III. БЫТИЕ-В-МИРЕ


Другим важным и имеющим серьезные последствия вкладом экзистенциальных терапевтов является понимание человека-в-его-мире. По моему мнению, по своей значимости оно уступает только анализу бытия. Эрвин Страус пишет: "Чтобы понять компульсивность человека, сначала мы должны понять его мир". Безусловно, это верно как для всех типов пациентов, так же и для всех человеческих существ. Бытие вместе означает совместное бытие в одном мире, а знание означает знание в контексте этого самого мира. Мир данного конкретного пациента должен быть понят изнутри, он должен быть познан и рассмотрен настолько глубоко, насколько это возможно, с точки зрения того, кто в нем существует. Бинсвангер писал: "Мы, психиатры, уделяем слишком много внимания отклонениям наших пациентов от жизни в общем для всех нас мире вместо того, чтобы в первую очередь сосредоточиться на собственных или частных мирах пациентов, что впервые стал систематически делать Фрейд"[111].


Проблема заключается в том, как мы должны понимать мир другого человека. Этот мир нельзя понять ни как внешнее сочетание объектов, наблюдаемых нами со стороны (в таком случае мы никогда не сможем действительно понять его), ни с помощью чувственного отождествления (в этом случае наше понимание не принесет никакой пользы, так как мы не сможем сохранить реальность нашего собственного существования). Действительно трудная дилемма! Следовательно, требуется такой подход к миру, который вырежет "раковую опухоль" – традиционную субъектно-объектную дихотомию.


Это стремление заново открыть человека как существующего-в-мире очень важно, потому, что оно непосредственно касается одной из самых острых проблем современного человека, – проблемы утраты человеком собственного мира, утраты восприятия своей общности. Кьеркегор, Ницше и последовавшие за ними экзистенциалисты в узких кругах говорили о двух главных источниках тревоги и отчаяния современного западного человека. Во-первых, это утрата чувства бытия, а во-вторых, утрата собственного мира. Экзистенциальные аналитики полагают, что существует множество фактов, доказывающих правильность этих догадок. Западный человек, живущий в двадцатом веке, переживает не только отстранение от человеческого мира, но он также страдает от внутреннего мучительного убеждения в собственной отчужденности от природного мира.


В работах Фриды Фромм-Райхман и Салливана описывается состояние человека, утратившего собственный мир. Эти и другие авторы говорят о том, что проблемы одиночества, изоляции и отчуждения все активнее обсуждаются в психиатрической литературе. Среди психиатров и психологов растет осознание не только этих проблем, но и самих условий их возникновения. Вообще, симптомы изоляции и отчуждения отражают состояние человека, чье отношение к миру совершенно разрушилось. Некоторые психотерапевты указывали, что все у большего числа пациентов проявляются шизоидные черты. По их мнению, типичный вид психических проблем в наши дни – это не истерия, как было во времена Фрейда, а шизоидный тип, то есть проблемы людей, которые отстранены, потеряны, которым не хватает эмоционального выражения, у них обнаруживается склонность к деперсонализации. Свои проблемы они пытаются решить за счет интеллектуализации и технических формулировок.


Существует множество доказательств того, что от изоляции, отчуждения от мира страдают не только люди с теми или иными патологиями, но и "нормальные" люди. Райсман (Reisman) в своей работе "Одинокая толпа" представил большое количество социопсихологических данных с целью показать, что черты изолированности, одиночества, отчужденности характерны не только для невротических пациентов, но в нашем обществе для людей в целом. Он добавляет, что за последние пару десятилетий эта тенденция усилилась. Автор делает важное замечание о том, что у этих людей есть только техническая связь с их миром. "Направленные вовне" люди (типичный характер нашего времени) ко всему относятся с технической внешней стороны. Например, они говорят не "Мне понравилась пьеса", а "Эта пьеса была хорошо поставлена", "Статья хорошо написана" и т.д. В своей работе "Бегство от свободы" Фромм описывает состояния изоляции и отчуждения с социополитической точки зрения; Карл Маркс затрагивает эту проблему в связи с дегуманизацией, которая возникает из-за того, что в современном западном мире все оценивается с внешней стороны в объектно-центрированных денежных терминах; Тиллих рассматривает этот вопрос с духовной стороны.


Наконец, в произведениях Камю "Незнакомец" и Кафки "Замок" мы находим удивительно похожие описания данной проблемы. Каждый автор очень красочно и точно рисует картину человека, который является чужаком в собственном мире, он чужд людям, у которых ищет любви. Он впадает в состояние бездомности, смутности и неясности, будто у него нет прямой связи с этим миром, будто он находится в другой стране, не зная местного языка и не надеясь его выучить. Он обречен странствовать в полном отчаянии и одиночестве, обречен быть бездомным незнакомцем.


Проблему потери собственного мира нельзя связывать только с недостатком общения, с трудностями в межличностном общении. Ее корни идут дальше социального уровня, они тянутся к отчуждению от природного мира. Это особое переживание изоляции получило название эпистемологического одиночества[112] . Глубинной причиной экономических, социологических и психологических аспектов отчуждения является последовательное отделение человека как субъекта от объективного мира. Это отделение продолжалось в течение четырех веков. На протяжении нескольких столетий оно выражалось в стремлении западного человека получить власть над природой, а также в смутном, неясном, наполовину подавленном чувстве отчаяния. Человек отчаялся установить хоть какие-нибудь отношения с природным миром, даже с собственным телом.


Все это может показаться странным в наш век научного прогресса. Но давайте исследуем этот вопрос более детально. В данный сборник включена глава, прекрасно написанная Страусом, где автор говорит, что Декарт, отец современной мысли, считал эго и сознание отделенными от мира и от других людей[113]. То есть получается, что сознание отрезано и находится в одиночестве. Чувства не дают нам данных об окружающем мире, они предоставляют только опосредствованную информацию. В наши дни из Декарта сделали мальчика для битья, его обвиняют в разложении мира на субъекта и объекта. Однако этот философ лишь отражал дух своего времени и скрытые тенденции современной культуры, которые он описал с необыкновенной точностью. Далее Страус говорит о традиционном противопоставлении интересов средневекового и современного человека – соответственно интересов к иному миру и к этому миру. Но на самом деле в средневековье христианская душа рассматривается в ее связи с миром. Люди ощущали мир вокруг себя как непосредственно данный (см. Джотто), а тело – как реальную данность этого момента (см. св.Франциск). Но начиная с Декарта, душу и природу полностью разобщили. Природа принадлежит исключительно сфере res extenso[114]. Мы познаем мир косвенно, мы умозаключаем о нем. Отсюда возникает проблема, которая стала полностью ясна лишь в прошлом веке. Страус показывает, как эта доктрина отразилась в традиционных учебниках по неврологии и физиологии. Авторы этих учебных изданий пытались показать, что происходящее на неврологическом уровне имеет только знаковое отношение к реальному миру. Только "бессознательные умозаключения ведут к утверждению о существовании внешнего мира"[115].


Таким образом, неслучайно, что современный человек чувствует себя отделенным от природы, что каждое сознание остается наедине с собой. Это было встроено в наше образование и до некоторой степени даже в наш язык. Это означает, что преодоление изоляции – непростая задача, требующая не реорганизации, а фундаментального изменения некоторых наших идей. Отчуждение человека от природного и человеческого мира поднимает одну из тех проблем, которая обсуждается в этом сборнике.


Давайте теперь выясним, что делают экзистенциальные аналитики, чтобы заново открыть человека как существо, взаимосвязанное с миром, и мир как значимый для человека. Они утверждают, что человек и его мир – это единое структурное целое. Дефис в словосочетании бытие-в-мире выражает как раз эту мысль. Два полюса – я и мир – всегда диалектически связаны. "Я" подразумевает мир, а мир – "я". Нет одного без другого, первое можно понять только посредством второго, и наоборот. Нет смысла говорить о человеке в его мире (хотя мы часто так делаем), как в первую очередь о пространственных отношениях. Фраза "спичка в коробке" действительно подразумевает пространственные отношения, но когда мы говорим о человеке, находящемся дома, на работе или в гостинице на берегу моря, то мы имеем в виду что-то совершенно иное[116].


Мир человека нельзя понять, описывая окружающую среду, причем неважно, насколько полным является наше описание. Как мы увидим ниже, окружающая среда – это только одна из форм мира. Говоря о человеке в окружающем мире или спрашивая, как окружающий мир влияет на человека, мы слишком упрощаем ситуацию. Даже с биологической точки зрения, как утверждает фон Уэкскюль (Von Uexkull), принятие множества окружающих миров оправданно. Он продолжает: "Существует не одно пространство и время, у каждого субъекта оно свое"[117]. Сколько еще будут думать, что у человеческого существа нет собственного мира? Однако мы сталкиваемся здесь с трудной проблемой: мы не можем ни описать мир в чисто объективных терминах, ни ограничиться нашим субъективным, воображаемым участием в происходящем вокруг нас, хотя это тоже часть бытия-в-мире.


Мир – это структура значимых отношений, в которых существует человек и в создании которых он принимает участие. Таким образом, мир состоит из прошлых событий, которые влияют на мое существование, и всего многообразия воздействующих на меня детерминистических сил. Но это я делаю их такими, так или иначе относясь к ним, сознавая их, пронося с собой, создавая и формируя, встраивая их в каждую минуту своих отношений. Сознавать чей-либо мир означает в то же самое время и создавать его.


Мир нельзя сводить только к влиянию прошлых событий. Он включает в себя все те возможности, которые открываются перед человеком. Нельзя сказать, что эти возможности просто представлены в той или иной исторической ситуации, поэтому мир не следует отождествлять с культурой. Культура – одна из его составляющих, но мир гораздо шире культуры. В него входят и Eigenwelt (собственный мир, который нельзя свести к простому усвоению культурных норм), и возможности, открывающиеся для индивида в будущем[118]. Шехтель пишет: "У человека возникла бы мысль о несметном богатстве и глубине мира, его возможных значениях для человека, если бы он знал все языки и культуры мира, и вся его личность была бы включена в это знание. Оно охватывало бы в исторически познаваемый мир человека, но не бесконечность будущих возможностей"[119]. Эта "открытость мира" – основное отличие мира человека от закрытых миров растений и животных. Она не отрицает конечности жизни. Нас всех ждет старость, дряхлость и смерть. Дело в том, что эти возможности даны в контексте случайности существования. Однако в динамическом смысле все эти будущие возможности – наиболее значимый аспект мира любого человека. Они представляют тот потенциал, с помощью которого человек "строит, конструирует мир" – так любят говорить экзистенциальные терапевты.


Мир никогда не бывает чем-то статичным, чем-то просто данным, что человек принимает, к чему он приспосабливается или с чем борется. Скорее, это динамическое образование, и пока я обладаю самосознанием, я нахожусь в процессе формирования и конструирования. Бинсвангер говорит о мире как о "том, к чему стремится существование, согласно чему оно строит себя"[120]. Далее он пишет: если дерево или животное привязаны к своей "программе" в отношениях с окружающей средой, то "человеческое существование не только имеет многочисленные возможности форм бытия, но и коренится в этом многообразии потенциальности бытия".


В этом сборнике есть глава Роланда Куна, где он показывает важность и полезность анализа мира пациента. Это случай Рудольфа, жестокого убийцы, стрелявшего в проститутку. Следует отметить, что в этот период Рудольф оплакивал смерть своего отца, в связи с чем Кун пытается понять "мир скорбящего". В заключение перед читателем предстает ясная и убедительная картина того, что Рудольф, стреляя в проститутку, скорбел о своей матери, которая умерла, когда ему было четыре года. Я думаю, что эту ясность и полноту понимания может дать только тщательное описание пациента-в-его-мире.



Примечания:



1

Везде в тексте ссылки в круглых скобках относятся к библиографии в конце книги.



11

The Theory of Psychoanalitic Therapy, New York, 1958.



12

Caprio F.S., "A study of some psycological reactions during prepubescence to the idea of death", Psychiat. Quart., 1950, 24, 495-505; G.Zilboorg, "Fear of death", Psychoanal. Quart., 1945, 12, 465-475.



111

См. стр. 314.



112

Дэвид Бакан (David Bakan) использовал это понятие для описания переживания изолированности западного человека от собственного мира. По его мнению, данная изоляция происходит от скептицизма, унаследованного нами от английских эмпириков – Локка, Беркли и Юма. Он убежден, что их ошибка заключалась в понимании "мыслителя как существующего в одиночестве, нежели как члена или участника некоего мыслящего сообщество". ("Clinical Psychology and Logic", The American Psychologist, December 1956, p. 656). Интересно отметить, что Бакан объясняет эту ошибку только с социальной точки зрения, то есть с точки зрения отделения от общности. Но это скорее симптом, а не причина. Наверное, точнее было бы сказать, что изоляция от общности – это один из способов проявления всеобъемлющей базисной изоляции.



113

См.стр.254.



114

Вещи протяженные (лат.). – Редакторы.



115

Читатели, интересующиеся историей развития этих идей, вспомнят важный и внушительный символ из знаменитой доктрины Лейбница, где он утверждает, что вся действительность состоит из монад. У монад нет ни окон, ни дверей, каждая отделена, изолирована от другой. "Каждая простая субстанция одинока, у нее нет прямых связей с другими единицами. Ужас, исходящий от этой идеи, был преодолен гипотезой о вселенской гармонии, согласно которой весь мир потенциально присутствует в каждой монаде, и каждый индивид развивается в естественной гармонии со всеми остальными индивидами. Здесь мы видим наибольшую глубину метафизической ситуации буржуазной цивилизации раннего периода. Мы обнаруживаем явное соответствие данной ситуации и буржуазной цивилизации, так как несмотря на растущее социальное разделение, люди все еще жили в общем мире" (Tillich P., The Protestant Era, p. 246). Эта доктрина "доустановленной гармонии" не что иное, как понятие провидения в религии. Отношение между человеком и миром было каким-то образом предопределено. Декарт также считал, что Бог, чье существование, по его мнению, он доказал, гарантировал отношения между сознанием и миром. Социоисторическая ситуация того времени была такова, что "вера" Лейбница и Декарта работала, то есть отражала существование общего мира (Тиллих). Но сейчас, когда Бог не только "умер", но над его могилой уже и реквием спели, стали очевидны полная изоляция и отчуждение в отношениях между человеком и миром. Проще говоря, когда культурное явление, о котором речь шла выше, наряду с гуманистическими и иудео-христианскими ценностями потеряли свою значимость, то проявились неотъемлемые черты данной ситуации.



116

Хайдеггер использует термины "пребывать" и "проживать" вместо "быть", "находиться", когда говорит о человеке, находящемся в каком-то месте. Он употребляет слово "мир" в значении греческого космоса, что означает "универс", с которым мы взаимодействуем. Хайдеггер упрекает Декарта за чрезмерную поглощенность res extensa, за то, что он проанализировал все объекты и вещи в мире, но забыл о самом важном – о самом мире, о значимых отношениях между этими объектами и человеком. Современная мысль в этом вопросе практически полностью следует за Декартом, что во многом ухудшает наше понимание человека.



117

См.: Бинсвангер, стр. 313-314



118

В житейском смысле понятие "культуры" обычно противопоставляется индивиду, например, "влияние культуры на индивида". Вероятно, такое словоупотребление – неизбежный результат субъект-объектной дихотомии, так как понятия "индивида" и "культуры" возникли в ее рамках. При этом упускается очень важный факт: в каждый момент времени индивид формирует свою культуру.



119

Далее Шехтель пишет: "Открытость мира является отличительной характеристикой сознательной жизни человека". В ясной и доступной форме он описывает жизненное пространство и жизненное время, которые характеризуют и отличают мир человека от мира растений и животных. "У животных влечения и аффекты в большой степени остаются связанными с врожденной инстинктивной организацией. Животное "встроено" в эту организацию и соответствующий ей замкнутый мир (J.V.Uexkull's "Wekwelt" и "Wirkwelt"). Отношение человека к его миру является открытым, влияние инстинктов незначительно. В основном отношение человека к миру управляется его исследовательской деятельностью, в ходе которой он устанавливает сложные, меняющиеся и развивающиеся отношения с другими людьми, с миром природы и культуры вокруг него. Шехтель говорит о том, что "человек и его мир настолько сильно взаимосвязаны, что все наши аффекты возникают из... пространственных и временных пробелов, образующихся между нами и нашим миром". "On Affect, Anxiety and the Pleasure Principle", готовится к печати, pp. 101 – 104.



120

"The Existential Analysis School of Thought", p. 191. В этой главе важно отметить параллель, которую Бинсвангер проводит между своей концепцией мира и концепцией мира Курта Гольдштейна.








Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке