пока почти 160 тыс. лет назад он не достиг современного размера. А что же дальше? Абсолютно ничего – мозг больше не растет.

    Можно предположить, что увеличившийся объем мозга позволял обрабатывать более сложную информацию, а это, в свою очередь, давало возможность, в частности, заниматься изготовлением орудий. Возможно, именно увеличение мозга дало возможность развитию социальной жизни. Жизнь стада и жизнь общества, хотя и похожи, все же типологически относятся к разным категориям. Общество не только совместно выживает, но совместно создает культуру, его члены вступают в сложные, порою противоречивые связи, в конце концов формируя многообразие психологических типов и взаимоотношений между людьми.

    Но большой мозг приносит и массу неудобств – прежде всего он потребляет огромное количество энергии, и его надо «кормить», увеличивая количество пищи. Он менее защищен, а поэтому сам человек становится более уязвим. И этот мозг развивается значительно дольше, чем мозг приматов, поэтому человеческий детеныш значительно позже достигает зрелости. И за ним должны значительно дольше ухаживать родители – ведь один он просто не способен выжить и даже сам найти себе пропитание, по крайней мере, до 4–5 лет. И этим детенышам нужна значительно более питательная пища, чем другим приматам.

    Кажется, большой мозг дает преимущества в мышлении и в некой «разумности». Но придется напомнить, что критерии этой «разумности» определяем мы сами и, естественно, очень тонко во всех наших рассуждениях подводим к выводу о том, что самые разумные – это существа с большим мозгом, именуемые людьми современного вида. Хорошо известно, что мозг современного человека, хотя и является по своей структуре значительно более сложным образованием, чем у существ, живших миллионы лет назад, используется лишь на 9 %. И стоит ли в этом случае говорить о заметном выигрыше от большого объема мозга, когда даже то, что мы имеем, используем лишь на одну десятую?

    Борьба за сохранение мозга

    Самое главное – это сохранение мозга, сбережение его всеми силами, ведь, по сути, человек проигрывает любому представителю природного мира по всем параметрам. У него медленнее реакция, он двигается не столь стремительно, не обладает могучими челюстями и когтистыми лапами. Он не способен обогнать на деревьях обезьян, а на земле – других хищников. И теоретически он должен был бы исчезнуть, даже не достигнув полного развития, не говоря уже о создании и высокоразвитой цивилизации. У него лишь одно преимущество – высокоорганизованный мозг, который компенсирует все те недостатки, которые, на первый взгляд, должны были бы привести к биологическому исчезновению человека. Более того, он превращает эти недостатки в достоинства – человек находит в природном мире свою биологическую нишу и даже выдавливает оттуда более могучих, но менее разумных предшественников. Безусловно, мозг надо беречь, именно он дает возможность развитию многих навыков, которые составляют комплекс преимуществ человека, например, развитую кисть руки, термическую обработку пищи, возможность адаптации к различной среде обитания и даже к холоду. Но вот парадокс: в отличие от многих своих предполагаемых предшественников, этот высокоразвитый залог успешного развития и выживания защищен очень слабо.


    С течением времени объем мозга гоминидов заметно увеличивался. Но можно ли количественный рост считать признаком эволюционного развития?


    Но тут возникает немало вопросов. Предполагаемый (хотя и не доказанный) предок современного человека – Человек прямоходящий – имел массивный толстостенный череп, в то время как мы с вами имеем весьма «грациозный» тонкостенный череп. На первый взгляд это должно показаться странным, ведь мощные кости хорошо защищают мозг от ударов и других повреждений. И особенно это актуально в тот момент, когда именно мозг становится основным оружием человека в его борьбе за выживание. Кажется, хорошая защита мозгу не повредила бы и сегодня – и не только от ударов камнем или дубиной по голове, как это было среди первобытных людей. Какого количества травм от падений можно было бы избежать, сколько людей сохранило бы свою жизнь в катастрофах!

    Но нет, у современного человека кости черепной коробки утончились настолько, что мощного удара кулаком в голову достаточно, чтобы нанести тяжелейшую, порою смертельную травму.

    Одно из объяснений предложила антрополог Дин Фалк из Флоридского Университета. В одной из своих статей, метко озаглавленных «Хорошему мозгу тяжело охладиться» [136], она предположила, что заметная активизация мозговой деятельности потребовала особого механизма сохранения мозга от перегрева. Стенки черепа пронизаны отверстиями (фораминами) для прохождения сосудов и нервов. Благодаря им через вены транспортируется кровь от кожи головы к венозным синусам. В этот момент, проходя под поверхностью кожи, кровь несколько охлаждается и таким образом «охлаждает» и мозг, защищая его от перегрева.

    Дин Фалк обратила внимание, что количество отверстий в стенках черепа среди представителей рода Homo, обладающих большим мозгом, значительно больше, чем, например, у австралопитеков. Кровеносным сосудам значительно проще проникать в тонкостенный череп, чем проходить через массивные плотные кости. Таким образом, можно предположить прямую зависимость между утончением костей черепа, количеством отверстий для сосудов и общим развитием мозга у гоминидов. Параллельно обратим внимание, что развитие прямохождения могло привести и к большому нагреву головы, что, в свою очередь, должно было бы вызывать тепловые удары, если бы не развитие новой «дренажной системы» для охлаждения мозга.

    Другим возможным объяснением такому утончению костей может быть гипотеза о том, что мощная черепная коробка обладает немалым весом и ее тяжело удерживать в вертикальном положении, сохраняя при этом общее равновесие тела. С развитием прямохождения пришлось пожертвовать и такой надежной защитой, как толстостенный череп.

    В общем, все эти гипотезы представляются, безусловно, разумными, хотя, как и большинство предположений в области эволюции человека, недоказуемыми экспериментальным образом. Но есть и другой момент: все это будет иметь смысл, если допустить, что у предка человека был действительно толстостенный череп. Но возможно и другое – человек произошел совсем от других видов, которые изначально имели тонкие стенки черепа.

    Он всегда готов к продолжению рода

    Существует, по крайней мере, еще одно важнейшее отличие вида Homo sapiens от всех остальных млекопитающих. И происхождение этого явления объяснить достаточно сложно, если вообще возможно с точки зрении эволюционного развития. Речь идет о поразительных изменениях в сексуальной жизни и строении половых органов.

    Человек – единственный антропоид, который способен вступать в половые связи независимо от периода овуляции у женщин.

    То, что нам кажется волне обыденным, при внимательном рассмотрении оказывается противоречащим тезису о том, что в эволюции закрепляются лишь изменения, ведущие к большей устойчивости вида. Прежде всего, частота и продолжительность полового акта у людей значительно больше, чем у большинства близких ему видов и родов. Если отбросить соображения удовольствия, то с точки зрения выживания такая продолжительность и частота совокуплений очень невыгодна, и животное не может себе ее позволить. Прежде всего, в момент совокупления оно оказывается уязвимым для хищников, его враги могут в этот момент занять его территорию. Это отнимает много энергии и бесцельно расходует силы – ведь беременность возможна только в период овуляции.

    Животное вступает в соитие с четко обозначенной и генетически заложенной целью – продолжить род, сохранить или расширить популяцию. Этому подчинен весь ритм его сексуальной жизни. И совсем иную картину мы наблюдаем у человека.

    У большинства животных самка подает некие «знаки», которые должны показать самцу, что наступил период овуляции, пора спаривания, и что можно продолжать род. У одних представителей животного мира, например, краснеют ягодицы или изменяется окрас, практически у всех выделяется остро-пахнущий мускусный секрет, который самец может почувствовать на очень большом расстоянии. В самках приматов генетически заложено привлечение самца в строго определенный момент, чтобы сильный пол не растрачивал свои силы понапрасну.

    А вот женщина явно не показывает того, что наступил период овуляции, более того, зачастую она и сама точно не знает, способна она в определенный момент к зачатию или нет, если, разумеется, не воспользоваться сложными и не всегда точными расчетами. К тому же нередко бывают сбои в ритмах, у разных женщин периоды могут различаться в среднем от 26 до 30 дней, что также не увеличивает шансы на продолжение рода. Подсчитано, что у гипотетической человеческой особи весьма свободных нравов, которая вступает в связи с абсолютно здоровыми мужчинами, способность к зачатию составляет лишь 28 % в месяц. А вот у животных при их очень редкой овуляции и крайне редких совокуплениях способность к зачатию оставляет 75 %, т. е. почти в три раза больше!

    Самец человека к тому же вынужден тратить много энергии на такую частоту половых актов – если в современном мире этим можно пренебречь, то в период борьбы за выживание такая неоправданная трата сил могла бы стоить человечеству полного поражения в конкуренции с другими видами. Однако этого не произошло – либо в таком изменении ритма половой жизни есть свой смысл, который мы доселе не осознали, либо он таким был задан изначально, а не сформировался эволюционным путем.

    Это – очень важное и поразительное отличие. А могли ли неандерталец или питекантроп иметь такой же круглогодичный цикл совокуплений, как человек? То есть стояли ли они ближе к современным людям или к животному миру? Ответить на этот вопрос точно невозможно, но именно здесь и заключено одно из важнейших отличий человека от обезьяны и возможность постоянного воспроизводства. Практически все животные имеют очень четкий цикл совокуплений в период овуляции у самки, периоды «брачных игр» и многое другое. Но не таков современный человек и, вероятно, все другие виды людей, которые предшествовали ему на земле. Он особенный – «круглогодичный». Очень сложно объяснить причину этого с точки зрения «накопления изменений». Может быть, как предполагает ряд специалистов, это произошло из-за потребления мясной пищи? Но масса животных, в том числе волки и собаки, также питаются мясом, но никто не замечал у них в течение тысяч лет изменения цикличности половой жизни. К тому же древний человек, хотя и был плотоядным, все же питался мясом от случая к случаю, а его основным рационом были плоды и коренья.

    Более того, человек производит на свет поразительно слабого младенца. Столь слабого и несамостоятельного младенца нет ни у одного другого биологического вида на Земле. Он беззащитен, абсолютно несамостоятелен в течение долгого времени. Он привязан к родителям или к воспитателям очень долго, и его взросление, в том числе и увеличение объема мозга, идет чрезвычайно долго. Неоправданно долго – для выживания в природном мире это очень опасно, ведь не только он сам взрослеет очень долго, но и кто-то из его родителей обязан, отвлекаясь от своих основных обязанностей, заботиться о нем.

    Его мозг растет медленно и долгое время остается неприспособленным к самостоятельному мышлению. Например, у приматов мозг младенца при рождении достигает уже 70 % мозга взрослой особи, остальные 30 % набираются за несколько месяцев. А вот у человека мозг ребенка составляет лишь 20 % «взрослой величины», а процесс роста заканчивается приблизительно в 23 года.

    Обычно это приводится в качестве доказательства возможности длительного воспитания и передачи опыта человека и, как следствие, большей «разумности» человека. Но сам факт, что человек рождается с маленьким мозгом, который затем быстро растет, еще не является доказательством его разумности. С точки зрения безопасности значительно выгоднее производить на свет почти «готовых» детенышей. Даже самые близкие к человеку приматы – шимпанзе, горилла и орангутан – воспитывают своих детенышей гораздо быстрее.

    Например, детеныш орангутана рождается почти также как и человек, через 9 месяцев, взрослая мужская особь весит около 85 кг и достигает 140 см. В среднем три года его воспитывает мать, а уже к десяти годам он достигает половой зрелости (самки – к восьми годам). И это – замечательная возможность для быстрейшего продления рода.

    Но можно возразить – человек и живет дольше других приматов, а поэтому у него такой «затянутый» цикл развития. Безусловно, это так – но только это справедливо для людей сегодняшних дней. А вот в древности кроманьонцы едва доживали до 30–35 лет. Почти столько же живет и горилла. Горилла носит на руках свое дитя лишь первые три месяца. Ее рост близок к человеческому (1,7 м), а вес достигает в дикой природе 135–220 кг. Кстати, всю эту массу горилла питает плодами и растениями – она вегетарианка и вполне поддерживает «спортивную форму» и без мясных белков. Шимпанзе живут до 45 лет в дикой природе и доживают до 58 лет в неволе, то есть в этом плане они максимально приближены к человеку. Но цикл развития у них тоже сильно укорочен – детенышей воспитывают до 2 лет, а в 13 лет они могут начинать производить потомство. И все это, безусловно, оправданно с точки зрения сохранения рода. А вот человек, казалось бы, создан таким, что теоретически он не смог бы даже выжить.

    Вообще заметное увеличение жизни человека произошло очень поздно, лишь в конце каменного века, что удалось установить по степени износа зубов. Но даже это увеличение показалось бы незначительным по сравнению с продолжительностью жизни современного человека. Анализ показал, что около 30 тысяч лет назад доля людей, доживавших до 30 лет, возросла в пять раз. Эти люди – глубокие старики по меркам того времени – уже вполне могли иметь внуков и участвовать в их воспитании. Как полагает ряд ученых, в частности, Рашель Каспари из Мичиганского университета и Ли Сангхи из Калифорнийского университета, такой демографический сдвиг способствовал выживанию детей и улучшил передачу накопленного опыта от поколения к поколению. По их мнению, это должно было привести к росту численности первобытных племен и ускорить процесс социальной организации. Возможно, так и было, но даже такой прирост в возрасте и наличие «стариков» в племени не сильно отличают «прогрессивного» человека того времени от продолжительности жизни вполне «примитивного» шимпанзе. Последний, впрочем, жил, вероятно, даже дольше.

    На первый взгляд человек, проигрывая всем остальным представителям животного мира, в том числе и обезьянам, практически во всем, очевидно, выигрывал в другом. Он имел возможность многократного совокупления в течение всего года, без каких бы то ни было циклов и ограничений. Да, у него были самые слабые младенцы, которые жили меньше обезьян. И вырастали они существами, значительно более слабыми и неловкими по сравнению с другими представителями животного мира. Но человек мог их произвести на свет очень много, причем мы не знаем, сколько младенцев умирало почти сразу после рождения. И здесь количество вполне могло подменить собой качество. В человеке действует какой-то совсем иной механизм, загадочная программа постоянного и бесконтрольного самовоспроизводства, которая не имеет объяснений в области «накопления мутаций».

    Самый неудачливый охотник

    Так может быть, они – наши предки – были смелы, отважны и удачливы на охоте? Добывали много мяса, и от избытка белковой пищи изменился их цикл жизни, в том числе и половой цикл? И тем самым они обеспечивали себя более качественной пищей, чем обезьяны? Ведь сколько известно популярных повествований о великих удачливых охотниках древности!

    Но вот исследования последних лет показали, что древние люди были никудышными охотниками. И вообще, вероятно, охотились редко – замечательные художественные фильмы об удачных охотниках на мамонтов и саблезубых тигров страдают изрядной долей фантазии.

    Мясо они получали не совсем благородным способом – в основном они собирали падаль. Джеймс О’Коннел из университета Юты со своей группой сравнил древние отметины с зазубринами на костях, полученные опытным путем. Оказалось, что вид следов и их взаиморасположение на костях подозрительно напоминают те, которые оставляют люди-падальщики из современного племени хадза, сохранившегося в Восточной Африке. Значит, древние люди в основном питались падалью, поскольку вряд ли могли действительно одолеть крупных животных. Так откуда же пошли рассказы об удачных охотах на мамонтов, медведей и тигров? Откуда все истории о «великих охотниках в шкурах»? Прежде всего, из наших предположений – ведь в действительности восстановить, что же происходило на самом деле, невозможно. Никто не мог видеть, как они копали огромные «волчьи ямы», накрывая их травой, и сидели в засаде в ожидании попавшегося животного. Никто в точности не расскажет, собирались ли они вместе, чтобы загнать большое животное, например, тигра и оленя. Да и зачем это, когда можно спокойно питаться павшими животными, не рискуя погибнуть во время охоты. Даже сегодня, обладая самым изощренным огнестрельным оружием и большим опытом охоты, далеко не всегда можно придти с охоты с хорошей добычей – об этом вам расскажет любой охотник. Так почему же мы должны поверить в то, что люди, вооруженные палками, были лучшими охотниками, чем мы сегодня?


    Гориллы нередко ассоциировались с агрессией и силой, хотя стоят по строению ДНК не так далеко от человека. (Иллюстрация из рассказа о том, как гориллы якобы выкрадывают человеческих женщин)


    Так может быть, само совместное питание падалью и являлось важнейшим фактором эволюции: ряд специалистов полагают, что людям приходилось заниматься собирательством и развивать свои навыки коммуникации между собой?

    Но племенами (стадами) живут не только люди. Гориллы, шимпанзе, бонобо, орангутаны, – все они проживают группами до 30 особей. И это никак не отражается на их изменениях – никто еще не видел, как, скажем, шимпанзе, генетически ближайший родственник человека, эволюционировал в какой-то другой вид или хотя бы изменил свой цикл жизнедеятельности из-за того, что живет стадами.

    Люди на всем протяжении своего существования в течение миллионов лет были собирателями, а не охотниками. Точнее, они могли охотиться, но вряд ли сделали бы это удачно. Нередко из этого делается вывод о том, что на первый план выходила роль женщины-собирательницы, а не мужчины-охотника. Но, как показывают наблюдения за современными племенами в Австралии и Полинезии, собирательством занимается как раз все племя, здесь просто нет охотников. Мужчины могут отогнать заостренными палками животных, но не более того. И после этого все равно принимаются за собирательство. А подавляющее число охот для них оканчивается полным крахом, и если бы окружающий лес не давал столько плодов, то люди просто бы умерли с голоду, надеясь лишь на удачную охоту.

    Итак, наши предки вовсе не были отважными охотниками, и вряд ли сумели бы за счет охоты прокормить потомство. Человек, наверное, был самым неудачливым охотником, да и вряд ли он этим занимался всерьез.

    Человек – «лысая обезьяна»

    Одним из важнейших факторов, отличающих хотя бы чисто внешне человека от обезьяноподобных предков, является его относительная безволосость, не случайно человека нередко полушутя называют «безволосой обезьяной». Факт потери волос относят к следствиям эволюционных трансформаций, хотя логически он мало объясним.

    Почему вообще в процессе эволюции человек должен был терять волосы? Почему он потерял их не все и густой волосяной покров сохранился на голове, лобке, в подмышечных впадинах?

    Так может быть, волосы выпали под воздействием усиления солнечной радиации? От радиации, действительно, происходит выпадение волос, но обычно это заканчивается либо гибелью самого человека, либо потерей способности к детопроизводству, что практически одно и то же.

    Возможно, волосы перестали выполнять свою согревающую роль, когда человек начал пользоваться огнем и шкурами? Но у современных людей, у которых, в частности, наблюдается обильное оволосение тела, волосы не выпадают из-за того, что они носят теплую одежду. Более того, не наблюдается и прямая зависимость между климатом и волосяным покровом на теле, в частности, обильное оволосение можно наблюдать у южных народов и крайне незначительное – у ряда северных народов, например, у арктических монголоидов. Очевидно, что волосяной покров в данном случае никак не связан с согреванием тела.

    Оволосение головы дает нам значительно более интересный материал для размышлений. По этому поводу много обычно говорят об адаптации к природным условиям, например, хорошо известно, что курчавые волосы негроидов создают прослойку, защищающую голову от перегрева. Но это не объясняет, куда же делись остальные волосы.


    На этой иллюстрации древний гоминид, вооруженный заостренной палкой, безволос, но это не обязательно отражает реальность. Сегодня нет никаких возможностей установить, когда человек потерял волосяной покров и почему это произошло. А может быть, он изначально был «лыс» и не имел никакого отношения к «волосатым» предшественникам?


    Так что же произошло с тем диким волосатым существом – предполагаемым предком, который изображается на многих иллюстрациях? Когда и почему у него выпали волосы? И был ли, например, яванский питекантроп волосатым или безволосым? Ответить на этот вопрос, исходя из предположений и поэтапной эволюции, невозможно, ведь мы не можем доказать «волосатость» нашего предка, обнаружив его шкуру. А по традиции изображаем всех других гоминидов – и австралопитеков, и питекантропов, и синантропов, и недавно открытых Людей прямоходящих в Африке и Азии – волосатыми, чтобы подчеркнуть их «дикость». Но были ли они на самом деле такими – этого никто в точности сказать не может.

    Уместнее предположить, что предком человека было изначально безволосое существо, точнее, с волосяным покровом, напоминающим наш. Волосяной покров не уменьшился, а, наоборот, увеличился. На голове он выполняет защитные функции, но, скорее, не от холода, а от солнца, как в вышеприведенном примере с негроидами. Ту же функцию выполняют и лобковые волосы. Сам факт их существования свидетельствует о том, что человек не носил одежд и даже подобия набедренных повязок, волосы защищали его не от холода (в этом плане они малопригодны), но от жесткого излучения, характерного для жаркого климата, сохраняя способность к деторождению. Вероятно, волосы в подмышечных впадинах развились как защита подмышечных лимфоузлов, равно как и «волосистая» защита паха и паховых лимфоузлов.

    Интересен сам факт асимметрии в оволосении – у человека нет волос в месте сочленения бедра и таза, но есть в подмышках. Косвенно это свидетельствует о том, что прямохождение было изначально присуще предкам человеку, а передвижение на четырех конечностях у них отсутствовало изначально. И никаких «обезьяньих предков» в этом случае быть просто не могло.

    Человек – обезьяна, «задержавшаяся в детстве»?

    Все традиционные схемы становления человека рассматривают самого человека как очевидный прогресс развития по сравнению со всеми человекообразными обезьянами. На первый взгляд, даже не вдаваясь в спор об истоках самого человека, это утверждение трудно оспорить: мы обладаем очень большим по сравнению с обезьяной объемом мозга, высокой умелостью, развитой речью, умением логически выстраивать свои действия на далекую перспективу и многое другое. Несомненно, все это свидетельствуют в пользу человека. Вообще дарвинистский поход во всех его вариациях построен на «презумпции» прогрессивности человека как вершины эволюционного (революционного?) развития. Обратим внимание: долгое время спор велся о колыбели человечества, о его связи или, наоборот, несвязи с обезьяноподобными предками, но никто даже и не думал подвергать сомнению тезис о том, что именно Homo sapiens выиграл гонку на звание «самого разумного».

    Но, как оказывается, сомнения в этом все же есть. И связаны они с неким странным несовершенством некоторых черт человека по сравнению даже с обезьянами. Почему у человек столь долгий срок выкармливания и воспитания детенышей? Почему человек физически столь слаб по сравнению с любым представителем животного мира?

    И вот неожиданное предположение: человек – результат не прогрессивного, не опережающего развития, а, наоборот, задержки в развитии на более ранней фазе. Именно этим и объясняются многие «несовершенные» черты его физиологии.

    Каковы могли быть причины такой задержки? Скорее всего, такой причиной оказалось внесение ретровирусов в геном человека, способных регулировать активность генетического аппарата. Ретровирусы – это семейство вирусов, содержащих один из кирпичиков клетки живой природы – молекулу РНК. Особенность ретровирусов заключается в наличие в их жизненном цикле так называемой «обратной транскрипции», то есть синтеза ДНК на матрице РНК, осуществляемой при участии фермента ревертазы. Именно это ведет к способности постоянного воспроизводства ретровирусов и «встраивания» в организм человека.

    Они очень опасны и онкогенны, они могут вызывать лейкозы, саркомы, опухоли молочных желез и именно ретровирусы вызывают СПИД.

    Дело в том, что ретровирусы, встраиваясь в генетический аппарат человека, внедряют в него чужеродную информацию. В целом это не всегда однозначно плохо. Такая новая информация придает человеку устойчивость к последующим вирусным инфекциям, а это, в свою очередь, дает преимущество ряду особей в процессе эволюции.

    Но за все приходится платить. И миллионы лет назад именно подобные изменения могли вызывать у предка человека задержку в развитии. По словам директора института Молекулярной Генетики, академика Евгения Свердлова: «Когда-то у части популяции нашего с шимпанзе общего предка произошли изменения генома, которые изменили программу развития. И таким образом, представители этой части популяции (именно от нее произошло человечество) задержались на более ранней стадии развития» [436, № 24, 19–25.06. 2000].

    Таким образом, человек, с точки зрения этой теории, является не продуктом «опережающего» развития, но, наоборот, стагнации на определенном этапе его становления в некоем «детском» возрасте.

    Задержка в развитии предусматривает замедление во всем, в том числе и в воспитании, во взрослении особи. Это значит, что значительно увеличивается период зависимости ребенка от матери, порою на порядок. А следовательно, увеличивается и время, в течение которого родители передают информацию своему детенышу, делая его «умнее» и «разумнее», многое уже приобретается не от экспериментов, не в результате собственных проб и ошибок, а получается по наследству от родителей.

    Это приводит и к большей устойчивости популяции благодаря резко возросшему «умению выживать», передаваемому с родительским воспитанием. Одновременно увеличивается и зависимость потомства от родителей, создаются устойчивые сообщества, характерные именно для людей.

    Ретровирусы – далеко не редкость в животном мире. Они обнаружены у всех позвоночных (в том числе и у человека) и даже у некоторых беспозвоночных. Было установлено, что геномы человека и шимпанзе содержат очень большое количество ретровирусных инфекций, что свидетельствует о большом количестве атак, которым подвергался организм этих особей. Эти вирусы «бьют» напрямую по генетическому аппарату живой особи. Возможно, несколько миллионов лет назад изменения, вызванные ретровирусами, могли вызвать задержку у ряда особей, которые начали развиваться по «боковой» линии, в то время как особи, которые не подвергались генетическим изменениям, стали развиваться совсем по другой линии. Примечательно, что у человека обнаружены следы тех ретровирусов, которых нет у обезьян, и это значит, что с какого-то момента они развивались разными путями.

    Эта теория представляется очень перспективной, однако свое окончательное подтверждение или опровержение она сможет получить лишь после полной расшифровки генома шимпанзе как наиболее близкого к человеку вида. Также высказывается предположение, что остатки ретровирусов стимулируют развитие вируса иммунодефицита в организме человека, что теоретически может свести на нет многие усилия по лечению СПИДа.

    Как видно, перспектив у теории развития человека как «стагнации в детстве» очень и очень много. Тем не менее эта гипотеза не дает ответов на многие действительно серьезные вопросы. Объясняя причину и механизм отделения человеческой ветви от всех других, она даже близко не подходит к такому вопросу, как зарождение разумности. Да и достаточен ли был срок для генетических мутаций, чтобы получить в их результате полноценного (или как раз неполноценного и полного болезней) человека?

    Стоило ли вставать на задние конечности?

    Почему они встали на задние лапы

    «Человек – это обезьяна, вставшая на задние лапы». Именно такое утверждение можно нередко услышать от сторонников версии поэтапного происхождения человека от обезьяноподобных предков. На первый взгляд здесь все разумно: стоило обезьяне миллионы лет назад по каким-то причинам подняться на задние лапы, как тотчас она получила массу преимуществ, ее руки высвободились для созидательного труда, она стала изготавливать орудия труда (разве не это – показатель становления человека?), а многотысячелетний опыт подарил удивительную умелость этой руке.

    К тому же прямохождение – явный указатель на человека. Даже визуально человек отличается от всех остальных представителей животного мира тем, что передвигается исключительно на двух задних конечностях – кенгуру, естественно, не в счет. Различие это очевидно и сразу свидетельствует о различии в возможностях, предоставляемых обезьяне и человеку благодаря такому положению корпуса. В общем, понятия «прямохождение» и «человек» оказались в умах исследователей связанными самым непосредственным образом.

    Абсолютно все теории предполагают, что обезьяна, вставшая на задние конечности, тотчас получает массу преимуществ и начинает свое уверенное движение в сторону человека.

    Но по здравому размышлению получится, что вставать на задние конечности четвероногому предку человека было не только не нужно, но и вредно.

    Давайте попробуем заново, с «чистого листа» переосмыслить, зачем некому предполагаемому предку человека стоило подниматься на задние конечности.

    Еще со времен Дарвина ученые пытались построить рабочую гипотезу, объясняющую развитие прямохождения. Ряд концепций оказался связан с чисто политическими процессами, когда, в частности, пытались доказать, что именно «труд создал человека». Однако никакого рационального объяснения этот постулат не получил.

    Но может быть, какие-то навыки прямохождения изначально заложены в высших обезьянах? Нередко обезьяны действительно встают на задние лапы, это характерно практически для всех обезьян Старого Света, в том числе и для наших ближайших родственников – шимпанзе и горилл. Разве это не доказательство того, что они могли однажды закрепить этот позитивный навык? Возможность прямохождения заложена у ряда обезьян – достаточно вспомнить некоторые цирковые номера. Однако еще никто из приматов не адаптировал для себя прямохождение в качестве основного способа передвижения.

    Да, действительно, обезьяны встают на задние лапы. Но все же не ходят на них.

    К тому же лапа обезьяны и кисть человека заметно различаются в особенностях хвата. Обезьяний хват адаптирован именно к передвижениям по деревьям. Обезьяна берет любой предмет в «обхват», при этом большой палец оказывается прижат сверху к третьей фаланге указательного пальца. Человек использует своеобразный «замок», прижимая большой палец снизу ко второй фаланге указательного и среднего пальца. Причина изменения хвата не очень ясна, хотя очевидно, что это также был способ приспособляемости.


    Слева направо: кисть шимпанзе, Человека умелого, неандертальца, современного человека. У шимпанзе более длинные пальцы, у человека умелого и неандертальца кости более мощные


    Известный антрополог Р. Левин и ряд других ученых предположили, что своим возникновением прямохождение обязано адаптации к собиранию падали на обширных территориях. Поскольку приматы – обычно плохие охотники, им приходилось обходить обширные пространства, чтобы найти себе пищу, обычно – павших животных или их останки [263, 969–971]. Действительно, двуногий примат способен проходить достаточно большие расстояния в поисках пищи. Однако ничто нам не указывает, что гоминиды действительно так поступали, скажем, 3–4 млн лет назад. К тому же представляется сомнительным, чтобы они питались мясом, в частности, зубы австралопитеков указывают на то, что они предпочитали растительную пищу, как это делают современные приматы. Поэтому предположение, что прямохождение – результат поисков пищи, кажется весьма сомнительным.

    Другой популярной версией стало предположение, что прямохождение позволяло самцам собирать пищу в саванне и доставлять ее самкам, которые не могли заниматься этим сами, пока воспитывали своих детенышей [269, 342 – 44]. Эта гипотеза представляется также маловероятной, поскольку большинство самок приматов, равно как и женщины в первобытном обществе, обычно сочетают кормление детей со сбором или добыванием пищи. Более того, в обществах собирателей именно женщины обычно собирают еду как для себя, так и для мужчин.

    Так может быть, все дело в изменении климата? Считается, что в связи с изменением климата и уменьшением количества лесов предки человека спускались с деревьев и были вынуждены, живя в саванах, вставать на задние лапы. Доводы сторонников «подъема на две конечности» хорошо известны и представляются на первый взгляд абсолютно логичными: поднимаясь на задние конечности, древний гоминид получает возможность увеличить угол обзора, что важно при охоте и защите, освободить руки.

    Весьма сомнительное преимущество

    Однако при ближайшем рассмотрении эти доводы не выдерживают критики. Чтобы эволюционное изменение закрепилось, необходимо, чтобы оно давало его обладателю некое преимущество перед остальными животными, обитающими в этом же ареале, и позволяло ему успешнее выживать. В нашем случае такое преимущество весьма сомнительно. Прежде всего, обезьяна, вставшая на задние лапы, не только увеличивает свой угол обзора (кстати, а зачем? – обезьяны не охотятся), но и сама становится заметной добычей для действительно серьезных хищников саванны. Более того, очевидно, что предками человека не были и не могли быть некие обезьяны-хищники, значит, ранним гоминидам больше приходилось защищаться, нежели нападать. В этом случае вставать на задние лапы вряд ли стоит.

    К тому же для животного, всю жизнь пользующегося для передвижений четырьмя конечностями и чей двигательный аппарат, в том числе и мускулатура, полностью адаптированы для этого, передвижение лишь на задних лапах может стоить жизни. Единственный эффективный способ защиты у обезьяны против могучего хищника – бегство. Прямохождение отнимает у обезьяны эту последнюю возможность, давая весьма сомнительную возможность эффективно отбиваться передними лапами. От кого – от леопарда? Это представляется маловероятным. На сегодняшний день обезьяны передвигаются на четырех конечностях куда быстрее и эффективнее, чем двуногий человек. Например, шимпанзе и бабуины передвигаются на 30–34 % быстрее, чем люди на двух ногах. На стометровой дистанции лучшие спортсмены могут развить скорость 30–37 км в час, в то время как ряд африканских хищников достигает 60–70 км в час, а скорость гепарда может на короткое время переваливать за 100 км в час. Так что на двух ногах убегать от хищников значительно сложнее.


    Способ передвижения на задних конечностях у человека и у шимпанзе заметно различается, и это сразу отражается на строении костей


    Л. Бергер и Генри Мак-Генри выдвинули несколько иную идею, касающуюся прямохождения. Они не затрагивали самой причины возникновения прямохождения, но попытались локализовать тот регион, где это могло произойти. Их исходной посылкой было то, что ближе всего к роду Homo стоят не восточно-африканские австралопитеки, а южноафриканские, непосредственно Australopithecus africanus, обладавший короткими нижними конечностями и удлиненными верхними. Этот вид австралопитеков мигрировал севернее, в западную Африку, где и завершился эволюционный переход.

    По мнению этой группы антропологов, прямохождение могло развиваться параллельно в разных регионах Африки, что соответствует параллельному существованию нескольких видов австралопитеков. «Прямохождение возникло, по крайней мере, дважды. Afarensis – австралопитек из Афара – развился в Западной Африке как человекоподобное прямоходящее существо, но в конечном счете вымер. Второй вид – africanus, Австралопитек африканский – появился практически в то же самое время в Южной Африке и продержался в лесах значительно дольше, что потребовало от него сохранить хорошую способность лазить по деревьям» [26, 99]. По сути, перед нами еще одна версия возникновения прямохождения из-за изменения климата. Но достаточно вспомнить, что, передвигаясь по земле, обезьяны все же опираются на четыре конечности, а не на две. Сложно представить такую обезьяну, которая, чтобы убежать от хищника в саванне, поднялась бы на задние лапы и нелепо заковыляла бы прочь от нападающих.

    Вообще прямохождение – вещь весьма «опасная» для здоровья человека. Прямохождение приводит к ряду заболеваний, которые не встречаются у животных: к грыже, расширению вен на ногах, геморрою и другим проблемам, связанным с кровообращением. Мы уже говорили о том, что двуногий примат резко теряет в скорости и, как следствие, проигрывает хищнику в конкурентной борьбе. Плюс к этому обратим внимание, что в случае ранения одной из конечностей животное может успешно, хотя и замедленно, передвигаться на трех, в то время как травма одной ноги двуногого гоминида практически лишает его возможности к передвижению. В общем, с прямохождением возникают одни неприятности.

    Однако недостаточно просто встать на задние лапы, вместе с этим должна целиком измениться кинематика движений. Движение на двух конечностях подразумевает, что человек с каждым шагом как бы падает вперед и, чтобы обрести равновесие, выставляет вперед ногу, затем вновь бросает центр тяжести вперед, вынося его за линию тела, выставляет вперед другую ногу т. д. В противоположность этому, передвижение на четырех конечностях базируется не на перманентной потере равновесия, но на перемещении всего корпуса вследствие преставления лап: корпус как бы «переносится» на лапах, подобно тому, как двое рабочих несут носилки с песком. Все это значит, что для того чтобы обрести сомнительное преимущество передвижения на задних конечностях, у наших предполагаемых предков должна была целиком измениться кинематика движений и как следствие – мускулатура.

    Не логичнее ли предположить, что возможным предком человека изначально было двуногое существо, вообще никогда не знакомое с передвижением на четырех лапах? Оно всегда, с самого начала было двуногим. И на земле в разные эпохи обитали разные виды прямоходящих существ, часть из которых была именно людьми.

    Бегство от перегрева

    Чем больше объем мозга, чем сложнее его организация, тем уязвимее он становится – это утверждение актуально не только для человека, но и для обезьян.

    Возможно, именно для защиты мозга дальним обезьяноподобным предкам и пришлось подняться на задние лапы? Может быть, действительно есть прямая связь между возникновением прямохождения и изменением климатических условий обитания? На задние конечности пришлось подняться тем обезьянам, которые по каким-то причинам были выгнаны из лесов на просторы саванны. Если это действительно произошло именно так, то наши предки могут считаться единственными среди обезьян, кому удалось сделать это – ни один из современных приматов не проводит в открытой саванне большую часть своего времени.

    Открытость саванны, в противоположность лесам, опасна не только наличием хищников, но угрозой куда более значительной: возможностью перегрева от солнца, поскольку тень лесов более уже не защищает животных. Большая часть саванных животных справляется с жарой следующим способом: днем температура их тела просто поднимается, а потоотделение либо отсутствует вовсе, либо присутствует крайне незначительно, сберегая драгоценную влагу внутри организма. Например, некоторые антилопы позволяют температуре своего тела подниматься до 110 градусов, при этом не страдая от солнечного удара! Все эти животные в течение миллионов лет выработали мощный механизм защиты головного мозга от перегрева, например, у той же антилопы венозная кровь притекает к широкой части морды, где охлаждается, в том числе и за счет испарения из слизистой оболочки, а затем уже охлажденная кровь направляется по артериям к другим частям тела, в том числе и к мозгу. Приблизительно схожим образом охлаждают свое тело и избегают перегрева все другие саванные животные.


    По одному из предположений, выйдя из лесов на равнину, предок человека должен был постоянно спасаться от перегрева. Где-то здесь, в индонезийских лесах, около двух миллионов лет назад жил один из наиболее успешных и «долгожительных» видов людей – Человек прямоходящий


    Но человек, который, как предполагается, пошел от неких саванных приматов, не обладает таким механизмом. Повышение внутренней температуры его тела даже на один градус сопровождается недомоганием, а на 5 градусов – свидетельствует о тяжелейшем заболевании. Единственный способ, благодаря которому обезьяны могли колонизировать саванну, не погибнув от перегрева, – это сохранять все тело в холоде. Примечательно, что во всех органах человека поддерживается приблизительно одинаковая температура (различие в десятые доли градуса здесь не играет роли), например, мы не можем отграничить температуру нашего мозга от температуры всего остального тела, как это делают антилопы. Это значит, что нам приходится избегать вообще любого температурного воздействия, выходящего за предельные для нас рамки. Особенно важно это для мозга, который потребляет до 20 % энергии, необходимой всему телу.

    Возможно, как, в частности, утверждает Пит Виллер, именно попытка избежать перегрева и «поставила» приматов, вышедших в саванну, на две конечности, уменьшив тем самым объем тела, подвергаемый прямым воздействиям солнечных лучей [394, 65–66].

    Впрочем, почему наши предки должны были выработать именно такой механизм спасения от перегрева, а не воспользовались тем, который существует у саванных животных? П. Виллер, в частности, считает, что предки человека были предварительно подготовлены, как бы «предадаптированы» своим образом жизни для дальнейшей эволюции в сторону прямохождения. Передвигаясь с ветки на ветку и находясь определенное время в вертикальном, а не в горизонтальном, как большинство животных, положении, часть приматов постепенно привыкала к вертикальной позиции и несколько адаптировала свое кровяное давление к этому положению.

    Более того, можно даже подсчитать, какую выгоду извлекало животное, переходя в горизонтальное положение, что и сделал П. Виллер. Для подсчета он воспользовался некой идеальной «моделью» – образом гоминида величиной приблизительно в 30 см, который воспроизводил знаменитую Люси, австралопитека, размер которого не превосходил обезьяну. Структура костей ее таза и ног позволяет предположить, что большую часть времени этот австралопитек мог проводить в вертикальном положении, хотя о полном прямохождении говорить было бы не совсем корректно. Над моделью была закреплен прожектор, двигающийся по дуге, который имитировал дневное прохождение солнца. Через каждые пять минут, эквивалентные 20 минутам, проведенным под летним солнцем, проводилось фотографирование модели. Опыт был проведен как в горизонтальном, так и в вертикальном положении модели. Вывод, к которому пришел П. Виллер, хотя и был ожидаемым, оказался все же весьма показательным: существо в горизонтальном положении поглощает на 60 % меньше солнечной радиации, чем в вертикальном [152, 34–35].

    Существует к тому же и дополнительный охлаждающий эффект от горизонтальной позиции – примат подставляет свое тело ветру. П. Виллер подсчитал, что обычный примат, находясь в саванне и передвигаясь на четырех конечностях, требует около 9 литров воды в день, в то время как после перехода на две конечности потребность в воде уменьшается до 5 литров. Возможно, по его мнению, переход к прямохождению привел постепенно к увеличению головного мозга и потере оволосения.

    Ряд утверждений кажется весьма спорным. Например, волосяной покров защищает саванных животных от солнечной радиации и в этом плане играет очень важную роль. Он также предохраняет кожу от ожогов. Именно эту функцию, как представляется, выполняет волосяной покров головы. Так почему же исчез густой волосяной покров тела человека? Или таковым он был изначально? Гипотеза П. Виллера представляется весьма логичной, однако только в рамках чисто кабинетной логики, не дающей ответы на вопросы реальной жизни. Зачем приматам следовало вырабатывать какой-то иной способ адаптации к перегреву, в то время как уже существовал надежный механизм защиты, используемый всеми саванными животными? «Предадаптация» к прямохождению путем передвижения по деревьям вполне вероятна, однако есть существенная разница между тем, как подняться на задние лапы на какое-то время и тем, как остаться в вертикальном положении практически на всю жизнь.

    Вновь напомним, что костных подтверждений перехода от передвижений в горизонтальном положении к прямохождению просто нет. А это значит, что, вероятно, такого перехода могло просто и не быть.

    Они никогда и не были четвероногими

    А может, прямохождение вообще присутствовало изначально и предок человека никогда и не передвигался на четырех лапах?

    Очевидно, что человек по этой схеме не произошел ни от шимпанзе, ни от гориллы, несмотря на их генетическую близость, но все они пошли от некого общего предка. Строя некий «фоторобот» предполагаемого претендента на эту роль, Андре Ланганэ, научный директор одного из подразделений французского Национального центра научных исследований, считает, что им должен быть небольшой примат высотой 20–30 см с округлым черепом, который изначально ходил на двух, а не на четырех конечностях. Этой своей чертой он отличался от шимпанзе и от ее возможного четырехногого предка. Где-то 12–15 миллионов лет назад это существо жило на деревьях, а в тот момент, когда этот примат спускался на землю, он передвигался на задних конечностях, а его позвоночник всегда находился в вертикальном положении [241, 140].

    Итак, возможно, предок-примат никогда и не передвигался на четырех конечностях. Эта гипотеза снимает целый ряд очевидных противоречий, связанных с переходом предка человека из горизонтального положения в вертикальное, о которых уже говорилось выше. Загадка перехода на «задние лапы» оказывается отсутствующей изначально. А передвижение на четырех лапах до сих пор остается характерной чертой обезьян саван.

    Что же касается прогнатизма, мощного костного каркаса и столь же мощных надглазничных валиков, характерных для современных больших обезьян, они являются не столько древними чертами, сколько приобретены значительно позже. Реально же древними чертами можно считать округлый череп и относительно тонкое костное строение. Таким образом, «мощные» черты большие обезьяны приобрели значительно позже, уже после возможного отделения от общего с человеком предка.

    Впрочем, стоит заметить, что примата, существование которого предполагает А. Ланганэ, еще пока никто не обнаружил, и он остается лишь гипотетическим построением. Однако вряд ли его стоит объявлять лишь плодом чистой фантазии – напомним, что знаменитое «недостающее звено», характерное для рассуждений классической антропологии, представляется пока не менее фантазийным. К тому же, примата такого типа еще никто в реальности и не пытался найти. Более того, можно даже предположить, что очередной претендент на титул предка человека уже находится в коллекциях зоологического музея. Ведь важно не просто обнаружить останки, но и суметь их верно трактовать.

    Кто оставил следы на песке в Лаетоли

    Но многие исследователи никак не могут согласиться с тем, что у человека не было никаких четвероногих обезьяньих предков – ведь это в корне разрушает все теоретические построения о постепенном «выпрямлении» обезьяны и переходе на задние конечности. И, соответственно, существуют различные предположения, как это могло произойти.

    Кто же из первых приматов встал на задние лапы? Возможно, им был еще сивапитек 17–13 млн лет назад, предполагаемый предок орангутанов, первый примат, который передвигался по деревьям с использованием четырех конечностей, а на земле мог на какое-то время подниматься на две [191, 151]. Строение его опорно-двигательного аппарата позволяет предположить это, однако никаких прямых доказательств его даже спорадического прямохождения не существует. А вот после сивапитека зияет огромная пропасть, не заполненная ни одним костным останком, а на другом краю этого разрыва приблизительно 2,5 млн лет назад появляется австралопитек, который оказывается первым прямоходящим гоминидов. Таким образом, следует сразу же оговориться, что никаких костных останков, позволяющих проследить генезис прямохождения, не существует. Более того, скорее есть подтверждения тому, что никакого поэтапного генезиса просто не было!

    Одним из самых поразительных открытий современной палеоантропологии стали человеческие следы, отпечатавшиеся на окаменевшем вулканическом пепле в Лаетоли, в Северной Танзании, приблизительно в 50 км к югу от Олдувайского ущелья и датированные 3,6–3,8 млн лет назад. Цепочка следов была обнаружена Мери Лики в 1978 г. и позволила дать новую датировку возникновению прямохождения. Здесь около 4 млн лет назад прошли несколько особей, возможно, семья, спасающаяся от извержения вулкана. Около пятидесяти отпечатков стоп протянулись на 115 метров, отпечатавшись в вулканическом туфе [246, 446–457; 247, 95 – 102].

    Существа шли уверенно, и было понятно, что прямохождение для них было привычным занятием. Скорее всего, никакого другого способа передвижений они не знали.

    Открытие следов в Лаетоли резко углубило не только историю современного человечества, но и заставило пересмотреть взгляды на возникновение прямохождения. Стало очевидным, что, по меньшей мере, 3,6 млн лет назад прямохождение было уже достаточно развитым и по своему механизму не отличалось от прямохождения современного человека. И это было поразительным, ведь до этого считалось, что прямохождение могло возникнуть у австралопитеков 2,5–3 млн лет назад, к тому же никаких прямых подтверждений этому не было. Стало ясно и другое – прямохождение должно было возникнуть очень давно, очевидно, больше 4 млн лет назад, а возможно, и раньше, ведь должен был пройти некий период, пока оно стало действительно основным и единственным способом перемещения по земле.


    Здесь 3–3,5 млн лет назад в Лаетоли (Танзания) прошли странные двуногие существа


    Кто же прошел по песку в Лаетоли? Хозяин следов был идентифицирован как австралопитек, то есть еще не человек. Почему – ведь следы практически полностью идентичны человеческим? Это, скорее, дань осторожности, ведь сложно представить, что 3,6 млн лет назад здесь уже обитали люди. Это противоречит «теоретически высчитанному» возрасту человека. И поэтому заключение о «гуляющем» австралопитеке вытекает не из характера следов, но из устоявшегося мнения о том, что в ту пору в этом районе обитала лишь большая группа человекообразных обезьян, совокупно называемых австралопитеками, в то время как никаких представителей рода Homo, относящихся к той эпохе, не обнаружено. Это значит, что хозяин следов был определен буквально «методом исключения», хотя останков его самого обнаружено не было.

    Для нас же крайне важно, что следы прямоходящего существа, которое передвигалось по земле абсолютно аналогично современному человеку (почему бы не предположить, что это и был человек?), датируются, по меньшей мере, на 200 тыс. лет раньше, чем один из самых ранних «прогрессивных» австралопитеков, которые, как считается, дали начало человеку – Australopithecu Afarensis – австралопитеку из Афара, прозванному нежным именем Люси. Однако очевидно, что в Лаетоли прошел даже не родственник Люси, если исходить только из анализа отпечатков. Дело в том, что австралопитеки, в том числе и Люси, обладали, как и обезьяны, стопой с сильно растопыренными пальцами и заметно оттопыренным в сторону большим пальцем – и как раз этого не наблюдается на отпечатках в Лаетоли. В данном случае большой палец не отстоит далеко от всех остальных, как это наблюдается у австралопитеков, а расстояние между отпечатками равно приблизительно шагу современного человека. Многие специалисты отрицают принадлежность отпечатков в Лаетоли существам, подобным австралопитеку. И самое главное – подчеркнем это еще раз – отпечатки практически ничем не отличаются от отпечатков современного человека [379, 91]. Так почему бы не согласиться с тем, что здесь 3,6 млн лет назад прошел человек?

    Может быть, слишком рано для человека? Но ведь сам возраст возникновения человека также высчитан абсолютно искусственно, а сегодня в Индонезии уже обнаружены куда более древние останки ранних людей.

    А как же австралопитеки, которые жили одновременно и даже позже существ, что гуляли по Лаетоли, причем долгое время считались предками людей? Думается, они тоже «ходили где-то рядом» – по-своему, с широко расставленными пальцами стопы. И представляли собой один из параллельных видов двуногих гоминидов. И к людям они отношения не имели.

    Несложно заключить, что в Африке одновременно обитали как существа с типом передвижения (и как следствие – морфологией), абсолютно аналогичным современному человеку, так и более примитивные австралопитеки. Причем самих австралопитеков было несколько видов, в свою очередь, подразделявшихся на более прогрессивных (Australopithecus afarensis) и более примитивных, например, Australopithecus robustus. И здесь мы встречаемся с параллельным существованием нескольких видов гоминидов, причем очевидно, что прямоходящее существо из Лаетоли не могло произойти от Люси – они просто были параллельными видами.

    Конечно, в это очень трудно поверить – что австралопитеки, которые считались первыми прямоходящими гоминидами, на самом деле пошли позже людей. Но вот новое открытие показывает: человек, очевидно, начал передвигаться на задних конечностях очень давно. Значительно раньше, чем австралопитеки. И это было подтверждено в 2004 г., когда закончились исследования черепа, найденного в 2002 г. в Чаде. Это существо, названное сахелантропом и прозванное Тумай, обладало небольшим ростом, вполне человеческой внешностью и, самое главное, передвигалось на двух ногах. И жило это существо около 7 млн лет назад, причем уже в это время обладая развитым прямохождением! Это подтвердили компьютерные модели черепа Тумая, восстановившие по отверстию в черепе, куда входит спинной мозг, позицию его тела. Тумай гордо передвигался на двух ногах!

    И если бы не эта находка, сегодня бы ученые спорили о дате 3,6–3,8 млн лет, Тумай же углубил ее практически вдвое. И почему бы не предположить, что есть еще немало ненайденных останков, которые углубят возникновение прямохождения еще в несколько раз? Или, наоборот, докажут, что оно все же существовало изначально. Более того, кажется, такие находки уже когда-то были обнаружены…

    Они встали на ноги очень давно

    Вполне вероятно, что древние следы прямоходящих существ, а также отпечатки их скелетов обнаруживались задолго до находок Мери Лики и обнаружения Тумая в Чаде. Но широкого освещения они не получили – слишком уж эти находки не вписывались в традиционные версии поэтапного развития человека.


    Окаменевший отпечаток сандалии с кантом вокруг, извлеченный из слоев возрастом 213 млн лет. Это – единственная фотография, опубликованная в 1922 г.


    Одним из первых, кто обнаружил древние отпечатки прямоходящего существа, был горный инженер и геолог Джон Рейд. В 1922 г. в Неваде он обнаружил след задней части человеческой стопы, которая ясно отпечаталась на камне. Однако одна особенность действительно поразила Рейда: по краю отпечатка явственно виднелась грубая нить, которым, как он предположил, рант башмака прикреплялся к подошве. Еще несколько грубых стежков были видны в районе пятки, причем они носили явные следы износа.

    Вторая неожиданность открылась после проведения экспертизы отпечатков сначала в Колумбийском университете в Нью-Йорке, а затем в Американском Музее Естественной Истории. Специалисты обоих учреждений показали, что отпечатки должны быть датированы триасом, то есть между 213–248 млн лет назад, хотя это могла быть «самая замечательная имитация». Анализ, проведенный несколько позже в Рокфеллеровском институте, следов стежков подтвердил, что, скорее всего, речь идет о продукте человеческого труда [85, 456].

    В 1938 г. профессор геологии Вилбур Барроу, руководитель программы по геологии в колледже Бера в Кентукки, сообщил об обнаружении человеческих следов, которые он как профессиональный геолог датировал верхним карбоном, т. е. 250 млн лет назад. Следы отпечатались на окаменевшем песке в Рокастле, в Кентукки, когда на одной из частных ферм обнажились слои земли. Следы принадлежали двуногим существам, чье строение стопы соответствовало человеческому, а длина каждого отпечатка составляет чуть больше 24 см. В. Барроу был, вероятно, поражен древностью следов не меньше тех, кто потом изучал его находку. Чтобы проверить возраст, он провел тщательный анализ песка, в котором были обнаружены следы, и отметил, что песчинки внутри следов прилегают друг к другу значительно плотнее, чем снаружи. По разнице в компактности песчинок он также без труда обнаружил приподнятый свод стопы, явно выделенную пятку и накат на носок во время ходьбы, – все эти признаки соответствуют человеческой стопе. В исследовании следов принимали участие медики, хорошо знакомые с механизмом передвижения человека и строением стопы, они подтвердили выводы о том, что следы являются подлинными отпечатками человеческой стопы, а не вырезаны искусственным образом, т. е. не являются подделкой.

    Тем не менее сам В. Барроу был заметно озадачен своей находкой и как профессиональный ученый, знакомый с последними открытиями палеоантропологии (а к тому времени в Африке был уже обнаружен первый австралопитек), не мог до конца поверить в свое открытие: «Существо, которое оставило отпечатки, еще не идентифицировано», – отмечал он. Этот гоминид получил название Фенантроп мирабилис (Phenanthropus mirabilis) – «Похожий на человека и удивительный». Однако никаких костных останков этого существа не обнаружено, в то же время как нет и опровержения исследованиям В. Барроу. О них практически забыто, поскольку их невозможно уложить в известную схему эволюции человека.


    Отпечаток обуви, обнаруженный в штате Юта в 1968 г. в породе, которой 500 млн лет. В нем отпечатался небольшой трилобит, который, очевидно, попал в породу уже после того, как был сделан отпечаток. Неужели какое-то другое человечество уже ходило по земле полмиллиарда лет назад?


    Специалисты Смитсониевского института, проводившие экспертизу этой находки, отметили, что подобные следы также были обнаружены к Пенсильвании и Миссури.

    Еще один подобный отпечаток был найден в июне 1968 г. в штате Юта у местечка с красивым названием Источники Антилопы (Антилоп спрингс). Геолог Вильям Мейстер, разломив кусок глинистого сланца из слоев, датируемых 505–590 млн лет, обнаружил там нечто похожее на отпечаток сандалии длиной приблизительно в 25 см и шириной в 8 см. Древняя датировка косвенно подтверждалась двумя небольшими окаменелыми трилобитами – обитателями морей, исчезнувшими около 280 млн лет назад – «впечатанными» в районе пятки и передней части стопы [76, 642]. Несколько экспертиз этого отпечатка не обнаружили никаких следов подделки, хотя, разумеется, необычный возраст вызывал серьезное смущение.

    Думается, таких находок в общем было сделано немало, однако далеко не все геологи или просто энтузиасты отваживались отдавать свои находки на экспертизу, боясь быть осмеянными. Так или иначе, на земле миллионы и, возможно, даже сотни миллионов лет назад жили прямоходящие существа.

    Теперь вдумаемся в то, что так смущает нас в этом. Прежде всего, поразительное несовпадение последовательности событий. Как совместить тот факт, что на земле сотни миллионов лет назад обитали прямоходящие люди с тем, что еще 7–9 млн лет назад такое прямохождение, как предполагается, лишь зарождалось? Как совместить параллельное существование относительно примитивных австралопитеков ок. 4 млн лет назад и прямоходящего человека 7 млн лет назад? Здесь, кажется, все перепуталось местами.

    Но это сомнение будет справедливо лишь в том случае, если предположить, что человек развивался «по одной линии». Скорее всего ситуация была совсем иной. Прежде всего, на земле одновременно развивалось множество видов людей и человекообразных существ, подобных австралопитеку, – кто-то обладал развитым прямохождением, кто-то весьма примитивным. Какие-то типы людей погибали в глобальных катастрофах, поэтому прямой связи между людьми, что возможно ходили по земле сотни миллионов лет назад и, например, 7–5 млн лет назад, может и не быть. Надо лишь признать тот факт, что на земле было много человечеств.

    Говорящая обезьяна

    Человек – единственное полноценно разговаривающее животное. Словами он может выразить все: простейшие команды и требования, сложнейшие описания природы и микромира, он может связать слова в намеки и аллюзии, он способен проповедовать и радовать словом, он может ранить этим же словом. Действительно, «в начале было Слово».

    Часто в описаниях эволюционного развития человека можно встретить фразу: «постепенно появляется речь». Но нигде мы не встречаем разумного объяснения: а почему она вообще появляется? Когда?

    Несомненно, что способность общаться между собой дает человеку заметное преимущество перед другими представителями животного мира в плане планирования действий и установления взаимодействия, собирательства и заготовки пищи. Чуть ниже мы покажем, что теоретически возможен был и другой путь развития человечества, где речь не играет столь существенной роли, как сегодня, однако прежде мы обсудим несколько традиционных моделей возникновения этой функции у людей.

    Где лежит начало человеческого языка, речи как таковой? Принято считать, что зачатками речевых функций обладал уже Homo habilis, что вполне вероятно, если принимать во внимание развитие его мозга, и абсолютно недоказуемо, если опираться на какие-то артефакты, поскольку по понятным причинам они отсутствуют вообще [191, 181]. По другим представлениям, зачатки речи появились значительно позже, лишь у неандертальцев, о чем свидетельствует, в частности, развитый центр Брока, отвечающий в мозгу за речевые функции. Существуют также предположения, что рудиментарной речью обладал Homo erectus – Человек прямоходящий, и это было связано с постепенным развитием социальной организации и необходимостью координации своих действий.

    Но нет, считает Алан Уолкер, один из первооткрывателей многих останков Человека прямоходящего, – этот вид не обладал речью. Этот вывод Уолкер сделал на основе анализа седьмого спинного позвонка (Т7) человека прямоходящего. Дело в том, что нервные окончания в области седьмого позвонка позволяют контролировать мускулы грудной клетки, задействованные в процессе выдоха. Уолкер обратил внимание на то, что у т. н. «мальчика из Турканы», представителя Homo erectus с озера Туркана в Кении, отверстие позвоночного канала значительно уже, чем у современного человека. А это значит, что позвоночный столб не мог нести в себе необходимого количества нервных окончаний, чтобы контролировать процесс дыхания столь же свободно, как у современных людей. Поскольку речь связана с процессом контролируемого выдоха, то произнесение сколь-нибудь длинного предложения было невозможным для Homo erectus [164, 94].

    Несомненно, что обладание речью является одним из основных признаков человека, во всяком случае, ни одно из известных ныне животных не обладает столь же развитыми речевыми способностями, как человек. Разумеется, можно вспомнить целый ряд удачных опытов обучения шимпанзе произнесению некоторых слов, причем произносимых осознанно. Но столь «натянутое» искусственное обучение языку показывает лишь то, что у высших обезьян действительно существует возможность членораздельного и осмысленного произнесения крайне ограниченного запаса слов, однако ни о каком свободном общении речи идти не может. Использование слов (как это делают иногда попугаи) и обладание речью – суть типологические разные и несопоставимые между собой явления.

    Некоторые современные обезьяны общаются между собой через комбинацию определенных жестов и звуков – реликты этого можно проследить и у современного человека, благодаря чему считается, что мы унаследовали эту систему коммуникации от наших предков в момент разделения ветвей на гоминидов и понгидов.

    Способность к речи заложена у высших обезьян, в частности, многолетние эксперименты над обезьянами, находящимися в неволе, показали, что у них присутствует возможность развить речь на уровне 2 – 3-летнего ребенка [288, 46]. Доказывает ли это, что на основе подобных способностей могла возникнуть развитая речь? Скорее нет, примечательно, что в диком состоянии обезьяны никогда не проявляют своих речевых способностей. Более того, многие способности, которые приближают обезьяну к человеку, не проявляются в природе, хотя, казалось бы, это должно облегчить высшим приматам выживание в условиях конкуренции. Например, обезьянам доступны не только некоторые речевые функции, но и изготовление орудий, а бабуины, находясь в руках ученых-экспериментаторов, проявляют способность изготавливать орудия, но никогда не пользуются ею, находясь на свободе. Не указание ли это на то, что и речевые, и трудовые способности могли развиться у человека только в условиях резкого ограничения свободы?

    Разумеется, здесь следует различать общение и системы коммуникации, язык и речь. Системы коммуникации, сообщения друг другу какой-то значимой информации существуют у всех живых существ. Присущ ряду животных и некий «язык», хотя он чаще всего сводим именно к простейшим системам коммуникации: язык пчел, дельфинов и т. д. Разумеется, здесь определение «языка» – весьма специфическое и относительное, например, пчелы общаются между собой посредством выделения особых химических соединений, называемых феромонами, а также особого пахучего секрета, причем каждая колония пчел имеет характерный свой запах.

    В животном мире всякое общение – это прежде всего передача знаков о каком-то состоянии, например, готовности произвести потомство, или о приближающейся опасности. Таким знаком является, например, красная грудка у малиновки, покраснение брюшка у колюшки – мелкой костистой рыбы с колючками на спине и брюшке вместо спинного и брюшного плавников – в брачный период или мощная грива у льва. Такое общение очень информативно и крайне утилитарно, здесь нет места человеческому «философствованию», «размышлениям» о жизни или о своем месте в истории.

    До сих пор идут споры о том, представляет ли знаменитый «танец» пчел действительно систему коммуникации, но так или иначе, синтаксиса в этих типах коммуникации мы не встречаем и, конечно же, нет здесь и грамматических конструкций. Речевые функции в полной мере сегодня мы встречаем лишь у людей и не можем с полной уверенностью ответить, когда появилась речь, и обладал ли хотя бы один и наших предков такой способностью.

    Речь же – явление значительно более сложное, она всегда соотносится с синтаксисом и семантическим конструированием, обличенным в слова, в поиски способов передачи сущностей при помощи слов. Ни одно существо, генетически близкое к человеку, например, шимпанзе, способное производить осмысленные звуки и передавать ими информацию, все же не способно «конструировать новые смыслы» при помощи таких звуков.

    Речь человека – вообще явление поразительное, небывалое, не связанное ни с какими другими способами передачи информации. В природном мире существует определенная иерархия «лингвистической активности» живых существ, внутри которой так возрастает «разумность» и смысловая нагрузка во время коммуникации.

    Самое простое – это произведение определенных звуков или шумов, часть которых может нести семантическую нагрузку, однако в основном истоком этих звуков являются защитные рефлексы. В качестве примера можно привести гремучую змею, издающую треск как знак угрозы, или шипение у некоторых пауков. Большинство этих звуков недвусмысленно понимаются теми животными или врагами, которым эти звуки адресуются. Именно в этом смысле такие звуки можно рассматривать как некую лингвистическую активность, хотя, естественно, даже о зачатках речи здесь говорить не приходится.

    Несколько выше следуют базовые лингвистические системы, благодаря которым члены одного и того же вида могут общаться между собой. Сообщения остаются настолько же короткими, насколько и рефлекторными. Однако здесь вокруг таких звуков или их сочетаний уже существует определенная социальная система, поскольку члены одного вида могут улавливать из общей архитектоники звуков нечто значимое для себя. Не менее важно, что на эти значимые звуки может быть получен столь же значимый звуковой ответ или какая-то адекватная реакция. Примером такого общения могут служить брачное завывание койотов, звуки, которыми предупреждают друг друга дикие животные о приближении опасности, и т. д.

    В определенной степени эта система звукового оповещения и информационного сопряжения является продолжением (а возможно, и подразделом) рефлекторных звуков, которые были описаны выше. И в том, и в другом случае такая простейшая лингвистическая активность продиктована биологическими требованиями. Чаще всего – и это очень важно – каждый такой звук передает один «бит» информации, требующий однозначного ответа: сигнал о приближении опасности – рефлекс к самоспасению, сигнал о найденной пище – рефлекторное ее поедание и т. д. Многоступенчатая обработка информации, вызванная таким сигналом, не предусмотрена, поскольку требовала бы либо более высокой организации мозга, либо слишком большого времени на обработку информации, что недопустимо в случае опасности.

    А вот у гоминидов межплеменная система знакового и звукового оповещения перестает быть лишь базовой системой передачи простейшей «однобитовой» информации. Рождается типологически иной язык общения – причем мы говорим не только о речи как таковой, но о первобытном искусстве, религиозно-магической символике, наскальной живописи и многом-многом другом. Это становится постепенно основой для дальнейшего развития человеческого сознания, воображения и творчества.

    До этой стадии некие явления вызывали у живого существа «выброс» некого голосового флажка, обозначавшего, например, «Опасность!», «На помощь!», «Я чрезвычайно разъярен!» и т. д., причем каждый из них требовал однозначной реакции – бегства, нападения, поедания пищи и т. д. Здесь происходит скачок вперед, прорыв в концептуализации смыслов. Начинается «именование» вещей и явлений, за концептуализацией смыслов следует концептуализация языка общения как такового.

    Мы намеренно оставляем в стороне вопрос, почему вообще мог произойти такой скачок, поскольку на сегодняшнем этапе наших знаний мы можем строить лишь предположения с большей или меньшей вероятностью. Возможно, что это было связано с фундаментальными изменениями в лобных долях головного мозга. Так или иначе, гоминиды пересекают границу, по одну сторону которой лежит некое «долигвистическое» состояние, по другую – бесконечное именование всех вещей, явлений и состояний этого мира, которые ничем нельзя остановить, поскольку, по существу, происходит выстраивание концепции Вселенной в сознании человека через лингвистические термины.

    У нас нет никаких подтверждений тому, что этот процесс произошел единомоментно или в краткие сроки. Он в равной степени мог занять как десятки, так и сотни, а возможно, и миллионы лет. Очевидно, что некие искры уже долго летали в воздухе, пока труд человеческого сознания не высек огонь – современную человеческую речь.

    Когда начались первые прорывы перехода гоминидов от системы звуковой коммуникации к членораздельной речи? В равной степени мы можем предположить, что любой из Homo мог обладать речью, хотя никаких доказательств этому нет. Впрочем, нет доказательств и обратному.

    Сложная лингвистическая деятельность дает интересный эффект: она дает ощущение значимости собственного эго, интенсивное ощущение обладания памятью и возможностью рассуждать о будущем.

    Вероятно, что именно речевая активность кроманьонцев давали им возможности стратегического планирования, группового обсуждения своего будущего: охоты, защиты, уничтожения врагов, совместного возведения жилищ и т. д. Как следствие, это повлияло и на победу кроманьонцев над неандертальцами, причем неважно, была ли это победа физическая или биологическая.

    Открываются бесконечные возможности для сохранения и передачи опыта. По существу, создается копилка человеческого опыта, с каждым новым поколением слои знаний напластовываются друг на друга, большую роль начинает играть не только опыт практической деятельности, такой, как, скажем, охоты, строительства, защиты от стихийных бедствий, но и опыта мистических видений – так формируются и концептуализируются мифологические представления и анимистические верования.

    Развитие речи дает и некие «побочные эффекты», например, установлено, что речевые центры связаны с центрами, контролирующими движения правой руки. Прямохождение высвобождает руки, которые начинают активно использоваться для коммуникаций и простейших значимых жестов, как у современных бабуинов и орангутанов. Постепенно жесты сопровождаются звуками, вероятно, первоначально лишь дублировавшими жесты, а затем приобретающими самостоятельное значение.

    Логика этого процесса очевидна, но лишь в том случае, если взять за отправную точку тот факт, что именно речь и язык являются наиболее типичными формами общения между гоминидами. Однако, несмотря на высокоразвитую организацию, например, орангутанов и шимпанзе, у них не только не развивается речь, но вообще количественно объем звуков со временем не возрастает. Действительно, обезьяну можно научить произносить членораздельные звуки или слова, а также сопоставлять эти слова с некоторыми действиями. Например, она научится просить пищу, выражать свое неудовольствие ее вкусом. Известно, что обезьяна способна выучить чуть более сотни слов. Однако здесь по-прежнему оказывается не преодолен самый главный разрыв между языком обезьян и человека – выражение абстрактных понятий. Вряд ли мы можем заподозрить обезьяну в способности обличения в слова, т. е. осознания, не только каких-то философских категорий, но даже логических цепочек действия. Обезьяна не может планировать через язык или выражать свои планы языком.

    Как раз именно речевые способности человека демонстрируют кардинальный разрыв между человеком и его предполагаемыми родственниками в животном мире.

    Развитие речевых функций не повышает собственно внутренней организации общества, поскольку такая организация у животных, например, существует на уровне благоприобретенных инстинктов. Так, стае волков не надо «договариваться» о преследовании своей жертвы и направлении атаки. Равно как и стаду бизонов нет необходимости общаться между собой во время передвижения по саванне – внутренняя организация заложена на уровне инстинктов и рефлексов, причем она работает безошибочно.

    Развитие второй сигнальной системы имело влияние на физические способности человека. Известно, что даже хорошо тренированный спортсмен способен использовать свои физические силы лишь на 50–60 %, в ту пору как обычный человек порой не преодолевает и 40 % барьера. Таким образом, большая часть физических потенций организма оказывается нереализованной как раз из-за развития речи, которая тормозит некоторые другие функции. Хорошо известны случаи, когда в критических ситуациях, например, в случае пожара, наводнения, угрозы своим детям даже слабый человек проявлял неожиданную для него физическую силу, некие скрытые резервы организма. В обычном же состоянии он оказывается не способен выполнить даже половину этой нагрузки.

    Такого «торможения» физических функций у обезьян не происходит, они обладают всей полнотой своего потенциала. Мы можем предположить, что речь как функция была нехарактерна для человека, она возникла как вынужденная защитная реакция.

    Существует интересное наблюдение над обезьянами, которые овладевали навыками произнесения слов. Во-первых, они начинали обучать этим навыкам своих детенышей. Во-вторых, они изгонялись другими особями, не прошедшими обучения. Второй аспект для нас крайне интересен – «поумневшие» обезьяны уже не воспринимаются своим же сообществом и превращаются в изгоев. Речь превращается в некий разделительный фактор, хотя морфология остается неизменной.

    Человек из воды

    Должно же быть какое-то одно общее объяснение тому, как появилось прямохождение, отпал волосяной покров, изменилось строение некоторых органов человека. Если мы признаем эволюционное развитие человека, то, как следствие, стоит согласиться с тем, что была какая-то фаза в развитии гоминидов, когда все это и произошло. Может быть, мы что-то упускаем? Какой-то очень существенный отрезок развития человека, ускользающий от нашего взора?

    Где все это могло происходить – может быть, в воде, а человек в течение какого-то времени был водным обитателем? Сколь неожиданным ни покажется это предположение, оно может оказаться крайне продуктивным.


    По одному из предположений, предки людей не только селились близко к воде, но и провели часть своей истории в воде – так появилось прямохождение


    Итак, предположим, что существовала некая водная или акватическая фаза формирования человека. Предполагается, что в течение определенного времени прямые предки человека проводили большую часть своей жизни в воде, в неглубоких водоемах и реках, а может, просто селились по берегам рек, и их существование оказывалось тесно связано с водой. Среди сторонников этой теории, разумеется, также нет согласия по самым ключевым вопросам. Например, кто жил в воде – какой-то вид Homo или еще человекообразные обезьяны, возможно, даже предки австралопитеков? Как много времени этот гоминид проводил в воде? Как его жизненный цикл был связан с водой, с рождением детей, со сном, с социальной организацией стада и т. д.?

    Поводом к рождению акватических теорий явился ряд «гидрогенных» особенностей человека, например, наличие реликтовых перепонок между пальцами рук, отсутствующих у обезьян, способность к плаванию, что также недоступно для подавляющего большинства обезьян. Человек, как известно, может даже рожать своих детей в воде – новорожденный при этом не делает сразу первый вдох и поэтому не захлебывается. Может быть, это память о тех временах, когда человек частично обитал в воде или по берегам водоемов?

    Одним из первых такое предположение высказал в 1960 г. английский биолог А. Харди, предположивший, что предками человека были приморские обезьяны, обитавшие на берегах песчаных лагун. А. Харди делал особый упор именно на приморское, а не на прибрежное расселение таких обезьян. И отсюда он делал вывод, что постепенно такие обезьяны приобретали черты, характерные именно для морских животных. В конце концов, они должны были превратиться в некое подобие земноводных или амфибиозных существ. Теоретически это должно было привести к выработке всех основных признаков, характерных именно для земноводных, например, к дыханию жабрами при развитых легких, живорождению в воде и т. д.

    Но здесь есть одно существенное возражение: на сегодняшний день не было обнаружено даже следов ни одного подобного существа. К тому же превращение обезьян в земноводных говорило бы о регрессе в антропогенезе, и оказывается непонятным, каким образом эти существа снова вышли на сушу и продолжили свое развитие в сторону человека. Гипотеза А. Харди, несмотря на свою оригинальность и перспективность, изобиловала столь большими огрехами и фантазийными допущениями, что ее воспринимали как парадоксальную шутку, но никак не серьезное научное предположение.

    Вообще жизнь на берегу моря древних обезьян представляется маловероятной. Мощные морские прибои и штормы делали бы их жизнь крайне опасной и могли оставить без пищи на долгое время. Отсутствие пресной воды заставляло бы их уходить от моря в поисках естественных родников, т. е. возвращало бы к целиком наземному образу жизни.

    Жить на морском берегу значительно тяжелее, чем может показаться на первый взгляд. Выжить на морском берегу в условиях тропического климата предкам человека было бы практически невозможно из-за мощных мангровых лесов и зарослей, которые уходят далеко в море. Нередко эти вечнозеленые деревья и кустарники с надземными дыхательными корнями покрывают собой всю полосу приливов (литораль), и подойти к воде просто не оказывается возможным. В этом случае у обезьян было бы два возможных выхода – либо вернуться обратно на деревья, либо, наоборот, уйти в море, превратившись действительно в морских животных, что на их этапе специализации было вряд ли возможным.


    «Морской человек», якобы выловленный из вод и выставленный для показа во Франции в XVII в.


    Теория о неких предках, что селились по берегам морей, быстро отпала. Значительно более продуктивным оказалось предположение о том, что обезьяны могли селиться по берегам пресноводных водоемов, например, рек и озер. В воду человек «зашел», чтобы спасаться от наземных хищников, а «вышел» из нее из-за изменения климата, когда стали иссыхать многие водоемы.

    Водная теория на первый взгляд объясняет очень многое. Прежде всего – развитие прямохождения. Несомненно, что неводоплавающему животному, каковым и являлся предок человека, в воде легче передвигаться на задних конечностях, держа голову над водой для дыхания. Дно мелководий, чаще всего мягкое и илистое, потребовало уплощения ступней. Постепенно утрачивается и волосяной покров, неспособный в полной мере согревать гоминида в воде и лишь тормозящий его передвижения. Волосы же на теменной части головы, наоборот, увеличиваются, поскольку функционально защищают водное существо от палящих лучей солнца.

    Водная фаза развития во многом объясняет еще одно интересное явление, характерное для человека – замедление частоты сердечного ритма (брадикардия). Дело в том, что сердечный ритм у обезьян значительно выше, чем у людей, и, как предполагается, именно водная стадия развития человека замедлила его сердцебиение.

    Жизнь в воде могла бы объяснить еще одну загадку строения человека – его уникальную гортань. Дело в том, что ни одно земное млекопитающее не обладает таким типом гортани, какой обладает человек. Благодаря особому строению этого органа человек способен, в частности, есть и говорить или издавать звуки одновременно. За счет сложного механизма человек способен «перекрывать» пищевод или трахею. А вот животное просто задохнется в этом случае, поскольку пища сразу же будет поступать в трахею.

    И все же на земле существует особая категория млекопитающих, обладающая схожим с человеком типом гортани, – все они водоплавающие, например, тюлени, киты, морские львы. И все они вынуждены проводить под водой большие периоды времени без всплытия на поверхность. Нисходящее строение глотки практически не дает никакого преимущества наземным животным, в случае же водоплавающих дело обстоит совершенно иначе. Для животного, которое лишь ненадолго всплывает на поверхность, важно за короткий отрезок времени вдохнуть большой объем воздуха. Этот же тип гортани позволяет и выдыхать в течение очень долгого времени, целиком контролируя процесс выдоха. Примечательно, что человек обладает такой же гортанью, как у водных млекопитающих. Как следствие, мы разделяем еще одну «водную» черту: способность сознательно контролировать свое дыхание, в то время как у других животных процесс дыхания совершается бессознательно и не может быть подчинен какому-то контролю [296, 140]. Именно эта способность позволяет людям создавать звуковые вариации голосом в момент пения. А также нырять, надолго задерживая дыхание.

    Жизнью в воде можно объяснить и характерное увеличение у женщин объемов груди и жировых отложений на животе по сравнению с высшими обезьянами – в воде надо было сохранять тепло при вынашивании зародыша в утробе и молоко для его последующего кормления.

    Существует немало вариаций, так или иначе обыгрывающих нюансы теории акватической эволюции человека. Так, российский ученый Л. И. Небраев высказал предположение о том, что человек произошел от двуногих бесшерстных и большеголовых обезьян, для которых он предложил название «наяпитеки», или Pithecus naias, по имени нимф греческой мифологии, живших по берегам рек, – наяд.

    Наяпитеки обитали в неогене, чья верхняя граница упирается в 25–23 млн лет назад, селились в основном по берегам рек, озер и других пресноводных водоемов, их пищей становились моллюски, раки, лягушки, черепахи, мелкие грызуны. Наяпитеки также занимались собирательством фруктов и корений. Первоначально они вели наземный и древесный образ жизни и, возможно, прежнее древесное существование развило у них гибкие передние лапы и бинокулярное зрение.

    Теоретически все выглядит очень неплохо. В воде действительно легче выработать прямохождение, но почему же сегодня не существует ни одного ни живого, ни ископаемого водного примата? В принципе подстановка на пустующее место между первыми людьми и более примитивными обезьянами неких водных наяпитеков практически ничего не дает нового. Не объясняет это также развитие бинокулярного зрения.

    Сама возможность временного пребывания предков человека в воде не вызывает сомнений. Сомнение вызывает другое – странный способ приспособляемости к водной жизни. Например, водная теория гласит, что именно на этой фазе обезьяноподобный предок потерял основную часть волосяного покрова. Но, например, одни водные млекопитающие – каланы – волосяной покров не утратили, а у других млекопитающих морей – китов – не выросли на голове волосы, которые защищали бы их во время всплытия для забора воздуха. А эти млекопитающие обитают на земле на десятки миллионов лет дольше, чем человек. Более того, их пребывание в воде привело не к прямо-хождению, а к развитию плавников, то есть они прибрели черты, характерные для большинства обитателей вод, а не пошли вразрез с ними. Неужели человек, как обычно, и здесь явился исключением?

    Так кто же родился в африканской колыбели?

    Назад в Африку

    В 1974 г. в своей мемориальной лекции, посвященной Гексли, прославленный палеоантрополог, руководитель одной из крупнейших африканских антропологических экспедиций Дэсмонд Кларк заявляет, что отныне окончательно доказан тот факт, что именно Африка является колыбелью всего ныне живущего человечества. И это должно поставить точку на предположениях о Европе как о месте «предыстории человечества». Лекция Кларка символически называлась «Африка в предыстории: периферия или главенствование?» [65, 176]. В тот момент тезис о «главенствовании» Африки представлялся настолько несомненным, что сторонников «азиатского» и тем более «европейского» происхождения человечества практически не оставалось. Находки, обнаруженные в Африке за последние несколько десятилетий, заметное разнообразие обнаруженных гоминидов на востоке этого континента, – все свидетельствовало о том, что именно здесь и происходил основной процесс сапиентации.

    Через несколько десятилетий после смелых заявлений об «африканской колыбели» происхождения человечества этот тезис стал вызывать значительные сомнения. Да, безусловно, в Африке происходил какой-то очень важный процесс, там жили существа, заметно отличавшиеся от обезьян в «прогрессивную» сторону. Но они не в меньшей степени отличались и от представителей рода Homo. Переходных звеньев и каких бы то ни было поэтапных эволюционных изменений пока не обнаружено, хотя поиски продолжаются уже более полувека.

    Может быть, просто найдено недостаточное количество останков древних предков? Действительно, порою нам кажется, что найдено крайне мало из того, что позволило бы нам реконструировать истоки человечества. На самом деле это не совсем так. Найден огромный объем материала, костные останки и археологические артефакты порой переполняют запасники музеев. Вопрос в другом: возможно ли из всех этих находок составить целостную картину? Может быть, не найдено чего-то самого главного, все того же загадочного «недостающего звена»? Или его вообще не может быть найдено?


    У австралопитека из Афара (справа) ноги длиннее, а руки короче, чем у шимпанзе (слева). Австралопитек обладал прямохождением, но пропасть между ним и человеком все же значительно больше, чем между австралопитеком и обезьянами. Да и был ли он разумен?


    Так или иначе, как предполагалось, поиски истоков человека должны лежать в рамках между 5 и 3 млн лет назад. И, скорее всего, они должны располагаться именно в Африке, которая и стала колыбелью если не самого человечества, то, по крайней мере, его прямых предков. И, как следствие, необходимо было обнаружить звенья этой цепи, дабы четко показать, как могла здесь происходить эволюция. Сначала все казалось относительно простым, а основная сложность заключалась лишь в обнаружении самих останков древних предков.

    Первый существенный прорыв в этих поисках был сделан еще в 50-х гг. благодаря открытиям, совершенным в Олдувайском ущелье. Там в 1959 г. Мери Лики обнаружила одного из представителей предполагаемых предков человека – австралопитеков, в тот момент названного в честь одного из финансистов экспедиции Зинджантропом Бойса (Zinjantropus boisei), позже переименованного в Австралопитека Бойса. Затем последовал целый ряд находок в Восточной и Южной Африке и Эфиопии. Отныне внимание исследователей сосредоточилось именно на Африке, а современные данные молекулярной биологии и ряд находок указывали на время жизни прямого предка человека – 5–3 млн лет. Считается, что именно в этот момент и должно было произойти нечто, что стало переломной точкой в процессе сапиентации. И теперь стоило лишь искать, искать, искать…

    Но не стоит забывать, что еще до 1950 г., т. е. еще до замечательных открытий в Олдувайском ущелье, был обнаружен колоссальный объем материалов. Лишь один обзор, составленный антропологом П. Боулерем, показывает, что еще до начала Второй мировой войны было сделано немало интересных открытий и разработан целый ряд перспективных теорий [36]. Тогда на них мало кто обратил внимания, поскольку считалось, что человек, скорее всего, развивался в Азии, а африканские находки могли быть лишь некими «тупиковыми ветвями». Кстати, это характерный пример того, как во многом находки буквально подгоняются под предположения, а те артефакты, которые выпадают из общепринятых концепций, могут быть сочтены «тупиковыми ветвями». Примечательно, что первый австралопитек, обнаруженный Раймондом Дартом еще в 1924 г. в Трансваале – Australopithecus africanus, был надолго исключен из человеческой истории и вернулся на подмостки истории лишь после того, как в научных кругах возобладала теория «африканской колыбели» [326].

    В тот момент новые африканские находки заставили заново переписать все гипотезы, ставшие уже теориями, о становлении человечества. В результате этого из «списка претендентов» оказались исключены многие виды, которые теперь представлялись слишком «примитивными» или представлявшими собой боковые ответвления.

    Так почему же Африка?

    Так какие все же обнаружены останки, обычно предъявляемые в качестве доказательства «африканской колыбели»? В каких условиях существовали эти существа и имели ли возможность расселиться по всему миру? Прежде всего посмотрим, в каких местах наблюдается наибольшая частота находок ранних гоминидов. Наиболее богатыми на находки, связанные с тезисом о колыбели человечества, являются, прежде всего, эфиопские возвышенности и осадочные породы, относящиеся к эпохе плиоцена, открывающиеся в треугольную впадину Афара. В районе Хадара, в частности, обнаружены останки ранних гоминидов, датируемые приблизительно 3 миллионами лет [186, 257].

    Находки ископаемых людей обычно обнаруживают «кустообразно», в нескольких местах сразу. Например, наибольшая частота находок наблюдается вдоль экватора (приблизительно с отклонением в 5 градусов по обе его стороны) на восточно-африканском плато на высоте 1000–2500 метров [178, 115–155]. К северу от этих мест лежит богатое на открытия русло реки Омо, а также озеро Туркана. Озеро Туркана, первоначально называвшееся озеро Рудольф, вообще прославилось как одно из первых мест, где были открыты предполагаемые предки современного человека. Поиски начались здесь еще в 1968 г. и в основном проходили на заброшенных землях Коби-Фора к западу от Турканы в северной Кении. Позже оказалось, что останки ранних гоминидов, несколько отличающихся друг от друга, залегают как к востоку, так и к западу от Турканы.

    Пояс находок дальше пролегает по разлому Грегори и заканчивается в Северной Танзании в знаменитом Олдувайском ущелье и Лаетоли на равнине Сергенгети, где основную массу открытий сделала экспедиция Луиса и Мери Лики, постоянно работающая в этих местах.

    Олдувайское ущелье нередко именуют африканским Великим каньоном, сравнивая его со знаменитым американским аналогом. Это ущелье глубиной почти в 90 метров, образовавшееся скорее всего в эпоху плейстоцена, т. е. около 2 млн лет назад, тянется почти на сорок 40 км. Это – часть разлома в земной коре, отголосок древнейших геологических процессов, связанных с откалыванием частей материка. Когда-нибудь и эта часть Африки пустится в «свободное плавание», но уже в древности по разные части разлома образовались разные типы микроклимата, и именно по западной части разлома и располагалось большинство стоянок австралопитеков.


    Этот Австралопитек Бойса жил около 2 млн лет назад. Породил ли он какой-то новый вид или просто «отжил» свое на земле?


    Не сложно заметить, что между этими многочисленными стоянками и бесплодными в отношении останков гоминидов известняковыми нагорьями Южной Африки, практически пустынными в настоящий момент, пролегает разрыв почти в три тысячи километров. Здесь лежит странный «разрыв» в географическом расселении предполагаемых предков человека. И хотя были обнаружены фрагменты в пещерах и расселинах, например, в долине Стэркфонтена, но они крайне малочисленны. Создается впечатление, что речь может идти о какой-то локальной группе гоминидов, которая никуда не мигрировала из этих мест.

    Но это странно – ведь теоретически эти существа должны были расселиться за пределы Африки, чтобы заселить весь мир. А тут, оказывается, они, возможно, даже не выходили за пределы мест своего обитания!

    А вот как раз общее количество находок в этих местах действительно поражает, оно в десятки раз превосходит частоту находок, относящихся к соответствующему времени, на территории Азии и Европы, всего же здесь было сделано несколько сот важных открытий экспедициями Лики, Джохансона, Д. Кларка [66; 177; 263].

    Находки заметно отличаются по своему характеру и виду, очевидно, что мы имеем дело с разными представителями ранних гоминидов. Тем не менее все они объединяются под общим названием австралопитек (Australopithecus). Такое название дал им один из их первооткрывателей Раймонд Дарт в 1924, что в переводе означает «южная обезьяна» [92]. Само присутствие в названии этого существа частицы «питек» – «обезьяна», в отличие от «антропус» – «человек» (например, питекантроп), очень точно указывает на одну из основных особенностей африканских находок. Во всех случаях речь идет о существе, стоящем значительно ближе к обезьянам, нежели к людям. Несмотря на то, что отличия австралопитека от обезьян существуют, тем не менее ни одно из них, ни вся совокупность этих черт не дает нам еще права с уверенностью утверждать, что перед нами – реальный предок современного человека или даже какая-то тупиковая ветвь, которая при благоприятных условиях могла бы вывести нас к человеку. Это может быть просто «другая обезьяна».

    Существует еще одна из особенностей австралопитека, которая окажется очень важна для наших дальнейших рассуждений. Ни один из австралопитеков не найден за переделами Африки, причем даже в Африке долгое время его обнаруживали лишь в районе востока и юго-востока континента, который мы описали выше. Впрочем, было несколько попыток доказать существование австралопитека и в других регионах мира, например, в Юго-Восточной Азии, в южном Китае и даже в Испании. Увы, ни одну из находок в этих районах не удалось надежно идентифицировать именно как австралопитека. Более того, австралопитек не обнаружен даже в других районах Африки, например, не подтвердилось предполагаемое «родство» с австралопитеком находок в районе озера Чад [99]. А это значит, что мы имеем дело с неким локальным существом, у которого четко очерчен ареал обитания и конкретное, хотя с абсолютной точностью не идентифицируемое время существования. И никаких миграций за пределы континента!

    Австралопитек на фоне африканской природы

    Но почему же Африка и именно ее восток и юго-восток оказались столь плодородны на находки? Здесь основную роль сыграли ее климатические и географические особенности. Африка представляет собой одно из самых стабильных океанических и континентальных плато. Здесь встречаются обширные территории с очень старыми скалами, которые практически уже не меняют своего положения. Параллельно с этим существует и крайне неустойчивая часть африканской территории. Речь идет о большом Африканском разломе, который тянется почти на три тысячи километров, проходя через Красное море и упираясь в равнину Иордании. Практически все основные находки гоминидов были сделаны именно вдоль Африканского разлома. В раннем миоцене приблизительно 20 миллионов лет назад здесь происходили драматические события, связанные с изменением климата и рельефа всего африканского континента: поднимается часть плато, за счет чего и образуется гигантская трещина, давшая начало великому Африканскому разлому. За этим, вероятно, начинается долгий цикл вулканической активности, и приведший к рождению многих скал и пиков самой необычной формы, которые до сих пор можно наблюдать в Африке в этих местах. Рождаются знаменитые вершины Килиманджаро (5895 м) и Кенья (5200 м). Процесс этот длится очень долго и завершается лишь в плейстоцене 2–1,5 млн лет назад.

    В результате формируется новая топография Африки: Олдувайское ущелье, Серенгети, Западный разлом, который окружает озеро Виктория. В этих местах – в Афаре, Коби-Фора, Олдувае – были обнаружены отложения, содержащие костные останки и каменные орудия, относящиеся к плиоцену и нижнему плейстоцену.

    Большинство находок, залегающих вдоль разлома, покрыты вулканическим туфом. Для палеоантропологии эта особенность крайне важна, поскольку облегчает возможности датировки по методам изотопного распада. Дело в том, что костные останки очень редко датировали именно по ним самим, погрешность здесь может быть чрезвычайно велика, поэтому датировка производится на основе туфа или того окружения, в котором эти останки были обнаружены. К сожалению, по ряду причин это не относится к останкам, обнаруженным в пещерах. Здесь обычно используется метод датировки на основе сравнения с найденными рядом костными останками животных, возраст которых известен лучше, чем история ранних гоминидов. Не сложно заметить, что в этом случае речь идет лишь об относительных датах, что может привести в конечном счете к немалой путанице.

    Последнее время стал более активно применяться дорогостоящий, но, как считается, значительно более точный метод установки даты по изменению геомагнитной полярности земли. Так, датировка этим методом большинства африканских находок австралопитеков позволила подтвердить их существование еще в плейстоцене [228, 26].

    Большинство костных останков, обнаруженных в Африке, принадлежит, естественно, не гоминидам, но животным, населявшим поразительную по своему богатству местную фауну. Помимо самого разного рода приматов, здесь встречались антилопы, слоны, носороги. Богат был и мир плотоядных, приставлявших явную опасность для ранних гоминидов: гиены, гепарды, леопарды, львы.

    Приблизительно 17 миллионов лет назад из-за движения континентов происходит соединение Аравийского полуострова, Северной Африки, Ирана и Турции. Теперь фауна и флора, характерные для некогда изолированного континента, начинают распространяться значительно шире. К тому же это приводит к исчезновению моря Тетис, которое прежде разделяло континенты. Следы этих событий можно встретить в отложениях 16–14 миллионов лет на западе Африки. Изменяется и животный мир, увеличивается количество жирафов в саване, впервые появляются страус, современные формы носорогов, а также несколько ныне вымерших видов обезьян Старого Света, таких, например, как кеньяпитек (Kenyapithecus) [316, 65; 286, 293–294]. Новые виды животных приходят из Азии, например, между 12 и 9 млн лет назад здесь появляются гиены. Подъем плато и образование мощного разлома, который начал увеличиваться со временем, изменяет и вегетационные пояса тропических лесов, саванн и пустынь. Именно тогда формируются тропические ливневые леса, отличающиеся поразительным разнообразием флоры, которые сегодня протянулись вдоль побережья Западной Африки до центрального плато. Общая тенденция к похолоданию климата, которая наметилась в миоцене, завершается чередованием продолжительных ледниковых и межледниковых периодов в плейстоцене. Как следствие, все это в совокупности повлияло и на животный мир Африки, и на его ранних человекообразных обитателей.


    3,5 млн лет назад во время развития австралопитеков в Африке воды Атлантического и Тихого океана смешивались на огромном пространстве у берегов Америки, что регулировало уровень солености воды. Течения Атлантики также смягчали холод арктических вод, а Африка в основном была покрыта дождевыми и смешанными лесами. Современный климат стал жестче. Северо-атлантические течения, несущие высокую концентрацию соли в воде, уходят вглубь, прежде чем достигнут полюса, что приводит к образованию арктических льдов. Как следствие, это «высушивает» климат, климат Африки оказывается засушливым, количество пустынь увеличивается


    Последний большой ледниковый период наступил не так давно – 18 тысяч лет назад, когда ледовая кромка в северном полушарии покрыла большую часть современной Британии. В районе экватора наблюдался несколько иной эффект: резкое уменьшение тропических ливневых дождей.

    Именно в этих районах вдоль экватора приблизительно 3,6–2,5 млн лет назад жили двуногие гоминиды – австралопитеки, которые долгое время и считались важнейшим звеном на пути к человеку. Причем практически на одном ареале обитали несколько видов австралопитеков, некоторые из них считались «прогрессивными», некоторые представлялись тупиковыми ветвями. Но по загадочным причинам здесь же, в этих районах, не найдено ни одной переходной формы, которая свидетельствовала бы, что австралопитеки каким-то образом эволюционировали в Человека. Они просто обитали здесь в течение миллионов лет и постепенно, вероятно, из-за изменения климата, сошли на нет.

    Первый австралопитек

    Раймонд Дарт с черепом первого обнаруженного австралопитека


    В 1922 г. известный в будущем австралийский анатом и палеоантрополог Раймонд Дарт занимает пост профессора Университета Витватерсранда в Йоханнесбурге и начинает целенаправленное изучение связи мозга и нервной системы. Первые свои шаги в этом направлении он делал под руководством знаменитого невролога Графтона Эллиота Смита из Университетского колледжа Лондона. Постепенно Дарт приходит к выводу о размере мозга как о кардинально важном факторе человеческого развития в процессе эволюции, причем он отрабатывает методику реконструкции мозга на основе слепков, снятых с внутренней поверхности свода черепа.

    Работая в Южной Африке в Йоханнесбурге, Дарт договаривается с местными рабочими, что трудились в каменоломне Таунга, присылать ему все окаменелости, которые они находили в известняке. Через некоторое время его офис был буквально забит останками древних животных, подавляющее большинство которых были и до этого известны науке. Но однажды в руки Дарта попадает округлый известняк, на котором явным образом отпечаталась внутренняя поверхность свода черепа. Более того, сохранились даже некоторые остатки самого свода черепа, и все это вместе позволяло восстановить целостный вид головы существа. Безусловно, здесь свою роль сыграл случай – если бы Дарт не был специалистом именно в этой области, то, возможно, он бы равнодушно прошел мимо этой находки. Но опытный взгляд анатома заметил, что речь идет действительно о необычном существе. Прежде всего, слепок показывал, что обнаружен гоминид, и это явно прослеживалось по структуре его мозга, который ушел заметно вперед по сравнению с обезьянами. Дарт понимает, как он отмечал позже, что он получил «возможность изучать то, что, возможно, являлось единственным ответом на вопрос об эволюции человека» [92].

    Дарт публикует сообщение о своем открытии в журнале «Nature» («Природа»), где дает найденному гоминиду имя Австралопитек – Южная обезьяна. Полное имя гоминида было Australopithecus africanus – Австралопитек африканский. По иронии судьбы к находке Дарта отнеслись если не с презрением, то с невниманием. Возможно, это объяснялось австралийским происхождением самого Дарта, поскольку в ту пору царило представление о том, что Австралия вряд ли способна готовить искушенных исследователей. Однако основная причина крылась в том, что идентификация, которую провел Дарт, используя слепок, базировалась на методике, понятной в то время лишь самому Дарту и еще нескольким людям во всем научном мире. У Дарта просто не нашлось сторонников, которые могли бы понять всю значимость его открытия и точность идентификации. И хотя первооткрывателем австралопитека был, безусловно, Раймонд Дарт, признание этот самый ранний из предполагаемых предков человека получил лишь после открытий и исследований Роберта Брума.


    «Мальчик из Таунга» – первый австралопитек, обнаруженный в 1924 г. Внизу – реконструкция Роберта Брума


    Прежде всего, Бруму посчастливилось обнаружить значительно больше останков австралопитеков, некоторые из которых неплохо сохранились. Поэтому отпала необходимость кропотливо восстанавливать череп австралопитека по неясным отпечаткам внутричерепной поверхности на известняке.

    В 1954 г. зоолог сэр Солли Цукерман и его коллеги проводят ряд исследований в области сравнительной анатомии, где стремятся установить корреляцию между эволюционными изменениями высших приматов. Группа Цукермана стремилась проследить, какие изменения должны происходить в процессе эволюции, с какой скоростью и в какой последовательности. В процессе опытов было проведено последовательное сравнение костей и зубов в трех сериях: австралопитека, современного человека и различных обезьян, в том числе гориллы, шимпанзе, орангутана, гиббона.

    Ключевыми характеристиками здесь служил объем мозга, форма челюстей и зубов, а также посадка головы. Последнее – посадка головы – во многом представлялась действительно крайне важным признаком, поскольку могло свидетельствовать либо о наличии устойчивого прямохождения (как у человека), либо о передвижениях на четырех конечностях. Ряд обезьян, например, гориллы, орангутаны, способны подниматься на задние конечности и даже в течение короткого времени передвигаться таким образом, опираясь в основном на внешние ребра стопы. Подобное же можно наблюдать у шимпанзе. Гориллы нередко передвигаются в почти горизонтальном положении, опираясь на фаланги кистей передних конечностей, однако это «почти» прямохождение устойчивым назвать никак нельзя, и, естественно, все это отражается на посадке головы. Таким образом, группа исследователей стремилась выделить как ряд устойчивых признаков, так и саму систему эволюционных изменений.


    Схематичная карта Южной Африки, где был найден первый австралопитек


    Но выводы оказались несколько неожиданными. Прежде всего, никакой «системы изменений» выделено не было. Более того, группа Цукермана приходит к выводу о том, что посадка головы у австралопитека была такой же, как у всех обезьян, и кардинально отличалась от человеческой. В этом плане они были абсолютными обезьянами. Объем мозга австралопитека в большинстве случаев был таким же, как и у современных больших обезьян типа гориллы, форма челюстей и зубов также была в подавляющем большинстве случаев схожа с обезьяньей. Таким образом, австралопитек не только стоял ближе к обезьяне, чем к человеку, но по существу и был обезьяной.

    Группа Цукермана делает еще несколько важных и в известной степени поразительных выводов. Опыты показали, что мозг обнаруженных австралопитеков не демонстрировал никаких очевидных тенденций к увеличению, что теоретически должно было бы характеризовать его «эволюционный» вектор развития [414]. Можно возразить, что группа Цукермана исследовала еще «старых» австралопитеков, обнаруженных в 40-ые гг. ХХ в., и этот Австралопитек африканский действительно мог являться тупиковой ветвью развития. А вот новые находки австралопитеков, сделанные в 70 – 80-е гг., должны быть представлены более прогрессивными видами, мозг которых был несколько больше, да и внешний вид – ближе к человеческому. Да, это действительно так, но только и в этом случае австралопитек оставался лишь некой «точкой» на карте времени. Не было никаких признаков того, что он действительно эволюционировал – он просто существовал в течение миллионов лет во вполне конкретном регионе Африки.

    Австралопитеки, что жили рядом с людьми

    Возникнув около более четырех миллионов лет назад, австралопитеки расселились практически по всей Африке. Разнообразию австралопитеков можно только поражаться – в настоящий момент обнаружено, по крайней мере, семь различных видов этих существ. Точную цифру назвать сложно, так как одни группы ученых относят некоторые находки австралопитеков к одному виду, другие же считают их за два, а нередко и за три различных вида. Сегодня принято считать, что именно австралопитеки явились важнейшим звеном на пути эволюции высших обезьян в род Homo. Австралопитеки в целом представляли собой большую группу обезьяноподобных существ и отличались небольшими размерами мозга, пропорциями тела, во многом схожими с обезьянами, но в своем большинстве обладавшими прямохождением. Именно прямохождение в этом случае можно считать кардинально важной ступенью на пути к человеку, хотя, разумеется, это сопровождалось не менее важными изменениями в способностях этого существа.

    Как мы уже упоминали, впервые костные останки того существа, которое вошло в анналы палеоантропологии под названием Австралопитек могучий – Australopithecus robustus, были обнаружены в Кромдраи и Сварктрансе в Южной Африке Робертом Брумом и Джоном Робертсоном в 1948 г. в слоях, которые, к сожалению, не поддаются надежной датировке. Традиционно принято считать, что эти останки относятся к периоду 1,8–1 млн лет назад, хотя нередко эту дату подвергают сомнениям, датируя австралопитека то более поздним, то значительно более ранним временем, например, 2 млн лет. Тогда, в момент обнаружения, это считалось чрезвычайной древностью предков человека и ярким подтверждением теории эволюции. Уже потом оказалось, что параллельно с этим австралопитеком на земле уже обитали представители рода Homo.

    Этот вид австралопитека получил также название «парантроп могучий» (Paranthropus robustus). Учитывая, что «парантроп» можно перевести как «около-человек», то очевидно, что даже изначально не предполагалось, что он действительно мог быть прямым предком современного человека.


    Австралопитек (слева) обладал более длинными руками и короткими ногами, чем человек, и представлялся более примитивным. Но поразительным образом люди могли жить параллельно австралопитекам


    Australopithecus robustus обладает практически всеми чертами, которые присущи всему виду австралопитеков, в том числе и Australopithecus africanus, обнаруженному еще раньше в Южной Африке. Оба этих австралопитека имели почти одинаковые размеры, однако Australopithecus robustus был значительно мощнее по своему строению и обладал могучими мышцами, о чем безошибочно говорят бугорки на костях (туберклюс), где прикреплялись мышечные волокна. Мужские особи Robustus обладали мощным сагиттальным (стреловидным) гребнем – костным наростом, идущим ото лба к затылочной части головы. Сагиттальный гребень характерен для многих обезьян, например, для современных горилл, и служит для прикрепления мощных челюстных мышц, перемалывающих грубую растительную пищу. Это позволяет нарастить большую мышечную массу при сравнительно небольшом объеме головы за счет его увеличения благодаря такому гребню.

    Несмотря на свое грозное название – «могучий» – это можно считать явным комплиментом в адрес австралопитека, чье тело было не больше, чем у современного шимпанзе. Единственное, что подчеркивало его «могучий» вид, были его челюсти, коренные зубы и премоляры (коренные малые зубы). Они оказались значительно более массивными, чем у подавляющего большинства современных обезьян и тем более у человека, а также у его ближайшего сородича – Австралопитека Бойса, который обитал в Восточной Африке.

    Кости черепа Australopithecus robustus были значительно толще, сам же череп был шире у Australopithecus africanus. Вероятно, объем мозга у австралопитека могучего был несколько больше, чем у африканского, составляя приблизительно 530 куб. см. Первоначально благодаря такому преимуществу Australopithecus robustus отнесли к прогрессивной ветви эволюции, однако на пьедестале предка человека он продержался недолго – сегодня практически никто не оспаривает тот факт, что он оказался тупиковой ветвью.

    Тем не менее далеко не все ясно с Australopithecus robustus. Неожиданную проблему поставили новые находки в местечке Дримолен к северо-западу от Йоханнесбурга в Южной Африке. Раскопки там начались в 1992 г., однако самое поразительное открытие ожидало ученых в 1999 г. Группа Андре Кейсера открыла здесь остатки более 80 особей Australopithecus Robustus – целую стоянку! И тут же рядом были обнаружены останки представителей рода Homo, которые жили параллельно с австралопитеками! Значит, одни не произошли от других? Значит, это просто были параллельные виды, подобно тому, как сегодня человек обитает в Африке наряду с обезьянами?

    Для верификации поразительной находки прежде всего использовались зубы – у обезьяны и человека они значительно отличаются как по виду и размеру, так и по рисунку на жевательной поверхности. Если порою кости подвержены очень сильным изменениям, что затрудняет их точную идентификацию, то эмаль зубов настолько прочна, что сохраняется практически без изменений миллионы лет. И зубы показали, что люди действительно обитали рядом с австралопитеками!

    Это оказался весьма неожиданный поворот событий – оказывается, австралопитек не предшествовал человеку, а жил параллельно с ним! А как же тогда предполагаемая эволюция австралопитеков в людей?

    Рядом с останками австралопитеков и людей были обнаружены некоторые орудия из кости, вероятно, использовавшиеся для копания. Автор находок А. Кейсер заявил: «Мы верим, что Australopithecus robustus использовал костные орудия, и возможно – именно те, которые мы нашли, однако поскольку останки Homo также были найдены здесь, трудно быть уверенными до конца» [223, 83]. По его же утверждениям, этот вид австралопитека обитал по меньшей мере 2,5 млн лет назад.

    В принципе Australopithecus robustus и раньше рассматривался как тупиковая ветвь, но трудно было предположить, что он жил параллельно с человеком. По сути, оказывается, что человек возник не только вне зависимости от этого типа австралопитека, но, по крайней мере, жил не позже него. Но кто может исключить, что раньше?

    Зинджантроп, превратившийся в австралопитека

    Тогда, может быть, предком человека был какой-то другой вид австралопитеков?

    В 1959 г. в Западной Африке – в Танзании – находят новый вид австралопитеков – открытие принадлежало Мери Лики, и она называет его Australopithecus boisei (Австралопитек Бойса) – по имени одного из финансовых покровителей экспедиции. Дата открытия в какой-то мере оказалась символической – оно словно было приурочено к столетию публикации дарвиновского «Происхождения видов». Останки этого австралопитека была обнаружены практически случайно в Олдувайском ущелье, ставшем настоящей сокровищницей древних находок. Australopithecus boisei залегал недалеко от кратера Нгоронгоро в долине Серенгети.

    Подробные исследования новой находки, которая была представлена черепом и несколькими фрагментами конечностей, провел муж Мери – известный антрополог Луис Лики, который первоначально дал находке имя Зинджантроп Бойса. Радость нового открытия наложила сначала заметный отпечаток на характеристику находок – Лики считал, что нашел знаменитое недостающее звено, человека, поэтому в его названии встречается слово «антроп» – «человек». На многих научных конференциях он был представлен как удачное звено в процессе эволюции, от которого можно протянуть нить уже к современному человеку.

    В 1964 г., исследуя останки недавно обнаруженного в Олдувае существа, Лики, Тобиас и Напьер приходят к выводу, что речь может идти именно о новом виде, более раннем, чем и яванский человек – питекантроп, – и Homo erectus вообще. Благодаря тому, что останки были обнаружены в вулканическом туфе, это позволило провести их абсолютную датировку – 1,8 млн лет. Первоначально новое существо отнесли к виду Homo habilis – «Человек умелый». Вместе с тем он заметно отличался и от весьма примитивного Австралопитека из Аписа, обнаруженного экспедицией в 1959 г. в том же слое. В не меньшей степени Зинджантроп отличался и от более примитивных Австралопитека африканского, обнаруженного P. Дартом, и Австралопитека могучего (Australopithecus robustus) [258]. При этом Zinjantropus boisei, живший приблизительно 2 млн назад и отличавшийся крайней примитивностью, скорее всего, представлял собой боковое ответвление от центрального древа развития человечества.

    Однако более детальные исследования если не разочаровали Луиса Лики, то, по крайней мере, заметно охладили его пыл. Зинджантроп оказался западно-африканским представителем австралопитеков, то есть все же скорее обезьяной, нежели человеком.

    Калиево-аргоновая датировка показала, что он жил приблизительно 1,7 млн лет назад. Позже был обнаружен целый ряд других останков, относящихся к Australopithecus boisei, который обитал как в районе Олдувайского ущелья, так и к северу и западу от озера Туркана на территории современных Эфиопии и Кении. На озере Туркана в Кении в 1985 г. экспедиция Алана Уолкера обнаруживает череп существа, названный «черным черепом» за его характерный цвет, образовавшийся от воздействия времени. После тщательных исследований А. Уолкер выражает уверенность, что существо несет в себе характерные черты как Australopithecus afarensis, так и Australopithecus boisei, хотя и считает, что найденное существо представляет собой все же Australopithecus boisei. Но тотчас начались споры и попытки классификации, часть ученых отнесла находку к некоему новому виду Австралопитека эфиопского (Australopithecus aethiopicus) или Ардипитека эфиопского (Ardipithecus aethiopicus).

    Оценки продолжительности существования на земле Australopithecus boisei заметно расходятся, к тому же дают о себе знать погрешности калиево-аргонового метода. Например, находку, обычно именуемую «черный череп» из Кении, датируют 2,5 млн лет, в то время как большинство других – 1,3 млн лет.

    В основных своих чертах этот австралопитек был близок к Australopithecus robustus (могучему) – те же большие зубы, огромные моляры, тяжелый череп был еще массивнее, чем у австралопитека могучего. Он обладал таким же сагиттальным гребнем, а объем его мозга составлял 500–530 куб. см. Размеры тела были несколько большими, чем у Australopithecus robustus, и, скорее всего, он был тяжелее. Расчеты показывают, что если Australopithecus robustus весил 32–40 кг, то Australopithecus boisei достигал 34–49 кг [191, 146].

    Таким образом, на юге и на западе Африки практически одновременно обитали похожие, хотя и не одинаковые виды австралопитеков.

    «Люси в алмазном небе»

    Казалось, размышления вокруг австралопитека зашли в тупик… Однако новый толчок для самых смелых предположений дала находка, обнаруженная Дональдом Джохансоном ранним утром 30 ноября 1974 г. в эфиопской пустыне Афар в Хадаре. Обычно это место принято называть Северным Афарским треугольником. Именно там Джохансону посчастливилось обнаружить хорошо сохранившиеся останки почти 40 % скелета некого человекоподобного существа. Счастливый Джохансон вскоре заявил, что существо это было, безусловно, прямоходящим, а чуть позже он делает сообщение, показавшееся многим слишком смелым, если не сказать – скандальным: он нашел самое раннее звено на древе эволюции, от которого и пошел позже весь род Homo. Столь смелые заявления Джохансона можно было объяснить во многом тем, что до этого антропологам не приходилось находить столь полного скелета.


    Дональд Джохансон рядом со своей находкой


    Крошка «Люси» была не так красива, как ее имя, – Австралопитек из Афара жил 3–3,6 млн лет назад


    При внимательном изучении оказалось, что, возможно, обнаружен действительно один из самых прогрессивных видов австралопитеков, особа женского пола, скорее всего, очень юного возраста. По месту находки ему в 1978 г. дали официальное название «австралопитек из Афара» (Australopithecus afarensis), сами же останки первоначально были датированы 3–5 млн лет, затем была названа более точная дата – 3,5–4 млн лет.

    Сам Джохансон был столь возбужден своей находкой, что долго не мог заснуть в тот вечер. В своем лагере вместе с членами экспедиции он слушал одну из своих любимых песен «Биттлз» «Люси в небе с алмазами». «И в какой-то момент – я уже не помню, в какой точно, – только что найденные останки обрели название Люси», – вспоминал об этом событии Джохансон [219, 22]. Так в научной литературе пошло гулять детское имя Люси, за которым скрывался Афарский австралопитек.

    Несколько позже родичи Люси были обнаружены в Омо (Эфиопия) и в Лаетоли (Танзания), где на древнем песке отпечатались следы древнейшего прямоходящего существа. Команда Джохансона, продолжая раскопки, с 1972 г. обнаружила более 320 фрагментов костных останков Australopithecus afarensis, датируемых от 3 до 3,4 млн лет назад [217, 101]

    По своим параметрам австралопитек из Афара был похож на прямостоящего шимпанзе. Люси была невелика ростом – около 1–1,3 м, весила около 30 кг, что могло объясняться ее молодым возрастом, вероятно, ей было около тринадцати лет. Она обладала прямохождением, ее длинные руки доставали до колен, а по хорошо сохранившимся плечевым костям и ключицам можно заключить, что она обладала прекрасно развитыми мышцами. Впрочем, вопрос о прямохождении и тут оказался неочевиден – если Люси и передвигалась на задних конечностях, то делала это нерегулярно. Изогнутые кости пальцев рук и ног свидетельствуют, что большую часть времени она проводила на деревьях, возможно, даже спала на деревьях, тем самым укрываясь от наземных хищников.

    К сожалению, кости лицевого черепа Люси в большинстве своем оказались утрачены, сохранилась лишь массивная челюсть, однако по оставшимся фрагментам можно было установить, что мозг Люси был чуть больше, чем у шимпанзе, и составлял 230–410 куб. см, хотя и здесь оценки расходятся. Несмотря на красивое имя, лицо Люси по современным понятиям вряд ли можно было назвать симпатичным: оно отличалось низким лбом, мощным надглазничным валиком, срезанным подбородком и выступающими вперед челюстями с массивными коренными зубами.

    В связи с недостатком костной ткани головы многие обвиняли Джохансона в слишком поспешных заявлениях – несмотря на предполагаемое прямохождение, скелет отличался невероятной примитивностью. Возможно, это – просто одна из разновидностей обезьян? Однако Джохансон был упорен в своем продолжении поисков, и в 1992 г., т. е. почти через 18 лет после первых находок, его команда из Института истоков человечества (Беркли) наконец обнаружила в Хадаре то, чего так долго искала, – почти полный череп Australopithecus afarensis. Столь долгий перерыв в находках во многом объяснялся тем, что правительство Эфиопии в 80-е гг. XX в. наложило специальный мораторий на полевые работы на территории страны. Предположения об объеме мозга целиком подтвердились, однако это не устранило целого ряда вопросов, которые стали к тому времени в палеонтологии приобретать принципиальный характер.

    Насколько точно можно утверждать, что Люси действительно была наиболее прогрессивным подвидом, давшим начало линии к Homo sapiens sapiens? Есть ли хоть какая-то уверенность, что где-то рядом не залегают останки значительно более прогрессивного существа, относящегося к той же эпохе, т. е. приблизительно 3 млн лет назад? И даже если согласиться с тем, что именно Люси оказалась единственно реальным «прогрессивным» существом, можно ли считать это доказательством того, что именно эти существа остались в живых, а не погибли в результате катастроф или массовых заболеваний, учитывая исключительно низкую популяцию Афарского австралопитека?

    Неизвестно, отчего погибла Люси, и хотя ее позвоночник несет следы костного заболевания, сомнительно, чтобы именно оно послужило причиной ее гибели. С другой стороны, это демонстрирует, что ранние гоминиды были склонны ко многим костным заболеваниям, здесь достаточно, в частности, вспомнить болезненный нарост на берцовой кости питекантропа.

    Исследователи потратили немало времени на реконструкцию черепа этого австралопитека, найденного в 1992 г. Работа, проводившаяся в Эфиопском национальном музее в Аддис-Абебе в основном американскими учеными, была проделана поистине грандиозная, череп пришлось буквально «собирать», как головоломку, более чем из 60 фрагментов, впрессованных в песчаник. Наконец взорам ученых предстал практически полный череп, который оказался довольно большим, хотя тяготел больше к обезьяньему, нежели к человеческому. Теперь предстояло реконструировать внешний вид того существа, которому он принадлежал.


    Австралопитек из Афара – Люси – вряд ли был, по нашим меркам, красив и строен. Но параллельно с ним жило множество других видов австралопитеков


    К этой работе подключилось уже несколько групп ученых в разных странах. Сначала группа в Университете Цюриха под руководством Ёл Рак реконструировала мышечные ткани головы и смоделировала их, изготовив из пластического материала и нанеся на череп. Затем французская группа в Лионе, использовав компьютерные технологии и многомерное моделирование, уточнила первоначальную реконструкцию. Специалист по фасциальной анатомии приматов Джон Гарч из Денвера натянул на череп, покрытый мышцами, кожу. Затем, использовав волосы медведя, Гарч при помощи специальной иглы по одному ввел их в кожу. Глаза изготовили из полиакрила, воспроизведя даже радужную оболочку.

    Теперь австралопитек предстал, как считали ученые, в точно реконструированном виде. На мир смотрело существо, очень напоминающее обезьяну, но с человеческим выражением глаз – именно таким, которое хотели придать австралопитеку его реконструкторы, ведь на самом деле реального выражения глаз мы не знаем. У него оказался плоский нос, как у обезьян, переносье отсутствовало, небольшие уши были отнесены назад, ближе к затылочной области, челюсть заметно выдавалась вперед. Кости черепа свидетельствовали о мощных жевательных мышцах и шейной мускулатуре, который позавидовал бы любой атлет.

    Впрочем, здесь следует сделать несколько оговорок. Череп принадлежал, естественно, не той особи, которую принято называть Люси, а какой-то совершенно другой, хотя, как предполагается, принадлежавшей к тому же виду Афарского австралопитека. К тому же это была мужская особь, очевидно, более массивная по своему костному и мышечному строению. В определенной мере ее реконструкция получилась даже слишком «очеловеченной» в основном благодаря человеческому «осмысленному» выражению глаз, в которых сквозит разумность. Однако все это – не более чем желание «отцов» австралопитека приблизить свое детище к Человеку разумному. В реальности же нам неизвестна не только реальная степень разумности Люси и ее сородичей, но даже форма волосяного покрова, столь кропотливо восстановленная учеными, смоделированная по аналогии с современными обезьянами, а объективность такой аналогии может быть подвергнута сомнению.

    Женские особи австралопитека из Афара, как предполагается, имели значительно более узкий таз и более узко поставленные бедра, чем современные женщины, как следствие, это говорит о более узких родовых путях. Это означает, что они рожали детенышей со значительно меньшим черепом и объемом мозга, чем у современных новорожденных. Строение зубов этого вида напоминало зубной ряд обезьяны – большие клыки, примитивные подкоренные зубы, заметная диастема (промежуток) между резцами и клыками. Большие коренные зубы было покрыты толстым слоем эмали и довольно сильно стерты, что говорит об употреблении грубой растительной пищи, семян и плодов.

    Вокруг Люси развернулись нешуточные споры. Ее «отец» Дональд Джохансон считает, что именно Люси является той отправной точкой, от которой пошел род Homo. Одну из своих книг об этом виде Джохансон амбициозно называет: «Люси: начало человечества». К утверждениям о первенстве Люси в процессе сапиентации другие антропологи отнеслись крайне настороженно. Так, Ричард Лики и его жена Мив, признавая, что человечество действительно пошло от африканских австралопитеков (это автоматически придает значимость и их находкам других видов австралопитеков), не выделяют ни одного из них в качестве «надежного» первопредка человека [243, 62]. Лики вообще крайне осторожен в этих вопросах и, являясь одним из наиболее информированных и опытных в этих вопросах специалистом, мудро предпочитает выжидать до новых находок. Тем не менее этот выдающийся антрополог, чей центр находится в Национальном музее в Найроби, не склонен считать Люси реальным предком рода Homo, указывая, в частности, на то, что этот вид австралопитека стоит все же значительно ближе к обезьяне, нежели к человеку [251, 158, 194-96]. Поэтому для целой группы ученых Афарский австралопитек оказался все же некой древней разновидностью обезьяны.

    Другие сомнения были высказаны в половой идентификации Люси и, как следствие, – видовой принадлежности Люси. Одна часть специалистов считает, что останки более крупных особей следует относить к самцам, более мелких – к самкам, другая группа ученых полагает, что речь следует вести о двух различных видах [420, 102].

    Сам же Джохансон как-то обратил внимание на то, что Люси обладала таким же костным строением, что и ее предполагаемые потомки, жившие 900 тыс. лет назад. Сам по себе этот факт поразителен – он означает, что никаких очевидных изменений в костном строении не происходило (оговоримся – почти не происходило) в течение более чем 2 млн лет! Никакой эволюции!

    Как их всех расставить в ряд?

    Самым сложным оказалось увязать все эти многочисленные находки австралопитеков воедино. Почему-то казалось, что все они должны быть как-то связаны между собой, кто-то от кого-то происходить, один вид сменять другой, а поэтому понадобились весьма хитроумные схемы.

    Поскольку самая ранняя находка, относящаяся к Australopithecus boisei, датируется, как уже говорилось, 2,5 млн лет и несет в себе ряд черт Australopithecus africanus, то были высказаны предположения, что Australopithecus boisei развился из более раннего Australopithecus africanus.

    А где же тогда место Австралопитека могучего? Australopithecus robustus представляет собой либо южное ответвление от линии Australopithecus boisei, либо результат конвергентной эволюции от Australopithecus africanus – датировку и локализацию находок австралопитеков можно в равной степени истолковать обоими способами. Впрочем, во втором случае возникает одно существенное сомнение. Моляры и премоляры у Australopithecus boisei значительно мощнее и шире, чем у Australopithecus africanus и Australopithecus robustus. Зубы нам многое могут рассказать об их владельце, причем не только о характере его питания, но и о телосложении. Более широкие зубы предполагают более мощный опорно-двигательный аппарат, и, разумеется, более мощную, выступающую вперед челюсть и чаще всего отсутствие явно выраженного подбородочного бугра. Наконец, большие зубы, связанные с необходимостью перемалывать грубую растительную пищу, свидетельствуют о мощных челюстных и некоторых других мышцах, например, грудинно-ключич-но-сосковой. При этом сагиттальный гребень – как у Australopithecus boisei, так и у Australopithecus robustus – практически не увеличился по сравнению с обезьянами и с Australopithecus africanus при увеличении зубов – это говорит о том, что тела двух первых австралопитеков были покрыты могучими мышцами, а сами они представляли собой настоящие «жевательно-дробильные машины», перемалывая как растительную пищу, так и, вероятно, орехи и некоторые плоды.


    Может быть, они так и смотрели на мир – осмысленно и чуть грустно… Ведь всякая реконструкция отражает лишь наше субъективное мнение. Реконструкция Дж. Гарша Человека прямоходящего из Турканы (ок. 1,8 млн)


    Остается еще один вид австралопитека, найденный Джохансоном в Афаре, – Australopithecus afarensis. Принято считать, что Australopithecus afarensis восходит к более примитивным обезьяноподобным предкам типа сивапитека – об этом свидетельствует строение зубов, кистей. Так же, как и сивапитек, Australopithecus afarensis обладал толстыми костями черепа, его лицо было заметным образом вытянуто вперед, выступающие скулы и мощный сагиттальный гребень говорил о его чрезвычайной морфологической примитивности.

    Однако отнюдь не Australopithecus afarensis был первым представителем австралопитеков на земле. Скорее всего, таковым мог являться Australopithecus anamensis. Во многом этот вид до сих пор представляет загадку для исследователей. Прежде всего, мы располагаем крайне скудными костными останками этого существа: в 1965 г. была обнаружена часть предплечья, а через тридцать лет – в 1995 г. – две нижних челюсти и большеберцовая кость. Останки были датированы между 4,2 и 3,9 млн лет назад, что превосходит возраст всех других видов австралопитеков. Поэтому первоначально считалось, что найден один из видов африканских ископаемых обезьян, не имеющих никакого отношения к австралопитекам. Об этом, в частности, говорили примитивного вида челюсти, небольшие по глубине, с широкими клыками, что характерно именно для обезьян. Однако большеберцовая кость стояла значительно ближе к Australopithecus afarensis, нежели к обезьянам, и указывала на возможность частичного прямохождения, а поэтому был сделан вывод, что обнаружен новый эволюционный тип австралопитеков.

    Но на этом «углубление» возраста австралопитеков не закончилось. В 1994 г. в Эфиопии обнаруживают многочисленные костные останки, принадлежавшие семнадцати различным представителям какого-то очень древнего вида австралопитеков. По своему внешнему виду они оказались еще более примитивными, чем кости Australopithecus anamensis – вероятно, перед исследователями находились останки «первого австралопитека» на земле. Во всяком случае, об этом свидетельствовал и их возраст – 4,4 млн лет назад. Существо было названо Ardipithecus ramidus – ардипитек. По своему виду он во многом напоминал шимпанзе – те же сравнительно небольшие коренные зубы, широкие клыки, однако края клыков и некоторые обнаруженные части позвоночника указывали на его близость к гоминидам.

    И все же выводы о характере жизни и даже месте ардипитека на эволюционном древе весьма неточны. Прежде всего, не обнаружены остатки нижних конечностей и тазобедренные кости, а поэтому практически невозможно установить, обладало ли это существо хотя бы частичным прямохождением. Если да, тогда перед нами ранний представитель австралопитеков, если же нет, то ардипитек остается одной из многочисленных африканских обезьян, возможно, даже не соотносящихся с австралопитеками. По месту локализации останков можно предположить, что ардипитек обитал в более лесистых районах, нежели его последователи, и в любом случае проводил значительно большее время на деревьях.

    Однако в находке ардипитека есть одна «привлекательная» черта. Его возраст в 4,4 млн лет вплотную подходит к той предполагаемой черте, после которой, как следует из изучения ДНК, начался отсчет эволюционной линии, приведшей, в конце концов, к человеку.

    Как научная гипотеза ардипитек оказался очень удобен. Если признать его место у корней эволюционного древа, все остальные находки выстраиваются в относительно прямую линию. Так, например, Australopithecus anamensis очень точно входит в ячейку между древесным ардипитеком с зачатками прямохождения, с одной стороны, и явно прямоходящим Australopithecus afarensis – с другой. В самом же начале этой линии находится древесный сивапитек. Переход от сивапитека через ардипитека к австралопитекам произошел, если целиком доверять данным хронологии, в конце миоцена.

    Тем не менее, несмотря на свою стройность и кажущуюся непротиворечивость, это гипотеза не может считаться даже рабочей. Прежде всего, на определенных временных участках т. н. «эволюционного древа» австралопитеков мы обнаруживаем странный «застой», отсутствие изменений вообще. В частности, фрагменты черепа австралопитека из Афара, датируемые 3,9 млн лет назад, практически ни чем не отличаются от соответствующих частей челюсти, датируемых 3 млн лет. Разумеется, можно допустить крайне медленное действие процесса эволюции, однако тогда на другие изменения просто не хватает времени.

    Южноафриканская драма

    Большая часть исследователей сходится на том, что именно Australopithecus afarensis является прямым предком человека, в то время как все другие виды австралопитека оказались тупиковыми ветвями. Сам момент перехода приходится приблизительно на 2,5 млн лет назад, а произошло это событие в Восточной Африке.

    Напомним, что первого австралопитека Раймонд Дарт нашел в 1925 г. именно в южной Африке и первоначально казалось, что именно здесь следует искать продолжения древа развития предков человека. Однако позже основные открытие делались экспедицией Луиса и Мери Лики уже в западной и юго-западной Африке. Колоссальный объем находок, продолженных Ричардом и Мив Лики, Тимом Уайтом, Дональдом Джохансоном, – а здесь было обнаружено по меньшей мере шесть видов австралопитеков – позволил назвать всю разворачивающуюся здесь историю предков человека «ист-сайдс-кой» историей (т. е. «восточной стороны») – по аналогии со знаменитой романтической «вестсайдской историей».

    Однако существуют сторонники и прямо противоположного мнения, считающие, что Афарский австралопитек оказался тупиковой ветвью, в то время как на прямую дорогу к человеку вышел лишь один Australopithecus africanus, считающийся обычно более примитивным видом. Впервые эта теория стала активно разрабатываться в 1995 г. Ли Бергером, профессором антропологии Университета Витватерсрэнда в Южной Африке, и Генри МакГенри из Университета Калифорнии в Девисе [26, 92–99].

    Основой для этих разработок послужила серия находок, обнаруженных Филиппом Тобиасом в известняковых разработках в Стэрконтэйне на юге Африки недалеко от Йоханнесбурга. Долгое время эти находки оставались малоизвестны широкому кругу исследователей прежде всего потому, что основное внимание было сосредоточено на останках австралопитеков из Восточной Африки, где, как казалось, и пролегает магистральная дорога к человечеству.

    Первое, на что обратил внимание Л. Бергер, сделав ряд замеров найденных костей, – необычное соотношение размеров тела у Африканского австралопитека. Дело в том, что ранние восточно-африканские гоминиды имели небольшую примитивную голову и почти человеческое тело. Отсюда делался вывод, что морфологические изменения значительно опережают увеличение размеров мозга, а это значит, что именно изменение образа жизни сначала привело к трансформации тела, укорочению верхних конечностей относительно нижних, прямохождению, а затем постепенно повлияло и на развитие мозга.

    Однако южно-африканские австралопитеки как бы нарушали эту закономерность: они отличались явно обезьяноподобным телом и вполне «человеческой» головой, благо в распоряжении антропологов находились останки нескольких черепов.


    Череп Австралопитека африканского, обнаруженного в 1925 г. Его первооткрыватель Р. Дарт тогда утверждал, что это и есть предок человека. Уже затем оказалось, что это – отдельно развивавшийся вид


    Сложность объяснения этого явления заключалась во многом в том, что, несмотря на то что антропологи располагали большим количеством костных останков, в их распоряжении не было целого скелета. Однако методики, которыми, в частности, уже несколько десятков лет пользовался Г. МакГенри, позволяли с большой точностью по небольшим костям реконструировать не только внешний вид, но и вес гоминида. Все данные многолетних исследований были сведены в сопоставительные и сравнительные таблицы, которыми и воспользовались для подтверждения версии о «странной» морфологии Африканского австралопитека. Особый интерес здесь представляли хорошо сохранившиеся кости таза и крестца, обнаруженные в Стэрконтэйне, которые позволяли практически безошибочно реконструировать все тело австралопитека. В распоряжении ученых находились также две кости верхней конечности. Именно их сопоставление привело к выводу о некой диспропорциональности южноафриканских австралопитеков, если сравнивать их с их восточно-африканскими собратьями. Их нижние конечности казались слишком укороченными по сравнению с верхними – а это характерно именно для обезьян.

    Как мы уже указывали, большинство исследователей, например, Д. Джохансон и другие, ведут начало человечества от восточно-африканского Australopithecus afarensis. А у подножия древа человечества лежит самая известная находка представителя Австралопитека Афарского, названная Люси, – этот представитель водился в саваннах и лесах в районе Великого рифта приблизительно 3,9–3 млн лет назад.

    Исследованию подверглись всего более сотни различных костей, обнаруженных в Стэрконтэйне, которые сравнивались с аналогичными находками в Хадаре, в Эфиопии, т. е. там, где была обнаружена Люси. В распоряжении исследователей было также два скелета: собственно скелет Люси и скелет, получивший название STW 431. В результате трехлетнего анализа находок Л. Бергер и Г. МакГенри подтверждают первоначальное предположение: представители Australopithecus africanus, которые считались более древними и от которых якобы пошли прогрессивные австралопитеки, подобные Люси, парадоксальным образом имели череп, значительно более близкий к человеку, нежели Люси! Предки оказались прогрессивнее потомков!

    Это в корне разрушало теорию о том, кто от кого пошел. Впрочем, и здесь была немалая проблема. Тело Australopithecus africanus было значительно более «обезьяним»: длинные верхние конечности и короткие ноги, что говорит о примитивности этих существ, близости их к обезьянам. Здесь кроются и противоречие, и загадка. Л. Бергер и МакГенри делают однозначный вывод: «Для того чтобы Люси эволюционировала из этих форм, эволюция должна быть пойти вспять – что редко случается».

    Нужно было строить новую эволюционную схему, чтобы устранить все эти противоречия. Почему-то допустить существование параллельных видов австралопитеков, никак не связанных между собой, научный мир не мог – это означало бы десятки, а то и сотни линий независимого развития, и разрушало бы стройную картину «эволюционирующего мира».

    Новая схема попыталась по-другому представить взаимосвязь разных видов гоминидов, обнаруженных в Африке. Она базировалась на том, что находки скелетов Человека умелого – Homo habilis, сделанные Ричардом Лики в Кении, Тимом Уайтом в Танзании, показывают, что первые представители рода Человека обладали длинными верхними конечностями и короткими ногами. Возможно, они унаследовали такие пропорции тела именно у Australopithecus Africanus? По сути, Африканский австралопитек обладает многими чертами Homo habilis – большим мозгом, укороченным лицом и небольшими клыками. Все это выгодно отличает его от других претендентов на роль переходного звена от австралопитеков к человеку.

    Обиднее всех оказалось Люси – из «матери всех людей» она превращается лишь в одну из ветвей, возможно, не основную, рода австралопитеков. В этом случае получается, что Люси оказывается тупиковой ветвью австралопитеков, одной из вариаций эволюции, окончившейся неудачей. Из новой схемы вытекает, что Люси дала начало другому виду мощных австралопитеков – Australopithecus boisei – с большими зубами, мощными челюстями, которые вымерли около миллиона лет назад.

    Таким образом, по этой версии, переход к человеку от австралопитеков, непосредственно от Australopithecus africanus, начался на юге Африке. Однако этот процесс завершился уже на севере Африки, куда мигрировал переходный тип австралопитеков. Афарский австралопитек развивался параллельно с Африканским австралопитеком, но в конечном счете вымер, уступив место более удачливому собрату. Однако окончание этой южноафриканской истории не до конца понятно даже создателям этой гипотезы. Не случайно сам Бергер задает себе вопросы: «Эволюционировал ли Australopithecus africanus из Australopithecus afarensis, а затем вернул себе примитивное обезьяноподобное тело? Возможно, у них был общий предок – и тогда как он мог выглядеть? Имел ли он тело africanus и голову afarensis?» [26, 99].

    Наиболее правдоподобной версией, которую разделяют творцы гипотезы «южноафриканской колыбели», представляется предположение, что и Афарский, и Африканский австралопитеки имеют общего предка. Эта версия как бы уравнивает позиции сторон, хотя, как и в большинстве случаев, это лишь умозрительное построение. Новая схема выглядит следующим образом: у истоков стоит некий древний и неизвестный нам гоминид, который дает начало как Australopithecus afarensis, так и Australopithecus africanus, однако восточно-африканский Australopithecus afarensis вымирает. Australopithecus africanus же дает начало Homo habilis, от которого идут все остальные виды Homo. Эта схема в свете новой системы доказательств представляется логичной, хотя коренным образом и не меняющей сами эволюционные шаги развития человека, она лишь просто переносит эволюционную нагрузку с одного вида австралопитеков на другой. Однако она не решает главной проблемы – здесь мы вновь возвращаемся к вечной проблеме «недостающего звена». Вместе с этим такое предположение подтверждает и наличие бесконечного числа точек бифуркации и потенциальной невозможности найти некий «единственно правильный» вид, который лежал у истоков человечества.

    Однако, так или иначе, древо австралопитеков внезапно обрывается. Нет, они не вымирают и по-прежнему заселяют часть Африки. Однако параллельно с ними на арену истории выступает новый род – род Homo. Отсюда берет начало исчисление, как считается, наших прямых прародителей.

    Кто от кого произошел?

    Сколько сравнительно близких видов существовало в Африке между 4 и 1 млн лет назад, то есть тогда, когда должен был жить предполагаемый прямой предок человека?

    По сути, различия между несколькими видами австралопитеков, обнаруженных в Африке, сводятся к особенностям их строения. В одной группе находятся представители с мощными костным каркасом, большими молярами и, как обычно утверждается, отличающиеся очевидной примитивностью в своем строении. Таковы, в частности, Australopithecus robustus и boisei. В другую группу попадают представители с более грациальным, то есть тонким, костным строением, как, например, Australopithecus africanus. Принято считать, что именно последний вид в конечном счете и дал начало Homo. Разнесение Homo и Australopithecus по разным видовым нишам может объяснить очевидные различия в их строении, объеме головного мозга, но не отвечает на несколько действительно важных вопросов: как эти черты соотносились с разными видами внутри двух линий? Должны ли вообще все грациальные формы, в том числе и Homo habilis, относиться к Australopithecus africanus, и наоборот? Сколько вообще видов неграциальных, примитивных австралопитеков следует насчитывать? Ответ на вопрос далеко не очевиден. Например, определенные коррекции может внести фактор полового диморфизма. Это значит, что мужские особи могли отличаться грубым и мощным строением, в то время как женские особи – грациальным, при этом являясь представителями одного и того же вида австралопитеков. Таким образом, мы получаем не грубых и грациальных австралопитеков, а мужские и женские особи одного и того же вида, а значит, вопрос о том, от какого вида австралопитеков пошел род Homo, теряет всякий смысл.

    Помимо полового диморфизма, определенные различия во внешнем виде могут объясняться и адаптацией под климатические условия и географическую среду. Проводя параллель, можно, в частности, вспомнить, что костное строение у центрально-азиатских и арктических монголоидов, у жителя центрального Китая и якута заметно отличается, хотя никому не придет в голову относить их к разным «видам людей». Не могли ли подобным же образом возникнуть различия в строении в результате изоляции небольших групп австралопитеков на длительный период времени внутри относительно замкнутого пространства на восточно-африканских и южно-африканских плато? Некоторые мутации в строении благодаря изоляции могли закрепляться у достаточно большого числа особей в этой группе. И вновь в этом случае мы получаем не разные виды австралопитеков, но один и тот же вид, дифференцировавшийся в результате различия в среде обитания.


    Слева – Австралопитек из Афара. Справа – Австралопитек африканский. Они вряд ли могли бы так мирно бродить рядом друг с другом, но вполне возможно, что по времени они пересекались. И маловероятно, что один вид породил другой


    В настоящий момент у нас нет возможности с уверенностью дать ответ ни на один из этих вопросов. В частности, костного материала явно недостаточно, чтобы по нему определить пол австралопитека, кости таза, в частности, практически не сохранились, к тому же в основном обнаружены детские особи, где половая дифференциация практически незаметна.

    Вообще грань, за которой заканчивается австралопитек и начинается человек, крайне спорна, неочевидна и порой просто незаметна. Более того, она зависит от субъективной оценки, а не только от ряда объективных данных, например, от объема мозга. Это – очень важное замечание. Мы прекрасно понимаем, что, давая вновь найденному существу название Homo, мы относим его к значительно более высокой стадии эволюции и позиционируем его как нашего прямого предка. Австралопитек же, как уже отмечалось, все же являет собой обезьяну. И связь между австралопитеками и людьми существует по-настоящему лишь в воображении некоторых групп исследователей.

    В частности, подобный субъективизм в оценках, которые в зависимости от интерпретации могут изменить летопись человечества, ярко проступил при обсуждении находок, сделанных в Африке в 1972 г. в Коби-Фора. Здесь был найден хорошо сохранившийся череп, датируемый 2,6 млн лет, грациального типа с объемом мозга около 750 куб. см. Находка получила № 1470. Такой объем мозга несколько больше, чем у австралопитеков, и эта находка на первый взгляд дает нам полное право говорить об удивительной древности Homo habilis. К тому же он оказывается не связанным с его почти современником, более примитивным Аписом. Ричард Лики заявил, что обнаруженный тип и является Homo habilis, в то время как его коллега и, более того, – соавтор по статье, где обсуждалась эта находка, – Алан Уолкер не сомневался, что речь идет все же о более примитивном Australopithecus africanus, и отказывал человеку в столь глубокой древности. Столь очевидное расхождение во взглядах внутри даже одной статьи между двумя известными антропологами не только показывает склонность идентификации останков, но и говорит о возможности привнесения явно субъективных факторов. В частности, позиция Р. Лики здесь легко объяснима. Дело в том, что на африканском континенте долгое время не было обнаружено останков именно Homo, а поэтому австралопитек попадает как бы в эволюционный тупик – на востоке и юго-востоке Африки встречалось несколько видов австралопитеков, но как раз в Африке ни один из них не дал «человеческого потомства». Оценка Лики находок в Коби-Фора именно как Homo habilis, т. е. как самого первого и пускай самого примитивного из представителей Homo, дает возможность продолжить эволюционное древо в пределах Африки. К тому же это означает, что миграционный процесс и расселение по миру было начато не австралопитеками, которые в процессе миграции эволюционировали в Homo, но уже самими людьми.

    В середине 70-х гг. благодаря использованию более точных методов датировки вулканического туфа был пересмотрен возраст находок в Коби-Фора. Череп, датируемый 2,6 млн лет, «помолодел» почти вдвое и теперь насчитывал лишь 1,8 млн лет, что вполне соотносится с классическим возрастом Homo habilis. К тому же этот возраст оказался аналогичным возрасту первого Homo habilis, обнаруженного в Олдувае в так называемом захоронении № 1. Пересмотр возраста поставил теперь другую, не менее сложную проблему: здесь, в Африке, обитал не один, а несколько видов Homo в период между 2,6–1,6 млн лет. В частности, обнаруженный в 1972 г. череп, идентифицируемый как череп Homo (№ 1470), обладал большим объемом мозга (750 куб. см) и мощными лицевыми костями. Однако практически параллельно встречался другой вид (№ 1813) с небольшим объемом мозга всего в 510 куб. см и сравнительно грациальными лицевыми костями.

    Параллелизм форм, явным образом различающихся по своему виду, поставил новую проблему. Либо придется согласиться с тем, что параллельно обитало несколько видов Homo, из которых в конечном счете сохранился лишь один, «дошедший» до человека современного вида. Либо речь идет лишь о половом диморфизме, и перед нами лишь мужские и женские особи одного и того же вида, к тому же, возможно, различающиеся и по своему возрасту. Возможно и другое предположение: перед нами представители разных региональных популяций (олдувайской и турканской), хотя и принадлежащие к одному и тому же виду [403, 625–641]. Находка № 1470 получила название Homo rudolfensis (Человек с озера Рудольфа), а № 1813 – Homo habilis, причем до сих пор не решен вопрос, идет ли речь о представителях одного вида или все же о разных.

    Как видим, возможный возраст возникновения Homo не определен. Например, проанализировав все подобные находки в Западной Африке, известный антрополог Вуд заявил, что не существует никаких доказательств существования Homo раньше, чем 2 млн лет [407, 678]. Вместе с этим Хилл и ряд других исследователей на основе изучения черепа с озера Баринго убеждены, что Homo habilis обитал в Западной Африке уже 2,4 млн лет назад [192]. Таким образом, разброс в оценках достигает от 1,5 до 500 тыс. лет, и такая существенная дистанция заметным образом может изменить наши представления не только о самом возрасте человека, но и о его предполагаемых предках.


    Череп Homo habilis – Человека умелого из Коби-Фора. Его сначала датировали 2,6 млн лет, и это значит, что он жил параллельно с австралопитеками. Потом его возраст был пересмотрен до 1,8 млн лет. Но оказалось, что одновременно с ним жили и более примитивные существа с меньшим объемом мозга


    Ситуация осложнилась тем, что уже ранее экспедицией Джохансона в 1986 г. в Олдувае были обнаружены останки другого раннего гоминида, который был первоначально идентифицирован как Homo habilis. Находка получила название ОН 62 – Olduvai Hominid № 62. Однако обнаруженный экземпляр являл собой тонкокостного и грациального типа по сравнению со значительно более мощным Homo habilis, что вызвало немало затруднений с его идентификацией. Более точные измерения веса и размеров его тела показали, что, скорее всего, он стоит значительно ближе к обезьянам, нежели к современным людям [408, 785].

    Примечательно, что все эти разнообразные открытия были совершены на небольшом участке земли, расстояние между находками составляет немногим менее 750 км. Более того, исследования показали практически идентичный возраст этих существ (естественно, погрешностями в тысячи лет здесь можно пренебречь).

    Таким образом, параллельно на африканском континенте мог обитать целый ряд существ, каждое из которых могло следовать по пути сапиентации, причем прямой линии «наследования» здесь никак не получается, например, примитивный Австралопитек Бойса и не менее примитивный Австралопитек могучий соседствовали с Человеком умелым и Человеком с озера Рудольф. Мы должны признать, что благодаря какому-то непонятному до сих пор толчку на территории Африки, причем на достаточно ограниченном пространстве, сразу несколько различных видов стали развиваться в одном направлении, которое и принято считать сапиентацией. Прямых «родственных» связей между ними проследить невозможно, мы можем лишь предположить, как мог развиваться в этом случае эволюционный процесс.

    Здесь вновь вступает в силу фактор, который мы называем «неопределенность преемственности», – преемственность лишь предполагается, но определяется скорее логическим построением, нежели доказывается на основе артефактов.

    Одну из наиболее изящных схем предложил Бернард Вуд, который учел параллелизм форм и попытался скорректировать фактор неопределенности преемственности [408]. Он представил схему развития человека с центром в Африке следующим образом. Исток всех форм, как австралопитеков, так и Homo, начинается приблизительно 4 млн лет назад с одного и того же существа – Австралопитека из Афара (Australopithecus afarensis). Он дает начало сразу же нескольким ветвям, которые, возможно, жили параллельно друг с другом. Одна мощная ветвь ведет к различным видам австралопитеков, различающимся по степени своей «примитивности»: Australopithecus africanus, Australopithecus aethopicus. В свою очередь, Australopithecus aethopicus дает начало двум примитивным видам австралопитека: Australopithecus robustus и Australopithecus boisei.


    Австралопитек африканский жил 3,5 млн лет назад и долгое время считался предком человека. Но оказалось, что еще раньше него на африканской земле жили существа, значительно более прогрессивные, чем он. Этот же австралопитек оказался одним из древних вымерших видов гоминидов. А сколько их еще было… (По «National Geographic»)


    От австралопитека из Афара, как предполагается многими, берет начало и весь род Homo. Таким образом, человек сразу же отделился от австралопитеков, которые стали развиваться своим путем, – как более прогрессивные, так и более примитивные формы. В этом случае, например, считавшийся долгое время ближайшим родственником человека австралопитек африканский, найденный Джохансоном, оказывается лишь параллельной формой, жившей почти одновременно с Человеком умелым. Вуд признает, что между австралопитеком из Афара и родом Homo, скорее всего, существовали какие-то звенья, которые еще не обнаружены. Само такое признание весьма своевременно, поскольку австралопитек из Афара отличается столь примитивными чертами, что его прямой скачок к человеку можно объяснить лишь божественным вмешательством. В любом случае трансформация A. afarensis в Homo оказывается более чем стремительной и занимает не многим более 2 млн лет.

    Интересно, что в этом случае все равно приходится возвращаться к знаменитому «недостающему звену» – переходной форме от A. afarensis к Homo. По мнению Вуда, этот гоминид обитал на том же ареале около 2 млн лет назад. Именно он дает начало сразу нескольким видам Homo, большинство из которых оказываются тупиковыми путями эволюции: Человек (Homo ergaster), Человек с озера Рудольфа (Homo rudolfensis), Человек умелый (Homo habilis), Человек прямоходящий (Homo erectus). Все эти виды отделялись от некого общего древа и оказывались в тупике, а в настоящий момент из них существует лишь Homo sapiens. Таким образом, эта схема объявляет и Человека умелого, и Человека прямоходящего тупиковыми ветвями, хотя долгое время они считались прямыми предками Человека разумного.

    Примечательно, что вся схема Б. Вуда базируется на допущении того, что вообще эти существа были связаны между собой и кто-то кого-то порождал, хотя последнее далеко не очевидно. И все же относительная эффективность схемы Вуда состоит в том, что он признал максимальный параллелизм форм и уменьшил, таким образом, количество «связей порождения», т. е. попытался устранить возможность ошибки. Однако и здесь все оказывается не столь гладко. Прежде всего Б. Вуд исходил из собственной гипотетической реконструкции черепа Австралопитека из Афара – по его мнению, самого примитивного, а поэтому изначального, в то время как многие группы специалистов продолжают считать иначе. К тому же сама схема, построенная на «неопределенности преемственности», все же представляется скорее умозрительной, нежели соотносится с реальностью.

    Австралопитек – лишь большая обезьяна?

    По-видимому, австралопитеки исчезли с лица земли чуть более 1,5 млн лет назад, и, таким образом, они имели возможность встречаться с представителями рода Homo, поскольку в некоторых местах их ареалы пересекались. Человек умелый появляется около 2–1,5 млн лет назад. Он жил в Восточной Африке и, возможно, в Южной Африке (т. н. телантроп), в Юго-Восточной Азии (мегантроп).

    Австралопитеку вообще приписывается значительно больше человеческих черт, чем это можно доказать или даже представить, например, существование моногамии. Действительно, моногамия – отличительная черта именно человеческого общества. Однако даже сегодня мы в реальности далеки от полной моногамии, которая объясняется не какими-то физиологическими особенностями, но моральными, нравственными и религиозными императивами, выработанными обществом, причем совсем недавно, если сопоставлять со временем жизни австралопитеков. Очевидно, что развитие моногамии связано с развитием культуры жизни как таковой. Впрочем, не менее очевидно, что одним из истоков моногамии должна была явиться нехватка женщин и, соответственно, их высокая «стоимость». Однако последнее возможно именно в условиях, когда по каким-то причинам количество мужчин резко превышает количество женщин. Впрочем, здесь возможен и другой вариант – женщины становятся общим достоянием всех мужчин.

    Однако в человеческом обществе происходит кардинальный перелом в воспитании потомства – постепенный переход от группового или стадного воспитания к семейному. Женщина не способна одна взрастить своего ребенка, и здесь на помощь ей приходит мужчина. Он не обязательно является отцом ребенка, поскольку для первобытного общества «отцовство» представляется неактуальным. Практический смысл это приобретает лишь с развитием товарно-денежных отношений, когда ребенку по отцовской линии, обычно старшему сыну, отходит основная часть наследства.

    В ряде публикаций утверждается, что Австралопитек из Афара использовал некоторые орудия. Это может стать ключевой посылкой для рассуждений о дальнейшей эволюции, поскольку такое использование, если, разумеется, оно было постоянным, можно считать началом культуры как таковой. Но можно ли вообще реально установить этот факт? Даже если предположить, что он использовал, скажем, палку для защиты, для сбивания плодов с деревьев, то сама эта палка не сохранилась, да и если бы она дошла до нас, то вряд ли нам что-то смогла бы поведать. Несложно предположить, что первыми орудиями были палки, осколки костей, возможно, подносы из коры для сбора урожая, – все это крайне недолговечно. Скорее всего, в районе озера Туркана в Кении орудия начали изготавливаться около 1,5 млн лет назад, и использовались они как для охоты, так и для разделки туш [420, 112]. Но все подобные орудия не смогут пережить миллионы лет нахождения в земле, они просто исчезнут, не оставив нам никакого материала для размышлений.

    В качестве иллюстрации приведем пример из нашего времени. В ряде регионов мира сегодня обитают племена, которые практически не пользуются достижениями цивилизации. Так, народ яномама на территории Южной Венесуэлы не использует металлических орудий или каких-то механических приспособлений. Эти люди живут собирательством и в пищу потребляют в основном бананы, собираемые в соседних лесах. Свой белковый рацион они дополняют следующим образом: пальма пупунья расщепляется на две части, ее сердцевина выдалбливается, но не вынимается и на какое-то время оставляется на открытом воздухе. Постепенно там заводятся личинки, которые вместе с мякотью пальмы и употребляются в пищу.

    Они плетут гамаки и корзины. Их дома сделали из веток, связанных лианами, и листьев. Их культовые предметы, изображения местных духов изготавливаются из дерева. Они не охотятся, поскольку ближайшие леса обеспечивают их всем необходимым, и им не надо изготавливать оружия с твердыми каменными наконечниками. Они не ткут материю и не выделывают шкуры, поскольку климат позволяет ограничиться простыми набедренными повязками.

    Что останется от такой цивилизации через несколько сот лет? А через несколько тысяч? Дерево разрушится, сохранятся лишь костные останки. Истлеют и останки растительной пищи, кстати, отнюдь не столь грубой, которой питались значительно более древние австралопитеки, обладавшие чудовищными по своей силе жевательными мышцами. И если бы сегодня не было современных средств фиксации жизни таких племен, после них не осталось бы никаких следов и мы не смогли бы установить даже, обладали ли они речью!


    Австралопитек африканский (справа) жил позже, чем австралопитек из Афара (слева) и теоретически должен был быть более «прогрессивным». Однако австралопитек африканский обладал более длинными руками и короткими ногами по сравнению с австралопитеком из Афара и по своему строению стоял ближе к шимпанзе. Неужели в природе был регресс? Или, приспосабливаясь к природным условиям, австралопитеки могли «развиваться назад»?


    В реальности не существует никаких очевидных доказательств, что австралопитеки изготавливали орудия, хотя такие утверждения встречаются в специальной литературе достаточно широко. Однако, скорее, речь идет о предположении, о попытке логическим образом воссоздать быт австралопитеков, нежели о подтвержденной идее. Существует предположение, что на территории Эфиопии около 2,5 млн лет назад австралопитек начал расщеплять небольшие камни, чтобы получить острое орудие для резки мяса. Однако очевидно, что лишь про человека умелого можно с уверенностью сказать, что именно он изготавливал и активно использовал примитивные орудия из камня: кремня, слоистого сланца, кварцита и горного хрусталя. Такие орудия, датированные 1,9 млн лет, обнаружены в Танзании в районе Олдувайского ущелья. При этом не до конца ясно, кто мог использовать такие оружия – человек или современные ему австралопитеки.

    Параллельное существование австралопитеков и человека сегодня уже очевидно. Разумеется, это не исключает, что они могли иметь общего предка или более ранний австралопитек в конечном счете дал начало роду Homo, сам постепенно сойдя с исторической арены. Но это – всего лишь предположения, умозаключения, происходящие от катастрофического недостатка реальных подтверждений. Пока же это не более чем параллельные виды и «даже не родственники».

    В конце 80-х гг. в так называемом «слое 2» в Олдувайском ущелье были обнаружены останки Человека прямоходящего – Homo erectus, датированные 1,6 млн лет [147, 238]. По утверждениям его первооткрывателей, именно это существо и представляет собой ключевое звено на пути человеческой эволюции. Мы уже привыкли относиться к таким заявлениям об «окончательном решении проблемы поисков предков человека» с известной долей скептицизма, поэтому и в данном случае речь, безусловно, идет о представителе Homo, а не об австралопитеках, которые все же были ближе к обезьянам. Примечательно, что в олдувайских находках обнаруживается много параллелей со знаменитым питекантропом, найденным Дюбуа на Яве в 1891 г., и Пекинским человеком из пещеры Чжоукоудянь в 20 – 30-х гг. XX в. Эти параллели, возможно, указывают на то, что в разных регионах земного шара абсолютно параллельно и независимо развивались различные виды людей, часть из которых не сумела пережить многочисленных природных вызовов и вымерла. И ни один из этих представителей людей не показывает прямой или косвенной связи с африканскими австралопитеками.

    Параллельно с приписыванием австралопитеку удивительной разумности и даже изготовления орудий существует и другое течение специалистов, которые, опираясь на последние находки, утверждают, что вряд ли вообще стоит рассматривать австралопитека как возможного предка человека. Прежде всего, австралопитеки жили параллельно с Homo. Чуть ниже мы будем говорить о поразительном случае обнаружения в Лаетоли отпечатков прямоходящего существа с типом стопы и передвижениями, аналогичными современному человеку, оставленных 3,6–3,8 млн лет назад, причем эта дата означает, что это существо жило параллельно с Люси и другими австралопитеками. Так, в 1997 г. бывший декан медицинского факультета Ливерпульского университета профессор Бернард Вуд, один из наиболее авторитетных специалистов по сравнительной анатомии и антропологии, заметил, что не существует очевидного пути, по которому человечество могло бы взять свое начало именно от австралопитеков [161, 85]. Скорее всего, австралопитеки были лишь одним из типов гоминидов, которые существовали параллельно с уже сформировавшимися представителями Homo.

    И это далеко не единственный пример того, что то, что казалось логичным и прямым путем развития человека от австралопитеков к более сложным формам, внезапно обрывается. Австралопитек превращается просто в один из вымерших видов обезьян, а человек опять лишается своих предков.








    Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке