VI

Всем нам хорошо знакомы апостольские слова: «Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь» (I Ин. 4:8). Это та черта характера Христова, которая приводит в недоумение наш разум. Такая любовь человечеству не нужна. Неба на земле нам не нужно. И вот такую земную «нормальность» разрушил Господь. Произошло вторжение Вечности в пространство земного времени. Причем с одной единственной целью — спасти нас. Спасти — от черствости, равнодушия, от внутренней неудовлетворенности собой и окружающим миром. Спасти от разочарования в ближнем и в Боге. Наконец, спасти от смерти. «Христос принял образ простого служителя, — пишет Е. Уайт, — и принес Себя в жертву, будучи одновременно и священником и жертвой… Он принял нашу смерть, чтобы мы приняли Его жизнь… Своей жизнью и смертью Христос восстановил то, что было разрушено грехом. Приняв человеческую природу, Спаситель сочетался с человечеством вечными и неразрывными узами… Во Христе земная и небесная семьи породнились»[58].

В одном древнем церковном песнопении говорится о том, что ради нашего спасения «родился Младенец, Который есть Вечный Бог»[59]. Родился Бог… И теперь, по справедливому замечанию Е. Уайт: «Небо сокрыто в человечестве, а человечество заключено в недрах бесконечной Любви»[60]. Хотелось бы еще раз обратить ваше внимание на четвертый критерий адвентистской духовности — любовь. Именно любовь является той планкой, которая никогда не будет слишком низкой или чересчур высокой. Никогда зрелому христианину не будет «тесно» внутри духовного пространства Церкви, равно как и духовный младенец не ощутит себя задавленным огромностью Божией Любви. В одной из своих публичных лекций диакон Андрей Кураев сказал замечательную вещь: «Евангелие — это то, что дается на вырост». А расти нам предстоит до бесконечности Христовой. «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5:48), — вот планка для нашего духовного возрастания.

Однажды встретившись с Господом, человек навсегда оказывается раненным Его Любовью[61]. Кроме того, христианин свою любовь обращает не только на самого себя и Бога, но и учится по–настоящему любить ближнего. «Любовь, — замечает С. Сидорова, — это познание, радостное ощущение себя в другом, другого в себе»[62]. Если обратиться к происхождению слова «религия», то можно увидеть, что одна из этимологических версий данного слова производное от латинского re–ligio «обратная связь»[63]. Поэтому, по мнению диакона Андрея Кураева, «христианская религия есть обмен любовью»[64].

Более того в христианстве не существует любви «просто к Богу». Евангелие призывает нас любить Бога, в нашем ближнем (I Ин. 2:9–11). Слова Христовы о любви к Богу и ближнему неразрывны. «Отсюда очевидно, — заключает Джордан Омэнн, — что невозможна ни подлинная христианская духовность, ни подлинная христианская любовь, основанная исключительно на любви к Богу или исключительно на любви к человеку; в объятиях любви должны находиться оба эти объекта»[65]. «Возлюби Бога всем сердцем своим и ближнего как самого себя», — вот итог духовного пути каждого из нас. Потому что любовь это «одновременно и скрытый двигатель нашей жизни, и цель ее»[66].

Примечания:

5

Pourrat P. Christian Spirituality, tr. W. H. Mitchell and S. P. Jacques, Newman, Westminster, Md., 1953, Vol. I, p. 56.

6

Bouyer L. The Spirituality ofthe New Testament and the Fathers, tr. M.P. Ryan, NY, 1960, p. 176

58

Е. Уайт. Христос — надежда мира. Заокский: Источник жизни, 1993, ее. 11–12.

59

Кондак Рождества Христова. См.: Прот. Серафим Слободской. Закон Божий. Репринт. Владимир: Издание Владимирской епархии, 1998, с. 275.

60

Е. Уайт. Христос — надежда мира. Заокский: Источник жизни, 1993, с. 12.

61

«Я уверен, — пишет святитель Феофан Затворник, — что кто вкусит однажды истинную любовь к Богу, того ничто уже от нее оторвать не может, тот не променяет ее уже ни на что и не позволит себе прильнуть сердцем к чему–либо другому, кроме Бога». Творения иже во святых отца нашего Феофана Затворника. Толкование посланий апостола Павла. Послание к Римлянам. М., 1998, с.559. Сергий, Патриарх Московский и всея Руси, также говорил о том, что «сердце ощутившего любовь сию не может вмещать и выносить ее, но, по мере нашедшей на него любви, усматривается в нем необычайное изменение… Любовь Божия, следовательно, — не холодный расчет и не сознание долга, а стремление души к союзу с Богом, стремление, выходящее из самой сущности ее и укрепляемое сознанием взаимной и незаслуженной любви Божией». Патриарх Сергий. Вечная жизнь как высшее благо//Альфа и Омега, М.,1999, №3 (21), с. 136.

62

Сидорова С. Любовь Божественная и любовь человеческая. Размышление о книге Иова //Альфа и Омега, М, 1999, №4 (22), с. ЗЗ

63

Дьяконов И. М. Предисловие // Якобсен Т. Сокровища тьмы. История месопотамской религии. М., 1995, с. 5. Как известно, существует множество других этимологических версий. Так, римский оратор, политический деятель Марк Туллий Цицерон (106–43 гг. до н. э.), предлагал брать за основу глагол relegere — «вновь собирать, откладывать на особое употребление». Христианский писатель Люций Целий Фирмиан Лактанций (ок. 250 – ок.330), считал что слово «религия» происходит от глагола religare — «связывать, соединять». Существуют и другие версии термина «религия».

64

Диакон Андрей Кураев. После «Херувимской» // Альфа и Омега, М., 1996, № 4 (11), с. 206.

65

Омэнн Джордан. О. Р., Христианская духовность в католической традиции, с. 32.

66

Прот. Александр Шмеман. Воскресные беседы. М, 1993, с. 168.