• Глава I. Собственность
  • Глава II. Социализм
  • Глава III. Социальный порядок и политическое устройство
  • Глава IV. Общественный строй и семья
  • Часть I. Либерализм и социализм

    Глава I. Собственность

    1. Природа собственности

    Собственность, рассматриваемая каксоциологическая категория, представляет собойвозможность использования экономических благ.Хозяином является тот, кто распоряжается благом.

    Таким образом, социологическое и юридическоепонятия собственности различны. Это вполнеестественно, и можно только удивляться тому, чтопорой этот факт не вполне осознается. Ссоциологической и экономической точек зрениясобственность есть владение благами,необходимыми для достижения экономических целейчеловека [24*]. Это владениеможет быть названо натуральной или исходнойсобственностью, поскольку оно представляетсобой физическое отношение к благам и неучитывает социальных отношений между людьми илиправового порядка. Смысл же правовой концепциисобственности как раз в том, что она делаетразличие между физическим владею и правовым долженвладеть. Закон признает и тех собственников,владельцев, у которых отсутствует этоестественное владение, -- тех, которые необладают, хотя должны были бы обладать. В глазахЗакона "он, у которого было украдено",остается владельцем, тогда как вор никогда неможет обрести прав собственности. Сэкономической точки зрения, однако, тольконатуральное владение относится к делу, иэкономический смысл правового термина должнопринадлежать заключается лишь в оказанииподдержки приобретению, сохранению и возвратунатурального владения.

    Для закона собственность есть однородноеустановление. Не важно, идет ли речь особственности на блага первого или более высокихпорядков. Безразлично, рассматривается лисобственность на потребительские благадлительного пользования или собственность напродукты питания и услуги. В этом безразличиипроявляется формализм закона, неинтересующегося экономическим смысломпроисходящего. Конечно, закон не может вполнеабстрагироваться от существенных экономическихразличий. Своеобразие земли как средствапроизводства есть отчасти причина того, чтоземлевладение рассматривается закономособенным образом. Экономические различия болееопределенно, чем в самом законе о собственности,выражены в отношениях, которые в социологическомплане эквивалентны отношениям собственности, ноюридически только прилегают к ним -- (имеются ввиду сервитут и особенно узуфрукт). [40]Но в целом закон формально в равной мереохватывает все независимо от материальныхразличий.

    С экономической стороны собственность никоимобразом не может быть единообразной.Собственность на потребительские блага исобственность на средства производстваразличаются во многих отношениях, так же какразличны собственность на блага длительногопользования и собственность на блага,потребляемые одномоментно.

    Блага первого порядка, т. е. потребительскиеблага, служат непосредственному удовлетворениюжеланий. Если это блага, используемыеодномоментно, т. е. такие, которые по своейприроде могут быть использованы только единождыи теряют свои полезные свойства послеиспользования, то весь смысл собственностипрактически сводится к возможности их потребить.Собственник может также сгноить их, не используя,либо сознательно уничтожить, либо обменять, либоотдать. В любом случае он распоряжается ихпринципиально неделимым употреблением.

    Положение с благами длительного пользования, стеми благами, которые могут быть использованынеоднократно, несколько иное. Они могут служитьпоследовательно нескольким людям. Опять-таки вэкономическом смысле в качестве собственниковздесь выступают те, кто может обратить в своюпользу потребительские свойства благ. В этомсмысле комната принадлежит тому, кто занимает еев рассматриваемый момент; Маттерхорн, посколькуэта гора в Альпах является частью природногопарка, -- тому, кто заберется на эту вершину, чтобынасладиться видами; владельцами живописногополотна являются те, кто наслаждаетсясозерцанием его [25*]. Обладание полезнымисвойствами этих благ разделимо, а значит, исобственность на эти блага также может бытьсовместной.

    Производственные блага служат удовлетворениюпотребностей лишь непрямым образом. Онииспользуются при производстве потребительскихтоваров. Потребительские блага возникают тольков результате успешного соединенияпроизводственных благ и труда. Именно этаспособность -- непрямым образом служитьудовлетворению потребностей -- являетсяотличительной характеристикой производственныхблаг. Распоряжаться производственным благом --значит физически владеть им. Обладаниепроизводственными благами имеет экономическийсмысл только потому и постольку, поскольку ведетв конечном итоге к обладаниюпотребительскими благами.

    Благами одноразовыми, готовыми к потреблению,может обладать -- и единожды -- тот, кто ихпотребляет. Благами длительного пользования,готовыми к потреблению, могут обладать --поочередно -- многие люди, но одновременноеиспользование, даже если природа блага этодопускает, приводит к тому, что одни мешаютполучать удовлетворение другим. Несколькочеловек одновременно могут любоваться картиной(хотя при этом некоторые из них не получаютдоступ к самой выгодной позиции разглядывания,что снижает их удовлетворение), но пальто немогут одновременно носить два человека.Применительно к потребительским товарам обладание,которое ведет к удовлетворению желаний, не можетбыть разделено в большей степени, чем этодопускается природой самого блага. Это означает,что для одноразовых благ принадлежность одномуполностью исключает принадлежность всем другим,а для благ длительного пользованияпринадлежность является исключительной, недопускающей ни малейшего участия других, покрайней мере в данный момент времени.Применительно к потребительским благам нельзяни в коей мере представить другое экономическизначимое отношение, кроме индивидуальногонатурального обладания. Как блага, потребляемыеоднократно и окончательно, так и благадлительного пользования (по крайней мере, таминимальная доля их, которая сохраняетполезность) могут находиться в натуральномвладении только одного человека. Собственностьздесь является одновременно и частнойсобственностью в том смысле, что другие людилишаются преимуществ, создаваемых правомраспоряжаться этими благами.

    По этой же причине было бы абсурдно думать обустранении либо о реформировании собственностина потребительские блага. Никоим образомневозможно изменить то, что яблоко съедается, апальто изнашивается пользователем. Чистофизически потребительские блага не могут бытьсовместной собственностью нескольких или общейсобственностью всех. В случае потребительскихтоваров то, что обычно называют совместнойсобственностью, подлежит разделу до потребления.Совместность владения прекращается в тот момент,когда благо потребляется или используется.Для потребителя обладание всегдаиндивидуально и исключительно. Совместнаясобственность не может быть ничем иным, какоснованием для приобретения благ из общегозапаса. Каждый индивидуальный партнер -- владелецтой части общего запаса, которую он можетиспользовать для себя. При этом вопросы, являетсяли он законным собственником до дележа или жеделается таковым лишь в результате дележа, да истановится ли он вообще собственником по законуи предшествует ли формальный акт дележа актупотребления, -- все эти вопросы не относятся кэкономической проблематике. Фактом является то,что и без всякого раздела он являетсясобственником своей доли.

    Совместное владение не может устранитьсобственности на потребительские блага. Онотолько делает возможным такое распределениесобственности, какое не возникло бы при иныхусловиях. Совместное владение самоограничено,как, впрочем, и все другие новации, замыкающиеся всфере потребительских благ. Оно реализуется внеобычном распределении существующих запасов.Когда этот запас распределен, дело кончено.Пустые кладовые таким путем не наполнить. Это подсилу только тем, кто управляет наличнымипроизводительными благами и трудом. Если им неподходит то, что предлагается взамен, поток благ,заполняющий кладовые, иссякает. Таким образом,успех любой попытки изменить распределениепотребительских благ неизбежно зависит отвласти над средствами производства.

    В противоположность ситуации спотребительскими благами владениепроизводственными благами может быть разделенов физическом смысле. В условиях изолированногопроизводства условия совместного владенияпроизводственными благами те же, что и в случае спотребительскими благами. Где нет разделениятруда, владение благами может быть разделено,если можно разделить те услуги, которыесоздаются этими благами. Владение одноразовымипроизводственными благами не может бытьсовместным. Владение производственными благамидлительного пользования может быть совместным,если таков характер создаваемых этими благамиуслуг. Только один человек может обладать даннымколичеством зерна, но несколько человек могутпоочередно пользоваться молотком. Река можетвращать много мельничных колес. Нет ничегоспецифического в том, как решается вопрос особственности на производственные блага. Но еслисуществует разделение труда, владение такимиблагами обретает двузначность: физическое владение(непосредственное) и социальное владение(косвенное). Физически владеет тот, ктофизически распоряжается вещью и производительноее использует; в социальном плане владееттот, кто, не имея возможности физически илиюридически распоряжаться вещью, может косвенновоздействовать на результаты использования этойвещи, т. е. может выменивать или покупать тепродукты или услуги, которые этой вещьюпроизводятся. В этом смысле натуральное владениев обществе с разделением труда -- это владение итого, кто производит, и того, для чьих нуждпроизводится. Крестьянин, живущийсамодостаточным хозяйством вне системы обмена,может говорить о своих полях, своем плуге, своихвьючных животных, имея в виду, что они служаттолько ему одному. Но фермер, производствокоторого связано с торговлей, который производитдля рынка и покупает на рынке, являетсявладельцем средств производства совсем в другомсмысле. Он не контролирует свое производство так,как это делает самодостаточный крестьянин. Он неопределяет цели своего производства; решают те,для кого он производит, -- потребители. Они, а непроизводитель, определяют цель экономическойдеятельности. Производитель только направляетпроизводство к тем целям, которые установленыпотребителями.

    Но более отдаленные владельцы средствпроизводства не могут в этих условияхпредоставить свое физическое владениесредствами производства непосредственно наслужбу производству. Поскольку всякоепроизводство представляет собой комбинациюразличных средств производства, некоторыевладельцы таких средств должны передавать своеправо физического владения другим, чтобыпоследние могли привести в действие тукомбинацию, которая и способна производить.Владельцы капитала, земли и труда предоставляютэти факторы в распоряжение предпринимателя,который и берет на себя непосредственноеуправление производством. Предпринимательопять-таки направляет производство согласноуказаниям потребителей, которые являются не кеминым, как владельцами средств производства:собственниками капитала, земли и труда. Каждый изфакторов получает ту долю продукта, на которую онэкономически имеет право согласно ценности егопроизводительного взноса.

    В сущности, как видно, натуральное владениепроизводительными благами весьма отлично отнатурального владения потребительскими благами.Чтобы владеть производительнымиблагами в экономическом смысле, т. е. извлекатьиз них пользу для своих экономических целей,вовсе не нужно владеть ими физически, как,например, должен владеть потребительскимиблагами тот, кто намерен их потребить илипользоваться ими длительное время. Чтобы выпитькофе, мне не нужно владеть кофейной плантацией вБразилии, океанским сухогрузом и заводом, накотором обжаривают зерна, хотя все эти средствапроизводства должны быть задействованы, чтобычашечка кофе попала ко мне на стол. Достаточнотого, что другие владеют этими средствамипроизводства и используют их для меня. В обществес разделением труда никто не являетсяисключительным собственником средствпроизводства -- будь то материальные вещи илиличная способность к труду. Все средствапроизводства предоставляют услуги каждому, ктопокупает или продает на рынке. Потому-то, если мыне склонны здесь рассуждать о совместнойсобственности потребителей и владельцев средствпроизводства, нам придется рассматриватьпотребителей как истинных владельцев вфизическом смысле, а собственников в юридическомсмысле понимать как управляющих собственностьюдругих людей.[26*]

    Это, однако, уведет нас слишком далеко отпринятого смысла слов. Чтобы избежать неверногопонимания, желательно сколь можно дольшеобходиться без новых слов и никогда неиспользовать слова, имеющие какое-либоопределенное значение, в совершенно другомсмысле. Посему, оставляя в стороне любуюспециальную терминологию, давайте лишьподчеркнем еще раз, что в основе своейсобственность на средства производства вобществе с разделением труда отличается оттаковой же собственности в обществе, гдеразделения труда не существует, а также что онаотличается от собственности на потребительскиеблага. Чтобы избежать непонимания, мы будемиспользовать слова "собственность на средствапроизводства" в общепринятом смысле, т. е, дляобозначения непосредственной властираспоряжаться ими.

    2. Насилие и общественный договор

    Физическое обладание экономическимиблагами, что в экономическом плане образуетсущество отношений собственности, могло статьвладением только в результате захвата. Посколькусобственность не является чем-то независимым отволи и действий человека, невозможно представитьсебе иного способа возникновения собственности,как присвоение ничьих благ. Однаждыустановившись, собственность длится, пока неисчезнет ее объект, пока его либо уступятдобровольно, либо он покинет своего владельцапротив его воли. Первое случается, когда владелецдобровольно уступает свою собственность, второе-- когда он расстается с ней вынужденно, например,когда стадо разбежится, либо если кто-нибудьсилой отнимет собственность.

    Вся собственность имеет начало в захвате инасилии. Когда мы рассматриваем природныесоставляющие благ, не принимая во вниманиевходящий в них труд, и когда мы прослеживаемназад во времени юридические права, мы снеобходимостью приходим к моменту, в который этоправо возникло из захвата чего-либо, к чемудоступ имели все. И до этого момента мы можемобнаружить насильственную экспроприацию упредыдущего владельца, право которого можнопроследить до еще более раннего присвоения илиграбежа. Перед лицом тех, кто отрицаетсобственность из соображений естественногоправа, мы можем спокойно признать, что все праваимеют своим первоисточником насилие, что всясобственность есть наследие присвоения илиграбежа. Но отсюда вовсе не следует, чтоустранение собственности есть дело необходимое,разумное и морально оправданное.

    Натуральная собственность не нуждается впризнании других. Ее терпят фактически только дотех пор, пока нет силы, которая разрушит ее, и онане способна пережить момент, когда более сильныйчеловек решит взять все себе. Созданнаяпроизвольной силой, она обречена всегдастрашиться более могущественной силы. Именнотакое положение дел доктрина естественногоправа назвала войной всех против всех. [42] Войнапрекращается, когда существующие отношенияполучают признание как нечто стоящее сохранения.Из насилия возникает право.

    Доктрина естественного права ошибочно сочлаэто великое изменение, которое подняло человекаиз состояния дикости к цивилизации, результатомсознательного процесса, результатом такойдеятельности, когда человек полностью осознаетсвои мотивы, свои цели и пути их достижения.Предполагалось, что именно так был заключенобщественный договор, в результате которогопоявились государство, общество и правовойпорядок. Рационализм не мог найти никакогодругого объяснения после отказа от прежней веры,которая возводила общественные установления кбожественным источникам или, по крайней мере, козарению, посещавшему человека по божественномувдохновению. [27*] Поскольку результатомстало существующее положение вещей, людирассматривали развитие общественной жизни каксовершенно целесообразное и разумное. Как бы ещемогло совершиться все это развитие, если непосредством сознательного выбора, признаваемогоцелесообразным и разумным? Сегодня у нас естьдругие теории для объяснения всего этого. Мыговорим о естественном отборе в борьбе засуществование и о сохранении приобретенныхсвойств, хотя все это на самом деле не приближаетнас к пониманию конечных загадок ближе, чемобъяснения теологические или рационалистские.Мы можем "объяснить" возникновение иразвитие общественных установлении тем, что онибыли полезны в борьбе за существование, сказавши,что те, кто их принял и развил наилучшим образом,оказались лучше подготовленными к опасностямжизни, чем те, кто отстал в этом. Обращатьвнимание на неудовлетворительность такогообъяснения сегодня -- все равно, что носить сов вАфины. [44] Времена, когда ононас удовлетворяло и когда мы выдвигали его какконечное решение всех проблем бытия истановления, давно прошли. Здесь та точка, вкоторой усилия отдельных наук соединяются, вкоторой начинаются великие философские проблемы-- и в которой кончается вся наша мудрость.

    Не нужно большого разума, чтобы показать, чтозакон и государство не могут быть возведены кобщественному договору. Нет нужды привлекатьутонченный аппарат исторической школы, чтобыпоказать, что никакой общественный договорникогда в истории не мог быть заключен. Научныйреализм, несомненно, превосходил рационализм XVIIи XVIII веков [45] в знании того, что можноизвлечь из текстов на пергаменте и надписей, ноего социологическая проницательность была кудаслабее. Как бы мы ни оценивали социальнуюфилософию рационализма, нельзя отрицать, что ондостиг непреходящих результатов в раскрытиироли общественных установлении. Именнорационализму, прежде всего, мы обязаны нашимипервыми знаниями о функциональной значимостиправового порядка и государства.

    Экономическая деятельность нуждается встабильных условиях. Протяженный во временипроцесс производства бывает тем успешнее, чемдольше длится тот период, к условиям которого онприноровлен. Он требует непрерывности, и еенельзя нарушать, не рискуя самыми серьезнымипотерями. Это означает, что экономическаядеятельность нуждается в мире, в исключениинасилия. Мир, говорят рационалисты, являетсяцелью и задачей всех правовых установлении; мыпредполагаем, что мир является их результатом, ихфункцией [28*].Закон, говорят рационалисты, возник из договора;мы говорим, что закон есть урегулирование и конецраздора, избежание раздора. Насилие и закон,война и мир есть два полюса общественной жизни.Но содержанием этой жизни являетсяэкономическая деятельность.

    Все насилие направлено на собственностьдругих. Личность -- ее жизнь и здоровье --становится объектом атаки постольку, посколькуона препятствует приобретению собственности.(Садистские эксцессы, кровавые выходки,совершаемые только ради жестокости, -- этоисключительные явления. Для их предотвращения ненужна вся система права. Сегодня врач, а не судьярассматривается как подходящий борец с этимиявлениями.) И потому не случайно, что именно вделе защиты собственности закон с наибольшейясностью раскрывает свой характер миротворца. Вдвунаправленной системе защиты владения приразличении собственности и имущества особенноживо видно существо закона как миротворца -- да,миротворца любой ценой. Имущество защищается,даже если оно, как говорят юристы, не имеет титуласобственности. [46]Не только честные, но и бесчестные владельцы,даже воры и грабители, могут прибегнуть к законудля защиты своего имущества [29*].

    Некоторые полагают, что собственность, как онапроявляется в распределении имуществ во всякийданный момент, может быть атакована с техпозиций, что она образовалась незаконно, врезультате произвольного присвоения инасильственного ограбления. Согласно этомупониманию все законные права есть не что иное,как облагороженное временем беззаконие.Поскольку такое положение не согласуется свечной, неизменной идеей справедливости,существующий законный порядок следуетотвергнуть и на его месте утвердить новый,который будет согласовываться с этим идеаломсправедливости. Задачей государства не долженбыть "только учет сложившегося распределенияимущества, не исследующий законности егоисточников". Скорее, "назначениегосударства состоит, прежде всего, в том, чтобыдать каждому свое, ввести его во владение егособственностью, а потом уже начать ееохранять" [30*]. Притаком понимании приходится либо постулироватьвечно действенную идею справедливости, которуюгосударство должно распознать и реализовать,либо признать источником истинного закона --вполне в духе теории договора -- общественныйдоговор, каковой может возникнуть только врезультате единодушного согласия индивидуумовотказаться в его пользу от части своихестественных прав. В основе обеих гипотез лежитпредставление естественного права о"прирожденных правах". Либо мы должны вестисебя в соответствии с ними, как гласит перваяточка зрения, либо согласно второй точке зрениянам следует отказаться от части своих прав всоответствии с условиями договора,запечатленного существующей системой права. Чтоже касается источника абсолютнойсправедливости, то он истолковывается инымспособом. Согласно одному подходу это дарПровидения человечеству. Согласно другому --человек создал это понятие собственным разумом.Оба подхода совпадают в том, что способностьчеловека отличать справедливость отнесправедливости и есть то, что отделяетчеловека от животного; его "моральнаяприрода".

    Сегодня мы больше не можем принять эти взгляды,ибо предпосылки подхода к проблемам изменились.Для нас представление о природе человека какфундаментально отличной от природы всех другихсозданий кажется странным; мы больше непредставляем себе человека существом, котороеизначально носит в себе идею справедливости. Но,быть может, если мы не отвечаем больше на вопрос опроисхождении закона, нам следует прояснить, чтоон не мог возникнуть законным образом. Закон неможет породить себя из себя же. Его истоки лежатвне сферы закона. Те, кто сокрушается о том, чтозакон есть не что иное, как узаконеннаянесправедливость, не сознают, что иначе могло быбыть лишь в том случае, если бы закон существовализначально. Если же предположить, что законнекогда возник, тогда то, что стало законом, немогло быть им до этого. Требовать, чтобы законвозник законно, -- требовать невозможного.Поступающие так пытаются применить к тому, чтонаходится вне рамок законного порядка,концепции, действительные только в рамках этогопорядка.

    Мы, способные видеть лишь результат закона,призванного устанавливать мир, должны осознать,что он мог возникнуть только из признаниясложившегося порядка, как бы этот порядок ниобразовался. Попытки иного подхода служили бытолько обновлению и продлению вражды. Мир можетприйти, только когда мы защищаем сложившеесяположение дел от насильственных беспорядков иставим каждое будущее изменение в зависимость отсогласия всех участников. В этом реальноезначение защиты существующих прав, что исоставляет сердцевину всего закона.

    Закон не возникает как нечто совершенное изаконченное. Он развивался тысячелетиями и всееще продолжает свое развитие. Эпоха его зрелости-- эпоха нерушимого мира -- может никогда ненаступить. Напрасно систематизаторы правадогматически стремятся сохранить давнишнееразличие между частным и публичным правом,доставшееся нам от прошлого и понимаемое напрактике далеко не однозначно. Неудача такихпопыток, склонившая многих отказаться отуказанного различия, не должна удивлять нас. Эторазличие -- догма, а не реальная действительность;система права однородна и не поддерживает его.Различие это исторично, оно -- результатпостепенной эволюции и совершенствования идеиправа. Идея права была, прежде всего, реализованав той сфере, где поддержание мира было всегонужней для обеспечения целостности экономики, --в отношениях между индивидуумами. Только длядальнейшего развития цивилизации, котораявырастает на этом фундаменте, становитсясущественным установление мира в более высокихсферах. Этой цели и служит публичное право.Формально оно не отличается от частного права, ноощущается как нечто отличное. И это потому, чтооно только позднее достигает того же развития,что частное право ранее. В публичном правепринцип защиты существующих прав еще не развитстоль же сильно, как в частном праве. [31*] С чисто внешней сторонынезрелость публичного права легче всего узретьиз того факта, что оно менее систематизировано,чем частное право. Международное право все ещенеразвито. Во взаимоотношениях между народамивсе еще признается произвольное насилие какрешение, приемлемое при некоторых условиях. В тоже время в других областях, которые регулируютсяпубличным правом, произвольное насилие в формереволюции находится вне закона, хотя и нетусредств для эффективного предотвращения такогонасилия. В сфере частного права насилиесовершенно вне закона, за исключением случаевнеобходимой обороны, когда особыеобстоятельства допускают его как действиезаконной защиты.

    Тот факт, что нечто ныне являющееся правом, былоизначально несправедливостью или, точнее говоря,было вне сферы права, не свидетельствует обущербности правового порядка. Так можетвоспринимать ситуацию тот, кто пытается найтиобоснование правопорядка в морали исправедливости. Но этот факт никоим образом несвидетельствует о необходимости или полезностиотказа от системы собственности или ееизменения. Попытка доказать, что этот фактузаконивает требование уничтожения отношенийсобственности, -- это абсурд.

    3. Теория насилия и теория общественного договора

    Торжество идеи права было медленным и трудным.Медленно и с трудом она вытесняла принципнасилия. Вновь и вновь одолевало старое; вновь ивновь история права начиналась сызнова. Одревних германцах Тацит [47]сообщает: "Pigrum quin immo et iners videtur sudore adquirere quod possissanguine parare" [32*]. Этивзгляды безмерно далеки от тех, которыегосподствуют в современной хозяйственной жизни.

    Такая противоположность взглядов выходит запределы проблемы собственности и охватывает всенаше отношение к жизни. Это противоположностьмежду феодальным и буржуазным способамимышления. Первый подход выражен в романтическойпоэзии, красота которой восхищает нас, хотяпредлагаемое ею видение жизни может увлечь настолько на миг, пока поэтическое впечатление ещесвежо. [33*] Второйподход развит социальной философией либерализмав великую систему, в сооружении которойсотрудничали лучшие умы всех времен. Ее величиеотражено в классической литературе. Влиберализме человечество приходит к осознаниюсил, которые направляют его развитие. Тьма,покрывающая историческое прошлое, рассеивается.Человек начинает понимать общественную жизнь ивносит в ее развитие сознание.

    Феодальный подход не достиг сходного уровняпостроения законченной системы. Было простоневозможно домыслить до конца, до логическойзавершенности теорию насилия. Попытайтесьполностью реализовать, хотя бы мысленно, принципнасилия, и его антиобщественный характер будетразоблачен. Он ведет к хаосу, к войне всех противвсех. Никакими ухищрениями не избежать этого. Всеантилиберальные теории общества снеобходимостью остаются фрагментарными иливедут к самым абсурдным заключениям. Когда ониупрекают либерализм в приземленности, впренебрежении ради мелочных заботповседневности всем высшим, они просто ломятся воткрытую дверь. Ибо либерализм никогда непретендовал ни на что большее, чем бытьфилософией повседневности. Он учит только тому,как действовать и воздерживаться от действий вземных делах. Он никогда не претендовал на то, чтоспособен раскрыть Последнюю из Величайших ТайнЧеловека. Антилиберальные учения обещают все.Они обещают счастье и духовный мир, как если бычеловек мог получить благословение свыше. Лишьодно вполне определенно -- в их идеальнойобщественной системе производство материальныхблаг уменьшится очень основательно. Что жекасается ценности того, что предлагается взамен,мнения, по крайней мере, разделяются [34*].

    Последним прибежищем критиков либеральногоидеала общества является попытка разрушить этотидеал его же собственным оружием. Они стремятсядоказать, что он служит и намерен служитьинтересам одного-единственного класса; что мир, ккоторому стремится либерализм, благоприятентолько для ограниченного круга и вредоносен длявсех остальных. Даже общественный порядок,достигаемый в современном конституционномгосударстве, основан на насилии. Его претензия нато, что в основании этого порядка -- свободныедоговорные отношения, которые в реальности,говорят они, представляют собой только условиямира, продиктованные победителями побежденным, иусловия этого мира действительны лишь до тех пор,пока сохраняется их установившая власть, и недольше. Вся собственность основана на насилии иподдерживается насилием. Свободные рабочиелиберального общества суть то же, чтонесвободные феодальной эпохи. Предпринимательэксплуатирует их так же, как феодальныйвластитель -- своих крепостных, как плантатор --своих рабов. Что такие и им подобные возражениявозможны и что им верят, показывает, сколь низкоупало понимание либеральных теорий. Но этивозражения никоим образом не возмещаютотсутствие у антилиберальных движенийсистематизированных теорий.

    Либеральная концепция общественной жизнисоздала экономическую систему, основанную напринципах разделения труда. Наиболее типичнымвыражением экономики обмена являются городскиепоселения, которые возможны только в такойэкономике. В городах учение либерализма былоразвито в законченную систему, и здесь оно нашлобольшинство своих сторонников. Но чем сильнее ибыстрее возрастало богатство, чеммногочисленнее были переселенцы из деревни вгород, тем ожесточеннее были нападки налиберализм под знаменем принципа насилия.Переселенцы быстро находили свое место вгородской жизни, они быстро усваивали (чистовнешне) городские манеры и мнения, но еще долгооставались чужими городскому образу мыслей.Социальную философию нельзя усвоить столь желегко, как умение носить костюм. Она должна бытьзаработана -- оплачена усилием мысли. Потому то мыи обнаруживаем в истории опять и опять, что эпохироста и распространения мира либеральной мысли,когда богатство увеличивается вместе сразвитием разделения труда, перемежаютсяэпохами, в которые господствует принцип насилия,а богатство сокращается из-за упадка системыразделения труда. Рост городов и городской жизнибыл чрезмерно быстрым. Этот рост был скорееэкстенсивным, чем интенсивным. Новые жителигородов изменились только поверхностно, они несменили строй мысли, не стали настоящимигражданами. Об эту скалу разбивались все эпохикультуры, исполненные буржуазным духомлиберализма; на этом же подводном камне, похоже,разлетится и наша собственная буржуазнаякультура, наиболее поразительная в человеческойистории. Более опасными, чем варвары, штурмующиестены извне, являются находящиеся внутри оградымнимые горожане -- горожане по внешнему виду, ноне по своему мышлению.

    Недавние поколения были свидетелями мощноговозрождения принципа насилия. Современныйимпериализм, доведший мир до мировой войны совсеми ее ужасными последствиями, развиваетстарые идеи защитников принципа насилия, лишьслегка их замаскировав. Но, конечно же,империализм не в состоянии выдвинуть впротивоположность либеральной теориисобственную завершенную систему. Несомненно, чтотеория, согласно которой борьба есть движущаясила роста общества, никоим образом не можетвылиться в теорию сотрудничества, а такой должнабыть любая теория общества. Теория современногоимпериализма характеризуется использованиемнекоторых естественнонаучных выражений, таких,как "учение о борьбе за существование" и"концепция расы". С этим багажом оказалосьвозможным отчеканить множество лозунгов,доказавших свою пропагандистскую эффективность,но ничего более. Все эти идеи, выставляемыесовременным империализмом, давным-давно былиразоблачены либералами как ложные доктрины.

    Один из империалистических аргументов,возможно, сильнейший, вытекает из полногонепонимания существа собственности на средствапроизводства в обществе с разделением труда.Важнейшей задачей считается обеспечение нациисобственными шахтами, собственными источникамисырья, собственным флотом и портами. Ясно, чтоэтот аргумент порожден представлением, чтонатуральная собственность на эти средствапроизводства неделима и что она приносит выгодутолько тем, кто физически владеет ею. И неосознается, что такой взгляд ведет логически ксоциалистическому учению о характересобственности на средства производства. Ибо еслиплохо то, что Германия не имеет собственных,германских хлопковых плантаций, то почемутерпимо положение, когда каждый отдельный немецне имеет собственной шахты, собственнойпрядильной фабрики? Может ли немец счестьЛотарингские железные копи более своими втом случае, когда их владелец -- немец, чем когдаих владелец -- гражданин Франции?

    Таким образом, империалисты поют в унисон ссоциалистами, критикуя буржуазнуюсобственность. Но социалисты хоть пыталисьсоздать завершенную систему будущегообщественного порядка, а империалисты и этогосделать не могли.

    4. Коллективная собственность на средства производства

    Самые ранние попытки реформировать системуотношений собственности и владения могут бытьвполне корректно описаны как попытки достичьнаибольшего возможного равенства враспределении богатства независимо от того,провозглашались ли при этом цели общественнойпользы или социальной справедливости. Каждыйдолжен владеть определенным минимумом, и никтоне должен иметь больше определенного максимума.Каждый должен владеть примерно тем жеколичеством -- такова была, грубо говоря, цель. Исредства ее достижения были всегда одинаковы.Обычно предлагалась конфискация всей или частисобственности с последующим перераспределением.Мир, населенный только самодостаточнымикрестьянами и небольшим числом ремесленников, --таков был идеал общества. Но сегодня нам нетнужды тратить время на все эти предложения. Онистали нереализуемыми в экономике с разделениемтруда. Железная дорога, прокатный стан,машиностроительный завод неделимы. Если бы этиидеи были реализованы века или тысячелетияназад, мы до сих пор прозябали бы на той же стадииразвития, если бы, конечно, не вернулись ксостоянию, трудноотличимому от полной дикости.Земля смогла бы прокормить только малую долю техмножеств людей, которых она питает ныне, и каждыйбыл бы много хуже обеспечен, чем сейчас, хуже, чемдаже самые бедные граждане современногопромышленного государства. Вся наша цивилизациявыжила благодаря тому, что человек всегдасправлялся с натиском перераспределителей. Ноидея перераспределения до сих пор оченьпопулярна, даже в промышленных странах. В странахс господствующим сельским хозяйством этадоктрина приняла не вполне подходящее названиеаграрного социализма и является конечной целью исодержанием движений за социальные реформы. Этаидея была главной опорой великой русскойреволюции и временно, против их воли, обратилавождей революции -- прирожденных марксистов -- всвоих поборников. Она может победить и востальных странах мира и в короткое времяразрушить культуру, которая создаваласьтысячелетиями. Однако повторим: здесь не стоиттратить слов критики и двух мнений быть не может.Вряд ли сегодня нужно доказывать, что невозможнона основе "коммунистического владенияземлей" создать социальную организацию,способную прокормить сотни миллионов белыхлюдей.

    Наивный фанатизм борцов за уравнительноераспределение уже давно подпитывается новымсоциальным идеалом, и сегодня не распределение,но общая собственность -- лозунг социализма.Устранить частную собственность на средствапроизводства, сделать средства производствасобственностью общества -- такова общая цельсоциализма.

    В своей наиболее сильной и чистой формесоциалистическая идея более не имеет ничегообщего с идеей перераспределения. В равнойстепени она далека от смутной концепции общейсобственности на средства потребления.Теперешняя цель -- сделать для каждого возможнымдостойное существование. Идея не стольпростодушна, чтобы стремиться достичь целиразрушением общественной системы, основанной наразделении труда. Конечно, неприязнь к рынку,свойственная энтузиастам перераспределения,сохраняется; но социализм ныне стремитсяликвидировать торговлю иным путем, а не отказомот системы разделения труда и возвратом кавтаркии самодостаточных семейных хозяйств либок примитивному обмену между самодостаточнымисельскохозяйственными районами.

    Такая социалистическая идея не моглавозникнуть до того, как частная собственность насредства производства приобрела свойства,характерные для общества с разделением труда.Взаимосвязи отдельных производительных единицсначала должны достичь той степени, когдапроизводство для удовлетворения чужихпотребностей является правилом, прежде чем идеяобщей собственности на средства производствасможет принять определенную форму.Социалистические идеи не могли обрести полнойясности до тех пор, пока социальная философиялиберализма не раскрыла характер общественногопроизводства. В этом смысле, и ни в каком другом,социализм можно рассматривать как следствиелиберальной философии.

    Как бы мы ни оценивали ее полезности илиреализуемости, следует признать, что идеясоциализма в одно и то же время и грандиозна, ипроста. Даже самые убежденные противники немогут отрицать детальной проработанности идеи.Можно сказать, что это одно из самыхпритязательных творений человеческого духа.Попытка воздвигнуть общество на новой основе,одновременно порывая со всеми традиционнымиформами общественной организации, изобрестиновое устройство мира и предвидеть формы длявсех видов человеческой деятельности будущего --это затея настолько величественная, настолькоотважная, что она вполне заслуженно вызвалавеличайшее восхищение. Мы должны победитьсоциализм, мы не можем беззаботно от негоотмахнуться, если мы намерены спасти мир отнового варварства.

    5. Теории эволюции собственности

    Старый трюк модернизаторов в политике --описывать то, что они стремятся реализовать, какдревнее и естественное, как нечто,существовавшее изначально и утраченное только всилу ошибок исторического развития. Человек,утверждают они, должен вернуться к прежнемусостоянию вещей и воскресить Золотой век.Естественное право, например, трактовало права,требуемые им для индивидуумов, как прирожденные,неотъемлемые, даваемые Природой. Таким образом,разговор шел не о новизне, а о восстановлении"вечных прав, сияющих миру, как звезды небесные-- неугасимо и нерушимо". Точно так же возникларомантическая Утопия совместной собственности --как установления седой древности. Почти всенароды знакомы с этой мечтой. Древнюю римскуюлегенду о Золотом веке Сатурна пылко воспелиВергилий, Овидий, Тибулл, восхвалял Сенека [35*]. [50] Это были беззаботные, счастливыедни, когда никто не знал частной собственности ивсе процветали в объятиях благородной Природы [36*]. Современныйсоциализм, конечно, мыслит будущее не стольпростодушно и по-детски, но в целом его мечты малоотличаются от фантазий граждан императорскогоРима.

    Либеральное учение подчеркивало важную рольчастной собственности на средства производствав эволюции цивилизации. Социализм могудовлетвориться отрицанием нужды в сохраненииинститута собственности, не отрицая в то же времяего полезности в прошлом. Марксизм и сделал это,представив эпохи простого и капиталистическоготоварного производства как необходимые стадииразвития общества. Но одновременно онприсоединился к другим социалистическим школамв осуждении всех известных в истории проявленийчастной собственности -- и все это с выраженнымморальным неодобрением. Были некогда благиевремена, когда частной собственности несуществовало, и эти славные деньки вернутсявновь, когда частная собственность исчезнет.

    Чтобы такое понимание показалось убедительным,потребовалось свидетельство молодой науки --экономической истории. Была выстроена теория,доказывающая древность общинного землевладения.Было заявлено, что некогда вся земля было общейсобственностью всех членов племени. Изначальновсем пользовались сообща. Только позднее, хотяобщественная собственность еще сохранялась,поля были розданы для отдельного использования.Но при этом происходили перераспределения земли:сначала ежегодно, затем реже. Согласно этомувзгляду частная собственность являетсясравнительно недавним установлением. Еевозникновение не вполне понятно. Но можнопредположить, что она прокралась в обычай врезультате упущений в перераспределении, если,конечно, не предполагать, что она возникла врезультате незаконного присвоения. Отсюда былоясно, что придавать частной собственностичрезмерное значение в истории цивилизации --ошибка. Доказывали, что сельское хозяйстворазвилось в условиях общинной собственности наземлю с периодическими перераспределениями.Чтобы человек пахал и засевал поля, нужно толькогарантировать ему собственность на урожай, а этовозможно и при ежегодном переделе земли. Намговорят, что ошибка -- возводить происхождениесобственности на землю к занятию ничейной земли.Незанятая земля никогда не была бесхозной. Онавсегда и везде -- как в прежние времена, так ипоныне -- принадлежала государству или общине; азначит, в прежние времена, равно как и ныне,захват земельной собственности не мог иметьместа [37*].

    С вершин новоприобретенного историческогознания оказалось возможным свысока, ссострадательным изумлением взглянуть на учениесоциальной философии либерализма. Людей убедили,что частная собственность оправдана толькокак историко-правовая категория. Она несуществовала всегда и представляет собой неслишком желательное приобретение культуры, азначит, вполне может быть отброшена. Социалистывсех видов, а особенно марксисты, рьянопропагандировали эти идеи. Они сделали писаниясвоих любимцев популярными настолько, насколькои не снилось никаким авторам исследований поэкономической истории.

    Но более поздние исследования отверглипредположение, что общинная собственность наземлю была существенной стадией развития всехнародов, что такова была исходная формасобственности ("Ureigentum"). [52] Онипродемонстрировали, что русская община --"мир" -- возникла в новое время под давлениемкрепостничества и подушного налогообложения,что хаубергские товарищества в округе Зиген непрослеживаются ранее XVI века, что трирскиеGehoferschaften возникли в XIII, а может, и в XVII или XVIII векеи что задруга южных славян была порожденавведением византийской налоговой системы [38*]. [53] Самые ранниепериоды аграрной истории Германии до сих пор невполне ясны, и в понимании важнейших вопросовэтой истории еще нет единодушия. Истолкованиескудной информации, которую дают Цезарь и Тацит, представляет особые трудности. [54] Но пытаясь понять их, не следуетупускать из виду, что условия древней Германии,как они описаны этими авторами, примечательныизобилием пригодной для обработки земли, так чтовопрос о собственности на землю был экономическималосуществен. "Superest ager" (пригодная земля визбытке) -- это основной факт для характеристикиаграрных условий в Германии во времена Тацита [39*].

    Фактически, однако, нет нужды искать вэкономической истории аргументы дляопровержения доктрины "Ureigentum", ибо этадоктрина не дает оснований для отказа от частнойсобственности на средства производства. Когда мывырабатываем суждение об историческихдостижениях и функциях частной собственности внынешнем и будущем экономическом устройстве,вовсе не имеет значения, предшествовала общиннаясобственность частной либо нет. Если бы дажеудалось продемонстрировать, что общиннаясобственность у всех народов была исходнойформой земельного права и что вся частнаясобственность возникла в результате незаконногоприсвоения, это бы еще далеко не доказывало, чторациональная организация сельского хозяйства синтенсивной эксплуатацией земли могла быразвиться вне условий частной собственности. Ещеменее допустим вывод, что частная собственностьможет или должна быть ликвидирована.

    Глава II. Социализм

    1. Государство и экономическая деятельность

    Цель социализма -- передать средствапроизводства из частной собственности всобственность организованного общества,государства. [40*] Социалистическое государствовладеет всеми материальными факторамипроизводства и таким образом направляет его. Длятакой передачи вовсе не нужно соблюдениеформальностей закона, выработанного дляпередачи собственности в эпоху, фундаментомкоторой была частная собственность на средствапроизводства. Еще менее существенно в такомпроцессе соблюдение традиционной правовойтерминологии. Собственность есть правораспоряжаться, и когда это право распоряжатьсялишается своего традиционного имени и получаетот господствующего правового института новоенаименование, это не имеет никакого значения длясущества дела. Следует учитывать не слова, носуть вещей. Ограничение прав собственников, как иформальная передача этих прав, представляетсобой способ социализации. Если государство шагза шагом отнимает у собственника правораспоряжаться, распространяя свое влияние напроизводство, если его возможности определятьнаправление развития производства и характерпроизводимой продукции все возрастают, тогдасобственнику не остается ничего, кроме пустогоимени "собственник", а сама собственностьпереходит в руки государства.

    Люди зачастую не могут понять фундаментальногоразличия между идеями либерализма и анархизма.Анархизм отвергает все принуждающиеобщественные организации и отказывается отнасилия как социальной технологии. Фактически онстремится к упразднению государства иправопорядка, поскольку верит, что общество безвсего этого будет жить лучше. Он не боитсяанархического беспорядка, поскольку верит, что вотсутствие принуждения люди объединятся дляобщественного сотрудничества и будут вести себяв соответствии с требованиями социальной жизни.Анархизм как таковой не является ни либеральной,ни социалистической доктриной: он просто лежит виной плоскости. Тот, кто отрицает основуанархизма, кто считает иллюзией, что ныне или вбудущем станет возможным без принуждения состороны правопорядка объединить людей длямирного сотрудничества, тот -- будь он либерал илисоциалист -- отвергает идеал анархизма. Во всехлиберальных и социалистических теориях,основанных на строгой логической связи идей,системы строились с должным учетом насилия,полностью отвергая анархизм. И либерализм, исоциализм признают необходимость правовогопорядка, хотя расходятся в понимании иопределении границ этого понятия. Либерализм,ограничивая сферу государственной активности,не оспаривает потребности в правовом порядке ипри этом вовсе не считает государство злом, хотяи необходимым. Либеральное понимание проблемгосударства определяется отношением к проблемесобственности, а вовсе не отвращением к"персоне" государства. Поскольку либерализмстремится к торжеству частной собственности насредства производства, он должен по чистологическим причинам отвергать все, чтопротиворечит этому идеалу. Что же касаетсясоциализма, то с тех пор, как он в основныхвопросах отделился от анархизма, он должен снеобходимостью стремиться к расширению сферыпринудительного государственного контроля, ибоего явной целью является устранение "анархиипроизводства". Какая уж там борьба сгосударством и насилием, если социализмстремится распространить правительственноевлияние на те области, которые либерализмоставил бы вне контроля.

    Социалистические авторы, особенно те из них,кто восхваляет социализм по этическим причинам,любят заявлять, что в социалистическом обществепервейшей целью государства будет всеобщееблагосостояние, в то время как либерализмучитывает интересы только одного класса. Судитьо достоинстве либеральной и социалистическоймоделей организации общества следует подостижениям обеих систем. Но можно сразуотвергнуть утверждение, что только социализмставит целью обеспечение общего благосостояния.Либерализм борется за частную собственность насредства производства не из любви ксобственникам. Либеральная экономическаясистема более производительна, чемсоциалистическая, и избыток достается не толькособственникам. Согласно либерализму преодолениезаблуждений социализма в интересах не толькобогатых. Даже беднейшие пострадают от социализмане меньше других. К такому утверждению можноотноситься по-разному, но в любом случае было быневерно приписывать либерализму преследованиеинтересов узкого слоя людей. Социализм илиберализм различаются фактически не своимицелями, а средствами их достижения.

    2. "Основные права" в социалистической теории

    Либеральная философия государства былаобобщена в ряде утверждений, сформулированныхкак требования естественного права. Это ПраваЧеловека и Гражданина, которые выражали существоосвободительных войн в XVIII и XIX столетиях. Онизакреплены в конституционных законах,составленных под влиянием политических движенийэпохи. Но даже сторонникам либерализма следовалобы спросить себя: подходящее ли это для них место,ибо по форме и стилю изложения эти утвержденияявляются не столько правовыми положениями,которые составляют содержание законов,предназначенных для практического применения,сколько политической программойзаконодательной и административнойдеятельности. Во всяком случае, совершеннонедостаточно включить их со всеми почестями восновные законы государств и конституции; их духдолжен пронизывать собой все государство.Гражданин Австрии мало выигрывал от того факта,что основной закон государства давал ему право"свободно выражать свое мнение словом, вписьме, в печати или в графических изображениях врамках законных границ". Эти "законныеграницы" препятствуют свободному выражениюмнений так же основательно, как если бы основнойзакон никогда не существовал. Англия не знаетосновного права на свободное выражение мнения,однако в ней слово и пресса действительносвободны, поскольку дух, выражающий себя впринципе свободы мысли, пронизывает всеанглийские законы.

    Подражая этим политическим основным правам,некоторые антилиберальные авторы попыталисьразработать кодекс основных экономических прав.Их цель при этом двойственна: с одной стороны, онихотят показать неудовлетворительностьобщественного устройства, которое даже негарантирует эти предполагаемые естественнымиправа человека; с другой стороны, они хотятсоздать несколько легко запоминаемых, эффектныхлозунгов для пропаганды своих идей. При этом онибыли далеки от мысли, что достаточно юридическизафиксировать эти основные права, чтобы возникобщественный порядок, соответствующий идеалам.Большинство авторов, особенно позднейших, былиубеждены, что то, к чему они стремятся, может бытьдостигнуто только на пути обобществлениясредств производства. Концепция основныхэкономических прав была разработана, лишь чтобыпоказать, каким требованиям должнаудовлетворять социальная система. То есть этоскорее критика, чем программа. Рассматриваемая стакой точки зрения, эта концепция позволяет нампонять, что (по мнению его сторонников) социализмдолжен обеспечить.

    Согласно Антону Менгеру, социализм обычнопредполагает три основных экономических права:право на полный продукт труда; право насуществование; право на труд [41*].[55]

    Всякое производство требует сотрудничестваматериальных и человеческого факторовпроизводства: это целенаправленный союз земли,капитала и труда. Нельзя определить физическийвклад каждого из этих факторов в результатпроизводства. Какую часть стоимостипроизведенного продукта следует приписатьотдельным факторам? Это вопрос, на которыйежедневно и ежечасно отвечают покупатели ипродавцы на рынке, хотя научное объяснение этогопроцесса было получено только в недавние годы ипока еще далеко не достигнута полная ясность.Рыночные цены на все факторы производствафактически приписывают каждому из них вес,соответствующий его участию в производстве.Через цену каждый фактор получает оценку своегоучастия в конечном продукте. В заработной платеработник получает полный продукт своего труда.Таким образом, в свете субъективнойтеории ценности соответствующее требованиесоциализма представляется вполне нелепым. Но длясреднего человека это не так. Привычные оборотыречи подразумевают, что ценность создаетсятолько трудом. Доверяющие "здравому смыслу"люди обречены видеть в требовании о ликвидациичастной собственности на средства производствапризыв к тому, чтобы работник получал полныйпродукт своего труда. Сначала это требованиекажется чисто негативным -- исключить все доходы,не основанные на труде. Но как только пытаютсясконструировать на этом принципе систему,возникают непреодолимые препятствия, трудности,вытекающие из несостоятельной теории ценности,на которой базируется право на полный продукттруда. Все такие системы потерпели крушениеименно на этом. Их авторы, в конце концов, бываливынуждены признать, что то, чего они желали, былоне чем иным, как упразднением всех доходов, неоснованных на труде, и что только обобществлениесредств производства позволяет достичь этого. Отправа на полный продукт труда, котороедесятилетиями занимало умы людей, не осталосьничего, кроме лозунга (пропагандистски весьмаэффектного, конечно) требующего упразднения всех"незаработанных", нетрудовых доходов.

    Право на существование может быть определенопо разному. Если в этом видеть требование людей,лишенных средств и неспособных к труду, неимеющих родственников, которые могли бы о нихпозаботиться, т. е. требование об обеспечении ихсредствами к существованию, тогда право насуществование представляет собой безвредноеустановление, реализованное в большинстве общинстолетия назад. Конечно, практическое воплощениеэтого принципа может нуждаться всовершенствовании, ибо, возникнув из практикиблаготворительного попечительства о бедняках,соответствующие установления не даютнуждающимся признаваемых законом прав. Однакосоциалисты под правом на существование понимаютнечто иное. Они определяют существо дела так, что"всякий член общества может требовать, чтобыему были предоставлены вещественные блага иуслуги, необходимые для поддержания егосуществования, по мере имеющихся в наличиисредств, прежде чем будут удовлетворены менеенасущные нужды других" [42*]. Туманностьконцепции "поддержания собственногосуществования", равно как и невозможностьобъективного определения и сравнениянастоятельности нужд разных людей, превращает еев конечном итоге в требование о возможно равномраспределении потребительских благ. Одна изнередких формулировок этой концепции -- "никтоне должен испытывать лишений, в то время когдадругие живут в излишествах", -- выражаетнамерение еще яснее. Ясно, что это требованиеравенства может быть удовлетворено (в негативномплане) только после обобществления всех средствпроизводства и перехода к распределениюгосударством всех результатов производства.Может ли при этом быть достигнута позитивнаяцель -- реальная обеспеченность каждого, этодругая проблема, которой защитники права насуществование вряд ли вообще занимались. Онипровозглашали, что сама Природа предоставляетдля всех достаточные средства к жизни и чтотолько из-за несправедливых общественныхустановлений большая часть человечествабедствует; если лишить богатых всего, что импозволено потреблять сверх всякой"необходимости", каждый получит достаточнодля достойного уровня жизни. Только под влияниемкритики, исходившей из Мальтусова законанародонаселения [43*],социалистическая доктрина была поправлена. [56] Социалисты признали, что вусловиях несоциалистического способапроизводства объем производства недостаточендля изобильного снабжения каждого. Но при этомони утверждают, что социализм в такой громаднойстепени увеличит производительность труда, чтоокажется возможным создание земного рая длянеограниченного по численности населения. ДажеМаркс, в других случаях весьма осторожный,заявил, что социалистическое общество сделаетмерой распределения потребности каждого [44*].

    Ясно, по крайней мере, следующее: признаниеправа на существование в том смысле, какойпридают ему теоретики социализма, может бытьдостигнуто только в результате обобществлениясредств производства. Антон Менгер, правда,высказался в том смысле, что частнаясобственность и право на существование вполнемогут сосуществовать. В этом случае требованияграждан государства на средства, необходимые имдля существования, пришлось бы рассматривать какнечто подобное закладной, подлежащейудовлетворению за счет национального доходапрежде, чем привилегированные граждане получилибы свой нетрудовой доход. Но даже ему пришлосьпризнать, что в случае полной реализации права насуществование соответствующие расходы поглотятстоль большую часть нетрудового дохода и стольсильно обкорнают частную собственность, чтовскоре вся собственность окажется вколлективном владении [45*].Если бы Менгер сумел понять, что право насуществование с необходимостью порождает правона равное распределение потребительских благ, онне стал бы говорить о его совместимости с частнойсобственностью на средства производства.

    Право на существование очень тесно связано справом на труд [46*].В основе идеи -- не столько право на труд, сколькообязанность трудиться. Законы, которыепредоставляют нетрудоспособным возможностьпретендовать на поддержку, тем самым лишаюттакого права работоспособных. Они могутпретендовать только на предоставление рабочегоместа. Естественно, что социалистические авторыи следовавшие за ними социалистические политикипрежних времен имели довольно свободноепредставление об этом понятии. Они превратилиего -- более или менее явно -- в требование наполучение работы, соответствующей склонностям испособностям рабочего и обеспечивающей при этомдостаточную заработную плату. В основе права натруд лежит та же идея, что выразилась в праве насуществование: в "естественных" условиях, --которые нам следует считать существовавшими до ивне рамок общественного порядка, базирующегосяна частной собственности, и которые будутвосстановлены социалистическими конституциямипосле ликвидации частной собственности, -- каждыйчеловек должен быть способен добыть собственнымтрудом достаточные средства к существованию.Буржуазное общество, разрушившее этот разумноустроенный мир, обязано возместить пострадавшимто, что они утратили. Эквивалентом утраченного идолжно выступать право на труд. Мы опятьсталкиваемся со старой иллюзией средств ксуществованию, которые предположительно должнадавать Природа независимо от уровняисторического развития общества. Но дело-то втом, что Природа вовсе не знает и непредоставляет никаких прав. Поскольку желаниячеловека практически беспредельны, а Природасама по себе скудна, человек вынужден заниматьсяхозяйством. Эта хозяйственная деятельностьпредполагает социальное сотрудничество; истокисотрудничества -- в понимании того, что оноувеличивает производительность труда и повышаетуровень жизни. Заимствованная в наиболее наивныхтеориях естественного права идея, что в обществечеловеку приходится хуже, чем в "болеесвободном и примитивном естественномсостоянии", и что общество должно, так сказать,купить его терпение в обмен на специальные права,-- краеугольный камень построений, возводимыхпоборниками права на труд и права насуществование.

    Когда производство отлично сбалансировано,безработицы не бывает. Безработица естьследствие экономических изменений, и там, гдеразвитие хозяйства не сдерживаетсявмешательством властей и профсоюзов, онавозникает только как переходное явление, аизменения заработной платы обычно носяткомпенсаторный характер. Соответствующиеинституты, например биржи труда, представляющиесобой просто развитие экономического механизмасвободного рынка, где индивидуум свободенвыбирать и изменять профессию и место работы,способны сократить продолжительность отдельныхслучаев безработицы настолько, что онаперестанет восприниматься как серьезноебедствие [47*]. Но требование, чтобы каждыйгражданин имел право на привычную ему профессиюи заработок не ниже, чем у других профессий,которые пользуются большим спросом на рынкетруда, абсолютно несостоятельно. Организацияпроизводства нуждается в средствах побуждения ксмене профессий. В социалистическойформулировке право на труд совершеннонереализуемо, и не только в обществе, основанномна частной собственности на средствапроизводства. Даже социалистическое общество неможет гарантировать рабочему право на занятостьтолько в выбранной профессии; оно также будетнуждаться в способах перемещения рабочих туда,где они нужнее.

    Три основных экономических права -- а число ихлегко увеличить -- принадлежат к прошедшей эпохедвижения за социальные реформы. Они сохранилисегодня хотя и немалое, но чистопропагандистское значение. Их место занялотребование обобществления средств производства.

    3. Коллективизм и социализм

    Противоположность между реализмом иноминализмом, пронизывающая всю историючеловеческой мысли со времен Платона иАристотеля, проявилась также в областисоциальной философии [48*]. [57]Различие между отношением коллективизма ииндивидуализма к проблеме общественныхобъединений такое же, как между отношениемуниверсализма и номинализма к проблеме понятиявида. [58] В сфере социальныхнаук эта противоположность приобретаетвысочайшую важность, так же как в философииотношение к идее Бога получило значение, далековыходящее за пределы научного исследования. Это-- политическая важность. Существующие поныне ине желающие сдаваться структуры власти находят вфилософии коллективизма оружие для защиты своихправ. И даже здесь номинализм проявляет себя какбеспокойная наступательная сила. Как в областифилософии он разрушает старые системыметафизического умозрения, так и здесь онвзрывает метафизические схемы социологическогоколлективизма.

    Политическое злоупотребление тем, чтопервоначально выступало в телеологическомобличье лишь как противоположностьпредставлений в теории познания, становитсясовершенно отчетливым, когда дело касается этикии политики. Проблема здесь формулируется иначе,чем в области чистой философии. Вопрос звучиттак: что должно быть целью -- личное или общее? [49*]Такое противопоставление целей индивида целямсоциального целого можно снять, толькопожертвовав чем-то одним в пользу другого. Спор ореальности или номинальности понятийпревращается в спор об иерархии целей. И здесьзаново возникает трудность для коллективизма.Поскольку наличествуют разные социальные collectiva[60] цели которых представляютсяпротивоположными в той же степени, что и целииндивидуумов, противостоящих этим collectiva этотконфликт интересов должен быть разрешен. Насамом деле практический коллективизм не слишкомбеспокоится об этом. Он ощущает себя толькоапологетом правящих классов и в качестве научнойполиции защищает тех, кому в данный моментпринадлежит власть, с не меньшим рвением, чемполитическая охранка.

    Индивидуалистическая социальная философияэпохи Просвещения по-своему обошлась спротивоположностью между индивидуализмом иколлективизмом. Она называетсяиндивидуалистической, поскольку ее первойзадачей было сокрушить идеи правящегоколлективизма, чтобы расчистить путь дляпоследующей социальной философии. Но при этомразбитый идол коллективизма не был замененкультом индивида. Положив в основусоциологической мысли доктрину гармонииинтересов, индивидуалистическая социальнаяфилософия создала современную науку об обществе,доказывая при этом, что конфликта интересов,вокруг которого было столько стычек, вдействительности нет. Ибо общество вообще можетсуществовать только при том условии, что в неминдивид найдет поддержку для своего Я и своейсобственной воли.

    Коллективистское движение современностичерпает свою силу не в скрытых потребностяхсовременной научной мысли, но в политическойволе эпохи, тяготеющей к романтизму и мистицизму.Духовные движения представляют собой восстаниемысли против инерции, бунт немногих противмножества. Это бунт тех, кто благодаря духовнойсиле всего сильнее в одиночестве, против тех, ктоможет выразить себя лишь заодно с массой, столпой и кто имеет значение только в силу своеймногочисленности. Коллективизм -- этопротивостояние, это оружие всех тех, ктостремится убить разум и мысль. Потому-токоллективизм воздвигает "нового кумира",самого холодного из всех "холодных чудовищ"-- государство [50*]. Превознося этомистическое существо и превращая его в своегорода божество, разукрашивая его всемиэкстравагантными совершенствами и очищая отвсякой грязи [51*], выражаяготовность все пожертвовать на его алтарь,коллективизм сознательно стремится порвать всенити, связывающие социологическую иестественнонаучную мысль. Это особенно явно утех мыслителей, которые настойчивой и остройкритикой немало поработали над освобождениеместествознания от всех следов телеологии [61], но в то жевремя в сфере познания общества не толькосохраняли традиционные идеи и приемытелеологического мышления, но даже, стремясьоправдать их, перекрывали для социологии всепути к свободе мысли, которая уже стала к томувремени достоянием естественных наук.Кантовская философия природы не сохраняет местадля какого-либо бога или руководителямироздания, но историю она рассматривает, как"выполнение тайного плана природы",направленного на создание совершенноговнутренне и внешне государственного устройствакак единственного условия развития всегозаложенного природой в человечество [52*]. У Канта сособенной ясностью видно, что современныйколлективизм не имеет никакой нужды в старомреализме понятий, ибо, возникший из политических,а не философских потребностей, он занимаетособую позицию -- вне науки и она не может бытьпоколеблена никакими атаками теории познания. Вовторой части своей книги "Идеи к философииистории человечества" Гердер [62] сожесточением нападает на критическую философиюКанта, которая представляется ему"аверроэсовским" гипостазированием общего. [63] Всякийутверждающий, что человеческий род, а не индивид,есть субъект образования и воспитания, неосознает, что "род" вид -- это только всеобщиепонятия, и нужно, чтобы они воплощены были вконкретных индивидах". Если бы кто-либоприписал этим общим понятиям совершеннуюстепень гуманности, культуры и просвещенности,составляющих понятие идеала, он при этом"ничего не сказал бы о подлинной историичеловеческого рода, как ничего я не скажу, говорявообще о животности, каменности, железности инаделяя целое самыми великолепными, нопротиворечащими друг другу в конкретныхиндивидах свойствами" [53*]. В своем ответе на это Кантзавершает разрыв между этико-политическимколлективизмом и философским реализмом понятий."Тот, кто говорит: "Отдельная лошадь безрога,а лошади как вид имеют рога", -- тот говоритсовершеннейшую чепуху. Ибо род есть не что иное,как признак, которым должны обладать все егоиндивиды. Но если выражение "родчеловеческий" означает -- а, в общем, так оно иесть -- ряд поколений, идущих в бесконечность(неопределенность), и предполагается, что этотряд непрерывно все ближе к предопределеннойцели, движущейся со своей стороны вместе с ним,тогда вовсе не будет противоречия в утверждении,что в каждой части своей он асимптотическиприближается к цели [64] и только как целоедостигает ее, другими словами, что не одно звеново всех поколениях человеческого рода, но толькород в целом полностью исполняет своепредназначение. Математики могут разъяснить это,философ же должен заявить: предназначениечеловеческого рода в целом есть непрерывныйпрогресс, и завершение его есть просто идея --голая, но по намерениям полезная идея цели, -- ккоторой мы согласно плану Провидения, должнынаправлять наши усилия" [54*].Здесь открыто признается телеологическийхарактер коллективизма и раскрываетсянепреодолимая пропасть между ним и методамичистого познания. Познание скрытых намеренийприроды лежит вне человеческого опыта, и нашамысль не дает нам ничего, что бы позволилосделать заключение, каковы ее цели и существуютли они вообще. Наблюдаемое нами поведениеотдельных людей и целых социальных систем недает никаких оснований для предположений. Мы не всилах установить никаких логических связеймежду опытом и тем, что мы можем или хотимпредположить. Нам приходится верить (посколькуэто невозможно доказать), что вопрекисобственной воле человек делает то, чтопредустановлено природой, которая лучше знает,что во благо человечеству, но не индивиду [55*]. Это не тотподход, который свойствен науке.

    Факт, что коллективизм нельзя обосноватьнаучной необходимостью. Он объясняется тольконуждами политики. В силу этого он неостанавливается, как это делает понятийныйреализм, на утверждении реального существованияобщественных объединений, которых он почитаетживыми организмами в полном смысле этого слова,но идеализирует и обожествляет. Гирке объявляетвполне открыто и неприкрашенно, что следуеткрепко держаться за "идею реального единстваобщества", потому что только это однооправдывает требование, чтобы индивид отдавалсилы и жизнь народу и государству [56*]. [65] Чтоколлективизм есть не что иное, как "прикрытиетирании", сказал уже Лессинг [57*]. [66]

    Если бы противоречие между общим интересомцелого и отдельным интересом индивидуумадействительно существовало, сотрудничестволюдей в обществе было бы невозможным.Естественное взаимодействие людей представлялобы собой войну всех против всех. Мир и взаимнаятерпимость были бы невозможны, а вместо этогобыли бы только временные перемирия, длящиеся недольше, чем это нужно одной из сторон. Индивид былбы готов к постоянному бунту против всего и всех,подобно непрекращающейся войне с хищниками ибациллами. Коллективистское понимание истории --образцово асоциальное -- не может вообразитьиного способа возникновения социальныхинститутов, кроме как через вмешательство"миростроителя", платоновского Демиурга ????????? (того, ктотворит для людей). Он действует в истории своимиорудиями -- героями, которые ведутсопротивляющегося человека куда надо. Врезультате воля индивида сломлена. Желающегожить только для себя представители Бога на землеподчиняют нравственному закону, который требует,чтобы отдельный человек жертвовал своимблагополучием во имя Целого и будущего развития.

    Наука об обществе начинается с преодоленияэтого дуализма. Поняв, что интересы отдельныхлюдей внутри общества совместимы, и что индивидыи община не враждебны друг другу, можно понять исоциальные установления, не призывая на помощьбогов и героев. Мы можем распрощаться сДемиургом, который принуждает человека жить вколлективе, как только осознаем, чтообщественный союз дает человеку больше, чемтребует взамен. Даже не предполагая "скрытогоплана природы", мы можем понять развитие внаправлении к более интегрированным формамобщества, когда видим, что каждый шаг на этом путиприносит благо самим шагающим, а не только ихотдаленным потомкам.

    Коллективизму нечего противопоставить новойсоциальной теории. Непрерывно повторяющиесяобвинения, что эта теория недооценивает важностьсоllectiva, особенно таких, как Государство и Нация,показывают только, что коллективизм не заметил,как влияние либеральной социологии изменилопостановку проблем. Коллективизм более непытается создать законченную теориюобщественной жизни; все, что он можетпротивопоставить своим противникам, -- этоостроумные афоризмы, и не больше. В экономике, также как в общей социологии, он проявил своюсовершенную бесплодность. Не случайногерманский гений, одолеваемый социальнымитеориями классической философии от Канта доГегеля [67], втечение долгого времени не мог произвести ничегопутного в экономике, а те, кто прорвал заклятие(сначала Тюнен и Госсен, затем австрийцы КарлМенгер, Бем-Баверк и Визер), были свободны откакого-либо влияния коллективистской философиигосударства. [68]

    Сколь мало коллективизм был способен обойтитрудности по развитию собственной доктрины,лучше всего видно из того, как он обошелся спроблемой общественной воли. Опять и опятьговорить о Воле государства, о Воле народа, обУбеждениях народа -- это далеко не способобъяснить, как именно возникает коллективнаяволя социальной группы. Поскольку она всущественнейших моментах отличается от волиотдельного индивида и даже вполнепротивоположна ей, коллективная воля не можетвозникнуть, как слагаемая индивидуальныхволеизъявлений. Каждый коллективист находитсвоеобычный источник коллективной волисообразно собственным политическим, религиозными национальным убеждениям. В сущности,совершенно одно и то же, полагается ли источникомсверхъестественная власть короля или священникалибо она истолковывается как качествоопределенного класса или народа. ФридрихВильгельм IV и Вильгельм II были вполне убеждены,что Господь наделил их особой властью, и эта вера,несомненно, подстегивала их сознательные усилияи укрепляла их. [69] Но наука столь же малоспособна доказать истинность этой веры, как идоказать истинность религии. Коллективизм --явление политическое, а не научное. И все егосодержание суть ценностные суждения. [70]

    Коллективизм в целом всегда благосклонен кидее обобществления средств производства,поскольку это близко его мировосприятию. Но естьколлективисты, которые защищают частнуюсобственность на средства производства,поскольку верят, что такой порядок болееблагоприятен для общества в целом [58*]. В то же время, даже внезависимости от влияния идей коллективизма, можноприйти к убеждению, что частная собственность насредства производства менее благоприятна дляцелей всего человечества, чем общественнаясобственность.

    Глава III. Социальный порядок и политическое устройство

    1. Политика насилия и политика договора

    Господство принципа насилия не ограничено,естественно, сферой собственности. Дух доверияисключительно к мощи, ищущий основблагосостояния не в соглашении, но внепрекращающемся конфликте, пронизывает всюжизнь. Все человеческие отношения былиустановлены в соответствии с "правомсильного", которое на деле есть простоотрицание Права. Это не был мир. В лучшем случае --перемирие.

    Общество возникло из мельчайших объединений.Круг объединяющихся ради взаимного мира былсначала очень ограничен. Круг расширялся шаг зашагом тысячелетиями, пока мирный союз исообщество международного права не охватилибольшую часть человечества, отделив его дикуюполовину, живущую на нижних этажах культуры. Невезде внутри цивилизованного сообщества принципдоговора был равно могущественным. С наибольшейполнотой он был признан во всем, что касалосьсобственности. Слабее всего он соблюдался там,где речь шла о политическом господстве. В сфереиностранной политики он утвердился лишьнастолько, чтобы установить законы войны,несколько ограничивающие принцип насилия. Кромеслучаев арбитража, представляющих собойнедавнее достижение, споры между государствамидо сих пор по большей части разрешаются силойоружия. Это традиционнейшая древняя правоваяпроцедура; битвы, в которых выносят решение,подобно судебным дуэлям древнего права должныподчиняться неким правилам. Тем не менее, было быложью утверждать, что в межгосударственных делахстрах перед иностранным насилием являетсяединственным фактором, который удерживает меч вножнах. [59*]Силы, тысячелетиями действовавшие вмеждународной политике, поставили ценность миранад прибылью победоносной войны. В наше времядаже могущественнейший воитель не можетигнорировать правовую максиму, согласно которойвойна должна иметь основательные причины.Воюющая сторона вынуждена теперь доказывать, чтоведет правую войну и что война этаоборонительная либо, по крайней мере,превентивно оборонительная, такова важная даньпринципу Закона и Мира. Каждая политика, открытопринимавшая принцип насилия, вызывала противсебя мировую коалицию, которой, в конце концов, иподчинялась.

    В социальной философии либерализмачеловеческий разум впервые приходит к осознаниютого, что принцип мира превосходит принципнасилия. В этой философии впервые человечестводает себе отчет в собственных действиях. Онасрывает романтический нимб, который всегдаокружал власть. Война, учит либерализм,губительна не только для побежденных, но и дляпобедителей. Общество возникло в результатемирного труда; сущность общества --миротворчество. Не война, а мир -- отец всех вещей.Только хозяйственная деятельность создаетбогатство; не военное ремесло, а труд приноситсчастье. Мир созидает, война разрушает. Народыбольшей частью тяготеют к миру, потому что ониосознают преобладающую пользу мира. Онипринимают войны только во имя самозащиты;агрессивных войн они не хотят. Только князьяхотят войны, ибо надеются приобрести деньги, вещии власть. Дело народов -- помешать исполнению ихжеланий, лишив их средств для ведения войны.

    Любовь либералов к миру проистекает не изфилантропических чувств, как пацифизм БертыЗутнер и ей подобных. [72] В этойлюбви нет мрачности, обычной у многих, ктопытается одолеть романтизм кровавой страститрезвостью международных конгрессов. Этопристрастие к миру -- не благотворительная игра,которая, впрочем, уживается с прочимиубеждениями. Просто такова социальная теориялиберализма. Кто настаивает на единствеэкономических интересов всех народов исохраняет безразличие к размерам национальнойтерритории и форме национальных границ, ктонастолько отошел от коллективистских идей, чтовыражения типа "честь государства" звучатдля него полной бессмыслицей, для того просто несуществует оправданий для агрессивной войны.Либеральный пацифизм есть порождение социальнойфилософии либерализма. То, что либерализмвыступает в защиту собственности и отрицаетвойну, есть два выражения одного и того жепринципа. [60*]

    2. Социальная функция демократии

    Во внутренней политике либерализм требуетполнейшей свободы выражения политическогомнения, устройства государства в соответствии сволей большинства; он требует, чтобы законысоставляли представители народа и чтобыправительство, которое представляет собойкомитет народных представителей, было подчиненозакону. Мирясь с монархией, либерализм простоидет на компромисс. Его идеалом остаетсяреспублика или, по крайней мере, призрачнаямонархия по английскому образцу, ибо его высшийполитический принцип -- самоопределение людейкак индивидов. Тщетно обсуждать, является ли этотидеал демократическим или нет. Современныеавторы склонны вводить различие междулиберализмом и демократией. Похоже, что у них нетясного представления ни о том, ни о другом. Аглавное, лелеемые ими взгляды на правовые основыдемократических установлений заимствованыисключительно из круга идей доктриныестественного права.

    Вполне может быть, что большинство либеральныхтеоретиков пытались поддерживатьдемократические установления, также ссылаясь нато, что они соответствуют воззренияместественного права о неотчуждаемости правачеловека на самоопределение. Но мотивы, которымиполитические движения оправдывают своитребования, не всегда совпадают с причинами,вынуждающими их к действию. Зачастую легчедействовать в политике, чем ясно видеть конечныемотивы собственных действий. Старый либерализмзнал, что демократические требования неизбежнопорождаются всей его социально-философскойсистемой. Но было не вполне ясно, каково ихдействительное место в этой системе. Этимобъясняется та неопределенность, которая всегдапроявляется по основным вопросам; этим такжеобъясняется безмерная преувеличенностьпсевдодемократических требований тех, ктоприсвоил имя "демократ" исключительно себеи таким образом противопоставил себя либералам,не заходившим столь далеко.

    Значение демократических формгосударственного устройства не в том, что онибольше любых других соответствуют естественными врожденным правам человека; не в том, что лучшелюбого другого вида правления демократиявоплощает идеи свободы и равенства. Отвлеченноговоря, человеку столь же мало присталопозволять управлять собой, как и позволятькому-либо работать за него. Что гражданинразвитого общества чувствует себя свободным исчастливым при демократическом режиме, что онсчитает его лучшим, чем любая другая формавласти, и что он готов к жертвам ради достижения иподдержания такого порядка, - все это опять-такине следует объяснять тем, что демократиядостойна любви сама по себе. Дело в том, что онавыполняет функции, без которых невозможнообойтись.

    Обычно отмечают, что важная функция демократии-- отбор политических лидеров. В демократическойсистеме назначение на важнейшие постыопределяется конкуренцией в обстановке полнойгласности, свойственной политической жизни, и вэтой конкуренции, как принято думать, обычнопобеждают самые достойные. Не очень понятно,почему демократия должна оказаться непременноболее удачливой, чем автократия илиаристократия, в отборе людей для управлениягосударством. В недемократических государствах,как показывает история, политически одаренныелюди нередко пробивались наверх, и одновременнонельзя утверждать, что в демократиях всегдалучшие попадают на должное место. По этомувопросу враги и друзья демократии никогда недоговорятся.

    Истинное значение демократических формустройства государства совсем в ином. Их функция-- поддерживать мир, избегать насильственныхпереворотов. В недемократических государствахточно так же только правительство, имеющееподдержку общественного мнения, можетрассчитывать на устойчивость. Сила всехправительств не в оружии, но в том духе, которыйподчиняет правительству все оружие. Правящаягруппа, всегда являющаяся малым меньшинствомсреди подавляющего большинства, можетприобрести и удержать власть, только расположивнастроение большинства в свою пользу. Есличто-либо изменяется, если те, от чьей поддержкиправительство зависит, теряют уверенность, чтоони должны поддерживать именно этоправительство, тогда почва, на которой держатсявласти, подорвана и рано или поздно им придетсяуйти. Правители и режимы в недемократическихгосударствах могут быть изменены тольконасилием. Режим правления и люди, потерявшиеподдержку народа, бывают сметены восстанием, иновый режим и новые люди занимают их место.

    Но каждый насильственный переворот стоит кровии денег. Приносятся человеческие жертвы, иразрушения тормозят хозяйственную деятельность.Демократии пытаются предотвратить такиематериальные потери и сопровождающие ихпсихические потрясения, гарантируя согласиемежду волей государства (как она выражаетсячерез органы управления) и волей большинства. Этодостигается тем, что государственные органыставятся в зависимость от воли существующегобольшинства. Во внутренней политике такреализуется то, что пацифизм мечтает осуществитьво внешней политике. [61*]

    Что только это является решающей функциейдемократии, становится ясно из аргументов,которые противники демократии чаще всеговыдвигают против нее. Русские консерваторы,несомненно, правы, когда указывают, что русскийцаризм и политика царя одобрялись громадноймассой русских людей, так что дажедемократическое устройство не могло бы датьРоссии другого правительства. Русские демократытакже не имели иллюзий по этому поводу. Покабольшинство русского народа (вернее, политическизрелая его часть, имевшая возможность влиять наполитику) стояло за царизм, русское государствоне нуждалось в демократических формах правления.Однако отсутствие демократических формправления стало роковым для России с тогомомента, когда возникло расхождение междуобщественным мнением и политической системойцаризма. Раздор между волей государства и волейнарода нельзя было уладить мирными методами;политическая катастрофа оказалась неизбежной.Что верно для царской России, столь же верно и дляРоссии большевистской; это так же верно дляПруссии-Германии и для всякого другогогосударства. Как ужасны были последствияФранцузской революции, которые Францияпсихически так никогда и не изжила! Какбесконечно много выиграла Англия от того, чтосумела избежать революций с XVII века!

    Очевидно, что большая ошибка отождествлятьдемократию с революцией или даже простоуподоблять их. Демократия не только нереволюционна, но она всегда стремится исключитьреволюцию. Культ революции, насильственногопереворота любой ценой, особенно характерный длямарксизма, не имеет ничего общего с демократией.Либерализм, осознавая, что для достиженияэкономических целей человеку необходим мир, истремясь в силу этого к устранению всех причинвражды внутри страны и за рубежом, требуетдемократии. Жестокость войн и революций в глазахлиберала всегда зло, которое так или иначенеизбежно, пока нет демократии. Однако даже когдареволюция представляется почти неизбежной,либерализм пытается спасти людей от насилия. Онне оставляет надежды, что философия можетнастолько просветить тиранов, что онидобровольно откажутся от прав, препятствующихсоциальному развитию. Шиллер [75] говорит как либерал,когда у него маркиз де Поза умоляет короля датьсвободу мысли [76]; аисторическая ночь 4 августа 1789 г., когдафранцузские дворяне добровольно отказались отсвоих привилегий, и английский закон о реформах1832 г. показывают, что эти надежды не были вполненапрасными. [77] Либерала не приводит ввосторг самоотверженная грандиозностьмарксистских профессиональных революционеров,которые жертвуют тысячами жизней и разрушаютплоды вековых трудов. Здесь вполне хорошхозяйственный подход: либерализм желает успеханаименьшей ценой.

    Демократия -- самоуправление народа, егоавтономия. Но это не значит, что все должны равносоучаствовать в законодательстве иадминистрации. Прямая демократия возможнатолько в малых группах. Даже небольшой парламентне может вести всю работу на пленарныхзаседаниях; следует избирать комитеты, и всяосновная работа выполняется отдельными людьми:спикерами, докладчиками и, прежде всего авторамизаконопроектов. В этом окончательноедоказательство того, что массы следуют занемногими лидерами. Что люди вовсе не равны, чтонекоторые рождаются быть лидерами, а некоторые --ведомыми, этого не могут изменить дажедемократические установления. Все не могут бытьпервопроходцами: большинство этого и не хочет, даи нет у него нужных сил. Идея, что при настоящейдемократии люди будут проводить время в советеподобно членам парламента, возникла изпредставления о древнегреческомгороде-государстве периода упадка; но при этомупускается из виду тот факт, что такие общинывовсе не были демократиями, поскольку исключалииз общественной жизни рабов и всех тех, кто необладал всей полнотой прав гражданина. Там, гдевсе должны трудиться, "чистый" идеалдемократии становится нереализуемым. Стремлениеувидеть демократию реализованной именно в этойневозможной форме есть не что иное, какпедантское доктринерство в стиле естественногоправа. Чтобы достичь целей демократическихустановлений, необходимо только, чтобызаконодательная и административная работаследовала воле большинства народа, и для этихцелей непрямая демократия вполне хороша.Существо демократии не в том, что каждый пишетзаконы и управляет, но в том, чтобы законодатели иуправляющие на деле зависели от воли народа,чтобы их можно было мирно заменить в случаеконфликта.

    Такое понимание снимает многие аргументы какдрузей, так и недругов народовластия,направленные против реализуемости демократии [62*].Демократия не делается менее демократичнойоттого, что лидеры выделяются из массы, чтобыпосвятить себя целиком политике. Подобно любойдругой профессии в обществе с разделением трудаполитика требует всего человека; отполитиков-дилетантов нет никакой пользы [63*]. Дотех пор, пока профессиональный политик зависитот воли большинства и может выполнять только то,за что и получил большинство голосов,демократический принцип не нарушен. Не требуетдемократия и того, чтобы парламент былминиатюрной копией картины социальнойстратификации в стране, так что если большинствонаселения составляют крестьяне и промышленныерабочие, то и в парламенте они же составляли быбольшинство. [64*]Свободный джентльмен, который играет большуюроль в английском парламенте, юрист и журналист впарламентах романских стран, возможно,представляют народ лучше, чем лидеры профсоюзови крестьяне, которые внесли дух запустения впарламенты Германии и славянских стран. Еслипредставители высших социальных слоевдействительно исключены из парламентскойдеятельности, эти парламенты и формируемые имиправительства не могут представлять волю народа.Высшие слои, состав которых сам по себе естьрезультат отбора, производимого общественныммнением, оказывают на умы людей влияние, далекопревосходящее их скромную численность. Если ихне допускать в парламенты и правительства каклюдей, неподходящих для власти, возникнетконфликт между общественным мнением и мнениемпарламента, и этот конфликт сделает трудным, еслине вовсе невозможным, функционированиедемократических институтов. Внепарламентскиевлияния скажутся и на законодательном процессе,и на администрировании, ибо интеллектуальноевлияние исключенных из политической жизни неможет быть удушено менее достойными элементами,заправляющими в парламенте. Ни от чегопарламентаризм не страдает так, как от этого;здесь мы должны искать причины плачевного упадкапарламентов. Ведь демократия -- не власть толпы, ичтобы соответствовать своим задачам, парламентдолжен включать лучшие политические умы нации.

    Тяжко исказили идею демократии те, кто,преувеличивая концепцию естественного права осуверенности, трактуют ее как безграничноегосподство volonte general [78], Вдействительности нет существенной разницы междунеограниченной властью демократическогогосударства и неограниченной властьюсамодержца. Увлекающая наших демагогов и ихсторонников идея, что государство может делатьчто угодно, и никто не должен препятствоватьисполнению воли суверенного народа, принеслабольше зла, чем маниакальный цезаризмвырождающихся князьков. Все это порожденопредставлением о государстве как носителеполитического могущества. Законодательчувствует себя свободным от всех ограничений,поскольку он почерпнул из теории права, что весьзакон восходит к его воле. Эта небольшая путаницапредставлений имеет очень большие последствия,когда законодатель принимает свою формальнуюсвободу за действительную и верит, что он стоитнад естественными условиями общественной жизни.Возникающий из-за этого неверного пониманияконфликт показывает, что только в рамкахлиберализма демократия оказываетсяфункциональной. Демократия без либерализма --пустая форма.

    3. Идеал равенства

    Политическая демократия с необходимостьювытекает из либерализма. Но часто говорят, чтодемократический подход должен, в конце концов,выйти за пределы либерализма. Утверждается, что,последовательно осуществленный, он потребует нетолько политического, но и экономическогоравенства. Посему чисто логически из либерализмадолжен развиться социализм, а сам либерализмнесет в себе начало собственного разрушения.

    Идеал равенства также возник как требованиеестественного права. Его пытались обосноватьрелигиозными, психологическими и философскимиаргументами, но все они оказалисьнесостоятельными. Дело в том, что люди от природыразные; требование о равенстве состояний неможет быть обосновано тем, что все равны. Нищетааргументов естественного права наиболееочевидна, когда речь идет о принципе равенства.

    Следует начать с исторического исследования,чтобы понять этот принцип. В новое время, как ипрежде, к нему прибегали, чтобы сокрушитьфеодальную иерархию индивидуальных прав исвобод. До тех пор, пока свободное развитиеиндивидуумов и целых социальных группсдерживается, общественная жизнь обречена набеспокойство и жестокие восстания. Бесправныелюди всегда представляют угрозу общественномупорядку. Их объединяет общая заинтересованностьв устранении препятствий к развитию; они готовыобратиться к насилию, поскольку мирнымисредствами не могут получить желаемое.Общественный мир становится возможен, когдакаждый обретает доступ к участию вдемократических институтах. Это и означаетравенство всех перед законом.

    Есть и другое соображение, понуждающеелиберализм признать желательность такогоравенства. Общественные потребностиудовлетворяются наилучшим образом, когдасредствами производства распоряжаются те, ктоспособен с ними лучше управиться. Иерархизацияправ согласно случайностям рождения не даетлучшим управляющим доступа к производительнымблагам. Всем известна роль этого аргумента влиберальном движении, и прежде всего в борьбе засвободу крепостных. Наитрезвейшие соображенияцелесообразности делают либерализм сторонникомравенства. При этом либерализм полностью отдаетсебе отчет, что равенство перед законом может принекоторых обстоятельствах оказаться крайнетягостным для индивида, поскольку то, что напользу одному, может быть пагубным для другого.Но либеральная идея равенства основывается насоображениях общественной выгоды, и перед нимипретензии отдельных людей должны отступать.Подобно другим общественным установлениям законсуществует на потребу общества. Индивид долженподчиниться, ибо его собственные цели могут бытьреализованы только в рамках общества и вместе собществом.

    Значение правовых институтов понимаетсяневерно, когда от них требуют чего-то большего иделают их основой новых претензий, подлежащихреализации без оглядки на мир и сотрудничество вобществе. Создаваемое либерализмом равенствоесть равенство перед законом; и никогда неимелось в виду ничего иного. С либеральной точкизрения критика этого равенства какнеадекватного (в предположении, что истинноеравенство состоит в равенстве доходов)неоправданна.

    Но именно в этой форме провозглашают принциправенства те, кто надеется выиграть от равногораспределения благ. Здесь плодородная почва длядемагогии. Кто бы ни взялся возбуждатьвозмущение бедных против богачей, можетрассчитывать на большую аудиторию. Демократиясоздает наилучшие исходные условия для развитияэтих настроений, в скрытом виде наличных всегда ивезде. [65*]Все демократические государства терпеликрушение именно на этом. И демократии нашеговремени идут к тому же.

    Очень странно, что несоциальной называют какраз ту форму идеи равенства, котораярассматривает равенство достижения только сточки зрения достижения целей общественнойжизни и стремится к равенству лишь постольку,поскольку оно служит этой цели. В то же времятребование, чтобы равенство независимо отпоследствий включало требование равногоподушного распределения национального дохода,выдвигается как истинно социальный подход. Вгреческом городе-государстве в IV веке гражданинсчитал себя владельцем всего, что принадлежитподданным государства, и требовал своей частинастоятельнейшим образом, как акционер требуетсвоих дивидендов. Относительно практикираспределения общественной собственности иконфискованной частной собственности Эсхин [81] делаетследующее замечание: "Афиняне расходились снародного собрания не как с политической сходки,но как с заседания сообщества, на которомделились прибыли" [66*].Нельзя отрицать, что даже ныне средний человексклонен смотреть на государство как на источник,из которого хорошо бы выкачать побольше.

    Но такое понимание равенства никак не являетсянеобходимым следствием идеи демократии. Неследует a priori отдавать предпочтение такомуравенству перед всеми другими принципамиобщественной жизни. Прежде чем выносить о немсуждение, нужно как следует разобраться с егопоследствиями. Тот факт, что это требованиевесьма популярно в массах и в силу этого легкоприобретает поддержку демократическогогосударства, не делает его основным принципомдемократии и не может защитить его отиспытующего взгляда теоретика.

    4. Демократия и социал-демократия

    Представление, что демократия и социализмвнутренне взаимосвязаны, широкораспространилось в десятилетия,предшествовавшие большевистской революции.Многие поверили, что демократия и социализмпопросту одно и то же и что демократия безсоциализма, как и социализм без демократии,невозможна.

    Представление развилось в результатесопряжения двух направлений мысли, причем обеони восходят к гегелевской философии истории.Для Гегеля мировая история есть "прогресс восознании свободы". Пути прогресса таковы:"Восток знал и знает только, что одинсвободен, греческий и римский мир знает, что некоторыесвободны, германский мир знает, что всесвободны" [67*]. Нет сомнения, что свобода, окоторой говорил Гегель, весьма отличается от той,за которую сражались радикальные политики в еговремя. Гегель просто интеллектуализировал идеи,общие для всей эпохи Просвещения. Но радикальныемладогегельянцы вычитывали из его книг то, что имтребовалось. [82] Для них было несомненным, чтоэволюция в сторону демократии необходима (вгегелевском смысле термина необходимость).Их примеру последовали историки. Гервинус [83] видел "в эволюциичеловечества в целом", как и "во внутреннейэволюции государств", "правильный прогресссвободы духовной и гражданской, которая сначалапринадлежит только нескольким личностям, потомраспространяется на большее их число и, наконец,достается многим" [68*].

    Материалистическая концепция историивкладывает в представление о "свободемногих" другое содержание. Многие -- этопролетарии; они должны с необходимостью статьсоциалистами, поскольку социальные условияопределяют сознание. Таким образом, эволюция кдемократии и эволюция к социализму стали одним итем же.

    Демократия есть инструмент реализациисоциализма, но в то же время и социализм естьинструмент построения демократии. Названиепартии "социал-демократическая" наиболееясно выражает эту соотнесенность демократии исоциализма. С именем демократиясоциалистические рабочие партии принялидуховное наследие "Молодой Европы". [84] Все лозунги домартовского радикализма [85] перекочевали впрограммы социал-демократических партий. Этилозунги привлекли в партии тех, кто был либобезразличен, либо даже враждебен социализму.

    Отношение марксистского социализма кдемократическим требованиям определялось тем,что это был социализм народов, населявшихАвстро-Венгерскую и Российскую империи, -- немцев,русских и ряда малых наций. Каждая оппозиционнаяпартия в этих более или менее автократическихгосударствах должна была в первую очередьтребовать демократии, чтобы создать условия дляполитической деятельности. Длясоциал-демократов тем самым вопрос о демократиибыл исключен из дискуссий; было просто немыслимонанести ущерб демократической идеологии pro foroexterno [86]

    Но вопрос о взаимоотношении двух идей,соединенных в двойном названии, не мог бытьполностью подавлен внутри партии. Проблемуначали делить на две части. Когда говорили огрядущем социалистическом рае, продолжалиподчеркивать взаимозависимость терминов и дажешли немного дальше, утверждая, что это в сущностиодно и то же. Впрочем, хороший социалист,ожидающий абсолютного спасения в предполагаемомраю, и не мог прийти к другому заключению,поскольку он при этом сохранял пониманиедемократии как чего-то вполне хорошего.

    Было бы что-то неправильно с землейобетованной, если бы она не была одновременнонаилучшем образом устроенной и политически.Потому-то социалистические авторы без усталипровозглашали, что только в социалистическомобществе может существовать истиннаядемократия. То, что принимают за демократию вкапиталистических государствах, -- простокарикатура, придуманная для маскировкимахинаций эксплуататоров.

    Хотя дело представлялось так, что целисоциализма и демократии едины, никто не былвполне уверен, одной ли дорогой они идут.Обсуждалась проблема, следует ли достигатьсоциализма -- а значит, как они верили, идемократии -- только с помощью демократическихметодов либо в борьбе допустимы отступления отпринципов демократии. Это и была знаменитаядискуссия о диктатуре пролетариата; вмарксистской литературе этот вопрос был темойакадемических дискуссий вплоть добольшевистской революции, а после нее онпревратился в большую политическую проблему.

    Подобно другим расхождениям во взглядах,которые разбивали марксистов на группы, сваравозникла из-за двойственности их догм,называемых марксизмом. В марксизме всегда есть,по меньшей мере, два подхода ко всему и ко всем, ипримирение этих подходов возможно только спомощью диалектических уловок. Обычнейший приемсостоит в том, чтобы использовать в соответствиис нуждами момента слова, допускающие, по меньшеймере, два толкования. С этими словами, которыеодновременно в виде политических лозунговслужат гипнотизации психики масс,распространялось учение, заставляющее вспомнитьоб идолопоклонстве. Марксистская диалектика, всущности, есть не что иное, как обожествлениеслов. Каждый из предметов веры воплощаетсясловом-идолом, неоднозначность которогопозволяет выражать им несовместимые идеи итребования. Интерпретация этих слов, намеренностоль же неопределенных, как речения дельфийскойПифии [87], вконце концов приводит к столкновению мнений, икаждый цитирует в свою пользу излюбленныепассажи из писаний Маркса и Энгельса, которыеявляются высшим авторитетом.

    "Революция" -- одно из такихслов-фетишей. Промышленной революцией марксизмсчитает постепенную трансформациюдокапиталистического способа производства вкапиталистический. [88]Революция здесь означает то же самое, что иразвитие, и противоположность терминов"эволюция" и "революция" здесь почтиликвидирована. В результате марксист имеетвозможность, когда нужно, говорить ореволюционном настроении как о презренном"путчизме" ("бунтарстве"). Иревизионисты были вполне правы, когда в своюподдержку цитировали многие строчки из Маркса иЭнгельса. [89]Но когда Маркс называл рабочее движениереволюционным и говорил, что рабочие --единственный истинно революционный класс, ониспользовал термин "революция" в том смысле,который напоминает о баррикадах и уличныхсражениях. Так что синдикализм также прав, когдаапеллирует к Марксу. [90]

    Так же туманно использует марксизм и слово государство.

    Согласно марксизму государство есть простоинструмент классового господства. Приходя квласти, пролетариат прекращает классовыеконфликты, и государство отмирает. "С тоговремени, когда не будет ни одного общественногокласса, который надо было бы держать вподавлении, с того времени, когда исчезнут вместес классовым господством, вместе с борьбой заотдельное существование, порождаемой теперешнейанархией в производстве, те столкновения иэксцессы, которые проистекают из этой борьбы, -- сэтого времени нечего будет подавлять, не будет инадобности в особой силе для подавления, вгосударстве. Первый акт, в котором государствовыступает действительно как представитель всегообщества -- взятие во владение средствпроизводства от имени общества, -- является в тоже время последним самостоятельным актом его какгосударства. Вмешательство государственнойвласти в общественные отношения становитсятогда в одной области за другой излишним, игосударство само собой засыпает" [69*]. Сколь бытемным или плохо продуманным ни было этопонимание политической организации, данноеутверждение настолько определеннохарактеризует власть пролетариата, что места длясомнений просто быть не может. Но все становитсяменее определенным, когда мы вспоминаемутверждение Маркса, что между капиталистическими коммунистическим обществами должен бытьпериод революционных преобразований и емусоответствует "политический переходныйпериод, и государство этого периода не может бытьничем иным, кроме как революционной диктатуройпролетариата" [70*]. Если мы предположим вместе сЛениным, что этот период продлится вплоть додостижения "высшей фазы коммунистическогообщества", в которой "исчезнет порабощающеечеловека подчинение его разделению труда, когдаисчезнет вместе с этим противоположностьумственного и физического труда", когда"труд перестанет быть только средством дляжизни, а станет сам первой потребностью жизни",тогда, конечно, нам нелегко будет понять, что жеМаркс понимал под демократией [71*].Очевидно, социалистическое сообществостолетиями не сможет найти места для демократии.

    Несмотря на случайные упоминания историческихзаслуг либерализма, марксизм полностьюигнорирует важность либеральных идей. Оноказывается в затруднении, когда сталкивается слиберальными требованиями свободы совести исвободы выражения мнений, с требованием признатьв принципе все оппозиционные партии и обеспечитьравные права для всех партий. Когда он не увласти, марксизм провозглашает все основныелиберальные права, ибо только они могутобеспечить ему свободу, необходимую длясобственной пропаганды. Но марксизм не в силахпостичь существо этих прав и свобод и никогда непредоставляет их своим противникам, когдаприходит к власти. В этом отношении он похож нацеркви и другие организации, строящиеся напринципе насилия. Эти также эксплуатируютдемократические свободы, когда отстаивают себя,но, придя к власти, отказывают в таких правахсвоим соперникам. Так, -- вполне явно --демократичность социализма демонстрирует своюлживость. "Партия коммунистов, -- говоритБухарин [91],-- не только не требует никаких свобод ... длябуржуазных врагов народа. Наоборот". И спотрясающим цинизмом он бахвалится, чтокоммунисты, пока не имели власти, защищалисвободу слова просто потому, что было бы"смешным" требовать от капиталистов свободыдля рабочего движения в какой-либо другой форме,чем требуя свободу вообще [72*].

    Всегда и везде либерализм требует демократиипрежде всего. Он не хочет ждать, когда народ"созреет" для демократии, ибо полагает, чтодемократия выполняет столь важные общественныефункции, что ее введение не терпит отлагательств.Вне демократии мирное развитие государстваневозможно. Требование демократии -- не результатполитического компромисса или потворстварелятивизму в вопросах мироустройства [73*],ибо либерализм доказывает абсолютнуюобоснованность своего учения. Скорее всклонности к демократии сказывается уверенностьлиберализма в том, что власть требует толькогосподства над умами и что для приобретениятакого господства годится только духовноеоружие. Либерализм защищает демократию даже втех случаях, когда в неопределенной перспективеон может ожидать от нее только ущерба. Либерализмубежден, что он не может править против волибольшинства, что в любом случае бесконечно малыевыгоды от искусственного поддержаниялиберального режима не оправдают возмущенияспокойного хода государственного развития,которое сделается неизбежным в случаеподавления воли народа.

    Социал-демократы, безусловно, продолжали быжульничать с лозунгом демократии, если бы, поисторической случайности, большевистскаяреволюция не заставила их до времени сброситьмаску и продемонстрировать насилие,неотъемлемое от их учения.

    5. Политическое устройство социалистических сообществ

    За диктатурой пролетариата лежит рай земной,"высшая фаза коммунистического общества", вкотором "с всесторонним развитием индивидоввырастут и производительные силы, и всеисточники общественного богатства польютсяполным потоком" [74*].В этой земле обетованной "нечего будетподавлять, не будет и надобности в особой силедля подавления, в государстве... На местоуправления лицами становится управление вещамии руководство производственными процессами" [75*]. Настанет эпоха, когда"поколение, выросшее в новых, свободныхобщественных условиях, окажется в состояниивыкинуть вон весь этот хламгосударственности" [76*]. Рабочий класс исчезнет, но дляэтого "ему придется выдержать продолжительнуюборьбу, пережить целый ряд историческихпроцессов, которые совершенно изменят иобстоятельства, и людей" [77*].В результате общество может обходиться безнасилия, как некогда в Золотом веке. Об этомЭнгельсу есть что сказать, красивого и хорошего [78*].Только мы читали уже об этом прежде; все это былоизложено лучше и изящнее Виргилием, Овидием иТацитом!

    Aurea prima sata est aetas, quae vindice nullo,
    sponte sua, sine lege fidem rectumque colebat.
    Poena metusque aberant, nec veiba minantia fixo
    aere legebantur.
    <Первым век Золотой народился, незнавший возмездий,
    Сам соблюдавший всегда, без законов, и правду, иверность.
    Не было страха тогда, ни кар, и словес не читали
    Грозных на бронзе...> [79*]

    Из всего этого следует, что у марксистов не былослучая задуматься о проблемах политическойорганизации социалистического общества. Онивообще-то предполагали не иметь дела с такимипроблемами, с которыми нельзя было бы справитьсяпростым замалчиванием.

    И все же даже в социалистическом общественеобходимость действовать совместно должнапородить вопрос: как действовать сообща?

    Придется подумать над тем, как формировать то,что метафорически называют обычно "волейобщества" или "волей народа". Если даженас не остановит неосуществимость такогоуправления вещами, которое не было быодновременно управлением людьми, т. е.подчинением воли одного человека воле другого(ведь всякое управление производством естьуправление людьми, т. е. господство воли одногонад волей многих), все-таки останется вопрос: ктоже будет управлять вещами и производственнымипроцессами и в соответствии с чем? А в результатемы опять погружаемся во все политическиепроблемы регулируемого законом общества.

    Все исторические попытки реализациисоциалистического общественного идеалаотличались крайней авторитарностью. В империифараонов и в империи инков, так же как вгосударстве иезуитов Парагвая, ничто ненапоминало о демократии, о самоуправлениибольшинства народа. [93]Все другие социалистические Утопии были в равнойстепени недемократичными. Ни Платон, ни Сен-Симонне были демократами. [94] Ни в истории человечества,ни в истории социалистических теорий не найтиничего, что говорило бы о внутренней связи междусоциализмом и политической демократией.

    При более внимательном изучении выясняется,что идеальная высшая фаза коммунистическогообщества, как ее представляют марксисты,ожидаемая только в отдаленном будущем, отчетливонедемократична [80*]. Социалисты предполагают, что тамбудет царить вечный мир -- цель всехдемократических установлении. Но средства,которыми предполагается достичь этого, оченьотличаются от используемых демократами. Мир ипокой будут обеспечиваться не возможностьюмирно сменять правителей и их политику, но,напротив, постоянством режима, при котором ниправители, ни политика не могут быть изменены.Это тоже покой, только не покой прогресса, ккоторому стремится либерализм, а покой могилы.Это мир не миротворцев, но "замирителей",насильников, стремящихся принудить к миру.Каждый абсолютный властитель устанавливаеттакой мир методами абсолютного господства, идлится этот мир столь же долго, сколько удаетсяподдерживать господство. Либерализм видиттщетность всего этого. Он ставит себе цельюустановить такой мир, который был бы устойчив,несмотря на неистребимую тягу человека кизменениям.

    Глава IV. Общественный строй и семья

    1. Социализм и проблема секса

    Предложения изменить отношения между поламииздавна сопутствовали планам обобществлениясредств производства. Брак должен исчезнутьвместе с частной собственностью, уступая местоустановлениям, более гармонирующим сфундаментальными данными о природе секса. Когдамужчина освобождается от необходимостизарабатывать на кусок хлеба, любовь должнаосвободиться от всех оскверняющих еематериальных ловушек. Социализм обещает нетолько социальные гарантии -- благосостояние длявсех, но и всеобщее счастье в любви. Эта частьпрограммы в немалой степени была причинойпопулярности социализма. Знаменательно, что вГермании ни одно из социалистических сочиненийне было столь же популярно и пропагандистскидейственно, как книга Бебеля "Женщина исоциализм" посвященная в первую очередьпроповеди свободной любви. [95]

    Нет ничего странного в том, что многие должныощущать неудовлетворенность существующей у нассистемой регулирования сексуальных отношений.Отклоняя сексуальную энергию, являющуюсяосновой столь многих видов человеческойдеятельности, от ее природной сферы -- половойлюбви к новым задачам, созданным культурнымразвитием, эта система оказывает далеко идущеевлияние на человечество. Она была создана свеликими жертвами, и жертвы все еще приносятся.Каждый человек претерпевает в своей жизнипроцесс, в результате которого сексуальнаяэнергия теряет диффузную, как в детские годы,форму и принимает конечные, зрелые очертания.Человек должен развить внутреннюю психическуюсилу, которая сдерживает потокнедифференцированной сексуальной энергии и,подобно плотине, меняет ее направление.

    Часть энергии, которой природа снарядиласексуальный инстинкт, таким образомперенаправляется к другим целям. Стресс и борьбу,сопутствующие этому изменению, не каждый минуетбез ущерба. Многие не выдерживают, многиестановятся невротиками или безумными. Дажечеловек, оставшийся здоровым и ставший полезнымчленом общества, сохраняет шрамы, которые могутоткрыться от несчастного случая [81*].И если даже секс станет для него источникомвеличайшего счастья, он останется такжеисточником глубочайшей боли; остывающие чувстваподскажут, что годы прошли и что он идет путемвсей бренной плоти. Таким образом, секс, которыйкак бы вечно кружит человека, давая ему и отнимая,дарит ему счастье и ввергает назад в страдания,никогда не позволяет ему погрузиться внеподвижность. Желания человека во сне и наявуобращаются к любви. Те, кто стремился изменитьобщество, не могли пройти мимо секса.

    Этого тем более можно было ожидать, что многиеиз них были сами невротиками, страдавшими отнеудачного развития сексуального инстинкта.Фурье, например, страдал от тяжкого психоза. Вкаждой букве его писаний очевидна болезненностьчеловека, чья сексуальная жизнь совершеннорасстроена; весьма досадно, что никто непроанализировал историю его жизни методамипсихоанализа. То, что безумные нелепости его книгпривлекли столь многих читателей и заслужиливысшее признание, обязано той болезненнойфантазии, с которой описаны эротическиенаслаждения, ожидающие человечество в рае"фаланстеров". [96]

    Утопизм представляет все свои идеалы будущегокак восстановление Золотого века, которыйчеловечество утратило по собственной вине. Также и в сфере сексуальной жизни он требует тольковозврата к исходному блаженству. Поэтыантичности не менее красноречиво славилиушедшие волшебные времена свободной любви, чем времена Сатурна, когда не былособственности [82*].Марксизм вторит старым утопистам.

    Марксизм и в самом деле стремится сокрушитьбрак теми же приемами, которые использует длятого, чтобы оправдать уничтожение частнойсобственности, -- пытаясь продемонстрировать егоисторические корни; точно так же он обосновываетлозунг уничтожения государства тем, что оно несуществовало "извечно", что были времена,когда "понятия не имели о государстве игосударственной власти" [83*].Для марксиста исторические исследования простосредство политической агитации. Они нужны, чтобывооружить людей против ненавистного буржуазногопорядка. Основной упрек такому подходу даже не втом, что без тщательного исследованияисторического материала выдвигаются пустые,необоснованные теории. Гораздо хуже, что заисторический анализ выдаются псевдонаучныеистолкования. Некогда, говорит марксист, былЗолотой век. Потом стало скверно, но терпимо.Наконец пришел капитализм, а с ним и все мыслимоезло. Так капитализм оказывается проклят навеки.Единственное, что можно поставить ему в заслугу,так это то, что из-за его отвратительности мирсозревает для социалистического спасения.

    2. Мужчина и женщина в эпоху насилия

    Недавние этнографические и историческиеисследования дали массу материалов для историисексуальных отношений, а психоанализ -- новаянаучная дисциплина -- заложил основы научногопонимания сексуальной жизни. Тем не менее, всоциологии пока не началось освоение богатыхидей и материалов из этих источников. Она несмогла поставить проблемы по-новому, чтобы онисоответствовали вопросам, выдвинувшимся напервый план. То, что она говорит об экзогамии иэндогамии, о промискуитете, а тем более оматриархате и патриархате, совершенно несоотносится с теориями, которые сегодняневозможно игнорировать. [97]Социологические знания о ранней истории семьи ибрака настолько ущербны, что их простоневозможно использовать для интерпретациизанимающих нас проблем. Эти знания более илименее надежны только там, где речь идет обусловиях, существовавших в историческое время,но и только.

    Там, где царствует принцип насилия, семейныеотношения характеризуются неограниченнымгосподством мужчины. Мужская агрессивность,неотъемлемая от самой природы сексуальныхотношений, здесь доведена до предела. Женщинапринадлежит мужчине и находится в его властипримерно в том же смысле, в каком ему принадлежатдругие объекты физического мира. Здесь женщинастановится исключительно вещью. Ее крадут ипокупают; ее меняют, продают, отдают; короткоговоря, в доме она подобна рабу. Пока мужчина жив,он ее судья; когда он умирает, ее хоронят в могилевместе с другим имуществом покойного [84*]. Старые судебники почти всехнародов в один голос говорят, что некогда такоеположение было нормальным. Историки обычнопытаются, особенно когда имеют дело с историейсобственного народа, смягчить болезненноевоздействие этих описаний на ум современногочеловека. Они указывают, что практика былаумеренней, чем буква закона, что жесткость законане замутняла отношений мужа и жены. Затем они какможно скорей уходят от темы, не слишкомсогласующейся с их подходом, бросив попутнонесколько замечаний о древней суровости нравов ичистоте семейной жизни [85*]. Но эти попытки оправдания, ккоторым их толкает национализм или умилениепрошлым, неосновательны. Открывающаяся из старыхзаконов и кодексов картина отношений междумужчиной и женщиной -- это не плод теоретическихспекуляций оторванных от жизни фантазеров. Онавзята из жизни и точно воспроизводит, какпонимали мужчины и женщины брак и отношениямежду полами. То, что и римлянка, вступавшая под"руку" (manus) мужа или под опеку рода, и женщинадревней Германии, которая всю жизнь оставаласьобъектом "защиты", "прикрытия" (munt),находили эти отношения вполне естественными исправедливыми, что они внутренне не восставалипротив них, не делали никаких попыток стряхнутьэто ярмо, вовсе не доказывает, что между законом ипрактикой существовал разрыв. Это толькопоказывает, что такие установлениясоответствовали чувствам женщин, и это не должнонас удивлять. Господствующие в каждую эпохуправовые и моральные нормы поддерживаются нетолько теми, кто оказывается в преимущественномположении, но и теми, кто страдает от них.Господство этих норм выражается тем фактом, чтоих поддерживали как раз те, от кого требовалижертв. Во времена принципа насилия женщина --служанка мужчины. В этом она и видит своеназначение. Она разделяет установку, о которой вНовом завете говорится с наибольшейвыразительностью: "И не муж создан для жены, ножена для мужа" [86*].

    Принцип насилия признает только мужчину. Онодин обладает властью, ибо только он наделенправами. Женщина есть просто сексуальный объект.Нет женщины без господина, будь это отец илисторож, муж или хозяин. Даже проститутка несвободна: она принадлежит владельцу борделя.Клиенты договариваются не с ней, а с ним. Бродячаяженщина беззащитна, и каждый может делать с ней,что пожелает. И право выбирать мужчину непринадлежит женщине. Ее отдают мужу и он берет ее.Любить его -- ее долг, может быть, добродетель;чувство обостряет удовольствие, получаемоемужчиной в браке. Но мнения женщины неспрашивают. Мужчина имеет право отвергнуть ееили развестись с ней; она такого права не имеет.

    В эпоху насилия вера в мужское господствоодерживает верх над более древними тенденциями кравенству в отношениях между полами. Легендысохранили следы времен, когда женщинынаслаждались большей сексуальной свободой, какБрунгильда например, но они уже не внятнысовременникам. [98] Господство мужчины оказалосьнастолько чрезмерным, что пришло в противоречиес природой секса, и ради собственных интересов почисто сексуальным причинам мужчинам пришлось, вконце концов, ослабить свое доминирование.

    Противно природе, что мужчина берет женщину,как лишенную собственной воли вещь. Отдать иполучить -- природа сексуальных отношений. Чистопассивная, страдательная установка женщиныуменьшает наслаждение мужчины. Чтобы получитьудовлетворение, он должен вызвать в ней ответноечувство. Победитель, бросивший рабыню всупружескую постель, покупатель, выторговавшийдочь у отца, должен добиваться того, чего нельзяполучить насилием над сопротивляющейсяженщиной. Мужчина, который внешне представляетсянеограниченным господином своей женщины, ненастолько властен в доме, как ему кажется; онвынужден уделять часть власти женщине, хотяпостыдно скрывает это от мира.

    К этому добавляется и другой фактор. Половойакт постепенно начинает требовать от мужчины всебольшего психического напряжения, и для успехастали нужны особые стимулы. Интенсивность усилиярастет пропорционально тому, как человекподчиняется принципу насилия, который делаетвсех женщин чьей-то собственностью, а тем самымзатрудняет поиск сексуального объекта, требуетобуздания сексуальных порывов и контроля надестественным влечением. Половой акт требуеттеперь особого психологического отношения кобъекту влечения. Это и есть любовь, неизвестнаяпримитивному человеку и человеку эпохи насилия,которые использовали каждую возможность, безвсякого разбора, для обладания. Любовь, этасверхоценка объекта, невозможна, когда женщинаесть нечто низшее и презренное, как это ейсуждено при господстве принципа насилия. Ибо приэтом она всего лишь раба, а природа любви делаетее царицей.

    Из этого противоречия возникает первый великийконфликт в отношениях между полами, который намоткрывает история. Брак и любовь делаютсяпротивоположностями. Формы проявления этогоконфликта меняются, но существо его всегданеизменно. Любовь заняла чувства и мысли мужчин иженщин, и все больше становится центральнымпунктом душевной жизни, придавая ей смысл иочарование. Но в начале она не имеет ничегообщего с браком и отношениями между мужем иженой. Это неизбежно ведет к тяжким конфликтам,которые донесены до наших дней эпосом и лирикойрыцарских времен. Мы знакомы с этими конфликтами,поскольку они получили бессмертное выражение вискусстве, да и сейчас еще эти темы разрабатываютэпигоны и те художники, которых занимаютуцелевшие островки примитивной жизни. Но мы,современные люди, не в силах постичь существоконфликта. Нам не понять, что значит избегатьрешений, могущих удовлетворить все стороны,почему любящие обречены быть всегдаразделенными друг с другом, обречены сохранятьсвязь с нелюбимыми. Там, где на любовьоткликаются любовью, где мужчина и женщинажелают посвятить свою жизнь друг другу, тамсогласно нашему пониманию существа дела вседолжно быть очень просто. Тот род поэзии, которыйразрабатывает только эту тему, при современныхусловиях мог бы предложить один выход: Ганс иГрета обретают друг друга. Лишь это привело бы ввосхищение читателей семейных романов, но ни вкоем случае не трагический конфликт.

    Если, не зная рыцарской литературы, судить оботношениях между полами исключительно по другимисточникам и пытаться составить представление осуществе психологического конфликтавлюбленного рыцаря, мы, скорее всего, вообразиммужчину, разрывающегося между двумя женщинами:собственной женой, с которой его связывают дети,и другой дамой, которой принадлежит его сердце.Либо мы можем вообразить женщину, которойпренебрегает муж и которая любит другого. Ничтоне может быть дальше от реальности эпохи насилия,чем такая картинка. Грек, деливший свое времямежду гетерами [99]и мальчиками для радости, никоим образом непереживал своих отношений с женой какпсихологическую проблему, да и сама она не виделав любви к куртизанкам покушения на собственныеправа. Равно и трубадур, посвятивший себя целикомдаме сердца, как и его жена, терпеливо ждавшая егодома, не страдали от конфликта между семьей илюбовью. И Ульрих фон Лихтенштейн, и его добраяжена воспринимали рыцарскую "Minnedienst" какдолжное. [87*] На самом делеконфликт в рыцарской любовной жизни состоялсовсем в ином. Когда жена оказывалаблагосклонность другому, она тем самым нарушалаправа своего мужа. Как бы рьяно он сам нидобивался любви других женщин, он не мог терпетьнарушения своих прав собственности, он не могдопустить, чтобы кто-либо обладал егоженщиной. Таков конфликт, вырастающий изпринципа насилия. Муж оскорблен не потому, чтожена любит не его, а потому, что ее тело -- егособственность -- может принадлежать другому. Вантичности и на Востоке, где зачастую мужчинаискал любви не у чужой жены, а у проституток,рабынь и мальчиков, т. е. у тех, кто стоял внеобщества, конфликт и не мог возникнуть. Любовныйконфликт может возбудить только мужскаяревность. Только мужчина как хозяин собственнойжены может претендовать на полное обладание. Ужены нет такого же рода прав на своего мужа. Дажесегодня существенны различия в отношении кневерности жены и неверности мужа, и то, как поразному воспринимают измену другого муж и жена,демонстрируют нам остатки этого кодекса, а беззнания о нем мы бы не могли ничего понять.

    Пока господствует принцип насилия, стремлениелюбить не может получить развития. Изгнанное изсемьи, оно ищет любого потаенного местечка,принимает самые причудливые формы. Возникаютусловия для быстрого распространениявенерических болезней. Был ли сифилис занесен вЕвропу из Америки или это была вполне "своя"болезнь -- еще вопрос. Но мы знаем, что с начала XVIвека он распространяется по Европе как эпидемия.Принесенные им мучения покончили с любовнойигрой романтичного рыцарства.

    3. Брак под действием принципа договора

    Сейчас господствует только одна оценка влияния"экономики" на сексуальные отношения: онобыло очень плохим. Согласно этому подходувоздействие экономических факторов опорочилопервоначальную природную чистоту сексуальныхотношений. Ни в какой другой областичеловеческой жизни прогресс культуры и ростблагосостояния не имели более пагубного влияния.Отношения мужчины и женщины в древности былиобразцом чистейшей любви; в докапиталистическуюэпоху брак и семейная жизнь были простыми иестественными, но капитализм принес брак из-заденег и manages des convenance [100], содной стороны, проституцию и сексуальныеизлишества -- с другой. Последние исторические иэтнографические исследования показалиошибочность такого понимания и дали нам другоепредставление о сексуальной жизни в первобытнуюэпоху и у неразвитых народов. Современнаялитература показала, насколько далекими отреалий были совсем еще недавно наши вошедшие впоговорки представления о простоте нравов селян.Но старые предрассудки столь глубоко укоренены,что их почти не поколебали новые знания. К тому жесоциалистическая литература с новым пафосомпродолжала распространять эту легенду. И сегоднямало кто сомневается в том, что современноепонимание брака как договора являетсяоскорбительным для самого существа сексуальныхотношений и что именно капитализм разрушилчистоту семейной жизни.

    Ученому трудно определиться по отношению кметодам, которые основываются на возвышенныхчувствах, а не на анализе фактов. Ученый не судит,что является благим, благородным, нравственным идобродетельным, -- это не его поле. Но он не можетне вносить поправок в принятые взгляды всущественных вопросах. В наше время идеалсексуальных отношений совершенно отличен оттого, каким он был в древности, и никогдачеловечество не подходило к идеалу ближе, чемсейчас. Сексуальные отношения в старые добрыевремена представляются полностьюнеудовлетворительными с позиций этого нашегоидеала. А значит, приходится признать, что этотидеал должен был возникнуть как раз в результатеразвития, проклинаемого современной теорией какпричина того, что идеал реализован не полностью.Совершенно ясно, что господствующая доктрина неосновывается на фактах. Скорее даже можносказать, что она ставит эти факты с ног на головуи абсолютно непригодна для познания проблемы.

    Там, где господствует принцип насилия,полигамия торжествует. У каждого мужчины столькожен, сколько он способен отстоять. Жены являютсяформой собственности, и всегда лучше иметьпобольше. Мужчина стремится иметь больше жен также, как он старается заиметь больше рабов иликоров. Фактически его моральные установки поотношению к женам, рабам и коровам одинаковы. Онтребует верности от своей жены; он один можетраспоряжаться ее трудом и ее телом, сохраняя себясвободным от каких-либо уз. Мужская верностьпредполагает моногамию [88*]. Более могущественныйвластитель имеет право также и на жен своихподданных [89*]. Широко известное Jus Primae Noctisбыло отголоском этих условий, последним плодомкоторых было соитие свекра с невесткой в"большой семье" у южных славян. [101]

    Реформаторы морали не устранили полигамии, да ицерковь поначалу не трогала ее. Векамихристианство и не думало протестовать противмногоженства варварских королей. Карл Великий [102] содержал множествоналожниц [90*].По своей природе многоженство никогда не былообыкновением бедняков -- только богачи иаристократия могли наслаждаться им [91*]. Но именно у этих группначались растущие сложности, поскольку женщиныприходили в брачный союз как наследницы ивладелицы, получали богатое приданое инаделялись большими правами по распоряжениюэтим приданым. К единобрачию потихонькуподталкивали жена, приносившая богатство своемумужу, и ее родственники -- прямое проявление того,как капиталистические мысль и расчет проникали всемейную жизнь. Чтобы закон защищалсобственность жены и детей, была проведеначеткая грань между законными и незаконнымисвязями и наследниками. Отношения между мужем иженой закрепляются в контракте [92*].

    Узаконивание идеи брачного контрактаразрушило господство мужчин и сделало женупартнером с равными правами. Из односторонних,основанных на силе отношений брак превращаетсяво взаимное соглашение; служанка становитсяженой, имеющей право требовать от мужчины тогоже, что может требовать от нее он. Шаг за шагом оназавоевывает в доме те позиции, которые занимаетныне. Сегодня положение женщины отличается отположения мужчины только в том отношении, чторазличается выполняемая ими в супружеской жизнидеятельность. Остатки мужских привилегий имеютмалое значение и сводятся к почетным символам,например к тому, что жена принимает имя мужа.

    Брак эволюционировал вместе с законом особственности супругов. Положение женщины всемье улучшалось по мере ослабления принципанасилия. Одновременно с совершенствованием идеидоговора в других сферах закона о собственностизакономерно трансформировались отношениясобственности между супругами. Жена впервые былаосвобождена от власти супруга? когда онаполучила законную власть над богатством, котороеона принесла в семью и которое она приобрела завремя семейной жизни, и когда то, что мужпредоставлял ей согласно обычаю, превратилось впособие, к выплате которого можно принудитьзаконом.

    Известная нам форма брака возникла врезультате проникновения идеи договора в этуобласть жизни. Все чтимые нами идеалы брачногосоюза развились на этой основе. Что браксвязывает одного мужчину и одну женщину,что он возникает по свободной воле обеих сторон,что супружеский долг предполагает взаимнуюверность, что мужскую измену следует оцениватьтак же, как и женскую, что права мужа и жены, всущности, одинаковы, -- эти принципы развились изидеи брачного договора. Ни один народ не можетпохвастать, что его предки представляли себебрак так же, как и мы. Наука не судит о том, были линекогда нравы более суровыми, чем ныне. Мы можемтолько утверждать, что наши представления обраке отличаются от взглядов прошлых поколений ичто прежние идеалы брака в наших глазах выглядятбезнравственными.

    Когда воспевающие старые добрые нравыпроклинают институт развода, расторжения брака,они правы в том, что ничего такого прежде несуществовало. Былое право мужа выгнать жену издома никоим образом не напоминает современногозакона о разводе. Ничто лучше не свидетельствуето громадном изменении воззрений, чем различияэтих двух установлении. И когда церковь берет насебя лидерство в борьбе против развода, не худоприпомнить, что современный идеал единобрачия сравными правами у мужа и жены, на защиту которогоподнялась церковь, есть результаткапиталистического, а не церковного развития.

    4. Проблемы семейной жизни

    В современном договорном браке, которыйзаключается по желанию мужа и жены, брак и любовьобъединены. Брак представляется моральнооправданным, когда он заключается по любви;заключенный без любви брак представляетсянеприличным. Нам кажутся странными этизаключаемые на расстоянии королевскиебракосочетания. Как и большинство мыслей ипоступков правящих домов, они отдают эпохойнасилия. И то, что считается необходимымпредставлять публике эти союзы как заключенныепо любви, показывает, что даже королевские семьине смогли противостоять буржуазному идеалубрака.

    В современной супружеской жизни конфликтыпорождаются, прежде всего, тем, что страстьостывает, а контракт заключается пожизненный."Страсть улетает, но любовь должнаостаться", -- говорит Шиллер, поэт буржуазнойсемьи. В большинстве браков, благословенныхдетьми, супружеская любовь увядает медленно инезаметно; ее место занимает дружескаяпривязанность, через которую опять и опятьпрорываются короткие вспышки былой любви;совместная жизнь становится привычной, и в своихдетях, воспитанию которых была посвященамолодость, родители находят утешение завоздержание, к которому их принуждает старость,уносящая силы.

    Но так бывает не у всех. Есть много способовпримириться с конечностью земных странствий.Верующему утешение и мужество дает религия; онапозволяет ему видеть в личном бытии какпроявлении бесконечного потока вечной жизнисвое определенное место в безупречном планеСоздателя и Вседержителя, позволяет поднятьсянад временем и пространством, над старостью исмертью в небесные поля. Другие находятудовлетворение в философии. Они отказываютсяверить в благодетельное провидение,представление о котором противоречит опыту; онисвысока взирают на легкое утешение, котороеможно извлечь из произвольных фантазий, извоображаемой картины мира, созданной, чтобы невидеть реальности. Но большинство людей следуютиным путем. С безразличием и равнодушием онипокоряются повседневности; их мысль никогда невыходит за пределы сиюминутных требований, онирабы привычек и страстей.

    Есть еще и четвертая группа -- люди, которыенигде и ни в чем не могут найти умиротворения.Такие люди не способны верить, ибо уже вкусили отдрева познания; тупо смириться они не могут,потому что это противоречит их натуре. Онислишком беспокойны и неуравновешенны, чтобыфилософски приспособиться к реальности. Во чтобы то ни стало они стремятся достичь счастья иудержать его. Изо всех сил они налегают нарешетки, ограничивающие их стремления. Они несмиряются. Они жаждут невозможного: ищут счастьяне в стремлении, но в достижении, не в битве, но впобеде.

    Такие натуры не переносят брачных уз, когдадикий огонь первой любви начинает угасать. Онипредъявляют высочайшие требования к самой любвии преувеличивают обычную сверхоценкусексуального объекта. Это обрекает их, хотя бы почисто физиологическим причинам, на более раннее,чем у большинства умеренных людей, разочарованиев тесном общении в совместной жизни. И эторазочарование способно превратитьпервоначальные чувства в их противоположность.Любовь оборачивается ненавистью. Совместнаяжизнь становится пыткой. Кто не способен смиритьсебя, кто не желает умерить иллюзии первых днейбрака, кто не умеет перенести на детей всублимированной форме желания, которые больше ненасыщаются любовью, тот не создан для брака. Избрака он устремляется к новому предмету любви,чтобы в новых отношениях снова повторить старыйопыт.

    Но все это не имеет никакого отношения кобщественным условиям брака. Такие бракиобречены не потому, что супруги живут вкапиталистическом обществе, где средствапроизводства находятся в частной собственности.Болезнь приходит изнутри, а не извне; онаразвивается из природных склонностей партнеров.Нелепо доказывать, что раз таких конфликтов небыло в докапиталистическом обществе, значит,тогда брачные узы включали что-то, чего нет в этихболезненных семьях. Правда в том, что любовь исемья были в те времена отделены друг от друга, иникто не ждал, что брак принесет длительное ибезоблачное счастье. Только когда идея договораи согласия наложилась на институт брака,супружеские пары потребовали, чтобыудовлетворение желаний в их союзе былонепрерывным. Такого требования любовь, видимо,удовлетворить не может. Счастье в любви приносятсоперничество за благосклонность любимой иудовлетворение от долгожданного обладания. Нетнужды обсуждать возможность того, что такоесчастье может длиться и после физиологическогонасыщения. Мы определенно знаем, чтоудовлетворенное желание раньше или позжеостывает и что попытки остановить мимолетныечасы восторга тщетны. Не следует проклинать бракза нашу неспособность превратить земноесуществование в бесконечную цепь экстазов,лучащихся наслаждениями любви. Такой же ошибкойбыло бы винить в этом социальное окружение.

    Семейные конфликты, порождаемые социальнымиусловиями, имеют подчиненное значение. Было быошибкой предполагать, что браки по расчету (радиприданого жены или богатства мужа) или союзы,ставшие несчастными из-за экономическихтрудностей, составляют важную часть проблемы,как можно представить по частоте этих сюжетов вбеллетристике. Из таких конфликтов всегданетрудно найти выход, если, конечно, его хотятнайти.

    Брак как социальный институт представляетсобой включение индивидуума в общественныйпорядок, в результате чего он принимает на себявсе права и обязанности в определенной сфередеятельности. Исключительные натуры,одаренность которых ставит их много вышесреднего уровня, не могут принять то насилие,которое неотделимо от этого приспособления кобычному порядку жизни. Кто чувствует в себестремление к великим свершениям, кто готовскорее пожертвовать собственной жизнью, чемизменить своему назначению, не откажется отсвоих стремлений ради жены и детей. Сколь бы нибыл любвеобилен гений, в его жизни женщина и все,что ей сопутствует, занимает ограниченное место.Мы не говорим здесь о тех великих людях, которыеполностью сублимировали половое влечение инаправили его в другие каналы, как, например,Кант, или о тех, чей огненный дух, не способныйнасытиться любовью, спешит с неусыпной жаждой отодной страсти к другой, избегая неизбежныхразочарований семейной жизни. Даже те гениальныелюди, брачная жизнь которых выглядит обычной, чьеотношение к половой жизни не отличается отобщепринятого, не могут долго обуздывать себя вбраке, не совершая над собой насилия. Гений непозволяет связать себя никакими соображениями облагополучии ближних, в том числе и тех, кто емуособенно дорог. Узы брака становятсянепереносимыми, и гений пытается стряхнуть или,по крайней мере, ослабить их, чтобы бытьсвободней. Супружество -- это движение колоннойпо двое. Желающий идти собственным путем долженбыть свободен. Очень редко ему удается встретитьженщину, готовую и способную сопровождать его наего одинокой тропе.

    Все это было осознано давно и настолько ужестало достоянием массы, что неверный мужчувствует себя вынужденным оправдывать своеповедение именно в этих терминах. Ногениальность редка, и социальные установки неменяются из-за того, что один или дваисключительных человека не способны к нимприноровиться. С этой стороны браку ничто неугрожает.

    Атаки феминисток в XIX веке казались болеесерьезной угрозой. Лидеры феминисток заявляли,что брак принуждает женщину жертвовать своейличностью. Он дает мужчине достаточновозможностей для развития, но женщину лишаетвсякой свободы. Это было вменено неизменнойприроде брака, который связывает воедино мужа ижену и тем самым обрекает более слабую женщину нароль служанки у своего мужа. Никакими реформамиэтого не изменить; только разрушение всегоинститута брака может избавить от зла. Женщинадолжна биться за свою свободу -- не только засвободу любви, но и за свободу развития личности.Вольные связи, которые дают свободу обоим, должнызаменить брак.

    Радикальное крыло феминизма, твердо стоящее наэтой позиции, не учло того, что развитиеспособностей и сил женщины сдерживается небраком, не тем, что она повязана мужчиной, детьмии домашним хозяйством, но особенностями еефизиологии. Беременность и вскармливание детейпоглощают лучшие годы жизни женщины, те годы,которые мужчина может посвятить достижениювеликих целей. Можно считать, что в этом неравномраспределении бремени воспроизводствапроявилась природная несправедливость или чтонедостойно женщине рожать и кормить детей, новедь это ничего не изменит. Женщина, вероятно,может выбирать между наибольшим женскимсчастьем -- материнством и активнойдеятельностью по развитию и утверждению своейличности наравне с мужчиной. Можно усомниться,безвреден ли вообще такой выбор: ведь, подавивстремление к материнству, женщина наносит себеущерб, который потом будет сказываться во всем,что она делает. В то же время остается фактом, чтоматеринство -- в браке или вне его -- лишает еевозможности жить столь же свободно и независимо,как мужчина. Сверходаренные женщины могут иметьпоразительные достижения, несмотря наматеринство, но все-таки особенности их полазакрывают им дорогу к гениальности, к высочайшимсвершениям.

    В той степени, в какой феминистское движениестремится к уравниванию правового положениямужчины и женщины, к обеспечению для женщиндостаточных правовых и экономических свобод длясаморазвития в соответствии с желаниями,склонностями и хозяйственными возможностями,оно является не более чем ветвью великоголиберального движения, защищающего мирное исвободное развитие. Когда феминизм выходит заэти рамки и нападает на установленияобщественной жизни в надежде устранитьприродные ограничения, он является духовнымпорождением социализма. Ибо именно социализмусвойственно, обнаружив природные корнисоциальных институтов, пытаться изменить этиинституты, чтобы реформировать самое Природу.

    5. Свободная любовь

    Социалисты видят радикальное решениесексуальных проблем в свободной любви.Социалистическое общество устраняетсексуально-экономическую зависимость женщины,которая состоит в том, что женщина зависит отдоходов своего мужа. Мужчина и женщина обладаютравными экономическими правами и, если несчитать материнства, которое ставит женщину вособое положение, равными обязанностями.Общественные фонды обеспечивают содержание иобразование детей, которые из-под опекиродителей поступают под опеку всего общества.Таким образом, социальные и экономическиеусловия перестают влиять на отношения междуполами. Спаривание приходит на место простейшихформ общественных союзов -- брака и семьи. Семьяисчезает, и обществу предстоят только отдельныеиндивидуумы. Любовный выбор становитсяабсолютно свободным. Мужчины и женщины сходятсяи расходятся, повинуясь только своим желаниям.При этом "социализм здесь не создает ничегонового, он лишь снова поднимает на высшуюкультурную ступень и при новых общественныхформах то, что было общепризнано, пока в обществене наступило господство частнойсобственности" [93*].

    Аргументы теологов и других проповедниковнравственности, -- порой елейные, порой ядовитые,-- совершенно непригодны для борьбы с этойпрограммой. Большинство авторов, посвятившихсебя проблемам половой жизни, исповедовалимонашеские и аскетические идеалы. Для нихсексуальный инстинкт есть абсолютное зло,чувственность есть грех, сладострастие есть дардьявола и даже думать о таких вещахбезнравственно. От наших склонностей иценностных предпочтений зависит, принять ли этоосуждение сексуального инстинкта. С научнойточки зрения попытки моралистов заклеймить илиоправдать эту сферу жизни -- потерянный труд.Нельзя навязать науке роль судьи и ценителя, невыходя за границы научного метода: он пригодендля выбора средств, адекватных поставленнымцелям, но не может быть использован дляотносительной оценки самих целей. Пристолкновении с этическими проблемами ученомуследовало бы указать, что, начав с отрицаниясексуального инстинкта как чего-то скверного, мылишаемся возможности в дальнейшем выражать взависимости от условий свою моральнуютерпимость или одобрение половому акту. Убогаясофистика породила распространенное суждение,согласно которому чувственное удовольствие,извлекаемое из полового акта, пагубно, нонадлежащее выполнение debitum conjugate [104] радирождения наследников вполне морально. Брачнаясвязь всегда чувственна; ни один младенец не былеще зачат из законопослушного понимания того,что государству нужны новые рекруты иналогоплательщики. Чтобы быть вполне логичной,этическая система, покрывшая стыдом актразмножения, должна была бы призывать к полному ибезусловному воздержанию. Если мы не хотимпрекращения жизни, нам не следовало бы называтьисточник ее обновления сосудом зла. Ничто неотравило нравы современного общества больше, чемэтическая система, которая, избегаяпоследовательного порицания ипоследовательного оправдания, затуманиваетразличия между добром и злом и делает злоневероятно притягательным. Она больше, чемчто-либо другое, повинна в бессильных колебанияхсовременного человека в вопросах половой моралии не способна должным образом оценить громадныепроблемы в отношениях между полами.

    Ясно, что в жизни мужчины секс играет меньшуюроль, чем в жизни женщины. Удовлетворениеприносит ему расслабление и душевный покой. Нодля женщины здесь начало бремени материнства. Еесудьба полностью предопределена тем, что связанос полом; в мужской жизни это только эпизод. Скольбы напряженно и полно он ни отдавался любви,сколько бы ни взвалил на себя ради женщины, онвсегда остается над сексом. Даже женщиныначинают, в конце концов, презирать мужчину,всецело поглощенного сексом. Но женщина обреченана то, чтобы исчерпать себя в любви и материнстве,в служении сексуальному инстинкту. Для мужчиныпорой нелегко под давлением профессиональныхтревог сохранить внутреннюю свободу и развитьсвою личность, но сексуальная жизнь здесь неявляется главным препятствием. Для личностиженщины, однако, главная опасность лежит именно вобласти секса.

    Борьба за индивидуальность женщины составляетсущество женского вопроса. Но вопрос этотзатрагивает мужчин не меньше, чем женщин, иботолько совместным усилием могут они достичьвысшего уровня личной культуры. Если женщина всевремя тянет мужчину в низшие сферы физическойзависимости, он не сможет развиваться свободно.Обеспечить женщинам свободу внутренней жизни -- вэтом истинный смысл женского вопроса. Но эточасть культурной задачи всего человечества.

    Восток деградировал, потому что он не смогрешить эту проблему. Здесь женщина только объектпохоти, мать и нянька. Каждый начинающийся подъемличностной культуры с первых же шагов тормозилсяв странах Востока тем, что женское началостаскивало мужчину назад, в миазмы гарема.Сегодня ничто не разделяет Восток и Запад болееопределенно, чем положение женщины и отношение кженщине. Нередко утверждают, что жизненнаямудрость Востока постигла последние вопросыбытия глубже, в отличие от философии Европы. Вовсяком случае тот факт, что она никогда не могласправиться с сексуальностью, предрешило судьбувосточных культур.

    Между Востоком и Западом выросла уникальнаякультура греков. Но и античности непосчастливилось поднять женщину столь же высоко,как мужчину. Греческая культура исключалазамужних женщин. Женщина оставалась на своейполовине, отделенная от мира; для мужчины онабыла всего лишь матерью его наследников ислужанкой в доме. Любовь мужчины принадлежалатолько гетерам. Не найдя и здесь полногоудовлетворения, он обратился к гомосексуальнойлюбви. Для Платона любовь к мальчикампросветлена духовным единством любящих ирадостным преклонением перед красотой тела идуши. Для него любовь к женщине была простогрубым чувственным удовлетворением.

    Для западного мужчины женщина -- спутник, длявосточного -- наложница. Европейская женщина невсегда занимала те позиции, что сейчас. Оназавоевала их в ходе развития общества отпринципа насилия к принципу договора. И теперьмужчина и женщина равны перед законом. Небольшиеразличия еще существуют в частном праве, но онималосущественны. Предписывает ли закон женеподчиняться мужу -- не так уж важно; пока браксуществует, кто-то всегда будет подчиняться, аокажется ли более сильным муж или жена -- вопрос,который не может быть разрешен параграфамикодекса. Не имеет прежнего значения иограничение политических прав женщин -- лишениеправа голоса и права занимать правительственныедолжности. Предоставление женщинам права голосане изменяет существенно соотношенияполитических влияний партий в той или инойстране; женщины тех партий, которые должныпострадать от ожидаемых изменений (в любомслучае не весьма важных), в собственных интересахскорее воспротивятся предоставлению женщинамправа голоса. В правительственную администрациюженщин не допускают не столько по требованиюзакона, сколько в силу их половых особенностей.Не принижая ценность феминистской борьбы зарасширение гражданских прав женщин, можноуверенно утверждать, что ни женщинам, ни обществув целом не наносят существенного ущерба теостатки правового принижения женщин, которые ещесохраняются в законодательстве цивилизованныхстран.

    Искаженное понимание принципа равенства передзаконом, вообще присущее сфере общественныхотношений, проявляется и в специальной областиотношений между полами. Так же какпсевдодемократические движения норовятдекретами упразднить природно и социальнообусловленные формы неравенства и уравнятьсильного и слабого, одаренного и бездарного,здорового и больного, так и радикальное крыложенского движения стремится уравнять мужчину иженщину. [94*]Хотя не в их силах возложить на мужчину половинубремени материнства, они желали бы разрушениябрачной и семейной жизни для того, чтобы женщинаполучила хотя бы те свободы, которые совместимы сматеринством. Не принимая во вниманиеобремененность мужем и детьми, женщина должнасвободно передвигаться и действовать, иметьвозможность жить для себя и развития своейличности.

    Различия сексуальной природы и предназначенияможно устранить декретом с тем же успехом, что идругие виды неравенства. Чтобы сравняться смужчиной в деятельности и ее результатах,женщина нуждается в том, чего не могут датьзаконы. Внутренне несвободной женщину делает небрак, но сексуальная природа, которая требуетподчинения мужчине, и любовь к мужу и детям,которая поглощает ее лучшие силы. Нет закона,который помешал бы женщине, ищущей счастье вкарьере, отринуть любовь и замужество. Но у тех,кто поступает иначе, просто не остается сил,чтобы строить свою жизнь так же, как это можетделать мужчина. Женщину сковывает не замужествои семья, а сила, с которой сексуальное началоподчиняет себе всю ее личность целиком."Уничтожение" брака не сделает женщинуболее счастливой и свободной; это просто лишит еесущественного компонента жизни и не даст ничеговзамен.

    Борьба женщин за сохранение своей личности взамужестве есть часть борьбы за целостностьличности, столь характерной длярационалистического общественного порядка,основанного на частной собственности насредства производства. Победа женщин в этойборьбе в интересах не только женщин;противопоставление интересов мужчины и женщины,как это в обычае у крайних феминисток, крайнеглупо. Все человечество пострадает, если женщинапотерпит поражение в развитии своего Я и несможет партнерствовать с мужчиной как равная,свободная от рождения подруга и товарищ.

    Отнять у женщины детей, чтобы выращивать их внеких заведениях, значит забрать часть ее жизни;да и дети лишены наиболее глубокого воздействия,которое они получают в лоне семьи. Лишь недавноФрейд с проницательностью гения показал, скольглубокое воздействие оказывает на ребенкародительский дом. [105]У родителей ребенок учится любви и так обретаетсилы, которые позволяют ему вырасти здоровымчеловеком. Раздельное обучение порождаетгомосексуальность и неврозы. Совсем не случайно,что именно к Платону восходят требованияравенства мужчин и женщин, идеи государственногорегулирования сексуальных отношений ивоспитания детей от рождения в специальныхяслях, чтобы родители и дети вовсе не знали другдруга. [106] В женщине он видел толькоисточник физического наслаждения.

    Развитие, которое привело от принципа насилия кпринципу договора, утвердило отношения мужчины иженщины на свободном выборе в любви. Женщинаможет отвергнуть любого, она может требоватьверности и постоянства от мужчины, которомуотдает себя. Только на этом пути возможноразвитие личности женщины. Возвращаясь кпринципу насилия и сознательно отвергая идеюдоговора, социализм -- при всем его стремлении кравному распределению награбленного -- должен, вконце концов, потребовать промискуитета вполовой жизни.

    6. Проституция

    Коммунистический манифест провозглашает, что"дополнением" "буржуазной семьи"является проституция. "С исчезновениемкапитала" проституция также исчезнет [95*].В книге Бебеля о женщинах есть глава подназванием "Проституция, необходимоесоциальное учреждение буржуазного общества".Здесь развивается воззрение, согласно которомупроституция необходима в буржуазном обществеподобно "полиции, постоянному войску, церкви,предпринимательству" [96*].С момента своего появления воззрение напроституцию как на продукт капитализманевероятно распространилось. А поскольку к томуже проповедники все еще сокрушаются о добрыхстарых нравах и обличают современную культурукак причину разнузданности, каждый убежден, чтовсе сексуальные извращения -- явление упадка,свойственное нашему времени.

    Для возражения достаточно указать на то, чтопроституция есть чрезвычайно древнееустановление, известное, наверное, всемкогда-либо существовавшим народам [97*]. Это остаток древних нравов, а нерезультат упадка высокой культуры. Сегодня одноиз самых действенных средств против нее --требование мужского воздержания вне брака --целиком относится к принципам моральногоуравнивания прав мужчин и женщин и уже в силуэтого принадлежит к идеалам капиталистическойэпохи. В эпоху принципа насилия сексуальнойчистоты требовали только от невесты, но не отжениха. Все факторы, которые нынеблагоприятствуют проституции, не имеют ничегообщего с частной собственностью и капитализмом.Армия, препятствующая женитьбе молодых людейдольше, чем они способны терпеть, есть все чтоугодно, но не результат мирного либерализма. Тотфакт, что правительственные и иные чиновникимогут жениться, только будучи достаточнобогатыми, ибо в противном случае они не смогутвыходить в свет, есть, как и другие кастовыеусловности, наследие докапиталистическогосознания. Капитализм не признает каст и кастовыхобычаев; при капитализме каждый живет всоответствии с доходами.

    Некоторых женщин приводит к проституциипотребность в мужчинах, других -- голод. Длямногих действенны оба мотива. Можно бездальнейшего обсуждения признать, что в обществес равенством доходов экономические стимулыпроституции исчезнут полностью или сведутся кминимуму. Но тщетно размышлять о том, невозникнут ли в обществе без неравенства доходовновые социальные источники проституции. В любомслучае невозможно просто заявить, что всоциалистическом обществе этика половыхотношений будет более удовлетворительной, чем вкапиталистическом обществе.

    Именно при исследовании отношений междуполовой жизнью и собственностью, больше, чем вдругих областях социального знания, следуетпрояснить и уточнить наши идеи. Современноепонимание этих проблем затемнено всякого родапредрассудками. При столкновении с этимипроблемами мы не должны уподобляться мечтателю,который грезит видениями утраченного рая, видитбудущее в розовом цвете и проклинает все, что егоокружает в реальности.


    Примечания:



    [2*]

    Ludwig von Mises, Socialism: An Economic and Sociological Analysis, London, ed. Jonathan Cape, 1936



    [3*]

    Ludwig von Mises, Socialism: An Economic and Sociological Analysis, Indianapolis. Liberty Classics, 1981



    [4*]

    Ludwig von Mises, Theorie des Geldes und der Umlaufsmittel, Munchen und Leipzig: Duncker & Humblot, 1912



    [5*]

    Ludwig von Mises, Nation, Staat und Wirtschaft: Beitrage zur Politik und Geschichte der Zeit, Wien: Manz'sche Verlags und Universitats-Buchhandlung, 1919



    [6*]

    Ludwig von Mises, Die Gemeinwirtschaft: Untersuchungen uber den Socialismus, Jena: Gustav Fisher, 1922



    [7*]

    Ludwig von Mises, Die Entwicklung des gutsherrlichbauerlichen Verhaltnisses in Galizien, 1772--1848, Wien und Leipzig: Franz Deuticke, 1902



    [8*]

    Ludwig von Mises, Notes and Recollections, Foreword by Margit von Mises, trans. and postscript by Hans F. Sennholz, South Holland, III, Libertarian Press, 1978, p. 33



    [9*]

    Menger, Grundsatze der Volkswirtschaftslehre, Wien, 1971



    [24*]

    Bohm-Bawerk, Rechte und Verhaltnisse vom Standpunkte der volkswirtschaftlichen Guteriehre, Innsbruck, 1881, S. 37



    [25*]

    Fetter, The principles of Economics, 3 ed., N. Y., 1913, P. 408



    [26*]

    См. стихи Горация [41]:

    Si proprium est quod quis libra mercatus et acre est, quaedam, si credis consultis, mancipat usus:
    qui te pascit ager, tuus est; et vilicus Orbi
    cum segetes occat tibi mox frumenta daturas,
    te dominum sentit, das nummos: accippis uvam
    pullos ova, cadum temeti.
    ((2. Epistol, 2, 158--163).)
    <"Если же собственность -- то, что купил ты на ферме за деньги,
    То ведь дает тебе то же (юристов спроси!) потребленье.
    Поле, что кормит тебя, ведь твое; ибо Орбий-крестьянин,
    Нивы свои бороня, чтобы хлеб тебе вскоре доставить,
    Чует, что ты господин. Получаешь за деньги ты гроздья.
    Яйца, цыплят и хмельного кувшин..." (лат.)
    ((Квинт Гораций Флакк, Оды. Эподы. Сатиры. Послания, М., 1970, С. 377)>)

    Внимание экономистов к этому отрывку впервые было привлечено в кн.: Effertz, Arbeit und Boden, Berlin, 1897, Band. 1, S. 72, 79 f.



    [27*]

    Этатистская социальная философия [43], возводящая все эти установления к "государству", возвращается к старому теологическому объяснению. При этом государству приписывается тот же статус, который теологи приписывали Богу.



    [28*]

    J. S. Mill, Principles of Political Economy, People's ed. London, 1867, P. 124 <Милль Д. С., Основания политической экономии, Спб, 1909, С. 167--168>



    [29*]

    Dernburg, Pandekten, 6 Aufl., Berlin, 1900, 1 Band., 11 Abt., S. 12



    [30*]

    Fichte, Der geschlossene Handelstaat, Hgb. Medicus, Leipzig, 1910, S. 12 <Фихте И. Г. Замкнутое торговое государство, М., 1923, С. 35>



    [31*]

    Либерализм пытался расширить охрану приобретенных прав через развитие концепции прав человека и обеспечение правовой защиты их в суде. Этатизм и социализм, напротив, пытаются все основательнее ограничить сферу частного права в пользу публичного права.



    [32*]

    Tacitus, Germania, 14 [48] <Тацит К., О происхождении германцев и местоположении Германии // Соч., Т. 1, Л., 1969, С.360>



    [33*]

    Тонкой поэтической насмешкой над романтически-ностальгической сентенцией: "Там хорошо, где нас уж нет" -- является опыт советника Кнапа из сказки Андерсена "Калоши счастья". [49]



    [34*]

    Wiese, Der Liberalismus in Vergangenheit und Zukunft, Berlin, 1917, S. 58 ff.



    [35*]

    Poehlmann, Geschichte der sozialen Frage und des Sozialismus in der antiken Welt, 2 Aufl., Munchen, 1912, Bd. II, S. 577 ff.



    [36*]

    Ipsaque tellus omnia liberius nullo poscente ferebat (Virgil, Georgica, I, 127 ff.) [51]



    [37*]

    Laveleye, Das Ureigentum, Deutsch von Bucher, Leipzig, 1879, S. 514 ff. <Э. де Лавеле, Первобытная собственность, Спб., 1875, С. 364 и след.>



    [38*]

    Below, Probleme der Wirtschaftsgeschichte, Tubingen, 1920, S 13 ff.



    [39*]

    Germania, 26 <Тацит, Указ. соч., С. 364>



    [40*]

    Термин "коммунизм" означает то же, что и "социализм". Использование этих двух слов в последние десятилетия неоднократно менялось, но всегда границей между социалистами и коммунистами оставались вопросы политической тактики. И те, и другие стремятся к обобществлению средств производства.



    [41*]

    Anton Menger, Das Recht auf den vollen Arbeitsertag in geschichtlicher Darstellung, 4 Aufl., Stuttgart und Berlin, 1910, S. 6 <Менгер А., Завоевание рабочим его прав. Право на полный продукт труда в историческом изложении., Спб, 1906, С. 9>



    [42*]

    Anton Menger, Das Recht auf den vollen Arbeitsertag in geschichtlicher Darstellung, 4 Aufl., Stuttgart und Berlin, 1910, S. 6 <Менгер А., Завоевание рабочим его прав. Право на полный продукт труда в историческом изложении., Спб, 1906, С. 9>, S. 9 <там же, С. 10>



    [43*]

    Malthus, An Essay on the Principle of Population, 5th. ed., London, 1817, Vol. 3, P. 154 ff. <Мальтус Т., Опыт закона о народонаселении, М., 1895, С. 10 и след.>



    [44*]

    Marx, Zur Kritik des Sozialdemokratischen Parteiprogramm von Gotha, heig. Kreibich, Peichenberg, 1920, S. 17 <Маркс К., Критика Готской программы // Маркс К., Энгельс Ф. Соч., Т.19, С.20>



    [45*]

    Anton Menger, Op. cit., S.10 <Менгер А., Указ соч., С. 11>



    [46*]

    Ibid., S. 10 f. <там же, С. 11--12>; см. также Singer-Sieghart, Das Recht auf arbeit in geschichtlicher Darstdlung, Jena, 1895. S. 1 f; Mutasoff, Zur Geschichte des Rechts auf Arbeit mit besonderer Rucksicht auf Charles Fourier, Bern, 1897. S. 4 f.



    [47*]

    см. мои работы: (Mises L.) Kritik des Interventionismus, Jena, 1929, S. 12 ff.; Die Ursachen der Wirtschaltskrise, Tubingen, 1931, S. 15 ff.



    [48*]

    Pribram, Die Entstehung der individualistischen Sozialphilosophie, Leipzig, 1912, S. 3 ff.



    [49*]

    Так формулирует противоположность индивидуального и социального принципов Дитцель (см его статью Individualismus в Handworterbuch der Staatwissenschaften, 3 Aufl, В. 5, S. 590). Похожий подход у Шпенглера (Spengler, Preussentun und Sozialismus, Munchen, 1920, S. 14). [59]



    [50*]

    Nietzche, Also Sprach Zarathustra, Werke, Kronersche Klassikerausgabe, VI Bd., S. 69 <Ницше Ф., Так говорил Заратустра // Соч.: В 2 т., Т. 2, М.: Мысль, 1980, С. 35>



    [51*]

    L'Etat etant concu comme un etre ideal, on le pare de toutes les quualites que l'on reve et on le depouille de toutes les faiblesses que l'on halt <Государство, превознесенное как идеальное бытие, наделяют всеми совершенствами нашей мечты и освобождают от всего, что нам ненавистно> (P. Leroy-Beaulieu, L'Etat moderne et ses fonctions, 3d ed., Paris, 1900, P. 11); см. также Bamberger, Deutschland und der Sozialismus, Leipzig, 1878, S. 86 f.



    [52*]

    Kant, Idee zu einer allgemeinen Geschichte in weltburgerlicher Absicht // Samtliche Werke, Inselausgabe, Bd. I, Leipzig, 1912, S. 235 <Кант И., Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане // Собр. соч., Т.6, М., 1966, С. 18--19>



    [53*]

    Herder, Ideen zu etner Philosophie der Geschichte der Menschheit // Samtliche Werke, herg. Suphan, Bd. XIII, Berlin, 1887, S. 345 f. <Гердер И., Идеи к философии истории человечества, М., 1977, С. 229 и след.>



    [54*]

    Kant, Rezension zum zweiten Teil von Herders Ideen zur Fhilosophic der Geschiche der Menschheit // Werke, I Bd., S. 267; см. также Cassirer, Freiheit und Form, Berlin, 1916, S. 504 ff.



    [55*]

    Kant, Idee zu einer allgemeinen Geschichte..., S. 228 <Кант И., Идея всеобщей истории..., С. 9>



    [56*]

    Gierke, Des Wesen der menschlichen Verbande, Leipzig, 1902, S. 34 f.



    [57*]

    "Ernst und Falk", Gesprache fur Freimaurer // Werke, Bd. Stuttgart, 1873, S. 80



    [58*]

    Huth, Soziale und Individualistische Auffassung im 18. Jahrhundert, vornehmlich bei Adam Smith und Adam Ferguson, Leipzig, 1907, S. 6



    [59*]

    Как, например, утверждает Лассон (Lasson, Prinzip und Zukunftl des Volkerrechts, Berlin, 1871, S. 35) [71]



    [60*]

    В усилиях записать все зло на счет капитализма социалисты попытались даже определить современный империализм и, следовательно, мировую войну как продукт капитализма. Возможно, нет нужды ближе заниматься этой теорией, выдвинутой на потребу не рассуждающих масс. Но нелишним будет припомнить, что Кант был прав, когда ожидал от растущего влияния "силы денег" постепенного уменьшения воинственности. "Дух торговли, -- говорит он, -- ...вот что несовместимо с войной" (Kant, Zum ewigen Frieden. Samtliche Werke., Bd. V, S. 688) <Кант И., К вечному миру // Собр. соч., Т.6, М., 1966, С. 287>; см. также Sulzbach, Natlonales Gemeinschaftsgefuhl und wirtschaftliches Interesse, Leipzig, 1929, S. 80 ff.



    [61*]

    Может быть, не вполне случайно в известном смысле, что писатель, который на пороге Ренессанса первым выдвинул демократическое требование о передаче законодательства народу, -- Марсилий из Падуи [73] -- назвал свою работу "Defensor Pads" [74] (Atger, Essai sur l'histoire des Doctrines du Contrat Social, Paris, 1906, P. 75; Scholz, Marsilius von Padua und die Idee der Demokratie // Zeitschrift fur Politik, 1908, I Bd., S. 66 ff.).



    [62*]

    см., с одной стороны, писания защитников прусского авторитарного государства, а с другой -- прежде всего писания синдикалистов (Michels, Zur Soziologie des Parteiwesens in der modernen Demokratie, 2 Aufl., Leipzig, 1925, S. 463 ff.)



    [63*]

    Max Weber, Politik als Beruf, Munnchen und Leipzig, 1920, S. 17 ff. <Вебер М., Политика как профессия. // Избр. произв., М.. 1990, С. 651 и след.>



    [64*]

    Естественно-правовые теории демократии, не способные оценить преимущества разделения труда, сохраняют верность идее "представительства" выборщиков выбранными. Нетрудно показать всю искусственность этой концепции. Член парламента, который для меня изготовляет законы и для меня контролирует администрацию, "представляет" меня не в большей степени, чем доктор, который меня лечит, или сапожник, который шьет мне обувь. Существенное отличие его от доктора и сапожника не в том, что он выполняет для меня услуги другого рода, но в том, что я, будучи недоволен им, не могу избавиться от его услуг с той же простотой, с какой я меняю доктора или сапожника. Чтобы влиять на правительство так же, как я влияю на врача и сапожника, я и хочу быть избирателем.



    [65*]

    Здесь можно повторить за Прудоном [79]: "La democratie c'est l'envie" [80] (Poehlmann, Geschichte der sozialen Frage und des Socialismus in der antiken Welt, Bd. I, S 317, Anm. 4).



    [66*]

    Ibid., Bd., S. 333



    [67*]

    Hegel, Vorlesungen uber die Philosophie der Weltgeschichte, Ausg. von Lasson I Bd., Leipzig, 1917, S. 40 <Гегель Г. В. Ф., Философия истории. // Соч., Т. 8, М.-Л., 1935, С. 98>



    [68*]

    Gervinus, Einleitung in die Geschichte des neunzehnten Jahrhunderts, Leipzig, 1853, S. 13 <Гервинус Г., Введение в историю девятнадцатого века, Спб, 1864, С. 9>



    [69*]

    Engels, Herrn Eugen Duhring Umwalzung der Wissenschaft, I Aufl., Stuttgart, 1910, S. 302 <Энгельс Ф., Анти-Дюринг // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 20, С. 292>



    [70*]

    Marx, Zur Kritik des Sozialdimokratischen Programms, von Iotha, S 23 <Маркс К., Критика Готской программы // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 19, С. 27>



    [71*]

    Ibid., S. 17 <там же, С. 20>; см. также Lenin, Staat und Revolution, Berlin, 1918, S. 89 <Ленин В. И., Государство и революция. // Полн. собр. соч., Т. 33, С. 95>



    [72*]

    Bukharin, Das Program der Kommunisten (Bolschewiki), Zurich, 1918, S. 24 ff. <Бухарин H., Программа коммунистов (большевиков), М., 1918, С. 21 и след.>



    [73*]

    так считает Кельзен [92] (Kelsen, Vom Wesen und Wert der Demokratie // Archiv fur Sozialwissenschaft und Sozialpolitik, 47 Bd., S. 84; см. также Menzel, Demokratie und Weltanschauung // Zeitschrift fur oflentliches Recht, II Bd., S. 701 ff.)



    [74*]

    Marx, Op. cit., S. 17 <Маркс К., Указ. соч., С. 20>



    [75*]

    Engels, Op. cit., S. 302 <Энгельс Ф., Указ. соч., С. 292>



    [76*]

    Engels, Vorwort zu Marx "Der Burgerkrieg in Frankreich", Ausgabe der Politishen Aktions Bibliothek, Berlin, 1919, S. 16 <Энгельс Ф., Введение к работе К. Маркса "Гражданская война во Франции" // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 22, С. 201>



    [77*]

    Marx, Der Burgerkrieg..., S.54 <Маркс К., Гражданская война во Франции // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 17, С. 347>



    [78*]

    Engels, Der Ursprung der Familie, des Privateigentums und des Staates, 20 Aufl., Stuttgart, 1921, S. 163 ff. <Энгельс Ф., Происхождение семьи, частной собственности и государства // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 21, С. 169 и след.>



    [79*]

    Metamorphoses, I, P. 89 f. <Овидий, Метаморфозы, М., 1971, С. 33>; см. также Вергилий, Энеида, VII; Тацит, Анналы, III; Poehlman, Geschichte der sozialen Frage und des Sozialismus in der antiken Welt, II Bd., S. 583 ff.



    [80*]

    Bryce, Moderne Demokratien, Munchen, 1926, III Bd., S. 289 f.



    [81*]

    Freud, Drei Abhandlungen zur Sexualtheorie, 2 Aufl., Leipzig und Wien, 1910, S. 38 ff. <Фрейд З., Три статьи о теории полового влечения, М., 1911, С. 35 и след.>



    [82*]

    Poehlman, Op. cit., II Bd., S. 576



    [83*]

    Engels, Der Urspung der Familie, des Privateigentums und des Staates, 20 Aufl., Stuttgart, S. 182 <Энгельс Ф., Происхождение семьи, частной собственности и государства, С. 173>



    [84*]

    Westermarck, Geschichte der menschlichen Ehe, Aus dem englischen ubers, von Katscher und Grazer, 2 Aufl., Berlin, 1902, S. 122; Weinhold, Die deutschen Frauen in dem Mittelalter, 3 Aufl., Wien, 1897, II Bd., S. 9 f.



    [85*]

    см., например: Weinhold, Op. cit., S. 7 ff.



    [86*]

    Библия. Первое послание к коринфянам., Гл. 11, ст. 9



    [87*]

    Ульрих фон Лихтенштейн, поэт XIII века, спародировал форму рыцарского служения прекрасной даме "Minnedienst" как служение женщине -- "Frauendienst" (1255).



    [88*]

    Weinhold, Op. cit., I Aufl., Wien, 1851, S. 292 ff.



    [89*]

    Westermarck, Op. cit., S. 74 ff.; Weinhold, Op. cit., 3 Aufl., Wien, I Bd., S. 273



    [90*]

    Schroder, Lehrbuch der deutschen Rechtsgeschichte, 3 Aufl., Leipzig, 1898, S. 70, 110; Weinhold, Op. cit., II Bd., S. 12 ff.



    [91*]

    Tacitus, Germania, s. 17 <Тацит К., О происхождении германцев..., С. 361> [103]



    [92*]

    Marianne Weber, Ehefrau und Mutter in der Rechtsentwicklung, Tubingen, 1907, S. 53 ff., 217 ff.



    [93*]

    August Bebel, Die Frau und der Sozialismus, 16 Aufl., Stuttgart, 1892, S. 343 <Бебель А., Женщина и социализм, М., 1959, С. 546--547>



    [94*]

    В рамки этого исследования не входит рассмотрение того, в какой степени радикальность требований феминизма обязана мужчинам и женщинам с сексуальными отклонениями.



    [95*]

    Marx und Engels, Das Kommunistische Manifest, 7 Aufl., Berlin, 1906, S. 35 <Маркс и Энгельс, Манифест Коммунистической партии //Соч., Т. 4, С. 444>



    [96*]

    Bebel, Op. cit., S. 141 ff. <Бебель А., Указ. соч., С. 227>



    [97*]

    Marianne Weber, Op. cit., S. 6 ff.



    [1]

    Репке Вильгельм (1899--1966) -- швейцарский экономист, учившийся и вначале работавший в Германии. В 20-е годы примыкал к сторонникам "регулируемого капитализма", но затем решительно встал на позиции экономического либерализма. Один из создателей теории социального рыночного хозяйства. Роббинс Лайонел (1898--1984) -- английский экономист, также переживший в 30-е годы эволюцию в направлении экономического либерализма. Активно выступал против кейнсианской программы государственного регулирования экономики.



    [2]

    В конце XIX в. в Австрии сложилось экономическое направление, получившее название школы предельной полезности. Ее представители считали, что ценность конкретного блага определяется его предельной полезностью, т. е. субъективно оцениваемой полезностью той единицы этого блага, которая удовлетворяет наименее настоятельную потребность в нем. Если, например, из трех килограммов зерна первый удовлетворяет потребность в пище, второй -- в посевном материале, а третий -- в корме для певчих птиц, то предельная полезность -- это полезность третьего килограмма. При сокращении производства зерна на килограмм придется отказаться от кормления птиц, и тогда ценность зерна будет определяться полезностью второго килограмма, предназначенного для посева.



    [4]

    Sozialpolitik -- социальная политика (нем.). Хайек имеет в виду идеи так называемой "молодой исторической школы", сформировавшейся в Германии в конце 60-х годов XIX в. Представители этой школы считали, что государство, активно вмешиваясь в общественную жизнь, обеспечит постепенное утверждение социализма. Поскольку у истоков школы стояли университетские профессора Г. Шмоллер, Л. Брентано и др., она получила ироническое название катедер-социализма, т. е. "социализма кафедры". В 1872 г. катедер-социалисты создали объединение "Союз социальной политики".



    [5]

    "Фабианский социализм" -- концепция постепенного преобразования капиталистического общества в социалистическое с помощью государства, развивавшаяся группой английских интеллигентов, основавших в 1884 г. "Фабианское общество". Впоследствии "фабианцы" стали мозговым центром лейбористской партии.



    [6]

    Менгер Карл (1840--1921) -- австрийский экономист, один из создателей теории предельной полезности, основатель "австрийской (венской) школы" в политической экономии.



    [7]

    Бём-Баверк Евгений (1851--1914) -- австрийский экономист, внесший существенный вклад в развитие теории предельной полезности



    [8]

    книга Л. Мизеса посвящена экономической истории Галиции, а именно развитию отношений помещичьих и крестьянских хозяйств под влиянием государственно-правовых установлении.



    [9]

    Шумпетер Йозеф (1883--1950) -- австрийский экономист и социолог, с 1932 г. -- профессор Гарвардского университета. Будучи консерватором, Шумпетер, тем не менее, признавал научные заслуги Маркса и был близок с некоторыми социалистами. Бауэр Отто (1882--1938) -- идеолог так называемого "австромарксизма", один из лидеров австрийской социал-демократии и Второго Интернационала. По его рекомендации в 1919 г. Шумпетер был приглашен на пост министра финансов в коалиционном правительстве католиков и социал-демократов.



    [10]

    Нейрат Отто (1882--1945) -- австрийский философ, экономист и социолог. Стоял на марксистских позициях. Хайек имеет в виду вышедшую в 1919 г. в Мюнхене книгу Нейрата "Через военное хозяйство к натуральному хозяйству", в которой Нейрат обосновывает идею господства натуральных исчислений в социалистической экономике.



    [23]

    Субъективная школа в политической экономии -- собирательное название ряда учений, возникших в 70-е годы XIX в. Общим для них является тезис, что ценность благ определяется в конечном счете субъективной оценкой их полезности. Мизес, по всей вероятности, под субъективной школой подразумевает австрийскую школу, приверженцем которой он являлся. Эта школа рассматривает заработную плату как долю в произведенной ценности, которая может быть "вменена" труду -- одному из факторов производства.



    [40]

    Сервитут -- ограниченное право использовать чужую собственность, преимущественно земельную, например, право крестьян собирать хворост в помещичьем лесу. Узуфрукт -- право пользоваться чужим имуществом и доходами от него, не подвергая его при этом изменениям.



    [42]

    Выражение "война всех против всех" принадлежит английскому философу Томасу Гоббсу (1588--1679). Оно характеризует отношения людей на догосударственной стадии. Государство и вместе с ним "естественное право" возникло, по Гоббсу, на основе общественного договора.



    [44]

    В древнегреческой мифологии сова как символ мудрости была посвящена богине Афине -- покровительнице Афин. Изображения сов чеканились на афинских монетах, именовавшихся в просторечии "совами". Отсюда, видимо, пошла поговорка "носить сов в Афины", т. е. совершать нечто излишнее, ненужное (русский аналог -- "ездить в Тулу со своим самоваром").



    [45]

    рационализм -- философское учение, согласно которому разум является основой бытия, познания и морали; к рационалистам принадлежали Р. Декарт, Б. Спиноза, Г. В. Лейбниц



    [46]

    Отсутствие титула собственности -- неподтвержденность прав собственника соответствующими документами.



    [47]

    Тацит Публий Корнелий (ок. 56 -- ок. 117) -- римский историк; его перу принадлежит "Germania" -- описание общественного устройства, верований и быта германских племен



    [50]

    По верованиям римлян, жизнь человечества проходит через ряд кругов, каждый из которых находится под покровительством определенного божества. Золотой век соотносился с кругом Сатурна -- доброго и справедливого бога урожая и земледельцев. Публий Вергилий Марон (70--19 до н. э.) -- римский поэт. О Золотом веке он писал в "Буколиках", Эколога IV (Вергилий, Буколики. Георгики. Энеида., М., 1971). Публий Овидий Назон (43 до н. э. -- ок. 18 н. э.) -- римский поэт. Описание золотого века содержится в его "Метаморфозах" (Овидий, Метаморфозы, М., 1977). Тибулл Альбий (ок. 50--19 до н. э.) -- римский поэт. Упоминания о Золотом веке встречаются в его "Элегиях" (Катулл. Альбий Тибулл. Пропорций., М., 1977). Сенека Луций Анней (ок. 4 до н. э. -- 65 н. э.) -- римский философ. О Золотом веке см. в его "Нравственных письмах к Луцилию" (М., 1977).



    [52]

    В середине XIX в. сформировалась так называемая общинная теория, согласно которой исходным моментом аграрной истории было общинное землевладение с коллективной крестьянской собственностью на землю. Ее создателями и последователями были Г. Маурер, Г. Мэн, М. Ковалевский и другие историки и правоведы. Общинная теория нашла своих горячих сторонников и продолжателей в К. Марксе и Ф. Энгельсе (см., например, работы Ф. Энгельса "Марка", "К истории древних германцев", "Происхождение семьи, частной собственности и государства"). В конце XIX -- начале XX в. общинная теория подверглась суровой критике со стороны Н. Д. Фюстель де Куланжа, Ф. Сибома, Р. Гильдебранда, А. Допша и других историков, отстаивавших извечность частной собственности.



    [53]

    Как установили историки, русская сельская община с периодическими уравнительными переделами земли между входящими в общину семьями сформировалась лишь в XVII -- XVIII вв. Б. Н. Чичерин, К. Д. Кавелин и другие представители "государственной школы" историков доказывали, что община в таком виде сложилась под давлением государства, преследовавшего сугубо фискальные цели. Хаубергские товарищества -- ассоциации лесорубов, возникшие в прирейнском Вестервальде (Германия). Gehofeischaft (нем.) -- подворная земельная община, существовавшая в районе Трира (Рейнская область Германии). Каждая семья (двор), входившая в общину, имела строго определенную долю во всех видах земельных угодий, но так как участки отличались по плодородию и другим природным условиям, практиковался периодический обмен их между членами общины. Задруга -- существовавшая вплоть до конца XIX в. на землях Сербии и Хорватии семейная община. В ее сохранении из фискальных соображений были заинтересованы как правители Османской империи, которая господствовала на землях южных славян, так и правительство независимой Сербии.



    [54]

    Цезарь Гай Юлий (162--44 до н.э.) -- римский полководец, политический деятель и писатель. О быте германских племен он писал в "Записках о Галльской войне" (Записки Юлия Цезаря и его продолжателей о Галльской войне, В 2 т., М., 1991). Согласно описанию Цезаря у германцев была кровнородственная община. По Тациту (полтора века спустя), германские племена жили в условиях соседской (сельской) земледельческой общины.



    [55]

    Менгер Антон (1841--1906) -- австрийский юрист, социолог и историк социалистических идей. Социалист-эволюционист А. Менгер был известен в конце XIX -- начале XX в. как противник марксистского социализма и социал-демократии.



    [56]

    Английский экономист Томас Роберт Мальтус (1766--1834) сформулировал в 1798 г. "естественный закон народонаселения", согласно которому население имеет тенденцию размножаться в геометрической прогрессии, тогда как средства существования могут расти лишь в арифметической прогрессии, что порождает нищету масс.



    [57]

    Реализм и номинализм -- два противоборствующих течения в европейской средневековой философии. Номиналисты утверждали, что существуют лишь единичные вещи, а общие понятия (универсалии) -- это лишь nomina (имена, обозначения), выступающие в сознании людей. Реалисты считали, что общие понятия существуют реально, а не только в мышлении. Спор о реальном существовании универсалий восходит к Древней Греции: Платон (427--347 до н. э.) считал, что идеи существуют вне конкретных вещей и образуют особый идеальный мир; Аристотель (384--322 до н. э.) утверждал, что общее существует только в единичных вещах, будучи его формой.



    [58]

    Универсализм здесь -- синоним реализма как признания реального бытия универсалий. Проблема универсалий была сформулирована древнегреческим философом Порфирием (234--301 (?)) как проблема "вида": существуют ли виды и роды вещей наряду с единичными вещами? По Мизесу, признание особых целей и интересов коллективов, отличных от целей и интересов индивидуумов, равносильно признанию реального бытия вида наряду с единичными вещами.



    [60]

    collectiva -- совокупности людей, объединенных общим делом, интересом и т. п. (лат.)



    [61]

    телеология -- учение о том, что развитие каких-либо явлений обусловлено не объективными причинами, а заранее предустановленной целью



    [62]

    Гердер Иоганн Готтфрид (1744--1803) -- немецкий философ, идеолог Просвещения; в молодости был учеником И. Канта, а в последний период своей жизни вел резкую полемику с кантианством.



    [63]

    Аверроэс -- латинизированное имя Ибн Рушда (1126--1189), арабского философа, комментатора Аристотеля. В учении Аверроэса нашло отражение гипостазирование -- представление о том, что общие понятия, идеи, свойства обладают самостоятельным бытием наряду с конкретным вещественным миром.



    [64]

    в математике асимптотическим называется неограниченное приближение точек некоторой кривой к прямой линии по мере того, как эти точки удаляются в бесконечность



    [65]

    Гирке Отто Фридрих (1841--1921) -- германский юрист, историк права. В истории он видел смену различных форм общности людей. Государство, по его мнению, не институт, а общность, объединяющая и господствующих, и подвластных им.



    [66]

    Лессинг Готхольд Эфраим (1729--1781) -- немецкий писатель-просветитель, классик национальной литературы.



    [67]

    Гегель Георг Вильгельм Фридрих (1770--1831) -- классик немецкой философии, объективный идеалист, диалектик



    [68]

    Тюнен Иоганн Генрих (1783--1850) и Госсен Герман Генрих (1810--1858) -- немецкие экономисты, заложившие основы теории предельной полезности и производительности, отрицающей классическую трудовую теорию стоимости, на которой базировались социалистические требования ликвидации доходов капиталиста как нетрудовых. Менгер Карл (1840--1921) -- австрийский экономист, один из создателей теории предельной полезности, основатель "австрийской (венской) школы" в политической экономии. Бем-Баверк Евгений (1851--1914) -- австрийский экономист, внесший существенный вклад в развитие теории предельной полезности. Визер Фридрих (1851--1926) -- австрийский экономист, один из разработчиков теории предельной полезности благ и на ее основе -- теории капитала и процента. Взгляды этих основоположников австрийской школы разделял и Людвиг фон Мизес.



    [69]

    Фридрих Вильгельм IV (1795--1861) -- прусский король, установивший режим жестокой реакции. Вильгельм II (1859--1941) -- германский император, один из политических лидеров, развязавших первую мировую войну.



    [70]

    Ценностные суждения -- суждения, выражающие ценностные установки, моральные оценки и т. п. С позиций формальной логики они не обладают необходимым признаком суждения, ибо не могут характеризоваться как истинные или ложные. Потому, как считает Мизес, ценностные суждения лежат вне сферы науки.



    [72]

    Зутнер Берта (1843--1914) -- австрийская писательница, видная деятельница пацифистского движения. Возглавляла Венский Союз друзей мира, издавала журнал "Долой оружие" -- орган Интернационального Бюро мира. Лауреат Нобелевской премии мира 1905 года.



    [75]

    Шиллер Иоганн Кристоф Фридрих (1759--1805) -- немецкий драматург, поэт, историк



    [76]

    имеется в виду драма Фридриха Шиллера (1783--1787) "Дон Карлос", а именно сцена встречи "гражданина Вселенной" маркиза Позы с королем Испании Филиппом II (Шиллер Ф., Избр. соч., В 2 т., Т.1, М., 1959)



    [77]

    В ночь 4 августа 1789 г. в Учредительном собрании виконт Де Ноай, герцог Д'Эйгийон и другие представители дворянства потребовали ликвидации феодальных прав (помещичьего суда, права охоты на крестьянских землях и т. п.) и феодальных повинностей (барщины, оброчных платежей и т. д.). Учредительное собрание поддержало отказывающихся от своих привилегий дворян. В марте--июне 1832 г. в Великобритании господствовавшая в парламенте аристократия пошла на уступки промышленной буржуазии, проведя парламентскую реформу. Согласно Биллю о реформе было ликвидировано представительство от мелких или вообще фиктивных избирательных округов, что лишило помещиков примерно пятой части мест в парламенте.



    [78]

    volonte general -- всеобщая воля (фр.)



    [81]

    Эсхин (389--314 до н.э.) -- афинский политический деятель и оратор



    [82]

    Младогегельянцы -- сформировавшаяся в 40-е годы XIX в. ветвь последователей философии Гегеля (А. Руге, Б. Бауэр и др.). Младогегельянцы подчеркивали решающую роль субъективного фактора в истории; в противовес гегелевскому оправданию всего сущего как разумного они делали упор на развитии общества.



    [83]

    Гервинус Георг Готфрид (1805--1871) -- германский историк -- видел в истории закономерное движение от аристократии к демократии



    [84]

    "Молодая Европа" -- тайный международный союз революционеров-демократов, основанный в 1834 г. Дж. Мадзини. Союз ставил своей целью утверждение во всей Европе республиканского строя.



    [85]

    имеется в вицу радикализм эпохи, предшествовавшей революции 1848 г., начавшейся в Австро-Венгрии и Германии в марте



    [86]

    pro foro externo -- поразить в результате проникновения вглубь (лат.)



    [87]

    дельфийская Пифия -- прорицательница в храме Аполлона в Дельфах; предсказания Пифии, обычно крайне туманные, нуждались в специальном толковании



    [88]

    Промышленной революцией называли задолго до появления марксизма совершившийся в Англии в конце XVIII -- начале XIX в. переход от ручного производства к фабричной машинной индустрии. В одной из самых ранних работ Энгельса "Положение Англии. Восемнадцатый век" (опубликована в августе 1844 г.) термин "промышленная революция" используется как общепринятый (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.2. С. 598--617). Но уже в этой статье промышленная революция рассматривается как основа революции социальной, что в дальнейшем всячески акцентировалось Марксом и Энгельсом.



    [89]

    Мизес имеет в виду "молодых марксистов" -- Эдуарда Бернштейна (1850--1932) и его сторонников, выступивших на рубеже нашего века с ревизией ряда положений канонического марксизма, в частности по вопросу о путях перехода к социализму. В своей книге "Предпосылки социализма и задачи социал-демократии" (1899 г., русский перевод -- 1901 г.) Э. Бернштейн утверждал, что главным законом общественного развития являются не насильственные перевороты, а мирная эволюция.



    [90]

    Синдикализм (анархо-синдикализм) -- течение в рабочем движении, сформировавшееся в конце XIX в. Синдикалисты под влиянием анархистов отрицали легальную политическую борьбу и считали, что средством свержения буржуазного общества должны быть непосредственные действия: всеобщая стачка, бойкот, вооруженные выступления, организуемые синдикатами (профессиональными союзами).



    [91]

    Бухарин Николай Иванович (1888--1938) -- видный деятель русского и международного коммунистического движения, автор работ по философии и политической экономии



    [93]

    Л. Мизес называет исторические сообщества, где существовала государственная собственность на землю и некоторые другие средства производства. В Египте времен Древнего царства вся земля вместе с населением считалась собственностью верховного владыки -- фараона. И в дальнейшем во владении государства были лучшие земли, ирригационные сооружения. В империи инков -- рабовладельческой деспотии, существовавшей в XV--XVI веке на американском континенте, земля считалась принадлежавшей верховному правителю и обрабатывалась сельскими общинами. Иезуитское государство в Парагвае просуществовало с 1610 по 1768 г. Средства производства здесь считались принадлежащими Иезуитскому ордену, а работающие на них индейцы были низведены до положения рабов.



    [94]

    Взгляды древнегреческого философа Платона на идеальное общество изложены в его трудах "Государство", "О законах" и др. В утопии Платона нет равенства, существует жесткое сословное деление, управление находится полностью в руках высшего сословия. Мизес относит Платона к социалистам, поскольку у него два высших сословия -- философы и стражи -- не имеют частной собственности. У французского философа, классика так называемого утопического социализма Анри Клода Робуа Сен-Симона (1760--1825) идеальное общество построено на основе иерархии способностей, а управление осуществляют особые доверенные -- по существу государственные чиновники, регламентирующие производство.



    [95]

    Бебель Август (1840--1913) -- один из основателей социал-демократии Германии. Его работа "Женщина и социализм", впервые вышедшая на немецком языке в 1879 г. под названием "Женщина в прошлом, настоящем и будущем", неоднократно переиздавалась в переводе на многие языки. Утверждение Л. Мизеса, что эта книга посвящена в первую очередь проповеди свободной любви, -- полемическое преувеличение.



    [96]

    В произведениях французского утопического социалиста Шарля Фурье (1772--1837) детально разработано устройство будущего гармонического общества. Фурье утверждал, что неизменно присущие человеку страсти, подавляемые в современном ему обществе, получат полный простор в проектируемых им "фаланстерах" -- общежитиях счастливых людей, где будет господствовать свобода любви.



    [97]

    Экзогамия -- система брачных отношений, запрещающая браки между членами одной общности, например рода, племени, деревни и т. п. Эндогамия, наоборот, предусматривала браки только в рамках данной общности. Промискуитет -- неупорядоченные половые отношения в обществах, не знающих институтов брака и семьи. Матриархат и патриархат -- первобытно-родовые общества с преобладающей ролью соответственно женщин и мужчин.



    [98]

    Брунгильда -- одна из героинь немецкой саги "Песнь о Нибелунгах", дева-воительница. В саге, в частности, рассказывается, что Брунгильда выбирает себе мужа из нескольких претендентов, подвергая их разным испытаниям, в том числе и в постели.



    [99]

    в Древней Греции гетерами именовались незамужние образованные женщины, ведшие свободный образ жизни, -- подруги и любовницы философов и государственных мужей



    [100]

    manages des convenance -- брак по расчету (фр.)



    [101]

    Jus Primae Noctis -- право первой ночи (лат.). Согласно средневековому обычаю феодалу при вступлении его крепостного или вассала в брак принадлежало право первому провести ночь с новобрачной.



    [102]

    Карл Великий (742--814) -- французский король, затем император, основатель династии каролингов



    [104]

    debitum conjugate -- супружеский долг (лат.)



    [105]

    Фрейд Зигмунд (1856--1939) -- австрийский психиатр и психолог, основоположник психоанализа. По Фрейду, в формировании характера личности и ее патологии решающая роль принадлежит детству.



    [106]

    Согласно воззрениям Платона, изложенным в его трактате "Государство", в идеальном обществе государство должно регулировать подбор пар для деторождения, а дети должны отбираться у родителей сразу же после рождения, чем будет обеспечиваться общность детей как необходимое условие общего владения имуществом и справедливого распределения предметов потребления.








    Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке