10. ПРИВЯЗАННОСТЬ


Возлюбленный Мастер,

Чтение по просьбе Вэй Чана

Не приходилось ли вам слышать, как умудренный человек говорит: «Даже если бы и было что-то, превосходящее нирвану, то я сказал бы, что оно тоже подобно сну, иллюзии».

Если посреди сноподобной иллюзии вам удается видеть ее как она есть, понимать ее как она есть, работать с ней как она есть и воздействовать на нее как она есть, тогда вы способны использовать метод «согласования с реальностью», чтобы покорить себя, и, возбуждая в себе огромное сострадание, применять всевозможные искусные приемы, посредством которых вы можете также покорять все разумные существа.

Поведение в ситуациях

Старый желтоликий (Будда) говорил: «Когда ум не хватается тщетно за прошедшее, не стремится ни к чему в будущем и не останавливается ни на чем в настоящем, тогда вы постигаете сполна, что все три времени пусты и недвижимы». Вы не должны думать о прошлых событиях — хороши они или плохи; если же вы думаете, это преграждает путь. Вы не должны рассматривать будущие события; рассматривать их — это несусветная путаница. Настоящие события прямо перед вами: приятны они или неприятны, не фиксируйте на них свой ум. Если вы фиксируете свой ум на них, это будет беспокоить ваше сердце. Принимайте все в свое время, отвечая по обстоятельствам, и вы окажетесь в естественном согласии с этим принципом.

Неприятными ситуациями управлять легко; приятными ситуациями управлять трудно. Для того, что происходит против желания, все сводится к одному слову: терпение. Успокойтесь и поразмышляйте минутку — и скоро это пройдет. А вот приятные ситуации, поистине, не оставляют вам пути к бегству: подобно магниту и железу, бессознательно, то и это собираются в одном месте.

***

Да Хуэй стоит перед чем-то очень фундаментальным, когда речь идет об интеллекте и разуме человека. Это чрезвычайно важно: иметь ясное представление о том, что интеллект не есть разум. Интеллект от ума: он зависит от памяти, он функционирует посредством заимствованных знаний. Все системы образования в мире построены на интеллектуальном развитии; поэтому все они зависят от памяти. Экзаменуют в наших школах, колледжах и университетах не разум — они лишь тестируют, насколько хороша у вас память. Но память — не показатель разума. Память механистична. Компьютер располагает лучшей памятью, чем гениальный человек, но у компьютера нет разума.

Ум человека есть не что иное, как биокомпьютер, развивавшийся в течение очень длительного периода времени. А разум — это когда память умолкает и интеллект не функционирует, когда весь ум успокаивается.

Разум — это нечто за пределами ума.

В английском языке есть трудность, поскольку одно и то же слово используется для обоих — а они совершенно различны. В санскрите и во всех восточных языках различные названия для каждого: интеллект называется бодхи, способность к знаниям; а разум называется праджня, способность знать — а не просто иметь знания.

Знания всегда мертвы; это информация. И все наши системы образования делают со студентами именно то, что мы делаем с компьютерами, — насыщают их все большим и большим количеством информации. Но никакой компьютер не может ответить на вопрос, к которому он не был заранее подготовлен. Интеллект может ответить только то, что уже знает; это черствое, вчерашнее.

Разум — это отклик на новую ситуацию, не из ваших прошлых воспоминаний, а из вашего настоящего осознания, из настоящего момента. Вы не функционируете как компьютер, не разыскиваете ответ в своем хранилище памяти; скорее, вы просто раскрываете свое осознание ситуации и позволяете себе спонтанный отклик.

Другими словами, разум — это спонтанная ответственность.

Слово «ответственность» тоже было неправильно понято. Его нужно разбить надвое; иначе со временем оно утрачивает свой первоначальный смысл. Оно становится почти эквивалентом долга. Но его смысл иной. Представьте слово «ответственность» в виде двух слов — тогда оно становится «способностью отвечать» или «умением отвечать». Разум есть умение ответить — а это обязательно спонтанно. Отклик поражает даже вас самих — ведь он так нов: вы не повторяете ничего из прошлого.

Между разумом и интеллектом существует вечный конфликт. Человек интеллектуальный считает себя разумным, ведь он знает так много. Он накопил огромное наследие знаний, он загружен всевозможной информацией. Человек разумный — невинен; он действует от мгновения к мгновению, его действия обладают свежестью и красотой. Но чтобы обнаружить разум, необходимо выйти за пределы ума. Путь к этому — медитация.


Проблема Да Хуэя — это проблема всех интеллектуалов мира. Они не могут подумать — им не хочется думать, — что есть нечто высшее, превосходящее интеллект.

Он не случайно называет Гаутаму Будду «Старым Желтоликим»; это бессознательный сарказм. И так не только в этом отрывке; в другом месте он произносит нечто похуже, чем «Старый Желтоликий». Он может и не осознавать, насколько это неуважительно, — но интеллектуал всегда неуважителен по отношению к человеку разумному. Подсознательно он испытывает определенный комплекс неполноценности, и он мстит всякими способами.

Интеллектуал пытается имитировать человека разумного, человека мудрого, человека просветленного — и он способен на это, он красноречив. Он обладает большими способностями в сфере языка и слов. Он может быть лучшим докладчиком, лучшим писателем, лучшим оратором. Он способен одурачить весь мир, просто повторяя все то, что сказали просветленные люди. Порой случалось и так, что имитатор наносил поражение первоисточнику.

Однажды несколько друзей устроили празднование дня рождения английскому актеру. Они объявили всенародный конкурс: кто сымитирует этого актера лучше?

От каждого большого города будут отобраны желающие, а затем финальное соревнование состоится в Лондоне. Победитель получит большой приз.

Приняли участие многие актеры. Тот актер подумал, что хорошая была бы шутка — самому войти в конкурс от небольшого городка. Разумеется, он был уверен, что победит — он же оригинал, все остальные имитируют его. Но к удивлению всех, а особенно его самого, он оказался вторым. Когда стало известно, что он был настоящим, никто не мог поверить в случившееся — как же могли все экзаменаторы быть введены в заблуждение имитатором?

Но я заглядываю глубже в психологию этого события: имитатор готовится, репетирует, проделывает много домашней работы. Оригинал же просто стоит там в своей спонтанности и реальности — он не готовился, он не репетировал, он прямо как есть. Но тот, кто впервые идет на большой конкурс, мог работать месяцами. Естественно, он обманул экзаменаторов.

И так происходило тысячу и один раз — когда кто-то, вроде Да Хуэя, всего лишь интеллектуала, тысячелетиями считался великим мастером дзэнского учения — а он всего-навсего повторяет других.


Мне хочется, чтобы вы поняли, что все может быть сымитировано — кроме просветления. Вы можете говорить те же слова, но в них не будет того огня. Ваши жесты могут быть теми же, но в них не будет той же грации. Вы можете действовать так, как будто вы просветленный, но это «как будто» — большой разрыв, почти несоединимый. Это становится очевидным в случае Да Хуэя.

Он говорит: Не приходилось ли вам слышать, как умудренный человек говорит: «Даже если бы и было что-то, превосходящее нирвану, то я сказал бы, что оно тоже подобно сну, иллюзии». Это верно, что люди, достигшие высшей реализации — вы можете называть ее нирваной, освобождением, самореализацией, — те, кто достиг этого, вполне могут сказать, что оно создано из того же самого материала, что и сон. Это самый прекрасный сон, самая совершенная греза — но никак не более того.

Причина, по которой просветленный человек называет свое просветление только сном, очень фундаментальна. Он старается сказать: «Это тоже опыт, а я отделен от любого своего опыта; опыт ли это страдания, мучения, боли, или благодати, или просветления — не составляет различия. Они относятся к одной и той же категории переживаний.

Я не есть переживание, я — переживающий. Я всегда трансцендентен любому переживанию, происходящему со мной. Я только свидетель, сакши. Точно так же, как я видел черные облака, я вижу белые облака. Точно так же, как я видел облака, я вижу безоблачное небо — но я отделен. Мое сознание не есть опыт. Все переживания проходят перед моим сознанием, но я всегда свидетель. Поэтому опыт ли это страдания, агонии или экстаза, различия не составляет».

Но так может говорить только человек, который обрел это блаженство, это благословение, — может говорить, что и это тоже сон, прекрасная греза, самая прекрасная греза, но невозможно быть тождественным ей. Потому и говорится, что, когда человек становится буддой, он вообще забывает о буддовости; он снова становится обычным человеческим существом. И тогда круг завершен.

Он начинал с обычного человеческого существа, но то было состояние бессознательности, вроде лунатика, сомнамбулы. Теперь он возвратился к тому же самому состоянию, с одним только различием: теперь он больше не спит, он бодрствует.

Будда полностью пробужден, но, по сравнению с кем угодно еще, он не особенный. Он не святее вас, он не выше вас. Вы спите, а он бодрствует — это не составляет качественного различия. Фактически человек, который спит, демонстрирует, что у него есть способность к пробуждению. Если бы вы не были способны спать, вы не были бы способны и пробуждаться; обе способности принадлежат к одной и той же сфере. И если просветленный человек снова не становится обычным человеком — значит, он осуществлял только свое эго. Тогда его просветление недостоверно; его просветление — это лишь интеллектуальное понимание, но не опыт.

Да Хуэй цитирует какого-то древнего провидца: «Даже если бы и было что-то, превосходящее нирвану, — что-то, превосходящее просветление, — то я сказал бы, что оно тоже подобно сну, иллюзии». Потрясающе содержательное изречение... Если посреди сноподобной иллюзии вам удается видеть ее как она есть, понимать ее как она есть, работать с ней как она есть и воздействовать на нее как она есть, тогда вы способны использовать метод «согласования с реальностью», чтобы покорить себя.

Вот здесь он говорит не то. Пока он цитировал древнего провидца, он был совершенно прав, поскольку то были не его слова, он лишь повторял. Это были слова того, кто познал на опыте. Теперь же он излагает свое собственное понимание, показывает свою собственную интеллектуальную хватку — и говорит совершенно не то.

Он говорит: «Если вы можете быть свидетелем этой сноподобной иллюзии, тогда вы можете использовать метод согласования с реальностью, чтобы покорить себя». Человек, который пришел к знанию, что даже просветление есть иллюзия, уже не может пользоваться идеей «себя» — у него не может быть такого понятия как «Я есмь».

У свидетеля нет никакого понятия, ни о каком эго.

Свидетель есть, но нет идеи «Я есмь».

Свидетель просто подобен зеркалу: оно отражает. Все то, что проходит перед ним, оно отражает — без всякой реакции, без всякой привязанности, без всякого отождествления. Прекрасное лицо или уродливое — все это только отражения, без всякого различения. Когда прекрасное лицо уходит прочь, зеркало не пытается помешать ему, уцепиться за него. И когда уродливое лицо подходит к нему, оно не хочет избавиться от него, не закрывает свои глаза. У него нет ни оценки, ни суждения; оно остается просто свидетелем в любом случае.


Человек просветленный не имеет проблем, связанных с Я — Я было утрачено задолго до этого. Вы не сможете обрести просветление прежде, чем утратите свое Я. Таков неизбежный шаг к обретению просветления. Позвольте мне сказать это таким образом:

Вы не можете быть просветленным.

Когда вас нет, просветление есть.

Вы должны дать дорогу для нисхождения просветления, для этого великого пробуждения, когда заполнится все ваше небо, заполнится все ваше сознание.

Если есть вы, то все, что бы и где бы ни происходило, — лишь умственная гимнастика. Вы можете ухитриться создать иллюзию всего, кроме просветления. Вы можете увидеть Иисуса Христа — вы можете создать иллюзию; ваш ум располагает любыми способностями. Сделайте только надлежащее оформление — три недели поста и изоляции, с непрерывным повторением имени Иисуса Христа, — и вы увидите Иисуса Христа вместе с собой в пещере. Вы начнете разговаривать с Иисусом Христом — и говорить будете не только вы, он тоже будет отвечать вам! А там нет никого, кроме вас.

Все религии мира настаивали на посте. Причина в том, что, когда вы поститесь, ваша способность улавливать различие между реальным и нереальным, утрачивается через три недели. Вашему уму требуется постоянная подпитка определенными протеинами; как раз через три недели поста эти протеины заканчиваются. Ум сохраняет некий неприкосновенный запас, и такой неприкосновенный запас заканчивается через три недели — если вы не вегетарианец. Если же вы вегетарианец, то в течение недели все ваши протеины израсходуются, потому что вегетарианская пища — это пища недостаточная, по крайней мере, для ума. Не случайно ни один вегетарианец не получил Нобелевской премии! Это странно; должно бы быть наоборот. Вегетарианцы полагают, что, поскольку они едят чистейшую пищу, они должны иметь чистейшие умы, но даже те три человека из Индии, которые получили Нобелевские премии, не были вегетарианцами.

Вегетарианство, пост и изоляция — все это стратегии для приведения вашего ума в такое состояние, когда вы не сможете отличить, реально ли то, что вы видите, или нереально. Так бывает с детишками. В раннем возрасте, когда они просыпаются, то принимаются плакать за тем, что было у них во сне. Они спрашивают: «Куда все подевалось? Оно же было вот здесь, со мной». Детям понадобится некоторое время, чтобы подрасти и понять, что увиденное ими во сне — это греза, а то, что они видят, когда пробуждаются, — это не греза.

Различение между грезой и реальностью нуждается в определенном развитии ума. А что происходит при этом развитии? Те протеины, которые составляют ваш интеллект...

Все религии согласны в том принципе, что пост — это нечто духовное, но причина психологична, не духовна: пост — это превосходный способ создавать иллюзии. Вы задумывались когда-нибудь над тем... что христианин никогда не видит Кришну? Когда он медитирует в изоляции, постится в своем монастыре, Кришна никогда не приходит к нему, Будда никогда не приходит к нему. И к буддисту Иисус никогда не приходит. Похоже, эти люди тоже проводят дискриминацию между христианами, буддистами, индуистами... Сначала они выясняют, а действительно ли буддист этот человек — стоит ли заходить к нему?

Это ваша предрасположенность. Никто не приходит, некому приходить! Эти люди исчезли в универсальном сознании. У них больше нет никакого тела, никакого средства передвижения — даже если бы они хотели, они не могут прийти. Но вы можете создать иллюзию — и вот вам средства: пост, изоляция...

Когда вы с людьми, это одно дело; когда вы сами, это другое дело. Вы замечали разницу? — когда вы у себя в ванной, вы иной человек, чем когда вы на базаре. В ванной, будь вам даже семьдесят лет, вы можете строить рожи перед зеркалом. Но если вы узнаете, что хотя бы маленький ребенок глядит в замочную скважину, вы тотчас же превратитесь в серьезную, зрелую, умудренную, семидесятилетнюю личность!

Всего лишь зрачок пятилетнего мальчишки в замочной скважине может вызвать такую огромную перемену.

Жизнь Альберта Эйнштейна была полна неожиданностей. Величайшей неожиданностью для него было открытие и осознание того, что если вы наблюдаете за поведением электронов, то они ведут себя не так, как когда никто не наблюдает за ними. Странно! Мы обычно уподобляем электроны мертвым людям — просто вещество; но они оказываются весьма живыми и весьма сенситивными.

Они не принадлежат к нашему обществу, они не принадлежат к нашей культуре, им не надо беспокоиться о том, что мы думаем о них, но что-то происходит... когда они сами, они ведут себя одним способом, а когда они чувствуют, что кто-то наблюдает, то сейчас же становятся джентльменами! Альберт Эйнштейн был так поражен, потому что это предполагает наличие у электронов определенного рода осознания. Они не просто электрические частицы; они имеют свое собственное сознание.

Возможно, вы не осознаете, что, когда проходите мимо дерева, оно изменяет свое поведение. Оно становится прямее, прекраснее, выпускает больше аромата из цветов. Кто-то подходит; ему нужно проявить себя как можно прекраснее.


Я преподавал в университете, и рядом с моим факультетом была длинная аллея прекрасных цветов — гюльмахар. Такой цветок не найти в холодных странах; это цветок из самых теплых стран. А когда он зацветает, то вся листва исчезает, и только красные цветы... как будто все дерево воспламенилось, в огне. Это самое прекрасное зрелище. Весь этот факультет окружали деревья гюльмахар.

Я привык парковать свой автомобиль под одним из деревьев гюльмахар, и почти все знали, что это дерево нужно оставлять для моего автомобиля, потому что я парковал свой автомобиль там годами. Даже когда я не ездил в университет, то посылал обычно туда свой автомобиль! Автомобиль был припаркован — все были спокойны, что я в университете. Я говорил своему шоферу: «Понаслаждайся садом» — в университете прекрасный сад, — «а через два-три часа пригони автомобиль назад, но сначала пусть проректор увидит его». Кабинет проректора располагался как раз возле дерева, и он мог видеть из своего окна, что мой автомобиль стоит на месте.

Это он обратил мое внимание... я не присматривался внимательно к другим деревьям, но однажды, как раз когда я парковал свой автомобиль, он вышел из кабинета и остановил меня словами: «Это же чудо! Все остальные деревья гюльмахар» — а там было около пятидесяти деревьев — «погибли без всякой причины; видимо, какая-то эпидемия погубила те деревья. Только ваше дерево все еще живет, все еще зеленеет, все еще цветет. У него, наверное, какая-то связь с вами!»

Я сказал: «Странно... никогда не думал об этом».

Увидев, что остальные деревья погибли, я поинтересовался у садовника: «Что случилось? Почему все деревья погибли?»

Он сказал мне: «Понять не могу. Вся возможная забота оказывается, но они просто продолжают умирать».

Деревья стояли совсем голые, без листвы, без цветов. Проректор сказал мне шутя: «Вы, наверное, что-то делаете; только ваше дерево живет».

Через два года после того, как я оставил университет, я приехал туда снова, и первое, что я сделал, — посмотрел на свое дерево: но оно погибло!

Я собирался выступать, поэтому проректор вышел встретить меня. Он сказал: «Посмотрите! Я же говорил вам, что вы что-то делали с тем деревом. Оно оставалось живым еще семь лет после того, как остальные деревья погибли, но в тот день, когда вы покинули университет, ваше дерево начало умирать. За два месяца оно погибло. Мы испробовали все, но нам не удалось спасти его. И я тоже любил это дерево, — добавил он, — оно ведь было прямо перед моим окном».

Возможно, то дерево каким-то образом сблизилось со мной, и просто ради дружбы оно оставалось живым все эти семь лет. Теперь ученые узнают, что деревья очень восприимчивы. Когда подходит дровосек, чтобы срубить дерево, оно дрожит, и его дрожь можно прочесть на графике, наподобие кардиограммы. Маленький прибор крепится к древу, и он демонстрирует, как дерево чувствует — счастливо ли оно, здорово ли... В тот миг, как дерево замечает приближающегося дровосека... дровосек еще не начинал рубить дерево, но если в его уме есть идея срубить дерево, график внезапно сходит с ума, теряет всю гармонию. Всего мгновенье назад все было гармоничным на графике, а теперь кривая мечется вверх и вниз. Видно, что дерево дрожит; видно, что его сердце обеспокоено.

Странно — оно оказывается восприимчивым к мысли человека. Он еще не делал ничего для рубки дерева, была только идея. Возможно, дерево более восприимчиво, чем мы. А если дровосек проходит мимо без такого намерения, график остается неизменным.

Беспокоится и волнуется не только то дерево, которое он собирается рубить, другие деревья вокруг него тоже начинают испытывать беспокойство и волнение — потому что одному из них собираются нанести вред. Оказывается, тончайшие вибрации от ума человека, собирающегося рубить или не рубить, улавливаются деревьями.

Все сущее чрезвычайно восприимчиво.

Все соткано из сознания.

Если вы переживаете это универсальное сознание, то вас нет — вы остались далеко позади. Следовательно, задача «покорения себя» и «возбуждения в себе огромного сострадания»... Эти утверждения Да Хуэя — абсолютная бессмыслица.


Он говорит: и возбуждая в себе огромное сострадание... Человеку просветленному нет нужды возбуждать в себе сострадание; он обнаруживает, что оно уже есть. Оно приходит с просветлением как побочный продукт.

Мы должны практиковать это. Если вы хотите быть сострадающими, вы должны дисциплинировать себя, вы должны практиковать... вы должны практиковать вопреки себе, потому что, по-существу, вы насильственны и жестоки. В подсознании вы носите всех животных, которых проходили в эволюции.

Но человек просветленный не практикует сострадание. Он даже не думает о сострадании, он просто находит его. Как только его эго исчезнет и как только он постигнет окончательную универсальную жизненную силу как свою собственную — он уже не только часть этого. Здесь есть нечто очень трудное для понимания.

У доктора философии Успенского в его большой работе об учении Георгия Гурджиева «В поисках чудесного» есть одно утверждение. В математике, которую мы знаем, — а Успенский был математиком по профессии — часть никогда не равна целому. Это простая математика. Как может часть равняться целому? Часть всегда меньше, чем целое.

Но, живя с Гурджиевым, медитируя с ним, он констатирует, что наступает момент, когда становится реальной более высокая математика, где часть может быть равна целому, а иногда часть может быть и больше, чем целое. Рассуждая логически, это абсурд, но, глядя на это из перспективы иной, не логической, из перспективы не-ума, я поддерживаю это абсолютно. Есть высочайшая математика, которая принадлежит к не-уму, где часть есть целое

Поэтому когда человек исчезает в целом, то нельзя сказать, что он только часть; он — одно с целым. Он — это целый космос. Проблемы сострадания к кому-нибудь и не возникает — потому что никого другого не осталось вне него! Деревья внутри него, животные внутри него, океаны внутри него, звезды внутри него; все то, что есть, внутри него. Кому же он будет сострадать? Но он испытывает огромное сострадание.

Это так, как будто вы сидите в своей комнате, и больше нет никого. Если вы человек любви, то, несмотря на то, что в комнате никого нет, вы по-прежнему будете излучать любовь, по-прежнему будете излучать сострадание; несмотря на то, что в комнате никого нет, если вы человек истины, вы по-прежнему будете излучать истину.


Итак, запомните две вещи: человек просветленный обнаруживает, что с просветлением многие вещи приходят как побочные продукты, и сострадание — одна из самых важных. Но не осталось никого, по отношению к кому он может быть сострадательным.

Это загадочное, мистическое сущее. Когда есть миллионы людей для проявления сострадания к ним, это так трудно для вас; вам нужно практиковать его, вам нужно пройти через строгости, вам нужно дисциплинировать себя, вам нужно мучить себя. А когда сострадание приходит к вам само собой, не остается никого, кому вы можете сострадать!

Эти незначительные мелочи показывают, просветлен человек сам или же просто повторяет слова других просветленных людей. Да Хуэй говорит: «Покорить себя» — после просветления. Это как если бы кто-то подошел и сказал вам, когда вы внесли свет: «Теперь выставь темноту». Это изречение точно того же сорта. Если свет есть... Темнота была лишь отсутствием света; вы не найдете ее.

Я всегда любил одну древнюю притчу. Когда Бог создал мир, темнота однажды пришла к Богу, очень ворчливая и недовольная, и заявила ему: «Ты должен сделать что-то! Твое Солнце с утра до вечера надоедает мне понапрасну. Куда бы я ни шла, раньше или позже является оно и мне приходится убегать. Я не могу найти покоя, я не могу расслабиться, мне приходится постоянно быть начеку. Солнце может появиться в любой миг.

Я не причинила Солнцу никакого вреда; фактически, мы даже не познакомились друг с другом. Дело здесь не во вражде, дело не в дружбе! Просто растолкуй своему Солнцу, что это дурное поведение — и к тому же, так обращаться с леди — совсем не по-джентльменски! Такое примитивное поведение пора прекратить».

Бог был совершенно убежден, что так продолжаться не должно. Он сказал: «Надо было сообщить мне раньше» — и сейчас же отправил гонцов, чтобы они привели Солнце на суд. Солнце просто-напросто изумилось, услыхав, что какая-то леди, называемая темнотой, пожаловалась на него: «Я не знаю никакой такой леди — я никогда не сталкивалось с ней, я никогда не видело ее! Какой же вред я могу причинить, не видя ее?»

Бог был очень сердит, но Солнце сказало: «Прежде чем так гневаться и кричать на меня, пожалуйста, дай мне возможность тоже сказать что-то. Мне неизвестна никакая леди, которая бы пострадала от меня. Лучше всего для тебя будет привести и поставить ту леди передо мной. По крайней мере, я увижу, что за персона жалуется на меня». И с той поры Бог пытается... но он может привести в суд только одного — или Солнце, или леди, — но никогда обоих вместе. Поэтому дело так и стоит на очереди.

Вы не должны осуждать бюрократию, которая существует в нашем мире, где очереди продвигаются так медленно. Альберт Эйнштейн говорил, что свет обладает высочайшей скоростью, а я говорю вам, что очереди обладают самой низкой скоростью. Я не думаю, что Богу когда-либо удастся свести на суде обе стороны. Это дело не может быть решено.

И в точности то же самое: когда приходит просветление, эго уже вышло. Когда просветление приходит, то вместе с ним, словно его тень, входит сострадание, входит истина, входит красота, входит милость, входит благодать. Все то, что вы разыскивали, и что никогда не удавалось, просто изливается на вас.

Один из учеников Гаутамы Будды — первый из его учеников, ставший просветленным, — был Манджушри. История эта прекрасна... Однажды он медитировал ранним утром, и на восходе солнца, с прохладным утренним дуновением, он стал просветленным. Предание гласит, что все сущее начало осыпать его цветами. Что за цветы? Это не могли быть просто известные нам цветы; это были цветы сострадания, любви, красоты, милости, истины, подлинности.

Эти цветы осыпают вас по своему собственному желанию.

Это все сущее радуется вашему просветлению, потому что ваше просветление — не только ваше; оно поднимает выше сознание всего сущего. С каждым просветленным человеком все сущее становится более просветленным. Все сущее радуется и празднует.

Да Хуэй понятия не имеет о просветлении и о том, что возникает как побочный продукт. «Покорить себя, возбудить в себе сострадание, применять искусные приемы, посредством которых вы можете также покорять все разумные существа...» Это тоже очень важно понять.


Гаутама Будда рассказывал много историй из своих прошлых жизней, — в них столько красоты и значения. В одной из своих прошлых жизней он услыхал о человеке, который стал просветленным; его звали Дипанкар Будда. Слово дипанкар означает «тот, кто может зажечь свечу вашего существа»; слово «фонарщик» — вот точное значение дипанкара. Дип значит «лампа», а дипанкар означает «зажигающий лампу». Гаутама Будда не был просветленным в той жизни. Тысячи людей ходили посмотреть на Дипанкара Будду, и просто из любопытства он тоже пошел.

Когда он увидел Дипанкара Будду — он не имел намерения... Он пришел туда лишь из любопытства, но в тот момент, когда он увидел того человека, его красоту — те глубокие глаза, напоминавшие ему океанские глубины, — и определенное поле энергии, вибрирующее вокруг того человека... сам не ведая, что делает, с катящимися из глаз слезами, он коснулся стоп Дипанкара Будды.

Он сам не мог поверить в то, что сделал... и зачем? Он не собирался касаться его стоп, и откуда взялись эти слезы, и почему он чувствует себя таким безмерно счастливым? Ничего явного не произошло, но что-то незримое затронуло его сердце, колокольчики в его сердце начали звенеть. Неуловимая музыка прикоснулась к нему.

И в ту же самую минуту, когда он стоял перед Дипанкаром Буддой, Дипанкар Будда склонился и коснулся стоп Гаутамы Будды — который не был просветленным в той жизни. Он поверить не мог в то, что произошло. Он спросил: «Что ты делаешь? Если я касаюсь твоих стоп, то это совершенно правильно, я невежествен. Но ты достиг окончательного сознания — тебе не положено касаться моих стоп».

И Дипанкар Будда сказал нечто такое, что Гаутама Будда вспомнил, когда сам стал буддой. Первым, что он тогда вспомнил, было утверждение Дипанкара Будды много жизней назад: «Не беспокойся. Вчера я тоже был невежествен, сегодня я просветленный; сегодня ты невежествен, завтра ты будешь просветленным. Не велика разница — это лишь вопрос времени. Когда станешь просветленным, вспомни».

Как только кто-то становится просветленным, все сущее становится просветленным для него — по крайней мере, потенциально. Он не может воспринимать себя как что-то особое. А именно это пытается сказать Да Хуэй — что вы должны создавать средства и методы, с помощью которых все остальные разумные существа смогут тоже стать просветленными.

Действительно пробужденный человек не делает ничего, чтобы просветлять кого-то. Само его присутствие, безусловно, производит чудеса, само его существо магично, но что касается его самого... его больше нет. Кто же будет делать что-то?

В последний день своей жизни Гаутама Будда сказал — когда его ученики воздавали дань ему, потому что он оставлял свое тело: «Не испытывайте благодарности ко мне, потому что я не делал ничего. Фактически, с того дня, как случилось просветление, меня не было в сущем. Нечто происходило вокруг меня — это дело другое. Но я не деятель; деятель умер, деятель ушел задолго перед тем, как пришло просветление».

Многое, конечно, происходило, сотни людей становились просветленными вокруг Гаутамы Будды, но он не предпринимал ничего, чтобы сделать их просветленными. Он был просто доступен, подобно источнику. Если вы жаждете, то достаете воду из источника и пьете — но источник не делает ничего.


Изречения Да Хуэя показывают очень ясно, что он не вкусил самого переживания — он только слыхал о нем. А дальше он говорит: Старый Желтоликий (Будда) говорил: «Когда ум не хватается тщетно за прошедшее, не стремится ни к чему в будущем и не останавливается ни на чем в настоящем, тогда вы постигаете сполна, что все три времени пусты и недвижимы».

Утверждение Будды верно, но саркастическое упоминание Будды как «Старого Желтоликого» очень уродливо, оно показывает ум Да Хуэя. Хотя Да Хуэй и цитирует Гаутаму Будду, в этом не видно почтения. Интеллектуалы очень остроумны в критике, но совершенно неспособны, проявить почтение. Критиковать очень легко, потому что это приносит удовлетворение эго. Оказать почтение очень трудно, поскольку при этом необходимо отодвинуть свое эго в сторону.

Да Хуэй притязает на то, что сам он просветленный человек, но все же не может оказать почтение Гаутаме Будде. Назвать Гаутаму Будду «Старый Желтоликий» — это просто невообразимо. Но его эго каким-то образом оказалось задетым. И самым неуловимым способом, через заднюю дверь, оно мстит.

Цитата из Гаутамы Будды прекрасна: «Когда ум не хватается тщетно за прошедшее, не стремится ни к чему в будущем и не останавливается ни на чем в настоящем, тогда вы постигаете сполна, что все три времени пусты и недвижимы».

Это очень важное изречение, особенно для нас, потому что впервые, на научной основе, время больше не такое, как оно мыслилось когда-то. После Альберта Эйнштейна, время стало четвертым измерением пространства.

Время неподвижно, точно так же, как неподвижно пространство. Оно ни уходит куда-то, ни приходит откуда-то. Это только на нашем языке мы продолжаем говорить, что время проходит. Фактически, проходим мы, время стоит неподвижно.

У времени нет движения. Тут не только научные, но и логические затруднения. Если время движется, к примеру, наподобие реки... если время движется, тогда должно быть что-то неподвижное с обеих сторон реки. Река движется только по контрасту с двумя неподвижными берегами. Если нет двух берегов, неподвижных, как же может река двигаться?

Порой, бывало, вы сидите в поезде, а еще один поезд стоит на соседнем пути, и вдруг вы чувствуете, что ваш поезд начал двигаться. Вы смотрите на платформу и начинаете понимать, что ваш поезд не движется, потому что платформа по-прежнему на месте, Это другой поезд движется. Но если бы платформы там не было... Подумайте только, если бы с другой стороны не было ничего — только пустое пространство, — как бы вы тогда узнали, ваш поезд движется или это другой поезд движется?

Можно взять еще один пример. Если два поезда в пространстве или два самолета в пространстве движутся параллельно в одном направлении, никто и не почувствует, что есть какое-нибудь движение: ведь для того, чтобы чувствовать движение, вам требуется что-то статичное, для контраста. Если вы говорите, что время движется, то покажите относительно чего.


Время неподвижно.

Только ум движется.

Эти категории — прошлое, настоящее и будущее — это не категории времени; все это категории ума. То, чего больше нет перед умом, становится прошлым. То, что есть перед умом, — это настоящее. А то, что еще только предстанет перед умом, — это будущее.

Прошлое — это то, чего уже нет перед вами.

Будущее — это то, чего еще нет перед вами.

А настоящее — это то, что перед вами и ускользает из вашего поля зрения. Скоро оно будет прошлым.

Будда говорит: Если вы не цепляетесь за прошлое... потому что привязанность к прошлому — абсолютная глупость. Его нет больше, вы причитаете за пролитым молоком. Что ушло — то ушло! И не цепляйтесь к настоящему, потому что оно тоже уходит и скоро станет прошлым. Не цепляйтесь к будущему — надежды, воображения, планы на завтра, — потому что день завтрашний будет становиться сегодняшним, будет становиться вчерашним. Всему предстоит стать вчерашним днем.

Все уплывает из ваших рук.

Привязанность будет попросту создавать страдание.

Вам придется предоставить всему идти своим чередом.

Вам не удастся помешать процессу выхода вещей из вашего поля зрения, поэтому лучше просто наблюдать, просто свидетельствовать и позволить вещам быть там, где они хотят быть, — в прошлом, в настоящем, в будущем. Не расстраивайтесь, потому что все должно кануть в прошлое.

Лишь одно остается с вами: это ваше свидетельствование, это ваше наблюдение. Такое наблюдение и есть медитация.

Ум цепок — он цепляется, он откладывает впрок, он владеет. Под знаменем памяти он собирает все прошлое. Под знаменем планирования будущего он цепляется за надежды, желания, амбиции — и страдает. Ум постоянно напряжен, постоянно мучается — он всегда в суматохе.

Будда говорит: Если вы можете просто оставаться тихим и свидетельствовать, любое страдание, любое волнение, любое напряжение исчезнет. И будут тишина и ясность, о которой вы даже не помышляли. Эта ясность принесет вам пробуждение; свидетельствование таково, что когда оно созревает, то, в конце концов, становится пробуждением.

Свидетельствование можно назвать зерном, а просветление можно назвать цветами. Но начинайте со свидетельствования, и тогда оно станет расти. Продолжайте питать его, продолжайте заботиться о нем, продолжайте поливать его, усиливать его всеми возможными способами — и однажды оно расцветет. Тот день будет величайшим днем вашей жизни.

Вы не должны думать о прошлых событиях — хороши они или плохи. Это комментарий Да Хуэя на изречение Будды — и вы можете видеть разницу. Вы не должны думать о прошлых событиях... Будда не говорит ничего относительно думания; он попросту говорит, не привязывайтесь! ...хороши они или плохи — Будда не говорит ничего о хорошем или плохом.

Если же вы думаете, это преграждает путь. Будда не рассказывает ни о какой преграде на пути. Его утверждение очень простое. Он говорит, что, если вы не цепляетесь за прошлое, настоящее и будущее, тогда все пусто и неподвижно. Тут нечего больше сказать. Добавлять, что бы то ни было еще — излишне.

Вы не должны рассматривать будущие события. Не думает ли Да Хуэй, что он обогащает утверждение Будды? Рассматривать их — это несусветная путаница. Он сам в несусветной путанице. Утверждение Будды было совершенным — безупречно совершенным. К нему нечего добавить.

Настоящие события прямо перед вами: приятны они или неприятны... Он попросту привносит свой собственный ум, вместе с хорошим и плохим, с приятным и неприятным. ...Не фиксируйте на них свой ум. Если вы фиксируете свой ум на них, это будет беспокоить ваше сердце. Теперь он действительно в несусветной путанице!


Свидетель — не ум и не сердце.

Ум — это та часть, которая думает, а сердце — это другая часть того же самого ума, она чувствует. Чувствование и Думание, мысли и эмоции... но свидетельствование изолировано от тех и других. Думаете ли вы — наблюдатель наблюдает... Мысль проходит — или вы раздражены — наблюдатель по-прежнему наблюдает. Эмоция проходит, совсем, как проходят тучи, и вы видите их.

Вы ни хороши, ни плохи.

Вы ни приятны, ни неприятны.

Вы ни мышление, ни эмоции.

Вы ни ум, ни сердце.

Но Да Хуэй говорит: Если вы фиксируете свой ум на них, это будет беспокоить ваше сердце. Принимайте все в свое время, отвечая по обстоятельствам, и вы окажетесь в естественном согласии с этим принципом. Каким принципом? О каком принципе он говорит? Будда не давал никакого принципа. Он просто-напросто объяснил простую вещь: если вы привязываетесь, вы страдаете; если вы не привязываетесь, вы обретаете спокойствие и тишину.

Будда не моралист и не пуританин. Он не интересуется, что хорошо и что плохо. Весь его интерес очень прост — вот он: вы не должны быть спящим. Духовно вы должны бодрствовать, и тогда все остальное устроится. Вам не нужно делать больше ничего.

Неприятными ситуациями управлять легко. Теперь этот ненормальный продолжает... Неприятными ситуациями управлять легко; приятными ситуациями управлять трудно. Для того, что происходит против желания, все сводится к одному слову: терпение. Успокойтесь и поразмышляйте минутку — и скоро это пройдет. А вот приятные ситуации, поистине, не оставляют вам пути к бегству: подобно магниту и железу, бессознательно, то и это собираются в одном месте.

Полезно размышлять над изречениями тех, кто прибыл домой, но ваши размышления должны хоть как-то обогатить их. Если же вы стягиваете то, что они говорили, на более низкий уровень, то вы совершаете преступление. Лучше не высказывать ничего, если вы не знаете. Но такова беда с интеллектуалами: они должны сказать хоть что-нибудь. Все, что говорит Да Хуэй, так обычно, так бессмысленно, что это никоим образом не поможет вам войти в пространство просветления. Наоборот, он привносит то, что, безусловно, будет сбивать вас с пути.


Следует очень четко понимать, что нравственность не есть религия, хотя религия и нравственна. Нравственному человеку не требуется быть религиозным, но религиозный человек неизбежно нравствен; он не может быть иным. Нравственный человек может даже не иметь никакого отношения к религии: он может быть атеистом, он может быть агностиком — и все же оставаться нравственным. Но у религиозного человека нет возможности быть безнравственным. Самого его сознания достаточно, чтобы дать ему верное направление. Он не полагается на указания великих религиозных основателей или религиозных писаний; его руководство — в его собственном осознании. А поскольку он живет согласно своему собственному свету, в его жизни есть радость. Его нравственность — не бремя. Его нравственность — не что-то навязанное ему. Его нравственность — это нечто вроде переполняющей радости, безграничного ликования. Он любит, потому что у него столько любви. Он не может ненавидеть, потому что ненависть исчезла из его существа.

Мне вспоминается одна великая женщина — Рабийя ал-Адабийя, женщина-суфий. Великий суфийский мистик, Хасан, гостил у Рабийи. Утром ему понадобился святой Коран. Он не захватил своего, полагая, что у Рабийи должен быть святой Коран и этого довольно.

Рабийя дала ему свой. Он раскрыл его и был шокирован, потому что Рабийя сделала много исправлений в святом Коране! Для любого фанатичного религиозного человека, любого фундаменталиста, не может быть ничего более святотатственного.

Мусульманин не представляет, как это можно исправлять Божье единственное послание, последнее послание. Бог ведь не собирается посылать еще одно улучшенное издание своего святого письма. Последнее, что он прислал, был святой Коран. Мусульмане говорят, что есть только один Бог, только один пророк — Мухаммед — и одно святое писание — Коран. А эта старая женщина, Рабийя, делает исправления — она убрала несколько строк полностью!

Хасан сказал: «Рабийя, кажется, кто-то испортил твою книгу».

Рабийя ответила: «Никто не портил мою книгу. Я просто исправила ее».

Хасан сказал: «Не понимаю. Я всегда считал тебя великой религиозной женщиной. Не могу представить себе, что ты способна сделать подобную вещь».

Она ответила: «Мне пришлось сделать это. Взгляни на то, что я вычеркнула!» Вычеркнутое предложение в Коране было таким: «Когда видишь дьявола, возненавидь его». И она вычеркнула это.

Рабийя сказала: «С тех пор как я испытала свою сокровенную сущность, у меня не осталось никакой ненависти. Даже если дьявол встанет передо мной, мне нечего предложить ему, кроме любви. Я должна исправить Коран. Это же моя книга; она должна соответствовать моему опыту! Мухаммед не обладает монополией. Я не потерплю в своей книге ничего такого, что противоречит моему опыту».


Человек просветленный так полон любви, так полон радости, что делится этим. Он делится безо всякого усилия — это не усилие, это не деятельность. Вот почему такие люди, как Лао-цзы, говорят: «бездеятельное действие» и «безусильное усилие».

Но люди, подобные Да Хуэю, не могут понять этого. Для них «безусильное усилие» и «бездеятельное действие» выглядят алогичными, абсурдными утверждениями. Как может быть бездеятельное действие? Как может быть усилие без всякого усилия? Но я знаю, что, коль скоро вы пробуждены, вы не делаете ничего — все начинает происходить. Это просто спонтанное излияние, совсем как розы появляются на розовых кустах, без всякого усилия.

Любовь и сострадание, добро и красота, милость и благодать просто продолжают и продолжают приходить, от избытка. Совсем как дождевая туча изливается без всякого усилия, пробужденный человек изливается тоже без всякого усилия. А красота не-усилия — и, тем не менее, потрясающих событий — так величественна! Это предельное великолепие в сущем.

Гаутама Будда сказал... Сорок два года беспрерывно он говорил, а в конце сказал: «Я не вымолвил ни единого слова». И он прав, потому что не делал никакого усилия, чтобы говорить. Это была просто изливающаяся дождевая туча, это был розовый куст, приносящий розы без усилия, без действия. Будда должен был говорить, ведь он был так переполнен. Вся та поэзия, вся музыка, все, что исходило от него, было просто спонтанным.

Моралист предпринимает усилия; он старается делать хорошее, он избегает делать плохое. Вся его жизнь — это беспрерывное: «Делай это», «Не делай того». Он всегда расщеплен, он всегда обеспокоен — а правильно ли то, что он делает... действительно ли правильно? Или — кто знает... а вдруг не правильно? Моралист действует в смятении. Он полагается на других, которые, возможно, и сами пребывают в смятении.

Последние слова Гаутамы Будды на этой земле были: «Будь светом себе самому. Не беспокойся о том, что говорят другие, не беспокойся относительно традиций, ортодоксов, религий, нравов. Просто будь светом себе самому».

Всего лишь маленького света достаточно — и вы можете пройти с таким маленьким светом десять тысяч миль без всякого затруднения. Ваш свет может падать только на четыре фута впереди вас — продолжайте движение. По мере вашего движения будет двигаться и свет впереди, и если вы способны видеть на четыре фута вперед, этого довольно.

Вы можете идти сколько захотите. Вы можете продолжать вечное паломничество просто со своим собственным маленьким светом.

Не живите заимствованным светом.

Не живите заимствованными глазами.

Не живите заимствованными представлениями.

Живите в соответствии со своим собственным светом, и ваша жизнь будет — всякое и каждое мгновение — все большей радостью, большей благодатью, большим экстазом.


— Хорошо, Маниша?

— Да, Мастер.









Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке