ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

ИССЛЕДОВАНИЕ ВЕРХОВЬЕВ ЖЕЛТОЙ РЕКИ

(Продолжение)

[536]

Возвращение на р. Бага-горги. — Прелестные здесь уголки. — Следование в Валекун-гоми. — Начало летних дождей. — Новый путь. — Урочища Ха-гоми и Доро-гоми. — Переход на переправу черев Хуан-хэ. — Оазис Гуй-дуй. Горы к югу от него. — Их флора и фауна. — Наше пребывание в этих горах. — Охотничьи экскурсии. — Восходжение на гору Джахар. — Возвращение в Гуй-дуй. — Переход на Кукунорское плато.

Порешив возврат от устья р. Чурмын в Валекун-гоми, мы завьючили после полудня 11 мая своих мулов и поднялись к вечеру из глубокой ямины Хуан-хэ на соседнее плато, где прошли еще немного и остановились ночевать; воду, которой нет в здешней степи, привезли с собой. Каким-то просторным казался теперь бивуак в широкой, степной равнине после долгого пребывания на дне узких, сумрачных ущелий. Зато там было тепло; здесь же, на высокой степи, мороз ночью грянул в –12,5°. Между тем в это время уже насчиталось, правда почти исключительно в ущельях, 117 видов цветущих растений. Однако и те цветы, которые кое-где встречались по степи, не погибли от подобного холода. Замороженные касатики (Iris songarica, Iris ensata) ломались в руках, словно стружки, но лишь только взошло и обогрело солнце — они цвели и красовались как ни в чем не бывало; не погибли также крупноцветная карагана (Garagana grandiflcra) и прелестно пахучая жимолость (Lonicera rupicola var.), растущая по здешним степям ползучим кустиком в два-три дюйма высотой, в ущельях же достигающая роста в 2 фута. Эту жимолость мы взяли теперь в свой гербарий. Для последнего на нынешнее лето оказалось у нас всего лишь около пятисот листов пропускной бумаги, привезенной еще из Петербурга; китайская же, купленная в Синине, была вся плохого качества [537]. Поэтому для экономии мы укладывали теперь собираемые растения не только в отдельные листы, но и в промежутки этих листов. При таком способе гербаризации выигрывается много относительно излишнего расходования бумаги и объема собранных пачек; следует только в промежутки листов класть растения, уже высушенные предварительно в листах цельных.

Прелестные здесь уголки. Спустившись в ущелье Бага-горги невдалеке от устья этой речки, там, где некогда стоял китайский пикет, теперь заброшенный, мы нашли здесь прелестное местечко с ключевой водой и отличным кормом. Громадные тополи футов 70–80 высотой, при диаметре ствола от 4 до 5 и даже до 6 футов, образовали здесь небольшую рощу, по которой, местами густым подлеском, росли облепиха и лоза. Весенней негой веяло в этом милом уголке; прохладный воздух дышал ароматом свежей зелени; всюду пели птицы, красовались цветы… Словом, было так хорошо, в особенности при контрасте с соседней местностью, что мы остались на дневку без особенной в том нужды. Но нам и дальше посчастливилось. Сделав небольшой переход вверх по той же Бага-горги, мы вновь встретили здесь местечко еще более обильное лесом и кустарниками [538], которые теперь цвели и красиво пестрили собой крутые боковые скаты ущелий. В тех же кустарниках попадались: цветущая земляника (fragaria elatior) и кардамина (cardamine macrophylla), а также начинали быстро развиваться могучие листья и цветовые стебли лекарственного ревеня. Их с жадностью пожирали медведи, которых однако добыть нам не удалось.

Следование в Балекун-гоми. Проведя еще двое суток в ущелье Бага-горги в занятиях по сбору вновь цветущих растений и на охоте, мы выбрались из этого ущелья на соседнее плато и направились прежним путем в Балекун-гоми. Промоченные сильным проливным дождем, мешавшимся со снегом, пришли мы на другой день в горы Сянь-си-бей, где опять-таки дневали. На этой дневке собрано было еще 22 вида новых растений. Из кустарников в вышепоименованных горах теперь цвели альпийская карагана (caragana jubata), сплошь усыпанная бледно-розовыми цветами, и жимолость (lonicera rupicola var.); среди же трав более других красовались: incarvillea compacta n. sp. с крупными розовыми цветами, мелкий голубой касатик (iris gracilis n. sp.), гималайская буковица (trollius pumilus), заячий мак (adonis coerulea n. sp. y и przewalskia tangutica [539], новый род и новый вид, установленные академиком Максимовичем. Но вообще растительная жизнь в горах Сянь-си-бей только что начинала развиваться, и очень многие виды трав еще не раскрывали своих цветов.

Пройдя в следующие три дня сначала по безводному степному плато, а потом по пескам левого берега Желтой реки, мы достигли того места ее долины, где изобильно растут тополевые рощи. В этих рощах мы охотились более чем полтора месяца тому назад. Однако и теперь, несмотря на закончившийся весенний прилет, вновь появившихся птиц здесь было очень немного. Лишь по ключевым болотам гнездились водяные курочки (Ortygometra bailloni, Gallinula chloropus) и изредка лысухи (Fulica atra), да неумолкаемо пели камышевки (Calamodyta orientalis); в самом лесу замечены были вновь только китайские горлицы (Turtur chinensis) и китайские вьюрки (Chlorospiza sinica). Не лучше было и в растительном мире, как здесь, так и возле Балекун-гоми, куда мы пришли, сделав еще один переход. Среди кустарников в этой местности теперь начинали цвести тамариск и хармык; барбарис уже оканчивал свое цветение; из цветущих же трав по лесам в изобилии встречался лишь мышьяк [540] (Thermopsis lanceolata).

Начало летних дождей. Между тем для здешних местностей наступил период дождей, продолжающийся все лето, в высоких же горах захватывающий частью и осень[541]. Собственно атмосферные осадки начали перепадать с половины апреля, но со второй половины мая дождь или, выше 11 000 футов абсолютной высоты, снег падали в горах почти каждый день; часто также случались и грозы, хотя вообще несильные. Так продолжалось в течение июня, июля и первой трети августа, словом до выхода нашего с Тибетского нагорья в Ала-шань. В 1872 году в продолжение лета, проведенного нами в восточном Нань-шане, шли также почти непрерывные дожди, заменившиеся осенью частым снегом. Вместе с тем мы наблюдали тогда, что, при полном отсутствии летних бурь, атмосферные осадки приносились, главным образом, слабыми юго-восточными ветрами или падали во время частых затиший. Ныне для восточного Нань-шаня подтвердилось то же самое; на верхней же Хуан-хэ и на оз. Куку-нор почти все дождевые тучи приносились несильными западными, или, вернее, западно-юго-западными ветрами[542], даже в тех нередких случаях, когда внизу дул ветер восточный.

В девятой главе настоящей книги уже была объяснена причина подобного явления тем предположением, что дожди Северного Тибета, со включением сюда оз. Куку-нор и бассейна самой верхней Хуан-хэ, приносятся из-за Гималаев юго-западным индийским муссоном, который, по мере своего поднятия в высшие широты, принимает все более и более западное направление. В восточный же Нань-шань еще достигает юго-восточный муссон, разливающий влагу на весь собственно Китай. От встречи этих двух муссонов, весьма ослабевших при своем дальнем пути, происходят частые летние затишья в восточном Нань-шане, нередкие также и на верхней Хуан-хэ. Затем образованию обильных летних дождей в вышеуказанных местностях, равно как, вероятно, и во всем Северном Тибете, пособляет здешняя глинистая почва, не скоро пропускающая в себя атмосферные осадки[543], которые быстро испаряются вновь, лишь только проглянет жгучее летнее солнце. Тогда все мигом высыхает, а испаренная влага опять образует богатые электричеством облака, которые, охладившись в верхних слоях атмосферы, вновь падают дождем или снегом на землю. Но вообще все эти осадки, как летом, так и в особенности осенью, в большем количестве выпадают в самых горах, нежели в долинах, помещенных среди тех же гор. Более же обширные степные местности, как, например, Куку-нор, вероятно также и луговые плато на верхней Хуан-хэ, осенью пользуются совершенно сухой погодой, которая с сентября наступает и во всем Северном Тибете(141).

Обильные дожди, падающие в высоких горных областях в перемежку со снегом, весьма способствуют значительному понижению летней температуры на всем Северно-Тибетском нагорье [544]. Они же обусловливают собой-главным образом, и летнее разлитие всех здешних рек, в том числе Желтой и Голубой. Однако громадные летние разливы в нижнем течении двух последних[545] происходят не столько от дождей Северного Тибета, которому принадлежат лишь самые верховья знаменитых китайских рек, сколько от тех же дождей, падающих в обширных бассейнах их среднего течения, т. е. уже в пределах собственно Китая. Тамошние же дожди приносятся из Китайского моря юго-восточным муссоном(142).

Новый путь. Дурная, дождливая погода принудила нас провести трое суток возле Балекун-гоми, на одном из островов, образуемых рукавами Хуан-хэ. Вода в последней прибыла за это время на несколько футов и еще более окружила наш остров; однако нашелся брод, по которому мы перевели вьючных мулов. В подмогу к ним теперь явились пять верблюдов, оставленных нами для поправки при следовании в передний путь. Однако верблюды эти, вероятно, вследствие дурного присмотра нисколько не поправились, так что двое из них вскоре были брошены; зато трое остальных выходили до конца экспедиции.

Одновременно с выступлением из Балекун-гоми в оазис Гуй-дуй, где, как было решено еще на Чурмыне, мы должны были переправиться на южную сторону Хуан-хэ, переводчик Абдул Юсупов с одним из казаков отправлены были в Синин за получением присланных из Пекина бумаг. Сами же мы поплелись сначала прежним путем, а затем с перевала через хребет Балекун свернули вправо и перешли Южно-Кукунорский хребет восточней, нежели в марте при следовании на Хуан-хэ. Теперешний перевал, также весьма удобный, имел 11 400 футов абсолютной высоты. Как раз близ него пришлось нам провести ночь, в течение которой выпал довольно порядочный снег. Утро наступило отвратительное: кругом засыпанная снегом почва, темнобурые надвинувшиеся на горы облака, ветер и холод. С трудом спустились мы с гор на довольно широкую степную равнину, составляющую, при абсолютной высоте 10 900 футов, юго-восточное продолжение Кукунорского плато; но, пройдя здесь немного, принуждены были опять остановиться, так как вновь предстоял спуск в глубокую долину Хуан-хэ. Между тем не перестававший дождь до того размочил лёссовую почву ущелий, что не только верблюды, но даже мулы скользили и падали; на сапоги наши беспрестанно налипали чуть не полупудовые куски той же лёссовой глины. Поневоле пришлось ждать, пока проглянет солнце и высушит дорогу. По счастью, такая благодать не замедлилась. К полудню дождь перестал, облака рваными кучами потянулись по горам, наконец показалось солнце, и, как обыкновенно здесь, через два-три часа везде было почти совсем сухо. В то же время нам открылся прекрасный вид на бесчисленные ущелья, глубокими траншеями бороздившие почву в различных направлениях; позади этого хаоса на юге высилась и ярко блестела своими снегами горная группа Джахар. К ней теперь устремились все наши помыслы; но прежде все-таки необходимо было итти в Гуй-дуй.

УрочищаXа-гоми и Доро-гоми. Спустившись по ущелью р. Тагалын, где местами приходилось итти то по крутым глинистым скатам, то по узким, словно мостики, перешейкам, образуемым разрушениями лёсса, мы достигли сначала урочища Ха-гоми, а немного далее — урочища Доро-гоми. Первое из них лежит на том же Тагалыне; второе — на самой Хуан-хэ. В обоих живут оседло хара-тангуты, в числе около 70 семейств. Поля, хотя и небольшие, но прекрасно обработанные и орошенные арыками. На них сеют пшеницу, ячмень, лен, горох, бобы; реже — овес, гречиху и коноплю. На тех же полях растут большие ивы и тополи, которые доставляют летом прохладу и весьма украшают местность. Кроме того, от этих деревьев, в особенности от ивы, получают, как и везде в Китае, дрова с весьма благоразумным расчетом. Именно ствол дерева срубают на высоте более сажени от земли, самый же обруб покрывают глиной для предупреждения высыхания. От такого пня вскоре вырастают новые густые ветви, которые впоследствии также идут на дрова. Таким образом одно и то же дерево, через известные промежутки времени, доставляет топливо, притом само сохраняется и принимает красивую шарообразную форму. Из плодовых деревьев в описываемых поселениях растут только абрикосы.

Переход на переправу через Хуан-хэ. Немного ниже Доро-гоми Хуан-хэ подходит к обрывам своего левого берега. Необходимо подняться вверх на громадные (футов 600–700) лёссовые толщи, а затем спуститься вновь к реке, миновав ее недоступную излучину. Тропинка идет сначала на расстоянии полуверсты глубоким коридором с совершенно отвесными боками; местами этот коридор до того узок, что те из наших мулов, которые были завьючены большими ящиками, пройти не могли. Пришлось делать выбоины в глиняных стенах, дабы расширить путь. Затем нужно было подниматься по чрезвычайно крутому скату одного из боков того же ущелья и, наконец, взобравшись наверх, тотчас снова спускаться, но уже по более открытому ущелью. Здесь кстати сказать, что все обрывы состояли исключительно из лёссовой глины без примеси слоев гальки.

Местный тангутский старшина, вероятно по приказанию сининского амбаня, в свою очередь получившего внушение из Пекина благодаря хлопотам там нашего посольства, выслал для проводов нашего каравана через вышеописанное трудное ущелье целую сотню рабочих мужчин и женщин. Правда, с большим успехом можно бы было обойтись здесь и десятью человеками или того менее, но ведь в Китае люди и время не ценятся — там, где достаточно двух-трех человек, наряжают столько же десятков. Так было и теперь: нам помогали всего несколько рабочих; остальные смотрели, советовали и приказывали.

В тот же день вернулись наши посланные из Синина и привезли с собой пекинскую посылку. В ней были письма, полученные в разное время посольством на наше имя, и газета "Неделя" за весь минувший год. Ровно 14 месяцев, т. е. от самого выхода из Зайсана, мы не имели никаких вестей с родины и не знали, что творится на свете. Понятно, с какой лихорадочной радостью принялись мы теперь за чтение и каким праздником был для нас этот день.

Вместе с тем Абдул рассказал, что сининский амбань опять сильно рассердился, узнав от нашего же переводчика, что мы идем не в Синин и далее в Ала-шань, а через Гуй-дуй в горы к югу от этого оазиса. Сначала амбань, принимавший Абдула, как некогда и меня в ямыне в присутствии старших чиновников и со всем парадом, отвечал, что не пустит нас на южную сторону Желтой реки. Когда же наш переводчик, вообще весьма мало церемонившийся при объяснениях с китайскими властями, категорически объявил, что мы и без позволения пойдем в желаемые горы, как сходили на Хуан-хэ до устья Чурмына, тогда амбань перестал упорствовать в отказе и только просил не заходить далеко на юг к Сы-чуани; но подобный поход и без того не входил в нашу программу.

Через Желтую реку мы переправились в два приема на большой барке, посредством которой производится немного ниже г. Гуй-дуя сообщение между обоими берегами Хуан-хэ. Ширина ее здесь при средней воде 60 сажен; абсолютная высота 7 300 футов; течение очень быстрое. Вниз по реке незначительное плавание производится на особых оригинальных плотах, состоящих из нескольких надутых воздухом бараньих шкур, сверху скрепленных тонкими жердями, настланными тростником. На таком маленьком плоту помещается небольшая кладь и человек, который только правит своей посудиной, быстро несущейся по волнам.

Оазис Гуй-дуй. Оазис Гуй-дуй [546], на котором мы теперь очутились, лежит, как уже было говорено ранее, в 65 верстах ниже Бале-кун-гоми и образуется двумя небольшими впадающими справа в Хуан-хэ речками — Муджик-хэ и Дун-хо-цзян. Весь этот оазис состоит из небольшого областного города Гуй-дуй, или Гуй-дэ-тин, и нескольких сот фанз, рассыпанных вверх по двум названным речкам, из которых получается вода для орошения полей. Общее число жителей простирается, как нам говорили, от 6 до 7 тысяч душ обоего пола — наполовину китайцев, наполовину хара-тангутов рода дунцзу. Только женщин в Гуй-дуе гораздо больше, чем мужчин, по той причине, что последних много было побито во время недавней магометанской инсуррекции.

Описываемый оазис весьма плодороден и, как везде в Китае, населен до крайности. Городские жители занимаются торговлей; деревенские — земледелием. Между теми и другими много страдающих зобом, калек, изуродованных оспой или покрытых язвами; то же самое замечено было нами и среди присининского населения.

Из хлебов в Гуй-дуе засеваются те же, что и в урочищах Ха-гоми и Доро-гоми. Только здесь больше разводят на полях арбузов и дынь; в садах же достаточно фруктовых деревьев — главным образом груш и абрикосов; есть также мелкие черешни. Последние теперь, т. е. в начале июня, уже поспели; ячмень и пшеница колосились.

Торговля в самом Гуй-дэ-тине ничтожная; по мелочам продаются лишь предметы обихода для местных жителей.

В Гуй-дуе мы расположились близ места переправы, вдали от города, но и здесь не избавились от многочисленных зрителей. Последние постоянно осаждали наш бивуак и следили за каждым нашим движением. Видевшие нас хотя несколько минут тотчас же начинали с жаром передавать свои впечатления вновь приходившим, которые, в свою очередь, делали то же самое относительно следующих посетителей. Несколько мужчин и женщин собирали выброшенные возле нашей кухни кости и тут же вступали за них в драку между собой. Другие с корзинами в руках постоянно наблюдали за нашими животными и нарсахват бегали подбирать их помет. Даже если кто-нибудь из нас отправлялся за известным делом, то местные леди издали следили за таким кавалером и тотчас же бросались к оставленному им сокровищу. Подобные картины приходилось нам наблюдать не только в Гуй-дуе, но и везде в Китае, где густота населения, несмотря на его копотливое трудолюбие, порождает такую крайнюю нищету, о каковой в Европе пока еще не имеют понятия.

Весьма удивляло также гуйдуйских жителей, что мы, т. е. я и оба других офицера, будучи людьми чиновными, ходим на охоту, да и на бивуаке постоянно заняты работой, притом носим простую одежду. Подобное удивление, даже частью сожаление, постоянно выражали все азиатцы, с которыми нам приходилось сталкиваться во время своих путешествий. По понятиям тамошних людей, чиновник, в особенности большой, должен ничего не делать; чем ленивей и тупоумней он, тем важней и, так сказать, соответственней своему занятию.

Горы к югу от него. После дневки в оазисе Гуй-дуй мы отправились в горы, лежащие недалеко к югу отсюда. Эти горы расположены изолированной группой на обширном лёссовом плато. В ближайшей к Гуй-дую своей части они известны туземцам под названием Муджик, а выше, в снеговой группе, называются Джахар, или Джахар-дзорген. Общее направление имеют с запада на восток, где и оканчиваются, как нам сообщали, вблизи какого-то города Бонэн. Таким образом весь хребет не велик по протяжению; притом лишь в западной своей части достигает снеговой линии. От других виденных нами хребтов на левом берегу верхней Хуан-хэ описываемый отличается, по крайней мере на своем северном склоне, меньшим количеством траншееобразных ущелий; зависит это, вероятно, от меньшего числа текущих здесь речек. Затем во всем остальном хребет Джахар сходствует с другими хребтами верхней Хуанхэ. Как там, так и здесь склоны гор крутые, характер дикий, формы массивные; но скал, за исключением лишь самого верхнего пояса альпийской области, мало. Взамен их вверху залегают россыпи, а пониже наносы и лёссовая глина. Из горных пород в нижнем и среднем поясе преобладает темносерый глинистый сланец, а в верхнем — красный сиенитовый гранит.

Их флора. На северном склоне описываемых гор, почти от самого их подножья, т. е. от 10 000 футов абсолютной высоты, вверх тысячи на полторы футов по вертикали, растут леса [547], запрятанные в ущелья, как и везде на верхней Хуан-хэ. Казалось бы, здесь летних дождей очень достаточно для увлажнения почвы, а между тем деревья и сопутствующие им кустарники все-таки прячутся в ущелья; да и в них растут почти исключительно на северных склонах. Вероятно, жгучее действие солнечных лучей, весьма сильное в разреженном воздухе этих довольно южных и высоко поднятых стран крайне неблагоприятно для древесной и кустарной растительности; притом в ущельях те же растения лучше укрываются от зимних сухих бурь и морозов. Описываемые леса состоят из гималайской березы (Betula Bhojpattra), ели (Abies Schrenkiana) и древовидного можжевельника (Juniperus pseudo Sabina); в меньшем количестве попадаются рябина (Sorbus aucuparia) и осина (Populus tremula). Из всех этих деревьев только древовидный можжевельник не чуждается южных склонов ущелий и по ним заходит даже в альпийскую область. В самых лесах деревья рассажены довольно редко, а почва обыкновенно выстлана мхом; иногда попадаются, как и у нас, муравьиные кучи; изредка мы находили даже сморчки. Густой подлесок, в особенности возле ручьев и вообще в нижнем поясе ущелий, образуют кустарники: барбарис двух видов (Berberis vulgaris? В. diaphana), последний с тройчатыми колючками в 11 /2 дюйма длиной, пахучая жимолость (Lonicera syringantha n. sp.). та же, что и на Бага-горги, смородина (Ribes Meyeri), желтый и белый курильский чай (Potentilla fruticosa, Р. glabra), сибирская акация (Caragana frutescens), шиповник белый и красный (Rosa sericea, R. Przewalskiana), Gibiraea laevigata и отлично пахучая Daphne tangutica n. sp. По берегам речек растут: лоза (Salix sp.) и сабельник (Gomarum Salessowii), реже Myricaria germanica и таволга (Spiraea mongolica); на более открытых горных склонах — кизилник (Cotoneaster sp.), а на глиняных обрывах — Myripnois uniflora.

В тех же лесах развивается множество травянистых растений, из которых в первой половине июня цвели: земляника (Fragaria elatoir), василистник (Thalietrum baicalense, Thalictrum foetidum), кардамина (Cardamine macrophylla), гималайская купена (Polygonatum cirrhifolium), мышьяк (Thermopsis lanceolata, Thalpina), анемон (Anemone micrantha), альпийская астра (Aster alpinus), камнеломка (Saxifraga n. sp.), герань (Geranium Pylzowi n. sp.), несколько видов Astragalus и Oxytropis, Fritillaria Przewaiskii n. sp., [548], мытник (Pedicularis chinensis, Р. kansuensis n. sp.), фиалка (Viola thiauschanica n. sp.), медунка (Medicago platycarpos), кукушкины слезки (Orchis salina), сибирско-американская Peristylus bracteatus [549], красивый, миниатюрный касатик (Iris gracilis n. sp.) и другой вид касатика — Iris ensata, встречающийся от восточной России до Японии; по скалам и обрывам лепятся здесь папоротники (Cheilanthus argentea, Polypodium sp.); наконец теперь начинал цвести лекарственный ревень (Rheum palmatum var.), весьма обильный не только в здешних лесах, но и в нижнем поясе альпийской области.

Эта последняя в вертикальном отношении занимает в описываемых горах полосу между 11 1 /2 и 15 тысячами футов абсолютной высоты; нижняя, меньшая, половина такого района принадлежит области альпийских кустарников, верхняя, большая — области альпийских трав. В той и другой растительная жизнь может похвалиться большим разнообразием, но, как обыкновенно в высоких горах, период этой жизни бывает весьма короток. Только два летних месяца — июнь и июль — красуются здесь различные цветы, да и то почти ежедневно подвергаются то морозам, го снегу. Но привычны растения гор к подобным невзгодам и не погибают от них. Даже нежные цветки, каковы мак, касатик, горошек и др., будучи ночью засыпаны снегом и заморожены холодом, вновь начинают цвести как ни в чем не бывало, лишь только отогреет их дневное светило. Те же самые морозы и снег не убивают в альпийской области и насекомых; как только стихнет непогода, сейчас являются здесь бабочки, мухи, комары, пауки не только на лугах, но и вблизи вечного снега. Все спешат пожить и порадоваться в короткие промежутки солнечного света и тепла… В области альпийских кустарников растут: два вида рододендрон, усыпанные в июне — один (Rhododendron capitatum) лиловыми, другой (Rhododendron Przewalskii) крупными белыми цветами, альпийская карагана (Caragana jubata), также залитая в это время розовыми цветками, низенькая, всего от 1 /2 до 3 /4 фута, малина (Rubus sp.), таволга (Spiraea sp.), альпийская лоза (Salix sp.) и желтый курильский чай (Potentilla fruticosa). Три последних вида, вместе с маленькой (1 /2 — 1 фут высоты) облепихой заходят далеко в область альпийских трав. Из травянистых растений в той же альпийской области чаще других встречаются: великолепный полевой мак (Gathcaria integrifolia n. sp.) в 2–3 фута высотой, нередко с 5-ю или 7-ю цветовыми головками на одном стебле, притом иногда 7–8 дюймов в диаметре развернутого цветка, мак голубой (Meconopsis racemosa, M. quintuplinervia n. sp.), курослепник (Caltha palustris), Goluria longifolia n. sp. — единственный вид, который известен был до сих пор на Алтае, гималайская буковица (Trollius pumilus) и гималайского же рода Cremanthodium discoideum n. sp., хохлатка (Corydalis linarioides n. sp., С. trachycarpa n. sp.), касатик (Iris ensata), одуванчик (Taraxacum sp.), мыкер (Polygonum viviparum), осока (Carex sp.), анемон (Anemone micrantha), первоцвет (Primula farinosa), низенькие — ревень (Rheum pumilum n. sp.), мытник (Pedicularis cranolopha n. sp.), молочай (Euphorbia sp.), валериана (Valeriana n. sp.) и вероника (Veronica sp.), бузульник (Senecio altaicus), Anaphalis Hancockii, Anaphalis lactea n. sp., шесть-семь видов — по большей части новых — Astragalus и Oxytropis [550]; красивое, но неприятно пахучее зонтичное Hymenolaena n. sp., Hesperis aprica(?), Lancea thibetica, Trigonotis petiolaris n. sp. etc.

С поднятием вверх разнообразие цветов и их количество уменьшаются; притом растения делаются карликами, нередко в один или два дюйма высотой. Вместе с тем появляются и новые виды, прозябающие исключительно на пределах растительности. Из таких видов можно поименовать: стелющийся ревень (Rheum spiciforme), который встречается также на Гималае и в южной Сибири, хохлатка (Corydalis melanochlora n. sp.), лук (Allium sp.), молочай (Euphorbia sp.), Oxygraphis glacialis, Lagotis brevituba n. sp., Dilophia fontana n. sp., Dryadanthe Bungeana, Saussurea sp., Arenaria kansuensis n. sp. В верхнем поясе альпийской области обильны болота, которых весьма мало в поясе альпийских кустарников и нет вовсе в области лесов.

При абсолютной высоте в 15 000 футов на северном склоне описываемых гор растительность совершенно исчезает и начинается область голых россыпей. В них нет вовсе растений, даже лишаев, хотя, при хорошей погоде, довольно часто попадаются здесь мухи и пауки.

Фауна. Подобно флоре, фауна описываемых гор, как и других на верхней Хуан-хэ весьма сходствует с фауной восточного Нань-шаня (гор Гань-су). Из крупных зверей в лесах живут: медведь, марал, косуля и кабарга; в скалах альпийского пояса водятся куку-яманы (pseudois nahoor); мелкие грызуны [551] — (mus, arvicola, lagomys) попадаются также везде по горам; есть зайцы, лисицы и волки, но сурков (arctomys) мы не встречали. Среди птиц больше разнообразия. В лесах много ушастых фазанов (crossoptilon auritum), но других куриных, свойственных восточному Нань-шаню (ithaginis geoffroyi, tetrastes sewerzowi, tetraophasis obscurus [552] здесь нет. Из мелких певунов в тех же лесах обыкновенны: дрозд Кесслера (merula kessleri), водяная горихвостка (chaemarrhornis leucocephala), пеночки (phyllopneuste xanthodryas, abrornis affinis), синицы (poecile affinis, lophophanes beavani?) [553] — garpodacus dubius, trochalopteron ellioti и др. В кустарниках альпийской области часто слышится трещанье [554] — dumeticola affinis; кроме того попадаются: красногорлый соловей (calliope tchebaiewi), горная щеврица (anthus rosaceus), снегиревидная стренатка (urocynchramus pylzowi), а по лугам там же поет наш полевой жаворонок (alauda arvensis).

В самом верхнем поясе альпийской области в диких скалах и россыпях, между которыми разбросаны жалкие лужайки, слышится прекрасное пенье непальской завирушки (Accentor nipalensis) и встречается [555] — Pyrrliospiza longirostris; здесь же встречается великолепный голубой чеккан (Grandala coelicolor), и в течение круглого года живут улары (Megaloperdix thibetanus).

Наше пребывание в этих горах. Пройдя от г. Гуй-дуя верст 40 вверх по р. Муджик-хэ, на нижнем течении которой почти сплошь расположены пашни и фанзы оседлых хара-тангутов рода дун-цзу, мы достигли лесных гор Муджик. Из этих гор китайцы и тангуты сплавляют в Гуй-дуй лес, вниз по той же Муджик-хэ, весьма быстрой и мелкой. Бревна пускаются в речку поодиночке и хотя они беспрестанно застревают в камнях, но рабочие, идущие пешком по берегу, вновь их освобождают и, таким образом, с большой потерей времени и труда, доставляют к месту назначения. Помимо Гуй-дуя лес этот отправляется и далее вниз по Хуан-хэ.

Местность, в которой теперь мы разбили свой бивуак, была гораздо доступней, нежели по ту сторону Хуан-хэ. Вновь цветущих растений нашлось довольно много; но из птиц, против прежних, прибавились только три вида: Trochalopteron ellioti, Lophophanes beavani? Dumeticola affinis [556], последняя, впрочем, встречалась лишь в кустарниках альпийской области. Ушастых фазанов было довольно, но теперь они начинали линять и не годились для чучел; притом в коллекцию уже достаточно набралось этих птиц.

Большее разнообразие растительности нашлось с переходом нашим в альпийскую область гор Джахар. Здесь мы расположились сначала пониже, а затем перекочевали на 12 400 футов абсолютной высоты на р. Джахар-чю, впадающую в Муджик-хэ. Бивуак наш теперь находился невдалеке от снеговых гор, среди альпийских лугов, покрытых пестрым ковром различных цветов, но проклятые непогоды сильно мешали экскурсиям. Дожди, падавшие очень часто и в лесной области гор, здесь шли решительно каждые сутки, нередко мешаясь со снегом; по временам поднимались даже метели, как бы в глубокую зиму, по ночам перепадали морозы (до –2°). Сырость стояла ужасная; холод принуждал нас надевать полушубки. Однако, несмотря на все это, многие десятки видов альпийских трав цвели совершенно по-летнему. Случалось, что ночью снег засыпал сплошь эти цветы и холод их замораживал, так что ранним утром альпийские луга похожи были на наши равнины при первопутье зимой. Но вот поднималось солнце — снег быстро растаивал, нагнутые и замороженные головки цветов, как, например, мака, астры, курослепника, буковицы и др., вновь выпрямлялись, сживали и к полдню красовались как ни в чем не бывало…

На отличных пастбищах гор Джахар и Муджик кочуют хара-тангуты рода ваншу-тапшу. Общее их число простирается, как нам сообщали, до тысячи палаток. На нас смотрели недоверчиво и подозрительно; даже в стойбищах, ближайших к нашему бивуаку, ни разу не хотели пустить к себе в палатки, хитро отговариваясь тем, что при своей бедности они не могут принять столь высоких гостей.

Охотничьи экскурсии. Кроме сбора растений, мы не забывали и охотничьих экскурсий, как только позволяла погода. Отправлялись обыкновенно в ближайшие скалы и там охотились, главным образом, за голубыми чекканами (grandala ceolicolor). Эта великолепная птичка, ростом с певчего дрозда, открыта впервые Гульдом на Гималае, затем найдена миссионером Давидом в западной Сы-чуани, а мной — в восточном Нань-шане и в горах верхней Хуан-хэ. Оперение самца хотя скромное, но чрезвычайно красивое: крылья и хвост черные, все же остальные перья прекрасного яркоголубого цвета, точь-в-точь цвет голубого шелка; самка имеет пеструю, невзрачную окраску.

Везде Grandala coelicolor держатся только в высочайших горах и притом в самом верхнем их поясе, обыкновенно в скалах вблизи снеговой линии. Отсюда описываемые птички слетают на соседние скудные луга, где ловят насекомых, составляющих, сколько кажется, их единственную пищу. Живут обыкновенно обществами в несколько десятков экземпляров; гнездятся, вероятно, также по соседству друг с другом.

Охота за голубыми чекканами насколько заманчива для орнитолога, настолько же и трудна: необходимо забраться в высокий пояс гор, где вечная непогода, неприступные скалы, громадные россыпи… Ходьба адская даже по лугам, которые везде здесь чрезвычайно круты. Притом Grandala coelicolor хотя вообще мало осторожны, так как никогда не преследуются человеком, но часто бывают недоступны для охотника, сидя на высоких скалах; убитые же птицы нередко пропадают, заваливаясь между крупными камнями россыпей или в глубокие трещины. Случается, что, пролазавши целый день и сильно уставши, возвращаешься ни с чем к своему бивуаку.

Но иногда выпадает и удачная охота, обыкновенно в том случае, когда застанешь голубых чекканов во время их покормки на лугах между скалами; здесь описываемых птичек бить нетрудно в лет и сидячих. Если луг — любимый голубыми чекканами, то они посещают его аккуратно во время жировки и возвращаются вскоре даже пссле выстрелов; нужно засесть и ждать — сами прилетят к охотнику. Так мы и охотились в горах Джахар, где, в продолжение трех дней, убили 25 экземпляров Grandala coelicolor — добыча дорогая для орнитологической коллекции. Чарующее впечатление производит эта красивая птичка, сидящая, словно цветок, на лугу или порхающая по скалам. Иногда даже жалко стрелять в милее, доверчивое создание. И всякий раз, убивши голубого чеккана, сначала несколько минут полюбуешься им, а потом уже спрячешь в свою сумку.

Немало оригинальности придает подобной охоте сама местность. Приходится лазить или сидеть на высоте в 13–14 тысяч футов, нередко в облаках, иногда даже выше их. Во все стороны раскрывается далекий, необъятный горизонт; смотришь вдаль и не насмотришься вдоволь… Вдруг над самой головой, с особенным дребезжащим шумом крыльев, плавно пролетит громадный гриф или ягнятник; невольно провожаешь глазами эту могучую птицу. То раздается громкий голос улара или прекрасное пенье непальской завирушки (Accentcr nipalensis) и [557] — Pyrrhcspiza longircstris, сожителей голубого чеккана; с окрестных скал нередко валятся камни и с шумом летят далеко вниз в пропасти; то вдруг станет совершенно тихо, словно в горах нет ни одного живого существа… Но вот набежит облако и обдаст сыростью, или ссыплет снежной крупой, или, наконец, разразится недолгим бураном… Однако непогода мало страшит горных птиц; иногда даже во время сильной метели слышится их пенье; впрочем, сам голубой чеккан поет довольно плохо.

Восхождение на гору Джахар. Для определения высоты снежной линии тех гор, в которых мы теперь находились, мною предпринято было 14 июня восхождение на снеговую группу Джахар. лежавшую к западу-юго-западу от нашей стоянки. Со мной отправились В. И. Роборовский и один из солдат. Поехали мы от своего стойбища часов в семь утра, верхами, так как до подножья снеговых гор расстояние было около семи верст. Дорожки здесь не имелось; лошади шли напрямик, притом с большим трудом, в особенности во второй половине пути, где часто встречались камни и кочковатые болота. Альпийские луга, с поднятием вверх, становились все беднее и беднее, хотя кустарники potentilla fruticosa, salix sp., spiraea sp., hippophae rhamnoides [558] поднялись до 13 500 футов абсолютной высоты; далее вверх лишь тощие цветки едва показывались от земли, хотя все-таки мы здесь нашли 10 цветущих видов, не встреченных нами в той же альпийской области. Наконец, при абсолютной высоте в 15 000 футов исчезла травянистая растительность и начались голые россыпи. Лошади наши были оставлены еще раньше под присмотром солдата; там же для облегчения мы оставили и свои ружья. Затем, карабкаясь вверх по россыпям, достигли границы нерастаявшего зимнего снега, который имел 2–3 ф. глубины, местами и более. Здесь вновь сделано было барометрическое определение абсолютной высоты. Оказалось, что снеговая линия на северном склоне описываемых гор проходит на абсолютной высоте 15 500 ф., следовательно опускается значительно ниже, чем на плоскогорье Северного Тибета под той же широтой; притом обширных ледников в снеговой группе Джахар нет, вероятно потому, что для них мало здесь места.

Итти далее вверх по твердому снегу было довольно легко, и через несколько сот шагов мы достигли вершины ближайшей горы. Рядом с ней далее к востоку поднимались еще две-три вершины, превосходившие нашу, сколько можно было судить на глаз, футов на 400 или на 500. Наша же гора имела 15 800 футов абсолютного поднятия. С ее вершины, невдалеке к югу, видны были еще две отдельные небольшие снеговые группы; западная из них называется тангутами Мыргыма. На южном склоне снеговой группы Джахар вечного снега, сколько кажется, нет; да и во всем этом хребте, как нам сообщали, других снеговых вершин не имеется.

Между тем ясная с утра погода перед полуднем начала портиться. Появились сначала кучевые облака, которые, быстро сгущаясь, обратились в тучи; вершины гор закурились туманом — верный знак непогоды. Необходимо было спешить обратно к лошадям. Не успели мы еще дойти до них, как поднялась сильная метель, не перестававшая до самого возвращения нашего на бивуак.

Возвращение в Гуй-дуй. Обследовав альпийскую область гор Джахар, мы решили не итти далее к югу, а возвратиться через Гуй-дуй на Куку-нор. Движение в южном направлении к горам Дзун-мо-лун и далее было бы чрезвычайно затруднительно, так как опять пришлось бы лазить по глубоким ущельям и посылать разъезды для отыскания пути. Ни наши лошади, ни мулы, теперь немного отдохнувшие и поправившиеся, не выдержали бы столь трудной дороги. Да притом в местностях, ближайших к нынешней нашей стоянке, мы, несомненно, встретили бы, относительно флоры и фауны, то же самое, что уже нашли до сих пор на верхней Хуан-хэ. Более же дальнему движению в южном направлении, помимо усталости наших животных, легко могли помешать горные реки, летом сильно здесь разливающиеся. Наконец урывком в месяц или два невозможно бы было исследовать даже часть той громадной альпийской страны, которая служит переходом от Тибета к собственно Китаю. Для этого необходима особая экспедиция, требующая, при благоприятных обстоятельствах, не менее года, или даже двух лет времени.

Сообразив все вышеизложенное, мы сняли свой бивуак на альпийских лугах гор Джахар и прежним путем отправились в Гуй-дуй. В первый день спустилисьв лесную область, а назавтра совсем вышли из гор. Взамен недавнего холода и ужасной сырости теперь стало тепло и сухо. Можно было спокойно просушить собранные чучела птиц и растения; последних набралось в гербарий с начала весны уже более 400 видов.

Мимоходом наш переводчик узнал теперь, что в Восточном Тибете недавно родился новый далай-лама, которому поверили на месте его родины и у тангутов в стране Амдо. Другие же тибетцы не хотят признавать новорожденного, считая попрежнему истинным далай-ламой того, который живет в Лхасе. Начались раздоры, дошедшие до кровавых столкновений. В них приняли участие и китайские войска, отправившиеся нынешней весной из г. Хо-чжеу к верховьям Желтой реки для усмирения раскольников-тангутов. Однако, по слухам, эти последние побили китайцев и отняли у них обоз. Самозванец же далай-лама увезен своими приверженцами и спрятан в горах. Насколько все это верно, сказать трудно.

Переход на Кукунорское плато. В Гуй-дуе нас опять встретил посланный сининского амбаня с предложением итти, не заходя на Куку-нор, прямо через Синин в Ала-шань. Вероятно, наше присутствие чересчур беспокоило подозрительного амбаня; поэтому он и старался так усердно поскорей нас от себя выпроводить. Со своей стороны, мы также не церемонились с назойливым правителем Синина и, не слушая его увещаний, отправлялись туда, куда нам было нужно. Так и теперь сининский посланец был отправлен обратно, сами же мы пошли на Куку-нор. Через Хуан-хэ переправились опять в два приема на прежнем месте и в прежней барке. Вода Желтой реки в это время стояла на гораздо низшем уровне, чем три недели тому назад, вероятно потому, что несколько дней сряду не было сильных дождей. Однако в ту же ночь разразилась гроза с проливным дождем, и на другой день вода в Хуан-хэ сильно поднялась, притом от растворенной лёссовой глины сделалась совершенно мутной, почти желтого цвета. Тот же самый ливень наделал и нам немало хлопот, затопив неожиданно наш бивуак. Пришлось ночью в совершенной темноте прокапывать канавы, чтобы спустить воду, а затем спать на измокших войлоках.

На другой день взошедшее солнце быстро высушило почву, и мы благополучно, хотя с большим трудом, перебрались через лёссовые обрывы, упирающиеся в Хуан-хэ. Как и в первый раз, для помоги нам было собрано около сотни тангутов и тангуток, опять-таки весьма мало помогавших и остававшихся только зрителями нашего перехода. На дне ущелья лёссовая глина, растворенная дождем, представляла собой густой сироп, в котором вьючные мулы и мы сами вязли по колено. Выбравшись из этой несносной грязи, мы разбили свой бивуак в последний раз на берегу Хуан-хэ. В ее глубокой долине жара теперь доходила до +33,7° и чувствовалась особенно сильно после недавних морозов и метелей гор Джахар. Впрочем, температура опять быстро понизилась, лишь только, пройдя ущельем р. Тагалын, мы взошли на Кукунорское плато. Этим подъемом и закончилось трехмесячное наше исследование бассейна верхней Хуан-хэ, т. е. тех местностей северо-восточного угла Тибетского нагорья, которые прилегают к собственно Китаю и несут частью тибетский, частью китайский характер, без исключительного преобладания одного над другим.

Примечания:

5

Цитирую из книги Л. С. Берга "Всесоюзное Географическое общество за сто лет", М. — Л., 1946, стр. 91–92.

53

При наблюдении в 1 час пополутни. Этл наблюдения заменяли, конечно приблизительно, показания максимального термометра, который невозможно употреблять при постоянных передвижениях.

54

Изредка производившиеся психометрические наблюдения в апреле давали иногда только до 10° относительной влажности в атмосфере.

55

В Восточной Сибири в это время барометр, приведенный к уровню моря, показывает 778 мм, — так высоко, как нигде на земном шаре.

536

11/23мая-23июня/5июля 1880 г.

537

Корейская бумага, которую во время экспедиции 1871–1873 годов мы имели из Пекина, превосходна для сушки растений; но этой бумаги не нашлось в Синине.

538

Поименованными в предыдущей главе при описании растительности р. Бага-горги.

539

Это растение, равно как и incarvillea compacta, попадались нам зимой в иссохшем виде и в Северном Тибете.

540

термопсис

541

Как то показали мои наблюдения в восточном Нань-шане в сентябре и первой трети октября 1872 года. "Монголия и страна тангутов", т. II, Метеорологические наблюдения, стр. 69–73.

542

В моем метеорологическом журнале направление ветра отмечалось всегда к стороне его большего склонения, поэтому западно-юго-западные ветры записаны западными.

543

Известно, что лёсс, вследствие своей пористости, легко пропускает воду; но если лёссовая почва сверху размята и смочена, то она делается непроницаемой для воды.

544

Из наших наблюдений нынешнего года максимум температуры в марте было +25,3°; в апреле +25,3°; в мае +24,8°; в июне +33,7° (в глубокой долине Хуан-хэ близ Гуй-дуя), на нагорье же +25°; в июле +26,7°.

545

Так, Голубая река, или Ян-нзы-цзян, у Хань-коу летом поднимается обыкновенно на 40–45 футов выше своего зимнего уровня.

546

Гуйдэ

547

Ниже этим лесам расти здесь негде.

548

астрагал, остролодка и рябчик Пржевальского

549

пололепестник

550

астрагалы и остролодки

551

мыши, полевки, пищухи

552

т. е. фазана сермуна, рябчика Северцова и короткохвостого фазана кундыка

553

чечевица, тимелия

554

пестрогрудой камышевки

555

красный вьюрок

556

тимерия, рыжешейная синица, пестрогрудая камышевка

557

красного вьюрка

558

курильский чай, ива, таволга, облепиха