• Раздел I. Социальная эволюция
  • Глава XVII. Социалистический хилиазм
  • Глава XVIII. Общество
  • Глава XIX. Конфликт как фактор развития общества
  • Глава XX. Столкновение классовых интересов и классовая борьба
  • Глава XXI. Материалистическая концепция истории
  • Раздел II. Концентрация капитала и образование монополий как предпосылки социализма
  • Глава XXII. Постановка проблемы
  • Глава XXIII. Концентрация производства
  • Глава XXIV. Концентрация предприятий
  • Глава XXV. Концентрация богатства
  • Глава XXVI. Монополия и ее влияние
  • Часть III. Предполагаемая неизбежность социализма

    Раздел I. Социальная эволюция

    Глава XVII. Социалистический хилиазм

    1. Происхождение хилиазма

    Социализм черпает силу из двух разных источников. С одной стороны, онпредставляет собой этический, политический и экономико-политический вызов.Социалистическое устройство общества, которое реализует требования высшейнравственности, должно заменить "аморальную" капиталистическую экономику;"экономическое господство" немногих над массой должно уступить место строюсотрудничества, который один только сделает возможной истинную демократию;плановая экономика, единственная рациональная система, работающая согласноединым принципам, сметет прочь иррациональную частную экономику, анархическоепроизводство ради прибыли. Социализм в результате предстает в качестве цели, ккоторой следует стремиться ради ее моральной и рациональной желательности. Изадачей человека, желающего блага, становится преодоление сопротивлениясоциализму, поскольку оно держится только на непонимании и предрассудках. Таковаосновная идея того социализма, который Маркс и его ученики называют утопическим.

    С другой стороны, однако, социализм предстает как неизбежная цель и конецисторической эволюции. Темная непреодолимая сила влечет человечество шаг зашагом ко все более высоким уровням социального и морального бытия. История естьпрогрессивный процесс очищения, который достигает совершенства в формесоциализма, и это -- конец истории. Такое направление мысли не противоречитидеям утопического социализма. Скорее оно включает их, поскольку предполагаеткак нечто самоочевидное, что социалистическая жизнь будет лучше, благороднее ипрекраснее, чем несоциалистическая. Это направление мысли идет даже дальше: онорассматривает движение к социализму как прогресс, как эволюционное восхождение кболее высокой стадии, нечто независимое от воли человека. Социализм -- природнаянеобходимость, неизбежное порождение сил, движущих общественную жизнь, -- таковаосновная идея эволюционного социализма, который в марксистской своей формевыбрал гордое имя "научного" социализма.

    В недавний еще времена ученые пытались доказать, что основные положенияматериалистической или экономической концепции истории были выдвинутыдомарксистскими авторами, в том числе такими, которых Маркс и его сторонникипрезрительно называли утопистами. Эти исследования и содержащаяся в них критикаматериалистической концепции истории, однако, слишком сузили проблему. Онисконцентрировались на марксистской теории эволюции, на экономической природедвижущих сил этой эволюции, на вытекающем отсюда значении классовой борьбы изабыли при этом, что это также учение о совершенствовании, теория прогресса иразвития.

    Материалистическая концепция истории содержит три элемента, образующихзамкнутую систему, но при этом обладающих и отдельной значимостью длямарксистской теории. Во-первых, особый метод исторических и социальныхисследований, призванный объяснить отношения между структурой экономики и всемиособенностями жизни изучаемого времени. Во-вторых, социологическая теория,поскольку она утверждает определенную концепцию классов и классовой борьбы.Наконец, теория прогресса, учение о предназначении рода человеческого, о смыслеи природе, о целях и задачах человеческой жизни. На этот аспектматериалистической концепции истории было обращено меньше внимания, чем на двадругих, при том, что только он один имеет отношение к теории социализма кактаковой. В качестве простого метода исследования, эвристического принципапознания эволюции общества материалистическая концепция истории не может ничегосказать о неизбежности социалистического строя. Из исследований экономическойистории нельзя с необходимостью заключить, что человечество движется ксоциализму. То же самое справедливо и относительно теории классовой войны. Еслиистория всех предыдущих обществ является историей борьбы классов, непонятно,почему эта борьба должна внезапно прекратиться. Почему не предположить, что то,что всегда было содержанием истории, останется им до самого конца. Толькоявляясь теорией прогресса, материалистическая концепция истории может поставитьвопрос о конечной цели исторической эволюции и высказать утверждение, что упадоккапитализма и победа пролетариата равно неизбежны. Вера в неизбежностьсоциализма больше, чем любая другая идея, ответственна за популярностьсоциалистических идей. Она зачаровала даже большую часть противников социализма:их сопротивление оказывается бессильным. Образованный человек боится упрека внесовременности, если он не выказывает близости к социалистическим идеям: ведьэра социализма, исторический день четвертого сословия уже наступили, и всякий,кто все еще привержен идеям либерализма, -- реакционер. [226]Каждая победа социалистической идеи, приближающая нас к торжествусоциалистического способа производства, оценивается как прогресс; каждоемероприятие по защите частной собственности -- как отступление. Одна сторонавызывает сожаление или еще более сильные эмоции, другая -- восхищение: эпохачастной собственности уходит, и все убеждены, что история осудила ее наокончательное уничтожение.

    Как теория прогресса, выходящая за пределы опыта и практики,материалистическая концепция истории представляет собой не науку, но метафизику.[227] Существом всякой исторической и эволюционнойметафизики является доктрина начала и конца, происхождения и назначения вещей.Все эти темы воспринимаются либо космически, с охватом всего мироздания, либоантропоцентрически, сосредоточиваясь лишь на человечестве. Метафизика может бытьрелигиозной или философской. Метафизические теории антропоцентрической эволюцииизвестны как философия истории. Религиозные теории эволюции неизбежно являютсяантропоцентрическими, поскольку высокое значение человека в религиозном ученииможет быть оправдано только антропоцентрической доктриной. Эти теории, какправило, предполагают райское начало, Золотой век, из которого человек уходитвсе дальше и дальше, чтобы прийти, наконец, к столь же, а если возможно, и ещеболее блаженному времени совершенства. Обычно во всем этом участвует идеяспасения. Возвращение Золотого века спасет человека от грехов, которые довлелинад ним в эпоху зла. И вся доктрина в целом оказывается посланием о земномспасении. Ее не следует путать с теми доктринами, в которых спасение ожидаетчеловека не в этой жизни, а в ином мире, и которые представляют собой самоевозвышенное выражение религиозной идеи. Согласно этим доктринам земная жизньчеловека не есть конец всего. Это просто приготовление к иной -- лучшей илишенной страданий -- жизни, которая может быть даже предвосхищена в состояниинесуществования, в растворении во всем или в разрушении.

    Для нашей цивилизации весть о спасении, идущая от иудейских пророков,приобрела особую значимость. Иудейские пророки не обещали спасения в лучшемпотустороннем мире, они провозглашали царство Божие на земле. "Вот наступят дни,-- говорит Господь, ~ когда пахарь застанет еще жнеца, а топчущий виноград --сеятеля; и горы источать будут виноградный сок, и все холмы потекут"[246*]. "Тогда волкбудет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок,и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их. И корова будетпастись с медведицею, и детеныши их будут лежать вместе, и лев, как вол, будетесть солому. И младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку своюна гнездо змеи. Не будут делать зла и вреда на всей святой горе Моей: ибо землябудет наполнена ведением Господа, как воды наполняют море." [247*] Такое послание принимается свосторгом только когда спасение обещано в ближайшем будущем. И на самом деле,Исайя говорит, что "еще немного, очень немного", отделяет человека от заветногочаса [248*]. [228] Но чем больше приходится ждать, тем нетерпеливеестановятся верующие. Что за благо для них в Царстве спасения, если они недоживут до этой радости! В силу этого обещание спасения должно претвориться вдоктрину воскрешения мертвых, так что каждый предстанет пред Господом, чтобывзвесили его добро и его зло.

    Иудаизм был полон такого рода идеями в то время, когда Иисус явился средисвоего народа как Мессия. Он пришел не только для того, чтобы провозгласитьблизкое спасение, но и во исполнение пророчества -- как податель царства Божия.[249*] Он ходит среди людей иучит, но мир следует старыми путями. Он умирает на кресте, но все остается каквстарь. И это поначалу глубоко потрясло веру его учеников. На какое-то время онисникли в изнеможении, и первая малая община верующих распалась. Только вера ввоскрешение распятого Христа вернула им воодушевление, наполнила новым восторгоми дала силы завоевывать новых приверженцев доктрины спасения [250*]. Они проповедуют то же послание о спасении, что иХристос: Господь близок, а с ним и великий Судный день, когда мир обновится, ицарство Божие займет место земных царств. Но по мере того как надежды на скороевторое пришествие не оправдывались и умножившиеся общины настраивались на долгоеожидание, вере в спасение также пришлось изменяться. Устойчивая мировая религияне могла быть основана на вере в близость царства Божия. Каждый деньнеисполненного пророчества вел бы к подрыву авторитета церкви. Фундаментальнаяидея первоначального христианства, что царство Божие уже рядом, должна былапреобразиться в культ Христа: в веру в то, что воскресший Господь таинственноприсутствует в общине верующих и что Он спас этот грешный мир. Только так моглабыть создана христианская церковь. С момента этой трансформации христианскоеучение порывает с ожиданием царства Божия на земле. Идея спасения быласублимирована в учение о том, что в результате крещения верные становятся частьюХристова тела. "Уже в апостольские времена царство Божие сливается с церковью иместо ожидания царства Божия занимает прославление церкви, презрение к земному исуетному и освобождение сияющего сокровища из смертной оболочки. В остальномцарство Божие было заменено эсхатологией Рая, Ада и Чистилища, бессмертия ипотустороннего бытия -- какой контраст с превозносимыми Евангелиями. Но дажеэтот компромисс перестал действовать, и наконец место церкви заняла идеяЗолотого века [251*].

    Был, однако, и другой способ выйти из трудности, созданной долгимнеисполнением обещанного пророчеством. Верующие могли найти прибежище в учении,которое некогда поддерживало пророков. Согласно этому учению будет установленоземное тысячелетнее царство спасения. Осужденное церковью как ересь, это учениео зримом возвращении Христа постоянно возрождается не только как религиозное иполитическое верование, но, прежде всего как идея социальной и экономическойреволюции. [229]

    От христианского хилиазма, который прошел сквозь столетия, постоянно находяновые источники силы, лишь один шаг до философского хилиазма, ставшего в XVIIIвеке рационалистической интерпретацией христианства, а от него, последовательно,через Сен-Симона, Гегеля и Вейтлинга, -- к Марксу и Ленину [252*]. [230]Достаточно забавно, что именно эта разновидность социализма, возникшая измистических идей, происхождение которых теряется во мраке истории, назвав себянаучным социализмом, пыталась ославить как "утопический" тот социализм, которыйвозник из рациональных построений философов.

    Во всех существенных моментах философская антропоцентрическая метафизикаэволюции напоминает религию. В ее пророчестве о спасении обнаруживается та жестранная смесь экстатичной и экстравагантной фантазии с тусклой пошлостью игрубым материализмом, что и в большинстве древних мессианских пророчеств.Подобно христианской литературе которая стремится истолковывать Апокалипсис, онапытается доказать свою жизненность истолкованием конкретных историческихсобытий. В этих попытках она часто выставляет себя в смешном виде, когда спешитистолковать каждое значительное событие с помощью доктрины, претендующейодновременно быть конкретным знанием и описанием истории всего мироздания. Скольмного таких систем философии истории возникло во время мировой войны!

    2. Хилиазм и социальная теория

    Следует отчетливо различать метафизическую философию истории и рациональную.Последняя строится исключительно на опыте, стремится к получению результатов,согласующихся с логикой и практикой. Когда рациональной философии приходитсявыходить за эти пределы, она выдвигает гипотезы, но никогда не забывает, гдекончаются пределы опытного знания и начинаются гипотетические толкования. Онаизбегает концептуальных фантазий там, где возможно опытное знание, и никогда непытается подменить его собой. Единственная цель ее -- систематизировать нашепонимание социальных событий и хода исторической эволюции. Только таким путемможно выявить закон, управляющий изменениями общественных условий. Устанавливаяили пытаясь установить силы, определяющие рост общества, рациональная философияистории стремится открыть закон социальной эволюции. Предполагается, что этотзакон всегда проявляет свою силу, иными словами, он действует на всем протяжениисуществования общества. В противном случае нужно выдвинуть другой закон ипоказать, при каких условиях управляет первый, а при каких -- второй. Но этоозначает всего лишь, что конечным законом общественной жизни будет закон,определяющий границы действия и смены законов социальной эволюции.

    Установить закон, в соответствии с которым общество растет и изменяется,совсем не то же самое, что определить направление общественной эволюции. Ведьвсякое данное направление развития по необходимости ограничено. Оно имеет началои конец. А область действия закона принципиально не ограничена: не имеет ниначала, ни конца. Это последовательность движения, а не отдельное событие. Еслизакон определяет только часть общественной эволюции и перестает действовать заопределенной границей, он несовершенен. В таком случае он перестает бытьзаконом. Развитие общества прекращается только вместе с исчезновением самогообщества.

    Телеологический подход описывает ход развития со всеми отклонениями. [231]Типичным результатом является теория стадий развития. Она рисует сменупоследовательных стадий цивилизации вплоть до той, которая неизбежно оказываетсяпоследней, которую уже нечем заменить. Когда эта точка достигнута, дальнейшеготечения истории вообразить невозможно. [253*]

    Хилиастическая философия истории принимает "точку зрения Провидения, лежащуюза пределами человеческой мудрости"; она стремится провидеть то, что можетпровидеть только "божественное зрение" [254*]. Чембы мы ни признали такое учение -- поэзией, пророчеством, выражением веры илинадежды -- оно никогда не будет ни знанием, ни наукой. Его можно признатьгипотезой не с большим основанием, чем прорицания ясновидца или гадалки.Марксисты сделали невероятно умный шаг, назвавши свое хилиастическое учениенаучным. Этот ход был заведомо удачен в эпоху, когда люди привыкли доверятьнауке и отвергли метафизику (хотя, стоит признать, лишь для того, чтобынекритично попасться на удочку метафизики природы Бюхнера и Молешотта). [232]

    Закон общественного развития гораздо менее содержателен, чем метафизикаразвития. Он априорно ограничивает свои утверждения признанием того, чтоего действие может оказаться перечеркнутым вмешательством иных сил, не описанныхзаконом. В то же время он не признает никаких границ своего применения. Онпретендует на то, чтобы быть истинным всегда и везде; у него нет ни начала, никонца. Но при этом он не ссылается на некий рок, "безвольными и бессильными"жертвами которого мы являемся. Он раскрывает только внутренние, побудительныесилы наших стремлений, устанавливает обусловленность их законами природы. Кактаковой, закон выступает как Провидение, но предопределяющее не предназначениечеловека, а его действия и поведение.

    Поскольку "научный" социализм представляет собой метафизическое учение,хилиастическое обетование спасения, бесполезно и бессмысленно вести с нимнаучные дискуссии. Разум не может победить мистические догмы. Фанатиков ничемунельзя научить, пока они не разобьют голову о стену. Но марксизм -_ это нетолько хилиазм. Он находился под сильным влиянием научного духа XIX века ипытался рационально обосновывать свое учение. С этими, и только этими, попыткамимы будем иметь дело в следующих главах.

    Глава XVIII. Общество

    1. Природа общества

    Понимание общественной жизни древними определялось идеей судьбы. Обществодвижется к предначертанной божеством цели. Такое понимание вполне логично, если,говоря о прогрессе и регрессе, о революции и контрреволюции, действии ипротиводействии, использовать подход, столь популярный у многих историков иполитиков: история оценивается согласно тому, приближает ли она человечество кцели или, напротив, удаляет.

    Наука об обществе, однако, начинается в тот момент, когда мыслительосвобождает себя от такого подхода и вообще от каких бы то ни было оценок. Наукаоб обществе телеологична в том смысле, в каком и должно быть каждое каузальноеисследование волеизъявления. [233] Но при этом представление о цели должно полностьюсодержаться в каузальном объяснении. В науке об обществе причинность остаетсяфундаментальным принципом познания, и ущерб ее высокому положению не может бытьнанесен телеологией [255*]. Поскольку наука не выносит суждений о целях, онане может ничего сказать об эволюции к более высокой стадии в том смысле, скажем,как об этом говорили Гегель и Маркс. [234] Ведьникак не доказано, что все развитие идет по восходящей или что каждаяпоследующая стадия является более высокой, чем предыдущая. Не в большей степениможно согласиться и с пессимистической концепцией истории, которая видит висторическом процессе только упадок, прогрессивное движение к дурному исходу.Поставить вопрос о движущих силах исторического развития -- значит задатьсявопросом о природе общества и о причинах изменения условий общественной жизни.Что такое общество, как оно возникло, как изменяется, -- только такие вопросыможет ставить перед собой научная социология.

    Еще древние подметили, что общественная жизнь человека напоминаетбиологический процесс. Это уподобление лежит в основе знаменитой легенды оМенении Агриппе, донесенной до нас Ливием. [235] Общественная наука мало что приобрела, когда под обаяниемтриумфального развития биологии в XIX веке эта аналогия была доведена вмноготомных трудах до полного абсурда. Что пользы называть результатчеловеческой деятельности "межклеточной социальной субстанцией"? [256*] Что добавили к нашему пониманиюспоры ученых о том, какой орган общественного тела соответствует центральнойнервной системе? Лучшим комментарием к такого рода социологическим штудиям былозамечание одного политэконома, что уподобление денег крови, а денежногообращения -- кровообращению принесло экономической теории столько же пользы,сколько дало бы биологии уподобление крови деньгам, а кровообращения -- системеденежного обращения. Современная биология позаимствовала у науки об общественекоторые из своих важных понятий, как, например, развитие, разделение труда иборьба за существование. Но она не остановилась на метафорах и выводах поаналогии, а к своей пользе развила благоприобретенное. Биологическая социология,напротив, всего лишь развлекалась пустой словесной игрой со взятыми взаймысобственными понятиями. [238] Романтическое направление с его"органической" теорией государства, сделало еще меньше для уяснения социальныхвзаимоотношений. [239] Умышленное пренебрежениеважнейшим из достижений науки об обществе -- системой классической политическойэкономии -- лишило его возможности освоить ее часть -- учение о разделениитруда, которое должно быть исходным пунктом всей социологии так же, как онообразует исходный пункт новейшей биологии. [257*]

    Одно только сравнение с биологическим организмом должно было бы научитьсоциологию, что организм может быть постигнут только как система органов. Новедь это означает именно то, что сущность организма составляет разделение труда.Только разделение труда делает из частей члены, в совместной работе которыхраспознается единство системы, организма [258*]. Это верно как для жизни растений и животных,так и для жизни общества. Именно в терминах разделения труда общественныйорганизм может быть уподоблен биологическому. Разделение труда есть tertiumcomparationis [240] давнишних аналогий.

    Разделение труда есть фундаментальный закон организации всех форм жизни[259*]. Сначала он былустановлен в сфере общественной жизни, когда политэкономы подчеркивали значениеразделения труда в общественном хозяйстве. Сначала этот принцип был воспринят вбиологии -- в 1827 г. Мильн-Эдвардсом. [241] Тот факт, что разделениетруда можно рассматривать как общий закон, не должен мешать пониманию, что ондействует совсем по-разному на уровне организмов животных и растений и на уровнеорганизации человеческого общества. Как бы мы ни представляли сe6eпроисхождение, эволюцию и значение физиологического разделения труда, это неимеет ничего общего с природой разделения труда в обществе. Процессыдифференциации и интеграции однородных клеток совершенно отличны от процессов, врезультате которых самодостаточные индивидуумы соединяются в человеческоеобщество. Во втором случае разум и воля способствуют объединению прежденезависимых групп и превращению их в часть некоего целого, тогда как в первомслучае вмешательство этих сил невообразимо.

    Даже в "животных сообществах" пчел и муравьев все движения и измененияпроисходят инстинктивно и бессознательно. Вполне возможно, что инстинкт такжеиграл ведущую роль в начале и на ранних стадиях образования общества. Копачеловек проявляет себя в качестве мыслящего, волеизъявляющего творения, он ужеявляется членом человеческого общества, поскольку невозможно представитьмыслящего человека потерянным одиноким существом". "Только среди людей человекстановится человеком" (Фихте). [242] Развитие разума и развитие общества -- один и тот жепроцесс. Весь дальнейший рост общественных отношений есть исключительныйрезультат действия воли. Общество есть продукт мысли и воли. Оно не существуетпомимо мысли и воли. Его бытие -- внутри человека, а не во внешнем мире. Изнутрионо проецируется наружу. Общество -- это сотрудничество, это общность вдействии. Определить общество как организм -- значит определить его как системуразделения труда [260*]. Чтобы оценить значимость этой идеи, нужно представить себе всецели, которые человек ставит перед собой, и все средства, которые он используетдля достижения этих целей. Сюда входят все взаимосвязи мысли и воли человека.Современный человек есть общественное существо не только в том смысле, что егоматериальные нужды не могут быть удовлетворены вне общества, но также в томотношении, что развитие его разума и способностей восприятия было бы невозможнымвне общества. Нельзя представить себе человека в виде изолированного существа;человечество существует только как общественное явление, и род людской вышел запределы животного мира только в силу того, что сотрудничество устанавливалообщественные связи между индивидуумами. Эволюция от человека-животного кчеловеку разумному была возможна и была осуществлена только благодаряобщественному сотрудничеству. Только так мы можем понять высказываниеАристотеля, что человек есть ???? ????????? [243].

    2. Разделение труда как закон общественного развития

    Мы еще далеки от понимания последних и самых глубоких тайн жизни, законовпроисхождения живого. Раскроем ли мы их когда-либо? Сегодня нам известно лишьто, что при образовании организма из отдельных форм создается нечто, прежде несуществовавшее. Растения и животные представляют собой нечто большее, чемскопление отдельных клеток, а общество больше, чем сумма составляющих егоиндивидуумов. Мы еще не осознали полного значения этого факта. Наше мышление всееще ограничено механистической теорией сохранения энергии и вещества, которая неспособна помочь нам в понимании того, как один превращается в два. И опять длятого, чтобы расширить наше знание о природе жизни, понимание общественныхпроцессов должно опередить понимание биологических процессов.

    Исторически разделение труда имеет два природных источника: неравенствочеловеческих способностей и разнообразие внешних условий жизни человека наземле. В действительности два этих факта сводятся к одному -- разнообразиюприроды, которая не повторяет себя, но творит бесконечную и неисчерпаемо богатуювселенную. Особенность нашего исследования, нацеленного на социологическоезнание, оправдывает отдельный анализ этих двух аспектов.

    Очевидно, что как только поведение человека становится сознательным илогичным, оно подпадает под действие этих двух условий. В общем-то, они таковы,что буквально навязывают человечеству разделение труда. [261*] Старые и молодые,мужчины и женщины в сотрудничестве находят подходящее использование для своихразнообразных способностей. Здесь же зародыш и географического разделения труда:мужчина идет на охоту, а женщина к ручью за водой. Если бы сила и способностикаждого, так же как и внешние условия производства, были везде одинаковыми, идеяразделения труда никогда бы и не возникла. Сам по себе человек никогда бы недодумался до того, чтобы облегчить себе борьбу за существование сотрудничествоми разделением труда. Общественная жизнь не смогла бы возникнуть у людей содинаковыми от природы способностями в мире, наделенном географическимоднообразием [262*]. Может быть, люди бы объединялись поройдля решения задач, непосильных для отдельного человека, но подобные союзы ещедалеко не образуют общества. Такие отношения кратковременны и длятся, лишь покане решена общая задача. Для происхождения общественной жизни эти альянсы важнытолько тем, что, сближая людей, приносят осознание различий в природныхспособностях, а это в свою очередь дает начало разделению труда.

    Как только разделение труда стало фактом, оно становится фактором дальнейшейдифференциации. Делается возможным дальнейшее совершенствование индивидуальныхспособностей, а благодаря этому сотрудничество становится все более и болеепроизводительным. Сотрудничая, человек оказывается в состоянии выполнять то, чтоему одному было бы не по силам, а посильные труды делаются болеепроизводительными. Понять значение всего этого можно лишь после того, какусловия роста производительности в условиях сотрудничества формулируются сдостаточной для анализа точностью.

    Теория международного разделения труда представляетсобой важнейшее достижение классической политэкономии. Она показывает, что дотех пор, пока движение труда и капитала между странами не свободно,географическое разделение труда определяется не абсолютными, а относительнымирасходами на производство [263*]. Когда тот жепринцип был приложен к разделению труда между индивидами, обнаружилось, чтопреимущество возникает не только от сотрудничества с теми, кто превосходит тебяв том или ином отношении, но и от сотрудничества с теми, кто решительно во всехотношениях тебе уступает. Если благодаря своему превосходству над В Анужно 3 часа труда для производства единицы товара p и 2 часа дляпроизводства единицы товара q, а В соответственно нужно 5 и 4часа, тогда А выгодно сосредоточиться на производстве q, апроизводство р предоставить В. Если они оба затратят по 60 часовна каждый товар, тогда А произведет 20p+30q, В --12p +15q, а совместно они произведут 32p+45q. Если,однако, А затратит 120 часов на производство р, а В -- напроизводство q, тогда они произведут 24p+60q. Поскольку дляА меновая ценность р равна 3:2p, а для В --5:4q, общий результат будет больше, чем в первом случае, --32p+45q. Отсюда ясно, что углубление разделения труда всегдавыгодно для его участников. Тот, кто сотрудничает с менее одаренным, менееспособным и менее прилежным, выигрывает столько же, как и тот, кто сотрудничаетс более одаренным, более способным и более прилежным. Преимущество, даруемоеразделением труда, имеет общий характер; оно не ограничено теми случаями, когданужно выполнить работу, непосильную для одного.

    Рост производительности в результате разделения труда способствуетобъединению. Этот рост учит человека смотреть на каждого скорее как на товарищав общей борьбе за благосостояние, чем как на конкурента в борьбе за выживание.Этот опыт обращает врагов в друзей, войну в мир и создает из разрозненных людейобщество. [264*]

    3. Организм и организация

    Организм и организация столь же несхожи, как жизнь и машина, как цветокестественный и искусственный. В естественном растении каждая клетка живет своейсобственной жизнью и при этом находится в функциональном взаимодействии сдругими клетками. Как раз это самостоятельное и самодостаточное существование мыи называем жизнью. В искусственном растении отдельные части входят в целоетолько в той мере, в какой были успешны усилия того, кто соединил их. Только вмеру эффективности этой воли взаимосвязаны различные части в организации. Каждаячасть занимает выделенное ей место и покидает его лишь, так сказать, всоответствии с инструкцией. Внутри этой структуры части могут жить, т. е.существовать ради самих себя, только в той степени, в какой создатель структурыпредоставил им такую возможность. Лошадь, запряженная кучером, продолжает житькак лошадь. В организации, в "команде", лошадь столь же чужда повозке, какдвигатель автомобиля кузову. То, что происходит с частями, может бытьпротивоположно "организации", в которую они входят. Лошадь может выйти изповиновения, тонкая ткань, из которой сделаны искусственные цветы, можетраспасться под действием кислоты. С человеческими организациями дело обстоит неиначе. Подобно обществу, они представляют собой результат целенаправленногодействия. Но при этом они оказываются живыми не в большей степени, чем бумажнаяроза. Организация сохраняет единство только до тех пор, пока остаетсядейственной создавшая ее воля. Части, из которых составлена организация, связанытолько в той мере, в какой они удерживаются вместе волей создателя организации.Для батальона на параде существует лишь одна воля -- воля командира, в остальноморганизация, именуемая "батальон", является безжизненным механизмом. Вподавлении воли отдельного солдата, поскольку она не нужна для целей воинскогосоединения, и заключается суть военной муштры. При линейной тактике боя, когдаотряд не выступает как организация, действующая по команде, необходимо, чтобысолдат уже был "выдрессирован". В войсковой части нет жизни индивидуума: онможет жить как личность вне части, возможно, -- в борьбе с ней, но никогда вней.

    Современная военная доктрина, предполагающая самостоятельные действияучастника схватки, пытается поставить на службу своим целям мысль и волюотдельного солдата, словом, его жизнь. Она рассчитывает на солдата не стольковымуштрованного, сколько обученного.

    Организация основывается на господстве, организм -- на взаимности. Древниевсегда рассматривали мир как нечто организованное внешней силой и никогда -- какнечто само возникшее, органическое. Человек видел выструганную им стрелу. Онзнал, как сделал ее, как привел ее в движение. Поэтому про все остальное онспрашивал: как оно сделано и кто привел все это в движение. Он искал создателядля каждой формы жизни, автора -- для каждого изменения природы и находиланимистические объяснения. Так возникли боги. [246] Человеквидит организованную общину с ее правителями и подчиненными и соответственнопытается понять жизнь как организацию, а не как организм. Отсюда древнеепредставление о голове как о господине тела и использование того же термина"глава" для обозначения руководителя в организации.

    Одним из величайших достижений науки стало осознание природы организма ипреодоление концепции организации как основной модели понимания мира. При всемуважении к мыслителям ранних эпох нужно сказать, что в области общественных наукосновные достижения датируются в основном XVIII веком, и главную роль в этомсыграла классическая политэкономия и ее непосредственные предшественники.Биология продолжила эту великолепную работу, отбросив все анимистические ивиталистские верования. [247] Для современной биологии голова больше не являетсяправителем тела, его венцом. В живущем теле больше нет ведущих и ведомых, нетконтраста цели и средства, господина и исполнителя. Есть только члены, органы.

    Стремление "организовать" общество есть намерение столь же безумное, какпопытка расщепить живое растение на части, чтобы из этих мертвых частейсоставить новое. Вопрос об организации человечества можно поставить только послетого, как живой общественный организм будет убит. Уже в силу этогоколлективистские движения обречены на неудачу. Может быть, удастся создатьорганизацию, которая охватит всех людей. Но она навсегда останется толькоорганизацией, рядом с которой будет продолжаться общественная жизнь. Этаорганизация будет изменяться и подрываться силами общественной жизни, и она,конечно же, будет разрушена, как только предпримет попытку противопоставить себяэтим силам. Чтобы осуществить строй коллективизма, нужно сначала покончить совсякой жизнью общества, а уж затем строить коллективистское государство.Большевики, таким образом, вполне логичны в своем желании разорвать всетрадиционные общественные связи, разрушить здание общества, которое созидалосьбесчисленными столетиями, чтобы на руинах воздвигнуть новую структуру. Онитолько не учитывают того, что изолированные индивидуумы, между которыми несохранилось никаких общественных отношений, уже не являются хорошим материаломдля организации.

    Организации возможны только до тех пор, пока они не направлены противорганического, не разрушают его. Все попытки принудить живую волю человекаслужить чему-то, чему он служить не хочет, обречены на провал. Организация можетпроцветать до тех пор, пока она опирается на волю тех, кого организует, и покаона служит их целям.

    4. Индивидуум и общество

    Общество -- это не только взаимодействие. Взаимодействуют и животные,например, когда волк ест ягненка или когда волк и волчица спариваются. Однако мыне говорим об обществе животных или об обществе волков. Волк и ягненок, волк иволчица являются членами одного организма -- организма природы. Но у этогоорганизма отсутствуют специфические характеристики общественного организма: онпребывает вне воли и деятельности. По той же причине отношения между полами неявляются сами по себе общественными отношениями. Когда мужчина и женщинасходятся, они следуют закону, который предписывает им место в природе. В этотмомент они подчиняются инстинкту. Общество существует только там, гдеволеизъявление делается совместным, а действие превращается в содействие.Совместно стремиться к целям, которые для отдельного человека недостижимы вовсеили достижимы с меньшей эффективностью, кооперироваться -- вот в чем общество.[265*]

    Таким образом, общество является не целью, но средством, с помощью которогокаждый отдельный член общества стремится достичь собственных целей. И само-тообщество возможно лишь потому, что воля одного человека и воля другого находятсвязь в общем стремлении. Общая работа возникает из стремления к одному и томуже. Поскольку я могу получить желаемое, только если и мой ближний получитжелаемое, его воля и его деятельность становятся для меня средствами, с помощьюкоторых я достигаю собственных целей. Поскольку моя цель с необходимостьювключает его цель, моим намерением не может быть разрушение его воли. На этомфундаментальном факте строится вся общественная жизнь. [266*]

    Принцип разделения труда пролил свет на природу общественного бытия. Кактолько было осознано значение разделения труда, знание об обществе стало быстроуглубляться, что легко видеть, сравнив Канта с теми, кто пришел после него.Выдвинутое экономистами в XVIII веке учение о разделении труда было еще далеконе разработано в тот период, когда писал Кант. Доктрине еще не доставалоточности, которую внесла рикардовская теория международной торговли. [250] Но учение о гармонииинтересов уже содержало все далеко идущие приложения, столь важные для теорииобщества. Кант не был затронут этими идеями. У него было единственное объяснениеобщества: существует некий импульс, побуждающий людей жить в обществе, ипротивоположный импульс, направленный к расколу общества. Противостояние этихдвух тенденций используется природой, чтобы вести человека к конечным,предустановленным ею целям [267*]. Трудно вообразить нечто более плоское,чем эта попытка представить общество турниром двух импульсов: к "общественнойжизни" и к "самоизоляции". [251] Она столь жеглубока, как объяснение действия опия его virtus dormitiva, cuius est naturasensus assupire [252].

    5. Развитие разделения труда

    Поскольку возникновение общества происходило по ту сторону пробуждениячеловеческой мысли и воли, под господством инстинктов, -- оно не может бытьпредметом социологического рассмотрения. Но это не значит, что социология должнапередать объяснение становления общества другой науке и принять сетьобщественных связей как данность. Ведь если мы решим, -- а таковнепосредственный вывод из отождествления общества и разделения труда, -- чтообразование общества не завершилось с появлением мыслящего и целеполагающегочеловеческого существа и что этот процесс продолжался в ходе историческогоразвития, то нам следует найти принцип, который бы сделал всю эту эволюциюумопостижимой. Этот принцип дает нам экономическая теория разделения труда.Существует высказывание, что цивилизация стала возможной в силу счастливогослучая, который сделал хозяйство с разделением труда много более продуктивным,чем без разделения. Сфера использования принципа разделения труда расширяетсявместе с осознанием того, что, чем дальше зашел этот процесс, темпроизводительнее сам труд. В этом смысле расширение сферы применения принципаразделения труда означает прогресс хозяйства, его приближение к цели --максимально возможному удовлетворению потребностей. Это одновременно является исоциальным прогрессом, поскольку предполагает интенсификацию общественныхотношений.

    Только в этом смысле, при полном исключении всех телеологических илиэтических оценок, можно использовать термин "прогресс" в исследовании историиобщества. Мы предполагаем, что условия общественной жизни изменяются вопределенном направлении, и мы подвергаем каждое такое изменение отдельномуисследованию, чтобы проверить, действительно ли и в какой степени оно совпадаетс нашим предположением. Может случиться, что будут выдвинуты разныепредположения, каждое из которых окажется в той или иной степени соответствующимопыту. Возникнет проблема об отношениях между этими предположениями: независимыли они друг от друга или между ними есть внутренняя связь. Затем нам придетсяидти дальше и выяснять природу этой внутренней связи. Но все это останется врамках научного исследования, свободного от ценностных суждений, основанного нагипотезах о направлении последовательных изменений.

    Если отбросить наивные теории эволюции общества, основанные на ценностныхсуждениях, в большинстве остальных мы найдем два крупных недостатка, которыеделают теории совершенно неудовлетворительными. Первый недостаток состоит в том,что принцип эволюции никак не связан с самим обществом. Ни закон Конта о трехстадиях развития интеллекта, ни пять стадий социально-психического развитияЛампрехта не дают нам ключа к пониманию внутренних и внешних зависимостей междуэволюцией разума и эволюцией общества. [253] Нам показывают, как действуетобщество, когда оно переходит на новую ступень развития, но нам-то нужно знатьбольше: какой закон управляет созданием и изменением общества. Измененияобщества истолковываются такими теориями как результат воздействия извне; нонам-то нужно понять их как действие неизменного закона. Второй недостатоксостоит в том, что все эти теории являются теориями стадий. В стадиальныхконцепциях на самом деле нет места для эволюции, т. е. для непрерывныхизменений, в которых мы могли бы усмотреть определенное направление. Этиконцепции не выходят за пределы утверждений об определенной последовательностисобытий; они не доказывают наличия причинных связей, которые объясняли бы этупоследовательность. В лучшем случае они устанавливают параллелизм развитияразных народов. Но одно дело -- разделить человеческую жизнь на детство, юность,зрелость и старость и совсем другое -- найти закон, управляющий ростом и упадкоморганизма. Каждой концепции стадий свойственна некая произвольность, иопределение стадий очень изменчиво.

    Современная немецкая история народного хозяйства сделала, конечно же,правильный выбор, положив в основу теории эволюции принцип разделения труда.[254] Но она не сумела освободиться отстарой традиционной схемы стадиального развития. Ее теория до сих пор остаетсятеорией стадий. Так, Бюхер различает стадию замкнутого домашнего хозяйства(производство только для собственного потребления, хозяйство, не знающееобмена), стадию городской экономики (производство по заказу, стадия прямогообмена) и стадию народного хозяйства (производство на рынок, стадиятоварооборота) [268*].Шмоллер различает периоды деревенского, городского, территориального игосударственного хозяйства [269*]. Филипповичразличает замкнутое домашнее хозяйство и торговое хозяйство, а в рамкахторгового хозяйства он усматривает эпоху местной торговли, эпоху торговли,контролируемой государством и ограниченной территорией государства, и эпохусвободной торговли (развитое национальное хозяйство, капитализм)[270*]. Противэтих попыток загнать эволюцию в общую схему было выдвинуто много серьезныхвозражений. Не стоит обсуждать ценность таких классификаций для обнаружениясвойств определенных исторических эпох или степень полезности их каквспомогательного средства представления общей картины. В любом случаепользоваться ими нужно с большой разборчивостью. Бесплодный спор о хозяйственнойжизни древних народов показывает, сколь легко страсть классифицировать ведет кподмене исторической реальности схоластической игрой в слова. Длясоциологических исследований теории стадий бесполезны [271*]. При рассмотрении одной из самых важных исторических проблем -- онепрерывности исторического развития -- они заводят нас в тупик.

    Решение этой проблемы пытаются найти обычно, либо принимая, что общественноеразвитие (под которым мы понимаем развитие разделения труда) представляет собойнепрерывную восходящую линию, либо утверждая, что каждый народ всегда долженпроходить заново все ступени прогресса. Оба предположения несообразны. Абсурдноговорить о непрерывности эволюции, когда мы отчетливо различаем в историипериоды упадка, периоды регресса в разделении труда. В то же время прогресс,достигнутый отдельными народами в совершенствовании системы разделения труда,никогда полностью не утрачивался. Достижения схватывались другими народами, чтоускоряло их развитие. Крушение античного мира, конечно же, отбросило на векаразвитие хозяйства. Но недавние исторические исследования показали, что связимежду экономической культурой античности и культурой средневековья были гораздосильнее, чем принято думать. Экономика обмена, конечно же, сильно пострадала отвеликого переселения народов, но пережила его. Города, служившие центрамиобмена, не были полностью разрушены, а бартерный обмен стал соединительнымзвеном между остатками городской жизни и новым развитием торговли[272*]. Городская культурасохранила фрагменты социальных достижений античности и перенесла их в жизньсредневековья.

    Прогресс системы разделения труда целиком зависит от реализации еепреимуществ, т. е. -- более высокой производительности. Эта истина впервые былавысказана во фритредерских доктринах физиократов и в классической политэкономииXVIII века. [255] Но элементы ее обнаруживаются во всех аргументах в пользумира, прославляющих мир и осуждающих войну. История являет нам борьбу двухпринципов: принципа мира, способствующего развитию торговли, и принципамилитаристско-империалистического, который трактует человеческое общество не какдружелюбную систему разделения труда, но как насильственное подавление однихчленов общества другими. Империализм побеждает вновь и вновь. Либерализм неможет устоять до тех пор, пока свойственная массам склонность к мирному труду небудет осознана как важнейший закон эволюции общества. Там, где господствуетимпериализм, мир может быть только локальным и временным явлением: он длится недольше, чем позволяют обстоятельства. Интеллектуальная атмосфера империализма неблагоприятна для развития и расширения системы разделения труда внутригосударственных границ и практически враждебна распространению системыразделения труда через воздвигнутые между государствами военно-политическиебаррикады. Система разделения труда нуждается в свободе и мире. Только когдалиберальная мысль в XVIII столетии выдвинула философию мира и общественногосотрудничества, был заложен фундамент удивительного развития экономическойцивилизации того периода, который позднейшие империалистические исоциалистические доктрины заклеймили как эпоху грубого материализма, эгоизма икапитализма.

    Нет ничего более превратного, чем вывод, который в этой связи сделалисторический материализм: общественный строй зависит от достигнутой ступенитехнического развития. Совершенно ошибочно широко известное высказывание Маркса:"Ручная мельница дает вам общество с сюзереном во главе, паровая мельница --общество с промышленным капиталистом". [273*] Этот вывод дажеформально некорректен. Попытка истолковать развитие общества как результатразвития техники является просто способом обойти проблему, никак ее не решая.Как в рамках такой концепции можно объяснить само развитие техники?

    Фергюсон [256] показал, чторазвитие техники зависит от общественных отношений и что каждый век развитиятехники дает лишь то, что позволяет достигнутая ступень общественного разделениятруда [274*]. Технические усовершенствования возможнылишь там, где разделение труда создало почву для их использования.Механизированное производство обуви предполагает такое общество, где нанебольшом числе предприятий можно сконцентрировать производство обуви длядесятков тысяч или миллионов человек. В обществе самодостаточных крестьянскиххозяйств нет места для паровой мельницы. Только разделение труда можетнатолкнуть на мысль о механизации мукомольного производства. [275*]

    Сведение всех общественных явлений к развитию системы разделения труда неимеет ничего общего с грубым и наивным материализмом технологических и другихматериалистических концепций истории. Но это не означает и недопустимогоограничения концепции общественных отношений, как склонны утверждатьпоследователи идеалистической философии. Такой подход не сводит общество толькок материальным аспектам бытия. Находящаяся вне хозяйственных отношений, сфераобщественной жизни представляет собой конечную цель, но продвижение к целинеобходимо подчинено закону всякого рационального действия; когда необходимоопределить путь -- мы попадаем в сферу экономического поведения.

    6. Как общество изменяет индивидуума

    Самым важным результатом системы разделения труда является то, что онапревращает независимого индивидуума в зависимое общественное существо. Поддействием системы разделения труда общественный человек изменяется подобноклетке, которая приспосабливается к жизни организма. Он приспосабливает себя кновым способам жизни, отбрасывает некоторые прежние силы и органы и развиваетдругие. Он делается односторонним. Целое племя романтиков, непреклонныхlaudatores temporis acti [257], оплакивало этот факт. Для них человекпрошлого, чьи силы были "гармонически" развиты, является идеалом, которомубольше не соответствует наше выродившееся племя. Они сторонники свертываниясистемы разделения труда, чем и объясняются их похвалы сельскохозяйственномутруду, а в конечном счете -- самодостаточному крестьянскому хозяйству.[276*]

    В этом деле современные социалисты оказываются впереди всех. Маркс обещает,что при достижении высшей стадии коммунизма "исчезнет порабощающее человекаподчинение его разделению труда ... исчезнет вместе с этим противоположностьумственного и физического труда". [277*] Будет учитываться "потребностьчеловека в разнообразии". "Чередование умственного и физического труда""обеспечит гармоничность развития человека" [278*].

    Мыуже имели дело с этой иллюзией [279*]. Если бы можно было осуществить все цели с затратой лишь тогоколичества труда, которое не тяготит человека и одновременно избавляет его отраздражения, вызываемого бездействием, тогда труд вовсе не был бы экономическимфактором. Даже независимый в экономическом отношении работник должен, какправило, трудиться и тогда, когда трудовые усилия уже не приносятудовлетворения. Можно предположить, что труд для него менее тягостен, чем дляспециализированного рабочего. В отличие от последнего он в начале каждого видадеятельности получает свежее чувство удовольствия от деятельности самой по себе.Но человек, несмотря ни на что, все дальше уходит по пути специализации труда впервую очередь потому, что рост производительности специализированного трудаболее чем вознаграждает его за потерю удовольствия от самого труда. Системаразделения труда не может быть ограничена без снижения производительности труда.Это справедливо для всех видов труда. Ошибочно думать, что можно сохранитьдостигнутый уровень производительности труда и одновременно уменьшить уровеньспециализации труда.

    Упразднив систему разделения труда, мы не устраним вреда, причиняемого душе ителу работника специализацией, без общественного регресса. Заботиться о полнотечеловеческого бытия надлежит самому индивидууму. Средство от болезни -- впреобразованиях в сфере потребления, а не труда. Игра и спорт, наслаждениеискусством, чтение -- вот очевидные пути избавления.

    Поиски гармонично развитого человека у истоков хозяйственного развития --тщетная задача. Почти совершенно независимый в экономическом отношении человек,каким мы его знаем на примере дальних хуторян, ничем не напоминает тоблагородное, гармонически развитое существо, которое воспето романтиками.Цивилизация есть продукт досуга и душевного мира, которые становятся возможнымитолько благодаря системе разделения труда. Нет ничего более ложного, чемпредположение, что человек появляется на арене истории с уже развитой,независимой индивидуальностью и только в ходе развития, ведущего к великомуобществу, он утрачивает вместе с материальной свободой и свою духовнуюнезависимость. Все исторические свидетельства, факты и наблюдения запримитивными обществами прямо противоречат этому предположению. У человекапримитивного общества вовсе отсутствует индивидуальность в нашем смысле слова.Два полинезийца похожи друг на друга гораздо больше, чем два современныхлондонца. Личность не была дарована человеку изначально. Она была приобретена входе эволюции общества [280*].

    7. Упадок общества

    Эволюция общества в смысле развития системы разделения труда есть результатволи: она целиком зависит от воли человека. Мы не будем вдаваться в вопрос,можно ли каждый шаг в развитии системы разделения труда, а значит, и каждоеусиление общественных связей рассматривать как подъем на высшую ступень; намследует задаться другим вопросом: является ли такое развитие необходимостью?Является ли поступательное развитие общества содержанием истории? Возможны лиостановка развития или регресс общества?

    Мы должны a priori отбросить любое предположение, что историческоеразвитие имеет цель в соответствии с "намерением" или "скрытой целью" природы,как это воображали Кант и Гегель и предполагал Маркс; но нам не обойтись безисследования вопроса: нет ли какого-либо закона, который делает рост обществанеизбежным? Первым требует рассмотрения закон естественного отбора. Болееразвитые общества становятся богаче, чем менее развитые. В силу этого у нихбольше возможностей предохранить своих членов от нищеты и убожества. Они лучшеснаряжены для защиты от врагов. Нас не должно вводить в заблуждение то, чтоболее богатые и более цивилизованные народы часто терпели поражение в войнах отнародов менее богатых и менее цивилизованных. Народы, пребывающие на болеевысоком этапе общественного развития, всегда были способны, по крайней мере,устоять перед превосходящими силами менее развитых народов. Только клонящиеся купадку народы, внутренне разложившиеся цивилизации поддавались натискувосходящих народов. Там, где более организованное общество уступало под ударамименее развитого народа, дело кончалось тем, что побежденные средствами культурыподчиняли себе победителей -- те принимали хозяйственный и социальный порядок идаже язык и веру покоренного племени.

    Превосходство более развитого народа определяется не только материальнымблагосостоянием, но также численностью членов общества и качественно болеевысокой, надежностью внутренней структуры. Ведь более высокое развитие обществасостоит именно в расширении сферы общественной жизни, включении в системуразделения труда большего числа людей и более сильном захвате этой системойкаждого индивидуума. Развитое общество отличается от менее развитого болеетесным союзом своих членов; это предотвращает насильственное разрешениевнутренних конфликтов и создает замкнутую линию обороны перед любым внешнимврагом. В менее развитых обществах, где общественные связи слабее, а союз междуразличными частями общества представляет собой скорее конфедерацию на случайвойны, чем истинную сплоченность, основанную на совместном труде и экономическомсотрудничестве, разногласия разрушают общество легче и быстрее. Ведь военнаяконфедерация не создает такой уж прямой и сильной связи. По самой своей природеэто просто временный союз, который скрепляется перспективами минутногопреимущества, но распадается тотчас после победы над врагом, когда начинаетсясхватка за добычу. В борьбе против менее развитых обществ важнейшимпреимуществом более развитых всегда оказывалось отсутствие единства во вражескихрядах. Пребывающие на низших ступенях развития народы только изредка умудрялисьорганизовать сотрудничество ради больших военных начинаний. Внутренняяраздробленность всегда бывала причиной быстрого распада их армий. Примером могутслужить набеги монголов на центрально-европейские страны в XIII веке и попыткитурок проникнуть на Запад. [258] Превосходство промышленного общества над военным, еслииспользовать выражение Герберта Спенсера, определяется главным образом тем, чточисто военные союзы всегда распадаются в силу отсутствия внутреннего единства.[281*]

    Развитию общества способствует и еще одно. Доказано, что все члены обществазаинтересованы в расширении влияния общества. Для высокоразвитого общественногоорганизма далеко не безразлично, продолжают ли другие народы вести экономическисамодостаточное существование, оставаясь на низшей ступени развития общества.Более развитые организмы заинтересованы в том, чтобы вовлечь менее развитые вхозяйственную и социальную общность, даже несмотря на то, что неразвитостьделает их в политическом и военном планах безвредными, а оккупация ихтерриторий, отличающихся, допустим, неблагоприятными природными условиямипроизводства, не обещает немедленных преимуществ. Мы видели, что расширениекруга вовлеченных в разделение труда всегда выгодно, так как и более развитыенароды могут выигрывать от сотрудничества с менее развитыми. Именно это стольчасто подталкивает народы высокоразвитых обществ к расширению радиусахозяйственной деятельности за счет поглощения прежде недоступных территорий.Преодоление замкнутости отсталых регионов Ближнего и Дальнего Востока, Африки иАмерики расчистило путь для создания мирового хозяйственного сообщества, так чтонакануне мировой войны нам уже грезилось вселенское общество. Прекратила ливойна полностью развитие в этом направлении или просто на время приостановилаего? Возможно ли, что это развитие может прекратиться и что общество может дажерегрессировать?

    При подходе к этой проблеме не обойти другую -- проблему смерти народов.Принято говорить о том, что народы стареют и умирают, о молодых и старыхобществах. Сравнение хромает, как и все сравнения. При обсуждении такого родавещей следовало бы избегать метафор. В чем же сердцевина этой проблемы?

    Ясно, что мы не должны путать ее с другой, не менее трудной проблемойизменения национальных особенностей. Тысячу или полторы тысячи лет назадгерманцы говорили не на таком языке, как сегодня, но в связи с этим мы и неподумаем сказать, что средневековая культура Германии "умерла". Напротив, мывидим в культуре Германии непрерывную цепь развития, идущего от "Хелианда" и"Евангелия" Отфрида (не говоря об утраченных памятниках литературы) до нашихдней. [259] Мы и на самом делеговорим о народах Померании и Пруссии, которые были ассимилированы в ходегерманской колонизации, что они вымерли, но вряд ли кто-либо заявит, что этинароды были "дряхлыми". [260] Чтобы избежать путаницы, приходитсяговорить о народах, умерших в молодости. Нас здесь не интересует трансформациянаций; наша проблема иная. Не идет разговор и об упадке государств. Это явление,хотя иногда и выглядит как результат одряхления народов, нередко вызваносовершенно иными причинами. Падение древнего польского государства не связано скаким-либо упадком польской цивилизации или польского народа. Оно не остановилоразвитие польского общества.

    Факты, упоминаемые при разговоре о старении культур, обычно таковы:сокращение населения, уменьшение благосостояния и упадок городов. Историческаязначимость всех этих явлений делается ясной, как только мы начинаем видеть вдряхлении народов процесс свертывания системы разделения труда. Упадок древнегомира, например, был результатом движения общества вспять. Упадок Римской империибыл всего лишь результатом распада древнего общества, которое сначала достигловысокого уровня разделения труда, а затем скатилось к почти безденежнойэкономике. В результате этого города обезлюдели, деревенское населениеуменьшилось, а нищета и убожество распространились повсеместно просто потому,что хозяйство, стоящее на более низкой ступени развития системы разделениятруда, менее производительно. Постепенно технические навыки были утрачены,искусства пришли в упадок, научная мысль иссякла. Слово, наиболее адекватноописывающее этот процесс, -- разложение. Классическая культура умерла, потомучто классическое общество регрессировало [282*].

    Смерть народа -- это регресс общества и деградация общественного разделениятруда. Что бы ни было причиной этого, в каждом отдельном случае в конечном счетевсе определяется ослаблением воли к общественному сотрудничеству. Прежде этомогло представляться нам непостижимой загадкой, но теперь, когда мы с ужасомнаблюдаем, как это происходит, нам легче понять проблему, хотя мы по прежнему нев силах осознать самые глубокие, конечные причины изменений.

    Дух общества, дух общественного сотрудничества -- это то, что определяетвозникновение, дальнейшее развитие и сохранение общества. Как только он утрачен,общество распадается на составные элементы. Смерть народа есть результатрегресса общества, возврат от системы разделения труда к экономическойсамодостаточности отдельных производителей. Общественный организм распадается наклетки, с которых он и начинался. Человек остается, но общество погибает[283*].

    Ничто не свидетельствует о том, что развитие общества должно идти повосходящей прямой. Стагнация и регресс общества -- исторические факты, которыемы не можем игнорировать. Мировая история представляет собой кладбище умершихцивилизаций, и сейчас в Индии и Восточной Азии мы видим масштабные примерыстагнирующей цивилизации.

    Наша литературная и художественная клика, чье преувеличенное мнение о своейпустяковой продукции столь противоположно скромности и самокритичностидействительно великих художников, заявляет, что не столь уж важно сохранениеэкономического развития, если растет внутренняя культура. Но ведь любаявнутренняя культура требует внешних средств ее реализации, а эти внешниесредства могут быть добыты только хозяйственными усилиями. Когда в результатерегресса общественного сотрудничества падает производительность труда, следомидет падение внутренней культуры.

    Все прежние цивилизации возникли и расцвели, не осознавая вполне внутренниезаконы развития культуры и значимость системы разделения труда и сотрудничества.В ходе своего развития им часто приходилось противостоять тенденциям идвижениям, враждебным цивилизации. Нередко они выходили победителями, но раноили поздно сдавались. Они подпадали под власть духа распада. Через социальнуюфилософию либерализма человек впервые пришел к осознанию законов развитияобщества и, также впервые, уяснил, на чем основывается прогресс культуры. В тотпериод можно было смотреть в будущее с большими надеждами. Казалось, чтооткрываются огромные перспективы. Но случилось иное. Либерализму пришлосьстолкнуться с противодействием милитаристско-националистических и прежде всегосоциалистическо-коммунистических доктрин, которые традиционно являютсяисточниками сил, разлагающих общество. Националистическая теория называет себяорганической, социалистическая называет себя социальной, но в действительностиобе по своему действию являются дезорганизующими и антисоциальными.

    Среди всех претензий к системе свободной торговли и частной собственности нетболее дурацкой, чем обвинение, что это антиобщественная и индивидуалистическаясистема, ведущая к атомизации общества. Торговля не разъединяет, как утверждаютромантические энтузиасты автаркической организации небольших районов, аобъединяет. Первым источником общественных связей является система разделениятруда: это чистый и простой источник социальности. Защитники хозяйственнойсамодостаточности государств и народов стремятся к разложению общемировогообщества. Стремление к тому, чтобы методами классовой войны разрушить системуразделения труда в обществе, есть стремление антисоциальное.

    Упадок общемирового общества, которое медленно формировалось два последнихстолетия под влиянием постепенного распространения либерализма, был бы абсолютнобеспрецедентной мировой катастрофой. Ни один народ не будет пощажен. Кто жебудет отстраивать разрушенный мир?

    8. Частная собственность и эволюция общества

    Разделение людей на собственников и не имеющих собственности возникло врезультате разделения труда.

    Вторым великим достижением классической политэкономии и"индивидуалистической" теории общества было осознание в XVIII веке социальнойфункции частной собственности. До этого частная собственность всегдарассматривалась как что-то вроде привилегии немногих, как захват общегодостояния, как нечто хотя и неизбежное в некоторых ситуациях, но дурное сморальной точки зрения. Либерализм первым осознал, что социальная функциячастной собственности на средства производства заключается в передаче благ вруки тех, кто лучше умеет ими распоряжаться, т. е. в руки наиболее опытныхменеджеров. Отсюда следует, что нет ничего более чуждого существу собственности,чем особые привилегии для некоторых видов собственности и особая защита длянекоторых производителей. Любые ограничения вроде исключительных прав и другихпривилегий производителя затрудняют отправление социальных функций частнойсобственности. Либерализм борется против таких установлений с той же решимостью,что и против попыток ограничить свободу рабочих.

    Собственник ни у кого ничего не отнимает. Никто не может оправдывать своюнищету богатством другого. Зависть толпы разгорается сильнее от подсчетов выгод,которые получили бы бедняки, если бы собственность была распределена равномерно.При этом не понимают, что объемы производства и национального дохода сутьвеличины не постоянные, а существенно зависящие от распределения собственности.При вмешательстве в эти дела возникает опасность, что собственность можетпопасть в руки тех, кто не столь уж умеет ее поддерживать, кто менее способен кпредвидению, кто хозяйствует менее рачительно; все это неминуемо приведет ксокращению производства. [284*] Идеи коммунистическогораспределения -- идеи атавистические. Они возвращают нас к временам, когдаобщества либо вовсе еще не существовало, либо оно было не столь развито, кактеперь, и когда объем производства был соответственно много ниже теперешнего. Вобществе, не знающем обмена, безземельный человек действовал вполне логично,когда центром своих притязаний делал перераспределение земель. Когда жесовременный пролетарий страстно жаждет подобного перераспределения, он проявляетполное непонимание природы общественного производства.

    Социалистической идее передать средства производства в руки организованногообщества либерализм противопоставляет утверждение, что социалистическоепроизводство будет менее производительным. В ответ социализм гегелевской школыстремится доказать, что историческое развитие неизбежно ведет к упразднениючастной собственности на средства производства. [261]

    Лассаль полагал, что "вся история законов состоит, вообще говоря, во всебольшем ограничении собственности индивидуума и в выведении все большего числаобъектов за рамки частной собственности". Тенденция к увеличению свободысобственности, просматриваемая в исторической эволюции, -- только видимость.Сколь бы "ни было парадоксальным представление о все ускоряющемся сокращениисферы частной собственности как принципа, определяющего культурное иисторическое развитие права", данное представление, согласно Лассалю, выдержалосамые придирчивые проверки. К сожалению, Лассаль не сообщает никакихподробностей этих проверок. По его собственным словам, он "уделил ему <этомупредставлению> лишь самое поверхностное внимание" [285*]. И никто другой после Лассаля непопытался представить нужные доказательства. Но если бы даже такая попытка былапредпринята, никакие факты служить доказательством необходимости такого развитияне могли бы. Концептуальные конструкции спекулятивной юриспруденции, погруженнойв море гегельянских идей, в лучшем случае смогли бы продемонстрировать прошлыетенденции. Предположение, что выявленные тенденции развития должны снеобходимостью продлиться и в будущее, весьма произвольно. Искомымдоказательством может быть лишь демонстрация того, что силы, определявшиеразвитие в прошлом, все еще действуют. Гегельянец Лассаль ничего такого несделал. Для него весь вопрос исчерпывается соображением, что "поступательноесужение сферы частной собственности не имеет другого основания, кромеположительного развития человеческой свободы" [286*]. Подогнавши свой закон эволюции к великой гегелевскойсхеме исторического развития, он выполнил все, что могла потребовать его школа.

    Маркс видел недостатки гегелевской схемы развития. Он также полагалбесспорной истиной то, что ход исторического развития ведет от частнойсобственности к общественной. Но в отличие от Гегеля и Лассаля его не занималиидея собственности и юридическое понятие собственности. Частная собственность вее "политико-экономических аспектах" движется к полному уничтожению, "но онаделает это только путем развития, независящего от нее, бессознательного, противее воли происходящего и природой самого объекта обусловленного; только путемпорождения пролетариата как пролетариата -- этой нищеты, сознающей свою духовнуюи физическую нищету, этой обесчеловеченности, сознающей свою обесчеловеченность"[287*]. Так на сцену выводитсядоктрина классовой борьбы в качестве главного движущего элемента историческогоразвития.

    Глава XIX. Конфликт как фактор развития общества

    1. Движущая сила эволюции общества

    Простейший способ изобразить развитие общества -- показать различие междудвумя тенденциями эволюции, которые можно условно назвать интенсивным иэкстенсивным развитием. Общество развивается и как субъект, и по отношению кобъекту. Развитие общества как субъекта -- это умножение числа членов общества;развитие по отношению к объекту -- это умножение целей деятельности. Системаразделения труда, которая первоначально была ограничена самым узким кругом,ближайшими соседями, постепенно становится все более универсальной, пока,наконец, не охватывает все человечество. Этот процесс еще далеко не завершен, ноон конечен. Когда все население земли включится в единую систему разделениятруда, цель будет достигнута. Наряду с расширением сети общественных связей идетпроцесс их интенсификации. Круг целей совместных действий все более расширяется;область заботы индивидуума только о собственном потреблении оказывается всеболее узкой. Не будем останавливаться здесь на вопросе, не приведет ли этотпроцесс, в конце концов, к специализации всякой производительной деятельности.

    Развитие общества всегда означает сотрудничество в совместных действиях;общественная жизнь всегда предполагает мир, а не войну. Война и убийство всегдаантисоциальны. [288*] Все теории, которые рассматривали прогрессчеловечества как результат межгрупповых конфликтов, игнорировали эту истину.

    3. Дарвинизм

    Судьба индивидуума однозначно определена его бытием. Все, что он имеет, снеобходимостью определено его прошлым; а все, что будет, есть необходимыйрезультат того, что есть. В каждый данный момент ситуация представляет собойзавершение истории [289*]. Кто до конца понимает все это,сможет предвидеть будущее. Долгое время считалось необходимым, чтобычеловеческие воля и действия не могли воздействовать на ход вещей, поскольку небыло понято особое значение "вменения", этого хода мысли, неотъемлемого отвсякого рационального действия. Полагали, что причинное объяснение несовместимос идеей вменения. Теперь это не так. Экономическая теория, философия права иэтическое учение прояснили проблему вменения достаточно, чтобы устранить прежнеенепонимание.

    Для упрощения исследования мы можем вычленить из единства, называемогоиндивидуумом, некоторые функциональные механизмы, но только помня, что этаоперация оправдана желанием облегчить анализ и никакого другого смысла не имеет.Попытки разделить, ориентируясь на некоторые внешние характеристики, то, чторазделено, в сущности, быть не может, в конечном счете, не выдерживаютиспытания. Только помня об этих ограничениях, можно попытаться выделить факторы,влияющие на жизнь индивидуума.

    То, с чем человек рождается в этом мире, т. е. врожденное, мы называемнациональными, расовыми особенностями [290*]. Врожденное в человеке есть то, что накопленоисторией всех его предков, их судьбой и всем их опытом. Жизнь и судьбаиндивидуума не начинаются в момент рождения; они тянутся из бесконечного,невообразимого прошлого. Потомки наследуют предкам; этот факт не имеет отношенияк спору о наследовании приобретенных свойств.

    После рождения начинается непосредственный опыт. Индивидуум начинаетиспытывать влияние окружения. Взаимодействуя с врожденными свойствами, этовлияние определяет бытие индивидуума в каждый момент его жизни. Окружениечеловека включает природу (почву, климат, питание, растительный и животный мир)и общество (социальные факторы и явления). К последним относят язык, положение впроцессе производства и обмена, идеологию и силы принуждения (неограниченное иупорядоченное насилие). Упорядоченную организацию насилия называют государством.

    Со времен Дарвина мы склонны рассматривать зависимость человека от природногоокружения как борьбу с враждебными силами. Возразить на это было нечего до техпор, пока образное выражение не применили в сфере, где оно оказалось совершеннонеуместным и вызвало тяжкие ошибки. Когда формула дарвинизма, возникшая из идей,заимствованных биологией у общественных наук, вернулась в общественные науки,люди забыли о первоначальном значении этих идей. Так возникло это чудовищноеобразование -- социал-дарвинизм, который выродился в романтическое прославлениевойны и убийства и который в особенно большой степени ответствен за подавлениелиберальных идей и создание той интеллектуальной атмосферы, которая и привелачеловечество к мировой войне и сегодняшней социальной борьбе.

    Хорошо известно, что Дарвин пребывал под сильным влиянием книги Мальтуса"Опыт о законе народонаселения". [263] Но Мальтус былдалек от того, чтобы видеть в борьбе необходимое общественное установление. ДажеДарвин, когда говорит о борьбе за существование, не всегда имеет в видусмертельную битву, борьбу на жизнь или смерть за места кормления или за самку.Он часто использует это выражение метафорически, чтобы указать на зависимостьживых существ друг от друга и от окружения [291*].Это метафора, и понимать ее буквально не следует. Путаница усугубляется, когдауравнивают борьбу за существование с войной на уничтожение, которая нередка улюдей, и стремятся соорудить теорию общества, основанную на борьбе засуществование.

    Не имеющие социологического образования критики просто не знают того, чтомальтузианская теория народонаселения является лишь частью либеральной теорииобщества и может быть понята только в этих рамках. Сердцевиной либеральнойтеории общества является теория разделения труда. Лишь с ее учетом можноиспользовать закон народонаселения для истолкования общественных явлений.Общество представляет собой союз отдельных людей для лучшей эксплуатацииприродных условий существования; по самой сути своей эта концепция предполагаетне борьбу за существование, а взаимопомощь, которая является важным мотивом длявсех членов единого организма. В пределах общества борьбы нет, есть только мир.В действительности каждый акт борьбы прерывает общественные связи. Общество вцелом как организм ведет борьбу за существование с недружественными силами. Новнутри его, если общество полностью включило индивидуумов, царит толькосотрудничество. Ведь общество и есть не что иное, как сотрудничество. Всовременном обществе даже война не в силах разорвать все узы. В войне междугосударствами, признающими обязательность международного права, некоторые узысохраняются, хотя и ослабленными. Частицы мира выживают даже во время войны.

    Частная собственность на средства производства образует в обществе механизмрегулирования, который поддерживает равновесие между имеющимися ограниченнымисредствами существования и менее ограниченными возможностями потребления.Установление зависимости доли каждого члена общества в общественном продукте оттого, что может быть ему экономически вменено, т. е. вменено его труду и егособственности, меняет механизм изменения численности членов общества. Вместоборьбы за существование, царящей в растительном и животном мире, регуляторомчисленности населения делается ограничение рождаемости под воздействиемобщественных сил. "Нравственное ограничение", ограничение числа детей всоответствии с положением в обществе, -- вот что приходит на смену борьбе засуществование.

    В обществе нет борьбы за существование. Тяжкая ошибка предполагать, чтологично развитая либеральная теория общества может вести к другому выводу.Отдельные фразы в работе Мальтуса, которые могут быть истолкованы иначе, легкообъяснить тем, что первоначальный набросок своей знаменитой работы Мальтусзавершил до того, как он полностью постиг дух классической политэкономии. Вдоказательство того, что его учение не допускает иного толкования, можно указатьна тот факт, что до Спенсера и Дарвина никто и не помышлял рассматривать борьбуза существование (в современном значении этого выражения) как закончеловеческого общества. Дарвинизм первый выдвинул теории, в которых борьбаиндивидуумов, рас, народов и классов предстала основным фактором общественнойжизни; и именно в дарвинизме, который развился в кругах либеральнойинтеллигенции, теперь находят люди оружие для войны с ненавистным либерализмом.В гипотезах Дарвина, долго считавшихся неопровержимыми, марксизм [292*], расовый мистицизм и национализм нашли, как им кажется,несокрушимую основу своих учений. Особенно привержен популярным лозунгамдарвинизма современный империализм. [293*]

    Дарвинизм, а точнее говоря, псевдодарвинистские теории общества, никогда несознавал той главной трудности, которая возникает при попытке применить кобщественным отношениям их лозунг борьбы за существование. В природе засуществование борется индивидуум. В природе исключительно редки явления, которыеможно было бы истолковать как проявление борьбы между группами животных.Конечно, бывают войны между группами муравьев, -- хотя вполне возможно, чтооднажды нам придется принять совсем другое объяснение тому, что мы здесьнаблюдаем [294*]. Теория общества, основанная на идеях дарвинизма, должна прийти ктому, чтобы объявить войну всех против всех естественной формой отношений междулюдьми и, таким образом, отвергнуть возможность каких-либо общественных связей.Либо эта теория должна объяснить, с одной стороны, почему в некоторых группахцарит и должен царить мир, а с другой стороны, почему принцип мирногообъединения, который и сделал возможным возникновение таких групп, не действуетвне их, так что группы обречены на взаимную вражду. Именно на этот рифнаталкиваются все антилиберальные теории общества. Нельзя признать закон,который управляет объединением всех немцев, всех долихокефалов [264]или всех пролетариев в особую нацию, расу или класс, действенным тольковнутри некоего коллектива. Антилиберальные теории общества предполагают,что совпадение интересов внутри групп самоочевидно и может быть принято безвсякого обсуждения, а потому и сосредоточивают все внимание на доказательстветого, что существуют межгрупповые конфликты интересов и что этот род конфликтовнеобходим как единственная движущая сила исторического развития. Но если войнаесть мать всех вещей, плодотворный источник исторического прогресса, тогданепонятно, зачем пресекать действие этого плодотворного фактора внутригосударств, народов, рас и классов. Если природа нуждается в войне, почему тогдане в войне всех против всех? Почему всего лишь в войне всех групп друг противдруга? Единственная теория, которая объясняет, как возможен мир междуиндивидуумами и как общество создается из объединения индивидуумов, -- этолиберальная теория общества как системы разделения труда. Но принятие этойтеории делает невозможной веру в то, что враждебность между группами есть некаянеобходимость. Если ганноверцы и бранденбуржцы мирно живут в обществе бок о бок,почему не могут так же жить немцы и французы? [265]

    Социологический дарвинизм неспособен объяснить явление роста общества. Это нетеория общества, а "теория несоциальности" [295*].

    Об упадке социологической мысли в последние десятилетия ясно свидетельствуеттот постыдный факт, что социальный дарвинизм начали теперь опровергать примерамивзаимопомощи, симбиотических отношений, которые биологи только недавнообнаружили в мире животных и растений. Кропоткин, дерзкий противник либеральнойтеории общества, никогда не понимавший, что именно он отрицает и с чемсражается, обнаружил у животных рудименты общественных связей и выдвинул их какпротивоположность конфликта. [266] Он противопоставил благоприятный принципвзаимопомощи разрушительному принципу войны на истребление [296*]. Биолог Каммерер[267], захваченный идеями марксистского социализма,продемонстрировал, что в природе принцип конфликта дополняется принципом помощи[297*]. В этом вопросе биологиявновь присоединяется к своему истоку, к социологии. Она несет с собойзаимствованный некогда у социологии принцип разделения труда. Она не учитсоциологию ничему новому, что не было бы уже ранее включено в теорию разделениятруда, как ее сформулировала презираемая классическая политэкономия.

    3. Конфликт и конкуренция

    Теории общества, основанные на естественном праве, начинают с догмы оравенстве всех людей. Раз все равны, за каждым естественное право требовать,чтобы к нему относились, как к полноправному члену общества, и попытка отнятьжизнь была бы нарушением естественного права на жизнь. Так формулируютсяпостулаты мира, всеохватности общества и равенства всех его членов. В то жевремя либеральная теория выводит эти принципы из концепции полезности. Длялиберализма понятия "человек" и "общественный человек" тождественны. Обществоготово принять в качестве своего члена каждого, кто готов жить в мире исовместном труде. Всем выгодно, чтобы к каждому относились как к полноправному иравноправному гражданину. Но с теми, кто пренебрегает преимуществами мирногосовместного труда, предпочитает раздор и отказывается от приспособления кобщественному порядку, следует сражаться, как с опасным животным. Следуетпринять такую установку в отношении антиобщественных преступников и дикихплемен. Либерализм одобряет только оборонительные войны. Он рассматривает войнувне ситуаций защиты как антиобщественное явление, которое ведет к уничтожениюобщественного сотрудничества.

    Отказываясь замечать фундаментальное различие между войной и конкуренцией,антилиберальные общественные теории стремятся дискредитировать либеральныйпринцип мира. В исходном смысле слова бой означает схватку не на жизнь, а насмерть между человеком и животными. Общественная жизнь человека начинается спреодоления инстинктов и иных побуждений к схватке на смерть. Историядемонстрирует нам постепенный отказ от стычки как формы общественных отношений.Драки становятся более редкими и менее напряженными. Побежденного больше неуничтожают; если общество может включить его в свои ряды, жизнь ему сохраняют.Появляются правила войны, что смягчает их. Тем не менее, войны и революцииостаются средствами разрушения и уничтожения. По этой причине либерализм никогдане упускает случая, чтобы подчеркнуть их антиобщественный характер.

    Когда конкуренцию называют конкурентной войной или просто войной -- этометафора. Цель войны -- уничтожение; цель конкуренции -- созидание.Экономическая конкуренция ведет к тому, чтобы производство осуществлялось самымрациональным способом. Здесь, как и везде, задачей является отбор лучшего. Этофундаментальный принцип общественного сотрудничества, без которого немыслимаобщественная жизнь. Без той или иной формы конкуренции, хотя бы в видеэкзаменов, не может существовать даже социалистическое общество. Эффективностьсоциалистического строя жизни будет зависеть от того, сумеют ли сделатьконкуренцию достаточно жесткой и энергичной, чтобы осуществлять надлежащийотбор.

    Значение метафоры, уподобляющей конкуренцию сражению, раскрывается следующимитремя сравнениями. Во-первых, ясно, что между сражающимися сторонами существуюттакие же враждебность и конфликт интересов, как и между конкурентами. Ненавистьмелкого лавочника к своему более удачливому сопернику может быть не менеенапряженной, чем ненависть южных славян к мусульманам. [268] Но чувства, которые побуждают человека кдействию, не имеют отношения к социальной функции этих действий. Чувства неимеют значения до тех пор, пока действия ограничиваются нормами общественногопорядка.

    Во-вторых, и война, и конкуренция осуществляют функцию отбора. В какойстепени война осуществляет отбор наилучших -- неясно; ниже мы покажем, что, помнению многих людей, войны иреволюции отбирают наихудших. В любом случае, несмотря на тождество функций,не следует забывать о существенном различии между войной и конкуренцией.

    В-третьих, сравнивают последствия поражения для побежденных. Говорят часто обуничтожении побежденных, но при этом не отдают себе отчет, что в одном случаеслово "уничтожен" используется как метафора. Потерпевший поражение в боюдействительно убит, хотя в современной войне выживших пленников щадят,все-таки льется кровь. Говорят, что в конкурентной борьбе уничтожаютсяхозяйственные единицы. Но в действительности ведь это означает просто то, чтопроигравшим навязывают в структуре общественного разделения труда совсем иноеположение, чем им хотелось бы. Это никоим образом не обрекает их на голоднуюсмерть. В капиталистическом обществе для каждого есть хлеб и место. Егоспособность к росту обеспечивает каждому работнику средства к существованию.Постоянная безработица нехарактерна для свободного капитализма.

    Война в исходном, действительном значении этого слова есть антиобщественноеявление. Среди воюющих сотрудничество -- основной элемент общественных отношений-- делается невозможным, и оно разрушается там, где оно уже существовало.Конкуренция, напротив, есть элемент общественного сотрудничества, она являетсяруководящим принципом организации общественной жизни. С социологической точкизрения конкуренция и война являются крайними противоположностями.

    На этом должна базироваться оценка всех теорий, для которых сущностьобщественного развития представляется войной противостоящих групп. Классоваяборьба, расовые конфликты и национальные войны не могут быть созидательнымпринципом. На фундаменте разрушения и уничтожения никакого здания не построишь.

    4. Борьба наций

    Язык -- важнейший посредник в общественном сотрудничестве. Язык прокладываетмосты через пропасти, разделяющие индивидуумов, и только с его помощью человекможет сообщить другому, что им движет. Не стоит здесь обсуждать более широкозначение языка для мысли и воли: как он обусловливает мысль и волю и какобезъязыченная мысль обращается просто в инстинкт, а лишенная языка воля -- впобуждение [298*]. Мысль также есть общественный феномен; она не продуктизолированного духа, но дитя взаимовлияния и взаимообогащения людей,стремящихся, объединив свои силы, к одним целям. Труд одинокого мыслителя,размышляющего в уединении о мало кого заботящих проблемах, также есть разговор,диалог с богатствами мысли, которые как плоды духовной работы многих поколенийзапечатлены в языке в виде понятий повседневной речи и в литературной традиции.Мысль связана с языком. Здания концепций сооружаются из элементов языка.

    Дух человека живет только в языке; только благодаря Слову человексовершает прорыв от темной неопределенности и смутности инстинкта к казавшейсянедостижимой ясности. Мышление и мысль неотделимы от языка, в котором они берутначало. Когда-нибудь мы, быть может, придем к единому мировому языку, но,конечно, не тем путем, который пытаются проложить изобретатели волапюка,эсперанто и иных подобных "изделий". [269] Трудности созданияуниверсального языка и общего взаимопонимания людей не могут быть разрешеныметодом подбора идентичных комбинаций слогов для повседневного словаря, которымбудут пользоваться люди, не думающие о том, что они говорят. Непереводимыйкомпонент понятий, вибрирующий в их словах, разделяет языки в не меньшейстепени, чем разнообразие звуков, которые допускают любые перестановки. Дажекогда по всему миру научатся одинаково произносить слова "официант" или "порог",это не уничтожит пропасти, которая разделяет народы и языки. Но есликогда-нибудь мы придем к тому, что все сказанное на одном языке сможет бытьпередано на другом без малейших потерь смысла, то это и будет обретением единогоязыка, даже если при этом мы не достигнем одинакового звучания слогов. Тогдаразличные языки обратятся просто в разные диалекты одного языка, инепереводимость слова перестанет быть препятствием передачи мысли от одногонарода другому.

    Пока этот день не настал -- а он, быть может, никогда не настанет, -- средирядом живущих и говорящих на разных языках людей неизбежно будут возникатьполитические напряжения, которые могут привести к развитию серьезныхполитических противоречий [299*]. Прямо или косвенно, но эти раздорыответственны за современную "ненависть" между народами, на которой иосновывается новейший империализм.

    Теория империализма упрощает свою задачу, когда ограничивает еедоказательством того, что конфликты между народами существуют. Для полнотыаргументации следовало бы также показать, что существует и солидарностьинтересов внутри народов. Националистическо-империалистическая доктринапоявилась как реакция на учение о вселенской солидарности, бывшее частьюфритредерской доктрины. Она застала духовную атмосферу космополитической идеимирового гражданства и братства народов, и ей казалось, что необходимо лишьдоказать наличие противоречивых интересов разных народов. При этом просмотрелитот факт, что все аргументы, свидетельствующие о несовместимости национальныхинтересов, можно с тем же основанием использовать для доказательстванесовместимости региональных и даже личных интересов. Если немцам вреднопотреблять английские ткани и русское зерно, то точно так же берлинцам должнынаносить вред баварское пиво и рейнские вина. Если дурно допускать, чтобыразделение труда перешагивало за государственные границы, то в конце концоввообще лучше всего было бы вернуться к самодостаточности домашнего хозяйства.Лозунг "Долой иностранные товары!", если принять все выводы из него, приведетнас к полному упразднению системы разделения труда. Ведь принцип, согласнокоторому представляется выгодным международной разделение труда,универсален и действителен по отношению к разделению труда вообще.

    Не случайно, что из всех народов именно немцы обладали наименьшим чувствомнациональной сплоченности и последними из всех европейских народов пришли кпониманию идеи политического объединения всего народа в одном государстве. Идеянационального объединения есть плод либерализма, свободной торговли и системыlaisser faire. [270] Немецкий народ, немалаячасть которого живет на положении национального меньшинства среди иноязычныхнародов, одним из первых ощутил ущерб от национального притеснения. Но так какон отвергал либерализм, у него не было духовных средств для преодолениярегионального сепаратизма и особых устремлений различных групп. И опять-таки неслучайно, что чувство национальной сплоченности ни у кого не развито стольсильно, как у англосаксов -- у классического народа либерализма.

    Империалисты впадают в фатальное заблуждение, когда считают, что возможноусилить национальную сплоченность отрицанием космополитизма. Они не понимают,что основная антиобщественная компонента их доктрины должна при логическипоследовательном ее применении расколоть любую общность.

    5. Борьба рас

    Научное знание о врожденных качествах человека пока еще только зарождается. Онаследственных свойствах индивидуума нам известно лишь, что одни люди отрождения одарены больше других. Мы не знаем, где искать причины разницы междухорошим и плохим. Мы знаем только, что люди различны по своим физическим ипсихическим свойствам. Мы знаем, что некоторые семьи, племена и группы племенимеют сходные характерные особенности. Мы знаем, что есть основания различатьрасы и расовые особенности индивидуумов. Но пока что попытки обнаружитьсоматические характеристики рас были безрезультатными. Одно время думали, чточерепной индекс может служить показателем расовой принадлежности, но теперьясно, что нет никакой связи между черепным индексом и психическими и умственнымиособенностями индивидуума и что антропологическая школа Ляпужа заблуждалась.[271] Недавние измерения показали, чтодлинноголовые люди не всегда блондины, добрые, благородные и культурные, акруглоголовые не всегда брюнеты, злые, посредственные и некультурные. Самыедлинные головы имеют австралийские аборигены, эскимосы и кафры. Среди величайшихгениев было много круглоголовых. Черепной индекс Канта был равен 88[300*]. Появились основания считать, что изменениячерепного индекса могут и не быть результатом смешения рас, а иметь причинойизменения образа жизни и географического окружения [301*].

    Зла не хватает для описания процедур, используемых "расовыми экспертами". Ониустанавливают критерии расовых различий совершенно произвольно. Больше думающиео звонких лозунгах для политической борьбы, чем о прогрессе знания, онипренебрегают всеми требованиями научного исследования. А критики этогодилетантизма относятся к своей задаче легкомысленно. Они обращают вниманиеисключительно на конкретный облик, который придают расовой теории отдельныеавторы, на высказывания об отдельных расах, их физических и умственных признакахи свойствах. Даже когда доказывается, что произвольные, лишенные всякогооснования и противоречивые гипотезы Гобино и Чемберлена должны быть отброшеныкак пустые химеры, при этом не затрагивается корень расовой теории, не связанныйс разделением рас на благородные и подлые. [272]

    В теории Гобино раса есть начало всего; созданная особым актом творения, онанаделена особыми качествами. Влияние окружения оценивается как незначительное:смешение рас создает ублюдков, у которых хорошие наследственные свойстваблагородной расы затухают или исчезают вовсе. Чтобы оспорить социологическую"ценность" расовой теории, недостаточно доказать неосновательность подобныхутверждений или показать, что расы есть результат эволюции, протекавшей подвоздействием чрезвычайно различных факторов. Этому возражению можнопротивопоставить тезис, что длительно действовавшие факторы способствовалипоявлению одной или нескольких рас с чрезвычайно благоприятными свойствами и чтопредставители этих рас благодаря этим преимуществам настолько далеко обошливсех, что другие расы должны признать их первенство. В своем современном видетеория рас и на самом деле выдвигает аргументы такого рода. Необходимопроанализировать эту форму расовой теории и выяснить, как она соотносится сразвитой в данной книге теорией трудового общественного сотрудничества[302*].

    Совершенно ясно, что расовая теория не враждебна учению о разделении труда.Они вполне совместимы. Можно предположить, что умственные и волевые качества расразличны, а потому они весьма неравны по своей способности создавать общество, иболее того, что совершенные расы отличает как раз особая склонность к усилениюобщественного сотрудничества. Эта гипотеза бросает свет на некоторые аспектыэволюции общества, которые при другом подходе понять нелегко. Она позволяет намобъяснить развитие и упадок системы общественного разделения труда, процветаниеи упадок цивилизаций. Мы оставляем открытым вопрос о логичности этой гипотезы идругих, выстроенных на ее основе. Сейчас нас занимает иное. Нам нужно здесьпоказать, что расовая теория легко совместима с теорией общественногосотрудничества.

    Когда расовая теория сражается с постулатом естественного права о равенстве иравных правах человека, она не затрагивает либеральную концепцию свободнойторговли. Ведь либерализм выступает в защиту свободы рабочих не с позицийестественного права, а потому, что считает несвободный труд (т. е. отсутствиеполного вознаграждения работника в соответствии с продуктом, экономическивменяемым его труду, и отрыв дохода от производительности труда) менеепроизводительным, чем свободный. Аргументы расовой теории не опровергаютутверждений теории свободной торговли относительно роли расширения системыобщественного разделения труда. Можно утверждать, что расы отличаются по своейталантливости и свойствам характера и что нет надежд на выравнивание этихразличий. Но теория свободной торговли показывает, что даже самые одаренные расывыигрывают от объединения усилий с менее способными и что общественноесотрудничество приносит им преимущества более высокой производительности впроцессе общего труда [303*].

    Расовая теория вступает в конфликт с либеральной теорией общества, когда онаначинает проповедовать борьбу между расами. При этом она использует те жеаргументы, что и другие милитаристские теории общества. Высказывание Гераклита о том, что "война есть отец всех вещей",является недоказуемой догмой [273].Невозможно показать, каким образом общественные структуры возникают изразрушения и уничтожения. Нет, адепты расовой теории -- в той мере, в какой онипытаются быть беспристрастными, а не просто следовать своей склонности кидеологии милитаризма и конфликта, -- должны признать, что война должна бытьосуждена как раз с точки зрения отбора. Ляпуж показал, что только у примитивныхплемен война осуществляет отбор самых сильных и одаренных; у цивилизованныхнародов она ведет к упадку расы в силу неблагоприятного отбора. [304*] Скореебудут убиты пригодные к военной службе, чем непригодные, которые попадают нафронт позже всех, если попадают вообще. Выжившие на войне с меньшей вероятностью-- из-за различных увечий -- дадут здоровое потомство.

    Результаты научного исследования рас никоим образом не могут опровергнутьлиберальную теорию развития общества. Они скорее подтверждают ее. Расовые теорииГобино и многих других возникли из чувств горечи и обиды военных и дворян набуржуазную демократию и капиталистическую экономику. Для обслуживания насущныхпотребностей современного империализма они впитали старые теории насилия ивойны. Но их критические суждения могут затронуть только лозунги старойфилософии естественного права. Они совершенно непригодны применительно клиберализму. Даже расовая теория не может пошатнуть утверждения, что цивилизацияпредставляет собой результат мирного сотрудничества.

    Глава XX. Столкновение классовых интересов и классовая борьба

    1. Концепция классов и классовых конфликтов

    В каждый данный момент положение индивидуума в общественном хозяйствеопределяет его отношения с другими членами общества. Он связан с нимиотношениями обмена как дающий и получающий, как продавец и покупатель. Положениев обществе не предопределяет однозначно его деятельность. Можно бытьодновременно землевладельцем, капиталистом и получать заработную плату; другойможет быть одновременно предпринимателем, служащим и землевладельцем; третий --предпринимателем, капиталистом, землевладельцем и т. д. Можно производить сыр икорзинки и при этом подрабатывать поденщиной. Но даже положение тех, ктозанимает примерно одинаковые позиции, не вполне идентично. Даже в качествепотребителя один человек отличается от другого своими особыми нуждами. На рынкевсегда выступают отдельные индивидуумы. В свободной экономике рынок даетпроявиться индивидуальным отличиям; как не без сожаления порой говорят, -- рынок"атомизирует". Даже Марксу пришлось отметить это: "Так как куплии продажи совершаются лишь между отдельными индивидуумами, то недопустимо искатьв них отношения между целыми общественными классами". [305*]

    Обозначая термином "класс" всех тех, кто занимает примерно одинаковые позициив обществе, важно помнить, что мы так и не ответили на вопрос: принадлежит ликлассам какая-либо особая роль в общественной жизни. Сами по себе схемы иклассификации не обладают никакой познавательной ценностью. Научное значениепонятия определяется его местом в теории; вне теоретического контекста этопросто интеллектуальная игрушка. Ссылка на то, что различие общественныхположений людей делает бесспорным существование классов, вовсе не доказываетполезности теории классов. Важен ведь не сам факт различий в общественномположении индивидуумов, но то, какое значение этот факт имеет в жизни общества.

    Давно признано, что противоположность между богатыми и бедными подобно всемдругим экономическим оппозициям играет важную роль в политике. Столь же хорошоизвестно значение кастовых и сословных различий, т. е. различий в правовомположении, в неравенстве перед законом. Классическая политэкономия не отрицалаэтого. Но она показала, что все эти противоположности суть результатыизвращенных политических установлении. Согласно классической политэкономии,интересы индивидуумов, будучи правильно понятыми, никогда не бывают полностьюнесовместимыми. Вера в противоположность интересов, столь важная прежде,проистекает из непонимания естественных законов общественной жизни. Стоит толькоосознать, что все верно понятые интересы совпадают, -- старые аргументыперестают служить в политической борьбе.

    Но классическая политэкономия, которая провозглашала солидарность интересов,сама заложила краеугольный камень новой теории классовых противоречий.Меркантилисты центром экономической теории, которая была для них теориейобъективного богатства, сделали экономические блага. Великим достижениемклассиков в этом отношении было то, что за благами они увидели хозяйствующегочеловека. Этим они подготовили путь для современной политической экономии,которая центром системы сделала человека с его субъективными ценностнымипредпочтениями. Система, в которой человек и экономические блага рассматриваютсяв одной плоскости, неизбежно распадается на две части. Одна становится теориейпроизводства богатства, а другая -- распределения. Чем ближе экономика к точнойнауке, чем в большей степени она превращается в каталактику [275], тем менее удовлетворительна эта концепция. Но понятиераспределения еще остается, и с ним невольно связано представление о границемежду процессами производства и распределения: блага сначала общественнопроизводятся, а затем распределяются. Неразрывность производства и"распределения" в капиталистической экономике может быть уяснена лишь в тоймере, в какой вытесняется это злополучное словцо [306*].

    Но если термин "распределение" принят и проблема вменения истолковывается какпроблема распределения, недоразумений не избежать. Ведь теория вменения, или,если использовать термин, более соответствующий классической постановкепроблемы, теория дохода должна различать разные категории факторов производства,при том, что на деле ко всем этим факторам равно применим основной законформирования ценности. "Труд" отделяется от "капитала" и от "земли". При такомподходе нет ничего естественней, чем рассматривать работников, капиталистов иземлевладельцев как отдельные классы, что и сделал первым Рикардо в предисловиик своим "Началам политической экономии". Тот факт, что классики не расщепили"прибыль" на составные части, только усилил эту тенденцию, и в результате мыполучили картину общества, разделенного на три основных класса.

    Рикардо пошел и дальше. Показав, как "на разных стадиях общественногоразвития" [307*] изменяются пропорциипроизведенного продукта, поступающие в распоряжение каждого из трех классов, онсделал возможным динамическое рассмотрение классовых противоречий. В этом у негонашлись последователи. Именно здесь Маркс выступил со своей экономическойтеорией, которую он выдвинул в "Капитале". В своих ранних работах, особенно вовведении к "Коммунистическому Манифесту", Маркс рассматривал классы и классовыепротиворечия в прежних терминах -- как противоположность правовых позиций иблагосостояния. Связь между двумя идеями была обеспечена благодаря представлениюо современных отношениях в промышленности как о господстве капиталиста надрабочими. Но даже в "Капитале" Маркс не дает точного определения понятия"класс", несмотря на фундаментальную важность этого понятия для его теории. Несформулировав понятия "класс", он ограничивается перечислением "основныхклассов", на которые делится современное капиталистическое общество[308*]. Здесь он следуетклассификации Рикардо, хотя для последнего деление на классы было лишь элементомтеории каталактики.

    Успех марксистской теории классов и классовой борьбы был грандиозным. СегодняМарксовы положения о делении общества на классы и постоянстве непреодолимыхклассовых противоречий приняты почти всеми. Даже те, кто желает классового мираи стремится к нему, как правило, не оспаривают утверждения о реальнойпротивоположности классовых интересов и классовой борьбы. Но сама концепцияклассов остается столь же неопределенной, как и прежде. Для последователейМаркса, как и для него самого эта концепция переливается всеми цветами радуги.

    Если в соответствии с логикой "Капитала" эта концепция строится напроводившемся классической школой разделении факторов производства, тогдаклассификация, которая была изобретена для нужд теории обмена и только в нейправомерна, становится основой общего социологического знания. Упускается извиду, что объединение факторов производства в две, три или четыре большие группыбыло произведено только для удобств экономической теории и только в этомконтексте имеет какой-либо смысл. Классификация факторов производствапредставляет собой классификацию функций, а не людей или групп людей; разделениеподчинено исключительно целям каталактики, которую оно и должно обслуживать.Выделение земли, например, вызвано особым положением земельной ренты вклассической теории. В соответствии с теорией особенность земли как блага в том,что при некоторых предпосылках она может приносить рентный доход. Подобнымобразом положение капитала как источника прибыли и труда как источниказаработной платы определяется особенностями классической системы. В позднейшихрешениях проблемы распределения, когда "прибыль" классической школы быларазделена на предпринимательский доход и на процент с капитала, группировкарешительно изменилась. В современной теории вменения группировка факторовпроизводства в соответствии со схемами классической теории не имеет болееникакого значения. То, что раньше называлось проблемой распределения, теперьпревратилось в проблему образования цен на блага высших порядков. Стараятерминология сохранилась только в силу консерватизма научной классификации. Духутеории вменения гораздо больше соответствовала бы совершенно другая группировка,например разделение источников доходов на статические и динамические.

    Существенно важно то, что никакая политэкономическая система не выделяетопределенную группу производственных факторов как некое единство по природнымсвойствам или по способу их применения. Непонимание этого и составляет тягчайшуюошибку теории экономических классов. Эта теория исходит из наивногопредположения о природности внутренних связей тех факторов производства, которыебыли выделены в единую группу только для аналитических целей. Она конструируетнекую однородную землю, которая пригодна для любых сельскохозяйственных целей, инекий однородный труд, который может производить что угодно. Ради большейреалистичности теория пошла на уступки и ввела различение сельскохозяйственнойземли, земли для горных разработок и городской земли, так же какквалифицированного и неквалифицированного труда. Но эти уступки не улучшилиситуации. Квалифицированный труд -- такая же абстракция, как и труд вообще, асельскохозяйственная земля не более конкретна, чем просто земля. Особенносущественно, что эти абстракции не охватывают как раз те характеристикиобъектов, которые являются решающими для социологического осмысления. Если речьидет об особенностях ценообразования, мы можем при некоторых условияхпротивопоставить три следующие группы: землю, капитал и труд. Но отсюда вовсе неследует, что эта группировка приемлема и в тех случаях, когда мы рассматриваемсовсем другие проблемы.

    2. Сословия и классы

    Теория классовой борьбы постоянно путает понятия "сословие" и "класс".[309*] Сословия представляли собой правовые установления,а не результат хозяйственной жизни. Каждый от рождения принадлежал к какому-либосословию и оставался в нем обычно до своей смерти. Через всю жизнь человекпроносил принадлежность к сословию, членство в определенном сословии.

    Человек был господином или слугой, свободным или рабом, помещиком иликрепостным, патрицием или плебеем не в силу того, что он занимал определенноеположение в хозяйственной жизни, но в силу принадлежности к определенномусословию. Предполагается, что сословия первоначально были экономическимустановлением в том смысле, что, как и любой другой общественный порядок, онивозникли в конечном итоге из необходимости поддерживать общественноесотрудничество. Но лежавшая в основе этих установлении теория общества быласущественно иной, чем либеральная теория, поскольку все сотрудничество междулюдьми мыслилось таким образом, что одни только "берут", а другие только "дают".Для этой теории было невообразимо, что "давать" и "брать" можно взаимно и этобудет выгодно для всех. В следующую эпоху под влиянием либеральных идей системасословий начала терять престиж, стала выглядеть как антиобщественная инесправедливая, основанная на одностороннем обременении низших сословий. Тогда воправдание сословного устройства были выдвинуты искусственные конструкциивзаимообусловленности сословий: высшие сословия обеспечивают низшим защиту иподдержку, предоставляют им землю и пр. Но само возникновение этой доктринысвидетельствует о начавшемся упадке сословной системы. Такого рода идеи былисовершенно чужды и враждебны системе сословной организации в период ее расцвета.Тогда сословные разграничения виделись в неприкрашенном свете как отношениянасилия, как отношения свободных и несвободных. Сам раб воспринимал рабство какприродное установление. Но не следует думать, что он не бунтовал и не пыталсябежать, потому что считал рабство установлением справедливым, равноблагоприятным для господина и раба. Нет, он попросту избегал смерти занеповиновение.

    Предпринимались попытки, превознося историческую роль рабства, опровергнутьлиберальное понимание института личной зависимости, лежащего в основе сословногоделения. Утверждалось, что рабство есть шаг в прогрессе цивилизации, посколькузахваченных в плен врагов перестали убивать, а стали обращать в рабство. Безрабства общество с разделением труда, в котором ремесло отделено от сельскогохозяйства, не смогло бы развиться до тех пор, пока сохранялась незанятая земля;ведь каждый предпочитает быть вольным хозяином на собственной земле, а небезземельным переработчиком добываемого другими сырья, а тем более неимущимбатраком на чужом поле. С этой точки зрения рабство имеет свое историческоеоправдание, поскольку высшая цивилизация невозможна без разделения труда,которое обеспечивает части населения досуг, освобождает его от повседневныхзабот о хлебе насущном [310*].

    Вопрос об оправданности тех или иных исторических установлении можетвозникнуть лишь для тех, кто смотрит на историю глазами моралиста. Фактпоявления чего-либо в истории свидетельствует о том, что были некие силы,достаточные для его осуществления. Единственный вопрос, который может задатьученый, -- действительно ли рассматриваемое установление выполняло приписываемыеему функции. При таком подходе ответ в данном случае должен быть безусловноотрицательным. Личная зависимость не расчистила путь для общественногопроизводства на основе разделения труда. Напротив, она была препятствием на этомпути. Рост современного промышленного общества с его развитой системойразделения труда не мог начаться, пока не уничтожили личную зависимость.Существовали свободные, пригодные для поселения земли -- и это не помешало нивозникновению обособленного ремесла, ни образованию класса свободных наемныхработников. Ведь пустующие земли надо сначала сделать пригодными к обработке.Прежде чем они станут плодоносными, они нуждаются в улучшении. Эти земли почтивсегда хуже уже обрабатываемых: нередко -- по плодородию, почти всегда -- порасположению. [311*] Единственно необходимым общественным условием для развитиясистемы разделения труда является частная собственность на средствапроизводства. И для ее развития не было никакой нужды в порабощении работников.

    Существуют два характерных типа отношений между сословиями. Во-первых,отношение между феодальным властителем и оброчным крестьянином. Феодальныйвластитель стоит совершенно вне процесса производства. Он появляется на сцене,когда урожай уже собран и производство завершено. Тогда он и получает свою долю.Для понимания природы таких отношений нам нет нужды знать, возникли ли они врезультате покорения прежде свободных крестьян или в результате заселения земли,принадлежавшей властителю. Значение имеет лишь то, что эти отношения лежат внесферы производства, а значит, и не могут исчезнуть в результате экономическогопроцесса, такого, как превращение рентных платежей и десятины из натуральнойформы в денежную. Если рента может быть переведена в денежную форму, вместоотношений зависимости возникают отношения по поводу прав собственности. Вторымтипичным отношением является отношение господина к рабу. Здесь господин требуеттруда, а не готовых благ, и получает требуемое без оказания ответных услуг рабу.Ведь предоставление пищи, одежды и убежища не есть ответные услуги, но всеголишь необходимые затраты, если только господин не хочет потерять труд раба. Припоследовательно проводимой системе рабства раба кормят лишь до тех пор, пока еготруд приносит больше, чем стоит его содержание.

    Совершенно неоправданно было бы сравнивать эти два типа отношений с теми,которые существуют в свободной экономике между предпринимателем и работником.Исторически свободный труд по найму частично вырос из труда рабов и крепостных.Потребовалось немало времени, чтобы исчезли все следы такого происхождения, и онстал тем, что он есть в капиталистической экономике. Но ставить рядом на однудоску экономически свободный труд по найму и труд подневольный --значит совершенно не понимать капиталистической экономики. С позиций социологииможно провести сопоставление этих двух систем. Ведь обе они включают разделениетруда и общественное сотрудничество, а потому являют немало общих черт. Носоциологическое исследование не должно проходить мимо того факта, чтоэкономическая природа двух систем совершенно различна. Использование аргументов,почерпнутых при изучении рабского труда, для экономического анализа свободноготруда не может иметь никакой цены. Свободный работник в виде заработной платыполучает то, что экономически вменено его труду. Владелец раба тратит столько жена поддержание существования раба и на уплату работорговцу цены, котораясоответствует текущей или будущей разнице между заработной платой свободногоработника и расходами на содержание раба. Эта разница между заработкомсвободного и ценой содержания раба идет человеку, который обращает свободного враба -- охотнику на рабов, а не работорговцу и не рабовладельцу. Врабовладельческой экономике эти двое не извлекают какого-либо специфическогодохода. Отсюда ясно, что каждый, кто пытается оправдать теорию эксплуатацииссылкой на условия рабовладельческой экономики, просто не понимает существапроблемы. [312*]

    В обществе, разделенном на сословия, все члены тех сословий, которые необладают полнотой прав, имеют один общий интерес: они борются заулучшение правовых позиций своего сословия. Все прикрепленные к земле стремятсяоблегчить бремя оброка; рабы стремятся к свободе, т. е. к состоянию, когда онисмогут распоряжаться своим трудом. Общность интересов всех членов сословия темсильнее, чем менее способен индивидуум подняться над правовыми рамками своегосословия. Не имеет большого значения, что в отдельных редких случаях особоодаренные индивидуумы с помощью счастливого случая способны стать членами высшихсословий. Массовые движения не возникают из-за неудовлетворенных желаний инадежд изолированных индивидуумов. Привилегированные сословия позволяют талантамподняться по социальной лестнице не ради сглаживания общественного недовольства,а для обновления собственной силы. Одаренные индивидуумы, которым перекрыли путьнаверх, могут стать опасными только в том случае, если их призыв кнасильственным действиям найдет отклик в широких слоях недовольных.

    3. Классовая борьба

    Устранение отдельных межсословных конфликтов не разрешало противоречий междусословиями до тех пор, пока сохранялась идея сословного разделения общества.Даже когда угнетенным удавалось сбросить ярмо, это не устраняло всех сословныхразличий. Только либерализм смог разрешить фундаментальный конфликт сословногообщества. Он сделал это, борясь со всеми формами личной зависимости -- опираясьна то, что свободный труд производительнее несвободного, и превратив свободувыбора места работы и профессии в фундаментальное требование рациональнойполитики. Ничто лучше не характеризует неспособность антилиберальной критикипонять историческое значение либерализма как попытки преуменьшить значение этогодействия, представляя его продиктованным "интересами" отдельных групп.

    В борьбе между сословиями все члены каждого сословия сплочены общей целью.Как бы ни различались они во всем другом, это одно их объединяет. Они стремятсяк улучшению правовых позиций своего сословия, с чем обычно связаны иэкономические преимущества. Ведь различия в правовом статусе сословийподдерживаются как раз ради того, что при этом экономические преимущества однихсоздаются за счет экономической несправедливости по отношению к другим.

    Но в теории классовой борьбы "класс" -- это совсем иное. Теория, утверждающаянеразрешимость классовых конфликтов, поступает нелогично, когда делит обществотолько на три или четыре класса. Доведенная до логического конца, эта теориядолжна была бы дробить общество на группы с общими интересами до тех пор, покане выделились бы группы, члены которых выполняют одни и те же функции.Недостаточно разделить собственников на землевладельцев и капиталистов.Дифференциация должна продолжаться до тех пор, пока не будут вычленены такиегруппы, как производители хлопковой пряжи такого-то номера, или производителичерной козлиной кожи, или легкого светлого пива. У таких групп и на самом делеесть только один общий интерес: они жизненно заинтересованы вблагоприятных условиях сбыта своего продукта. Но этот общий интерес узкоограничен. В свободной экономике никакая отрасль не может в длительнойперспективе получать прибыль больше средней и в то же время не может работать вубыток. Общий отраслевой интерес, таким образом, не выходит за пределыкраткосрочных тенденций рынка. В остальном же в группе господствует конкуренция,а не групповая сплоченность. Особые интересы делаются могущественнееконкуренции, когда экономическая свобода так или иначе ограничена. Чтобызащитить теорию борьбы между классами и соответственно внутриклассовойсолидарности, следовало бы показать, что конкуренция не столь важна даже вусловиях свободной экономики. Нельзя обосновать теорию классовой борьбы ссылкамина солидарность землевладельцев против городского населения в вопросе о тарифнойполитике или на конфликт землевладельцев и горожан по вопросу политическогоруководства. Либерализм не отрицает ни того, что вмешательство государства вхозяйственные вопросы порождает особые интересы, ни того, что в результатевмешательства возникают привилегии для отдельных групп. Он просто говорит, чтоособые привилегии малых групп ведут к жестоким политическим конфликтам ипостоянным нарушениям мира, что сдерживает развитие общества. Либерализмутверждает, что, когда такие особые привилегии делаются общим правилом, ониобращаются в несправедливость для всех, поскольку при этом одной рукой забираютто, что дает другая, и единственным постоянным результатом оказывается общийупадок производительности труда.

    В длительной перспективе солидарность интересов внутри группы ипротивоположность межгрупповых интересов всегда являются результатом ограниченийправа собственности, свободы торговли и свободы выбора профессии. Тольконенадолго такие результаты могут возникнуть как отражение условий самого рынка.Но если даже в малых группах, члены которых занимают идентичное положение вхозяйственном процессе, нет такой общности интересов, которая быпротивопоставляла их всем другим группам, тем более не может идти речь о такойсолидарности интересов в больших группах, члены которых занимают не идентичные,а просто сходные позиции в экономике. Если уж нет особой общности интересоввнутри группы изготовителей хлопковой пряжи, ее не может быть у всех занятыхпереработкой хлопка или у прядильщиков и машиностроителей. Интересы прядильщикови ткачей, интересы машиностроителей и тех, кто использует машины, весьма ивесьма различны. Общность интересов возникает только при исключении конкуренции,например, у владельцев земли определенного качества и местоположения.

    Теория, которая делит все население на три или четыре большие группы,ошибочно полагает всех землевладельцев единым классом с общими интересами.Никакой определенный интерес не соединяет владельцев земли, пригодной квозделыванию, владельцев лесов, виноградников, рудных месторождений или участковгородской земли, если только им не приходится защищать право частнойсобственности на землю. Но как раз этот интерес характерен не только дляземлевладельцев. Тот, кто осознал важность системы частной собственности насредства производства, даже если он и не владеет ничем, должен защищать этотпринцип так же, как собственник свое владение. У землевладельца же особыеинтересы возникают только в тех случаях, когда бывает затронута свободаприобретения и продажи собственности.

    Также не существует общего интереса и у продающих труд. Однородный труд также абстрактен, как и универсальный работник. Труд прядильщика отличен от трудашахтера и от труда доктора. Теоретики социализма и неустранимого классовогоконфликта говорят так, как если бы действительно существовал некоторыйабстрактный труд, который под силу каждому, а вопрос о квалификации вообще неимел значения. На деле никакого "абсолютного" труда не существует. Да инеквалифицированный труд вовсе не однороден. Подметальщик улицы -- не то же, чтоносильщик. Более того, даже в чисто количественном отношении неквалифицированныйтруд занимает много меньшее место, чем предполагает ортодоксальная классоваятеория.

    Когда мы анализируем основы теории вменения, у нас есть право говорить простоо земле и о труде. При этом подходе все блага высших порядковимеют значение только как элементы хозяйства. Сведение бесконечного многообразияблаг высшего порядка к нескольким большим группам оправдано удобствами выработкитеории, которая, разумеется, направлена к определенным целям. Часто высказываютсожаление, что экономическая теория имеет дело с абстракциями; но как раз этисожалеющие забывают, что понятия "труд" и "рабочий", "капитал" и "капиталист" ит. д. есть всего лишь абстракции, а потому и бестрепетно переносят "рабочего",созданного построениями экономической теории, на картинку, котораяпредположительно изображает реальную общественную жизнь.

    Члены класса -- конкуренты друг другу. Если численность рабочих уменьшается,а предельная производительность труда соответственно растет, тогда растут изаработная плата, и уровень жизни рабочих. Профсоюзы здесь ничего изменить немогут. И когда профсоюзы, предположительно созданные для борьбы спредпринимателями, ограничивают рост своих членов, как это делали средневековыецехи, они тем самым признают этот факт. [279]

    Рабочие конкурируют между собой за продвижение на более высокие должности иза лучшие места работы. Члены других классов вполне могут позволить себебезразличие к тому, кто же именно займет место мастера, кто входит в этоотносительное меньшинство, которое сумеет перейти в более высокий слой, до техпор, пока это будут самые способные. Но для самих рабочих этот вопрос оченьважен. Каждый конкурирует со всеми другими. Конечно, каждый заинтересован и втом, чтобы должность мастера во всех других случаях доставалась самымспособным и самым подходящим. Но при этом каждый желает сам занять доступнуюему вакансию мастера, даже если он лично и не является самым подходящим дляэтой работы. И это его личное преимущество перевешивает ту малую долюнеблагоприятных последствий неверного выбора, наносящего ущерб всем вместе.

    Теория общности интересов всех членов общества есть единственная теория,которая показывает, как вообще возможно общество; и если отбросить эту теорию,единое общество распадается даже не на классы, а на взаимно враждебныхиндивидуумов. Конфликт индивидуальных интересов может быть преодолен только врамках общества, но не внутри класса. Общество не знает других составных частей,чем индивидуумы. Класс, объединенный общим особым интересом, просто несуществует -- это изобретение непродуманной теории. Чем сложнее идифференцированное общество, тем больше в нем групп, члены которых занимаютсхожие позиции в общественном организме; естественно, что численность членов вкаждой группе уменьшается по мере того, как растет число самих групп. Из тогофакта, что у членов каждой группы есть некоторые общие интересы, не следуетполного равенства их интересов. Равенство позиций делает их конкурентами, но нелюдьми с общими целями. Частичное сходство интересов у членов близких групптакже не ведет к полному единству стремлений. В той мере, в какой их групповыепозиции близки, они вынуждены конкурировать между собой.

    Интересы владельцев хлопкопрядильных фабрик могут до некоторой степени бытьпараллельными, но это и обостряет конкуренцию между ними. Совершенно сходнымибудут интересы тех фабрикантов, которые вырабатывают пряжу одних и тех женомеров. Но как раз между ними и будет самая жесткая конкуренция. В некоторыхслучаях параллельность интересов может охватывать более широкую сферу; это могутбыть все работники хлопчатобумажной промышленности, либо все производителихлопка, включая тех, кто его выращивает, либо все занятые в промышленности:группировки зависят от конкретных целей и интересов. Но полное совпадениеинтересов здесь встречается редко, а когда встречается, то ведет не только ксолидарности против третьей стороны, но и к конкуренции внутри группы.

    Теории, которая выводит все общественное развитие из борьбы классов,следовало бы показать, что положение каждого человека в обществе однозначноопределяется его классовым положением, т. е. его принадлежностью к определенномуклассу и отношением между этим классом и другими классами. Тот факт, что во всехполитических схватках определенные социальные группы конфликтуют друг с другом,никак не доказывает этой теории. Доказательством правоты могла бы бытьдемонстрация того, что классы стремятся к предустановленным целям и неподвержены влиянию идеологий, независимых от классовых позиций; нужно было быдоказать, что малые группы объединяются в большие, а те -- в классы не подвлиянием компромиссов и временных союзов, но под давлением общественнойнеобходимости, исходя из однозначной общности интересов.

    Рассмотрим, например, составляющие элементы аграрной партии. В Австриивиноделы, хлеборобы и скотоводы объединились в партию. Но никак нельзяутверждать, что их свела воедино общность интересов. У каждой из этих трех группсвои интересы. Их объединение ради достижения определенных мер таможеннойполитики есть компромисс между конфликтующими интересами. Но такой компромиссвозможен только на основе идеологии, выходящей за пределы классовых интересов.Классовый интерес каждой из этих трех групп противоположен интересам остальных.Они могут объединиться, только отодвинув полностью или частично определенныеособые интересы на задний план, хотя, конечно, это делается ради болееэффективной защиты других особых интересов.

    То же самое с рабочими в их противостоянии владельцам средств производства.Особые интересы отдельных рабочих групп также не едины. В зависимости отспособности и умений их члены также имеют различные интересы. Пролетариатявляется однородным классом, конечно же, не в силу его классовых позиций, какэто утверждают социалистические партии. Таким его делает социалистическаяидеология, которая принуждает каждого индивидуума и каждую группу отказыватьсяот своих особых интересов. Повседневная работа профсоюзов как раз и заключаетсяглавным образом в достижении компромиссов в этом конфликте интересов.[313*]

    Всегда возможны иные, чем уже существующие, коалиции и союзы между группами иих интересами. Те, что существуют, возникли не в результате классовогоположения групп, но под влиянием идеологии. Сплоченность групппорождается политическими целями, а не идентичностью интересов. Единство особыхинтересов всегда существует на некотором ограниченном пространстве иуравновешивается или уничтожается конфликтом между другими особыми интересами. Итак до тех пор, пока некая идеология не сделает видимую общность интересовфактором более сильным, чем реальный конфликт интересов.

    Общность классовых интересов не существует независимо от классового сознания,а классовое сознание не есть простое приложение к уже имеющейся общности особыхинтересов: оно создает эту общность. В современном обществе пролетарии непредставляют собой особой группы, поведение которой однозначно определялось быклассовым положением. Отдельные люди вовлекаются в общие политические действиясоциалистической идеологией; источником единства пролетариата является не егоклассовое положение, а идеология классовой борьбы. До социализма пролетариат несуществовал как класс. Социалистическая идея сформировала пролетариат как класс,объединив определенных индивидуумов для достижения определенных политическихцелей. В социализме нет ничего, что делало бы его особенно пригодным длядостижения действительных целей пролетарских классов.

    С классовой идеологией дело обстоит так же, как с национальной. На деле несуществует противоположности между интересами отдельных наций и народностей.Исторически именно национальная идеология создала впервые веру в особые интересыи превратила народы в особые группы, враждующие друг с другом. Национализмразделяет общество по вертикали; социализм разделяет его по горизонтали. В этомсмысле две эти идеологии в целом взаимоисключают друг друга. В Германии в 1914г. националистическая идеология положила социализм на обе лопатки -- инеожиданно возник объединенный фронт националистов. В 1918 г. социалисты взялиреванш. [280]

    В свободном обществе нет классов, разделенных противоположными инепримиримыми интересами. Общество представляет собой единство интересов. Союзыособых групп всегда стремились к разрушению этой сплоченности. По своим целям ипо своей сущности они антисоциальны. Особое единство интересов пролетариатасуществует постольку, поскольку оно обусловлено одной целью -- разрушитьобщество. Та же природа у особой общности национальных интересов.

    Поскольку марксистское определение класса расплывчато, его удавалосьиспользовать для выражения весьма разнообразных идей. Когда в одном случае вкачестве решающих выдвигают противоречия интересов владельцев капитала инеимущих, затем -- интересов городского и деревенского населения, потом --интересов буржуазии, пролетариата и крестьянства, когда говорят об интересахвоенно-промышленного капитала, алкогольного капитала, финансового капитала[314*], когда сначала толкуют о золотом интернационале [281], а затем, не переводя дыхания, заводятречь о том, что империализм есть следствие борьбы между капиталистами, легкопонять, что это просто демагогические лозунги, лишенные какого бы то ни былосоциологического смысла. Даже в центральных моментах своего учения марксизмникогда не поднимался над уровнем уличных демагогов. [315*]

    4. Формы классовой борьбы

    Национальный продукт делится на заработную плату, земельную ренту, процентына капитал и предпринимательскую прибыль. Все экономические теории признаютважность того, чтобы национальный доход делился не в соответствии свнеэкономической силой отдельных классов, но согласно той оценке, которую рыноквменяет отдельным факторам производства. В этом согласны между собойклассическая политэкономия и современная теория предельной полезности. Дажемарксизм, заимствовавший теорию распределения у классиков, согласен с этим. Вмарксистской теории распределения решающее значение имеют только экономическиефакторы. И хотя эта теория представляется переполненной противоречиями инесуразностями, в ней была предпринята попытка найти чисто экономическоеобъяснение тому, как формируются цены на факторы производства. Позднее, когдаМаркс по политическим причинам решил признать преимущества, приносимые рабочимстараниями профсоюзов, он слегка изменил свой подход. Но тот факт, что онсохранил преданность своей экономической теории, показывает, что это были лишьнезначительные уступки, которые не изменили его основных воззрений.

    Если бы мы обозначили усилия всех участников рынка получить наилучшую ценукак "борьбу", тогда можно было бы говорить, что экономическая жизнь заключаетсяв борьбе всех со всеми, но тогда нельзя было бы сказать, что это примерклассовой борьбы. Сражение идет между отдельными людьми, но не между классами.Когда группы конкурентов сходятся ради общего дела, не класс противостоитклассу, но группа -- группе. Выигрыш, полученный отдельной группой рабочих, неесть выигрыш всего рабочего класса. Интересы работников разных отраслей такжеконфликтуют между собой, как и интересы работников и предпринимателей. Говоря оклассовой борьбе, социалистическаятеория не подразумевает противоположность интересов покупателей и продавцов нарынке. То, что она называет классовой борьбой, происходит вне экономики,хотя и порождается экономическими мотивами. Когда классовую борьбу уподобляютборьбе между сословиями, речь может идти только о политической борьбе, идущей запределами рынка. В конце концов, иначе и не могло быть между господами и рабами,помещиками и крепостными -- на рынке они не вступали в отношения между собой.

    Но марксизм идет еще дальше. Он предполагает самоочевидным, что толькособственники заинтересованы в сохранении частной собственности на средствапроизводства, что пролетариат заинтересован в противоположном и что обе сторонысознают свои интересы и действуют соответственно. Мы уже показали, что этотподход можно принять только в том случае, если мы принимаем марксизм целиком.Частная собственность на средства производства равно служит интересам ивладеющих, и не владеющих ею. Совершенно неверно, что члены двух большихклассов, на которые делит общество марксистская теория, естественным образомсознают свои интересы в классовой борьбе. Марксистам пришлось немалопотрудиться, чтобы пробудить классовое сознание рабочих, т. е. чтобы привлечьрабочих к поддержке марксистского плана обобществления собственности. Толькотеория непримиримости классового конфликта соединила рабочих для совместныхдействий против буржуазии. Классовое сознание, сотворенное идеологией классовогоконфликта, и является сущностью борьбы, но не наоборот. Идея создала класс, а некласс -- идею.

    Оружие классовой борьбы имеет столь же малое отношение к экономике, как ипроисхождение самой борьбы. Забастовки, саботаж, насильственные действия итерроризм всякого рода не являются средствами экономики. Это средстваразрушения, созданные для развала хозяйственной жизни. Это орудия войны, котораядолжна привести к разрушению общества.

    5. Классовая борьба как фактор общественной эволюции

    Опираясь на теорию классовой борьбы, марксисты доказывают, что социализм естьнеизбежное будущее всего человечества. В любом обществе, основанном на принципахчастной собственности, неизбежно должны существовать непримиримые конфликтымежду интересами различных классов: эксплуататоры противостоят эксплуатируемым.Эта противоположность интересов определяет исторические позиции классов,обусловливает их политику. Так история превращается в цепь классовых битв, пока,наконец, в лице современного пролетариата не возникает класс, который можетосвободиться от классового господства, только уничтожив все классовые конфликтыи всякую эксплуатацию.

    Марксистская теория классовой борьбы распространила влияние далеко за пределысоциалистических кругов. То, что либеральная теория солидарности интересов всехчленов общества оказалась на задворках, объясняется, конечно, не только этим, нои возрождением империалистических и протекционистских идей. Но по мере того какблекли идеи либерализма, марксистские обещания с необходимостью делались всеболее притягательными. Ведь у марксизма была общая черта с либерализмом, котораяотсутствовала у всех других антилиберальных теорий: он также признавалвозможность общественного сотрудничества. Все другие теории, отрицаясолидарность интересов, тем самым отрицают и такую возможность. Тот, кто вместес националистами, расистами и даже протекционистами утверждает, что расхождениеинтересов рас и народов неизбежно и неустранимо, отрицает тем самым возможностьмирного сотрудничества народов, а значит, отрицает возможность международнойорганизации. Тот, кто вслед за несгибаемыми героями борьбы за интересы крестьянили мелкой буржуазии считает бескомпромиссную защиту классовых интересовсущностью политики, поступит просто логично, отказавшись признать какие-либопреимущества общественного сотрудничества.

    По сравнению с другими теориями, которые не могут не породить крайнепессимистические представления о будущем человеческого общества, социализмпредставляется оптимистической доктриной. По крайней мере, в желательном емуобщественном строе он провидит полную солидарность общественных интересов.Потребность в философии, которая бы не отрицала преимуществ общественногосотрудничества, настолько сильна, что многие люди, которые при другихобстоятельствах держались бы подальше, вовлеклись в ряды социалистов. Социализмоказался единственным оазисом, который они нашли в пустыне антилиберальныхтеорий.

    В своей готовности принять марксистские догмы эти люди не заметили, что всеобещания бесклассового общества покоятся на предположении, подаваемом какбесспорное, что производительность социалистически организованного трудаокажется просто безгранично высокой. Аргумент хорошо известен: "Возможностьобеспечить всем членам общества путем общественного производства не тольковполне достаточные и с каждым днем улучшающиеся материальные условиясуществования, но также полное свободное развитие и применение их физических идуховных способностей -- эта возможность достигнута теперь впервые, но теперьона действительно достигнута" [316*]. Частная собственность на средства производства являетсятем Красным морем, которое преграждает нам путь к земле обетованной общегопроцветания. [282] Капитализм, который раньше был "ступенью развитияпроизводительных сил", стал для них "оковами" [317*]. Освобождение производительных сил от узкапитализма -- "единственное предварительное условие беспрерывного, постоянноускоряющегося развития производительных сил, а благодаря этому -- и практическибезграничного роста самого производства" [318*]. "Поскольку развитие современной техники делаетвозможным достаточное, даже богатое, удовлетворение потребностей всех членовобщества -- при условии, что производство будет вестись обществом и в интересахобщества, -- противоположность классов впервые предстает не как условиеобщественного развития, но как помеха его сознательной и планомернойорганизации. В свете этого знания классовые интересы угнетенного классапролетариев направлены к устранению всяких классовых интересов и к установлениюбесклассового общества. Древний, казавшийся вечным закон классовой борьбы в силусобственной логики делает практически необходимыми -- в интересах пролетариата,последнего и самого многочисленного класса, -- устранение всех классовыхпротивоположностей и создание общества, в котором господствуют единствоинтересов и человеческая солидарность" [319*]. В конечном итоге марксистыговорят следующее: социализм придет, поскольку социалистический способпроизводства более рационален, чем капиталистический. Но при этом будущеепревосходство социалистического производства предлагают просто взять на веру. Заисключением немногих случайных замечаний никакие попытки доказать чтобы то нибыло не предпринимаются. [320*]

    Если предположить, что производительность труда при социализме будет выше,чем при любом другом строе, то, как можно ограничивать это утверждение, заявляя,что оно верно только при определенных исторических условиях, которых никогдаранее не было? Почему время должно созреть для социализма? Можно было бы понятьутверждение, что до XIX века люди просто не наткнулись на эту счастливую идеюили что она все равно не могла быть реализована ранее, даже если бы до неекто-то и додумался. Но почему данный народ по дороге к социализму должен пройтивсе стадии эволюции, если он уже знаком с идеей социализма? Можно понятьутверждение: народ не дозрел до социализма до тех пор, пока большинствовраждебно социализму и не хочет иметь с ним ничего общего.

    Однако трудно понять, почему "нельзя с определенностью утверждать", что времяуже приспело, "когда пролетариат образует большинство народа и когда этобольшинство проявляет волю к социализму" [321*]. Разве не логичноутверждение, что Мировая война отбросила назад развитие и тем самым затормозилапродвижение к социализму? "Социализм, т. е. общее благосостояние на уровнесовременной цивилизации, становится возможным только благодаря громадномуразвитию производительных сил, которое принес капитализм, благодаря непомерностисозданного капитализмом и сосредоточенного в руках класса капиталистовбогатства. Государство, которое растрачивало это богатство на бессмысленнуюполитику, такую, как безуспешные войны, не создает благоприятных условий дляскорейшего распространения благосостояния среди всех классов"[322*]. Но, конечно же, те, кто верит вспособность социализма умножить производительные силы, видят в военныхразрушениях еще одну причину для ускорения его прихода.

    На это Маркс отвечает: "Ни одна общественная формация не погибает раньше, чемразовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора,а новые, более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше,чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старогообщества" [323*]. Но этот ответпредполагает, что то, что следовало продемонстрировать, уже доказано:социалистическое производство будет более производительным, и социалистическоепроизводство есть "высший этап", т. е. соответствует более высокой стадииобщественного развития.

    6. Теория классовой борьбы и истолкование истории

    Сегодня почти всеобщей стала уверенность, что история ведет к социализму. Отфеодализма через капитализм к социализму, от господства аристократии черезгосподство буржуазии к пролетарской демократии -- примерно так люди представляютсебе неизбежное развитие. К обетованию о том, что социализм есть нашанепременная судьба, многие относятся с радостью, другие принимают его ссожалением, и только немногие мужественные души -- с сомнением. Эта схемаэволюции была известна и до Маркса, но только Маркс развил ее и сделалпопулярной. Кроме того, Маркс сумел встроить ее в философскую систему.

    Изо всех великих систем немецкой идеалистической философии только системыШеллинга и Гегеля оказали прямое и устойчивое воздействие на формированиеотдельных наук. Из Шиллинговой философии природы выросла спекулятивная школа,некогда столь превозносимая и уже давно позабытая. [283] Гегелевская философияистории месмеризировала целое поколение немецких историков. [284]Люди по гегелевским рецептам писали всеобщую историю, историю философии, историюрелигии, историю права, историю искусства, историю литературы. Эти произвольныеи зачастую эксцентричные эволюционные гипотезы также позабыты. Школы Шеллинга иГегеля довели философию до полного ничтожества и лишили ее уважения, реакцией начто стало отрицание в естественных науках всего, кроме экспериментов илабораторных анализов. Гуманитарные науки отклоняют все, что не является сбороми обзором источников. Наука ограничила себя исключительно сферой "фактического"и отвергла всякий синтез как ненаучную деятельность. Импульс к тому, чтобы ещераз пронизать науку духом философии, должен был прийти со стороны -- из биологиии социологии.

    Из всех созданий гегелевской школы только марксистская теория общества былаобречена на долгую жизнь. Но ее место было за пределами науки. Идеи Маркса какуказующие направление исторических исследований оказались совершеннонесостоятельными. Все попытки написать историю в соответствии с Марксовой схемойпровалились. Исторические работы ортодоксальных марксистов, как Каутский иМеринг, не дали ничего нового и оригинального. [285] Это оказался только пересказ результатов, добытыхдругими, попытка увидеть мир через очки марксизма. Но при этом влияниемарксистских идей распространяется далеко за пределы круга ортодоксальныхмолодых последователей. Многие историки, которые в политическом отношении никакне являются марксистскими социалистами, очень близки к этим идеям в своемпонимании философии истории. Но как раз влияние Маркса вносит путаницу в ихработы. Использование таких неопределенных выражений, как "эксплуатация","стремление капитала к прибавочной стоимости" и "пролетариат", затуманивает взори мешает беспристрастной оценке материала. Идея, что вся история есть простоподготовка к социалистическому обществу, толкает историков к искаженномутолкованию источников.

    Представление, что господство пролетариата должно прийти на смену господствубуржуазии, основывается большей частью на том обозначении сословий и классов,которое распространилось после французской революции. Люди назвали французскуюреволюцию и те изменения, которые она принесла в разные государства Европы иАмерики, освобождением третьего сословия и полагали при этом, что теперь насталаочередь четвертого сословия. Здесь важно не проглядеть тот факт, что пониманиепобеды либеральных идей как классового триумфа буржуазии и толкование эпохифритредерства как эпохи господства буржуазии предполагают, что все элементысоциалистической теории общества уже доказаны. Но здесь перед нами немедленновозникает другой вопрос: следует ли считать, что то самое четвертое сословие,чей черед, как предполагается, уже наступил, и есть именно пролетариат? Не будетли столь же или еще более оправданным видеть в нем крестьянство? Маркс, конечно,не мог сомневаться по этому поводу. Он считал решенным делом, что в сельскомхозяйстве малые фермы будут вытеснены крупными предприятиями, а безземельныекрестьяне станут батраками латифундистов. Теперь, когда теория онеконкурентоспособности среднего и мелкого крестьянства давно похоронена,возникает проблема, на которую марксизм ответить не может. Протекающая на нашихглазах эволюция позволяет предположить, что господство должно перейти скорее нек пролетариату, а к крестьянству [324*].

    Но и здесь решение должно основываться на суждении об эффективности двухсоциальных порядков: капиталистического и социалистического. Если капитализм неявляется порождением ада, как это представляется в социалистических карикатурах,если на деле социализм не является идеальным обществом, как это утверждаютсоциалисты, тогда вся доктрина рушится. Дискуссия все время возвращается к тойже точке, к фундаментальному вопросу: действительно ли социализм обещает болеевысокую производительность общественного труда, чем капитализм?

    7. Итоги

    Раса, национальность, гражданство, принадлежность к сословию -- все этонепосредственно влияет на действия людей. Вопрос о том, объединяет ли партийнаяидеология всех людей одной расы или одной национальности, всех граждангосударства или членов сословия, не имеет значения. Сам факт существования рас,наций, государств или сословий в определенном смысле направляет действия людей,принадлежащих к данной группе, даже в отсутствие идеологии, общей для группы. Намышление и действия немца воздействует тот духовный склад, который он приобрелкак член немецкой языковой общности. И здесь неважно, влияет ли на негоидеология националистической партии. Будучи немцем, он мыслит и действует иначе,чем румын, мышление которого определяется историей румынского, а не немецкого,языка.

    Идеология националистической партии есть фактор, вполне независящий от фактапринадлежности к данной нации. Различные взаимно противоречивыенационалистические партийные идеологии могут конкурировать и сражаться за душуиндивидуума; в то же время может и вовсе не существовать националистическойидеологии. Партийная идеология всегда извне привносится в уже существующиесоциальные группы и особым образом изменяет поведение их членов. Общественноебытие не формирует в головах людей адекватные партийные доктрины. Партийныепозиции всегда определяются теоретическими представлениями о том, что естьблаго. При некоторых обстоятельствах общественная жизнь может делать человекапредрасположенным к определенной идеологии, а партийные доктрины порой обладаютсвойством привлекать членов определенных общественных групп. Но следует всегдаотличать идеологию от данного в общественном и природном бытии.

    Общественное бытие само по себе идеологично, хотя бы в той степени, в какойоно есть продукт воли и разума человека. Материалистическая концепция историиглубоко заблуждается, когда полагает, что жизнь общества не зависит от мысли.

    Если положение индивидуума в экономической жизни рассматривать как егоклассовое положение, тогда все вышесказанное относится и к классам. Но и здесьнужно различать, как влияет на человека его классовое положение и как на него жевлияет политическая идеология. На жизнь банковского клерка воздействуетзанимаемое им положение в обществе. Но заключит ли он, что ему следуетоправдывать капитализм или, напротив, что ему следует проповедовать социализм,определяется тем, какие идеи властвуют над ним.

    Если понимать классы по-марксистски, как троичное деление общества наземлевладельцев, капиталистов и рабочих, это понятие потеряет всякуюопределенность. Оно обращается в фикцию, нужную лишь для оправданияпартийно-политической идеологии. Так же и понятия "буржуазия", "рабочий класс","пролетариат" вполне фиктивны, а их познавательная ценность зависит от теории,которая их использует. Эта теория -- марксистская доктрина, утверждающаянеразрешимость классовых противоречий. Если мы сочтем эту теорию неприемлемой,тогда никакие классовые различия и классовые противоречия в марксистском смыслепросто не существуют. Если мы докажем, что при правильном понимании интересывсех членов общества не конфликтуют между собой, тем самым мы не толькоотвергнем как необоснованную марксистскую идею противоречия интересов, но ипризнаем лишенным всякой ценности самое понятие "класс", как оно фигурирует вмарксистской теории. Ведь только в рамках этой теории имеет смысл классификациячленов общества как капиталистов, землевладельцев и рабочих. Вне этой теории этостоль же бесцельно, как и соединение всех блондинов или всех брюнетов, -- развечто мы вслед за некоторыми теоретиками расы решим, что цвет волос имеет особуюважность как внешний признак или как конституциональное свойство.

    Положение индивидуума в системе разделения труда влияет на весь образ егожизни, на мышление и отношение к миру. Во многом это верно также и относительноразличий в положении индивидуумов в общественном производстве. Предприниматели ирабочие мыслят по-разному, поскольку навыки ежедневного труда вырабатывают у нихразный взгляд. Предприниматель на все смотрит, в общем и в целом, рабочийобращает внимание на частности и мелочи [325*].Первый приучается мыслить и действовать масштабно, второй остается в пленумелких забот. Эти факты, конечно, важны для понимания общественных условий, ноиз них не следует, что социалистическая концепция класса может служитькаким-либо полезным целям. Ведь эти различия не связаны каким-либо простым иединственным образом с положением в процессе производства. Способ мышлениямалого предпринимателя ближе к мышлению рабочего, чем к умственным навыкамкрупного инвестора; получающий жалованье менеджер большого предприятия ближе постилю мышления к предпринимателю, чем к рабочему. Во многих отношениях различиемежду богатым и бедным полезнее для понимания изучаемых нами общественныхусловий, чем различие между предпринимателем и рабочим. Уровень дохода в большейстепени, чем отношение человека к факторам производства, определяет уровеньжизни. Его положение как производителя делается важным лишь постольку, посколькуоно влияет на уровень его дохода.

    Глава XXI. Материалистическая концепция истории

    1. Мышление и бытие

    Фейербахом было сказано: "Мышление исходит из бытия, а не бытие из мышления"[326*]. Этозамечание, которое должно было означать всего лишь отрицание гегелевскогоидеализма, превратилось в знаменитый афоризм: "человек есть то, что он ест"("Der Mensch ist was er isst") [327*] --пароль материализма, как он представлен Бюхнероми Молешоттом. Фогт усилил тезис материализма, защищая высказывание: "Мысльнаходится примерно в таком же отношении к мозгу, как желчь к печени или моча кпочкам" [328*]. [286] Тот же наивный материализм, то же пренебрежениевсеми трудностями и попытки полностью и просто разрешить основную проблемуфилософии, сводя все духовное к материальному, обнаруживается в экономическойконцепции истории Маркса и Энгельса. Название "исторический материализм" верноотражает природу теории; здесь преднамеренно и остро подчеркиваетсяэпистемологическая однородность [287]с воззрениями современного основоположникам материализма [329*].

    Согласно материалистической концепции истории общественное бытие определяетсознание. Эта доктрина выступает в двух различных версиях, существенным образомпротиворечащих друг другу. Одна объясняет мышление как простое и прямоеотражение экономического окружения, производственных отношений, при которыхживут люди. Согласно этой версии не существует истории науки и истории отдельныхнаук как самостоятельного ряда развития, потому что ни постановка проблем, ни ихразрешение не являются поступательным интеллектуальным процессом, а простоотражают соответствующие общественные производственные отношения. По словамМаркса, Декарт [288] видит вживотном машину, поскольку "смотрит на дело глазами мануфактурного периода, вотличие от средних веков, когда животное представлялось помощником человека, --как позже -- и господину Галлеру [289] в его"Restauration der Staatswissenschaft". [330*] Из этого отрывка ясно, что производственныеотношения рассматриваются как нечто независимое от человеческого сознания. Они всвою очередь "соответствуют определенной ступени развития их материальныхпроизводительных сил" [331*], или,другими словами, "определенной ступени развития этих средств производства иобмена" [332*]. Производительные силы, средстватруда находят выражение в определенном устройстве общества [333*]. "Технология вскрывает активное отношение человека кприроде, непосредственный процесс производства его жизни, а вместе с тем и егообщественных условий жизни и проистекающих из них духовных представлений"[334*]. Похоже, что Марксуникогда не приходило в голову, что производительные силы сами являются продуктомчеловеческой мысли, и попытка представить мысль как их порождение просто заводитв порочный круг. Маркс был просто заколдован словом-фетишем "материальноепроизводство". Материальное, материалистическое, материализм были моднымифилософскими словечками в его время, и он не смог избежать их влияния. Онполагал своей основной задачей как философа устранить "недостатки абстрактногоестественнонаучного материализма, исключающего исторический процесс"; емуказалось, что он различает эти недостатки в "абстрактных и идеологическихпредставлениях его защитников, едва лишь они решаются выйти за пределы своейспециальности". По этой причине он характеризует свои процедуры как "единственноматериалистический, а, следовательно, единственно научный метод"[335*].

    Согласно второй версии материалистической концепции истории мысльопределяется классовыми интересами. Маркс говорит о Локке [291], чтоон "представлял новую буржуазию во всех ее формах -- промышленников противрабочих и пауперов, коммерсантов против старомодных ростовщиков, финансовуюаристократию против государственных должников... и даже доказывал в одном своемсочинении, что буржуазный рассудок есть нормальный человеческий рассудок"[336*]. По мнению Меринга, самого плодовитого из марксистскихисториков, Шопенгауэр -- "философ испуганного мещанства ... со свойственной емупронырливостью, своекорыстием и злословием является духовной копией буржуазии,которая, испуганная шумом оружия, дрожала, как осиновый лист, думала только освоей ренте и бежала от идеалов своей величайшей эпохи, как от чумы"[337*]. [293] В Ницше он видит "философа крупнойбуржуазии" [338*]. [294]

    В его экономических суждениях этот подход проявляется с особой отчетливостью.Маркс первым разделил экономистов на буржуазных и пролетарских, и только посленего это деление было подхвачено этатистами. Гельд объясняет теорию рентыРикардо просто "ненавистью богатых капиталистов к владельцам земли" и полагает,что всю теорию стоимости Рикардо следует оценивать только "как попыткуоправдать, прикидываясь защитником естественных прав, господство и прибыликапитализма" [339*]. [295] Лучший способ опровергнуть эту идею --напомнить, что вся экономическая теория Маркса вышла из школы Рикардо. [296] Все основные элементы ее заимствованы всистеме Рикардо, где был взят также и методологический принцип разделения теориии политики и исключения морализаторского подхода [340*]. В политикеклассическая экономическая теория была использована как для защиты, так и длянападок на капитализм, как для оправдания, так и для отрицания социализма. [297]

    Марксизм использовал те же методы по отношению к современной субъективнойэкономической теории. Не в силах противопоставить ей хотя бы единое словоубедительной критики, марксисты пытались заклеймить ее как "буржуазнуюэкономическую науку". [341*] Чтобы показать, что субъективная школа не есть "апологетикакапитализма", достаточно указать на социалистов, приверженных теориисубъективной ценности. [342*] [299] Развитие экономической теории есть интеллектуальныйпроцесс, не зависящий от предполагаемых классовых интересов экономистов, и он неимеет ничего общего с поддержкой или отрицанием каких бы то ни было общественныхустановлении. Любой научной теорией можно злоупотребить для политических целей,но не политики создают теории для поддержки преследуемых ими целей. [343*] Идеи современного социализма возникли не в пролетарских мозгах.Их создали интеллектуалы, сыновья буржуа, а не поденщиков. [344*] Социализм завоевал не только рабочих -- онимеет тайных и явных сторонников даже в среде имущих классов.

    2. Наука и социализм

    Абстрактная мысль не зависит от желаний, лелеемых мыслителем, и от целей, ккоторым он стремится. [345*] Когда говорят, что экономика воздействует на мышление, то всевыворачивают наизнанку. Экономика, как и всякое рациональное действие, зависитот мысли, а не мышление от экономики.

    Если согласиться, что направление мышлению указывают классовые интересы, врасчет надо будет принимать только осознанные классовые интересы. Но осознаниеклассового интереса есть уже результат мышления. Говорит ли нам мышление, чтоклассовые интересы различны или что интересы всех классов общества гармонируют,процесс мышления в любом случае должен предшествовать классовому влиянию намышление.

    Только пролетарское мышление марксизм полагает истинным, имеющим непреходящуюценность, свободным от всех ограничений классового эгоизма. Будучи одним изклассов, пролетариат должен, преодолевая границы классового эгоизма, отражатьинтересы всего человечества, устраняя деление общества на классы. Подобным жеобразом пролетарское мышление содержит не относительные, классово ограниченныеидеи, но абсолютную истину чистой науки, которая даст плоды в будущемсоциалистическом обществе. Иными словами, только марксизм является наукой. То,что исторически предшествовало марксизму, можно назвать предысторией науки.Догегелевских философов марксизм почитает примерно так же, как христианство --ветхозаветных пророков, а сам Гегель занимает место Иоанна Крестителя поотношению к Спасителю. [301] После явления Маркса, следовательно, вся истина покоится вмарксизме, а все остальное -- сплошной обман и капиталистическая апологетика.

    Это очень простая и ясная философия, а в руках последователей Маркса онастала еще проще и ясней. Для них наука и марксистский социализм тождественны.Наука есть толкование слов Маркса и Энгельса. В качестве доказательства служатцитаты и изложения их высказываний, то и дело сыплются обвинения в незнании их"Писания". Возник настоящий культ пролетариата. Энгельс говорит: "Только в средерабочего класса продолжает теперь жить, не зачахнув, немецкий интерес к теории.Здесь уже его ничем не вытравишь. Здесь нет никаких соображений о карьере, онаживе и о милостивом покровительстве сверху. Напротив, чем смелее и решительнеевыступает наука, тем более приходит она в соответствие с интересами истремлениями рабочих" [346*]. Согласно Теннису, "только пролетариат, т. е. еголитературные представители и лидеры", присоединяется "принципиально к научномумировоззрению со всеми выводами из него" [347*]. [302]

    Чтобы верно оценить эти бесцеремонные утверждения, нужно лишь припомнитьотношение социалистов ко всем достижениям науки в последние десятилетия. Когдапримерно четверть века назад марксистские авторы попытались очистить партийноеучение от самых нелепых ошибок, была организована охота на еретиков радисохранения чистоты системы. [303]Ревизионизм спасовал перед ортодоксией. В марксизме нет места для свободноймысли.

    3. Психологические предпосылки социализма

    Согласно марксизму в капиталистическом обществе пролетариат неизбежно мыслитсоциалистически. Но почему это так? Легко понять, почему социалистическая идеяне могла распространиться до появления крупных предприятий в промышленности, натранспорте, в добывающей промышленности. До тех пор пока можно было рассчитыватьна перераспределение материальной собственности богатых, не было нуждыизобретать другие способы обеспечения равенства доходов. Только когда развитиеразделения труда привело к образованию больших, безусловно, неделимыхпредприятий, возникла потребность в социалистических методах обеспеченияравенства. Хотя так можно объяснить, почему в капиталистическом обществе неможет больше быть и разговоров о "переделе", это все же еще не ответ на вопрос,почему социализм должен быть политикой пролетариата.

    В наши дни мы принимаем за данное, что рабочий люд должен мыслить идействовать по-социалистически. Но к этому нас привело предположение, что, либосоциализм есть наиболее благоприятная для пролетариата форма общественной жизни,либо пролетарии, по крайней мере, верят в это. Первая альтернатива ужеобсуждалась на этих страницах. Перед лицом бесспорного факта, что социализм,имея немало сторонников в иных классах общества, наиболее распространен средирабочих, остается выяснить, почему рабочий в силу занимаемого им положениянаиболее отзывчив к социалистической идеологии.

    Демагогическая лесть социалистических партий наделяет современногокапиталистического рабочего всеми совершенствами ума и характера. Возможно, чтотрезвое и менее предвзятое исследование могло бы привести к другим выводам. Нотакого рода исследования можно спокойно оставить партийным литераторам различныхнаправлений. Они не имеют ценности ни для познания социальных условий вообще, нидля социологии партийных движений в частности. Наша проблема в ином: почемуположение рабочего в процессе производства делает его податливым к внушению, чтосоциалистические методы производства не только возможны в принципе, но и что онибудут рациональней капиталистических?

    Ответ прост. Рабочий большого или среднего капиталистического предприятия незнает ничего о связях между отдельными этапами производства и экономическойсистемой в целом. Его горизонт как рабочего и производителя ограниченоперациями, которые он выполняет. Отсюда уверенность, что он один естьпроизводительный член общества, а все остальные -- инженеры, мастера,предприниматели, словом, кто не стоит у станка и не переносит грузы, -- этопаразиты. Даже банковский клерк убежден, что он один производительно трудится вбанке, что он один приносит прибыль заведению, что управляющий, которыйзаключает сделки, излишен и его можно легко и без потерь заменить. В силу своегоположения рабочий не может видеть, как движется мир. Он может это понять тольков результате упорных размышлений с помощью книг, но не из собственногопроизводственного опыта. Как средний человек из своего ежедневного опыта можетсделать только вывод, что солнце движется вокруг земли с востока на запад, так ирабочий из своего опыта не в силах получить истинное знание о природе ифункционировании экономики.

    И вот к этому экономически невежественному человеку приходит социалистическаяидеология и взывает:

    "Труженик, творец, воспрянь!
    На свою на силу глянь:
    Лишь захочешь -- в миг один
    Остановишь ход машин".
    ((Гервег)[304])

    Что же будет удивительного, если, опьянев от иллюзии власти, он последуетэтим советам? Социализм есть соответствующее душе рабочего выражение принципанасилия, как империализм соответствует душе чиновника и солдата.

    К социализму массы притягивает не то, что действительно отвечает ихинтересам, а то, что представляется им отвечающим этим интересам.

    Раздел II. Концентрация капитала и образование монополий как предпосылки социализма

    Глава XXII. Постановка проблемы

    1. Марксистская теория концентрации

    Маркс стремился экономически обосновать идею неизбежности эволюции в сторонусоциализма, и продемонстрировать эту неизбежность должна была неуклоннаяконцентрация капитала. Капитализм преуспел в деле изъятия частной собственностина средства производства у рабочих; он завершил "экспроприацию непосредственныхпроизводителей". Как только это было сделано, "дальнейшее обобществление труда,дальнейшее превращение земли и других средств производства в общественноэксплуатируемые и, следовательно, общие средства производства и связанная с этимдальнейшая экспроприация частных собственников приобретают новую форму. Теперьэкспроприации подлежит уже не работник, сам ведущий независимое хозяйство, акапиталист, эксплуатирующий многих рабочих. Эта экспроприация совершается игройимманентных законов самого капиталистического производства, путем централизациикапиталов. Один капиталист побивает многих капиталистов". Одновременно с этимидет процесс социализации производства. Число "магнатов капитала" непрерывноуменьшается. "Централизация средств производства и обобществление трудадостигают такого пункта, когда они становятся несовместимыми с ихкапиталистической оболочкой. Она взрывается. Бьет час капиталистической частнойсобственности. Экспроприаторов экспроприируют". Это есть процесс экспроприациинемногих узурпаторов массой всего народа, "превращение капиталистической частнойсобственности, фактически уже основывающейся на общественном процессепроизводства, в общественную собственность" -- процесс гораздо менее "долгий,трудный и тяжелый", чем был в свое время процесс превращения "основанной насобственном труде раздробленной частной собственности отдельных личностей вкапиталистическую" [348*].

    Маркс придает своим утверждениям диалектическую форму: "Капиталистическаячастная собственность есть первое отрицание индивидуальной частнойсобственности, основанной на собственном труде. Но капиталистическоепроизводство порождает с необходимостью естественного процесса свое собственноеотрицание. Это -- отрицание отрицания. Оно восстанавливает не частнуюсобственность, а индивидуальную собственность на основе достиженийкапиталистической эры: на основе кооперации и общего владения землей ипроизведенными самим трудом средствами производства" [349*]. Еслиотбросить диалектические завитушки, то останется все то же: концентрацияпредприятий, производства и богатства неизбежна (Маркс не различает эти триявления и, совершенно явно, воспринимает их как тождественные). Концентрацияприведет, в конце концов, мир к социализму, т. е. к состоянию единогогигантского предприятия, которым общество будет с легкостью управлять; но покадело идет к этой стадии, "растет и возмущение рабочего класса, который постоянноувеличивался по своей численности, который обучается, объединяется иорганизуется механизмом самого-процесса капиталистического производства"[350*].

    Для Каутского ясно, что "тенденция капиталистического производства клонится ксосредоточению средств производства, уже ставших монополией класса капиталистов,во все меньшем и меньшем числе рук. Это развитие, в конце концов, ведет к тому,что все средства производства данной нации или даже всего мирового хозяйства...сделаются частной собственностью отдельной личности или акционерного общества,которые будут распоряжаться ими по своему произволу, весь хозяйственный механизмпревратится в одно единственное чудовищное предприятие, в котором все служат,все принадлежат одному господину. Частная собственность на средства производстваприводит в капиталистическом обществе к тому, что все лишаются собственности, заисключением одного человека. Она ведет, следовательно, к своему собственномуупразднению, к лишению всех собственности и к порабощению всех". К этомусостоянию мы все быстро движемся -- "быстрее, чем кажется большинству". Конечно,нам говорят, что дело не зайдет так далеко. "Ведь даже приближение к такомусостоянию должно довести все страдания, противоположности и противоречия вобществе до такого предела, что они станут невыносимыми и, если развитиюзаблаговременно не будет дано другое направление, общество выйдет из своей колеии рухнет" [351*].

    Следует отметить, что согласно этому подходу переход от "развитого"капитализма к социализму должен совершиться только в результате стихийныхвыступлений масс. Массы убеждены, что существующее зло порождается частнойсобственностью на средства производства. Они верят, что социалистическаяорганизация производства должна улучшить их положение. Значит, их действия будутнаправляться теоретическими представлениями. Согласно историческомуматериализму, однако, сама эта теория должна быть неизбежным результатомопределенной организации производства. Здесь перед нами еще один пример того,как марксизм движется по кругу, когда пытается доказать свои утверждения.Определенные условия должны возникнуть, поскольку к этому ведет развитие;развитие приводит к этим результатам, поскольку это диктуется сознанием; носознание определяется бытием. Это бытие, однако, не может быть не чем иным, каксуществующими общественными отношениями. Из сознания, определяемогосуществующими отношениями, выводится необходимость других отношений.

    Есть два возражения, перед которыми беззащитна вся эта цепь умозаключений.Она не в состоянии противостоять тем, кто, пользуясь той же по существуаргументацией, рассматривает мышление как первичное, а общественное бытие какпроизводное. Точно так же эта цепь рассуждений ничего не может противопоставитьвозражению, что будущие условия вполне могут быть неверно понятыми и врезультате то, что сегодня представляется столь желательным, может оказатьсямного хуже существующих отношений. В результате мы опять подходим к дискуссии опреимуществах и недостатках различных типов общества -- как уже существующих,так и спроектированных реформаторами. Но именно эту дискуссию марксизм и хотелбы прекратить.

    Не следует думать, что марксистское учение об исторической тенденциикапиталистического накопления может быть легко верифицировано статистическимипоказателями развития предприятий, доходов и состояний. Статистика доходов исостояний просто противоречит теории концентрации. Это можно утверждать со всейопределенностью, несмотря на все несовершенство существующих статистическихметодов и все трудности, которые колебания ценности денег ставят на путиистолкования данных. С равной уверенностью можно заявить, что оборотная сторонатеории концентрации -- пресловутая теория обнищания, в которую едва ли верятдаже ортодоксальные марксисты, -- не подтверждается данными статистическихисследований [352*]. Статистика сельскохозяйственныхпредприятий также противоречит предположениям Маркса. Напротив, данные о числепредприятий в промышленности, на транспорте и в добывающей промышленности, какбудто подтверждают эти предположения. Но данные количественного учета занебольшой период времени не могут служить решающим доказательством. На короткомотрезке развитие может идти в противоположном по отношению к общей тенденциинаправлении. Поэтому лучше будет вывести статистику из игры и отказаться оттого, чтобы считать ее аргументом за или против определенной теории. Не следуетзабывать, что в любом статистическом доказательстве уже содержится теория. Цифрысами по себе ничего не могут ни доказать, ни опровергнуть. Решающее значениемогут иметь выводы, которые извлекаются из всего собранного материала. А этовсегда вопрос теории.

    2. Теория антимонопольной политики

    Теория монополии основательнее, чем марксистская теория концентрации.Согласно ей свободная конкуренция -- источник жизни общества с частнойсобственностью на средства производства -- ослабляется неуклонным ростоммонополий. Неограниченное господство частных монополий настолько невыгодно дляобщества, что у него нет другого выбора, как превратить частные монополии путемих национализации в государственную монополию. Каковы бы ни были недостаткисоциализма, он предпочтительней, чем частный монополизм. Если окажетсяневозможным противодействие тенденции к монополизации во все большем кругеотраслей, тогда частная собственность на средства производства обречена[353*].

    Очевидно, что этот приговор теории взывает к проведению исследований:во-первых, действительно ли развитие идет в направлении монополизации и,во-вторых, каково же воздействие такой монополии на экономику. Здесь нужнособлюдать величайшую осторожность. Эта доктрина появилась на свет в период,который был неблагоприятен для теоретического изучения подобных проблем. Впорядке вещей было не холодное исследование существа вопроса, а скорееэмоциональная оценка явлений. Даже аргументы такого выдающегося экономиста, какД. Б. Кларк, пронизаны распространенной тогда ненавистью к трестам. [305]Как в такой обстановке обстояло дело с высказываниями политиков, можно судить поотчету Немецкой комиссии по социализации от 15 февраля 1919 г., в котором вкачестве бесспорного преподносится утверждение, что монопольное положениенемецкой угольной промышленности "образует независимую власть, несовместимую сприродой современного государства, и не только социалистического". По мнениюкомиссии, не было необходимости "заново обсуждать вопрос, использовалась ли и докакой степени эта власть во вред остальным членам общества, потребителям ирабочим; само существование ее делает достаточно очевидной необходимость ееполной ликвидации" [354*].

    Глава XXIII. Концентрация производства

    1. Концентрация производства как оборотная сторона разделения труда

    Вместе с разделением труда автоматически происходит концентрацияпроизводства. В сапожной мастерской концентрируется производство обуви, котораяраньше изготовлялась в отдельных домохозяйствах. Поселок сапожников, сапожнаямануфактура, становится центром производства для большой области. Обувнаяфабрика, которая создается для массового производства обуви, представляет собойеще более широкое объединение производств. Основной принцип ее внутреннейорганизации, с одной стороны, заключается в разделении труда, с другой -- вконцентрации отдельных операций в особых цехах. Коротко говоря, чем сильнеерасщеплена работа, тем выше должна быть концентрация однородных операций.

    Ни по результатам цензов, проводившихся в разных странах для верификациидоктрины концентрации производства, ни по другим статистическим материалам,отражающим изменение числа предприятий, мы не можем судить о действительномсостоянии концентрации производства. То, что в этих статистических обследованияхпринимается за производственную единицу, всегда является некоторым образомединицей в юридическом и финансовом смысле, хозяйственным предприятием, но неединицей производства. Лишь иногда в таких исследованиях учитываются отдельныепроизводства, которые ведутся в рамках охватывающего их предприятия. Необходимсовершенно иной подход к понятию "производство", чем используемый в промышленнойстатистике.

    Система разделения труда обеспечивает большую производительность труда впервую очередь благодаря специализации операций и процессов. Чем чащеповторяется операция, тем выгодней использовать для нее специализированныйинструмент. Расщепление труда идет дальше, чем профессиональная специализацияили, по крайней мере, чем специализация производств. На обувной фабрикеиспользуют разнообразные частичные процессы. Вполне можно представить себе, чтокаждый процесс осуществляется на особом производстве и даже на отдельномпредприятии.

    На деле существуют фабрики, которые производят заготовки или части обуви ипоставляют их на обувные фабрики. Тем не менее, мы обычно рассматриваем операциии процессы, объединенные в рамках одной обувной фабрики, которая сама производитвсе компоненты обуви, как единое производство. Если же к обувной фабрикеприсоединяется кожевенная фабрика или цех по выпуску упаковки для обуви, мыговорим об объединении нескольких производственных единиц в общем предприятии.Это чисто историческое различение, которое нельзя объяснить ни техническимиусловиями производства, ни спецификой делового предприятия.

    Если мы принимаем в качестве производства ту совокупность процессов, котораяявляется единством, с точки зрения бизнесмена, нам следует помнить, что этоединство не является неделимым. Каждая производственная единица включаетвертикально и горизонтально объединенные процессы и операции. Следовательно,концепция производства есть концепция экономическая, а не техническая. В каждомотдельном случае она формируется под влиянием экономических, а не техническихсоображений.

    Размер производственной единицы определяется дополняемостью факторовпроизводства. Цель -- оптимальная комбинация этих факторов, т. е. такая, прикоторой может быть получен наибольший результат. Экономическое развитие толкаетпромышленность ко все большему разделению труда и вместе с тем к увеличениюразмеров отдельных производств при одновременной большей специализациипроизводственных единиц. Действительный размер производства является результатомвзаимодействия этих двух побуждений.

    2. Оптимальный размер производства в добывающей промышленности и на транспорте

    Закон пропорциональности факторов производства был впервые сформулирован длясельскохозяйственного производства и получил наименование закона убывающегодохода. Длительное время природа этого закона понималась неверно. Егорассматривали как закон, описывающий особенности сельскохозяйственнойтехнологии, и противопоставляли закону растущего дохода, который считалисправедливым для промышленного производства. С тех пор эти ошибки исправлены[355*].

    Закон оптимального сочетания факторов производства устанавливает наиболееприбыльный размер производства. Чем полнее размеры производства позволяютиспользовать все факторы производства, тем выше чистая прибыль. Это единственныйспособ оценки преимущества, получаемого при данном уровне техники однимпроизводством над другим за счет своего размера. Идея, что увеличение размеровпроизводства всегда ведет к экономии издержек, была заблуждением, вину закоторое несут Маркс и его школа, хотя отдельные замечания позволяютпредположить, что Маркс понимал истинное положение дел. Ведь всегда есть некийпредел, за которым увеличение масштабов не обеспечивает более экономногоприменения факторов производства. В принципе, то же самое может быть сказано одобывающей промышленности и сельском хозяйстве: различаются только конкретныецифры. Некоторые особенности сельскохозяйственного производства создали иллюзию,что закон убывающего дохода в основном относится к использованию земли.

    Концентрация производств есть в первую очередь объединение в одном месте.Поскольку сельское и лесное хозяйство связаны земельными пространствами, каждаяпопытка расширения размеров производства увеличивает трудности преодолениярасстояний. Таким образом, устанавливается верхний предел для размеровсельскохозяйственных и лесных производств. Из-за того, что сельское и лесноехозяйство протяженны в пространстве, концентрация производства возможна лишь доопределенного уровня. Легкомыслием было бы задаваться вопросом, который частоподнимают при обсуждении этой проблемы: какие предприятия более выгодны всельском хозяйстве -- крупные или мелкие? Этот вопрос не имеет никакогоотношения к закону концентрации производства. Даже если принять, что в сельскомхозяйстве предприятия больших размеров представляют преимущественную форму, этововсе не значит, что в этой отрасли не стоит вопрос о действии законаконцентрации производства. Наличие больших земельных владений не означаеткрупного производства. Большие поместья всегда делятся на множество ферм.

    Еще яснее это применительно к различным отраслям добывающей промышленности.Добывающая промышленность привязана к рудным месторождениям. Размер производствавсякий раз определяется тем, что допускают размеры месторождения. Производствоможет быть сконцентрированным только в той мере, в какой местоположениеотдельного месторождения делает это рентабельным. Иными словами, в добывающейпромышленности нельзя усмотреть тенденции к концентрации производства. То жесамое верно относительно транспорта.

    3. Оптимальный размер производства в обрабатывающей промышленности

    Процесс переработки сырья до известной степени не знает пространственныхограничений. Выращивание хлопка не может быть сконцентрировано, а выработканитей и пряжи -- может. Но и здесь был бы преждевременным вывод, что законконцентрации производства действует только потому, что большие размеры заводовобычно предоставляют преимущества.

    Ведь в промышленности расположение производства также имеет значение,несводимое к тому факту, что (при прочих равных, т. е. при данном уровнеразделения труда) экономическое превосходство более крупных производствсуществует лишь постольку, поскольку это соответствует закону оптимальногосочетания факторов производства, из чего следует, что расширение за пределы,которых требует эффективное использование оборудования, не приносит выгод.Каждое производство имеет некое естественное местоположение, которое, в конечномсчете, зависит от географического распределения добывающей промышленности.Невозможность сконцентрировать добывающее производство должна воздействовать наразмещение процессов переработки. Степень этого влияния зависит от издержек потранспортировке сырых материалов и готовой продукции в различных отраслях.

    Закон концентрации производства действует, следовательно, только в той мере,в какой разделение труда ведет к возникновению новых отраслей производства. Вдействительности эта концентрация есть не что иное, как оборотная сторонапроцесса разделения труда. В результате прогресса в разделении труда на местомножества однородных производств, в каждом из которых выполняется множестворазличных процессов и операций, приходит множество различающихся производств, вкаждом из которых осуществляются однородные процессы и операции. В результатечисло одинаковых производств сокращается, тогда как круг их прямых или косвенныхпотребителей растет. Если бы изготовление сырых материалов не было привязано копределенным географическим точкам, -- обстоятельство, действующее внаправлении, противоположном тенденции к разделению труда, -- в каждой отраслиобразовалось бы только одно производство. [356*]

    Глава XXIV. Концентрация предприятий

    1. Горизонтальная концентрация предприятий

    Слияние нескольких схожих независимых производств в одно предприятие можноназвать процессом горизонтальной концентрации производства. Здесь мы следуем засловоупотреблением авторов, пишущих о картелях, хотя их определения не вполнесогласуются с нашими. Если отдельные производства не сохраняют полнойнезависимости, если, например, создается единое управление или сливаютсянекоторые отделы или подразделения производств, тогда имеет место концентрацияпроизводства. Когда отдельные единицы сохраняют полную независимость во всем, заисключением главных экономических решений, мы имеем дело исключительно сконцентрацией предприятий. Типичным примером является образование картеля илисиндиката. Все остается, как было, но в зависимости от того, какой это картель-- по сбыту, по снабжению или и то, и другое, решения о покупках и продажахпринимаются централизованно.

    Если такое объединение не направлено только на подготовку к слияниюпроизводств, целью его является монополистическое господство на рынке. Тенденцияк горизонтальной концентрации предприятий имеет причиной стремление отдельныхпредпринимателей к преимуществам монополиста.

    2. Вертикальная концентрация предприятий

    Вертикальная концентрация есть объединение нескольких предприятий, одни изкоторых используют то, что производится другими. Эта терминология принята всовременной экономической литературе. Примерами вертикальной концентрацииявляются: объединение чесальных, крутильных, ткацких и красильных производств;создание типографских предприятий, включающих бумажную фабрику и газетноепроизводство; комбинирование железорудных и угледобывающих производств и т. п.

    Каждое производство представляет собой вертикальную концентрацию отдельныхопераций и оборудования. Единство производственного процесса создается врезультате того, что часть средств производства, например определенные станки,строения, аппарат управления, сосредоточена в одном месте. Такое единство местаотсутствует в вертикальной увязке предприятий. Здесь объединение созданопредпринимателем, его желанием добиться того, чтобы предприятия служили другдругу. Тот факт, что два предприятия принадлежат одному владельцу, сам по себееще недостаточен. Когда производитель шоколада владеет также и металлургическимзаводом, вертикальная концентрация не возникает.

    Вертикальная концентрация имеет целью обеспечить сбыт продукции или снабжениесырьем и полуфабрикатами -- так обычно отвечают предприниматели на вопрос о целитаких объединений. Многие экономисты удовлетворяются этим, поскольку не считаютсвоим долгом проверять высказывания "людей дела", а приняв это высказывание заистину, остается только анализировать его моральное содержание. Но хотя они иизбегают углубляться в суть, точное расследование фактов должно было бы навестиих на след. Ведь от управляющих заводов, объединенных в вертикальную структуру,часто можно услышать многочисленные жалобы. Управляющий бумагоделательнойфабрики говорит: "Я мог бы получить гораздо лучшую цену за бумагу, если бы недолжен был поставлять ее "нашей" типографии". Управляющий ткацкой фабрикиговорит: "Если бы я не должен был брать пряжу у "своих", я мог бы получать еедешевле". Такие сожаления -- факт, и совсем нетрудно понять, почему онинеизбежны в каждой вертикально интегрированной структуре.

    Если объединенные производства были по отдельности достаточно эффективны и небоялись конкуренции, вертикальное объединение им не нужно. Лучшая в отраслибумагоделательная фабрика может не тревожиться о сбыте. Типография, которая неуступает своим конкурентам, может не беспокоиться за свое положение на рынке.Эффективное предприятие продает там, где ему дают наилучшую цену, покупает там,где это выгоднее. Это значит, что вовсе не обязательно, чтобы принадлежащиеодному собственнику предприятия, каждое из которых представляет определеннуюстадию отраслевого производства, нуждались в вертикальном объединении. Толькокогда одно или другое из них оказывается неконкурентоспособным, предпринимательобращается к идее укрепить слабое союзом с сильным. Тогда он начинает смотретьна прибыли успешного дела как на источник покрытия убытков дела прогорающего.Если не считать налоговых и иных особых преимуществ, вроде тех, которые умелиизвлекать из картелизации металлургические заводы Германии, объединение не даетсовершенно ничего, кроме мнимых прибылей одного предприятия и мнимых убытковдругого.

    Количество и значение вертикально концентрированных структур чудовищнопреувеличены. В экономической жизни современного капитализма, напротив,постоянно возникают предприятия новых отраслей, а части существующих предприятийнепрерывно откалываются, дабы обрести независимость.

    Настойчивая тенденция к специализации в современной промышленностипоказывает, что направление развития противоположно вертикальной концентрации,которая (кроме тех случаев, когда она диктуется технологическими требованиями)всегда существует лишь как исключение, объяснимое особыми правовыми иполитическими условиями производства. Но даже здесь вновь и вновь происходятраспад таких объединений и восстановление независимых предприятий.

    Глава XXV. Концентрация богатства

    1. Постановка проблемы

    Тенденция к концентрации производства или к концентрации предприятий никоимобразом не равнозначна тенденции к концентрации богатства. По мере того какмасштабы производств и предприятий увеличивались, современный капитализм развилформы предпринимательства, позволяющие людям с небольшим состоянием начинатьбольшое дело. Доказательством того, что тенденции к концентрации богатства несуществует, служит количество предприятий этого типа, значение которых растетизо дня в день, в то время как независимый предприниматель почти исчез из сферытяжелой и добывающей промышленности и транспорта. История форм предприятий отsocietas unius acti до современных акционерных обществ полностьюопровергает доктрину концентрации капитала, столь произвольно заявленнуюМарксом. [306]

    Если мы хотим доказать, что бедных становится больше и они делаются всебеднее, а число богатых сокращается и они все богатеют, бесполезно ссылаться наотдаленные времена античности, столь же недоступные для нас, как Золотой век дляОвидия и Вергилия, когда различия в богатстве были будто бы меньше, чем ныне.[307] Следовало бы указатьна экономические механизмы, которые повелительно ведут дело к концентрациибогатства. Но марксисты даже не пытались сделать этого. Их теория, в которойкапитализму приписывается особая склонность к концентрации богатства, высосанаиз пальца. Попытки подобрать ей хоть какое-нибудь историческое обоснованиесовершенно безнадежны и демонстрируют нечто обратное тому, что утверждал Маркс.

    2. Возникновение состояний за пределами рыночной экономики

    Желание разбогатеть можно удовлетворить через обмен, единственно доступный вкапиталистической экономике метод, или с помощью насилия и прошений, как вмилитаристском обществе, где сильный приобретает с помощью силы, а слабый -- спомощью просьбы. В феодальном обществе собственность принадлежит сильному лишьдо тех пор, пока он может защитить ее, а собственность слабого всегда ненадежна,поскольку получена в знак милости от сильного и всегда зависит от егорасположения. Собственность слабого не имеет правовой защиты. В милитаристскомобществе, следовательно, только сила может воспрепятствовать расширениюбогатства сильных. Они могут обогащаться до тех пор, пока не наткнутся напротиводействие другого сильного человека.

    Нигде и никогда крупная земельная собственность не возникала в результатедействия экономических сил. Она всегда является результатом военных иполитических усилий. Созданная насилием, она и поддерживалась только иисключительно насилием. Как только латифундии вовлекаются в сферу действиярыночных сил, они начинают раскалываться, и так до тех пор, пока не исчезаютвовсе. Ни их возникновение, ни их существование экономически не обусловлены.Большие земельные состояния -- не результат экономического превосходства крупнойсобственности. Они возникают вследствие аннексий, совершаемых за пределами сферыобращения. "Пожелают полей, -- печалится пророк Михей, -- и берут их силою,домов, -- и отнимают их" [357*]. [308]Так возникает собственность тех, о ком говорит Исайя: "Прибавляющие дом к дому,присоединяющие поле к полю, так что другим не остается места, как будтовы одни поселены на земле" [358*].

    Внеэкономическое происхождение латифундий выявляется тем фактом, чтосоздавшая их экспроприация земель, как правило, ничего не меняла в способепроизводства. Прежние владельцы в новом статусе продолжали вести хозяйство насвоем клочке земли.

    Крупная земельная собственность может быть создана также и дарением. Именнотак приобрела громадные свои владения церковь при франкских королях. Не позднееVIII века эти латифундии попали в рука знати: согласно прежней теории -- врезультате секуляризации земли, проведенной Карлом Мартеллом и его наследниками,а согласно новейшим исследованиям вследствие "наступления служилой аристократии"[359*]. [309]

    Что в рыночной экономике трудно поддерживать существование латифундий,показывают попытки подвести под них правовые основы в виде семейногофидеикомисса и сопутствующие правовые установления вроде английского майората.[310] Целью фидеикомисса было сохранение крупной земельнойсобственности, поскольку никаким другим способом это не удавалось. Закон онаследовании изменяется, залог и отчуждение земель запрещаются, и государствоназначает тех, кто должен надзирать за неделимостью и неотчуждаемостьюсобственности, чтобы не угас блеск старинных семей. Если бы экономическиеобстоятельства благоприятствовали непрерывной концентрации земельнойсобственности, такие законы были бы не нужны. Тогда бы законодательство былоозабочено тем, как не допустить формирования латифундий, а не тем, как ихсохранить. Но о таких законах история права не знает ничего. Законы против сносакрестьянских дворов, против огораживания пахотных земель и т. п. были направленыпротив процессов, происходивших вне сферы рынка, т. е. против насилия. [311] Вводимыезаконом ограничения "праву мертвой руки" -- того же типа. [312]Земли "мертвой руки", защищенные почти таким же законом, что и фидеикомисс,прирастают не в силу экономического развития, но через благочестивые даяния.

    В настоящее время наивысшая концентрация богатства характерна как раз всельском хозяйстве, где концентрация производств невозможна, а концентрацияпредприятий экономически бессмысленна, где крупные хозяйства экономическиуступают средним и мелким и не выдерживают свободной конкуренции с ними.Концентрация собственности на средства производства никогда не была выше, чем вовремена Плиниев, когда половина провинции Африка была собственностью шестичеловек, или во времена Меровингов, когда большая часть французских земельпринадлежала церкви. [313] И ни в одной части света нетболее раздробленной земельной собственности, чем в капиталистической СевернойАмерике.

    3. Образование состояний в рыночной экономике

    Первоначально утверждение об одновременном росте богатства на одной стороне ибедности на другой не было никоим образом сознательно связано с какой-тоэкономической теорией. Сторонники этого воззрения основывались на личныхвпечатлениях о социальных отношениях. На суждение наблюдателей влиялопредставление, что сумма богатства в обществе всегда есть величина постоянная,так что если кому-то стало принадлежать больше, то другим должно принадлежатьменьше [360*]. В каждом обществе появление новых богачей и новых бедняков всегдабросается в глаза, тогда как медленное истощение старых состояний и медленныйподъем малообеспеченных слоев остаются незамеченными менее внимательнымнаблюдателем, который в результате приходит к незрелому выводу, оченьпопулярному у социалистов: "Богачи богатеют, а бедняки беднеют".

    Нет нужды в обстоятельных доказательствах того, что действительностьполностью расходится с этим утверждением. Совершенно необоснованнопредположение, что в обществе, основанном на разделении труда, богатство однихпредполагает бедность других. Это верно при определенных условиях длямилитаристских обществ, не знающих разделения труда, но неверно длякапиталистического общества. Точно так же выводы, основанные на беглом взглядена узкий участок общественной жизни, не могут служить достаточнымдоказательством теории концентрации богатства.

    У иностранца, приезжающего в Англию с хорошими рекомендациями, есть отличныевозможности для наблюдения за богатыми и знатными семьями и их образом жизни.Если он из любознательности или из чувства долга стремится сделать своепутешествие чем-то большим, чем увеселительная поездка, он может поглядеть намастерские крупных предприятий. Для непрофессионала в этом нет ничегоинтересного. Сначала шум, дым, суета поражают посетителя, а после знакомства сдвумя-тремя фабриками зрелище делается однообразным. Но при коротком визитетакой способ изучения социальных отношений может оказаться привлекательным.Прогулка по трущобам в Лондоне или любом другом большом городе оказывает вдвоебольшее воздействие на наблюдателя, если совершается в промежутке между обычнымиразвлечениями. Так посещение жилищ бедняков стало непременной частью маршрутазнакомящихся с Англией туристов с континента. Именно здесь будущиегосударственные деятели и экономисты получают представление о том, какпромышленность действует на жизнь масс, и эти впечатления делаются пожизненнойосновой взглядов этих людей. Турист возвращается домой с убеждением, чтопромышленность обогащает немногих за счет массы. Когда позднее ему приходитсяговорить или писать о социальном значении промышленности, он не забывает описатьнищету и убожество трущоб, подчеркивая самые болезненные детали, зачастую сболее или менее сознательным преувеличением. Но изображенная им картина неговорит нам ничего, кроме того, что одни люди бедны, а другие богаты. Чтобы этознать, нет нужды в отчетах людей, которые видели страдания собственными глазами.И без них мы знали, что капитализм еще не уничтожил всю нищету в мире. Имследовало бы доказать, что число богатых людей все более сокращается, при томчто отдельные богачи делаются все богаче, а число и нищета бедняков растут. Длядоказательства этого, однако, нужна теория развития экономики.

    Попытки статистической демонстрации того, что нищета массы и богатствосужающегося круга богачей растут, ничуть не лучше прямой апелляции к чувствампублики. Имеющиеся у статистиков оценки денежного дохода бесполезны из-заизменения покупательной способности денег. Одного этого факта достаточно, чтобыпоказать, что мы не можем арифметически сопоставлять распределение дохода вразные годы. А там, где нельзя свести к единому выражению ценность различныхблаг и услуг, из которых слагаются доходы и состояния, нельзя построить наосновании статистики доходов и капитала ряды показателей для историческогосравнения.

    Внимание социологов часто обращается к факту, что буржуазное богатство, т. е.богатство, не вложенное в землю и месторождения полезных ископаемых, редкосохраняется в одной семье на длительное время. Буржуазные семьи поднимаются изнизов к богатству иногда настолько быстро, что человек за несколько летпревращается из сражающегося с нуждой в одного из богатейших людей своеговремени. История современных состояний полна рассказами о нищих парнях, ставшихмиллионерами. Но мало сказано о разорении состоятельных семей. Обычно этопроисходит не настолько быстро, чтобы поразить внимание случайного наблюдателя,но детальное исследование открывает, что этот процесс повсеместен. Торговые ипромышленные состояния редко удерживаются в семье дольше, чем на 2--3 поколения,разве что в тех случаях, когда их инвестируют в землю [361*]. Тогда онистановятся земельной собственностью и тем самым выпадают из делового оборота.

    В противоположность тому, что думают наивные социальные и экономическиемыслители, капитал не является вечным источником доходов. Получение прибыли, т.е. способность капитала к самовоспроизведению, вовсе не является самоочевиднымсвойством, априорно предопределенным самим фактом его существования.Производительные блага, из которых и состоит капитал, исчезают в производстве, ана их место приходят другие, в конечном счете, потребительские, блага, изценности которых и должен быть воссоздан капитал. Это возможно только когдапроизводство было успешным, т. е. когда получена ценность большая, чемизрасходована. Не только получение прибыли, но и воспроизводство капиталапредполагает успешность процесса производства. Получение прибыли на капитал исохранение капитала -- это всегда следствие счастливо проведенной спекуляции. Вслучае неудачи инвестор теряет не только доход, но и исходные вложения. Следуеттщательно различать капитальные блага и такой производственный фактор, какприрода. В сельском и лесном хозяйстве исходные природные силы земли сохраняютсядаже при полной неудаче, плохое управление неспособно их разрушить. Они могутутратить ценность в результате изменения спроса, но не могут потерятьспособности производить. В перерабатывающей промышленности это не так. Здесьможно утратить все: и корни, и крону. Производство должно непрерывно пополнятькапитал. Отдельные инвестиционные блага имеют ограниченный срок жизни;сохранение капитала требует постоянных реинвестиций в производство. Чтобысохранять собственность на капитал, его нужно изо дня в день зарабатыватьзаново. В конечном счете, такое богатство вовсе не является источником дохода,которым можно наслаждаться в праздности.

    Попытки опровергать эти аргументы, указывая на постоянный доход от "хороших"капиталовложений, -- ошибочны. Ведь чтобы вложения были "хорошими", они должныбыть результатом успешной спекуляции. Арифметические фокусники любят вычислятьсуммы, которые можно было бы получить из одного пенни, вложенного под сложныепроценты во времена Христа. Результат настолько поразителен, что остается толькоспросить: почему не нашлось ни одного умника, который бы так и поступил, чтобыобогатить свое семейство? Помимо всяких других препятствий такому вложениюденег, отметим главное -- каждое вложение капитала сопряжено с риском полностьюили частично утратить исходную сумму. Это верно не только дляпредпринимательских инвестиций, но также и для вложений капиталиста, которыйссужает предпринимателю и тем самым делается полностью зависимым от его удачи.Его риск меньше, поскольку он дает деньги под залог той собственностипредпринимателя, которая не участвует в данном вложении, но, по сути, онрискует, как и предприниматель. Ссужающий деньги также может потерять своесостояние, и нередко теряет его. [362*]

    Надежное навеки помещение капитала невозможно. Каждая инвестиция спекулятивна-- ее успех не может быть предвиден с абсолютной точностью. Если быпредставления о капиталовложениях были почерпнуты из сферы бизнеса,предпринимательства, не могла бы возникнуть даже идея о "вечном игарантированном" доходе на капитал. Представления о вечности и гарантированностипорождены земельной рентой и доходами от государственных ценных бумаг. Онисоответствуют действительным отношениям, когда закон признает опекаемыми тольковложения в землевладение или в рентные бумаги, обеспечиваемые землевладениемлибо выпущенные государством или другими публичными корпорациями.Капиталистическое предприятие не знает гарантированного дохода и гарантиисостояния. Правила наследования вроде майората -- за пределами сельского илесного хозяйства и эксплуатации рудных богатств они не имеют смысла.

    Но если капитал сам по себе не растет, если только для его поддержания, неговоря уже об извлечении прибыли и возрастании, постоянно нужны успешныеспекуляции, не может быть и вопроса о тенденции к росту богатства. Состояния немогут расти сами по себе -- кто-то должен их взращивать. [363*] Для этого нужна успешная деятельность предпринимателя.Капитал воспроизводит себя, приносит плоды и возрастает только до тех пор, покапродолжаются Успешные и удачные инвестиции. Чем быстрее изменяется экономическаяситуация, тем короче периоды времени, когда сделанные инвестиции можнорассматривать как источник благ. Для новых капиталовложений, для реорганизациипроизводства, для обновления техники нужны способности, имеющиеся только унемногих. Если в исключительных случаях эти способности переходят из поколения впоколение, потомки могут сохранить и даже преумножить оставленное им богатство,несмотря на раздел его между наследниками. Но если, что, как правило, ипроисходит, наследники не проявляют предпринимательских способностей,унаследованное богатство быстро расточается.

    Когда разбогатевшие предприниматели стремятся сохранить богатство в семье,они вкладывают его в землевладение. Наследники Фуггеров и Вельзеров даже сегодняживут в немалом достатке, если не в роскоши, но они давно перестали быть купцамии вложили свои состояния в землю. [315] Они вошли в состав германской знати и ни в чем неотличаются от других аристократических семей Южной Германии. Многочисленныекупеческие семьи в иных странах прошли тот же путь; добыв богатство в торговле ипромышленности, они перестали быть купцами и предпринимателями и превратились вземлевладельцев, начали заботиться не о приросте, но о сохранении богатства,чтобы передать его детям и внукам. Семьи, поступившие иначе, утонули впучине нищеты. Есть всего несколько банкирских семей, чье дело существует напротяжении ста и более лет, и при внимательном изучении оказывается, что ихкоммерческая активность ограничивается мерами по управлению собственнымбогатством, вложенным в земли и рудники. Не существует процветающих, т. е.непрерывно растущих, старых состояний.

    4. Теория обнищания

    Теория обнищания масс занимает центральное место как в марксизме, так и впредшествующих социалистических доктринах. Накопление нищеты идет параллельно снакоплением капитала. "Антагонистический характер капиталистическогопроизводства" -- причина того, что "накопление богатства на одном полюсе есть вто же время накопление нищеты, муки труда, рабства, невежества, огрубения иморальной деградации на противоположном полюсе" [364*]. Воттеория абсолютного обнищания масс. Не имеющая другого основания, кроменеискренней, трудно постижимой системы мышления, она интересует нас тем меньше,чем быстрее отходит на задний план даже в работах ортодоксальных марксистов и вофициальных программах социал-демократических партий. Даже Каутский в периодревизионистской бучи был вынужден признать, что как раз в развитыхкапиталистических странах материальная нищета уменьшается, а уровень жизнирабочего класса выше, чем за 50 лет до этого [365*]. Но марксисты все ещеиспользуют теорию растущего обнищания в чисто пропагандистских целях,эксплуатируют ее сегодня так же, как в первые годы жизни своей стареющей партии.

    В интеллектуальном обиходе теория абсолютного обнищания была замененаразвитой Родбертусом теорией относительного обнищания. "Бедность, -- говоритРодбертус, -- ... есть общественное, т. е. относительное, понятие. И вот яутверждаю, что, с тех пор как рабочие классы в общем заняли более высокоеобщественное положение, число таких справедливых потребностей значительновозросло. Было бы несправедливо по отношению к прежнему времени, когда они ещене занимали этого более высокого положения, отрицать ухудшение их материальногоположения, раз упала бы их заработная плата. Точно так же было бы несправедливоотрицать такое ухудшение в их материальном положении теперь, когда они ужезаняли это более высокое положение, даже если их заработная плата осталась тойже самой" [366*]. Эторассуждение воспроизводит подход социалистов-государственников, которые считают"оправданным" рост требований рабочих и приписывают им "более высокое положение"в социальной иерархии. Невозможно спорить с произвольными суждениями такогорода.

    Марксисты подхватили доктрину относительного обнищания. "Если в результатеразвития внук скромного прядильщика, жившего в одном доме со своимиподмастерьями, переехал в громадную, роскошно обставленную виллу, а внукподмастерья снимает меблированную квартиру, конечно, много болеекомфортабельную, чем чердак его деда в доме прядильщика, все-таки дистанциямежду ними бесконечно возросла. Внук подмастерья будет чувствовать свою бедностьтем сильней, чем более комфортабельна жизнь его нанимателя. Его собственноеположение лучше, чем у его предка, его уровень жизни возрос, но его ситуацияотносительно ухудшилась. Социальная нищета возросла... рабочие относительнонищают" [367*]. Даже если бы все было так, это не было бы обвинениемпротив капиталистической системы. Если капитализм улучшает экономическоеположение всех, не столь уж важно, что не все поднимаются одинаково. Нельзяосудить общественное устройство только за то, что оно помогает одним больше, чемдругим. Если я живу неплохо, какой вред мне от того, что другие живут еще лучше?Следует ли разрушать капитализм, день изо дня все полнее удовлетворяющий нуждылюдей, только потому, что при нем некоторые становятся богатыми, а часть из них-- очень богатыми? Как же можно утверждать, что "логически неопровержимо", что"относительное обнищание масс... должно в последнем счете кончитьсякатастрофой". [368*]

    Каутский пытался изменить марксистскую теорию обнищания, чтобы она звучалаиначе, чем в "Капитале". "Термин нищета, -- говорит он, -- можно понимать всмысле как физической, так и социальной нищеты. Нищета в первомсмысле измеряется физиологическими потребностями людей, которые, конечно,не везде и не во все времена одни и те же, но, в общем, между ними не существуеттакой большой разницы, как между социальными потребностями,неудовлетворение которых порождает социальную нищету" [369*]. Маркс имел в виду, заявляет Каутский,именно социальную нищету. Учитывая ясность и точность стиля Маркса, такоетолкование можно назвать образцом софистики, и оно соответственно былоотвергнуто ревизионистами. Для того, кто не видит в Марксе пророка, совершеннобезразлично, содержится ли теория обнищания в первом томе "Капитала", взята лиона у Энгельса или выдвинута неомарксистами. Важен только вопрос: основательнали эта теория и что из нее следует?

    Каутский полагает, что рост социальной нищеты "засвидетельствован самойбуржуазией, она дала ей только другое название: она называет ее жадностью,Решающим является тот факт, что противоположность между потребностяминаемных рабочих и возможностью их удовлетворения из заработной платы, а,следовательно, также противоположность между наемным трудом и капиталом, всевозрастает" [370*]. Но зависть существовала всегда, это неновое явление. Мы можем даже признать, что сейчас она развита больше, чемпрежде; общее стремление к улучшению своего материального положения естьспецифическая черта капиталистического общества. Но совершенно непостижимо, какможно из этого сделать вывод, что капитализм должен непременно уступить местосоциализму.

    На деле учение об относительном и социальном обнищании есть не что иное, какпопытка дать экономическое обоснование политике, основанной на озлоблении масс.Рост социального обнищания означает только рост зависти [371*]. Мандевиль и Юм, двавеличайших знатока человеческой природы, заметили, что сила зависти определяетсядистанцией между завистником и тем, кому он завидует. [317] Еслидистанция велика, сравнений быть не может и чувство зависти не возникает. Чемменьше дистанция, тем сильнее зависть. [372*] Таким образом, из роста недовольства массможно сделать вывод, что неравенство в распределении доходов сокращается.Растущая "завистливость" не доказывает, как считает Каутский, рост относительнойнищеты; напротив, это свидетельство того, что расстояние между классамисокращается.

    Глава XXVI. Монополия и ее влияние

    1. Природа монополии и ее воздействие на ценообразование

    Никакая другая часть экономической теории не была столь дурно понята, кактеория монополии. Простое упоминание о монополии обычно вздымает такие эмоции,что ясное суждение делается невозможным, а экономические аргументы замещаетморальное негодование, обычное в этатистской и другой антикапиталистическойлитературе. Даже в Соединенных Штатах неистовство вокруг проблемы трестоввытеснило обсуждение проблемы монополии. [319]

    Распространенное представление, что монополист может диктовать цены, столь жеошибочно, как и делаемый отсюда вывод, что он располагает властью, позволяющейдостичь чего угодно. Так могло бы быть только в случае, если бымонополизированный товар по своей природе был совершенно несопоставим со всемидругими благами. Тот, кто сумел бы монополизировать воздух или питьевую воду,смог бы, конечно, принудить все человечество к слепому повиновению. Такаямонополия не знала бы никакой конкуренции. Монополист смог бы произвольнораспоряжаться жизнью и собственностью всех своих сограждан. Но подобнаямонополия не рассматривается в нашей теории монополии. Вода и воздух являютсясвободными благами, а там, где это не так, как, например, обстоит с водой навершине горы, можно избежать воздействия монополии, перебравшись на другоеместо. Похоже, что ближайшим приближением к такого рода монополии былавозможность управлять благодатью, которую имела средневековая церковь в глазахверующих. Отлучение от церкви было не менее ужасным, чем смерть от удушья ижажды. При социализме государство, выступающее в качестве "организованногообщества", создаст похожую монополию. Все экономические блага окажутсяобъединенными в одних руках, и оно сможет принудить граждан к выполнению любыхкоманд, сможет поставить человека перед выбором между послушанием и голоднойсмертью.

    Здесь нас интересуют только монополии в рыночных отношениях. Они воздействуюттолько на экономические блага, которые -- при всей важности и незаменимости --не способны оказывать решающего влияния на жизнь человека. Когда массовый товар,абсолютно необходимый для жизни в каком-то минимальном количестве каждому,оказывается монополизированным, тогда действительно наступают все тепоследствия, которые молва приписывает любым монополиям. Но нам не следуетобсуждать здесь эти гипотезы. Они практически несущественны, поскольку лежат внесферы экономических отношений, а значит, и вне сферы теории цен -- заисключением забастовок на определенных предприятиях [373*]. Иногда при рассмотрениипоследствий монополизации проводят различие между благами, существенными дляжизни, и другими. Но эти предположительно незаменимые блага на самом деле естьне то, чем они представляются. Поскольку здесь столь важно понятие"незаменимость", нужно выяснить, имеем ли мы дело с незаменимостью в прямом иточном значении слова. На самом деле мы всегда можем обойтись без "незаменимых"благ: либо отказавшись от соответствующих потребностей, либо удовлетворяя их спомощью альтернативных благ. Хлеб, конечно же, очень важен. Но можно обойтись ибез него за счет картошки, например, или кукурузных лепешек. Столь важныйсегодня уголь, который даже называют хлебом промышленности, в прямом значениислова также заменим, поскольку и энергию, и тепло можно получать и без него.

    Отсюда и все последствия. Занимающее нас понятие "монополия" развито в теориио монопольном ценообразовании, и только в этом значении может быть нам полезно вделе понимания условий хозяйствования; это понятие не требует, чтобымонополизированный товар был незаменимым, уникальным и не имел субститутов. Онопредполагает только отсутствие совершенной конкуренции в области предложениятоваров. [320] [374*]

    Слишком широкие и вольные концепции монополии не просто непригодны дляанализа; они ведут к теоретическим заблуждениям. Из них делают вывод, чтоценовые явления могут без дальнейшего исследования быть объяснены наличиеммонополии. Однажды приняв, что монополист "диктует" цены, что его намерениямаксимально вздуть цены могут быть остановлены только действующей за пределамирынка "властью", такой теоретик делает понятие монополии настолько растяжимым,что оно начинает включать все товары, предложение которых нельзя увеличить илиможно увеличить только при условии роста цен. Поскольку это относится кбольшинству цен, они освобождают себя от необходимости разрабатывать саму теориюцен. В результате многие начинают говорить о монопольной собственности на землюи полагают при этом, что разрешили проблему ренты указанием на существованиемонополистических отношений.

    Другие идут еще дальше и стремятся объяснить процент, прибыль и дажезаработную плату как монопольные цены и монопольные прибыли. Помимо иныхнедостатков такого "объяснения", их авторы не понимают, что, ссылаясь насуществование монополии, они вовсе ничего не говорят о природе ценообразования,а значит, это модное словцо "монополия" никак не заменяет правильно развитойтеории цен. [375*]

    Монопольные цены подчиняются тем же законам, что и все остальные цены.Монополист не может запрашивать любую произвольную цену. Ценовые предложения, скоторыми он выходит на рынок, воздействуют на установки покупателей. Спроссужается или расширяется в зависимости от того, какую цену он запрашивает, и емуприходится считаться с этим, как и любому другому продавцу. Единственнаяособенность монополии в том, что при определенной форме кривой спросамаксимальная чистая прибыль может быть достигнута при более высокой цене, чем вслучае конкуренции между продавцами [376*].При такой форме кривой спроса и неспособности монополиста дифференцировать ценытак, чтобы извлечь максимум выгоды от каждой группы покупателей, ему окажетсявыгодней продавать по высокой монопольной цене, чем по низкой конкурентной цене,хотя при этом объем продаж и сократится. [322]В этих условиях монополия ведет к трем результатам: рыночная цена выше, прибылибольше, объем продаж и потребления меньше, чем в условиях свободной конкуренции.

    Последний из эффектов заслуживает более подробного анализа. Если запасымонополизированного товара не могут быть распроданы по монопольной цене, егонужно либо запрятать, либо уничтожить избыток, чтобы оставшееся количество какраз соответствовало выбранной цене. Так, голландская Ост-Индская компания,монополизировавшая европейский рынок кофе в XVII веке, частично уничтожала своизапасы. [323] Другие монополисты поступали так же.Греческое правительство, Например, уничтожало коринку, чтобы поднять цены. Сэкономической точки зрения возможна только одна оценка таких действий: ониуменьшают запас благ, служащих для удовлетворения потребностей, снижаютблагосостояние и сокращают богатство. Уничтожение благ, пригодных дляудовлетворения потребностей, и запасов пищи, которые могли бы утолить голодстоль многих, одинаково осуждают как возмущенное население, так и разумныеэкономисты.

    Однако даже в деятельности монополистов уничтожение товаров -- редкость.Дальновидный монополист не производит блага, чтобы выкинуть их на свалку. Чтобысократить объем торговли, он просто снижает производство. Проблема монополиидолжна быть рассмотрена с точки зрения ограничения производства, а неуничтожения благ.

    2. Экономические эффекты изолированной монополии

    Сможет или нет монополист использовать свое положение, зависит от формыкривой спроса на монополизированный товар и от издержек производства предельнойединицы товара при существующем масштабе производства. Только когда условиятаковы, что продажа меньшего количества по более высоким ценам приносит большуючистую прибыль, чем продажа большего количества при менее высоких ценах,возможно использование некоторых принципов монополистической политики[377*]. Но даже при этом ониприложимы лишь в том случае, если монополист не найдет метода получения ещебольшей прибыли. Монополист служит своим интересам наилучшим образом тогда,когда он способен разделить покупателей на классы по их покупательнойспособности и получать наивысшую цену в каждом классе. Таковы железные дороги идругие транспортные предприятия, которые дифференцируют тарифы в зависимости отхарактера груза. Если бы, следуя общему методу монополистов, они подходили ковсем пользователям одинаково, менее платежеспособные просто не смогли быпользоваться транспортом, а более платежеспособные платили бы меньше, чем могли.Ясно, как это могло бы повлиять на географическое размещение промышленности:один из факторов, определяющих местоположение предприятия, а именно транспортнаяориентация, будет сказываться совсем иначе.

    В нашем исследовании монополии мы остановимся только на случаях ограниченияпроизводства монополизированного товара. Главный результат такого ограничения нев том, что сокращается объем производства. Сокращение производства ведет квысвобождению труда и капитала, которым приходится искать для себя занятость вдругих производствах. Ведь в долгосрочной перспективе свободная экономика незнает ни безработного капитала, ни безработного труда. Сокращение производствамонополизированных благ ведет к росту производства иных благ. Но они, конечноже, являются менее важными; их бы не производили и не потребляли, если бы можнобыло удовлетворить более насущную нужду в монополизированном благе. Разницамежду ценой этих благ и более высокой ценой непроизведенного монополизированногоблага представляет ту потерю благосостояния, которую понесла национальнаяэкономика из-за монополии. Здесь частнохозяйственная рентабельность инароднохозяйственная производительность не совпадают. В таких условияхсоциалистическое общество будет себя вести не так, как капиталистическое.

    Порой отмечалось, что, хотя монополия может быть неблагоприятной дляпотребителя, ее можно обернуть и к его благу. Монополия может производитьдешевле, поскольку она устраняет все издержки конкуренции, и кроме того,освоившись с широкомасштабным производством, она может извлечь все преимуществаиз развитого разделения труда. Но все это не отменяет того факта, что монополияотвлекает ресурсы от более важных производств в пользу менее важных.

    Возможен и такой случай, о котором любят говорить защитники трестов, когдамонополист, не имея других способов к увеличению прибыли, начинает улучшатьтехнику производства. Трудно понять, однако, почему он будет усердствовать вэтом больше, чем конкурирующие производители. Но даже признание такойвозможности не поколеблет основ представлений о социальном эффекте монополии.

    3. Границы образования монополий

    Возможности монополизации рынка резко различны для разных товаров. Дажезащищенный от конкуренции производитель не обязательно будет в состоянииустанавливать монопольные цены и извлекать монопольную прибыль. Если с ростомцен объем продаж сокращается так резко, что доход от роста цен не покрываетубытков от сокращения продаж, тогда монополист будет вынужден удовлетворятьсятой ценой, которая бы сама установилась в ситуации конкурентных продаж[378*].

    Если не считать случаев, когда есть некая искусственная поддержка, напримерособые государственные привилегии, монополия, как правило, базируется наисключительном распоряжении некоторыми природными факторами производства.Подобное же распоряжение воспроизводимыми средствами производства, как правило,не ведет к длительной монополизации рынка. Всегда могут возникнуть новыепредприятия. Углубление разделения труда, как уже отмечалось, направлено к тому,что в результате высочайшей специализации производства каждый окажетсяединственным производителем одной или нескольких вещей.

    Но это не значит, что для всех этих товаров будут существоватьмонополизированные рынки. Попытки производителей получить монопольную ценубудут, помимо всего другого, сдерживаться появлением новых конкурентов.

    В последние десятилетия это полностью подтверждает опыт картелей и трестов.Все устойчивые монополистические организации построены на монопольномраспоряжении природными ресурсами или на особом географическом положении. Тот,кто пытается стать монополистом без контроля над такими ресурсами и без особойправовой поддержки в виде тарифов, патентов и пр., должен для достижения хотя бывременного успеха использовать всякого рода трюки и искусственные приемы.Разбираемые комиссиями многочисленные жалобы на картели и тресты показывают, чтопрактически все они порождены уловками и интригами, с помощью которых создаютсяискусственные монополии в тех случаях, когда для них нет естественной базы.Большинство картелей и трестов просто никогда бы не возникло, если быпротекционистская политика правительства не создала для них подходящих условий.Монополии в торговле и в обрабатывающей промышленности своим происхождениемобязаны не внутренним законам капиталистической экономики, а интервенционистскойполитике правительства, направленной против свободы торговли и режимаlaisser-faire.

    Без особой возможности распоряжаться природными ресурсами или благоприятнорасположенным участком земли монополии возникают только там, где капитал, нужныйдля создания конкурирующего предприятия, не может рассчитывать на адекватнуюприбыль. Железнодорожная компания способна добиться монопольного положения там,где движение недостаточно интенсивно, чтобы оправдать строительство второйлинии. Так же обстоит дело и в других случаях. Но это только означает, чтовозможны лишь отдельные монополии такого рода и что не существует всеобщейтенденции к образованию монополий.

    Такие монополии, как железнодорожные компании или электростанции, получаютвозможность в зависимости от обстоятельств перенимать у соседствующихпредприятий большую или меньшую часть земельной ренты. Результатом может бытьдостаточно неприятное изменение в распределении дохода и собственности, вовсяком случае для тех, кого это прямо коснется.

    4. Значение монополии в добывающей промышленности

    В экономике, основанной на частной собственности на средства производства,производство сырья является единственной сферой, тяготеющей к монополизации безособого покровительства государства. Горнодобывающая промышленность (в самомшироком смысле этого слова) является вотчиной монополий. Независящие отправительственного вмешательства монопольные структуры (оставляя в сторонежелезные дороги и энергетику) почти исключительно основаны на правераспоряжаться природными ресурсами. Монополии возникают лишь там, где требуемыеприродные ресурсы имеются в немногих местах. Мировая монополия производителейкартофеля или производителей молока немыслима. [379*]Картофель и молоко или, по крайней мере, их заместители могут быть произведенына большей части земной поверхности. Мировые нефтяные, цинковые, ртутные,никелевые и т. п. монополии могут образовываться путем объединения владельцевредких месторождений. Примеров такого рода было немало в последние годы. [324]

    Когда такая монополия возникает, на место конкурентных цен приходятмонопольные. Доход владельцев рудников растет, производство и потребление ихпродуктов падают. Некоторая масса труда и капитала, которые были бы использованыздесь, отвлекается в другие отрасли. С точки зрения отдельных субъектов мировойэкономики, перед нами рост дохода монополистов и соответствующее сокращениедохода всех остальных. Однако если взглянуть с точки зрения всей мировойэкономики и sub specie altemitatis [325],окажется, что монополия делает потребление невозобновляемых естественныхресурсов более экономным. Когда на смену конкурентной цене приходит монопольная,люди понуждаются к большей бережливости в обращении с сокровищами земли иделается выгодней меньше добывать, но тщательней перерабатывать ресурсы. Приразработке месторождений невосполнимый дар природы в конце концов исчерпывается,поэтому, чем меньше мы потребляем, тем больше оставляем будущим поколениям.Теперь нам понятен смысл свойственного монополизму конфликта между общественнойпроизводительностью и частной рентабельностью. Совершенно справедливо, что всоциалистическом обществе не будет оснований для ограничения производства, чтовозможно при капитализме на монополизированных рынках. Но это означает, чтосоциализм будет относиться к невозобновляемым ресурсам менее экономно, чемкапитализм, что он принесет будущее в жертву настоящему.

    Из существования специфического для монополии конфликта между рентабельностьюи производительностью вовсе не следует, что воздействие монополий всегда следуетоценивать как пагубное. Совершенно произвольно наивное предположение, чтодеятельность социалистического общества, направляемая идеей повышенияпроизводительности, -- это абсолютное благо. У нас нет мерила для вынесениянадежного решения о том, что здесь добро и что зло.

    Если отбросить сказанное по поводу монополизма авторами популярной литературыо картелях и трестах, у нас исчезнут все аргументы в пользу того, что растущаямонополизация делает капитализм невыносимым. В капиталистической экономике,свободной от государственного вмешательства, монополии занимают гораздо болееузкое место, чем утверждает эта литература, а о социально-экономическихпоследствиях монополизма следует судить иначе -- отбросив пустые словечки одиктатуре цен и господстве трестовских магнатов.


    Примечания:



    [2*]

    Ludwig von Mises, Socialism: An Economic and Sociological Analysis, London, ed. Jonathan Cape, 1936



    [3*]

    Ludwig von Mises, Socialism: An Economic and Sociological Analysis, Indianapolis. Liberty Classics, 1981



    [24*]

    Bohm-Bawerk, Rechte und Verhaltnisse vom Standpunkte der volkswirtschaftlichen Guteriehre, Innsbruck, 1881, S. 37



    [25*]

    Fetter, The principles of Economics, 3 ed., N. Y., 1913, P. 408



    [26*]

    См. стихи Горация [41]:

    Si proprium est quod quis libra mercatus et acre est, quaedam, si credis consultis, mancipat usus:
    qui te pascit ager, tuus est; et vilicus Orbi
    cum segetes occat tibi mox frumenta daturas,
    te dominum sentit, das nummos: accippis uvam
    pullos ova, cadum temeti.
    ((2. Epistol, 2, 158--163).)
    <"Если же собственность -- то, что купил ты на ферме за деньги,
    То ведь дает тебе то же (юристов спроси!) потребленье.
    Поле, что кормит тебя, ведь твое; ибо Орбий-крестьянин,
    Нивы свои бороня, чтобы хлеб тебе вскоре доставить,
    Чует, что ты господин. Получаешь за деньги ты гроздья.
    Яйца, цыплят и хмельного кувшин..." (лат.)
    ((Квинт Гораций Флакк, Оды. Эподы. Сатиры. Послания, М., 1970, С. 377)>)

    Внимание экономистов к этому отрывку впервые было привлечено в кн.: Effertz, Arbeit und Boden, Berlin, 1897, Band. 1, S. 72, 79 f.



    [27*]

    Этатистская социальная философия [43], возводящая все эти установления к "государству", возвращается к старому теологическому объяснению. При этом государству приписывается тот же статус, который теологи приписывали Богу.



    [28*]

    J. S. Mill, Principles of Political Economy, People's ed. London, 1867, P. 124 <Милль Д. С., Основания политической экономии, Спб, 1909, С. 167--168>



    [29*]

    Dernburg, Pandekten, 6 Aufl., Berlin, 1900, 1 Band., 11 Abt., S. 12



    [30*]

    Fichte, Der geschlossene Handelstaat, Hgb. Medicus, Leipzig, 1910, S. 12 <Фихте И. Г. Замкнутое торговое государство, М., 1923, С. 35>



    [31*]

    Либерализм пытался расширить охрану приобретенных прав через развитие концепции прав человека и обеспечение правовой защиты их в суде. Этатизм и социализм, напротив, пытаются все основательнее ограничить сферу частного права в пользу публичного права.



    [32*]

    Tacitus, Germania, 14 [48] <Тацит К., О происхождении германцев и местоположении Германии // Соч., Т. 1, Л., 1969, С.360>



    [33*]

    Тонкой поэтической насмешкой над романтически-ностальгической сентенцией: "Там хорошо, где нас уж нет" -- является опыт советника Кнапа из сказки Андерсена "Калоши счастья". [49]



    [34*]

    Wiese, Der Liberalismus in Vergangenheit und Zukunft, Berlin, 1917, S. 58 ff.



    [35*]

    Poehlmann, Geschichte der sozialen Frage und des Sozialismus in der antiken Welt, 2 Aufl., Munchen, 1912, Bd. II, S. 577 ff.



    [36*]

    Ipsaque tellus omnia liberius nullo poscente ferebat (Virgil, Georgica, I, 127 ff.) [51]



    [37*]

    Laveleye, Das Ureigentum, Deutsch von Bucher, Leipzig, 1879, S. 514 ff. <Э. де Лавеле, Первобытная собственность, Спб., 1875, С. 364 и след.>



    [246*]

    Библия. Книга пророка Амоса., Гл. 9, Ст. 13



    [247*]

    Библия. Книга пророка Исайи., Гл. 11. Ст. 6--9



    [248*]

    там же, Гл. 29. Ст. 17



    [249*]

    Нас сейчас не интересует вопрос, считал ли сам Иисус себя Мессией. Для нас единственно важно то, что Он провозгласил близкий приход царства Божия и что первая община верующих видела в нем Мессию.



    [250*]

    Pfeiderer, Das Urchristentum, Band I, 2 Aufl., Berlin, 1902, S. 7 ff. <Пфлейдерер О., Возникновение христианства, Спб, 1910, С. 76>



    [251*]

    Troeltsch, Die Soziallehren der christlichen Kirchen und Gruppen // Gesammelte Schriften, Band. 1, Tubingen, 1912, S.110



    [252*]

    Gerlich, Der Kummunismus als Lehre vom tausendjahrigen Reich, Munchen, 1920. S. 17 ff.



    [253*]

    Wundt, Ethik, 4 Aufl., Stuttgart, 1912, II Bd., S. 246 <Вундт В., Этика. Исследование фактов и законов нравственной жизни., Т. 2, Спб, 1888, С. 251> Характерным примером того, как представители этого подхода готовы увидеть исчерпанность всего развития, является выполненный Энгельсом обзор военной техники. В 1878 г. Энгельс заявил, что франко-прусская война "отмечает свой поворотный пункт" в истории военной техники: "Оружие теперь так усовершенствовано, что новый прогресс, который имел бы значение какого-либо переворота, больше невозможен. Таим образом, в этом направлении эра развития в существенных чертах закончена" (Herrn Eugen Duhrngs Umwalzung der Wissenschaft, S. 176) <Энгельс Ф., Анти-Дюринг // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 20, С. 174>. Критикуя чужие теории, Маркс умел выявлять слабости теории стадий. Согласию их учению говорит Маркс, "до сих пор была история, а теперь ее более нет" (Das Elend der Philosopnie, Deutsch von Bernstein und Kautsky, 8 Aufl., Stuttgart, 1920, S. 104) <Маркс К., Нищета философии // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 4, С. 142>. Он просто не заметил, что и в его учении происходит то же самое в тот день, когда средства производства оказываются обобществленными.



    [254*]

    Kant, Der Streit der Fakultaten Samtliche Werke, I Bd., S. 636 <Кант И., Спор факультетов // Соч., Т.6, М., 1966, С. 334>



    [255*]

    Cohen, Logik der reinen Erkenntnis, 2 Aufl., Berlin, 1914, S 359



    [256*]

    Это делает Лилиенфельд [236]в своей работе La pathologie sodale. (Paris, 1896. Р. 95). Когда правительство берет заем у дома Ротшильдов [237], органическая социология описывает процесс так: "La maison Rothschild agit, dans cette occasion, parfaitement en analogie avec l'action d'un group de cellules qui, dans le corps humain, cooperent a la production du sang necessaire a l'alimentation du cerveau dans l'espoir d'en etre indemnisees par une reaction des cellules de la substance grise dont ils ont besoin pour s'activer de nouveau et accumuler de nouvelles energies" <"Действия дома Ротшильдов в такой ситуации в точности подобны поведению группы клеток человеческого тела, которые участвуют в производстве крови для питания мозга, в надежде на вознаграждение за счет реакции клеток серого вещества, которая им нужна для реактивации и накопления новой энергии" -- фр.> (Ibid., P. 104). Так выглядит на практике метод, который утверждает, что "стоит на твердой почве" и исследует "становление явления шаг за шагом, продвигаясь от более простого к более сложному" (Lilienfeld, Zur Verteidigung der organischen Methode in der Soziologie, Berlin, 1898, S. 75).



    [257*]

    Характерно, что как раз романтики чрезмерно подчеркивают органический характер общества, тогда как социальная философия либерализма никогда этого не делала. Вполне понятно: органичная на самом деле теория общества не нуждалась в навязчивом подчеркивании этого свойства собственной системы.



    [258*]

    Cohen, Logik der reinen Erkenntnis, S. 349



    [259*]

    Hertwig, Allgemeine Bioligie, 4 Aufl., Jena, 1912, S. 500 ff. <Гертвиг О., Общая биология, Спб, 1911, С. 517 и след.>; Hertwig, Zur Abwehr des ethischen, des sozialen und des politischen Darwinismus, Jena, 1918, S. 69 ff.



    [260*]

    Izoulet, La cite moderne, Paris, 1894, P. 35 ff.



    [261*]

    Дюркгейм (Durkheim, De la division du travail social, Paris, 1893, P. 294 ff.) <Дюркгейм Э., О разделении общественного труда, Одесса, 1900, С. 207 и след.> вслед за Контом и в споре со Спенсером стремится доказать, что разделение труда укоренилось не потому, что оно способствует росту производства (как думают экономисты), а в результате борьбы за существование. [244] Чем выше плотность населения, тем острее борьба за существование. Это понуждает индивидуумов к специализации, поскольку в противном случае им не прокормить себя. Но Дюркгейм при этом не замечает, что разделение труда делает возможным такой исход лишь потому, что ведет к росту производительности труда. Дюркгейм отрицает связь между ростом производительности труда и разделением труда, исходя из ложного понимания основного принципа утилитаризма и закона насыщения потребностей (Ор. cit., Р. 218 ff.; 257 ff.). Его представление о том, что цивилизация развивается под давлением изменений в размере и плотности населения, неприемлемо. Население растет потому, что труд становится более производительным и способен прокормить больше людей, а не наоборот.



    [262*]

    о важном значении многообразия местных условий производства для начальных этапов разделения труда см. Steinen, Unter den Naturvolkern Zentalbrasiliens, 2 Aufl., Berlin, 1897, S. 196 ff. <Штейнен К., Среди первобытных народов Бразилии, М., 1935, С. 102 и след.>



    [263*]

    Ricardo, Principles of Political Economy and Taxation, P. 76 ff. <Рикардо Д., Соч., T. 1, С. 72 и след.>; Mill, Principles of Political Economy, P. 348 ff. <Милль Д. С., Основания политической экономии, С. 494 и след.>; Bastable, The Theory of International Trade, 3rd ed., London, 1900, P. 16 ff.



    [264*]

    "Торговля обращает род человеческий, знавший изначально только видовое родство, в настоящее единое общество" (Steinthal, Allgemeine Ethik, Berlin, 1885, S. 208). Торговля, однако, есть не что иное, как техническое средство для разделения труда. О разделении труда в социологии Фомы Аквинского [245] см. Schreiber. Die volkswirtschaftlichen Anschauungen der Scholastik seit Thomas von Aquin, Jena, 1913, S. 199 ff.



    [265*]

    В силу этого следует отвергнуть идею Гюйо [248], который выводит общественные связи непосредственно из разделения полов. (Guyau, Sittlichkeit ohne Pflicht, Ubers. von Schwarz, Leipzig, 1909, S. 113 ff.) <Гюйо Ж. М., Нравственность без обязательств и без санкции, М., 1923, С. 58 и след.>.



    [266*]

    Фулье [249] следующим образом опровергает утилитаристскую теорию общества, которая называет общество "moyen universal" <"универсальное средство" (фр.)>: "Tout moyen n'a qu'une valeur provisoire; le jour ou un instrument dont je me servais me devient inutile ou nuisible, je le mets de cote. Si la societe n'est qu'un moyen, le jour ou, exceptionellement, elle se trouvera contraire a mes fins, je me delivrerai des lois sociales et moyens sociaux... Aucune consideration sociale ne pourra empecber la revolte de l'individu tant qu'on ne lui aura pas montreque la societe est etablie pour des fins qui sont d'abord et avant tout ses vraies fins a lui-meme et qui, de plus, ne sont pas simplement des fins de plaisir ou d'interet, l'interct n'etant que le plaisir differe et attendu pour l'avenir... L'idee d'interet est precisement ce qui divise les bommes, malgre les rapprochements qu'elle peut produire lorsqu'il у a covergence d'interets sur certains points" <"Каждое средство имеет только временную ценность; в тот день, когда средство перестает мне служить или делается для меня вредным, я его отбрасываю. Если общество есть только средство, в тот день, когда я решу, что оно действует вопреки моим целям, я освобожу себя от существующих в обществе законов и средств действия. ... Никакие социальные соображения не в силах предотвратить восстание, если не объяснить человеку, что общественные цели первичнее и выше всех его целей и, более того, они просто не имеют отношения к удовольствию или собственной пользе, которая представляет собой все то же удовольствие, ожидаемое в будущем... Именно идея собственной пользы разделяет людей, хотя При некоторых обстоятельствах совпадение интересов может порождать и сотрудничество" (фр.)> (Foillee, Humanitaires et libertaires au point de vue socioligique et moral, Paris, 1914, P. 146 ff.); см. также Guyau, Die englische Ethik der Gegenwart, Ubers. von Peusner, Leipzig, 1914, S. 372 ff. <Гюйо Ж. М., История и критика современных английских учений о нравственности, Спб, 1898, С. 287 и след.>. Фулье не видит, что временные ценности, используемые обществом как средства, действуют до тех пор, пока сохраняются неизменными природные условия жизни человека и пока человек сохраняет понимание преимуществ, даваемых сотрудничеством людей. "Вечность", а не временность общества, является следствием вечности условий его существования. Находящиеся у власти могут требовать, чтобы теория общества дала им средства предотвращать бунт индивидуума против общества, но это далеко не научное требование. Кроме того, никакая теория общества не может с такой легкостью побудить индивидуума примкнуть к общественному союзу как утилитариста. Но когда индивидуум проявляет себя как враг общества, последнему ничего не остается, как обезвредить его.



    [267*]

    Kant, Idee zu einer allgemeinen Geschkhte in weltburgerlicher Absicht, Samtliche Werke, I Bd., S. 227 ff. <Кант И., Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане // Соч., Т. 6, С. 11>



    [268*]

    Bucher, Die Entstehung der Volkswirtschaft, First collection, 10 Aufl., Tubingen, 1917, S. 91 <Бюхер К., Возникновение народного хозяйства, Пг., 1923, С. 54>



    [269*]

    Schmoller, Grundriss der allgemcinen Volkswirtschaftskehre, Munchen, 1920, II Bd., S. 760 ff. <Шмоллер Г., Народное хозяйство, наука о народном хозяйстве и ее методы, М., 1902, С. 213 и след.>



    [270*]

    Philippovich, Grundriss der politischen Okonomie. 1 Bd., 2 Aufl., Tubingen, 1916, S. 11 ff. <Филиппович Е., Основания политической экономии, Спб, 1901, С. 16 и след.>



    [271*]

    о теории стадий смотри также мою работу Grundprobleme der Nationalokonomie, Jena, 1933, S. 106 ff.



    [272*]

    Dopsch, Wirtschaftliche und soziale Grundlagen der europaischen Kulturentwicklung, Wien, 1918, 1 Bd., S. 91 ff.



    [273*]

    Marx, Das Elend der Philosophie, S. 91 <Маркс К., Нищета философии // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 4, С. 133> В более поздних формулировках своей исторической концепции Маркс избежал ригидности этой ранней версии. За такими неопределенными выражениями, как "производительные силы" и "производственные отношения", скрываются критические сомнения, которые должен был испытывать Маркс. Но невнятность формулировок, допускающая множество толкований, не делает разумной эту нелогичную теорию.



    [274*]

    Ferguson, Abhandlung uber die Geschichte der burgerlichw Gesellschaft, Ubers von Dom, Jena, 1904, S. 237 ff. <Фергюсон А., Опыт истории гражданского общества, Ч. III, Кн. IV, Спб, 1817--1818, С 1--20>; см. также Barth, Die Philosophie der Geschichte als Soziologje, 2 Aufl., Leipzig, 1915, I Bd., S 578 ff. <Барт П., Философия истории как социология, Спб, 1902, С. 256>



    [275*]

    Все, что осталось от исторического материализма, столь шумно явившегося миру, -- это открытие, что всякое индивидуальное и общественное поведение решающим образом зависит от редкости благ и тягостности труда. Но марксисты в наименьшей степени эту заслугу могут приписать себе, поскольку все их высказывания относительно будущего социалистического общества полностью игнорируют эти два условия хозяйственной жизни.



    [276*]

    Адам Мюллер говорит о "порочной тенденции к специализации труда во всех видах частной и правительственной деятельности", а также о том, что человек нуждается в "округлой, я бы мог сказать в шаровой, сфере активности". Если "система разделения труда в больших городах, в промышленных или добывающих центрах штампует из человека, совершенно свободного человека, колеса, шарикоподшипники, колонны, спицы и пр., делает его совершенно односторонним для работы в односторонней области деятельности для удовлетворения одной-единственной потребности, как можно после этого требовать, чтобы этот фрагмент человека согласовывался с целостной, совершенной жизнью, с ее законом и правом; как могут ромбы, треугольники и всякие другие фигуры оказаться в согласии и соответствии с великой сферой политической жизни и ее законами?" (Muller, Ausgewahlte Abhandlungen, Jena, 1921. S. 46).



    [277*]

    Маркс К., К критике Готской программы // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 19, С. 20 Бесчисленные пассажи в его работах показывают, сколь ложно представлял Маркс природу труда в промышленности. Так, он полагал, среди прочего, что "разделение труда на фабрике характеризуется тем, что труд совершенно теряет здесь характер специальности. Фабрика устраняет обособленные профессии и профессиональный идиотизм". Он клеймит Прудона, который не понимал "даже этой единственно революционной стороны фабрики" (Marx, Das Elend der Philosophie, S. 129) <Маркс К., Нищета философии // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 4, С. 160>



    [278*]

    Bebel, Die Frau und der Sozialismus, S. 283 ff. <Бебель А., Указ. соч., С. 464 и след.>



    [279*]

    глава 8 (параграф 2) настоящего издания



    [280*]

    Durkheim, De la division du travail social, P. 452 ff. <Дюркгейм Э., О разделении общественного труда, С. 325 и след.>



    [281*]

    Свойственное романтически-милитаристским идейным кругам представление о военном превосходстве народов, мало затронута" капитализмом, полностью опровергнутое недавним опытом мировой войны, есть результат веры в то, что на войне главное -- физическая сила. Это было не вполне верно даже для войн эпохи Гомера. Решает бой не физическая сила, а сила разума. Она определяет выбор оружия и тактики борьбы. Азбука военного искусства требует превосходства сил в решающий момент, при том, что в целом можно численно уступать противнику. Азбука приготовления к войне -- создать как можно более сильную армию и наилучшим образом экипировать ее. Это приходится подчеркивать только потому, что эти истины стремятся забыть, стараются провести различие между военными и экономико-политическими факторами победы и поражения. Было и останется истиной, что победа или поражение определяется до начала сражения -- совокупностью общественных возможностей враждующих сторон.



    [282*]

    об упадке античной греческой цивилизации см. Pareto, Les Systemes Soclalistes, Paris, 1902, Vol. I, P. 155 ff.



    [283*]

    Izoulet, La Cite moderne, P. 488 ff.



    [284*]

    "Создавая собственность, законы создают богатство, но не создают бедности; бедность есть первоначальное состояние человека. Жизнь изо дня в день и есть именно то естественное состояние, в котором первобытно находился человек... Законы, создавая собственность, благодетельны для тех, которые остаются в первобытной бедности. Бедные всегда более или менее участвуют в удовольствиях, выгодах, средствах цивилизованного общества" (Bentham, Principles of the Civil Code, ed. Bowririg, Edinburgh, 1843, Vol. 1, P. 309) <Бентам Ч., Избр. соч., Т. 1, Спб, 1867, С. 339>



    [285*]

    Lassalle, Das System der erworbenen Rechte, 2 Ausg., Leipzig, 1880, 1 Bd., S. 217 ff. <Лассаль Ф., Система приобретенных прав // Соч., Т. 3, Спб, С. 261 и след.>



    [286*]

    Lassalle, Op. cit., I Bd., S. 222 ff. <Лассаль Ф., Указ. соч., С. 266>



    [287*]

    Marx, Die Heilige Familie // Aus dem literarischen Nachlass von Karl Marx, Fridrich Engels und Ferdinand Lassale, Herg. v. Mehring, II Bd., Stuttgart, 1902, S. 132 <Маркс К., Энгельс Ф., Святое семейство // Соч., Т. 2, С. 39>



    [288*]

    "La guerre est une dissociation" <"Война есть разрушение сотрудничества" (фр.)> Novicow, La Critique du Darwinisme Social, Paris, 1910, P. 124; см. также критику теорий вражды, предложенных Гумпловичем, Ратценхофером и Оппенгеймером Y. Holsti, The Relation of War to the Origin of the State, Helsingfors, 1913. P. 276 ff. [262]



    [289*]

    Taine, Histoire de la literature anglaise, Paris, 1863, Vol. 1, P. XXV <Тэн И., Развитие политической и гражданской свободы в Англии в связи с развитием литературы, Ч. I, Спб, 1871, С. 16>



    [290*]

    Ibid., Р. ХХШ <там же, С. 14>: "Се qu'on appelle la race, се sont ces dispositions que 1'homme apporte avec lui a la lumiere" <"Под словом раса мы разумеем то врожденное наследственное предрасположение, которое человек вносит за собой в мир" (фр.)>



    [291*]

    Hertwig, Zur Abwehr des ethischen, des sozialen und des politischen Darwinismus, P. 10 ff.



    [292*]

    Ferri, Sozialismus und moderne Wissenschaft, Ubers. von Kurella, Leipzig, 1895, S. 65 ff.



    [293*]

    Gumplowicz, Der Rassenkampf, Innsbruck, 1883, S. 176, О зависимости Гумпловича от идей дарвинизма см., Barth, Die Philosophie der Geschichte als Sozlologie, S. 253 <Барт П., Указ. соч., С. 215> "Либеральный" дарвинизм является непродуманным до конца продуктом эпохи, которая перестала понимать значение либеральной философии общества.



    [294*]

    Novicow, La Critique du Darwinisme Sozial, P. 45



    [295*]

    Barth, Die Pholosophie der Geschichte als Soziologie, P. 243 <Барт П., Указ. соч., С. 202>



    [296*]

    Kropotkin, Gegenseitige Hilfe in der Tier und Menschenwelt, Leipzig, 1908, S. 69 ff. <Кропоткин П., Взаимная помощь как фактор эволюции // Соч., Т. 7, Спб, 1907, С. 13 и след.>



    [297*]

    Kammerer, Genossenschaften von Lebewesen auf Grund gegenseitiger Vorteile, Stuttgart, 1913; Kammerer, Allgemeine Biologie, Stuttgart, 1915, S. 306 <Каммерер П., Общая биология, М.-Л., 1925, С. 383>; Kammerer, Einzeltod, Volkertod, biologische Unsterblichkeit, Wien, 1918, S. 29 ff.



    [298*]

    Cohen, Ethik des reinen Willens, Berlin, 1904, S. 183 ff.



    [299*]

    см. мою работу Nation, Staat und Wirtschaft, S. 31 ff.



    [300*]

    Oppenheimer, Die rassentheoretische Geschichtsphilosophie // Verhandlungen des Zweiten deutschen Soziologentages, Tubingen, 1913, S. 106; см. также Hertz, Rasse und Kultur, 3 Aufl., Leipzig, 1925, S. 37; Weidenreich, Rasse und Korperbau, Berlin, 1927, S. 133 ff. <Вейденрейх Ф., Раса и строение тела, М.-Л., 1929, С. 176 и след.>



    [301*]

    Nystrom, Uber die Formenveranderungen des menschlichen Schadels und deren Ursachen // Archiv fur Anthropologie, XXVII Bd., S. 321 ff., 630 ff., 642



    [302*]

    Oppenheimer, Die rassentheoretische Geschichtsphilosophie, S. 110 ff.



    [303*]

    см. о теории международного разделения труда (глава 18, параграф 2) в настоящем издании



    [304*]

    "Chez les peuples moderne, la guerre et le militarisme sont de veritables fleaux dont le resultat definitif est de deprimer la race" <"Для современных народов война и милитаризм есть совершенные бедствия, конечный результат которых -- оскудение рода человеческого" (фр.)> (Lapouge, Les selections sociales, Paris, 1896, Р. 230)



    [305*]

    Marx, Das Kapital, I Bd., S. 550 <Маркс К., Капитал, Т. 1 // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 25, С. 600> Цитированный текст отсутствовал в первом издании, опубликованном в 1867 г. Маркс включил его только во французское издание в 1873 г., откуда Энгельс и перенес его в четвертое немецкое издание. Масарик (Masaryk, Die philosophischen und soziologischen Grundlagen des Marxismus, Wien, 1899, S. 299) резонно отмечает, что эта вставка, скорее всего, связана с изменением теоретического подхода в третьем томе "Капитала". [274] Ее можно рассматривать как отречение от марксистской классовой теории. Знаменательно, что третий том обрывается на нескольких фразах главы "Классы". В подходе к проблеме классов Маркс не сумел выйти за пределы отдельных бездоказательных догм.



    [306*]

    об истории концепции распределения см. Cannan, A History of the Theories of Production and Distribution, P. 183 ff.



    [307*]

    Ricardo, Works, S. 5 <Рикардо Д., Соч., Т. 1, С. XXIX>



    [308*]

    Marx, Das Kapital, III Bd., II Teil, 3 Aufl., S. 421 <Маркс К., Капитал, Т. Ш, Ч. 2 // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 25, Ч. 2, С. 458>



    [309*]

    Кунов (Cunow, Die Marxsche Geschichts-, Gesellschafts- und Staattheorie, II Bd., Berlin, 1921, S. 61 ff.) <Кунов Г., Марксова теория исторического процесса, общества и государства, Т. 2, М., 1930, С. 61 и след.> пытался защитить Маркса от обвинений в смешении понятий "класс" и "сословие". [276] Но его собственные замечания и приводимые им цитаты из Маркса и Энгельса показывают, насколько оправданно это обвинение. Прочтите, например, первые шесть абзацев первой главы "Коммунистического Манифеста", которая озаглавлена "Буржуа и пролетарии", -- и вы убедитесь, что здесь понятия "сословие" и "класс" не различаются. Мы уже говорили, что позднее, в Лондоне, когда Маркс ближе познакомился с системой Рикардо, он отделил понятие "класс" от понятия "сословие" и связал его с тремя факторами производства в рикардианском учении. Но он так и не развил новую концепцию класса. Точно так же ни Энгельс, ни какой-либо другой марксист не пытались показать, что же на самом деле сплачивает конкурентов -- а ведь именно таких людей "однородность доходов и источников дохода" соединяет в концептуальное целое -- в класс, вдохновляемый общностью интересов.



    [310*]

    Bagehot, Physics and Politics, London, 1872, P. 71 ff.



    [311*]

    Даже сегодня существует много бесхозной земли, которую может занять каждый желающий. Однако европейские пролетарии не переселяются во внутренние области Африки или Бразилии, а продолжают дома работать за заработную плату.



    [312*]

    "Источник прибылей рабовладельца, -- говорил Лексис (при обсуждении работы: Wicksell, Uber Wert, Kapital und Rente // Schmoller's Jahrbuch, XIX Bd., S. 335 ff.), -- несомненен, и это, может быть, можно сказать и об "эксплуататоре". При нормальных отношениях между предпринимателем и работником нету такой уж эксплуатации, но скорее наличествует экономическая зависимость со стороны работника, которая, бесспорно, воздействует на распределение продукта труда. Не имеющий собственности работник должен добывать "ежедневный хлеб", иначе он погибнет. В общем случае он может найти применение для своего труда только в производстве "будущих благ". Но и это не главное, поскольку даже когда он производит (подобно подсобному рабочему в пекарне) блага, которые потребляются в тот же день, его доля в доходе обусловлена неблагоприятными для него обстоятельствами: он не может независимо выбирать методы использования своего труда, но вынужден менять его на более или менее достаточные средства к жизни, тем самым отказываясь от участия в прибыли. Это тривиальные утверждения, но я уверен, что для непредвзятого наблюдателя они всегда будут убедительными в силу своей непосредственной самоочевидности". Нельзя не согласиться с Бем-Баверком и с Энгельсом, что в этих идеях, которые, впрочем, всего лишь воспроизводят взгляды, господствующие в немецкой "вульгарной экономии", содержится признание, выраженное в тщательно отобранных словах, социалистической теории эксплуатации (Bohm-Bawerk, Einige strittge Fragen der Kapitalstheorie, Wien und Leipzig, 1900, S. 112 <Бем-Баверк Е., Основы теории ценности хозяйственных благ, Спб, 1903, С. 115 и след.>, Engels, Vorwort zum dritten Bande des "Kapital", S. XII <Энгельс Ф., Предисловие к третьему тому "Капитала" // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 25, Ч. I, С. 13>). [277] Теоретическая неудовлетворительность теории эксплуатации нигде не видна яснее, чем в этой попытке Лексиса подвести под нее базу. [278]



    [313*]

    Даже "Коммунистический Манифест" признавал: "Организация пролетариев в класс, и тем самым в политическую партию, ежеминутно вновь разрушается конкуренцией между самими рабочими" (Das Kominunistische Manifest, S. 30 <Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 4, С. 433>; см. также Marx, Das Elend der Philosophie, 8 Aufl., Stuttgart, 1920, S. 161 <Маркс К., Нищета философии // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 4, С. 183>).



    [314*]

    здесь обычно совершенно алогично упускают из виду тот факт, что наемные работники также заинтересованы в процветании своей отрасли производства и своего предприятия.



    [315*]

    Даже Кунов в своей некритичной апологии марксизма вынужден был признать, что Маркс и Энгельс не только говорили о трех основных классах, но и различали целый ряд подклассов и неосновных классов (Cunow, Die Marxische Geschichts-, Gesellschafts- und Staatstheorle, II Bd., S. 53 <Кунов Г., Указ. соч., С. 57>).



    [316*]

    Engels, Herrn Eugen Duhrings Umwalzung der Wissenschaft, S. 305 <Энгельс Ф., Анти-Дюринг // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 20, С. 294>



    [317*]

    Marx, Zur Kritik der Politischen Okonomie, Stuttgart, 1897, S. XI <Маркс К., К критике политической экономии // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 13, С. 7>



    [318*]

    Engels, Herrn Eugen Duhrings Umwalzung der Wissenschaft, S. 304 <Энгельс Ф., Анти-Дюринг // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 20, С. 294>



    [319*]

    Мах Adler, Marx als Denker, 2 Aufl., Wien, 1921, S. 68



    [320*]

    О попытках доказательства см., например, у Каутского. Каутский рассказывает нам, что при социализме "создастся новый тип человека ... супермен ... человек высокой души" (Kautsky, Die soziale Revolution, 3 Aufl., Berlin, 1911, S. 48 <Каутский К., Социальная революция, Женева, 1903, С. 167>). Каутский объявляет основной задачей пролетарской власти "позаботиться о том, чтобы труд, являющийся теперь бременем, сделался наслаждением, чтобы работать было приятно, чтобы рабочий шел на работу с удовольствием". Он признает, что достичь этого не так-то просто", и заключает, что "едва ли удастся в короткое время сделать работу на фабриках, на заводах и в копях очень уж привлекательною" (Die Soziale Revolution, II, Р. 16 ff.) <Каутский К., Социальная революция, С. 116>. Но он не в состоянии отринуть фундаментальные иллюзии социализма.



    [321*]

    Kautsky, Die Diktatur des Proletariats, 2 Aufl., Wien, 1918, S. 12



    [322*]

    Ibid., S. 40



    [323*]

    Marx, Zur Kritik der Politishen Okonomie, S. XII <Маркс К., К критике политической экономии // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 13, С. 7>



    [324*]

    Gerhard Hildebrand, Die Erschutterung der Industrieherrschaft und Industriesozialismus, Jena, 1910, S. 213 ff.



    [325*]

    Ehrenberg, Der Gesichtskreis eines deutschen Fabrikarbeiters, Thunen-Archiv, 1 Bd., S. 320 ff.



    [326*]

    Feuerbach, Vorlaufige Thesen zur Reform der Philosophie, 1842 // Samtliche Werke, II Bd., Stuttgart, 1904, S. 239 <Фейербах Л., Предварительные тезисы к реформе философии // Избр. Философ. произв., Т. 1, М., 1955, С. 128>



    [327*]

    Feuerbach, Die Naturwissenschaft und die Revolution, 1850 // Ibid., X Bd., Stuttgart, 1911, S. 22



    [328*]

    Vogt, Kohlerglaube und Wissenschaft, 2 Aufl., Giessen, 1855, S. 32



    [329*]

    Макс Адлер, стремящийся примирить марксизм с неокантианством, тщится доказать, что между марксизмом и материализмом нет ничего общего. Особенно резко его конфликт с другими марксистами выразился в Marxistische Probleme (Stuttgart, 1913, S. 60 ff., 216 ff.). См., например, работу Плеханова Grundprobleme des Marxismus, Stuttgart, 1910 <Плеханов Г., Основные вопросы марксизма, М., 1959>.



    [330*]

    Marx, Das Kapital, I Bd., S. 354, Anm. <Маркс К., Капитал, T. I // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 23, С. 40, прим.> Но между Декартом и Галлером был Ламетри с его "Человеком-машиной". [290] Генезис его философии Маркс, к сожалению, не уточнил.



    [331*]

    Marx, Zur Kritik der Politischen Okonomie, S. XI <Маркс К., К критике политической экономии // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 13, С. 6>



    [332*]

    Marx und Engels, Das Kommunistische Manifest, S. 27 <Маркс К., Энгельс Ф., Коммунистический Манифест // Соч., Т. 4, С. 429>



    [333*]

    Marx, Das Elend der Philosophie, S. 91 <Маркс К., Нищета философии // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 4, С. 133>



    [334*]

    Marx, Das Kapital, I Bd., S. 336, Anm. <Маркс К., Капитал, Т. 1 // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 23, С. 383, прим.>



    [335*]

    Ibid.



    [336*]

    Marx, Zur Kritik der Politischen Okonomie, S. 62 <Маркс К., К критике политической экономии // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 13, С. 62>. Барт [292] верно отмечает, что сравнение врожденных привилегий знати и предположительно врожденных идей следовало бы воспринимать как шутку. Но первая часть Марксовой характеристики Локка столь же не выдерживает критики, как и вторая (Barth, Die Philosophie der Geschichte als Soziologie, 1 Bd., S. 658 ff. <Барт П., Указ. соч., С. 290>



    [337*]

    Mehring, Die Lessing-Legende, 3 Aufl., Stuttgart, 1909, S. 422 <Меринг Ф., Легенда о Лессинге // Литературно-критические работы, Т. 1, М.-Л., 1934, С. 367>



    [338*]

    Ibid., S. 423 <там же, С. 468>



    [339*]

    Held, Zwei Bucher zur sozialen Geschichte Englands, Leipzig, 1881, S. 176, 183



    [340*]

    Schumpeter, Epochen der Dogmen und Methodengeschichte // Gruridriss der Sozialokonomik, 1 Abt., Tubingen, 1914, S. 81 ff.



    [341*]

    Hilferding, Bohm-Bawerk's Marx-Kritik, Wien, 1904, S. 1, 61 <Гильфердинг Р., Бем-Баверк как критик Маркса, М., 1923, С. 5, 74> Католик-марксист Хохофф [298] говорит о Бем-Баверке, что "это вообще одаренный, вульгарный экономист, который не смог встать над капиталистическими предрассудками, в среде которых он вырос" (Hohoff, Warenwert und Kapitalprofit, Paderbom, 1902, S. 57). См. мою работу Grundprobleme der Nationalokonomie, Jena, 1933, S. 170 ff.



    [342*]

    См., например: Bernard Show, Fabian Essays, 1889, P. 16 ff. Точно то же было и с теориями естественного права и общественного договора, которые в социологии и в политических науках служили одновременно оправданию абсолютизма и борьбе с ним.



    [343*]

    Если кто-то хочет поставить в заслугу материалистической концепции истории то, что она подчеркнула зависимость общественных отношений от природных условий жизни и производства, ему следовало бы сначала припомнить, что это может показаться особой заслугой только на фоне извращенности гегельянской философии истории. Эта идея присуща либеральной философии общества и истории, как и трудам либеральных историков, с конца XVIII века, (Below, Die Deutsche Geschichtsschreibung von den Befreiungskriegen bis zu unseren Tagen, Leipzig, 1916, S. 124 ff.).



    [344*]

    О главных представителях итальянского и французского синдикализма Зомбарт [300] говорит: "Насколько я их лично знаю, это милые, воспитанные господа, культурные люди в чистом белье, с прекрасными манерами, обладатели изящных жен; с ними приятно беседовать как с равными, и по их виду отнюдь нельзя в них заподозрить представителей движения, которое, прежде всего, направлено против заражения социализма буржуазным духом и желает прийти на помощь мозолистым рукам, истинным рабочим, чернорабочим при отстаивании их прав" (Sombart, Sozialismus und soziale Bewegung, 7 Aufl., Jena, 1919, S. 110) <Зомбарт В., Социализм и социальное движение, Спб, 1908, С. 435>. Так же и Де Ман заявляет: "Если принять путающее марксистское положение, которое связывает каждую общественную идеологию с принадлежностью к определенному классу, то придется признать, что социализм и даже марксизм имеют буржуазное происхождение" (De Man, Zur Psychologie des Sozialismus, S. 16 ff.).



    [345*]

    Распространенное выражение гласит, что желание есть отец мысли. Это следует понимать так, что желание есть отец веры.



    [346*]

    Engels, Ludwig Feuerbach und der Ausgang der klassischen deutschen Philosophie, 5 Aufl., Stuttgart, 1910, S. 58 <Энгельс Ф., Людвиг Фейербах и конец немецкой классической философии // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 21, С. 317>



    [347*]

    Tonnies, Der Nietzsche-Kultus, Leipzig, 1897, S. 6



    [348*]

    Marx, Das Kapital, I Bd., S. 726 ff. <Маркс К., Капитал, Т. 1 // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 23, С. 770--773>



    [349*]

    Ibid., S. 728 <там же, С. 773>



    [350*]

    Ibid. <там же, С. 772>



    [351*]

    Kautsky, Das Erfurter Programm, S. 83 ff. <Каутский К., Эрфуртская программа, С. 84--85>



    [352*]

    Wolf, Sozialismus und kapitalistische Gesellschaftsordnung, Stuttgart, 1892, S. 149 ff.



    [353*]

    Clark, Essentials of Economic Theory, P. 374 ff., 397



    [354*]

    Bericht der Sozialisierungkommission uber die Frage der Sozialisierung des Kohlenbergbaus vom Juli 1920 (Anhang: Vorlaufiger Bericht vom 15 Februar 1919) Op. cit., S. 32



    [355*]

    Vogelstein, Die finanzielle Organisation der kapitalistischen Industrie und die Monopolbildungen // Grundriss der Sozialokonomik, VI Abt., Tubingen, 1914, S. 203 ff.; Weiss, Abnehmender Ertrag // Handworterbuch der Staatswissenschaften, 4 Aufl., 1 Bd., S. 11 ff.



    [356*]

    Alfred Weber, Industrielle standortslehre // Grundriss der Surialukonomik, VI Abt., Tubingen, 1914, S. 54 ff. <Вебер А., Теория размещения промышленности, Л.-М., 1926, С. 27 и след.> Остальные факторы размещения производства можно не затрагивать, поскольку они определяются современным или ранее существовавшим размещением добывающей промышленности.



    [357*]

    Библия. Книга пророка Михея., Гл. 2, Ст. 2



    [358*]

    Библия. Книга пророка Исайи., Гл. 5, Ст. 8



    [359*]

    Schroder, Lehrbuch der deutschen Rechtsgeschichte, S. 159 ff.; Dopsch, Wirtschaftliche und soziale Grundlagen der europaischen KuKurentwicklung, 2 Teil, Wien, 1920, S. 289, 309 ff.



    [360*]

    Michels, Die Verelendungstheorie, Leipzig, 1928, S. 19 ff.



    [361*]

    Hansen, Die drei Bevolkerungsstufen, Munchen, 1889, S. 181 ff.



    [362*]

    При этом мы совершенно отвлекаемся от воздействия обесценения денег.



    [363*]

    Консидеран [314] пытается доказать теорию концентрации с помощью метафоры, заимствованной в механике: "Les capitaux suivent aujourd'hui sans conterpoids la loi de leur propre gravitation; c'est que s'attirant en raison de leur masses, les richesses sociales se concentrent de plus en plus entre les mains des grands possesseurs" <"Капиталы неудержимо следуют закону взаимного притяжения. Тяготея друг к другу пропорционально своим массам, общественные богатства все больше концентрируются в руках крупных собственников" (фр.)>. Цит. по: Tugan-Baranowsky, Der moderne Sozialismus in seiner geschichtlichen Entwicklung, S. 62 <Туган-Барановский М., Современный социализм в его историческом развитии, Спб, 1906, С. 81>. Это всего лишь игра слов и ничего более.



    [364*]

    Marx, Das Kapital, I Bd., S. 611 <Маркс К., Капитал, Т. 1 // Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т. 23, С. 660>



    [365*]

    Kautsky, Bernstein und das Sozialdemikratische Programm, Stuttgart, 1899, S. 116 <Каутский К., Бернштейн и социал-демократическая программа, Спб, 1906, С. 153>



    [366*]

    Rodbertus, Erster Sozialer Brief an v. Kirchmann, Ausgabe von Zeiler. Zur Erkenntnis unserer staatwutschaftlichen Zustande, 2 Aufl., Berlin, 1885, S. 273, Anm. <Родбертус К., Первое социальное письмо к фон Кирхману, Спб, 1906, С. 68>



    [367*]

    Herman Muller, Karl Marx und die Gewerkschaften, Berlin, 1918, S. 82 ff.



    [368*]

    Как это делает Баллод (Ballod, Der Zukunftsstaat, 2 Aufl., Stuttgart, 1919, S. 12 <Баллод К. (Атлантикус), Государство будущего, М., 1920, С. 11>). [316]



    [369*]

    Kautsky, Bernstein und das Sozialdemikratische Programm, S. 116 <Каутский К., Бернштейн и социал-демократическая программа, С. 153>



    [370*]

    Ibid., Р. 120 <там же, С. 159>



    [371*]

    ср. замечания Вейтлинга, цитируемые Зомбартом в его книге Der proletarische Socialismus, Jena, 1924,1 Bd., S. 106



    [372*]

    Hume, A Treatis of Human Nature // Philosophical Works, Ed. by Green Grose, London, 1874, Vol. II, P. 162 <Юм Д., Исследование о человеческом познании // Соч., Т. 2, М., 1965, С. 199 и след.>, Mandeville, Bienenfabel, Heig. v. Bobertag, Munchen, 1914, S. 123. Шац [318] (L'Individualisme ecominique et social, Paris, 1907, P. 73, n. 2) называет это "idee fondamentale pour bien comprendre la cause profonde des antagonismes sociaux" <"фундаментальной идеей правильного понимания глубоких причин социальных антагонизмов" (фр.)>.



    [373*]

    см. о забастовках (глава 34, параграф 4) в настоящем издании



    [374*]

    Поскольку в нашем исследовании невозможно представить всю теорию монопольной цены, рассматривается только монополия предложения.



    [375*]

    Эли [321], как и вторящая ему германская комиссия по социализации, исходит из концепции монополии, близкой к тем взглядам, которые критикует сам Эли и которые в целом отброшены современной теорией цен (Ely, Monopolies and Trusts, N. Y., 1900, P. 11 ff.; Vogelstein, Die finanzielle Organusation der kapitalistischen Industrie und die Monopolbildungen, S. 231).



    [376*]

    Carl Menger, Grundsatze der Volkswirtschaftslehre, Wien, 1871, S. 195; Forchheimer, Theoretisches zum unvollstandigen Monopole // Schmoller's Jahrbuch, XXXII, S. 3 ff.



    [377*]

    см. в связи с этим обширную литературу по монопольным ценам, например: Wieser, Theorie der gesellschaftlichen Wirtschaft // Grundiss fur Sozialokonomik, 1 Bd., Tubingen, 1914, S. 276



    [378*]

    согласно Визеру, это "возможно, даже является правилом" (Ibid.)



    [379*]

    По иному, пожалуй, обстоит дело с теми видами сельскохозяйственной продукции, которые производятся лишь на относительно ограниченных землях, как, например, кофе.



    [2]

    В конце XIX в. в Австрии сложилось экономическое направление, получившее название школы предельной полезности. Ее представители считали, что ценность конкретного блага определяется его предельной полезностью, т. е. субъективно оцениваемой полезностью той единицы этого блага, которая удовлетворяет наименее настоятельную потребность в нем. Если, например, из трех килограммов зерна первый удовлетворяет потребность в пище, второй -- в посевном материале, а третий -- в корме для певчих птиц, то предельная полезность -- это полезность третьего килограмма. При сокращении производства зерна на килограмм придется отказаться от кормления птиц, и тогда ценность зерна будет определяться полезностью второго килограмма, предназначенного для посева.



    [3]

    Вебер Макс (1864--1920) -- немецкий социолог, историк и экономист, сыгравший выдающуюся роль в формировании современного обществоведения.



    [22]

    Лидеры катедер-социализма организовали в 1872 г. в г. Эйзенахе конгресс своих сторонников, на котором был основан "Союз социальной политики". Для катедер-социалистов была характерна выспренняя националистическая риторика.



    [23]

    Субъективная школа в политической экономии -- собирательное название ряда учений, возникших в 70-е годы XIX в. Общим для них является тезис, что ценность благ определяется в конечном счете субъективной оценкой их полезности. Мизес, по всей вероятности, под субъективной школой подразумевает австрийскую школу, приверженцем которой он являлся. Эта школа рассматривает заработную плату как долю в произведенной ценности, которая может быть "вменена" труду -- одному из факторов производства.



    [24]

    превыше всего -- древнегреч.



    [25]

    Лорд Пассфилд -- Сидней Вэбб (1859--1947) -- английский экономист и историк рабочего движения. Идеолог "фабианского социализма", предполагающего постепенное преобразование капиталистического общества в социалистическое путем длительного ряда реформ. Беатриса Вэбб (1858--1943) -- его жена и соавтор.



    [26]

    Немецкая (прусская) историческая школа -- направление в экономической науке, сложившееся в Пруссии в середине XIX в. Его основоположники В. Рошер, Б. Гильдебранд, К. Книс отрицали наличие общих для всех стран экономических законов. Задачей экономической науки они считали не анализ взаимосвязи экономических явлений, а описание норм хозяйствования, исторически сложившихся в той или иной стране под воздействием социально-политических структур, и, прежде всего, государства. Немецкая историческая школа оказала большое влияние на формирование институционализма -- направления американской экономической мысли конца XIX в. Т. Веблен, У. Гамильтон и другие институционалисты считали задачей науки описание и классификацию социальных явлений (институций), определяющих экономическую жизнь. К числу институций они относили наряду с формами собственности государственные установления, налоговую систему, семью, обычаи и т. п.



    [27]

    интервенционизм (от лат. interventio -- вмешательство) -- термин, используемый Мизесом во многих работах для обозначения государственного регулирования экономической жизни



    [28]

    Ферстер Фридрих Вильгельм (1869--1966) -- немецкий теоретик политической этики, пацифист по убеждениям



    [29]

    Принц-Смит Джон -- правильнее Смит Джон Принц, младший (1809--1874) -- английский политэконом



    [30]

    У Мизеса термин "либерализм" выступает "в том смысле, как он использовался повсеместно в XIX в. и как он до сих пор используется в странах континентальной Европы. Такое использование обязательно, потому что просто нет другого термина для обозначения великого политического и интеллектуального движения, которое заменило докапиталистические методы производства свободным предпринимательством и рыночной экономикой; заменило абсолютизм монархов или олигархий конституционным представительным правительством; утвердило свободу индивидуума вместо рабства, крепостничества и других форм несвободы" (Mises, Human Action: A Treatise on Economics, 3rd ed., Chicago: Regnery, 1966, P. V).



    [31]

    Третий Интернационал (Коммунистический Интернационал) -- международное жестко централизованное объединение коммунистических партий. Учрежден в Москве в марте 1919 г., распущен из тактических соображений в период второй мировой войны -- в мае 1943 г.



    [32]

    Дицген Иосиф (1828--1888) -- немецкий философ -- познакомившись с идеями марксизма, подпал под их влияние



    [226]

    В феодальной Франции все облагаемое податями население именовалось третьим сословием (в отличие от первых двух, привилегированных сословий -- духовенства и дворянства). Накануне Великой Французской революции и в ее ходе в публицистике и в народных наказах появился термин "четвертое сословие" как обозначение наемных работников, пролетариев.



    [227]

    Первоначально под метафизикой понималась часть философии, рассматривающая первопричины всего сущего. С течением времени термин неоднократно переосмысливался. Мизесовское противопоставление метафизики и науки восходит к распространенному во второй половине XIX в. истолкованию метафизики как спекулятивных, не опирающихся на опыт рассуждений.



    [228]

    Исайя (вторая половина XIII в. до н. э.) -- один из четырех библейских так называемых больших пророков. "Книга пророка Исайи" открывает ряд пророческих книг, входящих в канонический Ветхий Завет.



    [229]

    В представлении ряда религиозных сект тысячелетнее земное царствие Христа должно наступить перед концом света. Хилиазм был осужден церковью в 225 г., однако хилиастические идеи вновь и вновь возрождались, как это было, например, во время крестьянской войны в Германии (XIV--XV в.).



    [230]

    Теоретики марксизма неоднократно подчеркивали, что французский утопический социализм и немецкая классическая философия -- источники формирования марксистского учения. Поэтому вполне правомерна проводимая Мизесом линия от Сен-Симона и Гегеля к Марксу и Ленину. Вейтлинг Вильгельм (1808--1871) -- деятель немецкого рабочего движения, создатель своеобразной системы уравнительного коммунизма.



    [231]

    По Мизесу, телеологический подход, рассматривающий историю как движение к некоей предустановленной цели, неизбежно акцентирует внимание на ступенях приближения к цели, отклонениях от цели и т. п.



    [232]

    Бюхнер Людвиг (1824--1899) и Молешотт Якоб (1822--1893) -- немецкие естествоиспытатели и философы, завоевавшие популярность в радикальных кругах вульгарно-материалистическим подходом к природе и обществу. Философию они отождествляли с естествознанием, биологическую борьбу за существование считали основой социального развития, утверждали наличие прямой и непосредственной связи между составом потребляемой пищи и духовной жизнью народов и т. п.



    [233]

    Каузальное (от лат. causa -- причина) исследование, т. е. исследование, направленное на выявление причин какого-либо процесса, противоположно телеологическому исследованию, рассматривающему процесс как устремление к некоей цели.



    [234]

    По Гегелю, развитие человечества есть последовательное восхождение мирового духа, абсолютной идеи через сменяющие друг друга образы культуры к полному самопознанию. По Марксу, история общества есть закономерная смена общественно-экономических формаций, обусловленная развитием производительных сил и находящая свое завершение в коммунистическом устройстве.



    [235]

    Менений Агриппа (? -- 493 до н. э.) -- римский патриций. Как утверждает римский историк Тит Ливии (59 до н. э. -- 17 н. э.), когда восставшие плебеи ушли из Рима, Сенат послал к ним Менения Агриппу. Рассказав плебеям известную басню о споре между желудком и другими частями тела -- о том, что важнее для организма, Менений убедил плебеев вернуться в Рим (Ливии Т., История Рима от основания города, T. 1, M., 1989, С. 89).



    [238]

    Органическая (иногда называемая биологической) школа в социологии сложилась в конце XIX в. Органицисты, полностью отождествляя социум и биологическое существо, сосредоточивали все свои усилия на поисках аналогий. Так, цитируемый Мизесом Лилиенфельд утверждал, что торговля -- это кровообращение, правительство -- мозг общества и т. п.; французский социолог Рене Вармс (1869--1926) в захвате колоний видел "способ размножения".



    [239]

    Органическая теория государства возникла в конце XIX в. в противовес, с одной стороны, учению о государстве как результате общественного договора, а с другой -- концепции государства как орудия классового насилия. Ее сторонники видели в государстве орган, удовлетворяющий потребности общества как социального организма: государство призвано поддерживать и развивать солидарность всех членов общества -- основу существования любого социума.



    [240]

    tertium compaiationis -- третье сравниваемое (лат.), т. е. общий признак сравниваемых вещей, явлений



    [241]

    Мильн-Эдвардс Анри (1880--1935) -- французский естествоиспытатель, профессор зоологии.



    [242]

    Фихте Иоганн Готлиб (1762--1814) -- представитель немецкой классической философии.



    [243]

    животное общественное -- др.-греч.; это определение содержится в сочинении Аристотеля "Политика"



    [246]

    Л. Мизес придерживался широко распространенной, особенно в прошлом веке, анимистической (от лат. anima -- душа) теории происхождения религии. Ее приверженцы считают, что любая религия восходит к анимистским представлениям первобытных людей о том, что всеми предметами окружающего мира управляют существующие вне их телесной оболочки духи, или души.



    [247]

    Витализм (от лат. vitalis -- жизненный) -- представление о том, что в живых объектах присутствует особая нематериальная жизненная сила, обусловливающая специфику биологических организмов.



    [250]

    Работы, в которых Кант изложил свои воззрения на общество, относятся к последним десятилетиям XVIII в. ("Идея всеобщей истории..." -- 1784; "О вечном мире" -- 1795). Учение о сравнительных затратах как основе международного разделения труда и мировой торговли было разработано Давидом Рикардо во втором десятилетии XIX в. ("Начала политической экономии и налогового обложения" -- 1817).



    [251]

    Кант считал, что природа человека противоречива, вследствие чего люди одновременно склонны сотрудничать и противодействовать друг другу. Прогресс, конечной целью которого является достижение всеобщего правового гражданского состояния, осуществляется только через борьбу этих двух начал. Что касается роли разделения труда в функционировании и развитии общества, то Кант связывает именно с международным разделением труда и международной торговлей возможность будущего вечного мира, полного отказа от войн между государствами.



    [252]

    virtus dormitiva, cuius est natura sensus assupire -- свойство вызывать сон, природа которого в притуплении чувств (лат.)



    [253]

    По О. Конту, человечество в своем развитии проходит три этапа: теологический (когда все объясняется исходя из религиозных представлений), метафизический (когда на смену религии приходит объяснение мира некими абстрактными сущностями, первопричинами и т. п.) и позитивный (когда мир понимается научно). Лампрехт Карл (1856--1915) -- немецкий историк. Под влиянием Конта он создал учение о пяти культурно-исторических стадиях развития человечества ("анимизм", "символизм" и т. д.), различающихся по социальной психологии масс, параллельно изменениям которой меняется экономика.



    [254]

    Имеется в виду так называемая "новая (молодая) историческая школа", сформировавшаяся в Германии в конце 60-х годов XIX в. и господствовавшая в немецкой экономической науке до 30-х годов нашего века. Представители этой школы считали, что государство, активно вмешиваясь в общественную жизнь, обеспечит постепенное утверждение социализма. Называемые ниже Мизесом немецкие экономисты Карл Бюхер (1847--1930) и Густав Шмоллер (1838--1913) -- основоположники этого направления, а Евгений Филиппович (1858--1917) -- его сторонник.



    [255]

    Классическая культура -- условное название культуры Древней Греции периода ее расцвета (5--4 вв. до н. э.).



    [256]

    Фергюсон Адам (1723--1816) -- шотландский философ и историк, учитель А. Смита



    [257]

    laudatores temporis acti -- восхвалители былых времен (лат.) -- ставшее крылатым выражение Горация



    [258]

    В 1241 г. монголы под предводительством хана Батыя (Бату) вторглись в Венгрию, разбили под Лигницей войска польских и немецких князей, дошли до Адриатического моря, но вынуждены были повернуть обратно. Турки-османы неоднократно вели войны на европейской территории. Мизес, вероятно, имеет в виду XVII в., когда при попытках новых завоеваний в Европе турецкие войска терпели серьезнейшие поражения от Австрии, Венгрии и Венеции, в том числе в 1664 г. при Сенготхарде, в 1683 г. под Веной.



    [259]

    "Хелианд" -- эпическая поэма, относящаяся к IX в. "Евангелие" -- написанное в то же время произведение Отфрида Вейсенбургского, в котором, как считается, впервые в немецкой литературе использован рифмованный стих.



    [260]

    На расположенных на южном побережье Балтийского моря землях, носящих со средних веков наименование Померании, жило славенское племя поморян. Западные поморяне, попавшие в конце XII в. в зависимость от германских феодалов, подверглись в течение XIII--XVII в. онемечиванию. Между Вислой и Неманом примыкающие к морю земли были заселены группой племен, носивших собирательное название пруссов. В XIII в. пруссы, родственные по языку летто-литовцам, а по материальной культуре отчасти близкие славянам, были завоеваны Тевтонским орденом. Большая часть пруссов была истреблена, а оставшиеся онемечены. От пруссов территория получила наименование Пруссии.



    [261]

    К социализму гегелевской школы Мизес относит лассальянство, поскольку Ф. Лассаль был последователем Гегеля. Лассаль Фердинанд (1825--1864) -- деятель германского рабочего движения, публицист. Рассматривал государство как важный фактор движения человечества к свободе и справедливости. С гегельянских позиций написан его основной философский труд "Философия Гераклита Темного из Эфеса".



    [263]

    Английский экономист Томас Роберт Мальтус (1766--1834) сформулировал в 1798 г. "естественный закон народонаселения", согласно которому население имеет тенденцию размножаться в геометрической прогрессии, тогда как средства существования могут расти лишь в арифметической прогрессии, что порождает нищету масс. Сам Дарвин говорил, что его теория борьбы за существование есть теория Мальтуса, примененная к миру животных и растений.



    [264]

    выделяемая антропологами по форме черепа группа "длинноголовых".



    [265]

    Ганновер и Бранденбург -- исторические германские земли. Ганновер был последовательно герцогством, курфюршеством, королевством (до 1866 г.). Бранденбург, бывший в средние века маркграфством, а затем курфюршеством, в 1618 г. объединился в единое государство с герцогством Пруссией.



    [266]

    Кропоткин Петр Алексеевич (1842--1921) -- теоретик анархизма коммунистического толка, видный естествоиспытатель и этик. Основные принципы нравственности выводил из поведения животных. Признавая естественный отбор, Кропоткин считал его лишь одной стороной медали, другую сторону он видел во взаимной поддержке особей одного вида.



    [267]

    Каммерер Пауль (1880--1926) -- австрийский зоолог; антирасист и пацифист по убеждениям, он был близок к левым кругам



    [268]

    В XV в. земли, населенные южными славянами, исповедовавшими христианство, попали большей частью под владычество мусульманской Османской империи. Иноземное и иноверное владычество, длившееся несколько веков, вызвало активную неприязнь южных славян к туркам-мусульманам.



    [269]

    Идея разработки искусственного всеобщего языка, призванного заменить все национальные или, по крайней мере, на первых порах, служить межнациональному общению, зародилась еще в XVII в. Первым таким разработанным языком был волапюк, созданный в 1879--1880 гг. немецким пастором Иоганном Шлейцером. Одно время он пользовался некоторой популярностью. На волапюке в конце 80-х годов XIX в. даже выходило более 20 газет. Но к началу нашего века волапюк уступил место языку эсперанто, созданному в 1887 г. польским врачом Людвиком Заменгофом. Попытки разработки подобных искусственных языков предпринимались и в XX в. (окциденталь, новиаль, интерлингва и др.).



    [270]

    Французский экономист Ж. К. Гурне, выступая в 1758 г. на ассамблее школы физиократов, провозгласил: "Laissez faire, laisses passer" ("Позволяйте делать <что хотят>, позволяйте идти <куда хотят>" -- фр.). Это выражение, ставшее крылатым, истолковывалось как лозунг полной экономической свободы, невмешательства государства в отношения производства и обмена. Система laissez faire -- синоним системы экономического либерализма.



    [271]

    Черепной индекс (называемый также головным указателем) -- отношение ширины головы к ее длине, выраженное в процентах. В антропологии длинноголовыми (долихокефалами) считаются те, у кого черепной индекс меньше 75,9, а короткоголовыми, или круглоголовыми (брахикефалами), -- те, у кого он больше 80. Один из основоположников расизма французский социолог Жорж Ляпуж (1854--1936) утверждал, что черепной индекс -- важнейший признак различия высших и низших рас. По Ляпужу, представители арийской (нордической) расы, обладающие всеми достоинствами, -- обязательно долихокефалы.



    [272]

    Гобино Жозеф Артюр (1816--1882) -- французский социолог, дипломат и писатель, заложивший своей работой "О неравенстве человеческих рас" (1853--1855) основы "научного" расизма. Чемберлен Хаустон Стюарт (1855--1927) -- германский социолог, англичанин по происхождению. Развивая идеи Гобино, провозгласил немцев эталоном арийской расы.



    [273]

    Гераклит Эфесский (535?--475? до н. э.), философ-диалектик, выдвинул положение о единстве и борьбе противоположностей. В его ставшем крылатым высказывании война есть синоним борьбы противоположностей как основы всего сущего.



    [275]

    каталаксия (каталактика) -- аристотелевский термин, означающий "рыночное хозяйство, использующее деньги в качестве посредника в обмене", "превращение врагов в друзей", "превращение чужого в члена общины"



    [279]

    Средневековые цехи -- профессиональные объединения ремесленников -- в целях устранения конкуренции между своими членами всячески ограничивали прием новых мастеров в цех, регламентировали число подмастерьев и учеников у мастера.



    [280]

    1 августа 1914 г. Германия объявила войну России, 3 августа -- Франции. Германская социал-демократическая партия поддалась националистическому угару. Ее лидеры призвали социалистов встать "на защиту отечества", заключить на время войны "классовый мир", а парламентская фракция социал-демократов голосовала за военные кредиты. В ноябре 1918 г. в Германии произошла демократическая революция, приведшая к власти значительно отрезвевших социал-демократов.



    [281]

    это выражение пустил в ход для обозначения международного единства финансовых воротил берлинский муниципальный советник К. Вильманс, опубликовавший в 1876 г. брошюру "Золотой интернационал и необходимость создания партии социальных реформ"



    [282]

    Согласно Библии ("Исход", Гл. 14) евреи, уходившие из египетского рабства на землю обетованную, подошли к Красному морю, воды которого расступились по велению Господа и пропустили их.



    [283]

    Шеллинг Фридрих Вильгельм (1775--1854) -- немецкий философ. Разработкой Философии природы он занимался на первом этапе своей деятельности (90-е годы XVIII в.). По Шеллингу, природа -- динамическое единство противоположностей. Видимо, именно этой концепцией всеобщности борьбы противоположностей объясняется отрицательное отношение Л. Мизеса к Шеллингу, равно как и к Гегелю. Спекулятивной школой именуется философское направление, рассматривающее осмысление оснований миропорядка как особую область сугубо теоретического познания, стоящего над непосредственным опытом и не использующего методов прикладной науки.



    [284]

    Месмеризировать -- здесь в смысле гипнотизировать. Это слово обязано происхождением Францу Месмеру (1733--1815) -- основателю учения о "животном магнетизме", которым он объяснял лечение внушением, приведение "магнетизируемого" в гипнотическое состояние и т. п.



    [285]

    Каутский Карл (1854--1938) -- немецкий экономист и философ, пропагандист марксизма, деятель германского социалистического движения и II Интернационала. Меринг Франц (1846--1919) -- немецкий философ и историк, последователь марксизма, деятель германского рабочего движения. В 1927--1929 гг. К. Каутский опубликовал двухтомную монографию "Материалистическое понимание истории". Перу Меринга принадлежат многочисленные работы по истории Германии.



    [286]

    Фейербах Людвиг (1804--1872) -- немецкий философ-материалист. Фогт Карл (1817--1895) -- немецкий естествоиспытатель и философ. Как и Бюхнер и Молешотт, он считается ярким представителем вульгарного материализма.



    [287]

    эпистемология -- теория познания



    [288]

    Декарт Рене (1596--1650) -- французский философ, математик и естествоиспытатель



    [289]

    Галлер Карл Людвиг (1768--1854) -- швейцарский юрист и историк



    [291]

    Локк Джон (1632--1704) -- английский философ и экономист, один из родоначальников британского либерализма



    [293]

    Шопенгауэр Артур (1788--1860) -- немецкий философ. Нравственная философия Шопенгауэра пессимистична, ибо она рассматривает страдание как определяющий атрибут человеческой жизни.



    [294]

    Ницше Фридрих (1844--1900) -- немецкий философ. Ницше отрицал мораль, негативно относился к современной ему культуре как вытесняющей интеллектом изначальные здоровые инстинкты человека-индивидуалиста.



    [295]

    Гельд Адольф (1844--1880) -- немецкий экономист, активный сторонник, а с 1873 г. -- секретарь "Союза социальной политики".



    [296]

    Маркс опирался на трудовую теорию стоимости, лежащую в основе всей концепции Рикардо. Учение Маркса о прибавочной стоимости генетически восходит к рикардианскому представлению о прибыли как разнице между стоимостью товара и затратами на заработную плату рабочим, определяемую стоимостью их средств существования.



    [297]

    Классическая школа достигла своей вершины в трудах Рикардо. Поскольку согласно трудовой теории стоимости прибыль выступала как неоплаченный труд рабочих, некоторые последователи Рикардо делали из его учения социалистические выводы. Среди рикардианцев социалистами были В. Томпсон (1785--1833) и Т. Годскин (1787--1865) В то же время другая часть последователей Рикардо утверждала, что рабочий, вступая в сделку с капиталистом, получает полный эквивалент своего вклада в еще не созданный товар, а прибыль капиталиста -- это результат накопленного труда. Последовательными защитниками капитализма были, например, рикардианцы Дж. Милль (1773--1836) и Д. Мак-Куллох (1784--1861).



    [299]

    В числе известных теоретиков субъективной школы, придерживавшихся социалистической ориентации, следует назвать, прежде всего, английского экономиста Филиппа Уикстеда (1844--1927), которому принадлежит сам термин "предельная полезность". От него через писателя и публициста Дж. Б. Шоу (1856--1950) идеи субъективной школы были восприняты многими фабианскими социалистами. Был близок социализму швейцарский экономист Леон Вальрас (1834-1910) -- один из основоположников теории предельной полезности.



    [301]

    По Библии, Иоанн Креститель, называемый также Иоанном Предтечей, -- проповедник, готовивший народ к пришествию Мессии. Иоанн, крестивший Иисуса по его настоянию, считал себя "недостойным развязать ремень у обуви его" (Евангелие от Иоанна, Гл. I, Ст. 27), Иисус же сказал впоследствии: "Из рожденных женами нет ни одного пророка больше Иоанна Крестителя" (Евангелие от Матфея, Гл. 12, Ст. 28).



    [302]

    Теннис Фердинанд (1855--1936) -- один из основоположников немецкой социологии. Отрицательно относясь к политической программе марксизма, в основном поддерживал исторический материализм Маркса.



    [303]

    В 1897--1898 гг. немецкий социал-демократ, ученик Маркса и Энгельса Эдуард Бернштейн (1850--1932) выступил с серией статей, в которых предпринял попытку пересмотра ряда положений марксизма. Тем самым Бернштейн положил начало первой волне ревизии марксистского учения в социалистическом движении. В защиту марксистских догм выступили А. Бебель, Ф. Меринг, Р. Люксембург, К. Каутский, Г. Плеханов, В. Ленин и другие ортодоксы. В целом в первом десятилетии XX столетия, т. е. за четверть века до написания книги Мизеса, ревизионизм идейно потерпел поражение.



    [304]

    Гервег Георг (1817--1875) -- немецкий поэт, находившийся под сильным влиянием Маркса, а с 60-х годов -- Ф. Лассаля. По просьбе последнего Гервег написал в 1863 г. гимн для Всеобщего Германского рабочего союза, который и цитируется Мизесом (Цит. по: Гервег Г., Песнь немецких рабочих ферейнов // Избранное, М., 1958, С. 185).



    [305]

    Кларк Джон Бейтс (1847--1938) -- американский экономист. В своих небольших работах "Контроль над трестами" (1901), "Проблема монополии" (1904) и в фундаментальной книге "Основы экономической теории" (1909) он осуждает монополии за их агрессивность. По мнению Дж. Б. Кларка, монополии подавляют стремление к выгоде как этическую основу капиталистического предпринимательства и порождают угрозу конфликтов в хозяйстве.



    [306]

    Societas unius acti -- общество с солидарной ответственностью (в России -- товарищество на паях). Предполагает неограниченную совместную ответственность всех действительных членов общества, товарищества.



    [307]

    По верованиям римлян, жизнь человечества проходит через ряд кругов, каждый из которых находится под покровительством определенного божества. Золотой век соотносился с кругом Сатурна -- доброго и справедливого бога урожая и земледельцев.



    [308]

    Михей (вторая половина VIII в. до н. э.) -- один из двенадцати библейских так называемых меньших пророков, современник пророка Исайи.



    [309]

    Секуляризация -- изъятие государством церковной собственности. Майордом (высшее должностное лицо Франции при династии Меровингов) Карл Мартелл (ок. 688--741) проводил широкую секуляризацию земель, которые затем жаловал в условное держание воинской знати, за что она обязывалась служить королю. Сын Карла Мартелла Пипин Короткий, основавший королевскую династию Каролингов, проводил ту же политику.



    [310]

    Здесь имеется в виду фидеикомисс в германском праве нового времени: положение, согласно которому владелец имущества обязуется передать его в полной сохранности следующему преемнику, указанному в завещании или в учредительном акте. Майорат -- система наследования, при которой имение со смертью владельца не делится, а переходит к старшему из сыновей.



    [311]

    В Англии с конца XV в. началось массовое изгнание крестьян с общинных земель, получившее название "огораживание". Лендлорды в связи с повышением спроса на шерсть со стороны английских и голландских мануфактур превращали общинные земли в пастбища, а крестьянские дворы попросту уничтожались. Правительство, опасаясь сокращения числа налогоплательщиков и армейских рекрутов, неоднократно принимало законы в защиту крестьянских владений (статуты 1489, 1515, 1533, 1563 и последующих лет).



    [312]

    "Правом мертвой" руки именовалась одна из норм средневекового права, ограничивающая наследование. В данном контексте Л. Мизес имеет в виду "право мертвой руки" по отношению к церковному имуществу, где оно имело специфический характер: имущество, в том числе земли, попавшее в руки церкви, не могло отчуждаться без согласия церковной общины.



    [313]

    После разгрома Карфагена (146 г. до н. э.) римляне организовали на его территории провинцию Африка. Плиний Старший (23--79) и Плиний Младший (61?--114?) -- римские писатели и государственные деятели. Меровинги -- королевская династия во Франции, правившая с V по VIII в.



    [315]

    Фуггеры -- купеческое и банкирское семейство, достигшее высшего расцвета в XVI в. Они ссужали деньгами не только германских феодалов, но и римских пап. Фуггеры, происходившие от швабских ткачей, получили дворянство, а в 1514 г. -- титул имперских графов и стали крупными землевладельцами. Вельзеры -- семейство, занимавшее в XV--XVI вв. второе место после Фуггеров в торговле и банковском деле Германии. В начале XVII в. основная ветвь Вельзеров потерпела банкротство.



    [317]

    Мандевиль Бернард (1670--1733) -- английский философ-моралист. Юм Дэвид (1711--1776) -- английский философ, экономист и историк, автор "Трактата о человеческой природе".



    [319]

    В конце XIX -- начале XX в. в США развернулась широкая кампания за запрещение монополистических трестов, следствием чего явилось так называемое антитрестовское законодательство (закон Шермана -- 1890 г., закон Клейтона -- 1914 г., закон Уэбба-Померена -- 1918 г. и др.). Закон Шермана, являющийся ядром этой группы законодательных актов, запретил не только тресты, но и любую попытку монополизации торговли; однако он не содержал определения монополии, вследствие чего сфера его действия ограничилась именно трестовской формой монополизации.



    [320]

    Первоначально термин "совершенная конкуренция" использовался как синоним свободной конкуренции. Иное истолкование он приобрел в 30-е годы нашего века в рамках теории монополистического рынка американского экономиста Э. Чемберлина (1899--1967) и его последователей. Согласно их представлениям, совершенная конкуренция -- это действующий и при монополизации механизм быстрого реагирования на условия рынка, возвращающий цены в точки равновесия. Судя по тому, что термин "совершенная конкуренция" в первых изданиях книги Мизеса отсутствовал и появился лишь в английском издании 1936 г., Мизес употребляет его во втором значении.



    [322]

    Л. Мизес ссылается здесь на предложенный Эдвардом Чемберлином график спроса и предложения с кривыми средних и дополнительных издержек, а также предельного дохода (Чемберлин Э., Теория монопольной конкуренции, М., 1959).



    [323]

    В целях прекращения конкуренции между внешнеторговыми компаниями Нидерландов они были в 1602 г. Генеральными штатами (парламентом) страны объединены в голландскую Ост-Индскую компанию. Наделенная монопольными правами внешней торговли и мореплавания, Ост-Индская компания получала гигантские барыши вплоть до середины XVIII в., но вследствие поражения Нидерландов в войне с Англией 1780--1784 гг. пришла в упадок и была ликвидирована в 1798 г.



    [324]

    Позднейшее развитие показало, что практически все международные соглашения (синдикаты) по никелю, меди, какао, сахару, цинку и пр. развалились вследствие борьбы за рыночные квоты. Та же судьба постигла организацию производителей нефти (ОПЕК), которая исчерпала весь свой монополистический потенциал всего за 11 лет -- с 1974 по 1985 г.



    [325]

    sub specie altemitatis -- с точки зрения вечности (лат.)








    Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке