Беседа 8.

РАДЖНИШИЗМ: ЧРЕВО ДЛЯ ТРАНСФОРМАЦИИ

6 января 1985 года


Бхагаван,

Охарактеризуйте, пожалуйста, ортодоксального раджнишиста.


Эти два понятия противоречат друг другу, но я не хотел бы рассматривать вопрос так узко. Я постараюсь выжать из него столько сока, сколько возможно.

Да, существует некий путь определения ортодоксального раджнишиста. Это будет странное определение, потому что здесь используются вместе два противоречивых понятия. Но все же я чувствую, что это важно.

Первым качеством ортодоксального раджнишиста будет:

Он не будет ортодоксальным - ни в каком смысле, ни в каком направлении.

Он будет полностью во власти бунтарского духа.

Он будет сражаться против всего, что плохо, что продолжает лежать тяжелым грузом на человеческом сознании; от чего надо было бы давным-давно избавиться.

Но в силу странной привычки человеческого разума, над вами продолжают властвовать ненужные вещи; и чем древнее они, тем глубже и сильнее их власть. Надо понять причину этого.

Прежде чем что-либо вроде образования вошло в нашу жизнь, существовал лишь один способ обучения, и это было обучение у людей с большим опытом. Естественно, более старшее поколение будет учить более молодое поколение. Старшее поколение имеет опыт, а опыт был единственной школой; этому не было альтернативы. Молодое поколение должно было принимать все, о чем бы ни говорило старшее поколение; и не было никаких путей обойти это старшее поколение.

Старшее поколение было единственным источником знаний, поэтому старых людей стали уважать. И чем старше они были, тем больше их уважали, потому что их опыт был больше, их опыт был продолжительнее, - и он давал им истинный авторитет.

Этот авторитет было невозможно сравнить ни с каким другим, у старшего поколения была абсолютная монополия. Из-за этого, - а это должно было превалировать тысячелетиями, -ум выработал привычку, а привычки умирают действительно с большим трудом. И привычки, которые накапливаются тысячелетиями, укореняются. Они становятся своего рода программой внутри вас.

Я критиковал Махатму Ганди всю свою жизнь, но ни один из его последователей не ответил на мои аргументы. Я не упрекаю их, потому что у них не было своих аргументов: что бы они ни собирались сказать, все выглядело бы глупо, - и они знали это. В частных разговорах они соглашались со мной: «То, что ты говоришь, - правильно, но то, что ты говоришь, -неправильно. Говорить что-то против человека, которого боготворят миллионы людей, неправильно; ты ранишь их чувства».

Я сказал: «Вы имеете в виду, что я должен врать, чтобы не ранить их чувства? Вы имеете в виду, что я должен прекратить говорить правду и описать всю жизнь Ганди как глубокий поиск правды? Он озаглавил свою автобиографию История моих опытов с истиной... человек, который думает, что вся его жизнь является опытом с истиной. А вы являетесь его верными последователями, вы жили с ним: и вы имеете наглость говорить мне, что я не должен это говорить, даже если это и правда».

Принародно ни один из последователей Ганди не нашел мужества признать то, о чем я говорил, но они также не были способны привести какие-либо аргументы против меня; но они нашли-таки один момент, который в Индии имеет огромную значимость. Все последователи Ганди по всей стране начали говорить, что я слишком молод, неопытен; что когда я стану старше, я не буду говорить подобные вещи. Даже Морарджи Десаи...

Он считал себя единственным ныне живущим преемником Махатмы Ганди, и ему очень нравилась одна вещь... По всей Индии Ганди звали Бапу. Бапу означает отец, но гораздо более ласково чем отец, ближе к папе или даже к папочке. Чтобы перевести это более точно, я воспользуюсь словом, которым Иисус называл отца, авва. Это по-арамейски, и оно имеет то же самое значение, что и бапу. Бапу - это термин Гуджарати. Морарджи Десаи тоже Гуджарати; и сейчас он уже достаточно стар, ему девяносто, так что пора уже его называть Бапу - потому что именно так вся страна называла Ганди.

Морарджи Десаи был заместителем премьер-министра, когда он критиковал меня, и единственным его доводом было то, что я слишком молод. Несколько лет спустя, когда он уже не был в правительстве, он захотел встретиться со мной. Он хотел, чтобы я помог ему свергнуть Индиру Ганди с ее поста, он хотел получить мой совет, что он должен для этого сделать. Когда я пришел к нему, - это было не в его правилах, но тогда он был в трудном положении, - он вышел встретить меня к воротам. Это было не в его правилах, - я видел его раньше, когда он был у власти.

Он провел меня за руку в дом и проследил, чтобы я удобно расположился. Мои волосы начали седеть, поэтому он сказал: «В прошлый раз твои волосы не были седыми».

Я сказал: «Что делать? Для доказательства своей правоты я делал колоссальные усилия, чтобы заставить мои волосы поседеть. Пока мои волосы не будут седыми, я буду не прав».

Он не мог понять. Я сказал: «Позвольте мне напомнить. Вы критиковали меня, будучи заместителем премьер-министра, вы говорили, что я слишком молод. С тех пор я старался стать старше. Но и сейчас я придерживаюсь тех же аргументов - причем гораздо тверже, потому что стал более опытным. И насколько я могу видеть, чем старше я становлюсь, тем острее будут мои аргументы. Я не вижу никакой надежды на то, что когда-либо смогу согласиться с глупцами, - неважно, кто они, - Махатма Ганди или сам Бог».

Морарджи Десаи был очень смущен, и я сказал ему: «Если возраст является доказательством, тогда вы слышали мои слова о том, что Морарджи Десаи становится дряхлым? Если бы он был немного помоложе, он понял бы, что я говорю. Необходим разум, а он дряхл. И чем дряхлее он становится, тем более глупыми и идиотскими будут идеи, которые имеют власть над его разумом».

Однако довольно странно, что Кака Калелкар, Морарджи Десаи, Виноба Бхаве, Шанкаррао Дэо - все великие последователи Ганди в Индии - использовали один и тот же аргумент, что я был молод. Если быть молодым преступление, если для того, чтобы быть неправым, достаточно быть молодым, то больше ничего и не нужно.

Я сказал Шанкаррао Дэо: «Сколько лет было Иисусу Христу, когда его распяли? Я старше его - ему было только тридцать три. Согласно Вашим аргументам, все что он сказал, должно быть отброшено, все это не имеет смысла. Какой смысл может это иметь? Человек, которому всего тридцать три .какой у него может быть авторитет... он так неопытен?»

«Но, - сказал я, - вы можете захотеть отбросить Иисуса Христа, ведь вы не христианин, так что позвольте мне напомнить вам, сколько лет было Шанкаре, великому философу Индии. Ему было тоже тридцать три, когда он умер. Если возраст является определяющим фактором, тогда Шанкара никогда не должен более упоминаться, - а Шанкара имеет огромное влияние на умы индусов».

Нет, когда это вам выгодно, - когда молодые должны просто следовать за старыми без каких-либо сомнений, - тогда молодежь не должна даже упоминаться. Вашу молодежь начинают спрашивать только тогда, когда она скептична, когда начинает сомневаться в старых людях.

В древности это было невозможно... потому что молодые не могли придать тому, что они говорили, должного веса; их опыт был слишком мал. Сейчас все изменилось, и настолько сильно, что я могу сказать: повернулось на сто восемьдесят градусов. С появлением систем образования, личный опыт уже не является единственным путем к знанию; действительно, это очень длинный путь к знанию. С помощью образования вы можете получить знания гораздо быстрее. То, что человек мог узнать за девяносто лет своей жизни, вы можете узнать за один год.

Все, что Бертран Расселл написал за свою долгую, почти столетнюю, жизнь, вы можете прочесть за полгода. Это действительно случилось... У Бертрана Расселла был студент, Людвиг Виттгенштейн, немец, который прочел все книги Бертрана Расселла, - что не трудно. Бертран Расселл писал обо всем, что приходило ему в голову, - он был одним из величайших умов всех времен, - ему пришлось записывать все это в течение всей своей долгой жизни.

Людвиг Виттгенштейн был молодым человеком. Он прочел все книги Бертрана Расселла, потому что собирался стать его учеником и хотел познакомиться абсолютно со всем, что приходило в голову этому человеку. В тот день, когда он пришел в класс к Расселлу, его знания были много больше, чем у самого Расселла. Бертран Расселл был очень стар; Виттгенштейн был очень молод, но он знал больше, потому что прочел все, что написал за свою жизнь Расселл, и многое из того, что написали другие; многое из того, что написали враги Бертрана Расселла. И он нашел много ошибок и уверток в трудах Расселла.

Бертран Расселл был просто в шоке, но он был человеком истины, он был честным человеком. Он принял это: «Людвиг Виттгенштейн, хоть и является моим студентом, знает гораздо больше меня, потому что приобрел знания коротким путем, а я вынужден был идти к этому долгим путем. Он шел коротким путем, он познакомился со всем, что я написал, и начал спорить со мной в такой манере, в которой может спорить только очень опытный человек».

Бертран Расселл был настолько потрясен недолгим контактом с Людвигом Виттгенштейном, что сказал ему: «Не теряйте времени, вы ничему не научитесь у меня. Вы уже знаете больше».

В классе Виттгенштейн обычно делал кое-какие заметки. Бертран Расселл попросил его: «Мне бы хотелось взглянуть на ваши записи». А когда он увидел эти заметки, он сказал: «Эти заметки настолько значительны, что должны быть опубликованы».

Но Виттгенштейн сказал: «Я писал это не для публикации, я просто заносил на бумагу свои мысли. Эта книга очень сырая, это не книга для публикации».

Бертран Расселл сказал: «Опубликуйте все как есть, а я напишу предисловие к книге».

Эти заметки были опубликованы и оказались революционными. Это были просто фрагменты, потому что они были написаны не в виде эссе или очерка - просто произвольные мысли, которые приходили ему в голову. Но из-за того, что книга, Трактат по логико-философии, стала такой знаменитой, - это были всего лишь наброски, но она стала такой знаменитой, как никакая другая книга по философии в этом столетии, - и была настолько мудрой, что это дало Виттген-штейну идею. Он никогда уже не писал книги в другой манере, это стало его стилем - просто писать заметки, фрагменты.

Успех этой книги доказал, что когда вы пишете статью, ваша мысль распределяется по всей статье и теряет свою глубину и остроту. Она становится более понятной, но менее пронзительной. Когда эта мысль — голое, как афоризм, утверждение без каких-либо прикрас, то она проникает глубже, несмотря на то, что она может быть понята не всеми людьми, - людьми, которые могут за семенем увидеть целое дерево, которое еще не существует, но является лишь возможностью к существованию.

Человек может увидеть в семени целое дерево.

Высказывания Виттгенштейна аналогичны семенам. Вы должны осмыслить, какой они несут потенциал. Он не дает вам никакого ключа, он просто кладет семена перед вами и идет вперед, продолжая класть другие семена. Он никогда не пытается соединить их; вы должны соединить их.

Читать Виттгенштейна - это действительно переживание. Читать кого-либо другого - все равно что есть пережеванную пищу. Когда читаешь Виттгенштейна, кажется, что он просто кладет пищу перед вами: вы должны сами разжевать ее, должны переварить ее. Вы должны осознать, что это значит.

Обычно философ пытается довести до вашего сознания то, что он имел в виду. Он пытается предохранить вас от неверного шага, чтобы вы не сбились с правильного понимания его мысли, и он раскладывает перед вами свою мысль со всеми подробностями. Но он ничего не оставляет для вас. Он не помогает вашему разуму; он, в действительности, портит вас. Когда вы переходите на жидкую пищу, вы в скором времени потеряете способность переваривать твердую пищу. Жидкая пища разрушит вашу способность переваривать твердую пищу. Но Бертран Расселл не говорил Виттгенштейну: «Вы слишком молоды», - нет. Вот оно отношение истинного мыслителя.

Образование привнесло новую методологию. За несколько дней вы можете прочитать, сидя в библиотеке, в университете, то, что Пифагор собирал всю свою жизнь; все это доступно вам. Поэтому, когда мальчик приходит домой из университета... свершается что-то страшное. В прошлом именно отец был прав, дед был еще более прав. Теперь это не так; теперь именно молодой человек прав, потому что если отец и посещал университет, то это было около тридцати лет назад, а за тридцать лет произошло так много изменений.

Когда я поступил в университет, чтобы изучать психологию, моим преподавателем был старый человек, хорошо знающий предмет, но всему, что он знал и изучал, было уже не меньше полувека. Те имена, на которые он ссылался, были полностью забыты в мире психологии. Кого сейчас интересует Вудворт? А когда я сказал ему: «Вудворт? Вы что, сумасшедший? Все это было хорошо до первой мировой войны. Но вот уже две мировых войны миновало. Вы спали все это время?

Вудворт больше не авторитет». Но когда мой профессор учился в университете, Вудворт был авторитетом. Я сказал ему: «Вы должны прочесть Ассаджиоли».

Он сказал: «Ассаджиоли? А кто он?» Я сказал: «Если вы не знаете Ассаджиоли, подайте в отставку — потому что психология прошла путь от Фрейда до Адлера, до Юнга, до Райха; и она пришла к Ассаджиоли. Ассаджиоли проповедует психосинтез; Фрейд обучал психоанализу, а это прямо противоположные вещи». И я сказал ему: «Если я пришел изучать психологию, это не значит, что я собираюсь изучать старый, гнилой хлам, который сейчас не имеет никакого значения. Вы умерли вместе с Вудвортом! Что вы здесь делаете? Вы не знаете имени Ассаджиоли? Если вы не имеете понятия о психосинтезе, вы безнадежно устарели».

Я сказал ему: «Вы напоминаете мне одного сумасшедшего, который живет напротив. Он каждый день приходит ко мне рано утром, когда я пью чай, за газетой. Я даю ему любую попавшуюся газету - месячной давности, двухмесячной - и он радостно берет ее и читает, полный счастья. Его совершенно не волнует число». «Я спросил этого сумасшедшего: "Ты так интересуешься газетами, но вот что странно: тебя совершенно не волнует число". Сумасшедший сказал: "Меня интересуют сами новости - когда они происходят, какая разница? И какое это имеет значение, что произошло это в прошлом году или два года назад? Это произошло, и достаточно, — я наслаждаюсь этим '».

Я сказал пожилому профессору: «Я приду к Вам домой и выброшу все старье, которое Вы читаете».

Он сказал: «Нет, вы не должны приходить ко мне, потому что вы выбросите все. То, о чем вы говорите... Я действительно беспокоюсь о моей библиотеке, потому что вы выбросите все мои книги; они все ровесники моих студенческих дней».

Я сказал ему: «Тогда вы должны стать более современным, иначе вам придется сидеть за партой, а я буду вам преподавать. Если вы не готовы подняться до современного уровня, тогда о чем беспокоиться? Вы слушаете - может в конце концов вы чему-нибудь и научитесь. Я не вижу, чему я могу научиться у вас. Если Вудворт для вас является концом психологии, тогда...»

Он сказал: «Я постараюсь». Он был славным человеком поэтому признал, что я прав - что многим профессорам принесет пользу признание того факта, что после окончания университета они ничего нового не прочли, ни разу не посетили библиотеку. Я действительно пошел в библиотеку и проверил: «Сколько профессоров посещает библиотеку?» И я был удивлен ответом библиотекаря: «Профессора? Библиотека предназначена для студентов, а не для профессоров».

Я сказал: «Это что-то непонятное. Профессора должны ежедневно знакомиться с тем, что происходит нового, потому что все меняется так быстро, а они остались на уровне тридцатилетней, сорокалетней давности». За это время в науке произошло столько нового, что невозможно сравнить эти три десятка лет с прошедшими тремя веками. Что не произошло за прошедшие триста лет, произошло за недавние тридцать; а то, что произошло за последние три года, не могло произойти за все тридцать лет.

Вы можете заметить, что сейчас научные открытия не печатаются в виде книг, они публикуются в виде статей в периодических изданиях, по той простой причине, что пока вы закончите книгу, она уже успеет устареть. Книга требует времени, возможно год для написания рукописи, - со всеми примечаниями, сносками, приложениями, - а также еще год для завершения. А за это самое время кто-то успеет опубликовать статью, которая может оказаться более глубокой, чем ваша книга. Поэтому сегодня ученый стремится как можно скорее опубликовать все, что он открыл, даже в виде самой маленькой статьи в периодическом издании. Никто не знает, что может случиться завтра.

Поэтому сегодня молодой человек знает больше, чем старый. Чем свежее ваши знания, тем лучше. В прошлом же все было не так. Все не так и в странах с низким уровнем образования, - например в Индии, где только два процента населения имеют действительно хорошее образование. Говорят, что восемь процентов населения имеют образование; но шесть процентов считаются имеющими «образование» только потому, что они могут поставить свою подпись, и ничего другого. Но даже если считать и их, то все равно девяносто два процента жителей страны неграмотны.

В деревнях жизнь идет по заведенному порядку: отец знает; сын должен принимать это, - а дед знает еще больше. Чем старше человек, тем он более уважаем, потому что он более мудрый. Нет ничего странного в том, что все религии изображают Бога как очень старого, древнего человека. Вы когда-нибудь видели Бога, изображенного в виде молодого человека в синих джинсах? Это будет невежливо по отношению к нему, будет выглядеть оскорбительно, однако, в действительности, это отразит сегодняшний день.

Манера, в которой изображали Бога в прошлом, была правильной; в те времена быть старше означало быть мудрее - объективно нельзя изобразить Бога в виде молодого человека. Но сейчас старый означает просто «не современный»; чем моложе, тем современней, правильней, ближе к истине.

Если вы хотите видеть Бога ближе к истине, облачите его в синие джинсы. Это будет выглядеть несколько эксцентрично, потому что он никогда не носил джинсы. Он может ощущать некоторые трудности, но что делать - все изменилось. Но ум, где-то глубоко внутри, продолжает держаться за старую программу.

Мой санньясин должен быть абсолютно неортодоксальным. Я не скажу антиортодоксальным по той причине, что если вы являетесь антиортодоксальными... Может быть, в Америке мне не следует говорить «anti-orthodox» (анти-ортодоксальный); здесь говорят «ant-eye-orthodox» (ортодоксальный с муравьиными глазами)! Я не могу так говорить, это нелепо. «Sem-eye-automatic weapons»... (автоматическое оружие с глазами Сэма - искаженное от semi-automatic weapons - полуавтоматическое оружие). Эти янки творят странные вещи таким красивым языком. Нет, я буду продолжать в своей манере.

Я не хочу называть своих людей антиортодоксальными, потому что если вы анти, то каким-то образом вы уже к чему-то причастны. Как враг, не как друг, однако уже есть взаимосвязь. Взаимосвязь не от любви, а от ненависти, но ненависть является гораздо более привязывающим отношением, чем любовь.

Доводилось ли вам наблюдать, что любовь очень недолговечна? Она приходит и уходит, как легкий ветерок. Она есть, и вы чувствуете, что переполнены любовью к кому-то, вы не можете себе представить, что эта любовь когда-нибудь исчезнет. В такие моменты люди становятся романтиками, начинают говорить так, как говорят только поэты или сумасшедшие. Этот момент их жизни настолько всепоглощающий, что они начинают говорить: «Я буду любить тебя всегда!» И это правда - на данный момент. Они не лгут, это то, что они чувствуют в данный момент: «Если бы могли существовать другие жизни, то и в них я любил бы только тебя».

И человек не лжет, он абсолютно честен. Он настолько переполнен любовью, что чувствует, что так и должно быть, что жизнь слишком коротка, чтобы осуществить эту любовь, чтобы разделить эту любовь. И он не осознает, что это всего лишь легкий ветерок, который налетает с одной стороны, через одну дверь, и улетает в другую сторону, в другую дверь, оставляя вас в том состоянии, в котором вы были до этого, возвращая вас снова на землю.

Те крылья, которые внезапно выросли и поднимали вас ввысь - «вышеи выше, Бхагаван, выше и выше». Те крылья... потом вы оглядываетесь вокруг, а их нет. Внезапно вы начинаете падать ниже и ниже, ниже и ниже. И вы уже не на ровной земле, вы падаете в канаву!

Любовь сиюминутна - она увядает.

Ненависть же оказывается намного сильнее.

Вы влюбились, вы разлюбили.

Но вот однажды вами овладевает ненависть...

Это большая редкость, чтобы человек перестал ненавидеть. Он связан ненавистью, он с нею неразлучен. Ненависть обладает некоей силой, которая удерживает вас. Враги остаются врагами на протяжении многих поколений.

По соседству со мной - а соседи самые заклятые враги; где еще вы сможете найти врагов, хуже ваших соседей? Конечно, эта мысль пришла Иисусу Христу позже... Сначала он сказал: «Возлюби врага своего, как самого себя». А позже он сказал: «Возлюби соседа своего, как самого себя». Это была вторая мысль, потому что соседи действительно враги. Вам не надо далеко искать себе врагов, вы найдете их по соседству.

Итак, семья, жившая с нами по соседству, была врагом нашей семьи на протяжении многих поколений. Мне запрещалось заходить за ограду их дома, входить в их сад, играть с их детьми, потому что «они наши враги».

Я просто сказал: «Они могут быть вашими врагами. Я никогда не был с ними дружен, поэтому как я могу быть им врагом? Для начала позвольте мне с ними познакомиться».

Мой отец сказал: «Ты не должен спорить. Наши семьи воевали в судах, воевали физически... и это продолжается. Эта вражда стала уже чем-то священным».

Я сказал: «Я больше в этом не участвую. Я собираюсь играть с их детьми, я хожу в их сад, потому что там растут красивые манговые деревья, гораздо красивее, чем у нас. У них такой прекрасный...»

В Индии существует очень специфический вид колодца. Не знаю, строят ли что-либо подобное в других странах. Это очень старый вид. С одной стороны колодца можно доставать воду при помощи ведра и веревки, а с другой стороны сделаны ступени. Такой колодец называется баоди. Поэтому, если у вас не окажется ведра и веревки, вы можете спуститься по ступенькам и напиться воды прямо из водоема.

По сторонам дороги, в джунглях обязательно построят баоди, а не обычный колодец, потому что не всегда путнику, томимому жаждой, удастся добраться до большой воды, поэтому оба способа, предусмотренных в баоди, будут к его услугам. Если у него есть возможность, он наберет воды в сосуд при помощи веревки, и это более предпочтительно. Второй способ допустим обычно только в экстренных случаях, потому что, находясь близко к воде, люди могут занести туда грязь, могут опускать в нее руки. Поэтому спускаться вниз к воде нежелательно. Но я обожал это занятие, потому что я мог принять хорошую ванну в колодце наших соседей.

Я сказал отцу: «Ваш колодец - просто колодец, а у них -баоди. Ваша вражда, которая беспокоит вас, которая беспокоила ваших предков, - меня она не интересует. У них замечательные дети, они сами хорошие люди, почему я должен относиться к ним враждебно? Мы не знаем, при каких обстоятельствах ваши и их предки стали врагами. А что касается нас, то мы никогда не воевали. И когда бы я ни пришел к ним, они всегда встречают меня приветливо - по той простой причине, что никак не могут представить себе: «Такого между нашими семьями не случалось на протяжении столетий». Я был первым, кто сломал этот барьер.

Соседи были очень счастливы, они говорили: «Мы всегда хотели разрушить барьер, но кто бы взял на себя инициативу? Он проявил бы слабость».

Я сказал: «Я пришел к вам не из-за слабости. Я не могу понять, что за разум у вас и у моей семьи. Вы даже не знаете имен тех людей, которые начали вражду, - ни мой отец не знал, ни они, кто был первым, - а вы продолжаете враждовать. Это стало для вас своего рода религией».

«Я пришел не из-за слабости, а от силы. Я пришел сказать вам, что это полнейшая глупость - столько времени продолжать эту ненависть. Никто не может продолжать любить столько времени, зачем же тогда ненавидеть? И, кроме того, вы меня не интересуете, меня интересуют манговые деревья, ваш баоди; и я должен попасть за ограду. Друзья вы или враги - это ваше дело».

Я сказал своему отцу: «Никто не сможет запретить мне ходить туда. А они принимают меня, приветливо встречают и говорят: "Мы всегда хотели прекратить все это, но кто бы взял на себя инициативу?" Я думаю, тот, кто умнее, мог бы взять на себя инициативу, глупец остался бы позади».

И медленно, медленно, потому что моя семья не могла давить на меня, - они знали, что чем сильнее они будут давить на меня, тем чаще я там буду бывать. Я сказал своему отцу: «Если вы будете слишком настаивать, я буду там спать, я буду там есть; и они действительно приглашали меня».

Он сказал: «Хорошо, я ни на чем не буду настаивать, но не ешь ничего, что они будут предлагать тебе. Они враги - они могут отравить тебя».

Я сказал: «Забудьте об этом. Они славные люди. Я знаю их лучше, чем вы, чем ваши предки. Я бываю там каждый день, они такие милые. Они даже не запрещают мне прыгать в их колодец — по той простой причине, что "это первый человек из той семьи, кто зашел за нашу ограду; пусть он купается в баоди. Не запрещайте ему - это невежливо. После стольких поколений, вошел первый человек, осмелился"».

«И не стоит беспокоиться, что меня отравят, потому что я уже пробовал их угощение. Я не сказал вам об этом, потому что знал, что именно это вы и скажете. Поэтому я сначала должен был попробовать и удостовериться, что там нет яда и что никто не собирается никого отравлять. Они не запрещали мне брать их манго и другие фрукты - по той простой причине, что я был первым из моей семьи, кто пересек границу их участка. Я собираюсь пригласить их детей к нам на участок, к нам в сад, и я полагаю, что вы будете вежливы с ними».

И когда я стал приводить их детей, конечно же, моя семья была мила с ними. Как можно относиться враждебно к маленьким детям, которые ничего не сделали, которые только что пришли в этот мир?

Итак, у ненависти очень долгая жизнь.

У любви жизнь очень короткая.

Видимо, так и должно быть.

Как много роз бывает утром, но к вечеру их лепестки начинают опадать, розы исчезают. А скала? Она была утром, она будет и вечером, она будет и на следующее утро. Много роз расцветет и увянет, а скала останется.

В ненависти есть что-то от скалы.

В любви есть что-то от цветка.

Итак, я не хочу говорить, что мои люди антиортодоксальны, антитрадиционны, антиобщеприняты. Нет, они должны быть неортодоксальными, нетрадиционными, необщепринятыми.

Неортодоксальный означает, что вы никоим образом не принадлежите к ортодоксальности, негативной или позитивной.

Вы равнодушны, вас ничто не волнует. Вы ни «за», ни «против», вам просто неинтересно - потому что «за» и «против» просто разные стороны вашего интереса.

Итак, ортодоксальный раджнишист в любом возможном случае будет неортодоксальным.

Его жизнь будет непрерывным сопротивлением.

Позвольте мне повторить: непрерывным сопротивлением.

Сопротивление есть непрерывность.

Это нечто вроде реки, которая течет постоянно.

Это вовсе не резервуар с водой.

В этом разница между революцией и сопротивлением.

Революция подобна резервуару с водой - Французская революция, Русская революция, Китайская революция...

Посмотрите, что произошло. Русская революция свершилась, но она не является непрерывностью. Она свершилась в 1917 году, что потом с ней произошло? Она и скончалась в 1917 году. После этого в России больше не было революций.

После этого революция стала их ортодоксальностью, после этого революция стала их традицией, после этого революция стала их статус-кво. Она не течет, она не движется: она застыла в 1917 году. Ежегодно они отдают дань уважения этой дате. Они отдают дань уважения великой революции, которая произошла в 1917 году. Что за революционеры они, те, которые смотрят назад?

Даже Бог не настолько реакционен, как сегодняшние русские коммунисты.

Можете убедиться: Бог не дал вам глаз на затылке. Правильный Бог — правильный согласно всем ортодоксальностям -действительно должен был дать вам глаза сзади, а не спереди, потому что какой прок вам от глаз спереди? Вы ведь смотрите назад, а не вперед.

Это случилось в Индии: один человек со своим другом ехали из Джабалпура в Наджпур, - это не так далеко, почти как отсюда до Портленда, - на мотоцикле. Было очень холодно ехать на мотоцикле, сильный ветер дул им в лицо. Поэтому у человека, который вел мотоцикл, возникла идея; он переодел свое пальто задом наперед, потому что ветер был очень холодный, а так было намного теплее. Но они попали в аварию и как раз из-за этого пальто, кроме того на голове у него был шлем..;

Кто-то ехал в противоположном направлении - сардарджи сикхский водитель. Девяносто процентов водителей в Индии -сикхские водители-сардары; я не знаю, почему они выбрали эту профессию. Увидев ночью человека, сидящего на Мотоцикле задом наперед, сардар получил шок. Он не смог справиться с нервами и удержать руль, произошло столкновение. Но это был еще не конец, а нечто большее — это начало!

Сардар вышел посмотреть, что случилось. Он обнаружил мотоциклиста и подумал: «Боже мой! В результате несчастного случая его голова развернулась неправильно». Сардар есть сардар: он с усилием повернул голову мотоциклиста в сторону, соответствующую пальто. Мотоциклист до этого был еще жив, но после уже не был. Он пытался как-то освободиться из рук сардара, но освободиться из рук сардара невозможно, — они очень сильные люди и абсолютные идиоты, — он и не стал слушать мотоциклиста. Он сказал ему: «Молчи!» Сардар повернул голову человека, и тот замолк навеки.

Я оказался в этом месте - я ехал из Наджпура - и увидел, что случилось. Я спросил сардара: «Что случилось, сардарджи?»

Он сказал: «Нечто странное! Сначала этот человек ехал на мотоцикле задом наперед. Это привело к несчастному случаю, потому что я совершенно лишился чувств. Все случилось в одно мгновение. А потом, когда я вышел из машины, чтобы помочь этим людям, я увидел одного из них лежащим без сознания, а этого... его голова должна была бы быть повернута в другую сторону».

Я подошел посмотреть. Я сказал: «Сардаржи, ты убил человека! Ведь это не голова, а пальто его должно было быть перевернуто на другую сторону. Все просто: сегодня ветрено, и ветер дует в этом направлении. Этот бедняга, должно быть, надел пальто задом наперед».

Сардар сказал: «Неужели это так? Тогда я должен был перевернуть его пальто, а не голову... он ведь был жив, а я велел ему замолчать! А потом я пытался сказать ему: "Теперь ты можешь открыть рот, ты можешь говорить. Говори, что хочешь, куда мне отвезти тебя на своем грузовике; я могу отвезти тебя. Прости меня, что я велел тебе заткнуться", - но он ничего не говорил».

Я сказал: «Теперь он мертв. Не беспокой его больше! И никому не рассказывай, что здесь случилось; иначе тебя схватят, потому что ты совершил две вещи - аварию и гораздо более худшее: ты свернул ему голову».

Бог дал вам глаза, чтобы смотреть вперед.

А люди, которые за традиции, и те, которые против традиций, всегда смотрят назад.

Дж.Кришнамурти антиортодоксален, антитрадиционен, антиобщепринят. Вот в чем мое отличие от него: я неортодоксален, нетрадиционен, необщепринят. Таким образом, ортодоксальный раджнишист, — и помните, когда вы пишите «ортодоксальный раджнишист», ставьте кавычки, потому что эти термины противоречат друг другу, - будет непрерывным восстанием. Не революцией, которая свершается однажды и заканчивается - и тогда становится традицией.

Иисус был революционером, а христианство - нет. Будда был революционером, а буддизм - нет, потому что революция произошла двадцать пять веков назад. Мы оставили ее далеко позади.

Сейчас христианин гораздо более ортодоксален, чем иудеи, распявшие Христа. Если Иисус придет снова, теперь он будет распят Ватиканом. Теперь это, конечно, произойдет в другом месте, не в Иерусалиме, а в Ватикане, но казнь будет обязательно.

Однажды случилось следующее: я находился в одной христианской семье в Хайдарабаде. Целыми днями я был занят встречами и интервью. Уже вечером, когда я собирался ложиться спать, мой приятель, который был намного старше меня, сказал мне: «Я целый день не мог тебя найти, да и не хотел мешать твоим встречам, но у меня проблема. Уже очень поздно, ты собираешься отдыхать, — прости меня, - я должен рассказать тебе».

«Мой юный сын помешался на Иисусе. Никто не принимал это всерьез, и в этом не было ничего плохого, не было ничего плохого в том, что он постоянно читал Библию и цитировал Библию. Мы думали, что это ненадолго, что это пройдет, но, к несчастью, поклонник Иисуса перестал быть поклонником, он стал Иисусом Христом!»

«Вот уже два месяца, как мы не на шутку обеспокоены. Пока он был фанатиком Иисуса, все было нормально: ты читаешь слова Иисуса - мы христиане - ты поклоняешься Иисусу... Это тоже нормально, хотя и выглядит несколько странно, потому что двадцать четыре часа в сутки только и слышно: "Иисус, Иисус..." Мы тоже христиане; по воскресеньям мы час проводим в церкви, и этого достаточно. Иисус удовлетворен этим часом по воскресеньям. Нет нужды посвящать ему всю свою жизнь; есть и другие вещи, достойные внимания. И мы не можем творить чудеса - превращать камни в хлеб, воду в вино, мы должны зарабатывать себе на хлеб и делать многое другое. Одного часа достаточно, это все, что мы можем посвятить ему».

«Но пока мы терпели все это, мы думали, что этот этап скоро пройдет, - просто дурь молодого человека, который стал одержим идеей, - но сейчас это уже не этап: он стал Иисусом Христом. Сейчас он уже не цитирует Иисуса Христа, он просто говорит лично от себя. Теперь он стал посмешищем».

«Он стоит на перекрестках, заявляя, что он есть Иисус Христос, а люди смеются над ним, и мальчишки бросают в него камни. И теперь мы серьезно обеспокоены и опечалены. Его карьера закончена, ведь невозможно сделать карьеру из того, чтобы называть себя Иисусом Христом. Все знают, что случилось с Христом - даже ему не удалось сделать карьеру на своем имени, а как это сможет сделать мой сын?»

«Кто даст работу такому человеку? Он выпускник университета, один из лучших выпускников, - он мог бы получить хорошее место, - но для Иисуса Христа, пусть даже он лучший выпускник, никто... В ту же секунду, как люди услышат, что он считает себя Иисусом Христом, они скажут: "Будет очень непросто, ведь нам нужен помощник менеджера, а Иисус Христос в роли помощника менеджера? Это место не для него!" Что же делать?»

Я сказал: « Завтра утром я поговорю с Иисусом Христом — что еще остается делать? Позвольте мне встретиться с ним».

Я знал этого молодого человека — я и раньше бывал в этой семье. И я знал, что он слегка помешанный, но он никогда не беспокоил меня, хотя я и жил в его семье. Он знал, что если он помешанный, то я - помешанный вдвойне! Таким образом, я раз и навсегда решил наши отношения: «Запомни - с этой Библией и с этим Иисусом Христом я не хочу иметь дела; обрабатывай лучше других. Более того, я гость в твоем доме, поэтому будь добр, веди себя как хозяин». Он все прекрасно понял, но тогда он был только помешанным на Иисусе - теперь он был самим Иисусом Христом.

Я сказал его отцу: «Сначала позвольте мне ознакомиться... в чем суть?» Итак, следующим утром, не дожидаясь, пока отец Приведет его ко мне, я вошел в его комнату и сказал: «Привет, Иисус Христос».

Он сказал: «Вы сказали "Иисус Христос"!»

Я сказал: «Да».

Он сказал: «Но никто не верит мне - ни мой отец, ни моя мать, даже мои друзья покинули меня. С тех пор, как я стал Иисусом Христом, у меня больше нет друзей». Я сказал: «Ты можешь не заблуждаться на мой счет. Я не люблю фанатиков, но Иисус Христос... Это великая идея! Ты пошел со мной. Теперь мы можем говорить, теперь мы в одной лодке».

Он сказал: «Что вы имеете в виду?»

Я сказал: «Просто пошли вместе. Мы находимся в одной лодке; ты поймешь, что я имею в виду». Я пытался и так и эдак, но он ушел в глухую защиту, был очень насторожен, может быть, от того, что видел во мне своего отца, который будто стоял за моей спиной, проступал сквозь меня и пытался убедить его спуститься вниз и снова стать просто поклонником Иисуса: «Это слишком. Сегодня двадцатый век, и будет очень трудно... Даже во времена Иисуса было очень трудно, а в наше время будет еще труднее».

Но он ничего не слушал. Потом пришел его отец, и я сказал ему: «Я думаю, что он действительно Иисус Христос. И что ему сейчас необходимо - это распятие».

Молодой человек сказал: «Что?»

Я сказал: «Без распятия ты не придешь в чувство».

Он сказал: «Распятие!»

Отец тоже был шокирован, когда я сказал, что его сын должен быть распят, но я сказал: «Сделайте необходимые приготовления».

И молодой человек сказал: «Вы серьезно?» Я сказал: «Я всегда серьезен; и я говорю тебе, что если ты поклонник Иисуса, то я сомневаюсь в этом. Если ты Иисус Христос, то я сомневаюсь и в этом. Я хочу увидеть, как ты будешь распят; и я буду оставаться здесь до самого твоего воскрешения».

Он подошел к своему отцу и сказал: «Прости меня, я просто поклонник Иисуса. Я не хочу быть распятым, потому что я не думаю, что смогу воскреснуть. Это слишком».

Две тысячи лет христиане смотрели назад; две с половиной тысячи лет буддисты смотрели назад. Если окинуть взглядом весь мир, то можно увидеть, что у всех глаза повернуты назад, а ведь известно, что мы-то движемся вперед. Наши ноги движутся вперед, а вот глаза всегда смотрят назад.

Даже для такого человека, как Дж.Кришнамурти, не существует никакой разницы: ваши глаза по-прежнему смотрят назад. И теперь вы уже враг, а прежде были другом. Но для меня нет никакой разницы, потому что ваши глаза по-прежнему смотрят назад.

Поэтому я предпочитаю слово бунт - потому что революции хоть и свершаются, но они всегда становятся неподвижными, они слишком быстро застывают. Появляется новая ортодоксальность, создается новая условность: новые боги, новые небеса, новый ад — все новое, но очень скоро все это начинает стареть.

Шестьдесят лет прошло с момента свершения Русской революции; больше, чем шестьдесят лет, и теперь это шестидесятилетняя традиция. Маркс, Энгельс и Ленин являются их троицей; Капитал является их Библией, их Кораном, их Гитой.

И странно, сходство так велико, что в это трудно поверить. Ни один мусульманин не читает Коран... он чтит его, но не читает. У кого есть время читать Коран? И это хорошо, что не читает его, потому что если бы стал читать, то перестал бы чтить его, потому что в нем нет ничего, стоящего поклонения.

Вы можете либо чтить его, либо понимать его. Когда однажды вы его поймете, все кончится; в нем мало что можно понять. Поэтому духовенство не заинтересовано в том, чтобы вы понимали Коран, Библию, Гиту, нет: они заинтересованы в том, чтобы вы продолжали почитать их.

Это окаменелая религия.

Да, в словах, которые говорил Иисус, был огонь.

Это были огненные слова.

Но вы думаете, вы найдете огонь в Библии?

Они сожгли бы Библию много лет назад.

В Библии вы найдете прядь волос, которую ваша мать хранит с тех пор, когда ваш отец любил ее, и она отрезала прядь его волос. Они в Библии - где же еще их хранить? Библия самое надежное место; даже вор не станет красть ее.

В Библии вы найдете странные предметы. Ваша дочь или ваша сестра могут хранить в ней любовные письма, потому что это самое лучшее место. Ни отец не откроет ее, ни мать не откроет ее; никто не откроет ее. Если вы не хотите, чтобы кто-нибудь узнал очень важные и секретные номера телефонов - храните их в Библии. Библия - это великое безопасное хранилище без всяких замков. Она только собирает пыль. На любой Библии можно пальцем написать ваше имя, потому что на ней будет Достаточно пыли - нет надобности в каких-либо чернилах или краске.

Таковы революции.

Однажды был огонь.

Но сейчас остался только пепел.

Мой санньясин не должен смотреть назад.

Он не должен думать о революции, которая произошла в прошлом. Нет, он должен переживать революцию каждый день.

И его революция никогда не увидит конца. Вот почему я называю это бунтом, восстанием, чтобы показать различие.

Его восстание - это что-то живое.

Это не инцидент в истории.

Это взрыв в его существе.

Оно не имеет ничего общего со временем.

Оно имеет что-то общее с внутренним миром.

И тогда оно является непрерывностью.

Это - биение его сердца.

Мой санньясин никогда не сможет стать ортодоксом: каким образом постоянное сопротивление сможет превратиться в ортодоксальное? Вот почему вы можете счесть мои высказывания противоречивыми.

Суть в том, что я никогда не читал ни одной из своих книг, поэтому я не знаю, о чем они. Это безмерно мне помогает, потому что в этом случае я могу не беспокоиться о том, не противоречу ли я себе, не изменяюсь ли, говоря что-то иное. Это позволяет мне быть свободным. Если вы меня спросите, то все, о чем я говорю в данный момент, является правдой. Завтра позаботится о себе само. И я не гарантирую, что сегодняшняя правда окажется правдой на завтра, потому что завтра... Вся вселенная находится в непрерывном движении.

Я даю вам не мертвые камни.

Я предлагаю вам живые цветы.

И на что это будет похоже завтра, ни я, ни кто-либо другой вам не сможет сказать.

Только завтра принесет с собой откровение.

Я всегда был непоследователен, поэтому вы не сможете сделать из меня догму. Вы просто тронетесь умом, если попытаетесь. Я оставляю после себя действительно нечто ужасное для ученых. Они будут не способны найти в этом какой-либо смысл. Они тронутся умом; и они заслуживают этого, так им и надо. Но никто не сможет сделать из меня ортодокса, это невозможно.

Если возможно христианство, то тогда, конечно, вся ответственность ложится на Иисуса. Его слова, возможно, были зажигательными, но они были слишком последовательными; и было слишком легко сделать из них догму. Он был недостаточно осмотрителен. Его высказывания были настолько просты, что любой мог сделать из них катехизис.

От моих слов вы можете загореться, но вы никогда не сможете найти в них какой-либо теологии, догматизма.

Вы сможете найти путь, которым надо следовать в жизни, а вовсе не догму, которую нужно безоговорочно принять.

Вы сможете найти в этом мятежный дух, который нужно впитать, но вы не найдете здесь призыва к революции.

Мои слова не только зажигают.

Я рассыпаю здесь и там порох, который будет продолжать взрываться на протяжении тысячелетий. И рассыпаю его больше, чем надо - я никогда не рискую.

Почти каждое мое изречение готово озадачить тех, кто пытается создать из меня религию.

Да, у вас может быть свободное общество, коммуна. Запомните слово «свободный»: каждый независим, каждый волен жить так, как он хочет, толковать меня на свой манер, искать то, что он сам хочет искать. Он может искать свой путь в жизни - и каждый за себя.

Вовсе не обязательно определять, что есть моя религия. Я оставляю ее открытой. Вы можете сами создать определение для себя, но только для себя; но и его вы должны будете постоянно изменять. По мере того, как вы будете все больше и больше меня понимать, вы должны будете изменять его. Вы не сможете продолжать держать это определение в своих руках как мертвый груз. Вы должны изменить его, а оно, в свою очередь, будет параллельно изменять вас.

Один великий Учитель, Нан-ин, был на смертном одре. Он один из тех, кого я могу назвать религиозным, действительно религиозными человеком. Его жизнь полна инцидентов, анекдотов, историй, которые дают ясное представление о нем, как о человеке необычайной проницательности.

Он умирал. Он сказал своим ученикам: «Я не хочу, чтобы мою смерть оплакивали, потому что это не смерть, и вы будете бесполезно тратить ваши слезы и плакать и кричать. А я буду смеяться с другого берега, потому что буду все это видеть: «Эти дураки! Всю свою жизнь я изнурял себя, а они так и не поняли этой простой вещи».

«Я хочу, чтобы вы танцевали, и пели, и смеялись, потому что смерть - это не смерть. Я ухожу, оставляя этот дом, потому что он более не нужен мне. Это тело стало сейчас источником беспокойства, а не комфорта; и вот я меняю его. Поэтому нет никакой необходимости оплакивать меня. Вы должны быть счастливы, что ваш Учитель уходит в новую жизнь».

Они слушали все, что он говорил, но их лица говорили о том, что они готовы разрыдаться. Они были печальны, - а кто не будет печален, когда такой человек, как Нан-ин, покидает этот мир? Но Нан-ин сделал кое-какие приготовления... Он сказал: «Запомните кое-что... это моя воля».

На Востоке есть традиция, возможно и на Западе тоже: перед похоронами или кремацией тело обмывают и одевают в новую одежду. Я знаю, что на Востоке это делают потому, что человек отправляется в далекое путешествие; может быть, у него будет возможность потом принять ванну, а может быть и нет. И конечно, ему необходима новая одежда, поэтому тело обмывают и облачают в новую одежду. Это как раз и есть возможность попрощаться с ним с этого берега: «Отныне и навсегда мы не сможем больше тебе помогать, ты должен сам заботиться о себе».

Нан-ин сказал: «Не обмывайте мое тело, потому что я уже принял ванну. К тому же, я не люблю принимать ванну такой холодной зимой; даже если я умру, я не хочу еще одной ванны. Я уже принял одну, которая была необходима. Я сделал это сам, потому что был обеспокоен тем, что если вы приготовите мне ванну, я не буду знать, сколько вы нальете воды, насколько она будет холодна, что еще вы захотите сделать. Я принял ванну, поэтому ритуал можно не совершать».

«И не меняйте мне одежду. Вы видите, я уже сменил ее сам, потому что я не люблю непригнанной одежды, которая слишком свободна или слишком узка. Вы знаете, что это нервирует меня, поэтому я сам подготовил себе одежду, — вы можете увидеть, что она новая». И они увидели, что он действительно принял ванну и надел новое одеяние.

Нан-ин сказал: «Итак, вы не должны делать того, что я сказал, — это моя воля, -- но все остальное, если вы хотите делать, делайте. Не плачьте, не рыдайте, не кричите. Это будет не то прощание со мной, которого бы я хотел», - и он умер.

И хотя он сказал «не плачьте», - но что делать? Вы не можете приказать слезам прекратиться или... Потерять такого человека, такого потрясающе живого человека, уходящего, кто знает куда. «А сколько он дал нам! Теперь на кого же нам смотреть? Нас будут мучить вопросы, будут подниматься сомнения, и кто нам скажет: «Не стоит отчаиваться, продолжайте: вы на верном пути и цель уже близка». И одного его голоса было достаточно, чтобы вернуть мужество, вернуть силы. А теперь кто нам будет помогать?»

Они плакали и кричали, но им не пришлось делать это долго. Такие люди, как Нан-ин, действительно созидающие гении. Когда его тело положили на погребальный костер, все стали смеяться помимо воли, хотя слезы были у них на глазах. Вот была странная ситуация: этот человек спрятал в своих одеждах много разных штучек - огненных хлопушек и маленьких бомбочек!

Вот почему он предостерег их от смены одежды, вот почему он сам принял ванну. Ведь внутри его одежды было сделано множество карманов, в которых он спрятал столько разных штучек, которых хватило бы на три часа. Люди плакали и смеялись, и бомбочки взрывались, и хлопушки лопались - красочно, красиво, потому что в Японии их делают лучше всех. Ничто не может сравниться с японскими бомбочками, там делают их так артистично.

То, что Нан-ин постоянно говорил этим людям, появилось на небесах, в письменном виде: «Остерегайтесь».

Его ученики уставились в небо и совершенно забыли о похоронах; все это стало прекрасным фейерверком! Они поняли все только тогда, когда огонь погас и все тело было поглощено огнем... только тогда они поняли, что этот человек именно этим и занимался всю свою жизнь. Он даже перед смертью проделал все приготовления, чтобы и после смерти его работа продолжалась бы в том же духе, без перерыва. Смерть не произвела никакого различия: Нан-ин продолжал свое дело.

Точно так же, в каждом моем слове... я несу достаточно огня, достаточно взрыва, чтобы продолжать взрываться на протяжении столетий!

Никто не может быть «ортодоксальным раджнишистом», если только вы не измените самое понимание «ортодоксального раджнишиста» в соответствии со мною, в соответствии с тем, что я говорю вам.

Если под «ортодоксальным раджнишистом» вы имеете в виду того, кто нетрадиционен, необщепринят, неортодоксален; непрерывно мятежен, с восстанием как жизнью... без стеснений, без режима, без бюрократии, без иерархической организации, но просто с открытой коммуной друзей, которые соглашаются лишь в одном, - в том, что они любят этого сумасшедшего человека...

Во всем остальном они могут расходиться. Вся их ортодоксальность сосредоточена лишь в одном: они любят этого сумасшедшего человека.









Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке