Глава XVI

ЗАЛОГ ВЫЖИВАНИЯ

Дети — по крайней мере, столичные — стали гораздо меньше читать. Это слышишь почти от каждого родителя. Эмоционально они тоже сейчас беднее, одномернее. Такие наблюдения делают многие наши коллеги: детские психологи, психиатры, педагоги. Причины кажутся настолько очевидными, что не о чем говорить: мол, чего вы еще хотите при таком засилье телевидения и компьютерных игр? Примерно то же самое, кстати, говорят и о взрослых, добавляя, естественно, слова про «закрученность», «работу на износ» и т.п. И опять (в который раз) за видимой простотой сквозит загадка, которую мало кому охота разгадывать. А стоило бы задать вопрос: почему, собственно, все вокруг так резко взяли и поглупели? Еще совсем недавно были самым читающим народом в мире, а теперь выше женских романов и детективов не поднимаемся… Только ли потому, что раньше этого добра почти не было, а теперь, наоборот, навалом?

Да, конечно, запретный плод сладок, но он уже давно не запретный. Так в чем же дело? Ведь и кинобоевики, и детективы, и уже упомянутые женские романы при всей своей пестроте очень однообразны, ибо сделаны по определенным рецептам. Это не искусство, а кулинария, блюда одного сорта, отличающиеся лишь теми или иными добавками. Неслучайно в серии книг «про любовь» не включаются произведения настоящих писателей. Не потому что они не писали на эту тему, а потому что их книги в серию не укладываются, они слишком нестандартны, нерецептурны.

Но ведь нормальному человеку шаблон, набор стандартных приемов быстро приедается. Это прежде всего безумно скучно. Скучно до тошноты.

Значит, дело не в интересе. И уж, понятно, не в том, что негде взять произведения большой литературы или большого кино. Кто хочет — тот находит. Почему же не хотят?

Безусловно, сейчас наблюдается некий общемировой процесс опрощения, инфантилизации взрослых людей. Появился даже новый термин — «плейбоизация». Сотни миллионов мужчин и женщин по всему миру отвергают высокую культуру , довольствуясь суррогатами. И в отличие от прежних времен, это не вызывает у них чувства неполноценности, а напротив, дает ощущение превосходства. Этакие герои рассказов М.Зощенко, только не убогие и нелепые, а гордые своей эталонностью.

Но во–первых, в России это произошло уж больно стремительно, ведь еще не выросло ни одного поколения, воспитанного, условно говоря, на журнале «Плейбой». А во–вторых, «эталонный образ жизни» доступен у нас только весьма незначительной группе людей и ассоциируется у большинства остальных граждан с воровством, т.е., не может служить истинным образцом.

Еще высказывают соображение, что в советскую эпоху для огромной категории людей просто не было книг и фильмов, соответствующих их вкусам. Им нечего было читать, нечего смотреть, а теперь они, спасибо демократическим переменам, обрели такую возможность.

Но и в этом аргументе есть какая–то неувязка. Посмотрите повнимательней на усталую мать семейства, которая едет в метро после рабочего дня и читает книгу с малопристойной картинкой на обложке. Взгляните на мужчину, который вошел в электричку и ненатурально звонким голосом рекламирует газету «Миллионер». Вспомните, наконец, своих знакомых, которые раньше читали Фолкнера и Маркеса, а теперь интересуются только газетами. Но иногда — особенно если они немного выпьют — их будто прорывает, и они начинают, волнуясь, как на первом экзамене, говорить о чем–то сложном, трудно выразимом, небытовом — о чем всегда было принято здесь говорить среди культурных людей. И уходят со счастливой улыбкой, хотя в разговоре вовсе не был обретен путь к счастью. А прощаясь, смущенно бормочут, что им давно не было так хорошо и что они как будто вдруг стали прежними.

И тогда понимаешь, что их опрощение на грани примитивизиции — это форма патологической защиты. Мы давно об этом догадались, наблюдая детей–невротиков. Некоторые из них выглядят эмоционально и даже интеллектуально неразвитыми, а потом, когда удается преодолеть их невротизм, оказывается, что они, наоборот, сверхчувствительны и не по годам умны. Но, не справляясь с «суровой правдой жизни», их ранимая душа постаралась отгородиться от мира, обрасти коркой, коростой.

Вот и многие взрослые «опрощаются» по этой схеме. Слишком больно быть пассивными реципиентами зла. Потому и от настоящего искусства отгораживаются, под любым предлогом избегая общения с ним — большое искусство своей концентрированной энергией прожигает коросту. А в такие времена, когда человеку кажется, что он бессилен перед стихией зла, лучше не бередить душу. А то встрепенется она, рванется и упадет, ударившись о реальность. И лишний раз будет унижена ощущением своей немощи.

«Не нарушайте ж, я молю,
Вы сна души моей.
И слово страшное «люблю»
Не повторяйте ей»,
(— написал в своей «Элегии» А.Дельвиг.)

Да, беспомощному, фрустрированному человеку страшны и счастливые воспоминания!

Наверное, тут уж наш оппонент не выдержит и взорвется:

— Вас послушать — так сейчас прямо ад кромешный! А в сталинские времена человек что, чувствовал себя Гераклом? Разве он не был жалким винтиком в чудовищной, гигантской машине зла? И ничего, прекрасно потреблял высокое искусство!

Что касается ада, то не живущему в относительно благополучии интеллигенту быть экспертом по этому вопросу. Диалог следовало бы вести жертвам сталинских репрессий и жителям Грозного и Самашек, раскулаченным крестьянам и «расколхозненным» колхозникам, у детей которых одни ботинки на троих, сыновьям и дочерям тех, кто оказался в детдоме, потому что родители сидели в лагерях, и нынешним малышам, которых отдают в дом ребенка, потому что не могут прокормить (для них уже и клише придумали: «социальные сироты»).

Вы им скажите про изобилие продуктов, право читать Солженицына и возможность видеть мир! И спросите, компенсирует ли это гибель близких. А потом спросите себя: не оттого ли сегодняшняя мерзость, в отличие от мерзости вчерашней, не вызывает у вас гневного возмущения, что она касается не вас?

А разоблачение вчерашней мерзости как раз и дало вам те безусловно приятные привилегии, которыми вы не могли пользоваться раньше. Но не лежит ли в основе этой двойной бухгалтерии глубинное равнодушие к тому, кто не свой? С таким ли олимпийским спокойствием вы бы говорили о неизбежности искупления грехов прошлого, если бы искупительной жертвой стали бы ваши близкие, люди вашего круга? И не попахивает ли это спокойствие современным фашизмом?

Теперь о Гераклах, винтиках и высоком искусстве. Можно, конечно, утверждать, что «советская система стремилась сформировать тип личности, одной из важных особенностей которой являлось принципиальное отсутствие у человека потребности самому строить свои жизненные планы». ( сборник «Этика успеха, вып.10.) Но лучше представить себе, что за этим стоит. Раньше человек устраивался на работу и мог оставаться на ней до пенсии. Но отсутствовала ли у него потребность строить жизненные планы? Или наоборот, социальная стабильность высвобождала энергию для частной жизни, для личных интересов?

Не нужно было «крутиться», поэтому оставалось время для воскресных туристских походов, участия в самодеятельности, лекций и бесконечных курсов повышения квалификации, заочных институтов культуры, посещения театра, кино, концертов и выставок, рыбалки и охоты, общения с друзьями, любовных романов, сидения в библиотеках и домашнего чтения, разных хобби, воспитания детей — да мало ли что еще мы не перечислили! Частная жизнь людей была очень насыщенной. Правда, им порою казалось, что это не так, но они тогда еще «жизни не нюхали». Т.е., получается, что в доперестроечную эпоху сохранялся для русского культурного человека баланс формы и содержания: формально, внешне жизнь выглядела довольно однообразно, а «начинка» отличалась богатством и разнообразием.

Теперь все наоборот. При внешней пестроте внутренняя жизнь большинства людей стала гораздо более одномерной и по сути сводится к пресловутой борьбе за выживание. Нельзя же всерьез говорить о том, что «сокращенный» инженер или рабочий, лихорадочно обзванивающий фирмы в поисках заработка и с тоской думающий о том, у кого еще можно занять денег на прокорм, осуществляет «потребность самому строить свои жизненные планы».

Вот что, например, сказала одна наша знакомая, которой многие завидуют, потому что она «хорошо устроилась»: не мерзнет с утра до ночи у торгового лотка, не отправляется в «челночные рейсы», а сидит себе на телефоне и успешно координирует поставку разных товаров на предприятия и в учреждения:

— Надо же, у кого–то еще хватает сил про мировые проблемы думать! Я лично давно чувствую себя выпавшей из жизни. Не человек, а автомат для зарабатывания денег на себя, ребенка и двух стариков. И женщины вокруг меня, мои подчиненные, они тоже предпочитают не задумываться. Ведь так больно знать, что ты уже не человек!

— Но зато теперь ты хозяйка своей жизни, а раньше была винтиком, — сказали мы.

— Нехорошо издеваться, — обиделась она. — Я вам повторяю: жизни — нет. Мы все на себе поставили крест.

А если посмотреть формально, эта женщина только и делает, что проявляет инициативу.

Ну, а о высоком искусстве она тоже обронила весьма симптоматичную реплику:

— Стихи давно в руки не беру. Даже когда по радио слышу, выключаю. Это мне сейчас не по

нервам.

Могла бы она даже в такой неблагоприятной для русского культурного человека ситуации (раньше была художницей, а теперь торгует халатами и бюстгальтерами) не чувствовать себя униженной и оскорбленной? — Могла бы, если бы знала, что так будет не вечно, а главное, если б в этом была высокая цель.

Ради ребенка и стариков родителей это с точки зрения нашей культуры, конечно, лучше, чем ради себя. Но — недостаточно, ибо собственные дети и родители включены в категорию «мое». Иначе говоря, имеет слишком биологическую природу, чтобы человек, воспитанный в духе православной этики, мог этим гордиться. И сколько бы он ни внушал себе, что так и надо, его архетипическое начало, его, как сказал бы Юнг, коллективное бессознательное бунтует.

Честно говоря, и западного человека центрация на себе и на «качестве жизни» приводит к самым разным нервно–психическим искажениям, которые блестяще описаны у австрийского психиатра В.Франкла под общим названием нооневрозы, возникающие из–за утраты смысла жизни. А уж для наших людей с их стремлением к общинности, которая — нравится нам это или не нравится — сидит в самом центре культурного ядра, атомизация и биологизация жизни совершенно губительны.

А если бы описанная нами женщина осталась художницей? Допустим, у нее был бы муж, который смог бы обеспечить семью. Что тогда? Счастье творческого самовыражения? — Но какое же это счастье, когда творчество не востребовано? И не потому что суровая власть закрывает вольнолюбивому творцу путь к почтитателям таланта (это вполне соответствует нашему традиционному образу Художника), а потому что замордованным жизнью людям не хочется общения с искусством. И дело не в том, что жизнь тяжела, а в том, что по своей мелкости и бессмысленности она оскорбительно несопоставима с масштабом настоящего искусства. И поскольку с жизнью непонятно что делать, гораздо проще уменьшить масштаб потребляемого искусства, снизить его градус. Т.е., круг быстро замыкается: наша художница не может быть счастлива в обществе, которое не помнит о ней и не имеет к ней никакого отношения. Даже отрицательного.

Но это взрослые. А дети вроде бы не знали другого. Им не с чем сравнивать. Они с удовольствием выберут «пепси». Выберут — и своим незамысловатым выбором будут счастливы. Этакие радостные повзрослевшие обезьянки, умеющие с помощью новейших препаратов побеждать перхоть, кариес, прыщи…

И многие взрослые, забывая о том, что воспитание — это приобщение ребенка к верхним этажам культуры, покорно принимают новые правила игры. Родители (они, естественно, не называют своих детей обезьянками, но суть от этого не меняется) как–то чересчур легко и даже не без оттенка мазохизма признают свое бессилие в борьбе с культурной деградацией.

— Разве его заставишь читать? — вопрошают они так обреченно, как будто речь идет о неуправляемой природной стихии.

Но при этом тратят уйму сил и энергии на то, чтобы заставить того же самого «неуправляемого» ребенка почистить зубы перед сном, доесть обед, надеть шапку. У некоторых родителей почти все общение с детьми сводится к такой бытовой дрессировке! Значит, дело не в неуправляемости, а в воспитательных приоритетах.

Приоритетность «простого» культивируется и в школьной среде. Увлечение тестами, легко тиражируемыми методиками, все большая опора на визуальную информацию в ущерб словесной, постепенный отказ от наставнической роли взрослых и от воспитания примером. Спросите сегодняшних подростков, на кого они хотят быть похожими. И многие вам ответят, причем не подумав, уже заученно, автоматически: «На самого себя». Хотя испокон веку в самых разных культурах воспитание строилось на подражании образцам, эталонам. А когда от этого отказывались, общество стремительно приходило в упадок.

Но теперь отказ от идеалов активно поощряется, поскольку расценивается как проявление индивидуальности. Самовыражение стало новой догмой. Хотя какую самость может выражать подросток, напичканный примитивными, массовыми (т.е., обобщенными, безликими) стереотипами? Любовь к роликовым конькам? К тому или иному сорту жвачки, рекламируемой по телевизору?

Очень показательна в этом смысле история, происшедшая в одной из московских школ. На уроке литературы детей попросили сравнить… композицию двух живописных портретов, десять раз повторив, что они могут свободно выражать свое мнение. При этом некоторые школьники даже ни разу не были в Третьяковке! А уж о законах композиции и прочих искусствоведческих «прибабахах», и слыхом не слыхивали. Но установка на самовыражение сработала. И, коряво выразив что–то невнятное и беспомощное, восьмиклассники пребывали в блаженной уверенности, что они оказались на высоте. Не важно, что они выразили ни на чем не основанное мнение. Главное, что свое! само–мнение. Так воспитывается, по выражению Д.Мережковского, Грядущий Хам.

И этого Хама наперебой обслуживают детские и юношеские издания. «Детям нравится, когда просто. Молодежь любит «жареное», — говорят одни. Другие более откровенны: «Мы пришем для быдла (вариант: для дебилов).» Коротенькие, простенькие материалы, никакой теории, только практические советы. Желательно с криминальным душком. Даже такие журналы, которые, казалось бы, озабочены судьбой молодого поколения, все равно, как доходит до дела, предпочитают печатать детективы, а не серьезную литературу. Чтобы не потерять читателя. Таким образом, они тоже потакают деградации.

Ну, а телевидение вообще не нуждается в пространных комментариях. Причем самое забавное, что многие теледеятели искренне уверенны в полезности своей культуртрейгерской работы!

— Почему на нас все нападают? — негодовала ведущая одной из молодежных программ. — Что интересует современных подростков? — Только рок–музыка и секс. Вот мы и стараемся удовлетворить их интересы.

Исходя из этой логики, пора учить детей, особенно мальчишек, пользоваться огнестрельным оружием и изготовлять взрывчатку. Ведь это их тоже очень интересует.

Опыт, правда, показывает, что интересы детей надо не столько удовлетворять, сколько сначала сформировать. На «секс–примере» это особенно очевидно.

Да, конечно, в подростковом возрасте дети проявляют любопытство к вопросам пола. Но далеко не все так сексуально озабочены, как наше Министерство образования. Зато практически все подростки начинают интересоваться человеческими отношениями. Самыми разными, не только любовными. Именно в этом возрасте у многих детей впервые появляются настоящие друзья — не ситуационные и легко заменимые товарищи по играм, а именно друзья, без которых немыслима жизнь. И соответственно, актуализируются вопросы ревности, предательства, лидерства, собственного и чужого достоинства и проч.

Появляется желание заявить о себе как о личности. И страх собственной малозначимости. И судорожные поиски оригинальности. И вопросы о своем месте в мире. Да мало ли что еще волнует людей в период генеральной репетиции взрослой жизни!

Почему же друзья детей усиленно привлекают их внимание только к нижепоясной сфере? Почему видят в них только постоянно спаривающихся животных? Выдают желаемое за действительное или меряют по себе?

Вот только одна деталь. В печально известных анкетах, которые в рамках «полового воспитания» раздавались ученикам 7–9 классов секс упоминается 85 раз, а любовь — 2 (!). Причем в таком контексте, что по сути это тоже легко заменимо словом «секс».

А ведь и психиатрам, и психологам прекрасно извесино, что фиксация подростков на сексе тормозит интеллектуальное развитие. «Широкомасштабные исследования, проведенные австрийским психиатром Ш.Бюлер, показали, что сексуальные связи слишком юных девушек… привели к выраженному сужению их общих интересов, к ограничению их интеллектуального горизонта», — пишет все тот же В.Франкл.

Да разве обязательно быть крупнейшим психиатром и проводить широкомасштабные исследования, чтобы додуматься до истин, известных любому здравомыслящему человеку?! В каждом классе можно встретить одну–двух рано созревших девочек, у которых на уме только свидания, причем отнюдь не романтические. С учебой такой «половозрелый ум» уже не справляется или справляется с большим трудом. А уж на внешкольное (необязательное) интеллектуальное развитие энергии и подавно не хватает.

Очень уместно привести здесь мнение и отечественного светила. Один из первых наших сексопатологов проф. Г.С. Васильченко, говоря о половом формировании человека, подчеркивает огромное значение платонической или романтической фазы для нормального развития личности. Как нетрудно догадаться, эта стадия приходится именно на подростковый возраст. «В практике сексопатолога иногда наблюдается редукция <упрощение> одной из стадий», — пишет Г.С.Васильченко и поясняет, что редукция романтической стадии обычно происходит у людей с «невысоким интеллектом и бедной фантазией (легкая степень олигофрении)».

Детей с задержками психического развития в сегодняшней школе более чем достаточно. Что, надо довести этот показатель до 100 процентов?

Тогда, может, и йодирование соли отменили не просто так, потому что дорого (на самом деле это копейки), а чтоб уж было наверняка? Ведь медики знают, что дефицит йода в подростковом возрасте может приводить к отставанию в умственном развитии. А у нас таких «дефицитных» территорий до 75%!

Но, может быть, нашим детям и не нужно быть особенно умными? Может, и правда «горе от ума», а «дуракам счастье»? Ведь именно этот, чаще бессознательный мотив, лежит в основе пассивности родителей, которые видят примитивизацию детей, вяло сожалеют, но не дают этому бой. «Кому мы нужны со своими знаниями, своей культурой, своей интеллигентностью? — думают они. — Чего мы добились? Нет, пусть будут проще. Чем проще человек — тем легче ему жить».

Но если исходить из этой логики, то легче всего было бы жить клиническому идиоту. Однако у таких людей, наоборот, резко снижена жизнеспособность.

Вы скажете, мы утрируем? Хорошо, оставим клинику в покое и зададим вопрос: в какой среде самый высокий травматизм, самое большое число убийств, ранних смертей, алкоголических отравлений и проч.? — В ответах вряд ли будут разночтения: в среде малокультурной, невежественной. Как раз там, где люди устроены просто и, следовательно, на сложные жизненные обстоятельства они не в состоянии адекватно ответить — у них не развита душа.

Сейчас часто говорят, что чем сложнее система, тем она устойчивее. Но почему–то не проецируют это положение на человека. А ведь у сложно устроенных людей существует многоуровневая психологическая защита. Нижние уровни дают сбой — активизируются верхние. Особенно это актуально сейчас, когда жизнь так неустойчива, так непредсказуема. А нередко и катастрофична. Куда денется человек с примитивными интересами и желаниями, если однажды жизнь повернется так, что он больше не сможет их удовлетворять? «Верхушки» — то у него нет! Он не знает счастья романтической любви, потому что у него еще в детстве украли тайну; его не окрылит встреча с настоящим искусством, не утешит служение чему–то с большой буквы: Науке, Идее, Отечеству, Богу; его не отвлекут от своего горя заботы о другом, еще более несчастном. Ибо для всего этого нужно обладать развитой, сильной, богатой душой.

Хочется еще раз вспомнить западного психиатра В.Франкла. Не с чужих слов узнавший кошмар гитлеровского концлагеря и впоследствии очень много общавшийся с бывшими узниками Дахау и Освенцима, он отмечал, что люди заземленные, с животными интересами погибали в лагере быстрее, чем, казалось бы, хуже приспособленные к жизни альтруисты, мечтатели и священники.

Так что просвещенная душа в «наше трудное время» не только не рудимент, но — залог выживания.








Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке