• Глава 9 ПРИРОДА И СРЕДСТВА
  • Особенности
  • Сопутствующие обстоятельства: благоприятные и неблагоприятные
  • Методы
  • ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ 9
  • Глава 10 ФОРМЫ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ
  • Диктатура пролетариата
  • Демократическая диктатура пролетариата и крестьянства
  • ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ 10
  • Часть третья

    ЗАХВАТ ВЛАСТИ КОММУНИСТАМИ

    Глава 9

    ПРИРОДА И СРЕДСТВА

    В последующей дискуссии мы принимаем за аксиому, что все предпосылки, требуемые коммунистической доктриной для захвата власти, уже созрели. Революционная ситуация существует, и коммунистическая партия, идеологически правильная и организационно крепкая, добилась поддержки «решительного слоя» пролетариата так же, как и поддержки среди определенных непролетарских групп. Теперь проблема состоит в том, как осуществить захват власти. Цели и задачи такой власти обсуждались в главе 4.

    Особенности

    Одним из самых поразительных пробелов в литературе Коминтерна представляется отсутствие сколько-нибудь всеобъемлющих материалов, рассматривающих проблемы действительного захвата власти. Существует мало свидетельств о выборе стратегии и тактики в этот жизненно важный период, продолжающийся от первых выстрелов повстанцев до окончательной капитуляции контрреволюционных сил. Но имеющиеся по этому вопросу материалы могут помочь прояснить, по крайней мере частично, некоторые важные вопросы.

    Первая и самая главная проблема, возникающая при рассмотрении вопроса о захвате власти коммунистами, – то, что она должна быть осуществлена насильственным путем. Во всех материалах Коминтерна по этому пункту высказываются единодушные мнения. Ограничения, наложенные существующим режимом через его конституционную и законодательную системы, должны открыто отвергаться и игнорироваться революционерами. Революционные силы должны были расшатать все устои и организовать и провести вооруженное восстание. «Завоевание власти пролетариатом, как утверждала программа Коминтерна, – есть не мирное завоевание... посредством завоевания парламентского большинства»1. Отказ правящих классов добровольно сдать свои позиции неизбежно заставил бы прибегнуть к революционному насилию. Завоевание власти требовало, следовательно, «насильственного свержения власти буржуазии» и разрушения всей структуры буржуазного государства2.

    Это положение никогда не подвергалось сомнению, и от него никогда не отказывались. Невозможность мирного захвата власти со стороны революционного движения под руководством коммунистов последовательно подтверждалась на протяжении всей истории Коминтерна. Даже после наступления периода народного фронта, провозглашенного Димитровым в 1935 году на VII конгрессе, на котором Димитров решительно отрицал, что новая, менее агрессивная тактика Коминтерна подразумевала возможность мирного перехода от пролетарского безвластия к власти пролетариата под руководством коммунистов3.

    Если насилие было неизбежным спутником захвата власти коммунистами, то наряду с этим предрекались беспрецедентные волнения и беспорядки. Различные социальные группы в лагере революционеров высказали разного рода несогласия и негодование, что уже сделало бы невозможным единое «монолитное» восстание, несмотря на руководство им коммунистической партией и пролетариатом. Точно так же проправительственные силы были бы разделены на разные группировки, предлагающие конкурирующие программы, нацеленные на разрешение кризиса. О завоевании власти поэтому не думали как о простом, четко продуманном и спланированном деле. На VII конгрессе Коминтерна Мануильский предложил подробные комментарии по вопросу о сложности революционного процесса и высмеял тех, кто упрощал процедуру захвата власти. Он процитировал Энгельса, отвергавшего мысль о том, что захват власти будет состоять из единственного грандиозного решающего сражения между «всеми официальными партиями, объединенными в одну группу здесь, [и] всеми социалистами в другой группе там»4. Такая схема, предусматривавшая две ясно очерченные антагонистические силы, наивно и ошибочно устранила бы все промежуточные, колеблющиеся социальные группы и неправильно свидетельствовала о единстве цели как со стороны различных антиреволюционных, так и со стороны революционных сил5. Мануильский цитировал Ленина для подтверждения своих слов: «Те, кто предполагает, что в одном месте армия выстроится в одну линию и скажет: «Мы за социализм», а в другом месте другая армия скажет: «Мы за империализм», и что это будет социалистической революцией...»

    Тот, кто ожидает «чистой» революции, ее никогда не дождется. Такой человек поддерживает революцию только на словах, не понимая, что такое революция6.

    Сколько, как ожидалось, будет длиться процесс захвата власти? В доступных материалах Коминтерна не дается никакого ответа. Даже попытка дать приблизительный ответ на этот вопрос требует проведения почти невозможного различия между захватом власти и гражданской войной, которая, как ожидалось, последует за ней в большинстве случаев. Конечно, попытка захватить власть сама по себе представляет собой акт гражданской войны. В какой момент захват власти считается завершенным? После того как восставшие удержали власть в течение двадцати четырех часов, недели, месяца или даже года? Возможно, разумно предложить, что захват власти может считаться завершенным, когда контроль над всей страной и ее населением сосредоточен в руках революционеров под руководством коммунистов и эффективно не оспаривается как внутренними, так и внешними врагами. С этой точки зрения захват власти большевиками в России не ограничивался лишь 7 и 8 ноября 1917 года, а был длительным процессом с ноября 1917 до начала 1921 года, до того времени, когда контрреволюционные силы практически прекратили дальнейшую вооруженную борьбу. Длительная гражданская война, конечно, означала бы, что коммунисты проведут одновременно две операции: осуществление руководства по захвату власти вплоть до его завершения и начало социалистических преобразований в экономике и в обществе в районах, находившихся под контролем коммунистов.

    Если так называемая «пролетарская» революция в России в ноябре 1917 года потребовала бы более трех лет гражданской войны, чтобы подтвердить захват власти коммунистами, то вполне справедливо можно было бы предположить, что в небольшой по размеру, но более передовой стране, обладающей современной системой коммуникаций и транспорта, попытка коммунистов захватить власть, вероятно, была бы более успешной либо провалилась бы за более короткое время. Трудно представить, что решение, либо благоприятное, либо неблагоприятное, не пришло бы к коммунистам достаточно быстро в тех странах, где существовали развернутые коммуникации и современные технологии. Конечно, в высказанных выше замечаниях продолжительность и исход борьбы рассматривались отвлеченно, без учета интервенции со стороны других стран.

    В колониальных странах с плохо развитой системой коммуникаций правильно было бы ожидать более длительной борьбы за власть, особенно в более крупных колониях. Например, в Китае первые Советы были учреждены в 1927 году, но контроль со стороны коммунистов над всей территорией был достигнут лишь в 1949 году. Вооруженная борьба за власть длилась более двух десятилетий. Статья в «Коммунистическом интернационале» указывала, что к 1935 году был проведен успешный захват власти на одной шестой территории Китая, в то время как на оставшейся территории страны, включая самые важные области, победу еще предстояло одержать7.

    Сопутствующие обстоятельства: благоприятные и неблагоприятные

    Мы уже видели, как Коминтерн выделил определенные предпосылки для захвата власти. Теперь мы обращаемся к рассмотрению других, менее решающих факторов, сопровождающих захват власти, наличие которых само по себе не означало бы ни победу, ни поражение, ни просто укрепление или ослабление возможностей достижения успеха. В этом отношении существует множество отдельных высказываний и суждений, которые, взятые вместе, помогают лучше понять, что такое вооруженная борьба за власть, по мнению Коминтерна.

    Территориальный фактор. Несколько раз представители Коминтерна делали комментарии о важности территориального фактора, способствующего или затрудняющего вооруженное восстание. Очень часто упоминались обширные пространства в распоряжении российских большевиков в 1917 – 1921 годах. Повторяя слова Ленина и Сталина о значении территориального фактора в российской революции, все сходились во мнении, что огромная протяженность российской территории стала важным преимуществом для революционеров с точки зрения, например, маневренности и малой вероятности легкого победоносного удара со стороны контрреволюционеров. Теоретики, проанализировавшие поражение Венгерской Советской Республики в 1919 году, частично объяснили этот провал сравнительно небольшими размерами страны. Бела Кун – лидер венгерских коммунистов в 1919 году – цитировал не только оценку Лениным территориального фактора в революции, но также и комментарии Энгельса о трудностях, стоявших перед венгерскими революционерами в 1848 – 1849 годах из-за небольшого размера венгерской территории8. Этот фактор, указывал Кун, вновь оказал плохую службу венгерским коммунистам в 1919 году.

    Очевидно, многие коммунисты испытывали вполне оправданный страх в связи с тем, что они могли оказаться в изоляции среди большого количества капиталистических стран в момент захвата власти. Это чувство разделялось не только коммунистическими партиями маленьких государств континентальной Европы, но также и Коммунистической партией Великобритании. Мануильский рассматривал британский случай в речи перед английской комиссией ИККИ в 1932 году. Очевидно стремясь заверить представителей Компартии Великобритании, он утверждал, что пролетарская революция в Англии будет сопровождаться революцией по всему Британскому Содружеству, даже если не во всех других европейских капиталистических государствах. Более определенно он указал, что степень изоляции, которая выпадет на восстание под руководством британских коммунистов, будет зависеть от роли британского флота и успеха работы коммунистов на этом фронте9.

    В колониальных и полуколониальных странах, с их относительно слабо развитыми системами коммуникаций, территориальный фактор кажется не настолько важным. Но большая колониальная страна действительно давала некоторые преимущества. Китайская революция показывала возможность осуществления захвата власти на части территории большой страны, в провинциях, удаленных от центральных городов, с плохо развитой сетью дорог, железных дорог и рек. Довольно пространная статья Миро, процитированная ранее, была посвящена проблеме установления таких советских режимов в удаленных внутренних провинциях колонии до завоевания власти в общенациональном масштабе10. Автор высказал предположение, что китайская революция, которая к 1931 году учредила правительство советского типа под руководством коммунистов в отдаленной, внутренней китайской провинции, могла бы служить образцом для будущих колониальных революций. Он указывал на достаточно интересный факт, что в нескольких прошлых революциях вооруженное восстание началось в отдаленных провинциях, в то время как главные политические и экономические центры оставались в течение некоторого времени в руках «контрреволюционеров»11. Миро, конечно, не придает значения очень важной детали: в отдаленных сельских районах (провинциях) пролетариат будет самым слабым! В своей статье Миро говорил о том, что такие области должны были обладать следующими особенностями: ландшафт, препятствующий быстрой концентрации вражеских сил, эксплуатируемое, недовольное положением дел население, существующее повстанческое крестьянское движение, имеющееся в достаточном количестве продовольствие, производимое в данной местности, и «примитивная» промышленность для обеспечения ремонта оружия12.

    Конечно, стоит отметить, что Коминтерн, несмотря на часто даваемую им оценку Коммунистической партии Китая как образцовой партии, воздержался от какого-либо ясного, недвусмысленного одобрения предложения Миро о том, что вообще в отдаленных районах колониальных и полуколониальных стран должны были быть созданы крестьянские советы под защитой Красной армии. Опыт компартии Китая начиная с 1931 года и далее никогда не был одобрен как единственно возможная модель развития таких стран. На самом деле удивительно, что в материалах Коминтерна этой теме уделено так мало внимания.

    Хотя в рамках Коминтерна существовало всеобщее соглашение о возможности захвата власти в отдельно взятой стране, какой бы маленькой она ни была, есть некоторые свидетельства о том, что Коминтерн полагал, что в отношении захвата власти в отдельной маленькой стране можно охватить несколько небольших смежных государств. Балканские страны могут послужить подходящим примером. На VI конгрессе Димитров заявлял, что эти государства были настолько тесно связанными друг с другом, что успех в любом из них зависел непосредственно от революционной ситуации в сопредельных государствах13. В другом случае румынский коммунист говорил о возможности «общей балкано-дунайской революции»14. Российский делегат на VI конгрессе был обвинен за слова о том, что революция в отдельно взятой латиноамериканской стране была невозможна ввиду большого подчинения этих стран Соединенным Штатам. Отвергая эту точку зрения, колумбийский коммунист Карденас признал, что возможности победы увеличились бы, если бы революционный подъем начался в нескольких странах одновременно15.

    Революционный опыт пролетариата. Коминтерн не верил, что существовала какая-либо альтернатива практическому опыту, полученному коммунистической партией и пролетариатом в ежедневной борьбе с классовыми врагами. Накопление такого опыта, как ожидалось, увеличит чувство уверенности и классовую солидарность, которая сослужит хорошую службу революционерам во время предпринятой попытки захвата власти. Чем больше революционный опыт пролетариата, тем больше была вера Коминтерна в то, что решающая борьба за власть будет успешной. О большой ценности революции 1905 года для российского пролетариата и «трудящихся масс» в революции 1917 года упоминалось снова и снова. Бела Кун, например, объяснял провал Венгерской революции 1919 года частично фактом отсутствия «1905 года» в Венгрии16. Конечно, в некоторой степени отсутствие большой революционной практики какой-либо коммунистической партии могло бы быть уравнено тщательным исследованием опыта других партий. Как мы уже видели, Коминтерн неоднократно давал предписания партиям учиться и овладевать опытом большевиков в России.

    Военное обучение. В своих тезисах, названных «Меры борьбы с опасностью империалистических войн», VI конгресс Коминтерна в 1928 году решительно настаивал на прохождении военного обучения будущими революционерами, говоря о ценности такого опыта. Конгресс критиковал кампании пацифистов, выступавших за отказ от военной службы. Согласно тезисам, коммунисты должны были вести пропаганду среди рабочих и бедных крестьян с тем, чтобы они шли на военную службу и рассматривали ее как средство обучения пользования оружием17. «Милитаризировав рабочих и обучив их использованию оружия, сам империализм создает предварительное условие для победы пролетариата в гражданской войне»18. Резолюция по вопросу о войне на VII конгрессе в 1935 году вновь подтвердила неправильность отказа от военной службы19. Как заявлял французский коммунист Андре Марти, коммунисты «идут в армию с целью приобретения знаний, как обращаться с оружием»20. Недостаток таких знаний явился бы серьезным препятствием во время коммунистического восстания. В случае финской революции 1918 года недостаточное военное обучение называлось одной из причин поражения финских коммунистов21.

    Война или мир. Как было отмечено в главе 5, Коминтерн полагал, что революционная ситуация скорее разовьется во время войны, чем в мирное время. На принятие коммунистической партией этого решения, предпринимать ли попытку захвата власти или нет, конечно, повлиял бы фактор наличия или отсутствия войны. Всюду в литературе Коминтерна 1928 – 1943 годов любое предсказание войны всегда сопровождалось ожиданием революции. В свете этого кажется разумным сделать вывод о том, что, по мнению Коминтерна, война была более благоприятным фоном для захвата власти коммунистами, чем мир. Если бы революционная ситуация возникла во время войны, то это означало бы, среди прочего, что существующее правительство больше не могло рассчитывать на поддержку своих вооруженных сил, оно столкнулось бы с массами, уже умеющими пользоваться оружием, и ему предстояло справиться с угрозой извне. Кроме того, если бы войну вели капиталистические страны, то «международная буржуазия» была бы неспособной объединиться против своего классового врага, пролетариата, возглавляемого коммунистическими партиями. В таком случае раскол в буржуазном лагере мог бы вполне эксплуатироваться революционерами.

    Если бы произошла война между СССР и одной или более капиталистическими странами, то революционеры получили еще один благоприятный фактор – вооруженные силы Советского Союза. Но этот случай рассматривается сразу же после раздела, посвященного вопросу о вмешательстве КПСС и СССР в попытку коммунистов захватить власть за границей.

    На VII конгрессе в 1935 году итальянский коммунист Эрколи (Тольятти) выражал взгляды Коминтерна на отношение между будущей войной и революцией:

    «Мировая война уже длилась два или три года, прежде чем были отмечены случаи массовых выступлений солдат на фронте и населения в тылу. Буржуазия не должна обвинять нас, если на этот раз интервал будет намного короче... Самое объективное изучение международной ситуации и массового движения и их перспектив неизбежно приводит нас к заключению, что для всех капиталистических стран начало войны будет означать начало революционного кризиса; и во время этого кризиса мы энергично будем бороться во главе масс с целью перерастания империалистической войны в войну гражданскую, мы будем бороться за революцию и за завоевание власти»22.

    Помощь от КПСС и СССР. В программе Коминтерна 1928 года, в разделе, названном «Значение СССР и его международно-революционные обязанности», заявляется в одном коротком, допускающем двоякое толкование параграфе об обязательстве Коммунистической партии Советского Союза «оказать поддержку всем эксплуатируемым, рабочему движению в капиталистических странах, движению народов колоний против империализма и борьбе против национального притеснения в любой форме»23. К сожалению, в программе более подробно не говорится о практической помощи КПСС с целью облегчения захвата власти коммунистами в других странах. Другие материалы Коминтерна также оказывают небольшую помощь в рассмотрении этого вопроса. В таких ситуациях небольшие свидетельства, которые в действительности существуют, должны быть объединены с размышлениями и выводами для того, чтобы правильно определить роль КПСС при захвате власти коммунистами в других странах. Мы, конечно, уже обсудили взгляд Коминтерна на роль Советского Союза и его Коммунистической партии в помощи мировому революционному движению до захвата власти.

    Прежде всего можно вспомнить, что КПСС обладала разнообразными каналами для оказания помощи: через прямой контакт с иностранной коммунистической партией, или через Коминтерн, которым она управляла, или через советское правительство. Такая помощь, помимо идеологического руководства и пропагандистской поддержки, могла бы включать денежные средства, советников и лидеров, военную материально-техническую помощь и помощь вооруженными силами. Учитывая эти возможные каналы и типы помощи, возникает вопрос: что Коминтерн явно или скрыто рассматривал в качестве надлежащего и возможного вклада КПСС в победу в предпринятой коммунистами попытке захвата власти в другой стране?

    Может показаться, что вопрос о помощи в форме идеологического руководства и пропагандистской поддержки не вызывает никаких сомнений. Кажется бесспорным, что КПСС сразу после попытки захвата власти коммунистами в другой стране окажет разного рода поддержку на словах, включая пропаганду, через свои органы прессы и дипломатическую поддержку со стороны советского государства. Этот вид моральной поддержки, в отличие от материальной помощи, очевидно, было бы легко и дешево предоставить. Наши рассуждения о том, что такая помощь последовала бы вскоре, полностью подкрепляются материалами Коминтерна. В данном случае, кажется, не возникает никакой проблемы.

    Но когда помощь означает возможную поставку со стороны КПСС персонала, военного оборудования или даже вооруженных сил? В литературе Коминтерна нет никаких четких обязательств об обеспечении такой помощью со стороны КПСС либо против контрреволюционных сил в пределах рассматриваемой зарубежной страны, либо в случае интервенции этой страны любыми капиталистическими государствами. Отсутствие в материалах Коминтерна каких-либо определенных гарантий практической помощи со стороны СССР можно теоретически объяснить тремя факторами: 1) отношения СССР с другими суверенными государствами были бы подвергнуты серьезной опасности при наличии явной гарантии практической помощи иностранным коммунистическим партиям, даже простая устная поддержка КПСС иностранных коммунистов создала бы достаточно проблем; 2) явные гарантии были не нужны, поскольку все коммунисты понимали, что КПСС в любом случае попробует оказать всю возможную помощь; и 3) никакое всеобъемлющее решение никогда не принималось КПСС.

    Решить проблему поддержки КПСС попыток зарубежных коммунистов захватить власть можно по-другому. Можно задать вопрос, что препятствует КПСС использовать вооруженные силы СССР для помощи коммунистическим восстаниям в других странах. Единственное серьезное препятствие заключалось в том, что КПСС в этом случае грозила опасность потерять контроль над Советским Союзом. Если воображаемая «родина» мирового пролетариата могла бы быть подвергнута серьезной опасности из-за оказания такой помощи, то КПСС могла бы воздержаться от предоставления любой помощи, за исключением моральной поддержки. Если бы последствия отправки некоторой части советской военной машины, с тем чтобы оказать помощь коммунистам в захвате власти в другом месте, привели бы к войне между СССР и главными капиталистическими государствами, с одним или более, то очевидно, что риск надо было бы просчитать тщательно. Кроме вопроса о возможном военном разрушении и поражении, даже риск потери симпатии и поддержки со стороны определенных стран мог бы удержать КПСС от прямого практического вмешательства в революцию в другой стране.

    История демонстрировала примеры советской готовности использовать свои вооруженные силы для установления сочувствующих режимов. В 1918 – 1921 годах были предприняты попытки, некоторые из которых оказались успешными, другие неудачными, по созданию коммунистических режимов на окраине Советской России. В 1921 году полки Красной армии вторглись в отдаленные области Тувы и Внешней Монголии, установив коммунистический контроль, который сохраняется до сих пор. Еще раз, во время первой Русско-финской войны в 1939 – 1940 годах, недолго просуществовавшее марионеточное Финское коммунистическое государство было построено в Териоки, около советской границы и за военным фронтом. И в 1939 и 1940 годах, в соответствии с нацистско-советским пактом (пактом между СССР и Германией), СССР насильственным путем занял обширные области приграничных территорий в Восточной Европе (части Польши, Балтийских государств, Бессарабии и Буковины).

    Коминтерн постоянно выражал одобрение тому, что советская сторона использовала эту силу. Например, статья в журнале Коминтерна по случаю десятой годовщины национально-революционного движения в Туве с одобрением ссылалась на поддержку, оказанную советской Красной армией в 1921 году для свержения феодального порядка24. В другой статье упоминалось об оказанной в «последнюю минуту» помощи вооруженными силами по обучению финских революционеров в 1918 году «русскими добровольцами»25. Различные объяснения, данные в материалах Коминтерна, советского вторжения в Польшу в сентябре 1939 года включали, как мы уже видели, аргумент о том, что действия советских вооруженных сил были продиктованы интересами социализма, так как «реакционное» польское правительство эксплуатировало миллионы «трудящихся». Этот аргумент соответствовал терминологии мировой коммунистической революции. Безусловно, давались и другие объяснения. Сообщение в «World News and Views» подчеркивало желание СССР защитить белорусские и украинские меньшинства «от ужасов нацистского вторжения»26. Официальное объяснение Молотова в том же самом выпуске «World News and Views» было несколько иным. Молотов ссылался на крах польской власти и на потребность защитить меньшинства от последствий общественного беспорядка. В декабре 1939 года марионеточное коммунистическое правительство Финляндии в Териоки, в своей объявленной программе призывало финнов свергнуть финское правительство в Хельсинки с помощью советской Красной армии в роли «освободительницы»27.

    Должна быть упомянута здесь советская помощь лоялистам во время гражданской войны в Испании. Несмотря на общепризнанные ближайшие цели, согласно которым такая помощь должна была быть использована для поражения фашизма и создания демократии «нового типа», желаемый результат сильно бы улучшил положение Коммунистической партии Испании и увеличил бы ее способность перевести испанскую революцию на «более высокую» стадию. Советская помощь на самом деле неизмеримо увеличила влияние испанских коммунистов во время гражданской войны28.

    В свете исторических свидетельств использования советских вооруженных сил для расширения сферы коммунистического влияния и благоприятного отношения, выраженного в литературе Коминтерна к этим событиям, кажется, безошибочно можно сделать вывод о том, что недостаток частых и явных гарантий практической помощи КПСС не означал бы отсутствие намерений и/или готовности оказать такую помощь, если риск не был бы слишком велик.

    В случае нападения одной или более капиталистической страны на СССР имеющиеся в материалах Коминтерна свидетельства более чем убедительно говорят о том, что СССР не намеревался удовлетвориться простым поражением власти, но будет также стремиться к свержению капитализма во вражеской стране. Коминтерн снова и снова говорил партиям – секциям Коминтерна, что одно из их самых главных обязательств – защита СССР. Такая защита означала, что коммунистическая партия страны, напавшей на СССР, обязана была начать гражданскую войну против буржуазии своей страны с целью свержения правителей-капиталистов29. В таком случае вооруженные силы СССР станут союзниками коммунистов в их усилии захватить власть. В 1935 году немецкий коммунист Вильгельм Пик, заявляя, что советская Красная армия в мирное время служила «исключительно для защиты советских границ», добавил, что в случае нападения Красная армия начнет наступательную войну с вражеской страной. Ее победа означала бы освобождение «трудящихся от фашизма, капиталистической эксплуатации и войн; это также означало бы установление советской власти»30.

    Подобное утверждение можно найти в анонимной статье под заголовком «Армия мира, культуры и победоносного социализма», опубликованной в информационном листке Коминтерна в феврале 1939 года31. В случае агрессии против СССР, как утверждается в статье, Советский Союз вел бы наступательную войну, в которой «советские люди применят вооруженную силу для помощи рабочим и простым людям страны-агрессора для свержения фашистского рабства, которое они так сильно ненавидят». Другой пример – утверждение лидера немецких коммунистов Эрнста Тельмана, заявлявшего в 1931 году о том, что «антисоветская война может привести и приведет только к свержению Гинденбургской Германии, к созданию социалистической советской Германии»32.

    Можно отметить, что в период после июня 1941 года, когда СССР был в состоянии войны, роль советской Красной армии как «армии-освободительницы» постоянно разъяснялась, но Коминтерн всегда делал осторожные заверения в том, что «освобождение» означало бы разрушение фашизма (в отличие от капитализма) и что освобожденные народы будут свободны в выборе своего собственного пути развития. Однако такие гарантии, конечно, нельзя рассматривать вне конкретных событий и советской оккупации Восточной Европы с 1944 года до настоящего времени (автор имеет в виду начало 1960-х годов. – Примеч. пер.).

    В заключение необходимо привести два вывода, которые представляются ясными и хорошо обоснованными: во-первых, если бы СССР не находился в состоянии войны, когда коммунистическая революция вспыхнула в другой стране, то это сделало бы после тщательного расчета риска, который может повлечь такое вмешательство, использование его вооруженных сил от лица той революции условным. Во-вторых, если бы СССР подвергся нападению со стороны некоммунистической страны, то должна была бы быть проведена совместная операция, во время которой советские вооруженные силы и революционное движение под руководством коммунистов в стране, напавшей на СССР, должны были стремиться к поражению напавшего и к низвержению его политической, социальной и экономической системы.

    Методы

    Полезный, но небольшой по объему материал по фактическим шагам захвата власти был дан в двух документах, принятых VI конгрессом в 1928 году, – программе Коминтерна и тезисах «Меры борьбы с опасностью империалистической войны».

    Коммунистическая партия, сталкиваясь с ростом революционной борьбы, ставила перед собой следующие главные задачи: 1) поддержание и быстрое увеличение своих контактов с недовольными классами и прослойками в обществе; 2) развитие и использование более радикальных методов борьбы с тем, чтобы направить революцию влево; и 3) подготовка подробного плана по захвату власти. Контакты с массами требовали интенсификации работы среди всех социальных категорий в рамках развивающейся революционной коалиции. Все более и более радикальные лозунги и формы массовой деятельности должны были быть и использованы. Лозунги призывали к рабочему контролю над производством, формированию крестьянских комитетов для захвата помещичьей собственности, созданию Советов, разоружению буржуазии и вооружению пролетариата33.

    Советы, непосредственно избранные рабочими, солдатами и крестьянами, всегда считались в литературе Коминтерна обязательной формой революционного правительства, сочетающей исполнительные и законодательные полномочия в одном лице. Очевидно, требование немедленного создания Советов было оправдано только наличием революционной ситуации34. Советы считались полностью подходящими для всех типов обществ, включая отсталые и колониальные страны. Поскольку коммунистическая партия должна была составлять явное меньшинство населения, имевшее право голосовать за Советы, можно спросить, как партия в такой ситуации должна была руководить захватом власти и доминировать при этом. Если мы предположим, что все предпосылки для захвата власти существовали, то мы должны также предположить, что коммунистическая партия завоевала массовую поддержку среди пролетариата и также среди других «тружеников» (непролетариев). Такая поддержка означала бы принятие лидерства коммунистов и выбор коммунистических представителей в Советы. Предполагая также, что идеологически и организационно коммунистическая партия созрела для захвата власти, можно будет рассчитывать, что дисциплина и решительность такой партии перевесит недостаток численного преимущества.

    Формы борьбы включали создание революционных организационных форм, о которых мы упоминали выше, и их использования в массовых выступлениях, к которым относятся стачки, сочетание стачек и демонстраций, сочетание стачек и вооруженных демонстраций и, наконец, генеральной стачки совместно с вооруженным восстанием против государственной власти буржуазии35.

    Во время перехода ко все более и более ожесточенным формам борьбы коммунистическая партия должна была потребовать и создать рабочую и крестьянскую милицию, организованную в Красную гвардию и в красные партизанские отряды. «Красная гвардия – орган восстания. Обязанность коммунистов при наличии непосредственной революционной ситуации состояла в том, чтобы агитировать и создать такой орган»36. Эта милиция должна была иметь ярко выраженный классовый характер, и туда не должны были приниматься лица, принадлежавшие к «эксплуататорским» классам. Энергичные усилия должны были быть предприняты для разложения «буржуазных» вооруженных сил, с тем чтобы ослабить «контрреволюционный» лагерь настолько, насколько это возможно37.

    Вооруженное восстание должно было начаться в самый благоприятный момент, вероятнее всего, когда анархия в стране достигнет наивысшей точки. Точное время восстания, согласно Коминтерну, «может быть правильно установлено, только если существует самый тесный контакт между партией и массами революционного пролетариата»38.

    Вооруженное восстание предполагало наличие военного плана и решающее выполнение этого плана подразделениями рабочей и крестьянской милиции. После того как восстание началось, оно должно было быть без всякой жалости доведено до конца. Правило состояло в том, чтобы «не заигрывать с восстанием». Приведя восстание в движение, необходимо было продолжать атаку со всей яростью, пока враг не будет сокрушен. Главные революционные силы должны были быть брошены против главных сил врага. Колебания были бы губительными. Превосходство пролетарских сил должно было быть обеспечено во всех главных центрах страны и расширено как можно быстрее на большую часть территории, насколько это возможно39. В этот решающий момент энергия и решительность коммунистического руководства должны были бы быть максимальными.

    ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ 9

    1 Кун. КИВД. С. 18.

    2 Там же.

    3 VII конгресс. С. 178.

    4 Там же. С. 263.

    5 Там же. С. 263.

    6 Там же. С. 263.

    7 Миро В. Борьба за создание внутренних советских районов в полуколониальных странах // КИ. 1935. 1 января. С. 39. Революция была победоносной в разных районах на окраинах, до того, как силы контрреволюции были подавлены в центральных районах.

    8 Кун Б. К годовщине пролетарской революции в Венгрии // КИ. 1929. 22 марта. С. 9.

    9 К вопросу о революционном выходе из кризиса в Англии (Речь товарища Мануильского на дискуссии по английскому вопросу) // КИ. 1932. 29 февраля. С. 16 – 17.

    10 Миро В. КИ. 1935. 1 января. С. 38 – 45.

    11 Там же. С. 39 – 40. Американская революция, утверждал он, началась в Вирджинии, в то время как главные центры, Нью-Йорк и Бостон, были в руках британцев. Подобным образом национальное движение в Турции под предводительством Кемаля Ататюрка началось в 1919 году в Восточной Анатолии, и только в 1923 году ему удалось захватить Стамбул.

    12 Там же. С. 44.

    13 VI конгресс. Т. I. С. 270.

    14 Титов С. О правой опасности и примиренчестве в Румынской компартии // КИ. 1929. 28 июня. С. 45.

    15 VI конгресс. Т. IV. С. 437 – 438.

    16 Кун Б. К годовщине пролетарской революции в Венгрии // КИ. 1929. 22 марта. С. 4.

    17 Кун. КИВД. С. 806.

    18 Там же. С. 817.

    19 VII конгресс. С. 594.

    20 Там же. С. 468.

    21 Гражданская война в Финляндии // КИ. 1928. 3 февраля. С. 3.

    22 VII конгресс. С. 446.

    23 Кун. КИВД. С. 35.

    24 А-н. К десятилетию национально-революционного движения Тувы // КИ. 1931. 31 августа. С. 35.

    25 Гражданская война в Финляндии // КИ. 1928. 3 февраля. С. 3.

    26 World News and Views. September 23, 1939. P. 986. Автор, очевидно, еще получил указания, чтобы оставить «антифашистскую» линию.

    27 Инпрекор. 1939. 9 декабря. С. 1130.

    28 История о советской помощи лоялистам Испании подробно описана в кн.: Cattell. Communism and the Spanish Civil War.

    29 См., например, тезисы «Меры борьбы с опасностью империалистических войн», принятые на VI конгрессе Коминтерна, в книге Куна КИВД, особенно с. 808 – 811; резолюцию «Задачи Коммунистического Интернационала в связи с подготовкой империалистов к новой мировой войне», принятую на VII конгрессе, см. в материалах VII Конгресса, особенно с. 595; и замечания Тольятти, там же. С. 448.

    30 Пик В. Наша борьба против шовинизма и империалистической войны // КИ. 1935. 1 июля. С. 35 – 36.

    31 World News and Views. February 29, 1939. P. 166.

    32 XI пленум. Т. II. С. 203.

    33 Кун. КИВД. С. 43.

    34 На II конгрессе Коминтерна в 1920 году было решено, что Советы могли бы быть созданы только при следующих условиях: революционный подъем масс, обострившийся экономический и политический кризис, власть, ускользающая из рук правящих классов, и «серьезное намерение» коммунистической партии и «решительных слоев» пролетариата начать систематическую планомерную борьбу за власть. Там же. С. 112.

    35 Там же. С. 43.

    36 Там же. С. 820.

    37 Там же. С. 808.

    38 Там же.

    39 Там же.

    Глава 10

    ФОРМЫ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ

    Подобно анархистам, лидеры Коминтерна считали, что необходимо разрушить правительство старого режима, но, в отличие от анархистов, полагавших, что сразу после захвата власти государство отомрет, Коминтерн настаивал на немедленном создании нового революционного правительства. Безусловно, согласно теории Коминтерна, государство должно было в конечном счете «отмереть» и будущее мировое коммунистическое общество не должно иметь правительства. Но до прихода будущего мирового коммунистического общества национальному правительству было, по мнению Коминтерна, абсолютно необходимо решить множество великих задач, с которыми сталкивались революции под руководством коммунистов в разных странах.

    В литературе Коминтерна выделялись два типа революционных правительств: диктатура пролетариата и демократическая диктатура пролетариата и крестьянства. Значения этих слов при использовании их коммунистами и обычными людьми сильно отличались. Оба этих термина при использовании их коммунистами замалчивают фактическую руководящую роль коммунистической партии, что будет доказано ниже. Коминтерн считал диктатуру пролетариата подходящим типом правительства, которое должно быть установлено сразу же после захвата власти коммунистами в тех обществах, которым приписывалась пролетарская революция, – в странах с высоким уровнем развития капитализма и в некоторых странах со средним уровнем развития капитализма. Демократическая диктатура пролетариата и крестьянства – такой тип правительства должен был быть установлен в тех обществах, которым приписывалась буржуазно-демократическая революция. К ним относится часть стран со средним уровнем развития капитализма, а также колониальные, полуколониальные и зависимые страны.

    Диктатура пролетариата

    Для понимания термина «диктатура пролетариата» необходимо усвоить, каковы основные принципы государственного устройства в понимании Коминтерна1. Политическая власть и государство были для Маркса и коммунистов не естественными историческими явлениями2. Исторически государство возникает в связи с делением общества на классы, и правящий класс, обладающий государственной властью, всегда был, согласно марксистским и коммунистическим исследованиям, тем классом, который обладал и использовал основные средства экономического производства. Экономическая власть всегда остается источником и основой политической власти, которая всегда используется в интересах правящего класса или классов. Для Коминтерна такое понятие, как демократия, было лишено смысла, если оно использовалось абстрактно. Он обязательно ставил вопрос о том, какой класс фактически находится у власти. Коминтерн заявлял, что правительство в капиталистических странах под высокопарными речами и институтами демократического либерализма в действительности находилось в руках капиталистов и поэтому вообще не считалось с волей народа. Все «капиталистические» правительства были на самом деле классовыми диктатурами. В программе Коминтерна утверждалось, что буржуазная демократия с ее формальным равенством граждан перед законом основывается на вопиющем неравенстве среди классов в материально-экономическом отношении3. Свободы и гражданские права в капиталистических государствах были, следовательно, фикцией, исключение составляли лишь правящие классы. В противовес буржуазной демократии пролетарская демократия, развитию которой способствовала диктатура пролетариата, в первый раз в истории должна была обеспечить необходимую экономическую и социальную базу для подлинной демократии путем упразднения классов, владеющих средствами производства, сделав такие средства производства собственностью всех «трудящихся».

    Учитывая вышесказанное, мы можем исследовать диктатуру пролетариата по следующим пунктам: 1) определить место Коммунистической партии в диктатуре пролетариата и 2) формы диктатуры.

    Какая роль отводилась коммунистической партии после захвата власти? Программа Коминтерна, упоминая лишь несколько раз о партии, приписывала ей главенствующую роль, и, очевидно, она должна была остаться единственной политической партией. Другие партии не упоминались. Коммунистическая партия должна была играть «руководящую роль» в диктатуре пролетариата; пролетариат без нее был бессилен. Партия должна была управлять различными массовыми организациями в новом обществе: советами, профсоюзами, кооперативами и комсомольско-молодежной организацией4.

    Роль коммунистической партии в диктатуре пролетариата особо подчеркивалась в другой литературе Коминтерна. В 1933 году Куусинен, цитируя Сталина как непререкаемый авторитет, заявлял о важности коммунистической партии в самых выразительных словах. По его словам, партия была высшей формой пролетарской классовой организации, существование которой было обязательно для функционирования и эффективной работы пролетарской диктатуры. Она обладала единоличной силой и не должна была делить лидерство с другими партиями. Было бы неверно и ошибочно проводить различие между «диктатурой пролетариата» и руководящей ролью партии5. В 1935 году другой автор говорил о «максимальном усилении коммунистической партии» после захвата власти. Не преуменьшая роль партии, а как раз наоборот, мы говорим об усилении ее деятельности, которое последовало бы за успешным вооруженным восстанием. Сложные задачи, которые надо было решать при строительстве социализма, сделали бы это усиление совершенно необходимым6.

    В свете этого свидетельства, о котором сотни тысяч раз упоминалось в литературе Коминтерна, мы можем прийти к заключению, что диктатура пролетариата означала бы в действительности диктатуру коммунистической партии. Эта диктатура фактически должна была стать диктатурой меньшинства над большинством населения, которое не являлось коммунистами, диктатурой над пролетариатом, так же как и над непролетарскими слоями населения. Даже внутри партии правящая группа на вершине власти осуществляла бы недемократический контроль над низшим эшелоном. То, что мы имеем, после победоносной «пролетарской» революции и установления диктатуры пролетариата, есть диктатура, осуществляемая единственной политической партией при сосредоточении реальной власти в руках верхушки, а не рядовых членов партии.

    Диктатура коммунистической партии должна осуществляться через новую правительственную структуру. Программа Коминтерна отвергала парламентскую систему как устаревший пережиток капитализма. Согласно программе, подходящей формой правления для этого нового этапа должны были стать Советы, конечно существовавшие в Советском Союзе. Советы, которые просто были органами местного самоуправления, появились во время русских революций в 1905 году и в 1917 году, уходили корнями в Парижскую коммуну 1871 года. Как мы знаем, накануне захвата власти коммунистами необходимо было учредить советы как революционные органы. Избранные пролетариатом и другими «тружениками», они единственные должны были обладать конституционной властью в новом пролетарском государстве. Сочетая и осуществляя законодательную, исполнительную и судебную власть, советы упразднили бы разделение власти, имевшее место в «буржуазных» правительствах. Избирательная система должна была строиться на основе трудового ценза, а не на территориальной основе. Избиратели должны были иметь право как отзывать депутатов, так и избирать их. Система советов должна была привлечь широкие массы пролетариата и других трудящихся к строительству социализма и к управлению государством. Она была объявлена самой демократической системой правления, когда-либо созданной человеком7. Только советы признавались единственной совершенной формой пролетарской диктатуры8.

    Связав себя с этой структурой, Коминтерн, опасаясь возможных обвинений в чрезмерной «русификации», старался рекламировать советы как «естественные» институты, которые применимы повсюду, несмотря на их русское происхождение9. Система советов была «интернациональной всемирной формой диктатуры пролетариата»10. В этом случае, как и в других, Коминтерн добивался двух целей: признания безоговорочного вклада русской революции и представления ее достижений как имеющих всеобщую ценность и применимость.

    Вывод: в недавно установленной пролетарской диктатуре коммунистическая партия должна была обладать всей полнотой власти – теоретически от имени пролетариата, являясь воплощением пролетарской воли, но на практике как единственная в своем роде, не зависящая ни от кого политическая сила, доминирующая как над пролетариатом, так и над другими классами.

    Использование термина «диктатура пролетариата» отражает желание Коминтерна поддерживать обманчивый взгляд на роль пролетариата как на реальную движущую силу революции и реальный правящий класс в новом обществе. При детальном рассмотрении оказывается, что за этим термином скрывается фактическая политическая диктатура коммунистической партии.

    Демократическая диктатура пролетариата и крестьянства

    В тех обществах, в которых согласно теории Коминтерна сначала должна была произойти буржуазно-демократическая революция, Коминтерн применил формулу «демократическая диктатура пролетариата и крестьянства», чтобы определить тип правительства, который должен был быть учрежден после захвата власти коммунистами.

    Термин «демократическая диктатура пролетариата и крестьянства» был введен Лениным в 1905 году11. Он использовался в программе Коминтерна в 1928 году без какой бы то ни было конкретизации. Каково же точное значение этого термина? Логично было бы утверждать, что он означает: 1) нечто совершенно отличное от диктатуры пролетариата, так как вряд ли существовала потребность использовать два разных термина для обозначения одного и того же понятия (то есть одной и той же системы правления); и 2) всегда упоминавшееся в этом термине крестьянство обладало значительно большей политической властью, чем при диктатуре пролетариата. Если, как показано выше, диктатура пролетариата означала монополию власти, сосредоточенную в руках коммунистической партии, не означала ли демократическая диктатура пролетариата и крестьянства, что одна или более партия, представляющая крестьянство, должна была делить власть с коммунистической партией?12 Если контроль был бы возложен на пролетариат, то есть на коммунистическую партию, ситуация вряд ли коренным образом отличалась бы, если такой контроль осуществляла бы диктатура пролетариата. Если бы два класса должны были в равной степени делить власть, тогда крестьянство, как класс по численности превосходящий пролетариат, все равно все еще подвергалось бы дискриминации. В конце концов, если бы власть делилась на подлинно демократической основе, крестьянство, конечно, оказалось в доминирующем положении. Это последнее объяснение представляется убедительным, но в действительности ли оно раскрывает суть понятия «демократическая диктатура пролетариата и крестьянства»?

    Чтобы ответить на этот вопрос, применимы три метода. Во-первых, анализ взглядов Коминтерна, относящийся к этому понятию. Во-вторых, логический анализ, основанный на оценке природы «буржуазно-демократической» революции под руководством коммунистов. В-третьих, рассмотрение режима в советских районах Китая, установленного в 1931 году и провозглашенного «демократической диктатурой пролетариата и крестьянства».

    К сожалению, теоретики и представители Коминтерна использовали термин «демократическая диктатура пролетариата и крестьянства» очень пространно, даже не заботясь о том, чтобы дать самое простое короткое определение. Вывод может быть следующим: либо эти лица сами не знали, что означал этот термин, либо они не хотели быть откровенными, чтобы этой откровенностью не оттолкнуть крестьянство. Если надо было бы найти какое-либо официальное определение, то, вероятнее всего, оно содержалось бы в программе 1928 года, но оно там отсутствует. Единственные по-настоящему ценные объяснения содержатся в речи Мануильского на VI конгрессе Коминтерна, названной «Положение и проблемы в ВКП(б)». Здесь Мануильский ясно указал, что существуют важные различия между диктатурой пролетариата и демократической диктатурой пролетариата и крестьянства:

    «Диктатура пролетариата – это форма правления, основанная на сотрудничестве с крестьянством, но не на основе «демократического» разделения власти. Диктатура пролетариата не является демократической диктатурой пролетариата и крестьянства. Первая строится на основе диктатуры одного класса. Последняя... на основе разделения власти между пролетариатом и крестьянством»13.

    Далее в той же самой речи Мануильский заметил, что без лидирующей роли пролетариата пролетарская диктатура не могла бы больше существовать и стала бы вместо этого «рабочей и крестьянской демократией». Он настаивал на различии между этими двумя формами правления: «Все черты, которые отличают пролетарскую диктатуру от демократической диктатуры пролетариата и крестьянства, остаются в силе в отношении этих двух форм демократии»14.

    На основе замечаний Мануильского возможно выстроить систему, в которой пролетариат не играет ведущей роли и в которой существовало бы подлинное демократическое разделение власти между революционным пролетариатом и революционным крестьянством. Такая ситуация предполагала бы наличие различных крестьянских партий, что в действительности осуществляется в многопартийной системе.

    Слабость вышеупомянутого утверждения, кроме недостаточности доказательств, подкрепляющих его, заключается в очевидном противоречии с документами Коминтерна, в которых неоднократно указывалось на ведущую роль коммунистической партии в революционном процессе. Как мы видели, гегемония коммунистической партии над революционным движением провозглашалась снова и снова, как необходимая предпосылка успешного захвата власти. То, что эта партия (провозглашенная партией пролетариата) должна была отказаться от своей лидирующей роли и, руководствуясь принципом равенства, должна занять более низкое положение по отношению к другой или другим партиям, представляющим революционное крестьянство, кажется неправдоподобным, несмотря на объяснения Мануильского.

    Также мы должны рассмотреть вопрос о том, что же на практике представляет собой демократическая диктатура пролетариата и крестьянства, установленная в советских районах Китая в 1931 году. Есть свидетельство, показывающее, что Коминтерн полагал, что демократическая диктатура в Китае – явление необычное и исключительное. В передовой статье в журнале Коминтерна в 1931 году утверждалось, что демократическая диктатура пролетариата и крестьянства в Китае «коренным образом отличалась бы от демократической диктатуры, планируемой большевиками в условиях революции 1905 года в России». Одно главное отличие состояло в том, что коммунисты были бы в большинстве в правительстве15. Если бы посчитали это необычным, то напрашивается вывод о том, что тогда меньшинство коммунистов в правительстве признавалось бы нормальным, что согласуется с формулировкой Ленина 1905 года. Еще одна передовая статья Коминтерна в 1931 году утверждала, что «характерной особенностью» китайской советской системы была монополия революционного руководства, возглавляемого коммунистической партией, которая была «единственной правящей партией на советских территориях в Китае». Китайское крестьянство, как указывалось в передовой статье, не создало своей собственной партии и просто находилось под руководством пролетариата и коммунистической партии16. Отношение этих теоретиков Коминтерна к тому, что отличительной чертой китайской демократической диктатуры стало преобладание коммунистов в правительстве при полном отсутствии других партий, может явиться свидетельством того, что при сложившейся ситуации коммунисты могли бы быть и в меньшинстве. Кроме того, можно отметить, что Коминтерн никогда публично не обобщал китайский опыт и не говорил, что будущие демократические диктатуры должны были неуклонно следовать китайским путем. Также Вильгельм Пик в своем главном обращении на VII конгрессе Коминтерна в 1935 году назвал китайский опыт по установлению и поддержанию советского режима «выдающимся событием» в колониальных районах со времени VI конгресса, состоявшегося в 1928 году. Это «блестящий пример для трудящихся всего колониального мира» и первая модель колониальной революции, в которой идеологически и в своей первоначальной форме реализована государственная гегемония пролетариата»17.

    Все вышеупомянутое может показаться незначительным. Однако кажется, необходимо заметить, что существовало большое количество заявлений Коминтерна по этому решающему вопросу. Это свидетельствует о сумятице и неразберихе, царившей в руководстве Коминтерна, по вопросу применения демократической диктатуры пролетариата и крестьянства. Коминтерн, вероятно, не позаботился о том, чтобы дать точное определение этому термину в силу ряда причин: 1) он никогда не намеревался создать действительно демократическую систему; 2) Коминтерн предложил эту формулу как подачку в надежде добиться поддержки или, по крайней мере, терпимости со стороны беднейшего крестьянства и середняков в тех странах, где крестьянское восстание являлось обязательным условием захвата власти коммунистами; 3) он стремился сохранять видимость существования некого подобия между начальным периодом коммунистической диктатуры и буржуазно-демократическим этапом революции согласно Марксу, допуская, что на начальном этапе коммунистической власти в ограниченном количестве будут присутствовать «буржуазные» социальные элементы.

    Советы должны составить форму демократической диктатуры пролетариата и крестьянства и на самом деле должны были быть универсально применимой формой коммунистического правления. Наличие советов в Китае (особенно просуществовавший короткое время Совет Кантона в декабре 1927 года) и более позднее установление Китайской Советской Республики в 1931 году дало возможность Коминтерну выступать с защитой такой формы правления, как советы, даже в колониальном мире. Можно указать, что Коминтерн настаивал на том, что советы в Китае именовались как «рабочие и крестьянские советы», несмотря на то что Китайская Советская Республика была создана на основе сельских советов при полном отсутствии контроля со стороны коммунистов над городскими центрами. Согласно передовой статье в журнале Коминтерна, китайские сельские советы «ни в коем случае не должны рассматриваться просто как крестьянские советы», так как крестьянство приняло руководство коммунистов (и следовательно пролетарское руководство), и они защищались китайской народной армией, находящейся под руководством коммунистов18. Следовательно, сельские китайские советы считались подлинно рабочими и крестьянскими советами, и пролетарская гегемония, о которой неоднократно заявлялось, была чистейшей фикцией.

    В заключение можно сказать, что настойчивое требование Коминтерна гегемонии коммунистической партии в подготовке и осуществлении захвата власти в «буржуазно-демократической» революции возможно, самым убедительным образом поддерживает веру в то, что коммунистическая партия не отказалась бы от такой гегемонии тогда, когда захват власти уже был бы осуществлен. Случай Китайской Советской Республики, явившийся единственным практическим опытом революции в период с 1928 по 1943 год, позволял Коминтерну открыто признавать то, что власть была сосредоточена в руках Коммунистической партии Китая.

    Теперь мы можем заявить, что в любом типе обществ вслед за захватом власти коммунистами начнется осуществление коммунистической диктатуры через советы. Далее мы предпримем попытку описать ближайшие и конечные цели захвата власти коммунистами.

    ПРИМЕЧАНИЯ К ГЛАВЕ 10

    1 См. дискуссию по этому вопросу в кн.: Ханта К. Марксизм.

    2 Там же. С. 106; Neumann F.L. Approaches to the Study of Political Power // Political Science Quarterly. 1950. June. LXV. P. 166.

    3 Кун. КИВД. С. 19.

    4 Там же. С. 27. В одном случае возможность многопартийного правления, последовавшего за захватом власти, упоминалась высокопоставленным представителем Коминтерна. Димитров на VII конгрессе Коминтерна в 1935 году говорил следующее: «Конечно, возможно, что в какой-либо стране, немедленно после революционного свержения буржуазии, может быть сформировано советское правительство на основе правительственного блока коммунистической партии с определенной партией (или левым крылом), участвующим в революции. После Октябрьской революции в состав победоносной партии российских большевиков, как мы знаем, входили представители левых социал-революционеров в советском правительстве». VII конгресс. С. 174. Как мы хорошо знаем, недолго просуществовавшее коалиционное правительство в 1917 – 1918 годах не предполагало существенного разделения власти с левыми социал-революционерами.

    5 Куусинен О. Коммунистический манифест // КИ. 1933. 20 октября. С. 39 – 40.

    6 Цитович Я. II конгресс Коммунистического интернационала // КИ. 1935. 20 июля. С. 16.

    7 Cм. например: Программа советской власти компартии Англии // КИ. 1935. 10 апреля. С. 43 – 45 и Программа освобождения германского рабочего класса и германского трудового народа // КИ. 1934. 1 июня. С. 60 – 63. На самом деле проект программы 1928 года называл, как правило, советскую структуру «самой приемлемой» формой пролетарской государственной власти. Этой фразой предусматривалась возможность альтернативных форм правления, и Денгель на VI конгрессе попросил прояснить этот вопрос. VI конгресс. Т. III. С. 47. Но никаких разъяснений не последовало, и последняя версия программы снова использовала фразу «cамая приемлемая» форма. См.: Кун. КИВД. С. 18. Однако никакие альтернативные формы никогда не упоминались в материалах Коминтерна. Снова опыт Советской России одержал победу.

    9 Куусинен О. Коммунистический манифест // КИ. 1933. 20 октября. С. 36.

    10 Там же. С. 36.

    11 Использование Лениным этого термина в первый раз см.: Сочинения. Т. VII. С. 183 – 195. Cм. также обсуждение этого вопроса в книге: Wolfe. Three Who Made a Revolution. P. 291 – 298.

    12 Это то, что имел в виду Ленин, по мнению Вульфа. См.: Wolfe. Three Who Made a Revolution и Schwartz. Chinese Communism and the rise od Mao. P. 89.

    13 VI конгресс. Т. V. С. 72. Можно вспомнить, что слово «демократия», использованное в материалах Коминтерна в кавычках, означает, что либо такая демократия ложная, либо, как в приведенной выше цитате, термин использовался в формальном, конституционном смысле, например чтобы указать на существование всеобщего избирательного права.

    14 Там же. С. 79. Ср.: замечание Бухарина на этом же конгрессе: «В то же самое время диктатура пролетариата и крестьянства не является еще диктатурой пролетариата – как единственного проводника власти». Там же. T. III. С. 149.

    15 В преддверии новой революции в Китае // КИ. 1930. 10 августа. С. 15. См. также: Коммунистический Интернационал перед VII всемирным конгрессом. С. 79 – 80.

    16 Революционный кризис в Китае и задачи китайских коммунистов // КИ. 1931. 10 ноября. С. 10. См. также: Ван Мин. Советы в Китае как особая форма демократической диктатуры пролетариата и крестьянства // КИ. 1 ноября. 1934. С. 26.

    17 VII конгресс. С. 50 – 51.

    18 Революционный кризис в Китае и задачи китайских коммунистов // КИ. 1931. 10 ноября. С. 11.








    Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке