Страдание о Боге и о его церкви

Мы видели, сколько неприятностей, неуверенности и расстройств душевных и телесных может возникнуть в том случае, когда человек усвоил себе ложный образ грозного, вечно требующего услуг и жертв Бога. С одной стороны, это мстительное божество, которое не позволяет человеку жить свободно и с давних времен за каждое отклонение карает его законом; или с другой стороны – вечно отсутствующий, бессильный и опять-таки пугающий безразличием – администратор Вселенной; или по-панибратски, все разрешающий и закрывающий оба глаза на все прихоти человеческие, – такие представления ни в коей мере не соответствуют величию подлинного Бога. Не соответствует, конечно, истине и сказанное у Исайи (40:17): «Все народы пред ним ничто; менее ничтожества и пустоты считаются у Него». Бог сотворил нас потому, что Он нас любит и хочет нашего сотрудничества. Он прежде всего милостив, но также и справедлив – это значит, что в первую очередь Он предлагает примирение и лишь потом, если пришло время, заботится о расплате и справедливости. Это не должно пугать того человека, который к Нему привязан и, несмотря на свою греховность, не отрекается от Него: «ибо семь раз упадет праведник и встанет» (Притчи, 24:16). Бог же – при чистосердечном раскаянии – простит нам «до седмижды семидесяти раз» (Матф. 18:22).

Но страдание может причинить не только ложный образ Бога: намного сильнее может оказаться страдание от правильного представления о Нем – насколько мы способны создать себе такое представление. Наверное, читатель уже понял, что Бог, несомненно, допускает такие человеческие чувства, как гнев, досаду, боязнь и вину; что Он не желает жертв, но доверия, упования и милосердия; что Он не грозит Адом, который является всего лишь свободно избранным человеком следствием отвержения Бога; что Он отнюдь не безразличен к нашим несчастьям, но сострадает нам за причиненное страдание. И тут начинается страдание о подлинном Боге: Его молчание, Его невмешательство могут настолько смутить человека, что он может усомнится. Выглядит это так, как будто Бог желает испытать доверие человека. С другой стороны, у Него есть желание вмешаться в ход истории и услышать настойчивую мольбу созданного им существа. Библия постоянно сообщает нам о великих деяниях Господних, причем это не обязательно понимать всегда как «интерпретативную теологию», как явление, вытекающее post factum из веры; это может быть и историческое событие, и «чудо». Я не разделяю рационализма многих теологов и не свожу Божественные свершения к образной реальности, как бы ее ни толковать. Бог воплотился – так неужели не в Его силах восстать во плоти из мертвых, приумножить хлебы, принять живое, активное участие в жизни человеческой? Как говорит Давид Бен Гурион: кто не верит в чудо, тот не реалист. Так как Бог есть любовь, Он допускает страдание только во имя любви. Понять это не всегда возможно. Лишь задним числом мы осознаем нередко причины наших болезней и конфликтов, экстремальные ситуации и кризисы сознания, как условия нашего возмужания. И тут не обойтись без способности вверяться Ему, о чем каждый раз заново надо молиться. Неизменное требование отпущения и приятия является неотъемлемой предпосылкой спасения человека. Непрерывные упражнения в умирании способствуют той внутренней свободе, которую можно достичь молитвой и аскезой. Поэтому отказ себе в чем-либо – это не потеря, а приобретение.

Вступив в общину паллоттинцев (католический орден без обета, основан в 1835 г. итальянским святым – Винценцо Паллотти – перев.),я отказался от имущества, связей, карьеры и независимости; сначала это причиняло мне тревогу и вызвало синдром абстинентности (непреодолимое патологическое влечение – перев.).И только через много месяцев я обрёл свободу и независимость другого, высшего качества, которые дали мне возможность по-новому взглянуть на Бога и на мои новые обязанности. Склонность к собственности искоренить нелегко: ее постоянно нужно держать в руках, если мы не хотим, чтобы она взяла нас в руки. «Кто ради меня все отдаст, тому воздастся с избытком», – говорит Иисус. И в самом деле: отказ от материальной обеспеченности может открыть сердце для более важных интересов в иных, нематериальных сферах. Это «ради Меня» для меня означает: слушать Бога, быть тут ради Него.

Многих обиженных людей раздражает их жизненный опыт, с безусловностью свидетельствующий о том, что Бог не наказывает злодеев мира сего. Где же тут справедливость? – спрашивают они. Но ведь Иисус сказал, что Бог «повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Матф. 5:45) – и только в посмертном существовании состоится суд над всеми. Раздражать должна поэтому не столько пассивность Бога, сколько нетерпение самих людей и их недоверие к справедливости и всемогуществу Господню. «Превыше всего следует бояться Бога, любить и уповать на Него» – говорит Мартин Лютер. Но там, где царит только страх, появляется угроза, что Бог превратится в тирана. И наоборот: там, где господствует доверие, лишенное почитания, Бог превращается в какого-то «ваньку-встаньку». Доверие к Богу и богопочитание должны идти рука об руку, одно без другого невозможно.

И поскольку мы близоруки и считаем свою кратковременную жизнь такой важной и стремимся к сиюминутному удовлетворению всех наших желаний, мы никак не можем понять, почему Он не слышит каждой нашей просьбы и не исполняет ее тут же. Мы создаем себе определенное представление о том, как должны вершиться те или иные дела, и впадаем в разочарование или в фатализм, если это наше представление не соответствует действительности. Но что же делает Бог? Он безмолвствует. Конечно, Он знает о наших заботах. Но у Него тоже есть просьбы к нам. Однако же, мы не рвемся их выполнять… Иногда кажется, что исполнение Божественной воли может удовлетворить и наши желания. Но это понимает только тот, кто на самом деле полностью полагается на Бога, и не свою волю превращает в волю Божию, а наоборот.

Страдание об этом непредсказуемом, всегда нас любящем и никогда не объясняющем нам своего поведения Боге иногда проявляется у человека как страдание о своей церкви. Церковь не должна поддаваться соблазну духа времени и постоянно обрезать со всех сторон догматы веры, пытаясь удовлетворить абсолютно всех. Она должна подчиняться и непопулярным ныне требованиям Иисуса – даже если реальность выглядит иной. Добиваться, чтобы ее все любили, жить с оглядкой на массы – значит приближать её закат. Поэтому решение вопроса кроется не в демократическом управлении Церковью. Это не значит, что в ней должно быть меньше братства и открытости. Это должно означать, что, несмотря на неизбежность ошибок и необходимость приспособляться к обстоятельствам, церковь не может урезывать для кого бы то ни было всю полноту веры – даже в том случае, если от нее отвернуться. Ей обещано, что она будет стоять до конца мира; необходимо только, чтобы в ней было меньше морализации и больше морали.

Если бы даже жизнь протекала без кризисов и противоречий, и у человека была бы постоянная личная и чистая связь с Богом, он все же не был бы свободен от сомнений и колебаний по поводу смысла и содержательности прожитой им жизни. И в конечном итоге ему остается лишь слепая надежда на то, что Бог примет его таким, каков он есть, – малым и сирым. И тут становится ясно, что, несмотря на всю скорбь и сомнения, худшие упущения человека – это малые песчинки перед Божьим милосердием. И в этом у меня нет никаких сомнений.