Глава 3

Сокрушить красный ужас

Когда мир находится в состоянии величайшей нестабильности, меняющихся друзей и врагов, для нас, учитывая, что наша военная мощь очень ослаблена, более чем жизненно важно иметь верную и своевременную информацию.

(Из письма Уинстона Черчилля Ллойд Джорджу от 19 марта 1920 г.)

Покупка информации толкает на её придумывание. Но даже выдуманные сведения менее опасны, чем честные доклады людей несомненно храбрых и одаренных лингвистическими способностями, но не умеющих формировать надежное политическое суждение.

(Роберт Брюс Локкарт. «Воспоминания британского агента» (1932 г.))

В конце первой мировой войны британская разведка переживала кризис. Несмотря на успех шифровальщиков, руководство было не очень-то довольно тем, что оно получило от СИС и других спецслужб, а ещё к тому же предстояло убедить правительство в необходимости увеличить ассигнования, чтобы содержать постоянную разведывательную организацию в мирное время.

СИС была в состоянии договориться со своим непосредственным руководством – его нужно было лишь убедить в том, что в неудачах спецслужб во время войны были виноваты не только они сами, но в не меньшей степени и военное руководство. Для подтверждения этого имелось достаточно вполне весомых доказательств. Например, генерал Дж. В. Чартерис, помощник фельдмаршала Хейга, через которого проходили все разведданные, по своему усмотрению отбрасывал любую информацию, которая могла, по его мнению, расстроить фельдмаршала. Капитан Пейн Бест вспоминал, что после успеха англичан в Камбре в ноябре 1917 года во время первого настоящего танкового сражения он представил доказательства подготовки немцев к контрнаступлению. Чартерис не показал рапорт Хейгу, и союзники потеряли 50 тыс. человек. Когда позже Бест напомнил Чартерису об этом, тот, по словам Беста, заявил: «Я не хотел волновать бедного дорогого фельдмаршала»(1).

К тому же обе армейские разведывательные службы во время войны соперничали не только между собой, но и с СИС, причем до такой степени, что иногда все три платили одним и тем же агентам за одну и ту же, зачастую ложную, информацию. Поскольку привлекать внимание к подобного рода вещам было не в интересах всех спецслужб, СИС была уверена, что это вынудит других руководителей присоединиться к ней в её планах на будущее. А вот правительство – это была особая статья. В послевоенном стремлении к экономии разведслужбы становились одной из основных мишеней. СИС и МИ-5 были подведомственны Министерству обороны. Теперь же СИС, как и дешифровальщиков, которых почему-то решили назвать Государственной школой кодов и шифров (ГШКШ), передали Министерству иностранных дел. Королевский флот продолжал финансировать дешифровальщиков, но Казначейство урезало бюджет СИС в 1919 году с 240 до 125 тыс. фунтов стерлингов, а бюджет МИ-5 с 80 до 35 тыс.(2)

Сокращение ассигнований было сильным ударом по СИС, которая только-только начала формировать корпус постоянных агентов, набираемых главным образом из армии и индийской гражданской службы. Набор происходил в основном наугад, когда, например, один из старых агентов вспоминал, что дедушка кандидата «ошивался в окрестностях Калькутты в восьмидесятых», а кто-то ещё добавлял, что учился в одной школе с его отцом, и на основании этого переплетения связей в средних и высших слоях общества Британии того времени новый агент получал доступ в мир спецслужб. В СИС такая политика создала обстановку, которую позже Генри Керби, работавший там в то время, описал как «атмосферу, когда никто не думал нарушить секретность, знал цену предательству и уж конечно не мечтал написать книгу»(3).

Но предстояло ещё сражение за то, чтобы СИС осталась в целости и сохранности, и здесь её руководители нашли союзника в лице Уинстона Черчилля. Черчилль был очарован разведкой и крепко верил в нее. Когда в 1920 году Казначейство предложило урезать бюджет СИС до 65 тыс., а Министерство иностранных дел не собиралось вставать на защиту своего нового департамента, Черчилль взялся за дело сам. Он написал «совершенно секретное» письмо премьер-министру Ллойд Джорджу: «Когда мир находится в состоянии величайшей нестабильности, меняющихся друзей и врагов, для нас, учитывая, что наша военная мощь очень ослаблена, более чем жизненно важно иметь верную и своевременную информацию». Он писал, что формирование СИС займет от пяти до десяти лет и, «по моему мнению, в наши неспокойные времена было бы чрезвычайно опасно подрывать то, что уже создано»(4). К письму он приложил меморандум, составленный совместно с Каммингом, где было показано, как СИС расходовала средства и что придется сокращать в её деятельности, если бюджет будет и дальше уменьшаться. Это весьма интересный документ, в котором указано, где у СИС имелись агенты, почему они находились именно там и сколько им платили.

Как и можно было предположить, Германии по-прежнему уделялось большое внимание в сфере интересов СИС. У Камминга были агенты в Берлине и Гамбурге (каждому из них платили по две тысячи фунтов в год), а также во всех странах, граничащих с Германией. Агентурная сеть в Голландии, ориентированная только на Германию, обходилась в 30 тыс. фунтов в год. Кроме того, в Вене, Праге, Варшаве, Бухаресте и Копенгагене также находились свои люди. Имелись и планы расширить действия на Дальнем Востоке, «что будет весьма ценно в случае осложнений с Японией», но, поскольку эта затея обошлась бы в 15 тыс. в год. «их придется оставить, количество сведений об этом регионе немедленно сократится и будет весьма незначительным». Агентурную работу в Италии, Испании и Португалии, обходившуюся в 2, 5 тыс. фунтов ежегодно, также пришлось бы свернуть в случае сокращения ассигнований. Удивительно, но факт – СИС тратила 9 тыс. фунтов в год на разведывательные операции в Соединенных Штатах, которые были годом раньше столь высоко ценившимся союзником Великобритании. В меморандуме давалось такое объяснение этому. Если бюджет будет сокращен, «станет невозможно следить за развитием подготовки к химической войне в любой другой стране, кроме Германии. Генеральный штаб особенно заинтересован в получении сведений по этому вопросу из Америки»(5). В сопроводительном письме Черчилль просил сохранить финансирование в таком виде, как оно есть, ещё на год. За этот период возможно было бы добиться экономии средств, скомбинировав три «отдельные весьма секретные организации, существующие в настоящее время: гражданскую организацию сэра Бэзила Томсона (специальное подразделение полиции), службу контрразведки полковника сэра Вернона Келла (МИ-5) и Сикрет Интеллидженс Сервис (СИС)». Это письмо проигнорировали, финансирование было сокращено, и к 1921 году СИС работала с бюджетом 65 тыс. фунтов, а МИ-5 – 25 тыс. Но к 1927 году объем ассигнований увеличился до 180 тыс., это был самый большой бюджет с конца войны и рекорд для мирного времени. Что же произошло за эти несколько лет?

Адмирал «Моргун» Холл как лев сражался из-за финансирования с Казначейством («такой способ экономии может привести только к краху»), потому что ещё в 1918 году он уже предвидел, где будет находиться в дальнейшем область приложения сил британской разведки. В своем прощальном обращении к коллегам из флотской разведки он заявил: «Я хочу предупредить вас кое о чем. Какой бы тяжелой и кровавой ни были прошлые битвы, теперь нам предстоит столкнуться с ещё более опасным врагом. Это многоголовая гидра, и её дьявольская власть стремится распространиться на весь мир. Эта угроза – Советская Россия»(6). То была очень быстрая реакция, возможно, самого умного из руководителей британских шпионов, поскольку большинство глав британских спецслужб большевистская революция застала врасплох.

У СИС были агенты в России – мы поговорим о них позже, – однако основной их задачей было заставить царскую армию продолжать войну и пресекать попытки германских агентов убедить русских заключить сепаратный мир. Когда Ленин и его последователи захватили власть, Роберт Уилтон, корреспондент «Таймс» в Петрограде и к тому же сотрудник СИС, находился в отпуске в Лондоне, он сообщил и своему редактору, и Каммингу, что большевиков не стоит воспринимать всерьез. Все сведения, полученные Каммингом от других агентов в России, подтверждали эту точку зрения.

Но после убийства царской семьи и развала Восточного фронта, когда миллионы русских солдат побросали оружие и отправились по домам, Каммингу пришлось переосмысливать ситуацию. От агентов хлынули доклады с предупреждениями о большевистской угрозе. В январе 1919 года Уолтер Лонг, первый лорд Адмиралтейства, переслал премьер-министру Ллойд Джорджу длинный доклад бывшего агента СИС. Этот агент, работавший на СИС во время войны и явно поддерживающий тесные отношения с бывшими коллегами, считал, что были приняты надлежащие меры, чтобы не позволить большевистской заразе распространиться на британской территории. Сам доклад, несмотря на истеричный тон, тем не менее отражал точку зрения большинства сотрудников СИС того времени.

«Я теперь пришел к убеждению, что в Англии большевизм должен быть остановлен, все усилия международного еврейства в России сведены на нет и их агенты удалены с территории Соединенного Королевства. Если этому вопросу не будет уделено должного внимания, то я считаю, что в этой стране произойдет нечто вроде революции, причем случится это не позже чем через двенадцать месяцев… В настоящее время СИС получает доклады из Швейцарии, Голландии, Скандинавии и России о действиях большевиков, об агентах, засланных во Францию или Англию, об агитаторах и их планах… После победы в войне появился новый враг, который может быть уничтожен только организацией. Если двенадцать месяцев назад кто-нибудь предсказал бы такое мощное революционное движение в Германии, над ним бы посмеялись, а сегодня слова «большевизм», «советский», «солдатские и рабочие Советы» слышатся повсеместно и заполняют страницы газет. Настолько Троцкий и компания уже смогли навязать свою волю в Европе…

Большевизм в армии – это дело военных, на флоте – моряков, в полиции – полицейских, но большевизм, включающий в себя все эти силы и проникший во многие промышленные центры, становится уже делом государственным и касается не одного департамента, а всей нации. Многие не поддержат эту идею, хотя британских большевиков уже имеется около пяти тысяч. Процент пропорционально численности населения больший, чем тот, который был в России, когда там все это начиналось. Идеи большевизма опасны, но привлекательны для масс, уставших от солдатчины, бюрократии и политиканства, уставших настолько же сильно, насколько русские устали от коррумпированной монархии… Есть все необходимые элементы для социального взрыва, и имеется много провокаторов, старающихся перемешать их и соединить вместе.

Почему бы не иметь кого-нибудь, кто следил бы за провокаторами, пытающимися перемешать эти элементы, препятствовал им это делать и устранял тех, кто представляет опасность. Кого-то, облеченного властью и не верящего бумагам, кого-то сильного, бесстрашного и не боящегося предстать перед палатой общин?»(7)

Сия смесь антисемитизма, страха и политического экстремизма является только отражением тех чувств, которые испытывали члены британского сообщества спецслужб по мере поступления к ним материалов, свидетельствующих об укреплении большевиков в России. Когда стали известны подробности, касающиеся нового ленинского порядка, тревога охватила высшие классы общества Франции и Великобритании. Достаточно плохо было уже то, что большевики лишили их принадлежащих им владений в России, а стремление большевиков распространить свои догмы на всю Европу и на весь мир просто вселяло ужас. Поэтому доклад был передан тем министрам, со стороны которых можно было встретить понимание и надеяться, что они в свою очередь предупредят премьер-министра о большевистской угрозе. Некоторые министры так и сделали. А первый лорд Адмиралтейства добавил и свой комментарий: «Я убежден, что угроза реальна. Я также убежден, что на одного из Ваших самых опытных министров должна быть возложена обязанность курировать СИС, ему должны быть даны полномочия действовать и, естественно, он должен докладывать Вам напрямую».

Это предложение не понравилось СИС. Перспектива иметь куратором политика ставила под угрозу секретность, которая считалась необходимой для сохранения полной свободы действий. Хотя Ллойд Джордж и не счел нужным последовать совету первого лорда Адмиралтейства – он решил, что некоторые его министры чересчур озабочены большевизмом, – СИС приступила к разработке операции, касающейся России. Это было сделано отчасти потому, что большевизм был признан серьезной угрозой, а также для того, чтобы пресечь всякие попытки взять под контроль антибольшевистские действия СИС. Таким образом, с начала 20-х годов и до прихода в начале 30-х годов к власти в Германии Гитлера, показавшего, что угроза для Великобритании может исходить не только от крайне левых, но и от крайне правых, большевизм с его планами мировою господства стал основной сферой приложения сил СИС. На Россию была выделена львиная доля бюджета. В 1920 году лишь на агентов в Хельсинки, работавших только на севере России, было истрачено 20 тыс. фунтов, это можно сравнить с двумя тысячами, израсходованными за это же время в Берлине. СИС засылала своих лучших агентов, свободно говоривших по-русски и хорошо знающих страну и её народ, в Москву и Петроград, предоставив им практически неограниченную свободу действий в создании агентурных сетей, финансировании контрреволюционной деятельности и возможность делать все ради уничтожения большевистской заразы ещё в зародыше. Они потерпели крах, но их похождения стали легендой, а сами они вошли в анналы СИС и – через биографические книги и мемуары – в людскую память как «супершпионы» и «асы шпионажа». Они прославились как люди огромной храбрости и изобретательности, «смеявшиеся смерти в лицо», люди, для которых опасность – это тот же наркотик и которые всегда ускользали из лап большевиков, жаждавших их крови. Заслужили ли они такую репутацию?

Основными сотрудниками СИС, действовавшими в России, были Сидней Рейли, Джордж Хилл, Сомерсет Моэм, работавший также на американцев, и Пол Дьюкс. Сюда же мы отнесем и Роберта Брюса Локкарта, агента британской дипломатической службы в Москве, который, не будучи офицером СИС, принимал активное участие в её деятельности в России[8].

Самой яркой личностью из этой четверки является, несомненно, Сидней Рейли. По его собственной версии, он родился в России в 1874 году, мать его была еврейкой, а отец – ирландцем, капитаном торгового флота. Отправившись в Порт-Артур в качестве представителя Восточноазиатской компании, по возвращении в Петроград он работал в русской судостроительной фирме, помогал в переговорах о судьбе российских военнопленных после русско-японской войны 1904 – 1905 годов и нажил большое состояние на комиссионных, полученных от немецкой компании за контракты на восстановление российского флота. Кроме русского языка он знал также английский, французский и немецкий, однако на всех говорил с иностранным акцентом. На какой-то стадии своей деловой активности Рейли был завербован СИС (где имел кодовое обозначение СТ-1). Революция застала его в России, где он ухитрился занять официальную должность и имел доступ к документам из аппарата Троцкого в Наркомате иностранных дел.

Он организовал так называемый «латышский заговор», целью которого было поднять восстание среди латышских стрелков, охранявших большевистских вождей. Латыши должны были захватить Ленина и Троцкого, после чего Рейли и его сподвижники намеревались сформировать временное антикоммунистическое правительство. Существовало также ответвление от этого заговора. Его участница фанатичка-эсерка Дора Каплан должна была застрелить Ленина, если ей представится такая возможность. Возможность представилась, но Дора Каплан стреляла неудачно, и весь заговор провалился. Рейли был вынужден бежать из России под одним из своих многочисленных фальшивых имен – товарища Релинского из ЧК, Георга Бергмана, коммерсанта, или господина Массимо, турецкого бизнесмена.

Прибыв в Великобританию, Рейли попытался предупредить СИС и нескольких британских министров об ужасной опасности большевизма. Затем он наладил связи с белогвардейскими политиками и принял участие в многочисленных заговорах, которые организовывались в 20-е годы с целью свержения советского правительства. Чтобы добыть средства на эти цели, он непрерывно курсировал между США, Англией и Францией. Потом, решив, что больше всего шансов добиться успеха имеет русская подпольная организация, именуемая «Трест», он вернулся в Россию через финскую границу, несмотря на вынесенный ему там после «латышского заговора» смертный приговор. Согласно одной из версий, он был арестован и расстрелян, согласно другой – ушел в подполье и продолжал бороться с большевиками до самой своей смерти в преклонном возрасте.

Как и большая часть сведений о Рейли, это смесь фактов и вымысла. Сидней Рейли родился в Одессе, и оба его родителя были русскими, а история об отце-ирландце, так же как и фамилия Рейли, является одной из его собственных многочисленных выдумок. Он действительно сколотил значительное состояние на посредничестве при сделках по продаже оружия в первую мировую войну, а его многочисленные и разнообразные связи, а также языковые способности привлекли к нему внимание СИС в предвоенные годы. Вполне вероятен, впрочем, и такой вариант, что его использовали как источник информации в Министерстве иностранных дел, а затем, когда СИС подчинили Форин офис, Рейли всплыл в качестве офицера разведки. Он, несомненно, находился во время или сразу же после Октябрьской революции в Москве, где с кольтом в заднем кармане и бездонным кошельком приступил к созданию агентурной сети.

Ненависть Рейли к большевикам была фанатичной: «…ещё худший враг, чем Германия… отвратительная раковая опухоль, поражающая самую основу цивилизации… силы антихриста… мерзавцы… пьяная сволочь». Ему принадлежала идея – «мы сражаемся не на той войне»:

«О Боже, неужели народ Англии никогда не поймет? Немцы – это человеческие существа; мы можем даже потерпеть от них поражение. Здесь, в Москве, растёт и набирает силу архивраг человеческой расы… Здесь грязнейшие, самые чудовищные и гнуснейшие страсти человеческие, подавляемые и удерживаемые в узде здравомыслием и целомудрием народов и сильной рукой благотворных правительств с начала цивилизации, хохочут и бахвалятся, сидя в правительственных креслах… То, что происходит здесь, сейчас, гораздо важнее любой войны, которую когда бы то ни было вело человечество. Любой ценой эта мерзость, народившаяся в России, должна быть уничтожена… Мир с Германией? Да, мир с Германией, мир с кем угодно. Существует лишь один враг. Человечество должно объединиться в священный союз против этого полночного ужаса»(8).

Этот фанатизм должен был воспрепятствовать Рейли представлять СИС в России. Он застил ему зрение, лишал здравомыслия и заставлял быть необоснованно оптимистичным при оценке шансов контрреволюции. Рейли был направлен СИС в Россию для сбора данных, оценки возможностей различных антибольшевистских движений и выработки рекомендаций, касающихся того, какие из этих движений следует поддерживать союзникам. Но Рейли, чьим хобби была Наполеониана, увидел себя в роли нового Наполеона: «Корсиканец, артиллерийский лейтенант уничтожил следы Французской революции. Несомненно, британский агент с такими возможностями, какими он располагает, сумеет сделаться хозяином Москвы». Когда все пошло наперекосяк, Рейли покорился судьбе и, проанализировав все «если», сделал вывод: «Я был в миллиметре от того, чтобы стать властелином России»(9).

Вернувшись в Англию, Рейли вскоре по уши завяз в интригах, плетущихся белым движением, отказываясь согласиться с тем, что с точки зрения логики его утверждения несостоятельны. С одной стороны, он провозглашал, будто большевики являются всемогущими чудовищами, а с другой – что небольшая кучка самоотверженных людей сможет сбросить их при помощи хорошо организованного заговора. В 1923 году Рейли женился на известной актрисе Пепите Бобадилле, вдове драматурга Геддона Чамберса. Видимо, сама личность Рейли и мир шпионажа были настолько притягательны, что эта вроде бы весьма неглупая женщина очень скоро погрузилась в шпионские фантазии своего супруга и его друзей.

Описывая свое короткое замужество, госпожа Рейли пишет: «Я узнала, что внутри всех европейских столиц плетется заговор российских изгнанников, направленный против нынешних тиранов их отечества». Рейли предупредил жену, что доверять нельзя никому: «Сложность этой игры в том, что ты никогда не знаешь, кто с тобой, а кто против тебя. Многие агенты принимают плату от обеих сторон». Вскоре она заразилась его паранойей. Она пишет о том, как однажды заметила, что у одного из агентов Рейли, недавно приехавшего в Лондон из России, повреждено, по всей вероятности обморожено, левое ухо. Когда госпожа Рейли приехала в Париж на встречу с эмигрантами, она увидела этого человека в толпе встречающих: «Он сбрил бороду… он изменился практически до неузнаваемости, но над воротником торчало обезображенное ухо». Позже, когда супруги плыли в Соединенные Штаты, один из стюардов вроде бы следил за ними: «Это был высокий бритый мужчина, на которого я бы не обратила внимания, если бы не ухо». Еще позже, после исчезновения Сиднея Рейли, госпожа Рейли ожидала его в парижской гостинице, и в холле на нее «с победной улыбкой» смотрел мужчина, мужчина с изуродованным левым ухом(10).

К этому времени у госпожи Рейли уже имелся собственный пистолет, и она не видела ничего особенного в обмене шифрованными телеграммами или в использовании кодовых имен – Рейли был «Мэтт», она – «Джефф». Но ни общение с Рейли, ни собственный жизненный опыт не подготовили её к тому, что и СИС, и правительство Великобритании смогут так быстро отречься от Рейли, когда он исчезнет где-то в русских просторах.

У Рейли по-прежнему имелся куратор, коммандер «Е», работавший под консульской «крышей» в Финляндии. Основной его задачей было финансирование организаций русских эмигрантов, и он использовал Рейли в качестве советника, чтобы определить, которая из этих организаций имела наибольшие шансы добиться чего-либо. Когда Рейли исчез, госпожа Рейли отправила коммандеру «Е» тревожную телеграмму. Сначала «Е» участливо отнесся к ней, но, когда выяснилось, что Рейли отбыл в Россию, не поставив его в известность, поведение «Е» резко изменилось. Он писал: «Дорогой Джефф, я считаю, что было бы неплохо проконсультироваться с хирургом в Париже. Это действительно печальная новость о старине Мэтте. Надеюсь, он выкарабкается». Госпожа Рейли последовала совету «Е» и поехала в Париж, видимо, обдумывая по дороге мрачный тон его письма.

В Париже она получила ещё одно послание от «Е», сообщавшего, что положение хуже, чем он ранее думал, и что он прибудет через несколько дней в Париж для встречи с ней. Затем, пять дней спустя, пришло письмо, в нем говорилось, что «Е» не знает, когда у него будут известия о Рейли, «поскольку сейчас возникли неотложные дела, вынуждающие меня вновь уехать за границу и препятствующие моему приезду в Париж. Более того, в течение некоторого времени у меня не будет постоянного адреса».

По мере того как шло время и стало ясно, что Рейли либо мертв, либо находится в плену у большевиков, поведение СИС все больше озадачивало госпожу Рейли. Неужели Британия не собиралась ничего предпринимать, чтобы или спасти своего супершпиона, или хотя бы почтить его память? Она написала личное письмо Уинстону Черчиллю, большому почитателю Рейли. Его ответ подтвердил её опасения: что касается СИС и правительства Великобритании, то к Рейли они отношения не имеют. Если не существовало секретной службы (как рекомендовал подкомитет Хэлдэйна в 1909 году), то как могли существовать офицеры секретной службы? Секретарь Черчилля Эдди Марш писал: «Господин Черчилль просил меня подтвердить, что Ваше письмо от 13 декабря получено, однако оно свидетельствует о полном непонимании Вами положения вещей. Ваш муж отправился в Россию не по поручению британских властей, а по своим собственным делам. Господин Черчилль сожалеет, что не может помочь Вам в этом деле, так как, по последним опубликованным данным, мистер Рейли встретил смерть в Москве после своего ареста»(11).

Практика британских властей отрицать какие бы то ни было связи с разведчиком, попавшим в переплет, является достаточным объяснением того, почему пресекались все попытки госпожи Рейли помочь мужу или хотя бы выяснить причину его смерти. Но возможно и другое объяснение. Британские власти, если говорить откровенно, не хотели слишком глубоко копать дело Рейли по той причине, что его исчезновение было своевременным и желанным. Причина эта имеет прямую связь с пресловутым письмом Зиновьева, величайшим «коммунистическим шрамом» в политической истории Великобритании.

Это письмо, предположительно написанное 15 сентября 1924 года Г. Е. Зиновьевым, председателем Исполкома Коминтерна, и адресованное британской коммунистической партии, содержало инструкции для её членов по подготовке революции в Британии путем усиления партийной работы в армии и привлечения сторонников в лейбористской партии. Письмо было опубликовано британскими газетами за четыре дня до всеобщих выборов 29 октября 1924 года. Эта публикация имела целью оттолкнуть избирателей от первого британского лейбористского правительства и вернуть консерваторов к власти. Письмо также свело на нет возможность ратификации англорусских торговых соглашений и испортило взаимоотношения между двумя странами более чем на четверть века.

Оно было подделкой, сфабрикованной группой русских эмигрантов в Берлине, задействованных в европейской разведывательной сети, и почти наверняка было представлено вниманию СИС Сиднеем Рейли. СИС направило письмо в Министерство иностранных дел, а там сочли, что оно подлинное. Такой вывод был сделан на основании того, что в самом тоне и содержании письма не чувствовалось явной фальши. Было учтено и то, каким образом письмо было перехвачено и как его копия достигла Великобритании. Затем несколько групп заговорщиков, каждая из которых руководствовалась своими собственными высокими мотивами, предприняли активные действия для публикации этого письма.

Нет сомнений в том, что Рейли принял самое активное участие в этом деле. Важно найти ответы на следующие вопросы: знал ли он, что письмо поддельное, но все же пошел на то, чтобы убедить СИС в его подлинности? Или его слепая ненависть к большевикам и их системе привела его к тому, что он убедил себя в подлинности письма? Единственный источник первого, самого неприятного обвинения в адрес Рейли – русский, что само по себе может вызвать подозрение. Это наполовину выдуманный отчет о деятельности русской секретной службы, написанный Львом Никулиным в 1966 году. В книге «Мертвая зыбь» Никулин описывает, как Рейли рассказывал членам русской эмигрантской организации в Финляндии, каким образом заполучить побольше денег для борьбы с большевиками, не подозревая о том, что в организацию внедрились сотрудники русской спецслужбы и его совет был зафиксирован. «СИС интересуют прежде всего сведения о Коминтерне, – якобы заявил Рейли. – Если нельзя добыть настоящие материалы Коминтерна, надо их создать. Письмо председателя Коминтерна помогло консерваторам одержать победу на выборах в британский парламент. Утверждают, что это фальшивка, но важен результат (выделено Ф. Н. – Ред.)» (12).

Но есть и более вероятный сценарий. И Рейли, и СИС знали, что документ фальшивый, но тем не менее он был пущен в ход, так как, даже если Рейли и не говорил, будто «важен результат», он, несомненно, считал такие действия оправданными. Это означает, что первое лейбористское правительство пало жертвой заговора собственных спецслужб, при этом был использован фальшивый документ и подлинность этого документа подтверждена другими фальшивками – пришедшее к власти консервативное правительство заявило, что подлинность письма подтвердили четыре различных независимых источника. Доктор Кристофер Эндрю, издатель «Хисторикал джорнэл», описывая теорию двойного заговора, говорит, что «эта гипотеза не может быть полностью отвергнута. Разведслужбы несомненно испытывали беспокойство относительно некоторых членов лейбористского кабинета и проводимой им политики. И они показали, что способны в этом и в других случаях (хотя и не столь явных) превышать свои плохо очерченные полномочия».

Мы можем пойти ещё дальше. СИС обеспокоило то, что лейбористы рассматривали вопрос о её ликвидации и об открытии её досье. Это событие, в случае принятия соответствующего решения, должно было состояться в 1925 году. Таким образом, у СИС были веские основания подорвать шансы лейбористов на выборах, чтобы сделать этот их шаг невозможным(13).

В таком аспекте СИС могла только благословлять исчезновение Рейли менее чем год спустя после этих событий. Да, она потеряла агента, но такого, чья ценность все уменьшалась, поскольку становилось очевидным, что большевики удержатся у власти и эмигрантские организации неспособны с этим что-либо сделать. Положительной же стороной являлось то, что с исчезновением Рейли исчезал и единственный человек, связывавший СИС с теми, кто сфабриковал письмо Зиновьева, и риск позднейшего разоблачения, в случае если Рейли разочаруется или сломается и решит рассказать свою историю (а он уже начал писать мемуары), сводился на нет.


Джордж Хилл как авантюрист и мастер интриги был классом ниже Рейли, но, не раз помогая Рейли при выполнении заданий, он многое перенял у своего наставника. Хилл был советником Троцкого в создании новых военно-воздушных сил. Он свободно общался со всеми большевистскими вождями и в первые дни после революции, засучив рукава, делал все, что мог, чтобы преодолеть возникший хаос. Его заданием было во что бы то ни стало заставить Россию продолжать воевать. Если для этого нужно сотрудничать с большевиками, Хилл был готов. Но он никогда не забывал, что в первую очередь является офицером британской разведки. Поэтому, помогая большевикам создавать первые армейские разведывательные системы, вербуя агентов во всех восточных землях, оккупированных немцами, Хилл не забывал проследить, чтобы в Лондоне получали копии всех его донесений. А когда он взялся помогать большевикам создавать службу контрразведки для борьбы с немецкими шпионами в России, расшифровывать немецкие сообщения и вскрывать входящую и исходящую корреспонденцию германской миссии (открытой в России для проведения мирных переговоров), Хилл снова позаботился о том, чтобы в Лондоне знали все то, что становилось известно большевикам.

Параллельно с этим Хилл создал свою агентурную сеть, работавшую в основном против Германии. Но он не делился полученной информацией с большевиками, в то время как они, не ведая, кем он был на самом деле, ею с ним делились. Фактически часть его сети состояла из курьеров, доставлявших информацию в Лондон, поскольку Хилл не хотел рисковать, используя телеграфную связь большевиков. Хилл был также готов обеспечивать оружием, деньгами и фальшивыми документами любую русскую партизанскую группу, действующую в тылу немцев, что означало встречи и контакты с самыми различными группировками, разбросанными по России на заре революции.


У Сомерсета Моэма уже был опыт работы в качестве офицера британской военной разведки в Италии, Швейцарии и Соединенных Штатах, когда в середине 1917 года он получил задание от сэра Уильяма Уайзмена, британского офицера разведки в Америке, отправиться в Россию. Уайзмен хотел, чтобы Моэм отсылал свои сообщения и СИС и Государственному департаменту. Моэм казался идеальной кандидатурой, поскольку владел русским языком, имел опыт разведывательной работы и был признанным писателем – великолепная «крыша» для шпиона, поскольку он мог получить массу сведении под предлогом сбора материала для новой книги.

Моэм доплыл до Японии, оттуда – до Владивостока и по Транссибирской магистрали прибыл в Петроград. Там он остановился в гостинице «Европа» и приступил к выполнению задания. Благодаря тому что он был известным писателем, Моэм получил доступ в русские литературные круги. Он встречался с лидером либералов Александром Керенским, некоторыми известными большевиками и отсылал объемные доклады Уайзмену, передававшему их в Государственный департамент.

Большевики начали испытывать подозрения относительно Моэма вскоре после его приезда в Россию, однако они не предпринимали попыток помешать ему, возможно, потому, что в своих докладах он подчеркивал их возрастающую мощь. Оценки Моэма в целом были более верными, чем большинство других. Например, он заранее сообщил об ослаблении власти Керенского, но, возможно, потому что он сам был писателем, Моэм сильно преувеличивал значение пропаганды. Один из советов, данных им Государственному департаменту по поводу того, как сдержать большевиков и заставить русских продолжать войну, был таким: американцы должны сделать киножурналы, показывающие «жизнь рабочего класса в Америке, виды Вашингтона и Нью-Йорка, а также продемонстрировать, что из себя представляет германский милитаризм».

Октябрьская революция положила конец разведывательной деятельности Моэма. Он чувствовал, что теперь он человек меченый. К тому же он был болен туберкулезом и находился в состоянии депрессии и шока, вызванного внезапным изменением положения вещей. Моэм покинул Россию и вернулся в Англию(14).


Наиболее удачливым из всех английских агентов был, по всей вероятности. Пол Дьюкс. Перед войной он отправился из Англии в Россию, в Санкт-Петербург, для того, чтобы заниматься музыкой, и сразу «почувствовал себя как дома». Когда в 1915 году была создана англо-российская комиссия по обеспечению русской армии британским оружием, Дьюксу вначале было поручено составить на английском языке краткий обзор российской прессы. В 1917 году Дьюкс вернулся в Лондон в качестве представителя комиссии при Министерстве иностранных дел. После большевистской революции его вновь направили в Россию для выяснения, какая помощь потребуется для борьбы с хаосом, наступившим после развала русской армии. Это было в некотором роде прикрытие, поскольку на самом деле Дьюксу было приказано докладывать обо всем, что он видел и слышал. Спустя шесть месяцев, когда Дьюкс продемонстрировал свою способность работать самостоятельно, он был вновь отозван в Лондон, где ему предложили сотрудничать с СИС. После предварительной беседы с заместителем Камминга, во время которой Дьюкса ознакомили с некоторыми таинственными особенностями мира секретных служб(15), Камминг лично проинструктировал его о дальнейшей работе. В СИС считали, что Россия вскоре закроет свои границы для въезда иностранцев, поэтому необходимо иметь там человека, который бы информировал Лондон о развитии событий в этой стране. Камминг предоставил Дьюксу полную свободу действий. Он сам мог решать, как проникнуть на территорию России, куда ехать и каким образом передавать свои сообщения. Однако Камминг ясно дал понять, что в случае провала Дьюкса СИС будет отрицать всяческое знакомство с ним и не предпримет ничего, чтобы помочь ему выпутаться.

В ноябре 1918 года Дьюкс пересек финско-русскую границу с документами на имя сотрудника ЧК (предшественницы КГБ) Иосифа Ильича Афиренко, украинца, и приехал в Петроград.

На первый взгляд кажется совершеннейшей глупостью со стороны Дьюкса выдавать себя за сотрудника ЧК, но он руководствовался старой русской пословицей: «С волками жить – по-волчьи выть». Выполняя задание СИС в России, Дьюкс пошел ещё дальше в своем нахальстве – у него было около двадцати различных документов на разные имена, включая удостоверения бойца Красной Армии. Под одним из имен он не только вступил в коммунистическую партию, но присутствовал в качестве делегата на пленарных заседаниях Петроградского Совета. Большую часть своего времени и большую часть средств СИС Дьюкс тратил, пытаясь освободить из тюрем различных антикоммунистических лидеров. Для того чтобы избежать ареста в том случае, если он будет предан, Дьюкс взял за правило каждую ночь проводить по разным адресам под различными именами.

Сведения он черпал из сплетен, уличных разговоров, случайных ресторанных бесед, а иногда получал информацию и от какого-нибудь антикоммунистически настроенного гражданина, предоставлявшего её за плату или по убеждению. Один бывший армейский генерал представил ему доклад о мерах, которые собирался предпринять Троцкий против адмирала Колчака: бывший журналист сообщил Дьюксу о серьезных беспорядках в Кронштадте среди моряков Балтийского флота: домовладелица рассказывала о ценах на продукты питания и т. д.

Дьюкс без зазрения совести использовал любые возможные источники информации. Однажды на Невском проспекте он увидел девочку, плачущую на ступеньках магазина. Она сказала Дьюксу, что давно ничего не ела. Ребенок был тяжело болен, и, хотя Дьюкс накормил девочку и делал для нее все, что мог, она через несколько дней умерла. Дьюкс помог организовать похороны, за что родители девочки были ему очень благодарны. За время общения с ними Дьюкс выяснил, что отец ребенка работал мастером на Путиловском заводе и был членом партии эсеров. Дьюкс выкачал из него массу сведений об условиях труда, настроениях среди рабочих и дальнейших планах партии. Во время одной из своих вылазок в Финляндию Дьюкс отморозил ноги и в течение некоторого времени передвигался с палочкой. Местным членам партии, заинтересовавшимся причиной его хромоты, он рассказал историю о революционной работе в Англии, пребывании в капиталистической тюрьме и депортации в Россию после революции. Они прониклись сочувствием к нему и предоставили ряд привилегий.

Вообще-то жизнь Дьюкса была нелегкой. Он редко ел досыта, спал где придется, жил в ужасных санитарных условиях. В зимние месяцы он замерзал, летом, когда стало рискованно появляться по одному из адресов, вынужден был ночевать в поле или в разрушенном склепе, который он обнаружил на одном заброшенном кладбище. В ЧК знали, что Дьюкс находится в России, и искали его, поэтому ему приходилось очень часто менять облик, документы, имена, друзей и привычки. Он никогда не знал точно, кому можно доверять. Один из тех, с кем Дьюкс установил контакт вскоре после своего приезда в Петроград, человек, которому он передал несколько тысяч рублей, чтобы вытащить из тюрьмы одного из видных контрреволюционеров, оказался агентом ЧК, который должен был выявить связи Дьюкса и выкачать из него как можно больше средств, перед тем как арестовать.

Когда у Дьюкса скапливалось много информации или полученные сведения были настолько важны, что требовалось немедленно переправить их в Лондон, он записывал свои соображения на маленьком клочке ткани и начинал искать курьера. Как правило, его курьерами становились белогвардейцы, бывшие офицеры царской армии, пытающиеся выбраться из России через финскую границу. Они соглашались в обмен на некоторую сумму спрятать это послание в сапоге. Но когда Дьюкс не мог найти курьера, он отправлялся в опасное путешествие сам. Лондон пытался наладить связь, используя торпедные катера, которые проскакивали через Финский залив мимо Кронштадта для встречи с Дьюксом, выходившим на лодке в море. Но этот способ годился, только пока в заливе не было льда и пока прожектора и пушки Кронштадта не наловчились находить катера.

Какова же была награда за все претерпеваемые Дьюксом страдания и неудобства? СИС пересылала ему кучу наличных денег (хотя однажды они оказались фальшивыми), но для Дьюкса сама работа и благодарность руководства являлись достаточной наградой. «В целом я был доволен и имел на то основания: мне была предоставлена замечательная возможность рассмотреть самый грандиозный в истории социальный эксперимент под уникальным углом зрения. К тому же моя работа, как меня уверяли, высоко ценилась»(16).

И это, несомненно, было правдой. Ценность сообщений Дьюкса заключалась в том, что в отличие от сообщений Рейли они были свободны от фанатичного антикоммунизма. В толковых, точных, кратких докладах Дьюкса имелись ссылки на источник информации. Его донесение от 30 апреля 1919 года является типичным. Начинается оно с описания мартовских фабричных забастовок и участия в них эсеровских агитаторов. Затем идет отчет о волнениях на Балтийском флоте и мобилизации коммунистов на борьбу с Колчаком. В экономическом разделе приведены рыночные цены на продукты на Пасху, уровень зарплаты, указывается на недостаток наличных денег у населения, сообщается о движении составов с продовольствием. В донесении также имеется раздел, посвященный численности населения Петрограда, уровню заболеваемости, смертности, санитарному состоянию города. В конце Дьюкс описывает настроение людей, прогуливающихся по Невскому проспекту солнечным пасхальным утром.

В СИС очень бы хотели, чтобы Дьюкс продержался в Петрограде как можно дольше, но в сентябре 1919 года, после целого года крысиных гонок, Дьюкс почувствовал, что пора уходить. ЧК подбиралась все ближе, а последняя «крыша» Дьюкса – шофер в Красной Армии – не могла служить долго, поскольку командир предупредил его о скорой отправке на латышский фронт. И Дьюкс в компании трёх белогвардейцев предпринял последний опасный переход через линию фронта, добрался до Риги, а оттуда до Лондона. Там он был тепло встречен Каммингом. У него также состоялась долгая беседа с Уинстоном Черчиллем, который стал одним из его самых могущественных поклонников. Черчилль пытался уговорить премьер-министра встретиться с Дьюксом («он Вас очень заинтересует», – писал Черчилль Ллойд Джорджу), но тот не счел возможным пойти на столь близкий контакт с сотрудником СИС. Если Дьюкс и был огорчен этим фактом, то Камминг сумел быстро поднять ему настроение, организовав аудиенцию у Его Величества Георга V. Во время встречи король сказал Дьюксу, что считает шпионов самыми лучшими солдатами, враги ненавидят их больше всех, потому что больше всего боятся.

Большевики, несомненно, согласились бы со второй частью этого высказывания. Окруженные со всех сторон: англичанами в Архангельске, белыми армиями в Сибири, в Польше, на Украине и в Эстонии, имея в тылу Дьюкса, Рейли, Хилла и ещё нескольких менее значительных британских агентов, действовавших в атмосфере хаоса и неразберихи, царивших в стране в первое время после революции, большевики были склонны видеть врагов всюду. Перед тем как рассмотреть более пристально их реакцию и важность её влияния на дальнейшее развитие мира разведывательных служб, нам необходимо коротко упомянуть ещё об одном британском агенте, которого большевики обвиняли в том, что он чуть не задушил революцию, – о Роберте Брюсе Локкарте.


Локкарт, шотландец по происхождению, впервые приехал в Москву в 1911 году в качестве вице-консула. Здесь он играл в футбол, выучил русский и, несмотря на молодость (американцы называли его мальчик-посол), во время войны был назначен генеральным консулом. После революции, когда Англия прервала дипломатические отношения с Россией, Локкарт вернулся в Москву в качестве британского агента – компромиссный вариант при отсутствии официальных отношений, устраивающий обе стороны. Такое двусмысленное положение вполне устраивало Локкарта, поскольку, вне всякого сомнения, он работал и на СИС.

Локкарт был знаком с Троцким, жал руку Сталину и сначала вполне сочувственно относился к большевикам и их целям. «Я не мог инстинктивно не понимать, что за их мирной программой и фанатичной экономической программой стояли идеалистические идеи коммунизма, поднимавшие их значительно выше обычного движения люмпенов, ведомого германскими агентами, – писал Локкарт. – В течение многих месяцев я жил бок о бок с людьми, работавшими по восемнадцать часов в сутки, движимыми тем же духом самопожертвования и отказа от земных радостей, которым были движимы пуритане и первые иезуиты»(17). Но как преданный сын своей страны, Локкарт отодвинул личные чувства на задний план и постарался дать своему правительству наиболее правильные советы относительно проводимой им политики. Так, например, когда встал вопрос о возможной интервенции в Россию, Локкарт выступил против, но при этом заявил, что, если все же Британия решится на военное вмешательство, ей придется задействовать крупные силы.

К его словам, однако, не прислушались. «Интервенция была ошибкой, – писал Локкарт. – То. что интервенция была начата при столь безнадежно неравном соотношении сил, является примером бесхребетности, использования полумер, а это при данных обстоятельствах становилось преступлением». Частично вину за это Локкарт возлагал на работавших в России сотрудников СИС, о которых он был весьма низкого мнения. «Покупка информации толкает на её придумывание. Но даже выдуманные сведения менее опасны, чем честные доклады людей несомненно храбрых и одаренных лингвистическими способностями, но не умеющих формировать надежное политическое суждение». Основной претензией Локкарта к офицерам СИС, и особенно к Сиднею Рейли, было то, что они смогли убедить Лондон, будто все, что необходимо для уничтожения большевиков, – это деньги и горстка британских солдат, и, если все это будет предоставлено, граждане России поднимутся против своих правителей и контрреволюция победит за одну ночь. В своих докладах Локкарт пытался объяснить, что такой оптимизм ничем не оправдан, но в результате только нажил себе врагов в руководстве Министерства иностранных дел, и миссис Локкарт пришлось предупредить своего мужа из Лондона, что его карьера находится под угрозой.

Локкарт, несомненно, тоже погрузился в мир заговоров и контрзаговоров, характерных для того периода истории. Сорок лет спустя он писал: «Россия оказала огромное влияние на мою жизнь. Даже сейчас она преследует меня, как неверная любовница, от которой я не могу избавиться».

Этого нельзя забывать при оценке роли Локкарта в «латышском заговоре» или, как его называют русские, «заговоре Локкарта». Двое латышей, Берзинь и Шмидхен, офицеры латышского полка, который, как мы уже упоминали, охранял советских лидеров, явились к Локкарту. Позже Локкарт утверждал, что они хотели лишь получить разрешение отправить курьера к генералу Пулу, командующему британскими интервенционными силами в Архангельске, чтобы договориться о сдаче в плен, и Локкарт согласился свести их с Рейли, который мог помочь это организовать. Двумя днями позже, согласно Локкарту, Рейли сказал ему, что хочет попробовать совершить нечто более значительное: при помощи латышей начать контрреволюцию. Локкарт пишет, что посоветовал Рейли «не затевать столь опасного и сомнительного дела», после чего тот ушел в подполье, и Локкарт его больше никогда не видел.

По версии Рейли, он давно уже разрабатывал план контрреволюционного переворота, и в Москве 60 тыс. белогвардейских офицеров только ждали сигнала. Когда Локкарт познакомил его с двумя латышами, Рейли сообразил, что наконец-то ему представилась возможность, которую он так долго ждал. Латыши были наемниками; он предложит им больше денег, чем большевики, и последний оплот режима падет. Вскоре Рейли получил несколько сотен тысяч рублей и начал регулярно выплачивать деньги латышам, дорабатывая свой план переворота. Для успешного его выполнения было необходимо, чтобы Ленин и Троцкий одновременно оказались в Москве, тогда Рейли бы дал сигнал и латышская гвардия захватила обоих большевистских вождей и провела бы их по улицам города, «чтобы все могли убедиться, что тираны арестованы». Одновременно 60 тыс. офицеров встали бы под знамена Юденича и временное правительство, в которое должны были войти генерал Юденич и двое друзей Рейли, взяло бы власть в свои руки. Такое же восстание должно было произойти в Петрограде, сигналом к нему должен был послужить арест руководителя Петроградской ЧК Урицкого.

Рейли заявлял, будто бы Локкарт ничего не знал об этом плане. Но представляется слишком маловероятным, что Рейли мог затеять заговор такого масштаба, не получив на это официальное «добро» если не прямо из Лондона, то, по крайней мере, от британского представителя в России. Много лет спустя Локкарт признал, что ему было известно о планах Рейли значительно больше, чем он говорил ранее.

Что касается самого заговора, то здесь все с самого начала пошло наперекосяк. Петроградские заговорщики не стали дожидаться своих московских коллег, и 30 августа 1918 года Урицкий был застрелен в своем кабинете. В тот же вечер молодая эсерка Дора Каплан дважды в упор стреляла в Ленина, выходящего с митинга на одном из заводов в Москве. Одна из пуль пробила легкое, вторая засела в шее, возле главной артерии, и, хотя Ленин и не был убит на месте, вначале шансы на то, что он выживет, были ничтожны. (Он поправился, но его здоровье было подорвано, и он умер в 1924 году.) Большевики отреагировали мгновенно. Сотрудники ЧК вломились в британское посольство в Петрограде. Капитан Кроми, морской атташе, оказал сопротивление, застрелив чекиста, и сам был убит. Все сотрудники посольства были арестованы, восстание латышей сорвалось, 60 тыс. офицеров не двинулись с места, и Рейли, спасая свою жизнь, бежал из России.

Почти пятьдесят лет спустя русские заявили, что им было известно практически все. В 1966 году в советской печати было опубликовано интервью с одним из латышей, принимавших участие в этом деле, Шмидхеном (подлинное имя – Ян Буйкис. – Ред.), который сообщил, что в то время он работал в ЧК и получил задание внедряться в контрреволюционные группировки(18). Шмидхен сказал, что он и Берзинь встретились с Кроми в ночном клубе, где тот познакомил их с Рейли, который в свою очередь отправил Берзиня и Шмидхена в Москву к Локкарту – маленькое, но существенное отличие от версий Рейли и Локкарта. Если версия Шмидхена правдива, то получает объяснение быстрый арест Локкарта (которого затем обменяли на советского представителя в Лондоне Максима Литвинова) и попытка арестовать Кроми[9].

Однако совершенно очевидно, что Шмидхен не все знал о заговоре, иначе почему не был предупрежден шеф петроградской ЧК и Ленин стал легкой мишенью для Доры Каплан? Ответ, возможно, заключается в том, что возникла путаница, связанная ещё с одним заговором, организованным в то же время. Это была разработка ЧК по использованию Локкарта для того, чтобы завлечь британский корпус в Архангельске в ловушку под видом сдачи в плен латышских войск(19). Эта операция тоже сорвалась из-за того, что слишком быстро стали развиваться события, описанные ранее.

Месть большевиков за заговор Локкарта была ужасной. Правительство установило порядок, направленный на подавление всякой контрреволюционной деятельности, – «красный террор», а ЧК получила разрешение арестовывать и расстреливать на месте подозрительных лиц. Локкарт сам видел, как трёх бывших царских министров вытащили из камеры и расстреляли не за то, что те сказали или сделали, просто они были классовыми врагами и их смерть должна была послужить и наказанием, и предупреждением. Никто не знает, сколько человек было убито. Локкарт считает, что несколько сотен, другие – несколько тысяч. Офицеры британской разведки избежали этой участи, но некоторые – лишь временно.


Как мы видим, длинная рука ЧК в конце концов достала Рейли. Локкарта мучило чувство вины. Довольно долго он размышлял о возможности остаться в России. Следователь ЧК в беседе с ним подчеркнул, что Локкарт был счастлив в этой стране, у него была русская любовница, на родине его карьера в результате происшедших событий была сломана, а если он останется в России, для него найдется интересная работа. «Я отнесся к этому предложению гораздо более серьезно, чем может предположить английский читатель», – писал Локкарт. Он припомнил, что трое французов приняли подобные предложения. «Они не были предателями в полном смысле этого слова. Как многие из нас, они находились под влиянием того катаклизма, который, как они понимали, до основания потрясет весь мир». Но Локкарт решил, что не может предать забвению свои обязательства. Он вернулся в Лондон и работал в Форин офис до 1928 года, после чего перешел на журналистскую работу к лорду Бивербруку. Во время второй мировой войны Локкарт был директором Комитета по вопросам политической войны. Им написаны биографии многих знаменитых людей, многочисленные мемуары. Умер Локкарт в 1970 году. Дневники, опубликованные после его смерти, показали, что большую часть времени он боролся с алкоголизмом(20).

Хилл был брошен СИС на произвол судьбы и в 20-е и 30-е годы пробавлялся случайными заработками. Он работал в компании «Ройял Датч-Шелл», около года был генеральным менеджером у продюсера С. Б. Кохрейна. Но в течение длительного времени Хилл был полным неврастеником. «Я редко спал более трёх часов в сутки, – писал он. – О, эти муки бессонницы! Именно в это время в голове бродят все страхи и заботы… Где взять смелость пережить все снова на следующий день… Я продираюсь по жизни, недоумевающий и растерянный… Ни один сторонний наблюдатель не поверил бы в это, ведь считается, что, если человек вернулся с войны живым и здоровым, значит, все хорошо»(21).

Хилл пережил это и вновь работал в России во время второй мировой войны.

Дьюкс в 1920 году был возведен в рыцарское достоинство за свою работу. Он трудился в СИС вплоть до выхода на пенсию и получил разрешение опубликовать сильно подчищенную версию своих похождений. Дьюкс часто читал лекции о России и публиковал в газетах и журналах статьи по различным международным вопросам. Умер он в 1967 году.


Так к чему же привели огромные усилия СИС в большевистской России? Положительной стороной было то, что на основании приобретенного русского опыта в СИС ввели градацию разведданных по степени их достоверности. Причем пришли к этому по весьма унизительной причине.

ГШКШ перехватывала и расшифровывала передаваемые по радио сообщения, которыми обменивались советское правительство и его представители в Лондоне. Но в 1920 году русские поменяли коды. СИС вступила в контакт с агентом БП11 в Ревеле (Таллинн), который сообщил, что имеет доступ в департамент Литвинова и может предоставить Лонону краткое изложение двухсот телеграмм Литвинова и Москвы. Наибольший интерес в них представляла информация о финансировании большевиками восстания Шин фейн в Ирландии.

СИС раздобыла также целую серию документов, якобы полученных из представительства России в Берлине. Они касались подрывной работы большевиков на границе с Индией. Лорд Керзон очень рассердился на то, что он принял за свидетельство двойной игры Советов, и послал в Москву резкую ноту. Но его возмущение вскоре обернулось позором.

Сведения, полученные от БП11, были дезавуированы главным образом сэром Бэзилом Томсоном из Скотленд-Ярда, который не подтвердил данных о том, что в Ирландию поступали деньги от большевиков, более того, он подчеркнул, что, согласно имеющимся сведениям, партия Шин фейн испытывает серьезные финансовые затруднения. Когда из СИС потребовали, чтобы БП11 представил оригиналы телеграмм для сравнения с полученными от него резюме, тот начал юлить и таким образом дискредитировал себя. В ответной ноте Советов прямо говорилось, что берлинские документы являются подделкой, а содержащаяся в них информация почерпнута из «Остинформацион», бюллетеня, издаваемого в Германии анонимной группой и распространяемого среди контрреволюционных организаций. Когда была проведена проверка, то выяснилось, что, действительно, «подавляющее большинство полученных нами сведений исходило или, по крайней мере, подозрительно совпадало со сведениями из сомнительных источников (немецкая газета)».

Лорд Керзон взорвался: «Я поражен… Я очень встревожен ситуацией»(22). В ответе, посланном им в Москву, лесть, оговорки и экивоки не могли скрыть его глубокого смущения. СИС было приказано немедленно пересмотреть свои порядки. В результате все сообщения отныне подвергались тщательному анализу с точки зрения «достоверности и значимости» и делились соответственно на три категории: A1, A2 и Б. Сообщения, классифицированные как A1. должны были быть не только «очень важными», но и базироваться на оригинальных документах, имеющихся в распоряжении СИС, или таких, к которым агент имел доступ. Как A1 могли также классифицироваться сообщения, исходящие от очень надежного агента. Под категорию A2 подпадали сообщения, которые не могли быть классифицированы как A1, но тем не менее являлись важными по содержанию и в достоверности которых не приходилось сомневаться. К категории Б относились менее важные донесения, интересное содержание и достоверность которых все же оправдывали их написание.

С учетом негативной стороны деятельности разведки следовало сделать более далеко идущие выводы. Введенная в заблуждение агентами типа Рейли о возможности контрреволюционного переворота в России прямо завтра[10], СИС информировала правительство, что установление любых взаимоотношений с большевиками является пустой тратой времени, потому что они скоро будут свергнуты. Более того, СИС сама заразилась боязнью подрывной деятельности большевиков и передала заразу некоторым политическим деятелям в правительстве.

Так называемые доказательства подрывной деятельности красных в Англии того времени кажутся до смешного сомнительными. Например, якобы совершенная продажа царских бриллиантов для финансирования газеты лейбористов «Дейли геральд». Хотя по нашим современным стандартам газета кажется вполне респектабельной, д-р Эндрю пишет, что, по мнению глав спецслужб, начальников штабов и большинства членов Кабинета министров, «люди, субсидирующие «Дейли геральд», не остановятся ни перед чем». Руководители СИС даже создали клуб, известный как «ликвидационный клуб Боло»(24). Те, кто пытался противостоять всеобщей паранойе, сами вскоре попадали под подозрение. Например, Ллойд Джордж, который старался сохранить ясную голову в окружающей его атмосфере антикоммунизма, был, по мнению сэра Генри Вильсона, начальника британского Генерального штаба, «предателем».

Были и другие последствия вмешательства СИС в России, возможно, не столь очевидные, но – правда, это может быть спорным – значительно более важные. Например, спорным является то, что деятельность СИС способствовала установлению «красного террора», сорвала возможную разрядку напряженности в англо-российских отношениях и помогла созданию и определению дальнейшей направленности деятельности КГБ. «Красный террор» мог быть установлен в любом случае. Но Локкарт указывает, что на заре революции большевики проявляли удивительную терпимость и делали все возможное, чтобы держать в узде горячие головы. Неудавшиеся заговоры Рейли и покушение на Ленина дали экстремистам в партии большевиков необходимое оправдание для развязывания террора. Локкарт писал: «Ситуация казалась безнадежной, пока Ленин не смог вмешаться. Говорят, его первыми словами, когда он пришел в себя, были: «Остановить террор»(25).

Дело с письмом Зиновьева, в котором был снова замешан Рейли, усложнило ситуацию и определило окончательный поворот в представлении России о Западе и Запада о России. До этого момента Британия постепенно подходила к дипломатическому сближению с Россией, после того как большевики перешли от идеи мировой революции к идее построения социализма в отдельно взятой стране. Письмо Зиновьева укрепило позиции твердолобых антикоммунистов в английском правительстве, и весь процесс пошел вспять, вынуждая Россию занять более изоляционистскую позицию и стать более подозрительной в отношении намерений западных держав. Эта позиция практически не изменялась вплоть до второй мировой войны.

ВЧК или ЧК, предшественница КГБ, была создана Совнаркомом 20 декабря 1917 года. Название происходит от русской аббревиатуры, которая расшифровывается как Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Первым председателем ЧК был поляк Феликс Дзержинский, а первая её штаб-квартира находилась в Петрограде. Позже Дзержинский переехал в здание, принадлежавшее ранее страховому обществу «Россия», на Лубянке, в Москве, где эта организация располагается по сию пору. (В 1980 году она расширилась и заняла ещё ряд зданий.) Вначале предполагалось, что ЧК будет лишь следственным органом, а обвинения и приговоры должны были выноситься народными судами, но с установлением «красного террора» все пошло по-другому.

В ЧК начали задумываться, смогут ли они справиться с классовым врагом, скрывающимся под разными личинами. Много сотрудников ЧК было набрано из бывших работников царской тайной полиции – охранки – просто из-за нехватки агентурных кадров. Методом охранки в борьбе с подрывными элементами было внедрение своих агентов в любую подозрительную организацию. Эта тактика была перенята и ЧК.

То, что Рейли смог так далеко продвинуться в осуществлении своих планов, вызвало сильнейшую тревогу у чекистов. Оценивая деятельность Рейли и в меньшей степени деятельность Дьюкса в России, руководитель ЧК Дзержинский и его соратники были больше всего поражены тем фактом, что эти шпионы не только легко затерялись среди местного населения, но оба неоднократно маскировались под сотрудников ЧК. Казалось, что иностранцы проникли в сердце организации, которой надлежало быть хранительницей чистоты коммунизма. Как же должны были отреагировать чекисты? Что они могли сделать, чтобы не только выяснить, что задумали западные страны против России, но и вычислить и нейтрализовать западных агентов до того, как они смогут нанести вред Советскому Союзу?

Ответ ясен – проникнуть в западные разведслужбы, так же как западные шпионы проникли в спецслужбы большевиков. Но у русских возникли серьезные проблемы. Рейли успешно действовал в России, потому что сам был русским по происхождению. Дьюкс и Хилл гак много времени провели в России и настолько хорошо говорили по-русски, что могли спокойно сойти за русских, а легкий акцент мог пройти незамеченным в стране, где так много разных национальностей и языков. Но для русского разведчика Великобритания – это твердый орешек. Даже если в ЧК и нашелся бы сотрудник, говорящий по-английски достаточно хорошо, чтобы сойти за англичанина (что весьма сомнительно), этот агент никогда не смог бы освоить британскую манеру поведения или получить необходимое воспитание и подготовку. Приложив определенные усилия, со временем он, возможно, сумел бы обмануть английских обывателей, но ЧК метила выше: ей нужен был русский, который смог бы выдавать себя за такого «высокородного англичанина», чтобы его завербовали в СИС.

Дзержинский быстро понял, что такого русского не существует, однако мог быть использован альтернативный вариант. Рейли был русским по происхождению, но, что касается идеологии, он стоял на британских позициях и работал на СИС. Возможно ли было найти англичанина, который идеологически был бы близок к коммунистам и согласился бы работать на ЧК? Идея представляется вполне осуществимой. Ведь трое французов связали свою судьбу с русской революцией, и даже Локкарт подумывал над тем, не остаться ли ему в России. (Здесь как раз стоит задуматься, что это за «интересную работу» имел в виду следователь, в случае если бы Локкарт принял его предложение?) Очевидно, именно в это время и зародились долгосрочные планы советского проникновения в западные спецслужбы.

Такой план мог быть рассчитан только на длительное время, поскольку очень трудно найти подходящего человека. Революционная драма произвела на Локкарта огромное впечатление. Он понял, что это «катаклизм, который до основания потрясет весь мир». Но Локкарт, на личном опыте познавший, что такое революция, является исключением. В 1918 году ЧК вряд ли могла найти идеологических сторонников в Великобритании или США, поскольку мало кто понимал, что это была за революция и чего, собственно говоря, хотели большевики. Но через пять или десять лет, возможно, на Западе появился бы молодой человек, который по причинам социальной несправедливости, или под влиянием марксизма, или под воздействием того и другого был бы готов сделать решительный шаг, связать свою жизнь с советской разведкой и начать работать против своей родной страны. С характерным для советского разведывательного аппарата терпением ЧК ждала и верила, что такие люди найдутся, и оказалась права. В Британии мы знаем только одного – Кима Филби[11].

В разговоре со своими детьми в Москве, где он жил с 1963 года, Филби сказал: «Я был завербован в 1933 году и получил задание проникнуть в британскую разведку. Мне было сказано. что срок для выполнения задания не ограничен». Интересно также отметить, что, когда в начале своей карьеры в КГБ Филби проявил признаки самодовольства, ему быстро напомнили о его жизненной миссии. «В резких выражениях мне было сказано моими русскими друзьями, что моей главной целью является британская секретная служба»(26).

На первый взгляд в этом сценарии есть слабые места. Например, почему ЧК сконцентрировала свои усилия на проникновении именно в СИС? Почему не в американскую разведку заодно? Дело в том, что в 1918 году у американцев не было централизованной разведслужбы, а те американцы, которые работали в России во время революции и в первое время после нее, с большой натяжкой могут называться разведчиками и не произвели на чекистов большого впечатления. (Один из них, Эдгар Сиссон, эксперт по пропаганде Государственного департамента, стал жертвой британской провокации. Англичане приобрели документы, которые должны были подтвердить, будто немцы оказывают финансовую поддержку большевикам. Сообразив, что это подделка, они снова выкинули эти бумаги на рынок и не могли поверить своей удаче, когда Сиссон с жадностью ухватился за них.)

Конечно, существует вероятность, что ЧК включила в свой долгосрочный план проникновение и в американскую разведку. Наивно думать, будто Филби был единственным идеологическим союзником, завербованным советской разведкой на Западе. Мы узнали о Филби, потому что он был по чистой случайности полностью засвечен. Но было бы логично предположить, что чекисты включили Соединенные Штаты в свой план ещё в 1918 году и искали там рекрутов, несмотря на то что в то время им не находилось применения.

Революция в России и реакция на нее западных держав дала мощный толчок дальнейшему развитию спецслужб. Началась гонка разведок, которая привела к созданию гигантских организаций, существующих в наши дни. Русские заменили Германию в роли основного противника Великобритании, и с 1917 по 1939 год большая часть ресурсов СИС была брошена на проникновение в СССР и защиту Британии от коммунизма. Даже во время второй мировой войны, когда Германия вновь превратилась в монстра, в СИС были офицеры, которые считали, что Великобритания сражается не с тем противником.

Что касается СССР, то в течение трёх лет численность ЧК выросла с 15 тыс. до 250 тыс. человек. Одной из причин такого расширения была необходимость подавления инакомыслящих внутри страны. Другой причиной являлось то, что деятельность офицеров британской секретной службы во время революции вселила в чекистов особую боязнь заговоров, организованных СИС, – боязнь, которую КГБ не мог изжить.


Примечания:



1

У русской разведывательной службы было много названии – ЧК, ГПУ, ОГПУ, НКВД и так далее. Здесь она в дальнейшем именуется ЧК (в период большевистской революции), а затем, для упрощения, КГБ



8

«Агент» – это компромисс между официальным признанием и непризнанием вообще, что позволяло британским властям чувствовать себя спокойно. В случае критики по поводу отсутствия контактов с новым российским режимом можно было сказать, что это не соответствует истине: интересы Британии были представлены «агентом». В случае нападок за сотрудничество с большевиками власти опять же могли заявить, что это не так: у Великобритании нет посла в Петрограде, а всего лишь «агент» в Москве



9

Шмидхен был награжден квартирой в Москве, где и проживал в 1966 году



10

В августе 1921 года Рейли ещё писал в своих донесениях СИС, что в сентябре произойдет всеобщее восстание против большевиков(23)



11

Были также Гай Берджесс, Дональд Маклин и Энтони Блант. Но Берджесс не получал задания проникнуть в СИС, Блант недолго сотрудничал с МИ-5, а Маклин никогда не работал ни в одной из спецслужб. Филби – единственный известный офицер КГБ, получивший задание внедриться в СИС








Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке