• Итак, ужасные симптомы
  • История одного центуриона
  • Чары Черного
  • Правильно заданный вопрос — это ответ
  • Закат империи вручную
  • Часть 4

    Вниз по лестнице, ведущей вверх

    Если исчезли Спарта и Рим, какое государство может уповать на вечную жизнь?

    (Жан-Жак Руссо)

    Подъем Европы можно объяснить уникальным сочетанием античного наследия и длительного аномального развития, нарушившего логику организации афарных цивилизаций.

    (Егор Гайдар. «Долгое время»)

    Итак, ужасные симптомы

    Археологи, ковыряющие Италию, заметили такую странность: на римских кладбищах времен заката Империи неримских имен больше, чем римских. На могильных камнях — сплошь варварские имена! Рим стремительно «варваризировался». Куда-то исчезали, таяли римляне, а на их место приходили другие люди. По-другому думающие.

    В Риме случилось то, что теперь называется демографической катастрофой — образованные римские женщины решили, что лучше пожить для себя. Римские мыслители и писатели того времени отмечали, что матроны предпочитают завести комнатную собачку вместо того, чтобы родить ребенка. Эдикты императора Августа, имеющие целью поддержку многодетных семей, положения не спасли.

    Говоря современным языком, в римском проекте Объединенной Европы «белых» становилось все меньше, и все больше «черных». Гастарбайтеры с готовностью брались за любую работу, шли в армию, в то время как «белые» валяли дурака и жили на пособие по безработице. Поздний Рим представлял собой огромный Гарлем, где большинство людей не работало уже во втором-третьем поколениях, живя на пособия от государства. Они были самые разные, эти пособия, — вплоть до пособий на воспитание детей. Пришлось даже вводить в столице прописку, чтобы ввести ограничение для любителей халявы. Все попытки разных императоров привить у плебса любовь к труду по понятным причинам закончились провалом: работа дураков любит, а римляне никогда дураками не были.

    В конце концов и служба в армии, как любая тяжелая работа, среди коренных римских граждан стала чертовски непопулярной. В результате армия «варваризировалась» быстрее всего. На границах империи военные части под римским флагом, состоящие почти целиком из варваров, сражались с варварами, наступающими на границы империи. Да и настоящие римские солдаты, возвращающиеся в Рим откуда-нибудь с северных границ, воспринимались жителями столицы как какие-то инопланетяне — обросшие, в штанах и в звериных шкурах на варварский манер, отвыкшие от цивилизованной жизни…

    Да что там армия! Как в США президентом скоро будет негр, так в Римской империи «президентами» начали становиться неримляне. Император Септимий Север до конца дней своих говорил на латыни с акцентом. В 235 году императором стал фракиец, потом араб…

    Умирало производство. Себестоимость египетского зерна была много ниже себестоимости италийского, поэтому когда под крыло римского орла попал Египет, производство зерновых в Италии свернули. Бескрайние италийские поля запустели, превратились в пастбища. Можно сказать, развитая Италия вывела производство зерна в страны «Третьего мира».

    Надо сказать, Египет тысячелетиями был житницей Средиземноморья. Египетский крестьянин на нильских илах выращивал зерна столько, что хватало всем. Именно дешевое зерно привлекало в Египет завоевателей. Одним из последних был, кстати, Наполеон… Завоевание Наполеоном Египта пробудило в Европе обостренное внимание к стране загадочных пирамид и фараонов. Отголоски этого внимания мы до сих пор видим в голливудских фильмах про расхитителей гробниц… Увы, после возведения Советским Союзом Асуанской плотины и, соответственно, прекращения нильских разливов с урожайностью зерновых в долине Нила было покончено раз и навсегда, как с пережитком прошлого. Спасибо Большому белому брату…

    Вообще переизбыток благ редко кому идет на пользу. Если навалить в костер сразу много дров, огонь погаснет. Если в чашке Петри переборщить с концентрацией питательной среды, микробы сдохнут. Если кормить человека чересчур обильно, у него разовьются подагра, ожирение, гипертония и куча других болезней, которые раньше времени сведут его в могилу. Закон Никонова: всякая значимая зависимость носит экстремальный характер (подробнее об этом см. мою книгу «Апгрейд обезьяны»). Попросту говоря, все хорошо в меру.

    В индивидуальном плане избыток благ (денег, власти) деформирует личность. В плане же общественном…

    После того как в Испанию хлынуло золото инков, соотношение цены серебра к золоту изменилось с 35:1 на 4:1, полностью дезорганизовав экономические связи в метрополии. Англии, которую захлестнули дешевые колониальные товары, чтобы спасти своих производителей от разорения и вымирания, пришлось проводить разграничительную черту между своими товарами и колониальными: вводить вторую валюту — гинею. За фунты продавались местные товары, за гинеи — колониальные. Гинеи вращались в основном в колониях, в самой Англии их было мало, поэтому сложился определенный курс между фунтом и гинеей, который позволял английским промышленникам как-то выживать…

    После славных завоеваний в Рим хлынуло золото. Богатство меняет людей. Ранее бывшие строгими пуританами, поздние римляне стали более ленивыми, начали легко и терпимо относиться к противоестественным сексуальным связям — гомосексуализму, лесбийской любви. Ранее строгие римские матроны теперь изменяли своим мужьям разве что не с ослами (впрочем, и такое случалось).

    Кроме того, налицо был идеологический кризис, кризис мировоззрения, кризис целеполагания, потеря ориентира для движения, что отразилось в римской литературе, римских разговорах «на кухнях». Переход к новой вере (христианству) положения не спас. А некоторые полагают, что даже и усугубил…

    Я специально еще раз перечислил в одной маленькой главке все то, про что уже рассказывал ранее вразброс. Потому что именно эти столь прозрачные параллели заставляют многих говорить о неминуемом закате нынешней западной цивилизации, восставшей, как феникс из пепла, на руинах римской. И унаследовавшей все римские проблемы…

    История одного центуриона

    Он родился в деревне, в провинции, неподалеку от столицы. Роста парень был невысокого, но хваткий, крепкий. Выбирая жизненный путь, решил пойти в армию. Незадолго до этого как раз окончилась очередная война — может быть, это свою роль сыграло, а может быть, то, что в империи солдатам и офицерам неплохо платили, пенсия опять же высокая… Молоденького офицера направили в Армению — за пополнением. Эта экспедиция запомнилась образованному имперскому офицеру на всю жизнь.

    Пополнение — дикие горцы в страшных лохмотьях, многие из которых не знают никакого языка, кроме родного. Списков нет, бардак. На вокзале шум, гам, неразбериха, свист паровозного пара. Матери призывников воют, бросаются под колеса паровоза. И среди всей этой толпы — одинокий молоденький офицерик в щегольской форме… В метрополию новобранцев везли в теплушках. И уже в Тбилиси состав нагнал гонец с нужными документами, который сообщил офицеру, что тот увез десять лишних и забыл пять своих новобранцев.

    В дороге армяне устроили грандиозную драку с грузинами. Дрались жутко — чем в руки попало. Офицер выхватил ТТ и начал палить в потолок, еле-еле разнял абреков. После чего сел на деревянные нары и подозвал к себе зачинщика, демонстративно сдвинув по ремню кобуру поближе к пряжке:

    — Ты зачем драку затеял?

    — Нэт! Это нэ я!

    — Как же не ты?! — возмутился офицер. — Я же видел, как ты сухарями стал кидаться!

    — Нэт! Нэя!

    Поняв, что дальнейшие препирательства бесполезны, офицер, не вставая, двинул сапогом в грудь варвара. Да так, что тот перелетел через буржуйку, свалив печку.

    — Пока доедем, я вас всех по одному перестреляю, — пообещал офицер, доставая из кобуры ствол. И увидел, как замер, затих вагон. Дети гор поверили. Для диких варваров офицерик в ладной форме, с пистолетом был воплощением имперской власти. А власть может и пристрелить, с нее станется.

    Это случилось в 1951 году. Офицер — мой отец. Умеет человек работать с людьми…

    Отец пустился в эти воспоминания на своем дне рождения, который мы отмечали на даче. Советский полковник справлял свое 76-летие в кругу детей, жены, родственников и внуков. Империя, которой он служил, к тому времени рухнула, его родная деревня превратилась в дачу. А за праздничным столом тянулся «без причины, с полуслова вечный русский разговор». Все говорили со всеми, в перекрест, через стол. Такой нормальный, цивилизаторский разговор. Не про погоду…

    Галка, жена моя, говорила, что сына своего «в такую армию» не отдаст, не для того растила. Было бы у нее пять сыновей, еще можно было бы одним рискнуть, а когда один… Ее отец и мой тесть твердил Галке, что нужно рожать побольше, а то вымираем. Наташка, моя двоюродная сестра, рассказывала, как ее подруга приехала из Парижа (а может, Берлина) и город ее неприятно поразил количеством негров (или турок) на улице. Престарелая тетя Лида бредила, как они хорошо жили при империи, когда нас «все уважали и боялись». Отец, переключившись с армейских воспоминаний на гибель Нечерноземья, говорил о вырождении деревни. Типа польскую картошку покупаем, а свой крестьянин спился…

    — Дед! — пытался я ему объяснить, — сельское хозяйство в условиях русского Нечерноземья нерентабельно. Раньше, когда было натуральное хозяйство, когда было крепостное право при царях и при Сталине, это было неважно. А потом пришла экономика и все расставила на свои места. Нерентабельно! Вот люди и спиваются, поскольку их существование на этой земле бессмысленно. Такой у них дешевый водочный гедонизм в отсутствие высокой цели. На югах нет такого повального пьянства, потому что урожайность там выше и есть экономическая целесообразность что-то растить. А тут живут одни вырожденцы. Впрочем, если бы не они, не тихие спивающиеся провинциалы из маленьких городков и деревень, кто бы в армии служил?.. Кстати говоря, нашими коллегами в Древнем Риме все те проблемы, о которых мы говорим, тоже осознавались, о них говорили, писали, пытались решать…

    И закончилось там также, как у нас — распадом империи. Вот только я бы не стал, как Филофей, называть Москву Третьим Римом. Третий Рим — это Запад. А Москва — Карфаген. А Карфаген, как известно, должен быть разрушен…

    Конкуренция Запада и Совка не была конкуренцией двух принципиально разных типов цивилизации. Эта была конкуренция близких родственников, конкуренция двух «современных античностей» — Прагматичной и Экстатичной…

    Традиционалисты-дугины-катоны пеняют нам, цивилизаторам, за излишний упор на экономику, за глобализаторство и культурную нивелировку. Так вот, именно недооценка экономики, точнее говоря, человеческой алчности, животности, любви к развлечениям, гедонизму, хорошей жизни (а это все только и развивает экономику, заставляя людей работать) — привела к падению Советского Карфагена. Всем, что есть лучшего в нас и в нашей цивилизации, мы обязаны худшим чертам нашей животной личности. А лучшие, альтруистические черты этой личности, например, коллективизм и стремление принести всем добро, порой ведут к войнам, концлагерям и крови. Парадоксальная диалектика жизни.

    Чары Черного

    Черный — это фамилия. А зовут его Григорий Пантелеймонович — вполне по-деревенски. Григорий Пантелеймонович преподаете Бауманке теоретическую механику и увлекается системным анализом. Его взгляды на природу цивилизации вообще и Древнего Рима в частности находят живой отклик в сердцах математизированных технарей, интересующихся историей. То есть примерно среди одной сотой процента населения. Гуманитарии и давно забывшие логарифмы люди в трудах Черного понять ничего не могут, и потому его блистательная игра ума пролетает над их сознанием, не задевая…

    А у людей, вникающих в формулы и рассуждения Черного, его взгляд вызывает меланхолию. Я встретился с Черным прямо у него в квартире, чтобы развеять темные чары алармизма. Кудрявый Григорий Пантелеймонович изложил мне свои воззрения в устной форме, то есть без всяких формул. И я нашел, что в его взглядах много верного. Знакомлю…

    Кризис, в который вступило человечество, не имеет аналогов в истории, полагает Григорий Пантелеймонович. И является следствием неконтролируемого развития, продолжавшегося с момента возникновения планеты. Всю историю планеты рассматривать не будем. А вот начиная со стад и племен пошло бурное нарастание иерархической структуры обществ — это наиболее характерный момент. Что такое иерархия? Упорядоченная структура. Такие структуры, по Черному (и не только по нему), строятся за счет пожирания информации.

    Вот взять человека. Человеку для жизни нужна не энергия в чистом виде, иначе он просто пил бы калорийный керосин, а определенным образом упорядоченная материя, то есть информация. Чем отличается пища, которую человек съедает, от отходов, которые он выделяет? Разной степенью упорядоченности молекул, потому что по массе на входе и выходе практически все сходится. То есть человек потребляет упорядоченность. Упорядоченность биологических молекул. И эту упорядоченность встраивает в себя.

    Так строится любая система. Она отбирает из среды упорядоченность, тем самым внося в среду дезорганизацию (энтропия, если кого осенило нужным словом, — это величина, обратная информации, упорядоченности).

    А чью упорядоченность пожирает общество в процессе своего усложнения, роста? Верхние этажи общества строят себя за счет нижних. Это похоже на пищевую пирамиду в биологии, когда низшие служат кормом высшим. Что лежит в самом низу социальной пирамиды, что является ее пищевой базой? Сельское хозяйство. Деревня. Вот ее все и пожирают.

    А как происходит рост иерархии? Он происходит путем специализации людей, справедливо полагает Черный.

    …Действительно, античность возникла как универсальная цивилизация, в которой функции воина и крестьянина, мы помним, небыли разделены. И только после Пунических войн и падения Карфагена, когда Рим стал глобальным (в условиях тогдашней ойкумены), пришлось функции крестьянина и солдата разделять, специализировать. Воевать крестьянином стало уже невозможно — война стала длиться дольше, чем длится сельскохозяйственный цикл — она тянулась годами и потому стала несовместимой с ведением сельского хозяйства. Так Рим перешел на наемную армию — разделил функции крестьянина и воина. Так был убит римский дух. А еще специализация убила республику. Действительно, если функции разделены и воин работает за плату, то зачем тогда нужна демократия? Зачем о чем-то договариваться с крестьянами, если войско уже есть и так?

    Войско — это сила. И во главе государства становится человек, угодный армии. Император. Профессиональные военные хорошо знают, что такое дисциплина и единоначалие, хуже понимают, что такое демократия. Республика стала Империей. По сути, Рим превратился в обычную аграрную империю, античную только по генезису — со всеми болезнями, присущими аграрной цивилизации. Так Деревня победила Город.

    Я надеюсь, читатель не путается в понятиях… Когда я пишу «город» с маленькой буквы, я имею в виду урбанистическое поселение. Когда я пишу «Город» с большой буквы, я имею в виду дух, менталитет, образ жизни и мышления, присущие жителям мегаполиса…

    — Забыл фамилию современника Адама Смита, который сказал примерно следующее: «Расчленение человека по приговору суда называется казнью, расчленение человека без приговора суда называется убийством. Расчленение труда есть убийство народа». Он имел в виду специализацию! Разделение труда! — говорит Черный.

    Для того, чтобы понять принцип, по которому усложняется общество, Черный приводит следующий пример. Сидит в окопе солдат, который может делать один точный выстрел в секунду. Пока враги появляются передним с частотой не выше одного в секунду, солдат со своей задачей будет справляться. Если противник решил прорвать оборону, состоящую из одного нашего солдата, он увеличивает частоту набегания. Теперь враги появляются перед солдатом с частотой два пехотинца в секунду. И солдат не успевает их отстреливать. Как быть? Сажать второго солдата?

    Казалось бы, если враги возникают с частотой две штуки в секунду, а у нас теперь два солдата, каждый из которых производит точный выстрел с частотой раз в секунду, мы должны справиться. Но нет! Дело в том, что оба наших солдата могут, не сговариваясь, сделать свои точные выстрелы в одного противника. А второй прорвется. Что же делать?

    Нужен координатор стрельбы — условный сержант, который будет давать команды, кому куда стрелять. Тогда мы оборону удержим. Но за счет чего? За счет выстраивания иерархии. То есть специализации членов команды. То есть потери универсализма. Мы изуродовали личности — у одного «отрезали» руки, а у двух — головы. Сержант теперь не стреляет, а солдаты — не думают.

    — Что же плохого в потере универсализма, если специализация функций — магистральная дорога не только цивилизации, но и эволюции вообще? — спросил я Черного. — Есть клетки печени, есть — кишечника, есть — головного мозга. Специализация, однако… Один человек почтальон, другой электрик, третий генерал, четвертый писатель, пятый системный администратор… Можно, конечно, высокопарно назвать это «убийством народа», но что в этом плохого?

    — Специалист подобен флюсу. Специализация развращает, разлагает цельность людей. В крестьянской семье воспитание детей, их обеспечение и защита являются функциями самой семьи. В городской семье детей воспитывают школа, телевизор и Интернет. Защищает человека полиция-милиция. И с какого-то момента человек оказывается неспособным ни воспитывать детей, ни защищать сам себя. После чего начинается: «Дети меня не понимают… «А как они могут понимать, если на них нет времени? Какое может быть единство в обществе, если мы разрываем связи между самыми близкими людьми?..

    За счет чего горит костер? За счет того, что топливо «портится» — в его молекулах разрываются водородные связи. А факел цивилизации за счет чего горит? За счет того, что в нем разрываются родственные связи, которые в максимальной форме характерны как раз для Деревни — все эти «девери-шурины-кумовья» и прочие названия, смысла которых современный горожанин уже не понимает.

    Верхние этажи цивилизации растут за счет разрушения нижних… Современная цивилизация уже так надстроилась, что семью практически развалили — умирает семья как общественный институт. А при разрушении человеческих связей и происходит та самая индивидуализация, которой так славится западное общество. И самое человек фактически развалился: раньше он умел и то, и другое, пятое, десятое. А теперь он может только что-то одно. Узкий специалист.

    И вот возникает момент, когда в ответ на новый вызов требуется новое усложнение системы, а разрушать-то внизу уже нечего. Нет того, за счет чего надстраиваться. Все уже съедено. И тогда система начинает разваливаться. Многие цивилизации этот путь прошли. Ослабев изнутри, исчерпав внутренние ресурсы, они рушились под натиском варваров — так рухнул в V веке весь цивилизационный пояс — Китай, Рим… Именно тогда и началась новая цивилизация — наша. Мы — потомки тех европейских варваров. И сейчас завершается наш цивилизационный цикл. Раньше, когда рушилась цивилизация, ее факел переходил другим — варварам. Сегодняшняя цивилизация глобальна, экономика становится мировой, финансовая система едина. И наш факел просто некому будет подхватить.

    — А нынешние варвары Третьего мира?

    — Нет. Они уже практически не варвары. Те культурные и экономические различия, которые еще остаются между странами, в процессе глобализации сотрутся. Сто лет — и все. Дальше только развал.

    А во время развала люди становятся безответственными. При той технической вооруженности, какая есть у нашей цивилизации, начнутся техногенные катастрофы, аварии… График жизни цивилизации напоминает синусоиду — взлет, пик, падение. Гумилев строил такие кривые для разных цивилизаций. У него нарисованы кривые 40 разных обществ. По оси абсцисс — время, а по оси ординат — степень сложности социальной системы, число уровней иерархии. Вот смотрите, тут у меня график для Древнего Рима.

    …Тут Черный показал мне графики… Взлет — пик — падение. Я обратил внимание, что на пике кривая не плавная — на самой горбушечке какие-то пилообразные выступы, дерготня.

    — Что это?

    — Это дребезг. Система пытается усложнится, но ей уже нечем взять — все подъедено. И начинается дребезг: провал вниз — рывок из последних сил вверх, снова провал — опять рывок. Дребезжание вверх-вниз перед окончательным падением — симптом скорого распада. С Римом было то же самое.

    …Действительно, перед падением Рим трясло, как самолет в зоне турбулентности. Рим то проваливался на исторической траектории, потрясаемый внутренними смутами, терял провинции, распадался, и казалось, ничто уже не спасет гибнущую империю, то вдруг, ведомый железной рукой очередного императора, опять собирался.

    В III веке нашей эры Римская империя распадается на куски. В провинциях произошел «парад суверенитетов» — в Галлии, Испании, Македонии, Египте, Испании, Британии, в Греции, в Малой Азии разом объявились свои Дудаевы. Это было время «тридцати императоров». Они перестали подчиняться римскому императору Галлиену, погрязшему в попойках в своей Барвихе или как она там называлась… И империи не стало. Просто по факту. Враз.

    Такие штуки обычно происходят во времена финансовых кризисов, когда ослабевший центр не может влиять на провинции, провинции начинают сами решать свои проблемы и понимают, что центр, собственно говоря, им не нужен. С причинами финансового кризиса, сотрясающего империю, мы чуть позже разберемся. А уже сейчас видим, что финансовый кризис никак не вяжется с фразой «Рим сгубила роскошь». Роскошь была да сплыла…

    А потом Галлиен умер, и поперли сильные личности, причем целым кластером — Клавдий Готский, Аврелиан, Проб, Диоклетиан… Сначала Готский спас Италию от нашествия готов (за что и получил почетную кличку), но, к сожалению, через два года правления он умер от чумы. Потом всего за пять лет Аврелиан начинает и почти полностью собирает распавшуюся империю. Его сменщик Проб продолжает процесс свинчивания, завершает сборку великолепный Диоклетиан.

    Собрав лего-Рим, этот последний задумался: а почему конструктор все время рушится? Единую властную вертикаль утвердить не удается. Латаешь мечом одно, а ползти начинает в другом месте. И понял прогрессор: система больше не управляема, что-то в ней изменилось.

    Раз империя все время стремится децентрализоваться, рассуждал Диоклетиан, и едва-едва удается удерживать этот процесс, значит, нужно этот процесс возглавить! Нужно развалить империю сверху. Нужна административная реформа. Раз нельзя управлять таким аморфным телом из одного центра — надо дифференцировать управление, децентрализовать империю искусственно. Диоклетиан выбрал себе соправителя — толкового управленца Максимиана. Идея состояла в том, чтобы один отвечал за Запад империи, другой за Восток. Сам Диоклетиан выбрал местом своей дислокации восточный город Никомедию, поскольку отсюда легче было следить за враждебной Сирией и контролировать дунайские границы. Кроме того, рядом были стратегически важные проливы. Второй император — Максимиан — дислоцировался в Милане и отвечал за западные рубежи империи.

    Кроме того, Диоклетиан разделил всю империю на 100 административных единиц. Рим был выделен в особую 101-ю административную единицу. Бюрократический аппарат империи получил четкую и строгую организацию. Для чего это было сделано? Не имея ничего иного, Диоклетиан решил спаять воедино расползающуюся империю бюрократической сетью. (Под «иным» я имею в виду, в частности, развитую экономику, ибо ко времени Диоклетиана экономика Рима имела столь плачевное состояние, настолько приблизилась к натуральному хозяйству, что сохранять целостность страны стало уже нечем, да и незачем, по большому счету…)

    Однако идея не сработала: разросшийся (прямо как сейчас в России) бюрократический аппарат требовал огромных бюджетных средств на свое существование. И диоклетиановская попытка простроить властную вертикаль и ею укрепить империю, больше разрушала государство, ложась неподъемным грузом на слабеющую экономику.

    Зато Диоклетиан придумал гениальную вещь — сменяемость власти. Он решил совместить преимущества монархии с преимуществами выборного правления. Каждый из двух соправителей империи должен был править 20 лет. За это время он должен был найти и подготовить себе заместителя, которому после окончания срока правления передать власть. А те, в свою очередь, должны были найти себе новых замов… Причем, заместители все эти 20 лет не жили под крылом императоров, а реально управляли куском империи. Таким образом, империя практически оказалась разделенной на 4 части — двумя частями правили императоры, двумя — их замы. Контролируемый распад…

    Такова была схема политической власти Диоклетиана. И как все хорошо придуманные, но оторванные от жизни схемы, она не сработала. Диоклетиан спокойно ушел из власти через 20 лет. Но его соправители не были Диоклетианами. Они уходить не захотели. А никаких способов принудить их к этому, кроме гражданской войны, не существовало. И Рим опять начали сотрясать гражданские войны. Которые, разумеется, активизировали внешних врагов империи. Опять хаос.

    В результате кровавой чехарды наверх выплыл самый сволотной, самый беспринципный и жестокий человек — Константин, которого позже церковь провозгласила святым за то, что он легализовал христианство. Святым он, конечно, не был. Он убил своего сына по подозрению в захвате власти. Он сварил собственную жену в кипятке. Он убил своего соправителя и союзника Лициния… Он объявил себя богом, а крестился только на смертном одре — в полубессознательном состоянии. Зато этот святой изверг после эпохи гражданских смут очень сильно закрутил гайки и навел жесткий порядок в империи.

    …Вот это и есть дребезг. Когда система хочет шагнуть вверх по лестнице эволюции, реорганизоваться, но что-то ей не дает. Что — узнаем позже. Хотя умный читатель уже имеет всю информацию для того, чтобы сделать правильные выводы. Но я на подобные интеллектуальные подвиги читателей даже не рассчитываю. В конце концов, чтение — это отдых. Отдыхайте вместе с нами…

    — А знаете, — сказал вдруг задумчиво Черный, — во времена Траяна император спокойно правил всей Римской империей. И справлялся с управлением. Прошло сто лет, пришел Диоклетиан. И уже не смог управлять империей. Пришлось ее разделить на 4 части. Почему? Что случилось? А просто за эти сто лет люди стали другими.

    …Это поразительно, но когда я по душам беседовал в МГУ с доцентом Никишиным «за римскую жизнь», он задумчиво произнес то же самое: «…Всего сто лет прошло, и Диоклетиан уже не мог управлять империей из одного центра. Что случилось? А просто люди стали другими». Одними словами говорят историк и технарь!

    Это у доцента Никишина была чисто интуитивная догадка, всплеск мысли. Потому что на мой вопрос, в чем именно и почему изменились люди, он не ответил. Точнее, пожал плечами: «Не знаю».

    А вот у Черного ответ на этот вопрос есть. И он почти совпадает с моим. Даю нашу версию, поскольку главная тема моей книги, если вы еще не поняли, — люди. Точнее, изменения людского сознания, меняющие облик цивилизации…

    — Люди за эти сто лет стали менее управляемыми, — поднял палец Черный. — Стали большими индивидуалистами. Большими гедонистами. Более ненадежными, в смысле, менее крепкими. Между Траяном и Диоклетианом был золотой век Антонинов. Хорошая жизнь, которая изменила римлян, их психологию. Именно поэтому Диоклетиан уже и не мог управлять империей: материал управления изменился! Вот сейчас возьми Сталина и поставь во главе России — он ничего не сможет сделать: люди другие. Тогда Сталин опирался на крестьянскую молодежь, которую воспитывали с помощью розги, в тяжелом труде и жизненной строгости.

    …Да, правда, люди стали более развитыми. Более столичными. Более современными. А на таких, где сядешь, там и слезешь. Крестьянская лопата превратилась в микроскоп. Землю им уже не покопаешь. Да он, собственно, и предназначен для другого…

    Вот как описывает золотой век Антонинов известный антиковед Ковалев: «…Отсутствие внешней опасности, улучшение провинциального управления — все это благотворным образом сказалось на экономическом развитии империи в I–II веках. Первые века империи ознаменовались новыми достижениями в технике, особенно в железоделательном ремесле и строительстве. От наступления прочного мира в империи больше всего выиграла торговля; образовались новые торговые связи, в какой-то мере сложился единый средиземноморский рынок. Наивысшего расцвета достигает городская жизнь, появляется огромное количество новых городов, большинство из них становятся муниципиями со стройной системой управления. Параллельно с этим происходил процесс сокращения числа рабов и, в некотором смысле, изменение отношения к ним».

    Изобретается колесный плуг, жнейка… Изобретается дутье стекла (взамен прежней формовки). Изобретается латунь и лужение посуды оловом. Ведется огромное строительство. Именно на золотой век приходится гигантское количество археологических памятников, которые поражают своими размерами — колонна Траяна высотой с 9-этажный дом, амфитеатр Флавиев на 50 000 мест (Колизей), мавзолей Адриана.

    Именно тогда у римлян широко развился принцип конвейерного производства (привет Генри Форду). Блаженный Августин описывал конвейерное производство так: «Смешно, когда мы видим… в квартале серебряных дел мастеров, где один сосудик… проходит через руки многих мастеров, хотя его мог бы закончить один мастер, но превосходный. Впрочем, иначе, казалось, нельзя было пособить массе ремесленников, как только тем, что отдельные лица должны были изучать быстро и легко отдельные части производства, и таким образом исключалась необходимость, чтобы все медленно и с трудом достигали совершенства в производстве в его целом».

    Аналогичный конвейер был у металлообработчиков — формовщики, жестянщики, полировщики. Конвейерное производство было внедрено в сукновальных и красильных мастерских, в булочных, в керамическом производстве. Иногда специализация доходила до того, что в одном городе делали одну деталь, в другом другую, как это происходило в мебельном производстве: ножки для кушеток привозили из Делоса, металлические инкрустации — из Капуи, а сборочный цех находился в Помпеях. Даже такую мелочь, как канделябры, делали в двух городах — верх в Эгине, а низ в Таренте… Проходит всего сто лет — и эта блистательная империя рушится.

    — Смотрите, как гибнет любая цивилизация, в том числе и наша так погибнет… — продолжает рисовать перспективы Черный. — Сначала она расширяется до естественных пределов. Наша глобальная цивилизация уже расширилась до пределов, дальше некуда — земной шар занят весь. Но на верхних этажах системы продолжается численный рост. Потому что внизу — только крестьяне и никто не хочет спускаться сверху вниз. Никто не хочет работать в поле. Все хотят вверх. И волей-неволей придется людей снизу привлекать для работы на верхних, управленческих этажах — просто потому, что отпрыски тех, кто жирует наверху, уже делать ничего не могут. Это известный эффект, еще Горький отмечал, что в российских купеческих семьях третье поколение уже ни на что не годно.

    …Действительно, было такое и в Риме. Первый век нашей эры. Бывший раб императора Тиберия, вольноотпущенник Этруск, уроженец Смирны, управляет государственной казной Рима. Доходы от государственных золотых приисков Иберии, зерно с африканских полей, деньги от жемчужных отмелей, хрустальных заводов Александрии, императорских лесов Нумидии, торговые пошлины морских портов — все это стекалось в Рим и было в ведении бывшего раба. Ежедневно через его руки проходили огромные суммы — на содержание армии, на раздачу хлеба, строительство дорог, водопроводов, плотин, на устройство зрелищ для плебса, постройку дворцов и храмов, чеканку монеты… Я перечисляю все это, чтобы вы представили объем работы. Этруск мало спал, отклонял все приглашения на званые обеды и ужины, часто забывал поесть, все время думал только о работе и никогда не отдыхал. Лучшие поэты того времени — Стаций и Марциал сочиняли об этом трудоголике оды.

    При императоре Клавдии другой вольноотпущенник заведовал отделом имперской канцелярии. У него умирает младший брат. И вот как утешает начальника отдела Сенека: «Ты не имеешь права предаваться беспредельному горю, и это не единственное право, которого ты лишен: ты не можешь также посвятить сну часть своего дня, убежать от деловой сутолоки и провести свой досуг среди мирных полей; не можешь развлечься путешествием от усидчивых занятий, связанных с твоим трудным постом… Тебе запрещены тысячи вещей, которые вполне доступны простому смертному. Ты не принадлежишь самому себе. Столько тысяч аудиенций… столько жалоб, которые ты должен привести в порядок, целые потоки дел, которые текут к тебе со всех сторон земного шара… все это требует напряжения всех сил ума. Нет, ты не имеешь права плакать…»

    Кстати, обратите внимание на оборот Сенеки «со всех сторон земного шара». И римляне, и греки прекрасно знали, что Земля — шар. Эратосфен даже вычислил диаметр нашей планеты. А в Средние века про это как-то забыли. Одичали…

    Человек, которому посвятил вышеприведенные строки Сенека, отвечал в имперской канцелярии только за прием прошений и жалоб. А его коллега Абаскант заведовал перепиской императора с провинциями. Он рассылал приказы и эдикты императора во все части света, из его циркуляров провинциалы узнавали о назначении новых трибунов, командующих и центурионов, а к нему со всего мира тянулась самая разнообразная информация: известия от войск, дислоцированных на Ефрате, Рейне, Дунае, в Британии, Испании, Африке; сведения о разливе Нила и дождях в Африке, на основании которых он делал прогноз о грядущем урожае, новости от политической разведки… Он тоже мало спал, ел довольно скромно (если вообще не забывал принять пищу, что бывало довольно часто).

    Это были новые люди, по сути, варвары, когда-то приведенные в Рим в рабских кандалах. Сенаторы и патриции их презирали. Но льстили при нужде. Потому что сами так работать не могли и не хотели.

    А чем же занимались отпрыски богатых патрициев в то время, как бывшие кандальники держали империю? Разгулами они занимались. Юлий Цезарь, Тиберий, другие императоры пытались остановить распад, начавшийся внутри римских голов — принимали эдикты против безделья. Цезарь запрещал золотой молодежи Рима путешествовать, чтобы хоть как-то привлечь их к вопросам управления страной. Все впустую!.. Заметьте, Тиберий и Цезарь жили в самом начале периода Империи, когда до краха еще были долгие золотые века.

    Нет, опять-таки, я не хочу сказать, что роскошь погубила Рим! Если в обществе есть ротация кадров, социальная мобильность, если бывшие рабы могут прекрасно управлять делами империи — с чего бы гибнуть империи с такой великолепной сменой крови? А касательно бездарных отпрысков в третьем поколении… Деньги, как любой ресурс, имеют одну отличную особенность — они утекают от тех, кто не может их удержать по скудоумию и бесталанности, и притекают к тем, у кого им хорошо работается. Не в роскоши дело…

    Люди изменились, да. Страна изменилась. Прежний деревенский чертополох превратился в нежную оранжерейную орхидею. Проблема падения Рима в том, что у римского государства не хватило финансов на содержание оранжереи. Когда денег хватало, все шло прекрасно. Но потом расходы превысили поступления. И цветок скукожился. Чертополох снова заполонил пространство…

    — Итак, в третьем поколении отпрыски богатых родителей — полное ничто. А куда их девать, детишек, родных, но бездарных? — поднимает палец Черный. — Начинают создаваться синекуры — искусство, культура, фонды, никому не нужные должности… И социальная пирамида начинает превращаться в гриб — наверху разросшаяся шляпка, внизу — тонкая ножка.

    — Григорий Пантелеймонович, что вы имеете против грибов? Все большее число людей перемещается наверх по социальной лестнице и хорошо живет. Что плохого?

    — То, что все большее число людей занимается делом, для существования системы не нужным!

    — Ну и что, если система может их содержать?.. Сейчас в Америке один фермер в состоянии прокормить 60 человек. Поэтому в США, если мне память не изменяет, всего 4 % населения живет в деревне. И кормят нацию. А остальные пусть пишут свои графоманские стишки, работают в сфере услуг, адвокатуре, живут на деньги благотворительных фондов. В чем проблема?

    — В том, что люди наверху от этого деградируют. А люди внизу, видя, что кому-то не приходится горбатиться в поле и у станка, тоже хотят наверх. И ножка гриба все сужается и сужается. Пока он не начинает рушиться — как настоящий перезрелый гриб. А на обломках распада начинаются конфликты и войны… Один мой приятель, связанный с академией МВД, сказал мне однажды, что на Земле каждый третий человек не имеет работы, никогда ее не имел и не имеет шансов найти работу. «И чего вы с ними собираетесь делать?» — спросил я его. Он ответил: «Понаставим везде игровых автоматов, пусть играют».

    — Не самый плохой вариант. Лучше пусть играют, чем бегают по Гарлему с пистолетами или, как африканцы, палят друг в друга из автоматов Калашникова.

    — Да. Но они деградируют. Сознание человека развивается только в том труде, в котором он по горло заинтересован. А если такого труда остается все меньше и меньше, общество деградирует. Они даже размножаться не захотят, эти «игроки».

    — И слава богу, Григорий Пантелеймонович! Зачем плодить деградантов?.. Напротив! Нужно создать такие условия, чтобы деградантам экономически было невыгодно размножаться. Размножаться будут те, кому интересно дело делать, а не сидеть на вэлфере у игрального автомата.

    — Мне кажется, человечество все равно вымрет.

    — Дело не в человечестве, Григорий вы мой Пантелеймонович! Дело в том, чтобы факел цивилизации не погас…

    …К господину Черному, так же, как и к Дугину, я еще вернусь. Ждите ответа…

    Правильно заданный вопрос — это ответ

    …Ну да, отсутствие врагов расслабило римский характер…

    …Ну да, пристыковка нестандартных частей к Империи сделала всю конструкцию неустойчивой, а культурная стандартизация (романизация) не успела окончательно интегрировать всех подданных в единое культурное поле, в сообщество с едиными ценностными категориями…

    Хотя успехи были налицо. Вот, скажем, вечно зудящая Испания. Раз за разом покоряли римляне диких горцев в Испании. А туземцы все бастовали и бастовали. Потому что деревенская дикость постоянно воспроизводила себя. Рим понимал, что «оцивилизовать» страну можно только одним способом — «огорожаниванием». Собственно, Город и Цивилизация — это синонимы… Поэтому римляне постоянно возводили в Испании город за городом. И добились больших успехов — разрушили варварские ценности и внесли свои: урбанизированные горцы к I веку нашей эры полностью переменили свой образ жизни на римский. Вот как описывает этих «новых испанцев» Страбон: «Турдетанцы… даже забыли свой родной язык. Большинство из них стало латинскими гражданами… все они почти обратились в римлян. Основанные города ясно обнаруживают перемену форм гражданской жизни… Среди них находятся и кельтиберы, которые некогда считались самыми дикими из всех».

    Оцивилизованных дикарей римляне называли togati — облаченными в тогу, принявшими римский образ жизни. Позже Советской власти эксперимент по переодеванию горцев в пиджаки удался чуть хуже — едва ослабла вожжа, дикари взялись за автоматы.

    …Все так. Тем не менее вопрос остается. Попробуем его четче сформулировать…

    Цивильный характер римлян, пришедший на смену деревенскому, сделал их менее боеспособными, более изнеженными и гедонистически настроенными. Но почему бы и не быть гедонистами — в отсутствие сопоставимых врагов? Если ситуация не требует ежеминутного напряжения сил, зачем корячиться в едином порыве и всенародном сплочении? Есть профессиональная армия, она пусть решает мелкие вопросы с варварами. Есть внутренние войска и полиция, они пусть решают проблемы с террористами и заговорщиками.

    Пристыковка разношерстных провинций, конечно, не прибавила империи единства. Но кто мешал просто брать с провинций дань? Если у империи есть силы подавлять перманентные восстания и постепенно-постепенно окультуривать, «оримлинивать» провинциалов — какие проблемы? Ну и пусть империя будет аморфной, склепанной из разномастных кусков — один железный, другой ситцевый, третий деревянный, четвертый вовсе из дерьма… Имея силу, можно поддерживать их до полной культурной победы.

    Но мы уже знаем, что силы не было. Куда-то ушла вся сила, набранная за золотой век Антонинов. И талантливому политику Диоклетиану досталось только реанимировать труп. Дребезг…

    Сила общества в его экономике. Что случилось с цветущей экономикой империи, почему до Диоклетиана докатились только объедки, почему экономика почти исчезла, приняв вид натурального хозяйства? Тому есть несколько причин…

    Как-то я спросил молодого и прыткого умом журналиста Диму Назарова, отчего, по его мнению, распалась Римская империя.

    — А оттого, — ни на секунду не задумываясь, с ходу проинтуичил он, — что цивилизация — как пожар: она распространяется вокруг, пока есть горючий материал. Как только он кончается, огонь цивилизации гореть перестает.

    Это метафора. Можно представить себе процесс распространения цивилизации и несколько иначе. Вообразите себе карту Средиземноморья. Вот из яркой точки Рима начинает раздуваться, разливаться голубое цивилизационное пламя, которое сначала охватывает итальянский «сапог», потом, лизнув Грецию, оно несколько меняет цвет на более благородный золотистый с прежней голубой искринкой. Раздувается, раздувается, захватывая все большие территории вокруг срединного моря… Но что это? Цвет по мере расширения постепенно меняется, он становится менее насыщенным и более жидким. Это нормальное физическое явление — концентрация исходного материала меняется, цивилизационный раствор становится жиже. Империя растет быстрее, чем могут рождаться люди — цивилизаторы. Поэтому цвет и бледнеет, и даже меняется кое-где из-за включений чужеродных культур.

    А что происходит на границах расширяющегося цивилизационного пузыря? Диффузия. Инфильтрация. Граница есть, но она культурно проницаема. В темный варварский мир проникает цивилизация, а обратно диффундирует варварство. Вблизи границы это выглядит так. В темном пространстве варварского мира вспыхивают, расширяются и почти гаснут золотые искры цивилизации, а внутри имперских границ вдруг возникают и расширяются, закрашивая цивилизационное золото черным мутные облачка варварства. Этот «туннельный эффект» вызывает культурное кипение возле расширяющих границ империи.

    Империя постепенно расширяется, слабея, теряя концентрацию прежнего насыщенного раствора, разбавляясь дичью, но и, в свою очередь, разбавляя темную дичь. И, наконец, ослабевшая империя лопается, словно перезревший дождевик, осеменяя окружающий варварский мир искрами цивилизации, которые вскоре разгорятся вновь.

    Империя лопается. Или тихо сдувается, как тихо и бесславно сдулся в Средние века Испанский проект. А какая была затея!.. Но не хватило испанцев. Просто как таковых. Цивилизаторы кончились. Растворились в мировом пространстве. Мир оказался слишком велик. Зато из Европы начали расти другие проекты — французский, английский… Почему из Европы? Потому что именно ее Рим осыпал своими искрами.

    Выше мною нарисована красивая картинка — прямо цветной мультфильм, но из него совершенно неясно, в чем же суть экономической слабости Римской империи. Да, демографически носителей определенного менталитета, коих мы смело именуем тут цивилизаторами, могло не хватить на всю планету. В культурном плане тоже ясно — уезжая из столицы цивилизовывать деревню, любой цивилизатор дичает, как студент в армии. Но экономика, экономика-то здесь при чем? Она, напротив, должна расти от завоеваний! Ведь от гуманитарно-цивилизаторской, целиком затратной модели Сципиона Рим отказался.

    Не мог не отказаться… Модель Сципиона, то есть полная культурная и политическая автономия покоренных стран (исключая запрет на ведение войны), могла держаться только за счет римского меча. А меч чего-то да стоит. Ни одна экономика, наверное, не потянет на себе добровольного мирового жандармства. Даже экономика США. Ни людей не хватит, ни бабла.

    Римская экономика действительно росла в период начальной Империи. С завоеванных территорий текло богатство, за процессом сбора налогов следили римские наместники… Присланные деньги исправно цивилизаторствовали: на них строилась инфраструктура — акведуки, дороги, содержалась профессиональная армия… Читатель помнит, что только в раннереспубликанском Риме армия была крестьянским ополчением. Впервые римляне столкнулись с тем, что крестьяне не могут одновременно и пахать, и долго воевать, еще в IV веке до нашей эры. То была десятилетняя война с вейянами. Именно тогда римские крестьяне, обычно воевавшие только летом (пока растет посеянный урожай и погода благоприятствует) впервые остались вдали от дома и зимой. И именно тогда воинам начали впервые платить зарплату из казны.

    Потом были три долгих Пунических. Потом длинная война с лесными тевтонскими дикарями… Противоречие между войной и крестьянствованием обострилось до предела, об этом противоречии и необходимости армейской реформы говорил со своими единомышленниками еще Сципион Старший. Но переход к наемной армии начал осуществляться много позже, при Гае Марии — выдвиженце Сципиона Младшего.

    И вот армия стала наемной. Одни люди теперь воевали, другие сеяли. Произошел очередной виток той самой знаменитой специализации, которая так огорчает Григория Пантелеймоновича Черного. И которая покончила с демократической Республикой и положила начало Империи…

    Пока империя расширялась, деньги из завоеванных богатых и культурных областей исправно текли в Рим. Но потом Рим расширился настолько, что вышел на свои естественные границы.

    Что такое «естественные границы»? О, у этого понятия есть разные смысловые грани — природно-географические, экономические… Я писал в первой части книги о ландшафтах и ареалах, приспособленных для обитания определенных культур и носителей конкретных паттернов поведения. (Точнее, наоборот — культура есть приспособительный механизм для обитания в определенных географических и климатических условиях.) Писал о том, что римляне так и не смогли закрепиться вне зоны произрастания знаменитой средиземноморской триады — виноград, оливки, зерно.

    Но сейчас объясню еще проще, буквально на пальцах. Слева, то есть на западе (по привычке чуть не написал это слово с большой буквы), Рим уперся в Атлантический океан. В океане не было никого, кто мог бы заплатить дань или налоги. На юге, то есть в Африке, римские легионеры пересекли зеленую полосу жизни, дошли до Сахары и остановились, глядя, как ветер гоняет перекати-поле по безжизненным пескам. Они не знали, что Сахара — порождение человеческих рук. За 4–6 тысяч лет до глядящих на эти пески железных легионеров здесь жили люди и занимались подсечным земледелием и скотоводством. Тогда в Сахаре была буйная растительность, текли реки, в озерах плескалась рыба. Наскальные рисунки и фрески рисуют богатый животный мир северной Африки — бегемоты, буйволы, носороги, слоны, антилопы…

    Опустынивание, которое началось полмиллиона лет тому назад, до прихода в эти места человека шло едва-едва. Люди сильно подстегнули его, сделав необратимым, это случилось за три тысячи лет до того, как сюда ступила нога римлян. Подсечное земледелие, при котором древнейшие люди выжигали растительность для новых посевов, а также выпас огромных стад скота, который привел к выбиванию копытами плодородных почв, спустили курок природного процесса и привели к стремительному иссыханию почвы. Позже (уже после крушения Римской империи) пришествие арабов-кочевников поставило окончательную точку на этой местности, совсем уничтожив последние крупные оазисы на территории Сахары, а также ту зеленую полосу жизни, которая отделяла пустыню от Средиземного моря и служила местом обитания карфагенской цивилизации.

    Такое бывало в истории человечества не раз. Известна античная поговорка «козлы съели Грецию». Неумеренное разведение коз в Греции привело к тому, что эти вонючие животные полностью выжрали растительность и выбили почву своими острыми копытцами. Старались не только козы, но и их хозяева. Каждый античный город был окружен огромной свалкой. Горы мусора вокруг Рима достигали высоты 14-этажного дома… Это к вопросу о том, что современная цивилизация нарушает-де своими заводами экологическое равновесие и загрязняет среду. Современность в удельном измерении (на душу населения) губит среду гораздо меньше, чем ее губили наши неграмотные предки…

    Напомню, кстати, что именно римляне истребили несколько крупных видов животных — североафриканских слонов и львов. Между прочим, римляне истребляли животных, не только убивая на своих многочисленных аренах, но и просто так, для «пользы дела», поскольку считалось, что крупные звери мешают сельскому хозяйству.

    А возьмем античное кораблестроение! За тысячи лет существования в Средиземноморье разных цивилизаций людьми были наделаны тысячи и тысячи многопалубных кораблей для обширной морской торговли и войн, причем войны и штормы губили корабли сотнями, после чего строились другие сотни судов. Мы помним, как римляне теряли корабли целыми флотами… Так вот, именно античное кораблестроение, античное строительство и античная металлургия полностью вывели леса в Средиземноморье. Прекрасные хвойные леса с мачтовыми кедрами, соснами. Жаль, конечно, но что поделаешь — цивилизация требует жертв не только среди людей.

    …Глядя на великую желтую пустыню, расположенную на краю их мира, римляне даже не подозревали, что видят дело рук человеческих. Они просто развернулись и ушли. Вернулись в пока еще существующий на севере Африки зеленый пояс. А вот в Египте, по зеленым долинам Нила Рим дошел до лесов экваториальной Африки, понял, что ловить тут, кроме пигмеев и малярии, нечего, и снова развернул сандалии.

    …На Востоке у Рима был агрессивный сосед, которого никак не удавалось завоевать — Парфия. А когда удавалось завоевать, не удавалось удержать — мешали то восстания, вспыхнувшие в тылу, то чума.

    …На Севере была тайга. Та самая, которая нарисована на карте растительности Евразии и тянется от Тихого океана до Атлантического и которая в реальности в Европе давно уже не существует — сведена в результате деятельности человека. А при римлянах еще была. Жили в тайге дикие люди — германцы. Их можно было завоевывать аж до самых северных морей — были такие планы, как мы знаем, но не было экономического смысла.

    Здесь мы уже упираемся в экономическое определение естественных границ. Как отмечает Гайдар (тот самый!) в своем монументальном труде «Долгое время», существуют войны рентабельные и нерентабельные. Расширившись до своих естественных границ, Рим исчерпал пределы рентабельных войн — практически все богатые страны были уже им завоеваны, на краях ойкумены оставались только дикие племена, завоевывать которые было невыгодно: деньги потратишь, а взять с голытьбы нечего.

    Итак, пределы экстенсивного роста были достигнуты. Все путное было захвачено (кроме Парфии, за которую, тем не менее, периодически повоевывали) и приносило доходы, а все нерентабельное только отнимало деньги. Отнимало потому, что варвары периодически совершали набеги на римские окраины, чиня разор, порой этим дикарям приходилось даже приплачивать, чтобы они спокойно вели себя на границах и не совершали набегов на римские территории. Кровопролитные войны по усмирению голозадых варваров приносили только убытки и никаких прибылей. Но самое страшное, что войны эти становились все тяжелее и тяжелее. Почему?.. А восстановите в памяти мультипликационную картинку, которую я рисовал выше… Внутри дышащих границ Империи клубятся темные облачка варварства, а за ними, в варварской темноте, также клубятся золотистые облачка цивилизации — это цивилизаторские навыки проникают к варварам. В первую очередь навыки военные. Скульптуры и картины были дикарям не нужны. А вот военную и околовоенную технику папуасы всех стран, времен и народов перенимают быстро и успешно. Обучаются даже на «Боингах» летать, как выяснилось… Так что в военной технике (но не в организации военного дела — для этого внутренняя культура нужна) варвары почти сравнялись с Римом.

    …В общем, расширяться Рим перестал. Приток золота и рабов сократился, рабы подорожали. Естественно, себестоимость продукции выросла, поскольку раб — основная производящая единица античного общества. Раб чем хорош? Ему не надо платить зарплату, за харчи работает. А чем раб плох? Да тем же самым — он не получает зарплату. То есть не является Потребителем (видите, это уважаемое слово стараюсь писать с большой буквы). Раб не тратит деньги = раб ничего не покупает = раб не способствует развитию экономики. Он наполовину изъят из экономики, он присутствует в ней только как производящая сила. Представьте себе, что в стране все рабы и только двое свободных. Им принадлежит весь рабский труд. Они между собой его обменивают. Вот и вся экономика в стране — из двух человек… В Римской империи тоже было мало экономики. Да, товарно-денежные отношения были очень развиты. Но их было мало: только каждый тридцатый человек в Риме был вовлечен в товарно-денежные отношения. Процентные ставки по кредитам (20–25 % годовых) превышали прибыль мануфактур (12 % годовой прибыли) и были рассчитаны на военные победы, трофеи, налоговые откупы, а не на производство.

    Экономика у Рима была маленькой, а расходы — большие, и год от года они росли. Армия, в начале Империи составлявшая 200 000 человек, выросла к IV веку до 500 000! Расставшись с республикой и став обычной деревенской империей, Рим попал в ту же ловушку, что и прочие аграрные государства — постоянно растущее налоговое бремя в связи с растущими расходами на наемную армию. И как только налоги перевалили критический рубеж, экономика рухнула.

    Две опоры было у античности — полисная демократия и принцип «свободные люди налогов (дани) не платят». Нужда заставила императоров брать налоги со всех граждан (для расширения налогооблагаемой базы в 212 году гражданами Рима были объявлены все свободные римские подданные). А демократия отмерла за ненадобностью с появлением регулярного войска. Оба столпа рухнули. А с ними и Рим.

    Родившись как городская республика, Рим умер как деревенская империя…

    Закат империи вручную

    Все посыпалось как-то вдруг. С конца II — начала III веков население империи начинает сокращаться. Есть некая налоговая граница, переходить которую государству опасно для его целостности. Если у крестьянина забирать больше, чем ему нужно на прокорм семьи и семена, у него остается два выхода — бежать или умирать. Оба сужают фактическую налоговую базу государства. При Диоклетиане критический рубеж был перейден. Начался финансовый кризис, раскручивалась инфляция. Дошло даже до того, что Диоклетиан совершенно по-большевистски взялся бороться со спекулянтами — он ввел государственные цены на продукты. Эдикт Диоклетиана начинался так: «Жители наших провинций! Забота об общем благе заставляет нас положить предел корыстолюбию тех, которые всегда стремятся всех подчинить своей выгоде и задержать развитие общего благосостояния… назначают цены на продаваемые предметы… в таком размере, что никакими словами это нельзя выразить… товары нельзя продавать выше таксы… если кто дерзко воспротивится этому постановлению, тот рискует своей головой. Пусть никто не считает, что закон суров, так как каждому предоставлена возможность избежать опасности через сохранение умеренности. Той же опасности подвергается человек, который из жадности к наживе будет соучастником в деле нарушения этого закона. В том же будет обвинен и тот, кто, владея необходимыми для пропитания и пользования средствами, скроет их».

    Пшеница, чечевица, ячмень, горох и бобы очищенные согласно диоклетиановскому декрету не могли стоить больше 100 динариев; полба — 30; рожь — 60; семена клевера — 150; мак — 150. Зарплата деревенского батрака не должна была превышать 25 динариев в день, каменщика и плотника — 50; пастуха — 20; брадобрей не должен брать более двух динариев с человека. Все предусмотрел великий император!.. Учитель гимнастики не должен требовать более 50 динариев за обучение одного ребенка в месяц; учитель арифметики — 75; греческого и латыни — 200. Адвокат или юрисконсульт за подачу жалобы не должны брать свыше 250 динариев. Адвокаты всегда хорошо жили…

    Эдикт устанавливал твердые цены на сотни наименований продукции, он различал стоимость ботинок разных категорий качества, определял, сколько должен получать пережигальщик извести или погонщик мула, сколько должен стоить какой сорт вина… Госплановский размах! Социалистический. Грандиозная работа была проделана канцелярией Диоклетиана! Научно-фантастическая!

    Такие глупые декреты могут привести только к двум вещам: или они не будут исполняться, или приведут к дефициту. Так и случилось. Если в машине нет бензина, невозможно заставить ее ехать письменными циркулярами.

    Финансы империи трещат. Из-за падения бюджетных доходов служба в армии становится принудиловкой. В поздней империи рекрутов уже клеймят как рабов — чтобы не сбежали. В IV веке население окраин Рима, утекая от непосильного налогового гнета, бежит из империи к варварам.

    Чтобы задержать бегство крестьян с земли и тем самым поддержать тающую налоговую базу, императоры закрепощают свободных крестьян. К тому времени многие рабовладельцы давно уже сделали своих рабов свободными арендаторами (колонами): чтобы заинтересовать их в результатах собственного труда. И вот крестьянина-колона снова превращают в раба — в крепостного. На селе вводится механизм круговой поруки: за бежавшего крестьянина расплачиваются оставшиеся — чтобы следили друг за другом, доносили. Характерные для деревенских империй мероприятия… Так античность постепенно превращается в Средневековье.

    Но самое ужасное, что то же самое происходит и в городах в отношении ремесленников — и закрепощение, и круговая порука. Поэтому вслед за вымиранием деревни начинается вымирание городов — деурбанизация. То есть децивилизация. Вместе с деурбанизацией происходит падение культуры — это видно по постройкам в Никомедии времен императора Диоклетиана. «Вкусы римлян варваризировались», — отмечает антиковед Ковалев.

    Но крестьяне и ремесленники все равно бегут, в стране растет преступность, ширится дезертирство из армии. Все заканчивается тем, что жители Рима открывают ворота войскам варваров. Аут. Доигрались с налогами…

    Античность превращалась в Средневековье даже чисто внешне. Многие города эпохи римского взлета не имели городских стен. А зачем? Кому нападать-то? Мы же в Римской империи живем, а не в Чуркестане каком-нибудь!.. В поздней империи города начинают превращаться в крепости. Возьмем, скажем, город Бордо. При Антонинах — цветущий полис. Без стен, с десятками храмов, торговых площадей, вилл, улиц… А в III веке это уже мрачная четырехугольная крепость: 14 низеньких темных ворот, 46 башен, толщина стен 6–8 метров, высота 10 метров. Улицы узкие, город тесный, в нем уже нет места для театров, бань, арен… Старые амфитеатры разваливаются и зарастают травой. И такими крепостями покрывается вся страна. Это значит, что легионы уже не справляются с обороной границ и оборона становится частным делом каждого города. Оборона децентрализуется, что характерно для средневековой Европы, сплошь покрытой феодальными замками.

    Римская знать переезжает из этих мрачных городов в пригороды, в виллы: в городе больше делать нечего — развлечений-то нет. Но вилла времен поздней империи также напоминает крепость, только маленькую — те же башни, стены, запасы провизии. Не для того, чтобы обороняться от армии, конечно, такая крепость-крохотулька для вражеской армии — орешек на один зубок. Нет, в случае приближения вражеской армии богачи переезжают в город-крепость, где у них остались квартиры. А крепость-вилла нужна для обороны от бандитов. Бандитизм гуляет по стране.

    А каково мироощущение обитателей этих вилл-крепостей? Оно хорошо выражено в словах древнеримского поэта той эпохи — Авзония, который так описывает свою деревенскую усадьбу: «Я всегда храню запас плодов на два года: тот, кто этого не делает, не замедлит испытать голод».

    О каком голоде он говорит, живя на земле? О каком голоде он говорит, живя в нескольких километрах от крупного торгового города Бордо? Города, стоящего на реке, по которой каждый день приплывают корабли с товарами?.. Однако все в империи тогда испытывали подобное смутное беспокойство. Это было ощущение краха, неминуемого конца.

    Похожие ощущения были разлиты в советском обществе времен позднего Брежнева, на самом излете империи. Ощущение заката. Ожидание каких-то перемен. Все эти разговоры… Если вы этого не помните, вы вращались не в тех кругах.

    Не забуду, какое безудержное веселье вызвала в людях смерть Брежнева. Я тогда был студентом, чего-то понимал в жизни, но даже моя сестра, тогда обычная школьница, далекая от политики, но не от ощущений, разлитых в воздухе, рассказывала: когда училка объявила их старшему классу, что «сегодня умер Брежнев» и вышла за дверь, после секундной паузы класс грохнул. Смеялись все. Страну отпустило.

    В гаснущем Риме было не до смеху. Европе предстояло долгое темное тысячелетие…

    Лестница прогресса ведет вверх — ступень за ступенью. Прогресс бывает технический и социальный. Обычно они идут рука об руку и взаимосвязаны. Но заслуга и беда Рима состояла в том, что социальный прогресс в этой цивилизации обскакал прогресс технический. На том и поломал ноги римский конь. Разнообразие социальной жизни в античном мире было избыточным для существования аграрной цивилизации. Рим породил многое такое, чему рано еще было появляться на свет, потому что выжить оно без технической поддержки, как слабый ребенок без барокамеры, не могло. Как орхидея на снегу.

    Чудной красоты античная демократия без поддержки вовлеченных в экономику масс была затоплена навозом восточной деревни. Пролетариат, появившийся в городах в результате естественного процесса концентрации земельного капитала, не смог устроиться на фабрики и заводы, в связи с отсутствием таковых. И превратился в страшную раковую опухоль для бюджета. Армия империи — 500 000 человек, а плебеев в Риме — 700 000. И это только в столице!

    Рим продвинулся настолько, что даже докатился до социалистических экспериментов, к чему остальной мир приблизится только во второй половине XIX века. Надо сказать, XIX, XX, XXI века нашей эры вообще прошли и проходят под флагом социалистических экзерсисов в экономике и политике. В XIX веке социализм возник как серьезное экономическое учение, XX век переболел уравниловкой в острой форме на территории России, XXI страдает хроническим социализмом в районе Северной Европы и отчасти в США.

    Две с лишним тысячи лет назад в Риме братья Гракхи выступали под лозунгом «Землю — крестьянам!» Хотели дать землю крестьянам, отняв ее у богачей. И, что прикольно, несмотря на насильственную смерть братков, их идеи начали претворяться в жизнь. Черный передел всколыхнул всю Италию. Что такое «отнять и поделить»? Вот земля. Она досталась человеку как приданое. Или является залогом по кредиту. Или находится в судебной тяжбе. Или принадлежала многим поколениям его предков. Как ее можно вот так просто отнять и отдать другому, бедняку? Тем более что таких других — десятки тысяч… Волна беззаконий, жалоб и несправедливости захлестнула Италию, обуянную социалистическим экспериментом.

    Старшенький социалист — Тиберий Гракх был убит. Но его дело продолжил младшенький — Гай Гракх, Мстя за брата и будучи народным трибуном, он начал проводить в жизнь законы, которые предельно ущемляли власть сената и передавали ее охлосу. Плебеям. Быдлу. Народу… Сам будучи аристократом, Гай ненавидел аристократов. Проведя один из своих законов, он радостно воскликнул: «Я одним ударом уничтожил сенат!» А свои антисенатские законопроекты называл кинжалами, которые должны зарезать сенаторов. «Гракх произносил перед народом речи, призывая к свержению аристократии и установлению демократии…» — писал один античный автор.

    Кстати говоря, не только римская, но и греческая античность породила в продвинутых бездельно-культурных городских умах потребность в справедливом социальном устройстве. В греческом Пергаме, например, произошло восстание, и восставшие, ведомые идеями греческих философов о справедливом обществе, переименовали свой город в Гелиополис, то есть Город Солнца… Решили построить Утопию. До капитализма и промышленности тогда было как до Китая, вокруг царил сельскохозяйственный способ производства, поэтому и представления о справедливости были вполне деревенскими — всем поровну. Здравствуй, Гай Шариков, гавкни еще!..

    Стремление к социальным экспериментам с целью построения «правильной» жизни доходило до вырубки виноградников и, как мы уже убедились, законодательного замораживания цен на продукты и услуги.

    Вообще, если подняться над тогдашней планетой и окинуть ее взором, можно только подивиться мощному цивилизационному градиенту. В Средиземноморье — великая цивилизация античности: астрономия, математика, геометрия Эвклида, великие произведения литературы, театр, инженерное строительство, металлургия, начала геологии, налоговая система, бухгалтерия, Архимед с его законами механики, свободные люди, демократия, права человека, суды, мечты о справедливом и гуманном устройстве общества… Выше и восточнее — дикие племена германцев, одетые в шкуры. Еще дальше, примерно в районе нынешней Перми — племена, только-только вошедшие в железный или бронзовый век. Да и то — металл им привозят в обмен на пушнину отчаянные купцы, добирающиеся от южных морей вверх по Волге, Дону, Каме… Еще дальше на восток-люди, живущие в каменном веке и незнающие огня. И где-то совсем далеко, на острове Врангеля еще расхаживают последние мамонты — современники Пифагора и Аристотеля. Удивительный огонь разгорелся в Средиземноморье, не правда ли? В общем, античность во многом забежала вперед паровоза…

    Зато те микрозернышки капитализма, зародившиеся в античности, упали в полуварварскую к тому времени Европу. И проросли… Вот, скажем, оружие Рима ковали государственные рабы. То есть римская власть получала оружие бесплатно, с государственных фабрик. То есть вне экономики. Бюджет тратился только на харчи рабам. Но после дезинтеграции Империи, когда постепенно-постепенно новая феодальная власть начала кристаллизоваться на местах, она уже обнаружила проросшие товарно-денежные отношения повсеместно. В виде данности. Она обнаружила рынок, сильную церковь, свободных ремесленников… И теперь если власти нужно было оружие, его приходилось покупать у частника, ибо, ввиду слабости постимперских государственных образований, ни о каких государственных фабриках и рабах не было и речи. Но зато был ремесленник. Которому все равно, кому меч продавать. Может и рыцарю-феодалу, только бабки плати. Значит, власти нужны деньги. Так потихонечку начала закручиваться европейская экономика.

    Так началась эпоха феодализма. В которой уже действовали множественные центрики власти, разнообразные суверены, а также новый независимый игрок — католическая церковь, который был вне государства и над государствами. Который связывал людей идеологической сетью через их головы, минуя границы стран. Который имел свои средства и свой центр власти — в Риме, кстати. Церковь как единственный оставшийся на арене носитель античной культуры утверждала ее на обломках рухнувшей цивилизации. А античные городские традиции возродились вскоре в торговой венецианской республике, основанной на римском праве…

    В общем, история пошла дальше, дробя и переваривая осколки былой культуры….








    Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке