БЫК ОСТАЛСЯ ПОЗАДИ. И БЫК, И Я ОСТАЛИСЬ ПОЗАДИ.

8 марта 1976.

7. Бык остался позади.

Верхом на быке, я вернулся домой.

Я безмятежен.

Бык тоже может отдохнуть.

Рассвет настал.

В блаженном покое, в своём соломенном жилище я отложил в сторону и кнут, и верёвку.

Комментарий: Всё подвержено одному закону, а не множеству. Мы используем быка всего лишь как временное средство. Это такая же связь, как между зайцем и ловушкой, между рыбой и сетью. Это как золото и шлак, или как луна, проглядывающая сквозь облака. Единственная дорожка ясного света тянется бесконечно.

8. И бык, и Я остались позади.

Кнут, верёвка, человек и бык — всё слилось в Ничто.

Этот рай столь безбрежен.

Ни одно определение не может этого запятнать.

Как может снежинка существовать в бушующем огне?

Здесь пролегают следы патриархов.

Комментарий: Посредственность ушла. Ум свободен от ограничений. Я больше не ищу просветления. В то же время я уже не в состоянии непросветления. С тех пор, как я лишился условностей, глаза меня уже не видят. Если бы сотни птиц устлали мой путь цветами, цена этому была бы такой малой.

Гертруда Стайн умирала. Вдруг она открыла глаза и спросила своих друзей, которые собрались вокруг неё: «Так, где же выход?». Это было почти, как прекрасный коан. Вопрос задан не был, она только спросила: «Где же выход?» Естественно, что никто не смог ей ответить. Они переглянулись. Они были неспособны даже понять, что она имеет в виду. Дзенский Мастер был нужен, кто-то, кто мог бы ответить из своего сердца — спонтанно, прямо. Кто-то, кто бы разразился смехом, или закричал, или что-то сделал. Потому что такой вопрос: «Где выход?» — не может быть решён словами.

Стайн показала этим, что вопрос такой, что не может быть сформулирован — и всё же он есть, так каков же ответ? Вопрос таков, что его невозможно выразить. Он столь глубок, что не может быть вынесен на поверхность. Но он остаётся, - так, где же выход? Вопрос таков, что он неотделим от вопрошающего, как будто всё существо вопрошающего стало одним вопросом: «Где выход?»

Все переглянулись. Они были в полной растерянности, что же делать. Они, должно быть, думали: «Эта умирающая женщина сошла с ума». Это действительно безумно, абсурдно, спрашивать: «Где выход?», если вопрос даже не сформулирован. Никто ей не ответил. Никто не был настолько осознающим, чтобы ей ответить. Никто не ответил, потому что, на самом деле, там никого и не было, чтобы ей ответить. Ни один из них не был достаточно здесь, чтобы ответить ей.

«В таком случае, — настаивала она, — в чём состоит вопрос?» И опять наступила тишина. Как может кто-то другой сказать вам, в чём состоит вопрос? Наверно, она действительно сошла с ума. Определённо, она уже не в себе. Но вопрос таков, что невозможно сказать, в чём он заключается. Как только вы его проговорите, вы его извратите. В тот момент, когда вы его вербализуете, он уже не будет тем же вопросом. Это уже будет совсем не тот вопрос, который был там, в сердце. Как только он вербализирован, он становится чем-то от головы. Он будет выглядеть почти тривиальным, почти поверхностным. Вы не сможете задать главный вопрос. Стоит только его задать, он уже не будет главным.

Только Мастер мог бы понять, о чём она говорила. Она была прекрасной женщиной, замечательным человеком, человеком огромного понимания. И в последнюю минуту своей жизни она расцвела в этот коан. Вы, должно быть, слышали её знаменитое утверждение, которое стало почти клише: «Роза это роза это роза». Нечего сказать о розе — только то, что это роза. Всё остальное, что вы можете о ней сказать, будет фальшивым. Она просто есть, со своей невыразимой красотой, со своим загадочным ароматом — просто как факт. Вы не можете о ней теоретизировать. Всё, о чём вы будете теоретизировать, будет о чём-то ещё, не будет об этой розе; это будет отражённая в зеркале, нереальная вещь.

Роза это роза это роза — большего не скажешь. Ничто не сказано, если вы скажете: роза это роза это роза. Если вы пойдёте к логику, он скажет, что это тавтология: вы повторяете бессмысленно одно и то же слово. Вы ничего существенного не говорите! Но всё же нечто этим сказано: что сказать нечего.

«В таком случае,— настаивала она,— в чём состоит вопрос?» Никто не нарушил тишины. Никто не мог ничего сказать. Нужен был не ответ — она просила действия.

Вы можете долго думать о жизни и смерти, вы можете вырабатывать многочисленные теории и гипотезы, но ведь вся философия — просто мусор. Жизнь останется непознанной. Вопрос о смерти останется открытым. В ту минуту Стайн спросила о жизни и смерти; о том, что стоит над жизнью, и том, что стоит над смертью — о Высшем, о главном, о самом фундаменте нашего существования. Она спросила: «Кто я?» Но философия не может на это ответить. Она долго пыталась найти ответ — десятилетия размышлений и предположений — но всё осталось пустым.

Омар Хайям сказал: «Когда я был молодым, я страстно пытался понять, и часто навещал докторов и святых, и слышал больше споры вокруг да около, в которых никогда не выходили из той же двери, в которую вошли».

Вокруг да около... Масса доказательств, масса философствований, только всё - вокруг да около. Никогда ничего прямо в точку. Шастанье в кустах. Масса блестящих аргументов, из которых ничего не следует. Всё это выглядит просто тарабарщиной. Это совершенно ни к чему не ведёт, потому что жизнь — это не философский вопрос. И любой ответ, который будет только философским, ни на что не ответит. Жизнь жизненна, и только жизненный ответ может вас удовлетворить; и не ответ, данный кем-то ещё; не ответ, который сфабрикован, выработан умом; не ответ, заимствованный из писаний; а ответ, который возник в самом вашем существе — расцвёл, раскрылся; который был главным ответом самой вашей судьбы, который заставил вас всё осознать. Он станет реализацией; не ответом, а реализацией; не ответом, а откровением; не ответом, а переживанием — живым.

В этом весь смысл истории о десяти быках. Поиски жизненны. Дзен — это самый прямой путь. Он ведёт прямо в цель. Он нигде не сворачивает, в нём нет «вокруг да около». Это не шастанье по кустам — он прям, как стрела.

Один из сильнейших философов запада, Людвиг Витгенштейн, подошёл очень близко к дзенскому пониманию, почти постучал в дверь. Он сказал: «Загадочно не то, как вещи этого мира существуют, а то, что они существуют вообще». Мир есть — вот величайшее таинство. Не то, как ты здесь оказался, не то, каким образом ты здесь, не цель твоего здесь пребывания, а просто сам факт, что ты здесь — величайшее таинство. Сам факт, что это вы, а это я — величайшее таинство. И тогда уже ответ не выразить словами; сам вопрос не описать в словах.

Мне вспомнилось... Один человек подошёл к Будде и сказал: «Пожалуйста, ответь на мой вопрос, не используя слова, потому что я слышал от стариков, что ответ таков, что его невозможно выразить словами».

Будда рассмеялся и сказал: «Так оно и есть, всё правильно, но тогда вырази свой вопрос, не используя слов, и тогда я тебе отвечу, не используя слова».

Тогда человек сказал: «Это не невозможно». Затем он понял: если вопрос нельзя сформулировать, то как можно сформулировать ответ? Если сам вопрос не может быть определён, как ты можешь требовать ответ?

Витгенштейн прав. И если ответ невозможно выразить словами, и вопрос тоже не объяснить, то не о чем и говорить. Ни вопрос не выразить, не ответ, так зачем всё это, в чём проблема? Это важное открытие. Проблемы не существует — она создана умом, она — творение ума. Если бы вопрос мог быть как-то очерчен, было бы возможно на него как-то ответить.

Кто-то спросил Витгенштейна: «Тогда зачем ты продолжаешь писать такие прекрасные книги?» Его книга «Трактатус Лоджико Философикус» была недавно названа одной из величайших книг за всю историю человечества. «Тогда зачем ты пишешь книги, если вопрос не может быть сформулирован, а ответ не может быть найден — тогда зачем?»

Он сказал: «Мои утверждения являются разъяснениями в следующем порядке: любой, кто случайно меня поймёт, увидит их бессмысленность». Позвольте мне повторить: «Любой, кто случайно меня поймёт, увидит их бессмысленность». Он использовал их как ступеньки, чтобы забраться выше их. Он, так сказать, выбрасывал лестницу после того, как взбирался вверх.

Как только вы поймёте, тогда всё, что я говорю, бессмысленно. А если вы ещё не поняли, это выглядит осмысленным. Всякий смысл возникает из-за недопонимания. Как только вы поняли — весь смысл исчезает — остаётся только жизнь. Смысл всему придаёт ум, это проекции ума, интерпретация ума. Тогда «Роза это роза это роза», и даже эти слова бессмысленны. Просто роза — просто роза безо всякого имени, без всяких прилагательных, без всяких определений. Только лишь жизнь... вдруг лишённая всякого смысла, всякой цели. И это будет величайшее таинство, которому только можно быть свидетелем.

Поэтому смысл — это вовсе не то, что нужно искать. Что нужно искать — это как предстать перед самой жизнью — открытым, обнажённым.

Все вопросы в некотором смысле глупы, и все ответы тоже. Все вопросы в некотором смысле глупы, потому что они — творение ума, а ум — это барьер между вами и реальностью. И ум порождает вопросы один за одним. Он препятствует поискам. Он убеждает вас, что вы великий искатель, так, как вы задаёте так много вопросов. Но ваши вопросы только нагоняют тучи вокруг вас. Сначала вы спрашиваете, затем вопрос начинает вокруг вас вертеться; затем вы начнёте находить какие-нибудь ответы, затем вокруг вас начнут вращаться ответы — и с тех пор возникнет барьер между вами и сырой, дикой, обнажённой жизнью; тем, что есть.

Это не вопрос, так же как и не ответ. Это откровение. Когда ум исчезает, это вам открывается. Оно просто появляется, раскрывается во всей своей славе, полностью перед вами.

Но человек продолжает задавать вопросы, и ему кажется, что это спрашивание — великий поиск. Но это не так. Все вопросы, все ответы — это игры. Вы можете в это поиграть, если вам нравится, но ничего через них не будет решено. А люди продолжают задавать вопросы до самой своей смерти.

Но Стайн сделала правильно. В последнюю минуту она показала качество, присущее Дзен. Она показала себя, как женщина понимания, осознания. Естественно, что люди, которые были рядом, не могли понять, что она показала. Её бы поняли на Востоке, но не на Западе. На Западе о ней, должно быть, подумали, что она сошла с ума перед смертью — потому что наши вопросы обычно продолжаются, те же самые глупые вопросы. Даже на самом краю, когда смерть уже пришла, мы продолжаем всё ту же рутину, задаём всё те же прогнившие вопросы, и продолжаем искать ответы.

Я слышал, что в одном банке случилось следующее...

Грабитель сунул записку кассиру, на которой было написано: «Положи деньги в сумку, молокосос, и не двигайся».

Кассир немедленно сунул её назад, написав на ней: «Поправь галстук, придурок. Тебя фотографируют».

Даже в момент смерти вы будете поправлять галстук, потому что вас фотографируют. Человек продолжает смотреть в зеркало. Человек продолжает интересоваться, - что другие о нём думают, что другие о нём говорят. Человек продолжает поддерживать прекрасный образ самого себя. И ведь это усилие всей вашей жизни. А однажды вы исчезнете, и ваш образ превратится в пыль: пыль вернётся в пыль. Не останется ничего.

Будьте сознательны! Не увлекайтесь так сильно образами. Увлекитесь реальным — а реальное внутри вас; это ваше собственная энергия.

Она никак не связана с кем-либо ещё. Не нужно зеркала для самопознания, потому что самопознание — это не отражение. Самопознание — это прямое, непосредственное соприкосновение; вы встречаетесь лицом к лицу с вашим собственным существом.

Седьмая сутра: Бык остался позади.

Верхом на быке, я вернулся домой.

Я безмятежен.

Бык тоже моет отдохнуть.

Рассвет настал.

В блаженном покое, в своём соломенном жилище, я отложил в сторону и кнут и верёвку.

... бык остался позади. Как только вы становитесь хозяином своего ума, ум остаётся позади. В тот момент, когда вы становитесь хозяином ума, ума уже нет. Он есть только тогда, когда вы раб. Когда вы схватите быка и сядете на него верхом, ум исчезнет. Бык существует отдельно от вас только тогда, когда вы не хозяин. Это нужно понять.

Вы остаетесь раздвоенным, пока вы не хозяин; вы остаетесь шизофреником, расщепленным. Когда в вас возникнет хозяин, когда осознание и дисциплина — кнут и верёвка — приходят к власти, границы растворяются, вы становитесь целостными. И в этой целостности бык остаётся позади. Тогда, вы уже не рассматриваете себя отдельно от своего ума. Тогда вы уже не рассматриваете себя отдельно от своего тела. Тогда вы уже не видите разницы между собой и Целым. Вы становитесь Целым. Все хозяева едины с существованием; только рабы отделены.

Отделённость — это болезнь. Когда вы выздоравливаете, вы уже не отделены от Целого — вы становитесь едиными с ним. Попытайтесь это понять. Когда у вас не болит голова, голова тоже уходит, вы уже не чувствуете её, тогда она уже больше не отделена, тогда она стала частью вашего существа.

Если ваше тело совершенно здорово, тогда у вас нет в теле никаких ощущений — как будто вы бестелесны. Бестелесность — это критерий здорового тела. Если что-то повреждено, вы сразу его чувствуете — и с этим чувством приходит разделение. Колючка вонзилась в ногу, или туфли жмут, возникает разделение. А когда туфли подходят совершенно, разделение исчезает.

Вы видите ум, потому что ваша жизнь не в гармонии — нечто не в порядке, нечто фальшивит, не входит в созвучие. Нечто в вас выходит из ритма, и поэтому вы ощущаете себя отдельным. А когда всё начинает входить в ритм и в гармонию, все границы исчезают.

Об этом седьмая сутра: Верхом на быке... человек садится верхом на свою собственную энергию. Энергия уже больше не движется в каком-то ином направлении. Теперь они оба движутся в одном направлении. Борьба окончена. Расщепление исчезло. Вы уже не боретесь с рекой; вы плывёте, едете по реке. Внезапно вы перестаёте быть отделённым от реки.

Войдите в реку: сначала можете попробовать идти вверх по течению — бороться, рваться; и будете видеть, что река с вами борется. И вы скажете, что река старается вас победить. И вы в этом убедитесь: река действительно когда-нибудь вас победит... потому что придёт момент, когда вы устанете, и увидите, что река побеждает, а вы проигрываете.

Тогда попробуйте другой путь: плывите с рекой, отпустите себя, и постепенно вы будете обнаруживать, что река с вами не борется. Это вы были тем, кто боролся, кто преследовал эгоистические цели; кто пытался победить, выиграть; кто пытался что-то доказать: «Я — некто». И эта вот идея «кого-то» и создала всю проблему.

А теперь вы никто, плывёте по реке, полностью себя отпустив. Река больше вам не мешает — она никогда и не мешала! Изменился только ваш подход, и поэтому вы почувствовали, что река совершенно изменилась. Река осталась такой же, какой была. Но теперь вы сидите на ней верхом. И если вы можете течь совершенно спокойно, без малейшей попытки плыть, просто течь, то ваше тело и тело реки сольются. Тогда вы уже не будете видеть, где кончается ваше тело, а где начинается тело реки. Тогда вы находитесь в оргазмическом слиянии с рекой. Тогда вы будете переживать оргазм. Вы слились с рекой и вдруг все ограничения остались позади. Вы уже ни маленький, ни большой — вы Всё.

Верхом на быке, я вернулся домой.

Это и есть настоящий путь вернуться домой — потому что дом это начало, сам источник, откуда вы пришли. Дома нет где-либо ещё! Дом — это откуда вы пришли, откуда вы произошли. Дом — это источник. Если человек позволит себе полностью себя отпустить, он придёт домой. «Домой» означает, что человек приходит к самому источнику жизни и существования, человек соприкасается с самим началом.

Верхом на быке, я вернулся домой.

Я безмятежен.

Вам не достичь безмятежности каким-либо другим способом. Единственный путь, чтобы быть безмятежным — это не быть. Единственный путь стать безмятежным — это глубоко себя отпустить, сдаться, стать одним с живой энергией.

Я безмятежен.

Бык тоже может отдохнуть.

И не только вы можете отдохнуть — бык тоже. Не только вы можете отдохнуть, река тоже. А когда идёт конфликт, то ни вы не можете отдохнуть, ни Бог. Помните это.

Это нечто очень важное, что необходимо всегда помнить: если вы не безмятежны, то и Бог не может быть в покое; если вы не счастливы, то и Бог не может быть счастлив; если вы не блаженны, то и Бог не может быть блажен. Потому что вы его часть! Часть Целого. Вы влияете на него столь же сильно, как и он на вас.

В жизни всё взаимосвязано. Всё взаимосвязано со всем остальным. Это экология, глубокая внутренняя взаимосвязь. Всё в созвучии. Если вы не счастливы, то и Бог не может быть счастлив, потому что вы часть. Это так же, как если бы моя нога была несчастна, как я могу быть счастлив? На меня это тоже влияет. Не только вы испытываете большие трудности. Не только вы стали беспорядочны и больны — живая энергия стала беспорядочна и больна.

Я безмятежен.

Бык тоже может отдохнуть.

Рассвет настал.

В блаженном покое, в своём соломенном жилище я отложил в сторону и кнут, и верёвку.

Теперь уже не нужно ни кнута, ни верёвки. Кнут означает осознание, верёвка означает дисциплину. Когда вы приходите к той точке, где вы можете ощутить слияние с рекой жизни, то уже больше не нужно будет ни осознания, ни дисциплины. Тогда уже больше не нужно будет медитировать! Тогда уже больше не нужно будет ничего. Сама жизнь всё для вас сделает. Тогда вы можете расслабиться, потому что тогда вы можете полностью доверять. Тогда уже не нужно будет даже осознания, помните.

В начале осознание необходимо. В начале даже дисциплина нужна. Но по мере того, как вы духовно растёте, вы оставляете лестницу позади. Вы можете её выбросить.

...в своём соломенном жилище

я отложил в сторону и кнут, и верёвку.

Помните: святой становится по-настоящему святым, только когда он отложит в сторону и кнут и верёвку. Вот где критерий. Если он ещё продолжает молиться, медитировать, делать это, делать то, дисциплинировать себя, то он ещё не просветлённый. Он ещё он, и продолжает чем-то заниматься. А занимаясь чем-либо, он растит эго. Он ещё не пришёл домой. Его путь ещё не завершился.

В Китае есть одна замечательная дзенская история... Одна очень богатая женщина содержала в течение тридцати лет одного монаха. Монах действительно производил прекрасное впечатление — всегда осознающий, дисциплинированный. В нём была красота, которая приходит сама, когда ваша жизнь становится упорядоченной — чистота, свежесть. Женщина собиралась умирать, она была очень старой. Она позвала проститутку из города и сказала ей: «Перед тем, как оставить тело, я бы хотела знать, достиг ли этот человек, которого я содержала тридцать лет, или нет». Подозрительность была неспроста, потому что этот человек ещё не отложил кнут и верёвку. Проститутка спросила: «Что я должна сделать?» Женщина ответила: «Я дам тебе столько денег, сколько захочешь. А ты всего лишь приди в полночь, когда он будет медитировать — он медитирует ночью. Дверь не закрывается, потому что у него нечего красть, поэтому ты просто открой дверь и наблюдай за его реакцией. Отвори дверь, подойди ближе, обними его, а затем возвращайся и расскажи мне, что было. Перед смертью, я бы хотела знать, - настоящего Мастера я содержала тридцать лет, или же обычное, ординарное существо».

Проститутка так и сделала. Она открыла дверь. Горела маленькая лампадка; человек медитировал. Он открыл глаза, увидел её, увидел, что это проститутка. Он вздрогнул и испуганно сказал: «Что! Зачем ты сюда пришла?» А когда женщина попробовала его обнять, он уклонился. Он весь трясся и был очень зол.

Она вернулась; рассказала всё старой женщине. Старая женщина приказала слугам сжечь дом, который она построила для того человека и больше его не содержать. Он ничего не достиг. Старая женщина сказала: «По крайней мере, он мог бы быть немного вежливее, сострадательнее».

Его страх показал, что кнут ещё не отложен. Его злость показывает, что его осознанность всё ещё связана с усилием, она ещё не стала естественной, она ещё не стала спонтанной.

Восьмая сутра: И бык, и я остались позади.

Сначала остался позади бык — ум, энергия ума, жизненная энергия, жизнь. И затем, когда вы оставили позади жизнь, вы оставили позади и самих себя.

И бык, и я остались позади.

Кнут, верёвка, человек и бык — всё слилось в Ничто.

Этот рай столь безбрежен.

Ни одно определение не может этого запятнать.

Как может снежинка существовать в бушующем огне?

Здесь пролегают следы патриархов.

В тот момент, когда исчезает ум, вы исчезаете тоже — потому что вы есть только тогда, когда есть борьба. Эго есть только тогда, когда есть напряжение. Эго нуждается в дуальности. Оно не может остаться в не-дуальной реальности. Просто понаблюдайте: стоит вам вступить в конфликт, ваше эго набирает силу. Понаблюдайте за ним в течение двадцати четырёх часов, и вы обнаружите многочисленные подъёмы и спады; много раз вы будете чувствовать, что его нет. Когда вы ни с чем не боретесь, его нет. Оно питается борьбой.

Именно поэтому люди ищут пути, средства и поводы, чтобы продолжать конфликтовать, потому что, оставшись без конфликтов, они просто начнут растворяться. Они жаждут постоянной подпитки: сидя на велосипеде, нужно крутить педали. Вы должны их крутить, только тогда велосипед будет ехать. Если вы прекратите крутить их, то рано или поздно велосипед упадёт. Это настоящее чудо: всего лишь два колеса, и несмотря на всякую гравитацию, вы едете. Но для этого нужно непрерывно крутить педали.

Эго — это настоящее чудо: самая иллюзорная вещь, а кажется самой материальной и реальной. Люди им живут, им и умирают. Но это требует постоянного вращения педалей — этим вращением педалей является ваша борьба. Следовательно, вы не выживете без борьбы. Вы будете искать всевозможные пути. Вы начнёте ссориться со своими собственными детьми, если никого рядом нет. Вы начнёте воевать со своей женой, или со своим мужем — иногда даже без всякого повода. В действительности, повода и не нужно. Повод — просто логическое подтверждение. Вы должны воевать, иначе вы начнёте исчезать, вы начнёте таять; вы начнёте проваливаться, как будто вы над пропастью, бездонной пропастью.

Каждым утром, когда вы только что проснулись, есть несколько секунд состояния «не — эго». Вот почему вы ощущаете такую чистоту, свежесть и девственность. Затем сразу мир приходит в движение. Даже ночью, когда вы спите, вы продолжаете воевать, вы продолжаете творить ночные кошмары, продолжая сохранять связь с эго.

Эго живёт только конфликтами, борьбой. Если вам не с кем воевать, вы всё равно найдёте путь. Совсем недавно я читал о человеке, который никогда не ссорился со своей женой, и соседи удивлялись: что за человек такой. Он приходил домой со своей работы всегда смеющийся, счастливый, никогда его не видели усталым, напряжённым. Даже его жена иногда удивлялась: «Он никогда не затевает ссор, никогда не гневается, в чём дело?» Однажды все соседи собрались и поинтересовались. Человек сказал: «В этом нет ничего особенного. На заводе…». Он работал на стекольном заводе, где, если что-то не соответствовало стандарту, шло к нему; и он это разбивал. Это была его работа. Тарелки, чашки, стаканы — весь день он их колотил. Он сказал: «Я так счастлив, мне уже не нужно ни с кем ссориться. Мне этого больше, чем достаточно. Я чувствую себя на седьмом небе».

Вы и сами хорошо знаете, что когда жена не в настроении, больше тарелок будет разбито, больше чашек будет падать на пол. И это естественно. Эго найдёт способ... всё, что угодно — хоть воображаемое. Даже воображаемое подойдёт, но что-то должно быть разбито. Начинается война.

Дровосеки, лесорубы — очень спокойные люди. У них другая психология: целый день колоть дрова — их гнев весь уходит; они в постоянном катарсисе. Им не нужно динамической медитации. И вы можете увидеть, что они полны любви. Охотники тоже очень сердечные люди; вся их работа связана с насилием, но они сами очень сердечные люди — вы не найдёте людей добрее, чем охотники. Они не будут противопоставлять вам своё эго — они этим занимались уже достаточно с животными.

Если вы посетите тюрьму и посмотрите на заключённых, вы удивитесь, что у преступников глаза спокойнее, чем у ваших так называемых святых. Ваши так называемые святые сидят на вулканах — постоянно нечто подавляя. А преступники это те, кто ничего не подавляет; поэтому они и преступники. Они не копят в себе вулканов. В чём-то они очень хорошие люди — более спокойные, более сердечные, более искренние. Вы можете им доверять, а вот вашим святым вы не можете доверять — они люди опасные, они накопили в себе массу яда. Они занимаются воображаемой войной.

Вы, наверное, слышали от святых, что дьявол приходит их искушать. Его же нет — дьявола не существует. Это продукт их воображения — им нужно с чем-то воевать, иначе они не в настроении. Иначе их эго не может жить: они уже больше не принадлежат к торгующему миру. Соревнование по затыканию глоток им уже не подходит; они уже из этого вышли. Чем теперь подкреплять эго, как его поддержать? Они ушли от политики, так чем подкрепить эго? Они не поэты, не художники — чем его подкрепить? Они ничем не занимаются, не имеют никаких конкурентов — и они создают воображаемого врага: дьявола. И начинают с ним воевать.

У нас в Индии есть множество историй, написанных в «Пуранах» — в старинных рукописях, где говорится, что всегда, когда святые медитируют, с небес спускаются прекрасные женщины и начинают их испытывать.

Но почему на небесах это должно кого-то тревожить? Они ничего не делают, просто медитируют. Зачем кому-то надо им мешать? Но вдруг апсары, прекрасные девушки из рая, спускаются и начинают вокруг них танцевать. А они ведут упорную борьбу! Они пытаются отразить искушение. Но ведь это всё воображение. У них уже не осталось реальных врагов, теперь они создают себе воображаемых — потому что эго не может жить без врагов.

Необходима борьба — реальная, нереальная — не важно. Борьба продолжается, вы живёте. Борьба прекращается, вы растворяетесь. Поэтому самое важное, что я могу вам сказать — помните — вы должны дойти до точки, где борьбы уже не остаётся. Только тогда вы сможете оставить себя позади. Только тогда вы перестанете быть маленьким «я», крошечным, безобразным «я», каким вы сейчас являетесь. Вы превзойдёте это и станете едины с Целым.

Кнут, верёвка, человек и бык — всё слилось в Ничто.

Великая пустота возникнет, в которой растворится всё. Это пустота не нечто, чего надо избегать: это сам источник всего сущего. Просто в ней нет границ.

Этот рай столь безбрежен.

Ни одно определение не может этого запятнать.

Как может снежинка существовать в бушующем огне?

Так же, как снежинка растворится в бушующем огне, в этой огромной энергии Целого растворится всё — кнут, верёвка, человек и бык.

Здесь пролегают следы патриархов.

Здесь вы впервые увидите, где прошли Будды. Здесь вы впервые ощутите аромат просветлённых, значительность их бытия, их реализации. Здесь вы услышите их песню. Новое измерение распахнет перед вами дверь. Можете назвать это измерение нирвана, мокша, Царствие Божие — как вам понравится — но появится нечто совершенно отличное от мира, который вы знали раньше. Здесь пролегают следы патриархов — всех великих, кто вошёл в пустоту и в ней растворился.

Комментарий в прозе к седьмой сутре:

Всё подвержено одному закону, а не множеству. Мы используем быка, как всего лишь временное средство. Это такая же связь, как между зайцем и ловушкой, между рыбой и сетью. Это как золото и шлак, или как луна, проглядывающая сквозь облака. Единственная дорожка ясного света тянется бесконечно. Всё подвержено одному закону, а не множеству.

Единство — сама природа бытия. Двойственность — ваше воображение. Именно поэтому всю жизнь мы ищем любви. Жажда любви — всего лишь симптом того, что на месте единства мы создали двойственность, которая неестественна.

Почти невозможно найти человека, не имеющего глубокой потребности в любви. Каждый хочет любить и каждый хочет, чтобы его любили. Почему такая тяга к любви? Это должно быть что-то глубокое. А глубокое вот что: жизнь отделена; мы создали образ, будто мы от неё отделены — и теперь эта отделённость стала тяготить. Она фальшива и тягостна. Жажда любви — ни что иное, как желание снова стать одним с Целым. Отсюда же и желание быть любимым. Отсюда же и желание быть нужным. Отсюда же и желание, чтобы кто-то принял вашу любовь. Это кажется слишком трудным — стать одним с Целым: так пусть хотя бы один человек примет вас. По крайней мере, через дверь одного человека вы сможете построить мост. Вот почему, если вы не любите, вы постоянно думаете о любви. Это становится вашей целью, преследует вас. Это постоянно над вами висит. А если вы любите, то возникает уже следующее: как бы глубоко и сильно вы ни любили, любовь остаётся неудовлетворительной; кажется, что всё-таки чего-то не хватает. Те, кто не имеет пары, ищут любви, а те, кто полюбил, понимают, что нужно что-то ещё. По-настоящему влюблённые, по-настоящему разочарованы глубоко внутри; когда они растворились друг в друге, они почувствовали, что как будто всё исчезло... они опять повернулись лицом к самим себе. У них была вспышка слияния, но не единства.

Если вы по-настоящему полюбили, тогда в вас возникает стремление к молитве или медитации.

Стремление к молитве будет выглядеть так: «Я попробовал и увидел, что любовь даёт откровения, но эти откровения делают меня ещё более голодным, чем раньше». Во рту пересохло, и человек начинает отрывками грезить о чистой реке, о фонтане — прохладной воде. Он слышит шум фонтана, и вдруг это исчезает — он хочет пить ещё сильнее, чем раньше. Те, кто не влюблены, страдают, но их страдания ещё ничто, по сравнению с теми, кто влюблён, чьи страдания безбрежны, чьи страдания очень глубоки и сильны — потому что они так близки, и всё же так далеки.

Кажется, что счастье здесь, за углом, но чем ближе они друг к другу, тем оно дальше. Оно удаляется, как горизонт.

Любовь — это первый шаг к Богу, а молитва или медитация — последний. Любовь учит вас новой жажде, новому голоду; в этом её красота. Люди приходят ко мне и спрашивают о любви, а я им говорю: «Так влюбитесь», зная прекрасно, что посылаю их на риск. Я посылаю их не за глубокой любовью, которая их удовлетворит. Никого никогда она не удовлетворяла. Я рекомендую им влюбиться для того, чтобы они почувствовали настоящую жажду, чтобы их жажда стала такой, что только Бог мог бы её удовлетворить, и никто больше.

Любовь готовит вас к великой жажде — жажде Божественного; потому что вы получаете короткие проблески его в другом человеке, когда вы видели в нём Бога и Богиню. Вы проникали в другого человека и находили утешение, вы находили покой. Но всё это временно, преходяще, это появляется и исчезает. Это похоже больше на сны, чем на реальность.

Один человек пришёл к Раманудже, великому мистику и сказал: «Я бы хотел полюбить Бога — покажи мне путь!» А Рамануджа ответил: «Скажи мне сначала, любил ли ты кого-нибудь раньше?»

Человек сказал: «Я не интересуюсь мирским, мирскими делами, любовью и всё прочим. Я хочу прийти к Богу».

Рамануджа сказал: «Подумай ещё раз, пожалуйста, любил ли ты хоть одну женщину, хоть одного ребёнка — хоть кого-нибудь?»

Человек ответил: «Я ведь уже сказал тебе: я человек религии. Я не обычный мирянин, я никого не люблю. Покажи мне путь, как я могу прийти к Богу».

Дальше в истории говорится, что Рамануджа начал рыдать, слёзы закапали из его глаз, и он сказал: «Тогда это невозможно, сначала ты должен кого-нибудь полюбить. Это будет первая ступенька; ты спрашиваешь про последнюю ступеньку, а сам не ступил даже на первую. Иди и кого-нибудь полюби!»

Только после того, как любовь не удовлетворит вашей жажды, у вас появится нужда в Боге. Но обе жажды одинаковы, и потому, что в действительности мы не отделены от Целого, мы только думаем, что отделены. Отсюда и жажда - стать одним с Целым.

Первый шаг должен быть пройден с кем-то, кого вы можете полюбить; а второй шаг будет пройден сам по себе вслед за первым. Настоящая любовь обязательно приведёт к молитве. И если любовь не ведёт вас к молитве, то это всё ещё не любовь, это не настоящая любовь, потому что настоящая любовь обязательно приведёт вас к пониманию, что этого недостаточно. Что нужно нечто большее. Настоящая любовь подводит вас к воротам храма — всегда. Это критерий для определения подлинной любви.

Всё подвержено одному закону, а не множеству.

Мы используем быка всего лишь как временное средство.

Итак, сутра говорит: Бык не отделён от вас — это была только временная форма. И так как вы не понимаете, это нужно было изобразить именно так. Это был просто образ — использованный и выброшенный, как мусор; использованный и оставленный позади. Поэтому незачем вести борьбу бесконечно! Борьба не должна стать вечным занятием. Борьба — всего лишь средство. Помните это!

Я видел людей, которые воевали всю свою жизнь; и не только в этой жизни, но в своих прошлых жизнях они постоянно боролись, они стали настоящими воителями. Теперь они забыли саму цель. Теперь целью стала сама борьба! Теперь они постоянно воюют, и через это они подкрепляют своё эго. Они могут быть очень набожными, но в то же время очень ядовитыми — они растят своеобразное тонкое эго. Аскеты, монахи — понаблюдайте за ними и обнаружите очень жёсткое эго, подобное стали. Оно даже у обычных людей не такое крепкое, потому что миряне, по крайней мере, знают, что они невежды.

Я слышал одну историю...

Вопреки своим лучшим убеждениям, один человек, очень старый мужчина, согласился пойти со своим юным сыном и племянником на пробное испытание сборной летающей конструкции, которую они сконструировали сами. Когда эта развалина окончательно отказалась взлететь и, наконец, заскакала, пошатываясь, и остановилась на вспаханном поле, он уронил голову в свои дрожащие руки.

«Ты ударился, дядя? — спросил сын. — Пойти за доктором?»

«Нет, — последовал глубокомысленный ответ. — Так как, одни только ослы могут согласиться прокатиться на этой конструкции, отведи меня к ветеринару».

Мирянин знает, что он осел. Его эго не такое сильное. Он знает, что занимается глупыми делами. Он знает это! Знает очень хорошо, что всё глупо, но ничего не в силах сделать. Зная это, он продолжает оставаться всё в той же ловушке, на прежней дороге, в прежней рутине. Он бессилен; и он знает это. Кается, он много раз решает не попадаться в ту же ловушку опять, но снова туда идёт. Он знает о своей слабости, о своих ограничениях. Его эго не может быть очень сильным.

Однажды случилось...

Мулла Насреддин пришёл к психиатру, и сказал: «У меня не так много денег и не так много времени, чтобы потратить его в этой берлоге. Всё, что я хочу, это задать вам всего лишь два вопроса».

Психиатр сказал, что обычно к нему с такими требованиями не обращаются, но на этот раз он сделает исключение: «Так что вы хотите узнать?»

Мулла сказал: «Мой первый вопрос такой: могут ли человек и слон любить друг друга?»

Психиатр думал над этим некоторое время. Затем сказал: «Нет, человек не может полюбить слона».

Мулла сразу расстроился. Он спросил доктора, уверен ли он? Доктор сказал, что в этом не может быть никаких сомнений.

«Хорошо, тогда — сказал Мулла, — второй мой вопрос таков: видели ли вы, чтобы кто-то носил обручальное кольцо на размер больше?»

Обычный мирской человек знает, что в чём-то он дурак и глупец. Его увлечения глупые — он любит слонов, деньги, власть, престиж. И он хорошо знает, что у него ничего не выйдет. Он знает, что он делает что-то не так, но не имеет сил сопротивляться этому, не имеет сил, чтобы себя остановить; он слаб. У него не может быть великого, сильного эго.

Но вот религиозные аскеты, те, что ушли из мира, ушли в Гималаи, — чрезвычайно эгоистичны. Их эго очень сильно, оно отточено, как меч. Оно, конечно, никого не убивает, потому что они оставили мир — и хорошо, что оставили. Оно начинает убивать само себя. Оно — самоубийца.

Эго людей, которые живут в миру, досаждает другим. А эго людей, оставивших мир, досаждает только им самим. Они становятся мазохистами. Они начинают бороться сами с собой, ведут саморазрушение. Они, в действительности, получают очень тонкое извращённое наслаждение от страданий, которые сами себе причиняют; от мук, которые они налагают сами на себя. Очень извращённый вид индульгирования.

Помните это. Когда я говорю вам: будьте сознательны — то это только средство. Когда я говорю вам: будьте дисциплинированы — то это только средство; мера, способная вам помочь. Но не делайте это целью. Запомните навсегда: однажды это должно быть оставлено позади, поэтому не очень-то к этому привязывайтесь. Будет очень тяжело. Сначала я должен научить людей медитировать, потому что потом будет очень трудно для них медитировать. Они будут делать это очень неохотно, будут творить всевозможные препятствия и будет нужно каким-то образом заставлять их медитировать. Затем, однажды, придёт день, когда нужно сделать так, чтобы они это оставили, а теперь они не хотят. Сначала они ни за что не хотели ступить на путь, затем они крепко к нему привязались.

Теперь они думают, что если сойти с этого пути, то получится, что они бессмысленно прожили жизнь. Теперь они боятся сойти на лестничную клетку. Сначала они боялись по ней взобраться, а теперь не готовы её оставить.

Медитация полезна, она имеет лечебный эффект. Слово «медитация» имеет тот же корень, что и слово «медицина». Она врачует. Медицина помогает, когда вы больны. А когда вы здоровы, медицина должна уже вас не касаться. Это же не цель. Вы же не будете носить с собой пузырьки всю жизнь, и гордиться тем, что вы лечитесь, это же бессмысленно.

Медитация должна быть пройдена. Осознание должно быть пройдено. Дисциплина должна быть пройдена. Приходит время, когда человек должен начать жить спонтанно — колоть дрова, носить из колодца воду; есть, когда голоден; спать, когда смыкаются глаза, жить совершенно ординарно. Без всякого «мирского» и «духовного». Без деления на «материальное» и «духовное». Просто жить, обычно. Человек, который достиг этого качества, уже не может быть определён через какую-то категорию. Вы не сможете назвать его ни мирянином, ни религиозным человеком — он не укладывается ни в какие категории. Он не может быть уложен в категории логики.

Мы используем быка, как всего лишь временное средство.

Это такая же связь,

как между зайцем и ловушкой,

между рыбой и сетью. Это как золото и шлак, или как луна,

проглядывающая сквозь облака.

Когда луна проглядывает сквозь облака, то это могла быть просто случайность, что на небе появилось облако. Но это не присуще природе самой луны. Когда облако полностью закрывает луну, она остаётся той же самой. Облако уходит, но луна опять остаётся той же самой. Ничего не меняется. Облако было просто временным, преходящим явлением. Ум и есть облако. Мышление подобно тучам. А вы — луна. Мир подобен тучам; он в вас ничего не меняет. С вашей подлинной природой он никак не связан. Вы остаетесь чистыми, вы остаетесь божественными.

Вот почему я так настаиваю, что вы уже Боги. Не стоит медлить. Может быть в облаках, но это не имеет никакого значения, - вы можете найти вашу божественность. Даже если она скрыта за облаками, - луна остаётся луной.

Единственная дорожка ясного света тянется бесконечно.

Комментарий в прозе к восьмой сутре:

Посредственность ушла. Ум свободен от ограничений. Я больше не ищу просветления. В то же время я уже не в состоянии непросветления. С тех пор, как я лишился условностей, глаза меня уже не видят. Если бы сотни птиц устлали мой путь цветами, цена этому стала бы столь малой.

Посредственность ушла.

Ум посредственен. Люди любят говорить, что кто-то имеет посредственный ум. Но это неверно — потому что все умы, сам ум посредственен. Запомните это: посредственность — это качество самого ума.

Разумность с умом не связана. Разумность связана с запредельным. Когда ум исчезает, появляется разумность. Когда Луна появляется из-под облаков, вы можете её видеть — сверкающую, сияющую. А когда она исчезает за облаками, облака скрывают её блеск, и он не может к вам пробиться. И вы не видите её красоты. Каждый ум — это прекрасная луна, скрытая за облаками. Облака — это ум, а вы — не ум.

Посредственность ушла.

Ум свободен от ограничений.

А когда нет ограничений, то нет и ума.

Я больше не ищу просветления.

В момент такой реализации кого волнует просветление? В Дзен есть сотни прекрасных историй...

Один человек пришёл к Мастеру и сказал: «Я бы хотел стать Буддой», а Мастер сильно его ударил. Человек спросил: «Но за что? Почему ты меня ударил? Что такого плохого я спросил?». А Мастер сказал: «Ты — Будда, и ты хочешь стать Буддой? Это невозможно».

Будда пытается стать Буддой — это же невозможно. Поэтому и нужен был хороший толчок, чтобы вернуть вас домой, чтобы привести вас в чувство — вы же требуете невообразимого. Вы уже Будда.

Иногда так случается, что всего лишь один удар... и человек становился просветлённым. Удар, должно быть, был нанесён в нужное время. Должен был быть человек, который искал много жизней, и, наконец, устал от всего этого путешествия, потерял всякую надежду, и стал готовым. Так же, как последняя капля была нужна верблюду, чтобы не упасть. Удар действовал как последняя капля.

Но ведь это правда! Вы уже такие, какими хотите стать. Ищущий и есть искомое! И цель не где-то в далёком будущем. Она прямо под вашими ногами. Она именно там, где вы сейчас стоите! Может потребоваться некоторое время, чтобы это понять, может потребоваться не одна жизнь, чтобы понять это, но всё это приведёт к одному. В тот день, когда вы это увидите, вы просто будете смеяться над глупостью всего этого — что это было прямо у вас под ногами.

Посредственность ушла.

Ум свободен от ограничений.

Я больше не ищу просветления.

В то же время я уже не в состоянии непросветления.

Все состояния уже позади: просветления, непросветления; мир, нирвана — всё позади.

С тех пор, как я лишился условностей,

глаза меня уже не видят.

На этой восьмой картинке ничего нет: круг, пустой внутри — ни быка, ни искателя быка. Кнут, верёвка, бык, борьба, всё ушло. Чистая пустота.

Восьмая картинка была последней даосской картинкой, потому что даосы не видели ничего, что могло случиться дальше... это было всё! Всё исчезло. He-вещественность пришла, что ещё может произойти? Всё ушло. Осталось чистое трансцендентное, что большее может быть? Но Какуан добавил ещё две картинки — он, должно быть, был настоящим творцом. Это именно те оставшиеся две картинки, о которых мы будем дальше говорить. Так вот эта — последняя, даосская картинка.

Вот в этом разница между Дао и Дзен. А также разница между буддизмом и Дзен. Будда тоже считал бы восьмую последней. Но его ученики, Бодхидхарма, Какуан, Басё - намного опередили Мастера. Дзен это не просто буддизм — это более чем буддизм. Это окончательное цветение, как бы дальнейшее усовершенствование Будды. Несколько прикосновений, прикосновений Мастера, и меняется всё лицо. Дзен дал миру совершенно новую форму религии.

Дзен будет религией будущего человечества, потому что он учит, как отрекаться, а также как отрекаться от самого отречения. Он учит, как выйти за пределы мира, а также учит, как выйти за пределы самих пределов. Это может показаться парадоксальным, но всё вовсе не так, потому что когда вы выходите за пределы пределов, вы на самом деле, возвращаетесь в мир — круг замыкается.

С Буддой круг остаётся немного незавершённым, нирвана остаётся нирваной, мир — миром, несвязанно. Просветлённый остаётся просветлённым, непросветлённый — непросветлённым, отдельно. Дзен же соединяет и то и другое. Окончательное цветение — это когда человек уже ни непросветлённый, ни просветлённый — не поддающийся никаким определениям. Он живёт в мире, и всё же он в нём не живёт — он стал цветком лотоса.

Станьте цветком лотоса. Оставайтесь в воде, но не позволяйте воде соприкасаться с вами.

Уйти в Гималаи и пребывать в чистоте не так уж трудно — что ещё вы будете там делать? Вам ничего другого не останется, как быть чистыми — но это разновидность беспомощности. Несите свои Гималаи обратно в мир. Сделайте так, чтобы ваши Гималаи были здесь и сейчас, на шумном базаре — это и будет критерием, испытанием. Настоящим критерием будет Мир.

Если вы на самом деле достигли нирваны, вы вернётесь в мир — потому что у вас исчезнет страх. Теперь вы сможете быть где угодно. Теперь даже ад для вас рай, темнота — свет, а смерть — жизнь. Теперь ничто уже вас не совратит. Ваше достижение полное, совершенное, окончательное.

Станьте цветком лотоса!