Введение


Мои родители были евреями. Меня воспитывали без особого рвения в вопросах религии и даже без строгого соблюдения еврейских ритуалов и традиций. То, что я еврей, означало для меня главным образом то, что я не христианин. Христианами были люди, дома которых пахли вареной капустой, тогда как дома евреев пахли ростбифом и французской парфюмерией. Христиане были бедными людьми, а евреи богатыми. Раз в неделю христиане раньше уходили из школы за религиозными наставлениями. В ранние воскресные часы они не могли кататься на роликовых коньках, поскольку должны были идти в церковь. В их домах находились картины, а часто и статуи, длинноволосого человека с печальными глазами, привязанного к кресту, — кровь стекала с его ран; боль, замешательство и покорность читались на его лице. Благодаря нему рождество для них означало нечто большее, чем просто подарки под елкой, а пасха — нечто большее, чем просто охоту за пасхальными яйцами и поедание шоколадных зайцев.

Они называли этого истекающего кровью человека «наш Господь», «наш Спаситель». «Христос, Господь» — должны были мы петь в рождественских гимнах в школе, хотя большинство детей и были евреями. Но слова эти застревали в горле — мы не могли говорить их; произносить их было каким-то насилием над нашим еврейством, святотатством - поэтому посреди песни, когда полагалось петь запретные слова, аудитория вдруг замолкала.

Но втайне я был влюблен в их красивого Христа с печальными глазами. И я стыдился этого. Я не считал возможным даже произносить его имя — как я мог так увлечься им? Но как я желал, чтобы он больше не истекал кровью и не страдал. Этого было слишком много: бесконечная агония его боли. Я хотел бы танцевать с ним, я хотел бы сделать его счастливым... я хотел бы иметь право любить его.

Казалось, надо сделать выбор — или стать христианином, или забыть о любви к Христу. Быть евреем и любить его не представлялось даже отдаленно возможным. Собственное еврейство Христа казалось шуткой. Последней насмешкой этого гонимого избранного народа над христианскими угнетателями было: «Их собственный Бог — еврей!» Мы смеялись над иронической нелепостью этого, чтобы залечить нашу израненную гордость.

В этой серии бесед по притчам Иисуса Бхагаван Шри Раджниш говорит об Иисусе-человеке, об Иисусе-еврее, об Иисусе-революционере, об Иисусе-мистике. Таким образом, он говорит о Христе, но не о христианстве. Он говорит нам, что отцом христианства был не Христос, а святой Павел. Существующая же интерпретация (неправильная интерпретация) принадлежит ученикам Христа, и именно она дошла до нас, и именно на ней церкви построили свой фундамент.

Христос, о котором говорит Бхагаван Шри Раджниш, живой. Это не Христос, всего лишь страдающий на кресте. Это смеющийся Христос, Христос, празднующий и призывающий своих учеников праздновать Существование каждым своим деянием. Бхагаван Шри Раджниш не только дает мне право и, в конце концов, смелость танцевать с Христом, — он показывает мне Христа, танцующего рядом со мной.

Когда Бхагаван Шри Раджниш откликается на притчи Иисуса, то внезапно становится ясным, что говорил Иисус, что он имел в виду. Вы часто ловите себя на том, что снова и снова говорите: «Конечно, конечно» о том, что никогда не случалось с вами. Но благодаря ясному видению Бхагавана Шри Раджниша, благодаря его уникальной возможности сообщать эту ясность другим людям, то, что говорил Иисус, оказывается на самом деле таким простым, таким непосредственным, таким очевидным.

Беседы, содержащиеся в этом томе и в трех других томах серии «Приходи, следуй за Мною», представляют Иисуса в совершенно новом свете. Некто, кто знает, кто привел наконец, в порядок всю его историю. Бхагаван Шри Раджниш многое дал мне. Одним из самых прекрасных даров стал Иисус.

Ма Сатья Бхарти









Главная | Контакты | Прислать материал | Добавить в избранное | Сообщить об ошибке